Радость, от впервые выпавшего, настоящего снега, вскоре сменилась досадой… Скрип, сопровождающий каждый наш шаг, немного действовал на нервы. Мы настолько привыкли к тишине и почти бесшумности собственного передвижения, что теперь оглядывались на каждый шорох, выискивая глазами — не мелькнет ли где зловещая тень убежавшего самца? Но шум исходил только от нас самих…

Угар, впервые ступавший по быстро образовавшемуся насту, высоко задирал лапы — он не мог понять перемен, а также, отчего земля вдруг стала подозрительно мягкой, да еще и продавливаться под его мощными лапами? Нам тоже приходилось удвоить внимание — снег скрывал под собой все ранее видимые трещины, некоторые из которых вполне могли достигать значительных глубин. Но вскоре все это должно было исчезнуть — с юго-востока подул теплый ветер, и утренняя корка быстро таяла, возвращая земле ее первоначальное состояние. Да, еще вчера мы боялись замерзнуть, а сегодня — белизна буквально на глазах менялась более привычным бурым оттенком. Снег, вчера радовавший нас своей свежестью, покрывался темными пятнами, словно его кто-то посыпал крошками шоколада. Увы… Впрочем, я не особо горевал — возможно, его выпадение — последнее напоминание зимы о себе, а за этим последует настоящее тепло. Нам, порядочно уставшим от капризов неустойчивой погоды, так хотелось в это верить…

Я остановился. Сдох ли самец от полученных ран, или живучесть последнего превосходит все разумные пределы, лучше «дуть на воду» … Ната недоумевая смотрела, как я вытаскиваю лук и проверяю тетиву.

— Для кого?

— Угадай с трех раз…

Она пожала плечами:

— После того, как он получил мечом по загривку, вряд ли полезет еще раз. Если вообще полезет. Только не говори, что он выжил после таких ранений. Даже сейчас, когда они получили такие способности и возможности… нет. Невозможно. Все раны были смертельны!

— Охотно верю. Но, береженого, бог бережет. Кроме того, вдруг, здесь водится еще кто либо, подобный нашим вчерашним кошечкам?

— Нет. Хищники не стали бы терпеть конкурентов. Тем более, возле собственного логова.

В этом девушка не ошибалась. Кошки ли уничтожили в округе всех иных животных, или те сами предпочли не забредать в эти места — но, проведя в дороге довольно продолжительное время, мы не встретили ни одного следа. А скрыть их, если только передвигаешься не с помощью крыльев, было бы затруднительно. Снег хоть и быстро таял, наводя на нас тоску, тем не менее, все отпечатки сохранял хорошо. И то — парочке таких крупных хищников вряд ли хватит одного крола на неделю! Может, Ната и не зря пожалела о случившемся. Количество крыс это кошачье семейство точно бы подсократило…

Вскоре стал доноситься мощный гул. Я обернулся к Нате:

— Подходим к болоту.

— Звук оттуда?

— Ну… Можно и так сказать. Сама увидишь.

Я и сам не знал, что служило причиной такого шума — но, догадывался… Мне, видевшему обрыв на месте русла реки, и воду, падающую с огромной высоты, сразу привиделось нечто подобное. И, если я прав — знаменитый Ниагарский водопад может показаться слабым подобием. Хотя, остался ли он вообще, тот водопад? И все прочие чудеса, сотворенные как природой, так и человеком? Ответ напрашивался единственно возможный…

— Иди след в след. Начинается опасная зона… Скоро край Провала.

Ната молча кивнула. Она и сама догадалась — не заметить изменения ландшафта сложно. Поверхность земли, до того тянувшаяся то небольшими холмами, то впадинами, стала как бы склоном, по которому следовало идти очень осторожно, чтобы не упасть.

— А как же болото? Такой уклон?

— Уклон не везде. Но я не хочу подходить к берегу вплотную — есть возвышенность, где вид более грандиозный… Только шуметь не надо. Мало ли…

— Оползень?

— Не исключаю.

Я сделал ей знак остановиться, а сам продвинулся на несколько шагов. Впереди показался знакомый по прежним скитаниям холм, из рухнувшей более полугода назад, высотки. Я знал, что достаточно взобраться на его вершину — и все, что мы хотели увидеть, предстанет во всем своем великолепии. Наверное, это было кощунство — стоять на могильнике, и любоваться дикой красотой нового мира. Но я успокаивал себя мыслью, что делаю это не первым — люди, вообще, часто устраивали памятники на местах страшнейших кровопролитий… И те потом превращались в музеи. А я, может, несколько изменившись внешне, внутри остался типичным представителем рода человеческого… Или, просто привык.

— Такого еще никто не видел…

Ната потрясенно кивнула. Она, как и я, была поражена открывшейся картиной. Ветер, принесший вчера снег, словно приподнял вверх сплошную пелену облаков, и, хоть и не смог до конца смести весь этот нависший над руинами смог, порядком потеснил его. Благодаря ему мы получили возможность разглядеть Провал на всем его чудовищном протяжении. Вернее, на всем видимом… Но и этого оказалось более чем достаточно, чтобы догадаться — опускание, или поднимание части континента продолжается на сотни, если не тысячи километров по обе стороны! Осознание масштабов, мощи сил природы, доводило до дрожи…

На самом горизонте, где белесые пятна неба сливались в одно целое с более темными участками, простиралось море. Даже здесь, вдали от его берегов, мы могли разглядеть яркую полоску — несомненное доказательство огромных водных пространств. И эта синева ясно давала понять — они не покрыты льдом! Из этого следовало, что наши опасения насчет всеобщего оледенения не подтвердились. Следовательно, зима, столь мало похожая на настоящую, рано или поздно, закончится. И мне, почему-то казалось, что ждать осталось недолго.

