Утром Сова сухо простился и ушел. Индеец никак не хотел смириться с тем, что я так и не поддержал его идеи — уничтожать врага партизанскими методами, везде, всюду, из засад и без пощады. Примерно то же, где более, а где менее кроваво, предлагали и остальные жители нашего небольшого поселения — и только Ната, маленькая и мудрая женщина, сколь ни испытывала ненависти к подобным отщепенцам, поддержала меня:
— Сова предложил наилучший вариант. Если нет сил, биться в открытую — надо нападать из засад. Но! — она обвела присутствующих горящим взором. — Пока нас не трогают — а мы можем считать, что это так! — Не следует дергать волка за хвост… В долине хватит места для всех. И, слова Дара тоже никто не опроверг — пока еще никто, кроме нас, не решился дать отпор. Пусть будет мир. Плохой мир, не спорю… Но — мир!
— Этот мир хуже войны… — Стопарь хмуро сплюнул, но больше не стал развивать эту тему. Вместо него задала вопрос Салли:
— Я плохо понимать наши действий. Ты желать мир, между форт и Сыч. Но получится ли, не залить долину кровь, как того предлагать Сова?
— Если бы только он. Сыч, к сожалению, тоже. Он уже мнит себя, этаким удельным князем. А кто ему может помешать?
— Ты. — Элина, до того не вмешивающаяся в споры, неожиданно вставила свое мнение. — Ты, и мы все — вместе с тобой. Но, после этого, таким князем станет уже Дар!
Я вздохнул. Похоже, уверения индейца и пророчество Стары, дало свои плоды — теперь и Элина видела меня вождем прерий…
…У живого и деятельного кузнеца, в голове постоянно бродили свежие идеи, для претворения которых в жизнь он все время пытался подбить и меня.
— Вот, посмотри! — он нервно совал мне под нос какие-то отростки черно-зеленого цвета, с бугристыми наростами на стеблях. — Попробуй!
— Что это еще?
— Ты попробуй, попробуй!
Чтобы не обижать могучего старика, я с неохотой откусил кусочек. Непонятное растение напоминало жевательную резинку, с явным привкусом сахарного сиропа.
— Ну, и что дальше?
— Сладко?
— В общем-то, да.
— А представь себе, что нашел ее растущей почти на голых камнях! У нас таких — целое поле! Ведь это — точно, что-то из прежних, настоящих растений! Может, в прошлом, сахарная свекла? Подумаем с Беном, будет и настоящий сахар! Значит — не все пропало? Могут они расти и в этих условиях? Могут! А, раз так — давай, засадим зернами пшеницы участок, возле Черного леса. Ты же говорил — у вас, в тайнике, вроде как оставалось немножко… Надо попробовать! Раз эта штука так прет, то и пшеница вырастет не хуже. Или, даже нет, посадим выше, по течению Синей реки, чтобы отсюда видно не было — пришлым об этом знать не следует!
Я вздохнул, откидывая от себя стебель.
— Вот именно, Стопарь. Само растет — ты сам сказал. А зерна, когда еще прорастут. И участок еще перекапывать, да от сорняка освобождать — кому это делать? Когда?
— Иэх! Как ты не понимаешь? — он огорченно хлопнул себя ладонями по ногам. — Не для себя стараюсь! Для всех! Будет у людей хлеб — вера появится! Вера! В то, что жизнь не окончена, что не одно только мясо в пищу годиться. Мы же одной охотой не протянем! Ртов добавится, неужто, все время в лесах да степи проводить? А так — закрома наполним, все будут знать, что у нас хлеб растет! Да ты уважение всей долины в один момент завоюешь!
— И благодарность — от Сыча. Нет, кузнец. Не время сейчас этим заниматься. Мы, не перемен года толком не знаем, ни, когда сезона дождей ждать… Что сейчас — осень? Зима? Лето? Даже Сова, у которого на все ответ найдется — и то, в смятении. Да и не даст он совета — другим занят… Камлает — если знаешь, что это такое. Сам мне признался. Хочет наше будущее узнать — одного мнения Стары, ему мало. Между прочим, я ему часть семян дал. А ты глаза не вскидывай — они требуются индейцу для его обрядов! Он мне говорил об этом. Но, если вдруг, он их тебе отдаст — для такого поля, как ты предлагаешь, рук надо вдвое больше прежнего. Камни убрать, землю вспахать — шутка ли? А у нас, и так, дел невпроворот. Еще изгородь толком не поставили, баню бы сложить…
Он приосанился.
— Баню? Что ж, это можно. Опыт есть, как бани строить… А что, горячей водой из ведер мыться уже несподручно?
— Не сравнивай. Баня — и лекарство, и отдых. Не одно и то же, что из ведра плескаться. И стены для нее ставить — из бревен. Их хватит, наносили уже достаточно — не надо больше спины рвать, можно и остановится. Бен рассчитает, а ты возьмись. Так, понемногу, и все вокруг такими стенами выложим. А горячая водичка — она и на случай осады не помешает. Понимаешь?
Он нахмурился — любое упоминание о чужаках заставляло его думать об уведенной ими девушке, Анне…
— Как думаешь? Жива девка, еще?
— Не знаю, — я отвел глаза, старательно разглядывая соломинку под ногами. — Если и жива, то… сломлена совсем. Эти твари все человеческое уже из людей выжгли…
Он скрипнул зубами:
— Давить их надо. Как Сова предлагал, давить!
