БУМАЖНИК

Мальчика, с которым Андрей разговаривал у ворот питомника, звали Володей. А попросту – Вовкой.

Но это было пять дней назад. Сейчас никого не интересовало его имя. У него была только кличка – «Скелет».

Если бы ему сказали, что не пройдет и недели, и он попадет в Армению, в страну, где большинство жителей разговаривает на непонятном ему языке, и будет продавать семечки мужчинам, женщинам и детям, идущим в зоопарк, он в это не поверил бы. Ни в коем случае! Продавать семечки? Он сказал бы, что такие превращения бывают только в злых сказках. Разве может жизнь человека так страшно перемениться за каких-нибудь сто часов?

А пять дней назад он жил прекрасно. У него была даже своя маленькая комната в одноэтажном домике. И прямо перед окном стояла зубчатая заснеженная горная вершина. Вообще-то до горы надо было идти километров двадцать, но в ясный день, когда она четко вырисовывалась на небе – белое на голубом, – казалось, что ее можно тронуть рукой. А если выскочить из дома, то через восемь прыжков, считая от крыльца, – это уже было точно измерено – начинался обрыв и внизу бурно неслась, разбрызгивая пену, горная речка. Рано утром там ловилась форель, наживку для крючка – особых червячков – надо было доставать из-под мокрых камней.

Ну, а если, спрыгнув с крыльца, пойти в другую сторону, то попадешь на покрытый лесами крутой склон. Где-то близко тут жил бурый медведь. На вершинах, если долго смотреть в бинокль, можно было увидеть дикого тура, скачущего через пропасти.

Это был поселок большого заповедника. Здесь рычали, низвергаясь с высот, бешеные водопады, а сосны поднимались от земли на полсотню метров. Воздух был чистый, прозрачный. И летом всегда бывало прохладно, а зимой тепло.

Хорошо тут было жить!

Раньше, когда он был совсем маленький, то жил в Сибири. Там, наверно, тоже хорошо. Но Сибирь он почти не помнит. В Сибири умерла его мама – от воспаления легких. И отца у него не было. После смерти мамы Володя остался совсем один. Тогда приехала тетя Варя, мамина сестра, и увезла его с собой в заповедник.

Она всегда тут жила – в этом самом одноэтажном домике из трех комнат. Ее муж, дядя Саша, работал заместителем директора туристской базы.

Это было очень интересное учреждение – турбаза. За лето здесь отдыхало пять, а то и десять тысяч туристов. Но какой это был отдых? По утрам у них спрашивали: «Как настроение?» Они кричали: «Бодрое!» – «Как самочувствие?» – «Прекрасное!» После этого все – девушки в штанах и горных башмаках и ребята с огромными рюкзаками – уходили в поход: в леса, на горы и на дальние озера. И потом хвастались друг перед другом, кто больше устал, но меньше хныкал. И опять кричали, хотя ноги еле их несли: «Настроение бодрое, самочувствие отличное!» А потом они уходили через перевал в последний поход и уже по-настоящему отдыхали несколько дней на море.

Вовка им завидовал. Он никогда не видел моря.

А в походы он ходил сколько хотел. Дядя Саша мог пристроить его к любой группе, пожалуйста! Костер он разжигал с одной спички, палатку ставил лучше любого взрослого. Чего ему не хватало?

Нет, было все-таки одно, чего не хватало. Велосипед – вот о чем он мечтал. У многих ребят в школе были классные двухколесные машины, и они раскатывали по дорожкам. Куда хочешь, туда едешь.

Сейчас, продавая в Ереване семечки, он думал, что всему виной вот этот его нетерпеливый характер. Если ему чего захотелось – так вынь да положь!

Тетя Варя, может, и купила бы ему велосипед. Но откуда ей взять столько денег? Дядя Саша определенно не хотел. Говорил – баловство.

А был самый простой способ обзавестись велосипедом. В поселке стояло жилых домов не меньше двухсот. С каждого бы дома Вовке по тридцать копеек – и иди покупай машину. А тридцать копеек не такие уж великие деньги. Если убедительно поговорить, каждый даст.

Все это выглядело так разумно, что он и до сих пор не понимал, почему тетя Варя не позволила ему ходить по домам.

– Почему-то весь поселок о тебе должен думать и тебе все давать, а ты не должен думать ни о ком! Не хватало еще, чтоб ты начал побираться!

Он только вздохнул, потому что знал – спорить бесполезно. Но, во-первых, он просит только по тридцать копеек с дома. Во-вторых, он вовсе бы не побирался, а брал деньги взаймы. Когда смог бы, тогда отдал. Пожалуйста!

Но, конечно, причиной его несчастий было не то, что он захотел велосипед. Это теперь совершенно ясно, и незачем себя обманывать. Не втемяшился бы ему в голову велосипед, так нашлось бы что-нибудь другое. Например, радиоприемник, который можно носить в кармане и принимать шестьдесят пять станций. Или собака – овчарка, похожая на волка. Такая умная, что только не умеет разговаривать. Одно время ему очень хотелось, просто необходимо было иметь такую собаку.

Тетя Варя предостерегала его: «Не быть бы тебе, Вовка, несчастным от своего характера!» Он ей не верил. И вот – результат.

Чего же может ждать от жизни человек, если он не останавливается ни перед чем, лишь бы получить желаемое?

Вовка – такой человек.

Обдумывая то, что с ним произошло, он иногда признавался себе: бесчестность, трусость, глупость – вот как называются его поступки. Он ежился от этих страшных слов, но быстро находил для себя оправдание. Жалеть себя было легко и приятно, осуждать – труднее.

Все несчастья пошли с того дня, когда он нашел бумажник.

А как хорошо начиналось это прекрасное воскресенье! Какое было ясное, теплое, солнечное утро!

Юрка Задорожный, сын заведующего сберкассой, постучал к нему в окно – позвал купаться на озеро.

Главная прелесть озера состояла в том, что купаться было опасно – значит, интересно. Рассказывали, будто тут однажды кто-то утонул, запутавшись в водорослях. Ну, водорослей, правда, было больше чем достаточно. Но – ширина, глубина! Двести метров в поперечнике. Три человека могут стать друг на друга, и только руки последнего будут едва видны над поверхностью.

Поселковый Совет недавно устроил лодочную станцию. Открылись новые купальни – голубая для женщин и коричневая для мужчин. А главное – вышка, с которой можно было прыгать прямо в холодную глубину.

В этот день на озере было очень много незнакомых. В парке стояли чьи-то машины. На лодках шумно катались туристы.

Вовка и Юра дважды наперегонки переплыли озеро, туда и обратно, попрыгали с вышки – и вдруг пресытились водой. Они выбрали местечко поуютнее – загорать.

По привычке, Вовка сначала осмотрелся из-под ладони:

– Что это там чернеет на камне?

– Чур, мое! – Юра побежал к большому камню, торчащему из зеленой тины неподалеку от берега.

Это была игра. Предмет на камне в конце концов должен был оказаться обломком дерева, дохлой вороной или старым башмаком. Но на всякий случай полагалось кричать: «Чур, мое!» – и мчаться за добычей со всех ног.

Вовка поначалу чуть отстал, но к камню они прибежали одновременно.

На камне лежал бумажник.

Кожаный, толстый, изрядно потрепанный…

Ребята в замешательстве посмотрели друг на друга.

Вовка объявил:

– Нашли оба. Добыча пополам.

Это все еще была игра. Бумажник пустой или набит какой-нибудь ерундовиной и нарочно здесь кем-нибудь брошен.

Юра раскрыл бумажник. С первого взгляда они увидели деньги. И довольно много. Потом были какие-то бумаги – документы, наверно.

Теперь это уже перестало быть игрой.

– Пересчитаем?

– Нет! – Вовка затряс головой. – Мы не должны даже прикасаться.

– Почему?

– Потому что отнесем и сдадим в милицию. Они сами сделают что надо.

– А кто узнает, если мы пересчитаем? Мы ничего не возьмем, а только посмотрим, много ли здесь.

Это был неотразимый аргумент.

Документы их не интересовали. Паспорт, фотография какого-то толстяка. Много всяких справок.

Они стали считать деньги.

Там было четыре бумажки по двадцать пять рублей каждая. Вовка подержал их, зажав между указательным и большим пальцами. Он попытался представить себе: вот это – два велосипеда. Не получалось. То есть он точно знал, что за эти деньги можно купить две классные машины – себе и Юрке. Но было странно, что ты дашь шуршащие крохотные бумажные прямоугольнички и получишь за это в полное свое владение руль с фонарем и колеса со спицами, черную раму и цепь передачи, – и все это ловко соединено в действующую сияющую машину, на которую можно тут же сесть и мчаться сломя голову.

Конечно, эти деньги были не его и он не имел права их тратить, но так приятно было ему глядеть на них и думать: «Вот я держу в руке два велосипеда!»

А Юрка тем временем насчитал еще сто восемь рублей, но уже бумажками поменьше – рублями, трешками и пятерками.

– Богатый дядька! – сказал он.

Они сложили деньги обратно в бумажник.

– Наверно, он купался и выронил…

– Может, пьяный был… Растерёха!

– Потерять такую гору деньжищ! Это же надо!

– А представь, что он насовсем куда-то уехал, и его не найдут. Что сделают с деньгами?

– Их, говорят, в какой-то ящик кладут на пять лет и сургучом запечатывают…

Ребята задумались. Вовка сказал:

– Если бы твердо знать, что его не найдут, а деньги спрячут на пять лет в ящик, то я бы и в милицию не пошел…

– А куда бы ты пошел?

– Да нет, это я просто так говорю…

Ребята оделись и выбрались на дорогу, ведущую в центр поселка. Бумажник нес в кармане Вовка.

– Он должен нас день и ночь благодарить, этот дядька! – сказал Юра. – Другие бы нашли – так и не видеть ему ни документов, ни денег. А про нас с тобой, может, теперь даже в газете напечатают.

– Что напечатают?

– «Честный поступок».

На углу стоял самый большой в поселке продуктовый магазин.

Юра спросил:

– Зайдем?

– А что будем там делать?

– Люди не обязательно должны покупать, когда они приходят в магазин. Люди приглядываются и прицениваются.

Вовка не понимал:

– А к чему мы будем прицениваться?

– Ну, не знаю. Зайдем, там увидим.

Но, оказалось, Юра очень точно знал, что ему нужно, и ни к чему не хотел ни приглядываться, ни прицениваться. Его интересовали вполне определенные шоколадные конфеты – «столичные» и «кофейный аромат».

Он толкнул Вовку локтем в бок:

– Ну?

– Что «ну»?

– Покупаем или уходим?

– А деньги?

– У тебя в бумажнике не хватит на конфеты?

– Но это же не наши!

– Слушай, у дядьки в бумажнике двести восемь рублей, так? Допустим, ему отдадут двести семь. Так что он, не обрадуется? Ты бы не обрадовался, если бы потерял кучу денег, а потом все они нашлись, но было бы на один рубль меньше?

– Я-то обрадовался бы…

– А почему ты других людей считаешь хуже себя? Никогда этого не делай! – тоном учительницы сказал Юра. – И неужели, если мы с тобой совершили честный поступок, то не можем съесть по одной маленькой шоколадке?

Вовка согласился: по одной можно! Когда подошли к прилавку, Юра велел отвесить полкило тех конфет и полкило других.

– Ты ополоумел!

– Слушай, было у дядьки двести восемь рублей, теперь будет двести три. Дядька мог вообще никогда своих денег не увидеть, теперь они почти все ему возвращаются. Он будет от радости прыгать до потолка, вот увидишь!

Вовку одолевали сомнения:

– А возьмет и нажалуется в милиции…

– Не трусь, я отвечаю. – Юра снисходительно усмехнулся. – Да он, может, даже ничего и не заметит. Богатый же человек! Ну, двести восемь, двести три… какая ему разница? А пусть и нажалуется! Мы скажем: кто-то еще раньше нашел бумажник, вынул пятерку, а остальные вложил обратно. Могло так быть?

– Не знаю…

– Не знаешь, так слушайся меня!

Решительный Юра и терзаемый голосом совести Вовка пошли в парк, уселись на скамье и дружно разъели килограмм шоколадных конфет. Сначала было очень вкусно, под конец – уже немного противно.

– Теперь пошли в милицию, – сказал Вовка.

– Конечно, пойдем! – Юра не трогался с места. – Тебе после сладкого не хочется чего-нибудь выпить?

– Молочка бы холодненького!

– А ты пробовал когда-нибудь пиво?

Вовка пива никогда не пробовал.

– А ты пил?

Юра усмехнулся.

Они подошли к ларьку и попросили две кружки. Продавщица махнула взмокшим платочком.

– Молоды еще!

– Мы же не для алкоголя, тетя, – Юра округлил глаза, – мы только против жажды.

Две кружки они получили.

Напиток красиво пенился и много обещал. Но Вовка обманулся в своих ожиданиях. Горькое пиво показалось ему отвратительным. Он с тоской держал в руке толстую стеклянную кружку. Маленькие глоточки, которые он делал через силу, нисколько не уменьшали уровня пива в кружке.

Он взглянул на Юру.

Юра мужественно сдувал пену. При этом он так наклонял кружку, что часть жидкости каждый раз сливалась на землю.

– Вкуснота! – Юра восхищенно закатил глаза. – Пьяным не будешь, а усталость как рукой снимет. И жажды никакой.

Вовка согласился:

– Я уже, например, почти утолил жажду…

Он тоже стал сдувать пену.

Но на секунду Вовка отвернулся, а когда снова взглянул на друга, у того уже кружка была пустая, и с видом фокусника он опрокидывал ее дном кверху. Позади него с камня стекала желтая струйка. Но уличить его было уже невозможно. Момент упущен.

У Вовки кружка была почти еще совсем полная.

– Ну что, слабак, не вытягиваешь?

– Вообще очень вкусно. Только я на озере воды нахлебался. Хочешь – допей?

– Конечно, хочу! Но не сейчас. После сладкого пиво у меня плохо идет. Ну, если ты такой слабак, то вылей в сторонку. Не по коню корм.