Подойдя к краю, что граничило с сильным риском, мы смогли разглядеть темные массивы лесов, уходящие далеко вдаль. Руины города остались где-то к западу, как и наши собственные развалины. Там, внизу, земля казалась нетронутой, и, если бы не этот жуткий перепад высот, мирной и словно не испытавшей на себе чудовищные катаклизмы вселенского масштаба… А рядом, буквально в нескольких шагах, застыло болото-озеро с практически зеркальной, черной поверхностью. От границы с пропастью его отделяло несколько сотен метров, и узкая полоска — гребень вздыбленной земли, служившая естественным препятствием к созданию самого большого в мире водопада. Но, кое-где, вода нашла лазейку — мы видели вдалеке небольшой участок, где черные воды меняли свое сонное состояние на водоворот и словно исчезали в воронке. Ответ нашелся, когда мне пришла в голову сумасшедшая идея — рискнуть посмотреть на Стену со стороны! Невзирая на испуг и отговорки Наты, я обвязался канатом и спустился на нем немного вниз, пытаясь найти источник постоянного шума. Шагах в пятистах от нас, в самой стене обнаружился округлый выход, расположенный метрах в десяти ниже общего уровня. Из него, с тем самым шумом и грохотом падала вода, смешанная с грязью и останками деревьев, камней и прочего, что попало в опасную близость водоворота и было утянуто потоком. А там, на «дне», где вода сталкивалась с землей, вырос огромный холм, достигший чуть ли не середины всей высоты Провала. Я заметил, что его поверхность довольно подвижна — вероятно, падающая грязь не успевала застывать и растекалась во все стороны. Наверное, тот, кто окажется с ним рядом, примет холм за причудливый образец пирамиды. Во всяком случае, испытывать это на себе я не хотел. Достаточно и тех изменений, что встречались, и будут встречаться здесь. Когда-нибудь, болото найдет в себе силы расширить увиденный мною лаз — и часть Провала разом рухнет, вызвав своим падением еще одно, локальное землетрясение… Но, до этих пор оно будет расширяться, поглощая собой недосягаемый для нас восток и юго-восток известной земли. Если мы задумаем очередное путешествие — я точно знаю, поход в ту местность не принесет ничего кроме разочарования. У нас есть только один доступный путь — к руслу реки, и вдоль него, пока не упремся в те самые скалы, преградившие дорогу в прошлых скитаниях. Или… Найдем проход?

— Дикая красота… — Ната успокоилась только когда я, внимая ее уговорам, выбрался наверх. Она зачарованно смотрела на границу болота и край провала. — Невероятно…

— А представь, когда вернется солнце? Тут все так засверкает… только держись!

— Страшно, Дар.

— Страшно?

Ната покачала головой, отметая мои подозрения:

— Нет, не этого… Хотя, увидеть такое — это… Это тоже, не знаю, как и сказать. Но я не обвала боюсь!

— Я понял. — Я приобнял девушку, заметив, что она вся дрожит. — Оно вернется. Может, через месяц, или больше. Но вернется, обязательно. Мы увидим солнце, Ната. Мы через столько прошли… дождемся.

Вместо ответа она благодарно прильнула к груди…

Вдоволь налюбовавшись грандиозным зрелищем, наш отряд прошел вдоль берега озера несколько километров на юг, пока мы не наткнулись на массивную россыпь валунов, будто выброшенную из озера чьей-то хулиганской дланью. Самый малый из них достигал величины грузовика, а большой равнялся трехэтажному дому. Выбрав свободное пространство меж камнями, я осмотрел подходы — подобраться незаметно нельзя, а два дополнительных выхода гарантировали возможность свободного ухода, если подвергнемся нападению. Исключать подобное, после столкновения с огромными переродившимися кошками, не следовало. Ната осталась разогревать обед, а я и Угар проделали небольшую разведку — убедиться, что никого крупнее нас самих поблизости нет. Пес не выказывал признаков тревоги, я не увидел подозрительных следов — что ж, можно остаться на ночь…

Перекусив, мы стали обсуждать недавние события. Все указывало на то, что Город, как мы его по привычке именовали, больше не мог гарантировать полной безопасности. Если в первые месяцы после Катастрофы я практически не встретил ни одной живой души, то сейчас с каждым днем этих душ становилось все больше. И их величина нас пугала.

— На твою карту нужно нанести не только дороги и особые приметы. Давай уж, заодно, и границы обитания всех встреченных нами зверей. Не сусликов, конечно. А тех, кто может представлять серьезную опасность. Согласен? А пока… попробую перечислить. У южного края живут собаки. Одна, а может что и две стаи. Больше вряд ли — не прокормятся. В самой степи — Бурые. Даже если собаки убили их — где гарантия, что нет других? Потом — лев, которого ты встретил, когда охотился на крыс. Представляешь, если бы он выбрал не их, а тебя своей добычей? Сам говорил, что с таким зверем в одиночку не совладать. Утешает, что ты видел его всего один раз. Потом, крысы… их становится все больше. Следы появились, да и Угар, нет-нет, придушит одну, другую… Ну, и эти кошки, наконец. Не кажется ли тебе, что наши походы стали рискованными? Я не говорю, что следует сидеть дома… но ради чего мы здесь?

