На несколько секунд окаменели и подростки, и тренеры.

– Погоди, а как они с тобой связались? – вдруг спросила Ольга. – В данже же нет никакой связи, даже с тренерами только полминуты дали.

И после этого глубокомысленного замечания питомцы, наконец, соблаговолили обратить внимание на то, что данж ими вроде как пройден, а в углу комнаты босса давно появилось зеркало портала. Жадный Тарас обошел всю комнату в поисках тайников, но, к сожалению, ничего не нашел. После этого пятерка выпускников вышла через портал.

Наши экраны погасли.

– Намекают, что и нам пора – резюмировал Митрич и кивнул в угол «тренерской», где появился такой же портал.

* * *

Порталом нас выбросило ко входу в крысиные подвалы, где к нам тут же кинулись подопечные.

– Мы прошли! – с ходу выпалил Петька. – И еще нам всем третий уровень дали и до четвертого немного осталось. Если бы Тарасу дали этого людоеда добить, мы бы точно четвертый взяли. Но там Ганеша появился, он прикольный, но с ним немного жутковато. У меня просто мурашки по спине побежали. А я еще лечилку до второго уровня поднял…

– Петя, Петя, – засмеялась Светлана. – Мы же все видели, нам все показывали вплоть до мельчайших подробностей. Мы и про крыс знаем, и про Ганешу, и про сообщение.

– Интересно, а откуда она про победу узнала? – поинтересовался я. На меня все посмотрели как на больного. Даже дети.

– Ты что – дальтоник, Скрипач?[1] – поинтересовался Митрич. – Цвета сообщений не различаешь? Это была общая админская рассылка, сообщение о нашей победе увидели все, подключенные к этой игре.

– Да ладно тебе, ты что – первый день Митю знаешь? – Светлана сегодня была в удивительно хорошем настроении. – Что он, что ты – иногда как ляпнете такое, что хоть стой, хоть падай. Интереснее другое – почему Митя сказал «она узнала». По записке же не понятно, мужчина писал или женщина.

– Ну… – задумался я. – Даже и не знаю. Наверное, общий тон сообщения виноват. Он такой… Истеричный. Хотя в этом возрасте они все истерики, вне зависимости от пола. Так что не поручусь, что писала девушка. Хотя похоже.

– Очень похоже, – кивнула Светлана. – Татьяна, у тебя есть идеи, кто это мог написать?

Татьяна молча покачала головой, а Ольга хмыкнула.

– Господи, да кто угодно! – безапелляционным тоном заявила она. – Девяносто процентов девушек и шестьдесят процентов парней. Эта дура, пока королеву из себя изображала, выбесила всех, кого только можно. Кого-то из одноклассников отвергла, кого-то из одноклассниц походя по стенке размазала, просто так, для фана. У кого-то парня увела и даже не заметила этого, другого высмеяла, на третью, вон, как на Патрика, все эти годы смотрела как на пустое место. В общем, у всех, кроме ее клевретов, был повод написать ту записку. А теперь и клевреты разбежались, гы-гы-гы.

К моему удивлению, Татьяна не стала ответно вопить с поминанием подруги барана, подруги кобеля и т. п. Она просто посмотрела Ольге прямо в глаза и тихо спросила:

– Так и есть, да. Вот только ты-то чем меня лучше? Все то же самое, разве что воздыхатели твои не разбежались. Ты их сама кинула, когда сыгранную команду разбила и со мной в одну группу ушла. Так что зря не пузырись, подруга, и щеки не надувай. Обе мы с тобой бывшие. Сейчас вот напоследок отношения между собой выясним и разбежимся навсегда. А доброго слова ни про тебя, ни про меня не скажут, не строй иллюзий.

– Пф-ф-ф! – фыркнула Ольга. – Можно подумать, мне нужны добрые слова от этих оленей. Да я вас всех забуду на следующий день после окончания Турнира. Тебя вот только умою напоследок за всю ту кровь, что ты у меня выпила за эти годы.

– Ну ты и гнида! – вдруг сказал Петька. Хорошо сказал, с чувством.

Ольга вдруг засмеялась. У нее был очень хороший смех, как говорили во времена моего детства – «как серебряные колокольчики». Понятия не имею, как звучат серебряные колокольчики, но смех, повторюсь, был очень приятным, так смеялись положительные героини-комсомолки в фильмах 60-х годов. Тем большим был диссонанс со словами, которые прозвучали, когда Ольга отсмеялась.