— И что? Сколько ты бы успел убить? Они — не дети, Стопарь. И тоже — луки и самострелы имеют. И драться приучены — другой жизни и не знали, пожалуй. Что толку нам погибнуть? Сыч того только и желает…
— Твоя жена одного завалила, как зверя — и ничего. Я второму спину сломал! Если бы все взялись — сразу десять гадов уже лежало бы в земле!
— А наших, вместе с ними — еще больше! Пиррова победа… Нет уж, партизанить начнем, только когда совсем деваться некуда станет. А пока — нейтралитет. Это плохая жизнь… Но это — жизнь. Довольно того, что в долине о нас знают. Такое для бандитов хуже открытого сопротивления. Люди будут думать, что можно пойти против — соображаешь? А это — брожение в умах. Это же непонятно — сила есть, вот она, палками машет… А здесь, с нами — эта сила бессильна! Пример, Стопарь, и пример живой и действенный! Люди бежать начнут в форт. Вот тогда и посмотрим! И еще… Ничего-то мы про них толком и не знаем. Ни откуда они, ни сколько. Прежде, чем за оружие браться — не мешало бы доскональную разведку произвести. А для этого мне вас одних мало — хочу Чера и Ульдэ послать в Предгорье… Где только вот Черноногий со своей Шейлой бродят?
— Сам не захочет — хрен ты его увидишь. Он, как Сова, всю долину вдоль и поперек излазил, ни один сученок зэковский не найдет. Таится, небось… Ладно, поговорили. Поступай, как знаешь, — он обернулся. — А с баней — это ладно. Сделаем.
Они приступили к работе немедленно, и уже через несколько дней, Стопарь и Бен, с гордостью продемонстрировали нам, возведенную из глиняных кирпичей конструкцию, чем-то напоминающую среднеазиатские дувалы. По замыслу строителей, оно было разделено на два отсека. Первое, внутреннее помещение, где они сложили очаг и большую емкость для подогрева воды, целиком сложено из крупных валунов и самодельного кирпича. А дальше — собственно парная и скамейки в ней, вытесанные топорами из дерева. От этого в бане стоял терпкий, густой дух свежесрубленной древесины.
Мы устроили небольшой пир. Туча позаботилась о праздничном меню. Она полностью приняла на себя бразды правления стряпней, и сама рассчитывала, сколько и чего класть на праздничный стол. Спорить с ней даже не пытались — при обманчиво спокойной внешности, крепкая и не менее здоровая, чем ее муж, старуха обладала очень строптивым характером — даже Стопарь старался не попадаться ей под горячую руку. Но со мной она ругаться побаивалась — Ната пресекла такую попытку сразу и очень жестко. Я даже поразился, насколько сурово она выговорила женщине, на много лет старше себя, как должно вести себя людям в форте, и, особенно — исполняя мои распоряжения. Подумав, я понял, что такое поведение моей жены, все-таки, оправдано — двоевластия допускать нельзя. Стопарь не вмешивался — я понял, что кузнец предпочитает не ссориться со мною ни в чем.
Баня получилась на славу. Первыми в ней искупались Элина, Салли и Ната. Они так долго находились в помещении, что мы стали волноваться. Оказалось, совершенно зря. Просто им не хотелось покидать теплую ванну — Бен добавил в конструкцию бани еще и ее, вырыв в полу яму и выложив ее камнями. Вышли они обе такие раскрасневшиеся и распаренные, что мне немедленно захотелось обеих…
— Ты такая вкусная… — я чмокнул Нату в щеку, одновременно оглаживая вторую девушку по ягодицам.
В баню уже шли Стопарь и Бугай — больше там просто никто не поместился! Мы ушли к себе.
— Да ну тебя! — смеясь, отбивалась Ната. — И вообще — не лапай грязными руками чистых девочек!
— Что? Ах, так!
Мы принялись бороться — Элина немедленно приняла участие в возне, и вскоре я оказался побежденным обеими девушками. Они оседлали мои руки и ноги, с самым серьезным видом обсуждая степень наказания, которое я заслужил своим поведением. Сошлись на том, что более всего подходит обрезание, и Элина недвусмысленно принялась развязывать на мне пояс…
— Пощады!
— Ни за что!
Ната гордо продемонстрировала мне мой же нож, и, дождавшись, когда вторая стянет с жертвы кожаные штаны, склонилась к ногам. Хоть я и понимал, что все это игра, но неприятный холодок слегка кольнул мой рассудок…
— Вот, — она, улыбаясь, показала мне клок волос. — Хорошо наточил! Бреет, как бритва!
— Ната… — как можно спокойнее я показал глазами на лезвие. Она убрала его в сторону.
— Испугался?
— Есть такое…
— А зачем бы тогда ты был нам нужен? — она рассмеялась. — Дурачок, хоть и седой весь!
— Не седой он. Серый… — Элина, вмешавшись, прилегла на мою грудь и принялась целовать соски. Волна возбуждения начала заполнять тело сверху до низу, а обе девушки, заметив действие поцелуев, прекратили смеяться и уже окончательно меня раздели. Вскоре мы сплелись в один клубок… Через полчаса, может больше, я устало откинулся на постель. Ната, довольная и счастливая, легла рядом на плечо.
— Так хорошо…
— И мне! — Элина примостилась рядом.