Я развел руки, всем видом показывая Нате нежелание спорить. Однако она ждала ответа, и я, нехотя, был вынужден найти какие-то слова…

— … Да, опасно. Но не более чем остаться в живых после всего. В первые дни можно было угодить в трещину, сварится заживо в кипящей воде, просто сломать ногу… Всего хватало. А теперь, да, звери. Но… Мы не можем жить затворниками, Ната. Нет людей в руинах — могут встретиться в ином месте. Однажды… я уже рассказывал тебе! — я мог их найти. Его мать… — я кивнул в сторону мирно возлежащего Угара. — Она поедала, извини за подробности, человеческую ногу. Вынужден повторится — слишком свежую для случайно откопанной после землетрясения. Потом… Та группа, погибшая при нападении трупоедов. Люди есть, Ната. И мы их найдем.

— Зачем?

Вопрос поставил меня в тупик. Как понимать девушку? Мы не однократно обсуждали — какой может оказаться эта встреча? Но, ни разу — зачем она вообще, нужна? И, ерзая на холодных камнях, я приводил разные доводы, хотя и сам сомневался в собственных словах…

— Зачем… Как ты себе представляешь нашу жизнь? Набег тех же крыс, одна серьезная рана — и с кем ты останешься? Болезнь, от которой нет лекарства, да даже обычная простуда — кто поставит диагноз, кто возьмется лечить? Наконец, еда… Запасы подвала воистину огромны, но всему приходит конец. Чем мы станем питаться? Хорошо, можно никого не искать… а что дальше? Ради чего все это?

— Ты был один. Ты смог выжить. Я была одна. Выжила. Теперь нас двое… Тебе еще кто-то нужен?

Я смутился. Как-то очень сурово выразилась юная девушка, слишком явным прозвучал ее намек.

— Ну, разве что Угар. Его общество мне подходит больше, нежели толпы поклонников на двух ногах. Но я — не ты. Я… за малым — старик. Еще несколько лет, и этот меч будет мне уже не по силам. Кто будет тебя защищать?

— А тебя? — Ната более не шутила. — У меня хорошая память, Дар. И я не забыла, кому обязана жизнью. И тем, что сейчас нахожусь здесь, а не на своем острове. Так что еще вопрос, кто кого будет защищать.

— Ты молода…

Ната резко перебила:

— Я знаю все, что ты хочешь сказать! Мне никто не нужен! Ты понял? Если мы и ищем людей… То не для того, чтобы отдать меня смазливому юнцу, или матерому кобелю! Мы просто — ищем! Для того чтобы знать, есть ли на свете еще кто-либо, кроме нас! И не более того! И я никуда не уйду, если ты это имеешь в виду…

Я потупил глаза… В свойственной ей манере, Ната отмела напрямую все мои тревоги на ее счет. Но имел ли я право удерживать девушку, если мы, когда-нибудь, действительно встретим людей? Слишком многим она для меня стала… а кем для нее самой стал я?

— Ладно… Со мной все понятно. Едва я оправился после всего, сразу стал искать уцелевших. Я плохо представляю себе жизнь без людей. Вернее, вообще не представляю. Нет, я могу жить один, более того, так даже проще… но, только зная, что где-то есть еще кто-то, кто может изъясняться на внятном, человеческом языке. Я понятно излагаю? Мне было просто жутко каждый день убеждаться в том, что на всем белом свете нет никого, кроме меня одного. Разве ты не испытывала тоже самое, на острове, отрезанная от большой земли? И не поэтому ли ты подала сигнал бедствия?

— Какой сигнал?

Я поднял голову. Ната непонимающе вздернула плечи:

— Я не отправляла никаких сигналов… И как это можно сделать, не имея ни телефона, ни рации, я не понимаю?

— Подожди… Но я прекрасно помню! Свет от костра, ну, трудно уже сказать, может даже фонарь… Три длинных вспышки, три коротких. Ты же скаут, пусть и немного, неужели не знаешь, что означает подобный сигнал?

Ната широко раскрыла глаза, нервно теребя подол куртки:

— Скажу. Это SOS. Международный сигнал о помощи. Но… я не посылала его. И у меня никогда не было фонаря. Да и костер я всегда боялась разводить — из-за людоедов, а также ящера. Меня могли обнаружить… Я всегда готовила себе пищу в укромном месте, защищенном от чужих взглядов. Даже дым от костра меня мог выдать…

— Так и есть…

В нескольких словах я вновь передал Нате все перипетии своих поисков меж полузамерзших озер Провала. На этот раз вспомнил и ощущения, когда отказался от мысли посетить лес, от которого веяло угрозой.

— Ты был на краю Провала. Увиденный свет… Получается, не я одна находилась там, внизу? И ты решился… только из-за этого, спустится? Даже не зная, зачем спускаешься и кого можешь встретить? А ведь мог наткнуться на этих… оборотней.

— Но нашел я тебя…

Ната пересела поближе:

— Наверное, я никогда не смогу за это расплатится…

Вместо ответа я сгреб ее в охапку и укрыл собственным плащом.

— Молчи лучше… Платить она вздумала. Мне достаточно того, что ты здесь и со мной.

Теперь сама Ната решительно меня обняла… Мы молчали, не нарушая установившуюся тишину. Только непоседливый пес слонялся вдоль берега болота, время от времени делая стойку на им одним замеченную добычу. Или, просто играл — порой Угар вел себя как самый обычный щенок…

— Если ты не ошибся… А ты не ошибся — это так. Значит, там, внизу, может, до сих пор кто-то бродит по лесам… и ждет?

