На другое утро я почему-то первым делом вспомнил про вчерашнюю птичку. Я думал о ней всё утро — и пока молча завтракал, и пока шёл в школу, и в школе я о ней думал, когда сидел один в пустом классе на последней парте и ждал эту Рыбкину.

— Громов! Громов! — услышал я и увидел вдруг, что я в классе не один, а сзади стоит ещё какая-то девчонка. — Ты приготовил тряпку? А ведро? Я сейчас, погоди. — И она вылетела из класса.

Скоро она вернулась и принесла кучу тряпок, ведро с водой, швабру и здоровенную лейку — даже неясно было, как это она, такая букашка, всё это дотащила. Косички у неё торчали в разные стороны, а спина была узенькая-узенькая.

— Что мне нужно делать? — спросил я.

— Я подмету пол, — сказала она. — Потом будем вытирать парты, доску и поливать цветы.

Она была ничего себе, симпатичная, может быть, потому что швабра у неё в руках была огромная, а сама она как букашка — и я просто диву давался, как она ловко с ней обращается. Пол она сначала весь полила из лейки. Мне было стыдно, что я сижу и ничего не делаю.

— Давай я тоже, — сказал я.

— Тогда поливай пока цветы.

На втором окне в первом же горшке я увидел жука. Он сидел на земле, чёрный, кругленький, толстый, довольно большой, и что-то творил передними лапками. Вполне красивый жучище. Про лейку я забыл.

— Громов, Громов! — услышал я. — Что же ты не поливаешь?

Я повернул голову — она стояла рядом.

— Жук, — сказал я.

— Действительно, — сказала Рыбкина, вставая на цыпочки. — Жучок, жучочек!

— Как же теперь поливать, раз он тут сидит? — сказал я.

Рыбкина сказала:

— Я его перенесу в соседний горшок, а ты пока этот поливай.

Мы так и сделали. Потом, когда я принялся вытирать доску и парты, Рыбкина утащила из класса лейку и швабру, после — ведро и тряпки. Она вернулась, и делать нам больше было нечего. Она села за свою парту, а я за свою, я поглядел на неё, и она покраснела.

— Тебе нравится Кудя? — вдруг спросила она.

— Какой Кудя?

— Ну, Кудинов?

— Я не знаю, кто это, — сказал я.

Рыбкина сделала ужасно огромные глаза.

— Ты серьёзно? — спросила она.

— Вполне.

— Это же твой сосед по парте.

Она смотрела на меня, как на ненормального.

— А-а, — сказал я. — Сосед. Он вроде ничего.

— Он лучше всех в классе танцует, — сказала она. — А учится хуже всех. Круглый троечник и «двойки» бывают. Ты смотри осторожно с ним.

— А что такое? — сказал я. Мне не понравилось, что она ябедничает.

— Он знаешь что за человек? Выкинет на уроке какой-нибудь номер, а сам сидит как ни в чём не бывало и всегда влетает не ему, а соседу по парте. Я знаю, я с ним сидела в прошлом году.

«Она желает мне добра», — подумал я.

— А ты не знаешь, как эту девочку зовут? — спросил я. — Она от нас через класс учится.

— Какую девочку? — спросила Рыбкина. — Там много девочек.

— Ну, такая… красивая… симпатичная, — сказал я. — У неё ещё волосы вот так. — И я показал.

— Тебе нравится эта девочка? — спросила она.

— Она ничего себе, — сказал я.

— Она тебе просто нравится или очень?

— Не знаю, — сказал я. — Она вообще-то ничего себе. Как её зовут?

— Я не знаю этой девочки, — сказала Рыбкина.

— Что же ты спрашиваешь, очень она мне нравится или нет?

— Не знаю я никакой девочки, — сказала Рыбкина.

Она не глядела на меня.

Потом спросила:

— Как это ты умудрился попасть директору в живот головой?

— С чего ты взяла?!

— По-твоему, этого не было?

— Кто тебе об этом сказал?

— Не помню кто. Неважно. Об этом знают все.

— Как все?

— Так все!

— Неохота с тобой разговаривать, — сказал я.

— Не больно-то и хотелось!

— Смотри! Смотри! — вдруг закричал я, обо всём позабыв. — Наш жук летает по классу. Смотри! Гудит! Гудит!

Я крутил головой, следя за жуком. Он летал медленно и гудел, как самолёт. Потом разогнался и вылетел в форточку.

— Всё, — сказал я. — Улетел.

Я посмотрел по сторонам и увидел, что я в классе один, Рыбкина куда-то делась, и тут же я услышал голоса и топот ног, и в класс ворвались ребята и девчонки — начинались уроки.