Когда мне грустно, я стараюсь себя развеселить. Неплохая мысль, правда?

Мне частенько бывает грустно или вообще не по себе, но вся беда в том, что я почти никогда не знаю, отчего мне грустно или не по себе. Поэтому я стараюсь развеселить себя изо всех сил, как попало. Иногда помогает, иногда нет, но я стараюсь вовсю.

Сегодня как раз прихожу из школы, а настроение у меня - не настроение, а чушь какая-то. Отчего - не знаю. Я даже есть не стал, надел свои лучшие трусики для плавания, взял ласты, маску и трубку и полез в ванную. Напустил полванны воды и улёгся туда. Лежу, шевелю тихонечко ластами, дышу через трубку, рассматриваю в маску дно ванны - и вроде легче становится. Вроде бы легче. «Скоро лето, - думаю, - укачу на дачу и буду целыми днями плавать с маской и ластами и охотиться на крупную рыбу. И позабуду обо всём на свете. Кто это там, а? Окунь? А это? Щука! Подумать только! Ну и щучища! Сейчас мы её… Не-ет, уплыла. Однако здоровая. Ну ничего, мы ещё с вами встретимся. Будьте уверены. Моё ружьё не даёт промаха».

Мне стало холодно в ванне, но я решил не подливать горячей воды, нет, так не полагается. Я вылез из ванны, тихонечко прошлёпал в комнату, достал из шкафа и надел на себя рейтузы и шерстяной свитер. Так все хорошие подводные охотники поступают, если у них нет специального костюма, - я читал.

Снова залез я в ванну. Красота! Совсем другое дело! Жарко даже! «Эй, там, на берегу! Перестаньте орать и распугивать крупную рыбу! Ага, вот она, щука! Та самая! Стоит около водорослей и меня не замечает. Сей-час мы её…»

Вдруг - звонок. Кто-то звонит к нам в квартиру. Надо же. Не могут не испортить охоту.

Соседка Виктория Михайловна стучит мне в ванную и говорит:

- Алёша! К тебе тут какая-то девочка пришла.

Девочка?! Ха-ха! Вот номер! Этого ещё не хватало!

Я отвечаю ей прямо через дыхательную трубку, не вынимая головы из воды:

- Пусть заходит в ванную. Я не моюсь. Я в костюме.

Она говорит:

- Что это такое у тебя с голосом?

Я говорю:

- Такой голос.

Она говорит:

- Хм. Странно.

А я стал смеяться под водой.

После дверь в ванную отворилась, и я услышал, как вошла эта девочка, постояла немного и потом села на табуретку. А я лежал в воде и не поднимал головы.

«Что это ещё за такая девчонка пришла? Чего ей надо?» - думал я. Одно удовольствие было лежать в воде в шерстяном свитере и рейтузах. Тепло, великолепно. Но охотиться уже было нельзя.

Я поднял голову и тут же сел и снял маску - девочка была совершенно незнакомая. Она смотрела на меня, от любопытства склонив голову набок, как будто я был редкое насекомое.

- Ты кто такая? - спросил я.

Она сказала:

- Я нашла твой… ваш… портфель.

- Что-о? - сказал я. - То есть? Как это понимать? - А сам уже вспомнил, что, когда шёл из школы домой, мне было маленько не по себе, чего-то такого мне не хватало (это кроме паршивого настроения я чувствовал), но я так и не догадался тогда, чего именно мне не хватало. Вот фрукт, а?!

- Я нашла его в продуктовом магазине, - сказала она.

А я так и сидел в ванне.

- Точно, - сказал я и засмеялся. - Верно. Там я его и оставил. Я там сок томатный пил. Я сегодня десять копеек нашёл. Купил на переменке булочку, разломил пополам - а там десять копеек. Неплохо, а?

Она говорит:

- А я, когда мне было два года, сто рублей нашла. Мне мама рассказывала, сама-то я не помню, всё-таки десять лет назад это было. И мы поехали на дачу, нам как раз денег недоставало. А вам не холодно сидеть в воде?

- Нет, - сказал я. - Пустяки, - и тут же почувствовал, что у меня озноб прошёл по коже.

