Хмурый мужчина смотрел на Синга.

— Почему ты не стараешься? — строго спросил он, постукивая пальцем по подбородку.

— Я стараюсь, — возразил Синг, изучая записи.

— Нет, не стараешься, — мужчина достал из воздуха длинный меч и указал на него. — Иначе почему я так пирую в последнее время?

— Потому что так всегда, — Синг протянул ему листок. — Смотри. Лекарство.

Мужчина задумчиво взял листок. Синг разглядывал его — высокий, статный. Но лицо прикрыто капюшоном. И одет странно, не по погоде — в лёгкую тогу.

— И это — лекарство? — мужчина хмыкнул, и благородно тонкие губы искривились в язвительной усмешке. — Не обманывай сам себя. Ослабить страдания? Да. Но не вылечить.

— Это первый шаг!

— А будет ли второй? — мужчина сделал шаг вперёд, и Синг почувствовал дуновение холода. Ужасно неуютного, обжигающего холода. — Будет ли второй шаг? Возможен ли он? Позволю ли я тебе отобрать у меня столько прекрасной пищи?

— У тебя не будет выбора, — слова вылетели из глотки и обратились паром. Синг знал, что должен бояться — но почему-то испытывал вместо страха раздражение. — Я не позволю этому делу зависеть от твоих прихотей.

— От моих прихотей? — мужчина хмыкнул и провёл бледной рукой по лезвию меча. — Если бы ты работал так же, как дерзишь… Кто знает — может, тогда с тебя и был толк.

— Заткнись и убирайся, — Синг мрачно взглянул на скальпель в руке. — Ты мешаешь мне работать.

— О, нет, — мужчина со смехом начал таять. — Моё присутствие очень помогает тебе. Ты даже не представляешь, насколько. Насколько…

Синг с резким вздохом сел.

Вокруг было темно, и по грязному стеклу бежала вода.

Дождь. Снова дождь.

— Ты в порядке?

Он постыдно взвизгнул и подскочил, натягивая одеяло до самого носа.

— Прости, — Мэй выступила из темноты, виновата улыбающаяся. — Я…

— Идиотка! — резко бросил Синг. Страх сменился резким, острым раздражением. — Какого демона ты тут делаешь?! Я сплю!

— Может, это странно, но… — девушка осеклась. — Мне показалось, что тебе плохо.

— Показалось? — ломающимся голосом вопросил Синг. — И это теперь повод вломиться ко мне спящему?!

— Нет, — улыбка Мэй угасла, и она совсем виновато опустила голову. — Прости.

В наступившей тишине был слышен лишь стук дождя по стеклу и скрип половиц где-то в глубине особняка.

— Ладно, — не в силах выдержать молчание, процедил Синг. — Всё в порядке.

— Ты весь в поту, — девушка встревоженно глядела на него из сумрака комнаты. — Тебе снилось что-то плохое?

Синг хотел ответить что-то резкое.

Но почему-то осёкся.

— Нет, — медленно проговорил он, стирая холодный пот со лба. — Просто… Странный сон. Вот и всё. А теперь дай мне одеться. Который час?

— Ещё только рассвет, — девушка отвернулась к двери и закрыла глаза ладонями. — Одевайся, я не смотрю.

Синг думал послать её куда подальше. Может, прикрикнуть, чтобы она убралась.

А затем тяжело вздохнул и потянулся за штанами.

Ему не хотелось оставаться одному. Даже на пару мгновений, пока он будет натягивать на себя одежду.

— Рассвет, — задумчиво пробормотал он, глядя в окно. — Всего пять дней тут — и мне уже кажется, что солнце вообще никогда не светит.

— Я бы хотела побывать там, где оно светит, — мечтательно проговорила девушка. — Ты путешествовал по миру?

— Приходилось немного.

— Ты бывал на солнечных и тёплых пляжах? Где море ласковое и тёплое? И где можно побегать по песку?

Синг хмыкнул. Он всю жизнь жил в Мёнхене. Но ни разу ему не приходило в голову побегать по песку. Ну, разве что один раз. Но и тогда он поборол это желание.

Бегать? Это не солидно. Совершенно непристалое для восьмилетнего ребёнка занятие.

Он только открыл рот, чтобы ответить, но Мэй уже продолжала.

— Я бы сидела на берегу. Зарылась ногами в песок и смотрела бы на солнце.

— Нельзя смотреть на солнце. Ты ослепнешь.

— Тогда закрыла бы глаза и сидела так, чтобы оно грело мне лицо!

— Зачем? — хмуро спросил Синг, накидывая куртку поверх рубахи. — Это сделало бы тебя счастливой?

— Да, — уверенно проговорила девушка. — Сделало бы.

Синг вздохнул.