Элина и Ната без стеснения лежали возле меня. Мы предавались ласкам, уже не боясь света, который на первых порах старались все же приглушать — все испытывали некоторый дискомфорт. Но, после переселения в форт и всех последующих событий, и я, и девушки стали меньше стесняться друг друга. Возможно, сыграло и то, что с наступлением сильного тепла мы и так ходили, чуть ли не обнаженными. Носить на себе лишнюю одежду стало просто невмоготу, и, если бы не прерии с их колючками, и частыми ночевками на земле, мы, скорее всего, вообще предпочли бы одевать только набедренные повязки! Кстати, в прерии, многие примерно так и одевались…
В бане побывали все, даже Ульдэ, которая как раз появилась из одной из своих постоянных отлучек. Девушка, получив в свое распоряжение целый дом, тем не менее, большую часть времени проводила вне его стен. Нам она помогала лишь по собственной воле. Я почти не видел северянку — она, почему-то, избегала встреч. В форт девушка окончательно переселиться не спешила, и ее жилье часто пустовало, отчего я выслушал немало нареканий со стороны прочих обитателей. Охотница вела замкнутый образ жизни, никто ни разу не видел ее, с кем ни будь, из мужчин. Но она и не могла рассчитывать на особое внимание к себе — девушка не отличалась большой красотой. Более того — ее специфическая внешность, очень далекая от европейских стандартов, почему-то отталкивала…
Сова немного рассказал нам о ней. По его словам, девушка всю жизнь прожила в таежной глухомани и с цивилизацией столкнулась буквально в последние дни, перед Катастрофой. Она, по-настоящему, являлась полудикаркой — такой, как если бы вела жизнь по подобию своих предков, живущих в северных лесах за тысячи лет до ее рождения. Мы несколько поразились этому — в наше-то время? Но, потом, я вспомнил, насколько необозримы могли быть просторы этих лесов, и как легко можно в них затеряться — и тоже стал поддакивать индейцу. Похоже, что так оно и было…
Охотница вышла из бани. Она парилась последней и потому была одна. Ульдэ не спеша надела на себя охотничье снаряжение: колчан, заплечный мешок, подхватила лук…
— Ты снова не останешься?
— Ульдэ пока не хочет свой дом. Но она помнит.
— Ты в лес?
— Нет. Синие куртки не появляются больше — зачем ей сторожить ветер? Ульдэ пойдет на охоту, в прерии — ее стрелы покрылись плесенью!
— Будь осторожна!
Мне стало, почему-то, жаль ее — всегда одинокую и неприступную…
— Ульдэ не боится зверя!
— Я вижу. Ульдэ — смелая девушка. Она никого не боится… кроме себя самой и чужих мужчин. Так?
Она заметно побледнела и, ничего не сказав, развернулась и направилась в травы. Праздник продолжился без нее.
Но жизнь приносила нам не только радости, но и незаменимые потери…
Всего через несколько дней, после окончания постройки, мы услышали далекий гул, после которого едва удержались на ногах — земля вздрогнула, а волны Синей на глазах вздыбились и ударились о берег с силой, способной дробить камни! Облака на горных вершинах заметно осели ниже, и далекие леса предгорий исчезли в тумане. Встревоженные птицы загалдели в воздухе, а травы покрылись спинами убегающих животных. Повсюду поднялась взвесь из пыли и песка, забивавшая глаза и рот. Наши постройки уцелели, и лишь у Немого мальчика на колене появилась свежая ссадина — не устоял во время толчка.
А через день вернулся Белая Сова. Он появился не один, а вместе с Ясной Зорькой. Увидев наших друзей, мы поразились осунувшемуся и почерневшему лицу индейца, и, залитым слезами, глазам молодой женщины. Сова глухо поздоровался и тяжело сел на предложенный табурет. Зорька, пошатываясь, подошла к встревоженной Элине и уткнулась моей жене в плечо. Мы все поняли, что у них что-то случилось…
— Дина погибла… — Сова разжал стиснутые губы. — Позавчера…
Все охнули. Элина зашмыгала носом, у нее сразу выступили слезы на глазах.
— Бандиты? — я напрягся.
Индеец покачал головой. Ната усадила Зорьку и присела рядом, поглаживая молодую женщину по руке. Сова вздохнул. Он достал трубку и принялся набивать ее вздрагивающими руками. Я никогда раньше не видел своего приятеля в таком виде…
Он судорожно затянулся и, смотря куда-то в даль, отсутствующим взглядом, произнес:
— Она сразу… Как ужасно, — он сейчас говорил нормально, без своих обычных приемов, к которым мы уже привыкли, и от этого его речь становилась еще более зловещей… — Землю трясло. Все как обычно, не сильно… Так, слегка задрожало и все. Ну, мы шли к вам… Вечер, пора разбивать лагерь. А тут — удар! Все под ногами затряслось… Потом стало тихо. Землетрясение закончилось почти сразу, и мы решили не менять место. Я поднялся на горку, оттуда даже заметна ваша скала. Уже хотели ложиться… и тут… Дина шла впереди, шагах в десяти, наверное. Рывок, все уходит из-под ног… И все. Нас снова тряхнуло, в последний раз. Мы с Зорькой просто упали, потом поднялись. Где Дина? Дина молчит… Я бегу вперед, а уже ничего не видно. Искали — нет… Нигде нет. Я к костру, схватил головню из очага, давай снова все обходить. Нет… Мы все обыскали, во все стороны. Ходили до утра, уже с ног падали, но продолжали искать. Не нашли…
Зорька залилась слезами. Ее затрясло в рыданиях и она, заламывая руки, забилась в объятиях Наты, побледневшей при жутких словах Совы:
— Когда рассвело, мы опять стали обходить все в округе. Пошли по той же дороге, по которой шли перед землетрясением — а там… Полоса, шириной метров двадцать, по всем признакам — разрыв. Словно земля раскрылась и снова захлопнулась. А по краям заметно, что так оно и есть — деревья, камни, что рядом лежали — ни одного. Чисто, все края голые, на несколько шагов. Как просека получилась… Тогда я понял.
