10

Вход в клуб сиял желтой подсветкой. На улицу, как из пещеры, доносились густые ритмичные звуки, от которых дрожали стеклянные двери. Прыгающие огни отражались в стеклах дорогих автомобилей.

— Я здесь не была, — сказала Настя.

Когда они проходили рамку, их встретили охранники парень и девушка. Они были в форме, напоминавшей форму американских полицейских. Уже в фойе музыка долбила так, что надо было кричать, чтобы тебя услышали.

— Добрый вечер!

Девушка подошла к Зудину, парень — к Насте. Здесь было так принято. Девушка присела, провела рукой по его бедрам до самого верха, поднялась, прошлась по поясу. Она стала очень близко, почти касаясь козырьком форменной бейсболки его подбородка.

Зудин видел, как парень присел перед Настей.

— Не надо, — сказала она и подняла край платья.

— Спасибо, — пробормотал он.

— Круто, — сказала Настя, когда они прошли рамку. Ей нравилось такое начало.

Он повел ее плохо освещенным коридором, потом по лестнице. Они оказались в огромном зале, оформленном под пещеру. С высокого потолка свисали импровизированные сталактиты, на стенах были изображены первобытные люди, совокупляющиеся в оргиях. Все сверкало огнями. В подвешенных под потолком клетках танцевали девушки, извиваясь блестящими русалочьими телами. Долбежка была такой, что нельзя было расслышать даже собственные мысли, можно было только ощущать.

Он влек ее в самую гущу, где гремела музыка, как первобытный там-там, и вспышки страбоскопов вырывали из тьмы изгибающиеся силуэты танцующих. Ультрафиолет мягким сиянием подсвечивал все белое: рубашки, блузки, улыбки. Зудин был в узких черных брюках и приталенной бордовой рубашке, расстегнутой на три пуговицы. Они прекрасно смотрелись вдвоем и притягивали к себе внимание. Парни отрывались от своих девушек и смотрели на Настю. Их глаза были похожи на влажные языки. Ей нравилось, что на нее так смотрят.

— Куда ты меня ведешь? — крикнула она.

— В бар!

Бармен почтительно кивнул Зудину. За стойкой яркие вспышки не резали по глазам. Они повернулись друг к другу и стали лизаться глазами.

— Что будешь пить? — спросил он.

— А ты?

— Не знаю, может виски!

— Я хочу Пина Коладу!

— Пина Коладу и апельсиновый сок!

Бармен взял бутылку рома, стал жонглировать ей, подбрасывал из-за плеча и ловил.

— Браво! — она хлопнула в ладоши.

— За такой трюк — без сдачи! — Зудин положил деньги.

Бармен наполнил высокий бокал из нескольких бутылок, добавил взбитые сливки, лед, кусочек ананаса и вишню. Настя подвинула к себе бокал, потянула из трубочки.

— Я думал, ты предпочитаешь махито, — сказал Зудин.

— Надоело. Хочу чего-нибудь другого!

Они смотрели друг на друга и улыбались светящимися улыбками.

— Тебе идет эта рубашка! — прошептала она, дотронувшись губами до его уха.

— А тебе — это платье!

— Оно классное!

— Не дает покоя один вопрос!

— Ты о чем?

— Тот парень на входе, охранник, — он видел, какие у тебя сегодня трусы, а я еще нет.

— Ты меня и без трусов видел.

— Но вот так, чтобы такая красавица ни с того ни с сего показала…

— Он каждый день видит сотню женских трусов.

— Думаю, тебя он долго не забудет. Я видел его лицо.

— Ну, что мне сделать, хочешь, я задеру перед тобой платье прямо здесь? — ее глаза заблестели, он почувствовал, что она готова это сделать.

Она провела по бедрам и взяла край платья. Ее плечи двигались в такт музыке.

Сзади нее протиснулся молодой парень, она подалась вперед, чтобы пропустить его. Он вытянул шею, чтобы увидеть ее лицо и грудь. Зудин метнул в него свирепый взгляд и парень исчез.

— Хочешь потанцевать? — спросила она.

