Я не всегда чувствовал себя сильным. Присутствие девушки оживило далекие образы. Я представлял себе, что могло произойти там, в чудовищной дали от этих мест — и, лишь стискивал зубы, сознавая полную беспомощность. В минуты слабости Ната, словно чувствуя, молча подходила и брала меня за руки. Мы сидели рядом, наблюдая, как горят дрова в очаге… и молчали. Слова стали не нужны.
Ее присутствие заставляло думать и об ином… Казалось, пожелай я, и то, что представлял бессонными ночами, могло произойти, само собой. Девочка не должна находиться наедине с взрослым мужчиной, к тому же — с глубоко запрятанным в нем, зверем… Я отчетливо помнил все ощущения, возникшие при мысленном общении с Нелюдем. Долго ли я смогу удерживать его в себе? Она — юная женщина. И это очень сложно. Не взирая, на возраст, похоже, знала — или понимала это! — и она…
А я — просто самец, что так ясно дал мне понять погибший получеловек. И каждое прикосновение девушки вызывало во мне чуть ли не судорогу! Рано или поздно, этот самец сорвется… о последствиях я даже не хотел думать. Избежать всего этого можно только одним путем. Привести Нату к людям. Для этого мне предстояло обучить и показать Нате все, что видел и умею сам. Это означало длительные походы, где от реакции и внимания любого из нас зависит жизнь. Я все более склонялся к мысли сделать глубокую разведку вверх по реке. Меня больше не интересовал восток, где все упиралось в воды болота. Если и есть какая-то возможность встретить людей, они не придут оттуда… Следовательно, оставался только один путь. Но так далеко я и сам никогда не забирался.
Я не знал, чем мы будем питаться в дороге. Путешествие могло оказаться очень долгим — на такой срок слишком сложно полагаться лишь на припасы, взятые с собой. Эта проблема еще как-то разрешима для щенка — он мог поедать степных зверьков. Сможем ли и мы, есть то, что ловит наш пес? А иной пищи, только-только начавшая приходить в себя, после Катастрофы, выжженная земля предоставить не могла. Да и та казалась чудом — откуда эта живность взялась, и что они ели сами?
Еще одна веская причина не торопится — существование жутких монстров, способных покончить с нами на любом отрезке предстоящего похода. Голова змея в реке, ящер в озере, крысы и вороны — все они, в состоянии расправиться с путниками, кто поодиночке, а кто — набросившись целой стаей. Это нельзя не принимать в расчет.
Все это только планировалось… Мысли о путешествии пришлось отложить на будущее. Поглядывая на мучения Наты с луком и стрелами, я снова стал задумываться о настоящем оружии. Да, я способен справится с крысой один на один, в рукопашной, могу даже расстрелять небольшую стаю, если успею занять выгодную позицию, но, против неожиданной атаки нелюдя, или, появления ящера — почти бессилен. Особенно — против последнего. И никто не знает, сколько еще сюрпризов приготовила нам природа, окончательно решившая искоренить все привычные виды зверей. Для встречи с ними — я был вынужден это признать! — гораздо лучше обладание, чем-то, более убойным… Достать такое негде. В пору моих блужданий, как бесцельных, так и направленных, я не раз пытался отыскать огнестрел, любого рода — бесполезно. В городе могли находиться тысячи стволов, как пистолетов, так и автоматов, но, по иронии судьбы, я ни разу не наткнулся, ни на один. Единственным местом, хоть как-то напоминавшим о серьезных средствах нападения и обороны, являлась огромная яма, где на дне, вповалку, лежали танки. Тогда я не смог в них проникнуть, да особо и не пытался. Теперь, с беспокойством наблюдая за тщетными потугами девушки, я вновь решил попытать счастья…
— Собирайся.
Ната отложила оружие и удивленно посмотрела:
— Куда? Ты сам говоришь — тренируйся, хоть, до упаду, но, половину стрел воткни в мишень! Я и четверти пока не добрала…
— Вот и говорю — собирайся. Поищем, кое-что, более современное. Если получится.
Ната довольно отложила лук и юркнула в подвал. Я со вздохом забрал лук и колчан, и пошел следом — приучить ее к тому, что даже возле дома оружие следует держать в руках, пока не получалось. Вероятно, именно по причине того, что она не чувствовала себя с ним защищенной.
Весна наступила, или, сезоны года тоже перемешались, как и все вокруг, но нам сопутствовала хорошая погода. Не сильно дуло, не особо лило — в общем, сносно. В первые дни ливни сбивали с ног, а от града запросто можно было получить серьезную травму. Да и мороз, от которого сводило скулы, и напрочь леденели пальцы, давно пропал. Так что я был доволен.
Угар, как водится, умчался вперед. Он заметно подрос, окреп, и уже сильно походил на вполне сформировавшегося, серьезного пса. Я не одергивал его — щенок, если его еще можно называть щенком, не нуждался в понуканиях. Его нос и слух превосходили мой и Наты, вместе взятые, и я более чем доверял ему, уделяя больше внимание тому, что под ногами. А на это уже стоило смотреть:
Поверхность земли практически полностью затянуло травой, очень мелкой, мягкой и гасящей любые шаги. Ее цвет варьировался от зеленого, до коричневого и даже серого — чуть ли не всех оттенков радуги. Ожили ранее искореженные, и, казалось, навсегда погибшие деревья — на ветках появились почки, из которых рвались на свободу крохотные листочки. Еще сильнее это сказалось на кустарниках — они на глазах набирали силу и мощь, тянулись ввысь, устремляясь к несуществующему светилу, отчего вырастали едва ли не в человеческий рост. Воздух казался прогретым, от самой земли тоже исходил легкий парок. Одним словом, хоть солнце, по-прежнему, не баловало нас своим появлением, осточертевшая зима, кажется, закончилась.
— Как быстро…
— Что? — я обернулся к Нате, которая шла за мной, ступая почти след в след.
— Да так… Мысли вслух. Думаю, как быстро исчезли все приметы прошлого. Если не фонарные столбы, рельсы иногда, ну и покосившиеся стены, представить, что мы идем по разрушенному городу, довольно сложно.
— Вот ты, о чем… Да, наверное. Знаешь, я так и предполагал, когда с неба сыпалась вся эта дрянь. По моим прикидкам, слой, выпавший на город, не меньше полутора метров. Не мудрено, что настолько укрыто.
— Пройдет пара лет, и уже никто не сможет сказать, что здесь жили люди.