У меня перехватило сердце. Я сразу вспомнил свое падение в шахту, безнадежные поиски выхода, и тот, невыносимый страх, когда я понял, что замурован в подземелье заживо… Но Дине не могло так повезти, как мне.
— Она упала вниз, и земля снова сомкнулась. Как глубоко, я не знаю. Где копать, тоже. Мы в темноте шли, почти на ощупь. Она могли в середине разлома оказаться, и сбоку. А деревья, которые улетели в пропасть, метров по пять, из земли только верхушки торчат, как кустики. Какая ж глубина должна быть? Мы пытались. Весь день пытались… А в ночь — ушли. К вам.
Сова поднял на меня свои глаза, исполненные муки:
— Помоги, Дар. Вас много, вместе мы ее откопаем… Скажи им, ты же можешь. Они послушаются твоих слов. Помоги мне! Хоть проститься… С ней…
Он закрыл лицо ладонями. Мы все молчали, словно воочию увидев ту трагедию, которая произошла с подругой Совы. Чудовищная участь! Я не знал, что ответить другу. Спасти Дину мы не могли, она уже погибла… Попытаться выкопать ее тело — но как? Ни настоящих лопат, ни иных приспособлений у нас не имелось. Доставать землю руками, углубляясь внутрь, неизвестно, на какую глубину? Рисковать жизнью тех, кто мне доверял… Что решить? Отказать индейцу — неминуемо и навсегда испортить наши отношения. Такое не прощают и не понимают, как бы убедительно не звучали все мои доводы. Собрать всех в форте, проделать далекий путь, приняться за заведомо бессмысленную работу, справиться с которой невозможно — как я могу отдать такой приказ? Я потерянно молчал, опустив голову вниз. Дина, скромная, незаметная, редко улыбающаяся, с загадочной полуулыбкой и тихим, переливчатым голосом, погибла… Как нелепо, как жутко! Я лучше всех сознавал, что означает оказаться в кромешной тьме, провалиться в преисподнюю и ловить последний глоток воздуха, будучи намертво зажатым многотонными массами сырой земли… Лучшее для нее — умереть мгновенно. Но мы даже этого не могли знать… Элина подошла ко мне и встала на колени, протянув ко мне руки:
— Дар? Ну что же ты? Надо скорее идти! Ты слышишь? Скорее!!!
Она вздрагивала, руки ее дрожали. У девушки началась истерика. Ната оставила Зорьку и быстро подошла к Элине. Она ухватила ее за плечи и с неожиданной силой встряхнула:
— Лина! Перестань!
Я покачал головой — не надо так! Мне пришлось самому успокоить девушку, но осуществить это было сложно…
Мы вышли с Совой во двор, к остальным. Весть о том, что у Совы что-то случилось, быстро распространилась по лагерю, и все столпились перед домом… Я рассказал им о несчастье, которое постигло семью индейца. Свою просьбу он повторил сам, еще раз, избавив тем самым меня от мук. Я до сих пор не знал, что ответить… Сомнение отразилось и на лицах людей. И все же, главное слово оставалось за мной. Ната, вставшая рядом, тронула за плечо:
— Согласись…
— Ты же понимаешь, мы можем ничего не добиться…
Мы разговаривали, не глядя друг на друга, еле разжимая губы.
— Знаю. Дело не в этом. Важно попробовать, и ты это знаешь.
Вопреки моим ожиданиям, никто не спорил. Я сказал, что каждый вправе сам решать, пойдет ли он к жилищу Совы, что до нас, — я показал на Нату и Элину, согласно опустивших головы — то здесь двух мнений нет в принципе.
В лагере осталась только Туча, Бен, от которого мало толку — он накануне повредил ногу и еще сильно прихрамывал, а с ним ребенок. Поручив им все заботы и оставив все наше хозяйство, мы, цепочкой, след в след, углубились в желтеющую перед нами степь. Стопарь нес кроме обязательного оружия еще и две грубо сделанные лопаты, намереваясь использовать их при рытье траншеи. Его рабочий инструмент и запасы железа для поделок так и оставались в схроне, и он не мог изготовить инвентарь поприличнее. Этих лопат слишком мало для нас всех, и я прикидывал, как мы станем выкапывать траншею голыми руками… Я видел, что кое-кто считал всю эту затею бесполезной, но открыто не выступал против. Люди привыкли к смерти… Боль утраты Совы была, в основном, его болью, затрагивала нас — меня и девушек — но тем, кто сам потерял всех своих близких, стало непонятно — для чего они должны идти в такую даль для совершения устаревшего, в общем-то, обряда? Люди долины никого не хоронили — это за них делали крысы…
…Мы копали землю пять дней. Она осыпалась по краям, угрожая засыпать тех, кто в это время находился внизу. Нам приходилось укреплять стены стволами, на что уходило много времени. Страшную находку обнаружил Бугай, едва не пробивший лопатой спину женщины. Дина лежала на животе, с сильным наклоном передней части тела вниз, в глубину. Правая рука у нее была прижата к груди, словно она пыталась защитить себя от беспощадного давления, не позволившего ей сделать ни единой попытки спастись. Левая — вывернута назад и переломана в четырех местах. Позвоночник — раздавлен комлем дерева, тоже упавшим в яму. Лицо почти не пострадало, но рот и нос забиты землей. Когда мы стали поднимать ее, стараясь сделать это как можно осторожнее, впечатлительная Элина, сползла по земляной стенке на колени — девушка потеряла сознание. Нам пришлось доставать и ее. Зорька тоже едва сдерживалась, не в силах видеть безжизненное и окостеневшее тело своей подруги.