— Предлагаешь повторить?

Ната передернула плечами:

— Не… Нет. У меня духу не хватит.

— У меня тоже.

Она посмотрела мне в глаза и молча кивнула — увидела, что я говорю правду. В самом деле, решиться на еще один такой спуск я мог только в самом крайнем случае…

— Есть хочешь?

— Можно… Опять пеммикан?

— Мне тоже надоело. А есть выбор? Мы не в подвале, готовить особо не из чего. Или ты взяла с собой что-то еще?

— Взяла. Снасть.

— ?

Ната выскользнула из-под руки:

— Мы ведь шли к воде? Вот я и подумала… Ты рассказывал про удачную рыбалку. Почему бы и здесь не закинуть удочки?

Я почесал в затылке:

— Не думал как-то… Болото, вроде. Хотя… воды чистой как видишь, хватает. Да и после того улова, я больше не пытался. Рыбка… мало знакомая.

— И что? Угар лопает зверьков гроздьями, не отравился пока. Да и ты тоже. Крола мы ели? Эту… корову, похожую на овцебыка?

— Ну, они травой питаются… А рыбы — неизвестно, чем. Ты хоть догадываешься, сколько и чего могло оказаться в этих водах?

Ната решительно тряхнула волосами, отчего те рассыпались волной по плечам:

— Догадываюсь. Если ты о погибших… рыбы не едят утопленников. А нам придется разнообразить свой рацион, хочешь ты того или нет. Для здоровья полезно!

— А удочки где взять?

— Вон там целая россыпь камыша! Судя по величине, в два твоих роста. Хватит для удилища?

Я вздохнул, понимая, что просто так девушка не отвяжется. К сожалению, мудрость, присущая взрослому человеку, вполне уживалась в ней и с юношеским упрямством…

Стебли и впрямь годились для того, чтобы соорудить из них импровизированные удочки. Достаточно крепкие, гибкие — пусть и не «фирма», как выразилась Ната, но у доисторических рыболовов иного и не могло быть. А мы сейчас походили именно на них… Я хмыкнул, разглядывая Нату со стороны: Волосы, перевязанные кожаным ремешком, лицо в разводах от защитного крема — наше собственное изобретение на случай мороза! — куртка-анорак, с болтающими ножнами на ремне… Дротики за спиной, топорик наподобие моего, за поясом… Да, картинка еще та!

Ната увидела мой оценивающий взгляд и вздернула носиком:

— А сам? Ты себя видел?

— Догадалась?

— А то!

Она кинула в меня куском грязи, но я успел увернуться.

— Перестань.

— И ты прекрати… Хорошо, запечатлеть нечем. Небось, уже бы выложил в интернет, на всеобщее обозрение?

— Нет у нас интернета, Ната. И ничего нет… и не будет. Забудь.

— Все сначала, да? Вся цивилизация?

— Не уверен.

— Что так? Не одни мы на всей планете, есть и другие, кому могло тоже… повезти. Или кто заранее знал, что так будет — и спрятался в убежище! Допускаешь?

— Вполне. Как и то, что пора бы им уже выползти на поверхность. А раз до сих пор не встретились…

— Все входы и выходы замурованы, да?

— Возможно.

Ната забросила крючок с наживкой — до сих пор дергающегося головастика, безжалостно выловленного из своей среды обитания! — и продолжила:

— Ну и пусть. Мне не жалко.

— Даже так?

— Так. — Жестко произнесла она, не отрывая взгляд от воды, где закачался поплавок. — Так и не иначе. Если кто-то знал… спрятался, не предупредив остальных… туда им, или ему и дорога! Я даже хочу, чтобы они оказались намертво похороненными в этих убежищах!

— Потому что подлость…

— Потому что подлость.

Мы оба замолчали. Я нисколько не сомневался в искренности Наты, но не был уверен, что поддерживаю ее точку зрения. Все человечество спасти нельзя… Но, если принимать во внимание, что отбор будет производиться — или уже был произведен! — власть имущими, а критерии у них всем известные… Что ж, тогда

ее слова упали на благодатную почву. Вряд ли я и сам мог желать иного…

Несколько минут мы молчали. Я прикидывал все вероятности того, что сказала Ната — действительно, ведь кто-то мог знать заранее? И вовремя удрал… Весь мой жизненный опыт говорил — если подобное возможно… и, если они уцелели, рано или поздно, выйдут на поверхность. И тогда спокойной жизни придет конец. Гораздо лучше оснащенные, с вооружением и техникой, пересидевшие самое жуткое время в глубоких подземельях, они станут пытаться построить новый мир под себя. И вряд ли будут рады другим выжившим, самое большее — примут их в качестве обслуги для господ…

Удочка вздрогнула, разом изогнулась, рука Наты заскользила по ней, словно смазанная жиром.

— Ты что? Держи!

Я подпрыгнул на месте, видя беспомощность растерявшейся девушки. Спас положение Угар. Он метнулся к удилищу и вцепился в него зубами. После этого Ната опомнилась и тоже ухватила его обеими руками. Я подбежал, на ходу подбирая только что сплетенный сачок.

— Не дергай! Только не дергай! Оборвет!

