Хотя было прохладно, Пашка лежал прямо на траве, за кустарником, в парке. Смеркалось. Пашка был сыт, перед обедом выпил две кружки пива, и хорошее настроение выражалось у него в беспричинной улыбке. Лежал он вверх лицом и пускал колечками дым. Отдыхающих в парке было немного; сумерки сгущались медленно, и тени под деревьями казались Пашке таинственными. Он представил себя в непролазных джунглях, затем очутился в звездолете, в космосе …
К кустарнику подошли парень с девушкой и сели на скамейку. Сели они тихо и долго молчали. Наконец девушка сказала:
- А ты, Костя, знаешь частушку: «Он молчит и я молчу…»?
- Шути, шути. Издевайся. Я смирный … - отозвался баском паренек. Пашка прислушался.
- Смирненький, слабенький … - продолжала протяжно и тоненько девушка.- Одним словом, паи-мальчик, образцово-показательный …
- Вера! Ты сегодня грызешь меня с самого утра. Неужели не надоело? Если бы я смогла, я бы тебя грызла целые сутки напролет.
А ты не подумала о том, что я могу рассердиться?
Я только этого и хочу. Ты сердитый, знаешь, какой интересный?
Лицо пышет жаром, глаза - электрические лампы, брови торчком. Того и гляди, вспыхнешь и сгоришь.
Пашка приподнялся на локте, чтобы лучше слышать разговор.
- Верунька, да хватит же тебе … - взмолился Костя.- Ну, не могу я на тебя сердиться, понимаешь? Давай лучше стихи читать.
- Давай,- неожиданно согласилась Вера. И Костя начал:
Стихи Костя прочитал тихо и задушевно. Пашка не знал, что это стихи Сергея Есенина. Но они затревожили и его, Пашкину, «обнищалую душу»
А девушка начала читать насмешливо и звонко:
Пашка почему-то вспомнил свою деревню, луга, речку, заросшую лилиями, синий туман по утрам, товарищей по школе.
Пашке и самому захотелось прочитать стихи, да такие, чтобы затаилось сердце и на глазах выступили слезы, но душевных стихов он не помнил, в памяти всплывали блатные песенки.
Костю Пашка сразу узнал, хорошо представлял его густые нахмуренные брови, тяжелый взгляд, а девушку он никогда не видел, и она представилась ему черноокой и смуглой цыганкой , вертлявой и насмешливой . Таких девчат он видел «в малинах». Только Вера читала какие-то очень хорошие стихи, а в «малины» приходили балаболки, пьяненькие, они пели всякую муть.
Когда Костя и Вера притихли, словно притаились, Пашка, боясь шелохнуться, вытянул худую шею. В другое время в других обстоятельствах он наверняка съехидничал бы: «Милуются! Тоже мне, теленок с телочкой !» и по-разбойничьи свистнул, а тут как то притих и напряженно прислушался.
Потемнело. На аллеях вспыхнули лампочки.
Пашке показалось, или он на самом деле услышал, как поцеловались Костя и Вера, поцеловались тихонько, стеснительно и, может быть, сразу отвернулись друг от друга, впервые переживая теплую и нежную близость, незнакомое и глубокое волнение. А Пашка затаил дыхание. И такая злая тоска схватила его за горло!
Много он отдал бы за то, чтобы побыть на месте Кости, помолчать, как он, поволноваться, боязливо, украдкой пожать девушке руку.
- Пойдем?- шепнула Вера вкрадчиво, вложив в одно слово всю теплоту своей души.
Пашка вслушивался в их шаги, скрип песка, и долго после того, как они ушли, ему казалось, что он слышит тихий нежный вопрос: «Пойдем?»
Немного погодя Пашка поднялся и, ссутулившись, тяжело переставляя ноги, пошел по аллее.
Здесь же на аллее и нашел его Михаил и сказал вежливо:
- Пойдем-ка со мной , парень.
Пашка не удивился и не воспротивился - мало ли по каким делам он потребовался! Заметив, что лейтенант посматривает на часы, Пашка спросил почти участливо:
- Торопитесь?
- У меня жена заболела,- просто ответил Михаил,- а тебя вот пришлось искать целый день.
- Надо было погромче свистнуть, я и сам бы пришлепал. Я было подумал, что ты того… улепетнул.
- На зиму-то глядя?
- Да и причины нет? ..
- Пока нет.