Вовка слабо отбивался:

– Нет, мне понравилось… Смотри, сколько я отпил…

На углу они купили семечек и жареных кедровых орешков. Гулять, так гулять!

– Скажу одну вещь – ты упадешь. – Юра задумчиво тер лоб. – По закону – кто нашел, получает одну треть. Или, кажется, одну четверть. Вознаграждение.

– Не выдумывай!

– Точно. Нашел триста рубликов – получай сто. Закон. Но нам, конечно, могут не дать.

– Почему?

– У них один ответ: не доросли!

– Но ты верно знаешь, что такой закон есть?

– Не сомневайся. Не из своей же головы я придумал! Так что ты уже почти имеешь велосипед. Если только, конечно, дядька не зажилит сумму.

– А как он может? Это же дается не по его воле! Раз закон, то его заставят.

В том, что такой закон есть, Вовка уже не хотел сомневаться. Как же иначе! Нашел человек деньги, принес владельцу, совершил честный поступок – давайте вознаграждение! Но какие-то подвохи все же могли тут быть. Например, скажут: «У кого по возрасту нет паспорта, тому закон вознаграждение отменяет». И пропал велосипед.

– Юрка, если они все равно должны наградить за честный поступок, то почему бы нам самим не взять?

– Вот и я говорю…

Одержимые этой мыслью, они сошли с дороги и начали прутиком на земле писать цифры – высчитывать, сколько будет одна треть от двухсот восьми рублей.

Получилось шестьдесят девять рублей и тридцать три копейки.

– Ну и все! – Вовка нервно захохотал. – Отсчитываю и беру!

Он извлек из кармана бумажник. Но Юра удержал его за руку.

– Неправильно! Мы ведь шесть рублей истратили. Все должно быть по закону. Шесть рублей из нашей суммы мы дядьке возвращаем.

Они еще раз проверили расчеты. Потом Вовка побежал в магазин и разменял один рубль на мелочь. Они не хотели обманывать владельца бумажника ни на одну копейку. Что ему полагается, то ему и остается.

Теперь в бумажнике осталось сто тридцать восемь рублей и шестьдесят семь копеек. Мелочь они уложили в одно из отделений и прикрыли кожаной крышкой с язычком.

– Дядька должен нам руки и ноги целовать, – удовлетворенно подвел итог Юра. – Ничего лишнего с него не взято. Даже конфеты – и те пошли за наш счет.

Довольные, бодрые, любуясь своей безупречной честностью, они двинулись прямиком в милицию. Но вскоре Вовка начал испытывать смущение: не слишком ли все-таки они обделили дядьку? Закон законом, но хватило бы и полсотни рублей – ровно столько нужно было на один велосипед.

Юра тоже мрачнел. Вовка хотел уж было поделиться с ним сомнениями, но приятель начал первый.

– Постой, – сказал он сердито, – вот я иду и думаю: мы взяли твою треть. Но ведь я тоже нашел бумажник. Где моя одна треть?

Он поджимал губы и укоризненно поглядывал на Вовку. Конечно, справедливость была на его стороне.

– Мы поделимся.

– Слушай, я подсчитал, – Юра растопырил пальцы, – каждому из нас получается меньше чем по тридцать пять рублей. О машиночке и не мечтай.

Он горестно замотал головой. Расстаться с велосипедом Вовка не мог.

– Мы купим один на двоих…

– Есть вещи, – рассудительно проговорил Юра, – которыми нельзя пользоваться вдвоем. Например, зубная щетка…

– А тогда что же делать?

– Слушай! – Юра стащил его с асфальтированного шоссе на обочину, нашел прутик и снова стал вычерчивать на земле цифры. – Сначала ты нашел бумажник и взял себе по закону основную одну треть. Потом бумажник нахожу я и тоже беру, что мне полагается. Тоже одну треть. Это выходит сорок шесть рублей и двадцать две копейки. Правильно? Вот я их и беру. – Он раскрыл бумажник и принялся отсчитывать деньги. – А дядьке тоже хорошо остается – девяносто два рубля и сорок пять копеек. Правильно?

Цифры, конечно, были все верные. Считать Юра умел. Но Вовке эти расчеты не понравились:

– А если бы нас было трое или пятеро?

– Ну и что? Дядьке было бы плохо! А сейчас ему хорошо, ему выпала самая большая треть. Все точно по закону! Ты первый нашел – тебе больше. Я второй – мне меньше. Или, может, ты считаешь, что я ни при чем? Может быть, я не крикнул: «Чур, мое»?

– Крикнул, – неохотно признал Вовка.

– Ну и все! Идем в милицию! Ты еще увидишь, что дядька ошалеет от радости. Ему что главное? Ты думаешь, деньги? Ничего подобного! У него денег куры не клюют. Ему интересно вернуть документы. А документики лежат в бумажнике в целости и сохранности.

Слегка придавленный этими рассуждениями, Вовка торопился скорее попасть в милицию. А то вдруг Юра придумает еще что-нибудь новенькое!

Страшно было, что в милиции вдруг уже все известно. Дядька спохватился и заявил. Спросят: «Где остальные деньги?» И было до ужаса стыдно, что тут же дело раскроется, узнают в школе. Разговоры с тетей Варей, с дядей Сашей…

Но все пересиливало желание получить велосипед.

А Юра был весел. Он только допытывался, даст ли ему Вовка недостающие четыре рубля, чтобы купить машину?

– Дам.

– Ну и прекрасно! И не беспокойся – я тебе в скорости верну.

– А мне не надо.

– Как это – не надо? Ты же мне не насовсем даешь, а в долг. Представляешь, пройдет два-три дня, все утихнет, мы тихонько являемся в магазин: «Выведите-ка нам два велосипедика!»

Вовка тоже радовался, рисуя себе эту сладостную картину. Но его тревожило, как он объяснит тете Варе, откуда взял деньги…

– Ерунда! – Юра подпрыгивал то на одной ноге, то на другой – он слышал, что велосипедисты так укрепляют икры. – Откуда деньги? Выиграл по денежно-вещевой лотерее! Сдал в аптеку лекарственные растения!

В милиции ребят принял скучающий от безделья выходного дня молоденький дежурный лейтенант. Находка его живо заинтересовала.

– Где нашли? Под каким камнем? В каком виде лежал найденный предмет – раскрытый или закрытый? Сколько в нем денег?

– Мы не считали, – гордо сказал Юра.

Лейтенант похвалил:

– Ну, молодцы, ребята! Это у нас первый такой случай.

Он выложил на стол документы, деньги. Стал составлять опись.

– Жучков Степан Гаврилович, научный работник… Отдыхает на турбазе… Девяносто два рубля и копейки…

Потом он потребовал:

– Ваши имена, ребятки, ваши фамилии и адреса!

Вовка предусмотрительно спросил:

– А для чего вам?

Но Юра сразу все выложил:

– И вы запишите, пожалуйста, еще, что честный поступок совершили ученики школы имени Крылова. Я из восьмого класса, а мой товарищ из шестого. Я, например, Юра Задорожный, отличник учебы.

– Очень приятно слышать, – сказал лейтенант.

Юру понесло:

– Я лично обязуюсь всегда находить и возвращать владельцам все утерянные в нашем поселке вещи!

– Это твое стремление, Юрий Задорожный, мы будем приветствовать, – сказал лейтенант.

Он проводил ребят до дверей. Шагов сто друзья прошли молча.

– Теперь все! – Юра пожал Вовке руку. – Главное – держать язык за зубами. Два дня пропустим, чтобы все утихло и дядька успокоился, а в среду пойдем машиночки себе выбирать…

Насчет понедельника недаром говорят, что это день тяжелый.

Вовка еле дождался конца последнего урока. Он не слушал учительницу, хотя объяснялось совсем новое по математике – возведение в степень. Не давали покоя найденные вчера деньги.

Он спрятал их сначала под яблоней – завернул в газету и закопал. Потом его словно молотком по голове ударило: тетя Варя любит поливать сад из шланга, деньги промокнут! Он выбежал из дома ночью, в одних трусиках, и долго раздумывал, куда перепрятать находку. И вот странно: в доме с садом и огородом не было ни одного надежного места. В конце концов он взобрался на крышу курятника и засунул сверток между досок.

И вот теперь, на последнем уроке, ему казалось, что петух обязательно влезет на крышу и своими дурацкими ногами со шпорами зацепит сверток, разорвет и расшвыряет деньги по всему-двору. Колодец раскрыт, бумажки попадут туда. Остальные подберет тетя Варя. Об этом страшно было думать.

У выхода из школы ему встретился Юра. На переменах они только переглядывались и перемигивались. Им почему-то не хотелось разговаривать друг с другом. Сейчас Юра остановил его:

– Ну как?

– А что? Порядок.

– Язык держишь за зубами?

– Я-то помалкиваю. Вот ты – не знаю.

– Смотри, если кому сболтнешь, – убью. Мы бумажник не раскрывали, ничего оттуда не брали. Это железно. Понял?

Домой Вовка не шел, а бежал. И сразу полез на крышу сарайчика.

– Эй, что ты там делаешь?

Тетя Варя развешивала во дворе выстиранное белье.

– Да я просто так… Я мячик ищу…

Хорошо, что она больше ни о чем не стала спрашивать. Ее обмануть очень легко.

Деньги были на месте. Все-таки Вовка засунул их под другую доску на крыше.

Он наскоро съел кусок хлеба с маслом, выпил холодного молока.

Дома сидеть было невозможно. Он побежал в магазин.

Через два дня он сюда придет по-хозяйски. Будет выбирать и покупать. Сейчас – не в счет. Просто он потрогает руками свой будущий велосипед.

У стены стояло три велосипеда.

Два были обыкновенные. Третий – мечта!

И главное – руль. Именно такой, какой нужен. Полугоночный. Вовка ненавидел, когда на велосипеде надо было сидеть выпрямившись. Другое дело, если пригнуться и резать воздух.

Рама была выкрашена в зеленый цвет. Тормоза – ручной и педальный. Фонарь. Насос. Колесо передачи не маленькое и не большое, а как раз в норме. На такой машине можно дать сумасшедшую скорость. Стоимость была указана на ярлычке. Вполне подходящая стоимость.

Мой велосипед!

Держа за руль, Вовка катал велосипед по магазину взад и вперед. Мягко шуршали шины по дощатому полу.

– Мальчик, ты что – играть сюда пришел?

– Нет, я куплю…

– Пятьдесят один рубль, шестьдесят копеек.

– Только не сегодня…

– Ладно, поставь к стенке.

– Я через два дня приду. У вас много таких?

– Последний.

Вовка похолодел.

– А если его купят?

– Значит, мальчик, тебе не повезло.

Но разве можно было это допустить! Конечно, его возьмут, он всякому понравится. Да если никого и не найдется, так Юрка придет, узнает, что это последний, и сразу выложит деньги.

– Я беру! – быстро сказал Вовка. – Вы его отсюда укатите. А в среду я принесу деньги.

– Так не пойдет, мальчик.

– Почему? Я же вас не обманываю, У меня есть. Мне тетя подарила.

– А ты уплати и оставь его у нас до среды, если хочешь.

В самом деле, отчего бы ему это не сделать?

– А если я побегу домой и сейчас же вернусь… полчаса всего… Вы будете ждать?

– Ну, понимаешь, у нас такого спроса еще нет, чтобы мы каждые полчаса продавали по велосипеду. Так что можем подождать.

Вовка помчался домой что есть духу.

Мокрое белье висело на веревках. Тети Вари не было. Наверно, ушла за хлебом. Вовка полез на крышу. Он выхватил сверток с деньгами и сунул в левый брючный карман. Тут же что-то шумно упало в курятник. Он поднял глаза, ища куда бы поудобнее спрыгнуть…

У калитки, пристально глядя на него, стоял усатый милиционер.

– Малец, тебя Владимиром звать?

– Да…

– Агапитов фамилия?

– Да…

– Ну-ка, давай ко мне на полусогнутых!

Вовка медленно сполз с крыши и пошел к калитке. Он сразу понял, что все погибло. Хорошо кончиться это не могло. Велосипеда у него, во всяком случае, не будет.

– Бери деньги и собирайся со мной.

– Какие деньги?

– Объяснять еще тебе. Ну-ка, пошевеливайся! Начальник ждет.

– Какой начальник?

Голос у Вовки становился все тише и тише.

– Не прикидывайся идиотиком. Где спрятаны деньги?

– А я ничего не прятал…

– Ладно! – зловеще сказал милиционер. – Следуй вперед. Там разберутся.

Боже мой, а вдруг сейчас выйдет на дорогу учительница Нина Ивановна! Или ребята из пионерской Дружины! Где Юрка? Откуда они узнали про деньги? И что они хотят с ним сделать в этой милиции?

Он не шел, а почти бежал, низко склонив голову. Усатый милиционер останавливал его:

– Не спеши! Движение размеренное.

Того лейтенанта, которому они сдавали бумажник, сейчас не было. И Вовка почувствовал облегчение. Всю дорогу он с ужасом думал, что придется взглянуть в глаза человеку, которому они нагло врали про свою честность: школа такая-то, запишите – отличники учебы!

В большой комнате, перегороженной низеньким барьером, сидел за письменным столом капитан милиции. На деревянной скамье Вовка увидел толстого мужчину и догадался: это владелец бумажника! А рядом с ним сидел Юра и глазами делал Вовке какие-то предупредительные знаки.

Усатый милиционер щелкнул каблуками:

– Задержанный по подозрению в покраже денег несовершеннолетний Владимир Агапитов доставлен по вашему требованию, товарищ капитан!

– Хорошо. – Капитан поманил Вовку пальцем. – Ну, несовершеннолетний, подойди к барьеру. – Он внимательно и, в общем, дружелюбно оглядел мальчика. – Вот ты какой… Ну, рассказывай!

– Про чего?

– Не знаешь? Про то, как ты вытащил деньги из чужого бумажника.

