Прошло несколько дней… Угар, столь жутким образом изменившись в размерах, ничем не выказывал агрессивности, и я, постепенно, все еще ожидая, какого-либо подвоха, успокоился. Пес вел себя так, словно остался прежним — что ж… Я тоже перестал ожидать скрытой угрозы в наш адрес. Тем не менее, Угар после этой ночи даже как-то остепенился, перестал беспричинно носиться и убегать. Более того, ранее признавая из нас двоих хозяином только меня, теперь начал слушаться и Нату — что раньше достигалось с трудом! Видимо, стал не только больше, но и взрослее… Само собой, что и Ната, не уставала восторгаться его способностями, расхваливая пса при каждом удобном случае. Я помалкивал…

Тот поздний вечер, завершившийся так нелепо, мы, не сговариваясь, не вспоминали… Я стыдился самого себя и того, как ловко обездвижила меня молодая девчонка — а она… Она вела себя так, будто ничего и не было.

Ната физически окрепла — это стало заметно не только по тому, как лихо она поставила меня на место. На округлившихся щеках появился румянец, исчезла отдышка и нездоровая одутловатость, присущие однообразному питанию и отсутствию физической активности. Да, на ее островке, ограниченному в размерах, особо не разгуляешься… но здесь, где во все стороны можно идти несколько дней до естественной преграды, отсиживаться в подвале — тоска заест! Пора выходить в настоящие походы — с частыми ночевками вне стен нашего «дома», с опасностью наткнутся на зверей, с возможностью встретить людей…

Мы уже давно перестали бояться нападения крыс: за все время, пока здесь находились, эти твари ни разу не нарушали границ «моего» города. Не считая той, особенно вонючей, буро-коричневой бестии, которую убил щенок в подвале до нашего возвращения, иных крупных хищников в районе не водилось. Тем не менее, без оружия я из подвала никогда не выходил, принуждая и Нату следовать этому правилу. Не только крысы-переростки могли покуситься на нашу жизнь — я хорошо помнил появление у края болота существа, лишь издали напоминавшее собой кошку. Ее размер, ужасающие клыки и мощь, с которой она разодрала одну из убитых крыс, говорили о враге куда более опасном, чем более привычные трупоеды.

— Помыться бы…

— ?

— В бочке тесно. И неудобно.

Я скептически повел бровью. В принципе, она права. Даже мне, не особо привередливому, приходилось каждый раз чертыхаться, ворочаясь в тесноте бочки, а само мытье напоминало аттракцион, где заключительным аккордом служило умение не свалиться вместе с ней, когда приходила пора выбираться наружу. Я давно собирался сделать из очага что-то вроде печи, чтобы более экономно расходовать дрова, а заодно, не греть постоянно воду. Ната мне помогала: я клал кирпичи, вынимая их из формочек, которые сбил из досок, а она в эти формы накладывала глину, перемешанную с пеплом — при высыхании получалась почти каменная смесь. Вот и сейчас у нее были измазаны обе руки. К работе привлекли даже пса — он топтался по вязкой глине широкими лапами. Вес у Угара, уминавшего в день по две кастрюли каши, быстро набирался. Он стал намного больше, чем у Наты, которая тоже не жаловалась на отсутствие аппетита. Пес вообще рос не по дням, а по часам. Вся его нескладность быстро исчезла — расширилась грудная клетка, окрепли и без того мощные мышцы, а шерсть стала свисать до самого пола. С такой шубой можно не бояться даже самых лютых морозов, и мы стали опасаться, что они могут вернуться. Не зря же шерсть так выросла! Природа не могла напрасно его наградить… но наши опасения не подтверждались. Зима уходила, отдавая свое место прочно воцаряющемуся теплу. Похоже, что перерождение ему даже понравилось. Если в первые дни он еще путался в собственных лапах, то скоро привык и очень быстро понял всю выгоду, которую они ему принесли. Ходить и прыгать, по острым каменным граням на них стало очень легко: мягкие подушечки не только предохраняли от порезов, но и обеспечивали бесшумность. Ну а острые когти позволяли взобраться в такие места, куда он, будучи обычным псом, вряд ли смог попасть. Не скрою, я с замиранием сердца следил за «щенком», все время, ожидая, что нечто подобное может произойти и с нами. Ната, понимающая мои опасения, заметила, что кое в чем, я тоже не остался прежним. В первую очередь, это волосы. Она помалкивала до поры, предпочитая считать их цвет естественным — в смысле, окрашенным. Но, не желая досаждать расспросами, относительно такой странной окраски, ничего не выясняла. Теперь же, видя, что никакое мытье не возвращает им истинный оттенок, она не удержалась…

— Откуда это у тебя?

Я объяснил — насколько смог. Вернее, ничего не объяснил, потому что и сам не знал ответа. Ната, смущаясь, призналась — она уже сделала вывод. По ее мнению, я тоже подвергся частичному перерождению. Это полностью соответствовало тому, что со мной было… и она вопросительно уставилась на меня темными глазами. Пришлось еще раз посвятить ее во все, что я испытал вначале, когда выполз из подземелья… Особой реакции не последовало — Ната лишь закусила губу и больше не возвращалась к этой теме. Я решил, что она не знает, как реагировать мои признания… и умолчал о том, что «частичное», верно только отчасти. Собственно, я и сам этого не знал…

Мы с девушкой оказались, в общем-то, неплохими печниками. Очаг получился на славу! Если и не так, как у специалистов, то, ненамного хуже. То, что от него требовалось, исполнял хорошо. Я хотел так же найти подходящий бак и установить его на печке, чтобы не ставить на огонь ведра всякий раз, когда нужна горячая вода. Даже мытье нехитрой посуды и то надоедало, если мыть холодной водой. Что упоминать о том, что моющие средства как-то быстро стали исчезать с полок — в прежние времена, когда я жил один, я как-то не заморачивался проблемой грязной посуды… Но Ната оказалась такой чистюлей, что была готова перемывать все до зеркального блеска!