— Попозже.

— Я хочу сейчас!

Он пожал плечами.

— Тебе не нравится здесь?

— Почему же, этот клуб сейчас популярен!

— Здесь классно!

Он не сводил с нее глаз.

— Ты не сердишься на меня из-за Яны?

— На что я должен сердиться?

— Из-за нее мы уехали от твоих друзей.

— Мне и самому уже хотелось свалить.

— Ты не против, если я допью и пойду потанцую?

— Конечно, нет!

Она залпом осушила бокал и поднялась, вся наполненная движением, как электричеством. Поцеловала его и пошла. Она хотела танцевать, как хотела бы секса, почти бежала, двигая бедрами, чтобы унять зуд. Он тут же пожалел, что отпустил ее одну. Кавказец с горбатым носом проводил ее выразительным взглядом. Она ушла в самую гущу, утонула в охваченной судорогами человеческой массе. Разноцветные вспышки фиксировали словно кадры обрывки движений. Зудин видел копну ее золотистых волос и как она рукой убирает волосы от лица.

Она танцевала. Волнистые локоны закрыли ее лицо. Платье сползало с бедер на талию и она, поводя бедрами, тянула его вниз. Судорожные руки и запрокинутые головы напоминали Стикс, в котором тонут грешники; над ними появлялись ее сверкающие волосы, плечи, перехваченные бретельками платья, и затянутая в красное грудь. Она появлялась и исчезала в охваченной экстазом реке.

Зудин ощущал, как атмосфера безумия, царящая в клубе, опьяняет сильней вина. Возле Насти появился парень, который пытался рассмотреть ее, когда она сидела за стойкой. Он вынырнул у нее из-за спины и, подпрыгивая вместе с ней, тянулся лицом к ее уху. Она повернулась, тряхнув волосами, и что-то сказала. Он пропал.

Музыка не прерывалась. Собственно, это вряд ли можно было назвать музыкой. Просто ритм, убивающий мысли, тяжелые беспрерывные удары по телу, оглушающий шум с отголосками умирающей мелодии. Иллюзия полноты жизни, ее яркости и красоты, на самом деле — агония. Музыку умертвит тишина, силы иссякнут и танец закончится. Эти тела не переплывут Стикс.

Танцующие девушки пили в танце наслаждение как тягучую влагу, парни мучались от желания, обвивали руками-змеями их талии, касались их влажной кожи, и головы девушек склонялись к плечу, — все пропиталось ядом, утонуло в нем как в смоле. Зудин следил за пшеничными волосами и красным платьем, и тоже пил яд. Ее нельзя было оставлять одну.

Кто-то тронул его за плечо. Это была Яна.

— А ты откуда взялась?

— Примете в свою компанию?

Она стояла перед ним и пританцовывала. Она была совсем другой, он даже не сразу понял, что это она. Ее волосы были уложены на затылке. Она казалась намного выше, потому что была на каблуках. На ней было то же черное платье, но выглядела она совершенно иначе. Она стала решительной, как будто должна была сделать что-то важное, глаза горели, крутые бедра напряглись как пружины.

— Где Игорь? — спросил Зудин.

— Дома.

— Почему ты без него?

— Пусть лучше рассматривает твой альбом.

Появилась Настя.

— Ты? Как ты нашла нас? — лицо выдало, что она не рада ее появлению.

— Слышала, как Роман пригласил тебя в Шондонг.

— Ты была здесь?

— Конечно! Сейчас это самый модный клуб в Москве.

Она взяла Настю за талию и хотела притянуть к себе, но Настя осталась на месте, оказалась слишком тяжелой для нее. Настя смотрела на Зудина и улыбалась роскошной виноватой улыбкой. Волосы закрывали ее глаза, он видел только губы и ослепительный ряд зубов. Ее лицо было обращено к Зудину, а рука Яны мягко лежала на ее животе. Она не могла унять дыхание, Яна шагнула к ней и девушки коснулись друг друга грудью. Это касание было очень нежным, таким же, как прикосновение руки, лежащей на животе.