Пашка сидел в отделении милиции долго. Лейтенант Вязов уехал, ему надо было позаботиться о жене, и о Пашке, видно, все забыли. А на него опять нахлынули воспоминания, как там, в парке.
… Мелкая речушка, травянистые берега с изломами и обрывами. Увалы и косогоры. Домики села вдоль речки, близ воды. Клубы черного дыма у бань, построенных подряд на берегу и топящихся по-черному. На мелководье - ребятишки.
На речку Пашка бегал самостоятельно с трех лет, с голым пузом, и никто не боялся, что он утонет.
Мать Пашки всегда прибаливала. Сядет, бывало, к постели матери Пашка и давай спрашивать:
- Мамка, а где тятя?
- Умер,- скажет мать.
- А ребята говорят: он нас бросил,- сообщал Пашка.
Мать розовела и ругалась:
- Они все балбесы. Не верь ты им.
А потом мать умерла. Пашка остался один, как молоденькое деревце за околицей . За гробом шел без слез, хотя тетка Параша заставляла плакать, а дядька Федор -длинный , под потолок, и худой , как жердь,- тыкал пальцем в бок. Пашка сжимал зубы и не плакал.
- Гаденыш,- шипел дядька.
- Мал еще,- оправдывала мальца тетка.
После смерти матери жил у дядьки. Тетка Параша - женщина славная, только забитая и слабовольная, а дядька - человек злой на всё и на всех, напитанный желчью, как промокашка чернилами. Порол он Пашку почти каждый день. Иногда мальчуган кричал благим матом, чтобы легче было переносить боль, а иной раз, сцепив зубы, молчал как мертвый .
Устанет дядька пороть, бросит ремень на пол, сядет на стул, вытрет потный лоб ладонью и дышит, разевая щербатый рот, как тупомордый сазан. Встанет Пашка с пола, тоже вытрет кулаком пот со лба и, подтянув штаны, ласково так спросит:
- Бедненький дядька … Очень устал?
Взбешенный дядька вскакивает, опять хватает ремень, но Пашка опрометью бросается на улицу.
В школу Пашка пришел шести лет. Пришел, сел за парту и не уходит. Учительница и так, и эдак к нему, взяла было за руку, но Пашка ее зубами. Ребята шум подняли.
Пришел директор, увидел за партой грязного, с разбитой губой чернявого мальчишку, злого, ощетинившегося, и заулыбался.
- Кто же тебе, парнище, разрешил идти одному сюда?- спросил он.
- Учиться не запрещают … Нет такого закона,- заявил Пашка словами, которые не раз слышал от дядьки, правда, по другому поводу.
- А баловаться не будешь?- еще спросил директор.
- Я не баловаться пришел, учиться,- заверил Пашка.
Тут и учительница улыбнулась. Переглянулись они с директором, и учительница сказала:
- Ладно, мальчик, будешь учиться. Как тебя звать-то?
Сидел он на задней парте тихо, был ниже других ребят на голову. На переменках одноклассники посмеивались над ним,- тоже, мол, ученик, мужичок с ноготок,- но Пашка умел уже терпеть получше взрослого. Вскоре ребята с ним свыклись, дали ему тетрадку и ручку с пером, стали делиться хлебом.
Но школу Пашка посещал нерегулярно. Много было работы по дому: он мыл полы, подметал двор, убирал хлев, в котором стояла корова и в закутке хрюкал поросенок, ходил в магазин, да и много других обязанностей лежало на его плечах. Дядька был глубоко уверен, что труд сызмальства делает хорошего хозяина, и часто вспоминал старое время, когда в десять лет уже молотили цепами, жали рожь серпом. И, конечно, не переставал учить Пашку ремнем.
Но сколько можно терпеть? Пашка стал груб со своими товарищами одноклассниками, у него самого появилась потребность издеваться над людьми: подставить подножку девочке, стрельнуть хлебным катышком из трубочки, повалить мальчика и щекотать до слез.
Но учился Пашка хорошо, из класса в класс переходил без задержки. А что до проделок, то его выручали природная смекалка и чувство юмора. Если учитель отчитывал за то, что он сшиб с ног девочку, Пашка невинно говорил:
- А мне очень хотелось перед ней извиниться …
И он в самом деле немедленно извинялся.