– Ну ты и тормоз, Петелюшенька. Через столько лет наконец догадался, что я стерва. Да, Петелюнечка, да – я вас использую. Всех четверых, да. И команду для этого собрала. И на вас мне наплевать точно так же, как на всех остальных. Татьяна мне нужна, чтобы счеты с ней свести, этим двоим я тупо деньги плачу, ты… Понятия не имею, если честно, почему ты согласился в команду пойти, но мне по большому счету пофиг. Пусть хоть влюбился в меня. Согласился – и согласился, все равно теперь ты уже никуда не денешься, Турнир начался, замена команды не допускается. Опа! А что это ты, Петенька, покраснел? Так это не прикол был, ты что – серьезно влюбился? Ну ты даешь…

И она опять мелодично засмеялась.

– Ну вот – последний кавалер оставался, и тот «гнидой» обзываться стал. И за что? За то что правду сказала? Так я, по крайней мере, не вру, как вы! «Ах, мы команда!», «Ах, один за всех, и все за одного!», «Ах, вместе мы победим!». Развели здесь, прости господи, какой-то сраный тимбилдинг! Врете друг другу и не краснеете! А правда – она другая! Правду я вам только что сказала. Нет никакой команды, просто обстоятельства свели нас вместе. Все мы здесь потому, что надеемся для себя что-то вымутить – и только поэтому! Овца меня умыть надеется – но зря надеется, я умнее. Нищебродка и денежный маньяк бабла поднять захотели. Даже ты, как только что выяснилось, тайно лелеял мечту трахнуть меня. Ну мечтай, мечтай… У человека должны быть мечта.

Короче, так – давайте дальше без соплей о любви и дружбе, а то меня стошнит. Будем считать себя профессионалами, которых менеджер собрал в одну команду. Вот в таком качестве вы меня устраиваете. Как профессионалы сегодня вы круто сработали, уважение не вопрос. Но вот в душу ко мне лезть не надо, и стыдить меня не надо! Поняла, овца? – жестко закончила она.

– Поняла, – абсолютно ровным голосом ответила Татьяна и кивнула. – Я все поняла.

– Вот и хорошо, – светски улыбнулась Ольга в ответ. – Я вам у старосты нужна? Нет? Тогда квест без меня сдадите. Всем счастливо, завтра увидимся.

И она растворилась в воздухе, нажав «логаут».

– Вот дрянь! – сплюнул Петька. – Вот так вот живешь с человеком рядом, человеком его считаешь, а потом – бац!

И он замолчал, судя по всему, не придумав еще – что же бац!

– Вторая смена, – подсказал Митрич.

– Что – «вторая смена»? – не понял Петька.

– А потом – бац! Вторая смена[2]. - пояснил Митрич.

Петька еще больше вытаращил глаза. Старушки захихикали.

– Петя, не обращай внимания, это старый фильм, ты его не видел, – пояснила Светлана. – А вообще ты, конечно же, телок. Как и все мужики – доверчивый и обидчивый. Женщины вам что-нибудь наговорят в сердцах, а вы все за чистую монету принимаете и обижаетесь. Ты что – не понял, что она сейчас не вас, она сейчас себя убеждала? А из игры выскочила, потому что перед всеми разреветься побоялась? Она сейчас сидит вся в соплях, слезы глотает и на стенку воет: «Ну почему-у-у я такая несча-а-а-астная… Ну почему-у-у-у меня никто не лю-ю-ю-ю-юбит!!!».

Петька предельно озадачился и принялся хлопать глазами.

– Не понял. А зачем она тогда это все наговорила?

– А затем! – очень информативно объяснила включившаяся в разговор немка. – Потому что так сказалось. Потому что понесло девку. Потому что Танька своими словами ее прямо по сердцу стукнула, вот та и взорвалась. Нам, бабам, нет ничего обиднее, когда тебе правду сказали, которая ножом по сердцу, а ответить на это нечего. Последствия бывают самыми непредсказуемыми. А вообще, Петюнь, завязывал бы ты с попытками умом женщин понять. Более бесперспективного подхода и придумать сложно, это я тебе по секрету говорю. Как мать говорю, и как женщина[3] – бросай ты это дело, иначе так в девках и останешься. Нас сердцем понимать надо, а не разумом.

Татьяна задумчиво произнесла:

– А Ольга и впрямь меняется. Еще пару месяцев назад ей и в голову бы не пришло так перед нами всеми распинаться. Тогда ей действительно на всех насрать было, а перед теми, на кого насрать – не митингуют.

