Утро у Горевого не задалось: плохо выспался, оттого что этажом выше до самого утра громко играла музыка и стучали каблуками по паркету. Ему хотелось подняться к соседям и потребовать, чтобы они прекратили этот концерт, но, вспомнив, что у них свадьба, он махнул рукой и не пошел: «Один раз за столько лет можно потерпеть».

Леонид Семёнович, как всегда, чисто выбрился, позавтракал, в этот раз без аппетита, поцеловал жену и отправился на службу.

Троллейбус подошёл довольно быстро и, как ни странно, в нём было несколько свободных мест. Горевой, ездивший обычно в общественном транспорте стоя, на этот раз сел: давала знать о себе не зажившая ещё рана в боку.

На следующей остановке в салон вошло довольно много народу, в основном молодежь, поспешившая занять свободные места. Когда троллейбус отъехал от остановки, Леонид Семёнович увидел, что рядом с ним стоит сухонькая пожилая женщина лет семидесяти – семидесяти пяти, небольшого роста, в давным-давно вышедшем из моды плаще, удивительно ладно сидевшем на ней, как сидит хорошо сшитая одежда. На её голове была такая же, немодная, чёрная шляпка, придававшая хозяйке старорежимный интеллигентный вид.

Одной рукой она опиралась на тонкую бамбуковую палку с изогнутой ручкой, а другой для устойчивости ухватилась за вертикальную никелированную стойку.

– Настоящая мисс Марпл, – подумал Горевой. – Мадам, садитесь, пожалуйста! – уступил он свое место.

– Merci, mon ami, (спасибо, мой друг, фр. – прим. авт.) – поблагодарила старушка, усаживаясь. – La politesse ne coûte rien et achète tout.

И, догадавшись по выражению лица собеседника, что его знания французского языка весьма поверхностны, тут же перевела:

– Ничто не обходится нам так дёшево и не ценится так дорого, как вежливость.

Леонид Семёнович был польщен, но его самолюбие было слегка задето тем, что он не может ответить собеседнице в том же духе. Это высказывание он знал, но никогда не слышал, как оно звучит на французском языке.

– Что? Болит? – спросила старушка.

– Что? – не понял Горевой.

– Правый бок. Вы все время к нему руку прижимаете.

– Да, знаете, упал неудачно.

– Так неудачно, что прямо по печени. А по вашему спортивному виду не скажешь, что вы такой неустойчивый.

Леонид Семёнович усмехнулся, не найдя, что ответить:

– Точно, мисс Марпл.

Он незаметно и на этот раз более внимательно оглядел старушку.

– На самом деле ей больше, чем 75, которые я ей сначала дал. Лет восемьдесят, наверняка. Судя по манере разговаривать, скорее всего – бывшая преподавательница. Леонид Семёнович вспомнил свою учительницу русского языка и литературы в старших классах. Чем-то они были очень похожи друг на друга. Одежда старая, не раз побывавшая в ремонте, – он заметил на кожаной сумке, лежащей на коленях, едва заметную узкую заплатку. Потом перевёл взгляд на её обувь, столь же добротную и старомодную, как и остальные вещи.

– Видимо живет одна, детей или нет, или редко общается с ними. Скорее всего, нет.

В это время троллейбус остановился. Открыв двери, женщина-водитель объявила:

– Граждане пассажиры, прошу покинуть салон! По техническим причинам троллейбус дальше не пойдёт.

Люди, торопившиеся, в основном, на работу или на учебу, громко выражая свое недовольство, устремились к открытым дверям. Последними вышли старушка и Горевой, который помог ей спуститься со ступенек.

– А, мне как раз сюда и нужно. Спасибо вам большое.

Горевой повернулся и увидел на ближайшем здании вывеску «Ремонт одежды»:

– Всего хорошего, мисс Марпл!

– Всего хорошего, мистер Шерлок Холмс! – она улыбнулась и направилась в сторону ателье.

– Интересно, старушка вычислила мою профессию или просто в тон ответила? – усмехнулся Горевой. – Надо же, по московским улицам средь бела дня вот так запросто разгуливает героиня Агаты Кристи.

Не дожидаясь другого транспорта, Леонид Семёнович отправился на работу пешком.

Не встретив никого, он дошёл до своего кабинета и ещё из коридора услышал, как надрывается на столе телефон:

– Алло, ты почему трубку не берёшь? Звоню тебе уже 10 минут.

– Виноват, Николай Фомич, опоздал: троллейбус сломался, пришлось пешком добираться.

– Ты вот что, Лёня, зайди сейчас ко мне.

– Слушаюсь! – и он быстро направился в соседний кабинет.

– Доброе утро, Николай Фомич.

– Доброе утро, Лёня! Присаживайся! – пробасил Власов. – Вид у тебя какой-то уставший. Ты что, плохо спал?

– Угадали. Соседи наверху до утра не давали заснуть: свадьба у них была.

– Хочешь с утра размяться вместо зарядки? Что, например, нового про меня скажешь?

– Вчера вы были на рыбалке.

– Ну, об этом догадаться нетрудно. Пол-отдела слышало, как я по телефону договаривался с приятелем.

– Добавлю к этому, что сегодня утром ваша жена не провожала вас на службу, как обычно.

– Верно. Она уже второй день гостит в Калуге у двоюродной сестры. Ты мне домой звонил?

– Нет. У вас из-под ворота рубашки видна тельняшка, в которой вы, вероятно, на рыбалку ездили. А Зинаида Михайловна в таком виде вас на службу не отпустила бы, заставила футболку надеть, которую вы обычно носите.

– Так, – усмехнулся Власов.

Они сидели за небольшим журнальным столиком, рядом с письменным столом.

– Добавлю, что вы сегодня очень плотно позавтракали.

– Почему так решил?

– У вас ремень обычно застегнут на третью дырку, а сейчас на вторую.

– Действительно, – опять усмехнулся Власов, – позавтракал я плотно: наелся жареной картошки с рыбой от души. Да… С тобой, как говорится, в карты лучше не садиться. Ну, скажи мне на милость, откуда ты такой взялся?! Кто тебя всему этому научил?!

– Да никто, как-то само собой получилось. Впрочем, нет. Кое-кто меня в свое время подтолкнул.

– И кто же это?

– Не поверите, учительница русского языка и литературы в старших классах, Пчёлкина Александра Ивановна. Вот как, например, проходил один из её уроков. Помню, мы изучали повесть «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова. Произведение сложное для десятиклассников; я и сейчас не приемлю многие идеи автора. А тогда мы эту повесть вообще не понимали, и класс откровенно скучал. И для того, чтобы мы лучше почувствовали характер поэта, она привела в пример эпиграмму, написанную в альбом одной из барышень.

Три грации считались в древнем мире.

Родились вы…Всё три, а не четыре.

– Язвительный стишок, ребята. А мог бы написать: «Родились вы, и стало их четыре». Почему он так не сделал, как вы считаете?

Что тут началось. Дремавший до этого класс как будто проснулся. Поднялся лес рук. Одни говорили, что Лермонтов просто язвительный человек. Другие – что барышня чем-то его обидела. Третьи, и таких было большинство, утверждали, что Лермонтов при всей своей язвительности не мог написать неправды, как не может покривить душой истинный поэт под угрозой наказания или даже смерти. Одна девочка привела в пример стихи О. Мандельштама, о Сталине, которые стоили ему жизни: «Мы живем, под собою не чуя страны….». Таких уроков было много, и всегда в творчестве того или иного писателя или поэта находились строки, заставлявшие весь класс размышлять. А после этого короткого отступления от темы у меня появился интерес к творчеству Михаила Юрьевича. Я стал много читать, прочитал почти все его произведения, стараясь через них глубже понять характер автора. Наконец, понял самое главное для себя. Несомненно, Лермонтов великий русский поэт. Ушел из жизни очень рано, но проживи и напиши он гораздо больше, никогда бы не смог сказать о себе, как Пушкин: «Печаль моя светла».

– Да ты прямо филолог, литературовед.

– Нет, Николай Фомич, мне до них далеко. Я ведь так, из интереса. Вскоре место книг заняли живые люди; моё внимание стали привлекать всякие мелочи в одежде, в поведении, в манере разговаривать. Я старался объяснить себе, почему это так, а не иначе. В дальнейшем умение наблюдать и анализировать очень помогло мне во время учёбы в школе милиции.

– И много ребят из вашего класса пошли работать в органы охраны правопорядка?

– Нет, я один.

– Да-с, – произнес Власов, – но вернемся, как говорится, к нашим баранам. Пока тебя не было, звонили из главка: ночью ограбили ювелирный магазин и убили сторожа. Просили бросить на раскрытие лучшие силы. Хозяин магазина жмёт на все педали: у него, видимо, связи в главке через жену одного из наших начальников. Минут через десять о преступлении сообщил дежурный, назвал адрес. Лёня, я тебе обещал, что полтора месяца ты только на бумагах посидишь, пока рана окончательно не заживёт. Но тут случай такой, пойми, для меня быстро раскрыть это дело очень важно, а лучше тебя с этим никто не справится. Рана-то болит еще?