- Постой, постой, - говорю. - Ну, ты нашла портфель, открыла его, узнала, как меня зовут и фамилию… так? А где ты адрес взяла, а?

- Я пошла в вашу школу.

- Вот именно, - говорю. - Пошла в школу; так, мол, и так, да?.. Ваш-то портфель потерял… Ты представляешь, что они теперь обо мне думать будут?!

- Нет, - сказала она. - Я догадалась, что так нельзя. Я попросила дать мне ваш адрес, чтобы мы к вам зашли и пригласили вас в нашу школу, - я ведь в другой школе учусь, - чтобы вы поделились с нами насчёт подводной охоты.

- Врёшь, - сказал я. - Всё враньё. Ты ведь не знала, что я занимаюсь глубоководной подводной охотой! Не знала ведь?!

- Верно, - говорит. - Я совсем этого не знала, а сказала именно так, сама не знаю почему. Честное слово.

Она не врала, это было видно. Я-то думал уже, что я её поймал, а выходит - нет. Мне даже малость скучновато стало.

- Да, - говорю. - Так бывает. Бывают иногда, так сказать, совпадения. А где мой портфель, ты его в прихожей оставила?

- Нет, он у меня дома.

- Это почему же?

- Видите ли, а если вы погибли, или вас просто нет дома? Я приду к вам с портфелем, ваши смотрят: портфель есть, а вас нет - вдруг с вами что-нибудь случилось! Они бы в обморок упали.

- Да-а, - говорю. - Ну, ты голова! Я бы не сообразил. Иди подожди меня в прихожей, я сейчас буду готов.

«Ничего девчонка, - думал я, снимая мокрый подводным костюм, - довольно забавная. Надо с ней ещё поболтать, для настроения».

Я быстро переоделся, и мы вышли на улицу.

- Вот, весна, - сказала она. - Скоро лето.

- Вот именно, - говорю. - Умотаю куда-нибудь подальше, буду охотиться и ни о чём не думать.

- А в школу к нам не зайдёте? - спрашивает она. - Не расскажете насчёт подводной охоты?

- Не знаю, - говорю. - Подумаю. И называй меня, пожалуйста, на «ты» - я не старик какой-нибудь…

Она засмеялась и сказала:

- Хорошо. Так и буду. А что ты ещё делаешь, кроме подводного нырянья?

- Да так, - говорю, - разное. То да сё. Читаю. В кружки хожу - авиа и фото. Уроки ещё делаю. Иногда долго приходится сидеть: троек у меня многовато. А у тебя? - говорю.

Она вдруг ужасно смутилась, покраснела и говорит тихо:

- Я отличница.

Я свистнул, остановился и долго глядел на неё, а она отвернулась и стояла вся красная. Не понимаю, что с ней произошло. По-моему, прекрасно быть отличником, я бы так с удовольствием, только у меня ничего не выходит.

- Пошли, - сказал я. - Чудо-юдо. Ты, наверное, в десять кружков ходишь и ещё староста, а?

- Нет, я не староста. Я никто. И в кружки я не хожу. Я не умею.

- Ни в один?

- Ни в один.

- Дурочка ты несчастная, - говорю. - Там иногда знаешь, как интересно бывает?

Она говорит:

- Я знаю. Я догадываюсь. Но я не умею.

- Да что ж тут уметь! - говорю. - Например, фото. Все плёнку заряжают - и ты плёнку заряжаешь. Все ставят выдержку сотую долю секунды - и ты ставишь сотую долю секунды. Допустим, снимаем окно или цветок в горшке. Все вместе. Все - клац затвором. И ты тоже - клац! И всё! Понятно?

- Понятно, - говорит. - Но я не умею.

- Совсем ты тютя, - сказал я. - Чего ж тут уметь!

Она говорит:

- Я сама не знаю. Вроде бы всё понятно, а я не умею. Плёнку-то, наверное, я смогу зарядить, а вот в кружок ходить я не умею.

Я подумал немного и говорю:

- Вроде бы я тебя понимаю. Точно. Ходишь-ходишь, ходишь-ходишь в этот кружок, и иногда такая тоска найдёт. Правильно я говорю?

- Не знаю, - сказала она. - Вот мы и пришли. Я тут живу.

