Вступил в Wandervogel, лизал укромные дыры, "если ты этим увлекаешься" (произнес с концертной запинкой). Орел из отверженных селений, выклевал мясо на правом бедре, всё ниже и ниже, down and out. Мертвый отпрыск. Жанна Дегрепи, мать уродов. Сахарные кости. Там шифр: если подносить щуп к каждой восемнадцатой букве, откроется новое послание, католический вой. Так мы переписывались еще тогда, в пору макумбы. Учебные фильмы Бальдура фон Шираха, хитрый Квекс с дымящейся залупой. Отрада товарищей по ложе, готов выдирать седые волоски. "Коллекции нет равных", — раскромсал строчку из каталога, приладил в секретный альбом. Для вас, парни.

Переулок — алхимическая книга, дома — выступы жидовских букв, их дротики и шпили, новый свет. Зубы высокомерных надгробий, рифма с челюстью раввина, сожравшего черного козла. Аргентум. Корчма ass and lion, probe and thimble, настырный звонок колокольчика в двенадцать тридцать: последний заказ, джентльмены. Трогал буханку раздутой багровой рукой: синие язвы у суставов, атаковали гренландские черви. Параллельная линия сопровождает пояс венеры хныкающей дуэньей. "Я угощаю", — щипнул тапетку за бледный мизинец. Туфли с грустным кожаным бантом. Butt plug, калифорнийская сбруя. Несуществующие номера: вевельсберг вызывает данциг. Увидел всё, что нужно: шкатулку вождя, его посмертные раны, осколок напильника на канцелярском столе, волоски и обрезки ногтей в пепельнице, змеиное рукоделие в плетеной корзинке. Его ограниченность, его устаревшие песни, его мелкий хуй, дрыгающийся по утрам в кулаке. Место, где уснула белая кнопка, две дырочки от шурупов. Стояли в хулиганском душе, трогали друг друга. Семьдесят пять за час, божеские цены. Фривольный офорт на стене, левая нога короче правой, линия сердца скачет на холм сатурна, падение в distant creek второго ноября. Розовый от побоев, оплеух, затрещин, исполинских прищепок. Потеряли французские буквы. Рассыпанный набор: вертикальная линия на бугре юпитера — склонность к атеизму. Высунул язык, не упустить ни единой капли. Высокомерный жидовский гной. Засунул палец поглубже, но курсант только вздохнул, сжал подушку, даже не пискнул. Планшет с медной пряжкой на стуле, майка ловко сложена, придавлена портсигаром. Их представления о чудесном: «Альбом». Выпросил у товарища велосипед, далеко добираться: холмы, мост над ручьем, изумрудная скрижаль переулков, зеленый дракон в колодце. Здесь, прямо за приемной министерства иностранных дел.

Поздний звонок курьера, рассыпал накладные на лестнице, шнырял "как заяц". Прелати смотрит на секундную стрелку, главное — попасть в розовый пояс, стрела с королевским опереньем в тесной руке. Бездарный ослик, бить его батогами, провернуть в монгольских жерновах. Обычные глаза, обычные зубы, обычное бедро. Чуть длиннее: нос, ресницы. Чуть короче: пальцы на ногах. Хрупкие ногти: до сорока лет, как у мальчишки, потом каменеют. Знак ячменного зерна на связке, концентрические круги, синяя попона. Скрытый марокканским браслетом шрам. Встреча с инструктором перед поездкой в Альпы на шабаш. Паника Маринуса ван дер Люббе, его согбенная фигура в дверях приемной. "Словно принюхивается, ловит глазами изюм".

И все знают эти рваные нитки, плывущие перед глазами: сетчатка не восстанавливается, ебаный кошмар.

Вступил в Wandervogel: двусмысленные рукопожатия, лимонный сок, костер в Экстернштайне, инициалы на березах, ловля смысловых ошибок, "многие понимают неверно". Круглый рот парашютиста, свалка арийских костей. Арестанты с синими залупами, плоскими затылками, стертыми ногами.

(Отвлек голос из Берлина — приглашение на девятое ноября, проформа). Их петушьи ужимки, bent wrist, манометр, некроз.

— Неважно себя чувствую. Взрыв аорты, линия печени прервана в трех местах. Уснул на третий день после смерти любимого львенка, как и предсказывал "Тихо Браге". На паруснике, пойманном штормом. Ноги в цементной бочке на крымском дне. Прокололи заднюю шину, пока он хрюкал в ванной: не уезжай, курсант.