Теперь она снова спала у себя… Те две ночи, которые она провела на моей стороне, остались в прошлом. Они испытали меня на прочность и основательно подпортили нервы. Я старался обращать на девушку внимания не более чем как на товарища, по несчастью. Это далось нелегко — товарищ оставался особой противоположного пола…

Вечером, взобравшись на вершину холма, я долго всматривался в горизонт. Мрачная взвесь, столь пугающая в первые дни, практически пропала — больше ничто не напоминало о странных щупальцах, тянущихся с неба до самой земли. И, если солнце, по-прежнему, не торопилось пробиться своими лучами сквозь темные облака, света все же хватало, чтобы увидеть окрестности на многие километры вперед. К тому — я уже знал их как свои пять пальцев, и мог пройти меж ближайших руин с закрытыми глазами. Тем не менее, в городе и за его пределами еще существовало немало не изученных мест, где я еще не бродил. Куда повести Нату? Подумав, я выбрал направлением нашего похода северо-восток. Это не юго-восток, где слишком дальний берег болота, возле которого произошла моя встреча с крысами, закончившаяся их истреблением, и не восток — владения стаи собак, с которыми я как-то не торопился встречаться. Почему туда? Я и сам не знал… Просто, влекло. Путь вел мимо Монетных озер, развалин банка, множества ручьев и ущелий — вполне достаточно для основательной проверки девушки на выносливость. К тому же — мне была интересна ее реакция на несметные — по недавним временам! — сокровища. Но она на удивление спокойно восприняла информацию о хранилище, лишь сузившиеся глаза выдавали, что она не так уж и равнодушна… Выждав паузу, я спросил:

— Тебе это не интересно?

— Отчего? Давай сходим. Но если ты хотел меня этим ошеломить — не получится. Что сейчас значат деньги?

Она пожала плечами и вернулась к работе.

Покончив со строительством, мы, наконец, выбрались на прогулку — теперь эти походы по руинам не считались слишком сложным делом. Выбрали погожий день, подперли вход в подвал валуном и пошли. Впереди перескакивал по плитам, припорошенным пеплом, Угар, за ним, как обычно — Ната, несшая мешок с провизией и мотком веревки, замыкал шествие я, с луком в руках. Мы были в дороге уже несколько часов, отойдя от подвала примерно на два десятка километров. Или слежавшаяся со временем земля, куда перестала проваливаться нога, или привычка — но теперь мы передвигались по руинам гораздо быстрее, чем в первые дни. Ничто не указывало, что могут возникнуть какие-то трудности.

Пейзаж, прежде однотонно-серый, бурый или даже черный, буквально на глазах переменился в многоцветье быстро выросших трав. О руинах города и его окрестностей почти ничего не напоминало — разве только многократно повторяющиеся холмы-барханы, или редкие остовы чудом не рухнувших стен. Да и те едва просвечивали изломанными обрывками плит, или оголившейся кирпичной кладки, настолько быстро и мощно их оплела зелень всевозможных вьюнов, вроде хмеля. Мои познания в ботанике оставляли желать лучшего — тут гораздо больше понимала Ната, начитанная и с такой потрясающей памятью, что могла рассказать очень подробно чуть ли не про каждое, встречающееся нам, растение. Но даже ее познаний не хватало, когда мы видели немыслимых размеров кусты, внешне напоминающие сирень, или цветки, сильно похожие на подснежник — но с крайне отвратительным запахом. Очередные шутки полностью изменившейся природы…

Капризы погоды, вроде резких и почти непредсказуемых смен температур, внезапных дождей, или даже града, странное и пугающее тепло от прикосновения с землей и тут же — ледяные, пронизывающие ветры, ограниченность видимости, едва уловимая смена дня и ночи… К этому едва ли можно привыкнуть. Но я не просто привык — научился с этим и в этом жить, именно жить, не существовать! И я не боялся этой, совершенно новой жизни. Кроме того, совсем рядом, в паре шагов, шла юная девушка, и мне, прежде угрюмому бродяге, приходилось рассчитывать все свои поступки, взвешивать каждое решение — научившись жить в новом мире сам, я был обязан научить этому и ее.

Я ощущал себя каким-то первобытным охотником, скитальцем и разведчиком — примерно так, как это и происходило раньше, до встречи с Натой. Но сейчас, посматривая по сторонам, я, нет-нет, останавливал свой взор на ее спине… Нет, я больше не скиталец. И я — не один!

До болота шли четыре дня. Прежде на эту дорогу у меня могло уйти и больше, но сыграло свою роль знание уже не однажды хоженых троп, ранее найденные места для ночевок, ну и, само собой, уверенность в собственных силах. Одно дело — идти, понятия не имея, что может встретиться впереди, и, совсем другое, ощущать себя хозяином этой земли! А то, что иных претендентов нет, как-то и не оспаривалось. Звери не в счет, людей же… Кроме кровавых следов и останков тех несчастных, погибших вследствие собственной беспечности, мы не встречали.

— Отсюда, вдоль того ущелья, если, не сворачивая и все время на север, еще пара дней — будет Провал.

Ната кивнула. Я постоянно просвещал ее относительно географии бывшего мегаполиса и его городов-сателлитов, и она уже неплохо разбиралась в моей, тщательно прорисованной карте, оставшейся памятником первых походов.

— Ты говорил, там есть места, где приближаться опасно?

— И сейчас так думаю. Ближе к краю обрыва земля словно вспучивается, только благодаря этому вся вода болота не ухнула вниз… Представь, что случится, если такое произойдет?

— Еще один катаклизм. — Ната спокойно ответила. — Не больше того, что уже случилось. Вернее, намного меньше.

— Ну… Для тех, кто там обитает — вполне достаточно. Тут такая масса скопилась, что смоет при падении все и всех, до самого моря.

— Мне не жалко. — Ната поежилась, вспоминая какие-то, не слишком приятные моменты своего заточения…

— Если ты об этих… Оборотнях? Не могу, не согласится. Жутковатое создание. — Я тоже скорчил гримасу, подумав о стычке у отвесной стены.

Девушка махнула ладонью — прошлое! — и устремила свой взгляд на зеркальную поверхность.

— Какое огромное… Наверное, целое озеро!