… Минут десять прошло в ожесточенной борьбе — тот, кто заглотнул наживку, не собирался сдаваться без боя, а мы так прониклись азартом, что ни в какую не желали упустить поживу! Я, то ослаблял леску, то подтягивал, а рыба водила нас вдоль берега, словно нарочито выбирая самые труднодоступные места. Все колени оказались избиты, Ната подвернула ногу, Угар сорвался с камней в воду и теперь отряхивался, зло лая на муть и рябь, возникшую от порывов ветра. А мне удилище порядком натерло кожу на ладонях — добавка к тому, что уже получил, вытаскивая пса их расщелины! Борьба все продолжалась, и победителей в ней не предвиделось. Ни я не хотел уступать, ни неведомый нам обитатель глубин. В конце концов, очередной мощный рывок сбил меня с ног — и удочка, изогнувшись до предела, треснула пополам, после чего обломок моментально исчез под водой. От разочарования я не удержался и обложил и рыбу, и болото самыми последними словами…

— Ого?

Ната уже стояла рядом, потирая ушибленную ногу.

— Круто! А я и не предполагала, что ты так умеешь!

Я отвернулся, предпочитая не отвечать. Девочка застала не в самый удобный момент — весь мокрый от беготни по берегу и камням, злой и взвинченный от недавних мыслей, а тут еще потеря столь дорогих крючков, которых уже не приобрести ни за какие деньги…

— Да ладно… — Она зашла передо мной и заставила обернуться к себе. — Не огорчайся. Уплыла рыбка… значит, ей там лучше. Что нам, консервов не хватит?

— Замяли.

Она засмеялась:

— Сленг-то, какой! А я, грешным делом, решила, что ты только по-книжному умеешь! И вообще подобных слов не знаешь!

— Знаю. Умею. Могу. Будешь доставать — покажу на примере. Ну?

Она обвила мою шею руками:

— Не-а… Не хочу. Успокойся…

Я видел ее глаза, счастливые, и, одновременно, глубокие, словно ночь… Ната погладила меня по щеке.

— Оброс. Как ты быстро щетиной покрываешься, ужас.

— Не в подвале находимся.

— А ты и там отлыниваешь постоянно. Или воды нет, или бритву найти проблема. Дождешься, сама тебя стану брить.

— Все обещаешь…

Угар неожиданно залаял, нарушив идиллию. Мы оторвались друг от друга, встревоженные сигналом. А пес, именно сигналил — лай, отрывистый и хриплый, означал тревогу!

— Что?

Мы одновременно бросились к стоянке. В пылу рыбалки оба побросали оружие и теперь оказались перед неведомым с голыми руками. Пес возвышался над берегом, устремим глаза к болоту. Угроза исходила оттуда — это понятно. А какая, еще предстояло выяснить. Подобрав снаряжение, и я, и Ната поднялись к псу и уже в три пары глаз стали осматривать окрестности. Что бы там не показалось Угару, следовало отнестись к этому со всей серьезностью.

— Крысы?

— Навряд ли. Не то, что их тут совсем не может быть, скорее наоборот — местность, нами редко посещаемая, мало ли кто бродит? Но вот лай… Обычно, он указывает на трупоедов иначе.

— Тогда?

Я пожал плечами.

— А кто знает? Переводить с собачьего, я пока не научился. Но, определенно, что-то там есть… неприятное. И он это чует.

Ната свела брови:

— В каждом болоте водятся змеи. Или…

— Типа того ящера?

— Да.

— Возможно. А еще вероятнее — лягушки, цапли, комары, головастики, вроде того что мы использовали как наживку. И еще целая куча всех представителей флоры и фауны!

— Добавь, совершенно иной фауны.

Она убрала улыбку с лица. Я тоже нахмурился, представив на мгновение гребнистую спину монстра, и его возможное появление здесь, среди обманчивой тишины и почти недвижимых вод.

— Иной… Давай, уберемся отсюда, пока светло.

Ната неожиданно заупрямилась:

— Дар, мы едва лагерь разбили! И одежда до сих пор не просохла после похода. А обувь, так вообще сырая! Предлагаешь топать по грязи обратно? Мы в таком уютном месте, не продувает, топливо в избытке, я ужин почти доварила — давай останемся! А утром пойдем обратно. Ветер как раз все подсушит, и дорога не будет такой размазней, как вчера. Если, конечно, опять снег не пойдет…

И на руки свои посмотри — вся кожа слезла, до крови! Надо забинтовать, мазь наложить. Предлагаешь вот так, в ночь, уходить в неизвестность? Я, конечно, послушаюсь, но… Подумай, стоит ли?

Искать новое пристанище в ночь не хотелось. Поддавшись уговорам и вроде как вполне веским доводам, я сдался. Хоть какое-то предчувствие и оставалось, но я решил не обращать на это внимания. Рядом Угар, предупредит, коли что. Тем более что он уже отвел глаза от воды и мирно растянулся на земле. Ну, раз пес снова спокоен…

Берег вдоль озера был густо усеян не только камнями. Повсюду валялось множество деревьев, когда-то вырванных с корнем и притащенных сюда наводнением. Я поежился, вспомнив свое невероятное спасение в чудом не разломавшемся автомобиле. Подтащив пару выбеленных ветром и морозом бревен поближе, положил их крест-накрест, на еще горящие угли костра. Слишком большая толщина не даст сгореть быстро, так что на ночь топливом мы обеспечены. Ната расположилась возле Угара — его спина защищала девочку от холодных порывов ветра, налетавших со стороны болота.

