В аэропорт Таити, носящий экзотическое название Фааа, огромные авиалайнеры ежедневно слетаются словно голуби на рынок «Старого города» в Варшаве. Из них выходят группы туристов, которых тут же ловко подхватывают специальные автобусы по обработке экскурсантов.

— Мистер Бэйкер? О’кэй, вот ваш венок…

«Машина» действует безотказно. Там на борт самолета сажают туристов с долларами, отсюда их отправляют уже без денег, но зато с венком из раковин и обогащенных впечатлениями.

Туристам на Таити продают, в сущности, их собственные мечты. Для них не так важно, что они действительно увидят. Всю жизнь они грезили поездкой на Таити. Здесь, на возлелеянных в мечтах островах, они осматривают то, что им позволяет увидеть заранее оплаченная (зачастую в рассрочку) программа путешествия. И это главное. В сущности, для большинства туристов важнее всего сделать (или приобрести) несколько цветных слайдов, которые затем они покажут друзьям в родном городе.

Такие туристы, увлеченные пребыванием на Таити, чаще всего не замечают, что им показывают поддельный фольклор. В перегруженной программе путешествия у них не хватает времени даже полюбоваться природой и насладиться ею. Они все время спешат от одного автобуса или самолета к другому и задерживаются только там, где разрешает гид, — обычно в магазине сувениров или в ресторане, принадлежащих родственнику… водителя автобуса.

Нескончаемый поток туристов способствует переменам, происходящим на островах южной части Тихого океана. Давно миновали времена, когда обнаженные девушки купались в водопадах и соблазняли добродетельных моряков с парусников. Ныне таитянские девушки в поте лица моют посуду в роскошных отелях и убирают комнаты в гостиницах, переполненных на Таити туристами.

Муреа

В Папеэте у главного бульвара круглый год можно увидеть несколько десятков яхт. На них флаги самых разных стран: Франции, Австралии, Канады, США, Новой Зеландии, Нидерландов и даже Испании. Мореплаватели многих национальностей представляют собой единую семью. Здесь всегда много зевак, они читают вслух названия яхт, выведенные на кормах: «Ванкувер», «Акапулько», «Веллингтон», «Порт-Морсби». Яхту, отправляющуюся в море, всегда провожает толпа друзей и любопытных. Искусный маневр, проделанный владельцем яхты на глазах у зрителей, ценится высоко. Яхта отдает швартовы, ставит по очереди паруса и выходит в море. Окрыленная белыми полотнищами, она еще долго четко выделяется на фоне темнеющего вдали массива острова Муреа.

Существует любопытная полинезийская легенда о происхождении Муреа. Произошло это в те далекие времена, когда боги решили наказать жителей священного острова Раиатеа. Испуганные островитяне сидели в своих домах и боялись показываться на улице. Одна неблагоразумная девушка покинула дом, и ее проглотил огромный угорь. После этого животное стало ломать пальмы, уничтожать все на своем пути. В приступе ярости угорь бросился в море и оказался между островами Раиатеа и Тахаа. Земля, выброшенная угрем, превратилась по воле богов в большую рыбу, которая, направляемая божественной силой, уплыла к месту, где сегодня находятся Таити и Муреа. Окаменев, рыба стала островом Таити-Нуи, а спинной плавник — пиком Орохена, украшающим остров. Кусок плавника отломился, поплыл дальше и застыл, превратившись в гористый остров Муреа с огромными вершинами.

Сегодня Муреа — обязательный пункт в программах турне, организуемых туристическими конторами всего мира. Очаровательный гористый остров расположен почти в десяти милях от Папеэте, центра Французской Полинезии. Что может быть выгоднее предприятиям, жаждущим заработать как можно больше при минимальных затратах? «Девяносто минут на лодке или десять минут самолетом?! Прошу садиться! В программу входит путешествие по чудесному острову и посещение ванильной плантации. Бесплатный ленч в отеле „Бали Хаи“. Удобный случай приобрести оригинальные сувениры. Просим Вас в автобус. Быстрее, пожалуйста, господа, быстрее!»

Пристань для яхт в Папеэте

Автобусы с туристами мчатся в Фааа — международный аэропорт. Так, видимо, следует называть маленькое здание, возле которого то и дело поднимаются в воздух небольшие десяти-двенадцатиместные самолеты. Старт и тут же посадка, просто скачок какой-то.

Под крыльями мелькают коралловые рифы, окаймляющие остров. Небольшая посадочная полоса. Подъезжают автомобили, слышатся голоса гидов. Мчатся экскурсионные автобусы выполнять расписанную по минутам туристическую программу. Уехали!

Теперь можно спокойно созерцать окружающее, любоваться белой пеной прибоя, разбивающегося о коралловый риф, торговаться с таксистами. Общественного транспорта, конечно, нет. Ведь таксистам нужно подработать. В этих местах турист — дойная корова. Возможно, это своего рода реванш за уничтожение былых прелестей райского уголка, где некогда королевская семья с Таити искала убежища от порядков, устанавливаемых белыми людьми.

У одного водителя была честная физиономия и сильно потрепанная машина. Степенно, не спеша торгуется он со мной о плате за проезд.

— Месье, вы не из Австралии? Поляк! Слышал, слышал. Я ведь служил во французской армии. Знаю, вы неплохо били бошей!

