…Первые, самые страшные годы, после Катастрофы, прошли. Изменилось все — животные, деревья, рыбы и птицы. Изменилась сама Земля! Менялись и люди. Потерявшие семьи, прежнюю жизнь и даже собственное прошлое — ибо настоящее не позволяло такой роскоши, как память. Но, несмотря ни на что, они — выжили! Закалившись в испытаниях, став более жесткими, порой жестокими, но оставшись людьми — когда вокруг изменился весь мир! И это был уже их мир, мир, где все они — Обреченные Жить!
КНИГА КУПЛЕНА В ИНТЕРНЕТ-МАГАЗИНЕ WWW.FEISOVET.RU
КОПИРОВАНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТЕКСТА ДАННОЙ КНИГИ В ЛЮБЫХ ЦЕЛЯХ ЗАПРЕЩЕНО!
Интернет-магазин фэнтезийной литературы http://feisovet.ru
У нас:
сообщество современных и интересных авторов
постоянно пополняемая коллекция электронных книг
самые разные жанры — фэнтэзи, любовный роман, приключения, юмор, эротика
бонусы в виде бесплатных книг для постоянных покупателей
Приглашаем к сотрудничеству новых авторов http://feisovet.ru/avtoram
Пролог…
Крики и шум сражения понемногу затихли. Победители спешно осматривали все закоулки, кусты, ямы-землянки, где находили и добивали уцелевших врагов. Несколько самцов бросились в ущелье — и Он решил, что те сейчас разделятся. Это было плохо — их и так стало слишком много в этих скалах, дальше оставаться незамеченным уже трудно. Но нюх и зрение голокожих, куда хуже его собственного, кроме того, они поглощены иным делом и вряд ли станут обращать внимание на окрестные холмы. А зря… Он бы не один раз обвел все внимательным и цепким взором, прежде чем поверить в то, что здесь нет других хищников!
Оставшиеся собрали всех убитых в одно место — и он увидел, как их сбрасывают в разлом между камней, туда, где его чуткий нос улавливал запах тления и помоев. Что ж, ему не придется долго искать свой ужин… Правда, более нежное и сочное мясо самок было бы предпочтительнее — но эти, почему-то сбрасывали в расщелину только мертвых, чужих самцов. Своих убитых они уложили на выломанные из завала бревна. Он вгляделся — похоже, они никого не оставили в живых! У гладкокожих все неправильно! В его стае, после того, как добыча поймана, принято немного поиграть с жертвой! Впрочем, двух, из дурнопахнущих, пока еще не убили — самки заставили их встать на колени и чего-то ждать.
Ушедшие вернулись. Он насторожился — среди этих вновь появился тот, странный… так похожий на него самого. Не внешне — Он даже изобразил подобие усмешки, оскалив клыки, делающие честь матерому волку. Нет, гладкокожий нисколько не напоминал членов его стаи. Такой, как и все они — плохо видящий, медлительный и слабый. В орде Урхора слабых не любили. Слабый ли? Здесь, среди своих, этот — самый опасный! И Урхор в этом краю лишь потому, что видел его прежде! А себя — глазами этого…
Самцы-гладкокожие, быстро прошли в самый центр лагеря, где их уже поджидали остальные. Все о чем-то громко кричали, потом один резко взмахнул лапой — и один из тех, кто ожидал на коленях, стал заваливаться на землю. Второго грубо подняли и навесили ему на передние лапы куски жесткой травы. Через какое-то время они собрали многое из вещей новых, встали полукругом возле сложенных бревен, где сложили убитых, и зажгли под ними огонь. Он поморщился — огонь был ему знаком, он даже умел им пользоваться… но почти всегда предпочитал, есть мясо сырым. Но эти не собирались никого есть — они просто ждали, пока огонь громадного костра пожирал тела, сложенные на его вершине. Наконец, они ушли, унося с собой двух самок на ветках… Напоследок, тот, опасный, шедший последним, остановился и посмотрел на место сражения. Он снова замер — этот вожак гладкокожих, похоже, что-то заметил… или понял?
Он свел скулы, пряча блеснувшие клыки — настороженность гладкокожего ему не понравилось… Слишком внимательно тот водил своими суровыми глазами по окровавленным камням. И он ощущал еще что-то… Этот, со знакомым запахом, так похожим на его собственный, сжимал в руке страшное оружие — резко блестящую палку! — и был опасен! Он был из этих! Но, он был и как остальные самцы его стаи! Странно…
Человек не уловил его запаха… Более того, он повернулся и зашагал прочь, вслед своим.
Урхор соскользнул вниз. После ухода этого странного охотника, здесь, в расщелине между скал и этих грубых сооружений, никого живого не осталось. Почти… Нос Урхора уловил еле слышный вздох — кто-то из недобитых, лежа в теснине, захлебывался в луже крови и вонючих отбросов. Он спокойно вытянул одного с самого верха — глупые охотники… бросить столько еды! Стон повторился — кто-то, едва живой от полученных ран, упорно не хотел умирать. Урхор, оторвав сочный кусок, и, утолив первый голод, решил посмотреть…
Самец лежал на животе, чуть в стороне от прочих. Он пытался шевелиться, и Урхору стало смешно — с такой дырой в боку эта добыча не доживет и до утра! Если раньше его не разорвут в куски соперники вожака стаи по ночной охоте — большие и мрачные звери с жесткой бурой шкурой. Или любые другие — и таковых сейчас найдется немало в лесу, среди быстро темнеющих скал. Он проглотил мясо, довольно отрыгнул и одним прыжком оказался внизу, среди множества убитых. Тот, с раной, даже пытался встать! Урхор наступил ему на спину, несколько мгновений раздумывая — оторвать уцелевшему голову, или, сломать позвоночник? Когда он уже решил, что стоит попробовать разорвать раненого, вбив свои когти в спину — тот, наконец, смог что-то произнести…
— … Мама… Мамочка!..
Урхор поразился — этот, из новых, не был самцом! Как он мог так ошибаться? Он резко отскочил, потом поддел лежавшего и перевернул его на спину. Его удивленным зрачкам открылось искаженное болью лицо… Лицо самки! Урхор не сдержал рыка… Самка была привлекательна и даже не так плохо пахла, как все они, когда он внезапно оказывался на их тропе! Наверное, она не пахла страхом… Он склонился к ране — пожалуй, та вкусная и холодная вода в горах, сможет помочь ей, так же как помогла ему, когда он вытаскивал кусок острой палки из своей ноги. Эти, убившие всех здесь, тогда едва не убили его самого — и он лишь в последний момент успел спрыгнуть в обрыв. А самка могла пригодиться! Холодными ночами, когда в берлоге сыро и не греет даже шкура, украденная у этих. Притом, ее всегда можно съесть!
Урхор взвалил невесомое тело на шею — груз едва ли ощущался… взрослые остророгие, наверное, были даже тяжелее! Он ухватил свободной лапой ранее оторванную ногу одного из убитых и стремительно понесся прочь — уже слышалось заунывное шарканье громадных когтей… Следовало самому не стать добычей других охотников за мясом!
Луна лишь на миг осветила широкую и сплошь покрытую густыми волосами спину звероподобного — и тот пропал в ночи, столь же невидимый и неслышный, как сама ночь…
Глава 1
Мирные дни
Над долиной всходило солнце. Багровое Нечто, всплывая своим огненным краем где-то далеко за каньоном смерти, устремляло жаркие алые крылья на покрытые снегом вершины гор, отражалось от них ослепительным светом и заливало им прерии — от предгорья на юге и до Каменных Исполинов, на севере, от желтых песков запада и до Синей реки, на востоке. И повсюду, куда проникал этот свет, просыпалась жизнь. Отряхивались от росы растения, устремляя к живому теплу свои листья, над травами начинали порхать неисчислимые сонмы бабочек, стрекоз и пчел, на камни, погреться от ночной прохлады, выползали ящерицы, среди ветвей деревьев зазвучали первые птичьи крики. Среди бурых трав стали мелькать мощные, покатые спины овцебыков, на полянки выходили семейства пхаев, изредка попадались огромные, никого и ничего не боящиеся туры… Настороженные стайки кролов и джейров, прячущиеся ночью среди густых колючек, появились возле берегов рек для утреннего водопоя. Все спешили насладиться первыми, еще не самыми сильными, утренними лучами.
Мы считали его солнцем — не было и не могло быть на небе другого светила, дарующего нам свет, тепло и саму жизнь. Изменилось все, что нас окружало — неизменным осталось именно оно. Прожив первые и самые трудные месяцы без его тепла, мы научились ценить эти лучи. Все остальное кануло в вечность…
Катастрофа, причин которой мы не знали, дотла истребила привычный нам мир. В ее безжалостном котле сгорело наше прошлое, были разрушены старые привычки и устои, похоронены былые устремления и надежды. Оставались только мы сами — внезапно и грубо вырванные из уничтоженного прошлого. Прошлое прошлым — а в настоящем мы стремились выжить.
Но, не все… Повезло немногим. Из миллионов — лишь тысячи уцелели во время наступившего ада, из тысяч — лишь десятки смогли приспособиться ко всему. Остальные — не перенесли наступившие лишения, и их тела добавились к множеству безвестных могил, которых и могилами назвать нельзя. Странные и жутковатые создания нового мира не давали покоя и мертвым, пожирая останки везде, где они находились.
Внезапно и чудовищно изменившиеся растения, жутко мутировавшие животные, первые страхи и наступивший голод — люди пережили все. Мы не были к этому готовы, каждое познание нового мира оплачивалось чьей-то кровью, а чаще — жизнью. А когда в долине наступил относительный покой, когда те, кто смог, поступились прошлым ради настоящего, когда мы просто стали принимать все, как оно есть — пришла банда. Проведшая все это время в мрачных и заваленных штреках, питающаяся начале скудными запасами, заготовленными не для них, и, продолжившая поедать уже запасы иные… отрезанная от поверхности непреодолимыми завалами, более полугода пробивающаяся наружу, и, наконец вырвавшаяся на свободу — банда принялась насаждать в прерии дикий и бесчеловечный порядок своих собственных законов. Почти все склонили головы перед натиском озверевших в беспределе ублюдков в человеческом облике, почти все сдались на милость тех, кто и понятия не имел о милости… Кроме нас. Горстка отчаянных охотников, наполовину состоявшая из женщин, совершила то, что оказалось не по силам прочим — встала на дороге у бандитов, заслонив собой само будущее этой долины. И победила! Трупы уголовников были разбросаны по всем прериям, где их, еще живых владельцев, настигала жалящая стрела, острый нож или страшный удар боевого топора. Окончательная битва произошла в предгорье, где у банды строилось их главное логово. Почти никто не ушел, груды погибших остались лежать, сваленные в расщелину прямо возле места побоища. Но и мы не обошлись без потерь. И, самой болезненной, для всех нас, а более всего — для меня, оказалось ранение Наты, моей подруги, с которой судьба свела меня, в первые месяцы после катастрофы.
Чей-то безжалостный удар сломал ей руку, другой — повредил внутренние органы. И, если с первым мы уже научились справляться — благодаря Доку и его познаниям в медицине! — то лечение второго было почти невозможно… Белая Сова, мой названный брат, белый по крови, но индеец по духу, веря в силу своих духов, совершил обряд исцеления, заставив и нас поверить в чудо. Ему удалось вернуть Нату к жизни, удалось продлить ее дыхание еще на короткий срок, оказавшийся достаточным для того, чтобы появилась иная помощь — в образе давно сгинувшего пса, пожертвовавшего собой в нашей схватке с гигантским медведем. Угар, в доли секунды, разобравшийся в происходящем, исчез так же внезапно, как и появился. Но вскоре он вернулся, неся в пасти клок неведомой нам травы. Сок этого растения вернул девушке сознание, более того — вернул даже саму жизнь! Наутро, стоя на вершине скалы, у подножья которой раскинулся наш форт, я держал Нату на руках и уже знал — она будет жить! И мы все, наперекор всему — мы все будем жить!
Прошло несколько дней. Каждое утро, пес убегал в степь, оставляя нас в недоумении относительно того, где он находил эти растения. И каждый вечер Угар неизменно возвращался обратно, с охапкой зелени в пасти. Док, взявшийся с утроенной энергией за изготовление снадобья, не верил своим глазам и поглядывал на отдыхавшую собаку с суеверным уважением. Ната была еще очень слаба. Но она уже стала понемногу глотать мясной бульон, который готовила ей Элина, и, один раз, долго и старательно пыталась разжевать кусочек самого мяса, случайно попавший в чашку. Страшная желтизна на ее теле стала бледнеть и отшелушиваться, оставляя после себя новую, розовую и нежную кожу. Боли при дыхании стали гораздо меньше — но сильно участился кашель, при котором она отхаркивала липкую, дурно пахнущую слизь. Чем больше выходило этой слизи, тем легче становилось ее дыхание, и более алыми становились щеки. Один раз она вся изогнулась — и ее словно вывернуло наизнанку. Я с испугом держал ее под живот, опасаясь, что она захлебнется — а Нату рвало так, что от страха за ее жизнь вновь сбежались все обитатели форта. Наверное, тогда из нее вышли последние остатки того, что сжигало ее изнутри, отравляя весь организм девушки. После этого она полдня не могла произнести ни слова и только понемногу пила подогретую воду. Я выносил ее на берег Синей реки и там, вдали от суеты и шума форта, она часами гладила Угара, вальяжно раскинувшегося в ее ногах. Там ее дыхание выравнивалось, она успокаивалась, и там же все ярче становился блеск в ее глазах. Жизнь возвращалась в измученное тело… Мы спали вчетвером — Угар, и ранее всегда вольно чувствующий себя в ногах, и я, вновь ощутивший головку девушки на привычном месте — своем плече. Мы быстро согревали ее вместе, и она засыпала под наш шепот — Элина пристрастилась разговаривать со мной вечерами, отчасти для того, чтобы убаюкать Нату, отчасти, как-то сглаживая неловкость, возникшую между нами в последние дни. Она не пыталась даже намеком показать, как стремится быть ближе мне, боясь оскорбить — поглощенного страхом за судьбу Наты. Я тоже чувствовал себя виновным — мой грубый ответ на ее признание, в скалах разгромленного Клана, давил мне на сердце, и я искал повод оправдаться. Я охотно поддерживал ее, и разговоры затягивались далеко за полночь. По нашему молчаливому уговору, мы не переступали пока тех границ, за которыми начинались, оставшиеся в прошлом, до ранения Наты, близкие отношения…
Мы снова строили. Упрямо и зло, после всех неудач и учиненного людьми Беса, пожара. Нам стало мало только одного забора — теперь я собирался сделать селение у реки настоящим Фортом! Наученные горьким опытом, Бен и Стопарь, долго ломали себе головы, пытаясь сделать конструкцию как можно надежней, на случай внезапной осады, или даже штурма. Урок войны не прошел даром… Хоть в долине и не было никого, после разгрома банды, способного напасть на нас, но мы хотели быть готовыми ко всему. Кроме того, у Стопаря имелись свои виды, касательно роли будущего форта в делах всего края — и я больше не пытался их оспаривать. Желал я того, или нет — но роль, которую мне так старательно готовил Сова и старая цыганка, понемногу переставала быть призрачной…
Не так-то просто работать, не имея ни единого гвоздя, не имея возможности распиливать бревна и изготавливать доски. И все же, мы строили… То, что рабочих рук в селении прибавилось, стало ощутимо сразу — теперь у нас уже не уходило столько времени на подготовку. Большой толпой мы вырубили значительный участок леса всего за два дня. После этого, освобожденные от ветвей и сучьев, деревья, были перенесены к форту, и Бен сразу приступил к осуществлению нашего плана. По моему настоянию, в первую очередь были возведены две башни по краям ограждения. Вкупе со скалой, служившей смотровой площадкой и переходом — на случай осады — на скалу, возвышавшуюся в воде, это уже получалось три неприступных точки. Следующим этапом стало возведение каменной (именно так!) стены перед бревенчатой изгородью. Валуны сносились от берегов Синей, и скреплялись между собой смесью глины и ила, вперемежку с травой, из которой мы плели веревки. Высыхая, она затвердевала до состояния цемента, разбить который было практически невозможно. Одновременно возводился дом для гостей, коих в ближайшее будущее мы ожидали увидеть в больших количествах. Он был в два раза длиннее наших прежних жилищ, и отвечал всем требованиям — если бы им пришлось жить в нем всем вместе. Внешне неказистый, но достаточно вместительный, он принял всех, кто на данный момент находился в форте, и мы, с облегчением, наконец-то перешли в него, покинув неудобные временные шалаши. Стопарь, когда мы устроили небольшой праздник по поводу окончания постройки дома, многозначительно заявил:
— Говорят, первый блин всегда комом… Только не у нас! Умеем?
— А он и не первый. Умеем!