Я поежился…
— Ну, не так быстро… Мы ведь, живем? Пока существует память — существует и город. Точнее — его остатки. Ладно, хватит о грустном. Мне кажется, мы уже близко.
Провал, где на дне, чуть ли не башня к башне, застыли грозные машины, на самом деле открылся через минуту… Я едва удержался на краю — Ната, задумавшись, толкнула в спину.
— Ой!
— Лучше будь внимательней. Я мог и не успеть схватится за камень. И хорошо, что он не шатается, иначе бы, мы, вместе с ним, уже катились прямо туда…
— Извини…
Я криво усмехнулся:
— Извини? Ната, опомнись. Не то время и не те условия. Тебе всегда нужно смотреть по сторонам, под ноги, слышать шорохи шагов и даже улавливать запахи, которые несет ветер. И все это — одновременно!
— Не много сразу-то?
— Мало, если хочешь выжить. Все, хватит спорить — спускаемся.
Внизу темные башни казались уже не столь пугающими — в большинстве, стволы многих были погнуты, сами танки занесены до башен, и, лишь некоторые, возвышались над другими, словно находились на пьедестале.
— Памятник безумия…
— Ты и об этом имеешь свое мнение?
— Отчего нет? На деньги, которые обошлись в постройку хоть одного такого… — Ната указала рукой в сторону ближайшего танка. — Можно построить жилой дом. Что, в стране у всех была крыша над головой? Конечно, тем, кто выстроил себе особняков да вилл за границей, всегда было наплевать на собственный народ!
— Высоко забралась… Хорошо, некому прислушаться. Да я и не спорю, — Я улыбнулся, глядя на взволнованное лицо девушки. — Только не все так просто. Кроме наших собственных царьков, имелись ведь и другие. И им очень хотелось поиметь и нас, и нашу землю, особенно то, что под ней. Так что, танки тоже нужны… Были, по крайней мере. А теперь, это просто громадный кусок железа, который даже переплавить нельзя. А жаль — столько стрел могло получиться!
— Ты совсем дикарем стал!
— Что делать, приходится. Так, я попробую открыть вот на этой машине люк — твоя задача стоять рядом и таращиться на края ямы. Мы здесь как в ловушке, появятся крысы — бежать некуда. Так что, не отвлекайся на мелочи.
— А Угар?
Я оглянулся:
— Щенок? Ну, ему и приказывать не нужно. Видишь, где он сидит? Наш пес умный… до неприличия. И забираться в яму не пожелал. Оно и лучше — оттуда он все видит и слышит.
— Зачем тогда еще мне становится в караул? Я с тобой!
— Нет. Я понятия не имею, что находится внутри. Если там были снаряды, и я, каким-либо образом, потревожу взрыватель на одном — башня взлетит в воздух выше этого рва.
— Вместе с тобой?
— Надеюсь, этого не случится. Но тебя быть рядом не должно.
— Успокоил. Если там действительно есть снаряды — почему не взорвались в Тот день? Посмотри на танки — их словно швыряли в разные стороны! А ты говоришь… К тому же, допуская твою правоту — от детонации не только башню разнесет, но и все, что в этой яме. Так что, какой резон мне стоять подле танка и глупо озираться по сторонам? Проще вовсе вылезти обратно и отойти подальше… или посмотреть, что там внутри, вместе с тобой! Кроме того — Ната решительно влезла на броню. — Учти, что одна я все равно долго не протяну. На моем острове не водились крысы и нелюди, а у тебя, сам говорил, еще и кошки большие где-то гуляют. Считаешь меня способной убить настоящего льва? Давай, отодвинься…
Я вздохнул, но не нашелся, что сказать упрямой девчонке.
— А как мы его вскроем? Он задраен с внутренней стороны!
— Плохо… — Я осмотрел люк. — Увы, здесь нам не светит. И пытаться бесполезно. Если он закрыт, хоть кувалдой долби — толку не будет.
— Значит, там кто-то был, в момент…
— Не факт. Танки могли перевозить по железной дороге на ремонтный завод — видишь, остатки шпал на краю? Иногда люки специально прикрывали, а потом вылезали снизу, в днище.
— Это как?
— Так. У каждого танка есть отверстие внизу, оно аварийное. На случай, если покинуть машину не представляется возможным обычным способом. На войне такое случается. Правда, в реальности сделать это довольно непросто. Слишком оно неудобно расположено. Но, в обычной ситуации, если внутри только один человек и это делается в спокойной обстановке — пожалуйста.
— Значит, мы в него не попадем. Копать мне как-то не хочется… И нечем.
— Мне тоже. И лопаты, в самом деле, у нас нет. Да времени на это придется потратить уйму. Слезай, поищем более доступный вариант.
Мы обыскали все доступные машины — входные отверстия оказались закрыты у всех, кроме одного. И последний тоже мог оказаться недоступен — если бы не лежал на боку, а в саму башню не воткнулся массивный железобетонный столб, буквально разворотивший люк.
— Однако…
— Слишком узко.
— Да, туда не влезть.
— Тебе — да. А я — худенькая.
— Ната, я бы не хотел…
— А что, есть еще кандидатуры? Дар, я тоже умею быть осторожной. И понимаю, кого или что могу там обнаружить. Не волнуйся так…
Она скинула с себя заплечный мешок, пояс с ножнами, куртку и ужом протиснулась в крохотный промежуток между столбом и сталью. С минуту или две продолжалась тишина. Я уже корил себя за то, что позволил девушке рисковать собой
— Ната…
— Погоди. Темно. Я сейчас зажгу спичку…
— Осторожней…
Прошло еще немного времени. Головка Наты показалась в отверстии:
— Без фонарика ничего не разобрать. А спички быстро гаснут. Но я уверена — снарядов здесь нет.
— А…
— Людей тоже. Если только, в самом низу, где место механика. Но туда не добраться.
— И не стоит. Попробуй нащупать, возле ствола. Как бы тебе объяснить… С правой стороны орудия может оказаться пулемет. Правда, понятия не имею, как его снять без инструментов, но мало ли… Хоть знать будем!
— Даже если есть — что от него проку без патронов?
— Посмотри, а там будем думать дальше.
Ната скрылась во тьме поверженной машины. Я огляделся — Угар спокойно восседал на своем лежбище, посматривая в нашу сторону.
— Ну, хоть в этом проблем нет….
— Ты, о чем? — до меня донеся приглушенный вопрос
— Сам с собой. Как у тебя?