Он снизил цену, и мы поехали.

У его старенькой «Симки» были привычки извозчичьей лошади. Она сама останавливалась там, где обычно прежние пассажиры Жана делали снимки. Таксист очень удивлялся, что у меня другие намерения.

— Месье, здесь же все фотографируют.

— Хорошо, хорошо, отъедем немного, лучше остановимся здесь!

Таксист недоумевал, когда я отходил далеко от дороги и тщательно выбирал объекты для снимков.

— Обычно туристы делают снимки, не выходя из машины, приоткрывают лишь дверцу. Месье, подождите, может быть, там сыро.

В конце концов Жан примирился с капризами странного пассажира. Больше того, он вошел во вкус и делал остановки в местах, которые ранее не считал заслуживающими внимания. Он даже не дал мне зайти в стилизованные на таитянский манер павильоны отеля «Бали Хаи».

— Там нет ничего интересного. Это для американцев. Непонятно, за что они платят деньги.

Мы расположились на траве над заливом Кука. Жан уже догадался, что имеет дело с человеком небогатым, поэтому мы заранее купили в придорожной лавочке для меня пиво и для него лимонад (водителю пить не полагается!).

— Месье, здесь, в Пао Пао, в этой маленькой деревушке, которая у нас за спиной, я родился. В то время она была еще меньше. Но тогда тут была жизнь! А теперь остров Муреа мертв.

Он сокрушенно покачал головой.

— Ведь каких-нибудь двадцать лет назад у нас было много молодежи. Веселье, забавы, красивые песни. А сегодня словно на кладбище. Ваниль только на показ, садов никто не разводит, кокосовые орехи гниют, а пальмы стали совсем никудышными. Молодежи не стало.

Жан заметил, что хотя мы уже объехали половину острова, но встретили всего лишь одну девушку, которая, по-видимому, готовилась к выступлениям в отеле, так как на голове у нее красовался традиционный убор, напоминавший тиару. Там я увидел только двух молодых людей, мчавшихся куда-то на мотороллерах.

— Сейчас все молодые люди работают в Папеэте. Три мои сына тоже. Я вижу их только по субботам и воскресеньям. «Уик-энд, папа», — говорят. Эти два дня они или спят, или слушают завывания японского транзистора, иногда с ревом носятся на своих мотоциклах. Может, это и есть прогресс, но я предпочел бы, чтобы все было как раньше, в старину. — Жан пригубил, жалобно вздохнув, лимонад, — Плохо гребут на каноэ, рыбы хорошей не поймают, а пиво пьют… Месье, ничего хорошего из этого не получится. Даже уважение к старшим уже потеряно. Так плохо еще никогда не было.

Жан загрустил. Мы немного посидели. Кругом было красиво, спокойно. Ломаные горные вершины без конца заволакивались тучами. Пожелтевшие пальмы клонились к изумрудной воде. Ярко алели цветы. Атиати, Розуи, Моуароа, Тохивеа — одна вершина красивее другой.

«Природа, пожалуй, еще сохранилась», — подумал я. Ведь толпы туристов стали появляться здесь сравнительно недавно.

Мы молча посидели минут пятнадцать. Затем Жан поднялся и, не говоря ни слова, направился к своей «Симке».

По словам Жана, долина Опуноху — «запущенная».

Поселение Папетоаи — вот где все началось: в 1808 году здесь высадились миссионеры и построили первый в Полинезии миссионерский корабль «Хавеис». Они также основали и знаменитую Академию Южных морей.

— Теперь у нас на Муреа церквей больше, чем здоровых пальм, — посетовал Жан.

Строения «Средиземноморского клуба», отель «Моана» и домик для туристов близ пляжа Мауи — все внушало ему отвращение.

Жан внимательно следил за тем, что именно я снимаю на пленку. Мне казалось, что ему нравилось, когда я выбирал такие пейзажи, где не было ни туристических построек, ни, разумеется, туристов. Когда я расплачивался с ним, довольный, он вернул мне двести колониальных тихоокеанских франков.

Муреа гигантом не назовешь. Протяженность дороги, опоясывающей остров, немногим более пятидесяти километров. На тридцатом километре мы увидели католическую церковь, построенную из кораллов, на сорок пятом — храм в старотаитянском стиле — танито, сооруженный из бамбука, несколько реликтов, именуемых марае, связанных с древними религиозными обрядами былых жителей Муреа и представляющих собой нечто вроде платформ или малых пирамид из коралловых блоков. Самый старинный из этих не очень эффектных памятников насчитывает приблизительно тысячу лет, а значит, относится к эпохе, когда остров назывался «Аймехо» или «Эймео», что означает «Дом, местонахождение правящей семьи».

Для нас, европейцев, история этих островов началась всего лишь двести лет назад. В то время попаа («белые») захватили власть над высокоорганизованным островным населением и вовлекли его в свои дела, сводившиеся к торговле копрой, ванилью и даже кофе и хлопком. После второй мировой войны зажиточные туристы устроили буквально нашествие на этот остров. И сейчас еще пляж Теваро великолепен, но он переполнен белыми телами приезжих туристов.