– Все вы меняетесь, – подтвердил я. – И к концу Турнира еще больше изменитесь. Так и должно быть, время такое. Когда я в вашем возрасте был, по телевизору фильм показывали, он так и назывался – «Последнее лето детства»[4]. Фильм так себе, а название хорошее. Про вас название.

– Все это, конечно, очень благородно, – влез в разговор Митрич, – но давайте уже ближе к делу? Поговорим о презренных насущных заботах, квест сам собой не сдастся. Да и не люблю я кого-нибудь за глаза обсуждать. Короче, у кого сколько репутации со старостой?

– У меня шесть – сообщила Татьяна.

– У меня тоже, – подтвердила Патрик. Петька молча кивнул.

– Двадцать два! – перебил все ставки Тарас.

– Ничего себе! – Татьяна даже присвистнула. – Когда это ты успел?

– Когда торговался, конечно, – улыбнулся командир. – Не понимаете вы азиатскую душу, а я одну вещь еще совсем пацаном понял. Они очень любят торговаться. Для индуса или араба это как для англичанина в пятницу в пабе посидеть. Это святое дело. Для азиатов торговля, как для европейцев…

Он задумался.

– Ну, не знаю. Ухаживание, наверное. В общем, то, что нужно делать красиво. Причем это как танго, оно вдвоем танцуется, в одиночку его не спляшешь. А европейцы торговаться не умеют, учиться этому не хотят и вообще занятие это не любят. Им проще заплатить сколько сразу запросили, чем хотя бы пять минут поторговаться. А для азиата это – даже не оскорбление, а…

– Как будто в душу сапогами наплевали – понимающе подсказал Митрич.

– Во-во! – подхватил Тарас. – Как будто ты даму на танец пригласил, а она рожу отвернула, и сто рублей тебе сунула. Ты вроде и в прибылях остался, а в морду дать очень хочется. Зато если человек умело торгуется, они могут даже себе в убыток сделку закрыть – чисто из уважения и в благодарность за прекрасно проведенное время.

– Понятно – кивнул Митрич. – Короче, дуй сдавать квест, и поторгуйся там на славу. Только просьба к тебе будет, Тарас. Когда будешь торговаться, постарайся вытянуть из старосты все, что он знает о той группе, которую они в данж отправили.

– Попробую, – кивнул Тарас. – Только это не бесплатно будет, любая информация чего-то стоит. Если удастся что-то вытянуть, мы меньше добряков получим.

– А ты не жадись, – вмешалась Светлана. – Оно себя окупит. На этом Турнире кто-то весьма влиятельный играет в свою игру. Если мы его не вычислим, он нас сожрет и не подавится. И, кроме того, если я не ошибаюсь, этот таинственный незнакомец за столом отнюдь не единственный игрок. Кто-то ведет против него контригру, и этого второго тоже очень желательно вычислить.

– А с чего это тебе второй померещился? – тут же вскинулся Митрич.

– А вот давай Тарас со старостой поговорит, и я тебе отвечу. Хорошо? Иди, Тарасик. Иди.

Тарасик ушел.

Светлана взялась за меня.

– А ты, Митя, что думаешь про здешние «Молоди»? Что это за «соседи» такие?

– На самом деле у меня соображений не очень много. И к тому же кое-что уточнить надо, – пробормотал я – Я буквально на пять минут выскочу.

Быстрый поиск в Сети не менее быстро подтвердил мои догадки. Я вновь вошел в игру, где мои сотоварищи лениво болтали в ожидании нас с Тарасом.

– Ну все, я готов.

– Давай, излагай – кивнул Митрич.

– На самом деле излагать особо нечего – пока что у меня одна-единственная догадка и две, условно говоря, культурологические справки. Начну я, с вашего позволения, с догадки.

– И это правильно, – вновь прокомментировал Митрич. – Доклад надо начинать с главного тезиса, а потом, если сразу под арест не отправили, уже можно и подробности изложить. Давай, Мить, жги. Опять час про историю рассказывать будешь?

– Не, сейчас не буду. – усмехнулся я. – Не о чем мне пока рассказывать. Прежде всего я бы хотел обратить ваше внимание на слова Ганеши. Вы помните, что он сказал в качестве подсказки?