Домой я бежал, размахивая портфелем, и пел песню на собственную мелодию. Мелодию я сам сочинил, внезапно. Немного похожую на «А за окном то дождь, то снег». А слова я не помню, что-то вроде:

Всё в голове у меня вверх ногами. Привет! Тра-ля-ля! Ура! Ура! Ура!

Что-то в этом духе.

Я летел по улице, как метеор, и даже чуть не сшиб ларёк с пивом, а какой-то дядька сказал про меня, ткнув в меня пальцем:

- Эти ещё нам покажут.

Но у меня всё равно было прекрасное настроение, хотя он меня и ткнул.

Во-первых, потому, что нашёлся портфель: любому ведь понятно, что было бы со мной в школе и дома, если бы они узнали, что я портфель потерял.

А во-вторых, потому, что у этой девчонки мне здо?рово понравилось. У неё по всей комнате - на шкафу, на разных полочках, на печке, на окне - стояли фрегаты, корветы, яхты, ещё какие-то незнакомые парусные лодки - много-много всего. Вся комната была в парусах. А на стене висели часы, из которых выпрыгивала кукушка. Сколько раз я слышал и читал про такие часы, а никогда не видел.

Я спросил:

- А кто делал корабли?

Она говорит:

- Да так… Они просто так стоят.

- Ага, - сказал я. - Понятно. - И не стал приставать.

Потрясающие были корабли, я их рассматривал как обалделый. Одно окно в комнате было открыто, в комнату залетел ветер, и все паруса тихонько шевелились.

Я сказал:

- Здо?рово у тебя. Очень. Я бы в такой комнате жил и забот не знал! И как всё аккуратно сделано, с ума сойти можно.

Она говорит:

- Это папа делал.

А я сказал тогда:

- Годика через два-три здесь вообще места жить не будет - одни корабли.

Она засмеялась и говорит:

- Всё. Больше не будет. Он исчез.

- Кто исчез? - спросил я.

- Папа.

- Как исчез? Куда?

- Не знаю. Пропал. Исчез.

- А мама - что, тоже исчезла?

- Нет, мама не исчезла.

Паруса от ветра шевелились, я всё никак не мог прийти в себя и почти не слушал её.

Мне было так здо?рово, такое что-то непонятное со мной творилось, что всё во мне прыгало, и я чувствовал, что должен вот сейчас, немедленно что-то сделать. Вдруг я увидел в окно, что напротив, через улицу, стоят автоматы с газированной водой, две штуки, и тут же мне так захотелось пить, так захотелось, ну просто ужас… Я даже чуть не выпрыгнул в окно, тем более, что оно было совсем не намного выше, чем простой первый этаж, - на капельку. Само собой разумеется, я не выскочил, всё-таки неудобно, я схватил свой портфель и стал прощаться и выбежал на улицу. Смешно, но про воду я совершенно позабыл и помчался сразу домой, размахивая портфелем и напевая песню.

Когда я пришёл домой, был уже почти вечер. Мама увидела меня с портфелем и долго разглядывала, как будто ей уже звонили из школы, что меня выгнали. Потом она сказала:

- Что, дорогой, тебя заставили в школе сидеть за нарушение дисциплины? Или за плохую отметку?

- Ну что ты, - говорю.

- Но ты же с портфелем! Значит, не был дома, а?

- Чепуха. Я тут к одному пареньку заскакивал. Может быть, мы теперь вместе уроки делать будем.

- Вот это очень мило, - сказала мама. - Я давно тебе это советовала. Ум хорошо, а два - лучше.

- Это верно, - сказал я. - Два ума лучше. - И ушёл в другую комнату делать уроки.

Я разложил учебники и тетрадки и просидел так часа два, но делать ничего не мог, не получалось почему-то. Вообще я даже плохо на месте сидел, будто во мне работал неспокойный моторчик: чух-чух, чух-чух, чух-чух… Он работал всё тише и тише, а потом заглох и перестал мне мешать, но с уроками всё равно ничего не получалось, и вдруг я почувствовал, что настроение у меня поганое-поганое. «С чего бы это?» - думал я.

А как, между прочим, зовут эту девчонку? Нет, я не знал, я не спрашивал у неё.

А какой у неё номер школы?