Но вопросы строительства являлись не самыми главными. Люди должны были чем-то питаться. И, хоть прерии щедро делились с нами своими богатствами — можно найти и съедобные корни, и плоды, годящиеся в пищу — основным продуктом по-прежнему оставалось мясо. Я задумал большую охоту. Нас уже насчитывалось восемнадцать человек — и вопросы пропитания выходили на первое место, заставляя думать обо всем другом, во вторую очередь. Сова ушел вместе с Зорькой в свое типи, как только убедился, что его помощь больше не нужна. На все наши совместные просьбы остаться и жить вместе, он ответил решительным отказом — гордая натура индейца, признавшего мое главенство над остальными, не допускала того же, в отношении самого себя…
В разведку вызвались идти Док и Салли. Бен, когда услышал, как она просит меня отпустить ее в степь, хмуро пожал плечами и ушел по своим делам. Поглощенный своими проблемами, я как-то не заметил, что в их отношениях наступил небольшой холодок. А Лада, продолжая жить в шалаше Дока, откровенно льнула ко мне. Она старалась попадаться мне на глаза по поводу и без, старательно выполняя любые поручения, и сама, напрашиваясь на них. Это стало столь явно, что Элина в сердцах заметила, что ее становится слишком много — куда не сунься, всюду дочь Бородача! Огненноволосая красавица, ни на йоту не пытавшаяся делить меня с Натой, жутко ревновала! Было и смешно и грустно наблюдать это со стороны, но иногда приходилось вмешиваться, чтобы остановить не в меру свирепеющую Элину, в запале хватающуюся за любимую пращу. А может, мне это только казалось… Юная и в чем-то до сих пор наивная, Элина могла придумать себе проблему на пустом месте — я не давал никаких поводов для ее подозрений. Правда, Лада, словно ничего не замечая, тоже не оставляла своих попыток. Во всем этом могла бы быстро разобраться наша маленькая и мудрая женщина, но Ната, большую часть времени, находившаяся в постели, ничего не знала…
Док и Салли ушли, захватив с собой запас сушеного мяса и несколько кореньев. Нисколько не надеясь, что им повезет, ту же задачу я поставил перед Чером с Шейлой — опытный следопыт куда быстрее сумеет обнаружить нужное нам стадо овцебыков, или иных «копытных». Доку же, я поручил отыскать, и, по возможности не повредив, принести в лагерь то растение, благодаря которому дела у Наты пошли на поправку. Нас всех очень интересовало, что это и можно ли его культивировать на грядках, внутри лагеря. К сожалению, уследить за псом не имелось никакой возможности. Он больше никого не признавал и убегал в степь с такой скоростью, что моментально сливался с ее бурой поверхностью. От былого послушания овчарки не осталось и следа — это был уже полностью самостоятельный и взрослый пес. Серьезный, грозный и уверенный в своих силах. И, хоть он и возвращался обратно, но мы все понимали — за то время, которое он провел вдали от нас, его характер сильно изменился… Как он мог спастись при падении с такой высоты в стремнину горной реки? Где пропадал столько времени? Это оставалось загадкой. Как и то, как он, вообще, после этого, смог попасть обратно, в прерии. Серпантинка, в том месте круто заворачивала, и, через несколько сот метров бешеных прыжков, среди ущелий и скал, ныряла под сползший к лесу ледник — и под ним терялась, так и не появляясь более нигде на поверхности. Я мог только подозревать, что уже под ним, вода продолжала мчаться далее — и выскакивала где-то на той стороне горной гряды, за пределами приютившей нас долины. Но как, в таком случае, Угар смог найти дорогу назад? И что он видел, за время своих странствий? Выяснить это не было никакой возможности, а пытаться, как прежде, уходить вместе ним в прерии, я не мог — до полного выздоровления Наты, покинуть лагерь просто не решался. А тут еще Стопарь начал вновь мастерить кузню, и мне пришлось его остановить. На территории лагеря хватало места для жилья, но опасность пожара, один раз уже уничтожившего весь наш прошлый труд, не исключалась, и увеличивать ее с появлением такого соседства вовсе не хотелось. Хотя, без его умения выковывать столь необходимые нам орудия, мы обойтись тоже не могли. Пришлось найти золотую середину — установить мастерскую на входе и поодаль от намечавшихся строений. Вообще, проблема безопасности форта — после нападения остатков банды во время нашего отсутствия, занимала меня намного больше, чем тогда, когда у стен форта мог появиться весь этот сброд, во главе с Сычом. Я больше не хотел повторения подобного набега, решив сделать все, чтобы уже никто более не смог попасть за стены форта, без нашего на то соизволения…
Бен тоже скучал… Похоже, что Салли, как мне тайком поведала Элина, вовсе не питала к мулату особенных чувств. И то, что она уходила на поиски животных не с ним, только нервировало бывшего инженера. Но с этим я поделать ничего не мог — в форте каждый сам решал, с кем жить… Хоть они и разделяли одну крышу над головой — в данном случае, шалаш, но это был как раз тот случай, в котором общий дом не объединял, а только давал приют. Мне оставалось лишь удивляться терпению Бена — он избегал женщин, отдавая предпочтение именно своей случайной попутчице. Пары в форте давно определились, и он не делал попыток к заигрыванию ни с кем, из свободных женщин. Возможность для этого существовала — к нам стали тянутся девушки из ближайших стойбищ. Единственной, кто не искал себе спутника, считалась Ульдэ, дичившаяся мужского общества вообще. Окончательно переселившаяся в форт, она занималась только охотой. Ей помогала Элина, а иногда — я сам. Но охотница старалась выбирать мою жену… а я, со своей стороны, отправлять с ней кого ни будь, другого. Стопарь и Бугай, день и ночь занимались стройкой — и все, свободные от иных дел, помогали им в том всеми силами. Мы одинаково сильно хотели, как можно скорее укрыться за надежными стенами форта. И это должен стать именно Форт — а не просто скопление нескольких деревянных построек.
Как я и предвидел, поиски Дока и Салли в степи не принесли результатов — Угар уносился в такую даль, что проследить его было делом невозможным. Они видели, что черная шерсть пса мелькала в травах, расположенных от нас к Предгорью, и это единственное, что разведчики успевали заметить. Я мог только подозревать, что это загадочное растение должно произрастать где-то поблизости — иначе, Угар не смог бы его принести в решающий момент так скоро. Но, увы, все попытки отыскать целительные злаки, так и закончились ничем. Каким-то чутьем уловив, что в состоянии Наты произошел перелом, пес перестал приносить загадочную траву, и отныне, забота о ее здоровье, вновь, целиком и полностью перешла на наши плечи. Впрочем, главное сделано — вопрос ее окончательного выздоровления стал только во времени. В итоге, Док вновь вернулся к своим прямым обязанностям — кроме Наты в селении едва ли не каждый день кому-то требовалось его вмешательство. То кто-то слетит с лестницы, чудом не поломав все кости, то девушки, вдруг вспомнив об утраченной косметике, намажутся, какой-нибудь, гадостью, от которой вроде как исчезают морщины — и покрываются в итоге сыпью во все тело…
Мы втайне порадовались их возвращению — бродить в разнотравье в последнее время стало небезопасно. Мало того, что там попадались стаи расплодившихся волков — где-то блуждала и недобитая часть банды, которая сожгла наши жилища, пока мы воевали с основной массой сине и черноблузых убийц. Но Салли, вернувшись из прерий, довольно заметно хмурилась, при попытках мулата ее обнять…
Чер несколько раз порывался отыскать следы нападавших, но все его попытки ни чему не привели — прошло слишком много времени. Чтобы добить врага, нужно устраивать очень серьезную облаву — а для этого, у нас не имелось ни желания, ни сил. Пару раз лил хороший дождь — трава в прерии поднялась выше человеческого роста, и теперь наши враги могли оказаться в любом месте! Со своей стороны, я был уверен, что на форт они напасть больше не рискнут. Они не могли не узнать, что случилось с теми, кто хотел поизмываться над Натой и Зорькой — трупы убитых и оскальпированных бандитов, так и остались лежать на камнях. Их могильщиками были трупоеды. Тех, кто случайно уцелел, жители долины убили бы, не раздумывая, в любом месте — такую ненависть поселили они в сердцах переживших этот ад, людей. Но никто больше не слышал о том, что уголовники появились возле людских становищ. Это и настораживало, и успокаивало — значит, они бояться выходить к людским поселкам на близкое расстояние.
Хоть и не намного, но нас стало больше — и теперь это уже сила, с которой вынужден был считаться даже Святоша, по-прежнему, претендовавший на первую роль в долине. Скрепя сердце, он уступал, когда мои охотники выходили в степь, в поисках добычи, и приглашали с собой тех из мужчин и женщин, в поселке у озера, которые хотели идти вместе с ними. Многие еще помнили нашу удачную охоту до появления банды. Тогда люди долгое время не знали голода… Он только недовольно бурчал, укоряя их за то, что мы распугали весь скот — хотя это являлось неправдой и обыкновенным наветом. Лучше наших, в ближайших степях и лесах не охотился никто. Напротив, Святоша и его люди сами разогнали всех окрестных животных, и теперь перешли на рыбу, предпочитая более спокойный промысел, рискованному.
Ната, в первый раз за все это время, сделала попытку самостоятельно подняться. Она с трудом переносила то, что не могла, как Элина, уходить, когда нужно, по надобности, в сторону от наших землянок — ей было мучительно стыдно, что я ухаживаю за ней, как за маленьким ребенком, не могущим сдержать естественных физиологических процессов.
— Уйди! Не могу я при тебе! Ну, уйди же!
А так, как самостоятельно сидеть она еще не могла, то каждое такое состояние превращалось для нее в муку. На помощь приходила Элина, но той не всегда оказывалось рядом. Девушка совсем захирела в четырех стенах и с радостью уходила в степь, вместе со всеми. Ната, как ни терпела, не всегда могла ее дождаться…
— Да уйди же!
— Я не буду смотреть… Не держи в себе — нельзя! Так Док говорил! Дотерпишь, до уремии!
— Ох…
Было и смешно, и грустно… И все же, она постепенно поправлялась. День, когда она самостоятельно поднялась с лежанки и сделала пару шагов, для нас превратился в праздник! Я, как очумелый, прыгал возле нее, крича во все горло — так что на шум прибежали все жители поселения. Мы с Элиной помогли ей дойти до высокого берега реки — Ната могла наблюдать, как пенные барашки волн стремительно исчезают вдали.
— Что там, за Синей?
— Степи. Такие же, как и здесь. Я видел, давно, пока там не поднялись деревья. А сейчас…
— Я не о том, — она досадливо повела плечами. — А есть ли там люди?
Теперь я сам повторил это жест:
— Возможно, что и есть… Но, до сих пор, мы еще ни разу не видели никого, кто появился бы на том берегу. Впрочем, увидеть человека на таком расстоянии, сама понимаешь, непросто. Река стала еще шире, чем была, и лишь немного спокойнее — там, где разлилась до еле заметных черт противоположной стороны. Чер, когда искал следы уголовников, уходил очень далеко вдоль берега на север, почти до города — а потом рассказал, что воды затопили даже остатки той станции, где я когда-то нашел щенка…
— Стало быть, мы — единственные?
Иногда Ната задавала вопросы, которые я раньше от нее слышал только во время проживания в нашем подвале — задолго до встречи с обитателями долины.
— Не думаю… Помнишь, как мы гадали об этом, пока не повстречали Сову? А потом, всех остальных? Вот и там, на той стороне, должна быть жизнь. Только она, наверное, очень далеко… Или, их так мало, что они не добрались еще до этих мест.
— Хотелось бы увидеть.
Я с любопытством посмотрел на Нату. Она возлежала на предусмотрительно положенной шкуре — давний подарок Совы все же сохранился среди пожарища!
— Ты раньше не была так заинтересована в чужих судьбах…
Она прислонила ко мне свою голову, ответив еле слышно:
— А знаешь, почему?
— Нет.
— Я боялась… Того, что ты станешь вспоминать и надеяться. Ты понимаешь?
Я промолчал, поняв, о чем намекала Ната. Нет, надежды у меня уже давно не осталось. Выжить в таких, нечеловеческих условиях, когда из сотен тысяч — а может, миллионов, смогли только единицы? Нет, мои для этого не были приспособлены. Они бы просто не смогли уцелеть…
— Тебе больно? Прости меня, любимый.
— Ничего. Ты жива… И это сейчас важнее.
— Нет. Не говори так. Я от всего сердца хотела бы, что б ты их нашел. Это они — твоя настоящая семья. Не я, не Элина — они!
— Что ты говоришь, Ната? Разве я могу разорваться надвое? Я люблю тебя, люблю Элину… Нет, не желай мне такого — этого не вынести никому! Я не расстанусь с тобой, даже если…
Она прикрыла мне ладошкой рот:
— Замолчи. Не произноси того, о чем будешь жалеть всю свою жизнь! Как бы мне не было это лестно… Но я, не раздумывая, согласилась бы отдать тебя им — даже против твоей воли! А сейчас — будем жить, как мы жили раньше. И, если уж мне суждено стать… Заменить тебе, твою семью — будем жить, как семья! Но в настоящей семье должны быть дети. А я никогда не смогу тебе подарить эту радость.
— В долине пока еще никто не понес от мужчины…
— Док говорил как-то… Такое вполне реально, если мы обречены этим излучением на вымирание. Но я не верю в это. Тогда оно должно быть даже не стихией, а чем-то, разумным. А это невозможно даже представить!
— Мы не знаем, что это. Это ведь только предположение Дока — хотя, по прошествии такого времени, все уже так прочно уверовали в его слова о комете, что стали считать их истиной. Но кто знает, так ли оно все было, или нет? Одно я знаю точно — у меня теперь иная жизнь. И я не хотел бы ее поменять, на прежнюю!
Ната искоса метнула на меня задумчивый взгляд, раскрыла рот, собираясь что-то сказать… и промолчала. Я был благодарен ей за это, понимая, о чем она могла упомянуть.
— Эх, если бы пес умел говорить!
— Да? И перестал бы тогда быть Угаром? Нет уж, не надо!
Мы все еще гадали, где странствовал наш могучий друг, но так и не могли прийти к единому мнению. Пес отсутствовал так долго, что сама мысль о том, что он мог уцелеть после падения в бездну, была недопустима… Что и говорить — в прериях, весть о его чудесном возвращении, разнеслась до самых дальних краев. Характер собаки полностью сформировался. Теперь это был взрослый, умудренный жизненным опытом, боец, способный самостоятельно принимать решения. И в этом мы убедились очень скоро…
Задыхаясь от быстрого бега, в землянку, где мы находились, внеслась Ульдэ:
— Скорее! Вставайте! Дар, бери свою скво на руки! На стены!
— Что случилось? — я подхватывал оружие и накидывал, на проснувшуюся Нату, одеяло.
— Быстрее! Собаки! Много!
Мы поднялись на стены форта. Каменная насыпь возвышалась почти на треть ранее возведенного забора, и на ней уже собрались все жители нашего небольшого поселка. Отсутствовал только Док, как всегда ушедший в степи по своим делам. Многие, как и я, оказались почти раздетыми — весть о нешуточной опасности застала всех врасплох! Но никто не вышел без оружия — и это говорило о многом!
— Кто их видел?
— Сколько их?
— А зачем мы, вообще, поднялись? Они же не перескочат через стены?
Чер, чья острота зрения лишь в малой степени уступала остроте соколиного взгляда, прищурился…
— Смотрите!
Казалась, ближайшая трава ожила и начала придвигаться к нашему холму многоголовой, визжащей и лающей массой. Это были собаки — но совсем иные, чем те, которые мы видели до сих пор. Они вовсе не походили на привычных — огромных и опасных соперников на тропах прерий. Вдвое ниже Угара — возможно, как обычные овчарки, до перерождения, с короткими, словно обрубленными хвостами и квадратными, почти бульдожьими мордами. Их насчитывалось не менее сотни, если не более. Столкновение на открытом месте с такой стаей могло привести любой отряд охотников только к тому, что на месте сражения останется один победитель — эти свирепые создания… При своем, более малом, по сравнению с другими псами, росте, они обладали немалой силой и яростью — мы видели, как далеко в прерии уносятся прочь перепуганные стада животных, а кое-где заметили даже спины серых хищников — волков, обычно никогда и никому не уступающих своей тропы. Я повернулся к Ульдэ:
— Как ты узнала о стае?
— Я была на реке. Уши Ульдэ раскрыты ветру прерий… Услышала вой, посмотрела с вершины — они спускались с дальних холмов на открытое место. Ульдэ не могла больше ждать — ворота форта открыты! Едва успела добежать…
Я поцеловал девушку в губы прямо при всех:
— Если не ты — здесь сейчас пролилось море крови… Почему были открыты ворота? Кто следил за степью со скалы?
Бен потупился и отвел глаза вниз, а Салли виновато вздохнула…
— Хорошо. Потом разберемся… — я насупил брови, не желая сейчас выяснять причины такого серьезного упущения, в деле охраны форта.
— А Угар? Где Угар?
Вскрик встревоженной Наты, хлестанул всех, по и без того напряженным нервам!
— О, черт! — Стопарь с изумлением указал на мчащегося громадными скачками, к форту, пса. Тот вылетел из кустарника, росшего на берегах реки, и без всякого страха понесся прямо на стаю этих, неведомых нам до сих пор, хищников. Почти мгновенно там произошла некоторая перестройка рядов — и теперь наш пес словно оказался в центре вытянутого ему навстречу, вогнутого лука. Едва он сделал еще несколько скачков, как обе дуги сомкнулись, и Угар оказался полностью окружен.
— Он погибнет… На этот раз — погибнет! — прошептала Шейла.
— Нет. — Чер хладнокровно наблюдал за происходящим. — Раз на него не бросились сразу — будет поединок. Между их вожаком и Угаром.
Я кивнул — научившись за эти месяцы доверять мнению отважного охотника, да и сам не раз становясь свидетелем подобных стычек, я был полностью уверен в том, что Угар неспроста выскочил из-за холмов…
Громадный вожак этой куцехвостой стаи оскалил клыки — вряд ли меньшие, чем у нашего пса. Он превосходил всех своих сородичей в росте и массе, хотя и уступал в этом черному великану. Вожак запрокинул морду вверх и издал яростный вой — его подхватила вся стая и теперь невозможно было ничего услышать даже в двух шагах — так громко это все происходило!