Тем не менее Муреа оставляет незабываемое впечатление. Неважно, что остров — это своего рода предместье Папеэте, некая «загородная спальня». Все еще можно на острове найти места, где по-прежнему журчат маленькие водопады, а горы, поднимающиеся прямо из моря и взметнувшиеся ввысь на тысячу метров, образуют неповторимый пейзаж. Действительно, никакие творения человеческих рук нельзя сравнить с тем, что создает природа.

По Таити на автобусе

Сегодня цены на Таити выше, чем во времена европейских первооткрывателей. Тогда девушку и три кокосовых ореха можно было приобрести за одну лишь улыбку или дружественный жест. Следует заметить, что, после того как на Таити в 1767 году прибыл «Долфин» под командованием капитана Уоллиса, на острове появился новый товар, который можно было обменять на девушек. Этим товаром стали… гвозди. За один невзрачный, заостренный с одной стороны кусочек железа матрос нмел возможность целыми днями предаваться любовным утехам, в чем особенно преуспели англичане. Спрос на этот импортный товар так возрос, что капитанам судов приходилось устанавливать специальные вахты, чтобы как-то уберечь свои корабли. Матросы без зазрения совести отовсюду вытаскивали гвозди, даже из обшивки корпуса судна.

Так было двести лет назад. Сегодня чашечка некрепкого кофе, которую к тому же приходится пить стоя, в Папеэте стоит сто французских колониальных тихоокеанских франков, то есть больше доллара.

Поскольку на этой заморской территории Франции изменить цены не удалось, то пришлось к ним как-то приноравливаться. Взять хотя бы рейсовый автобус, обладающий замечательными качествами. Так, на нем можно объехать вокруг острова всего за три доллара, тогда как поездка по тому же пути на такси обошлась бы в восемьдесят долларов. Только за одно это можно поставить памятник таитянскому местному автобусу. А ведь он обладает еще и многими другими достоинствами.

Например, ни одно запыленное оконное стекло не заслоняет пассажирам изумительные пейзажи острова. А замечательное общество, пользующееся услугами автобуса! Это и улыбающиеся таитянки в узорчатых пареу, и китайцы, и школьники, и рыбаки со связками свежевыловленной рыбы, и девушки со связками красных бананов феи. Одно наслаждение! Сколько шансов завязать новое интересное знакомство, услышать хоровое пение! Пассажиры обмениваются любезностями и даже подарками. Автобус делает остановки и на центральном рынке, и на главном бульваре, и везде, где только вздумается. Берешь карту-схему острова, сорок центов, и этого уже достаточно, чтобы пуститься в увлекательное путешествие по Таити.

Вы платите вежливому водителю за проезд две монеты. Раздается звучное маурууру — таитянское «спасибо». И вот уже автобус мчится по улицам столицы. Водитель (нужно или не нужно) сильно нажимает на клаксон. Мимо проносятся магазины, склады, усыпанные цветами деревья. В автобусе таитянки в ярких одеждах обмениваются последними новостями, молодые туристы-французы перебрасываются шутками, два китайца («тинито», как их здесь называют) тихо переговариваются. Автобус катит по ярким улицам, полным нарядных людей. Вот он мчит по загородным районам Папеэте. Вы видите типичные домики, утопающие в зелени и цветах, кругом гардении, розы… Очень красивые цветы украшают волосы таитянок. Какой прекрасный обычай! В копне черных волос возле уха виден пурпурный гибискус или белоснежный цветок тиаре апетахи. Последний растет лишь на Таити. В любом другом месте он не приживается, погибает — видно, скучает по чудесному ландшафту острова. У этого цветка пять лепестков, словно пять пальцев на руке девушки, которая на Таити влюбилась в принца. Она умерла от тоски, потеряв всякую надежду выйти замуж за любимого. Тиаре расцветает на рассвете и гибнет на закате.

Едем дальше. Вот и округ Тааоне. Высоко справа виднеются изломанные склоны, покрытые густой зеленью. Проезжаем долину Фаутауа — место, где жил, любил и создавал свои языческие стихи французский поэт и писатель Пьер Лоти. Нагромождение гор и блестящая поверхность океана то и дело образуют все новые пейзажи.

Возле дороги — китайское кладбище. Два тинито, сидящие рядом со мной, на мгновение прервали свой деловой разговор и замолчали. Я был абсолютно уверен, что они вели разговор о торговых делах. Китайцы составляют всего несколько процентов общего числа населения Таити, но они контролируют торговлю на восемьдесят процентов.

За кладбищем виднелись строения яхт-клуба, возвышающиеся над чудесной лагуной, и белая бахрома рифа. Автобус тащился по дороге, уходящей круто вверх. Открывались все новые и новые виды. Наконец показалась обширная панорама бухты Матаваи.