— Да я его болотом назвал лишь потому, что запах… Ну и вид, конечно. Озеро, возможно, тут и было раньше. Хотя не исключен вариант, что здесь просто земля сильно просела, а последующие землетрясения дали возможность близлежащим ручьям и рекам заполнить впадину.

— Да, на болото похоже больше…

Я кивнул. Слишком неуютное, с грязными разводами, осклизшим берегом, торчащими вдалеке остовам погибших деревьев, поросшее камышом и осокой… Настоящее болото, если не по сути, то по впечатлению. Впрочем, кое-где — я знал! — есть места, где можно, пользуясь шестом или снегоступами, пройти довольно далеко вглубь. Там встречались более-менее надежные островки, крохотные, конечно, но могущие выручить на фоне общей топи. Слишком далеко я не рискнул заходить — там не могло быть людей, а иной причины углубляться в этот гиблый край не нашлось.

— Темнеет. И Угар вернулся.

Ната погладила пса. Настоящий медведь! Разве что более выразительно машет хвостом — явный признак выпрашивания родной миски!

— Неужели голодный? — Ната тоже обратила внимание. — А ведь шлялся среди кустарников не меньше часа!

— Визга пойманной дичи я не слышал. Вероятно, ее здесь вообще нет.

— Но у нас запасы еды не сильно богаты. — Ната вопросительно посмотрела на меня, и, не менее укоризненно — на Угара. Пес лизнул ее в ладонь.

— Да? — Я усмехнулся.

Ната пожала плечами:

— Ну… Можно себя немножко ограничить.

— Да? — Смех уже рвался из груди и Ната не выдержала:

— Не подначивай! Я не виновата, что он так смотрит!

Угар, если хотел, делал такие умильные глазки и скорбное выражение на морде, что отказать ему становилось просто невозможно.

— И вообще, ужинать, на ночь глядя — вредно!

— Ага. Ему об этом скажи. — Я уже развязывал мешок с провизией. — Или лекцию прочти, о пользе вегетарианства. Кстати… А ничего съедобного тут не растет?

— Растет. — Ната мигом переключилась на любимую тему: — Кое-что я даже пробовала!

— Когда ты все успела? В скаутах?

— В основном, да. Так тебе сказать?

— Валяй. Все равно, мне ужин готовить.

— ?

— Нет уж, тебе доверить не могу — пока Угар рядом и буравит тебя глазками, этот мешок будет в моих руках. Так как-то надежней…

Она возмущенно фыркнула, но я остался непреклонен. Угар получил скромную порцию, которая его явно не устроила, и стал подлезать под руку Наты.

— И не думай даже… — Я строго прикрикнул на пса. — А ты ешь, а не отщипывай кусочки. Ночи у болота всегда холодные, на голодный желудок замерзнешь. И не балуй черного, пусть сам о себе заботится.

— Если он уйдет на охоту в ночь, в эти заросли — не станешь волноваться?

— Стану. Но иного выхода нет. Пса в походах прокормить очень сложно. И раньше это было проблемой, а сейчас… При его размерах и аппетите — нереально. Либо, найти специально для Угара, лошадку, а в придачу к ней — телегу. Ну и возить тушенку, благо ее запасы пока позволяют. Устраивает?

— Если найдешь — почему нет? Представляю, какой шик — верхом на коне, на вершине холма, с луком за спиной! Вылитый кочевник! Варвар! Гунн!

— Хворост подбрось, язва ты малорослая… — Я отмахнулся, не рискуя ввязываться в словесную баталию. Ната улыбнулась:

— Удрал? Вот так всегда, все мужики при спорах с женщинами пасуют и прикидываются крайне занятыми. А все потому, что говорить с нами на равных вы не умеете!

— Чего? — Я даже ошалел от такого наезда…

Ната показала мне язык и отбежала к берегу. Я вздохнул… Ну и как себя вести с этой девушкой? Ни одной минуты она не ведет себя одинаково, словно в ней уживаются сразу несколько человек. Сейчас это взбалмошная девчонка, через полчаса — умудренная и повидавшая жизнь, женщина, а завтра — лукавая девушка, флиртующая с ровесником. Правда, с ровесником я переборщил…

Вдалеке послышалось рычание. В одно мгновение я весь превратился в слух, выискивая источник звука, а Ната, разом преобразившись, кинулась к своему копью.

— Тихо… — Я жестом приказал ей присесть. — Не вставай. И не шуми… Это Угар.

— Ты уверен?

— Да. Я не раз был свидетелем его охоты, порой даже слишком близким… Судя по рыку, он вгоняет кого-то из кустов, на нас.

— На нас?

— А что тебя удивляет? — Я спокойно вытаскивал стрелу из колчана. — Сама знаешь его способности. Пес поступает очень даже разумно. Зачем самому продираться сквозь колючки, когда добыча, потеряв голову от страха, бежит в поисках спасения прямо на берег? Конечно, для зверька это самый верный путь. Если, не одно, Но…

Я спустил тетиву. Резкий свист, приглушенный звук падения — что-то, размерами с кролика, с размаху ударилось о прибрежный камень. Через минуту громадными скачками к нему приблизился Угар. Взяв добычу в пасть, он вопросительно посмотрел на меня. Я махнул рукой, подзывая его к себе. Однако, увидев в глазах Наты немой укор и некоторую брезгливость, изменил решение:

— Сидеть. Отдай. — Пес выполнил команду, не мешкая. Я отошел к берегу и, убедившись, что Ната не видит, вырезал стрелу из тушки.

— Рано или поздно, тебе придется…

Ната резко повела плечом:

— Без этого нельзя?

— Если хочешь выжить — нельзя. Запасы не вечны, а еду, кроме как охотой, взять не откуда. Ладно, оставим пока… Ты там что-то про травы начала, может, просветишь на досуге?

— В другой раз. — Настроение у девушки испортилось. Она с трудом выносила пиршество Угара, расположившегося слишком близко от нашей стоянки. Но я не отгонял пса — в конце концов, такова жизнь. Ей придется ее принять, и иного решения здесь просто нет.