Юра сигнализировал глазами, шевелил пальцами. Напрасно он боится. Вовка знает правила товарищества. О чем уговорились, на том и надо стоять.

– Я деньги не брал…

– Подумай как следует.

– Нет…

Капитан засмеялся. Кивнул толстяку:

– Вот, Степан Гаврилович, перед нами два типа начинающих нарушителей. Один еще исправимый. – Он указал пальцем на Юру. – Второй хоть и годами моложе, а уже более закоснелый. Юрий Задорожный! – позвал он. – Ну-ка, голубь, расскажи нам еще разок, как оно все было.

Юра вскочил и, немного запинаясь, но, в общем, толково объяснил, как был найден бумажник, сколько денег они истратили на конфеты и пиво и сколько взяли себе. Все цифры он помнил отлично.

Капитан поглядел на Вовку:

– Ну?

Вовка торопливо кивнул. Говорить он не мог. Лицо у него пылало.

– Ты мне мимикой не отвечай. Ты сделай полноценное признание. Брал?

– Брал…

– Ну, вот мы и начали двигаться вперед, – удовлетворенно прищурился капитан. – «Брал» – это уже показание, это не стыдно и в протокол занести… – Он развинтил автоматическую ручку.

– А по-моему, товарищ капитан, – неожиданно громко вмешался толстяк и поднялся со скамьи, – не нужно на них протокол заводить. Ну, какие они преступники или там, к примеру, нарушители? Ребята, и все. Ну, конечно, глупые. Скажем, недостаточно воспитанные. Только и всего. Ну, проели шесть рублей. Пусть их, на здоровье!

Капитан постучал согнутым пальцем по столу.

– Страдаем оттого, что некоторые граждане вместо помощи органам милиции по разоблачению нарушителей зачастую сочувствуют им. Это очень и очень печальный факт. – Он строго взглянул на ребят. – Ладно уж, благодарите потерпевшего Жучкова Степана Гавриловича, не то я записал бы вам первый привод. Где деньги?

Обрадованный тем, что все так благополучно кончилось, Вовка заторопился:

– Деньги здесь, у меня…

Денег не было.

Он лез в один карман, лез в другой…

– Конечно, ты их потерял? – усмехнулся капитан.

– Потерял…

– Ясно. Юрий Задорожный, ты можешь идти домой. Вот тебе повестка, пусть завтра к нам явится твой папаша. Есть намерение с ним крепко поговорить.

Юра схватил повестку и убежал. На Вовку он даже не взглянул.

– Степан Гаврилович, вам придется завтра еще разок сюда заглянуть. Но не сомневайтесь, деньги мы вам полностью вернем. У молодого человека память хорошая. Он быстро вспомнит, где потерял шестьдесят три рубля и тридцать три копейки.

Жучков ушел, с сожалением взглянув на Вовку. В дверях он задержался.

– А может, он правда потерял?

– Наше учреждение такое, товарищ Жучков, что именно мы и обнаруживаем всяческие пропажи.

Теперь Вовка остался в милиции с глазу на глаз с капитаном.

«Я заболел», – думал Вовка. Его мутило. Наверняка был жар. Но здесь его не пожалеют. Здесь ему не поверят. Деньги он выронил где-нибудь на дороге. Как их теперь найти?

– Ну? – спросил капитан. Голос у него был скрипучий.

Возка молчал.

– Кто твои родители?

– Нету. Я живу у тети.

– Кто она?

– Тетя Варя.

– Чем занимается?

– Она ничем не занимается. Ее муж – дядя Саша, – он занимается.

– Чем же?

– Он работает на турбазе.

– В какой должности?

– Он заместитель директора.

– Александр Петрович Киржа, что ли?

– Да.

Капитан внимательно посмотрел на Вовку.

– Интересно…

Потом крикнул:

– Васильев!

Усатый милиционер прибежал из коридора и козырнул.

– Отправляйтесь в дом замдиректора туристской базы Александра Петровича Киржа. Там спрятаны деньги, похищенные у гражданина Жучкова, отдыхающего на турбазе. Мальчик вам покажет, где они лежат. После чего вместе с мальчиком, не спуская с него глаз, возвращайтесь обратно.

Усатый опять козырнул.

– Давай! Вперед иди!

Вовка медленно спускался с крыльца. Он хотел поискать сверток. Но милиционер повел его берегом реки. Так было короче.

– Дядя, нам нужно идти прежней дорогой, я там обронил…

– Давай! Давай! Разговорился еще у меня!

Пришли к дому. Тети Вари все еще не было. Хоть в этом Вовке повезло.

– Где спрятал деньги?

– Они лежали на крыше… вот на сарайчике, в досках… Но я их оттуда взял!

Усатый милиционер полез на крышу. Он расшвырял доски, поцарапался, чуть не провалился в курятник. Слез злой и грязный.

– Где деньги?

– Честное слово, я потерял.

– Думай внимательно над моим вопросом: где деньги?

Вовка не стал отвечать. Хотят – верят, не хотят – не верят. Пусть будет, что будет. Он беззвучно плакал и вытирал слезы рукавом.

– Ладно, не разжалобишь! – Усатый размазал пальцем кровоточащую царапину на щеке. – Следуй обратно в милицию!

…Отправив Вовку искать деньги, капитан зашел к начальнику районного отдела милиции.

Начальник был занят – что-то читал и вычеркивал толстым красным карандашом. Он махнул рукой:

– Потом, потом, позже!

Но капитан не ушел.

– Насчет Киржа, товарищ майор…

Эта фамилия не могла не заинтересовать начальника.

Месяц назад на турбазе одна за другой стали обнаруживаться мелкие кражи. То пропадет у туриста фотоаппарат, то у девушки новые чулки или часы. Александр Петрович Киржа попросил милицию вмешаться и отыскать вора. Но сделать это было трудно: турбаза живет как большой вокзал, сотни новичков прибывают сюда каждую неделю, сотни людей уходят через перевал к морю. Следователь ничего не добился. А три дня назад, когда у молодого кинорежиссера пропал шерстяной свитер, состоялся неприятный для работников милиции разговор в кабинете одного руководящего товарища. При этом Александр Петрович Киржа вел себя не очень тактично и в присутствии начальства предъявил районному отделу милиции много упреков. Теперь же вот, оказывается, несовершеннолетний племянник товарища Киржа уличен в хищении довольно крупной суммы у научного работника, проводящего свой отпуск на той же турбазе. Получается интересно: Александр Петрович изо всех сил порицает милицию, а тем временем именно его племянничек обчищает туристов!

– Ты не очень, не очень, – предостерег начальник, – ты не натягивай, не подгоняй. Внимательно разберись, что там к чему. Со всей объективностью.

– Конечно, не нашли? – сказал капитан, когда усатый, открыв дверь, протолкнул Вовку в комнату, перегороженную барьером.

– Никак нет, товарищ капитан! Упорствует!

– Ясно. Садись, Владимир Агапитов. Будем с тобой разговаривать начистоту. А ты, Васильев, иди пока. Понадобишься – я позову.

Усатый пристукнул каблуками и удалился.

– Я не хочу тебя допрашивать. Просто давай с тобой побеседуем по-человечески. Хочешь? Мужской разговор, а?

Вовка чувствовал, что нужно быть осторожным. О чем разговаривать? Пусть его отпустят, он поищет потерянные деньги.

Он выдавил на лице мучительное подобие улыбки.

– Ну, рассказывай, как живешь? Как учишься?

– Обыкновенно…

– Двоек-троек хватает, а?

– Есть.

– Ну, а дома, в семье? Тетя Варя тебя не обижает?

– С чего это она будет обижать?

– Это, положим, верно. Ну, а дядя Саша?

– Нет.

– Я ведь только из-за сочувствия к тебе интересуюсь. По работе, как ты сам понимаешь, мне это совершенно не нужно.

Конечно, Вовка это понимал.

– Небось туда не ходи, это не делай, на турбазу, к примеру, не суйся… Притесняет, наверно, дядя Саша племянничка!

– Ничего он мне не говорит. На турбазу я хожу когда угодно.

– Ну, только лишь в кино, наверно…

– И в походы тоже. Меня дядя Саша очень часто к группе пристраивает.

– Вот здорово! Сам пристраивает? Но ведь у тебя ничего нет, что требуется для походов.

– А что требуется?

– Не знаю, я не ходил. Бинокль, надо полагать, фотоаппарат, теплые какие-нибудь вещи.

– Мне туристы дают. И, когда не в походе, а здесь, тоже дают. Они мне доверяют. Я в любую палатку могу войти и взять на время что понравится. Они мне ничего не скажут.

– И ты берешь?

– Нет, я не беру. Но могу.

– У туристов много хороших вещей?

– У них есть.

– А что тебе особенно по душе?

Вовка опять почувствовал опасность. Лучше промолчать.

– Часы, например, встречаются хорошие?

– Есть.

– Ты больше золотые любишь?

– Не знаю.

– Да ты со мной совершенно не стесняйся, голубчик. Что ты приуныл? У нас прямой, откровенный разговор. Ты не жмись.

– Ничуть я не жмусь.

– Ну, а свитера, знаешь, такие толстые, шерстяные, особой такой крупной вязки, еще иногда они бывают с оленями на груди… Такие вещи тебе нравятся?

– Нет, такие вещи мне не нравятся, – решительно сказал Вовка.

– Почему?

– Потому что они не мои.

– Но ты хотел бы, чтоб они были твоими?

Вовка усмехнулся. Кто не хотел бы! Но почему-то он чувствовал – нужно отвечать не то, что думаешь. И все-таки врать было стыдно. Он бессильно передернул плечами:

– Хотел бы…

Капитан поднялся.

– Теперь, молодой человек, ты посиди немного и подожди. Работа есть работа. Я скоро вернусь, и мы с тобой еще потолкуем.

На стене стучали ходики. Уже было около шести. Тетя Варя, наверное, давно пообедала, а Вовкину долю борща отлила в мисочку. Она не беспокоится, потому что Вовка не один раз возвращался поздно. Пельмени остыли, лежат на сковороде. Здесь, конечно, никому нет дела, что он голодный. Велосипед, может быть, уже продали. Если бы Вовка нашел и сдал деньги, все в конце концов обошлось бы. Ну, покричит дядя Саша, в школе узнают…

Вот бы сейчас заснуть мертвым сном – ведь бывает, наверно, такой мертвый сон на целую неделю! И все неприятности, что должны случиться, пусть за это время начнутся и кончатся. Ты проснулся – и все уже позади…

Или еще проще – вернуть бы ту минуту, когда он увидел бумажник. Он бы не стал его раскрывать, послал бы к черту Юрку, деньги на конфеты и пиво не тратил – на кой ему, в самом деле, пиво и конфеты! И даже о велосипеде не мечтал бы. Ведь это чужие деньги. Он взял их без спроса. Как он мог на это решиться?

Вошел веселый капитан, включил свет над письменным столом, Вовка потер кулаком глаза.

– Ты не заснул тут? Я немного задержался, ты уж не сердись. Придвинься поближе к свету, вот прочитай и подпиши.

На стол, в освещенный круг, лег листочек, только что снятый с пишущей машинки.

На листке была записана вся история с бумажником, как она произошла. В конце стояли слова:

«Таким образом, я, Владимир Агапитов, несовершеннолетний, ученик шестого класса школы имени Крылова, признаюсь, что совершил кражу денег из бумажника туриста Жучкова С. Г. в сумме шестьдесят три рубля и тридцать три копейки. Означенную сумму вернуть владельцу отказываюсь, так как утверждаю, что деньги мною потеряны».

И вот под этими ужасными строками Вовка должен подписаться.

– А я верну! – сказал он быстро и облизнул пересохшие губы. – Не надо это писать. И что украл… Я не крал – это была одна треть! Пожалуйста, не надо, дядя!

– Конечно, вернешь, – бодро сказал капитан. – Во всяком случае, мы эту сумму с твоего дяди Саши вычтем сполна. Уж мы не допустим, чтобы туристы страдали из-за воровства.

Вовка и сам не заметил, как заплакал. Теперь еще и это – будут с дяди Саши деньги высчитывать! Он размазывал пальцем слезинки по лицу.

– Ты это брось, – поморщился капитан. – Ты уж, знаешь ли, Агапитов, будь мужчиной. Умел шкодить, голубчик, умей ответ держать. Подписывай!

Вовка был мужчиной. Он подписал.

Но оказалось, что это еще не все. Капитан дал ему читать другой листок.

Этот был еще страшнее.

Оказывается, Вовка очень часто бегал на турбазу, а его поощрял к этому дядя – Александр Петрович Киржа. И там Вовка любил приглядываться к вещам, которые принадлежали туристам. Это было легко, так как Вовка сумел завоевать доверие некоторых отдыхающих. Даже заходил в комнаты, когда не было хозяев, и самовольно брал кое-какие вещи. Особенно ему нравились часы, фотоаппараты, а также шерстяные свитера крупной вязки с оленями на груди. Он всегда желал получить в собственность такие вещи…

Это были как будто Вовкины слова, но вместе с тем и не они. В каждой строчке таился ядовитый смысл. Самые невинные мысли и поступки – «могу взять что хочу», «понравился фотоаппарат» – выглядели на бумаге зловеще.

Но раз Вовка что-то такое говорил, то он теперь не смел уже отказываться. А как изменить запись, чтобы все было правильно, он не знал.

Угрюмо выдавил:

– Я не говорил про оленей… Это вы сами из своей головы взяли…

– Вычеркнем про оленей! – охотно согласился капитан. – Пусть будут просто шерстяные свитера крупной вязки.

– И про крупную вязку я не говорил…

– Вычеркнем и крупную вязку. Никакого принуждения не было.

– Подписывай!

Вовка держал ручку, шмыгал носом.

– Я не жулик!

– Давай и про это добавим. – Капитан тут же приписал от руки строчку: «Но вместе с тем я себя жуликом не признаю». – Ставь подпись.

Все делалось так, как требовал Вовка. Он подписал.

– А сейчас можешь идти домой, Владимир Агапитов. Честное признание облегчит твою судьбу.