Так дотянул Пашка до седьмого класса, но не закончил его. Весной уговорил он пятерых ребят, и они махнули в Арктику - поступать юнгами на ледоколы. Милиционеры переловили ребят и отправили домой . Переловили всех, кроме Пашки. Он добрался до Мурманска.
И вскоре попал Пашка в омут - воровские «малины», грязь, туман и людская мразь, вроде Святого …
Пашка сидел на полу, уронив голову на колени. Как и в парке, его одолевала тоска.
Вспомнился короткий разговор с лейтенантом. Странный этот лейтенант. Прошлый раз отпустил их с отцом, хоть дело пахло тюрьмой , а сегодня посадил в каталажку неизвестно за что.
Когда ехали в отделение, сказал лейтенанту:
- Наша жизнь собачья - знай увертывайся от пинков. А он тут же:
- А кем ты хотел бы стать?
- Артистом!
- И то хорошо. А в кино ты ходишь? Люблю поглазеть.
- А в театры?
- Костюм неподходящий .
- А ты кого-нибудь любил в своей жизни?
- Нет, я больше ненавидел …
Пустяковый разговор, а что-то после него осталось в душе.
Михаил опоздал - лейтенант Митя уже допросил Пашку и отправил в каталажку.
О допросе надо рассказать подробнее, поскольку он вызвал резкие разногласия между Вязовым и Невзоровым.
… Пашка сидел в кабинете, с ухмылкой посматривая на надутого лейтенанта, уткнувшегося в бумаги и долго не начинавшего допроса.
«Эх, дяди, дяди,- думал Пашка, развалясь на стуле,- жалко мне вас. День и ночь гоняетесь вы за ворами, драчунами, пьянчужками -хлопотная работенка. Бандиты в вас стреляют, начальство ругает. Не жизнь -каторга. Даже в пивной вам посидеть боязно - начальство накроет».
- Ты почему так сидишь?- вдруг поднял голову Невзоров. -Сядь -как следует!
- Есть сесть как следует!- отчеканил Пашка, подпрыгнув на стуле, уселся прямее и положил руки на колени.
- Как урегулировал свои отношения с папашей ?-спросил Невзоров, кладя перед собой лист бумаги. На «солдатскую исполнительность» Пашки он не отреагировал никак.
- Разошлись, как два неприятельских дредноута,- быстро ответил Пашка.
- К себе он не приглашал?
- Я с ним в отхожее место не пойду.
- А все-таки: приглашал?
- Да.
- После привода в отделение встречались? Да.
- Как же дальше собираешься жить?
Пашка ответил не сразу, вроде задумался, а на самом деле на этот вопрос ему уже надоело отвечать.
- Не знаю, как быть: учиться поздновато, работать рановато, да и не охота, один путь остается - в тюрьму …
Невзоров поднял красивые подковки-брови - выразил удивление. - А в цирк не собираешься?!
Ответ на этот вопрос особенно интересовал Невзорова и он вцепился глазами в допрашиваемого. Парень может попасться на пустячке.
Пашка с неохотой сказал:
- Не люблю кривляться.
- Разве жонглеры кривляются?
- Один черт.
С минуту Невзоров строго рассматривал своего подопечного. «Откровенен или играет?- прикидывал он.- Бесшабашность прет, как пена из пивной кружки. Пацан гонор показывает. Может, прямо спросить?» И он спросил:
- А у тебя, Окороков, не появлялось желания укокошить своего родного папашу?
Пашка помрачнел.
- Было такое,- сказал он невесело.- Паразитов надо уничтожать. Хорошую позицию я выбрал, да он не вышел из хаты. Запал зря пропал. Но он еще попадется мне …
- Точнее - уже попался. Говори правду! Пашка насторожился.
- На бога берете?
- Нет.
- Кто?
- Тебя спрашиваю?
Мне определенно надо знать … Неужели Петька? ..
Кто этот Петька?- Невзоров весь превратился во внимание. Ниточка потянулась.
- Неродной брат … - Пашка опустил голову, поняв, что бессовестно проговорился.
- Значит, и этот Петька собирался укокошить папашу?
- Эх, не хотел я Петьку впутывать!- пожалел Пашка.
- Где же вы подкарауливали?
- На Большовской.
- Где именно?
- У третьего дома.
- Что делал?
- На гулянке был. Там и закимарил …
Невзоров торжествовал. Улицу Пашка назвал именно ту, на которой был обнаружен труп. А то, что он отрицает факт убийства,- это уловка неопытного мальчишки! Немного поднажать, и он «расколется». Вот будет преподнесена пилюля Вязову -«воспитателю»!