– Иногда побаливает.

– Тогда ты там не очень напрягайся. Работать с тобой будет следователь Игорь Капустин. Знаешь такого?

– Да. Заочно. Листал дело, которое он вел. Толковый парень.

– Их начальник, Петренко, после второго инфаркта на пенсию пошел. Сейчас вместо него твой дружок Григорьев; прёт наверх, как паровоз, не дай бог, нами командовать будет.

– А что, он следователь неплохой.

– Неплохой, неплохой – чужими руками жар загребать. Думаешь, я не знаю, как вы вместе дела раскрываете.

– Ну, это уж вы слишком, Николай Фомич!

– Ладно. Время покажет… Вы там тихо и спокойно; приехали, посмотрели, никуда не дергайся. Возьми с собой пару оперативников, а дальше тебя учить не надо.

Через пятнадцать минут микроавтобус с опергруппой и машина трупоперевозки приехали на место и припарковались на противоположной от магазина стороне улицы, так как только там оставались свободные места.

– Ты, Серёжа, посматривай на всякий случай, что происходит вокруг, – сказал Горевой шофёру, выходя из машины.

Стальная дверь магазина, находящегося на первом этаже кирпичного дома, оборудованная глазком, была закрыта. Возле толпился с десяток зевак, среди которых Леонид Семенович увидел знакомого журналиста и кинооператора криминального раздела московских новостей. Они кивнули друг другу.

– И откуда эта братия обо всем узнает раньше нас? – с досадой подумал Горевой.

– Дорогие зрители! Вы только что слышали рассказ хозяина магазина об ограблении и убийстве сторожа. А вот на место преступления прибыл наш прославленный уголовный розыск. Сейчас мы попробуем взять интервью у руководителя оперативной группы, майора Горевого. Товарищ майор, как вы считаете, скоро найдут преступников? – журналист поднёс микрофон Горевому.

– Знаете, господа репортеры, – Горевой едва сдерживал раздражение, – мы, как вы сообщили своим радиослушателям, только что прибыли. Детали, интересующие вас, сможем сообщить не ранее завтрашнего дня. А сейчас я прошу вас удалиться и не мешать работать.

– Итак, уважаемые телезрители, с нетерпением будем ждать результата.

Они погрузились в стоящий рядом микроавтобус с крупной надписью «Телевидение» на борту и уехали.

Горевой с оперативной группой вошёл внутрь, а следом за ними два санитара с носилками. На полу торгового зала, выложенного плиткой, в луже крови, на спине, раскинув руки, лежал мужчина лет пятидесяти с небольшим, в добротном коричневом костюме в полоску. Из-под расстегнутого пиджака виднелась чистая рубашка кремового цвета с повязанным в тон костюму галстуком. Добротные коричневые ботинки завершали его одежду. На кисти руки синела татуировка в виде якоря. С левой стороны на груди расплылось пятно крови.

Осматривая место преступления и машинально отмечая отдельные детали, Горевой, как это часто с ним бывало, одновременно вспоминал утренний разговор с Николаем Фомичом.

– Видно, крепко на старика жмут, хотят на пенсию спровадить; вот и дельце подходящее подвернулось. Если быстро не раскроет, будет повод говорить, не пора ли, дескать, отдохнуть. Поэтому-то он и направил меня сюда. Представляю, как ему было нелегко нарушить свое обещание.

Эти мысли, однако, не помешали Леониду Семёновичу внимательно осмотреть труп и отметить, что сторож был убит прямо у порога: значит, кому-то открыл дверь, и что одежда у него слишком нарядна для дежурства.

Горевой наклонился над гладко выбритым покойником, будто рассматривая узел галстука. Наколка наводила на мысль, что убитый имел отношение к флоту.

– Кто хозяин магазина? – спросил Леонид Семёнович.

– Я, – ответил мужчина в сером свитере и такого же цвета брюках. Мужчина был небольшого роста, лет сорока пяти, с чёрными блестящими волосами и глубокими залысинами на лбу, помятым лицом и бегающими мышиными глазками. – Меня зовут Мокроусов Виктор Петрович.

Он сразу не понравился Горевому именно из-за своего бегающего взгляда.

– Скажите, здесь всегда такой тусклый свет?

– Нет, только когда магазин не работает. Можно сделать яркий.

Щёлкнула клавиша выключателя, и в зале, монотонно гудя, загорелись несколько ламп дневного света.

Медэксперт тут же приступил к своим обязанностям.

– А почему над входом нет светильника?

– Был, был светильник. Ночью всегда горел. Два года тому назад хулиганы разбили. Я не стал устанавливать новый: все равно разобьют, и экономия электроэнергии опять же.

– Будьте любезны! Повесьте на дверях объявление «Магазин закрыт на учет», а дверь на замок не запирайте. Кто первый обнаружил труп? – обратился Горевой к вернувшемуся хозяину.

– Я. Приехал, как обычно, минут за пятьдесят до открытия, сменить сторожа. Потом приходят продавщицы, и мы из сейфа в моем кабинете достаем и раскладываем товар в витринах, а ровно в десять открываемся. В этот раз дверь была не заперта. Открываю, и смотрю – лежит. Я сразу звонить по 02.

– А кто еще, кроме вас, сторожа и продавщиц работает в магазине?

– Ещё уборщица, Надежда, симпатичная, знаете ли, бабёнка, работает по договору. Приходит часов в одиннадцать, уберется часа за два в торговом зале и у меня в кабинете, когда я выхожу. Наверное, ещё где-то подрабатывает.

– А сторож у вас один, никто его не подменяет?

– Один. Я ему плачу полторы ставки. Он одинокий, ему всё равно, где ночевать. Говорил, что всю ночь не спит, сторожит, но я думаю, что в основном сторожил этот диван, он у меня раскладной, удобный.

– А почему у вас нет охранника? Так ведь и днём ограбить могут.

– Он нам ни к чему. У каждой продавщицы под ногой тревожная кнопка, УВД рядом. Если что случится, через минуту будут здесь, а ЧОПу нужно платить, больше, чем обеим продавщицам вместе взятым.

Горевой скользнул взглядом по пустым витринам, шкафам и стоявшему около стены дивану с журнальным столиком.

– Давайте пройдем в ваш кабинет.

Хозяин открыл дверь, обитую с двух сторон каким-то звукоизолирующим материалом.

– О, замочек-то у вас взломан. Ребята, присаживайтесь!

В левом дальнем углу небольшой пятнадцатиметровой комнаты на подставке стоял открытый сейф, приваренный к балке, проходящей вертикально по стене, а ближе к двери – диван с жестким сиденьем, такой же спинкой и деревянными подлокотниками. На диване устроились оперативники и Капустин.

Вдоль правой стены напротив сейфа располагались стеллажи, на них – стопки различных журналов, альбомов, каталогов, папок. Отдельно стояли справочники: по ювелирному делу и телефонные. Ближе ко входу – раковина. Середину комнаты занимали письменный стол с телефоном и кожаное вращающееся кресло, с которого удобно было достать любую папку или справочник. Горевой подошел к окну, зашторенному очень плотной тканью малинового цвета, раздвинул шторы и увидел решётку, датчики сигнализации на стеклах и припаркованный около магазина чёрный фольксваген.

В это время звякнул дверной колокольчик, и послышались женские крики: вероятно, продавщицы увидели труп.

– Ничего, судмедэксперт им поможет, – подумал Горевой.

– Виктор Петрович, в каком виде вы обнаружили сейф?

– В таком, как вы его сейчас видите, и обнаружил. Пусто, все пусто!

– А как запорное устройство действует, можете показать? – Горевой встал спиной к стеллажам, напротив сейфа, на дверце которого располагались по три в ряд девять лимбов с указателями, с нанесенными на них выпуклыми цифрами от 0 до 9, вращающимися внутри своих колец.

– Сейф 1960 года выпуска, изготовлен в Бельгии, пустоты между стальными листами заполнены специальным материалом: случись пожар, все сгорит, а этот ящик и его содержимое уцелеет. Он номерной, открыть можно, только набрав с помощью лимбов девятизначный код, известный лишь мне, – хозяин, повернулся спиной к Леониду Семеновичу и закрыл собой почти весь сейф; затем захлопнул дверцу.

Было слышно, как сработал запорный механизм.

– Теперь, чтобы открыть, надо набрать кодовое число, вот так.

Опять сработало запорное устройство. Открыв дверцу, директор сразу же изменил набранный код.

– Вы всегда так закрываете и открываете сейф?

– Всегда.

– Скажите, когда вы достаете ценности, окно зашторено?

– Оно зашторено всегда.

– Так, теперь давайте познакомимся. Я замначальника убойного отдела Петровки, 38. Зовут меня Горевой Леонид Семенович. Это – следователь, капитан Игорь Капустин. Рядом – наши оперативники, в зале работает судмедэксперт, так что к расследованию вашего дела привлечены лучшие силы. Скажите, что это за фотография на стене?

– Моя дача в Красково, досталась от деда, тоже ювелирных дел мастера, как и мой отец. Выходит, я ювелир в третьем поколении.