– Что-то там про то, что он на чужую территорию забрался, – заявила Семеновна. – На соседскую делянку забрёл, поэтому и смывается, пока не застукали. Надо соседей Индии посмотреть, с кем она там граничит. Я только Пакистан помню, у них там вечные разборки на границе были.

– Вот! – поднял палец я. – На самом деле Петька его спросил, чья это сказка, а он ответил – «не индуистская». Заметьте – не «индийская», а «индуистская».

– И что это значит? – поинтересовалась Татьяна.

– Наверное, то, что речь идет не о странах, а о религиях, – вдруг ответил Петька вместо меня.

– Именно так, Петя, – улыбнулся я. – И я почти уверен, что эта религия – буддизм. То есть темой Турнира является что-то напрямую связанное с буддизмом.

– Почему именно буддизм? – жестко спросила Светлана.

– Смотри сама, – пожал плечами я. – Ро, сколько я помню, та боевая палка, которую Ганеша подарил, тебе отошла?

– Да, – кивнула Татьяна.

– Покажи.

Татьяна извлекла из инвентаря подаренное оружие, или, точнее, сооружение – с двумя наконечниками, бунчуками[5] и позвякивающими кольцами.

– Все видят, как оно называется? – поинтересовался я.

При взгляде на посох всплывало только четыре слова – «Чань бо. 2 уровень». Без всяких подробностей. А вот характеристики были очень неплохими. Да что там, с чёрту скромность – офигительные были характеристики! И на атаку, и на защиту. Особенно приятно было то, что и грабли, и неведомое «чань-бо» были масштабируемыми предметами, то есть их уровень будет расти вместе с владельцами. Все это придавало нашей команде уверенность, что оба наших контактных дамагера будут в полном шоколаде до конца игры, а в случае победы и сохранения командой снаряжения у Ро и Квин никогда не будет болеть голова о хорошем оружии в «Альтернативном мире».

– Ну видим, – кивнула Семеновна. – Какое-то чань-бо. И что? Мить, хорош интриговать, вступление затянулось. Давай уже, колись – что это за птица.

– Это шест чань-бо. Боевой посох буддистских монахов. Слово «бо» означает «посох», «чань» – лопата. Иногда называется «фанбьянчань» – «монастырская лопата» или просто «чань». Как вы уже догадались, ведет свое происхождение от банальной лопаты.

– Да уж догадались, – мрачно подтвердила Татьяна. – У Ольги – боевые грабли, у меня – боевая лопата, что там дальше будет? Боевой рубанок для Патрика? При умелом использовании состругивает половину головы врага!

– Зря иронизируешь, – парировал я. – Я не большой спец в холодном оружии, но даже я знаю, что масса видов оружия представляет собой не что иное, как переродившиеся мирные инструменты. Особенно в Азии, где часто простолюдинам под страхом смерти было запрещено владеть боевым оружием. Вот и возникали всякие боевые серпы и боевые косы, про боевые молоты я уж молчу. Те же популярные в моей молодости нунчаки – не что иное, как трансформировавшийся крестьянский цеп для обмолота зерна. Причем сначала они были гораздо больше и служили, в основном, для сбивания всадников с коней.

Так вот, про твой «чань-бо». В смутные времена одной из обязанностей монахов было захоронение трупов, в изобилии валяющихся где попало, чаще всего – по обочинам дорог. Голыми руками это делать было затруднительно, вот отправляющиеся в путь монахи и брали и собой лопату. А поскольку времена смутные, то и использовали ее не только по прямому назначению – лопата оказывалась весьма полезной, когда надо было отбиться от диких зверей или лихих людей. Потом рукастые мужики, которых хватает во все времена и во всех культурах, инструмент чутка поправили, чтобы удобнее использовать было, добавив к выпуклому лезвию еще и вогнутое. А колечки на лезвиях – это замена традиционному монашескому колокольчику, который своим звоном предупреждал всех о том, что идет монах и не худо бы одарить его подаянием, набрав плюсиков в карму. Ну и ловушка для вражеских мечей и копий, да, не без этого. Чань-бо был весьма распространен во всех буддистских странах и пользовался неизменным уважением. В Китае, например, именно чань-бо были вооружены герои двух из четырех великих романов[6] – «Речные заводи» и «Путешествие на Запад». В первом им воевал бывший пограничник Лу Да, ставший монахом и принявший имя Лу Чжишэнь. А в «Путешествии…» чань-бо орудовал перевоспитавшийся демон Ша Сэн или Ша Уцзин, более известный как «Песчаный монах».