Несколько минут прошло в молчании — девушка красноречиво посматривала на меня и на берег, где пировал Угар, а я делал вид, что ничего не происходит. В конце концов, она не выдержала:

— Не стыдно?

— ?

— Как ты можешь это выносить? Он хрустит костями так, словно это не пасть, а мясорубка!

— Да, прикус у щенка хороший…

— Прикус? — Ната швырнула в сторону Угара головней. Пес успел отскочить, но мигом вернулся, и, подхватив остатки добычи, скрылся с ней в зарослях.

— Ну, и чего ты добилась? Он обиделся, и теперь не вернется до рассвета.

— Значит, плохо выдрессирован!

Я пожал плечами:

— Да как сказать… Я, конечно, вряд ли большой спец в этом деле, и собаки никогда раньше не имел, так что воспитывать не приходилось. Впрочем, как и молоденьких девушек, впадающих в истерику при виде собачьего ужина. Но, если быть последовательными — почему бы и Угару не рассвирепеть, когда ты черпаешь ложкой кашу из котелка? Тоже, думаю, внушает отвращение — вместо языка и зубов пользоваться противной, алюминиевой палкой, да еще и мыть ее после этого… А если серьезно — еще пара таких выходок, и пес окончательно перестанет тебе доверять. Пойми, его поведение вполне естественно… для него самого, по крайней мере.

Ната вспыхнула, но сдержала эмоции внутри. Я подбросил хворост в огонь:

— Ладно, брэк. Будем считать это издержками нового мира. Привыкнешь, что там… Вообще-то, мне и самому не особо приятно слушать его чавканье.

Девушка играла в молчанку, и я решил больше не говорить о псе. В болото впадало огромное множество всевозможных ручьев, некоторые даже нельзя было перейти — из-за их ширины. Так как мы расположились возле одного из них, само собой, что я с интересом наблюдал за тем, что происходило на его берегах. Как это все не походило на те, не столь далекие дни, когда я проходил здесь в одиночестве! Буквально в считанные недели все преобразилось. Голый песок сменился густым покровом травы, вернее — мха, сплошным ковром укрывшего прежнюю скудость. В воде, стремительными молниями, мелькали длинные веретенца — рыбки, очень мало походившие на прежних, и, по внешнему виду, скорее напоминающие собой оперенье стрел. На поверхности бегали жуки и мне, даже издали, казалось, что я различаю перепончатые лапки, благодаря которым они могли удержаться на воде. В воздухе носились жужжащие тени — я прикрыл глаза ладонью, опасаясь столкновения, с какой-либо особо глупой мухой. Их размеры заставляли осторожничать — прямое попадание могло надолго вывести из строя. Но, или мухи стали умнее, или им было не до нас — все, кто умел и мог летать, предпочитали носиться в бреющем полете, над ручьем. Иной раз кому-то не везло — вода резко вспучивалась, появлялась серебристая тень, и незадачливое насекомое исчезало в пучине. На смену ему роилось целое полчище других — и я подозревал, что одними мухами тут не обойдется.

— Ната, старайся особо не шевелиться.

— Привлечем внимание? Так ведь их не обманешь безмолвием, это не звери. Они на тепло и запах реагируют. Вот почувствуют, что мы вкусные — ну и…

— Успокоила… Сиди, не умничай. Куснет такая зараза — что потом делать?

— Если они стаей налетят — твой меч не поможет. Это не крыса, голову не срубишь.

— Так… Давай вот что — в мешке аэрозоль лежит, как раз на такой случай. Давно с собой таскаю, но все нужды не возникало.

— Ну и не надо сейчас испытывать. Может, наоборот, они этого ждут. Пока не досаждают? Вот и давай смотреть дальше… А там видно.

Я, подумав, согласился. Действительно, а стоит ли брызгать вокруг да на себя этой химией? Как она подействует на преобразившуюся фауну и флору? Вдруг, эффект получится обратным ожидаемому? Но, на всякий пожарный, придвинул флакончик поближе…

Поднявшийся ветер развеял рой, а вместе с ним и наши опасения. На ручье показались барашки — ветер играл с водой как с настоящей рекой.

— Не разгуляется?

— Не думаю. Облака почти стоят, будь ураган — неслись куда как…

Наш разговор прервало мощное уханье. Кто-то или что-то, так шлепнуло в зарослях, что мы невольно умолкли, разом обернувшись в сторону звука. А шум повторился, после чего верхушки камыша затряслись — их явно раздвигала в стороны массивная туша!

— Твою мать… Это еще кто?

— Может, Угар возвращается?

— Пес ходит бесшумно.

Я выхватил стрелу и приладил древко к тетиве. Ната приподняла свое копьецо — серьезное оружие, хоть и более медленное. Но применять его ей не пришлось — кусты сомкнулись, и на берег выползла жаба. Я с облегчением опустил оружие:

— Следовало догадаться… Раз река и насекомые — там и лягушки. Вот почему рой так быстро распался.

— Лягушка?

Ната с некоторой долей брезгливости рассматривала незваную гостью.

— Ну да. А ты что думаешь, это водяной? Нет, обычное земноводное, даже практически не изменившееся, если судить по внешнему виду. Ну, правда, крупнее прежних.

— И весьма. — Лаконично добавила Ната.

Я кивнул. Да, жаба, или просто лягушка — но примерно с воздушный шар, к тому же, основательно надутый. А если учесть и огромные лапы — конкретное страшилище…

Жаба она была, или не жаба — но на нас внимания обращала не больше, чем на камни, в изобилии валявшиеся у берега. Она вяло перевалилась с боку на бок, склонилась к воде, снова издала утробный, мало похожий на кваканье, звук, после чего приняла классическую позу.

— И что это было?

— Судя по наглой и даже, можно сказать, презрительной физиономии — ждет приятелей для продолжения рода.

— Это отчего такая уверенность?

— Сама посуди… За мухами не гоняется, квакает неправильно, сидит себе на месте — чем не важняк-дама, ждущая кавалеров?

Ната сморщила носик:

— А почему не наоборот?