Мне достался уголок поодаль, ближе к вершине — что делать… с тех пор, как она появилась в нашем доме, лучшие места доставались именно ей. Подоткнув Нату одеялом и заслужив благодарственный кивок, я укрылся плащом из шкур, оставив снаружи только лицо. Холод ли, ветер — опыт прошлых странствий жестко обязывал сохранять бдительность в любых ситуациях. И пусть мое обоняние не такое острое, как у пса, но для охраны нашей стоянки хватит и его…

Ветер, тем временем, потихоньку стих. С ним ушел и морозец, кусавший мои щеки. Вокруг стояла полная тишина, даже столбики камыша, поодаль, торчащие из воды у края берега, перестали качаться и замерли, будто схваченные невидимой рукой. Над водой стало темнее. Ночь вступила в свои права. И пусть, она не озарялась сиянием далеких звезд, или серебром холодного света Луны, в остальном все напоминало такие же давние ночи, когда я, будучи еще мальчишкой, вместе с друзьями сидел у завалинки и мечтал о будущем. Увы, будущее оказалось совершенно не тем. Но что с того? Я устал сожалеть о прожитом — оно ушло, как и несбывшиеся надежды. Теперь значение имело лишь настоящее…

Мало-помалу я впал в дрему. Глаза закрылись. Я еще прислушивался какое-то время, потом, убаюканный тишиной и спокойствием, уронил голову вниз. Не стоит будить Нату… Здесь ничего не угрожает. Здесь никого нет. Тихо… Нет, не совсем. Что-то булькает вдалеке — так, словно лопаются мыльные пузыри. Разве можно услышать мыльный пузырь? Что-то неосязаемое, неуловимое, растеклось по округе. Едва различимый запах… Знакомый… Слегка неприятный. Слегка. Слегка? Запах уплотнился, проник в грудь, заполонил легкие — я ощутил тошнотворный вкус тухлятины, сильно напоминающий запах сгнивших яиц! Что это? А запах уже обволок меня всего, не давая возможности пошевелиться… Что со мной?

Кто-то, очень далекий, словно толкал меня в спину, вынуждая проснутся. Я с усилием приоткрыл глаза — и увидел лишь плотную, блекло-желтую завесу, в которой не рассматривалась даже собственная рука! А потом точки стали еще явственней, переместившись со спины в область затылка. Игнорировать их стало невозможно — я издал стон, ощутив особо болезненный толчок. А завеса продолжала скрывать от меня спящих, пса и Нату, и даже костер, свет которого уже не пробивался сквозь эту пелену.

— Тша… Ха-тша!

Голос прозвучал, словно кто-то стоял за ухом. И, вместе с тем — в самой голове! Чувствуя неладное, я попытался подняться — и не смог этого сделать!

— Ха-тша. Лежать — Ха-тша! Вставать!

Осознавая тревогу, исходящую от тумана, я еще более от возникших ниоткуда и мало понятных слов, я все-таки с огромным усилием заставил себя подняться на колено — и сразу упал навзничь. Туман будто колыхнулся… В нем появились странные тени, они становились все ближе, все явственней… Я видел! Неясные тени приобретали все более плотные очертания, буквально осязаемы, я мог к ним прикоснуться! Одна из теней, ставшая из мутного Нечто вполне живой, оскалила громадные клыки, мало чем уступающие клыкам Угара — и я опять ощутил внутри себя слова, возникшие сами по себе!

— Урх! Урхор!

Существо с силой ударило себя в грудь — точь-в-точь, как поступают гориллы, утверждая свое право на территорию или самку! — после чего вновь прорычало — Урхор! Видеть!

— Что? — мой ответ вряд ли был услышан. Да я и сам не был уверен, что что-либо произносил… скорее, подумал. Но мохнатое существо заметно осклабилось, можно было предположить, что оно даже довольно!

— Урх! Слышать Урх! — оно обернулось к столь же невероятным теням и еще раз ударило себя в грудную клетку. — Слышать! Стая!

— Бред…

Вожак снова ухмыльнулся, еще раз показав крупные зубы, а затем развел руки… — Нет, лапы! — в стороны, будто показывая на окружающую его картину. И я увидел ее, его глазами…

…Чудовищная стена преградила путь. Стая, ведомая им, растерялась. Еще ничто не могло остановить их в скитаниях среди пустошей, а редкие стычки с иными кланами чаще заканчивались поражением врага. Побежденные, либо уходили, ворча и огрызаясь, или вливались в стаю, делая ее еще более многочисленной и сильной. Но им требовалась еда. Много еды. Каждый из самцов мог съесть в один присест половину крола, отдавая более слабым самкам лишь часть добычи. И, лишь объединившись, самки могли претендовать на свою долю — тогда возникали драки, где взбешенные самцы доказывали свое превосходство, или наоборот, отступали перед молчаливым упорством сразу четырех-пяти оскалившихся подруг. Ему нужно было вести их в более благодатные места, где много добычи. А ее становилось все меньше и меньше. Изредка встречались крупные животные, с которыми стая предпочитала не связываться — вроде огромного Ши, способного проглотить целого Ла-я, или грозного Анха, от чьих лап погибли уже несколько соплеменников Урхора. На всех других они охотились, не боясь схватки ни с Длиннозубым, ни с Остророгим. Тогда приходил Ха-тши… Смерть. Любимая добыча — Гладкотелые! — попадалась все меньше, их сразу убивали, разрывая слабосильных на куски. И теперь, учуяв несколько охваченных ужасом самцов и самок этой породы, Урхор вел стаю к логову гладкокожих. Если те не успеют спрятаться среди тянущихся высот и заиленных озер — будет пир! Но, если и успеют — обостренное обоняние и способность видеть, помогут вожаку найти приговоренных. Только другая стая способна помешать ему и его клану насытится после долгого воздержания. Но на всем протяжении пустошей, где властвуют только ветры и холод, уже давно никто не посягает на охотничьи угодья его стаи.