- Ну, ты вот что, пацан, давай не финти, закругляйся. Один убивал или с Петькой?
Пашка посмотрел на лейтенанта с презрением и сказал чуть насмешливо:
- Убийцы легко не раскалываются. Надо доказать. А к тому же я не убивал. Так и запишите.
- Решил отпираться? Ничего, докажем. Не таких раскалывали …
Когда приехал Михаил, Пашка уже был отправлен, а Невзоров шел к начальнику с докладом.
В коридоре, возле кабинета, сидел Костя.
- Долго ждал?- озабоченно спросил Михаил.
- Часа два,- ответил Костя.
- Проспал, черт возьми! Заходи.- Михаил, зайдя в кабинет, сразу же позвонил по телефону. Вскоре привели Пашку.- Знакомьтесь,-сказал он Косте.
- А мы уже встречались.
Знакомство произошло при свете звезд и фонаря,- почти продекламировал Пашка.- В ту ночь мы разлетелись, как истребители …
- Ты, Окороков, не хорохорься, Костя и сам повидал немало, и задирать нос не советую. Вы поговорите тут, я скоро вернусь,- сказал Михаил и пошел к капитану.
Два паренька некоторое время сидели молча. Прицеливались.
- Ну и что же ты повидал на свете?- с кривой усмешкой нарушил молчание Пашка.
- Побывал под бомбежкой. Был ранен. А родители погибли. Попал в воровскую семью. Выбрался. И не жалею,- просто и негромко ответил Костя.
- Значит, круглый сирота? Бедненький …
- Нет, я не сирота. Для меня Михаил Анисимович стал и отцом и братом.
Костя сдерживался. Он знал: спокойствие - это сила.
- И мне его в родственники предлагаешь? Хорошие родичи: сине шинельник и вор!
- Костя покачал головой:
- Дурак ты!
- Эи ты, не распускай язык, чмурик,- пригрозил Пашка.- Я умею оттяпывать лишние концы.
Костя грустно улыбнулся.
- Повторяю: ты дурак! И не лезь в бутылку.
Пашка вскочил. Костя тоже встал, но нехотя, опять грустно улыбнулся и предупредил:
- Имей в виду: я боксом занимаюсь.
- Ну и черт с тобой, если не боишься,- переменил тактику Пашка и снова сел.- Еще за этакого отвечать придется. Давай, выкладывай, зачем тебя подослали.
- Меня никто не подсылал. Михаил Анисимович попросил поговорить с тобой, узнать по мере возможности: окончательным гнусом ты стал или еще нет… Пашка дернулся, сжал кулаки, но усидел.
- Моя задача такая: посмотреть на тебя и решить - предлагать свою дружбу или нет …
- Нужна мне твоя дружба, как велосипеду штаны!
- А мне твоя - тем более.
- Ну и катай себе!
- Успею. Не к спеху. И тебе со мной немного веселее: вон как прыгаешь от радости!..
Костя прищурился. А Пашка оценил шутку, вдруг весело засмеялся, хлопнув ладонью по коленке:
- А ты ничего, оказывается, кореш, из остряков!
- Комплименты швыряешь!- удивился Костя.- Не люблю.
- А на стрёме ты стоял?- неожиданно спросил Пашка.
- Стоял. Ну и что?
- Силен … А в форточку, случай но, не заглядывал? ..
- Ты вот что,- рубанул Костя рукой,- давай бросим это. Хватит! Ты Алексея Старинова знал?
- Встречал. Тот еще бандюга был,- ответил Пашка.
- Так вот, Старинов мой брат, названый .
Теперь Пашка с неподдельным интересом воззрился на Костю. О Старинове и его дружке Суслике он знал - и немало. А недавно прошел слух, что Суслик снова появился в Ташкенте.
- И еще слушай,- продолжал невозмутимо Костя,- бандитов и воров я ненавижу. Старинова я поймал. Он хотел меня зарезать, но Михаил Анисимович успел его застрелить. Я - дружинник. Понял? Ты - я вижу еще не совсем, скатился на дно, еще можешь за ум взяться. Хватит тебе по свету шататься паразитом …
- Ты вот что, полегче насчет паразитов!- вдруг снова зло огрызнулся Пашка.- Если бы не папаша … Я шатался бы? .. Да? Шатался? Я, может, не хуже мечтать умею … Не имею права? Да?!.
