Мне давно уже хотелось побывать на одном из производственных совещаний, которые раз в неделю проводились в питомнике. Надо было получить разрешение от капитана Миансарова. Андрей обещал это устроить. Но ждать мне пришлось довольно долго.

Обычно дня не проходило, чтоб Андрей не забежал ко мне. Вдруг он пропал – не появлялся почти неделю. Я звонил по телефону в питомник, все не мог его застать. Наконец, по моей просьбе, к телефону подозвали Геворка.

– Жив и здоров твой Андрей, – сказал Геворк. – Скоро увидитесь. Чем дольше разлука, тем радостней будет свидание…

Андрей пришел в пятницу после обеда. Было в нем что-то необычное. Он похудел, скулы выдавались еще больше, чем всегда. Мне бросился в глаза его галстук – красный с зелеными разводами. Он не терпел никакой стесняющей одежды, но нацепил в эту жару костюм из желтоватой китайской чесучи, туго зашнуровал белые туфли из лосевой кожи.

– По какому это поводу ты нарядился? – спросил я.

Он покраснел.

– Разве нехорошо? – проговорил он, выкатывая свои и без того выпуклые глаза. – Не всегда же ходить по казарменному…

– Да уж чего лучше! Поставить тебя на витрину, под стекло: образцово-показательный, милиционер Андрей Витюгин в час заслуженного отдыха… – Я был сердит и потому дразнил его. – Где ты пропадал?

Андрей внимательно рассматривал себя в большом зеркале.

– Имел пять суток домашнего ареста, – сообщил он как бы между прочим, протирая одеколоном порезанную во время бритья щеку.

– За что?

– За очеловечивание собачки, – объяснил он очень серьезно. – Правильно дали. Что правда, то правда – я Карая иной раз балую… – Он критически прищурился. – Слушай, нет ли такого способа завязать галстук, чтоб он не топорщился?

Я стал перевязывать ему галстук.

– Ты свободен сегодня вечером? – спросил он. – Не сможешь ли пойти со мной в одно местечко?

Я был свободен. Кроме того, я всегда любил ходить с ним, особенно если мы брали с собой Карая. Но меня интересовало, куда мы пойдем.

– Тут близко, – ответил он неопределенно. – Хорошо будет, если ты переоденешься. У тебя есть, кажется, белый костюм?

– У меня есть белый костюм, – сказал я. – У меня есть десяток галстуков, и среди них можно даже найти красный с зелеными разводами. Но в такую жару я ничего не надену, кроме рубашки с открытым воротом. И если в таком виде я тебе не подхожу, то ты можешь не брать меня с собой.

Он задумчиво посмотрел на меня, потрогал рукой подбородок.

– Ладно… – Удивительно покладистым он был сегодня. – Надень свою рубаху с открытым воротом. Только, если возможно, поскорее. Мы должны еще зайти на часок в питомник. Капитан Миансаров разрешил тебе присутствовать на производственном совещании. Услышишь, как меня будут ругать…

Вопреки ожиданию, на производственном совещании Андрея не ругали. Капитан Миансаров сказал только, не называя фамилий, что в последнее время отмечены случаи неправильного отношения проводников к служебным собакам. Если это не пресечь, то собака в трудную минуту может подвести своего хозяина. Затем он начал разбор дела, которое в питомнике считалось крупной победой. Героем дня оказался младший лейтенант Ашот Енгибарян, получивший по приказу благодарность и денежную премию.

Коротко говоря, дело сводилось к следующему. На одной из окраин города был обворован ювелирный магазин. Кражу обнаружили только утром. На розыск прибыл из питомника младший лейтенант Енгибарян со служебной собакой Русланом.

Следы преступников привели на вокзал и затерялись на перроне. Енгибарян пришел к выводу, что грабители уехали из Еревана по железной дороге. На этом он мог бы приостановить поиск – раз следы прерывались, то собака становилась бесполезной. Преследование грабителей надо было передать в руки других оперативных работников милиции.

– Но младший лейтенант Енгибарян, – торжественно провозгласил капитан Миансаров, – наш Ашот Енгибарян не склонил голову перед трудностями! У него возник остроумный план. «Преступники далеко не уехали», – решил он, и у него были основания так думать: ограбление носило случайный характер, потери ограничивались сравнительно небольшой суммой. Вряд ли так действовали бы преступники, намеревающиеся уехать в дальние края. А раз так, раз преступники находятся поблизости, то собака должна их отыскать!

Ашот Енгибарян начал осматривать все пригородные поезда, которые возвращались из рейса на станцию. Он переходил с Русланом из одного вагона в другой, и всюду Руслан искал потерянные следы. В первый день не удалось добиться успеха. А чем больше проходит времени, тем собаке работать труднее – ведь следы выветриваются.

Но на второй день утром Руслан в одном из только что прибывших вагонов подал голос. Он почуял след преступников. Теперь часть дела была сделана. Однако оставалось самое трудное – выяснить, на какой станции сошли преступники. Ашот Енгибарян поехал на машине вдоль железнодорожной линии. На каждой станции, на каждом полустанке он выводил Руслана и, покружив в тех местах, где люди обычно сходили с поездов, ехал дальше. Следов пока что не обнаруживалось. А на беду начался дождичек. Для розыска это горе – дождь ослабляет запахи.

По счастью, на ближайшей станции Руслан, выведенный из машины, зарычал. Вот он, след! Руслан повел своего хозяина к пустующему строению. И накрыли преступников в тот момент, когда они чувствовали себя в полной безопасности.

– Вот что значит разумно подойти к делу, – заключил капитан Миансаров.