Именно здесь двести лет назад все и началось для нас, европейцев. С интервалами в несколько месяцев сюда один за другим заходили корабли Уоллиса, Бугенвиля, Кука, Блая. В этих местах родился миф о земном рае, счастливых дикарях, Новой Кифере[Кифера — живописный остров в Ионическом море, у юго-западного побережья Греции, место культа древнегреческой богини Афродиты. — Примеч. пер.], легенда о вечном счастье, о котором так тоскует человечество. Однако действительность оказалась иной. Таитяне отнюдь не были такими счастливыми, какими их себе представляли измученные длительным плаванием, цингой и тяжелым трудом на кораблях европейцы. На Таити отсутствовала социальная справедливость: были вожди, местная знать, жрецы и простые люди. Жизнь последних протекала отнюдь не сладко. Миф молниеносно распространился по Европе, и в него верят до сих пор, в этот идиллический рай, затерявшийся на необъятных просторах океана. «Корзина с цветами и фруктами, брошенная в океан» — так назвал Таити современный австралийский писатель и историк Роберт Ленгдон. И сейчас еще ведутся споры о том, чьи матросы занесли венерические болезни в этот райский уголок Уоллиса и Бугенвиля. С уверенностью можно сказать одно: на второй день после своего прибытия на Таити с корабля Уоллиса по «раю» открыли стрельбу, дабы «привить аборигенам уважение к белым».

Вскоре сюда явились конкурирующие между собой миссионеры. Интересы европейских держав столкнулись. Возникла даже королевская династия Помаре, руководимая белыми. В период правления прославленной Аи-маты (Помаре IV) ее королевство окончательно перешло под протекторат Франции. В «корзину с цветами и фруктами» набилось большое число купцов, плантаторов и военных. В самое же последнее время жителей полинезийского «рая» «осчастливили» испытаниями атомного оружия — «достижением» современной цивилизации.

С высоты птичьего полета Таити кажется восьмеркой, нижнюю часть которой образуют изломанные вершины Таити-Нуи, а верхнюю — Таити-Ити, то есть Таити Большой и Таити Малый, называемый также полуостровом Таиарапу. Обе части связывает узкий перешеек Таравао.

Одну из первых карт Таити, составленных в соответствии с самыми строгими требованиями картографического искусства, составил около 1850 года инженер Адам Кульчицкий, участник польского освободительного восстания 1830–1831 гг. После разгрома восстания Кульчицкий эмигрировал во Францию, откуда его, как человека знающего и с широким научным кругозором, пригласили организовать астрономическую обсерваторию на Таити. Кульчицкий занимался также геологическими исследованиями и измерениями высот горных вершин на Таити и Муреа. В результате тщательно проведенных работ появились великолепные карты, которые, как указывают французские источники, по сей день составляют основу изданий, публикуемых картографической службой Франции.

Автобус, громко сигналя на поворотах, несется по направлению к перешейку Таравао. Теперь пенящиеся волны океана, разбивающиеся о рифы, от меня справа. Рифы, как и люди на Таити, сосредоточились вдоль побережья острова. Коралловые полипы постепенно, но неуклонно достраивают свои колонии. Островитяне пытаются как можно быстрее заселить обрывистые горные долины, ибо население непрерывно растет и территории не хватает. Крутые скалы, склоны гор Аораи и Орохена совсем не годятся для обитания. Перед молодыми таитянами стоит альтернатива: либо оставаться в густонаселенном родном крае, либо эмигрировать в поисках заработка на Новую Каледонию или во Францию. Население Таити, занимающее площадь в тысячу квадратных километров, ныне превышает сто тысяч человек, причем половина живет в Папеэте.

На посадочную полосу аэропорта Фааа опускается очередной самолет. Автобус сигналит и направляется в сторону Золотого побережья, то есть того отрезка нескончаемых пляжей острова, на котором обосновались многочисленные отели и отельчики: «Травелодж», «Ла Посада» (похожий на пирамиду), «Мива Бич» и другие. Сверху виден темный изумруд лагуны, отрезанный от моря полосой рифов, являющихся здесь чем-то вроде волнолома. На волнах покачиваются яхты и катамараны.

Мчится автобус. Где-то недалеко отсюда находится дом Гогена, в честь которого в сорока километрах, в Папеари, создан музеи. Однако свою первую картину великий живописец написал здесь, на Золотом побережье. Гоген смотрел из своего окна на чудесный берег, где в то время никаких отелей не было, и на синий массив острова Муреа, над которым ежедневно клубились сгущавшиеся около полудня кучевые облака Автобус катит уже по территории округа Паэа. Здесь также расположилось «королевство» американского музыканта Эдди Лунда, который увековечил неповторимые мелодии Таити.

Живописцы, композиторы, писатели: Герман Мелвилл, Роберт Льюис Стивенсон, Руперт Брук, Сомерсет Моэм, Чарлз Нордгофф… О Таити написано уже более двух тысяч книг и тысячи очерков. Говоря сухим языком статистики, за последние двести лет на Таити приходилось в среднем по десяти томов в год! Таити восхищает. Миф о полных очарования островах все еще живет, и отчасти вполне справедливо.

С тех пор ничего не изменилось. Так же пахнут цветы, над островом все так же нависают мрачные дождевые тучи. Все так же падают солнечные лучи на поросшие зеленью горы. Таким же осталось и соленое дыхание пассата, и так же глухо рокочут волны в океане. Зато наверняка изменился быт, исчезла куда-то былая беззаботность аборигенов, которая гак пленяла белых первооткрывателей. За последние четверть века население Таити увеличилось в четыре раза. Назрели проблемы. Образование сделало свое дело. Теперь молодежь смотрит на мир иными глазами, чем старое поколение. Однако всех жителей островов Общества волнуют одни и те же вопросы: «Почему мы так мало зарабатываем? Почему у нас дорого стоят продукты питания? Почему до сих пор нами управляют французы?»