— Потому что самки у лягушек всегда крупнее самцов. А ты по сторонам не смотришь! Обрати свой незамутненный взор направо и чуть левее того куста, сиреневого оттенка… Нет, пониже смотри! Вот, заметила? Двое гусаров сидят, и, не будь я мужчина, собираются ответить на призыв этой подруги.

— Мне кажется, они дерутся…

Я пожал плечами:

— Если это можно назвать мордобоем, то у людей подобные споры проходят более кроваво. В любом случае — кто оказался прав?

— Ты конечно, знаток природы и кладезь знаний окружающего мира!

— Фу, испортила весь кайф! А сама? Вечно лезешь с рассказами о травах, словно энциклопедия какая-то!

Ната улыбнулась:

— Ну а что я должна была сказать? Конечно ты, потому что я вообще в первый раз вижу жабу таких размеров. А догадаться, кто есть, кто, просто не успела.

— Хорошо, квиты. Все, пусть они там справляют свои брачные танцы — а нам пора укладываться. Подбрось дров, да вытащи одеяла — ночи у болота длинные, если еще туман спустится — замерзнем.

— Угар вернется?

— А куда ему деваться? Сейчас, закончит… свои дела, и вылезет из кустов, не успеешь оглянуться.

К нашему облегчению, лягушачий концерт продолжался недолго. То ли жаба выбрала себе партнера, то ли они посчитали подругу слишком большой для своих, более скромных размеров, но все земноводные как-то разом пропали из виду. Стихло и жужжание — ночь заставила насекомых спрятаться. Если бы не непроглядная темень над головой — самая обычная ночевка у компании, приехавшей на рыбалку. Но звезды не появлялись так давно, что я стал забывать об их существовании. А вместо компаньона по улову, приткнувшись к плечу и укрывшись с головой, мирно посапывала девочка, испытавшая, пожалуй, столько, что вряд ли по силам самому бывалому рыбаку…

Прошло три дня. Мы исходили весь берег и прибрежные заросли, изучая местность. Ната собирала интересные ей растения, я — охотился и попутно пытался приучить к этому девушку, которая всячески уклонялась от обучения. Угар то бродил возле нас, то пропадал на несколько часов. По его довольной морде я догадывался, что псом движет конкретный интерес — в прибрежных зарослях водилось множество всяческой дичи, как знакомой, так и совершенно неведомой. Возможно, встречались и особо крупные звери — мы пару раз видели мощные отпечатки, после чего я решил не испытывать судьбу. Бросив с одного из холмов последний взгляд на раскинувшееся на всю длину видимости, болото, я позвал Нату:

— Пожалуй, пора домой.

— Давай. Я тоже хочу вернуться.

Весь обратный путь проходил спокойно. Не сильно досаждал дождь, да и знакомая местность давала много шансов вовремя укрыться. До подвала оставалось не более пары часов — я уже предвкушал грандиозное купание, а также сон в постели, где не нужно спать в полглаза, сжимая в руках оружие. Радовалась возвращению и Ната — и я слегка вздыхал, понимая, что в подвале мы снова будем разделены ширмой, и девочка не станет прижиматься ко мне в поисках тепла… Может, оно и к лучшему. Поход нормализовал наши отношения, но он не мог продолжаться бесконечно.

Я замешкался, рассматривая кусок железной трубы, прикидывая, смогу ли выдрать и забрать с собой. Мне хотелось попробовать себя в роли кузнеца, хотя никаких навыков в этом поприще не имелось. Я потянул за конец, поднатужился… и ничем не нарушаемую тишину прорезал резкий лай пса! Знакомое ощущение прокатилось по жилам — я бросил трубу и выпрямился, сразу достав из колчана две стрелы. Ната остановилась и повернулась ко мне, не догадываясь, откуда ждать опасность. Угар сорвался с места и в два прыжка встал перед ней. Он оскалил клыки, шерсть поднялась дыбом — он стал очень похож на разъяренного медведя! На его повторный лай и последовавшее затем, рычание, раздался злобный ответ, прозвучавший откуда-то сверху… Шипение, а потом резкий и короткий рев!

— Р-ряу?

Ни крысы, ни вороны таких звуков не издавали. Мы поняли это сразу и прислонились спина к спине. Я уже не сомневался — на нас собирались напасть!

— Гау! Га-а… — могучий голос Угара перекрыл это шипение. Пес крутанулся на месте и уставился на Нату. Мы похолодели — он выглядел настолько страшно, что у нас мурашки пошли по коже… Это был уже не пес — само исчадие ненависти и злобы стояло перед нами. Взгляд Угара устремился куда-то сквозь девушку… Ната быстро повернулась.

— Дар! — она вскрикнула в испуге.

Я развернулся на носочках, вскидывая лук… Прямо над тропой, на самой кромке торчком стоявшей стены, сидел, ощерившись, огромный кот. Собственно, кошачьего в нем было столько же, сколько оставалось собачьего в Угаре. Он достигал таких же размеров, что и наша собака, отличаясь разве что еще более длинными клыками и невероятной ненавистью в желтых глазах, устремленных прямо на пса. Морда зверя топорщилась жесткими, торчащими в разные стороны волосами, с пасти свисала пена… Уши плотно прижаты, хвост нервно колотил по бетону, сбрасывая вниз каменные крошки и ссохшийся пепел. От морды и вдоль хребта ярко-желтая полоса, что сильно отличало зверя от окраса обычной дворовой кошки. Он вдруг прижался к плите, собираясь прыгнуть вниз…

