— Дар! Дар!
Ната вбежала в подвал и кинулась ко мне. Я все еще нежился в постели, совершенно не желая вставать, после почти бессонной ночи…
— Что случилось?
— Весна! Весна началась!
Я недоуменно посмотрел на девушку.
— Весна? Лето! Да к тому же не первый день, так что и говорить об этом…
— Это по твоему календарю, на стенке нарисованному! А настоящая весна — сегодня! Да вставай же, соня! Выйди на улицу — там так тепло, что загорать можно! А ты все лежишь…
Я ухмыльнулся.
— Ну, кое-кто мог бы и не упрекать… Не ты ли мне всю ночь спать не давала?
— Это ты мне спать не давал! — возмущенно парировала Ната. — А еще прикидываешься, невинной овечкой! А ну вставай, лежебока несчастный!
Она сдернула с меня одеяло, и я, оказавшись, в чем мать родила, судорожно стал пытаться ухватить его за край. Ната прыснула со смеха, но, совладав с собой, уже серьезно повторила:
— Вставай. Там на самом деле что-то происходит. Не то, что раньше. И Угар носится по холмам, словно оглашенный, нос повсюду сует…
— Да он давно уже поблизости по сто раз землю вынюхал… Ладно, ладно! Встаю.
Ната не преувеличивала. Едва я вышел из лаза, как сразу почувствовал на лице очень теплое дуновение легкого, по-настоящему летнего ветерка. Словно дождавшись именно этого утра, повсюду, пробивая спрессованный слой из земли и пепла, стали яростно пробиваться ростки растений — столь же удивительных и незнакомых, как все, что мы уже встречали во время наших странствий. Да и сам ветер приносил с собой пряные запахи, явно зародившиеся далеко отсюда: далеких трав, которые росли возле высоких и неприступных скал. Но продолжалось это недолго: уже к обеду погода переменилась, и вернулся холод — возможно, последний, которым бесконечная зима пыталась вернуть утраченные позиции.
Ната, огорченно взирающая на метаморфозы, в сердцах произнесла:
— Дар, ну что это такое? Я не успела даже толком обрадоваться — и что? Все опять? Что, так теперь всегда будет?
— А кто его знает… — довольно равнодушно отозвался я, возясь с задубевшей сеткой, которую мы забыли вовремя вытащить после неудачной попытки наловить рыбу в одном из водоемов. — Ты не нервничай… Все образуется.
— А я не хочу! — с вызовом воскликнула она. — Не хочу, и все! Мне эта нескончаемая зима уже порядком надоела!
— Кончится… — я без особого энтузиазма попытался ее успокоить. — Не вечная она. Да и какая зима? Грех жаловаться — настоящих морозов мы с тобой так и не увидели. Так, в среднем не больше десяти градусов, по-моему… Ни постоянного снега, ни сугробов — это ли зима?
— Дар, ну я серьезно… Вдруг она навсегда? И тогда — ни растений, ни цветов, ни травы. Чем тогда станут питаться животные в степи и возле реки?
— А я-то думал, ты о букетах мечтаешь… Прогноз неутешительный… — я поднялся и отбросил сеть в сторону, она мне уже надоела, — но не совсем верный. По сути дела, ты не права. Это и не зима вовсе. Скорее, очень длинная осень. Затянувшаяся, да… Но — осень. Насчет растений… Их и так полно. И травы, как видишь, хватает. А вот цветы — да, не встречались вроде. Возможно, еще просто не их время. Появятся…
— А если нет?
— Тогда лапки вверх, белые тапочки и ползком на кладбище. Ляжем смирненько, а сверху будут сугробы и метели. И мы с тобой замерзнем.
Она хмыкнула:
— Ну да, так я и поверила. Ляжет он! Нет, я-то, конечно, может, и замерзну. А вот ты — вряд ли!
— Не подлизывайся…
Ната повалила меня на спину.
— Сдаешься?
— Сразу и бесповоротно. С девушкой, которая запросто валит с ног такого здорового мужика, как я, даже и спорить опасно.
— А ты все не верил, что я сильная…
Я верил. Ната не была слабой. Обманчивое впечатление хрупкости девушки появлялось из-за малого роста — однако, ее руки очень уверенно сжимали рукоять дротика и могли послать смертоносное оружие на приличное расстояние. Да и реакция не уступала моей… Если ее физическая сила и не могла равняться с мужской, то духом она могла поспорить со многими. Не сразу и не все, она рассказала о своих первых днях после катастрофы. И не потому, что не хотела, — просто не помнила всех подробностей так, как запомнил их я.
… В тот самый миг, когда я услышал гул и увидел, как первые автомобили начали врезаться друг в друга, а с крыш полетели куски металла и стекла — Ната сидела в автобусе, возвращаясь с учебы. Однажды выручивший ее следователь специально заставил девушку заниматься хоть чем-нибудь, чтобы отвлечь от постоянных мыслей о недавнем прошлом. На этот раз это были курсы иностранного языка… занятие, оказавшееся первым и последним. И, хоть ей уже приходилось видеть, как льется кровь, но такое она не могла представить в самом жутком кошмаре! Автобус накренился и упал набок. Все пассажиры, которые в нем находились, с криками и стонами повалились друг на друга, сразу начался пожар, бились стекла… Ната успела заметить и свечение, и то, как их подбросило ввысь, а потом чей-то ботинок ударил ее по голове, и она потеряла сознание.
Очнулась в темноте, где единственным освещением были клубы дыма и многочисленные огни пожарищ. Выбравшись из ямы, в которой оказалась, долго бродила среди пепелища и развалин, пока не набрела на остов машины, почти полностью сгоревший, где валялись трупы — многие с выжженными глазницами. Сломанные ноги, руки, свернутые шеи… ее стошнило прямо на чье-то лицо, и она опять провалилась в забытье, упав на мертвецов. Придя в себя, нашла силы выбраться из автомашины — та была погружена наполовину в воду, что, собственно, и не позволило огню добраться до нее. Повсюду только ужас… И среди этого хаоса, напуганная до безумия, с отбитыми ребрами, изрезанная осколками стекла и железа, девушка-подросток, которой судьба приготовила новый виток испытаний…
Она не знала, почему осталась жива, хотя все, кого она видела вокруг, мертвы. Под ногами зияющие трещины, повсюду горы битого камня и кирпича, глыбы бетона и вспученной земли. А еще — небывалой черноты небо, на котором не просвечивало ровным счетом ничего… Девушка пару раз встречала людей — таких же обессиленных и жалких, как и она сама. Один пытался ее расспросить о случившемся, но, не сумев получить внятный ответ — что она могла сказать? — едва не убил ее в приступе сумасшествия. От него она смогла сбежать. В следующий раз встреча закончилась изнасилованием… Девочка даже предположить не могла, что зверье в человеческом облике, невзирая на ужасы происходящего, среди гор мертвецов и всеобщего хаоса, набросится на нее с такой целью. Только это спасло двух ублюдков от жестокого отпора — я уже знал, как Ната может владеть собой в подобных ситуациях… Ее просто снова ударили по голове — и она пришла в себя уже тогда, когда подонки, удовлетворив животное желание, ушли. После этого она стала избегать людей, а потом уже и не заметила, как их не стало совсем. Ната почти не помнила, что ела, где бродила и ночевала — это было словно стерто из ее памяти. Сумбурно, тенями, наплывали какие-то воспоминания, но в них не фигурировали ничьи лица. Наткнувшись на фургон, в котором лежали мешки, решила остаться там и дожидаться помощи. Помощь не пришла — ни на второй день, ни на третий. Ни даже, через месяц… Тем временем, неизвестно откуда появившаяся вода затопила все вокруг, перекрыв ей доступ к внешнему миру. Ната ждала помощи… людей. Вместо этого озеро, пленившее ее на островке, становилось все шире. Сделать плот и сразу покинуть свое убежище она не рискнула. А потом… Случайное наблюдение за небом дало ей возможность вовремя увидеть странных и страшных птиц — больших ворон. Ната успела спрятаться от них среди руин — вся ее жизнь превратилась в сплошную игру, где ставкой стала она сама. Не раз и не два, летающие монстры пытались подстеречь девушку, но всякий раз она успевала ускользнуть, затаившись среди множества разрушенных стен и крыш. А когда впервые увидела ящера, выползшего на берег и упорно пытающегося настичь ее по следам — подумала, что сошла с ума… Вороны и ящер пожрали всех мертвецов, которых сумели достать из-под обломков. Видя их жуткое пиршество, Ната едва не лишалась чувств… Довершило все появление человекоподобных нелюдей, на противоположном берегу. После этого она решила ни в коем случае не устраивать на холмах костров, которые могли выдать ее присутствия, и отказаться от всего, что могло сказать о ее пребывании на острове.