— Если всё сложится хорошо, я заберу тебя отсюда. Если захочешь, конечно.

Как только слова слетели с губ, он почувствовал острый стыд.

Зачем он это сказал?! Он не хотел этого говорить! Проклятье, надо…

— Правда? — Мэй обернулась, и на её лицо… Ох. Синг никогда не видел такой смеси отчаянья и надежды.

— Конечно, — выдохнул он. Бесхребетная тряпка! Зачем он начал этот разговор?! Теперь ещё и обещание дал! Придурок!

— Спасибо, — девушка улыбнулась. — Пойдём завтракать?

— А как иначе… — обречённо прошептал Синг.

Завтрак стал негласным ритуалом уже на второй день пребывания в особняке. На нынешний же, пятый, Синг не задумывался над своими действиями. Пройти до столовой. Подождать, пока Мэй поставит перед ним холодную кашу. Съесть её, стараясь не обращать внимания на вкус. Поблагодарить её.

Всего пять дней — а ему кажется, что так было всегда. Последняя ложка вязкой и безвкусной массы, судорожный глоток — и взгляд на Мэй, возящуюся с посудой.

— Спасибо, — проговорил он, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Сегодня она была даже не такой противной, как обычно. Либо я начинаю привыкать, либо ты научилась чему-то.

— Не за что. Ты теперь к больным?

Синг вздохнул.

— Да. К больным.

В лекциях по полевой медицине у Синга наибольшее недоумение вызывал раздел, обучающий организовывать лазарет. Когда он готовился к Испытанию, этот вопрос вызывал у него почти физическую ненависть и полное опустошение. Ну какому хирургу доверять организовывать лазарет самому?! Ведь на то есть… Да кто угодно! Хирург спасает, а не обустраивает место операций!

Но теперь, выходя в некогда приёмный зал, он благодарил всех богов, что адепт Бортоломелло заставлял их учить всё без исключения в своё курсе.

Опираясь на перила галереи, Синг смотрел вниз, в зал. Большая часть больных ещё спала, но некоторые уже проснулись и тихо переговаривались, сидя на лёжанках.

Лёжанки на дорогом паркете. Вместо благородных господ — немытые бродяги. Вместо тостов за здоровье — кашель и мольбы о помощи.

А вместо шикарной еды — жидкая каша.

В высшей мере иронично.

Знали ли хозяева этого места, что когда-нибудь оно приобретёт такой вид? Вряд ли.

Жизнь — отвратительная штука, подумал Синг, спускаясь вниз. Какие бы правила она не озвучила, в любой следующий момент она может поменять их. И тогда остаётся надеяться лишь на то, что изменение это будет хоть в какой-то мере в твою пользу.

Или пытаться повернуть чашу в свою пользу. Хоть как-то.

— Доброе утро, Лестред, — с мягкой улыбкой он присел перед первым больным.

— Доброе, мастер Дегнаре, — старика мелко трясло. — Холодное нынче утрецо, да?

— Это верно. Я могу попросить Мэй принести ещё одно одеяло для вас.

— Отдайте его лучше кому помоложе, мастер Дегнаре. Уверен, одеял у вас не так уж и много.

— И тем не менее, я попрошу её поискать, — губы Синга изгибались в улыбке, но улыбаться ему совершенно не хотелось. Лестред был слишком стар, чтобы выдержать болезнь. Он чудом пережил два приступа с помощью Синга и его лекарства.

Но Синг знал, что третий старика убьёт. Даже если за него заступятся сами боги.

— Будете осматривать меня? — спросил старик, улыбаясь.

— Таков порядок, — Синг не знал, чего он ожидал увидеть. С каждым днём старик становился лишь хуже. И был жив до сих пор лишь потому, что Синг пичкал его своей микстурой.

И Синг, и сам Лестред знали, что болезнь уже не отступит. Но старик продолжал улыбаться, а Синг — проводить бессмысленный осмотр.

Таков порядок. Даже если надежды нет у одного, нельзя отбирать её у других.

— Ваши лекарства скоро будут, — заверил Синг, ободряюще хлопая по плечу старика. Ну, как хлопая. Легонечко его касаясь.

— Пустая трата ваших стараний, — покачал головой старик, всё ещё улыбаясь.

— Не говорите так, — укоризненно посмотрел на него Синг. — Всё будет хорошо.

— Да. Конечно. Всё будет хорошо.

Синга уже самого тошнило от этих слов. «Всё будет хорошо». Когда всё было хорошо? Да никогда.

Но каким-то образом, эти простые три слова помогали людям. Хотя бы немножко. Но помогали.

Он сам никогда не верил в это. Но какая разница во что верить, когда больных эти слова делают счастливыми?