В комнату заглянул лейтенант – тот самый, кому Вовка сдавал бумажник.

– А, старый знакомый! – Он кивнул Вовке.

Кивнул и капитану:

– Что это ты его допоздна держишь? Упрямится, что ли?

– А тут у нас любопытные подробности, – весело отозвался капитан. – Вот поинтересуйся! – Он пододвинул лейтенанту бумаги, подписанные Вовкой. – Племянничек того самого шумного Киржа, который повсюду на нас критику наводит.

Лейтенант прочитал и удивился:

– Твой дядя к тебе плохо относится?

Пристают все время с одним и тем же глупым вопросом! Вовка не стал отвечать.

– Вот вырастишь такого племянника, а он же тебя при случае и закопает! – Лейтенант покрутил головой. – Все же я не верю насчет Киржа. Малец его оговаривает.

Вовка оговаривает дядю! Только этого не хватало!

– А допрос вообще не имеет силы. – Лейтенант пожал плечами. – Малолетних полагается допрашивать в присутствии родителей или же хоть учительницы… А так получается грубое нарушение законности…

Капитан похлопал ладонью по столу:

– Это же у нас не допрос – дружеское собеседование. Записали кое-что по взаимному согласию – для памяти. – Он задумчиво посмотрел на Вовку. – И все же мы теперь товарища Киржа возьмем за бока!

Написал несколько строк на бумажке.

– Вот, Владимир Агапитов, передай своему дяде. Пусть завтра с утра в обязательном порядке явится ко мне на беседу.

Он подтолкнул Вовку к выходу.

Дверь открылась. Вовка прошел коридор и шагнул в темноту.

Это только сначала ему показалось, будто на улице невыносимо темно. Несколько далеких мерцающих звездочек вырвались из плена надвинувшейся на поселок ночной тучи – и дорога, заборы, деревья стали различимы.

Всего было много в поселке – деревьев, воды, земли, – а неба мало, потому что огромные куски от него справа и слева отгрызали горные цепи. Над поселком всегда, словно крыша – то очень далекая, то совсем близкая, – висела узкая и длинная полоска неба. В эту ночь крыша спустилась особенно низко, от нее на землю веяло прохладой и влагой.

Вовка пробирался в темноте почти ощупью. Нечего было и думать о том, чтобы поискать на дороге сверток с деньгами.

Так вот, значит, что он сделал! Оклеветал дядю Сашу! Подписал против него бумагу. И родственники влезут в долги, чтобы выплатить потерянные деньги. Как теперь смотреть людям в глаза?

А дядя Саша только с виду суровый, а вообще он добрый. Он жалел Вовку. Один раз ночью – Вовка это своими ушами слышал – он сказал тете Варе: «Надо парню приличное пальто купить». В другой раз: «Выдавай ему каждый месяц немного денег, мальчик уже повзрослел».

А если он иной раз говорил «нельзя», то это всегда был справедливый отказ.

Раньше Вовка мечтал: вырасту большой, они уже будут старенькие, подарю тете Варе стиральную машину, дяде Саше – автомобиль «Запорожец». Ничего ему не было для них жалко!

И вот он теперь отплатил дяде Саше и тете Варе. За все расплатился.

Вовка лежал в канаве и плакал.

Мелкий дождичек чуть слышно шевелил листья на дереве.

Домой идти нельзя. Это ясно.

Он вор – украл чужие деньги. Он лгун – потому что никто не поверит, будто деньги действительно потеряны. Он предатель, подлец и трус – оклеветал самого хорошего и справедливого человека, какого знал в своей жизни.

Разве после всего этого можно ему здесь оставаться?

Он уедет и никогда больше в поселок не вернется. Начнет новую жизнь. Будет работать. Пришлет дяде Саше потерянные деньги.

Но как уехать? Куда? У него ведь нет ни копейки, билет нельзя купить.

Где же все-таки он потерял деньги? Если обронил на дороге, когда его под конвоем вели в милицию, то их давно уж кто-нибудь подобрал.

А может, у себя во дворе – в ту минуту, когда разглядел у калитки усатого милиционера?

Вовка стоял тогда на крыше курятника. Он засовывал сверток в карман, поднял голову и увидел усатого. И в это время как будто что-то упало, что-то свалилось в курятник. Он помнит твердо: раздался шум, словно кирпич шлепнулся на землю. Так это же, конечно, сверток с деньгами проскочил мимо кармана!

Репродуктор на столбе у турбазы передал последнюю за сутки проверку времени. Двенадцать раз в Москве пробили часы. Поселок спал. Вовка вылез из канавы и отряхнулся. Надо идти домой, поискать деньги в курятнике.

Он так устал, так истомился, что вдруг почувствовал – ему все равно, найдутся деньги или нет. Будь что будет.

Возле автобазы стояла машина. Фары пробивали тьму, расплываясь по беленой стене склада. Рабочие грузили в кузов мешки.

– Дядя, куда пойдет машина?

– Далеко, милок. В Армавир.

– Меня не возьмете?

– А зачем тебе понадобилось среди ночи?

В самом деле, что ответить? Зачем ему ночью уезжать в далекий город?

– У меня там сестра заболела…

– В таком случае, малец, безусловно войдем в твое положение.

– Я сейчас!

Теперь он забежит домой. Если деньги найдутся, то он еще подумает, ехать или не ехать. Может быть, он отдаст сверток в милицию, и все уладится. Но если денег в курятнике нет, то надо уезжать.

Вовка тихонько отворил калитку. Окна в доме были темные.

Тетя Варя, как всегда, легла спать рано. Она привыкла, что Вовка, если уж загуляется вечером, то старается никого не побеспокоить – раздевается и ложится на свой диванчик так, что его и не услышишь.

Теперь она всполошится только утром, когда поймет, что племянник не ночевал дома…

Знакомой, тысячу раз хоженной дорожкой он пробрался к курятнику. На двери висела задвижка, проткнутая прутиком. Долой прутик, в сторону задвижку! Понесло тяжелым, едким духом курятника. Сонные птицы зашевелились.

Рукой Вовка нащупал на стене гвоздь и снял с него электрический фонарь. Вот – нажата кнопка. Снопик слабого света скользнул по усеянной белыми точками земле. И первое, что Вовка увидел, был приткнувшийся в углу знакомый сверток.

Ну, вот они, деньги. Теперь что с ними делать?

Вовка явственно услышал торжествующий голос капитана: «Мы крепенько прижали молодого жулика – и утерянные денежки быстро обнаружились!»

В протоколе записано: «Я украл…»

Тяжелый взгляд дяди Саши…

Вздохи и попреки тети Вари…

А в школе – презрительные гримасы девочек. И при случае каждый бросит в лицо: «Вор!»

Он медленно закрыл дверцу курятника и вставил на место прутик.

Машина, наверно, уже уехала в Армавир. Не станут же его ждать.

Он устало брел в темноте. Ну, нет машины, тем и лучше. Ничего не нужно решать, ничего не нужно предпринимать. Наступит утро. Взрослые возьмут его судьбу в свои жесткие руки. И пусть. Он ко всему готов.

Машина стояла на том же месте…

В Армавире на вокзале людей почти не было. Вовка долго изучал расписание. Под утро должен был пройти скорый на Москву.

Заспанный кассир спросил:

– Тебе куда, мальчик?

– До конца.

В Москве Вовка не пропадет. Огромный город. Там он устроится на работу. Такие школы бывают, где можно и жить, и учиться, и работать. Он будет стараться изо всех сил. Не пропадет же он среди людей!

А сейчас главное – поспать.

Он блаженно вытянулся на жесткой верхней полке вагона. Что бы теперь ни случилось, жизнь его завертелась по-новому.

И что ему так уж пугаться? Все наладится. Надо только постараться как можно скорее вернуть эти деньги…

Но думать о будущем не хотелось.

Колеса успокоительно стучали. За окном светлело.

Он быстро уснул.

Только утром Вовка узнал, что сел в поезд, идущий в Ереван.

 

АНТОН НАХОДИТ ПОДРУЧНОГО

До сих пор Вовка знал, что дома бывают красные, кирпичные. Ну, серые еще – из облицованного кирпича. А больше всего желтых, окрашенных по штукатурке. Но в этом городе почти все дома розовые. Словно цветы или кораллы. Сложены они из больших плит.

Площади широченные. Бьют фонтаны.

На закруглениях тротуаров, отделяя их от проезжей части, по которой снуют автомашины, высажены в человеческий рост какие-то листья. Ну и листья! Идешь по тротуару – и мостовой тебе уже не видно.

А вот он вышел на проспект. Это что такое? Почему в асфальт через каждый примерно метр вделаны фонарики? Ночью их, наверно, зажигают. Но для чего они? Подумал, подумал и понял: горящие в земле огоньки указывают машинам границы движения.

Парки и сады в этом городе не отделяются от улиц чугунными решетками. Просто идешь, идешь по улице, чуть шагнул вбок – и ты уже в парке. Вовка посидел под солнышком на красной скамье, съел бутылку кефира с булочкой.

Люди здесь черноволосые, черноглазые, очень шумные. Думаешь – сейчас эти двое подерутся, а они просто здороваются или прощаются.

Одеты хорошо. Тут еще лето в разгаре. Ходят в белом.

А над городом висят и словно тают в голубом небе два снежных купола. Ну, эту гору Вовка знает. Это Арарат.

Хороший город. Не может быть, чтоб ему здесь не повезло.

Вот только где устроиться жить хоть на самое первое время? Где сегодня переночевать?

На вокзале он подошел к пожилой женщине-железнодорожнице. Спросил, не знает ли она, где снять угол на неделю.

– Это нетрудно. – Она дружелюбно оглядела Вовку. – Можно у меня остановиться, устрою в комнате с моими ребятами. Но ты к кому приехал? Где твои вещи?

Он молчал.

– Мальчик, где твои родственники? Ты где постоянно живешь?

Вовка пробормотал что-то невнятное. В это время женщину позвали к начальнику.

Вот о чем он не подумал! Конечно же, все будут спрашивать, для чего он приехал в Ереван, требовать документы, интересоваться, почему у него нет никаких вещей.

Надо как-то выкручиваться.

Уже несколько часов он ходил по городу и ничего толкового не мог придумать. В конце концов решил вернуться на вокзал и сказать этой женщине, что у него умерла мать, близких родственников нет. А в Ереван попал вот как. Здесь жила тетка, приехал ее поискать, а она, оказывается, в прошлом году тоже умерла. Вдобавок другая беда – по дороге его обокрали, и теперь он не знает, что делать. Всё это надо выложить побыстрее, чтобы она не успела задуматься, и попросить: «Пустите, тетя, пожалуйста, переночевать, деньги у меня есть – я уплачу».

Деньги у него, правда, еще оставались. Довольно много. Деньги он этой женщине покажет, чтобы она не сомневалась.

Тщательно обдумав все это, он успокоился.

«Проживем, не растеряемся!» – убеждал он себя.

Теперь Вовка забрел совсем уж непонятно куда. Базар здесь был, что ли? Бородатые мужчины в папахах тащили на веревке жирных баранов. Старик подгонял сухонькой палочкой ишака, навьюченного мешками, огромными кувшинами, в которых что-то булькало. Пробежала черноглазая девушка с двумя ведрами, в одном – доверху виноград, в другом – персики, крупные и многоцветные, как детские мячи.

Возка огляделся. Он стоял перед приземистым зданием. Баня. А почему бы не зайти и не помыться? Он взял в кассе билет, а в зале ожидания купил мочалку и мыло. Вот и появилось у него первое личное имущество.

Купающихся было мало. Вовка пустил два душа – холодный и горячий, – перебегал из одной кабинки в другую.

– Эй, Скелет, подсоби…

Голос доносился из парного отделения. Вовка понял, что зовут его. Но почему же «скелет»?

В парном отделении были широкие деревянные ступени. На одной из них распростерся и хрипел какой-то мужчина. Пахло распаренным деревом и еще чем-то вроде спирта.

– Вы меня звали, дядя?

– Подойди, Скелет.

Вовка сделал два осторожных шажка.

– Подсоби на ноги встать.

– Вам плохо, дядя?

– Будет худо, ежели выдуешь ведро водки.

Мужчина сидел теперь на ступеньке, раскачиваясь и зажав ладонями широкое, неестественно красное лицо.

– А для чего вы так много выпили?

– Надо было. Мне не пить невозможно. – Он застонал, потом заскрипел зубами и всхлипнул.

Вовка испугался:

– Может, вам воды подать? А хотите, попрошу, чтобы принесли лекарство?

– Никого не касается. Набери водички холодной. Полное ведро.

Вовка не понимал этого человека. Водки ему нужно ведро. Воды холодной – тоже ведро. Разве это человеческая мерка?

Он притащил в парильню деревянную бадью с ледяной водой.

– Пейте, дядя!

– Не… Не пить… Ты обкати меня со спины…

Вовка опрокинул бадью. Дядька охнул.

– Еще разок, Скелет, с головы…

После второй бадьи он немного отошел и, опираясь на Вовкино плечо, выбрался из парилки.

Сел на каменную скамью. И только теперь стало видно, что это не дядька, а парень лет двадцати пяти.

Его короткое туловище было сплошь исчерчено татуировкой.

На руке красовалась надпись: «У любви, как у пташки, крылья».

– Обрезали мои крылья!

Парень выпятил крутую грудь. Наколка здесь была почти совсем свежая. Вовка прочитал: «Отомсти за друга Геннадия».

– Вот это выполню!

Он стал опять раскачиваться из стороны в сторону и всхлипывать. Вовка по своей инициативе притащил холодной воды и обкатил парня. Тот вскрикнул:

– Ты чего? Тебя просили?

Пошел под душ, а когда вернулся, то Вовке показалось, что лицо у него стало более осмысленным, подобрело.

Вовка осмелел:

– С вашим другом Геннадием, наверно, нехорошо поступили, да?

– Много хочешь знать, Скелет.

Таких забавных людей Вовка еще не видел.

– А почему вы называете меня скелетом?

– Потому что – кличка. Нравится мне.