Она не понимала происходящего. Так же, как не понимал его и я. Но, если мне выпало скитаться среди развалин, пока сумасшествие едва не превратило меня в зверя, то с ней ничего подобного не случилось. Ната ни разу не ощущала того, что испытал я. Лишенная надежды и связи с людьми, лишенная всего — она продолжала жить, хотя каждый день навязчивая мысль о смерти почти завладевала ею… Кто знает, сколько она смогла бы еще продержаться, не появись я в облике первобытного дикаря перед ее глазами.
— О чем ты думаешь, родной?
— О тебе, солнышко…
— Нет… — она засмеялась, — какое я солнышко? У меня волосы темные, почти черные. Не то, что твои.
— Ну, так и я не рыжий.
— Ты светлый… Свинцовый!
Она расхохоталась и обняла меня.
— Никак не привыкну к твоим волосам… Все время кажется, что они крашеные.
— Я и сам с трудом привык. Мне не мешают.
— Сегодня можно не топить… — Ната посмотрела на очаг.
Я уже приспособился к ее манере неожиданно перескакивать на другие темы и не удивился.
— Не надо. Жарко.
Продуктов, по последним подсчетам, в подвале могло хватить еще на полгода. У многих заканчивался срок хранения. Но мы уже не боялись голода — знали, что сможем добыть пропитание охотой, благо, опыт в этом уже имелся достаточный. Собственно, мы и так все реже пользовались его дарами, предпочитая свежее мясо вконец надоевшей тушенке. Ната прекрасно овладела искусством метания своего грозного оружия, упорно тренировалась с луком — я уже не боялся, что в нужный момент она промахнется.
Город, вернее, его руины, был изучен досконально. Вся округа возле него — тоже. Неизведанными оставались только земли за пределами непреодолимой стены, каменным исполином выросшей за южными степями… И, хоть я больше не рвался никого искать, мысли о дальней разведке не оставляли.
…Мы обсуждали маршрут, по которому собирались пойти в поход. Ната загибала пальцы.
— Вариант первый. Он же — основной и последний. Не скались! Смешно ему… Мы идем вдоль берегов реки на юг, до того места, где был речной порт. Потом, если сумеем найти там для себя и Угара еду — а еда наверняка там есть! — отправимся дальше, пока не дойдем до места, где отыщем проход в стене. Или, не найдем… Мне кажется, он должен быть — иначе как воде попасть в реку, если она перегорожена скалами?
— Логично… про воду. Про животных — спорно.
— Мы почти добрались туда, когда убили корову. Думаю, что сами, или с помощью собаки, сможем кого-нибудь найти…
— И съесть! — я сделал страшные глаза. Ната строго посмотрела на меня.
— И съесть. Почему бы нет? Но вот дальше…
— Дальше мы и пойдем дальше! — я продолжил за нее. — И будем идти, пока не убедимся, что дальнейшая дорога бессмысленна. Или что там нет дичи, на которую сможем охотиться. Мы с тобой хорошие ходоки, Ната, и теперь сможем пройти это расстояние гораздо быстрее, чем тогда.
— Хорошо, — она кивнула. — Другие варианты рассматриваться не будут?
— А какие? В Провал мне что-то не хочется… Хватит и одной взбалмошной девчонки. Не драться! — я увернулся от тычка. — На восток? Там болото. Мы уже один раз надышались какой-то гадости, больше не хочется. Вряд ли оно высохло за последнюю неделю, скорее наоборот. В желтые земли? Одной встречи с дикими собаками хватит, чтобы не желать повторения. Переправа через реку исключается. Вот и остается — только на юго-запад. Если и там облом…
— Угара не спрашиваем?
Ната смеющимися глазами смотрела на меня, и я не смог сдержать улыбки.
— Может, он и имеет, что сказать, но… Перебьется. Пока еще лишен права голоса. По крайней мере, в прямом смысле этого слова.
Я отошел к очагу. Все вещи уже давно уложены, запасная одежда и обувь в заплечных мешках — Ната их перешила, подогнав так, что носить стало намного удобнее. Был отобран и приготовлен запас продуктов, которого могло хватить на четыре недели — вес немалый, но, к сожалению, необходимый. Мы до сих пор брали еду с расчетом на собаку — надеяться только на охоту не следовало. Кроме этого, у каждого имелось оружие: памятуя наши столкновения, вовсе не лишняя необходимость. Я изготовил для Наты новое копье, увеличил запас дротиков и набил колчан стрелами. Вооружение девушки завершал нож и маленький топорик. Свое копье, лук и «томагавк», я приготовил так, чтобы все это нести на спине. Все смазано, наточено и надежно привязано. В мешках хранились самые необходимые для дальнего путешествия вещи, вроде ниток, иголок, лекарств, рыболовных лесок с крючками, веревок… И у меня, и у Наты имелись накидки от дождя, которые должны заменить палатку. Мы надеялись, что наступившее тепло сохранится на все время похода. Нести еще и зимние вещи — увеличивать и без того большой вес снаряжения.
Пламя очага потихоньку угасало… Уходить так надолго ни я, ни Ната, еще ни разу не пытались. Вернее — я-то, как раз пробовал, когда спускался в Провал. А вот вместе — нет. Наши совместные походы редко продолжались более десяти дней. Задуманное предприятие могло оказаться стать самым продолжительным… Что ожидает там, за скалами? И сможем ли мы найти в них проход? Я присел на шкуру, задумавшись о предстоящем путешествии…
— Дар… — Ната прервала мои размышления. — Давно хотела спросить. Откуда этот клинок?
Она с нескрываемым интересом разглядывала меч, лежавший у нее на коленях. Я вздрогнул — лезвие нисколько не притупилось за время пользования…
— Осторожнее! Не порежься!