Ната, оступившись, дернула меня за рукав — стрела, нацеленная в голову зверя, просвистела мимо, ударившись наконечником о плиту, после чего раскололась на несколько частей. Больше мы ничего не успели сделать — зверь прыгнул! И сразу, отбросив в толчке и меня и Нату, Угар вырвался вперед! Два тела сплелись в беспощадной и яростной схватке. Мы сразу поняли, что перевес в силе и ловкости не у нашей собаки — кот или кошка — превосходил его по всем показателям. Но Угар защищал нас! Во все стороны летели клочья шерсти, из сцепившегося клубка вырывалось рычание и злобный рев. Стремительный хищник уворачивался от клыков и ударов Угара, успевая при этом нещадно рвать пса своими лапами и зубами. Бывший щенок дрался самозабвенно и не менее жестоко, не обращая внимания на укусы противника, стараясь ухватить его за горло. Это гораздо чаще удавалось самому коту — но густая и длинная шерсть собаки мешала сжать смертельные «объятия» на шее Угара. Кровь брызгами летела от сцепившихся зверей, оставаясь пятнами на земле и на отвесно стоящей плите, с которой спрыгнул этот хищник. В какой-то момент, кот, вырвавшись из клубка, резко подпрыгнул вверх. Угар рванулся на месте, потеряв его на секунду из виду, а зверь всеми четырьмя лапами уже опускался ему на спину. Положение собаки стало очень сложным: кот мог рвать его, оставаясь неуязвимым для клыков Угара. Пес повалился на бок, стремясь сбросить врага со своей спины, и еще больше усугубил положение, подставив незащищенный живот. Громадная тварь не замедлила этим воспользоваться — и жалобный визг Угара пронесся по окрестностям. Она вспорола ему шкуру и мясо, как ножами, и тут же слетела с пса: моя стрела впилась в бок хищнику, сбросив зверюгу только силой удара. Вторая влетела в землю перед его мордой — кот оказалась на редкость живучим и прыгучим, успев увернуться, казалось, от неминуемой гибели. Третья и вовсе пролетела впустую: кот перемахнул через плиту в одном прыжке, оставив лежавшего пса и нас, ошалевших от такой скорости и силы переродившегося монстра.

Мы бросились к Угару. Пес лежал на боку и тяжело дышал. Кровь быстро вытекала из многочисленных ран — кот это был, или кошка, но изорвал зверь пса очень серьезно… Я оставил возле него побледневшую Нату, а сам взобрался на ту же плиту, посмотреть, куда могла исчезнуть серо-коричневая бестия. Сверху я ничего не видел — она успела смыться, либо, затаилась где-нибудь, выжидая, пока пойдут по ее следам. Мельком бросив взгляд на лежащего пса, я крикнул:

— Будь с ним!

— А ты?

— Оставлять такого врага поблизости нельзя! Не переживай — далеко не пойду…

Кровавые следы уводили на восток — почти по тому же направлению, откуда мы только что пришли. Я, и в самом деле не собирался забираться в руины — притаившийся монстр мог напасть из-за любого укрытия. Без пса и его чутья это слишком опасно — а я был обязан думать не только о себе! На месте схватки оставалась испуганная Ната и раненый пес — нужно возвращаться к ним.

Угар закрыл глаза — он даже не скулил. Ната, сжавшись, с повлажневшими глазами, сидела возле него на коленях.

— Он еще живой?

— Да. Но…

— Тогда — без, но. Мы отнесем его домой и там вылечим. И держи себя в руках! Если ты мне не станешь помогать — можем не успеть!

— Это я тебе помешала…

— Попасть? Все? Тогда утри сопли и вставай! Раньше нужно было соображать! И… не плачь, Ната. Мне нужна твоя помощь — я один не справлюсь.

Слезы у нее высохли практически мгновенно. Она поднялась и, утерев лицо, произнесла:

— Я дура. Что надо делать?

— Оставь свое копьецо — мы потом за ним вернемся. Возьми мой лук. И колчан — мне теперь не с руки его нести. Ступай впереди нас на интервал, шагов в десять, не больше и не меньше. Следи по сторонам и стреляй, если увидишь что-то подозрительное! Только не в нашу сторону… Я понесу Угара.

— Но он же такой тяжелый!

— Не тяжелее тебя. Носилок не предусмотрел. Вдвоем тащить будет неудобно. И, кто-то должен встретить эту пантеру, если ей вздумается вернуться и продолжить знакомство?

Она взяла в руки оружие и с сомнением произнесла:

— Но я не смогу…

— Сможешь. Как увидишь врага — так и натянешь. Все, Ната, хватит. Ты падала в обморок, когда мы убегали от нелюдя, ты теряла голову при затмении. Но ты также сумела выжить — совершенно одна, и никакие страхи не смогли с тобой справиться. Ты еще не знаешь своих сил или не веришь в них. Пришло время доказать себе, что ты способна не только плакать… но и убивать, если понадобиться. Бери лук! Теперь ты не девушка — ты воин! И твоя задача — охранять нас с Угаром от неожиданного нападения! Вперед!

Она поднял мешок, забросила его на спину и ухватилась за середину лука.

— Тетиву не держи все время натянутой — она так ослабнет. Да и долго ты ее не удержишь. Неси стрелу в той же руке, что и лук — так быстрее изготовишься к стрельбе. Пошли!

Я быстро осмотрел пса — перевязывать его сейчас нет смысла. Нужно промыть раны, наложить швы. В подвале это гораздо сподручней. Следовало взять его так, чтобы причинить как можно меньше страданий. Нести Угара было все же легче, чем ту же Нату — я мог забросить его на загривок, ухватив за передние и задние лапы. Кровь из ран, оставленных кошкой, заливала воротник и шею… Он иногда вздрагивал — мне приходилось прыгать или слишком быстро идти. Я торопился — такое с нами впервые! Никто и никогда еще не пытался напасть на нас, на нашей собственной территории, не считая давно не появляющихся воронов. Если эта тварь здесь не одна — последствия второй подобной схватки могут оказаться самыми плачевными… А я-то полагал, что куда большая опасность исходила от жуткого «льва», встреченного мною на краю желтых песков. Вся моя уверенность, что кроме нас, в городе больше никого нет, моментально пропала. Более того, я убедился, что не одни только крысы, но и их злейшие враги тоже оказались способны выжить в этих условиях — и так же измениться, создав тем самым для нас смертельную угрозу… И наше счастье, что, в отличие от первых, они не живут стаями! Впрочем, окажись такое — это не удивит в новом и таком странном, мире.

Ната преобразилась: — вся ее женственность исчезла, уступив место полной сосредоточенности и вниманию. Она охраняла нас до самого подвала и вошла в лаз последней, пропустив меня с псом на плечах.