Тем более, он и так останется недовольным. Как минимум недовольным.

Обход приносил ему страданий не меньше, чем больным — их болезнь. Старики, молодые. Женщины, мужчины. Приветливые и грубые. Все они были разными.

Но все они были приговорены. Кого-то он сможет продержать подольше с помощью своих микстур. Не зря же он до поздней ночи варит их.

Но… Но. Всему приходит конец. И если он что-либо не придумает…

Он не хотел об этом думать.

Он видел всякие болезни. В Мёнхене он довольно легко ставил диагнозы на практических занятиях в лазарете. Симптомы бросались в глаза, лечение почти всегда было очевидным.

Но это место мало походило на лазарет Мёнхена. Отвратительное освещение, беспорядок, постоянный шум или шорох, капающая с потолка вода. Нечего уже говорить о сквозняках и запахе.

И люди. Не облачённые в белые наряды, а грязные, дурно пахнущие и испуганные.

Он бы тоже боялся, если бы его жизнь зависела от растерянного парня.

После осмотра всегда наступало одно и то же. Синг брал листок и расписывал, кому и сколько сегодня достанется лекарства. В эти мгновения он чувствовал себя особо мерзко. Когда выписывал безнадёжно больным меньшие порции, а то и вовсе заменял лекарства обезболивающим или дешёвыми наркотиками.

Но он знал — так было надо. Если он будет пытаться поступать хорошо, ничего не получится.

Сейчас не нужно поступать хорошо. Нужно поступать правильно. Как бы плохо ему потом не спалось.

Отдав листок стражнику Гридсу — добровольному разносчику лекарств, который уже всем надоел со своими рассказами о страже-, Синг направился к воротам поместья.

В дворике некогда был сад. Наверняка в давние времена здесь было приятно сидеть и болтать о вечном и возвышенном.

Но когда особняк остался без присмотра, сад одичал. Растения сначала захватили всё, что могли.

А затем умерли. То ли от влаги, царящей в Голдуоле. То ли без ухода. То ли ещё почему-то.

Факт был в том, что теперь сад — и по совместительству дворик — выглядел безумно угрюмо. Искорёженные чёрные ветви деревьев. Мёртвые вьющиеся растения. Голый, бесформенный кустарник.

И лишь жёлтая трава оставалась живой.

Люди ждали его у ворот — как всегда. Трое здоровенных мужчин в капюшонах и плащах, запахнутых от дождя. Хмурые, мокрые, увешанные оружием и недоверчиво переглядывающиеся.

— Мастер Дегнаре, — хмуро поприветствовал его один из них, неловко одёргивая капюшон. Во все стороны брызнула вода. — Мы принесли, как обычно.

— Спасибо, — Синг благодарно кивнул им. Он не знал, были ли это те же люди, что приносили наркотики и реагенты вчера. Ему было плевать.

Главное, что приносили.

Когда они несли три больших мешка к воротам особняка, один из них вежливо кашлянул.

— Когда мы сможем получить свои лекарства? — спросил он.

— Как обычно — днём, — заверил Синг. — Если кто-то из ваших людей будет совсем плох — присылайте его сразу же сюда. Хорошо?

— Конечно, — послушный кивок.

Кто бы мог подумать. Ещё недавно — «сопляк». И вот, эти громилы сами просят его и называют его «мастером Дегнаре».

Почему же ему не по себе от этого признания?

Наверное, потому же, что и всегда. Ему казалось, что он его не заслужил. Что обманывает их всех.

Да и себя.

Во время работы над лекарствами ему не хотелось думать. У него было простое дело — просто смешивать реагенты и разливать полученную жидкость по склянкам. Долго, трудоёмко, иногда даже утомительно.

Но, по крайней мере, это позволяло ему не думать. А Сингу всегда говорили, что думает он слишком много.

— Нужна помощь? — Мэй появилась как обычно, в самый неподходящий момент. Синг недовольно покачал головой. Чего она вечно ошивается рядом с ним? Неужто больше не с кем поговорить?

— Точно не нужна? Мне же не сложно. Честно. Я хочу быть полезной.

Синг страдальчески вздохнул.

— Хорошо, хорошо. Только замолчи. Вот, — он указал ей на пустые склянки. — Разливай сюда лекарство.

— Как ты его назвал? Ведь все лекарства как-то называются.

— Никак. Оно не лечит. Просто немного помогает, — отмахнулся он. — Работай молча — или я продолжу один.

Какое-то время всё шло хорошо. Механические, заученные движения, скрип досок и гул голосов снизу, стук дождя по стеклу.

И никаких мыслей. И ни одного слова, произнесённого этой дурой Мэй.

Как он и думал, её хватило всего на пару минут.

— Но ведь какое-то название быть должно!