– Виктор Петрович, отчего это домик, как ежик, трубами ощетинился?

– А, вы заметили. Это от того так много труб, что в доме имеется ювелирная мастерская, оборудованная специальной печью для плавки металлов с вытяжкой и вентиляцией.

– Она у вас в рабочем состоянии?

– Да, иногда занимаюсь ювелиркой по старой памяти, делаю перстенечки, кулончики в основном для себя, а иногда для знакомых.

– Виктор, как у тебя дела? – спросил Горевой у вошедшего судмедэксперта.

– Закончил, могу доложить. Удар нанесен с большой силой правой рукой, точно в сердце. Орудие убийства, судя по ране, представляет собой узкий, обоюдоострый кинжал. Смерть наступила мгновенно между двумя и четырьмя часами ночи, если нужно точнее, – после вскрытия. На затылочной части головы имеется рана, образовавшаяся, очевидно, от удара при падении. У меня всё.

– Хорошо. Василий! – обратился Леонид Семёнович к лейтенанту. – Посмотри, нет ли чего в карманах убитого.

Все вышли в торговый зал. Василий тщательно осмотрел одежду и выложил на ближайшую витрину паспорт на имя Шебалкова Виктора Степановича, пятидесяти двух лет отроду, пенсионное удостоверение, разрешение на охранную деятельность, газовый пистолет с полной обоймой, разрешение на хранение и ношение оружия, связку ключей, видимо, от дома, и отдельно ключ от кабинета.

– А теперь, граждане, я попрошу по одному заходить в кабинет. Начнём с вас, Виктор Петрович.

Горевой расположился за столом, а хозяин – напротив, на принесенном из зала стуле. Капустин, судмедэксперт и оперативники сели на диван.

– Прошу вас рассказать о себе и о том, чему вы стали свидетелем.

– Мне сорок шесть лет, женат, имею двоих детей. Десять лет тому назад занял денег у друзей и знакомых и выкупил этот магазин. Я окончил художественное училище и ещё до этого работал здесь сначала продавцом, а потом директором. Живу недалеко на соседней улице.

– А на работу на машине ездите? Это ваш фольксваген напротив окна?

– Мой. Последнее время на нем в магазин езжу: что-то ноги стали побаливать.

– В какую примерно сумму оцениваете убытки?

– Точно сказать не могу, страховка составляла сорок миллионов.

– Давно оформили?

– Нет, 2 недели назад, – как будто чувствовал, и сон приснился нехороший.

– А до этого?

– Страховка была пять миллионов.

– Следовательно, если я вас правильно понял, товара было на сорок миллионов рублей.

– Нет. На значительно большую сумму, но страховщик не соглашался поднимать цену. Вам может быть интересно, откуда у меня ценностей на такую сумму? Здесь все просто. Кое-что досталось по наследству от деда и отца. Потом, видите ли, наш магазин не только продает изделия из драгоценных металлов и камней, но имеет разрешение покупать такие украшения у населения; естественно, приобретаем дешевле, чем потом продаем. Таким образом, мне удалось достичь сегодняшних результатов, вернее вчерашних.

– Попрошу вас предоставить подробное описание похищенных изделий.

Хозяин магазина удрученно вздохнул.

– Ну, хотя бы самых ценных. Вы кого-нибудь подозреваете?

– Да, пожалуй, что никого.

– Виктор Петрович, вы сами под судом не были?

Мокроусов смутился:

– Был, знаете ли. В 1988 году привлекался за незаконные валютные операции. Проще говоря, доллары покупал, готовился, так сказать, к грядущим переменам; что же мне в вашу перестройку с голой задницей идти прикажете?! Получил 4 года, вышел в начале 1990 года по УДО, а потом эту 88-ю статью и вовсе отменили. Сейчас-то доллары можно купить на любом углу. Выходит, я пострадал за то, что был в первых рядах перестройщиков.

– Вы в последнее время бывали в компании в сильном подпитии?

– Нет, вообще стараюсь не употреблять, у меня печень.

– Тогда вы свободны, позовите следующего.

Первой в кабинет вошла Люся, симпатичная крашеная блондинка. От нее Горевой узнал, что она проживает в Москве вместе со своим парнем, вернувшимся четыре месяца назад из армии, где он проходил службу в частях ВДВ. В магазине работает два года.

– Скажите, приходилось ли вам в отсутствие директора заходить в его кабинет?

– Ну что вы, мне такое никогда и в голову не приходило. Если Виктора Петровича нет на месте, его кабинет всегда заперт.

– А к суду вы или ваш друг не привлекались?

Люся сделала удивленное лицо:

– Да мой Колька в ВДВ служил, а туда уголовников не берут!

Такие же вопросы Горевой задал другой продавщице, Вале, симпатичной брюнетке примерно двадцати семи лет, слегка склонной к полноте. Она проработала в магазине около пяти лет, почти столько же, сколько сторож, бывший моряк-подводник; в настоящее время жила за городом с ребенком и мужем – слесарем-инструментальщиком завода механических изделий.

– Я, к начальнику в кабинет, без его вызова? Да никогда! Под судом мы с мужем не были.

В это время раздался звон дверного колокольчика, и в магазин вошла женщина приятной наружности лет тридцати пяти – сорока, в сером плаще, с сумкой через плечо и в красных туфлях на высоком каблуке. Увидев труп в луже крови, она ахнула, и в обмороке упала на пол.

Горевой, закончивший опрос свидетелей, вышел в торговый зал, когда ей принесли стакан воды. Женщина оказалась уборщицей Надеждой; она довольно быстро пришла в себя, и он тут же пригласил ее в кабинет.

– А вы, ребята, – обратился он к санитарам, сидевшим на стульях, – можете забирать своего клиента. Извините, что заставил так долго ждать. – Потом, зайдя в кабинет, предложил стоящей женщине стул, на котором до этого сидела продавщица, а сам сел в кресло.

– Будьте любезны, ваши документы.

Паспорт был выдан на имя Надежды Михайловны Ширшовой, 1968 года рождения.

– Проживаете по указанному адресу?

– Да.

– С кем?

– С мужем, Ширшовым Николаем Владимировичем.

– В магазине убираетесь часто?

– Три раза в неделю.

– А в кабинете хозяина?

– Тогда же, когда и в магазине.

– Трудно, наверное, работать в такой обуви?

– Конечно. У меня в сумке вторая пара на смену.

– Где ещё работаете?

– В двух бутиках. Адрес не знаю, а показать могу.

– Виктора Степановича знаете давно?

– А кто это?

– Шибалков Виктор Степанович, сторож этого магазина, был убит сегодня ночью, а магазин ограблен.

– Не знаю такого, начальник. Он ночью дежурит, а я днём прихожу.

– А ваш муж чем занимается?

– Работает выездным фотографом; снимает свадьбы, торжества, другие фотографии делает, если кто попросит.

– Машина у него есть?

– Да, старая бежевая шестерка – за два ящика водки купил.

По роду своей деятельности Леонид Семёнович часто сталкивался с бывшими ЗК. Всех их объединяла особенная манера держаться и разговаривать. И еще это её «начальник». На Горевого пахнуло запахом зоны, и он, не задумываясь, задал следующий вопрос:

– Давно освободились?

Она как будто и не удивилась:

– Год назад.

– За что сидели?

– Да повесили на меня организацию притона, ещё и с привлечением несовершеннолетних. Шесть лет впаяли, откинулась по УДО.

– Зачем же несовершеннолетних привлекали?

– А я, начальник, у них паспортов не спрашивала и трудовых книжек не заводила. Смотрю, девка здоровая, на лбу у неё не написано, сколько лет, на улице-то надоело мерзнуть, а у нас тепло: чаёк, кофеёк, можно и что покрепче; один раз в месяц доктор приходит. В общем, комфортно и безопасно. Проверишь её по своим каналам: не подстава ли, ну и берёшь.

В это время по улице мимо магазина, издавая резкие прерывистые сигналы, проехала куда-то спешившая машина «Скорой помощи».

– Я так считаю, начальник, никакого вреда от меня не было, а только польза. Мы вроде этой «Скорой помощи», которая только что проехала, особенно для командированных и молодёжи, у которых с сексом проблемы.

Надо вам сказать, уважаемый читатель, что в самом начале 90–ых годов прошлого столетия российская Фемида по указанию вышестоящей организации заперла свои весы в сейф, сдала ключи впредь до особого распоряжения и снова натянула на глаза повязку. Во всю силу заработал волчий закон джунглей. Началась приватизация.

В то же время резкое сокращение рабочих мест с достойной оплатой труда, бешеная инфляция и желание заработать вышвырнули на панель целую армию молодых женщин, среди которых встречались весьма незаурядные.

– Душно у вас, гражданин начальник. Можно я плащ сниму?

– Пожалуйста, вон вешалка.

Она встала, небрежным движением, сбросила плащ с плеч, и все увидели красную юбку, обтягивающую крутые бедра, и полупрозрачную розоватую кофточку, под которой угадывалось упругое женское тело. Затем она развернулась и прошлась по комнате в туфлях на шпильках, красиво покачивая бедрами и играя ягодицами, как это делают опытные стриптизерши на подиуме, перед переполненным залом разгорячённых мужчин, с волнением ожидающих представления.