Ашот Енгибарян стал говорить, что именно капитан помог ему разработать весь план. Но Миансаров, махнув на него рукой, уже читал приказ о награждении проводника служебной собаки младшего лейтенанта Енгибаряна премией за проявленную смекалку.

…– Теперь пойдем за мной, – предложил Андрей, когда мы оставили за собой ворота питомника.

Мы шли по улице, и я задавал бесчисленное количество вопросов, а Андрей отвечал на них то утвердительным, то отрицательным покачиванием головы. В результате такой содержательной беседы мне удалось выяснить, что мы идем в дом, где живет девушка, которую я немного знаю.

– Кто такая?

Нет, заранее объяснять не стоит. Как только я увижу ее, так сразу вспомню, потому что, кто ее хоть раз видел, тот никогда не забудет.

Затем выяснилось, что и сам Андрей идет в этот дом впервые, хотя с девушкой он очень хорошо знаком. И вот для чего я ему нужен: если там присутствует кто-нибудь из родни, я должен поддерживать разговор с тетушками и дядюшками и постараться произвести на них хорошее впечатление. Андрей один среди чужих всегда чувствует себя неловко. Если же там никого нет, то я должен сейчас же уйти. Быть может, там произойдет объяснение, которое переменит всю жизнь Андрея.

– Ах вот как! – воскликнул я тоном глубокого изумления. – Как бы это узнать, что за перемены такие готовятся?

Он искоса взглянул на меня, хмыкнул, и мы пошли дальше по улице.

На людном перекрестке шла бойкая торговля цветами. Андрей остановился. Старичок продавец держал свой товар в оцинкованном ведре с водой. Андрей с глубоким презрением осмотрел все эти яркие букетики и, видимо, ни один из них не счел достойным внимания. Он снова хмыкнул. Мы решительно зашагали дальше по улице, застроенной новенькими особняками. Но через несколько секунд он остановился.

– Знаешь что, – попросил он, – купи какую-нибудь из этих штук, что плавают там, в ведре…

Над влюбленными всегда почему-то принято подшучивать. И я не видел причин изменять эту традицию.

– Может быть, все ведро возьмем?

Он испытующе взглянул на меня, так как принял мое предложение всерьез.

– Нет! Зачем нам целое ведро? Достаточно будет одного или двух букетов.

Когда я принес цветы, он не сделал никакой попытки взять их.

– Ну уж нет! – возмутился я. – Твои цветы, ты и неси…

Он вошел в парадное, завернул цветы в газетный кулек и понес его так, как носят семечки или конфеты.

Чем дальше мы продвигались по этой улице, застроенной одноэтажными и двухэтажными коттеджами из розового вулканического туфа, тем Андрей становился озабоченнее.

– Слушай, Костя, – сказал он хмуро, – ты, конечно, очень остроумный человек, и все такое. Но в том доме, куда мы идем, твое гениальное остроумие может не понравиться. Так ты уж будь, пожалуйста, как все люди, – закончил он язвительно.

Я вздохнул и пообещал.

– Мне будет трудно, – сказал я, – сдерживать свою гениальность, но я постараюсь. Твоя девушка, – сказал я смиренно, – видно, очень уж требовательна, если ей могут не понравиться мои шутки.

– Требовательна! – воскликнул он с негодованием. – Пожил бы ты так, как живет она! Ей со всех сторон достается. Прошлой осенью у нее родители умерли, так она оставила медицинский институт и пошла работать.

– Могла бы и учиться, если б захотела. Там дают стипендию.

– Ты же не знаешь, – у нее на иждивении брат. Она его воспитывает. Пусть брат кончит школу, поступит в вуз, тогда и она возобновит учение. Можешь представить себе такую самоотверженность?

– Нет, нет, не могу, – сказал я.

Андрей с подозрением взглянул на меня. Но, начав говорить на эту тему, он уже не был в состоянии остановиться. Он с восхищением покрутил головой.

– Ну и брат у нее!.. Этот парень, я тебе скажу, – он свое возьмет. Академиком будет.

– Ты знаешь его?

– Нет, она рассказывала. В уме какие хочешь числа множит, стихи сочиняет. Голова у него, дай бог!

– Да, – сказал я, – каждому бы такого родственничка…

Он бросил на меня быстрый взгляд – и умолк.

Мы подошли к розовому домику, – он стоял за железной оградой, заслоненной деревьями.

– Здесь?

– Да, это здесь! – торжественно проговорил Андрей.

– «Привет тебе, приют священный…» – запел я.

– Слушай! – Андрей с сомнением взглянул на меня. – Может быть, ты вообще не пойдешь? Возвращайся-ка лучше домой.

– Нет уж, извини! – возразил я с возмущением. – Человека вытаскивают из дома, заставляют одеваться, бриться. А теперь – «иди домой»! Где ж справедливость?

– Ладно, – угрюмо согласился Андрей. – Я так просто сказал. Пойдешь. Только веди себя сколько можешь прилично.

По чистенькой деревянной лестнице мы поднялись на второй этаж. Андрей долго рассматривал дверь и улыбался. Звонок был на виду, на своем обычном месте, а мой друг все не мог найти его. Тогда я протянул руку и нажал кнопку. Андрей нахмурился.

За дверью послышались громкие голоса, потом прозвучали легкие шаги. Нам открыли. На пороге стояла черненькая девушка – черные волосы, черные глаза, смуглое лицо, белым было только ее платье. Конечно, я сразу узнал ее. Это была моя спутница по прошлогоднему переходу через гору Капуджих – Ева Жамкочян. И она меня узнала. Я хотел было сказать что-нибудь веселое: мол, гора с горой не сходится, а турист с туристом обязательно сойдутся. Но в этот миг я заметил кое-что – и сбился. Во-первых, я заметил, что у Евы заплаканные глаза, а лицо смущенное и растерянное; во-вторых, что Андрей глупо улыбается и излучает сияние и потому не может увидеть и понять, что мы пришли не вовремя. Он неловко разрывал кулек, пытаясь достать свои цветы, но я остановил его.

