Дэвид ворвался в пентхаус как разъяренный тигр.
— Ты! Ненавижу тебя!
— Объясни, наконец, что происходит, — стараясь сдержать эмоции, сказала Кристина.
— Даже сейчас ты умудряешься портить мне жизнь! Ну почему именно ты моя мать?!
— Дэвид, — предостерегающе начал Люк.
— Заткнись, Люк! Заткнись, это не твое дело! — заорал он, направив в сторону гиганта указательный палец.
Люк заткнулся. Миа, сидящая на диване, обхватила себя руками и начала всхлипывать. Как раз только этого и не хватало.
— Да что с твоей девушкой не так? — вскричала Кристина. — Что я ей сделала плохого?
— Что не так? — Дэвид пнул стеклянный кофейный столик с такой силой, что тот отлетел к стене и разлетелся на миллион осколков. — Что не так?!
Миа закрыла уши и опустила голову вниз.
— С ней все так, мама! — он выплюнул слово «мама», как ругательство. — Все! Кроме того, что она дочь Дэниела Стюарта!
— Твою мать, — констатировал Люк и присвистнул.
Кристина пораженно уставилась на него с открытым ртом. Одной рукой она сжимала собственное горло, другая нелепо зависла в воздухе в районе груди, как у куклы-балерины.
— Дочь Дэнни...
— Нет, — зарыдала Миа. — Это несправедливо!
— Миа, возьми себя в руки, — сказал Люк.
Она заткнулась, сообразив, что проблема ее дружбы с Лиззи — самое меньшее из зол.
Неровной походкой Кристина подошла к дивану и села рядом с дочерью. Казалось, она в шоке.
— Я просто не понимаю, как такое возможно, — пробормотала она. — Дочь Дэнни. Элизабет, точно. Еще должна быть Саманта, кажется.
— Я вижу, ты хорошо осведомлена, — ядовито произнес Дэвид, направляясь к бару.
Ему определенно нужна была выпивка, и не какое-то там шампанское, а что-нибудь покрепче. Гребаный ад! Схватив бутылку водки, он отхлебнул прямо из горлышка и обжег себе внутренности. На глазах выступили слезы, дыхание перехватило.
— Ну, хорошо, — рассудительно начала его мать. — Я примерно представляю, что она думает обо мне, но при чем здесь ты? Мы могли бы видеться изредка на семейных торжествах, я бы не лезла в вашу жизнь. Я бы никогда...
— Ты ни хрена не представляешь! Из-за тебя ее жизнь и жизнь ее сестры превратились в ад! Каждый день они подвергались оскорблениям, унижениям и насилию! Почти все свое гребаное детство! Потому что их папочке нужна была только ты и никто больше! А их мамаше было плевать на них, потому что они были всего лишь его отродием!
Она смотрела на него так, будто он надавал ей пощечин.
— Дэнни искал их! Он любил своих дочерей, но она забрала их!
Дэвид чувствовал, что может порвать с матерью последнюю ниточку связи, но уже не мог остановиться.
— Мне плевать, что он там говорил! Если бы он хотел, он бы нашел! Но правда в том, — он сделал паузу, пытаясь подобрать слова. — Что их отчим был долбанутым садистом. И их некому было защитить... Потому что их мать считала, что они получают по заслугам. За грехи своего отца.
Дэвид запустил пальцы в волосы и застонал.
— Она никогда не захочет быть со мной. Она никогда не простит мне.
— Боже. О, Боже, — повторяла его мать, раскачиваясь на диване. — О, Боже, Дэвид, я не знала! Что же нам делать? Я не знала, не знала.
Миа сползла с дивана, обняла его за шею и заплакала.
— Где сейчас этот ублюдок? Ее отчим? — спросил Люк.
— Я хотел бы его прикончить, — ответил Дэвид, — но он сдох в прошлом году.
— Ты должен вернуть ее, — сказал муж его матери.