Она подошла к висевшей на стене вешалке, нижние крючки которой были заняты, и потянулась к верхним, отчего её и без того короткая юбка задралась, обнажив немного полные бедра, как у Мэрилин Монро, повесила плащ, такой же походкой вернулась и села на стул, небрежно положив ногу на ногу.

– Так ты вроде как мать Тереза? – спросил Горевой после некоторой паузы.

– Тебе видней, начальник, кому, может, и Тереза. Вот тебе, вижу, мои услуги не нужны. Сидишь расслабленно, спокойно, смотришь изучающе. Женат, вон у тебя кольцо на пальце, да я без кольца вижу, что женат. С женой у тебя любовь да совет.

Горевой усмехнулся:

– Да ты гадалка?

– Не угадал, начальник. Я на зоне кое-какие книжки почитывала, было время и почитать и подумать, повышала, так сказать, квалификацию. Вот про этих троих – указала она на оперативников и судмедэксперта, – ничего определенного сказать не могу, врать не буду, с интересом смотрят и слушают, хотя в штанах у каждого, наверняка «петушок закукарекал». А этот, – ткнула она пальцем в Капустина, сидевшего на диване нога на ногу, – точно мой клиент: гляди, как напрягся, глазищами прямо раздевает, думает, я не вижу.

Капустин, бывший уже третий месяц в разводе, поставил обе ноги на пол и отвел взгляд в сторону.

– А на зону как попала?

– Как? Да очень просто: мой ментяра меня и сдал. Не люблю извращенцев.

– Что ж вы после освобождения в уборщицы подались?

– А меня каждая собака знает, навесят рецидив, и в пионерлагерь на исправление. А на панели стоять – у меня уже года не те. Я когда-то текстильный техникум закончила, но Стахановки-Гагановки из меня не вышло. Я ведь только это самое и умею, но это, поверь, я делаю по высшему классу. Чего смотрите, пацаны? Может, попробовать хотите? С вас по четыре тысячи за час с каждого, – обратилась она к муровцам. – Такому научу: жена всю жизнь благодарить будет. Ещё какие вопросы?

– Больше пока никаких, но домой не уходите, подождите в торговом зале.

– Интересная женщина, и красивая, а? Как она нас всех? – сказал Василий, после того как дверь за уборщицей закрылась. – Леонид Семенович, вы как считаете?

– К сожалению, да. В другое время осчастливила бы какого-нибудь хорошего человека. Однако, продолжим! Вася, ты ближе всех к дверям сидишь, позови сюда этого «прораба перестройки»!

– Виктор Петрович, мы сейчас небольшое совещаньице устроим, минут на сорок пять. Нельзя ли чайку организовать?

– С превеликим удовольствием! Можно даже с конфетами.

Через несколько минут на столе появились наполненный водой самовар, который сразу же включили в розетку, чашки по числу находившихся в кабинете людей, ваза с конфетами, большой заварочный чайник и пачка хорошего чая.

Дверь в кабинет закрылась.

– Начнём, пожалуй, ребятки! Я прошу вас всех и каждого в отдельности на основании того, что вы сегодня видели, слышали, о чем подумали, постараться составить полную картину преступления. Тебя, Виктор, это не касается, ты занимаешься другим, если хочешь, просто посиди и послушай.

– Есть такая детская игра: из квадратиков, на которых изображены отдельные детали, надо собрать всю картинку, – сказал Вася.

– Очень похоже, только в игре картинка уже есть, а у нас одни квадратики. Другими словами, я хочу услышать от вас рабочую версию. Давайте, как принято в армии, начнём с младшего по званию. Слушаем тебя, Вася!

Вася, кандидат в мастера спорта по дзюдо в полутяжелом весе, недавно закончивший школу милиции, начинать не спешил.

Леонид Семёнович, подбодрил:

– Давай, не стесняйся, если что не так – мы поправим.

– Я думаю, продавщицы здесь не при чём. У молодой муж в элитных частях служил, а туда уголовников не берут. Вторая тоже не годится: во-первых, живет за городом (убийство произошло ночью, а в это время общественный транспорт не ходит), впрочем, у них могла быть машина. Во-вторых, почему они совершили преступление именно сейчас, а не два года назад, когда над входом светильник разбили? Здесь, по моему мнению, поработал кто-то с большим опытом: и сторожа убил одним ударом, и сейф сумел открыть. Quid prodest – ищи, кому выгодно, как говорили в Древнем Риме. Я думаю, это сделал хозяин магазина. Ему выгоднее всех: шифр знал только он, и золотишко взял, и деньги получит. Смотрите, он увеличил в восемь раз сумму страховки всего две недели назад, значит, готовился к преступлению.

– А я думаю, хозяин магазина не убивал, – сказал Виктор. Рана на груди такова, что ее мог нанести только человек большого роста. Извините, я забыл об этом сказать. А такому маленькому, как этот хозяйчик, пришлось бы перед ударом либо высоко подпрыгнуть, либо принести с собой табуретку.

Все, кроме Горевого, захохотали.

– А – табуреточку– то так и не нашли, – сказал Коля, давясь от смеха.

– Тогда, – продолжил, смущенно улыбаясь, Вася, – он подговорил какого-нибудь знакомого по зоне.

– Какие ещё будут мнения? – спросил Горевой, видя, что Вася закончил.

– Твоя очередь, Коля! – обратился он к старшему лейтенанту.

– Поскольку сейф открыт, а не взломан, тут поучаствовал кто-то из своих. Продавщицы ни при чем, держались на допросе спокойно, да и не та фактура, как говорится. Я тоже считаю, что к убийству имеет отношение хозяин. У него, вероятно, должен быть подельник. Ещё мне кажется странным, что убитый одет слишком нарядно для такой работы. Хотя, может быть, утром собирался куда– то пойти.

– Я тебе больше скажу, от него пахло дорогим одеколоном, вряд ли он стал бы заранее душиться, – сказал Горевой.

– Я тоже заметил, – добавил судмедэксперт.

– Ну, ты-то, конечно, ты ведь с трупом возился.

– А я ещё подумал, Леонид Семенович, чего-то вы над трупом склонились? – добавил Вася.

– Тогда, может быть, у сторожа свидание было назначено? – предположил Коля.

В это время со свистом закипел самовар.

Горевой вытащил вилку из розетки и заварил чай.

– Теперь, ребятки, придется подождать минуты три: чай должен настояться. Если у кого-то есть что сказать, слушаем.

– По-моему, вопрос заключается в том, кого сторож ждал ночью. Это легко проверить, не с пустыми же руками он приходил на дежурство. Наверное, приносил с собой сумку или чемоданчик. Надо посмотреть, что там внутри.

– Дельно, Игорь! – сказал Леонид Семенович. – Раз ты версию выдвинул, тебе, как говорится, и сливки снимать.

Капустин вышел и через две минуты вернулся с небольшим чемоданчиком– кейсом. Со словами: «В шкафчике стоял» поставил его на пол, щелкнул замками, и перед зрителями открылось содержимое: бутылка мартини, пакет апельсинового сока, два стеклянных бокала на тонких ножках, большая плитка шоколада и наполовину израсходованная пачка презервативов.

– Продолжай, хорошо начал!

– Можно мне сначала чаю?

– Чай так чай. Пейте, ребята, берите конфеты. Только смотрите, языки не обожгите: разговор-то долгий предстоит.

Минут пять все пили чай, отхлебывая из кружек маленькими глотками, вприкуску с конфетами.

– Игорь, мы тебя внимательно слушаем.

– Думаю, надо проверить алиби у всех и пробить по нашей базе: может, что интересное выплывет – предложил осторожный Капустин.

Зазвонил телефон.

– Ты, прямо, как по учебнику шпаришь, – сказал Леонид Семёнович, переводя аппарат на громкую связь.

– Алло, – услышал он грубый мужской голос, – мне майора Горевого.

– Слушаю вас.

– Говорит генерал Глушко.

– Слушаю, товарищ генерал.

– Напоминаю вам, товарищ Горевой, что дело, которое вы расследуете, находится на контроле у главка. Даю вам два дня. За это время преступление должно быть раскрыто, а всё похищенное возвращено. А то у нас, как в начале двадцатых годов прошлого века, в центре Москвы ювелирные магазины грабят. Поняли меня, товарищ майор?!

– Так точно, товарищ генерал, понял, – бодро ответил Горевой, – а про себя подумал: «Та-а-ак, вот один из «доброжелателей» Власова».

В душе Леонида Семёновича появилась злость, окончательно вытеснившая остатки плохого утреннего самочувствия.

– А ты говоришь, проверять алиби и всех пробивать по базе. Слышал генерала: два дня и все, – сказал Николай, крепкий среднего роста парень, имевший первый разряд по боксу.

– Тогда только этого композитора и уборщицу с мужем.