Он опять ушел куда-то и вернулся с поллитровкой.

– Глотни, Скелет!

Вовка засмеялся. Все это было совершенно неправдоподобно. Никогда взрослые не предлагают детям пить водку.

– Ох, какой вы хитрый, дядя! Будто я не понимаю, что вы шутите!

Парень почему-то обиделся:

– С чего это я буду с тобой шутить? Сопляк ты еще для этого! – Насупился и приказал: – Пей, велю!

Вовка пожал плечами и, испытующе глядя на парня, потянулся к бутылке. Конечно, ему было интересно попробовать, что это за штука. Пить он не будет, а глотнуть глотнет. Наверно, этот чудак принимает Вовку за более взрослого, чем он есть на самом деле…

Водка обожгла горло, выдавила слезы из глаз. Еле отдышался. Ничего, раз уж он стал самостоятельным, то может разрешить себе что угодно.

– Спасибо, дядя.

– Ты не будь таким вежливым, понял? Я вежливым морду бью.

Все у него было не так, как у других. Вовка захохотал. Конечно, это тоже шутка. Всю жизнь тебе твердят: «Надо быть вежливым!» И вдруг находится человек, который говорит: ненавижу вежливых.

– А каких же вы любите, дядя?

– Я тебе не дядя. Еще раз так скажешь – будет удар в ухо.

Это он опять шутит. Очень симпатичный. И все время он кого-то показывает, как в театре, – то пьяницу изобразит, то хулигана. Может, Вовке повезло и он наткнулся на артиста?

– Вы артист?

– Я Антон, – мрачно сказал парень.

– А по отчеству?

– Нету.

– А я Вовка.

– Нет, ты Скелет.

Голова у Вовки чуть-чуть кружится, а на душе легко.

– Вы в каком театре работаете?

– Моя работа тебе и не снилась. Ты гляди на меня, Таких ребят, как я, уже мало остается. Для Антона на белом свете никаких трудностей не существует.

А у Вовки есть трудности.

– Какие у тебя трудности, Скелет?

Вот, например, Вовке сегодня даже ночевать негде.

– Почему?

Потому что Вовка вообще первый день сегодня в этом городе.

– А раньше где жил?

Сказать или не сказать? Вот такое у Вовки предчувствие, что Антон – друг. Этому парню, Антону, можно довериться. Он поможет.

Сбивчивый Вовкин рассказ Антон слушает молча.

– Значит, милиция и тебя подковала?

– Я же не лошадь! – Вовке весело. – Смотрите, где у меня копыта?

– Благодари своего бога, что Антону доверился. Будет тебе и стол и дом.

– Между прочим, у меня еще много денег осталось, я могу за квартиру платить.

– Тем лучше, раз ты богатый.

В раздевалке Вовка показал Антону сверток с деньгами. Вот, пожалуйста! На несколько дней во всяком случае хватит.

Антон пренебрежительно подкинул сверток на ладони.

– Этого добра у нас с тобой будет, сколько захотим.

– Денег?

– Хрустов этих. По-вашему – денег. Ты за меня держись. Я тебе широкий белый свет покажу. Желаешь?

Вовка неясно представлял себе, что это такое – широкий белый свет.

– Ну, города разные. Возьму тебя в младшие свои корешки, и мы с тобой всё объездим – от моря до тайги. Желаешь?

Это предложение Вовке понравилось. Он солидно откашлялся, наклонил голову:

– Желаю.

Вот как хорошо началась его самостоятельная жизнь! Он будет ездить, много увидит и узнает. Будет учиться. Будет работать. Антон ему поможет…

– Мы в командировку поедем?

– Вроде.

Что-то все-таки Вовку тревожило. Он спросил:

– Антон, а вы кто?

Они шли по улице. Антон ступал нетвердо. Вовку уже немного мутило. Ответа он не услышал.

Вовка проснулся в большой и пустой комнате с очень толстыми, грубо побеленными стенами. На окне была решетка.

Что же это такое? Неужели он попал в тюрьму?

Но он быстро вспомнил, что это Ереван, комната Антона и что во время прогулки по городу он на многих окнах видел предохранительные решетки.

Все тело у него ныло. Еще бы, он лежал на голом топчане, на неровно сколоченных досках. Только вместо подушки было чье-то сложенное вчетверо пальто. Антон позаботился.

Голова у Вовки гудела.

Что сейчас – вечер? А может, ночь? За окном темно и тихо. Вовка огляделся. На грязном шнуре висела тусклая, засиженная мухами электрическая лампочка. Нехотя он поднялся и внезапно ощутил: что-то не так! Что-то случилось!

Не было свертка с деньгами – вот в чем дело.

Вовка ощупал карманы, потом полез под топчан.

– Не ищи, – раздался знакомый голос.

В дверях стоял Антон.

– Деньги мои потерялись…

– Я взял.

Лицо у него было опухшее, небритое. Как только он появился, в комнате запахло спиртом. Вовку опять стало мутить.

Антон пришел с покупками. Бросил на стол буханку хлеба, банку консервов, круг колбасы. Осторожно вытащил бутылку – ее он извлек из внутреннего кармана.

– Выпьешь со мной?

Нет, пить Вовке определенно не хочется.

– Брюхо набить желаешь?

От еды Вовка не откажется.

– Ну давай, нажимай.

– А вы?

– Не заботься.

Вовку удивляло – почему Антон не возвращает деньги? Он понимал так: сверток во сне вывалился и Антон взял его на сохранение. Но теперь Вовка уже в силах сам сберечь свое имущество.

– У меня там, кажется, рублей сорок, – сказал он небрежно. Было стыдно, что он заводит с хозяином разговор о деньгах – будто не доверяет ему.

– А я не считал. – Антон тупо глядел в угол комнаты.

– Ну, пусть они так у вас и остаются, – осторожно выговорил Вовка. – А когда мне сколько-нибудь понадобится, я буду у вас брать. Хорошо?

Антон дико взглянул на мальчика, но промолчал.

– Вы, наверно, сейчас в отпуске?

– Ага. – Антон потянул из бутылки, в его маленьких глазах засветился внезапно живой интерес. – Ты что, совсем дурак?

– Почему? – Вовка пожал плечами, отрезал кусок колбасы и хлеба. Только сейчас он почувствовал, как сильно проголодался. – А ваш друг Геннадий, за которого вы хотите отомстить, – он где? С ним что случилось?

Антон покачивал в ладонях голову, будто перебрасывал горячий блин из руки в руку.

– Дьякон далеко… Дьякон сейчас там, куда никто не торопится…

– Какой дьякон?

– Пей!

Широкая струя из бутылки полилась в стакан.

– Я не хочу! – испуганно отказался Вовка.

– Выпьешь.

В руке Антона появился нож с узким лезвием. Быстрое движение – и полоска стали глубоко вошла в доску.

– Мне что в стол, что в человека… Понял?

Вовка с ужасом глядел на раскачивающийся черенок.

Это уже никак не похоже на шутку. Так вот кто он такой, этот парень с разъяренными бесцветными глазами! Глаза убийцы и руки убийцы. И Вовка целиком в этих страшных руках.

Пересиливая себя, он с отвращением сделал маленький глоток.

– Больше не могу…

– Теперь говори: как жить думаешь?

– Не знаю… Я буду работать…

– Ага! Еще?

– Поступлю учиться…

– Теперь послушай, я тебе скажу, как ты будешь жить. – Антон шумно опустил на стол тяжелый кулак. – Ты вор. На тебя объявлен розыск по всем городам. Ты утянул денежки. Как только тебя найдут, так и законопатят на три года. Понял? Мне достаточно стукнуть первому постовому, и тебя нету. Уяснил?

– Я не вор… Деньги верну… Я заработаю…

– А кто тебя примет работать? Документ у тебя есть? Учиться пойдешь? А кому ты нужен? Без бумаг ты не человек. Родственников нет, денег нет.

– У меня сорок рублей!

– Где они? – Антон развел руками. – Теперь я твой бог. Понял? Вздумаешь уйти – на краю света разыщу. Да и сам как куренок погибнешь, лишь нос на волю высунешь! Подойди ко мне!

Вовка нехотя приблизился.

Широкая грязная пятерня ухватила его лицо и сжала, скомкала. Мальчик попытался вырваться. Он задыхался. Непреодолимая сила подняла его в воздух и отшвырнула в сторону.

Теперь Вовка лежал на полу у топчана. И Антону уже не надо было спрашивать, понял ли он. Вовка все понял: это конец. Нельзя ни бежать, ни домой вернуться, ни здесь остаться. Вовка сам погубил себя…

Ночью его разбудил Антон. Позвал плачуще и тонко, не своим голосом:

– Вставай, Скелет… Тоска меня загрызла… Мне по ночам одному невозможно… Дьякона-то, друга моего единственного, знаешь, отправили на небо… И меня скоро туда же… А какой парень был Генка Дьякон! Цельное ведро мог за один раз выхлебать! Для него человеческая жизнь была – как спичку переломить! Я за ним шел с закрытыми очами. А теперь и глаза открытые, а я все одно слепой…

Вероятно, Вовка все же уснул. У топчана опять стоял Антон с кружкой в руке.

– Пей!

– Я не хочу…

– Через «не хочу» выпьешь! Я тебя всему обучу. Обижать не буду. Братом своим сделаю. Понял?

Вовка с отвращением прикоснулся губами к краю кружки.

– Расскажу тебе, Скелет, как они Дьякона поймали. Они его нечеловечно поймали. Собаками, понял?

«При чем тут собаки?» – сквозь сон думал Вовка.

В эту ночь он просыпался еще не раз. Антон сидел за столом, плакал, кому-то грозил расправой. Слова его были темными:

– Горло перегрызу! Всех напополам перерву вот этой своей рукой! Кровь повыпущу! Прощенья никому не будет!

Под утро он тоже уснул.

Было светло, сияло солнце, когда Антон разбудил Вовку:

– Собирайся, пойдем.

– Куда?

– Узнаешь погодя.

Он был трезвый и злой. Раздражать его не следовало. Вовка глядел на него со страхом, но ни о чем не спрашивал.

Сначала ехали на трамвае. Миновали центр – большие улицы и площади. Потом пересели на автобус и помчались по окраинам. Мелькали парки, памятники. Наконец пересекли город еще раз и поехали уже по явно загородным местам. На дверце автобуса Вовка успел прочитать крупные буквы: «Зоопарк».

Сошли на последней остановке.

Может быть, Антон жалеет о вчерашнем и на самом деле он совсем не такой плохой человек, за какого выдавал себя, когда напился? Может быть, он просто пугал Вовку, и вот, чтобы исправить впечатление, он решил повести его в зоопарк?

Господи, хоть бы это так и было! Вовка готов все простить Антону. Пусть только вчерашние ужасы развеются, как туман над озером!

Но с автобусной остановки они пошли по шоссе назад. Вовкина надежда угасла. Да и чего ждать от Антона? Разве теперь, после вчерашней ночи, можно надеяться на что-нибудь хорошее?

Антон мрачно спросил:

– Твой главный злодей – кто?

Вовка недоуменно моргал глазами. Он не знал, кто его главный злодей. Хорошо бы сказать: «Вы!» Но отвечать нужно было так, как хотелось Антону. Он уже проявлял нетерпение.

– Кто тебя к ногтю прижал? Соображай! Ну? Кто на тебя розыск по всем городам объявил?

Вовка сказал неуверенно:

– Милиция?

– Вот! Всегда это помни. Какой у меня враг, такой и у тебя. Понял?

Минут пять они постояли молча. Антон пережидал, пока по шоссе пройдут люди, вышедшие из ворот зоопарка.

– Вот тут одно милицейское заведение помещается… Собак откармливают. Питомник. Собаки все ученые…

Стоял час затишья. Шоссе было пустынным. На пригорке, сидя у корзинки с семечками, дремал старик. Он встрепенулся и засуетился, когда услышал шаги. Эти двое – краснолицый парень и мальчик – явно шли к нему. Это покупатели.

– Большой стаканчик насыпать? Один? Два?

Антон приблизился к старику вплотную.

– Дедушка, ну-ка, задумайся: что ты перед собой видишь?

У него на ладони лежал нож с длинным и узким лезвием.

Старик опасливо отступил:

– Не знаю, товарищ… Если вам семечек надо, то возьмите…

– Приглядись, дедушка, Называется – смерть.

– А за что это мне от вас, товарищ?

Вовка глядел на волосатую руку Антона и шептал: «Не надо, не надо…» Хоть бы кто-нибудь появился на шоссе! Вовка закричал бы и спас старика…

Антон спросил с неожиданным миролюбием:

– Какая, дедушка, будет цена всему товару?

Старик долго, испуганно жевал губами – не мог сообразить, о чем его спрашивают.

– Большой стакан десять копеек, маленький – пять…

– За все – сколько?

Дед не понимал.

– Соображай, дед. Я терпением не богатый. С корзиной и со всеми стаканчиками – сколько желаешь?

– Это я не знаю, товарищ… Можно высчитать…

– Арифметикой не занимаюсь. Получай! – Антон вытащил смятую десятку. – И уматывай отсюда с быстротой, сколько старые ноги позволяют. Понял? А если я тебя здесь еще хоть когда увижу, разрежу на сто кусков. Уясняешь себе?

Старик пятился и кланялся.

– А если вздумаешь жаловаться…

– Не буду, товарищ!

Антон махнул рукой – и старик исчез.

– Вот, Скелет, будешь здесь продавать семечки.

– Для чего?

– Нужно.

– А я не умею продавать!

Пустые глаза заглянули Вовке в душу.

– Так, может, научить? – тихо спросил Антон.

Вовка склонился к корзине. Он не мог совладать с собой. Заплакал. Слезы капали в корзинку. Ну, пусть убьет. Пусть, все равно.

– Два-три дня только. – Слова падали сверху, тяжелые, как кирпичи. – Обещал – не обижу, так и будет. Я тебе документы выправлю. Липовые, конечно, но крепче настоящих. С ними ты король. Денег тебе подкину. Отпущу тебя на все четыре стороны, раз уж ты к нашей жизни несоответствующий. Понял?