– Кажется, – сказал я, – нам лучше явиться в другой раз…

Андрей с великим удивлением уставился на меня.

– Нет-нет, – проговорила Ева, – вы останетесь. Но у нас случилась беда. Бывает горе, бывает простая неприятность. У нас – неприятность… – Она попыталась улыбнуться, но губы у нее дрогнули. – Нас обокрали.

В то время я, обогащенный рассказами Андрея, считал себя специалистом по раскрытию всякого рода преступлений.

– Ну, если так, – снисходительно сказал я, – то мы обязательно войдем.

Ева привела нас в большую круглую комнату. На стенах висели ковры. Тут толпилось много людей – видимо, соседи. На все лады обсуждалось происшедшее событие.

Кража была довольно серьезная и, главное, непонятная. Днем в доме производилась уборка. Вещи вынесли в коридор. И вот отсюда, из коридора, воры похитили два чемодана с платьями, бельем и отрезами материи. Самое странное заключалось в том, что Ева все время держала дверь на запоре, замок оказался целым, а никто из посторонних в квартиру не заходил.

– Здесь, наверняка, отмычка поработала, – говорили соседи. – Надо было вам сделать цепочку, как у нас сделано.

– Никакая цепочка не поможет, если нет у людей осторожности, – говорили другие. – Как же это вы не услышали? Ведь, главное, все дома были!

– И откуда берется это жулье? – возмущался инженер, которого я сразу узнал: он часто печатал статьи в нашей газете. – Ведь это не от нужды. Работы сколько угодно. Мы вот строим гидроэлектростанцию, так можем принять хоть сейчас тысячу человек. И специальность даем, обучаем… – Он повторял это, переходя от одной группы к другой.

Соседи оценивали стоимость похищенного имущества. Пропало все лучшее из того, что оставили Еве и ее брату их покойные родители.

– Ничего, ничего, это не так важно, – говорила Ева и храбро улыбалась. – Это не горе, это только неприятность.

Я принялся разглядывать присутствующих. У окна стоял сутулый юноша лет семнадцати-восемнадцати. Двумя пальцами он неумело прижимал к черным тонким усикам папиросу, то и дело ладонью приглаживая длинные волосы, расчесанные на пробор. На мизинце левой руки он носил красный наперсток. Я показал Андрею на этот наперсток. Андрей недобро усмехнулся:

– Ноготь, значит, отращивает. Красоту находит в том, чтоб у него ноготь на мизинце был длиннее, чем у других людей. Это же стиляга! Посмотри на его ботинки… – Ботинки этого юноши возвышались на подошве толщиной в два пальца и были разукрашены немыслимыми узорами. – Посмотри на эти усики! – пробурчал Андрей.

Усики были как две ниточки с черной катушки.

Ева увидела, что мы разглядываем юношу, шепнула:

– Это мой брат.

Андрей с удивлением переспросил:

– Вот этот?

– Да, это Арсен. Я потом вас познакомлю.

Мы с Андреем переглянулись, помолчали.

– Так, – сказал Андрей. – Хотелось бы в точности узнать, что же все-таки украдено?

Выяснилось, что Арсен, перед тем как вытащить чемоданы в коридор, достал из них, по счастью, два отреза. Эти отрезы были предназначены ему на костюмы. Таким образом, в чемоданах остались главным образом вещи Евы.

– В театр не в чем будет зимой пойти, – сказала Ева с деланно беспечной улыбкой и пожала плечами.

Кто-то из присутствующих посоветовал вызвать сыскную собаку.

Арсен пренебрежительно усмехнулся:

– Стоит ли? Эти собаки ничего не находят. Но за вызов, говорят, надо очень дорого платить. – Он стряхнул пепел и развинченной походкой пошел к столу, чтобы бросить окурок в пепельницу. – Кража – не смерть, – сказал этот юнец с мудрой усмешкой. – Переживем и забудем.

Он явно старался казаться старше своих лет.

– Нет, мы все же попробуем поискать, – мягко проговорил Андрей. – Вот я сейчас приведу собаку…

– Позвольте! – высокомерно возразил юноша. – Я не знаю, кто вы и что вы… Но дайте уж хозяевам самим распоряжаться в своем доме! Я вовсе не хочу, чтобы Ева из своего заработка платила за эту бесполезную собаку. Можно подумать, что она очень много зарабатывает!

– Платить ничего не придется! – отрезал Андрей и потянул меня к выходу.

Мы быстро прошли к трамвайной остановке.

– Что-то по твоим рассказам я себе этого братца совсем иначе представлял, – говорил я, едва поспевая за Андреем. – Во-первых, выглядит старше, чем я думал…

– Ты по внешности не суди. Мальчишки всегда прибавляют себе солидности.

– Ноготь отращивает в наперсточке… Это уж, знаешь, не внешность, а характеристика!

– Мы в такси сядем! – оборвал меня Андрей и жестом подозвал свободную машину, которая проезжала мимо.

Через двадцать минут мы уже ехали обратно. На этот раз с нами был и Карай, удобно расположившийся на мягком сиденье. При всей суровости режима, существовавшего в питомнике, при всех спартанских принципах тамошнего собачьего воспитания этот пес умел ценить комфорт…

Возле розового домика нас поджидал Арсен. Он по-прежнему неумело прижимал к черным усикам папиросу.

– Одну минуту, – сказал он и с опаской поглядел на Карая. – Собака не кусается?