— Так, а ну пошла вон, — зло прошипел он, указывая рукой на дверь. — Ты вызвалась помогать — а в итоге мешаешь.

— Не ври, — фыркнула девушка, продолжая довольно ловко наполнять склянки. — Тебе нельзя помешать. Видел бы ты себя со стороны. Никогда не видела кого-то более уверенного.

Синг скривился, пытаясь скрыть смущение. Её слова были ему приятны. Очень приятны.

Она так верит в него. И без всяких на то причин.

— Мне без разницы, как назвать его, — примирительно проговорил он. — Как бы ты назвала?

— Не знаю, — честно ответила девушка, не отрываясь от своего занятия. Синг невольно засмотрелся на неё — всё же у неё потрясающе красивые глаза. — Не знаю, у меня всегда было плохо с выдумкой. Наверное, как-нибудь красиво и поэтично.

— Поэтично? — презрительно фыркнул Синг. Его хорошее настроение тут же исчезло без остатка. — Поэзия — это для тех, кто не умеет ничего делать.

— Я никогда не слышала стихов. Настоящих. Только всякие глупые детские.

Синг виновато взглянул на неё. Иногда ему казалось, что они из разных миров. Что его жалкий и убогий мирок был для неё чем-то сверкающим и вожделенным.

«Вожделенным», — язвительно пронеслось у него в голове. — «Как поэтично, да?! Работай, придурок, а не думай о всякой чуши!».

— У меня были с собой стихи, — неожиданно выговорил он. Мэй подняла на него взгляд. Изумлённый и даже немного испуганный. — То есть… Ну. Книжечка. Сборник. Хочешь — дам почитать.

Она чуть покраснела и стыдливо спрятала взгляд, от чего Синг почувствовал себя ещё более неловко.

— Я… Вряд ли.

— Почему?

— Я не умею читать.

— О, — только и смог сказать Синг.

В его мире читать умели все. Даже его младшие братья. А вот она… Не умела.

Она была совсем не из его мира.

— Я бы хотела научиться, — грустно произнесла Мэй, ловко подставляя склянку под краник. — Но не у кого. Да и кто будет учить меня? Я всего лишь… Всего лишь Мэй.

— Я, — Синг не осознал, что произнёс. Пока Мэй вновь не бросила на него удивлённый взгляд.

— Ты?

— Да, я, — боги, да заткнись же! Почему он не может остановиться?! — Когда будет свободная минутка — буду тебя учить. Почему нет?

Она лишь кивнула. Ни благодарности, ни вопросов.

Какое-то время они просто работали. А затем она тяжело вздохнула.

— Ты бываешь тяжёлым. Но ты добрый.

Синг неловко улыбнулся.

— Спасибо.

Когда она и Гридс унесли лекарства, он вновь сел за стол. За дурацкую формулу.

Вскрытия и поверхностное исследование дали ему немного информации. Но… Слишком мало. По крайней мере, вынести из вскрытий он смог совсем немногое.

Ту версию лекарства, что он использовал сейчас, он создал едва ли не инстинктивно. Она работала, да…

Но не спасала. Замедляла. Ненамного. И снимала боль.

Конечно, для некоторых больных и этого уже было достаточно.

Но Сингу этого было мало.

Он не знал, сколько сидел над записями. Стол был скрыт под чашами с реагентами, записями и скомканными в гневе листами. Но ответов всё ещё не было. А они ему были безумно нужны.

Он здесь уже пять дней. Пять. И похоронил уже троих. Много? Мало?

Он не имел права решать. Факт — трое умерли. Факт — он не смог их спасти.

Факт — он собирается спасти остальных.

Когда он вынырнул из записей, старательно протирая глаза, за окном уже было темно. Свечи окрасили всю комнату в приторно-жёлтый свет.

А дождь всё ещё идёт, подумал он, решительно отбрасывая от себя перо. На сегодня хватит. Мысли в голове уже путаются, и на большее он не способен. Кое-какие наработки есть, и завтра можно будет проверить их… Но завтра.

А сейчас его ждёт вечерний обход и ужин с Мэй.

С Мэй. Почему ему так спокойно и уютно при мысли о ней? Почему…

— Синг? — он вздогнул, услышав её голос.

— Ты опять подкрадываешься? — почему-то ему стало страшно, что она подслушала его мысли.

— Извини. К тебе пришли. Трое.

— Больные, — вздохнул Синг, поднимаясь со стула и потягиваясь. От долгого сидения всё тело затекло. — Ещё трое больных…

— Нет, — он удивлённо замер.

— Нет? Не больные? Кто тогда?

— Люди Робартона. Он хочет тебя видеть.

Синг тяжело вздохнул.

Прекрасно. Похоже, ужин откладывается.