Угар ответил громовым рычанием! Он загреб землю передними лапами, прорыв в ней глубокие борозды выпушенными когтями — и сразу, эти два соперника кинулись друг на друга, мгновенно слившись в единый клубок. Стая оставалась на месте — но мы все понимали, что из этого клубка должен выйти только один участник сражения. Другого, стая — даже не убитого! — разорвет в клочья! Вмешаться мы не могли — хоть расстояние и позволяло наиболее умелым лучникам выстрелить из луков и нанести некоторый урон этим псам, но вряд ли это могло, что-либо изменить в происходящем действии.
— Зачем он это сделал?
Я положил руку на плечо вздрагивающей Элины:
— Он вырос, девочка моя… Он уже в состоянии сам водить свою стаю. И это его право — такого же воина и охотника, как и мы сами. Он хочет этого.
— Но у него уже есть семья! Есть мы!
— Нет… Мы — не его стая.
Клубок распался — оба пса стояли друг против друга, тяжело дыша и покрытые клочьями пены и крови на мордах. Серьезно не был ранен никто — более низкий и коренастый вожак оказался очень стремительным и всякий раз успевал увернуться от смертоносных клыков Угара. А того, в свою очередь, защищала мощная холка, в которой вязли зубы его противника, как в куле свалявшейся шерсти. К тому же Угар был достаточно умен, чтобы позволить врагу цапнуть себя за ноги. Мы с удивлением увидели, что лапы у этих псов остались такими же обычными, как и у тех, которые имели все звери, до появления перерожденных. Иначе говоря — не расширялись внизу так сильно, как это было присуще крысам, или волкам с Низин — а также вообще всем зверям и животным долины. Еще одна загадка, на которую никто не знал ответа…
Угар мотнул башкой — и два могучих тела сшиблись в очередном броске. Мы слышали только щелканье челюстей и шумное дыхание обоих бойцов — верх пока не одерживал никто. Ни тот, ни другой не собирались уступать — да и не могли… Клубок еще раз распался — вожак стаи поджимал переднюю лапу, а Угар нервно оглядывался на свой зад — досталось обоим! Они оказались достойными друг друга соперниками. Я удивленно приставил ладонь ко лбу, разглядывая более вожака, чем нашего пса — даже в поединках с волками, Угар так долго не возился с огромными хищниками! Но мы уже видели — в следующем раунде победителем выйдет наш пес. Его сила, его величина и умение сбивать врага всей своей массой на землю, должно сыграть свою роль.
Но тут из стаи выскочила большая, рыжая самка. Она стремительно подскочила к вожаку, обнюхала его морду и лизнула за укушенную Угаром, лапу.
— Все! — Элина побледнела. — Теперь они кинутся на него все вместе!
Но, вместо этого, самка, так же спокойно — хотя и осторожно, приблизилась к молчаливо стоявшему на месте Угару, и также неторопливо обнюхала его бок… и тоже лизнула в морду. От удивления, у нас всех вырвался единый вздох! Самка обошла нашего пса полукругом, довольно звучно что-то гавкнула — словно обращаясь к остальной стае! — и вся эта масса рыже-бурых, куцых и несущих смерть, созданий, ринулась в травы, прочь от стен форта. Мы даже не заметили, как туда ускакал на трех лапах и раненый вожак — а наш Угар остался на месте. Он только дернулся следом, но, видимо опомнившись, остался стоять там, где и был.
— Так не бывает… — Ульдэ покачала головой. — У них вожак — сучка!
Стопарь, изумленный не меньше отважной охотницы, вздохнул, обращаясь сразу ко всем:
— И еще, какая… Не допустила гибели ни одного, ни другого. И стаю увела — да еще как! Без единого визга умчались, заразы! Нет, не видать пока Угару своей своры…
Ната, дождавшись, пока перевяжут и смажут укусы на теле Угара чудодейственной мазью, шепнула мне, погодя:
— Вновь женщина оказалась мудрее мужчин… Может быть — появись такая, в поселке, вовремя — и не было бы, всей этой истории, с бандой?
— Во всей долине я не знаю женщины, способной остановить Сыча и его стаю. Та, которая это допускает — жена другого вождя. И он, в отличие от этого куцехвостого, вряд ли остановился в поединке — даже по ее просьбе!
— Даже, если бы от этого зависело, быть всей пролитой крови, или нет?
— Слишком серьезные вопросы слышу я от маленькой скво. Нет. Он слишком собственник для этого… И ни отдаст, не своей женщины, не своей стаи!
— Тогда он, конечно, достоин этой женщины… Но, достоин ли он, быть вождем — кто знает?
На другой день, оставленные мною в наказание за вчерашний проступок, дежурить по новой, Салли и Бен вовремя подняли тревогу. Они увидели, как из Черного леса, по направлению к форту, идет большое количество людей. Они шли целой толпой — не меньше, чем человек десять-двенадцать. Бугай присвистнул:
— Опять что-то случилось, не иначе!
— Не каркай! — оборвал его Стопарь, недовольно хмурясь. — Накличешь беду, как Ворона…
Бугай обиженно засопел, но промолчал. Элина присмотрелась и произнесла:
— Это все наши, в смысле — не те, не синие… Я вижу Клешню, и Череп, по-моему, тоже там. Ты его, зачем-то, посылал в поселок? Еще мужчины есть… и женщин хватает. Нет, это не враги. Они просто пришли навестить нас!
— В таком количестве? — Туча поворошила себе в затылке. — Ну да, если к нам станут приходить почти по сто человек сразу, то я отказываюсь заниматься стряпней! Их такая орава, что нам самим есть ничего не останется! И вообще — заранее предупреждать надо!
— Не шуми, — строго осадил ее Стопарь. — Причем тут наш Дар? Он так же в недоумении, как и мы все.
— Оставьте споры, — я спокойно велел открыть ворота. — Поговорим, все узнаем. Если это гости, а я думаю, что так — накормим и дадим отдохнуть, как у нас положено. И не смотри на меня такими гневными очами — я все сказал.
Я повернулся от старухи и ушел — чтобы не выслушивать ее упреков и жалоб на появившуюся внезапно, работу.
Они все шли с оружием — что само по себе не удивительно! — без него в прерии ходить просто глупо. Но, кроме него, у них всех за спинами висели мешки со всем их скудным скарбом — ворохами шкур, какой-то домашней утварью, запасом продуктов. Одного взгляда на их поклажу, поблизости, мне было достаточно, чтобы понять — зачем они пришли в форт, проделав немалый путь… Кое-кто оказался не из поселка, а некоторых я вообще видел впервые.
Говорил за всех Череп — охотник привел эту группу и словно чувствовал себя за нее в ответе.
— Дар! Эти люди попросили меня — а я прошу тебя — и вас всех! Они пришли сюда, чтобы жить с нами — если ты разрешишь остаться.
Он замолчал, считая, что сказал достаточно и добавить тут больше нечего. Туча подбоченилась и громко произнесла:
— Нет, ты посмотри-ка! Давно ли здесь никого не было — а уже целый город начинается! Что там — места, что ли, мало, в долине? Все так и лезут к реке и нашему поселку! Ну, некоторых мы видели — а эти, кто?
Она бесцеремонно ткнула в грудь одну из девушек. Сила у жены кузнеца имелась… Та запнулась на месте и упала на колено. Туча, увидев, что наделала, сама испугалась и поспешила ей на помощь:
— Ой, что ты, милая? Прости ты, дуру старую — я не со зла, шутки такие, бестолковые… Ну, подымайся! Дай, помогу?
Она засуетилась возле упавшей. Стопарь громко рявкнул в ее сторону:
— Шла бы в свою сторону, мать! Сказано тебе было — не суйся! Не твоего ума дело!
— Это почему же? — она вновь подбоченилась. — Я что, права голоса не имею?
— Хватит, — я устало махнул рукой. — Кончайте цирк… Люди и так устали — надо их накормить и дать отдохнуть. А о деле — вечером. Пока — кладите свои мешки и устраивайтесь!
Я повернулся к Туче и твердо произнес:
— Достаточно на сегодня! Ты поняла меня? Хватит — я сказал!
Она посмотрела на меня так, как будто увидела впервые, но промолчала — лишь поджала обиженно губы и гордо удалилась в сторону очага, на котором уже целиком обжаривался целый джейр.
Их было двенадцать человек — а из общего числа, мужчин, кроме приведшего их сюда, Черепа, и уже знакомого нам, Клешни — еще трое. Никого из них я раньше не видел — ни в поселке, ни в прериях. Хотя, люди долины знали друг друга уже достаточно хорошо, несмотря на расстояния, их разделяющие. Мое внимание сразу привлек стройный и очень хорошо сложенный парень — он был даже выше ростом, чем Бугай, хотя и уступал ему в ширине плеч. Мне чем-то не понравились его глаза — какие-то, бегающие по сторонам….
— Назовите свои имена. Те, которые вам дал Сова. Или, которые у вас остались, и, под которыми вы известны в долине. Начнем с тебя! — я указал на парня. — Кто ты?
Мы сидели возле общего костра, и он освещал лица людей в вечерних сумерках бегающими тенями. Сучья мирно потрескивали — от самого костра исходило сильное тепло. Бугай сегодня постарался на славу, натаскав вместе с Беном большое количество сухих прутьев и веток. Туша животного съедена без остатка — такое большое количество людей запросто могло управиться и с более крупным, по размеру, копытным. Недостаток мяса мы возместили угощением, одинаково употребляемым во всех становищах долины — съедобными кореньями и плодами с деревьев и кустарников. Семечки подсолнуха, по своей величине, уже вполне заменяли многим хлеб. Прожаренные, с мастерством и в приправах Тучи, они сами по себе были очень сытным блюдом.
Девушки — Элина, Салли и Лада — обнесли всех новичков чашами с напитком — перебродившим соком. Для тех, кто уже знал и предпочитал именно его — еще и отвар, придуманный Натой и второй моей подругой во времена, когда мы жили в развалинах города…
— Меня зовут Блуд!
Он гордо посмотрел вокруг. Я невольно смутился — уж очень это прозвище намекало на что-то.
— Мне дал его Белая Сова!
— Понятно… А за что? — как можно невиннее я спросил у него, подумав про себя, что привычка забывать прежние имена, похоже, не всегда бывает удачна…
— Так ежу понятно! — он выпятил грудь колесом и снова снисходительно посмотрел на собравшихся. — За многое!
— А все же?
— Да девки ко мне липнут! — он ни капли не смутился и спокойно посмотрел мне в глаза. — А что? Сейчас время такое — все можно! Ты, говорят, ведь сам двух жен имеешь — и всем говоришь, как это хорошо и прекрасно. И Сова тоже — пока у него одну жену не завалило. В долине все про всех знают! Да и ваш пример, не последний — вон, сосед наш, Кремень — уже четвертую привел!
— Кремень?
— Да! Из его поселка приходили к нам охотники и рассказывали новости, о том, как они живут!
— Погоди-ка… Откуда ты сам? Череп еще ничего мне не рассказывал — кто из вас и откуда пришел! Кто из вас из какого рода?
— Рода? — он пожал плечами, удивляясь вопросу. — Ну… говорят меж нами, что в долине многие стали называть себя по имени старшего в селении. Вроде того же Кремня… У нас не было старшего! Я всегда жил на самом краю долины! Это там, где прерии смыкаются с желтыми песками на юго-востоке, и с болотом — на севере. Там несколько селений — семь, или восемь, по-моему… В нашем, всего семнадцать человек! Но у нас мало девчонок — вот я и решил сменить квартиру! В большом поселке, у озера, мне не понравилось — там какой-то, фанатик-монах, всем заправляет! А здесь, как говорили — повеселее будет! А что — не подхожу?
Стопарь почесал затылок и негромко промолвил:
— Ты, парень, какой-то… не такой. Неправильный, по-моему. Ну, нравится тебе это дело — понятно. Так помалкивай — все-таки, не принято, знаешь ли, вслух об этом говорить. Встречаешься с кем — так встречайся, на здоровье. Хоть со всеми сразу — но, по-моему, не след девок позорить, даже если они сами тебе на шею вешаются. Как ты тут утверждаешь…
— А чем это позорно? Я что, урод какой-то? Вроде руки, ноги на месте, и морда целая!
При этих словах Череп едва заметно вздрогнул бровью — но промолчал. Мне стало обидно за нашего мужественного приятеля — слишком свежо было в памяти, как он одним из первых поддержал нас в трудной и опасной борьбе с бандой уголовников…
— Главное уродство — в душе.
— Это все слова. А девушки предпочитают сильных, и красивых. Может быть — на людях они и не скажут этого — как же! Благородство, честь и так далее! Но покажите мне хоть одну, которая предпочла бы, безрукого и безногого, и без еще кое-чего — молодому и здоровому, способному доставить ей полноценный оргазм?
При последнем слове Туча — старуха тоже сидела возле Стопаря — даже фыркнула:
— Ну и дури у тебя в башке… Ты что, всегда такой был — или только сейчас стал?
— Не вижу ничего плохого! — Блуд иронично усмехнулся. — Что естественно — то не безобразно. И что лучше — шептать, как ханжа, об том, что всем известно, по кустам? Или честно и открыто заявить — да! Хочу! С этой! С той! С этим! С тем! Так — или иначе! И оставьте свою мораль — слава богу, она уже давно устарела. Ходим вон, почти без одежды — и ничего, все считают это естественным. Обходимся без всяких там разрешений — и хорошо! Я за то, чтобы можно подойти к девушке и спросить — хочет она меня, или нет? Нет — так без проблем, можно отойти и спросить у другой. А хочет — тем лучше! Жизнь наша опасна и не стоит ее тратить на какие-то условности!
— То есть, раз у меня «встал», пошли в постель? А не хочешь — черт с тобой, оставайся, я пойду, к следующей?
Он с ходу уловил сарказм в моем голосе и обернулся ко мне:
— А что, это преступно? Я не принуждаю никого — как синеблузые! И не хочу предаваться бессмысленному вою и причитаниям — прошлого не вернуть! Так уж лучше прожить те дни, которые нам остались, свободно и в свое удовольствие — и я знаю, что многие девушки меня поддержат. И еще, — он как-то хищно и недобро улыбнулся. — Сколько молодых парней осталось в долине? Мы постоянно слышим, что кто-то гибнет, или пропадает бесследно! В основном — мужчины! С кем тогда женщинам, вообще встречаться? Я не против того, чтобы существовала однополая любовь — это их право. Но от такой связи ведь не родится ребенок! А кто, как не вы, всюду твердите, что это — самая заветная мечта у всех жителей долины? Ну и… вдруг, у меня получится?
Я видел, что слова Блуда запали в душу многим — но все молчали… Он был в чем-то прав — но выражал свое мнение уж слишком развязно…
— Ну, ладно… Я тебе не судья — а ты, вроде как, и не преступник. Хотя, если честно, отдает все это, какой-то, нечистоплотностью, что ли. И спорить мне с тобой трудно — доля истины в этом есть. И все же — я попрошу тебя на будущее, не кичиться своим мнением, столь открыто. У нас это не принято. В поселке, говоришь, не понравилось… А почему ты решил, что у нас — лучше?
— А все об этом говорят. Посланник твой прельщал — будто бы здесь порядки правильные. И вот эти, — он кивнул в сторону остальных пришлых. — Тоже сюда, потому собрались. Вот и я решил, с ними заодно. Уж больно мне одна среди них понравилась!
Он выразительно посмотрел на одну из девушек — я вгляделся и с изумлением узнал в ней одну из первых жертв бандитов — Анну. До той поры она тщательно скрывала свое лицо и старалась не попадаться на глаза, Стопарю или Туче. Сейчас же, при последних словах Блуда, она вздохнула и скинула с лица платок. Стопарь подскочил, а Туча, увидев девушку, которую приютила когда-то, охнула и схватилась за сердце… Анна тихо промолвила:
— Простите меня…
— Девочка моя! — Туча вскрикнула и протянула к ней руки. Но та лишь прикрыла лицо ладонями…
— Нет… Я не хотела, чтобы вы меня ждали. Я не вернусь…
Мы поняли — эти слова обращены именно к Стопарю и Туче. Бугай засопел, хмуро сводя брови, но на его плечо легла тяжелая рука отца:
— Оставь… Ей виднее. Она не верит, в то… ну, что… А… она сейчас никому не верит.
Он махнул рукой и сел на место, успокаивая притихнувшую Тучу. На несколько секунд воцарилось тяжелое молчание — все заново переживали события последних недель…
— Следует ли понимать тебя так, что ты решила жить в форте? — я старался говорить спокойно. — Что ты станешь одной из нас? И… что здесь ты надеешься найти то, что не смогла найти в поселке? Возможно — защиту?
Девушка зарделась и потупила лицо.
— Да…
— Хорошо. Ты можешь остаться.
— Тогда возьми и его… — Ната тихо прошептала мне на ухо. — Ты же знаешь, что с ней было. И каково ей сейчас… Ты посылал Черепа ведь именно за ними? Девушки Клана? Я так и думала… А ей нужен кто-то, кто ее полюбит — после всего того ужаса. Он, хоть и скользкий какой-то, но, действительно, красивый. Вон, у нас, Лада — ходит, как в воду опущенная… Тоже там побывала. А так — сразу столько мужчин и девушек — и чем он хуже прочих? Возьми!
Она выжидающе смотрела мне в глаза. Я молчал, еще не зная, что мне ответить своей подруге…
— Вождь против?