— Обмыть бы ее… — Стопарь негромко сказал мне, встав рядом. — Только кому? Я и не хоронил никого, хоть прожил немало. Моих стариков, без меня в землю положили… Крест, что ль, вырубить?
— Не надо. Она по рождению — мусульманка… Была. Кажется, Сова сделает все по-своему. И я догадываюсь, как…
Индеец решил проводить свою погибшую жену так, как это делали те, кому он подражал и перед обычаями, которых он преклонялся, следуя им в прошлых и настоящих годах своей жизни. Он своими руками сложил громадную поленницу, сделав на вершине площадку для тела. Женщины с нашей помощью отнесли Дину к воде и там, уже сами, сделали все, что нужно… Зорька, с ввалившимися глазами, став намного взрослее из-за постигшего их горя, вынесла из хижины платье, в котором мы видели Дину, когда были у них в гостях. Они с трудом облачили погибшую в одежды, и мы подняли ее на вершину погребального костра. Это были первые похороны, в которых мы все принимали такое непосредственное участие — не считая гибели Чаги. Но в предгорье все сильно торопились — а сейчас Сова все делал очень медленно. Он разложил у подножия костра несколько букетиков из полевых цветов. Потом вынес все ее вещи, и тоже обложил ими сухие дрова. Мы собрались вокруг подножия, и Сова поднес к нему факел. Индеец обошел кругом, поджигая его в нескольких местах, сразу… Зорька закричала в голос и рванулась к огню. Мы едва успели ее поймать — так сильно она стремилась к своей, уже мертвой подруге! Сова безучастно смотрел на нас — он не сдвинулся с места, чтобы помочь справиться с обезумевшей от горя, девушкой. Ната и Элина — они вдвоем повисли на руках Зорьки — принудили ее отойти прочь… Рыдающую девочку отвели на безопасное расстояние.
Я тоже отошел подальше — запах горелой плоти стал тяжелым, терпеть его было невыносимо… Один только Сова, по-прежнему, стоял возле костра, и словно не замечал падающих возле него искр и едкого дыма… Кто-то тронул меня за плечо.
— Ульдэ?
— Я узнала слишком поздно… Сова уже совершил погребальный костер?
Она не спрашивала — ее глаза были устремлены на пылающий жаром, огненный холм.
— Как видишь… Где ты была?
— В прерии много места для одинокой охотницы… Ее путь извилист — он не всегда пересекается с дорогами мужчин из форта.
— Спасибо за то, что пришла.
— Не благодари Ульдэ — в ее селениях не принято хвалить женщин.
— Почему?
— Там они не имеют прав, охотник Дар. Там женщины — Ульдэ — молчат. За них говорят их мужья… или отцы и старшие братья.
— Подожди… — я внимательно посмотрел на нее. — Так значит, твое имя, вовсе не Ульдэ? Это — название всего твоего рода?
— Какое это имеет значение, Дар?
Она пожала плечами и спокойно отошла по направлению к безутешной Зорьке и поддерживающей ее Салли. Женщины стали разговаривать между собой. Я встал возле Наты — она тоже крепилась из последних сил.
— Ты видела? Охотница пришла на похороны Дины…
— Она обязана Сове очень многим. Дар, как это нелепо… Не вовремя.
— Любая смерть, почти всегда, не вовремя…
Она вытерла слезу рукавом и молча прислонилась ко мне. Я положил на ее плечи свою руку. Девушка благодарно ткнулась мне в ключицу губами:
— Ты в порядке?
— Да… Я выдержу, Дар. Только очень жалко…
Она вздохнула. Я посмотрел на Элину, та находилась поодаль от нас вместе с Зорькой и Ульдэ.
— Ясная Зорька осталась одна…
— У нее есть Белая Сова… и Стара.
— Старуха не может быть ей подругой — между ними столько лет разницы. О чем такой молодой девушке говорить со знахаркой? А Сова — он, прежде всего индеец, потом шаман, далее мужчина и лишь в конце — муж. Зорьке будет очень одиноко…
— Мне бы очень хотелось им помочь… но как? Сова не примет ничьего сожаления. Я приглашу его пожить у нас, в форте. Но зная характер бродяги, не уверен, что он его примет.
Ната посмотрела мне в глаза:
— Ты не столь суров, как наш друг… Но, если бы, что ни будь, случилось с Линкой — я сейчас, наверное, каталась по земле от отчаяния! А Сова держит себя в руках.
— Мы ведь не знаем, какие у них были отношения?
— Они обе жили в типи индейца. Разве у них могли быть иные отношения, чем как у нас, с Элиной?
— Я не могу тебе ответить, Ната. Это чужая семья — и мне невозможно спрашивать об этом у Совы. Он говорил как-то, что не может себе представить, что будет разделять своих женщин — к кому и когда приходить на ночь. Наверное, меж ними была та же близость, какая существует между вами…
Ната не ответила. Она вопросительно взглянула в сторону женщин и вздохнула.
— Дар…
— Иди. Я все понимаю. Подойди к ним.
Ната отошла. Ко мне приблизился Стопарь.
— Все кончено, Дар. Нам нужно возвращаться…
— Подожди немного. Мы не можем уйти так сразу — это будет выглядеть плохо по отношению к Сове и его женщинам. Кроме того, я хочу позвать его и Зорьку к нам. Сова дождется, пока догорит последний уголек… соберет пепел и развеет его на ветру. Потом с ним можно станет говорить.
— Дар, ты помнишь о банде? Пока мы здесь — Сыч может прийти всей своей сворой.