А номер дома?

А квартиры?

Ничего я не знал!

Я представил себе, как она сидит дома одна, в кружки не ходит, в комнате у неё темно, окно открыто, а она сидит у окна и смотрит на улицу, и ветер шевелит паруса её кораблей. Я представил себе всё это и быстро встал, снова во мне заработал моторчик: чух-чух. Вдруг я всё сообразил, схватил папину старую кепку, его шарф и очки, надел плащ, шарф и очки спрятал под плащ, в руки взял тетрадку и выскочил на кухню.

- Куда, дорогой? - спросила мама.

- Не сходится там с тракторами, - сказал я. - Как ни бьюсь - не сходится. Может, вдвоём мы быстрее сообразим, Я к этому пареньку слетаю.

- Ну, лети, дорогой, - сказала мама. - Учись.

Я выскочил во двор, после - на улицу…

Уже стемнело совсем. «Всё ясно, - думал я, - её окна как раз напротив автоматов с газированной водой».

Когда я подошёл к этим автоматам, я не смотрел на окна, хотя узнать меня было довольно-таки трудно: очки, шарф, кепка, плащ - ничего этого на мне днём не было. Может быть, поэтому я всё-таки не выдержал и посмотрел и тут же вздрогнул, будто меня куснуло током, - так точно я всё отгадал.

Она сидела у окна и смотрела на улицу, а в комнате было темно, и паруса кораблей, наверное, шевелились, потому что на улице ветер дул страшный. И тоже почему-то было темно, только светились лампочки в самих автоматах.

Я отвернулся и стал искать стакан, чтобы попить, сначала на одном автомате, потом на другом, но стаканов не было. Ветром их, что ли, сдуло?!

Я стал крутить головой во все стороны и вдруг увидел, что она выпрыгивает из окна и бежит, не глядя по сторонам, через улицу, ко мне. А в руках у неё - стакан.

- Возьмите стакан, - сказала она, подбегая. - Вы пить хотите?

- Да, - сказал я басом. - Пить.

Наверное, я не брал стакан, потому что она сказала:

- Вы не стесняйтесь, пожалуйста, и пейте. Здесь вечером нет стаканов. Только утром и днём. А многие идут и хотят пить.

- Вот как, - сказал я басом и немного хрипло. От волнения, что ли. - 3-занятно!

- Ну да, - сказала она. - Я, как увижу, что кто-то пить хочет, вылезаю со своим стаканом и пою человека, а потом опять в окно залезаю… Залезу и жду.

- Чего ждёшь? Чего ты ждёшь?! - заорал я, а сам схватил себя за уши и дёрнул изо всех сил, потому что почувствовал, что сейчас, вот сейчас я зареву.

- Это я, - говорю. - Не узнала, нет?

- Кто вы?

- Ну… я, Алёша… Портфель и всякое такое…

- Вас… не узнать… тебя совсем не узнать.

- Да, - говорю я. - Да. Не буду я пить, не хочу. Иди, надевай быстро пальто и пошли гулять.

- Сейчас, - сказала она, побежала через улицу, влезла в окно и тут же, в пальто уже, вылезла обратно.

- А мама где? - спросил я.

- На работе. Во вторую смену.

Мы пошли, наклоняясь вперёд, против ветра, и сразу же взялись за руки, чтобы не упасть от этого сумасшедшего ветра.

Она крикнула:

- А куда мы идём?!

- Гулять! - прокричал я. - Нечего тебе сидеть у окна. Просто будем гулять.

- Ладно! - крикнула она. - Всё равно в такой ветер редко кто пьёт воду! - И тут же у какой-то тётки ветер вывернул зонтик наизнанку, и мы стали оба хохотать, хотя это было нечестно, и хохотали до самого угла, а после свернули направо, и здесь ветер был потише, и я сказал:

- Бежим вон туда. Хочешь? Я там видел однажды здоровенную собаку, она несла в зубах авоську с продуктами, портфель и куклу, а на ней верхом ехала девочка. Хочешь, покажу тебе это место?

- Хочу, - сказала она.

- Ну, бежим, - сказал я.

И мы помчались, и я всё время думал, как легко и красиво я бегу, как настоящий бегун.