Череп в замешательстве, уставился на меня — он не ожидал отказа для кого бы то ни было из своих спутников, и теперь не знал, как себя вести. Ната угадала, я посылал его в поселок именно с таким заданием — найти и привести в форт тех девушек, которые побывали в лапах у бандитов. Их присутствие могло в какой-то мере усилить наш форт — но я не ожидал, что он воспримет мои слова настолько буквально. Такого количества желающих переселиться, я просто не ожидал. По его виду, я заметил — у него с языка готовы сорваться слова, о которых он потом будет сожалеть… Это понял и Чер — и миролюбиво положил свою руку на плечо, изуродованного огнем, охотника.
— Наш вождь еще не ответил… А ты уже спешишь с выводами. Сейчас такое время — и остатки банды все еще бродят среди трав. Тебе ли, воину, с которым мы столько вместе бились с врагами, не помнить об этом? Череп, ты прекрасно знаешь Дара — он не примет поспешных решений. Ты сам можешь поручиться за них?
— Череп не привел бы сюда соглядатаев врага!
— Я верю тебе, — я успокаивающе обратился к Черепу. — И знаю, что ты никогда бы не стал приводить в форт тех, в ком не уверен. Но я так же знаю, что многих из них ты и сам видишь впервые — ведь так? Так… Потому — я продолжу опрос, и лишь потом скажу свое мнение. Ты согласен с этим?
Череп опустил голову.
— Я забыл, кто ты теперь стал, Дар. Прости. Ты прав, одно дело — дружить с охотником и отвечать лишь за себя самого, и другое — вести за собой целый род. Сова не раз говорил — ты будешь вождем. И ты им стал. А у вождя в голове все должно быть устроено несколько иначе. Ты прав, конечно. Что бы ты ни решил — Череп больше ни скажет, ни слова.
— Хорошо. Продолжим, — я обернулся к сидящим. — Одного… я хмыкнул, с сомнением посмотрев на Блуда, — Охотника, и мужчину, я уже слышал. Что скажут мне женщины?
Анна — вновь решившись открыть рот — тихо произнесла:
— Я не могу за всех — я их не знаю… Но, ты знаешь меня — и все знают, что со мной было. Мне нет жизни в поселке у озера. Там меня все считают шлюхой… Поэтому я, и решилась прийти к вам, в форт. Я слышала, знаю — вы приняли Ладу, которая тоже побывала в руках бандитов. Но, если ты меня прогонишь — я уйду без обиды…
— Разве ты не слышала моего ответа? Ты останешься с нами. Не для того тебя сюда звали, — я твердо сузил брови. — И больше никто не посмеет обращаться к тебе, подобным образом. Но я уже сказал — больше не нужно слов.
Поднялась со своего места еще одна девушка.
— Вы защищаете своих женщин — не то, что в других становищах! Я тоже хочу остаться здесь!
Я присмотрелся к ней — суровое выражение на лице, нервные глаза, резкие, дерганые движения рук — все это указывало на то, что и ей пришлось хлебнуть этой нелегкой жизни сполна…
— Твое имя?
— Власта!
— Это настоящее? От Совы можно ждать чего угодно… Правда, он больше склонен к более изысканным сочетаниям.
Она кивнула головой.
— Да. Это имя — не прозвище. Если полностью — Властелина. Но оно мне не очень идет. Я могла бы согласиться и на прозвища, которое раздает Сова, но мы с ним как-то ни разу не сталкивались… К тому же, то, которое он дал моей сестре, не очень располагает к повтору! Но ты мог бы заметить — я очень похожа на ту, которую ты уже знаешь!
Более внимательная, Ната, чуть заметно кивнула:
— Действительно… Она очень напоминает мне кого-то.
— Ты сказала — сестра?
Я уже догадывался, что мы услышим в ответ…
— Да. Та, которая, как мне известно, напророчила нам всем беду.
Среди людей форта пронесся общий вздох — Ворона…
Девушка вызывающе тряхнула копной своих, иссиня-черных волос — она и в самом деле, очень походила на свою нервную и мрачную сестру, молва о которой пронеслась по прериям, как о зловещей носительнице черных предсказаний…
— Что бы там ни было — она сестра. Хоть я и не дружу с ней. И не знаю, — она предвосхитила мой вопрос. — Где она и чем сейчас занимается? Даже не знаю — жива ли? Я видела ее очень давно — еще до того, как люди с гор спустились в долину, и началась война.
— Чем занималась, пока в прерии хозяйничали Сыч и его банда?
Она хладнокровно достала из-за пояса два высушенных клочка кожи.
— Сова бы назвал их скальпами — но на головах уголовников почти не было волос. Эти хотели меня изнасиловать — я их убила. Этого достаточно, чтобы меня считали достойной того, чтобы жить здесь, в форте? Все знают, о вашей борьбе с бандой — я решила, что эти клочки кожи, с их черепов, могут послужить хорошим пропуском!
— Вполне. Но такой отважной девушке вроде бы и незачем мы и наш поселок… Есть еще, какая-нибудь, причина?
— Да! — она опустилась на землю и поджала под себя ноги. — Ты! Я слышала — Стара и Сова предрекают тебе роль вождя для всей долины, в будущем. Если это так — я хочу видеть все своими глазами. Я в прошлом — историк, и мне интересно, как начнется среди этих трав и холмов новая жизнь, с чистого листа. Если найду, на чем — стану все фиксировать в письменном виде.
Я пожал плечами:
— Как хочешь… Один учитель у нас уже есть. Я не против того, чтобы жизнь долины, кем-то записывалась — для наших потомков. Если они, конечно, будут. Да, мы защищаем своих женщин — и мужчин тоже. В форте действует одно непреложное правило — все за одного!
— И одна — под всех! — сострил вдруг Блуд, делая глазки вспыхнувшей от гнева, Элине.
— И один — за всех! — жестко закончил я. — А наши девушки… и женщины — сами выбирают себе спутника. И принуждать их к этому не смеет никто! А если отвергают, чьи-либо, приставания — то тому следует сразу понимать, что его настойчивость может быть пресечена самым решительным образом. Это понятно всем?
Я обращался к собравшимся, но все прекрасно поняли, что слова адресованы именно Блуду. Тот тоже догадался и виновато заерзал на месте.
Не обращая на него внимания, я четко произнес:
— Раз вы сюда шли — то не можете не знать, какие здесь действуют установки. Череп должен был предупредить — не так ли?
Охотник утвердительно кивнул.
— Они просты. Все ответственные решения здесь принимаю я. Это не диктатура, и, в какой-то мере, я всегда выслушаю любого, кто захочет со мной поспорить, и доказать обратное тому, что я решу. Но, повторяю! Если я говорю — все, это значит — все. Вас никто не будет неволить, и вы можете всегда уйти назад — если не понравиться. Но постарайтесь определиться со своим выбором поскорее — от этого зависит, сколько новых проблем ляжет теперь на наши общие плечи. Кажется, уже не секрет, что в форте возникнет надобность в новых постройках, а работы это только прибавит. Мы лишь временно живем в землянках или шалашах — как это принято везде, в прерии. И только в походах ставим жилища из шкур — как типи индейца. У нас будут дома. Кроме этого — общее укрепление, в которое, как видите, не так-то легко попасть со стороны. В долине больше нет бандитов — но это не значит, что угроза нападения извне отсутствует совсем. Даже один огромный, перерожденный медведь, легко может разметать половину из нас — в этом случае, стены будущего форта послужат надежной защитой.
— Добавлю, — прогудел над ухом бас Стопаря. — Слова Дара — это не просто, слова… Это — слова вождя. Или, если хотите — закон. Потому у нас и нет бардака — как в поселке у озера, или где еще там. Всех устраивает?
Поморщился несколько недовольно лишь один Блуд — все другие согласно кивнули. Они знали, куда шли и зачем… Ната, выжидающе помалкивая все это время, подошла к Анне и взяла ее за руку:
— Пойдем со мной. Первое время поживешь у нас — пока мы не построим достаточно жилья, для того, чтобы ты могла жить самостоятельно. — Она обвела всех теплым и ласковым взглядом. — Меня зовут Ната. Сова называет меня Маленький Ветерок. Я жена Дара. И я приглашаю тех, кого он уже опросил, проследовать за мной — под защиту стен форта.
Я кивнул некоторым, кого не собирался более расспрашивать. Люди встали и направились к стенам — наш костер был разведен за его пределами, чтобы вновь прибывшие сами убедились в том, что порядки здесь более строгие, чем в тех местах, откуда они прибыли.
Блуд прошептал, вставая и обращаясь к Клешне — его я уже видел пару раз, и потому решил поговорить с ним попозже.
— А эта, рыженькая — кто она?
— Огненный Цветок? Вторая жена Дара. — Клешня усмехнулся в густые усы. — И лучше бы тебе сразу позабыть о ней. Эта девушка нанизывала на свои стрелы бандитов с такой же легкостью, как ты укладывал своих подружек! Усек? А разговаривать она не любит — сразу хватается за оружие!
— Ничего себе! — Блуд слегка присвистнул.
— Этот парень не слишком-то учтив… — Стопарь глухо буркнул мне в ухо.
— Ничего. Обломается, — спокойно заметил я. — Пообщается в форте, с нашими — станет иным.
— Такие не исправляются. Зря ты ему позволил остаться!
— А ты бы отказал? Он проделал далекий путь, чтобы попасть сюда. Значит — заранее выяснил, что в форте ему будет лучше, чем на прежнем месте. И мне неважно — почему он так решил. Лишние руки не помешают, а он мужчина, значит — воин. Я рад тому, что к нам идут. Если уж Сова предсказал мне быть вождем в долине — то пусть это будет настоящее племя, а не несколько семей. Хватит с меня одной войны, когда мы оставались совсем одни, против целой сотни убийц. Теперь я приму всех, кто к нам придет — чтобы в прерии знали, что на берегах Синей реки есть сила, способная сломать хребет любому захватчику!
— Не руки у него — а член… Рабочий.
Я обратился к двум девушкам, сидевшим чуть стороне от прочих:
— А вы? Кто и откуда?
— Джен. И Птаха.
Последняя, на самом деле, напоминала собой маленькую пичужку, с таким же юрким хвостиком и живыми глазами-бусинками. Она всему была рада, и без умолку что-то тараторила со своей, более серьезной на вид, подругой. Та же смотрела на меня с нескрываемым интересом и старалась держаться более скромно. Джен была крупнее и крепче, и, держа в руках, неплохо изготовленное копье, а также связку дротиков — кроме Наты, подобным оружием в долине почти никто не владел! — являла собой внушительно зрелище. Она вытерла выступивший пот с лица и вопросительно остановила на мне свой взгляд:
— Мы тоже хотели бы остаться с вами — если можно.
— С вашим приходом девушек в форте становится все больше и больше…
— А вы бы предпочли мужчин?
— Сложный вопрос… Если ты владеешь своим оружием так же ловко, как твоя подруга — языком! — то не вижу особой разницы.
Джен кивнула, и, ни слова ни говоря, встала и, выбрав место, указала:
— Смотри сам…
Она резко взмахнула рукой — ее легкое копье пролетело все расстояние и точно попало в выбранную девушкой, цель. Элина, с некоторых пор весьма уважающая в женщинах умение владеть оружием — и лишь потом, все остальное! — захлопала в ладоши.
— Браво!
— Неплохо… — я покосился на красавицу, а Ната быстро ее прикрыла от моего рассерженного взора. — Где так научилась?
— Мы били рыбу в реке — копьем получалось намного лучше, чем, когда сидишь с удочкой, — она вдруг улыбнулась. — Терпения не хватает!
— Птаха — это ясно. Наверняка, Сова постарался. А ты?
— А это мое имя.
— Разве?
— Ну, немного переделанное… Ты ведь, тоже — не Дар, на самом деле? Я такого раньше не слышала!
— У меня редкое имя. Даромир. И его, действительно, не часто можно было встретить. Я тоже его не слышал. Что ж, Джен, так Джен.
— Мы обещаем, что станем выполнять все твои распоряжения, честное слово! — Птаха, испуганная моим интересом, выскочила из-за плеча подруги.
— Почему?
Мой вопрос застал их обеих врасплох — они повернулись лицом друг к другу и Джен, как лидер этой маленькой группы, первой ответила:
— Потому что во всей долине говорят только о вас и вашем селении. И о том, что только здесь, девушки могут чувствовать себя в безопасности!
— Вот как? Разве после разгрома банды, есть еще кто-то, кто покушается на вашу свободу и жизнь?
Череп кивнул мне, не сходя с места. Джен, увидев его знак, подтвердила:
— Кремень! Наш поселок почти рядом с его стойбищем — а у него такая неприятная манера… и наши девчонки от него плачут — он приходит и делает все, что вздумается! Наши все разбежались — кто куда. Вот мы и ушли.
— Опять Кремень… — Стопарь чуть заметно мне кивнул, тоже нахмурившись. — Я уже не в первый раз слышу это имя. А… ваши мужчины?
— Их нет больше… — глаза Джен на мгновение затуманились. — Пришли синие, все разграбили, а охотников увели в горы. Кто сопротивлялся — убили на месте. Половину девчонок — тоже… Остались два старика, которые уже не могли работать — ну да они быстро погибли. Те, кого увели — назад не вернулись.
— В поселке были?
— У Святоши? Нет — нам Череп все рассказал по него. Мы сразу решили — сюда!
Я согласно махнул рукой:
— Оставайтесь. Здесь вас никто обижать не будет.
Больше я никого не стал расспрашивать, остановив лишь Клешню — мне хотелось понять, почему он покинул своих, и решил присоединиться к нам.
— Поссорился с Лешим? Вроде бы, из ваших, к нам еще никто не прибивался. Насколько я помню — такие, как он… пойми меня правильно, стараются селиться отдельно от прочих. Если не знаешь — он расположился возле холмов, что находятся ниже по течению.
— Так оно и есть… Только я не оттуда. Дар, ты ведь меня уже видел. Я не совсем такой, как они. Ну, не зверочеловек, вроде…
— Они так себя называют? — я более внимательно посмотрел на Клешню. Он, на самом деле, отличался от собратьев Лешего. Не хватало удлиненных зрачков, так напоминавших глаза зверя, ни, какой-то, особой резкости в движениях…
— Что у тебя с рукой?
— Балка свалилась — когда все это случилось… Перебила кости, а кожа — вот так и срослась! — он с готовностью протянул вперед левую руку. Она заканчивалась режущим взгляд, подобием раздвоенной ладони. Вместо пальцев на ней имелись две жутковатые, обтянутые загрубевшей кожей, кости — и они работали как два загнутых навстречу, когтя…
— Приловчился вот, копье ими метать — ничего, держусь пока. Сила в руках есть — не жалуюсь. Так и выжил…
— Не болит?
— Сперва — ныло, почти месяц. Потом, постепенно, стало легче. А теперь — как будто, так и было. Только непривычно, конечно! — он повертел рукой в воздухе. — И люди пугаются… ну да моя, какая вина?
— Странно… — Док посмотрел на его руку и осторожно коснулся отростков. — И как, ты их чувствуешь? Так же, как пальцы?
— Ну да! Я и сжать ими могу — даже сильнее, чем прежней ладонью!
Он протянул свою руку мне, но я предпочел отказаться:
— Не стоит. Верю. Ты тоже — как и остальные?
— Ага. Я ведь тоже — ни с этими, ни с теми. Леший меня, за своего не считает. А в долине, сам знаешь… Всех, кто не похож на других — только терпят.
— А ты сам, как считаешь — ты кто?
Он посмотрел мне прямо в глаза:
— Я человек, Дар. Пусть, калека — но человек. Да и они — тоже. Не оборотни…
— Не видел ты еще оборотней… Оставайся.
Люди обрадованной и шумной толпой располагались на ночлег, а я поднялся на одну из башен. Неслышно подошел Стопарь.
— Думаешь?
— Пытаюсь…
Он согласно хмыкнул, сведя руки на груди:
— И то… Сбывается предсказание. Народ идет в форт… и это, только начало.
— Мнишь себя первым министром?
Он обалдело уставился на мое невозмутимое лицо, потом звучно расхохотался, ладонью ударив по одному из остро обрубленных бревен.
— Ну, ты и язва! Министром… надо же?
— Не согласен?
— Не хочу, — он помотал головой, словно отгоняя от себя надоедливую муху. — Дураков нет. Мое дело — кузня. Или вот, поле вспахать… А с людьми дела вести — твои проблемы.
— Да? — я здорово завелся. — А кто мне все время на ухо ныл, о будущих переменах, о том, чтобы я вождем стал? Не ты ли?
— Я, я… — Стопарь примирительно положил свою руку мне на плечо. Сделать это ему было нетрудно — огромный бородач был выше меня, более чем на голову. — Шучу я, Дар. Всегда и всем буду помогать — ты сам знаешь. Просто… все ждал чего-то. А когда увидел этих — понял, началось… Предвижу — здесь будет новый поселок, и называться ему твоим именем!
— Ага. Форт Дара. Или — Дарофорт?
— Не мели чепуху, — кузнец оставался спокоен. — Может, и форт. А скорее — городище. А чей — это Сове ведомо. Как он тебя назовет — так и будет. Одно плохо… Тот чертов кобель прав на все сто.
Теперь уже я кивнул…
— Девки… ни одна не забеременела. До сих пор! — Стопарь насупился. — А мы не вечные… С тех страшных дней, уж, сколько прошло! Что дальше будет?
— Не знаю. В долине у всех потомство есть… кроме нас. Людей. Может, так природа решила?
Он еще больше нахмурился:
— Природа… Излучение это, чертово! Только странное оно, какое-то. Почему так избирательно — зверям можно, а нам, стало быть — нельзя? А может, есть средство?