— Не знаю. Я впервые в танке — откуда мне знать, что из себя представляет пулемет, и как он должен выглядеть? Но, мне кажется, тут ничего нет.
— Достаточно. Вылезай.
Я не был особо разочарован. Глупо надеяться, что искомое могло быть обнаружено таким ненадежным образом. Гораздо проще наткнутся на что-то, вроде управления внутренних дел или охранное агентство — там вероятность найти настоящее оружие неизмеримо выше. Но только все эти места давно и очень плотно прикрыты упавшими стенами, крышами, землей и сажей. Нам мог помочь только случай — как тогда, когда я провалился в оружейный магазин, на той стороне города, что находилась за рекой. Тогда это едва не стоило нам со щенком жизни…
Угар, до сих пор безмятежно развалившийся на гребне ямы, неожиданно вскочил и громко залаял.
— Угар?
Я вскинулся — пес прыжками спускался к нам, не смотря ни на какие преграды.
— Что с тобой?
Вместо ответа он ухватил меня за штанину и стал дергать, словно пытаясь показать — отсюда нужно уходить! Я похолодел:
— Ната! Вылазь! Быстрее!
— Что там у вас?
— Вылезай! Живо!
Девушка высунулась в люк, и я буквально выдернул ее оттуда.
— Быстрее!
Мы подхватили мешки и оружие, после чего устремились прочь, из ямы. Едва Ната и я перевалили за край гребня, земля под ногами вздрогнула, и мы оба упали. Только пес смог удержаться, но и под ним все шаталось, словно он находился на крутящейся карусели.
— Отползай в сторону! От края!
Ната испуганно кивнула. Мы с трудом поднялись — и целый склон земли и камней сполз вниз, прикрыв собой единственный доступный проникновению, танк, и прочее, что оказалось поблизости. Землетрясение быстро закончилось — вся тряска продолжалась не более нескольких секунд.
— Я думала, все это давно закончилось…
— Разве у тебя, внизу, такого не случалось?
— Было, да. Но давно, по-моему.
— Не могу сказать того же, насчет города. На моей памяти, подобное едва ли не каждые две недели. И сила толчков, то выше, то ниже. Сейчас, например, круче, чем тот, который я считаю последним.
— Угар нас выручил…
Я привлек пса и потрепал его за загривок:
— Не выручил… Спас. Посмотри вниз.
Ната кинула взгляд в яму…
— Ты тоже, посмотри.
В ее голосе прозвучало что-то, что заставило меня приблизиться к краю провала.
Вся поверхность рухнувшей на танки земли была словно усеяна человеческими останками. Груды костей и полуистлевшей одежды, оскаленные черепа и взметнувшиеся руки…
Ната отвернулась, прикрыв лицо. Я привлек ее к себе и обнял:
— Ната…
— Помолчим, Дар. Не нужно слов.
Некоторое время мы шли молча. Для Наты, запертой на своем клочке земли, видеть останки людей в больших количествах приходилось не часто. И теперь она словно ушла в себя, а я. в свою очередь, не знал, чем отвлечь девушку от грустных мыслей.
— Ната…
— Да?
— Возвращаться назад, вроде как не к спеху. Можем прогуляться к берегам реки. Как ты к этому относишься?
— А у нас все для этого есть?
— А нам ничего и не надо. Я ведь не собираюсь туда, мы просто подойдем, покажу тебе, где мы вместе с Черным перебирались назад, кода удирали от крыс и ящера.
Ната поежилась:
— Не хочется, про ящера…
— Ну, не думаю, что он специально сидит на берегу и поджидает проходящих путников на обед. Может быть, он давно сдох — мало создать монстра, его еще и кормить чем-то надо! А в округе еда не бегает за каждым холмом. Тем более — в воде.
— Ты же ловил рыбу в озере…
Я скорчил гримасу:
— Для его размеров рыбки маловато будет… А крысы, твари умные, и в воду просто так не полезут. Нет, Ната, мне кажется, что многое, что было создано природой в эти месяцы, не совсем жизнеспособно. Вернее, очень даже способно, но не совсем вовремя. Какой он там не здоровый и страшный, без еды долго не протянет.
Девушка спокойно ответила:
— Уверен? Крокодилы могут обходиться без пищи, по полгода, вплоть до того, что впадают в подобие спячки. Из чего вылупился этот урод, не в курсе? Вот и то-то…
— Один ноль… — Я сумрачно кивнул. — Ты победила. Но лучше бы прав оказался я…
Река, еще недавно полностью лишенная воды, доступная пешему переходу, теперь вновь омывала свои берега. Далеко не столь широкая, но гораздо более насыщенная водой, чем раньше. Странное явление — учитывая, что до Катастрофы все ее притоки в основном находились гораздо севернее города, и сейчас просто исчезли в Провале. Впрочем, многочисленные дожди и множество ручьев, возникших в городе, стекали в бывшее русло — отсюда и наполненность водой. Попасть на другую сторону города становилось проблематично — но я ни капли не сожалел об этом. Если одному отряду трупоедов удалось перебраться на мою сторону, вследствие чего погибли люди — пусть отныне сама река защищает нас. Кое-где водовороты свидетельствовали о коварных скрытых ловушках в виде затонувших барж и опрокинутых железнодорожных составов. Кроме того, над всем этим незримо витала зловещая тень громадного чудовища, виденного мною всего лишь раз. Но, до сих пор, я явственно помнил малейшие черты ужасного монстра, с легкостью пожравшего наших преследователей. В схватке с ним у нас не имелось ни единого шанса…
— Это было здесь?
Ната опасливо указала на набегавшие волны.
— Вроде… Уже сложно указать точное место. Тогда воды было меньше впятеро, если даже не больше. А сейчас, тут, от края до края, ни малейшего просвета. Мы шли по крышам вагонов, кое-где, вообще по дну — и я опасался только ям.
— А тот мост, ведь он тоже где-то поблизости?
— Что с того? Его обломки скрыты под водой. Даже, если по ним можно перебраться на тот берег, мне вовсе не хочется пробовать. Твой ящер, в озере… Ты хоть видела его вблизи?
— Наверное, нет. У меня хватало здравого смысла вовремя удрать.
— А я видел. И Угар, тоже. Кто бы это ни был, или, из чего там оно не выродилось, уродина жуткая… И, смертельно опасная. Вот и представь, что мы идем по пролетам рухнувшего моста, а оно подплывает со стороны. Ни мои стрелы, ни зубы пса — ничто не поможет.