Она ждала, что он не отдаст ее этой маленькой фурии, протянет руку и заберет себе. Но он просто смотрел, улыбался и получал удовольствие, возбуждаясь на их неловкий эротизм. Ему нравилось ласковое упорство Яны, с которым она ухаживала за его Настей.

Горбоносый кавказец возник из толпы, остановился за девушками, облизал их маслянистыми глазами. Зудин взял Настю за руку и притянул к себе. Яна тоже придвинулась.

— Хочу махито! — прошептала Настя горячими губами.

— А ты? — спросил он Яну.

Она кивнула с улыбкой.

— Бармен, два махито и одну водку с лимоном!

Он сильнее прижал к себе Настю и почувствовал, что она дрожит. Она взяла бокал и сделала глоток. Зеленые пузырики зашипели вокруг кусочков льда.

— Ромашка, ты звезда этого вечера! — сказал он.

— Я люблю танцевать!

— Что тебе сказал тот парень?

— Не обращай внимания, он совсем мальчишка!

— А все-таки?

— Что я лучше всех!

— А ты ему?

— Чтобы он отвалил! — она засмеялась.

Зудин чокнулся с девушками и залпом выпил. Настя допила махито и поставила бокал.

— Почему Игорь не поехал?

— Чего ему здесь делать? Накачиваться спиртным? С него и так хватит, — упоминание об Игоре нагоняло на Яну тоску.

— Потанцевал бы.

— Не смеши! Потряс бы пивным брюшком, ты хотел сказать?

— О, какая музыка, — Настя закатила глаза, — пошли танцевать!

Настя тянула его за руку, но он был пассивен как мешок.

— Пойдем! Он предпочитает киснуть за стойкой! — Яна перехватила ее руку и повела на танцпол.

Настя обернулась, позвала его глазами, надеясь, что он пойдет, но он остался на месте. Они ушли, пританцовывая, как застоявшиеся в стойле кобылы, возбудившись от свободы и задрав хвосты.

— Бармен! Еще водки и лимон!

Он опрокинул рюмку и раздавил зубами раздирающую рот кислоту. Когда он обернулся, он увидел, что возле девушек трется тот же сопливый мальчишка. Водка бросилась в голову, захотелось двигаться. Он пошел в толпу, не спуская глаз с девушек. Энергия танца капала с потолка на дергающиеся тела, подсвечивала их яркими вспышками.

Он шел, протискиваясь между горячими телами, втягивая их солоноватый запах. Прижимаясь, они оставляли на нем свою разгоряченную влагу. Девушки чувствовали его тестостерон, провожали его глазами. Он проходил через них, высокий, в расстегнутой на груди темно-красной рубашке, с твердым лицом, как терминатор. Они хотели его, он чувствовал, как под кожей у них зудит от желания, но его влекло к той, что была лучше всех.

Парень дергался рядом с ней, как будто их включили в одну розетку, что-то говорил, тычась носом ей в волосы. Она не обращала на него внимания. Зудин дернул его за руку.

— Отвали!

Парень огрызнулся взглядом и растворился в толпе, оставив поле за доминантным самцом. Яна подошла к Насте сзади, обхватила за талию и притянула к себе. Настя дернулась, пытаясь вырваться, и обернулась.

— Это ты?

Яна захохотала. Настя сняла с себя ее руку и отступила. Яна двинулась к ней с виноватой улыбкой, как будто питалась ее кровью. Настя посмотрела вокруг себя. Первобытная пляска ввела всех в экстаз. Горячие и влажные тела жались к ней со всех сторон, терлись, толкали, заражая энергией танца.

Хотелось двигаться. Она повернулась и нырнула в толпу. Яна на минуту потеряла ее, тянула шею, чтобы разглядеть ее в беснующейся массе. Ее глаза горели как у голодной, она крутила головой, вглядываясь в сверкающие обрывки реальности, как упустившая добычу хищница.