Ната спокойно вертела его в руках.
— Ты не ответил…
— Разве? Похоже, ты просто пропустила это мимо ушей. Я нашел его. На той стороне — я уже рассказывал тебе об этом. Мы тогда чуть было не попались на закуску крысиной стае…
— Вообще-то, я не о том. Ну, я и не думала, что он у тебя был всегда. Выходит, ты не умеешь им пользоваться?
Я смущенно развел руки в стороны.
— Увы… Как-то не приходилось. Не было случая, знаешь ли… А что, ты и это умеешь?
— Нет, — Ната погладила рукоять. — Не умею. Из настоящего оружия в руках только пистолет держала… случайно. Но у меня его отобрали, на мое счастье.
Я промолчал. В прошлом Наты хранились такие тайны, которых не хотел касаться, пока она сама не решит вынести их на свет…
— Да не всезнайка я… Просто, в библиотеки у папы был альбом с иллюстрациями. Все, про холодное оружие, начиная с мечей времен бронзового века и до наших дней. А память у меня, как у настоящего художника… Фотографическая. Так вот, твой клинок не принадлежит ни к одному периоду, хотя взял в себя очень много от мечей средневековья. Но есть какие-то странности, и, я пока не поняла, какие именно.
— Хочешь предположение? Будь это реальностью — он мог принадлежать воину из сказок, типа фэнтези. Ты поосторожнее… Он очень острый.
— Да, я вижу. Меч настоящий — не бутафория.
— Кто бы сомневался.
— Мне кажется, такого никто и никогда не делал. Я про известные нам страны. Как-то, путано все… В рукояти прослеживается влияние востока, а сам клинок — явно европейский стиль. Узоры и изображения льва вовсе ни с чем не вяжутся. Судя по длине, одинаково годится как для конного боя, так и для пешего. Наверняка удобен в рукопашной, когда много врагов и мало места… И очень крепкая и гибкая сталь! Такую могли бы отлить в Японии, где было налажено производство самурайских мечей.
— Не всезнайка? Мне б так в этом разбираться! — я удивленно смотрел на девушку, открывшуюся совершенно неожиданно с еще одной стороны… — Еще скажи, что это — оружие ниндзя.
— Не смейся, Дар. Эти киллеры средневековья прекрасно владели мечами… И, кто знает — не являлся ли владелец этого клинка таким же мастером, использующим его для выполнения некоторых заказов? Понимаешь?
Я кивнул.
— Там нет ничего, что могло бы указать на изготовителя или самого заказчика.
— Я заметила. Если я права — и это действительно оружие наемника… клейма изготовителя не будет. Жаль, что приходится так думать, но это похоже на правду. У тебя — меч с плохим прошлым.
— Не совсем верное суждение. Я нашел его не просто так, а в чем-то, похожем на прилавок. И, даже если его предназначали не украшения стены, то до своего заказчика он так и не дошел. Так что, на его лезвии — если ты об этом! — нет человеческой крови. А вот звериная — уже есть…
Она взялась за рукоять обеими руками и, направив его вниз, с легкостью вбила меч в бетон, на глубину примерно четырех сантиметров.
— Потрясающе… Если бы ты умел им пользоваться по-настоящему — то даже Бурый мог отступить перед такой сталью!
— А вот это вовсе чушь. Его размеры и мощь позволяют не пугаться какого-то клинка. Так что, вряд ли. Да и не было тогда у меня меча. Давай, уберем его обратно в ножны — меня пугает, как спокойно ты его держишь в руках.
— А я видела, один раз, как одним подобным клинком насмерть перепугали всю нашу «крышу»… — Ната недобро нахмурилась, и я счел за благо не переспрашивать…
Мы поднялись рано. Азарт предстоящего путешествия захватил с головой, и мы не смогли дождаться рассвета, чтобы тронуться в путь. Впереди весело трусил Угар — он прекрасно понимал, что мы вышли не на обычную прогулку! Мы дошли до оврага, преградившего мне когда-то дорогу, спустились по нему южнее, повернули на запад, с каждым часом уходя от подвала, служившего нам домом, все дальше и дальше. Дорога стала намного легче и проходимей. Многие трещины в земле сомкнулись, а какие-то просто занесло, и по ним можно было идти без опасения провалиться в бездну. Угар вскоре поймал небольшого зверька — они стали опять попадаться, как только мы отошли от нашего холма на день пути. Пес стиснул его мощными челюстями — этого хватило, чтобы тот, издав жалобный писк, бездыханно повис в его пасти. Он нимало не походил на тех, кого Угар так старательно истреблял в изученной нами части города — этот был намного меньше. Мы с Натой не отличались сильными познаниями в зоологии и не могли разгадать, прообраз какого животного послужил для создания зверька. Более всего он похож на куницу, но откуда могли появиться в развалинах куницы? Ну и, разумеется, у него, как и у Угара, имелись такие же лапы, отлично приспособленные для лазания по камням и бегу по влажной, запутанной травами земле.
К исходу третьего дня вышли к берегам реки. Еще на подходе услышали неясный шум, а когда поднялись на сам откос, то замерли в изумлении — это оказался гул от набегающих на берег волн!
Вместо почти превратившегося в болота дна, каковым я себе представлял бывшую реку, вместо затонов и небольших озер, на всем протяжении покрытого остовами затонувших кораблей, большими валунами и множеством полусгнивших и ободранных деревьев, перед глазами несла свои воды могучая река. Река, достигшая почти тех же размеров, что и та, которая была здесь до катастрофы. Мы пораженно смотрели с высокого берега на волны, с которых ветер срывал пенные шапки, не веря своим глазам…
Я ошалело наблюдал за течением — вода полностью изменила свое направление! Та, прежняя, до Катастрофы — текла на юг! Когда мы были здесь со щенком — почти стояла на месте, лишь местами превращаясь в водовороты. То, что мы наблюдали с Натой — лишь слабое подобие. Эта — несла могучие воды на север, к Провалу!
Было еще одно изменение: волны мчались вдаль намного быстрее, чем прежняя река. Пропали и желто-коричневые пятна стоячих луж, омуты и затоны — цвет воды оказался сверкающе-синий, насыщенный до такой степени, что казался таковым даже вблизи.
Ната зачерпнула ладонью воду и поднесла к глазам. Даже в ладонях она оставалась небесного оттенка, придавая коже девушки мертвенно-бледный цвет.
— Синяя река! — выдохнула она. — Совершенно синяя…
— Да, — я согласился с ней, — такого еще не видел. Как красиво… Столько воды — откуда?
— Может быть, ледник в горах? — предложила Ната. — Потеплело очень сильно и быстро, и он стал стремительно таять?
Это примечание было не лишено смысла. При столь резком изменении температуры, какое наблюдалось последние дни… Но, чтобы вот так, сразу наполнить водой всю реку? Вот к чему привело наше долгое отсутствие на этой стороне города — мы даже не знали, насколько тут все поменялось.
Я приложил ладонь к глазам, стараясь рассмотреть противоположный берег. Он намного лучше просматривался раньше — пока вода в реке была лишь местами и не имела столь стремительного движения. Теперь же все сливалось в мерцании отсвечивающих волн, глаза рябило, и я перестал смотреть.