— Интересно…
— Ты, о чем?
— Интересно, откуда взялась вода. Ты рассказывал, что в первые дни, тут вообще было почти сухо.
— Не сухо, но, по сути — верно. Только ил, затонувшие суда, обломки и прочий мусор. Для меня это тоже загадка. А еще более интригует, что вода теперь течет во все стороны сразу.
— То есть?
Я усмехнулся, указав рукой на волны:
— А ты до сих пор не обратила внимания? Мы сто раз обходили лужи в Провале, видели водопад, подобных которому не так уж много, и ты до сих пор не задалась вопросом — как это происходит? Неужели не помнишь, куда текла река до Катастрофы? Так вот, в обратном направлении!
— Ничего себе… — Ната удивлено расширила глаза. — Получается, что река поменяла свое направление? И теперь та местность, откуда она вытекает, выше, чем здесь?
— Скорее всего — да. Мы с тобой пока не забирались так далеко в южные степи, иначе ты сама могла бы увидеть, как оттуда виднеются развалины города, словно они в какой-то чаше. Что это, как не возвышенность, по сравнению с этим краем?
— Хотелось бы посмотреть на землю с высоты птичьего полета…
— Поддерживаю. — Я поправил лямки мешка. — Уверен, все вокруг можно открывать по новой. И земле потребуются новые Колумбы, Магелланы…
— Люди ей потребуются, в первую очередь. — Ната сорвала травинку подле ноги и стала ее рассматривать.
— И люди, само собой.
— Странно…
— Что на этот раз?
— Ты много обращаешь внимания на зверей, но, почти не замечаешь преображения в остальном.
— И что же я не увидел?
Ната протянула мне травинку:
— Видишь? Она полна сока, стоит чуть надавить — и пальцы становятся влажными и липкими!
— Я не ботаник, Ната. Мне это тоже заметно, но ни о чем не говорит.
— А мне говорит. Такие особенности присущи тем растениям, которые быстро растут и достигают гигантских размеров.
— Всезнайка. Это тоже из книг?
— Да. И не смейся — я так же знаю все растения в нашей стороне, которыми можно лечить. Если тебе это интересно.
— Да… Похоже, я, по сравнению с тобой — профан, каких свет не видывал. Ну, что ж, профессор, продолжим наше путешествие, а то, если возле каждой травинки-былинки останавливаться, мы рискуем застрять здесь надолго.
Щенок, резвящийся неподалеку, остановился и направил свой взор в сторону реки. Я невольно проследил за ним, но, не увидев ничего особенного, повернулся к Нате:
— Ну что, продолжишь лекцию, или пойдем?
Ната, не отвечая, вглядывалась в береговую полосу, возле которой мы находились.
— Что там?
— Я не следопыт, но вроде, там какие-то отпечатки… И Угар рычит.
Я мгновенно повалил ее на землю и прижал своим телом:
— Даже не дыши….
Ната что-то пискнула, но я перехватил ее рот ладонью:
— Молчи!
Возле нас уже лежал щенок, тоже встревоженный. Это было заметно по его вздыбленной шерсти и оскалу клыков.
— Черт… Нарвались. Угар, где Это?
Я смотрел на пса. Тот мелко вздрагивал, переводя взгляд с набегавших волн на берег и вновь, на воду…
— Отпусти меня. Я все поняла. Дар, пожалуйста…
Девушка легла рядом:
— Он здесь, да? — ее шепот звучал, словно гром средь ясного неба…
— Не знаю. Угар боится…
— А как ты понял, что он…
Вместо ответа я снова прижал ее голову вниз:
— Заткн…Тихо!
Пес навострил уши. Я ощутил холодный пот — чувство, которому есть только одно название! Страх!
Пес вжался в землю, став похож на распластанный коврик. Казалось, он даже перестал дышать. Я едва заставил себя повернуться, вслед его немигающего взора…
Вода в реке вздыбилась, во все стороны полетели брызги — и в серо-черной мути появилась отвратительная морда! Потом показалась испещренная морщинами, спина, длинный хвост ударил по берегу, подняв ввысь ошметки грязи и ила. Монстр вырос над водой, словно встал на невидимые опоры. Затем чудище разинуло пасть — мелькнули громадные, загнутые клыки! Раздалось шипение, переходящее в густой, даже болезненный, обволакивающий рев, от которого стала раскалываться голова. Монстр еще раз издал этот звук, после чего повернулся всем туловищем и с размаху нырнул назад, в глубину мрачных вод.
Я с трудом сдерживал желание закричать… Ната, мышонком затихшая под моим телом, сделала попытку освободится. Я еле разжал объятия — от пережитого, мышцы словно свело…
— Ты весь взмок…
— Уходим отсюда, Ната. И не спрашивай больше — все потом.
Увидев мое лицо, девушка на глазах сама побледнела и больше не произнесла ни слова. Мы подхватили свою поклажу и ползком, потом на четвереньках, убрались подальше от берега. Лишь когда между нами и водой стало не меньше тридцати, а то и более шагов, я поднялся и рывком поднял девушку.
— Все потом — повторил свои слова, и вскинул на плечи ее мешок. — За мной и не оглядывайся.
Мы устремились прочь, как можно дальше от страшного существа, снова вставшего на моем пути. Только случайность, а вернее — острые глаза Наты, уберегли нас от столкновения, в котором я не рассчитывал остаться победителем.
Ната, успокоившись, первой подала голос:
— Так как, насчет крокодилов?
— Злорадствуешь? — Я внимательно осматривался, решив стать вдвое осторожнее. То, что девушка первой обнаружила присутствие монстра, мне понравилось. Не понравилось другое — что я сам слишком увлекся разговором, отчего потерял бдительность. После того, как наставлял Нату, это выглядело глупо…
— Не переживай. — Ната, с присущей ей проницательностью, догадалась о моих переживаниях. — Я тебя заболтала, а сама просто посмотрела на Угара. Вот и увидела, первой…
— Заметить следы на влажном песке, где их могло смыть любой набежавшей волной — не просто. Ты молодец.
— Спасибо. Как насчет медали?
— ?
— А что, награда не положена бойцу?
— Иди уж… Боец.
Мы возвращались к нашему холму, не той дорогой, какой пришли. Я едва узнавал местность. Или, буйное оживление растительности так сильно скрыло привычные очертания, либо, все эти тряски земной поверхности изменили ландшафт.
— Заблудились?
— Не думаю. Хоть солнца и не видно, но стороны света я чувствую, словно они нарисованы на небосводе.