Горевой снял трубку, набрал номер:

– Галя, это Леонид Семёнович. Пробей-ка мне, ласточка, двух человечков: Ширшов Николай Владимирович, лет около пятидесяти, и Ширшова Надежда Михайловна, 1968 года рождения; перезвони по этому номеру, желательно поскорее. Буду ждать.

– Первый раз на такое дело попадаю, чтобы из главка звонили. Что, у нас своего начальства нет, что ли? – сказал Капустин.

После некоторой паузы он продолжил:

– Допустим, ограбление организовал хозяин магазина и привлёк для этого подельника, а свидание у сторожа – простое совпадение. За такую «работу» киллер меньше половины не возьмет. Что тогда остается? Другая половина и страховка. Плюс 105-ая, и всю жизнь висеть на крючке у мокрушника, который когда-нибудь, да попадется. Нет, он на мелкого жулика похож, а не на организатора такого преступления. Остается наша парочка: Надежда с муженьком. Подождём, что сообщит Галина.

Как будто бы в ответ на его слова зазвонил телефон.

Горевой нажал кнопку громкой связи.

– Леонид Семенович?

– Да.

– Слушайте! Ширшов Николай Владимирович, 1957 года рождения, трижды судим: два раза за разбой и один раз за кражу со взломом. Всего в заключении п¬ровел чуть больше четырнадцати лет. Освободился примерно пять месяцев тому назад. Ширшова Надежда Михайловна судима за организацию притона. Отбыла в колонии почти четыре года, освобождена условно-досрочно примерно год тому назад.

– Спасибо, Галочка, с меня коробка конфет.

– Это уж, как водится.

– Игорь, давай дальше!

– Похоже, ограбление организовали эти двое, а вернее всего Ширшов. Судя по характеристике, такой убить может. Одного я не пойму, как они шифр узнали.

– Думайте, ребята, думайте. Вы слышали и видели почти столько же, сколько и я.

Наконец, Коля неуверенно произнес:

– Фотограф. У неё же муж фотограф. Он, наверное, и в видеокамерах разбирается. Надежда могла установить на стеллаже скрытую видеокамеру.

– Молодец! Теперь мы с тобой постараемся, как говорится, сливки снять. Вася, кликни сюда обеих продавщиц.

– Скажите, девочки, когда Виктор Петрович работал с сейфом, в его кабинете раздавались телефонные звонки? И если да, то когда это началось и когда прекратилось?

– Я особо не прислушиваюсь, мое рабочее место далеко от дверей; вроде бы были, – сказала Люся.

– А я заметила; видно было иногда через полуоткрытую дверь: как только Виктор Петрович начинал открывать сейф, примерно в это же время раздавался телефонный звонок. Но так бывало не каждый день, не помню, когда началось, но точно больше месяца тому назад. А в последнее время я несколько раз видела, как он разговаривал, стоя рядом с сейфом, по мобильному телефону.

– А как вы думаете, кто ему звонил, мужчина или женщина?

– Трудно сказать. Но один раз я отчетливо слышала имя Наденька.

– А вы не помните, далеко он от сейфа был?

– Да нет, стоял спиной к дверям, прислонившись к его углу левым плечом.

– Спасибо, девушки! Вы свободны, но не уходите, побудьте в зале.

– Леонид Семёнович, а причем здесь звонки? – спросил Коля.

– Не торопись, в свое время узнаем. Кто хочет высказаться?

– Да, версия хорошая, – после некоторого раздумья сказал Капустин. – А зачем этот «финансовый гений» две недели тому назад увеличил страховую сумму, начал ездить на работу в машине, хотя я не заметил, чтобы он хромал? Почему ему по утрам стали звонить, сначала на стационарный, а потом на мобильный телефон? Я пока не могу ответить на эти вопросы, хотя чувствую, что это как-то связано.

– Может быть, кто-то хочет добавить или задать вопрос? – спросил Леонид Семенович.

Все молчали.

– Итак, что у нас в итоге. Двое граждан, недавно освободившихся из мест заключения, решили, выражаясь их языком, «обнести» ювелирку. Для этого Ширшова устраивается в магазин уборщицей и рассказывает своему мужу, что ювелирные изделия хранятся в сейфе, приваренном к балке, в кабинете директора, куда ведет обычная деревянная дверь, а код сейфа девятизначный; ночью магазин охраняет один и тот же сторож. Ширшов разрабатывает план: первое – установить напротив кодовой панели скрытую видеокамеру; второе – для устранения сторожа Надежда должна вступить с ним в интимные отношения, чтобы он открывал дверь на ее голос. Что же дальше? Повторяю: вы видели и слышали почти столько же, сколько и я.

Несколько минут молчания прервал Вася:

– Леонид Семёнович, я заметил: вы просто так ничего не делаете и не говорите. Когда этот закрывал и открывал дверцу сейфа, вы ещё у него спросили: «Всегда так работаете?». А он ответил: «Всегда». Что же такого необычного было в его действиях?

– Хороший вопрос. Когда хозяин открывал сейф, я стоял напротив, что, кстати, могли сделать и вы. Он полностью загородил телом кодовую панель, потом сразу же изменил положения лимбов, и лишь после этого отошел в сторону.

– Следовательно, наши грабители всё время снимали своей камерой разные цифровые наборы, – заключил Коля.

– Вот чем объясняется то, что они так долго не могли узнать шифр, – продолжил Капустин.

– И больше месяца вместо шифра снимали задницу хозяина, – подхватил Коля.

– А потом придумали отвлечь его телефонными звонками, которые начались по показаниям Вали больше месяца тому назад, – подвёл итог Капустин.

Опять возникла пауза.

– А вы знаете, когда у меня в туалете лампочка перегорела, и заменить было нечем, я по привычке все время нажимал на выключатель, и лишь потом вспоминал, что свет не загорится. Сила привычки, знаете ли, – сказал Вася.

– Так ты полагаешь, что он не подходил к телефону, пока не заканчивал работать с сейфом? – уточнил Коля.

– Теперь всё ясно, – продолжил Капустин, – в конце концов, они стали звонить по мобильному, и ему пришлось, чтобы удобнее было разговаривать, повернуться к сейфу боком, открыв тем самым шифровальную панель для скрытой камеры. Леонид Семенович, вы ещё спросили у Валентины, в каком положении по отношению к сейфу находился хозяин, когда разговаривал по мобильному. Вот только что мы им предъявим при задержании? Вряд ли они держат награбленное дома.

– Я думаю, мы предъявим им орудие убийства. Наверняка, Ширшов от него не избавился и держит где-то поблизости, тем более что сейф им достался пустой, – сказал Горевой.

– Как?! – в один голос воскликнули Вася и Коля.

– Очень просто. Вы увлеклись и не приняли во внимание поведение хозяина.

– Да-да, – пробормотал Капустин.

– Всё скоро выяснится. Думаю, вы сами догадаетесь. А сейчас надо организовать захват преступников, – продолжил Леонид Семёнович.

После некоторой паузы он добавил:

– Вася, принеси из зала два стула, потом позовёшь сюда хозяина магазина и уборщицу. А сам останешься в зале, встретишь Ширшова, которого мы вызовем. Скажешь, что скорая вот-вот должна подъехать, а жена в кабинете, и проводишь сюда. Игорь и Николай, по моей команде встаете у двери по бокам, и, как только он перешагнет порог, заламываете ему руки назад, а ты, Вася, надеваешь наручники. Они, кстати, у тебя есть?

– Есть.

– Я страхую спереди. Пожалуй, всё! Ну, с Богом!

Вася вышел в зал за стульями, и через некоторое время появились хозяин и уборщица.

– Садитесь, пожалуйста! Надежда Михайловна, вы сюда, в серединку, а вы, Виктор Петрович, вот сюда. Мы вас надолго не задержим, поговорим немного, и поедете в родные пенаты.

– Надя, будьте любезны, ваш мобильничек.

– А зачем вам?

– Хочу с вашим мужем поговорить. Как, кстати, ему позвонить?

– На единичку нажмите.

Горевой сунул телефон в карман и сказал:

– Извините, граждане, должен вас покинуть минуты на три, так сказать, по служебным обстоятельствам.

Он вышел, плотно закрыв за собой дверь, достал мобильный телефон уборщицы и позвонил Ширшову.

– Алло, Николай Владимирович, с вами разговаривает директор ювелирного магазина, где ваша жена подрабатывает. У нас ночью ЧП случилось: магазин ограбили, а сторожа убили. Ваша жена, как увидела труп в луже крови, ей плохо стало, упала на пол, да видно, неудачно, ударилась головой. «Скорая» должна подъехать, хорошо бы и вы приехали, жена всё-таки.

– Буду через десять минут, – в трубке матерно выругались.

– Серёжа, – сказал уже по своему мобильному Леонид Семёнович, – двадцатиминутная готовность: бежевая шестёрка.

Вернувшись, он снова сел в кресло.

– Надя, конфеточку хотите?

– Не откажусь.

Горевой протянул ей вазу. Она взяла две штуки и зашуршала разворачиваемой обёрткой. А Леонид Семёнович развернулся к окну, отодвинул шторы и стал смотреть на улицу.