Я пожал плечами — этот вопрос пока не имел ответа…
Глава 2
В прерии
Так нас стало в форте еще на двенадцать человек больше. И я сильно подозревал, что, вслед за этими, сюда скоро придут еще несколько подобных групп. После нашествия бандитов, люди во множестве метались среди трав, ища себе новое убежище и новых друзей. Как нам не хотелось сразу всех поселить в настоящие дома — но, в виду такого количества вновь прибывших, это благое желание пришлось оставить на потом. Сейчас все только радовались, что я предусмотрительно велел сделать гостевой дом таким длинным — кое-как, хоть и в тесноте, люди могли ночевать не под открытым небом. Ну а днем, все равно, никто не отсиживался без дела — забот хватало и старичкам, и вновь прибывшим. Нам пришлось вновь подготовить несколько землянок — хотя бы на время. В одной из них поселился Череп, решивший окончательно перебраться в Форт — а с ним, к всеобщему удивлению, и тот самый пленник, который жил у нас, после того как я сознательно решил сохранить ему жизнь. Череп словно взял над ним невидимое шефство — и я только приветствовал такое решение охотника. Парень был настолько запуган и забит, шарахался от каждого окрика — и Ната, на что уж терпеливая, и старавшаяся не повышать ни на кого, голос, один раз очень жестко высказала Туче, помыкавшей пленником, как собакой. Ее разнос был хоть и тих и почти никому не слышен — но, после него, Туча пару дней ходила ниже травы и тише воды — и все только удивлялись тому, как моя маленькая девушка смогла так обуздать громадную старуху кузнеца…
Добавилось населения — добавилось и хлопот. Мы уже превосходили в количестве людей многие из стойбищ. И, хотя поселок у озера, по-прежнему, считался самым большим, но, все чаще за советом или за помощью, обращались именно к нам. И все же — в Форте значительную часть составляли женщины — впрочем, как и везде. Семей — в общепринятом для всех смысле — было мало. Моя, Стопаря, с большой натяжкой — Лады и Дока. Салли и Бен, хоть и делали вид, что живут вместе — но, по тихим замечаниям Элины, сторонились друг друга, и мы не могли понять — какая кошка меж ними пробежала… Еще были Чер и Шейла — но и у них все как-то, не совсем ясно. Она нисколько не изменилась — тот же мечтательный и слегка равнодушный взгляд, плавные движения и завораживающий голос. Ната посмеивалась надо мной — а мне, которому приходилось теперь ломать голову, над отношениями многих людей в форте, стало вдруг не до смеха. Я не мог допустить, чтобы в нашем поселке, начались какие-то свары на этой почве — и терялся, не зная, что предпринять, чтобы не возникло повода для конфликтов
— Она не может забыть погибшего брата! — прошептала мне на ухо Ната.
— Поскорее бы уж определялась. Мне и без них хватает проблем!
— Увы… Теперь это твоя ноша — и даже я, не знаю, как ее облегчить. Могу только обещать! Все, что сумею — сделаю и исправлю. Занимайся охотой и устройством форта — а тем, что творится внутри, займусь, видимо, я. Вот уж не думала, что мне придется обращать внимание на то, кто и с кем живет … И стоит ли?
— Стоит. Глупая ревность может превратить охотников, во врагов — даже смертельных. А тебе — и карты в руки. Ты видишь то, что ускользает от моего внимания. И разобраться сможешь — по-своему, по-женски. Так тому и быть.
Очень быстро общий труд сблизил всех обитателей селения. Легко и быстро вписалась в наш коллектив Джен — она, вообще, оказалась заводной девушкой, всегда готовой прийти на помощь каждому нуждающемуся — что бы он ни просил. Но, охоту предпочитала всему — так же, как и Ульдэ, которая, по-прежнему, дичилась всех остальных, не делая исключений для женщин. Я не мог забыть ее страсти, предложенной в тени дерева, когда мы выручали Ладу… Дикая грация девушки, ее некрасивость и полу отчаянное признание — все это отложилось в памяти и порой сильно возбуждало. Но представить ее третьей женой? Более чем абсурд… я очень хорошо понимал, чем это может закончиться — практически неконтролируемая в своих эмоциях, она могла натворить много дел, решись я на связь с ней! Это далеко не Чайка, желание которой я удовлетворил в ее землянке — смуглолицая и узкоглазая охотница не смогла бы долго держать втайне нашу близость. И тогда это плохо закончится для всех. Ульдэ — и я был в этом уверен! — стала бы претендовать на свое место в нашем доме…
Птаха — та быстро сдружилась с Немым. Они, вообще, походили друг на друга — по росту и характеру. И, хоть меж ними сильная разница в возрасте — смешливая и неугомонная Птаха оказалось даже старше Лады! — тем не менее, мальчик, оставшийся практически один, не считая сильно привязанных к нему Бена и Салли, души не чаял в своей новой подружке. Был только один недостаток — стоило Птахе, что-либо увидеть — и все, что замечали ее живые глаза, мигом превращалось из мухи в слона. Способность преувеличивать услышанное и увиденное, в ней соседствовала с такой же способностью, немедля все это выплеснуть на всех окружающих — и мы уже знали, что где твориться, едва только она появлялась с Немым, в любом углу заново строящегося форта.
Что касается мужчин — и они, постепенно, тоже стали равными участниками наших общих дел. Кроме Блуда и Клешни, в форт попросился Будда. Мы немного знали этого человека — пожалуй, единственного в долине, представителя Востока, если не считать безвременно погибшей Дины. Вернее, знал его я — случилось однажды пристать к их очагу во время недавних событий…
Он пришел не один — и я отметил для себя, что спутниками темноволосого и грузного охотника оказалось сразу три женщины. Что ж, представителей этой расы всегда отличало особенное пристрастие к противоположному полу! Будда был примерно сорока-пяти — пятидесяти лет, внешне довольно крупный и неуклюжий. Он скитался по всем прериям и не раз видел Сову — от кого, собственно, и узнал о Форте. В войне, как и вся его прошлая компания, участия не принимал, тщательно скрываясь среди болотных зарослей. Но, придя сюда, дал твердое обещание, подчинятся всему, что будет нужно для общего блага — в том числе, и готовности с оружием в руках участвовать в возможных стычках с людьми… Этого мне было довольно — я не стал отказываться от еще одних мужских рук. Разумеется, все новички старались показать свою заинтересованность в делах общины. Даже, Блуд, не очень-то рвущийся на тяжелые работы, и то, как мог, хотел быть полезным. Он портил многое своей нетерпеливостью и показным рвением — но мы прощали это, за само стремление стать нужным. Вскоре я начал поручать новичкам самостоятельные вылазки за пределы форта — мы сильно нуждались в каждодневной добыче свежего мяса. Тем, кто этим занимался, приходилось подолгу совершать утомительные походы в прерии — обеспечить население едой становилось намного труднее и сложнее, чем, когда мы жили одни. Не усидев, в одну из таких охот я вырвался сам, решив сбросить на время одни проблемы, для решения других. Я специально взял с собой Блуда, Клешню, и четырех девушек, из числа новеньких — хотел узнать, насколько слаженно они смогут действовать, притом, что находятся на охоте с нами, впервые… Всех других оставил в форте — там тоже хватало работы. Разумеется, с нами шли Чер и Ульдэ — представить последнюю, за рытьем канав или с поварешкой в руках, нечего и думать. Да и кто лучше нее мог разобраться в следах, на влажной земле — не считая, разве что, искуснейшего в этом деле, младшего брата — Чернонога? Так, как в форте почти всегда присутствовали несколько пришлых людей — на этот раз к нам заглянули из двух поселков сразу, то я пригласил и их. Одним оказался Трясоголов — вот уж кого мы хотели брать в последнюю очередь! — и еще два охотника, издалека, с самой северной окраины долины. Ната, после болезни всегда дожидавшаяся меня в землянке, в этот раз наотрез отказалась остаться. Скрепя сердце, мне пришлось согласиться — она еще была слишком слаба, чтобы предпринимать дальние и утомительные переходы, но глаза девушки смотрели так умоляюще, что я не выдержал…
— Будешь везде рядом со мной! И попробуй только взять дротик для охоты!
— Дротик я все равно возьму… Ты сам говорил, чтобы без оружия, мы никуда не ходили. А охотится… так и быть, не стану.
Мы углубились в прерии, оставив позади Форт и спокойную жизнь. Я ступал по земле, полной грудью вдыхая ароматы свежей травы, и распустившихся цветов. Лето в прерии никак не заканчивалось — хотя уже прошло больше двух лет, как впервые стало, по-настоящему, тепло. Мы с Натой начинали считать, что такая погода, возможно, установилась надолго — если не навсегда. Что и говорить — это намного лучше зимы, и могло только приветствоваться всеми!
Местность, по которой мы проходили, считалась основными охотничьими угодьями селений, находящихся между водами Синей и Змейки. Другие становища предпочитали промышлять зверя в более крутых отрогах Тихой реки, где обрывистые склоны самой природой предназначены для засад и скрытых ям… Но нам, поневоле вынужденным оставаться на своей территории, хватало и наших трав. Конечно, и я, и все прочие предпочли бы долгой и напряженной охоте большой загон, в котором бы участвовало не менее сотни человек — но подобное желание оставалось мечтой. После войны прежнее доверие людей друг к другу сильно уменьшилось…
Конечно, мы всегда могли направиться в Низины — область, безраздельно отданная во власть волчьих стай и редких, но не менее страшных гигантских змей, деливших с первыми эти угодья. Там никто не мог остаться без добычи — земли Низин считались самыми привлекательными для перерожденных животных, и все, наиболее крупные стада, паслись именно там. Низины начинались сразу от границы холмов, выходящих своими откосами к берегам Синей реки, и тянулись вплоть до поворота Змейки, за которой уже начиналось некоторое возвышение, в свою очередь простирающееся до Большого болота. Там уже владычествовали собаки, нередко вступавшие в смертельные стычки со своими дальними родственниками — и, свирепость и кажущееся явное превосходство волков, не всегда оказывалось залогом их победы…
В Разнотравье — так назывались земли, лежащие выше Черного леса и достигающие самых Низин, тоже хватало добычи. И, если устроить облавную охоту мы и не могли, то уход с пустыми руками для таких опытных следопытов, как Чер или Ульдэ, был равен чуть ли не позору… Они оба, словно заправские гончие, стремительно мелькали в травах, устремляясь то в одну, то в другую сторону.
Это было нелегко… Степи, разнотравье, прерии — как не называй, вряд ли соответствовали именно этому наименованию. Вероятно, в тех растениях, которые произрастали на всем протяжении долины, между двух рек, сошлось многое из того, что могло бы иметь место в настоящей прерии, или саванне. Трава, превратившаяся в густые копны жестких и плоских стеблей, мох, почти сплошным ковром покрывающий влажноватую землю, кустарники, издалека напоминающие деревья — и сами деревья, ставшие едва ли не естественными маяками, по которым мы отмечали наш путь. Ветер пригибал верхушки растений к низу, и в них глаз выхватывал знакомые очертания чистотела, зверобоя и конской мяты. Кое-где высились могучие одеревеневшие стволы — нечто, появившееся на месте прежней кукурузы, а иногда попадались и огромные круги подсолнуха. Спутать последний с чем-либо еще, стало просто невозможно — размерами с двухэтажный дом, растение, тем не менее, сохранило прежний вид, а самое главное — плоды. Правда, вряд ли кто смог бы сидя на камешке, лузгать эти семена… Самое малое из них достигало величины буханки хлеба — и по вкусу, после прожарки в умелых руках Тучи, вполне его заменяло. Встретив такое, мы обычно старались вышелушить все полностью, и лишь потом идти дальше. Что до более привычных овощей и фруктов — мало что осталось неизменным. Люди не сажали ничего, пользуясь только тем, что предоставляла сама природа. Сам собой рос лук, который практически не копали, довольствуясь верхушками — зеленью, с удивительно сочным и острым вкусом. Собирали дикорастущий горох, что-то, отдаленно напоминающее рис, даже клубни картофеля — если он таковым являлся… Два года беспрестанного лета, жаркого солнца и частых дождей превратили долину в подобие растительного рая, где росло и плодоносило абсолютно все. Казалось, этому не будет конца… Но, все чаще я начинал задумываться — сколько еще будет продолжаться такой «праздник»? Если Док прав, и нас, действительно. «Снесло» на пару тысяч километров южнее (причем, мы вообще не представляли — южнее на восток, или — на запад?) — долина находилась примерно на том градусе, где несколько тысячелетий назад появились все известные цивилизации. В общем, заманчивая перспектива… Но, навсегда ли? Даже в раю бывают грозы, даже в тропиках — свирепые ураганы. Что ждет нас?
— Ты помнишь, про праздник?
Вопрос Наты застал меня немного врасплох…
— А… Про какой праздник ты говоришь? Про Мену? Да про него уже все давно позабыли — что менять? И в поселок, народ, предпочитает без надобности не заходить — с тех пор, как там столько времени обитал Сыч и его головорезы.
— Эх ты, вождь… Люди скучают — разве лишний повод для веселья, помешает?
Я улыбнулся:
— Но, Ната… а какой еще можно придумать повод для праздника? Мы считали с Доком — вроде бы, если не сбились с календаря — через месяц будет ровно три года, как все случилось. Эту дату, что ли, отмечать? Согласись — не каждому приятно такое вспоминать… А про Новый год, когда он наступил, как-то никто и не подумал. Тем более что снега тогда не было и в помине — и слава небесам! Мне не хотелось, чтобы вся эта трава превратилась в безжизненную, замерзшую пустыню!
— Но Новый год то, все равно есть? Причем тут снег? Что, обязательно елки и игрушки?
— Можно нарядить и кедр — их много в лесу. И, вообще — придумаем, что ни будь. Дело не в дате — а самом празднике. А я пока не вижу ни одного…
— А ты устрой его без повода — он очень нужен, Дар! — Ната смотрела на меня горящими глазами. — Все так устали, столько перенесли… Пусть Сова — если ты сам не можешь, придумает, что ни будь. Какой ни будь, праздник своих духов, что ли!
— Неудачное решение. Сова не позволит склонять без надобности тех, в кого верит. Да и я сам не хотел бы этого делать — после того, как он вырвал тебя, буквально из лап смерти.
— Но ты же не суеверен?
— И остался таким же. И все же — не трогай индейца и его обряды. Лучше мы сами найдем причину, для веселья.
Ната слегка поскучнела, и я поспешил добавить:
— Я попробую, Ната… Обещаю.
— Точно?
Я кивнул и ускорил шаг — эта тема меня вдохновляла много меньше того, чем мы все занимались в данный момент. Задуманная ранее, большая облавная охота пока не получалась — для этого требовалось много людей, и только наших просто не хватало. А привлекать жителей поселка… дружить со Святошей мне не хотелось. А без его ведома — как мне уже было известно! — вряд ли кто из озерных рискнул самостоятельно уйти в прерии.
Ульдэ — девушка вновь оказалась на высоте, в родной стихии — выследила в степи парочку пхаев и прибежала к нам с этой вестью.
— Но их очень трудно изловить! Может быть, стоит подумать о другой добыче?
— Ульдэ приведет охотников незаметно — лошади пасутся в балке, куда не доносится запах двуногих! А других животных она не заметила!
Мне пришлось согласиться — мы были в пути уже четвертый день, и пока вся добыча заключалась в тушках нескольких кролов и двух подстреленных джейров — идти с этим, в форт, хоть и можно, но уж слишком скромно выглядела добыча… Я уже вновь начинал подумывать о загоне — другой возможности быстро пополнить запасы мяса просто не видел. Но для этого пришлось бы все прекратить в форте — а этого делать тоже не хотелось. Работы там оставалось очень и очень много…
На подходе к балке мы услышали характерный шум — и сразу стали вдвое осторожнее и напряженней… До нас доносились звуки сражения — и, по некоторым признакам, мы могли догадаться о том, что оно происходит между извечными врагами степей — копытными и хищниками. Когда мы спустились в балку — она сказалась большим оврагом, в котором мы уже неоднократно бывали раньше, и где легко затеряться, — то увидели следующую картину…
Несколько переродившихся собак — крупных и сильных, обступили стадо пхаев, и, поодиночке пытались вырвать их из круга, наваливаясь всем скопом. Другие лошади, порываясь, вступится за своих товарищей, были вынуждены отступить — клыки и свирепые пасти собак не позволяли им далеко отрываться от своих, где они были в относительной безопасности. Время от времени, кто ни будь, из псов, предпринимал подобие атаки — как бы вызывал одного из пхаев-жеребцов, на поединок. Но особо резвых, более опытный вожак стада, удерживал на месте ржанием и фырканьем. Собаки понемногу теснили лошадей к воде — а те, в свою очередь, испуганно шарахались от нее, боясь погружаться в волны слишком глубоко. Видимо, приобретенный опыт давал им понять, что там может поджидать опасность не менее грозная, чем клыки громадных псов, на берегу…
— Ты видела там, кого ни будь?
Ульдэ отрицательно кивнула — она меня поняла сразу.
— Нет. В этой воде нет Хатху — Этиа.
— Хатху… кто?
— Хатху-Этиа — подводный, или подземный дух, владеющий миром мертвых. Или — водяной зверь, или монстр, как вы их называете. Но, там живет маленькая рыбка, с очень острыми зубами! Стая этих рыбок способна разорвать даже большого лося на очень-очень мелкие кусочки!
— Ого? Вроде пираний, что ли?