– Понятно, – прокряхтел Митрич. – А грабли это тоже буддистское оружие?

– Нет, – вынужден был признаться я. – О связях граблей и буддизма мне ничего не известно.

– Тогда недоказуемо, – вынес вердикт Митрич. – Вполне может быть и случайным совпадением. Еще указания на буддизм есть?

– Есть! – я не собирался сдаваться. – Светлана не зря своих крыс считала.

– Ой, да перестань, – поморщился Митрич. – Ну была шестьдесят одна крыса и что с того?

– Нет, крыс было восемьдесят три, – вмешалась директорша. – А вот лут, который Тарасик понес старосте, составил ровно шестьдесят хвостов – часть крыс вылечили и они убежали, ну и хвост ганешиного скакуна нам тоже не достался.

– Вот! – я опять поднял палец. – А что вам, друзья мои, известно о символике цифры «шестьдесят» в буддизме?

– Ничего не известно! – проворчала Семеновна. – Я тебя, темнила, сейчас стукну! Скоро уже Тарас с призами вернется, а ты все сидишь, кота за хвост, чтобы не сказать большего, тянешь. Рассказывай давай!

– Хорошо, тогда скажите мне, какой юбилей более круглый – пятьдесят лет или шестьдесят лет?

– Ну пятьдесят, конечно, – осторожно сказал Митрич.

– А почему? – поинтересовался я.

– А я знаю? – разозлился вояка. – Мить, ты правда допросишься скоро.

– Пятьдесят с нашей точки зрения круглее, потому что наше летоисчисление завязано на цифру «сто». Один век – это сто лет. Пятьдесят лет – человек прожил половину века, надо отметить. Так?

– Ну так.

– Вот! А если спросить какого-нибудь тибетца или монгола или другого приверженца буддизма, то он покрутит пальцем у виска и скажет: «Вы что, с ума, что ли, сошли? Конечно же, ничего круглее цифры шестьдесят быть не может!».

– У них что – в веке сто двадцать лет? – поинтересовалась Светлана. – Почему такая некруглая цифра?

– Скорее уж шестьдесят, – ответил я. – Но, если честно, то у них вообще понятия «век» нету. И них нет движения вперед, у них время закольцовано. И вообще – здесь другое. Вы помните пресловутый «восточный гороскоп»?

– Его забудешь, – кисло произнесла Семеновна. – Я в год Свиньи родилась. Догадайся, сколько всего по этому поводу я за всю свою жизнь наслушалась!

– Догадываюсь! – улыбнулся я. – А кто помнит, откуда вообще взялись эти Крысы, Свиньи, Тигры и Драконы?

– Ничего мы не помним, хохлы люди тэмны, рассказывай давай! – с угрозой крикнул Митрич.

– Рассказываю, рассказываю, – успокоил нервного товарища я. – Однажды Будда решил подарить каждому зверю свой год. Но не всем, естественно, а только двенадцати первым. Как раз неподалеку крутилась крыса (опять крысы, черт побери!), он ее и отправил сообщить всем, чтобы приходили. Она всем сообщила, но звери отнеслись к этому предложению по-разному. Кто-то торопился, кто-то не очень, по этому поводу существует масса сказок и легенд[7]. Вот, к примеру, Петух опоздал, потому что инструктировал всю свою большую семью, кому чем заниматься во время его отсутствия…

Я посмотрел на каменное лицо Митрича и осёкся.

– Ну да неважно. Факт тот, что первым двенадцати пришедшим животным Будда выдал по году, и с тех пор в восточноазиатских странах существует двенадцатилетний цикл, начинающийся обманщицей Крысой (или Мышью) и заканчивающийся ленивой Свиньей.

– Так, это понятно. – кивнул Митрич. – Дальше.

– Но если вы помните, – продолжил я. – Животными все не ограничивается. Кроме существительного, есть еще и прилагательное. Типа – «Год Огненного Тигра» или «Год Водяного дракона».

– Есть такое, да, – сурово кивнула Семеновна. – И?

– Может быть, кто-нибудь уже догадался? – робко поинтересовался я.

– Я догадалась! – сияющая Аглая подняла руку как школьница. Которой, собственно, формально вполне себе и являлась. – Стихий всего пять, да?