Мы положили его прямо на стол. Ната приготовила воду, развела раствор марганцовки и промыла все раны, оставленные когтями и зубами кошки. Самое тяжелое ранение оказалось на животе: там лапа монстра прошлась как бритвой, располосовав всю грудную клетку несчастного пса. Когти лишь немного не достали до ребер, но и такого проникновения было более чем достаточно. Я зашил все края ран, а потом обработал их марганцовкой еще раз. Шерсть мы состригли, чтобы волосы, попадая в рану, не раздражали ее. Какие-то мази и инъекции на этот случай в аптечке имелись — другое дело, что я уже основательно подзабыл, какие именно нужно использовать. Мой небогатый опыт спасателя почти не имел практики использования подобных препаратов — только теория. Но зато это знала Ната. Она быстро пересмотрела содержимое, выбрав пару шприцов и несколько ампул, велела мне достать бутылку крепкого виски.

— Зачем?

— Обработать шприц.

— У нас есть спирт…

Ната вколола содержимое ампул псу, и устало присела возле Угара на табурет. Всю ночь и весь последующий день он боролся за жизнь. Он лежал на подстилке, на которую мы положили еще несколько одеял, то хрипел, то, наоборот, затихал, и мы испуганно вскидывались, боясь, что его дыхание остановилось. Мы не спали — сидели молча рядом, обнявшись… Через силу заставил Нату хоть немного поесть. Но и сам едва смог проглотить кусок — ничего не лезло в горло. Я и не представлял, как стал дорог этот неуклюжий, ставший таким большим, щенок… Да и щенок ли? Прошло не мало времени, с тех пор как я принес его сюда — он уже вырос, и не только тем образом, которым так нас испугал, но и естественным путем… Ната сварила бульон и, намочив в нем лепешку, поднесла ее к сухому носу собаки — любимое лакомство Угара. Он не реагировал — а ведь ради этого угощения пса можно было заставить сделать все, что угодно.

К концу четвертого дня после возвращения, Угар вытянулся, судорога прошла по всему телу, и он жалобно взвыл. Мы, задремавшие было рядом, сразу проснулись. Пес лежал с открытыми глазами — в них чувствовалась сплошная мука…

— Он умирает?

Я не знал, что ответить. Ната опустила голову…

— Он борется, Ната. Он сильный и крепкий пес. И… Я зря подозревал его. Он выполнил свой долг до конца. Изменившись внешне, Угар остался прежним — преданным и верным другом. И он защитил нас, Ната — своей жизнью.

Ната упала на колени перед собакой:

— Угар! Не умирай! Угарушка…

Тот чуть высунул язык и коснулся руки девушки — очень слабо… Ната часто-часто заморгала — слезы стали стекать по ее лицу.

— Угар…

Я обнял Нату и спрятал ее голову на груди — мы больше ничего уже не могли сделать. Ната так и уснула, а я остался сидеть возле подстилки, с тревогой ожидая, когда раздастся последний вздох нашей собаки…

А утром наступил перелом! Он, до того, лежавший недвижимо, с шумом выдохнул и заскулил — точь-в-точь как тогда, когда я впервые его увидел и в первый раз схватил за загривок, в полуразрушенном доме на территории речного порта.

— Ната! Ната! Угар пришел в себя!

Она моментально проснулась и протерла красные глаза.

— Угар! Песик наш!

А «песик», слабо вильнув хвостом, стал лакать предложенную воду — и выпил ее, чуть ли не с полведра за раз. А потом снова уснул, на этот раз уже спокойно и глубоко. И когда проснулся, сразу заявил о желании, во-первых — выбраться наружу — справить естественные надобности, а во-вторых — поесть. Угар пошатывался, и мне пришлось его поддерживать, чтобы не свалился. Вернувшись в подвал, подвел его к приготовленной миске — Ната расстаралась! Стоило ли говорить, сколько всего вкусного она туда положила! Мне пришлось даже отогнать его прочь — иначе бы он, выжив от ран, рисковал умереть от обжорства. С этого момента пес резко пошел на поправку. Я постоянно осматривал его раны — они заживали, «как на собаке». Только оставшиеся рубцы, скрытые густой отросшей шерстью, указывали на то, что пришлось вынести псу. Мы не отсиживались в подвале — я, по-прежнему, выходил на короткие прогулки, хотя теперь любой выход сопровождался ожиданием коварного нападения. Что и говорить, насколько мне не терпелось дождаться окончательного восстановления сил Угара. Я твердо решил найти и уничтожить опасного соседа, появившегося среди развалин. Нельзя допустить, что в них обитает кто-то, способный убить любого из нас. Ната не разделяла моего убеждения: ей казалось, что этот кот — случайный гость в городе. Ему нечем питаться, и лишь потому он рискнул напасть на нас. Я считал это спорным, и разрешить сомнения можно было только одним — глубокой разведкой всех руин. Но среди множества холмов и взгорок, среди расщелин и нор, появившихся в городе после катастрофы, спрятаться могла не то что одна громадная кошка, но и целое семейство, таких же…

Мы с Натой вновь и вновь переживали случившееся. Все это было настолько неожиданно… Мы слишком сильно привыкли к сознанию собственной безопасности. Новый мир напомнил о себе очень сурово. Пришлось признать, что давно изученная и внешне не опасная часть нашего города, вовсе не так уж и безобидна.

Теперь Ната не уклонялась от обучения стрельбе. И, хотя у нее это получалось не очень хорошо, она упорно тренировалась. Сравниться со мной она не могла — сказывалось какое-то врожденное умение и опыт детства, плюс постоянные тренировки всех этих месяцев. Только на первый взгляд, может показаться, что владение луком и стрелами просто — на самом деле, это очень сложная наука, граничащая, практически с искусством. Видимо, у меня имелся врожденный дар к этому оружию. Конечно, я понимал — нам, а особенно Нате, далеко до настоящих мастеров, но, сам себе я казался вполне приличным стрелком.