— Я помню, Стопарь. И все-таки, нужно ждать…
Он склонил голову в знак согласия и умолк. Улучив момент, когда Ульдэ повернулась в мою сторону, я сделал ей знак рукой: — Подойди!
— Что хотел от Ульдэ вожак форта?
Я поморщился, заметив вслух:
— Между вожаком и вождем есть некоторая разница… Вожак, это больше подходит для стаи, а мы — люди.
— У нас были собаки, таскающие нарты. Самая сильная и умная — вожак. Иногда — самка. Но всегда — вожак! А родом управляли старейшины… Ульдэ поняла — Дар хочет называться старейшиной. Как говорит Сова — вождем. И, как он сам — шаманом всей долины!
— Я не претендую на всю долину. Но я позвал тебя не для того, чтобы пререкаться меж собой попусту… Ульдэ, скажи мне, когда ты видела в последний раз людей в синих куртках?
— Охотница повстречала двоих из них в прерии… — Ульдэ недобро усмехнулась.
Я спросил:
— И чем закончилась эта встреча? По твоей улыбке, вижу — она не похожа на обычную встречу охотников, идущих по следу зверя!
— Эти охотники пытались выследить Ульдэ!
— Им это удалось?
— Нет. Я сама зашла им в спину и разговаривала, положив их лицом на землю!
Я невольно улыбнулся. Невысокая, правда, крепкая — но девушка! — справились без посторонней помощи с двумя здоровыми мужиками, явно нерассчитывающих на сопротивление!
— Что они хотели?
— Что могут хотеть мужчины от женщины, повстречав ее в лесу? Они уговаривали меня стать им подругой на то время, пока мы находимся среди равнин!
— И что им ответила Ульдэ?
— Что она отрежет у каждого, их вонючие члены, и заставит съесть, поделив между собой!
Я с трудом подавил неуместный сейчас смех, рвущийся наружу — девушка вполне могла осуществить свою угрозу!
— А что еще говорили синие куртки?
Ульдэ равнодушно повела рукой в сторону:
— Уговаривали помочь им в поисках людей, способных пойти на охоту. Провести к самым дальним поселкам… Предложить свои услуги их вожаку — Ульдэ правильно на этот раз назвала главаря чужаков?
— Да. Они — это стая. Очень опасная, но предсказуемая. Похоже, эти чужаки не знали, что Ульдэ тоже относится к жителям форта… Ты их отпустила?
— Ульдэ — не Сова. Она не стремится убивать. Я отобрала у них оружие — палки с наконечниками из кости, и ножи. Прерии сами не дадут им выйти из трав.
Мы со Стопарем переглянулись — действительно, зачем убивать? В кустарниках долины, пока еще встречалось многое, из того, что запросто могло отправить на тот свет не одного бандита, а уж безоружных…
— Если им повезет — выйдут… А где это было?
— Недалеко. Два дня отсюда, на северо-запад.
Я прикинул. Выходило, что люди Сыча забрели на территорию, на которой раньше не появлялись. В Низины. Это охотничьи угодья свирепых стай — волчьих, или диких собак. И именно там мы встретились когда-то с гигантским змеем… Там редко пересекались тропы охотников долины, в основном, лишь из числа тех, кто предпочитал нападать на стада крупных животных: овцебыков или лошадей-пхаев. Нахождение в Низинах опасно само по себе — предательские ямы-зыбуны, гнус, растения, способные опутать неосторожного своими корнями, стремительные кошки… И там же попадались настоящие монстры, вроде перерожденных быков. Не овцебыков — а прежних, ставших огромными, с практически непробиваемой шкурой. Охота на них считалась делом слишком рискованным. Завидев их, вдалеке, мы предпочитали обходить животных на расстоянии — вступать с чудовищами в схватку на открытой местности, равносильно самоубийству. Возможно, так же поступали когда-то наши предки, увидев мамонтов — бороться с ними в открытую являлось делом абсолютно бесполезным! Их можно взять только хитростью — вырыв на пути яму, с кольями на дне…
— Их было только двое?
— Ульдэ не шла по следу людей — Ульдэ спешила к типи Белой Совы! Весть о несчастье разнеслась по прериям. Ульдэ хотела увидеть одну из своих подруг, до того, как ее отправит на небо священный огонь…
— Мне казалось, ты не имеешь друзей… Ты так близко знакома с Диной?
— Ульдэ знала ее под иным именем — Тихая Вода. Дар и его женщины не так давно поселились возле реки — они прежде жили в мертвом городе. А охотница всегда находилась в долине, и это первые люди, которых она увидела в начале эпохи Огненного Боренья. Так она узнала Белую Сову и его скво. Сова и его женщины приютили Ульдэ, в те дни… Они научили Ульдэ жить по-новому. Она стала лучшей ученицей!
— Я верю… — я спокойно отнесся к ее признанию. — О тебе много говорят, как о самой отважной девушке прерий! Но ведь такая жизнь у тебя началась много раньше… с рождения? Это мы, жители городов, внезапно оказались вырванными из своего круга. А ты лишь поменяла место жительства. Как, впрочем, и все мы… Но ты всегда одна, у тебя нет приятеля?
— У Ульдэ нет своего типи, как у Совы. Шкуру, на которой она спит, легко перенести в любое место — и на нее так же легко пригласить любого, кто носит штаны. Но есть дом в форте у скал. Он прочен и его трудно передвинуть на иное место. В нем будет ночевать лишь тот, кто достоин назваться мужчиной.