Он увидел, как Серёжа вылез из машины с тряпкой в руках и, не спеша, стал протирать стекла и борт.

Прошло несколько томительных минут. Наконец появился жигуленок бежевого цвета и припарковался перед микроавтобусом. Из него вышел человек с палкой в руке.

– Игорь, Коля! – кивнул Горевой в сторону двери, вышел из-за стола, сделал несколько шагов вперед, достал ПМ, снял с предохранителя и сунул за пояс.

Звякнул колокольчик, и через несколько секунд порог кабинета перешагнул мужчина в коричневом плаще, широкий в плечах, роста выше среднего. Глядя на его лицо, невольно хотелось, перефразируя Шолохова, задаться вопросом: «Чего в нем больше, шрамов или накладывающих свою печать ходок»?

Не успел он как следует оглядеться, как с двух сторон ему заломили руки и ловко защелкнули наручники. Звонко стукнулась об пол и покатилась палка, выбитая из рук.

– Давай, топай! Чего встал! – раздался голос Василия.

– Садитесь, гражданин, – указал на стул Леонид Семёнович, а сам вернулся за стол. – Вася, подбери палку, дай её мне, закрой дверь и садись на место.

– За что меня? – просипел Ширшов, садясь на заскрипевший под ним стул.

– Вы задержаны по подозрению в убийстве сторожа и ограблении магазина.

– Да-а-а?! А в распятии Иисуса Христа на Голгофе я не участвовал? Нет? Что, шмон у нас устроишь, надеешься золотишко найти?

– Да нет. Интересная трость у вас.

– А что в ней интересного?! Обыкновенная бамбуковая палка с ручкой.

– Не скажите. Зачем, например, это широкое металлическое кольцо? Трещин и вмятин вокруг него не видно. Что же оно тогда скрепляет? А попробую-ка я палку разобрать, с вашего разрешения, конечно? Не возражаете?

И Горевой попытался повернуть ручку против часовой стрелки.

– Не идет. Попробуем в другую сторону. О! Глядите! Пошла! Левая резьба. И он отделил палку от рукояти, на конце которой оказался длинный, сантиметров тридцать, узкий обоюдоострый клинок.

– Вот этой штуковиной, по-моему, и убили, – сказал судмедэксперт.

– Это не моя палка, – быстро среагировал Ширшов, – я её только что у магазина подобрал.

– Ну да, конечно, у магазина. А вас в детстве не учили, что врать нехорошо?! Во-первых, я видел, как вы из машины выходили уже с ней, а во-вторых, вас отлично разглядел шофёр нашего микроавтобуса, перед которым вы припарковались. Так что у нас на руках два туза против вашей мелочёвки, – сказал Горевой. – Таким образом, ваше участие в убийстве можете считать доказанным. Теперь вами займемся, Виктор Петрович, а то, я вижу, вы скучаете. Пока мы тут заседали, я немножко прикорнул. Мне, знаете ли, тоже, как и вам, «сны снятся». И «привиделось», будто все похищенные ювелирные изделия лежат в вашем автомобиле. Игорь, прихвати двух девочек, сидящих в зале, и с нашим ювелиром посмотрите, что там внутри хозяйской машины. Вдруг мой «сон» и вправду вещим оказался.

– Я не пойду. Вот вам ключи, сами идите и ищите.

– Нет уж, позвольте, господин Мокроусов, сделайте одолжение, прогуляйтесь вместе с нами, – сказал Капустин. – Не заставляйте применять к вам силу.

Они вышли, и наступила пауза. Видно было, как на виске у Горевого пульсировала жилка, ладони рук, лежащих на столе, непроизвольно сжались в кулаки. Чувствовалось, что он внутренне напрягся.

Леонид Семёнович понимал, что рискует: ведь разыскиваемых ювелирных изделий могло в машине и не оказаться.

– Например, Мокроусов, обнаружив убитого сторожа, отвёз ценности в какое-нибудь потайное место. Но в таком случае его странное поведение мог кто-то заметить, к тому же, за это время могли появиться продавщицы, обнаружить труп и отсутствие хозяина, что было бы весьма странно. Потом, когда мы приехали, здесь уже отработали телерепортеры, и стояла толпа зевак, – думал Горевой.

Все-таки полной уверенности не было, и он нервничал.

Наконец, дверь открылась. Капустин с двумя большими клетчатыми сумками, оттягивающими ему руки, продавщицы и Мокроусов вошли в кабинет.

– Все как вам «приснилось», Леонид Семёнович. Весь товар тут. В багажнике стояли, – улыбаясь, сказал Игорь.

Сумки поставили на стол и открыли.

– Гнида! – просипел Ширшов.

У Горевого отлегло от сердца, и он снова расслабился.

– Игорь, составляй протокол!

Следователь достал из портфеля папку с бланками и начал быстро заполнять один из них.

– Валя, Люся, распишитесь здесь и здесь! И вы подпишите, гражданин Мокроусов!

– Чего ждешь? Хочешь, чтобы я твоим носом расписался?! – угрожающе произнес Николай.

Все расписались.

– Валя и Люся, выражаю вам благодарность от лица Московского уголовного розыска! Ваш рабочий день на сегодня закончился. Есть, наверное, хотите? Счастливо, девочки!

Два раза подряд звякнул дверной колокольчик.

– Теперь на очереди вы, граждане Ширшовы. Ваше участие в убийстве, гражданин, уже доказано, не сомневайтесь. Но ведь в этом, так сказать, ночном «шопинге» участвовала ваша жена; мужчины ведь часто ходят по ювелирным магазинам с женами.

– Надька здесь ни при чём, начальник.

– Ну да, конечно, ни при чём. Ведь это на ваш голос убитый подводник-пенсионер открывал дверь, это для вас он надушился дорогим одеколоном, это вам он приготовил бутылку мартини, пакет апельсинового сока и пачку презервативов. А впрочем, вам, Надежда, могут скостить, если докажете, что действовали по принуждению. Вам скостят, а ему набавят.

Возникла пауза, которую прервал Ширшов:

– Мне, начальник, что к полтиннику двадцатка, что пожизненное. Угрожал я.

– Верю. Тогда начнём с самого начала. Вышедшая на свободу примерно год тому назад по УДО известная нам гражданка Ширшова оказалась в сложной ситуации. Открыть новый притон, по её словам, было очень рискованно, ведь Надежду, как она выразилась «каждая собака знала», а ничего, кроме оказания сексуальных услуг, Ширшова не умела. И пришлось ей снова трудиться на ниве одной из самых древних профессий, а годы-то уже не те. Так она перебивалась до тех пор, пока не освободился муж, имевший за плечами три судимости: две за грабеж и одну – за кражу со взломом. У обоих, как видите, возраст критический: самое время о старости подумать. И гражданин Ширшов решил, как это часто бывает со стареющими людьми его профессии, сорвать напоследок солидный куш и залечь на дно, спокойно дожидаясь безбедной старости.

Однажды, прогуливаясь по бульвару, он заприметил этот самый ювелирный магазинчик. Несколько раз зашел в него, оценивая выложенный в витринах товар, и решил, что «овчинка выделки стоит».

После этого он угрозами заставил свою жену за скромное вознаграждение устроиться в магазин уборщицей. Работала она через день и каждый раз, убираясь в кабинете, просила хозяина удалиться, чтобы не мешал. Верная супруга рассказала ему, что ювелирные украшения хранятся в кабинете директора в сейфе, приваренном к металлической балке. В кабинет ведёт обычная деревянная дверь с врезным замком. Ночью магазин охраняется одним и тем же сторожем, отставным моряком пятидесяти двух лет от роду.

Гражданин Ширшов при неизвестных мне обстоятельствах овладел искусством фотографии и неплохо разбирается в фото—, кинотехнике, что оказалось весьма кстати. Расспросив супругу, он узнал, что напротив сейфа расположены стеллажи со всякого рода папками, журналами, справочниками и другой литературой, а девятизначный шифр на сейфе набирается специальными механическими устройствами в виде круга с выпуклыми цифрами и вращающимся внутри лимбом. Он приобретает скрытую видеокамеру и обучает жену, как её установить на стеллаже, чтобы в объектив попала шифровальная панель.

Гражданка Ширшова, конечно по принуждению, выполняет его указания. Теперь преступник думает, что шифр у него в кармане.

Для того чтобы сторож безбоязненно открыл дверь на знакомый голос, Ширшов угрозами заставляет свою жену познакомиться и сойтись для интимных отношений с покойным Шебалковым Виктором Степановичем, что при её привлекательности и умении обращаться с мужчинами совсем не трудно.

Но вот какая незадача – преступник не учел одну немаловажную деталь: хозяин магазина, открывая сейф, загораживает собой кодовую панель, не изменяя положения тела, с помощью лимбов сбивает код, и лишь потом отходит в сторону. Поэтому наши «медвежатники» время от времени, унося камеру для просмотра записи и для замены аккумулятора или батарейки, видят на кодовой панели каждый раз различные комбинации цифр. Они надеются, что, в конце концов, им повезет, но день катится за днём, неделя за неделей, а ничего не меняется. Так проходит около двух месяцев. Тут гражданину Ширшову приходит хорошая мысль.