– Именно так! – ответно просиял я – Стихий в буддизме всего пять: Дерево, Огонь, Земля, Металл и Вода. Каждый год из двенадцати повторяется пять раз и это приводит к тому, что кроме малого двенадцатилетнего цикла, появляется еще и большой цикл, в котором сколько годов? Правильно, Патрик, двенадцать умножить на пять, то есть – шестьдесят.

Теперь следите за руками. Родился, допустим, человек, в год Огненного Петуха. Прожил двенадцать лет, наступает его год, год Петуха. Но не Огненного, а Земляного. В двадцать четыре года он встретит год Металлического Петуха, в тридцать шесть – Водяного Петуха. И так далее. И только в шестьдесят лет цикл завершится и наступит тот год, в который он родился – год Огненного Петуха. Цикл будет завершен, и человек проживет отпущенную ему жизнь.

Именно так. Буддисты верят, что человеческий век – шестьдесят лет, но далеко не каждому счастливчику раньше удавалось прожить его полностью. Зато если удавалось – он становился безмерно уважаемым человеком. Именно поэтому для какого-нибудь китайца шестьдесят лет – самый главный юбилей в жизни. Это значит, что он прожил жизнь правильно, не портил себе карму и в следующем перерождении его явно ждет что-то приятное. Как пел Владимир Семенович:

Пускай живешь ты дворником,

Родишься вновь прорабом

А после из прораба

До министра дорастешь…[8]

– Да-да-да, – закивал Митрич. – И будешь баобабом тыщу лет пока помрешь. Прикольно. То есть мы, получается, все четверо свою жизнь уже прожили? А все, что сверху шестидесяти лет, оно как считается?

– Как бонус, – пояснил я. – Как призовая игра. Живи и наслаждайся, ты уже выиграл. В общем, я хочу сказать, что шестьдесят – это главное число в буддизме.

– Ладно, – махнул рукой Митрич. – Буддизм принимается в качестве рабочей гипотезы.

– Ой, Тарасик идет! – пискнула Патрик. – Какой-то озадаченный.

[1] Цитата из фильма Г. Данелии «Кин-дза-дза».

[2] «А потом бац! Вторая смена!» – фраза из телефильма Алексея Коренева «Большая перемена», ставшая поговоркой.

[3] «Как мать, – говорю, – и как женщина, требую их к ответу!» – расхожая цитата из песни А. Галича «О том, как Клим Петрович выступал на митинге в защиту мира».

[4] «Последнее лето детства» – советский многосерийный художественный телевизионный фильм, снятый в 1974 году режиссёром Валерием Рубинчиком по повести Анатолия Рыбакова. Экранизация заключительной части трилогии «Кортик – Бронзовая птица – Выстрел».

[5] Бунчук – прикрепленный к древку хвост коня или яка. У монголов служил символом власти, в этом качестве во время татаро-монгольского нашествия проник в Европу и использовался, к примеру, в армии Речи Посполитой, казацкими гетманами и т. д. В других странах часто использовался просто как украшение древкового оружия.

[6] В Китае имеются общепризнанные «четыре великих романа всех времен и народов» или «четыре классических романа». Это исторический роман с воюющими армиями и дворцовыми интригами «Троецарствие», боевик про боевые искусства и похождения 108 благородных разбойников «Речные заводи», фентези «Путешествие на Запад» и семейная сага aka любовный роман 18+ «Сон в красном тереме». Все они, естественно, многотомные, чтобы надолго хватало. Интересно также, что первый их них, «Троецарствие», написан в XIV веке, условно говоря, во времена Ивана Калиты, а последний, «Сон в красном тереме» – в конце XVIII века, по-нашему – во времена правления Екатерины Великой. Эти книги до сих пор являются стержнем китайской литературы, к ним масса отсылок в любом современном романе, их читают, перечитывают, учат в школе, экранизируют в форме сериалов, полного метра, компьютерных игр и аниме, причем, как вы понимаете из последнего слова – не только в Китае.

[7]Напоминаю всем, что примечания можно и не читать. Также напоминаю, что еженедельные минимальные 20 тысяч знаков я считаю без примечаний. Примечания – это для души, а не для нагона трафика. И вот теперь, после всех этих уведомлений, я сделаю самое большое примечание в этой книге. А именно – выложу отрывок из нежно мною любимой книги Вадима Смоленского «Записки гайдзина», посвящённый тем самым легендам. Действие происходит в Японии, на курсах японского языка для иностранцев:

– Совершенно верно. И вот мышка всех разыскала и всем сообщила. Бык хотел стать первым и поэтому вышел в путь заранее, за три дня. Он пришел к дому богов раньше всех и ждал. Но когда открылась дверь и боги вышли на порог, то у быка со спины прыгнула мышка, которая на нем тайно ехала – и оказалась впереди. А бык стал вторым. Третим был тигр, который быстро бегал, но вышел позднее быка. Четвертым – заяц. И так далее. А последним пришел иносиси.