…И вот, едва Он убедил уставших соплеменников следовать за ним, на тропе возникла эта непонятная преграда. Очень высокий отвесный холм, на который невозможно взобраться. Тхе, самый ловкий, попробовал — и сорвался. Ыгр рассердился на Тхе за слабость и ударил его лапой. Потом в свалку вмешался Архи — и тоже получил от рассерженного Ыгра мощную затрещину. Урхору пришлось вмешаться, чтобы остановить разбушевавшегося самца. Ыгр признавал только его, и сейчас, увидев, что вожак приближается, отошел от побитых в сторону. Стая требовала еды. А вместо нее получила неведомую преграду. Урхор тоже не понимал, откуда она взялась — прошлое не рисовало в его мозгу ничего подобного, с тех пор, как он получил возможность Быть. В тех, ранних скитаниях, когда еще не образовалась стая, он не сталкивался ни с чем подобным. Зато Урхор мог проникать далеко вперед, за пределы видимого — вот и теперь, запустив зрение, он увидел Его. Сородича. Слишком далеко, очень непохожего на прочих, да еще и с такой лакомой самочкой гладкотелых! И огромный мохнатый Ла-я не помешает! Почему Он не отвечает Урхору? Где его лежка? Добыча нужна всем!

Произносил ли он членораздельные слова, или мой, еще не восстановившийся разум рисовал эти фантасмагорические картины — я уже ничему не удивлялся. Более того, не силах дотянутся до оружия, не имея возможности дать отпор, если этим существам вздумается напасть, я вообще плохо понимал, что сейчас происходит. Память услужливо привела пример — я вижу их не впервые… Что-то похожее было… когда? Подвал! Болезнь! И этот, кто называет себя Урхор — это ведь он тогда стоял возле костра! Как я мог это забыть?

…Стая образовалась не сразу. Урхор охотился один, пока не увидел Ыгра. Громадный самец раздирал тушу остророгого, и Урхор, несколько дней не евший ничего, кроме корней, выпрыгнул прямо к добыче. Самцы не стали ссорится — Ыгр, способный в гневе противостоять даже Анху, уже поел и был настроен миролюбиво. Потом они встретили сразу четырех самок, и те безоговорочно признали власть самцов. Драться из-за самок не стали — Ыгр не интересовался ничем, кроме еды, и Урхор по одной уволакивал каждую в кусты, покрыв всех за одну ночь. После этого самки перестали ссориться между собой, отдав Урхору право решать за всех. Тогда же они в первый столкнулись с гладкокожими. Страх и ужас последних, послужил сигналом — боится только добыча! Их убили практически сразу, и еще несколько дней кормились возле места их стоянки. Когда к стае вышел еще один самец, то Урхор уже являлся вожаком — и, кто бы после не присоединялся к стае, оспаривать власть самца не рисковал. Только Нха. Коренастый и очень сильный, он попробовал сместить Урхора — но Ыгр разорвал ему пасть, после чего Нха съели.

Урхор не знал прошлого. Он знал Быть. Помнить себя сейчас, это и есть — Быть. А еще — Видеть. В стае кроме него все могут видеть, но только он — так далеко! Но теперь появился другой самец, который тоже способен на это! Только почему он такой? Почему он так похож на гладкокожего? Урхор не мог ошибиться — друг друга видят только они… Те, гладкокожие, да и просто другие звери и животные, на это не способны! Но почему он до сих пор ему не ответил? И почему до сих пор там, где так явно есть угроза?

Фигуры расплывались, опять сгущались, голос-рык то пропадал, то звучал с утроенной силой… Но вожак — а надо полагать, что со мной разговаривал вожак! — по-видимому, был настроен миролюбиво… пока миролюбиво, если вообще можно, так сказать. Внешний вид его спутников, да и его собственный, мог внушить ужас любому человеку. Не мне. Именно — не мне. Члену стаи стоит ли боятся своих! Своих? Своих???

В какой-то миг пришло отрезвление. Да что же это? Что со мной? Кто со мной пытался наладить контакт? И где? Где они, те, кто считанные секунды назад стояли, вот здесь… Стояли?

Я с усилием приподнялся на руке, оторвав ставшее неподъемным тело, от влажной почвы. Вокруг валялось наше снаряжение, в кустах, шага в пяти — неподвижная туша Угара. А возле него, почти полностью прикрытое зарослями и травой — тоненький силуэт девушки. И тоже — лежащей. Слишком странно, неестественно вывернутыми руками, с бледным лицом…

— Ната!