Когда Михаил вошел в кабинет начальника, там уже сидел, кроме Невзорова, подполковник Урманов. Капитан показал лейтенанту на стул.
- Так вот, Михаил Анисимович, мы тут выслушали Дмитрия Семеновича. Он, как вы уже знаете, допросил младшего Окорокова и уверен, что старшего Окорокова убил сын. Я же советую не торопиться с выводами, допросить побольше людей и особенно Петьку. Самое же главное, на мой взгляд, заключается в том, что сыновья Окорокова не имеют никакого отношения к ограблению склада, а убийство наверняка связано с этим. Что вы скажете, Насыр Урманович?- обратился он к подполковнику.
- Я того же мнения,- сказал Урманов, вставая.- Мы с Михаилом Анисимовичем сей час поедем по указанному Пашкой адресу, а вам,
Дмитрий Семенович, не мешало бы найти Петьку и допросить. Не возражаете, товарищ Акрамов?
- Будет выполнено, товарищ подполковник!
- А что делать с Пашкой ? Выпустить?- спросил Михаил.
- Выпустить и проследить, с кем он встретится,- приказал подполковник.
Михаил вошел в свой кабинет, озабоченно оглядел пареньков и улыбнулся добросердечно, по-домашнему. Прошел к столу, сел.
- Поговорили?- спросил он.
- Словно касторку выпили … - съязвил Пашка, мельком взглядывая на Костю.
- Прекрасно. Теперь идите. Куда?
- Это ваше дело. Куда хотите. И я?- Пашка удивился.
- Конечно.
- Хм … - Пашка хмыкнул и поднялся. Подозрительно оглядел
лейтенанта и Костю, сощурился и, направляясь к двери, сказал: - Чудно! До свиданья, товарищ лейтенант!
Костя пошел вслед за Пашкой .
Урманов и Вязов поехали по указанному Пашкой адресу. Они не особенно надеялись застать хозяев дома - время рабочее, день не выходной. В поиске вообще не было стройной системы, надеялись на случаи - авось что-нибудь проявится. А это не работа - мученье. Михаил чувствовал недовольство подполковника и молчал. Мысли о больной жене все время мешали сосредоточиться на деле. «Как только выдастся возможность, надо позвонить Наде»,- решил Михаил.
Размышлял о своем и Урманов: «Капитан Акрамов прав, связь между ограблением склада и убийством Окорокова логична. Но где доказательства? Может, кто из рабочих артели так великолепно бросает ножи? Сегодня же попытаться выяснить … А не собрать ли общее собрание рабочих артели? Или… членов партии пригласить к себе, посоветоваться? Вот что надо сделать, а не, возиться с версией Невзорова. Если бы мальчишки сотворили такое, давно бы попрятались…». А вслух Урманов сказал:
- Когда вернемся, давайте приведем в порядок наши мысли. Так дальше дело не пойдет. Крутиться вокруг да около - занятие не вдохновляющее.
Михаил вздохнул.
Хозяйка оказалась дома. Это была средних лет женщина с приятным, но излишне раскрашенным лицом. Она благоухала дорогими духами.
Нежданных гостей она посадила за стол, а сама прислонилась к тумбочке с телевизором новейшей марки.
- Скажите, Вера Григорьевна, вы хорошо знакомы с Окороковым Тимофеем Павловичем?-задал вопрос Урманов и достал из кармана пачку папирос.- Курить разрешите?
- Угу,- разрешила хозяйка и тупо посмотрела на кончик папиросы.- Да, хорошо знаю Окорокова …
- Когда вы встречались с ним в последний раз? В пятницу, четыре дня назад.
- Он не был чем-нибудь озабочен?
- Как вам сказать! .. - хозяйка подняла к потолку глаза.- Вот уж месяца два он чем-то недоволен. Я спрашивала, он отмахивался.
- Зачем вы его привечали, ведь у него семья? Фи! Какая там семья …
- А дети?
- Дети неродные.
- Он ни с кем у вас не ссорился?
- Что вы! У нас тихо-мирно.
- Вы работаете?
- А как же! Сегодня только приболела …
Похоже было на то, что от этой женщины ничего не добьешься, а ведь здесь бывал и главный бухгалтер артели.
Оперативники уехали, в сущности, ни с чем.