На него уставились три пары мокрых глаз одинакового зеленого цвета. Все они выражали сомнение.
— Ты же любишь ее! — Бывший телохранитель сверлил его взглядом. — Так не будь тряпкой, верни свою женщину!
***
Джин была в ужасе, когда увидела Лиззи в том состоянии, в котором она пребывала, постучавшись в ее дверь.
— Ключи, — прохрипела Лиззи.
— Иисусе! Что с тобой случилось?
— Дай мне эти чертовы ключи!
Соседка в смятении отпрянула от двери на несколько секунд, затем вернулась со связкой ключей. Без слов Лиззи взяла ключи и поковыляла к своей двери.
Дорога домой казалась ей сплошным кошмаром. Она неслась на огромной скорости, не видя почти ничего от ветра, бьющего в глаза, и нескончаемого потока слез. Впопыхах она не надела даже шлем, и ее волосы разлетались вокруг головы золотым ореолом — от прически не осталось и следа. Подол платья, развевающийся за ней подобно красному знамени, сейчас больше напоминал грязные лохмотья. Ладони покрылись мозолями, несколько ногтей сломалось, тело обросло слоем пыли. Всю дорогу в ее адрес звучали свист и маты, и просто чудо, что за ней не погналась полиция.
Лиззи стащила с себя красную тряпку, туфли от «то-что-осталось-от-гуччи» и нижнее белье, бросила все это на пол и прямиком отправилась в душ. Ее всю трясло, когда она села под обжигающие струи воды, свернувшись в позе эмбриона. Она сделала воду очень горячей, но зубы все равно продолжали стучать.
Она ушла так быстро, что забыла все вещи, включая мобильник. Это беспокоило ее больше всего, потому что Сэм могла позвонить в любую минуту, хоть ночью, хоть днем. Сестру никогда не заботили временные ограничения в этом плане, а Лиззи всегда была рада слышать ее голос, пусть даже в субботу в четыре утра. Она подумает об этом потом. Когда сможет думать о чем-то, кроме Дэвида и того, что Кристина Хантер его мать.
Вода стала нестерпимой, кожа на пальцах сморщилась, но Лиззи все равно сидела под душем еще добрых двадцать минут. Выйдя из ванной комнаты, она почувствовала себя как на северном полюсе. Ей хватило сил только на то, чтобы достать старенькое одеяло из шкафа и доползти с ним до кровати. Если подумать, чувствовать холод было не так уж плохо. Холод — это замечательно. Он мешает думать, вспоминать, осознавать произошедшее. Он напоминает только об одном — надо согреться. Мимолетное воспоминание о том, как тепло было в объятиях Дэвида, посмело тихонько выглянуть из-за ледяного панциря вокруг ее разума, и было тут же отброшено мысленным пинком в самый дальний и темный угол памяти.
Она лежала под одеялом, медленно согреваясь, и боялась, что как только ее тело наполнится теплом, мозг заполнят образы из прошлого. Но этого не случилось. Согревшись, Лиззи провалилась в сон. Долгий спасительный сон без сновидений.
***
В холодильнике было пусто, но это не имело значения. Она совсем не хотела есть. Единственное, в чем она с утра нуждалась, — это стакан воды. Ей не хотелось умываться, чистить зубы или причесываться. Ей хотелось умереть. Выпив свою воду, Лиззи несколько минут глубоко дышала, чтобы удержать ее внутри. Тошнота подкатывала к горлу, голова кружилась, мышцы дрожали. Господи, это всего лишь вода! Ее не стошнит. Ее уже семь лет не тошнило, с тех пор как она в тринадцать распрощалась со своей кашей прямо за столом, за что получила сначала мощный удар по спине, после чего Брайан схватил ее за волосы и ткнул лицом в ее собственную рвоту. При этом она так сильно ударилась лицом об стол, что из носа пошла кровь. Через секунду он выдернул ее из-за стола и швырнул на пол. А через минуту заставил встать и убрать все, что она натворила. Лиззи до сих пор помнила ту мерзкую дурно пахнущую массу из полупереваренной каши с кровью из ее разбитого носа. Он сказал, что в следующий раз заставит ее это съесть. В ответ она мысленно поклялась, что скорее захлебнется собственной рвотой, чем позволит себе еще хоть раз блевануть. Она держала слово до сих пор.