Леонид Семёнович прервал свой рассказ и обратился к Капустину:

– Игорь, вызови гражданам «автобус» с двумя конвоирами.

Следователь вышел и через минуту вернулся.

– Так на чем я остановился? – продолжил Горевой. – Нашему «изобретателю» пришла хорошая идея: отвлечь гражданина Мокроусова от сейфа в то время, когда он его открывает, телефонным звонком. Поймать этот момент было не так сложно, отсчитывая время от прихода продавщиц. Надежда своими вопросами его уточнила. Но и это «ноу-хау» нашему «Эдисону» не помогло; как я уже говорил, Мокроусов имел привычку, открыв сейф, сразу же изменять код с помощью лимбов, и лишь после этого подходить к телефону, в чем гражданин Ширшов вскоре убедился. Прошло больше месяца, и примерно две недели тому назад наши «предприниматели» решили звонить по мобильному телефону, который ювелир носил в правом брючном кармане. В таком положении объекту не надо было идти к телефону, стоящему на столе, а разговаривать, находясь почти вплотную к сейфу лицом, было неудобно. И «владелец несметных сокровищ» вынужден был повернуться к сейфу боком. Звонила обычно Надежда, заводила недвусмысленные разговоры о свидании, и наш охочий до женского пола Виктор Петрович с удовольствием их поддерживал, разворачиваясь к сейфу боком и открывая для обзора камеры кодовые устройства, что было прекрасно видно. «Ну, теперь шифр у меня в руках», – подумал Ширшов и стал готовиться к осуществлению своего плана.

– Тебя, случайно, начальник, с нами не было? А то бы я с таким пассажиром охотно посидел, скучать в камере не пришлось бы.

– У нас c вами, гражданин, билеты куплены в противоположные стороны, и давно. Но преступникам опять не везет. Надо же было такому случиться, что примерно две недели или чуть больше тому назад гражданин Мокроусов, роясь в папках, натолкнулся на скрытую камеру, нацеленную на сейф. Он сразу обо всем догадался, увязал камеру со звонками по телефону и испугался, но не побежал писать заявление в милицию о готовящемся ограблении, а решил на этом деле удвоить свой капитал.

– У, тварь, – просипел Ширшов.

– Он максимально поднимает сумму страховки товара, начинает ездить в магазин на автомобиле, вечером провожает продавщиц и в полной темноте, чтобы его действия не зафиксировала камера, перегружает ювелирные изделия из сейфа в багажник, а утром, приехав, чуть раньше, чем обычно, точно так же переносит их обратно. Понимая смысл звонков по мобильному, он специально открывает для видеокамеры обзор кодовой панели. Так он делает изо дня в день, дожидаясь осуществления своего плана, после чего собирается перевезти ювелирные изделия на дачу в Красково, где находится плавильная печь, отделить драгоценные камни от металла, который потом переплавить в слитки. Так что вам, Виктор Петрович, ещё и соучастие в убийстве светит.

– Ну, это вы никогда не докажите, – сказал бледный Мокроусов.

– А я и доказывать ничего не буду. Найденные у вас в машине ювелирные изделия и заснятые видеокамерой ваши манипуляции с сейфом и телефоном сами за себя говорят. Видеокамера ведь, наверняка, у ваших подельников, а они таких, как вы, любят, примерно, как тараканов. Нет, тараканов намного больше. Таракан в камере, какая-никакая развлекуха. Я верно толкую, гражданин Ширшов?

– Тебе бы рентгеном работать, начальник.

– Игорь, надо опись всего обнаруженного составлять, и чтобы этот подписал, что ничего не пропало.

– Леонид Семёнович, да на вас лица нет, может, вы домой пойдете, а мы тут сами закончим.

– Пожалуй, ты прав.

В это время за окном раздался автомобильный сигнал.

Горевой приоткрыл штору:

– О! Граждане разбойнички, за вами, вижу, уже прибыла карета со свитой.

Раздался звон дверного колокольчика, и через несколько секунд на пороге появились два конвоира.

– Игорь, ты правильно понял всё, что я тут говорил? – многозначительно посмотрел Леонид Семёнович на Капустина.

– Да, взял на себя, так взял.

Горевой кивнул и медленно пошел к вешалке.

– A ведь вы давно уже догадались обо всём? – обратился к нему Вася.

– Нет, например, то, что у убитого мог быть чемоданчик, я как-то упустил.

Он так же медленно надел свой серый плащ, а, проходя мимо старшего конвоира, остановился и тихо сказал:

– Сделай так, чтобы эти двое в тюрьме могли попрощаться.

Тот молча кивнул.

Леонид Семёнович, не спеша, пошел к дверям магазина и услышал за спиной голос Капустина:

– Ширшовы! На выход!

На улице шофёр Серёжа крикнул:

– Товарищ майор, давайте я вас до дома довезу!

– Спасибо, я лучше пешочком пройдусь.

Время на часах было около 17.00. Горевой повернул направо, в сторону дома. Начала ныть рана в боку, но медленная прогулка действовала успокаивающе. Только сейчас Леонид Семёнович почувствовал, насколько сильным было напряжение этого дня.

В памяти сами собой всплывали один за другим эпизоды расследования. Проходя мимо продовольственного магазина, Горевой вдруг вспомнил, что вечером должен приехать шурин, всегда останавливавшийся у них во время командировок. По идее надо было бы купить бутылку вина.

Он позвонил домой:

– Машенька, здравствуй! Иду домой. Устал смертельно. Приезд Николая не отменяется?

– Отменяется. Его командировку перенесли на следующую неделю. Приходи, дорогой, мы тебя ждём.

– Слава Богу! Хоть пить не надо будет.

Минут через сорок Горевой добрался до дома, тяжело поднялся на свой третий этаж, поцеловал встретившую его жену, обнял Лёньку, вымыл руки и сел за стол. Несмотря на то, что он с утра ничего не ел, аппетита не было, а недавняя рана в боку опять начала ныть.

Леонид Семёнович пересел в кресло, вытянул ноги и под Лёнькины рассказы задремал.

В семь утра он проснулся уже в кровати, раздетый, в хорошем настроении, потянулся.

Подошла Маша:

– Доброе утро, милый!

– Доброе утро! Как я попал в постель? Ведь помню, что заснул в кресле.

– Точно. Ну и намаялись мы с тобой вчера. Стали будить, а ты – никак. Тогда раздели тебя и уложили в постель.

Леонид Семенович встал, как обычно, умылся, побрился и сел за стол, где уже завтракал Ленька.

– Доброе утро, пап, приятного аппетита!

– И тебе того же, сынок! Тебя как, во дворе не задирают?

– Бывает.

– Хочешь научиться драться по-настоящему?

– Хочу.

– Раз так, отведу тебя в Динамо, в боксерскую секцию, к своему знакомому тренеру. Но учти, с одним условием: во всём слушаться и помогать маме. По рукам?

– По рукам! – радостно сказал Лёнька.

– Лёня, да он и так мне во всём помогает, – в эту минуту на кухню вошла Маша.

На работу Леонид Семёнович приехал минута в минуту, прошёл в кабинет, не встретив по пути никого из знакомых, сел за свой стол и от нечего делать стал читать в журнале большую статью о работе полиции на Западе. Он добрался уже до середины, когда в дверь постучали.

– Входите!

На пороге показался Власов.

– Проходите, Николай Фомич, присаживайтесь, – Горевой поднялся со стула.

– Ничего, сиди, сиди, я здесь на диванчике устроюсь. Вчера в конце дня твой приятель Григорьев заходил. Поздравлял меня с быстрым раскрытием, только что целоваться не лез. О тебе ни слова, я думаю, скоро сам зайдет. Как говорится: «В удаче все дружатся с нами, при горе нету тех друзей».

– Это Беранже, Николай Фомич, у него «при счастье».

– Беранже, так Беранже. У него, может быть, «при счастье», а у меня «в удаче». Не в этом дело; главное, сказано правильно. Да, кстати, Вася Шарапов мне вчера сказал, что один день работы с тобой дал ему больше, чем полгода учебы в милицейской школе. Ну, я пойду, работы много, вечерком ещё раз заскочу.

То, что Власов сам зашёл к нему в кабинет, а не вызвал к себе, как обычно, Леонид Семенович расценил, как высшее проявление благодарности. Он вновь погрузился в чтение статьи, когда раздался стук в дверь, и появился радостно улыбающийся Григорьев.

– Ну, Леня, ты даешь! – Начал он еще с порога. – Такого от тебя даже я не ожидал. Мне вчера Капустин минут пятнадцать рассказывал, какой ты мастер-класс устроил.

Григорьев вальяжно развалился на диване.

– Что ж, Капустин следователь неплохой, не зря свой хлеб ест.

