Завтра все посходят с ума.
Все будут очень неспокойны.
Я не уверен, но скорее всего, что так.
Все будут тыкать пальцами в телевизор и говорить:
«Нет, вы только подумайте», или: «Бывает же такое», или: «Чей это необыкновенный мальчик?»
Не все ведь знают, чей.
Всех охватит необыкновенное волнение.
Я, честно говоря, это очень подозреваю.
Будут показывать - меня.
Пять дней назад я приехал в деревню к бабушке и дедушке. С папой и с мамой.
Ну, сначала вещи разобрали, устроились и сели пить чай. Бабушка и дедушка всё время протягивали руки через стол и гладили меня по голове. А я сидел, чай не пил, не ел ничего, болтал ногами и всё думал, когда же начнётся новая жизнь. Вот ведь глупо, уже приехал, а вроде и не приехал, просто сижу дома и ничего из нового не делаю. А они долго чай пили, будто первый раз в жизни, смеялись чего-то и всё меня гладили. Совсем я извёлся.
Я как угорелый из дома выскочил, когда они своим чаем напились. А кругом травка растёт, деревья, небо синее, жарища, красота, прелесть и простор. Я взял и… как побегу по дороге, просто так, изо всех сил. Потом остановился и стал дышать: дых-дых, дых-дых.
И вдруг вижу: что-то в кустах желтеется. Ни на кого не похожее, что-то жёлтенькое. Желтоволосенькое и желтопузенькое. А ведь что это - и не отгадать. Я взял камушек и бросил туда.
Жёлтенькое завертелось, затилитилькало, забумкало, заыхкало и ка-ак выпрыгнет. А я ка-ак побегу. А жёлтенькое ка-ак припустит за мной, как заорёт:
- Алёшка!
А я бегу.
А оно:
- Алёшка!
А я быстрей.
А оно топочет и кричит:
- Алёшка! Не убегай!
Удивительно знакомый голос. Остановился я… дых-дых, дых-дых. Тыща чертей! Да ведь это же рыжий Тимка.
- Здоро?во, Алёшка! - закричал он.
- Привет, Тимка! - заорал я.
- Вот я рад, что ты приехал! - крикнул он.
- А я… не можешь себе представить! - кричу я.
- Ты куда бежишь так быстро? - спросил он.
- Да на речку купаться, - сказал я.
- Ну, бежим вместе, - сказал он.
И мы побежали. Бежим и беседуем.
- Я тебя ещё час назад в окно видел, - говорит Тимка.
- Я своих устраивал, - говорю я.
- Чего твои тебя так по голове гладили? - спрашивает он.
- У меня причёска кривая, - сказал я.
- А ты чего в меня камень бросил?
- Я думал, это пень. А ты чего там сидел?
- Я гусеницу дрессировал. Кусачую.
- А окунь клюёт или нет?
- Ещё бы.
- А ты весь рыжий.
- А ты сам… синий.
- Красота.
- Красотища!
И мы прямо свалились в речку.
Сначала мы плавали. Потом кувыркались в воде. Потом топились и спасались. Потом я прыгнул с нырялки солдатиком. Потом просто так. Потом бочком. Потом опять просто так. Потом рыбкой. Потом самолётиком. Реактивненьким. Потом Тимка научил меня нырять чемоданчиком. А я его - драндулетиком. Потом мы спели песню. А потом Тимка сказал:
- Помнишь, кто такой Пушок? Бежим к нему!
- Бис! Браво! - закричал я, потому что сразу всё вспомнил, и мы побежали.
Я бежал и думал про Пушка. Как же это я сразу про него не вспомнил, про этого телёночка, про маленького бычка? Мы с ним в прошлом году здо?рово подружились. Он за мной как ручной ходил. Целыми днями. Он, наверное, подрос теперь и меня не помнит.
- Вон, - сказал Тимка на бегу. - Видишь дом с красной крышей? Это новая удоеэлектричница. Там коров доют.
- Эх ты, Тима, - сказал я. - Надо говорить электроудоительница.
- Пусть так, - сказал Тимка. - Когда мы до неё… до этой добежим, я тебе глаза закрою и поведу за эту… ну, как её… Пушок там пасётся.
Мы добежали до этой электроудойницы, Тимка велел мне закрыть глаза и повёл куда-то за руку.
Я пять раз чуть не упал и один раз упал, Тимка сердился и говорил, что я как слепой, а потом сказал:
- Ну, я побежал. А то он меня не любит. Интересно, узнаете вы друг друга? Открывай глаза на раз-два-три. - И убежал.
- Раз-два-три! - крикнул Тимка тихо-тихо, будто с другого конца земли.
Я открыл глаза и… удивился. Никаких коров здесь вообще не было. Стоял только один бык, огромный бычище, как паровоз.
Он смотрел на меня, а я на него, он на меня, а я опять на него, а потом он как посмотрит на меня странным образом и как побежит на меня, фырча.
У-ух как я дунул бежать по полю! А он за мной. Фырчит. Ногами землю роет.
- Караул! - закричал Тимка. - Он Алёшку хочет заесть!
А я бегу-бегу, бегу-бегу и… упал. Покатился. А бык - топ-топ-топ. Тимка «караул» кричит. А я закрыл глаза. Всё. Прощай, мама. Сейчас ка-ак…
И вдруг кто-то так нежно-нежно лизнул меня по лицу. Мокро-мокро. Шершаво-шершаво. Как губкой. Тепло-тепло. Открыл я один глаз и вижу - этот здоровый бык меня облизывает. Голова огромная, рога…
Открыл я потихонечку второй глаз и вижу - ну конечно, это же Пушок, та же мордочка с белым пятном, те же глазки…
- Пушок, - сказал я. - Пушечка! Пушиночка!