Когда вода улеглась в желудке, Лиззи поплелась в гостиную. Она не помнила, когда успела включить вчера автоответчик, но лампочка настойчиво мигала. Вздохнув, она нажала кнопку и легла на диван.
Первое сообщение было от его сестры.
— Лиззи, ты там? Я просто хотела удостовериться, что с тобой... все хорошо. Джин сказала, что ты дома... Лиз, мне жаль, что так вышло... Нам всем очень жаль. Дэвид очень страдает. Позвони ему...
Второе от него самого.
— Лиззи... Я... — О, его голос был просто ужасен. — Я хотел сказать, чтобы ты не принимала поспешных решений. Я люблю тебя. Я все еще хочу, чтобы ты стала моей женой... Я... Я ничего не отменял. Если ты захочешь... Ты можешь прийти на нашу свадьбу. Я буду ждать тебя...
Из глаз полились слезы. Лиззи не смогла сдержать их. Она не придет. Ей было больно при мысли о том, что он будет ждать ее у алтаря. Она представила его лицо, когда он поймет, что надежды уже нет, и почувствовала себя бесчувственной тварью. Хорошо, что Сэм не приехала.
Лиззи вспомнила про мобильник, оставленный в спальне Дэвида. Вряд ли сестра позвонит в ближайшие дни, скорее всего, ее голос она услышит двадцать второго числа — в день их рождения, поэтому время еще есть. Через неделю она попросит Джин забрать телефон и кое-какие вещи. Сама Лиззи была не в состоянии сделать это.
Ну почему он не сказал ей о том, кто его мать? Когда он собирался сделать это? После свадьбы? Думал, что она не узнает в этой элегантной женщине Кристину Хантер/Стюарт/Сандерс/Джонсон? Боже, у этой женщины фамилий столько же, сколько у нее самой, подумала Лиззи, и одна даже совпадает.
Дэвид не рассказал ей правду, значит, знал, что его мать виновата перед ней, знал, что Лиззи разозлится. Эта женщина отобрала у них отца, семью, любовь матери. Косвенно, она причастна к смерти папы, потому что он попал под грузовик после свидания с ней. Что это было? Витал в облаках, вспоминая подробности встречи? Потерял бдительность от счастья? Или же это была просто роковая случайность? Пенелопа смеялась от счастья, узнав о его гибели. «Дьявол прибрал к себе вашего папашу, значит, Бог услышал мои молитвы!» — сказала она им. Их мать была сумасшедшей. Может, Палмер не рассчитал силы, когда долбанул ее кулаком по голове в первый год брака?
В день, когда мать сказала о смерти отца, все их мечты рухнули. Мечты о том, что папочка найдет их и заберет к себе, а тетя по имени Кристина будет заботиться о них, как о родных дочерях, и весь этот кошмар закончится. Миа могла бы стать им сестрой.
Как все-таки несправедлива жизнь! Единственный раз, когда она нашла любимого, обрела друзей и поверила, наконец, в светлое будущее, судьба показала ей средний палец. Ну почему из миллионов мужчин она выбрала именно его — Дэвида Сандерса? И именно он стал ее первым мужчиной. И, черт ее подери, он делал с ней в постели такие вещи, при воспоминании о которых она краснела, как идиотка.
Лиззи заткнула уши, как будто это бы помогло ей не слышать собственные мысли, и зажмурилась до боли в глазах. К черту все! Она выживет! И начнет жизнь с нуля.