Настя сбежала, нырнула в танцующую массу. Наконец, она почувствовала свободу, отдалась танцу, как незнакомцу, имени которого не успела спросить. Безумный ритм, казалось, колотил в ней самой. Заставлял двигаться все яростней. Ощущение слепой радости охватило ее. Она чувствовала только ритм и свое тело, как подпрыгивает грудь, как вздрагивают ляжки.

Ей никто не был нужен, Хотелось просто танцевать. И она танцевала, пока не почувствовала на себе нежные руки. Она подняла глаза и сквозь упавшие на лицо волосы увидела Яну. Ей показалось, что Яна готова заплакать, таким умоляющим было ее лицо, говорившее как бы: Только не прогоняй меня!

И такими же умоляющими были ее теплые ладони, которые бережно, как вазу, держали ее за талию. Насте ужасно не хотелось отказывать этим ладоням, но она еще боялась их, и хотела игры. И она снова вырвалась и побежала. Яна устремилась за ней. Настя оглядывалась, пока не поняла, что Яна не оставит ее. Она решила, что нужно вернуться к Зудину, и стала искать его в толпе.

Убегая от Яны, она буквально налетела на него. Он стоял как утес в реке бесноватых. Она столкнулась с ним и обрадовалась, что нашла его, прижалась к нему спиной, вжалась в него, как в раковину. Она потянула его за бедра прижимаясь к нему ягодицами, спиной, чувствуя затылком его лицо. Он обнял ее. Она взяла его руки и прижала к себе. Гладила себя ими, жала ими свою грудь.

Появилась Яна и стала смотреть на нее как зачарованная, подошла и положила руки на руки Зудина и прижалась к ней. Настя оказалась меж двумя разгоряченными телами, это распаляло ее. Мужская и женская энергия пронизывали ее с двух сторон, закручиваясь в ней вихрем. Она закрыла глаза, помчалась в далекие миры. Зудин видел, как Яна тянулась к ее лицу, мучаясь от нежности.

Они слились втроем в едином движении, которое шло снизу, от бедер, оттуда, где рождалась энергия. Насте стало жарко, она обмякла, стала ниже и их груди оказались на одном уровне. Яна прижалась еще сильней, придавила ее грудь своей грудью, погладила с боков. Губы Насти открылись. Яне показалось, что у нее вырвался возглас и сразу утонул в бушующем звуке. Тела стали влажными.

Вдруг все исчезло — музыка, сверкание огней. Все оказались в душной темноте. Только в баре, как через неплотную ткань, светилась подсветка. Было жарко, слышалось только собственное дыхание. Зудин, Настя и Яна отслоились друг от друга.

Вновь, словно взрыв, ударила музыка и вспыхнул свет. Пауза оказалась недолгой. Зудин обнял Настю и потрогал ее внизу. Ее лобок, словно вынутый из печи пирожок, шепнул ему: «Съешь меня!». На его руку легла другая рука, маленькая и горячая, и стала направлять ее, толкать дальше, между настиных ног. Он как будто окунул руку в топленый мед двух женских тел. Этот мед проникал в него через кожу и скапливался внизу живота, и густел.

Они не видели вокруг ничего кроме вспышек, не слышали ничего кроме бьющей по телу музыки. Они как будто летели куда-то в сумасшедшем гудящем потоке. Им было все равно. Они терлись друг о друга, мчались на тройках своих ощущений.

Настя как будто опомнилась, освободилась от Яны и повернулась к нему, убрала с лица волосы, и он увидел в ее глазах мольбу. Он притянул ее к себе и хотел поцеловать, но она закрыла ему рот ладонью. Они смотрели друг на друга несколько секунд, потом она убрала руку и поцеловала его.

Он снова гладил ее, водил своими ручищами по горячим бокам, сдавливал ее большие ягодицы. Его ладоней не хватало, чтобы измерить ее всю и усмирить. Она обвила его за шею, заставила двигаться вместе с ней, платье задралось, ее голые бедра лезли на его бедро.