— Теперь туда не попасть…
— И не надо. Ты соскучился по крысам? — Ната пожала плечами. — Здесь хватает простора. Кроме того, мы ведь собирались не на ту сторону!
— Крысы могут оказаться повсюду… Эти твари вездесущи. Если они не попадались до сих пор — это еще не значит, что их нет совсем. Просто они умело скрываются… как крысы. А вот люди…
— Ты все еще сомневаешься? Но ведь ты искал их там!
— Искал?…Это вряд ли можно назвать поисками. Всего два раза, и оба были сопряжены скорее с бегством, чем с настоящей разведкой. А ты сама знаешь, что остаться незамеченным на таких больших пространствах, вполне возможно…
Ната вытерла ладони.
— Собираешься переплыть реку?
— Нет. Такое течение не пропустит любого пловца. Сооружать лодку — очень долго и сложно. Но даже если бы у нас и имелось подходящее средство, я не стану пытаться этого делать. В этой воде есть создания, которым не составит труда перевернуть и лодку, и плот, и нас вместе с ним. Да и посредине реки я вижу какие-то завихрения… водовороты, по-моему. И их не так уж мало. Нет, Ната, переправляться мы не будем.
— Вот и хорошо, — заметила девушка. — Мы ведь шли на юг? Вот и продолжим путешествие, как намечали.
Мое предчувствие, что жизнь возле берегов реки будет намного богаче, оправдалась полностью. С нескрываемым удивлением и настороженностью мы наблюдали за выросшими за время нашего отсутствия травами и кустами: они вытянулись на высоту до трех-шести метров, пригибаясь под своей тяжестью к низу и образуя своеобразные шатры. И трава, вовсе не похожая на прежнюю, немногим уступала самим кустарникам. Цвет ее менялся от темно-зеленого до коричневого, кое-где попадались вкрапления желтого, красного, лилового — словно разноцветный ковер… Всюду мельтешили жужжащие и копошащиеся создания, в которых мы без труда опознали насекомых. Но каких! Каждое из них превосходило своих прародителей более чем в десять, а то и двадцать раз! Укус жука или мухи, мог оказаться опаснее, чем резцы крысы… Из-за, возможно, находившегося на них яда — это нельзя сбрасывать со счетов. Угар попытался погнаться за каким-то кузнечиком, но быстро вернулся: они стремительно исчезали среди зарослей и трав, вновь появляясь после нашего ухода. То я, то Ната, вскидывали головы — при таком обилии жизни казалось, что все это не может появиться само по себе, без солнца… И у нас обоих имелось предчувствие, что оно уже совсем рядом, близко — за тонкой пеленой белесых облаков. Мы оставались в рубашках с длинными рукавами: я настоял на том, что нельзя их не заворачивать, несмотря на тепло. На многих кустарниках присутствовали колючки, и ткань хоть как-то помогала не изрезать кожу в кровь.
Я снял с наконечника копья чехол. Мы вступали в местность, где в любой момент могли встретить, зверей, общение с которыми рискует закончиться не только расхождением в разные стороны… Ната тоже поправила дротики за спиной — она так и предпочитала этот вид оружия луку и стрелам. Свое копье она также взяла обеими руками. Я невольно загляделся на девушку: в искусно подогнанной одежде, практически полностью сшитой из шкур и небольших вкраплений ткани, она походила на исторического персонажа… Очень милого к тому же!
— Угар пока спокоен… Пошли.
Всего за несколько часов добрались до излучины, где река делала крутой поворот на запад. Примерно здесь я перешел русло и попал на ту сторону, где столкнулся с большой черной собакой — матерью нашего пса. Угар ничем не выказывал, что узнает местность. Он по-прежнему стремился отбегать от нас в стороны и пытался ловить порхающую и ползающую живность, всякий раз исчезающую у него из-под лап. Приходилось его строго окликать и принуждать идти рядом. Мы удовлетворенно переглядывались: это внушало надежду, что нам не придется беспокоиться о его пропитании. Среди такого обилия не могло не встретиться животное, годное в пищу. После охоты на овцебыка и я, и Ната были уверены в своих силах… Мокасины из шкуры бурого — Ната все же сберегла какую-то ее часть — были лишним тому подтверждением. И сейчас, если я и опасался кого-либо, то только его… Смерть множества крыс от моих стрел, убитые стервятники, проломленная голова собаки и наконец, самое грозное создание — Бурый, — все это наполнило уверенностью и сознанием собственной мощи. А кроме того, со мной была Ната, вооруженная почти так же, как и я, и Угар — его клыки и когти способны запугать любую переродившуюся кошку на нашей дороге… Такое же чувство испытывала Ната. За короткое время она превратилась в отважную искательницу приключений, способную встать рядом со мной, отражая любую опасность. Я украдкой наблюдал за ней: Ната шла впереди, ступая почти бесшумно, легко преодолевая попадающиеся по дороге преграды. Наверное, мы очень живописно смотрелись здесь, среди разломов и взгорков, возле берегов изменившейся реки, на такой необычной траве… У обоих торчали за спиной луки, в колчанах — стрелы, за поясами — ножи. И никого вокруг на многие километры пути…
Хоть мы и стремились к югу, желая поскорее добраться до линии скал, но, следуя намеченному ранее плану, решили на этот раз пройти вдоль всего берега, не срезая угол. Из-за крутого поворота река бурлила, поднимая тучу брызг и пены, вода создавала сильный гул, заглушающий все иные шумы. Здесь уже не было видно ни далеких холмов, ни вершин оставшихся позади сопок, но стали попадаться луга, на которых мы увидели следы появления жвачных животных, возможно, тех же овцебыков.
Ужин обеспечила Ната. Я не успел даже среагировать, как она, молниеносно выхватив дротик, бросила его уверенной рукой в кусты. Послышался вскрик, очень похожий на крик ребенка. Угар кинулся в заросли. Через минуту он выволок оттуда крола — такого же, какого она подстрелила на берегах озера Гейзера, только даже еще крупнее.
— Заяц?
— Нет. Скорее, именно крол. Большой Крол.
Так, мы уже навсегда, закрепили за этим зверьком наименование. После того как появилось мясо, устроили привал. Угар, порывающийся вонзить клыки в добычу, был прикован строгим окриком, и это псу совершенно не нравилось. Он всей грудью вдыхал запах свободы — как, смеясь, заметила Ната. Она снимала с Крола шкурку, а я наблюдал за работой, не вмешиваясь. На мне была охрана стоянки, и я успел заметить мелькнувшие в траве тени, прежде чем они укрылись от наших глаз. И я, и Ната одновременно сорвали с плеч луки… Визг, всхлипы — Угар, сорвавшись с места, ринулся вперед. Через несколько минут вернулся обратно, держа в зубах сразу двух зверьков, очень похожих на морских свинок. Пес вопросительно посмотрел на меня, ожидая: на этот-то раз, ему выделят его долю? Ната вздохнула, доставая нож…
— Ты меня заразил своим стремлением убивать. У нас есть еда в мешках, есть крол — зачем мы это сделали?