– Дураков не держу. Я, собственно, вот почему зашел, у меня к тебе предложение: иди ко мне в замы. Я молодой, перспективный, сижу на полковничьей должности, не сегодня-завтра третью звезду дадут, а у тебя начальник – старый пень, его скоро на пенсию вышибут. Тебе-то его должность не дадут, академии не хватает. Придет какой-нибудь варяг, и ещё неизвестно, сработаешься с ним или нет. А начальник у нас с твоим Власовым кто? Такой же трухлявый пень, как и он сам – Егоров. А кого на его место назначат? Уверен, что меня: мне кое-кто в главке уже намекал. А в академию мы тебя устроим, на какой-нибудь заочный факультет, например, по культуре обслуживания населения.

И Григорьев расхохотался:

– Тебе ведь только корочки нужны, а работать учить не надо; ты сам кого хочешь научишь.

Горевой ответил не сразу. В словах Сергея был резон.

– В конце концов, из майоров меня не разжалуют, а из замов погонят, пойду в старшие оперы.

И Леонид Семенович проговорил:

– Видишь ли, Серёжа, какой из меня следователь! Он должен уметь вести допросы, общаться с подследственными, их родственниками, адвокатами и другими. Ну что я тебе объясняю. Мне, по правде сказать, и на этом месте работы с бумажками хватает, а заместитель начальника следственного отдела… Это для меня непосильная задача. Так что, извини, не могу.

Улыбка сползла с лица Григорьева. Он снял ногу с колена и поставил на пол; от прежней вальяжности не осталось и следа

– Лёня, ты сейчас хорошо подумал?

– Хорошо.

– Тогда желаю здравствовать!

– И я тебе того же!

Дверь за Григорьевым захлопнулась.

Делать особенно было нечего, Горевой сходил в столовую, пообедал, вернулся и снова углубился в статью.

Прошло некоторое время, и в дверь опять постучали. Это был Власов.

– Сиди, сиди, Лёня, – и сам присел на диван. – Григорьев заходил?

– Заходил, Николай Фомич.

– К себе в замы звал?

– Звал.

– Академию предлагал?

– Предлагал.

– А ты, значит, отказался?

– Отказался.

– Стало быть, тебя, как говорится, по дешёвке не купишь, – улыбнулся Власов.

– Вы как будто при нашем разговоре присутствовали.

– Я, Лёня, давно живу и за это время всяких «хамелеонов» навидался. Они ещё рот не успеют открыть, а я знаю, что скажут.

– Можно спросить, что это вы ко мне приходите разговаривать, а не к себе в кабинет вызываете, как обычно?

– От того, что я там не один сижу.

– А-а-а. Так они и у меня могут.

– Могут, но пока разберутся, что к чему, поезд уже уйдёт. Да-с. Ты вот вчера мне про свою учительницу по русскому языку и литературе рассказывал. А что с ней теперь?

– Умерла в прошлом году. Мы всем классом её в последний путь проводили. Только троих не было, и то по уважительным причинам, и не только наш класс, целая колонна собралась.

– Это хорошо. Она ведь вас, сопляков, думать учила, старалась привить жажду к знаниям, а это самое главное в любой профессии. Да-с. А вы, наверное, думали, что только русскому языку и литературе. Скажи-ка, ты перед милицейской школой в КГБ не пробовал поступать?

– Пробовал. Меня на собеседовании завернули, спросили, где находится остров Святого Ионы. Я не смог ответить; потом его в энциклопедии нашел, это скала в Охотском море, живут там морские львы – сивучи, чайки и морские голуби, которых моряки-дальневосточники называют глупышами. Думаю, этот вопрос специально для таких, как я, заготовили. Дед-то у меня по отцовской линии – еврей, я и фамилию его ношу: вот в чём была причина.

– Да-с. Я бы тоже не поступил, если бы мне такой вопрос задали, хотя и дед, и прадед у меня русские. Вот болваны были! Впрочем, сейчас бы взяли, теперь другие времена.

Власов замолчал на несколько секунд и продолжил:

– Я сегодня на прогулке разговаривал с Егоровым на общие темы. Речь зашла и о тебе. Вот что мы решили. Нам ведь скоро на пенсию; лет пять ещё поработаем, а потом… Силы уже не те. Кому дела передавать? Кроме тебя, некому. Короче, мы хотим, чтобы ты за это время нашу академию закончил, заочно, естественно. Как ты на это смотришь?

– Да я не против: надо, так надо.

– Думаю, что проблем с поступлением у тебя не будет: характеристики дадим самые лучшие. К тому же шурин Алексея Кузьмича возглавляет там кафедру и входит в состав приёмной комиссии.

Этот разговор происходил в марте, вторая половина которого выдалась на редкость тёплой. Снег на улицах уже сошёл, и в некоторых местах стояли лужи. А в апреле Горевой успешно прошёл положенное для поступления комплексное тестирование интеллектуального уровня, управленческих способностей и навыков, морально-психологических качеств, владения персональным компьютером и знания нормативных правовых актов по организации деятельности органов внутренних дел. Пришлось вспомнить то, чему учили в милицейской школе, и кое-что почитать дополнительно. После тестирования его вызвали в академию на собеседование.

В кабинете, указанном в письме, за большим столом сидели трое седовласых мужчин. В центре генерал-майор, что-то писавший левой рукой, а по бокам полковники.

– Разрешите доложить! Майор Горевой прибыл для прохождения собеседования.

– Здравствуйте, товарищ майор, подойдите ближе! – писавший отложил ручку и поднял голову. – Мы прочитали блестящую характеристику, данную вам руководством, и хотели бы предварительно с вами познакомиться. Что вы можете, например, рассказать об оперативно-розыскной деятельности, которой занимаетесь?

– Я считаю, что оперативник, особенно при расследовании сложных преступлений, должен выстроить такую рабочую версию, которая объясняла бы всё происшедшее вплоть до мелочей. И это самое главное.

– А какими качествами должен при этом обладать сотрудник МВД?

– Наблюдательностью, умением логически мыслить, хорошим знанием психологии людей, что приходит с опытом, а также умением воссоздать общую картину происшествия по мелочам. Я бы сказал, хорошим воображением и фантазией и особым чутьем, которое помогает выбрать правильное направление поиска. Он должен также иметь хорошее юридическое образование.

– Проиллюстрируйте вышесказанное примером из вашей практики.

– Если из расследованных мною дел, то разрешите немного подумать, товарищ генерал. Пока же могу сказать, что вы бреетесь опасной бритвой левой рукой, хотя от рождения, скорее всего, правша. Вы награждены боевыми орденами, о чем свидетельствуют орденские планки на кителе. Предполагаю, что воевали в Афганистане или в Африке, где были ранены в правую руку. Преподавательской деятельностью занялись, скорее всего, после этого ранения.

Полковник, сидевший справа от генерала, до этого рассеянно смотревший в окно, крякнул и внимательно взглянул на Горевого.

Генерал усмехнулся:

– Правда! А как ты догадался?

– Когда вы подняли голову от бумаги, я увидел у вас под подбородком едва заметный длинный порез, какой оставляет только опасная бритва. Что же касается вашего ранения в боевых действиях, то об этом я догадался, потому что, во-первых, правую руку вы держите как-то неестественно и совсем ею не двигали за время нашего разговора, а во-вторых, как я уже говорил, по вашим орденским планками.

– Да, я действительно бреюсь опасной бритвой; досталась от отца: трофей из Берлина. А руку мне прострелили в одной из африканских стран во время специальной командировки. С преподавательской деятельностью ты тоже угадал. Что ж, товарищи офицеры, майор Горевой только что продемонстрировал нам свою наблюдательность и умение логически мыслить. Поздравляю вас, мы будем ходатайствовать о вашем зачислении слушателем академии на заочное отделение факультета № 2. Рад, что вы соответствуете данной вам характеристике.

С 1 сентября Горевой начал учиться в Академии управления МВД Российской Федерации. Учеба давалась ему легко; помогали знания, полученные в школе милиции, и хорошее владение компьютером. Каждый день, придя после работы домой, поужинав, он целый час посвящал своему новому занятию.

Маша и Лёнька в это время уходили в другую комнату смотреть телевизор. Маша, как будто даже и не удивилась, что муж стал слушателем академии. Только однажды спросила:

– Лёня, а тебе не поздно учиться? Трудно, наверное?

– Не поздно, Машенька. Так для дела нужно. К тому же, мне помогают.

Действительно, Власов старался разгрузить Горевого и, где только мог, заменял его другими сотрудниками.

Известие о поступлении Леонида Семёновича в академию скоро разлетелось по отделам. Все его поздравляли, в том числе и Григорьев, но довольно сдержанно и безразличным тоном. Они встречались теперь только по служебной необходимости; Сергей перестал заходить в кабинет бывшего приятеля, обсуждать свои дела.

Григорьеву оставалось ещё три года до получения нового звания, а на Горевого было подано представление на внеочередное присвоение звания подполковника.

Здесь, дорогие читатели, мы и расстанемся с нашим героем. Наверное, он и сегодня работает на Петровке и уже значительно продвинулся по службе, а, может быть, его заметили там, куда он безуспешно пытался поступить в самом начале карьеры. Так давайте пожелаем ему крепкого здоровья и удачи в личной жизни и на службе.