Ульдэ сделала непонимающие глаза, и я махнул рукой — не объяснять же ей сейчас, кого я имел в виду…
Стадо сбилось в кучу — в центре круга оказались жеребята и брюхатые — беременные матки. По внешнему кольцу остались стоять самые сильные и крупные кони, угрожающе фыркающие и свирепо посматривающие на окружившего их, врага. Поведение лошадей совершенно не вязалось со всем тем, что нам раньше доводилось о них читать или слышать — но, возможно, что к этим лошадям, это уже не имело никакого отношения…
Самый крупный — с белыми подпалинами по бокам и очень длинной, почти касающейся земли, гривой, конь-вожак стада, выглядел наиболее спокойным. Хотя мы видели, как пристально он осматривает подступающих к стаду хищников — а те, в свою очередь, уверенно и неторопливо завершали обхват, отрезая стаду всякий путь к отступлению. И опять — в отличие от лошадей тех, прежних, эти не собирались спасаться бегством — напротив! Эти готовились к страшному, смертельному для них — а, скорее всего, не только для них — бою! Мы прикинули примерное количество собак — их оказалось не менее шестнадцати. Коней — вместе с жеребятами — немного меньше. Только поэтому, обычно осторожные и предпочитавшие более мелкую добычу, дикие собаки, решились напасть на пхаев. В обычной ситуации, они признавали перевес сил не меньше, чем два-три матерых пса на одну лошадь — иначе исход схватки мог оказаться непредсказуемым. Точнее подсчитать не получалось — и те, и другие постоянно меняли свои места. Собаки перебегали вдоль образовавшегося круга по разным направлениям, а лошади как бы кружились — и оказывались к уже вплотную приблизившимся псам, головами, с оскаленными зубами. Это было очень непривычно — те лошади, предпочли бы встретить волка по-иному. Я подумал — случись такое раньше, они, обезумевшие от страха и ужаса, бросились кто куда — а случись схватке, старались бы встать так, чтобы иметь возможность лягнуть наглых тварей своими мощными копытами! Но эти предпочитали встречать собак именно мордами — и, посмотрев на их зубы и ожесточенно роющие землю, передние лапы, мы удостоверились, что прием собакам будет оказан по полной — и не утешительной, для последних, программе! Похоже, собаки тоже это понимали — и не спешили нападать сломя голову, хотя их рычание и завывания не прекращалось ни на минуту. Со стороны это смахивало на психическую атаку…
— Этим воем они призовут сюда всех клыкастых и зубастых зверей в нашей части прерий! — Ната прижалась к моему плечу с деланным испугом.
— Нет, — я не разделял ее тревоги. — Где охотится одна стая — другой не место.
— А волки?
— Тем более. Любая охота будет забыта, если начнется борьба за влияние над территорией!
— Хорошо, мы в этом отношении пока не спорим с соседями… — она многозначительно кивнула в сторону, увлеченного зрелищем, Трясоголова. Но тот ничего не видел и не слышал, полностью поглощенный предстоящей кровавой драмой!
— Вряд ли… Мы, все-таки, люди — сможем договориться.
— Да? Не уверена. Святоша с нами все говорит и говорит… Конца его разговорам не слышно. И после каждого — в прерии все мрачнее и неспокойнее.
— Его гложет зависть, Маленький Ветерок! — Чер услышал наш разговор и бесшумно подошел сзади. — Он не может спокойно думать о том, что долина не будет принадлежать монахам!
— Монахам? Уже и до этого дошло? — я искренне удивился.
— Да, вождь. Святоша начал понемногу формировать свой собственный монастырь, орден — или, шут его знает, как называть — в общем, что-то вроде сообщества. Человек тридцать в нем уже есть… И большинство — мужчины. Святоша делает ставку на силу — и потому как бы не принимает в этот круг женщин. Кстати, они, я знаю, готовы на многое, по призыву своего вожака.
— Опять борьба за власть… Мало нам было возни с Сычом, теперь еще и этот придурок!
Чер чуть заметно усмехнулся:
— Увы, не придурок… Был бы он один — другое дело. А так — ухо и чутье охотника уже не раз замечали, как внимательные глаза мужчин поселка наблюдают за нами — и не только, когда наши люди выходят в прерии, на охоту. Белая Сова — шаман долины — с тобой. Я думаю, он постарается сделать так, чтобы речи нового пастыря не задурманили мозги людей в поселках и стойбищах.
— Ты видел индейца? Спасибо.
— Не стоит меня благодарить, Дар. Это не только мой выбор — это вынужденная мера, без которой не обойтись. Мой вождь увлекся восстановлением форта и обращением пришедших новичков, в своих… Но мы, кто уже прошел с тобой через огонь и кровь, не хотим жить в том мире, который готовит Святоша. Вольный дух прерий уже слишком глубоко сидит в моем сердце, чтобы ним расстаться. И мой томагавк уже испил крови врага в полной мере — он не будет закопан в землю перед угрозами какого-то спесивого длиннорясого…
— Он и рясу нашел?
Ната настолько удивилась, что мы с Чером одновременно рассмеялись:
— Нет, Маленький Ветерок! Рясы Святоша не нашел — но сшил, хотя я сильно сомневаюсь, что сам. Впрочем, он редко ее одевает — бережет для особых случаев. Вместо этого он вырубил из дерева крест, и теперь таскает его на груди — а при случае не упускает возможности им и ударить кого-либо… Если его слушают не слишком внимательно.
Я усмехнулся:
— Стало быть, его все-таки не очень хотят слушать?
— Вот для этого он и набрал свою свору! — ответ Чера был очень серьезным…
Мы замолчали — внизу, в овраге, начиналась кульминация всех предыдущих действий. В любую секунду могла вспыхнуть ожесточенная схватка, и это зрелище занимало нас больше, чем далекий и кажущийся пока не очень опасным, пока, полу свихнувшийся на религиозной почве, монах…
У стаи тоже имелся вожак — могучий и зрелый пес, выглядевший, пожалуй, даже не в пример свирепее нашего Угара — а ведь наша овчарка далеко не так уж безобидна, как могло бы показаться с первого взгляда. Он был весь огненно-красного цвета — что резко бросалось в глаза при сравнении с остальными собаками. В стае преобладали в основном светлые и пестрые масти — не темные. Подумав немного, мы пришли к выводу, что в этом что-то есть. Эта стая, скорее всего, обитала в песках у восточного края долины — как раз там, такой окрас позволял собакам оставаться незамеченными при подкрадывании к своим жертвам. Но, раз так — эта стая охотилась не на своей территории. Появись хозяева — расплата станет неминуемой! Задумываться над тем, почему собаки с края пришли почти в центр долины, времени не было. Вожак стаи коротко и отрывисто рыкнул. Вся толпа собак мгновенно ощетинилась, взметнулась с места… и осталась стоять там же, хотя должна была сорваться вперед, в прыжке. Зато лошади-пхаи, расценив призыв чужого вожака, как сигнал к нападению, сразу пригнули головы вниз и выступили вперед, собираясь отразить выпад хищников. Они сделали несколько шагов навстречу псам, вырвавшись из общего круга — это было ошибкой! И тотчас же, раздался другой сигнал — или, даже не сигнал, а общий, дикий рев всех собачьих глоток, сразу. По всей вероятности, это их обычная хитрость — сделать вид, что нападение уже началось, чтобы принудить добычу совершить ответные действия — и потерять при этом внимание… Стая воспользовалась тем, что круг разорван и устремилась в атаку!
Мы не смогли уловить момент, когда самый быстрый из напавших псов, рванул кусок из покрытой шерстью, спины пхая — они все накинулись на лошадей одновременно. Собаки набросились на стадо со всех сторон, стремясь пробиться в образовавшуюся брешь, прямо к жеребятам, и избегая при этом прямых столкновений с могучими самцами. Мы до сих пор не пришли к единому мнению — как называть этих животных. К травоядным, кем являлись пхаи, это хоть и подходило в полной мере — но лошади, при случае, не брезговали загонять и убивать, более мелких кролов и джейров, и при этом поедать их, предварительно размолотив трупы несчастных своими огромными копытами! Потому, любое нападение на пхаев, всегда считалось очень и очень опасным… Да и сам вид этих перерожденных лошадей, существенно отличался от своих прародителей. В отличие от «овцебыков», у которых еще, оставались какие-то воспоминание о прошлом — то есть, о времени, когда они были домашними и мирными овцами и баранами — пхаи очень быстро переняли новую дикость и позабыли о своей жизни с человеком. Рискнувший приблизиться к этим созданиям, и при этом погладить лошадь по холке, запросто мог лишиться руки по самый локоть — зубы лошади могли ее перегрызть в течение нескольких секунд!
Началась свалка. Ржание, визг, хрипы, вой — все смешалось в одно сплошное месиво — и в этом гуле, лишь иногда прорывался зловещий голос вожака стаи — тот вовсе не принимал участия в сражении, предпочитая наблюдать за ее ходом с безопасного места и расстояния. Но мы видели, что по малейшему его сигналу, псы, меняя направление, как один как, бросались с одной жертвы на другую. Эта тактика себя оправдывала — пхаи, имея преимущество в росте и силе, не могли поворачиваться на узком месте с той же стремительностью, и, поневоле, терпели поражение…
— Учись, вождь! — Клешня толкнул меня в бок. — Вот как должны воевать настоящие предводители своего войска!
— Скрываясь за спинами воинов? И кто же, после этого, станет уважать такого военачальника?
— А какой прок от полководца, если он лезет на рожон и в своем безумии готов ценой собственной гибели погубить этим все дело? Я видел, как ты рвался в драку, в Клане — а что бы было, попади в тебя стрела из арбалета, кого-нибудь, из уголовников? Нет, Дар — этот пес знает, что делает! А то, что он пока не принимает участия в драке… Что ж, посмотрим — кажется мне, что красный, еще себя покажет! И думаю, что очень скоро…
Клешня оказался прав, на все сто… Бешеный круг смерти разорвался — стая отхлынула назад. На месте свалки остались лежать недвижимо семь туш — три взрослых, конских, два — жеребенка, и две — собачьих. У последних были раздроблены головы и распороты животы. Пхаи были убиты обычным способом всех хищников, с доисторических времен и до наших дней. Им просто порвали глотки. Из разорванных шей хлестала горячая кровь — и сразу впитывалась во влажноватую землю. Это первый признак того, что на последующие пиршество скоро пожалуют новые, и незваные гости — вездесущие свинорылы. Похоже, это понимали не мы одни. И очень скоро последовал новый рык — и вновь атака. И тут случилось то, о чем говорил мне Клешня — вожак стаи сорвался с места и перемахнул в прыжке через спину ближайшего пхая, так, как если бы это был не обычный пес, а настоящая пантера! Он вскочил прямо на спину вожаку стада — тот еще не получил ни одной серьезной раны и успешно отражал все попытки сбить его с ног. Красный рывком провел по загривку пхая своими острейшими зубами — и словно оскальпировал весь затылок коня. Тот встал на дыбы — вожак сорвался со спины, но, увернувшись от удара громадных лап, ужом проскользнул меж ними и через секунду вновь восседал на своем прежнем месте. Он еще раз рванул самца пхая на шею. Брызнул фонтан горячей крови — а вожак уже спрыгивал с него и устремлялся на свой пост, откуда он и руководил всем ходом битвы. Конь захрипел — глаза его чуть замутились. В уголках пасти появилась кровавая пена… Собаки, одновременно бросив остальные жертвы, набросилась на него, и, ухватив за ноги, всем скопом все-таки принудили упасть на колени, а потом и на бок…
Развязка наступила молниеносно! Полетели клочья шерсти, брызги крови, хруст перемалываемых в могучих клыках, костей… Раздался последний, особенно жуткий всхрап — все было кончено! Вожак стада оказался повержен и убит, а остальные пхаи, потеряв самого сильного и опытного самца, запаниковали и, перестав сопротивляться, поодиночке стали пытаться вырваться из этого смертельного круга. Собаки же продолжали свою страшную охоту — хотя, если задуматься, все, что резало наши глаза своей жестокостью, было только необходимостью. Такой же, как если бы на их месте были мы сами. Кто-то должен умереть — чтобы своей плотью, продолжить существование других… Мы уже собирались натянуть луки — вряд ли псы отдадут без боя свою добычу! — как тут, нарушив весь текущий ход событий, на сцене появились новые герои. Еще несколько молодых и сильных коней вынеслось из зарослей! Их никто не успел заметить — так быстро оказалось появление последних! Вновь появившиеся пхаи тотчас ринулась в драку — а так, как их появление стало внезапным не только для нас, но, в первую очередь, именно для псов, натиск оказался на редкость удачным. И очень трагичным — для собак. Сразу пять хищников покатилось по земле с проломленными черепами и разбитыми позвоночниками — а у пхаев выступивших единым фронтом, не появилось ни царапины! Перевес моментально оказался на стороне лошадей — и те, которые несколько секунд назад уже готовы были броситься в бегство, воспрянули духом и так же неистово ринулись в битву со своим извечным врагом! Участь стаи была решена — кони уже превосходили их численностью, а напор пхаев так свиреп и безжалостен, что роли поменялись с точностью, до наоборот. Красный вожак коротко и злобно взвыл — уцелевшие собаки бросились в бегство! Кони преследовали их какое-то время, но потом прекратили погоню и вернулись обратно, к месту сражения. На земле оставалось лежать недвижимо почти пятнадцать туш — как собак, так и лошадей. Потери и тех, и других очень серьезные…
— Красношкурый уже не сможет, как прежде, властвовать в стае, — Чер спокойно наблюдал за побоищем, шепча мне на ухо. — Его стая будет уничтожена, или сольется с другой. Но ему, в любом случае, плохо!
— Кто знает… Эти новые собаки умны — ты мог это увидеть на примере Угара. Мне кажется, что красный, все-таки, сумеет выправить положение…
— Но не сейчас. Они пришлые в этих местах — так что ему придется еще и драться с местными псами.
— Как и у людей, Чер…
Охотник кивнул, и, сложив руки рупором, громко крикнул:
— Иэх! Ргау! Оэхэ-эй!
Получилось что-то, похожее на волчий вой — только более сильный и зловещий. Кони перестали обнюхивать своих погибших собратьев и сразу навострили уши.
— Иэх! Хау!
— Оэхо-эй!
Мы поддержали Чера — крики понеслись отовсюду. Пхаи ломанулись с места прочь — на этот раз уже ничто не могло их удержать. Кони справедливо рассудили, что еще одной схватки, с еще более грозным врагом, им нипочем не выдержать, и предпочли спасаться бегством!
Возле туш уже началась тихая, подземная возня — кровь впиталась в почву, вызвав своим запахом, появление подземных обитателей, чующих ее за многие расстояния. Те являлись всякий раз, едва теплый еще труп оказывался на поверхности земли. Мы увидели, как буквально из ничего вырос небольшой холмик, потом появилась яма, две пары мощных коричневых лап — они сграбастали тушу зверя и резко втянули ее внутрь. Еще одна из лежавших собак, словно ожила и стала задом уползать куда-то в заросли — там тоже появился собрат первого трупоеда.
— Только представить себе, что тебя после смерти, вот так…
— После смерти, не все ли равно?
— Нет…
Ната переговаривалась с Клешней. Я взирал на происходящее и понимал Сову, решившего сжечь Дину на погребальном костре, вместе того, чтобы спокойно оставить ее в той расщелине, в которую она попала во время землетрясения…
— У нас — хорошая добыча, Дар.
Чер вывел меня из раздумий — он указывал на туши убитых животных и зверей. Я очнулся — о такой удаче можно иной раз только мечтать. Охота и на тех и на других сопряжена с большими трудностями — а в этой ситуации было бы полной глупостью наблюдать, как свинорылы утаскивают так необходимое нам мясо и шкуры под землю.
— Быстро! Свинорылов — бить! Пхаев и собак — на песок и камни!
Почему-то, подземные жители не любили чистого песка — и никогда не появлялись из него, даже если он весь был залит кровью. После многих замечаний на этот счет, охотники стали пользоваться своим открытием, спасая добычу на насыпи из валунов, или втаскивая туши на проступавший кое-где, в прерии, песок. Благо, его тоже хватало — как и самой земли. Без таких участков, любая наша охота превращалась в пытку — или сражение с серьезным врагом, стремящимся урвать свою часть от нашей добычи. Побеждали, конечно, люди — но эти стычки выводили из себя, мешали отдохнуть после тяжелого труда и вообще, доводили до каления усталых охотников. Наглость подземных тварей была просто поразительной, и мы били их везде и при каждой возможности — что, по общему мнению, практически не сказывалось на их численности. Хорошо хоть то, что в прерии почти перестали появляться стаи крыс — те казались еще более настырными, и нам не раз приходилось уступать им без боя. Но последних, почти полностью истребили собаки и волки. Лишь какая-то часть, еще водилась возле северной границы, у самых болот, где периодически совершала набеги на людские поселения, расположенные в том краю долины.
Возле убитых животных раздался резкий визг — я вскинул голову, встревоженный этим звуком. Чер успокаивающе взмахнул рукой:
— Царапина! Трясун решил у свинорыла добычу отобрать.
Я кивнул. Скорее всего, нашему незваному гостю и попутчику досталось за дело. Не так-то просто вырвать кусок туши из лап подземного жителя.
— До форта доживет?
— А то! — Чер уже перебинтовывал охающего мужчину, отказавшись от помощи девушек. — И дойдет сам.
— К-как? Он мне ппол-ноги отхватил!
Мы с Натой лишь усмехнулись — способность Трясоголова превратить мелкую ранку в увечье, была известна давно и всюду. Впрочем, я помнил его отношение к нашей борьбе с бандой, и то, как он предупреждал меня о возможной засаде у берегов Змейки.