— Мы — охотники, Ната. — Я положил руку на рукоять ножа, собираясь помочь ей разделать тушки. — И жить отныне станем, как охотники. Нам требуется не только еда, но и шкуры животных. От этого никуда не деться… А насчет использования их в пищу — у нас есть, кому об этом позаботиться. Мне кажется, что кашей теперь ты от него не отделаешься… Ручаюсь, что пес предпочтет свежее мясо, и его не мучают угрызения совести. Да и по виду они вполне съедобны, не находишь?
— Фу! — она очаровательно вздернула носик. — Не говори так! Я согласна съесть что угодно — но только не существо, так похожее на крысу.
— Ну, этим далеко до крыс. Хотя я вовсе не уверен, что они не имеют общих корней. И те, и другие — грызуны. Кстати, крол тоже к ним относится…
— Хочешь съесть все один? Еще слово — и меня стошнит!
— Все-все… молчу. Ты готовишь — мы на охрану.
Ната кивнула. Я поднялся и свистнул Угару. Тот с сожалением посмотрел на тушки животных и уныло поднялся.
— Ничего, от тебя не убудет… Вот приготовит наша хозяйка все, как надо — вернемся и поедим. Мы на твою порцию претендовать не станем. Это уж точно…
Больше нас никто не потревожил. Ната собрала все внутренности крола, добавила к ним убитых стрелами зверьков — мы сняли только шкуру! — и все это положила перед псом. Угар так стал хрустеть костями, переламывая их в своих жутких челюстях, что мы перестали есть сами…
— Ну и силища…
— Как пресс, — хладнокровно заметил я. — Несколько атмосфер.
— Что?
— Давление так меряют. Помнишь, как он грыз кости овцебыка? А это для него — мелочь…
Ната пожарила мясо на прутьях, принесла воды из ручья, достали из мешка лепешки — и мы стали насыщаться нежным мясом, не забывая между делом посматривать по сторонам. Я заметил, что на воздухе мы стали есть намного больше — даже Ната, которая дома предпочитала ограничиваться совсем уж маленькими порциями. Не помогали мои просьбы подумать о своем здоровье: она еле-еле вталкивала в себя консервы или самой же приготовленные каши. Но здесь, вдали от склада, уговаривать уже не приходилось. Наверное, это объяснялось и тем, что мы тратили гораздо больше энергии, чем сидя в подвале.
Ната потрогала мои мышцы и удовлетворенно кивнула — последствия ранений прошли совсем. Я чувствовал себя прекрасно, и даже сильнее, чем был до схватки с монстром. Может быть, это следствие незаметных глазу изменений в организме… Я боялся, что однажды со мной может произойти то же, что и с Угаром. Ната не разделяла подобных страхов, она не верила, что я могу стать чудовищем, и восприняла мой рассказ о том, как я, блуждая среди руин, едва не превратился в зверя, довольно скептически… Но, когда я в очередной раз упомянул о нелюде, она задумалась…
— Если то, что ты видел… реальность. Если твое видение… Когда осознал себя на той лодке… Сообщение со спутника — не бред, не галлюцинации, а факт. И, мимо Земли, в самом деле, что-то пронеслось, а может, и упало? Если это все — не плод твоей фантазии? Ну… еще допустимо. Хорошо, я верю. Остаются другие загадки. Как связать дальнейшее с тем, что мы видим сейчас? Как это повлияло на животных? На растения? Какое-то излучение воздействовало на ДНК, заставив переродиться практически мгновенно, иначе объяснить столь стремительное появление монстров невозможно. И это произошло повсеместно… Но, почему тогда не с людьми? Вернее — не со всеми людьми? Или же… Человек может противостоять? Но как?
— Представь себе, такую ситуацию — были и есть такие… которые, уже сами по себе, являлись зверьми. По своим душевным параметрам. Они давно — оборотни, только живущие под личиной человека. И вдруг — появляется Нечто, что вызывает к жизни силы, до поры дремлющие, и превращает в то, чем он и был всю жизнь. Допускаешь такой вариант?
— Ты же говорил: монстр, которого ты видел у себя, не был похож на того, от которого мы убегали! То есть, у каждого это происходит по-разному? Со зверьми ведь так не происходит? Если мы видим животное — оно, хоть и изменилось, схоже со своими изменившимися собратьями! А человек? Или, даже вот ты… иными словами, уже получил все, что мог получить в результате облучения или свечения? Или — нет?
— Утешила. Не бойся. Нелюдью я не стану. Если это так, то любой, кого мы с тобой увидим в будущем, — если увидим, конечно! — может оказаться зверем. Или, готовым в самый неожиданный момент него переродиться. Но тогда…
Ната нахмурила брови.
— Тогда смерть. Либо они убьют нас, либо мы — их.
— А ты сможешь поднять руку… Пусть даже, на бывшего человека?
Она не ответила, закусила губу и уставилась долгим изучающим взглядом на огни нашего костра. Я тоже перевел взгляд на угли — признаваться в том, что разбудило меня у берега болота, и спасло всех от смерти, как-то расхотелось…
Съесть все мясо мы не могли, и Ната нарезала его полосками, сложив остатки в полотняный мешочек и пересыпав солью. Я удержал ее руку, видя, как щедро она расходует этот продукт.
— Не спеши. Это одно из самых ценных приобретений или находок, которая потребуется в будущем.
— Соль?
— Соль. Обойтись можно без всего. Без соли — нельзя. Я отдал бы половину наших богатств за лишний мешок соли и чувствовал при этом себя богачом.
— Но где мы ее найдем?
— Сложно ответить навскидку… Раньше были соляные шахты — оттуда и брали. Еще существовали солончаки — это скорее для животных. Для нас самое то, если найдем. Ну… можно выпарить из воды, если она соленая. Только до моря придется в Провал спускаться. Нет уж, лучше солончак поискать…
Она нахмурилась.
— Выходит, когда у нас закончатся запасы, мы рискуем остаться без соли?
— Практически да. А теоретически… Что-то не помню я поблизости ни шахт, ни соленых озер. Но ведь откуда-то люди раньше брали соль? Не из самых дальних краев, полагаю? Не знаю, Ната, это вопрос пока без ответа.
— Подобные шахты могут оказаться куда ближе, чем ты думаешь, Дар. Только мы в них все равно не попадем. В крайнем случае — да, спустимся в Провал и дойдем до моря. Там, как ты и сказал, выпарим воду.
Мы посмотрели друг на друга — ее предложение выглядело полным безумием. Хотя… Но мне даже думать не хотелось о повторном спуске в бездну, не говоря уж о подъеме!
— Слишком много перемен случилось с нами и всем миром и неизвестно, что может оказаться за цепью скал… Надеюсь, нам повезет и твоя идея останется только идеей.
Ната приложила ладонь к глазам.
— Становится светлее — не находишь?
На самом деле, все вокруг заливало каким-то свечением, придавая каждому листку, каждой травинке и камешку на земле резкие очертания. Я посмотрел на собаку. Угар поднялся на лапы и весь напрягся…
— Что происходит?
Я потянулся к оружию, недоумевая, что могло так встревожить пса. Угар не скалил клыков, не ворчал так, как он обычно предупреждал нас о появлении опасных хищников. Ната попыталась его погладить, но он резко отпрыгнул в сторону и даже взвыл! Мы видели, что он очень возбужден и вроде как напуган…
— Да что же это? …
Ната прислонилась ко мне.
— Дар… Ты что-нибудь понимаешь?