Старик Пуванаа-а-Оопа был первым, кто провозгласил лозунг «Таити для таитян». В пятидесятых годах голубоглазый Пуванаа (его дед был датчанином) стал первым депутатом от островов Общества в Национальном собрании Франции. Однако впоследствии он и свыше десяти членов его организации оказались… узниками. На судебном процессе по делу о… поджоге Папеэте Пуванаа приговорили к нескольким годам заключения. Отбыв наказание, он должен был покинуть Таити, В 1968 году президент де Голль приказал вернуть свободу семидесятитрехлетнему узнику. Генерал воспользовался празднованием пятидесятилетия со времени окончания первой мировой войны и освободил Пуванаа, ветерана войны. Так, после девяти лет, проведенных в заключении, старик вернулся на родные острова и снова стал выступать за независимость Французской Полинезии.

«Действительно, многое изменилось здесь за последние десять лет, — говорил Пуванаа во время интервью австралийскому журналисту, — однако французская администрация осталась прежней. В этом отношении никаких перемен к лучшему не произошло. Я мечтаю о том, чтобы французы и здесь, на Таити, возвысились до своих идеалов: „свобода, равенство, братство"».

Мы едем уже по Таити-Нуи. Видны руины марае Арахураху, каменного храма, расположенного на склоне холма. Это место древних религиозных обрядов, королевских коронаций и свадеб. Еще несколько километров, и мы преодолели уже половину мощеной дороги. Трасса заканчивается в рыбацком поселке Таутира, расположенном на мысе Таити-Нуи.

По такому случаю вместе с остальными пассажирами автобуса не мешало бы в китайской лавочке выпить кружку таитянского пива хинано. Наслаждаясь ароматным напитком, мы тем самым еще и укрепляли экономику острова, поскольку производство пива является важнейшим после туризма источником доходов. Жители Таити пристрастились к пиву. Говорят, что потребление его на душу населения на острове достигло самого высокого уровня в мире, а средний таитянин за день выпивает в целом дюжину бутылок пива.

Приготовление пива на Таити — процесс особый. Так, хмель импортируется из ФРГ, Чехословакии и Франции, солод — из Австралии, а дрожжи — из Швейцарии. Из отечественных источников «сырья» местные пивоваренные заводы используют только… воду. Однако, по мнению знатоков, именно эта горная вода придает таитянскому пиву отличный вкус. Пиво хинано — одно из лучших в мире.

Автобус проезжает мимо площадок для гольфа, ресторанов, сверкающего водопада. На фоне белых облаков четко выделяется вершина Телуфера. Высота ее не превышает 1800 метров, но, если смотреть на нее с песчаного берега, она кажется гигантской малахитовой горой. Рядом бары, рестораны, магазины. Посещение музея Гогена входит в обязательную программу каждой экскурсии на Таити. Здесь туристы могут и подкрепиться. Великолепны картины великого живописца, как и сказочный ботанический сад, раскинувшийся на трехстах гектарах.

Наш автобус преодолевает Таравайский перешеек. Перед нашим взором проплывают удивительные по красоте пейзажи, неизменным компонентом которых оказываются море, солнце, зелень и горы. Наконец мы у цели. Таутира! Этот рыбацкий поселок словно выхвачен из цветного сказочного сна. Он расположен в поросших зеленью горах, над вершинами которых величаво плывут облака. Над всем возвышается давно потухший вулкан Ронью. Внизу видна пестрая толпа людей, занятых работой. Стоя по пояс в прозрачной воде лагуны, островитяне (их тела на солнце кажутся бронзовыми) тянут сеть, которую с моря привели рыбацкие каноэ. Сильные руки вытягивают на берег тяжелую, полную рыбы сеть. Тяжел их труд, зато добыча большая!

Тут же, на берегу, в лучах заходящего солнца они устраивают пир. Рыбаки готовят типичное полинезийское блюдо — «маринованную» сырую рыбу. Делается она очень просто. Рыбу чистят, удаляют кости. Затем тушку мелко нарезают, тщательно моют в соленой воде и кладут в деревянную миску с лимонным соком и ломтиками лука. Через час блюдо почти готово. Тогда рыбу и лук вынимают и поливают кокосовым молоком. Вкус у рыбы изысканный. Хорошим дополнением к этому кулинарному чуду служит фруктовый десерт — пиа, весьма напоминающий пудинг из маниоки, ананаса, папайи.

На поселок опускается ночь. Все настроены на лирический лад. Островитяне поют, танцуют. Вы можете даже искупаться при свете луны в чистых водах лагуны. Не стоит спешить с отъездом. Хорошо бы вернуться в Папеэте завтра или через неделю, а лучше остаться здесь навсегда.

В Полинезии нередки случаи, когда «перелетные птицы» попадали на какой-нибудь островок и ни за что на свете не желали возвращаться в так называемый цивилизованный мир. В числе самых известных «полинезийцев по собственному желанию» и француз Жан Батист Кабри. Своей необычайной карьерой этот человек обязан в известном смысле экспедиции русских на кораблях «Надежда» и «Нева», руководимой И. Ф. Крузенштерном[Крузенштерн Иван Федорович (1770–1846) — русский мореплаватель, адмирал. Почетный член Петербургской Академии наук (1806 г.), член-учредитель Русского географического общества. В 1802 г. был назначен начальником первой русской кругосветной экспедиции (1803–1806), в состав которой входили корабли «Надежда» и «Нева». — Примеч. пер.].