– Да, – тихо отозвался Вовка.

– И заживешь. А я уеду. Понятно?

– Да.

– Ну и все. Поможешь мне мое дело справить – и себе счастье добудешь. А требуется от тебя всего ничего. Торгуй и присматривайся. Примечай тут и людей и собак ихних. Тут одна есть, кличка «Дикарь». Запомнил?

– Да.

– Когда его выводят, кто с ним гуляет… До конца тебе откроюсь: этот ученый пес Генку Дьякона взял. Уясняешь?

– Да.

– Вечером мне доложишь, как и что. Я тебя вон в тех кустах буду ждать.

…Продавать семечки было нетрудно, только стыдно. Вовка опускал глаза в землю. Большой стакан десять копеек, маленький – пять. Вам сколько? Сдачи нету…

Для чего все-таки нужно Антону, чтобы Вовка торговал семечками и следил за ученой собакой, по кличке «Дикарь»? Пусть даже эта ищейка помогла милиции поймать Дьякона…

Но кто он вообще такой, этот Дьякон? Судя по всему, бандит. Значит, Вовка сейчас помогает преступникам? Но ведь он не хочет этого!

Какие планы составил ночью Антон? Для чего держит при себе Вовку? Что хочет узнать насчет собаки?

Конечно, ничего хорошего Антон задумать не мог…

Вот бы сейчас увидела Вовку учительница Нина Ивановна! Она любила пошутить с ребятами: «А Володя Агапитов будет у нас капитаном дальнего плавания или даже космонавтом, если только, конечно, понатужится и поймет правила деления рациональных чисел».

Она в него верила, она хотела ему добра.

Вовка сыпал горстью семечки. А что, если бросить тут корзинку и уйти? Можно опять сесть в поезд, уехать в другой город. Но где деньги для этого? Тогда иди к добрым людям, Владимир Агапитов, какое тебе дело до того, что Антон сделает с собакой! Тебя приютят, поступишь работать. Но ведь спросят: кто ты такой, где твои документы? А нет, так ступай в милицию, открой все, пусть схватят Антона. Но ведь это и тебе конец – тюрьма на долгий срок!

Получался замкнутый круг.

Когда из ворот вышел милиционер с собакой, Вовка похолодел. Кто их знает, этих собак, – о них всякое рассказывают. Глянет – и все ей насчет Вовкиной жизни станет ясно.

На всякий случай он отвернулся.

Милиционер о чем-то его спросил. Вовка отвечал невпопад.

А собака с острыми настороженными ушами глядела внимательно, строго. Под этим взглядом Вовка ежился.

– Какой дедушка? – услышал он вдруг свой голос. – Я не знаю.

– Да это же его корзинка!

– Не знаю… Какая еще корзинка…

Это были глупые слова. Сейчас его уличат. Как же он может не знать старика? Надо взять себя в руки.

– Дедушка заболел…

– Какая же болезнь у него?

Ну что он привязался? Что ему надо?

Вовка окончательно смешался. Названия болезней он не знал. Тиф, кажется, бывает, ревматизм… Но он вовремя вспомнил о болезни, которая лишила его матери…

– Воспаление в легких…

А если дед все еще где-нибудь здесь крутится и милиционер его увидит?

Сердце у Вовки прыгало. Он еле овладел собой. Хотелось бросить корзину и убежать.

– Рядом, Дикарь! – приказал милиционер.

Вовка долго смотрел в ту сторону, куда ушли хозяин и собака.

Вечером он передал Антону выручку – около двух рублей – и рассказал об этой встрече.

– Пса запомни. Будешь смотреть, пускают его одного или всегда только с хозяином.

– А для чего вам это нужно?

Они шли по окраинной улице. Антон остановился на углу и купил у старушки двадцать стаканов семечек. Место тут было тихое, и большой стакан шел по восемь копеек. Вовкина корзинка наполнилась. Будет теперь чем торговать завтра.

– Эта собака хорошая, – проникновенно заговорил Вовка, когда пошли дальше. – Она умная. Она совершенно не виновата, если ей дали приказ выследить вашего Геннадия…

Антон насупился…

На другой день, сколько ни приглядывался Вовка, милиционера не было. Пес выбегал два раза. Вовка сразу узнал его – поперечный шрам на морде, настороженные уши и белая отметина на груди. Никто за ним не приглядывал. Правда, пес далеко не отходил, крутился все время около ворот.

Вовка осмелел и шепнул:

– Дикарь…

Уши шевельнулись, но пес отвернулся в другую сторону. Он и виду не подал, что слышит.

Вот иметь бы такую собаку! Никого бы на всем свете она не признавала, не слушала – только тебя одного. Ходил бы с ней гулять – никто к тебе и близко не подступи! Посылал бы ее со своей запиской в магазин за покупками…

Никогда у Вовки не будет такой собаки, как не будет и велосипеда. Нечего об этом думать.

Самое главное сейчас – добыть какой-нибудь документ. Потом – убежать от Антона.

Все эти дни Антон пил. По комнате были раскиданы пустые бутылки. Ночью он опять разговаривал сам с собой, плакал, призывал друга Геннадия и клялся отомстить. Вовка решил было, что его покровитель совсем свихнулся, но Антон неожиданно протрезвел. Только неизвестно было, какой он лучше – пьяный или трезвый.

– Вот я для тебя вид на жительство добыл, – сказал он, когда Вовка вернулся домой.

На столе лежал студенческий билет. Владелец билета был изображен на фотографии – длинноносый, чернявый, взрослый парень. Совсем Вовка на него не похож.

– В трамвае сегодня взял…

Вовка уже достаточно понимал язык Антона. «Взял» – это значит «украл».

– Себе хрустов добыл немного, тебе – ценную бумагу.

– Тут написано: «Погос Довлатян».

– Теперь ты и будешь Погос. – Антон ткнул пальцем в фотографию. – Вывеску другую наклеим, остальное сойдет.

– А как теперь этот студент будет без документа? – грустно спросил Вовка.

Антон оскалился:

– Ты о себе думай! Понял?

С утра Вовка в третий раз отправился с корзиной к питомнику.

Семечки покупали больше всего ребята, идущие из зоопарка.

Эти двое, наоборот, шли в зоопарк. Они несли модель моторной лодки. Вовка понял: они хотят испытать модель на птичьем озере, но боятся, что им не разрешат.

Он с завистью глядел на большую модель, выкрашенную в красно-синий цвет.

– Вы сами ее сделали?

– Ну, это же совсем просто! – сказал старший, у которого были две красные полоски на рукаве. – Побывал бы ты у нас во Дворце пионеров, вот там работа, это да! Ты в какой школе учишься?

– В двадцать третьей, – сказал Вовка.

– Что это за двадцать третья, я не знаю. Где она помещается?

– Тут, за углом.

– Тут нет никакой школы.

– Плохо смотришь, – зло сказал Вовка. – Раскрой глаза пошире!

– У тебя какие отметки?

Вовка пожал плечами:

– Отличник, конечно.

– Тогда ты имеешь право посещать наш кружок. Возьми в школе справку и приходи.

Вовка злился все больше и больше.

– У меня для ваших забав времени нет!

– Слушай, а почему ты вообще семечками торгуешь?

– А чем мне торговать?

– Ничем, конечно. Пионер вообще не должен торговать или быть спекулянтом. Кто тебя посылает на улицу? Твои родители не могут тебя содержать?

– У меня нет родителей. Я сам себя содержу.

Ребята долго топтались у корзинки. Перешептывались, советовались друг с другом. Им хотелось сказать Вовке что-нибудь доброе, но они не знали, как это делается…

Подняли красно-синюю лодку на плечи и понесли.

– Модель свою не утопите! – дрожащим голосом крикнул Вовка им вслед.

Нет, такой прекрасной жизни, как у этих ребят, у него, конечно, никогда не будет. Об этом и не мечтай, Погос Довлатян! Ты будешь скрываться, жить под чужим именем. И не сделаешь в своей жизни ни одной модели, даже и такой, которая в первую же секунду уйдет на дно…

Он сидел, склонив голову над корзиной, а когда поднялся, то увидел, что перед ним стоит пес с белой отметиной на груди.

– Дикарь…

Пес глядел зорко, внимательно.

– Дикарь, Дикарь…

С вечера Вовка припас кусок колбасы. Вытащил его из кармана и бросил на землю, к передним лапам собаки.

Пес отступил, угрожающе, злобно зарычал. Вовка замер.

Если бы он побежал или просто отступил, ему пришлось бы плохо. Служебно-розыскная собака приучена враждебно относиться к постороннему, соблазняющему ее кормом. Но, видимо, Дикарь почувствовал: перед ним не взрослый человек – подросток. А может, просто понял: злого умысла у мальчика нет. Пес отвернулся.

Вовка глядел на него с восхищением. Грозный, неподкупный, боевой пес! Вот иметь бы такого…

Одно ясно: нельзя допустить, чтобы Антон причинил зло этой замечательной собаке…

Вечером Вовка осторожно завел разговор о Дикаре. Зовешь его, зовешь – он не подходит, кинешь колбасу – рычит. Того и гляди, загрызет. Подчиняется только своему хозяину. Лучше его не трогать…

– Ладно! – Антон выругался. – Завтра все будет покончено.

– А что вы с ним сделаете?

Бандит с сомнением посмотрел на мальчика.

– Что сделаю? – Он не торопился с ответом. – Да просто возьмем его к себе, пусть в сарае живет. У милиции будет своя собака, а у нас своя. Переучим его немного. Ты и будешь с ним заниматься. Желаешь?

Как не желать! Это будет замечательно! У Вовки – своя собака!

Весь вечер он повторял: «Завтра, завтра!» И приставал к Антону:

– Возьмем его и уедем в другие города… Вы будете лечиться, а я стану работать… Потом вы поправитесь и тоже начнете работать, ладно?

Он почти поверил, что все теперь будет хорошо. А утром Антон сказал ему:

– Что бы там ни случилось, тебя не касается. Что бы ни увидел, продавай спокойно семечки. Я вскорости окажусь на месте – в кустах спрячусь. Мне на виду быть невозможно – меня там знают. Как пес покажется – ты мне рукой махни.

…Торговал Вовка в этот день плохо. То и дело он вскакивал, осматривался, бегал вокруг корзинки. Если бы тот милиционер, хозяин Дикаря, подошел покупать семечки, он сразу заподозрил бы неладное. Но Дикарь опять вышел из ворот один Вовка тут же стал махать руками. Сначала он махнул левой, потом правой, наконец – обеими. В кустах никто не шевельнулся.

Пес с удивлением взглянул на мечущегося мальчишку, но не стал с ним связываться, ушел.

«Скоро будешь мой!» – сказал Вовка ему вслед.

В конце дня мимо Вовки проехал автофургон с решеткой и дверцами – в таких перевозят выловленных на улице бродячих собак. Спустя минуту вдали показался Антон, посмотрел по сторонам, приложил палец к губам и полез в кусты.

И, словно он ждал именно этой минуты, из ворот выбежал Дикарь.

Как и было условлено, Вовка махнул рукой.

Тут же вылез Антон – тоже сделал знак кому-то – и стал приближаться, ничуть не таясь. Видно, он опасался, что пес убежит раньше времени, и тихонько подзывал его, чмокая губами.

Дикарь встрепенулся. Черный кончик его носа зашевелился, распознавая человека. Друг? Враг? Пес чуть присел на задние лапы и предупредительно зарычал. Запах настораживал его. Шерсть вздыбилась. Теперь он понял, кто перед ним. Этого человека он почуял тогда, на горной тропинке, потом встретил в городе, на улице. И вот сейчас – снова он. Это враг. Но пес и не думал бежать.

А Вовка с нетерпением бил каблуком по земле. Ни за что Антон не уведет эту собаку. Как ее возьмешь? Вот она сейчас кинется и собьет с ног Антона.

Но ничего такого не произошло.

Со стороны зоопарка вышел мужчина с огромным сачком в руках.

Антон бросил на землю кусок колбасы.

Но ведь Вовка предупреждал его, что пес не возьмет корма. Так и вышло. Дикарь злобно оскалился. Сейчас он нападет на врага.

Антон тоже понял это – повернулся, побежал к кустам. Даже оглянуться у него не было времени, так он испугался.

И когда Антон свернул в кусты, пес, не колеблясь, кинулся туда за ним.

Со своего пригорка Вовка увидел, что в кусты вошел и человек с сачком.

Дикарь умел бороться против ножа, даже против пистолета. Сетку он никогда не видел. Сетка накрыла его в ту минуту, когда он настиг Антона.

Веревки опутали его. И служебная собака, которая один на один не раз брала бандита или вора, беспомощно повисла в воздухе, на дне сетчатого мешка.

Спустя пять минут мимо Вовки проехал автофургон с решеткой. В кабине рядом с человеком, поймавшим сеткой Дикаря, улыбался Антон.

 

ИЗБАВЛЕНИЕ

Однокомнатный домик, небольшой двор при нем и сарай – все это, по словам Антона, принадлежало человеку, который сейчас куда-то уехал по своим делам, а через месяц должен вернуться в Ереван. Вовку очень интересовало, куда же они тогда денутся с собакой, кто их пустит к себе на жительство.

Когда Вовка приехал домой, Антон лежал на топчане. Правая рука у него была замотана белой тряпкой.

– Пришел? – Он ухмыльнулся. – Ну, Скелет, твоя служба кончается. Еще денек или два посидишь у питомника, чтобы на тебя подозрение не пало. А то и собака исчезла, и ты сразу же исчез… Пустят по твоему следу ищейку и накроют нас. Понял?

Вовку все это не интересовало.

– Где ищейка?

Антон подмигнул.

– Наша! Пойдем, покажу. Я уже с нею побеседовал. Вот видишь, чем у нас кончилось! – Помахал в воздухе забинтованной рукой.

Во дворе около ворот приютился ветхий сарайчик. Антон отодвинул задвижку. На земле в углу рычал привязанный на цепь Дикарь.