– Не надо трогать – не укусит.

Арсен отодвинулся подальше.

– Только что я узнал от Евы, что вы работаете в собачьем питомнике, – объяснил он. – Но Ева не может принимать от вас такие услуги. Сколько это будет стоить? Может быть, слишком дорого?

– Это ничего не будет стоить.

– Почему? Назовите цену! Я или заплачу, или откажусь.

Андрей засмеялся и направился в дом. Юноша шел сзади, пожимая щуплыми плечами.

– Ты лучше думай о том, как облегчить поиск, – говорил ему Андрей, поглядывая через плечо назад. – В коридоре, наверно, натоптали так, что и след не возьмешь…

– Да, там натоптано, – согласился Арсен. – А что, разве такая собака не умеет искать в людных местах?

– Ну, труднее, меньше шансов на успех, – сказал Андрей. – Ты давно куришь? – вдруг спросил он.

Юноша высокомерно усмехнулся:

– Курю…

– Нет, я потому спрашиваю, что не получается у тебя. Даже и держать папироску как следует не умеешь. И вредно это в твоем возрасте. Сколько тебе лет?

– «Моя милиция меня бережет»! – враждебно сказал Арсен.

– Ты не сердись. Ноготь этот длинный, он тебе для чего нужен? – Андрей насмешливо прищурился. – Может, скажешь – для занятий?

– Да, ноготь, представьте себе, мне нужен для занятий.

– Ботиночки тоже у тебя… – Андрей покрутил головой.

– Да, и ботиночки у меня есть, это вы правильно заметили, товарищ милиционер!

Андрей уловил в его голосе вызывающую интонацию, нахмурился.

Мы вошли в дом. Все притихли, когда появился Карай. Ему торопливо уступали дорогу, а он словно и не замечал людей.

Ева, округлив глаза, показала нам место в коридоре, где стояли украденные чемоданы. Карай уже понял, что предстоит работа. Всегда в таких случаях им овладевала целеустремленная сосредоточенность, он переставал суетиться и даже по сторонам не глядел. Что ему теперь до людей, до вкусных запахов, до незнакомой обстановки! Он только терся рыжеватым боком о ногу хозяина, чтобы обратить на себя внимание: не пора ли начинать работу? Андрей подвел его поближе и приказал взять след.

– Эти собаки не очень-то находят, – произнес вдруг Арсен. Он стоял у окна и усмехался. – И даже они часто ошибаются. Смешно было бы, чтобы она нашла. Она просто кинется на первого попавшегося – вот и вся ее работа.

– Ну, посмотрим, – добродушно отозвался Андрей. Он любил, когда перед началом работы ему предсказывали неудачу. Торжество было тем сильнее, чем больше выражалось перед поиском сомнений и недоверия.

Карай потянул носом и забеспокоился.

– Откройте дверь! – попросил Андрей.

Дверь открыли, но это оказалось излишним. Карай не пошел к выходу. Он повертелся на месте, внезапно с грозным рычанием набросился на Арсена и загнал его в угол. Только туго натянутый поводок спас юношу от этой яростной атаки. Карай повернул к хозяину свою острую морду, как бы говоря: «Вот я сделал свое дело – нашел преступника. Бери его, хозяин! А мне дай сахару…» Так уж повелось, что после каждого удачного поиска Андрей подкармливал его сахаром.

Я никогда еще не видел Андрея таким сконфуженным. Он тянул к себе поводок и ни на кого не смотрел. Но даже и теперь он не ударил собаку, как это делают некоторые проводники в минуту злости. Он только подтянул Карая к ноге и шепотом приказал ему:

– Молчать!

Арсен словно прилип к стене. Он был возмущен до предела. И, хотя его папироса упала на пол, он все еще прижимал два дрожащих пальца к своим черным усикам.

– Что же это такое! – заговорил он обиженным и совсем уже детским голосом. – В своем же доме… Уберите эту собаку! Я хочу выйти на улицу.

– Да-да! – с упреком сказала Ева. – Дайте же ему выйти. Эта собака такая страшная… Любой испугается!

– Кто испугался? – фыркнул юноша. – Я, что ли, испугался? – Он подождал, пока Андрей схватил Карая за ошейник, и после этого вышел из угла. – Подумаешь, обыкновенный глупый блохастый кобель!

Андрей молчал.

Мальчишка вышел в парадное, но я заметил, что он не спустился по лестнице, а остановился на площадке. Пришел мой черед вмешаться в это дело…

– В коридоре слишком уж натоптано, – сказал я. – Наверно, когда хозяева узнали о пропаже чемоданов, то бросались искать их и туда и сюда. Собака взяла следы последних ног, которые тут ступали. Давайте попробуем еще раз.

Андрей вопросительно взглянул на Еву. Она кивнула головой и мягко улыбнулась. Значит, не сердится! Андрей весело заговорил:

– След, Карай, след!

С величайшим рвением Карай уткнул свой мокрый нос в угол, долго принюхивался и наконец, полный решимости, обернулся к выходу. Теперь-то уж он не ошибется! Однако он не пробежал и трех шагов, вопросительно посмотрел на хозяина и вдруг принялся – не от души, а как бы нехотя, по обязанности – облаивать Еву.

– Собака безошибочно находит преступников! – насмешливо крикнул Арсен из парадного и помахал в воздухе своим красным наперстком.

Андрей только засопел, но ничего не ответил. Видимо, Ева поняла его состояние.

– Что ж такого, – ободряюще проговорила она, – мы с Арсеном все равно не надеялись вернуть то, что пропало. Пожалуйста, вы не расстраивайтесь!

– Нет, я надеялся! – с вызовом сказал Арсен. – Но теперь я перестал надеяться.