— Понятно. Такого еще не нашлось. Дом ждет тебя, но ты появляешься, когда тебе вздумается…
— Ульдэ вернется в форт, вместе с тобой… Пусть женщины Дара не ревнуют!
— Они и не ревновали, по-моему.
— Ульдэ знает. Она не хочет быть лишней, там, где все мужчины имеют подруг.
— Ты не лишняя у нас. И не была ею… С чего, вдруг, девушка с севера решила, что она стала чужой? Ее кто-то гнал?
— Нет. Ульдэ может позаботиться о пропитании для самой себя, и для людей форта. Она… — девушка запнулась.
Я решил облегчить ей задачу:
— Ульдэ устала от одиночества? Мы постараемся стать ей друзьями, если она захочет принять их в свое сердце!
— Ульдэ попробует… Ее сердце застыло.
— Я вижу. Даже смерть скво Белой Совы, не смогла выдавить из него ни слезинки…
— Но женщины — Ульдэ — не плачут!
Я погладил ее по щеке. Девушка недоуменно вскинула на меня глаза и резко отстранилась.
— Не делай так больше!
Она повернулась и отошла прочь. Я понял, что совершил что-то не так, как надо. Видимо, что-то очень глупое по отношению в ней — но что? Возможно, этот жест и ласка в ее племени расценивался как-то иначе?
Плачущую Зорьку отвели от холма, где догорал костер. Ее усадили в траву. Возле девушки, все время, кто ни будь, находился. Старе — жене старого шамана и вождя — помощи не требовалось. Она спокойно восседала на шкуре и безучастно смотрела на огонь, шепча что-то обветренными губами…
— Старуха видела много смертей, — раздалось у меня за спиной. — Она может вынести и не такое.
Я узнал голос Черепа. Мы встречались очень редко — охотник был столь же нелюдим и бесприютен, как и Ульдэ. Они даже чем-то походили друг на друга — оба скитальцы, не имеющие ни одного близкого человека. И оба — неутомимые исследователи и бродяги прерий…
— Ты давно здесь?
— Я все видел, — он был лаконичен.
— И не подошел проститься?
Он пожал плечами:
— Зачем? Смерть этой женщины — не первая… и не последняя из смертей. В долине каждый день, кто ни будь, умирает. Кто-то погибает в лапах зверей, а кто-то проваливается в трещины или тонет на болотах. Или, их убивают. Оплакивать всех ни у кого не хватит слез.
— Но ведь Сова был твоим другом!
— Он им и остался, — спокойно ответил Череп. — Но он сам учил всех сдерживать свои чувства. Ты зря смотришь на меня так, в моем сердце не меньше горечи, чем у твоих плачущих жен… Просто глаза Черепа разучились плакать — их выжгло, когда вся его семья сгорела на его глазах!
— Прости меня.
Он махнул рукой в сторону:
— Прошлое… У тебя, насколько я знаю, тоже все погибли? Или, не так?
Я проглотил комок, внезапно поднявшийся к горлу:
— Я не знаю. Они далеко, за тысячи километров отсюда. Теперь это так много, что понадобиться несколько жизней, чтобы туда дойти… Да мне и не выйти отсюда — мы все зажаты на этом клочке земли, в большой долине!
— Ты уверен?
Я с вопросом посмотрел на охотника. Он невозмутимо сорвал травинку и принялся ее жевать.
— Ты хотел что-то сказать?
— Дар сам знает ответ. Откуда могли появиться уголовники? Этот сброд в синих куртках? Их так много, почти столько же, сколько людей в озерном поселке. И они не такие, как мы. У многих еще относительно сохранилась одежда, обувь, а лица не так обожжены новым солнцем. Знаешь ли ты, что это означает?
— Только то, что они имели возможность, где-то переждать зиму и весну.
— И все?
— А что еще?
— А то, что они откуда-то должны были прийти!
Я отрицательно мотнул головой:
— Нет, Череп. Они не из-за хребта или реки. Сова пытался найти проход. Он говорил мне, что напрасно исходил множество ущелий в горах — прохода нет!
— Сова ходил там давно. А толчки происходят постоянно. Откуда тогда появляются новые животные в долине и предгорьях? И банда, она что, перелетела по воздуху? Если так, то за хребтом живут иначе… Но Череп не слышал гула вертолетов — стало быть, эти твари пришли пешком. И у большей части землистые и бледные лица, словно они полжизни провели в могилах! Знаешь, о чем это говорит? Зэки находились в убежище…
Череп прекратил жевать и выплюнул травинку на землю:
— Добавлю, что они вряд ли смогли пройти через болота. Такой отряд невозможно не заметить. И Синюю переплыть — тоже. Остаются горы. А теперь сложи два и два… Лица серые, одежка рваная, но с кучей заплаток. Из оружия — металлические штыри, ножи, самострелы. В долине таких не делают. Их много. Все говорит только об одном.
— Где-то в горах есть Зона?
— Скорее всего. Скажем точнее — была. Этим — повезло выжить. Надо полагать, что охране так не подфартило… Правда, про уран или тому подобное мне слышать не доводилось. А держать такую прорву зэков просто так… Туннель?
— По слухам, бандиты не говорят никому, откуда пришли. А если и обсуждают меж собой — то шепотом.
— Может быть, следует попросить сказать погромче?
Я усмехнулся, внезапно догадавшись, почему Череп решил вдруг заговорить со мной. Он прямо намекал, что мы могли бы узнать все, что нас интересует, расспросив кого ни будь, из пришлых…
— А ты сам — пытался?
— Нет. Зэки не видели меня. Но Череп наслышан о том, что творится в поселках — кровь и крики людей видны и слышны издалека!