– Мы его сначала приручим, а потом уже будем водить на прогулку, правда? Он вас не знал и потому укусил…

Вовка был полон самых лучших намерений. Ох, как ему хотелось, чтобы у Антона с собакой сразу же установились хорошие отношения!

– А как же! – Антон тяжело сопел. – Хвостик ему будем подмывать, молочка ему купим.

Вовка не сразу разглядел, что пес лежит на боку и только слабо перебирает лапами. Антон включил свет. Стало видно, что у пса морда в крови.

– Что вы с ним сделали? Зачем?!

Антон не ответил. Он поднял с земли длинную палку и ткнул ею собаку в брюхо.

Дикарь с усилием поднялся. Его шатало. Но он был бойцом по натуре. Пришел враг – и, хотя ты избит, изранен, запуган, надо снова готовиться к бою!

Бандит поднял палку. Дикарь не умел молча переносить боль. Он взвыл – больше от ярости – и кинулся на обидчика. Цепь помешала ему, и он, полузадушенный, рухнул на землю.

– Хорошо тебе? Нравится? (Вовка услышал, что Антон, склонившись над собакой, скрипит зубами.) Дьякона помнишь? Моего дружка Дьякона, которого ты в снегах ловил…

Вовка сказал с отчаянием:

– Он не может это понять.

Антон на секунду опомнился:

– Врешь! Все понимает…

– Собака же…

– Уйди с глаз!

Вовка закрыл за собой дверь сарая. Вот он поверил Антону – и что получилось? Сам выследил, отдал в руки бандита такую замечательную собаку…

Антон вышел из сарая и заложил дверь на задвижку. Правая штанина у него была прорвана. Из глубокого пореза на ноге сочилась кровь.

Вовка с ужасом глядел на бандита.

– Вы его убили?

– Еще ворочается…

– Можно, я туда пойду?

– Нет.

На двери повис тяжелый замок. Антон сунул ключ в карман. Глаза у него были дикие, сумасшедшие. Он долго, мутно глядел на мальчика. Потом оттолкнул его, ушел в дом.

Ночью Вовка попробовал сорвать замок. Шуметь он боялся. Если отвязать Дикаря, то пес, конечно, сумеет найти дорогу в питомник…

Замок не поддавался.

Просунув голову в маленькое оконце, Вовка шептал:

– Дикарь… Дикарь…

Из сарая слышалось рычание. Пес был еще жив.

Вовка сел на камень. Что же теперь будет?

Жила в поселке заповедника одна девочка, Галя Воронина. Не то чтобы Вовка с ней близко дружил, но ее мнение почему-то всегда было ему интересно. Конечно, нельзя знать, что было в школе после Вовкиного побега. Но Галя наверняка, зажмурившись, мотала головой: «Нет, не верю! Нет, Володя Агапитов честный человек! Нет, ничего не хочу слушать!»

А что бы она сейчас сказала, если бы увидела, как Вовка дрожит перед бандитом?

Мальчик вскочил и черенком лопаты начал выворачивать замок. Хватит дрожать, хватит бояться!

Вдруг в комнате зажегся свет. Вовка притих. В окно выглянул Антон.

– Эй, кто во дворе? Это ты, Скелет? Поди сюда!

Вовка положил лопату. Руки и ноги сразу сделались точно из ваты.

Антон сидел за столом.

– Скелет, ты ведь пограмотнее меня. Письмецо одно надо написать.

Вовка с подозрением взглянул на него. Неужели Антон не понимает, что за шум был сейчас во дворе?

– Какое письмо?

– С милицией хочется побеседовать.

– С какой еще милицией? – хмуро, недоверчиво спросил Вовка.

– У меня мысли есть, я изложу, ты оформляй…

Совместными усилиями они составили такое письмо:

«Твоя собака Дикарь в наших руках. Она еще живая, но погибнет. Потом погибнет твоя малолетняя дочка, потом твоя жена. Вскорости за ними – и ты сам. Эти все подарки будут тебе от Антона за безвременно погибшего друга Дьякона».

Вовка с ужасом писал все эти слова.

– Вы и вправду хотите это сделать?

– А что! Только бы ребят подобрать, на все согласных… А то ведь один я…

Вовка допытывался:

– Малолетняя дочь что вам плохого сделала?

– Молчи! – Антон сжал кулаки, мотнул головой. – Я бы всех расшиб! Всех изничтожил! Во мне жалости нету.

Он закрыл глаза, сидел раскачиваясь. Потом неожиданно заговорил плачущим голосом:

– Боюсь я, Скелет… опасаюсь…

Вовка удивился:

– Вы боитесь? Кого?

– У меня ненависть, а у них сила. Один ведь я на свете… Чувствую, скоро меня вычеркнут… Пойдет Антон за Дьяконом!

Наклонившись к Вовке, он тяжко дышал водочным перегаром.

– Ты со мной, Скелет, а? Будешь мне верным другом?

Вовка молчал, отодвигался.

– Как ты меня понимаешь, говори!

Вовка тихо отозвался:

– Я вас совершенно не понимаю…

…Утром Антон опять погнал мальчика продавать семечки. Но Вовка все тянул. И когда Антон открыл дверь сарайчика, он шмыгнул туда вслед за бандитом.

Видимо, за ночь Дикарь немного окреп. Он стоял на трех лапах, поджимая отбитую четвертую. Ребра под серой шерстью высоко поднимались и опадали. Он злобно, непримиримо рычал.

– Ну что? – Антон покачивался, ухватив руками дверной косяк. – Я тебя доведу – будешь ползать, лишь только я покажусь… Скулить будешь передо мной от страха… Ты злобный, я еще более!

Вовка отыскал во дворе глиняный черепок, набрал воды и принес в сарай. Почуяв воду, пес высунул длинный язык и лизнул воздух. Но, когда Вовка палкой пододвинул черепок, пес отвернулся.

– Что, взял? – Антон ухмылялся. – Он гордый. Я ему вчера мяса кинул – голодный, а не берет. Моя над ним полная власть, а он не покоряется.

– Неужели вы его убьете?

Бандит задумался.

– Сначала я его изучить желаю. Вот еще голодом поморю.

Потом посмотрим.

Сегодня Антон был настроен добродушно…

Он заставил Вовку переписать начисто составленное ночью письмо. Долго размышлял вслух, как его доставить. Сначала он хотел отдать письмо Вовке, потом решил, что отнесет его сам. Несколько дней назад он узнал, где живет Андрей. Письмо можно просто кинуть в почтовый ящик, что висит на дверях.

– Попомнят Антона! – проговорил он с удовольствием, закладывая письмо в конверт.

Все в нем было отвратительно Вовке, и особенно эта мерзкая самодовольная улыбка на тупом, лице убийцы.

Только поздно вечером Роза позвонила Андрею и сообщила, что Дикарь исчез.

– Какие глупости! – Андрей с досады тряхнул телефонную трубку. – Куда он может деваться?

– Не знаю. Вольер был все время открыт, как ты просил. Понесла миску с кашей, а его нет.

– Надо было выйти за ворота и позвать.

– А то я не звала?

Андрей поехал в питомник.

Сначала он не очень беспокоился. Почему-то был уверен, что, только он приедет, Роза доложит: «Нашелся твой гуляка!»

Но вольер был пуст. Со времени исчезновения Дикаря прошло уже часа три-четыре.

Андрей долго бродил в темноте и звал:

– Дикарь… Дикарь…

Потом Геворк вывел на поиск Маузера.

Старый пес быстро понял, чего от него хотят. Запах другой собаки был ему неприятен, но работа есть работа. Он сразу же потянул в кусты и там долго принюхивался, но дальше никуда не повел. Выходило, что именно в этих кустах следы Дикаря оборвались. А дальше он что же, по воздуху полетел? Ничего нельзя было понять.

Ночь не принесла новостей. Рано утром Андрей снова приехал в питомник. Собаки все спали, не было только Дикаря. В его вольере лежала нетронутая подстилка, в углу стояла миска с водой.

Сердитый Геворк писал рапорт начальству о пропаже служебно-розыскной собаки. Они с Андреем, вяло поспорили, обвиняя друг друга:

– Если уж Роза взялась быть у нас сторожихой, то она должна и выгуливать собак…

– А если бы ты не распорядился держать дверцу открытой, то все было бы в порядке…

Андрей и сам знал, что это правильно. Что уж там говорить – его вина.

Но куда все же мог деваться Дикарь?

Андрей вышел за ворота. На пригорке сидел мальчик с корзиной семечек.

– Ты опять здесь? Мы же договорились, что ты это занятие бросишь!

Мальчик долго молчал.

– Ну, как твой дедушка? Поправляется?

– Поправляется…

– Слушай, ты мою собаку не видел?

– Нет. Я ничего не видел.

– Никогда этого у нас не бывало – пропала собака из питомника. Вчера выпустили погулять… Ты вчера вечером здесь сидел?

– Да. Я здесь был. Ничего не видел.

– Серая масть, на груди белое пятно…

– Я ничего не знаю… Собаки вашей не было…

Помолчали. Андрей огляделся вокруг, посвистал. Не надеясь на ответ, несколько раз покликал: «Дикарь, Дикарь!»

Мальчик спросил странным, сдавленным голосом:

– А что, хорошая у вас была собака?

– Замечательная! – Андрей вздохнул. – Видишь ли, мне лично пришлось работать не с одной служебной собакой. Но Дикарь мне особенно дорог.

И он стал рассказывать сначала о Карае, о его характере и успехах и страшной гибели; потом о сыне Карая – Дикаре; о том, как сперва не любил его и долго не хотел с ним работать; а теперь он просто не представляет себе, как обойдется без Дикаря. Неужели Дикарь погиб?

А Вовка думал: «Значит, вы еще не получили письма, потому и не знаете, что ваш Дикарь у Антона…»

Вовка еще ниже опустил голову. До крови закусил губу, но это его не успокоило. Вот сейчас самое время все кончить! «Я помог Антону украсть вашу собаку. Поезжайте по такому-то адресу и вы найдете Дикаря. Поезжайте скорее, пока он еще жив!»

А что будет дальше? Спасешь собаку и погубишь себя.

– Тебя как звать, паренек?

Опять долгое молчание.

– Погос Довлатян, – наконец прошептал мальчик.

Андрей высоко поднял брови.

– Побойся бога, малый! Какой же ты Довлатян? Посмотри на себя, на свои волосы, на свою курносую физиономию…

И тут Андрей наконец заметил, что мальчик плачет. Вцепился в корзинку обеими руками. Какие у него страдальческие, тоскливые глаза…

– Ты что, парень? Довлатян, что это ты слезы льешь?

Вовка читал в одной книжке про то, как кролик, преследуемый лисой, от страха бросился в объятия самого страшного своего врага – охотника. И сейчас, словно гибнущий кролик, Вовка уронил голову на грудь, обтянутую милицейской гимнастеркой.

Это привело Андрея в смятение.

– Довлатян, Довлатян, ты лучше мне все толком расскажи. С дедом, что ли, беда?

Ему показалось, что мальчик кивнул утвердительно.

– Так поедем со мной, чудак. У меня жена – хороший доктор. Осмотрит твоего деда, поможет… – Андрей осторожно отстранил мальчика и вывел мотоцикл на шоссе. – Зачем же плакать? Давай садись в коляску, Погос Довлатян!

Вовка словно в воду бросился:

– Я не Погос.

– Кто же ты?

Надоело таиться от людей. Надоело жить в страхе. Надоело жить под властью Антона.

– Володя… Володя Агапитов…

Ему казалось, что достаточно назвать свое имя, и все полетит кувырком. Это имя преступника, на которою объявлен розыск по всей стране. Любой милиционер готов схватить Владимира Агапитова. Отступления уже быть не может.

Но он не будет хныкать. Беду он встретит мужественно.

– А что ж ты мне голову морочишь – Погос какой-то…

Мальчик горько усмехнулся.

– Теперь куда вы меня повезете?

– Забирайся в коляску.

Мотоцикл помчался.

Последний раз Вовка видит эти дома, этот трамвай. И вольно дышит воздухом тоже в последний раз. Вору место в тюрьме.

– С чего же это ты вздумал называть себя Погосом?

– Не знаю, – печально сказал Вовка.

– Кто же знает?

Вовка бессильно вжал в плечи тонкую шею. Два квартала проехали молча.

– Это ваша собака Геннадия Дьякона поймала?

Андрей от удивления чуть не наскочил на столб:

– Откуда тебе известно?

– Он плохой был человек?

– Он вообще не человек, – строго проговорил Андрей. – Это был бандит, убийца. Откуда ты знаешь, что моя собака его выследила?

Вовка молча отвернулся в сторону, упрямо поджал губы.

– Удивительный ты парень. Что-то все у тебя не просто. – Андрей задумчиво глядел на мальчика. – Ну, вылезай. Мы приехали.

Во всяком случае, это была не тюрьма. Обыкновенный пятиэтажный дом из красного туфа. Поднялись по лестнице – Андрей со сложенным вчетверо поводком в правой руке, Вовка со своей корзиной из-под семечек. Дверь открыла молодая женщина. Пытливо и со страхом заглянула Андрею в глаза.

– Нет? – спросила упавшим голосом. – А я почему-то надеялась, что ты приведешь Дикаря… – На Вовку она не обращала внимания. – Я была просто уверена, что ты приедешь с ним…

– Вот мальчик, – сказал Андрей, – у него горе.

– Какое?

– Дедушка заболел. А как я понимаю, родителей нет. Воспаление легких. Ты можешь посмотреть старика? Я бы тебя отвез.

– Конечно!

Женщина обняла Вовку за плечи:

– А какие-нибудь другие родственники у тебя здесь есть?

Он не мог отвечать. Горло почему-то сдавила судорога. Он боялся шевельнуться, чтоб не разжались мягкие теплые руки. Эту женщину он не будет обманывать. Но ничего нельзя было с собой поделать – слова не шли с языка, и опять глаза наполнились слезами.