Андрей властно взял Карая левой рукой за ошейник и повел к выходу. Я шел позади и шептал:

– Неудобно! Что ж, мы так и уйдем, ничего не сделав?..

В эту минуту я чувствовал себя ответственным за все розыскное дело в нашем городе. Сам капитан Миансаров не мог бы страдать больше, чем я.

Но, оказывается, я плохо знал Андрея.

– Кто уйдет? – воскликнул Андрей, и я увидел, что в его серых глазах засветилось упрямство. – Поиск не кончился, а лишь только начинается, к вашему сведению.

Мы вышли в парадное. Я не знал, что задумал мой приятель, и собирался сойти по лестнице. Но он остановился. Тут я увидел, что он осторожно подмигнул мне. Это должно было означать, что мы с ним знаем нечто такое, чего не знает никто из окружающих. Он явно переоценивал мои силы, но я на всякий случай мигнул ему в ответ и закивал головой. Он шепнул:

– Дело, как видно, будет серьезнее, чем мерещилось вначале.

Я ничего не понимал, но все же сделал понимающее лицо и еще раз со значением мигнул: мол, я согласен, что дело будет серьезное.

Андрей приказал Караю обнюхать площадку.

– Ага! – заговорили соседи, которые все высыпали из своих квартир и, надо сказать, мешали нам, принимая слишком горячее участие в организации поиска. – Теперь-то уж пес почуял. Смотрите, как внюхивается! Ведите его, товарищ проводник, а то он новые запахи почувствует и опять собьется.

– Граждане, граждане! – укоризненно сказал Андрей. – Поверьте, что в этих делах я, хотя, может, и не на сто процентов, но все же разбираюсь. Дайте уж мне руководить служебной собакой.

Он заставил Карая обнюхать последовательно одну за другой почти все ступеньки, а сам при этом внимательно наблюдал за поведением собаки.

– Понимаешь? – спросил он у меня, когда Карай заворчал и натянул поводок.

Я все еще ничего не понимал…

Мы вышли на улицу. Карай потянул. Я думал, что нам, как всегда в таких случаях, придется бежать за ним. Но, вопреки обычаю, Андрей его сдерживал и все глядел по сторонам.

– Куда девался этот Арсен?

– Вот уж не знаю, – сказал я. – Ты лучше объясни, почему это ты так значительно глядел на меня в парадном?

– Почему глядел? – Андрей усмехнулся. – Потому что люди, которые взяли чемоданы, – они даже не заходили в квартиру. Я думал, что тебе это понятно.

– Откуда ты знаешь?

Андрей ответил серьезно:

– Это мне Карай доложил. Они стояли за дверью на лестничной площадке и ждали, пока им вынесут чемоданы.

– Кто вынесет?

– Вот это нам предстоит установить, – уклончиво проговорил Андрей и огляделся по сторонам.

Мы шли теперь мимо зеленого сквера. На нас пахнуло прохладой. За сквером начинались многоэтажные дома, магазины с зеркальными витринами. По асфальту сновали автомашины. Карай рвался вперед, но ему мешал укороченный поводок.

– Да пусти ты его, а то он след потеряет.

– Не потеряет, – возразил Андрей и опять оглянулся.

Мне показалось, что он кого-то ждет. Но кого? Может быть, он вызвал милиционера, который должен усилить нашу группу?

Тот, кого ждал Андрей, появился неожиданно. Из подъезда монументального пятиэтажного дома, стоящего за сквером, вышел Арсен и, слабо, вымученно улыбаясь, направился к нам. И следа не осталось от былой его наглости.

Я думал, что Карай опять кинется на него. Но Карай шел по другим следам и не обратил на этого мальчишку никакого внимания.

– Постойте… – Арсен несколько раз подергал тощей шеей, словно хотел проглотить непомерно большой кусок. – Дальше не ходите, пожалуйста…

– Почему же? – строго спросил Андрей, сдвинув выжженные солнцем брови.

– Я вам все объясню, но зайдемте сначала в этот подъезд. Если меня увидят с вами, это будет нехорошо…

– Пойдем, – угрюмо согласился Андрей. – Ну? – проговорил он, когда мы все оказались в недавно отремонтированном парадном, где пахло мелом и олифой.

– Вас никто не приглашал! – с ненавистью заговорил Арсен. – Вы сами навязались…

– Ты осторожнее выбирай выражения!

Карай уловил угрожающую интонацию в голосе хозяина и глухо заворчал.

– Да, да, да, вы сами навязались! – упрямо повторил Арсен, но отошел все же в сторону – так, чтобы я оказался между ним и собакой. – Вам что надо? Вы хотите сделать приятное моей сестре Еве? Так вы знайте, что если вы найдете эти чемоданы, то ей будет совсем не приятно… – Он облизнул пересохшие губы и с вызовом добавил: – И даже наоборот! Ей будет большое горе, если она узнает, как произошла кража. – Он поднял на нас глаза, в них стояли слезы. – Нету этих чемоданов, и всё! Не у вас украли. А мы с Евой это переживем. Вы в нашу жизнь не вмешивайтесь!

Я смотрел, слушал и удивлялся: вся напускная солидность слетела с Арсена. Перед нами был теперь худенький и жалкий подросток.

– Мальчишка! – гневно сказал Андрей. – Говори же все до конца. Что ты трусишь?

– Я не трус. Мне нечего говорить… И вы меня не оскорбляйте!

– Ну, слушай, я скажу! Ты открыл им дверь и передал из рук в руки чемоданы.

– Ничего подобного! – закричал Арсен.