— Ого?
— Ну… Я не знаю, как тебе объяснить. Может, не совсем так. Только на востоке всегда несколько темнее облака, а ближе к вечеру они еще более сгущаются. Сама подумай — солнце садится на западе, следовательно, ночь тоже приближается с востока. Вот и вся премудрость.
— Видеть все оттенки на небе… Хороша премудрость. Для меня, так все одного цвета.
— Научишься.
Угар, скрывшийся в зарослях, вдруг подал голос. Я моментально выхватил стрелу и приложил ее к древку лука. Повинуясь молчаливому указанию, Ната юркнула в ближайшие кусты. Идя на голос пса, я вышел на небольшую поляну, с одной стороны, словно сломанную посередине и вздыбившуюся вверх. Судя по свежему излому земли и вырванной траве, последствие недавнего землетрясения. Угар стоял возле него, топорща шерсть на загривке.
— Довольно.
Я осторожно погладил пса по голове.
— Что вдруг, шум поднял? Мало нам такого попадалось?
Пес мотнул башкой и рванулся по откосу вверх. Я поднял глаза — толчок высвободил боковую часть автобуса, в выбитых окнах которого застряли трупы… Судя по сохранившимся, даже заиндевелым телам — все последние месяцы они находились, словно в глубокой заморозке. На почти общем фоне, где земля была горячее воздуха — довольно редкое явление. Но, не совсем необычное. Такое встречалось ранее — как и озеро, где до сих пор не растаял лед. Я довольно спокойно отнесся к увиденному — пока не подошел достаточно близко. В автобусе ехали дети…
За спиной кто-то вскрикнул — я мигом развернулся и зажал рот Наты рукой.
— Мн… Мам…
— Не нужно, Ната. Они погибли… Давно.
— Мне показалось, что кто-то шевелится.
— Они оттаивают… Я видел подобное, раньше. Не часто, но видел.
— Посмотри на Угара…
Я обернулся к псу. Тот сосредоточенно обнюхивал землю, после чего отбежал в сторону и снова вздыбил шерсть. Там поверхность слегка отсвечивала глянцем, словно отражаясь от невидимых лучей.
— Это глина. Угар не будет лаять просто так. Там следы.
— Чьи?
— Сейчас узнаем…
Я приблизился к щенку. Отпечатки напоминали те, которые оставались от трупоедов, но, вроде, несколько отличались. В любом случае, мне это не нравилось — поблизости рыщет стая, и это грозит осложнениями. Даже, если это знакомые крысы — они могут быть страшны своим количеством!
— Уходим, Ната.
— Уходим? А… Они? — Она указала на автобус. Я пожал плечами:
— Они? Останутся.
— Но ведь их съедят!
— Они — мертвые, Ната.
— Они не заслужили этого!
— Ты много видела живых? В городе, что здесь, что на той стороне, что внизу, в Провале — только трупы. Мы не можем похоронить всех. Ты сама это знаешь.
Ната опустила глаза и угрюмо повторила:
— Знаю. Я все знаю. Ты сам сказал — я мало похожу на маленькую девочку-подростка. Вот и послушай… Взрослого человека. Я не предлагаю хоронить всех. Я понимаю, это невозможно. Но… Ты сам, сможешь оставить их, вот так, на съедение крысам?
— Смогу. — Я сдвинул брови, силясь не сорваться на резкий тон. — Если выбирать, жизнь живых или смерть мертвых — я выбираю жизнь.
— Дар! — Ната заломила руки на груди. — Это — дети! Посмотри на меня! Я тоже… Тоже…
— Только что ты сказала иное. Вот и веди себя… Соответственно. Мы не станем их собирать, не будем складывать костер и не сложим их останки. Они останутся, как были, и мы просто уйдем. Если сделаешь хоть шаг — твои следы будут так же впечатаны в эту глину, как и следы трупоедов. И поверь мне — они умеют идти по ним, не хуже Угара. Ты хочешь, чтобы мы сцепились со стаей людоедов? Ушли они к себе, или, бродят среди руин — одному небу известно. Но я не стану это сейчас выяснять. Хватит одного ящера! Мы чудом избежали столкновения — в этом и твоя заслуга. Не порть этот день своими капризами. Мертвым не нужны могилы…
— Им нужен покой! Так неправильно! Не должно быть!
— Не кричи. — Я устало прислонился к дереву. — На звуки твоего голоса сбегутся все хищники в округе. И не проси больше… Можешь считать меня кем угодно, но ты и шагу не сделаешь туда… к ним. Я все сказал.
Ната нахмурилась, после чего глухо произнесла:
— Пусть так. Только скажи… Зачем тогда жить?
— Зачем?
— Да. Зачем. Мы все больше превращаемся в дикарей, лишенных нормального, человеческого сочувствия. И, рано или поздно, вообще перестанем, кого либо, жалеть. Вот и спроси себя — тебе нужна такая жизнь?
— Вот как ты повернула… Умно, что тут скажешь. Только не рассчитывай, что я тут же умилюсь и позволю тебе сделать глупость. Говори, что хочешь — но делай, как я скажу. А я еще раз повторяю — мы уходим отсюда прочь. И, чем скорее — тем лучше. Над нами темнеет, это верный признак надвигающегося дождя. Я очень надеюсь, что он будет хорошим, вроде прежних, когда и шагу невозможно. Тогда трупоеды, вздумай вернуться, не найдут нас и не пустятся в погоню. Все, Ната, демократии не будет. Вперед.
— Я не…
— Вперед! — Наверное, я рявкнул, отчего девушка даже отшатнулась. — Достаточно разговоров!
Мы отошли на порядочное расстояние, когда Ната, все время хранившая молчание, робко произнесла:
— Дар…
Я не отвечал, все еще взбешенный ее глупым упрямством. Девушка забежала вперед и встала передо мной.
— Если я виновата — ударь.
— С ума сошла?
— Помнишь свои слова? Для чего ты меня вытащил, помнишь? Кто-то говорил, что не будет превращать меня в рабыню!
— Считаешь это рабством? Тогда и я, кое-что напомню — как кто-то обещал слушаться, если этого требуют обстоятельства. Сегодня мы дважды избежали столкновения с хищниками. Но, если в первый, это целиком твоя заслуга, то вторым ты могла напрочь перечеркнуть все остальное. Я не знаю и даже не представляю, кто мог быть возле тех тел… И я не могу убить любого зверя, оказавшегося на нашем пути. Хочешь погибнуть?