— Пока нет…
— Он такой же, как тогда, в подвале… Когда менялся!
Мы оба напряглись — если сейчас из собаки начнет вылезать что-то совсем уж невероятное, это будет слишком…
— Нет… Не думаю. Он просто ведет себя по-другому. Угар чует перемены. Но какие? И… я тоже, Ната.
Она отпрянула от меня, испуганно вскочив на ноги. А меня стало наполнять предчувствие какой-то радости, словно я уже знал, чего нам следует ждать…
Угар стал неистовствовать — он прыгал на месте, кружился, как заведенный, лаял во весь голос! Одним словом, вел себя так, будто в него вселился бес сумасшествия! Мы с Натой изумленно смотрели на собаку, не решаясь подойти поближе, чтобы остановить его. А поведение пса, тем не менее, ставило нас под угрозу: он производил такой шум, что на него могли сбежаться все хищники, какие только водились в округе. Наконец Ната пришла в себя и громко произнесла:
— Да ты что, белены объелся?
В ответ пес резко подпрыгнул — этого хватило, чтобы преодолеть разделяющее нас расстояние — и с маха лизнул девушку в нос. Ната покачнулась… Я выступил перед ней:
— Угар!?
А он, еще более неистово и возбужденно, стал носиться вокруг нас с таким азартом, что у меня голова пошла кругом. Я ничего не понимал — такое с ним происходило впервые! И тут Ната толкнула меня в бок, заметив:
— Посмотри!
Я вгляделся и обомлел! Повсюду творилось что-то неописуемое! Мелькали какие-то тени вдалеке — даже отсюда можно было догадаться, что они тоже исполняют замысловатые танцы, наподобие того, какой исполнял наш Угар. Взвились в воздух сотни насекомых. Мы знали об их присутствии, но лишь теперь увидели их во всем великолепии! Чуть ли не под ногами пробегали — и ничего не боялись при этом! — мелкие и более крупные зверьки. Они не обращали ни на нас, ни на пса никакого внимания, словно тоже сошли с ума! А потом… Потом и я почувствовал что-то необъяснимое: приступ эйфории, осознание того, что еще немного… Еще чуть-чуть — и что-то измениться… Из земли стали появляться клубы дыма, вырывающегося из недр, с шумом заколыхались деревья и кусты. Мы вбежали на один из холмов, опасаясь быть сбитыми с ног — совсем близко промчалось стадо овцебыков. Все в пене, в кустах мелькнула парочка громадных собак — они тоже, будто не замечали никого и ничего! Гул, шелест, сильный ветер — все сразу смешалось в одном трудно различимом шуме… А потом мы оба закричали, внезапно увидев то, что никак не могли понять!
Резкие, слепящие, огненные, рвущие в клочья облака, на землю стали падать солнечные лучи! Один, другой, десять, сорок — сотни! Они очень быстро слились в ярчайший поток и заполнили все пространство, освободив белесое небо от постоянной пелены. Мы, словно ослепшие и сошедшие с ума от радости, увидели высоко-высоко над головами солнце! Солнце! Как мы по нему скучали!
Мы кричали, пели, танцевали, прыгали и метались не хуже Угара — а он, воодушевленный нашим сумасшествием, превратился из могучего пса в озорного щенка, каким и должен был бы быть, несмотря на рост и вес!
…Это было не то солнце, к которому мы привыкли. Но мы радовались и этому. Сразу стало очень жарко — в мешки ушло все, что мы еще надевали на себя при наступлении холодных вечеров. Оно не имело привычного, желтого цвета: солнце стало красным, и мы могли смотреть на него, не боясь ослепнуть. Небо окрасилось в бледно-розовые оттенки. Земля стала ярко бурой, камни заблестели, трава и кусты приобрели тени, которых не видели уже давно, а главное, мы получили возможность видеть! Видеть столь далеко, что стали теряться от открывшегося перед нами простора! Перед нами расстилалась бесконечная равнина. Она то опускалась, то поднималась — мы могли это заметить благодаря тому, что находились на возвышении. Мы видели даже покинутый нами город: он появился темными холмами далеко на горизонте к востоку от нас. Отсюда была заметна и цепь скал, к которым мы стремились — оказалось, что до нее совсем недалеко, может, немногим более двух часов ходу. До самого их подножия тянулись участки открытого пространства, перемежающегося кустарником и деревьями, уцелевшими после Великого пожара. Только сейчас я смог, по-настоящему, представить и оценить маршрут, по которому мы ходили в свои прошлые вылазки!
Мы увидели и вершины гор. Не только скалы, продолжавшиеся вдаль бесконечно, а настоящие горы, за ними, где на пиках белел видимый даже отсюда снег. До них было невообразимо далеко, и предстояло еще найти проход в открывшихся скалах. Но теперь, после того как живительное светило вновь появилось над нашими головами, мы уже ничего не боялись…
— Дар! Дар! — Ната, плача и смеясь, опрокинула меня на землю. — Солнце! Солнышко! Оно вернулось! Оно — вернулось, Дар!
— Посмотри на Угара…
Пес перестал беситься и снова застыл, усиленно нюхая воздух…
— А ведь он даже не знает, какое оно, настоящее солнце…
Ната вытерла мокрые глаза, призывно махнув псу. Но тот остался на месте… И постепенно добродушное выражение его морды стало вновь очень настороженным и суровым.
— Враг…
Мы вскочили на ноги. Казалось нереальным, что сейчас, после такой светлой радости, надо вновь чего-то опасаться. Опять бояться того, что может выскочить из-за кустов и напасть. И, тем не менее, пес явно чувствовал чье-то присутствие…
— Вот оно… — Выдохнула, побледнев, Ната.
Из-за холма вынеслось несколько крупных псов. Они мчались в одном стремительном порыве, но увидев нас прямо перед собой, мгновенно затормозили, срывая дерн с земли могучими лапами…
Несколько секунд стояла гробовая тишина. Все застыли каменными изваяниями, не производя ни единого движения. Только молнии, сверкавшие из глаз обеих сторон, выдавали всю степень напряжения… Ближайший к Угару пес ощерил клыки и глухо заворчал. Угар, до того стоявший неподвижно, пригнул голову к земле, ответив ему тем же. Вся стая сдвинулась с места…
— Наточка… — я побелевшими губами подозвал девушку к себе. Она молча потянулась к копью. Руки не дрожали — девушка приобрела опыт в наших прошлых столкновениях, и теперь, перед лицом смертельной опасности, была готова дорого отдать свою жизнь… Я отчетливо понимал, что перевес на стороне стаи: мы находились на открытом пространстве, из-за близости врага лишенные возможности укрыться в зарослях. И это не крысы. Их — девять рослых, мощных и ни в чем не уступающих нашему Угару, псов. Мы могли успеть убить двоих-троих, может, половину стаи — но не больше…
Вожак тем временем повысил тембр рычания. Угар, пригнув морду к земле еще ниже, опять ему ответил — еще более зло и напряженно. Мы понимали: идет выяснение отношений на самом высоком уровне, и, в зависимости от того, у кого первым не выдержат нервы, решится, быть схватке или нет… Вожак выпрямился, бросив на нас очень внимательный взгляд. Он сразу оценил степень опасности вероятных потерь и коротко рявкнул. Вся стая стала нас медленно обходить. Я натянул тетиву…
— Дар…
Ната показала глазами.