– Ну, не ври. И знаешь, что самое противное? То, что свои личные вещи ты все-таки предварительно вытащил из чемодана. Пусть страдает сестра!.. Видишь, – Андрей толкнул меня локтем в бок, – он чувствует, что попался, так хочет свою слабость обратить в силу: не говорите, мол, Еве, ей будет горько… Вот его козырь! Папа был жив – его баловали. Как же, наследник! Мать баловала, сестра балует, жизнь за него кладет. Внушили ему, что он гений, – видишь ли, числа в уме множит! А того не видели, что он на всем свете, кроме самого себя, никого не любит. Да еще трус… Ну, говори, в чьи руки ты попался?

Арсен осторожно выглянул на улицу, потом вернулся в подъезд и сел на мраморную ступеньку широкой лестницы. Он упрямо сжал губы и отвернулся.

Меня все это возмутило.

– Вот сообщить бы об этих делах в твою школу!

– Сообщайте.

– И надо бы! Только твою сестру жалко.

– А вы не жалейте. В школе вам скажут, что это их не касается, только и всего…

Он явно наслаждался нашим замешательством.

– Почему это – не касается?

– Школа отвечает за своих учеников… – Он не торопясь закурил и выпустил дым колечком. – Я уже год не учусь. И Ева знает. Так что можете сообщать…

Андрей все теснее сдвигал свои светлые брови, скулы у него шевелились и подергивались.

– Ева бросила свою учебу ради того, чтобы ты учился, – произнес он медленно. – А ты, значит, не учишься?

– Нет. И она знает. После того как она бросила – и я бросил. Сначала ей не говорил – жалко было. А потом она узнала…

– Почему же ты не учишься?

Арсен пренебрежительно фыркнул.

– Если бы я захотел, то лучше всех учился! – сообщил он с таким видом, словно это была установленная и многократно проверенная истина. – Очень мне нужно! Может быть, я подготовлюсь и прямо в вуз поступлю.

– Да, – с горечью сказал Андрей, – ты же гений… Ну, теперь говори, с кем это ты связался.

Арсен снова поднялся, подошел к двери и выглянул на улицу. Вероятно, он увидел там что-то обнадеживающее. На последний вопрос Андрея он не стал отвечать, насмешливо посмотрел на нас и пошел по улице своей развинченной походкой.

– Стой! – приказал ему Андрей. – Вернись!

Мальчишка нагло помахал нам рукой:

– Все, что здесь говорилось, будем считать шуткой, товарищи милиционеры…

– Вернись!

Арсен продолжал идти своей дорогой.

Тогда Андрей снял поводок, и Карай в два прыжка догнал мальчишку. Пес, слегка приподнимая верхнюю губу и показывая клыки, теснил его назад к парадному.

– Возьмите свою собаку! – крикнул Арсен, отступая шаг за шагом. – Возьмите собаку! – Он вернулся в подъезд и злобно взглянул на нас.

– Тебе, видно, очень хочется попасть в милицию за соучастие в краже? – спросил Андрей.

– Нет, не думайте и не надейтесь – вы мне ничего не можете сделать! Я отдал свои вещи, а не чужие. Такой статьи нету, чтобы меня за это судить. Человек имеет право распоряжаться своим собственным имуществом.

– Видишь, – сказал Андрей, – он уже и уголовный кодекс знает, все статьи изучил! К воровской карьере готовится. Он только не понимает, что изображает из себя такого труса, какого еще свет не видел, и такого дурака, что мне даже противно на него смотреть…

– Не смотрите! – взвизгнул Арсен. – Что вы меня здесь держите? Меня только одна Ева может обвинять. А она не будет! А вас в милиции даже и слушать не захотят.

Он решительно шагнул к выходу, но Карай стал у него на пути и зарычал.

– Не торопись, – спокойно сказал Андрей.

Арсен скрипнул зубами.

– Вы думаете, я очень боюсь, что вы скажете Еве? Говорите, пожалуйста! – Он отвернулся к стене, плечи у него задергались, и он умолк.

– Попал в руки каких-то бандюг, – прежним спокойным голосом продолжал Андрей, как будто ничего не случилось. – Его повели в ресторан, разок-другой угостили. Всегда так делают. Вот, мол, какая у нас красивая и легкая жизнь. Много ли мальчишке надо? Он глуп, ему это понравилось. Стал играть с ними и, конечно, проигрался. Надо платить, а платить нечем. Вот он уже и завербован. А тут еще пригрозили, что призовут к расчету. Знают ведь, что имеют дело с трусом. Сказали: «Отдай, что есть из вещей!» Он и отдал. Так я говорю или нет? – Андрей чуть тронул парня за локоть. – Много ли проиграл?

Худенькие плечи мальчишки еще сильнее задергались.

– Ну, я и сам знаю, что правильно говорю. Сейчас плачет, а то каким наглым был! Не хотел, чтобы собаку приводили, – ведь это грозит разоблачением. «Эти собаки никогда ничего не находят»! А сам дрожит: вдруг найдет собака! Перед сестрой все-таки стыдно, перед людьми стыдно. Отец ему свое доброе имя передал, а он это имя испоганил.

– Я не испоганил! – прошипел Арсен.

– Нет? Ну, объясни, чем ты прославил это имя? Может, хорошей учебой? Или сестре помогаешь жить, работать, дом вести?

Я решил вмешаться в этот разговор:

– Оставь его. Лучше скажи, на что он мог надеяться после того, как мы привели Карая?

– А вот надеялся, что собака не найдет. Сам все время следил за нами – видит, что мы идем правильно, и дал знать своим дружкам: спасайтесь, мол, а то можете попасться!.. Эй, почему ты это сделал?

Арсен даже не шевельнулся.