– Ну, зачем же плакать? – Ева достала платок. – Вот возьми и утрись. Мы тебя в беде не оставим.

– Владимиру Агапитову надо дать поесть, – сказал Андрей. – У меня такое впечатление, будто он хочет мне что-то рассказать. А после этого мы все поедем к его дедушке.

– Ты любишь яичницу с колбасой? – спросила Ева.

Вовка усмехнулся. А кто не любит яичницы с колбасой?

Хозяева ушли в кухню.

Господи, что это за люди! Если бы они знали, какое зло причинил им Вовка!

А они ничего не знают и готовят ему вкусную еду.

Как было бы хорошо здесь с ними жить… спать вот на этой мягкой тахте!

Вовка обошел вокруг стола и с удовольствием помял рукой тахту. Она и вправду была очень мягкая и очень удобная.

Но почему хозяин Дикаря ничуть не удивился, когда услышал Вовкину фамилию? Ведь Антон говорит, что на Вовку по всем городам объявлен розыск. Всей милиции известно Вовкино преступление…

Фамилию он, наверно, забыл. А с виду Вовка не похож на преступника…

Но все равно – нужно сказать этим людям правду о себе. И об Антоне. Нужно предостеречь их. А потом будь что будет.

Вовка заглянул в кухню и вежливо попросил Еву:

– Можно вас на минуточку?

Пальцы у него сразу похолодели, лоб стал мокрым, сердце запрыгало.

Она вышла, вытирая руки фартуком. Печально и чуть слышно Вовка спросил:

– Есть у вас малолетняя дочка?

Такого вопроса Ева никак не ожидала.

– Ты откуда знаешь про мою дочку?

– Вы ее куда-нибудь увезите… И сами уезжайте…

Слова падали тихо, тревожно. Ева хмурилась все больше и больше. Она не торопила мальчика. Но он умолк.

– Почему это ты хочешь, чтоб мы уехали?

– Я не хочу, – с тоской сказал Вовка, – иначе вам всем будет плохо…

– Что-то я тебя не понимаю. – Ева поморщилась. – Тебе про нас что-нибудь стало известно?

Вовка пугливо взглянул на нее.

– Ну, подожди минутку. Сейчас я позову мужа, и ты ему все расскажешь, ладно? Как видно, мужчине легче разговаривать с мужчиной.

Она быстро ушла. Лицо у нее было встревоженное. Из кухни послышались голоса. Хозяева говорили приглушенно. Вовка прислушался.

– Странный мальчик. Как будто что-то знает и не решается сказать. Угрозы какие-то… Пойди с ним поговори…

– Ладно, сейчас. Я тоже почувствовал – его что-то томит.

– Откуда ты знаешь его дедушку?

– Да и ты его знаешь. Помнишь старика, который продавал семечки около питомника? Вот это он и есть. В его возрасте – воспаление легких.

Несколько секунд молчания.

– Ты с ума сошел! – удивленный женский голос. – Утром я видела старика. Он теперь продает семечки на базаре. Его со старого, места прогнали какие-то хулиганы. Какое воспаление легких!

Вовка тихонько на цыпочках прошел в коридор и открыл дверь…

Он не знал, почему сделал это. Но чувствовал – так надо. Одно дело, если ты сам во всем признался, по своей воле, другое – если тебя уличили.

Забежал в ближайшее парадное и притаился. Нужно переждать некоторое время.

Вовка Агапитов, как ты запутался! Ты не вор, но на тебя объявлен розыск, как на вора. Ты не трус, но все будут считать тебя трусом. Ты не лгун, но нет вокруг тебя человека, которого бы ты не обманул.

Сделай же что-нибудь такое, чтобы вернуться к людям!

Иди же!

Калитка, как назло, скрипнула. Вовка застыл в испуге. Но дом молчит. Антона не видно. Может, он спит? Вовка заглянул в окно – пусто в комнате. Значит, удача. Антон куда-то ушел.

Теперь надо выяснить, жива ли еще собака.

– Дикарь… Дикарь…

Из сарая донеслось рычание, сорвавшееся на визг.

Замок не сломать. Но задвижку можно отвинтить – она на шурупах.

В сарае темно. Зажжем свет.

Ой, псу опять досталось! Бессильно и злобно щелкает зубами. Палка сломана. В углу стоит толстый черенок от лопаты, прокушенный острыми зубами.

Пес рвется с цепи: «Давай схватимся, я готов!»

Он избит, но не сломлен. В глазах нет страха, только ярость. И выжидание: «Бей сколько хочешь, но подойди ближе».

– Дикарь, я подойду, ладно? Ты меня не тронешь? Я без палки.

«Подойди. Подойди».

Эти служебные собаки такие умные! Они все понимают. Дикарь должен чувствовать разницу между Вовкой и Антоном… Наверно, он уже понял, что Вовка ему друг…

– Дикарь, я тебе помогу… Я твой друг… Замолчи, Дикарь! Зачем ты рычишь? Неужели ты на меня набросишься?..

Нет, ему нельзя ничего объяснить. Нельзя сказать: «Дикарь, я тебя спасу, отведу к хозяину». Он не поймет. Он озлоблен. Зубы у него крепкие по-прежнему. Он не искусает тебя, а загрызет. Но все равно, надо делать свое дело.

– Дикарь, я иду к тебе…

«Иди. Иди».

Мальчик медленно передвигает ноги. Пес нетерпеливо, торжествующе рычит.

Сейчас Вовка отвяжет его, приведет к Андрею домой: «Вот ваша собака, я спас ее от смерти. А теперь я вам все расскажу!»

Еще шаг. Цепь лязгает. Пасть с клыками рвется навстречу. Вовка закрыл глаза. Он чувствует острую боль в плече. Потом клыки рвут ногу повыше колена.

Он кричит – от боли и ужаса. И все-таки разматывает цепь!

Дикарь смущен. От мальчика исходят волнующие запахи. Чуть слышно пахнет хозяином и сильно – Евой. Кто же этот мальчик – друг или враг?

Пес разжимает челюсти, скулит. А Вовка торопится. Осталась только веревка. Конец ее он берет в прокушенную руку.

– Домой, Дикарь!

Пес выскакивает во двор. Мальчик еле удерживает конец веревки.

– Домой, домой! К хозяину!

Дикарь прыгает за ворота. Это стремительный прыжок. Вроде того, которым берут барьер. Веревка выскользнула из Вовкиных рук.

– Дикарь! – зовет мальчик с отчаянием.

Пес прыжками несется по улице. Пригнул голову, нюхает воздух, ищет путь домой. Что ему за дело до мальчика?

– Дикарь! Дикарь! – Вовка бежит за собакой.

Тяжелая рука хватает его за шиворот. Маленькие глазки Антона бешено смотрят ему в глаза.

– Отпустил?!

Какое счастье, что нет страха и можно наконец сказать все, что думаешь.

Но мыслей у Вовки много, а слов мало. Он бьется в сжимающих его руках и без конца повторяет:

– Не боюсь! Не боюсь! И тебя, как Дьякона, твоего друга, поймают… Чтобы вас совсем не было на свете!

Последние слова он произносит уже в сарае.

Андрей ехал в питомник с одной мыслью: подозрительно все, что связано с этим мальчиком! Что это за внезапное исчезновение? Что за угрозы? Откуда он знает о Дикаре, о поимке Геннадия Числова?

Надо взять Маузера, отыскать по следам убежавшего мальчишку и выяснить, для чего придумана история с болезнью деда. Одна из ниточек этого клубка может – Андрей чувствует это – объяснить таинственное исчезновение Дикаря…

Мотоцикл не успел въехать в ворота питомника, как по лицам выбежавших навстречу людей Андрей понял: случилось необычное.

Роза хлопала себя ладонями по бедрам и кричала:

– Вернулся твой гуляка!

Но какой же измученный, истерзанный вид у Дикаря! Ухо порвано, глаза опухли, шерсть вырвана клочьями. Дрался с собаками, что ли? Нет, тут что-то другое. На голове, на спине пятна запекшейся крови. И почему к ошейнику привязана эта толстая веревка?

– Где же ты шлялся, беспутный?

– Да он нигде не шлялся! – Геворк стоит рядом и, прищурившись, осматривает собаку. – Его увели. Разве тебе не ясно? Его держали на привязи и били.

Похоже, что так. Роза говорит: пес был ужасно голодный, наверняка все это время ничего не ел и не пил. Ему дали миску каши и напоили…

Что же все это значит?

Геворк предлагает:

– А не сходить ли нам с тобой, не поинтересоваться ли, кто это позволяет себе издеваться над служебно-розыскной собакой из нашего питомника?

Вот и Андрею кажется, что надо поинтересоваться.

Дикарю дают обнюхать веревку, которую сняли с его ошейника. Он отлично понял, что требуется, тянет вовсю. Рычит и повизгивает от нетерпения. Андрей и Геворк еле поспевают за ним. Шерсть у собаки стоит торчком, глаза налились кровью. Сдержаться Дикарь не может; то лает, то визжит. Оглядывается на хозяина, торопит.

А путь долгий. С одной окраины города – на другую. Люди устали. А собаке ничего. Озлобление придает ей силы.

Маленькая улочка. Дома с двориками. На калитках подвешены молотки – гостю предоставлены все удобства: стучи и вызывай хозяина.

Дикарь встает на задние лапы, а передними с силой бьет по калитке.

Встречай, хозяин, пришли гости!

Теперь пес замолчал. Но, глядя на него, Андрей понимает: враг очень близко. Опасный враг.

Таких дворов в старом Ереване было сколько угодно. Сейчас их почти уже нет. Дикарь тянет к сараю. Он лег без команды, ползет на брюхе, рычит.

Геворк везде чувствует себя хозяином:

– Эй, кто тут есть, покажитесь!

Рывком открылась дверь сарая. На пороге встал коренастый парень. Он не глядит на людей в милицейской форме, которые сейчас возьмут в свои руки его судьбу. Он видит только собаку.

Андрей трогает Геворка за рукав:

– Это мой старый знакомый. У него в рукавчике нож припасен. Я тебе рассказывал…

И Геворк соглашается:

– Ну как же! Помню. Приятная встреча.

А Дикарь забыл, что нужно ждать приказа хозяина. Он делает внезапный рывок и уже висит на плечах врага. Антон теряет равновесие. Нельзя падать – он это знает. Упадешь – умрешь. Он выпускает нож из рукава. Но Дикарь уже заметил это движение – удар сверкающих зубов, и нож падает на землю. Со стоном валится и Антон. И только сейчас Андрей, улучив удобную секунду, оттягивает разъяренную собаку.

– Сидеть, Дикарь!

И секунду спустя:

– Лежать, Дикарь! Фу!

Пес постепенно приходит в норму. Антон лежит на земле. Глаза его смотрят тупо и боязливо – то на ищейку, то на работников милиции.

– Это вы, значит, увели из питомника служебно-розыскную собаку? Для чего?

– Разговаривать с вами! – хрипит бандит.

Он подавлен, дрожит, но все еще хорохорится.

– Ладно, поднимайтесь. Потом разберемся. Пойдете с нами.

Антон запирает дом. Со злобной усмешкой запирает сарай. Его выводят за ворота. На ходу он выбрасывает из кармана скомканный конверт. Он думает, что этого никто не увидит.

Но Геворк тут же поднимает конверт, разглаживает на ладони, вытаскивает из него письмо и читает.

– Андрюша, – он протягивает листок, – я думаю, это тебе будет интересно…

Андрей пробегает глазами строчки.

– Это и суду будет интересно… – Он прячет письмо в карман. – Беру, поскольку это мне адресовано…

И вдруг, вспомнив о предупреждениях, которые Ева услышала от Вовки, строго спрашивает:

– Где мальчик?

Антон щурится, не понимает:

– Что еще за мальчик?

– Этот… как его… – Андрей не может вспомнить имя. – Погос Довлатян!

– Не знаю… – Антон отводит глаза. – Не знаю никакого Погоса…

Он идет впереди всех, голову склонил вниз, руки заложил за спину. Позади него двое в милицейской форме и служебно-розыскная собака, не спускающая с преступника глаз.

Но Дикарь вдруг начинает вести себя странно. Он останавливается, оглядывается назад, скулит.

– Что это с ним? – Геворк недоволен. – Распустился он у тебя.

Андрей тоже не может понять поведения своей собаки.

Дикарь тянет назад – во двор. Он бросается грудью на дверцу, ведущую в сарай. И Антону – хочет он или не хочет – приходится вытащить ключ…

Нет, все-таки недаром говорят про служебно-розыскных овчарок, что они умные и все понимают!

На полу в сарае, у самой стенки, лежит Вовка, обмотанный цепью, с кляпом во рту…

Дикарь осторожно обнюхивает мальчика и длинным горячим языком лижет его бледные щеки…

Вот и вышло так, как хотел Вовка. Его уложили спать на мягкой тахте. И приготовили ему на ужин яичницу с колбасой.

В соседней комнате закрылись Андрей, Ева и Геворк. Они советуются, как быть с Вовкой. Мальчика нужно отправить домой. Но сначала он должен отдохнуть и поправиться. Пусть поживет с недельку здесь, под надзором Евы. Придется только немедленно дать телеграмму его родным…

Геворк считает, что надо будет поговорить где следует об этом капитане, который чуть было не превратил мальчишку в преступника. Гнать нужно таких людей из милиции!

Вовка не стал прислушиваться. Ему было легко и впервые за весь этот месяц спокойно.

Он тихонько сполз с мягкой тахты, откинув белую накрахмаленную простыню. Неслышно ступая босыми ногами, прошел в переднюю. На подстилке у дверей лежал Дикарь. Ева упросила еще раз – только на одну эту ночь! – оставить пса дома.

Вовка грозно скомандовал:

– Дикарь, ко мне!

Дикарь в явном замешательстве поднял на мальчика удивленные глаза. Он сомневался в том, как должен поступить: подойти на зов или зарычать?

Впрочем, Вовка не оставил ему времени для выбора. Пересиливая страх, он стал на колени и прижал к своей груди мохнатую голову пса…