— Не стреляй… если не бросятся!
Я кивнул. Это было ясно и так. Угар совершил прыжок и приземлился почти у самой морды вожака. Нас пес оказался меньше ростом, хоть мы и думали, что расти больше уже просто некуда. Тот резко отпрянул, попятившись перед напором нашего пса. Но потом, словно устыдившись своей слабости, издал такое громовое рычание, по сравнению с которым голос Угара мог показаться визгом кутенка! Могучее эхо пронеслось над вершинами холмов и унеслось в степи. Как бы ни был я занят наблюдением за стаей, но не мог не заметить, что после этого рева в травах сорвалось со своих мест несколько теней и принялось убегать со всех ног. На сей раз Угар не ответил — принялся медленно, не приподнимаясь, отползать назад, пока не уперся в мои ноги.
— Сейчас все решится…
Крайняя из собак — как оказалось, сучка, рванулась к Нате. Я спустил тетиву… На счастье, собаки, в этот миг Угар толкнул меня задом, у меня дрогнула рука. Стрела вошла в землю перед самым носом псины! Она отпрыгнула назад и ощерила клыки… Вожак сделал шаг вперед и тоже пригнул голову. Он вновь издал глухое рычание — и тут я, стервенея от ярости, ответил ему собственным, хоть и уступавшим по мощи, но вряд ли — по злобе и готовности к смертельному бою! Стая словно наткнулась на препятствие — все собаки остались на своих местах, а ближайшие даже сделали пару шагов назад! Мы замерли… И тогда, к нашему удивлению, самка, вся сжавшаяся после моего порыва, внимательно на меня посмотрев, медленно подошла к вожаку. Она слегка толкнула его всем телом, и, после этого, залаяв, сразу устремилась в степь, даже не оглядываясь, следует ли за ней вся остальная стая. А затем, будто бы позабыв про нас, словно по команде, и все другие собаки сорвались с мест и кинулись вслед за ней…
Пораженные и напуганные, мы смотрели им вслед, не понимая, что случилось: всего мгновение назад стая была готова броситься на нас! Ната обессилено опустилась на землю. Я кинулся к ней.
— Ната!
Она слабо отмахнулась рукой — сил говорить уже не было.
— Это не просто так… Будь внимательнее, Дар. Они не могли так просто убежать — их что-то спугнуло…
Угар продолжал рычать вслед так быстро убежавшей стае. Он никак не мог успокоиться и нервно реагировал на мои попытки его урезонить. Впрочем, мы и сами чувствовали себя не лучше. Сильный стресс — вначале появление солнца, потом дикие собаки — все вместе было слишком сильным потрясением… Но как оказалось, на этом не закончилось.
Так же быстро, как и рассеялись, прояснившееся небо заволокли новые облака. Налетел сильный ветер и принес темные тучи, низко повисшие над головами и скоро закрывшие от нас это новое солнце. Стало значительно темнее, а может, мы просто успели привыкнуть к краткому мигу, когда все было освещено солнечными лучами. Мы горестно наблюдали за этими изменениями, поражаясь тому, как быстро происходит смена погоды, в течение всего лишь одного часа… Угар стал чаще принюхаться и рвался в степи — в ту сторону, куда убежали собаки.
— Что это с ним?
— Чует сородичей, — я угрюмо отмахнулся, отвечая Нате, опечаленной тем, что тучи опять закрыли от нас светило. — Вот и сходит с ума.
— Нет… Дар, я не знаю, как с вашими предчувствиями, но мне кажется, что нас ожидает хороший дождь!
— Да, будет гроза, — я согласился с ней, подбирая с земли наши вещи. — Не мешало бы поискать убежище, чтобы спрятаться от ливня. Может, поэтому собаки и не стали возле нас задерживаться?
— Дар, это не ливень.
Она смотрела на небо, шевеля губами…
— Что ты, Ната?
— Посмотри сам…
Я повернул голову. На реке происходило что-то странное. Стали во множестве подниматься большие волны, появились завихрения… Все дно словно тряслось!
— Нет… посмотри на небо!
Я поднял голову. Увиденное повергло меня в шок. Над нами проявилась огромная воронка, куда стремительно срывались облака, словно всасываемые чудовищным насосом. Мне сразу вспомнился Тот день, все перипетии которого я так отчетливо видел…
Угар поднял голову вверх и завыл обреченно и тоскливо. Нам с Натой стало не по себе — в этом было что-то зловещее.
— Он кличет беду… — Ната взяла меня за руку.
— Знаю…
Она не спрашивала — откуда? Посвященная в некоторые изменения моей психики, девушка всматривалась в мое лицо, ища ответа… а я, не имея возможности завыть наподобие пса, еле сдерживался от переполнявшего меня чувства ужаса…
— Дар!
Я очнулся. Ната трясла меня за руку.
— Ты где? Что с тобой?
— Здесь… Разве я уходил?
Она свела брови на переносице.
— Ты словно в трансе! Ничего не слышал, не отвечал! Это… оно так сильно действует?
— Так — нет. Первый раз, честно… Я что, действительно тебя не слышал?
— Да. Что это?
— Ната, что-то грядет… Что-то очень серьезное. Раньше я мог заметить опасность, примерно понимая, чего ожидать. Но это…
— Что, Дар? — Ната чуть ли не плача смотрела мне в глаза.
— Не знаю… Я ничего не понимаю. Посмотри на собаку — Угар никуда не стремится больше. Он сидит и ждет… Он знает — то, что будет, будет таким большим, таким огромным, что от него никуда не убежать и не спрятаться. И это не ливень. Наточка… Я не знаю.
Она неожиданно скривила лицо…
— Ты что?
— Ты… Угар. Вы оба стали чужие. А я — одна. Случайно попавшая… Вы пугаете меня! И ты… Ты бы видел свои глаза, когда рванулся к вожаку! Они стали, как…
— Глаза? Ната, что ты… — я крепко ее обнял. — Чего ты испугалась? Я прежний, прежний Дар. И мы с тобой…
Протяжный вой собаки прервал мои слова. Угар вытянулся в струну, выпуская предчувствие чего-то страшного… Все замерло — ни единого шороха не раздавалось возле нас, и мы слышали собственное дыхание! Я схватил Нату за плечо. Девушка вырвалась, испуганно отбегая от нас с собакой — и не видя, что позади нее начинается крутой откос!
— Стой!
Я скорее рявкнул, чем нормально произнес это слово. Ната еще больше попятилась. А в следующую секунду раздался грохот — и будто само небо упало вместе с ним на землю!