— Я…
— Все, Ната. Считай меня, кем хочешь, но запомни, раз и навсегда! Если я приказал бежать — мы бежим. Если сказал драться — деремся. Придется лежать в воде и грязи — будем лежать. Придется молчать весь день и мочится в штаны — будем делать и это. Все споры, рассужденья и варианты — потом. Либо — смерть. Люди гибнут по разным причинам, одна из них — слишком много мнений. Я соглашусь с тобой, если не прав, я поступлю иначе, если ты сможешь меня убедить в обратном — но, только тогда, когда для этого появится время и место. В любой ситуации, где нужно принять решение быстро, больше никаких возражений. Ты поняла?
Ната ткнулась лицом в мою грудь.
— Прости…
Я молча обнял ее, уже сожалея о резком тоне.
— Я обещаю слушаться. Не сердишься?
— Сержусь. — Я криво улыбнулся. — Придем домой — отшлепаю тебя ремешком по мягкому месту.
— Не педагогично…
— Зато действенно и практично. И запоминается надолго.
— Нельзя меня, по этому месту. Я уже большая.
— Очень хорошо. Не промахнусь.
— Ой, боюсь! — Ната лукаво посмотрела на меня и, не выдержав, прыснула в ладошку. — Я буду хорошей девочкой!
— Шпана ты, а не девочка…
На ночлег я решил расположиться возле давно облюбованного убежища — прошлые рысканья по городу не прошли даром. Оно представляло собой полуразвалившийся дом, в былую пору сложенный из деревянных бревен. Как ни странно, но если и попадались более-менее уцелевшие сооружения, то в основном именно такие, имевшие лет по сто на своем веку… Зато бетонные и кирпичные дома рассыпались буквально в прах. Дом, собственно, тоже не уцелел полностью, но парочка стен еще держалась, а также просевшая до земли крыша. Этого хватало для защиты от непогоды, кроме того, стены не позволяли никому напасть со спины. Перейдя небольшой ров, служивший еще одним естественным укрытием, я указал Нате на котелок, а сам стал собирать топливо — следовало поужинать чем то, более существенным, нежели галеты и сушеное мясо. Устав от дороги, мы быстро поели, после чего я расстелил плащ-накидку на срубленные ветви и велел ей ложиться спать. Ната не отказывалась — мы прошагали не менее двадцати километров, если можно перевести в расстояние то, что приходилось на постоянные подъемы и спуски, прыжки и карабканье по кручам. Город настолько стал похож на скопище изломанных скал и холмов, что любое направление, которое не вело в степи, превращалось в испытание выносливости и нервов.
Сложив несколько досок крест-накрест, я насыпал углей между ними — способ, вычитанный или подсмотренный где-то, м как нельзя лучше подходящий в нашей обычной ситуации. Можно практически не следить за огнем — доски и прочее топливо будут потихоньку гореть, согревая нас теплом и отпугивая огнем нежелательных гостей. Покончив с заботами, я присел на шкуру…
Я смотрел на лицо спящей девочки… Слишком безмятежное, слишком доверчивое и такое спокойное, словно нас не окружал совершенно чуждый, опасный и враждебный мир, а ее постель состояла не из наброшенных на ветки шкур, а мягкой и уютной перины. Наверное, в ее снах, так и было — а жуткие картины настоящего исчезли, заслоненные приятными воспоминаниями. Но реальность заставляла меня вглядываться не только на Нату — я вслушивался в шорохи ночи, улавливая малейшие изменения от дуновения ветра, поскрипывания сухих веток и осыпающегося песка. Угар, пристроившись возле костра, тоже прядал чуткими ушами, не поднимая лобастой головы с лап. Пока все спокойно… Настолько, насколько это вообще возможно — после всего, что мы вынесли. И какой же далекой стала та, прежняя жизнь, размеренная и известная на годы вперед. В ней я не имел возможности, вцепится врагу в глотку, вонзить в него нож и увидеть чужую кровь на обагренных руках — а сейчас я убивал, защищая уже не только свою жизнь! Я чувствовал себя воином, охотником, бродягой и еще много кем. Но, прежде всего — человеком! И именно эта, страшная Катастрофа, сделала меня таким, каким я стал! Она же взяла за это самую большую плату…
И теперь, вглядываясь в подрагивающие ресницы девочки, я спрашивал себя — стоит ли это ощущение тех миллионов погибших, что лежат под руинами и землей?
Угар навострил свои уши, а затем мгновенно оказался на лапах. Я проследил за его взглядом — пес уставился на темный силуэт нависшей стены.
— Тихо…
Положив стрелу на излучину лука, и, слегка изменив позу, я медленно повернул голову. Угар не лаял — вероятно, то, что потревожило нашего щенка, не представляло угрозы. Но умный пес мог молчать и по другой причине — чтобы не привлечь лишнего внимания к нашей стоянке. Однако, нас все равно выдавал огонь…
Я отодвинулся в тень, где осторожно, стараясь не производить шума, приподнялся на одно колено. На фоне лунного неба любой, кто мог оказаться на стене, представлял собой идеальную мишень. Но мы были лишены возможности увидеть, что либо, в лунном свете, мне оставалось лишь полагаться на чутье Угара, да собственные ощущения. Сейчас они молчали…
Пес стоял неподвижно — он, в отличие от меня, «видел» чужака, хотя бы своим замечательным носом. Продолжая его взгляд, я тоже уставился на сливающиеся тени на гребне. Что-то шевельнулось там, наверху — и я вскинул лук!
Сухой щелк, столь же тихое падение — и Угар, сорвавшись, в пару прыжков оказался возле сбитого существа. Взяв его в пасть, он поднес добычу к костру и положил ее возле моих ног. Я поддел его луком, желая понять, в кого угодил смертельным выстрелом.
Перепончатые, распластанные крылья, оскаленная мордочка, худенькое тельце — моей добычей оказалась самая обычная летучая мышь! Но, не совсем обычная по размеру… У этой размах крыльев составлял примерно мой шаг, а тушка весила с пару килограмм. В остальном, оно мало походила на страшного монстра, отчего я даже несколько удивился — в последнее время нечасто приходилось видеть и встречать знакомых представителей прежней фауны. А, если совсем точно — вовсе не приходилось…
На стене вновь что-то мелькнуло, а Угар опять принял стойку — очевидно, наш ночной гость прилетел не один. Вряд ли, стая этих созданий, могла нам навредить, даже в очень большом количестве. Я сел на валун, продолжая изучать мышь:
— Кажется, судьба нас решила побаловать… Мышки не агрессивны, не слишком крупны и не собираются употребить нас в качестве закуски. Учитывая последнее обстоятельство, я не буду тратить стрелы на бессмысленную бойню. Тем более, что и попадание вышло случайным — в такой-то тьме! Короче, Угар! Хватить валять дурака, это не охота. Ложись и грей свои бока, благо горит огонь и можно не бояться нападения родственников этих милашек. Настоящие трупоеды вряд ли дадут нам такую возможность. А эти… Пусть себе сидят.