– Из той же трусости! – подождав, объяснил Андрей. – Боялся – бандюги обвинят его, что он их выдал. Ему мужчиной предстоит быть, а он заяц! Ведь если он к нам вышел из этого парадного, так лишь потому, что мы очень уж приблизились к тому месту, где спрятаны чемоданы. А то бы он ни за что не вышел. И в парадное нас завел, чтобы его друзья успели перепрятать чемоданы в другое место. Ты обратил внимание, что он все время выглядывает на улицу? Это он высматривает – унесли чемоданы или еще нет? И при этом ему, молокососу, кажется, что нам ничего не понятно! Как ты видишь, теперь он опять начал наглеть. Это означает, что чемоданы уже перепрятаны.

– Это они мне так велели сделать – задержать вас… – шепотом проговорил Арсен.

Лицо у него было таким заплаканным, беспомощным, что мне на минутку стало жалко: ну ребенок, мальчишка! Но Андрей, казалось, не почувствовал никакой жалости.

– Вот мы уходим, – жестко сказал он, – вернемся с чемоданами! А ты жди нас здесь. И, если не хочешь, чтоб тебе было плохо, ни шагу из парадного!

И мы ушли. Андрей повел собаку к тому месту, где нас встретил Арсен. Тут Карай снова взял след. Я стал упрекать Андрея: уж если он знал, что жулики уносят чемоданы, чтобы перепрятать их, то надо было действовать, а не тратить время на разговоры с Арсеном.

– Ничего, – отбивался Андрей, – чемоданы от нас не уйдут!

Видимо, в нем говорило сейчас чувство мастера-виртуоза, который подчас усложняет слишком простую работу, чтобы затем сделать ее с поражающим эффектом. Капитан Миансаров называл такие поступки пижонством.

– Смотри, Андрей, – предостерег я, – как бы нам не пожалеть об этом потерянном времени.

Карай тянул нас наискосок через дорогу.

На другой стороне улицы стоял старый дом, огороженный каменным забором. Дом безусловно подлежал сносу, но пока еще жил в окружении многоэтажных зданий из розового туфа. Карай ударил передними лапами по деревянной калитке и ворвался на маленький дворик, распугав возившихся тут кур. Дворик был чисто подметен. Под тутовым деревом стояла широкая тахта, сбитая из досок. Карай кинулся к этой тахте.

Яростный собачий лай вызвал из домика хозяина – невзрачного старика с перевязанной щекой. Старик кротко осведомился, что нам здесь надо.

Андрей заглянул под тахту и выпрямился:

– Давно унесли чемоданы, которые лежали под этой тахтой?

– Какие чемоданы? – удивился старик.

– Не знаете?

– Не знаю, товарищ. Откуда мне знать?

– Не знаете – надо будет объяснить. Вот на суде вам и объяснят, что значит скрывать краденые вещи.

– Почему краденые? – заволновался старик. – Знакомые ребята принесли, положили под тахту. А я даже крышку не поднимал у этих проклятых чемоданов. Какое мне дело?

– Что за ребята? Имена давайте!

Старик смутился:

– Кто их запомнит? Может, Серен… может, Шихан… Мало ли сюда людей ходит!

– Ну, хватит! – Андрей рассердился. – Дожил до старости, а чем занимаешься – жульничеством! При этом врешь, ворюг покрываешь! Старый пакостник ты, а не человек!

– Ай, напрасно, товарищ… – Старик прикрыл глаза и замотал головой на длинной, тонкой шее. – Ай, напрасно, напрасно… Зачем обижать?

Андрей махнул рукой и вывел собаку за порожек.

– След, след, Карай! – говорил он.

И наш Карай, жадно принюхиваясь, потянул за угол, в маленький переулок. Мы побежали за ним.

– Ты не опасаешься, что этот старый жулик удерет? – спрашивал я.

– От своего дома не уйдет, – спокойно отвечал Андрей. – Ведь дом-то он с собой не унесет… Хитрый старик, да он давно у нас на примете!

Карай заскочил в проходной двор, за которым начинался огороженный пустырь. Тут должны были строить новое здание. То и дело мы натыкались ни груды камня, песчаные насыпи. Андрей кричал мне: «Не отставать!»

Но разве угонишься за Караем! Я остановился возле груды толченых камней, как вдруг увидел, что Андрей отстегивает поводок у Карая.

– Стой! – кричал Андрей.

В конце пустыря я увидел двоих людей. Каждый из них тащил по чемодану.

– Стой! – еще раз крикнул Андрей и спустил Карая.

Пес пошел крупными прыжками, пригнув к земле свою огромную голову с прижатыми к затылку ушами. Он бежал молча – так идет на задержание преступников только очень тренированная, уверенная в своих силах собака. У Карая был безошибочный прием: с разгона он бил врага в грудь или в спину могучими передними лапами, валил с ног и садился на него верхом. Тут уж он не скупился на лай, на яростное рычание…

Один из преследуемых обернулся, бросил чемодан и полез через высокий забор. Другой попытался перекинуть через забор чемодан, но не смог. Он выхватил финский нож и, держа его в зубах, тоже полез на забор. Я понял, что это значит: если Карай возьмет барьер, – а такую высоту он взял бы без труда, – его будет ждать по другую сторону забора лезвие острого ножа. Но и Андрей понял это.

– Назад, Карай! – крикнул он.

Запыхавшись, мы подбежали к тому месту, где валялись брошенные ворами чемоданы. Я заглянул сквозь щелку забора – никого уже не было видно.

– Так, – с облегчением вздохнул Андрей, – еще минутка – и упустили б чемоданы. Был бы я и вправду пижоном.

– Так и так пижон, – заявил я. – Воры-то ушли!

Он нахмурился, хотел рассердиться, но свойственная ему справедливость и на этот раз восторжествовала.