Ната широко раскрыла рот, но я ничего не слышал, оглохнув от неимоверного раската! Она нелепо взмахнула руками и вдруг, покачнувшись, стала падать вниз — с откоса в реку. Угар, сбив меня с ног, одним прыжком оказался на краю и, клацнув зубами, успел ухватить девушку за ремни мешка. Она уже скрылась за обрывом, а пес, упираясь лапами и скользя вслед за ней, пытался удержать их обоих от падения. Я кинулся к ним, одновременно выхватывая из-за плеча топор. Одной рукой схватил собаку за заднюю лапу, а второй вбил топор в землю — это было единственное, что еще можно было придумать в эти секунды! Слишком большой вес собаки не давал возможности вытащить их наверх — я мог только сдерживать их падение, скользя рукой по топорищу. Лапа собаки выскользнула из моей руки. Угар сразу съехал еще на полметра ниже. Он продолжал удерживать Нату за ремни, но и сам через мгновение упал вместе с ней в реку. Я закричал, позабыв, что при таком грохоте никто не может меня услышать, и ни секунды не колеблясь, прыгнул вслед за ними. Ледяная вода на миг ошеломила меня. Я судорожно бил руками, пытаясь вынырнуть на поверхность и наконец, увидел перед собой черный бок собаки. Угар продолжал держать Нату, не выпуская ремней из пасти. Я схватился за его шерсть, придерживая одной рукой спадавший мешок. Нас несло течением, ударяя о попавшие в водовороты коряги и бревна. Одно такое оказалось совсем близко — я ухватился за него, подтягивая к себе собаку вместе с девушкой. Борьба с волнами продолжалась около нескольких минут — за это время нас отнесло от места падения на пару сотен метров. Неожиданно Угар, до того придерживающийся лапами за ствол, сильно оттолкнулся…
— Куда?
Угар плыл в сторону берега, унося с собой Нату. Из-за сильной волны я не мог их видеть и терялся в мыслях, не зная, что предпринять. Через минуту Угар вернулся — уже без Наты.
— Угар!
Я обезумел — где девушка? Пес рванул меня зубами за ремень и оторвал от бревна, за которое я продолжал держаться. Он плыл, широко загребая лапами, и тащил меня за собой. Я не мог даже помочь ему, захлебываясь от попадающей в рот воды. Пес вырвался на скользкий берег и уронил меня рядом с Натой…
Отдышавшись, бросился к ней. Девушка была без сознания — вероятно, расшиблась при падении, либо успела наглотаться воды. Рядом с нами, всего в нескольких метрах, в кустарник ударила молния! Запахло жженым, по телу пронеслась холодная волна: мы были на совершенно открытом пространстве, и следующая молния могла попасть прямо в нас! Я поднял Нату на руки, бросив ее поклажу собаке.
— За мной! — я не сомневался, что умный пес догадается, что от него требуется. Молнии с неба стали сыпаться, как град — одна за другой. Каждый удар грома сопровождался огненной вспышкой, и было непонятно, почему до сих пор не начался дождь. Одна молния врезалась в откос, на котором мы только что находились, и часть его, отколовшись от остального холма, стала с грохотом сползать вниз, в беснующуюся реку. Нам нужно было немедленно где-то укрыться! Угар потянул меня за собой — он обнаружил чью-то нору. В этот миг я даже не подумал, что там может оказаться кто-либо, кто не захочет делиться с нами своим убежищем. Я швырнул в отверстие мешки, затем вполз сам и протащил следом девушку. Угар замыкал наш отряд, закрыв собой сразу весь проход. Ната не приходила в себя, я положил ее голову на колени. Снаружи бушевал настоящий обстрел — глаза даже заболели от постоянных вспышек молний, вонзающихся в землю. Грохот стоял такой, что звук орудийного выстрела на этом фоне мог бы показаться лишь шепотом… Холод, усталость, нервное напряжение — все сказалось сразу. Я прикрыл глаза, желая хоть немного отдохнуть, и не заметил, как уснул…
— Дар… Дар?
Моя рука потянулась к ножу. Ната, быстро прижав меня к земле, прошептала:
— Я тебя теперь на расстоянии будить буду!
Она укоризненно улыбнулась. Я опомнился…
— Прости, солнышко…
— А что случилось? Почему так темно? Дар, я помню, что падала в воду? Где мы?
— Ага. Падала. — Я искал фляжку, так как у меня зуб на зуб не попадал… — А мы с Угаром, как истинные герои, прыгнули следом…
Она с сомнением посмотрела на собаку, потом на меня и покачала головой.
— Нет… там же высоко! Я помню!
— Угар успел тебя схватить, — я старался унять дрожь, которую выстукивали зубы. — А потом я поймал его за лапу. Не романтично, но действенно. Правда, пришлось искупаться, так как я вас не удержал. Мы выбрались и нашли вот эту дыру. А в ней мы потому, что наверху идет такая свистопляска, что черту…
— ?
— Молнии, Ната. Без всяких шуток.
— Бедняга… — она положила мне ладонь на лоб. — По-моему, давно уже все тихо. Она пошарила рукой в мешке и протянула мне фляжку.
— Пей!
Ната только охнула, видя, какие глотки я делаю…
— Все, все! Хватит! Тут два стакана!
— Да? А я — ни в глазу…
Коньяк или растирания Наты, но через несколько минут моя дрожь стала утихать. Ната выглянула наверх: гром еще продолжался, но молнии больше не сверкали. Зато начался давно ожидаемый дождь. Идти в такую погоду было бы неразумно.
— Останемся здесь…
Только ближе к ночи дождь стал стихать, и мы увидели, что небо немного прояснилось. Это уже была настоящая ночь: с просвечивающими сквозь остатки туч звездами… Промокшие, продрогшие, усталые и измученные, мы встали возле норы, наблюдая за ночным небом. Все переменилось — земля поменяла свой облик, создав новые реки и горы, взамен исчезнувших. Но звезды — они остались прежними. Тускло сияющие в непостижимых далях, равнодушно смотрящие на нас сверху вниз… Где-то в стороне от вершин виднеющихся теперь скал притулилась огромная луна — мы даже забыли, как она выглядит! Ночное светило стало намного ближе, ярче — или нам, отвыкшим от ее присутствия, так казалось? А теперь, будто слегка размытая по хмурому ночному небу, она отражала свет, падающий на эту степь, позволяя увидеть очень отчетливо настороженность пса, впервые в жизни видевшего это явление, и широко раскрытые глаза Наты…
— Жизнь возвращается, Ната!
Ната прильнула ко мне и уже сама повторила:
— Да… Жизнь возвращается. Но есть ли в ней место для нас?
Я не отвечал, надолго задумавшись, что пришлось нам преодолеть для того, чтобы стоять сейчас вот так, на берегу полноводной реки, наблюдая за звездным небом…
— Есть. И как мне кажется — не только для нас
Мы обнялись и уже вместе, не сговариваясь, стали смотреть в сторону юга, откуда неслись стремительные волны… Там, где вдалеке смыкались в темноте скалы и воды Синей реки, нас ожидал ответ на пока еще не выясненный вопрос: есть ли там те, к кому мы стремились и кого столько искали… Есть ли там такие же, как мы — живые, не превратившиеся в зверей, не потерявшие надежды и человеческого облика — есть ли там Люди? И узнать это мы могли, только продолжив наш поход…
* * *
На этом заканчиваются мои воспоминания о той поре, когда я, вначале один, а потом вместе с девушкой, учился жить в этом мире. О поре, когда нас было только двое, а жизнь и смерть каждого зачастую зависела только от того, кто был рядом.
Мы многому научились. Научились спать на голой земле, часами выслеживать зверя, обходиться самым малым, а главное — научились быть вместе. Но ни я, ни Ната, не могли даже представить, что нас ожидало за таинственной каменной грядой…
Это было -
Возвращение к Людям