В 1804 году корабли адмирала Крузенштерна бросили якорь у Нуку-Хива на Маркизских островах. Неожиданно на борту адмиральского корабля появился эффектно татуированный человек, заговоривший по английски. Это и был Жан Батист Кабри.

Совсем молодым моряком Кабри (он родился в Бордо около 1780 года) попал в плен к англичанам и стал поневоле «добровольцем», отправившимся на китобойном судне под британским флагом в Тихий океан. Судно затонуло в районе Маркизских островов, а Кабри удалось доплыть до берегов Нуку-Хива. Жертва кораблекрушения, вероятнее всего, погиб бы, если бы не дочь местного вождя, которой так понравился красивый пятнадцатилетний юноша.

У Жана Батиста не было другого выбора. В него влюбилась девушка по имени Ваи-ма-ики — «Маленькая пышка». Имя точно соответствовало пышным формам молодой девушки. Отец Ваи-ма-ики в конце концов согласился на брак дочери с бродягой, но поставил условие: жених должен быть татуирован, как подобает зятю великого вождя.

«Специалисты» нанесли на тело Кабри традиционные узоры, достойные его нового положения. Операция была длительной и болезненной, так как татуировке подверглись веки, язык и десны. После этого Жан Батист наконец стал законным супругом таитянки. Вскоре и без того пышное тело Ваи-ма-ики еще больше округлилось. Идиллия продолжалась, а число детей все увеличивалось.

В мае 1804 года к берегам острова подошли русские корабли. Кабри помог русским наладить хорошие отношения с островитянами, но на этом и кончилась его идиллическая жизнь на Таити.

Точно неизвестно, почему Кабри вместе с русскими покинул остров. В своих мемуарах, опубликованных впоследствии во Франции, Кабри писал, что «на банкете я много выпил, и адмирал решил оторвать меня от моего нового отечества, жены и детей…». В свою очередь, Крузенштерн сообщал, что плохая погода вынудила его срочно покинуть остров. «Я вынужден был взять с собою француза», — заключает адмирал.

Сегодня трудно установить истину. Однако достоверно известно, что татуированный Кабри прибыл к берегам Камчатки, а затем через Сибирь отправился в Петербург. Своим появлением он, конечно, произвел огромную сенсацию и даже был представлен императору Александру I. Следующие тринадцать лет, а следовательно, и в период наполеоновских войн он жил в России, где какое-то время преподавал навигацию в Кронштадтском морском училище. В 1817 году Кабри оказывается во Франции. В Версале его представили королю Людовику XVIII, который назначил Кабри — ветерану давно минувшей войны — небольшую пенсию. Сумма оказалась столь незначительной, что вернуться к своей семье на Маркизские острова он уже не мог, хотя страстно мечтал об этом.

С тех пор печальная судьба «принца» с Маркизских островов принимает еще более трагический оборот. Кабри стал (без особого, впрочем, успеха) демонстрировать на ярмарках свое татуированное тело. Он скитался по Франции, много болел и сильно тосковал по солнечному острову. Наконец болезни свели Кабри в сентябре 1822 года в Валансьенне в могилу. После его смерти нашелся любитель, пожелавший купить… кожу бывшего «принца»-матроса и сделать… чучело. Городские власти были так этим напуганы, что Кабри похоронили в одной могиле с двумя другими покойниками, чтобы таким образом избежать возможности тайной эксгумации «принца» с Маркизских островов.

Подветренные острова

Маленькая шхуна «Ваиатеа», пропитанная отвратительным запахом копры, отходила ночью на острова Раиатеа и Борабора. Я очень обрадовался этому обстоятельству. Полуобнаженный капитан в узорчатой набедренной повязке согласился взять меня на борт в качестве второго пассажира. Устроился я прямо на палубе, ни о каких каютах не могло быть и речи. Впрочем, и не надо. Устроился на шхуне на переднем люке рядом с седовласым мужчиной с удивительно свежим лицом. Швед — старожил (sic!), он уже полвека живет на островах Общества.

— Моя жена родилась в Раиатеа. Она умерла, бедняжка. Еду навестить внуков, — вступает в разговор со мной швед.

Пожилые люди всегда охотно предаются воспоминаниям.

— Мне было лет десять, но я хорошо помню, как германские корабли бомбардировали Папеэте. Это был ужасный день. Тогда погиб мой друг Пьер.

— Насколько мне известно, во время второй мировой войны никаких сражений в этих местах не происходило.

— Я говорю о первой мировой войне, о событиях 1914 года, молодой человек. Вы, наверное, даже не слышали об этом событии. Помню, два больших черных корабля — крейсеры «Шанхорст» и «Гнейзенау». Противостоять им было просто невозможно. Канонерка «Зелее» поплыла навстречу немцам. Ее командир поставил свое судно так, чтобы преградить единственный проход между рифами. Там ее и потопили. Затем орудийным огнем немцы уничтожили большую часть города, который в то время был значительно меньше, чем теперь… Сегодня Папеэте — уже не город, а настоящий муравейник. Взять эти самолеты, туристов. — Старик выразительно махнул рукой. Наверное, вспомнил годы своей молодости.