– Ну, верно, – сказал он виновато. – Вышли б мы пораньше – и захватили их. Будет мне теперь от капитана Миансарова!

– Да откуда он узнает? Ты же не на работе. И не думаешь ведь ты, что я ему расскажу!

– Нет, зачем… – Андрей мягко улыбнулся. – Я сам скажу ему!

Он взял собаку на поводок:

– Только еще не все кончено. Ты побудь здесь около чемоданов. Я скоро вернусь…

Он пришел через полтора часа – спокойный, как всегда, но растрепанный и усталый. За это время я, сидя на чемоданах возле кучи битого камня, выучил наизусть все слова и цифры, которые были написаны на моей папиросной коробке. Никакой другой литературы у меня под руками не оказалось. Я проклял все чемоданы, которые пропадают, и всех сыскных собак на свете, которые эти чемоданы разыскивают. Когда пришел Андрей, я был очень зол. Он понял это и, не дожидаясь упреков, сообщил:

– Рецидивисты. Вот в какую компанию попал этот мальчишка!

Моя злость сразу прошла.

– Ты поймал их?

– Одного задержал. Главное дело было, что мне пришлось его в отделение вести… – Он нагнулся и подхватил чемодан. – Пойдем побыстрее, а то мальчишка засохнет в том подъезде.

– Ты думаешь, что он еще не ушел?

– Не бойся. – Андрей подмигнул. – Ждет.

Арсен сидел на нижней ступеньке лестницы. Он уже не плакал, но в лице его была какая-то обреченность. Он даже не удивился, когда увидел чемоданы.

– Оставьте меня, – сказал он тихо. – Мне домой нельзя идти.

– Пойдешь, – возразил Андрей. – Ты пойдешь с нами. Поднимайся, ну-ка!

Арсен встал. Лицо его исказила усмешка.

– Вы меня еще не знаете… – начал он. – Если я что-нибудь задумал…

Но Андрей не стал его слушать. Мы пошли вперед, унося чемоданы, и мальчишка поплелся за нами.

– Я не могу идти домой! Слышите? – вдруг крикнул он. – Мне будет стыдно… соседи узнают… Вы слышите или нет?

Андрей остановился возле столба с объявлениями. Я думал, что он хочет переложить чемодан из одной руки в другую. Но он стал присматриваться к объявлениям.

– Вот! – проговорил он с удовлетворением и поманил Арсена к себе. – Вот что тебе надо!

Крупный строящийся завод извещал о наборе рабочей силы. Принимались и неквалифицированные рабочие – на заводских курсах они могли получить квалификацию.

Арсен прочитал и попытался улыбнуться.

– Это вы мне предлагаете?

– Именно!

– Что же я буду там делать?

– Как – что? Камни таскать, тачки возить, бетон замешивать. Там есть вечерняя школа. Поступишь на учебу без отрыва от производства.

– Вы что, смеетесь? – возмутился Арсен. Но, увидев недоброе лицо Андрея, умолк. – Для чего это вам надо?

– Это надо тебе, а не мне.

Арсен угрюмо пожал плечами:

– Очень уж вы распоряжаетесь…

Мы двинулись дальше. Но вскоре Андрей снова остановился. На этот раз – возле парикмахерской. Он достал пять рублей и протянул Арсену:

– Пойди постригись. Наголо. Лучше всего – побрей голову.

Арсен мрачно сказал:

– У меня есть деньги. Но я оставлю чубик спереди. Я всегда оставляю чубик…

– Нет! – непреклонно отрезал Андрей. – Все сбривай, наголо. Подожди, я вместе с тобой пойду.

И он ушел, снова оставив на мое попечение чемоданы да еще в придачу Карая. В парикмахерской он пробыл довольно долго, а когда вышел оттуда, то сообщил:

– Бреют наголо.

– Ты герой, – сказал я.

Мы не стали ждать Арсена, взяли такси и поехали. И снова Карай лег на мягкое сиденье.

Когда Ева открыла нам дверь, Андрей молча внес в переднюю оба чемодана. Мне он не доверил ни одного из них. А ведь с пустыря я нес этот тяжелый чемодан, и он даже не думал взять его у меня…

Ева что-то говорила, смеялась, звала нас пить чай. Но, оказывается, – так, во всяком случае, утверждал Андрей, – мы не могли остаться…

– Андрей, – девушка потупилась, – вы моего брата не видели?

По тому, как был задан этот вопрос, я почувствовал, что она хочет узнать больше, чем спрашивает.

– Арсена? – переспросил Андрей. – Нет, мы его не видели. Но я думаю, что скоро он будет дома. Вероятно, сейчас явится.

– Он хороший мальчик, – робко сказала Ева. – Может быть, немножко избалован…

– Да, пожалуй, что есть немного, – вежливо согласился Андрей.

Ева никак не могла успокоиться:

– Понимаете, я не хотела говорить, но я недавно узнала, что он бросил школу. – У Евы дрогнули губы. – В этом я виновата…

– Вы ни в чем не виноваты! – Андрей ласково взял ее за руку. – И все теперь будет хорошо. Ни о чем, прошу вас, не тревожьтесь…

Я оставил их. Мне пришлось довольно долго ждать Андрея в парадном. Мимо меня прошмыгнул Арсен. Я попытался заговорить с ним, он не ответил. Наконец появился Андрей, и мы – в который уже раз! – вышли из этого дома на улицу.

Андрей повертел перед моим носом красным наперстком.

– Я срезал ему ноготь! – объявил он с торжеством, как объявляют о большой победе, и бросил наперсток в урну.

– Для начала и это дело, – сказал я.

– А что! Мальчишка еще будет человеком!