Он произнес это без эмоций, как о чем-то, само собой, разумеющемся.
— А что решил для себя Череп? Он не сталкивался с уголовниками? Сыч приходил и к нам, он знает об этом?
— Да. Сова рассказал мне. Сыч будет мстить, это плохо кончится для твоего форта.
— У нас есть оружие, Череп. И мы владеем им не хуже уголовников!
— И не лучше. В итоге — вас всех перебьют. Их много, — он равнодушно посмотрел на меня.
— Тогда, зачем все это? Ты хотел поговорить со мной — о чем?
Он криво улыбнулся — обожженное лицо перекосилось ужасной маской, и я невольно отшатнулся…
— Вот почему… Ульдэ, я слышал, собирается переселиться к тебе в форт, это так? Возможно, что и я последую ее примеру… Люди Сыча могут гоняться за мной годами, но в горах и прерии много места, им не выследить одинокого охотника, даже если они будут прочесывать леса всю жизнь. А смерти я не боюсь. Если ты не против — то, выражаясь языком Совы! — Череп может составить компанию Дару на тропе войны! Но, не оттого, что его трогают чьи-то несчастья. Будь люди в поселках смелее — они давно бы сами прогнали синих. Мне… Почти все равно, что с ними станется…
— Тогда, зачем?
Он опустил голову и глухо произнес:
— Я не дикий пес, бредущий, куда глаза глядят… Я — человек, хоть и превратившийся в пугало. Мне можно не доставать оружие — от одного моего лица любой впадает в ступор. И ты — не исключение… Но я не могу так больше. Я помогу вам, а ты — поможешь мне вернуться к людям!
— Ты ведь и сам можешь это сделать, причем тут я?
Он выпрямился и сверкнул покрасневшими глазами — без ресниц и бровей они являли собой ужасное зрелище…
— Потому что я не хочу жить среди трусов! Вы — единственные, кто встал на дороге у бандитов. Сейчас нет законов, нет судов и нет исполнителей. Любой, мог бы подкараулить уголовника и снять с него скальп! Так, как это сделал Сова! И никто не осудит! Но все, почему-то, выжидают. Чего ждут? Пока Сыч скрутит их совсем? Мне они не сделали ничего плохого — у Черепа нет друзей и нет ничего, кроме его рук. Я мог бы даже предложить свои услуги Сычу, в обмен на спокойствие. Но мне этого не нужно, Дар. Я, может быть, и жесток, но не совсем бессердечен. И я — не предатель.
— Что ты предлагаешь?
— Захватить, любого из их числа и расспросить его обо всем. Я мог бы это сделать и сам — ты спрашивал! — Но предпочитаю с тобой. И, вот что… Пока ты рассчитываешь на время — Сыч может передумать. И, вместо ожидаемого восстания, вы получите сотню боевиков под стенами собственного поселка. Потом уже станет поздно что-то думать.
— Я спрашивал не об этом… и сам понимаю, что время работает не только на нас. Ты не ответил.
— Хорошо… — Череп насупился. — В прерии уже наслышаны о форте возле скал. Если там нашлось место для кузнеца, мулата и таежной девушки — отчего не поселиться такому увечному, как я? Или… ты против?
— Мы решаем вместе. Почти все. Если ты хочешь присоединиться к нам — тоже будешь одним из тех, кто принимает такие решения.
— И буду исполнять любое твое — так? Череп согласен. Хочешь быть вождем — будь. Мне не нужно…
— Думаешь, мне нужно? Я и сам не знаю, чего хочу. Наверное, больше всего хочу не проливать кровь… но, похоже, не только от меня это зависит. Ладно. Даю слово — ты будешь жить в форте. А пока — подожди меня на тропе…
Я посмотрел в сторону своих — они держались кучкой возле индейца и Зорьки. Те стояли, взявшись за руки, и молча смотрели на угли…
— Стопарь, — негромко позвал я кузнеца. Тот вздрогнул и повернулся.
— Ты звал?
— Мне надо отлучиться, на какое-то время. На пару дней, возможно. Помогите Сове — если, о чем попросит. И не оставляйте без присмотра Зорьку — она не в себе. Когда вернусь — пойдем в форт.
Стопарь недовольно вздохнул — он считал, что нам следует идти домой немедленно. Но у меня уже созрел иной план…
— Ульдэ хочет пойти с тобой!
Девушка незаметно подошла с боку и поигрывала своим легким копьем.
— Ты могла бы остаться здесь — Зорьке твоя помощь не помешает!
— Ульдэ не умеет утешать. Твои скво справятся с этим лучше. Ульдэ знает о том, что хочет Череп, а, кроме того, она может провести охотников самой кратчайшей дорогой!
— Череп тоже знает прерии…
— Ульдэ — не хуже. Или ты не веришь мне?
Подошедший ко мне охотник примирительно сказал:
— Возьмем ее, Дар. Она все равно не отвяжется. Ты сам посмотри, она, вообще, мало похожа на девушку, так, случайно, надела женскую одежду!
Та сверкнула глазами и резко обернулась к нему:
— С каких пор Череп судит людей по их одежде? Ульдэ не знала иной и раньше, когда мир вокруг нее был прежним!
— Все, хватит. О чем спор? — я поправил перевязь ножен меча и лук на спине. — Выйдем немедленно. Ты говорила — это случилось вчера вечером?
— Чуть раньше. Но они все еще там — ищут вчерашний день!
— Тогда — вперед!
Я не стал подходить к Нате, поручив передать мое решение Стопарю, и предвидел, что по возвращении меня ждет нехилая трепка от обеих рассерженных женщин…