А он меня лижет. Узнал, игрун этакий.
Я встал с земли, а со всех сторон к нам люди бегут, с палками, с граблями, ещё с чем-то, рыжий Тимка плачет, все шумят.
Все до нас не добежали, остановились и не подходят.
- Мальчик, - сказал мне какой-то человек в очках. - Стойте смирно. Сейчас мы вас спасём.
А Тимка плачет перед очкастым:
- Товарищ новый зоотехник, я не нарочно, они же знакомы.
- Молчать! - сказал очкастый. - Никому не двигаться!
- О-о-о! Будет тебе, Тимофей! - заголосила какая-то тётенька на Тимку.
И вдруг я увидел, что к нам идёт дедушка Парфёныч, колхозный сторож.
- Дедушка Парфёныч! - закричал я. - Здоро?во!
- Здоро?во, Лексей, - сказал он. - Приехал, значит, погостить?
- Приехал, значит, - говорю я.
- Как мамаша, папаша? Здоровы?
- Как нельзя лучше, - говорю.
- Ну, привет им.
- А вам от них.
- А им ещё раз и низкий поклон.
- А они вам тоже кланяются, - говорю.
- Между прочим, - сказал всем очкастый. - Вы заметили? Бык не трогает ребёнка.
- Да-да, - сказал кто-то. - Очень похоже, что это так.
- А чего вы собрались? - говорит Парфёныч. - Не успел мальчик приехать, а вы уже. Что он, съест вашего быка, что ли? Он, можно сказать, год травы не видел, этот мальчик.
- Товарищи, - сказал очкастый. - Пойдёмте все обратно. Картина ясна.
И все стали расходиться.
Пушок ещё раз лизнул меня, а я ещё раз похлопал его по мордочке с белым пятном. И мы побежали с Тимкой срезать мне удочку.
И тут-то всё и началось.
Когда я уже спать лёг, к нам пришёл очкастый зоотехник и сказал:
- Нам необходим ваш ребёнок. На полчасика.
- Что он уже успел натворить? - спросила мама.
- Ребёнок хороший, - сказал очкастый. - Ничем таким не отличается. Дело в другом. Племенной бык Пушок не принимает пищу. Нам его через три дня на сельхозвыставку в Москву везти, а он пищу не принимает, может исхудать до размеров обычной тёлки. А ваш ребёнок с ним друзья.
- Вот как, - сказала мама. - Первый раз слышу. - И велела мне идти и помочь очкастому.
Мы пришли в какой-то дом, там в чистой комнате стоял бедный Пушок и ничего не ел, просто отказывался принимать пищу. Ещё там стояли какие-то растерянные люди. Они ласково поглядели на меня и стали подталкивать к Пушку. А меня и не надо было подталкивать, я сам подошёл к нему и похлопал по мордочке с белым пятном. Пушок замычал и лизнул меня. Тогда я велел ему есть, и он стал есть. Потом он поел, всё съел, я дал ему конфетку, а все захлопали в ладоши.
А утром очкастый опять пришёл.
- Не ест? - спросила мама.
- Ни в какую, - сказал очкастый. - Что повезём? Что повезём в Москву?!
- Бедный человек, - сказала мама. - Ну что ж, возьмите ещё раз Алёшу.
Очкастый обрадовался как маленький и потащил меня к Пушку.
Мы его накормили, все честь по чести, и я побежал купаться.
Я нырнул, вынырнул, снова нырнул, опять вынырнул и вижу - плывёт очкастый в своих очках и кричит на всю речку:
- Плыви сюда, мальчик. Он гулять отказывается. Бодается. Я совсем обалдел. Что делать?
- Вам без меня крышка, - сказал я.
- Крышка нам, вот что, - согласился он.
Потом мы с Пушком гуляли.
Потом вечером я его кормил.
Потом утром кормил.
Потом снова гулял с ним.
А мне выписывали трудодни - так сказала бабушка.
Потом я снова его кормил.
И гулял.
И кормил.
А потом долго-долго с ним прощался, и его повезли на станцию, чтобы его потом в поезд посадить - и в Москву, на выставку.
И вдруг мы скоро видим - идут к нашему дому человек пятнадцать народу и очкастый, все потные и красные.
Бабушка, дедушка, папа, мама и я вышли к ним навстречу.
Очкастый сказал:
- Он не лезет в вагон. Отказывается. Хотел укусить начальника станции. Не хочет ехать в Москву. Моё дело - крышка.
Я сказал:
- Ну что ж, пойдёмте, я всё устрою.
- Да? - сказал очкастый. - Хитро! А если он потом жрать не станет или вагон сломает? Что мы покажем в Москве? Обычную тёлку?
Дедушка почесал бороду и сказал:
- По всему видать, вам без мальчика крышка.
- Да-да! - радостно закричал очкастый. - Крышка нам! Точно! Отпустите вашего мальчика в Москву! Дня на три. Колхоз будет вечно помнить о вас.
И все закивали и стали говорить, что иначе всем крышка.
И вот я в Москве.
Дома живу. Один. Как большой. Целый день за Пушком ухаживаю.
Завтра поведу его по сельхозвыставке. Держу это пока от всех в тайне.
Это будет сюрприз.
Когда меня покажут по телевизору.