– Кто пришел последним? – переспросил я.

– Инόсиси, – повторила учительница.

Такого слова никто не знал.

– Inoshishi… – задумчиво произнес Бенджамин. – А кто это такой?

– Это зверь, – сказала учительница. – Он живет в лесу.

Она взяла фломастер и попыталась изобразить загадочного зверя на доске. Вышло подобие мамонта, только хобот был короче.

– Кабан! – догадался Бенджамин.

– А по-моему мамонт, – сказал я.

– Какой еще мамонт? Когда это мы встречали год мамонта? Давай спросим. – Он обратился к учительнице. – А как этот зверь говорит? Он, наверное, говорит «ойньк-ойньк»?

– Или, может, «хрю-хрю»? – предположил я.

Тут весь класс захрюкал на разные лады. Учительница задумалась.

– Иносиси говорит «бухи-бухи», – сказала она наконец. – Потому что он похож на свинью.

– Я ж говорю, кабан! – обрадовался Бенджамин. – А никакой не мамонт.

– Иносиси пришел последним, – продолжила было учительница, но вдруг осеклась, побледнела и по-рыбьи глотнула ртом воздух. Со стороны это выглядело так, как если бы Штирлиц нечаянно сболтнул Мюллеру несуразицу, прямиком ведущую к провалу. Ее губы обескровились, очки вспотели, а взгляд остекленел.

Длинный нос Бенджамина учуял жареное. Со свойственным ему отсутствием такта он тут же задал провокационный вопрос, который уже крутился в голове каждого из нас:

– А почему это, интересно, он пришел последним?

Учительницу качнуло, она схватилась за спинку кресла и готова была безжизненно сползти на пол. После полуминутной борьбы ей удалось одолеть дурноту, собрать силы и сказать:

– Он проспал.

Собственно говоря, такой ответ уже мог считаться исчерпывающим. Но природная честность нашей учительницы не позволила ей поставить здесь точку, умолчав о самом главном. Она обвела класс беспомощным взглядом, набрала в грудь побольше воздуху, напряглась и сказала:

– Иносиси…

Вышел фальстарт. На большее запала не хватило. Пришлось начинать сначала.

– Иносиси…

Опять фальстарт. Несчастная учительница издала нервный смешок и закусила губу. Мы все были крайне заинтригованы и ждали продолжения. Даже вечно невозмутимый Рамендра вытянул свою худую шею и боялся пропустить словечко.

– Иносиси не просто проспал, – получилось у нее наконец. – Вы понимаете, когда большие иносиси хотят, чтобы у них появились маленькие иносиси, то они… они тогда… ой….

Ее снова заклинило. Пальчики судорожно сжали воротник блузки, а химические кудряшки одеревенели. Она окончательно впала в ступор.

Бенджамин привстал, недоуменно оглядел всех присутствующих, потер ладонью переносицу и уперся кулаками в парту. После чего громко и отчетливо спросил:

– Вы хотите сказать, что кабан занимался сексом?

Учительница дернулась, как от удара током, вспыхнула розовым и потупилась.

– Именно так, – пролепетала она, глядя в пол. – Поэтому он и опоздал.

Масштабы ее смущения были таковы, словно этот проступок совершила она сама, а не мифический ветхозаветный кабан. Словно мы были строгим педсоветом, вызвавшим проштрафившуюся ученицу на ковер. В воздухе повисла тяжелая, побудительно-страдательная неловкость. Никто не знал, как из нее выйти.

– А что было дальше? – спросила наконец одна из филиппинок.

– Дальше? – переспросила учительница потухшим голосом. – Дальше пришла кошка. Она опоздала, потому что мышка ее обманула, назвала неправильный день. И кошке ничего не досталось. С тех пор все кошки ловят мышек.

– Очень красивая легенда, – сказал парагваец Хосе. – Я буду рассказывать ее на ночь своей дочери. Спасибо вам.

Зазвонил звонок. (с) Вадим Смоленский.

[8] Строки из «Песни о переселении душ» В.С. Высоцкого.