— Ты снова разговариваешь сам с собой?
Ната приподняла головку и потянулась к легкому копью, которым я ее вооружил.
— Не тревожься. Угар почуял живность, но она не опасна. Можешь спать дальше.
— Уснешь с вами… — Ната уселась поудобнее. — Мне показалось, или ты в кого-то стрелял?
— Да. Вот в это…
Она спокойно посмотрела на пробитую стрелой мышь:
— Не маленькая… Почти не изменилась.
— Меня это тоже поразило.
— Если так… Может, не все стало иным? И наши тревоги, на сей счет, не так уж велики?
— Кто знает? Она, хоть и не отличается от прежней, но куда крупнее. А природа, мне кажется, не меняет ничего без смысла.
— Значит, есть смысл и в них. Ты говорил о комарах, у болота. Для таких мышек, те мошки — самое то.
— Вполне возможно. Но здесь не болото, а до реки уже далеко. И водоемов поблизости я не припомню.
— Это ничего не значит. Они совершают перелеты в поисках корма. А на развалины присели отдохнуть.
Я кивнул, соглашаясь.
— Тогда возникает другой вопрос…
— Откуда взялись? Ну… Насколько я помню, в горных ущельях мы видели много таких… В смысле, раньше и прежних.
— Есть одно — Но! До гор, отсюда далековато…
Ната задумчиво оперлась подбородком на ладонь:
— Да. Далеко. Если только они не стали ближе.
Я вскинул глаза на девушку:
— Это как?
— Так же, как и берег моря. Ты мог себе представить, что оно окажется так близко?
— Нет…
— Вот и горы. Это раньше до них было далеко. Что, если сейчас выросли новые? Выше и ближе прежних?
Я покачал головой:
— Ну, знаешь… Одно дело — море. Об этом как-то много говорили, можно сказать, предупреждали. Глобальное потепление и прочее. Тряхануло землю, что-то там сместилось, континент просел — вот и вода.
— А также его сдавило с другой стороны, другим континентом — такую мысль не допускаешь. К тому же — очень быстро и очень-очень сильно! Раз стало возможно тряхнуть, как ты выразился, всю планету!
Отвечать Нате я не стал… Не потому, что считал ее не правой, скорее, наоборот — в рассуждениях девушки имелась здравая логика. Но, допуская такой вариант, приходилось признавать и иной — до моей семьи не просто, далеко. До нее вообще, никогда не добраться. А я, вместо того, чтобы пытаться совершить невозможное, поглядываю на девушку, сидящую напротив, с вожделением оголодавшего самца…
— Дождь начинается…
Я выставил ладонь — капли, пока еще редкие, потихоньку стали ударять по расстеленным шкурам, одежде и нашему костру.
— От часу не легче!
— Ты сам хотел.
— Хотел… Ната, под дождем бревна гореть не будут. Нужно набрать, что-нибудь, помельче. Задвинемся поглубже, под плиты, и разведем костер снова…
— Поняла. Только ничего не видно.
Я вытащил головню — при ее свете девушка стала собирать все близлежащие обломки древесины, натасканные перед ночлегом. Дождь усиливался на глазах, и мы старались спасти от воды все, что можно — от сырых дров мало толку.
Ночь прошла беспокойно — огонь, несмотря на все усилия, затух. Ветер нес секущие капли под углом, стреляя ими, словно маленькими, жгучими пульками.
— Холодно…
— Иди ко мне.
Я укрыл Нату с головой. С другой стороны, притиснулся Угар — и мне даже стало тепло от двух горячих тел. Девочка снова заснула — несмотря на ветер и дождь, превративший округу в жидкую грязь.
Рассвет я прозевал, что было не удивительно, при низко нависших тучах. Тем не менее, стало несколько светлее и осточертевший за ночь, дождь, наконец, оставил нас в покое. Но, о продолжении путешествия, не стоило и думать — в мокрой одежде и сырой обуви.
Чувствуя себя разбитым, я разбудил Нату. Пока она отыскивала хворост, я вытащил топор и стал рубить сами бревна — топлива, заготовленного ранее, могло не хватить.
Ната, еле справляясь, несла целую охапку поленьев, которые отыскала поблизости. Возле нее крутился Угар, вконец запутавший бедную девушку. Я прикрикнул строго:
— Угар, хватит! Отойди от нее!
Он нехотя отбежал в сторону. Ната, сбросив вязанку, задыхаясь, произнесла:
— Как он слушается… Все понимает, да?
— Только сказать не может. Еще бы дрова таскал — совсем цены не было.
— А ты пробовал?
Она приманила щенка и стала нагромождать на него ветки. Угар возмущенно залаял и стал сопротивляться всеми силами — ветки летели в разные стороны. Я покачал головой и вернулся к прерванной работе. Звон ударов далеко разносился над руинами — я не жалел сил. Оставался еще один взмах, когда все вокруг стало очень быстро темнеть.
— Что это?
Ната испуганно вскинулась и посмотрела наверх. Я тоже оторвался от своего занятия, не понимая, что случилось. Темнота сгущалась с каждой минутой, нет — секундой!
— Сюда! Ко мне, быстрее!
Не зная, что предпринять, хотел, чтобы мы все — и Ната, и щенок — были рядом. Девушка и Угар быстро подбежали ко мне, и вовремя! Еще через несколько секунд кромешная тьма окутала все вокруг. Мы не могли видеть даже свои пальцы, поднося их к лицу вплотную…
— Мне страшно!
Ната прижалась ко мне, ища защиты от новой напасти, обрушившейся на наши головы. Рядом тихо вздрагивал пес — он все-таки еще был щенком, несмотря на размеры и уже одержанные победы над грозным врагом. Угар даже стал было поскуливать, но я цыкнул на него, опасаясь появления в этой темноте еще каких-нибудь, злобных монстров.
— Что это, Дар?