Тем временем наша шхуна ловко отошла от берега и направилась к проходу между рифами, вероятно к тому, где некогда затонула канонерка «Зелее». Капитан, должно быть, знал проход как свои пять пальцев, так как вел суденышко один, без лоцмана.

Таити и Муреа — основное ядро Наветренных островов. Всего сто сорок миль отделяют их от группы Подветренных островов, к которым относятся Хаухине, Раиатеа и Борабора. Расстояние немногим больше, чем между Апиа и Паго-Паго. Мне предстояло преодолеть его ночью, что придавало прогулке особое очарование.

— Знаете ли вы, молодой человек, — вновь заговорил мой спутник, — как называются эти воды, по которым нам предстоит плыть?

— Нет, не знаю.

— Те Тао о Марама — «Море, посеребренное луной».

Солнце быстро погружалось в океан. Сейчас его огромный оранжевый диск находился почти на уровне форштевня шхуны. Море было гладкое, и пурпурный отблеск заходящего солнца ровно ложился на него. Вода, палуба и даже воздух — все окрашивалось в причудливые тона, которых я никогда не видел. Преобладали золотистый и фиолетовые цвета. Только палитра вдохновенного живописца могла бы передать эту цветовую гамму.

Плавание проходило спокойно. Через несколько часов, когда мы уже удалились от поблескивающего бусинками огней Папеэте, капитан приказал выключить двигатель. Подняли паруса. Они наполнились дыханием слабого пассата. Это были изумительные часы на море. Швед оказался, к счастью, не слишком болтливым спутником, и я мог наслаждаться красотой ночи. На иссиня-черном небе светила серебристая луна и зажигались все новые и новые звезды незнакомых созвездий. Было тихо, спокойно. Единственный звук нарушал тишину — слабый-слабый всплеск воды под килем нашей шхуны.

Очевидно, много веков назад именно так плавали «викинги Тихого океана», великолепные полинезийские мореплаватели, которые именно со священной Раиатеи отправлялись в невероятно длительные путешествия на Новую Зеландию или Гавайские острова.

Полинезийские легенды, передаваемые из поколения в поколение, приписывают таитянскому мореплавателю Купэ открытие Новой Зеландии тысячу лет назад. Знатоки полинезийских лодок, больших двухкорпусных каноэ, именуемых типаэруа и пахи, а также специалисты по исчезающему, к сожалению, древнему мореплавательному искусству полинезийцев проанализировали с технико-навигационной точки зрения вероятность подобных экспедиций. Они констатировали: вне всякого сомнения, островитяне располагали судами, которые могли находиться на море по меньшей мере в течение месяца, имея на борту соответствующие припасы. При благоприятной погоде они двигались во время пассата со скоростью до десяти узлов. Исходя из средней скорости передвижения приблизительно в пять узлов, можно допустить, что таитянские пахи были в состоянии преодолеть расстояние, превышавшее 3500 миль. Таким образом, Новая Зеландия, расположенная в 2100 милях к юго-западу от Таити, находилась в пределах досягаемости легендарного Купэ.

Косвенным подтверждением этому является экспедиция Дэвида Льюиса, который в 1965 году отправился на парусном катамаране с Таити на Новую Зеландию. При этом он, как и мореплаватели прошлого, ориентировался исключительно по звездам и руководствовался наблюдениями за морем, облаками и птицами.

Приблизительно в то же время два полинезийца — Натуа и Теманихи — решили на семиметровой лодке преодолеть всего сорок миль от Бораборы до Маупити. Вследствие серьезного повреждения в двигателе лодку вынесло в открытый океан. Оба мореплавателя пили лишь дождевую воду и питались одной рыбой, которую ловили с помощью «гарпуна»-ножниц. Натуа умер от истощения через 120 дней, а Теманихи добрался до берега Тутуила близ Паго-Паго. В течение 155 дней лодка преодолела расстояние в 1100 миль, отделяющих Борабора от Самоа, а Теманихи, толстяк весом в 105 килограммов, потерял во время этого «путешествия» 60 килограммов.

До полудня мы добрались до пристани административного центра острова Раиатеа — Утуроа. Видно, вход в лагуну удобный и достаточно просторный, поскольку, пока я завтракал в местной китайской лавчонке, здесь появился белоснежный пассажирский лайнер «Фэйрскай», знакомый мне еще с Сувы. На остров высыпала шумная толпа туристов, человек пятьсот. Теперь уже нечего было мечтать о том, чтобы спокойно полюбоваться красотами этого уголка земли, площадь которого не превышает 150 квадратных километров. Полинезийские легенды приписывают острову Раиатеа роль мифической Гавайики, то есть колыбели всех полинезийцев. Согласно верованиям, священный остров с богатым религиозным и культурным прошлым являлся центром Полинезии. До наших дней на острове сохранились развалины большого храма в Опоа и прославленное по всей Полинезии священное место Тапутапуатеа. Руины этого марае вместе с большими валунами эпохи мегалита не произвели на меня особого впечатления, поскольку я осматривал их с группой туристов. За этими валунами, их размерами и обработкой скрывались, подобно трилитону с Тонга, древние полинезийские легенды. Устные предания жителей Раиатеа связывают с Тапутапуатеа пророчество местной Пифии[Пифия — в Древней Греции жрица-прорицательница Дельфийского оракула при храме Аполлона в Дельфах. — Примеч. пер.]. Ее роль, как говорят, играл жрец по имени Вайта. Он предсказал собравшимся по какому-то случаю островитянам, что в их жизни вскоре произойдут большие перемены, так как к ним явятся чужестранцы на «большом каноэ без аутригера». Вскоре это предсказание сбылось — на священный остров приплыл корабль Уоллиса «Долфин». Большое каноэ прибыло издалека, чтобы похоронить полинезийский рай, если таковой вообще когда-либо существовал.