Озаботившись проблемами безопасности, я стал ломать голову над созданием надежной защиты — вроде жилетов, которые не смог бы прокусить даже такой зверь. Для этого требовались стальные кольца — если делать кольчугу, или пластинки — если сооружать что-то вроде панциря. В итоге, вспомнив, как изготавливали себе доспехи кочевники, сшил из плотной ткани две безрукавки и замочил их в крутом солевом растворе. После просушки жилетки на самом деле встали колом и даже не гнулись. Однако, вес и ограничение свободы в этих «доспехах» нам не понравились. Все окончилось только ошейником, из которого торчали короткие кончики гвоздей для пса — ни Нате, ни мне, таскать громоздкие и тяжелые колеты не хотелось. В итоге, я их убрал, решив, что лучше иметь возможность свободно двигаться. Псу новый ошейник тоже не понравился: он пытался его содрать и жалобно подвывал, прося снять с него непонятную кожаную упряжь. Я был неумолим — ошейник обеспечивал ему жизнь, если кто-нибудь вновь попытается ухватить за горло.

Все сильнее стало волновать — есть ли в руинах еще кто-то, кроме так некстати подвернувшейся кошки? Да и кошки ли? Уцелеть могла не только она, но и другие, не менее опасные звери! На территории города в избытке присутствуют и парки, и водоемы — в них могли найти убежище такие твари, встречу с которыми никак не назовешь желанной… На ум пришло побоище во время бегства от крыс — когда помесь ящера и змеи истребило всю стаю, так неосторожно решившую нас преследовать. Кто мог гарантировать, что двойник монстра не обитает в водах болота? И, лишь на первый взгляд современный город лишен живности, не опасной для людей. Вернее, бывший современный, и бывший — город… Кое-где в лесопарках, возле городской черты, раньше водились косули, лоси и кабаны. И, если первые два вида вроде не могли представлять особых проблем, то, услышав про кабанов, Ната даже испуганно вздрогнула:

— Ты хоть представляешь себе, во что он мог превратиться?

— Надеюсь, не в слона. Но если… да, такого даже рогатиной не возьмешь.

— А этот… зоопарк — он далеко от нас?

Я задумался, припоминая.

— Не то, чтобы очень. Но там сейчас ничего такого нет. Если я не ошибаюсь — мы проходили эту территорию, когда возвращались из Провала. Ну, или почти проходили… И теперь там — что-то вроде озера. Вряд ли звери смогли выжить в аду, который пронесся по всему городу. Хотя… Видел я несколько клеток, где были выломаны ограждения. Но это еще ни о чем ни говорит. Если на, то пошло — был я как-то раз в заповеднике, который километров за сто от города — вот там как раз они и могли остаться… Но это не близко. В предгорье. Достаточно далеко отсюда, так что не волнуйся.

Ната облегченно выдохнула.

— Хорошо хоть так… Зато есть крысы. Почему их так мало?

— Мало? Я читал, одна пара крыс способна за год произвести потомства, до сотни себе подобных! Вместе со своими питомцами, разумеется. Самка рожает около дюжины крысят за раз, а те способны к размножению через месяц, если не ошибаюсь…

— Тогда их должны быть толпы!

— Да. То есть, нет. Природа не так глупа, как кажется. Пока они оставались маленькими — куда ни шло. Но таких размеров — вряд ли. Иначе, весь тот берег уже был бы покрыт их массами. А этого, как видишь, не наблюдается.

— А кабаны не встречались тебе, ну, в прошлых походах? До меня? Может, они тоже появились в развалинах?

— Нет. Кабаны — лесные животные, что им делать здесь? А кошка могла забрести по следам зверьков, которых ловит Угар. Кабан же сдохнет с голоду, вот и все.

— Сдохнет? Возле всех ручьев, где мы проходили, возле болота, да вообще, везде — полно растительности! Это ли не еда для дикой свиньи? Ты рассказывал про огромного льва, ну, пусть не льва — но, по размерам как льва! Эта кошка, или кот, появился вообще рядом с нашим домом! Ты уверен, что знаешь все о руинах, Дар? Жизнь вернулась в город, ты сам это утверждал! Так что не ручайся за кабанов… Сейчас все возможно.

— Зачем коту было нападать? Трое, уже слишком много для одного… — Я уже думал об ином… — Странно… Если везде есть добыча — никакого резона рисковать жизнью нет. Или, этот кот считал себя настолько крутым, что видел в нас только добычу? Если все так обстоит… Это, пожалуй, даже хуже, чем я себе представлял.

— Успокоил…

Ната увидела серьезность в моих глазах и уже более мягко добавила:

— Не расстраивайся. Поживем — увидим.

Совместная забота о щенке, переживания и общие трудности — мы становились все ближе. Прошло совсем немного времени после того, как девушка впервые появилась в подвале, а казалось, что мы знаем друг друга уже очень давно. Она понимала меня с полуслова, порой и вовсе без них. Ната занималась ведением нашего хозяйства, а я переключился на чисто мужские обязанности, украдкой посматривая, как она готовит или убирает комнаты. Совсем юная — но настолько умная и все понимающая, что это совершенно не вязалось с ее возрастом… Было что-то, что делало ее непохожей на сверстниц. И это было не связано с тем, что она перенесла в последние дни. По обрывкам фраз, по случайным словам, я догадывался, что она прячет что-то в себе, желая сохранить тайну от всего мира — в данном случае, от меня. Как бы то ни было, она тоже радовалась тому, что живет здесь, а не на своем острове. И я радовался. Ночлег, которым являлся для меня подвал, стал теперь настоящим домом. Она внесла и теплоту, и уют — так, словно хозяйствовала взрослая женщина. И я смотрел на нее, не видя разницы в возрасте, более того — предпочитая думать о Нате совсем в ином ракурсе… Но я так же помнил о той постыдной ночи, когда едва не принудил девушку к постели.

А она, словно не замечая моих оговорок и взглядов, относилась ко мне как к своему ровеснику, вроде, вовсе не считая меня мужчиной. Или, мужчиной — но совсем не том плане, который не давал покоя мне. Это и раздражало, и опускало с небес на землю — похоже, девушка оказалась мудрее…