Ната шептала, осипнув от волнения и вздрагивая всем телом. Я сглотнул и промолчал — ответить нечего. Что-то чудовищное опять происходило с землей — и с нами. И рядом не было никого, кто мог пояснить нам природу происходящего явления.
— Это смерть. Я чувствую!
— Нет! Пока мы живы — это не смерть! Никогда не сдавайся — даже если уже нет сил! На нас никто не нападает. И еще ничего не произошло… кроме темноты. Будем держаться все вместе. И ждать.
Она всхлипнула — обреченно и жалостно.
— А вдруг, это навсегда? Вечная ночь…
— Не думаю.
Я старался ее успокоить, а у самого кошки скребли на душе… и пот холодными струйками сбегал по спине. Такого ужаса не испытывал уже давно. Даже появление нового чудовища не смогло бы вывести меня из себя так сильно, как эта необъяснимая тьма. Угар, от избытка чувств, принялся было подвывать — я пнул его в бок, жестко приказав:
— Заткнись! Не хватало еще, чтобы ты к нам привлек кого-то из ночи…
Он тоже дрожал, и я ухватил его за холку, опасаясь, что он может обезуметь и броситься со страху, очертя голову, в темноту и ужас этой внезапной тьмы.
Ната почти беззвучно плакала, шепча:
— Зря все… Лучше бы, это уже случилось. Все, не так жалко умирать — и мне и тебе…
Она так тихо это произнесла, что я решил, что у меня начинаются галлюцинации… Что случилось, отчего не жалко? Не стал ничего переспрашивать, сочтя все вопросы на этот счет неуместными
— Ната… Я с тобой. Что бы ни случилось — я рядом. Не бойся. Мы еще будем жить, вот увидишь!
— Дар, — она вдруг перестала всхлипывать и повысила голос. — Я, кажется, знаю!
— Что?
— Я догадываюсь… Мне так хочется, чтобы это оказалось правдой!
— Да что же? — я почти кричал на нее, сам теряя голову и желая, как можно скорее узнать причину темноты.
— Это — затмение! Солнечное затмение! Просто так темно, потому что солнца мы вообще…
— Не видим! Я понял, Ната!
Она снова повторила, словно убеждая в этом не только меня, но и саму себя, в первую очередь.
— Затмение… Это затмение.
Я обнял их обоих и крепко сжал — будь что будет… Наверное, прошла вечность. Первым заметил еле уловимые проблески Угар: он так громко залаял, что мы от испуга подскочили и больно ударились головами.
— Свет! Свет на горизонте!
Нет, это было не солнце. Так же быстро, как и пришла, темнота ускользала громадным пятном на запад — а за ней возвращалась привычная, полусумеречная зона, в которой наши глаза научились видеть все, как при ярком свете…
— Ната! Наточка… Это было затмение — ты не ошиблась!
Она молчала — ее колотило от пережитого, и она не могла вымолвить ни слова. Я бережно поднял ее на руки, и, бросив на месте заготовленные поленья и топор, отнес на накидку.
У нее вновь был шок — подобный тому, какой я уже один раз видел… Я очень опасался, что психика Наты, надорванная испытаниями, сломается совсем. Я нес ее обмякшее, ставшее вдруг таким родным тело, и сглатывал выступившие слезы — только бы она выдержала!
Наверное, именно страх перед будущим или вид настоящего погубили тех, кто выжил в первые дни. Я не успел испытать его в полной мере: попав в первые часы катастрофы в провал, под многометровую толщу земли, и выбравшись затем наверх — пропустил в это время все, что стало причиной массовой гибели людей. Отчего, как — ответа не было. Неведомое излучение, неизвестное оружие — уже не имело никакого значения. Я не стал свидетелем этого из-за падения — так же, как Ната. Мы оба не были на поверхности земли какое-то время — может, это нас и спасло. Вряд ли мы одни оказались такими счастливчиками, кто смог укрыться по желанию или против воли. Но я, когда вышел на поверхность, почти сразу потерял представление, что со мной стало: все было, как в полусне, сквозь который не могло пробиться понимание происходящего… и в этом не было страха. Как это вынесла Ната — не мог себе даже представить. Возможно, в душе девушки пронеслась такая буря, что ее отголоски, нет-нет, да и выплескивались при случае наружу. Страх тоже мог убить…
Вокруг все полностью прояснилось. Ната все еще не пришла в себя, и я решил подождать до обеда. Как она не легка, но вряд ли девушка весит менее сорока килограмм. А прыгать с подобным грузом, с камня на камень, часами — не всякий спортсмен выдержит. Я присел, посадил ее на колени и стал слегка поглаживать по волосам, надеясь, что это поможет ей быстрее очнуться. Постепенно ее дыхание совсем выровнялось, веки вздрогнули, и она раскрыла глаза.
— Где я?
— Все в порядке. Ты — со мной. Мы живы. И ты, и я, и собака. Вот он, машет хвостом… Все осталось прежним. Как ты?
— Уже лучше… Намучаешься ты со мной, Дар. Я — больная женщина!
Я слегка усмехнулся:
— Что ни день, то новости. Еще утром ты была ребенок. А к обеду — женщина… Слог-то, какой! Это пройдет, Ната. Это всего лишь испуг, не более. И… Я ведь тоже испугался. Так что не вини себя ни в чем. Если сравнивать — ты очень смелая девочка. Не каждый мог бы, так вот, в одиночку, на острове…
Она через силу улыбнулась.
— Постараюсь больше не падать в обморок.
— Ничего. Не нужно стараться — это нормально. Если уж мужчины впадают в истерику, то вам, девочкам, по всей вашей женской природе, положено это делать.
— То девочка… — она еще раз улыбнулась, — то женщина… Сам-то, следишь за речью? Ну вот кто я для тебя, скажи честно?
Я отвел глаза в сторону.
— А это важно? Ты — мой друг. Подруга… Ната. Наточка… И все. Этим все сказано.
Она молча уткнулась мне в грудь, стиснула пальцы на моей спине — ее сотрясала дрожь…
— Спасибо тебе… За то, что ты есть.
— Глупости…
Я поднял ее. Дрова стали забыты: мне хотелось нести ее на руках, хоть до самого края города… Я решил возвращаться домой — уже не оставалось ни желания, ни сил, продолжать это, не очень-то удачное путешествие. Кроме того, не хотел подвергаться еще какому-нибудь, испытанию, полагая, что за последние дни их более чем достаточно. Но я ошибался — настоящие испытания ожидали дома…