Подветренные острова подпали под власть Франции значительно позднее Таити. Это произошло в 1888 году, после неудачной попытки овладеть силой островом Раиатеа восемь лет назад. Когда у берегов этого маленького острова появились два больших корабля и открыли по нему сильный огонь, Раиатеа вместе с соседними островами Таити и Муреа разделил их участь.

«Ваиатеа» стояла на погрузке всего несколько часов, поэтому мне пришлось поспешить с осмотром Раиатеа. Вместе с туристами я посетил места, которые гиды наметили для ознакомления с островом. После этого я покорно сел возле «Бали Хаи» и стал зорко следить за тем, когда закончится погрузка на шхуне.

«Бали Хаи» — отель недалеко от Утуроа, построенный, к счастью, не в форме бетонного бункера, а в виде стилизованной колонии островных хижин, соединенных мостиками. Изобретательные боссы туристической индустрии снабдили отдельные, установленные на сваях домики стеклянными полами. По вечерам свет привлекает рыб и позволяет постояльцам отеля любоваться богатой жизнью коралловых рифов.

Погрузка шхуны закончилась, и мы снова вышли в море. На этот раз путешествие было недолгим. Очертания Бораборы уже давно виднелись на горизонте, поскольку остров расположен почти в двадцати километрах от Раиатеа. Вначале мы плыли вдоль небольшого островка Тахаа, отгороженного от океана той же цепью гор, что и Раиатеа. На берегу виднелись красный купол церкви и несколько хижин. В них живут лучшие судостроители Французской Полинезии.

Гостей с моря Борабора встречает удивительным пейзажем. На фоне голубого моря возвышается изумительной красоты вершина, похожая на головку сахара. Она вся утопает в зелени, словно райский сад. Кольцо рифов, сплошь окаймляющее весь этот чудесный остров, преграждает путь более крупным судам, не говоря уже о пассажирских лайнерах. Однако изобретательный демон бизнеса нашел способ преодолеть и эту преграду.

Самолеты дважды в день доставляют на маленький островок, площадь которого не превышает сорока квадратных километров, группы туристов, жаждущих полюбоваться красотами Южных морей. Есть здесь и большая лодка, и маленький автобус, и даже асфальтированная дорога. Туристы совершают небольшую поездку по островку, затем обедают в «Борабора-отель», здание которого похоже на аналогичные отели Муреа или Раиатеа, танцуют, едят запеченного поросенка, купаются в водах лагуны. Затем они покидают Борабору. Мимо символической могилы Алена Гербо проносятся один за другим автобусы с туристами. Дух великого мореплавателя, вероятно, брезгливо сплевывает при виде пестрых групп туристов, топчущих его любимый остров. В поселке Ваитапе — главном населенном пункте острова — мальчуганы увлеченно играют в футбол на спортивной площадке, которую построил сам Гербо более пятидесяти лет назад. Вблизи еще один красный церковный купол. Лазурная лагуна так и манит искупаться.

Последний самолет в тот же день вылетел на Таити. Рыбаки закончили лов. Парусные каноэ покоятся на коралловом песке. Издали доносится звук гитары. Ее неназойливое бренчание доставляет кому-то удовольствие. Может, рядом какая-нибудь девушка кутается в свое пареу и поправляет огненно-красный гибискус в волосах? Низко склонились над водой пожелтевшие пальмы. Почти на каждом кокосовом дереве виден жестяной обруч, который отпугивает жуков и жирных крабов, охотящихся за кокосовыми орехами. Крабы ловко лазят по деревьям и пробивают твердую скорлупу. Жуки пожирают молодые листья, и пальмы гибнут.

Погружаюсь в кристально чистую воду лагуны. Почти над самой моей головой повис букет тропической зелени. За рифом слышится бесконечный рокот океанских волн. Умирая в дождливой Европе в 1965 году, Сомерсет Моэм говорил: «Как бы хотелось еще раз искупаться в кристальных водах одной из лагун Южных морей».

Борабора сохранилась в моей памяти удивительно красивой. Как и подобает красавице, она вплоть до второй мировой войны оставалась абсолютно недоступной. Лавровый венец рифов, который некогда гарантировал ей покой, принес, к сожалению, острову гибель. Во время второй мировой войны, когда воюющие стороны не считались ни с какими расходами, отряды саперов построили на коралловом рифе стратегическую стартовую полосу. Через эту рану вторгся на остров турист: «Борабора — жемчужина Тихого океана, двухдневное пребывание на котором стоит всего 130 долларов».