Может, я и закричал… Только крик скорее походил на хрипы, едва вырывающиеся из насквозь простуженного горла. Поперхнувшись, я бросил попытки докричаться, кого либо, из своих спутников, и просто пополз в их сторону. Встать и дойти сил не нашлось — тело ломило, руки сводило судорогой, а когда попытался подняться — рухнул лицом прямо в холодный, слегка прихваченный инеем, мох. Тем не менее, это падение даже помогло — я получил возможность дышать сквозь фильтр их множества мелких трав-волосинок, составлявших основу растения, и вскоре голова прояснилась, а с ней — вернулись силы. Кое-как, на коленях, я подобрался к Нате, лег на спину, а ее взвалил на себя. Понадобилось почти полчаса, пока я выволок потерявшую сознание девушку из опасного места. Пришлось применить искусственное дыхание, надеясь лишь на то, что она не надышалась туманом настолько, что любое вмешательство уже окажется бесполезным. Это ли, или крепкий организм девушки — она очнулась даже раньше, чем я предполагал. Теперь пес… Я вздохнул — вес девочки и Угара несопоставим. Однако, когда я пополз назад, нашего мохнатого приятеля там уже не было. А я, напротив, опять ощутил приступ удушья и отвратительный привкус гнили на губах. Долго здесь находиться нельзя…

Низина, выбранная нами для ночлега, попала под выброс облака болотного газа. Именно он вызвал мои галлюцинации. Это я понимал, как понимал и то, что вот Угара я уже не вытаскивал. Вероятно, пес самостоятельно смог покинуть смертельную западню, в которую мы попали благодаря самоуверенности Наты. Не стоило мне ее слушаться…

Примерно через полчаса силы вернулись, и я, все это время, просидев возле девушки, смог, наконец, подняться и даже взять ее на руки. Вес казался мне запредельным… но я, превозмогая слабость и ломоту в конечностях, в буквальном смысле на коленях, вытащил ее из кустарника на вершину, где свежий воздух ощущался гораздо сильнее. Еще через полчаса, отдохнув и набравшись уверенности, отправился на поиски. Угар лежал, раскинув лапы, метрах в десяти выше опасного места. Все вокруг было покрыто дурно пахнущей жижей — беднягу вырвало. Я склонился над псом, ощутив внутри себя тяжкую пустоту — выжить после изрядной дозы отравы невозможно… Но могучий пес еще дышал. Воспрянув духом, я стал готовиться к спасению четвероного друга. Эту проблему решить оказалось гораздо труднее — но я изначально не собирался тащить его на себе. Вместо этого просто разложил одно из наших одеял, перевалил туда пса и потащил той же дорогой, какой мы пришли в распадок. Иными словами — еще через пару часов наша потрепанная, но живая троица грелась возле костра, разведенного в более надежном убежище, и мы делились с Натой впечатлениями… Вернее, пытались:

— Ччто эт… это… был…о?

Говорила она с трудом, сглатывая после каждого слова. После того, как я собрал всех в кучу, пришло время подчитывать потери… стоило признать, что мы еще легко отделались! Что до Угара — тот пришел в себя, еще тогда, когда я безжалостно волок его тушу по камням. Пса опять стало рвать, и он мучительно изгибался, выплескивая из себя зловонную отраву. Глядя на него, я хотел было заставить очистится Нату, но, увидев ее просящий взгляд, оставил попытку.

— Ллу. чше… Пом. Пмоолчи… — Я и сам едва мог произнести несколько слов связно. Газ серьезно повредил нашим связкам, и даже Угар, пришедший в себя на свежем воздухе, после пары попыток что-то тявкнуть, оставил бесплодную затею и просто уронил морду на вытянутые лапы.

— Г. газ?

Я кивнул. Так было проще, да и не стоило лишний раз раздражать и без того воспаленную гортань. Увидев, что Ната снова пытается что-то произнести, махнул рукой: «Молчи!». Она тоже кивнула — девочка пострадала едва ли не так же сильно, как и я, а может что и более того. Но нас и не стоило сравнивать: Взрослый, физически втрое более сильный и выносливый мужчина, и — девушка-подросток! Конечно, ей досталось больше…

Возможность более-менее нормально общаться вернулась ближе к ночи, когда мы уже покинули нашу кратковременную стоянку. Хоть и жестами, но мы пришли к единодушному мнению — нужно немедленно уходить отсюда прочь, не дожидаясь появления очередного облака. Желтоватый туман, едва не принесший нам гибель от отравления, мог выплеснуться из вод в любой момент, а мы даже не знали, с чем имеем дело. Ясно только, что этот газ, болотный или какой иной, несет гибель всему живому. И мы не являемся исключением. Вся разница, что более мелкие обитатели погибали практически сразу, а нам было суждено уцелеть лишь благодаря размерам. Ну, и моему предчувствию… Это уже Ната добавила, когда смогла комментировать ситуацию связно. Теперь стало ясно, отчего поблизости практически не встречалось никаких следов — все местные животные или погибли, или уже знали об особенности этого берега и мрачных вод, уйдя в более безопасные края.

Единственное, про что я решил умолчать — это странные и слишком реалистичные видения. Даже само слово мало подходило к определению того, что до сих пор стояло перед глазами и, как ни бредово это звучит — перед носом. Да, я чуял запах существ, осязая их так же сильно, как и убийственный газ, насквозь пропитавший нас и нашу одежду тухлятиной из смеси сгнивших яиц, рыбы и водорослей. И я знал природу этого запаха. Так пахли звери. Хищные звери… Я и сам оказался в облике зверя… В памяти зверя. В сущности зверя. И… я тоже был зверем! Но, в отличие от них, я абсолютно точно знал, кто они! Люди… Бывшие ими до Катастрофы, и самым жутким образом ставшие иными…

Звери, умеющие говорить. Спасшие меня и нас всех, от полного отравления и смерти. Спасшие своим, почти реальным, присутствием. Настолько реальным, что я запомнил все непонятные слова и звуки, а также все то, что смог увидеть, на несколько секунд оказавшись в шкуре вожака…