Liber Loa. Теплая борьба элементалей за правое дело. Кишечник, распоротый проворным Прелати, стружки, шурупы, заусенцы.

Quack und Quuck, die muntern Kerle,

Wuhteln eifrig mit dem Bein.

Doch sie fanden keine Perle:

Was sie fanden, war nur Stein.

Рык локи, распухшая от гнева рука. Засмеялся, пощекотал перстнем шею: "Но будь искусным пчеловодом!".

— Сорок семь добровольцев, надо же. Скальпель, пила, дрель. Добрались до самой сердцевины. Когда же ты сдохнешь, макаронник?

Так легко сбить градус, взболтать колбу, чавкнуть в сердечной сумке. Блеванул на диплимузин, пришел домой счастливый: я принят в ложу кипящей глины, меня щекотал магистр. Керосин юности. Первый градус, но впереди — карьера. Вивр са ви, потаскуха за стеклом, злокачественная пепельница, хруст кофейного автомата, роман стивенсона, сладкоголосая птица. Так мы развлекались в 20 a.s.

"Химическая свадьба, перемены". Доктор-б у подъезда, его драгоценный несессер. Легкое пробуждение: четверг, два часа дня, сад охвачен морозом, нежный огонь в деснах, пробрались отважные муравьи. "Другая жизнь". У порога — журнал в алом пакете, охуительные глаза. Кто ебет таких? Какие-нибудь жидовские карлики из голливуда, "все позволено".

Глоток пастиса, салат, моцарелла, пунцовые помидоры. Твои лопатки, Маринус. Это жестоко, Ю-ю. Приглашение в Бергхоф, принес улыбчивый рында, каскетка, гольфы. "Не волнуйся, это партия в пикет, час не настал". Книга Велиара под влажной подушкой. Ледяные салфетки, ворон на бюсте паллады. Южно-мичиганский проспект молчит, в сгоревших комнатах плетутся сети. "Козни арахны". Мальчики послушно заполняют серебряную книгу, 48 страниц, алые каракули. 15 января, бокал за упокой души искромсанной стервы. Облатка света. Робкие судороги напоследок.

Спалили белую кнопку. Скудные новости из узилища, где томится в славянских оковах пленник. Ein Kind wird geschlagen. Желтая свеча, ломтик фальшивого мяса на блюдце. Ответы на все вопросы. Кто убил? Чья голова? Сколько отверстий? Azt! Чело застилает солнце; золотую колесницу, надрываясь, тянут влюбленные звери. Рога власти, шар чистоты. Помехи в скрипте, не разберешь ничего, стекло забрызгано грязью, джип скачет по непотребной сахаре. Военный аэродром, последняя попытка. Плеснули известью в голландские глаза.

— Ты предал меня, Ю-ю.

Ключи (утверждает Маркопулос) использовались совсем для другого. Это как те спицы, которыми самодовольные отцы ковырялись в сыновних кишках. Помните опрометчивого Анри-Кристофа?

— Потомки дагомейских рабов, что вы хотите. Мы видели, как они впадают в транс в Брюсселе.

19:40. Проснулся в хлеву, вилы, лопаты. Сладкий ток живодерни. Секретный циркуляр в навозной жиже. Персональная копия, на пятой странице оливковой тушью выведено «Khonsu». Расстегнул внизу: Малькут! Твое здоровье, элементарный король! Мы опять копошимся! За твою землянику, за пудру и коренья, за древо эфиров, за смiрть, за рабочие губы, за крест тау, за esiasch, за детские зрачки, за священную голову лэма, за туле, за Ablehnung! We can feel! We can feel!

Спели напоследок my monkey. Гавайские трели.

J'ai pas sommeil.

Существует ли код, способный утихомирить матросов? (Проверить в красном словаре).