— Ладно, хватит. Посмотри рану внимательно — не хватало еще заполучить заразы. Когти у свинорыла не только крепкие, в них всякой гадости полно… трупы жрут, не только свежие. А он, все-таки, гость…
Убитых животных общими усилиями вытащили из оврага, после чего быстро разделали. Шкуры Чер смотал в большие тюки — за ними вернемся позже. Следовало лишь подвесить их повыше, на нижние ветки деревьев, на наше счастье растущих почти рядом с местом бойни.
— Готовь веревки!
Тюки втащили, пользуясь своеобразной конструкцией, типа лебедки — заслуга Бена, которую по достоинству оценили все мужчины Форта. Несколько хитроумно перевязанных меж собой палок, что-то вроде ворота — и, даже грузные туши овцебыков, иной раз попадавшие в наши ловушки, вытаскивались из ям всего парой охотников. Требовалось только дерево — в чем сейчас недостатка не было.
Я не зря слегка подтрунивал над Чером или Совой — все, что они называли прериями, на самом деле, не совсем ровная, с множеством расщелин и оврагов, местность, поросшая чудной травой и неведомыми растениями. Но, надо отдать должное — уже и не столь неведомыми… За прошедшие годы мы научились в них разбираться, если и не во всех, то, в большей их части. Сильно помогал Док — его скитания по травам приносили не только образцы последних, но и его рассказы. И мы уже заранее знали, с чем можем столкнуться во время бесконечных походов. У Дока училась Ната — и сейчас, отойдя на несколько шагов от добычи, согнулась над каким-то кустиком…
— Ты осторожнее… — я вздохнул. Ната мало обращала внимания на мои предупреждения, считая себя, куда большим знатоком. Но и я слишком хорошо знал, к чему может привести излишняя самоуверенность.
— Хоть рукавицы надень.
— Одела! — Ната демонстративно показала мне ладошки, спрятанные в вязаные подобия перчаток. — Я все помню. Это болиголов. Ядовит и раньше был… а теперь, наверное, даже дышать рядом не стоит.
— Так какого! — я метнулся к ней. Но Ната предостерегающе подняла руку еще раз:
— Стой! Я — с подветренной стороны. А ты закрыл меня от притока воздуха.
Она спокойно срезала несколько венчиков со стеблей и спрятала их в свою сумку — такую же, какая была у Дока.
— Зачем?
— Сейчас перетру… Потом кашицей смажем стрелы. Чер, или ты, выпустите парочку — да хоть в свинорыла! — вот посмотрим, зачем?
— Вспомнила яд, какой из того скорпиона вырезала? Только от него, вернее. После него, у зэков раны в пару часов чернотой покрывались! Зачем нам такое мясо? Самим отравится?
— Кровь в пищу не употребляем? Нет. Почему должны отравиться? К тому — еще вопрос, подействует ли…
— Стопарь из крови колбасу варит. Вместе с зернами. Так что, еще вопрос. Другое дело, что мы эти туши сливать не станем — далеко от форта. А он только из свежей готовит.
— Вот и не нужно бояться. Ваша задача — подкараулить свинорыла. А там — посмотрим…
Я пожал плечами — резон, как ни крути, имелся… Яд растения, от которого в прошлом не раз травился домашний скот, мог пригодиться. В конце концов, случайную встречу с зэками еще никто не отменял…
— Кроме прочего, Док просил несколько листиков принести…
— А ему для чего?
Ната подняла глаза, полные немого укора…
— Ты что? Он же свои снадобья из чего только не готовит. И травы у него всякие, ядовитые тоже имеются. В малых дозах вреда не приносят, наоборот. Вот и эта… Тоже.
Спорить с упрямой последовательницей нашего признанного целителя — только время терять! Я отошел, давая ей возможность завершить начатое. Пусть пробует…
Чер, услышав о пожелании жены «вождя», развел руками — свинорылы уже успели уползти в свои норы, а в степи, после схватки собак с пхаями, вся живность разбежалась на несколько часов хода. Выход подсказал Трясун — как охотник, мало на что пригодный, но довольно ловкий во всем остальном. Он указал на верхушку дерева, стоявшего поодаль от остальных.
— Манул!
— Кто?
Трясун, неожиданно быстро юркнул мимо меня, спрятавшись за спину Чера.
— Манул! Вы что, не знаете? Степной кот!
После этого мы, не сговариваясь, выхватили стрелы из колчанов, наводя луки на пока еще невидимую мишень. Что такое — перерожденная кошка! — знали многие. А настоящую, дикую от природы — не встречал почти никто. Но все понимали, что этот зверь втрое страшнее своего близкого родственника! И размеры его, если судить по бывшим домашним, еще более ужасающи!
— Всем приготовится! — я втащил Нату в круг, невзирая на возражения. Нападение такого врага, как степной кот, способного в одиночку втащить козорога на верхушку этого же дерева, может дорого обойтись всем… И никакая трава, даже самая нужная, не сможет заставить игнорировать такую опасность.
Трясоголов не ошибся — среди темных ветвей что-то угрожающей заурчало, потом стремительная тень метнулась промеж листьев, невероятный прыжок метров с двадцати вниз — и пятнистое тело зверя молнией пронеслось мимо, ускользнув от всех наших, напрасно выпущенных стрел.
— Твою мать… — Чер рвал еще одну стрелу, но я успокоил парня, указав на неподвижные туши пхаев:
— Хватит. В свое время, мы уже договорились — лишних смертей не нужно. Этот кот никого не трогал — пусть идет своей дорогой.
— А если тронет? — Трясун, иной раз, переставал заикаться.
— Тогда и устроим засаду. У нас сейчас своих дел по горло. Мясо срезать, что-то подвялить, кого-то отправить в форт — самим все не унести! Не до кошек, даже гигантских. А то, что она здесь обитает — не так и плохо. Крыс поменьше… И собакам лишний раз спуска не будет.
Домой возвращались с большой удачей — давно уже в форт не приносили столько шкур и мяса сразу! Пришлось вызвать всех, способных носить тяжести — наших сил не хватало. Для того чтобы мясо не пропало, я сразу отправил Чера и Клешню назад — за подмогой. Довершило нашу удачу и то, что по пути нам попались несколько охотников из одного из стойбищ долины — те шли после поисков соли и имели с собой несколько небольших мешков с оной. Мы обменялись с ними, на тушу и шкуру одного пхая — равноценный обмен, по всем меркам прерий! Добывать соль было столь же трудно, как выходить на охоту против этих животных. А я, принимая драгоценный мешочек, прикидывал, как скоро мне самому придется отсылать группу охотников на этот, далеко не легкий промысел…
Глава 3
Трясоголов
Неожиданная удача избавила нас от утомительных поисков и преследования животных в прерии, а также позволила заняться иными делами, которые в строящемся форте не прекращались, наверное, никогда… Едва вернувшись, я был озадачен просьбами Стопаря о дополнительных рабочих руках. Кузнец вконец достал меня своими идеями насчет земли — и я, скрепя сердце, выделил ему несколько человек. Обрадованный, словно получил не людей, а настоящую технику, Стопарь мигом собрался и увел своих помощников прочь — к присмотренному ранее полю. Я посмотрел им след, внутренне сочувствуя… Как он собирался перекопать эту целину? Какими силами избавится от невероятного засилья сорняка? И, наконец — чем засеять? Вопросов больше, чем ответов. Но я решил уступить один раз, с тем, чтобы попробовав, он сам понял тщету и бесплодность этих замыслов.
Примерно тоже высказала и Туча, обозленная замыслами своего благоверного — ей, по-прежнему, приходилось следить за «кухней», и с каждым днем возни только добавлялось. Не так-то просто накормить три десятка голодных ртов! А если прибавить к ним еще и частых гостей… Правда, я не оставлял старуху без подмоги — с ней всегда находилось три-четыре девушки, а порой и мужчины, если требовалась их помощь. Но в основном, более крепкие и сильные охотники были заняты в строительстве. Стены форта — мы все привыкли называть наше селение именно так! — постепенно становились все выше и длиннее. Уже возведен основной вал, с небольшим промежутком между первым частоколом из бревен, а именно — шириной в десять шагов. Такой способ я решил применить, вспомнив, как строили свои укрепления индейцы племен пуэбло в Северной Америке. Если нападавшим удастся подняться на него, то, это еще не победа. Перепрыгнуть на следующую линию, не обладая возможностями леопарда или пантеры, не получится. Еще одна хитрость — выход за вал располагался не сразу после ворот в частоколе — и любому из осаждающих пришлось бы скучится в проходе под ураганом стрел и копий, разящих сверху. Во второй, более крепкой и высокой стене, появились настоящие ворота — Стопарь ухитрился выковать петли и теперь мы с гордостью открывали створки массивных дверей. На углах до конца достроены башни, служившие как наблюдательным пунктом, так и боевой единицей. Пара лучников, укрывшись за зубцами, могла спокойно сдерживать все устремления врагов прорваться к воротам. Саму лужайку перед входом и стеной мы старательно вырубили от травы и кустарника, очистив местность на двести пятьдесят шагов. Не очень много, но, вполне достаточно, чтобы не позволить подкрасться вплотную. А главное — не дать противнику возможность прицельного обстрела наших людей из луков. И, хоть больше нападений не было — банда Беса пропала в долине бесследно! — именно окончание строительства должно было принести всем, давно и долго ожидаемое спокойствие.
Я понимал, что оно кажущееся… Научившись у нас многому, зэки и сами вполне могли устроить партизанскую войну. Незачем нападать на стены — достаточно выследить и подкараулить охотников в прерии. На всем протяжении, от вод Синей и до страшных песков Каньона Смерти, могли находиться десятки, даже сотни тысяч людей — места хватило бы всем. А было — всего лишь около тысячи… Мы и не могли знать точное количество — многие блуждали по травам, подобно Сове, кто-то менял место жительства, на, более пригодное и безопасное. Как в таких условиях отыскать и уничтожить горстку бывших уголовников? Они сами не смогли сделать этого с нами, обладая гораздо большим количеством бойцов… Но пока, все оставалось спокойно и тихо.
Ната постепенно становилась сильнее — болезнь полностью покинула ее и к девушке вернулась прежняя энергия и ловкость. Она стала принимать деятельное участие в работах, не в пример Элине, предпочитающей все свободное время тренироваться в стрельбе из лука или метанию из пращи. На мои упреки она невинно пожимала плечами:
— А разве это плохо? Вспомни, как пригодилось мое умение в лесу, когда мы отбивались от Грева!
Возразить было нечем…
Беспокойство доставлял Святоша. В долине постепенно стали забывать кровавые месяцы нашего противостояния с Сычом — раны зажили, с погибшими простились… Остался монах. И теперь он стал еще хитрее! Открыто враждовать Святоша пока не решался — слишком уж явный пример был перед глазами! Но укусить исподтишка, натравить или вставить едкое замечание — это, пожалуйста! Он вновь принял вид благообразного священника, и даже стал вести проповеди, на что мы тихо посмеивались. Сложно было даже представить, что найдутся такие, кто станет слушать речи новоявленного праведника. Зря смеялись… Понемногу Святоша настроил против нас практически все население Озерного поселка. Люди внимали ему, когда Святоша указывал на их беды и лишения, а виноватыми в том, почему-то, всегда оказывались мы. Припомнилось все! И дань Сычу в виде добычи, и пролитая кровь, и смерть Белоголового. В расчет принималось лишь то, что было сделано в поселке — Святоша обходил своими речами и страшные схватки в прериях и предгорьях, и изнасилованных и убитых женщин, и отчаянную и последнюю битву в Клане. Только поселок! Только его беды! Я слишком поздно осознал, что желание Совы покончить с монахом еще тогда, по возвращении из ущелья, являлось правильным решением…
Однажды вечером, среди приближающихся мужчин и женщин, я увидел фигуру Совы. Индеец выглядел озабоченным и искал меня глазами.
— Мой брат доволен проделанной работой? Может он уделить время Белой Сове?
— С каких пор шаман спрашивает своего друга об аудиенции? Иногда ты меня даже не удивляешь — а просто поражаешь. Сова, можно подумать — я становлюсь недосягаем, для всех своих друзей, и, чтобы поговорить со мной, надо испрашивать разрешения!
Он отмахнулся — я понял, что Сова, на самом деле, чем-то сильно взволнован.
— Что-то случилось?
— Не совсем… Но, тебе следует знать то, что стало известно мне, только что.
Он отвел меня в сторону и сказал:
— Мой брат… Помнит ли он о том, что произошло со всеми нами?
— Ты про Сыча? Такое не забывают.
— Нет, — он устало покачал головой. — Сыч, это прошлое… Помнит ли вождь о том, что предшествовало тем событиям, после которых он стал вести такую жизнь?
Я слегка нахмурился — жуткие сцены того кошмарного дня словно отпечатались в сознании, и мне не хотелось лишний раз вызывать их образ…
— К чему ты об этом?
— Я кое-что услышал об одном человеке, который оказался с тобой на последней охоте. Ты его хорошо знаешь — или думал, что знал, до этого. Это Трясоголов.
— Трясун? И что? Он шпион Святоши?
— Ты знал? — индеец слегка растерялся, но быстро справился с собой. — Док лечит ему ногу — тот поранил ее, после возвращения. Потому, кстати, и находится до сих пор здесь — хочет продолжить лечение в более подходящих условиях.
— Ну, это не совсем так. Да, он сейчас здесь. И рана получена как раз в походе за животными, а не до того… И что?
Сова свел брови на переносице:
— Когда Док сделал ему настойку от боли — тот впал в беспамятство и наговорил много интересного. А Док решил, что это должен услышать и ты. Но он задержался в лесу, где ваши рубят деревья для строительства домов. Я возвращался с Зорькой и Ладой, из ее сгоревшего дома — собрали то, из вещей, что осталось… Он рассказал мне — а я, решил, что ты должен узнать первым.
— И о чем он поведал?
— Трясоголов знает что-то, очень важное, о том, что должно произойти…
— Говори.
— Похоже, Святоша готовиться нанести удар. Да, мой брат. Этому лже-монаху вновь хочется увидеть прерии в крови! Мне не терпится увидеть Трясуна — думаю, что моего брата гложет такое же желание!
Я сделал знак рукой. К нам сразу подошли двое — Бугай и Череп, дежурившие в тот день.
— Трясуна — в мою старую землянку. И никого не пускать туда, пока сами не выйдем! Бугай привел, опешившего от его грозного вида, Трясоголова, и встал возле входа. Теперь попасть к нам можно было только через его труп… Не понимая, что случилось, тот со страхом смотрел на наши суровые лица. Он заметил, как Сова нервно поигрывает рукоятью томагавка, и сразу поник.
— Так и думал… Док, шарлатан, подсунул мне какую-то дурь — от нее и мертвый разговорится… Что вы от меня хотите?
— Все.
Ответ Совы прозвучал очень глухо…
— Да мне и скрывать нечего!
— Вот и прекрасно. Пытать тебя не будем… надеюсь.
Трясоголов сжался, как от удара.
— Дар! Я не шпион! Меня никто не посылал!
— Да? — я довольно холодно смотрел на испуганного человечка… С самых первых дней нашего знакомства, он не внушал никакого уважения. Вечно с бегающими глазами, всегда грязный и чурающийся воды, не умеющий и не желавший учится владеть хоть каким-либо оружием, попрошайка и трус. Он был на побегушках у Святоши до пришествия банды, и только с начала войны отошел от прислуживания монаху и его компании. Мы не знали, стал ли он вновь угодником этого проповедника, или, старается игнорировать эти сборища. Но, раз Док что-то услышал в бреду — проверить не мешало.
— Говоришь, не шпион… Ты уже давно загостился в форте, и, как видно, не торопишься возвращаться назад. Так понравилось?
— Ну… да. У вас все так ладно, все дружные, никто не дерется.
— А у вас?
Трясоголов понурился:
— Ты же сам знаешь. В поселке никто ни с кем не дружит. Все друг друга боятся, все живут, как собаки…
— Не трогал бы ты Угара. Вдруг, услышит?
Он едва не подпрыгнул, в очередной раз, дернув головой.
— А он? Может?
Мы переглянулись с Совой — слухи о поразительной сообразительности нашего четвероного друга грозили получить очередную порцию невероятных подробностей…
— Вполне. Но пока мы сами желали бы тебя послушать.
Он кивнул.
— Я скажу. Док что-то подмешал, да? Я понимаю… если из поселка — значит, уже враг. Мы все стали чужими… — Трясоголов тяжело вздохнул. — Только я, действительно, ничего не знаю. Святоша мне много не говорит, он больше со своими общается. А нами только помыкает! Я лишь слышал, как он собирался что-то вроде крестного хода устроить… типа, изволения от прошлых и грядущих бедствий.
— Бред полный… После всего? И, зачем?
— Не бред! — Трясоголов упрямо сдвинул брови. — Он умный. Знаешь, как говорить умеет? Заслушаешься!
— И ты заслушался?
— Я — нет. Сам когда-то других учил… верить сказкам. Но и Святоше в таланте не откажешь. Все, что ты стараешься сделать руками, он без усилий добивается только словом! Вера! Вот что людям не хватает. А у него весь расчет именно на этом…
— Допустим. Но одной верой сыт не будешь. И дома не построишь.
— А зачем ему дома? Вот будет готов форт — и тогда…
Он испуганно зажал себе рот, но было уже поздно. Что я, что Сова — эти слова сразу показали, почему Док так заинтересовался выкликами Трясоголова, пока тот находился в полубессознательном состоянии.
— И тогда монах попытается его захватить? Говори, раз уж начал!
Трясоголов еще больше съежился, но под нашими пристальными взглядами не решился играть в молчанку…
— Святоша меня убьет… Я случайно услышал, правда! Он готовится, все время готовится. Еще когда ты с Сычом мир заключил, уже тогда братьев-рясоносцев, собирал по всем поселкам.