Яна терлась об него сзади, словно бездомная собака. Она тоже хотела получить свою долю. Она просунула руку, как щупальце, между их телами, взяла его между ног. Он хотел, чтобы это была не ее рука, а настина, которую он уже успел полюбить, но как же тепло и нежно его пленили, и он это принял. Рядом девушка стояла на коленях перед парнем, который еле держался на ногах, и дергала головой, но на них никто не обращал внимания.

Музыка сменилась, зазвучал новый ритм. На сцене появилось несколько накаченных парней, прикрытых тряпками наподобие набедренных повязок. Клетки опустились, девушки вышли и взбежали на сцену. Теперь их танец изображал оргию. Извивающиеся тела блестели как угри. Танцпол взорвался одобрительными криками. Прожектора освещали только сцену. Танец свелся к паре движений: парни двигали бедрами взад-вперед, а девушки сводили-разводили ноги.

Музыка стала тише, лучи прожекторов прошлись по танцполу и ударили Зудину в лицо.

— Друзья, давайте пригласим на сцену самую красивую пару! — раздался голос диджея.

Все закричали. Девушки на сцене отступили в темноту, остались только парни. Двое спустились на танцпол и подошли к Насте и Яне. Один протянул руку Насте, другой — Яне, Зудин невольно отступил. Настя растерялась, она зажмурилась от яркого света и не реагировала на протянутую руку.

Яну повели к сцене, она оглянулась и увидела, что Настя не двигается с места. Она вернулась и взяла ее за руку.

— Не бойся!

Она излучала уверенность. Они поднялись на сцену, парни окружили их. Музыка вновь сделалась громче. Яна стала перед Настей и начала танцевать. Настя не знала, что делать.

— Не стой! — крикнула Яна.

Ее уверенность передалась Насте. Она стала двигаться. Яна смотрела на нее. Настя понемногу смелела, ее движения становились увереннее. Яна обняла ее, взяла за попу, поставила бедро ей между ног и притянула к себе. Настя запрокинула голову.

Девушки на танцполе завизжали. Яна отпустила ее, сделала несколько движений, которые выдали в ней танцовщицу, обошла Настю и обхватила ее сзади, провела по животу и взяла за грудь. Настя вздрогнула. Парни на сцене подбадривали их. Зудин наблюдал за происходящим с танцпола. Его возбуждало то, как Яна завладевает его Ромашкой. Но он был уверен, что она не завладеет ей полностью.

Яна мяла ее по всему телу своими маленькими ласковыми руками, прижавшись к ней и закрыв от удовольствия глаза. Настя принимала ее ласки, оставляя их без ответа, просто позволяла трогать себя. Но когда она запустила руки под красное платье и взяла ее между ног, Настя убрала ее руку, правда, признавшись себе, что хочет оставить ее, чтобы принимать ее беспардонную ласку. Яна взяла Настю сзади за талию и стала толкаться в нее, как мужчина. Настя покраснела от того, что все видят, как это безумно нравится ей, не сдержалась, выгнула спину и запрокинула голову.

Потом Яна оторвалась от нее, и попятилась к краю сцены, не отводя от нее глаз, повернулась к танцполу, широко поставила ноги и продолжала танцевать, не отрывая каблуков от пола, повернулась к Насте и позвала ее. Настя стала лицом к танцполу, также широко, словно села на лошадь, поставив ноги, и поймала ее ритм. Яна заулыбалась, и, не сводя с нее глаз, распустила волосы. Они встряхнули волосами. Парни перед сценой тянули шеи, чтобы заглянуть им под платье.

Они танцевали, повернувшись друг к другу лицами. Настя повторяла движения Яны. Яна потрогала себя за грудь и то же самое сделала Настя. Яна провела по бедрам, и также Настя. Яна приподняла край платья, и Настя потянула платье вверх. Толпа хлопала. Яна задрала платье почти до пупка, демонстрируя всем черные стринги. И Настя подняла платье. Ее пылающее лицо закрывали волосы. Все смотрели на ее роскошные бедра и розовые трусы. Яна стала двигаться в такт музыке навстречу залу, Настя повторяла ее движения. Они как бы подмахивали в зал. Они смотрели друг на друга и улыбались. Все заорали как обезумевшие.