— Братьев-рясоносцев? Это еще что такое?
— Вера… Люди слушают, и внимают. А ты смеешься! Возле него многие кучкуются, кто до сих пор привыкнуть не может. Все надеются, будто мир перевернется и все будет, как прежде. Вот он и создал на их основе свое братство. Что-то типа ордена, во главе с духовным лидером.
Мы снова посмотрели друг на друга. Новости, узнанные от Трясоголова, в общем-то, не были совсем уж свежими — кое-что до нас доходило и раньше. Но раньше в них никогда не звучало призыва к новому кровопролитию, на что так явно намекал наш пленник. Сова угрюмо опустил глаза вниз — я понял его упрек, на что пожал плечами…
— И когда его ждать?
— Не знаю. Я же сказал — услышал случайно, трепались двое из его братии в кустах, а я там… нужду справлял. Не спрашивать же подробности!
Мы сидели молча, удрученные тем, что поведал нам этот человек — с первого взгляда, совершенно неприметный среди прочих обитателей долины и своего поселка. Едва воцарившийся мир в прерии мог быть нарушен — из-за замыслов нетерпимого ко всему новому, лжемонаха. Не зря я так старался укрепить стены форта — словно предвидел!
Трясоголов тоскливо посмотрел в угол, и вздохнул — устало и обреченно.
— Если б я только знал!
Он вдруг повернулся и выпалил нам в лица:
— Если б ты только видел! Как я готовился, как собирал все, что могло пригодиться в дальнейшем! Все-все, вплоть до таких мелочей, о которых потом не смог бы даже и вспомнить! Твой пресловутый подвал, о котором столько треплются, и рядом не стоял — по сравнению с тем, что было у меня! А у меня было все! Все! Даже бабы резиновые — чтобы трахать их, если окажется нужда, в настоящих! Кто же знал, что их останется так много, что мы будем в меньшинстве? Нет, ты не представляешь… не можешь себе этого представить! Только консервов у меня лежало на сумму более ста тысяч баксов! Это о чем-то говорит? И не таких, которые пропадают через первые три месяца, после выпуска, а настоящие, специально изготовленные по заказу правительства для подобных ситуаций! Что, думаешь, там, наверху, одни только идиоты сидели? Что, вам просто так, постоянно фильмы крутили, или в газетах информацию прокачивали о подобном? Дудки! Они уж лучше всех были оповещены о предстоящем — только не знали, что оно окажется не совсем таким, к чему готовились!
Мы с Совой замерли. В запале, Трясоголов высказал нечто такое, что мы ожидали услышать менее всего. Настроившись получить информацию о замыслах Святоши, мы даже опешили от этих откровений… но и оставить их без внимания, уже не могли.
— А каким? — осторожно поинтересовался я у взъерошенного человечка. Тот взмахнул руками:
— А таким! Не как сейчас! Что все их ухищрения пропадут зря — и все заначки и схроны, о которых вы даже подумать не могли — тоже! Да что там — схроны… Убежища! Вы и знать не могли — какие силы работали на это! Какие шахты строились, какие запасы приготовлялись!
— Допустим… — лицо индейца стало вдруг непривычно жестким. Он взял мужчину под локоток и, словно нашкодившего сорванца, внезапно и сильно сжал пальцами. Трясоголов изменился в гримасе.
— Больно…
— Это — не больно. Это — для примера. Будет, по-настоящему, больно, если ты станешь молоть чепуху — вместо того, чтобы внятно и честно рассказать нам все, что знаешь. Рассказать — а не причитать о прошлом. Понял?
Трясоголов кивнул:
— Так ведь я и собирался… Все равно, мне никто не поверит. Да и что от этого поменяется?
Он уселся прямо на земляной пол и начал свое повествование…
За несколько лет до этих событий, Трясоголов — тогда начинающий и очень предприимчивый бизнесмен, ужом крутился по всей стране, покупая то, что подешевле, продавая потом, как можно дороже. Короче — занимался сколачиванием капитала, благо времена для этого наступили самые подходящие. Власть всячески приветствовала подобных дельцов, называя спекуляцию предпринимательством… Короче, он сумел выбиться среди сонма таких же, как он, вертких и отталкивающих друг друга локтями к заветному куску — и ухватился за его краешек весьма прочно! С помощью удачной женитьбы на дочке одного, из действительно, всевластных хозяев жизни, даже стал круто подниматься в гору. Папаша не мешал своей оторве — девочка меняла третьего мужа! — и лишь снисходительно посматривал на молодых, с высоты своего положения. Но, на его удивление, дочка как-то остепенилась — последний избранник оказался весьма искушен в постели, и мог потакать ее маленьким слабостям — беготне по магазинам. Супруги прожили почти пять лет, завели ребенка — и тогда тесть решил, что у него, кажется, есть зять… Он вызвал его к себе, и родственники проговорили почти всю ночь. Папаша девчонки был очень тесно, по-крупному, связан с поставками в армии — и, попутно, курировал обеспечение таких проектов, о которых простым смертным знать вовсе не полагалось. Это только казалось, что нигде и ничего не делается — насчет всевозможных техногенных или природных катастроф. На самом деле, умные люди могли просто прикинуть возможности и количество сил у нового министерства, занимавшегося как раз ликвидаций последствий стихийных бедствий. Выходило так, что оно тихо и незаметно, становилось очень грозной силой — и по численности своего состава, уже могло конкурировать с другими силовыми ведомствами. И далеко не всегда, оно занималось именно спасением людей — нет, главная задача ставилась свыше и была совершенно конкретной — готовится… И они готовились. Не менее тщательно, чем подобные службы за рубежом, они отслеживали и просчитывали всю имеющуюся информацию, подвергали ее многократным проверкам, отсеивая слухи и домыслы — и, в итоге, на стол руководителей страны, ложились вполне надежные и очень грозные предупреждения. Игнорировать их стало нельзя. Начались тщательные обсуждения — с привлечением самых перспективных технологий и самых засекреченных ученых. Кто-то, из умных и наиболее дальновидных, разъяснил — этот путь бесперспективен. Спасти всех не смог бы и сам господь бог. Но, ведь даже у него, всегда имелись избранные…
Они не готовились конкретно — к всемирному потопу, удару астероида из космоса, температурным перепадам, способным привести весь мир к глобальной катастрофе. Нет — дело было не в том, чтобы предугадать причины. Главная задача ставилась на то, чтобы выжить — несмотря ни на какие причины! По расчетам ученых и аналитиков — от подобных бедствий погибло бы практически все население планеты — что, по мнению Трясоголова, и случилось впоследствии… Но, кое-кто должен был остаться — и не случайно. А будучи вовремя предупрежденным и заранее вывезенным в безопасное место. Замысел стал известен лишь очень узкому кругу посвященных, но от этого не менее грандиозным! Выбрали место, учли всяческие нюансы, стали строить подземные города — на месте старых, отработанных угольных, или рудных шахт. Это были серьезные убежища, рассчитанные на особый круг избранных, а также и на тех, кому посчастливится этих избранных обеспечивать… Вначале все шло очень круто — но, впоследствии, из-за начавшейся внутренней войны, все как-то само собой захирело. Деньги потребовались на совсем иные нужды. Да и не могли те, кто дорвался до власти, помнить долго о какой-то, неведомой им самим, угрозе. Иными словами, о возможности грядущей катастрофы хоть и подумывали, но считали ее не слишком серьезной. Они хотели жить сейчас — широко и с размахом! Вскоре, проект захирел… Старый президент, затеявший все это, благополучно передал власть новому — а тот, более энергичный, и вовсе наложил на него вето — страна нуждалась в средствах, как никогда ранее. Но машина, один раз пущенная в ход, уж работала. Тесть быстро понял, что он, по различным причинам, в число избранных не войдет. В лучшем случае, только на нары, уготовленные для будущих рабочих в этой колонии выживших. Тех, кому придется всю свою оставшуюся жизнь провести либо под землей — в зависимости от того, какому бедствию все подвергнутся, либо — в защитном скафандре. И в том и в другом случае — исполняя приказы, а, не отдавая их. Будучи человеком предусмотрительным, но, нисколько не веря в возможность конца света — он вообще относился к этому проекту скептически, и находил его очередной великолепной выдумкой, для тех, кто пристроился к кормушке. Тем не менее, просто из своей привычки быть готовым ко всему и всегда — он внедрил в «работу» зятя. Зять быстро проникся общим замыслом, и так законспирировал грядущую стройку, что о ней вообще очень быстро забыли. Тем не менее, хапнув однажды, уже не хотел останавливаться. После наложения президентского вето, Трясоголов принялся в угоду тестю и себе, строить собственное убежище — просто, прибрав к рукам прежнее. Не то, чтобы он так боялся, чего либо, просто ему понравилась сама идея — быть готовым к великим потрясениям! И он построил свое убежище — со сложной системой подземных коммуникаций, с многочисленными хранилищами, запасами снаряжения, оружия, продуктов, лекарств, машин — и всего прочего, что могло понадобиться и пригодиться в новом мире. А, построив — набил под завязку! Разумеется, не без помощи тестя, умело организовавшего утечку припасов из настоящих хранилищ. Но время шло — ничего не происходило. Власть о проекте совсем забыла — и начала потихоньку перетряхивать всех прежних нуворишей на предмет их глобального воровства — что само по себе для страны стало, как стихийное бедствие! На фоне этого у тестя начались неприятности… Делиться нажитым он не хотел, уступать кресло более нахрапистым — тоже. И однажды, его сбила грузовая машина. Разумеется, совершенно случайно и с невменяемым водителем за рулем. Трясоголову тихонько намекнули, чтобы он не копался — дело о наезде быстро сдали под замок, а незадачливому парнишке влепили три года — и те, условно. После этого стало совсем плохо. Трясоголов, уже тогда получивший нервный тик от страха за свою собственную жизнь, намек понял и больше ни во что не влезал — естественно, дела фирмы, в которой он командовал, стали быстро приходить в упадок. Спасла положение дочка — как ни странно, она оказалась и прекрасной хозяйкой и весьма напористой в делах и обращении с деньгами. Она быстро и ловко во всем разобралась. Супруги временно перебрались от греха подальше на юг — как раз в свой потайной бункер. Разумеется, они не собирались жить в нем постоянно — и, по прошествии нескольких лет, вернулись назад. Вернулись, как раз за день, до того, как все началось…
— Значит, ты все знал?
Сова неприязненно посмотрел на говорившего. Мужчина понуро пригнулся к земле.
— Нет… никто не знал! Никто! Я только предполагал — не зря же все это затевалось, на самом верху! Даже они не думали всерьез, что это может произойти!
— Твоя жена погибла?
Он пожал плечами:
— Наверное. Она хотела улететь на курорт, вместе с сыном. Даже билеты уже купили… Я только и успел их проводить, в зал ожидания. А сам сразу за руль — дела требовали. Едва отъехал от аэропорта — влетел в кювет, от дикой боли в башке. А потом… потом был ад… Да ты и сам все это прошел!
— У тебя и сын был?
— А что? — он зло покосился на Сову. — Нельзя, да? Ну конечно — это вы все, такие — честные и убежденные… А тех, кто пытался вылезти из всеобщего дерьма — презирали… А мы, как раз — те, кто эту страну с колен и подымал! Делом, а не болтовней!
— Ага, — подтвердил я. — Подымал. Не наоборот? Может, вернее будет — поставил ее на эти колени и с удовольствием, да в извращенной форме — оттрахал. По полной норме!
— Да пошел ты… — вяло огрызнулся Трясоголов. — Тоже мне, нравоучитель нашелся… Ну и что? Не один я такой — нас сотни были! Тысячи! Между прочим, многим работу и хорошие деньги платили — а значит, давали жить!
— Интересно… — промолвил Сова, посмотрев мимо него на выход. — Удайся тебе попасть в свое убежище — кем бы ты сейчас стал? Наверное, ходил с автоматом у бедра и постреливал в тех, кто не подчиняется твоим установлениям?
— Стрелял бы… — спокойно подтвердил Трясоголов. — Так же, как ты стреляешь в них из своего лука. Или, как Дар — рубит мечом. Какая разница — чем? Если ты сильнее — ты и прав. И вы не обольщайтесь особо… Что там, мое убежище? Те, кто собирался жить потом — вот, кто был готов по-настоящему! У них всегда, день и ночь, стояла смена — не взвод, рота — а целые батальоны на постоянном дежурстве! Стройте свой мирок, стройте… Рано или поздно, придут настоящие хозяева — и всех вас быстро прижмут к ногтю! И тогда уже решать будет, какой ни будь бравый капитан, или майор. С помощью своих, до зубов вооруженных ребятишек. Это вам не какая-то банда полоумного Сыча.
— И ты их ждешь, так ведь? — Сова брезгливо посмотрел на мужчину.
— Нет… Кто я буду для них? То же самое, что вы, или другие.
— Не объявятся, — спокойно ответил я ему. — Нет их… Были бы — давно уж пришли. Похоронены они в этих хранилищах — на многометровой глубине. И никакие машины им не помогут оттуда выбраться. Даже если они тогда уцелели, то, после — перегрызли друг другу глотки! Вон, Сыч — пока свою свору на землю вывел — из полутысячи человек, только полторы сотни и сохранил! А они не в пример ближе оказались — если ты правду говоришь о глубоких шахтах. Но, если вдруг и придут — возврата к прошлому уже не будет. Никогда. Мы вдохнули воздух свободы — за которую пришлось заплатить такой ценой. И, кто бы ни попытался ее отнять, получит то, что получил Сыч! — я указал на свой плащ, где красовался клочок высушенной кожи с головы убитого бандита.
— Ты уверен? — Трясоголов криво усмехнулся. — А может быть, они уже вышли, да просто ждут? Пока выследят всех, кто еще бродит по земле, пытаясь заселить ее, вроде вас… Никто же не знает — почему все получилось именно так, а не иначе? Может, они пока просто бояться выходить на поверхность?
— Почему?
— Потому что в любой смене обязательно присутствовал врач — и задача у него ставилась вполне определенно. Найти в воздухе опасные для человека организмы. При их обнаружении — сидеть в шахтах, до полного очищения атмосферы! Кто из вас может поручиться, что воздух на планете не отравлен? Ведь не зря столько этих гадов появилось, словно ниоткуда. И комета, о которой Док все уши прожужжал, тоже… конец ли это? Ты не веришь мне, Дар… А я ведь точно знаю — готовились к этому, в верхах, всерьез. Пусть и не успел кто-то — но ведь, не все же? Не может такого быть, чтобы никто не спасся! Не может! Они придут, и тогда, все, кто еще живет на земле — что там наша долина? — станут слушать их беспрекословно…
Трясоголов поник, с тоской глядя в землю перед собой. Сова положил ему руку на плечо:
— Твоя участь тяжела… Как и наша. Но мы — мы хоть приняли эту жизнь. А что осталось тебе? Только сожалеть о том, что могло быть? Что будет с тобой дальше? Станешь искать более сильных — и, в итоге, предашь тех, кто живет с тобой рядом?
Трясоголов еще более ссутулился. Я негромко произнес:
— Ты хотел стать одним из первых — а стал, одним из последних. Даже не среди нас. Возможно — где-то рядом с теми побирушками, которых так много в вашем поселке. Ты не умеешь ничего — и не хочешь учиться. Не охотник, ни воин, не рыбак — никто. Женщины — и те не стремятся связать с тобой свою судьбу — хотя их так много в долине и не каждая может найти свою пару. Что тебе осталось? Быть торгашом — как Аптекарь? Но это сейчас не имеет прежнего значения… Шпионом и глазами Святоши? Ты ему нужен постольку, поскольку… Ты боишься в одиночку выйти за пределы поселка. Не умеешь изготовить оружия. Ты, вообще, ничего не умеешь — но, по-прежнему, лелеешь мысль командовать людьми. Не отвечай мне — я все вижу по твоему лицу. Это раздирает тебя — несбывшаяся мечта… Ты скоро умрешь от тоски — если не позабудешь об этом. Стань мужчиной — или умри. Другого выхода у тебя нет. Ты остался не из-за больной ноги — я видел, как резво ты бежал по травам. Значит — действительно, исполняешь приказ Святоши? Можешь опять промолчать — нам не требуется ответ, чтобы узнать правду. Что ж… То, что замыслил твой вожак — иного имени для него я не нахожу! — опять посеет вражду меж нами и остальной долиной. Только мне кажется, в прерии люди стали намного умнее, и не пойдут за его лживыми речами. Ты тоже хочешь войны?
— Нет…
— Тогда — ты свободен! Я понимаю — сейчас ты считаешь монаха сильнее! — вот и боишься поступать вопреки его воле. Мы не станем тебя воспитывать. Можешь возвращаться, туда, откуда пришел. Форт не отказывает в гостеприимстве друзьям, но врагу здесь не место. Кто ты — пока не ясно. Но нахлебники мне не нужны. И в таких, как ты, мы не нуждаемся.
— Во мне никто не нуждается…
Сова поднялся с колен на ноги и принялся ходить по полу, как рассерженный тигр. Он бросал на Трясоголова такие взгляды, от которых тот еще больше вжимался в угол, стараясь совсем забиться от испепеляющих зрачков индейца, в угол землянки…
Я вмешался:
— Довольно. Ты все рассказал?
— Да. Мне нечего скрывать — что это изменит? Если бы я знал, что мой бункер, там, на юге, цел, то тогда, возможно, подумал бы о том, чтобы уйти… Но через горы не пройти — это все знают. И через Реку — тоже. А пытаться перейти Каньон и гиблые пески — безумие. Значит, остается только сидеть здесь и тихо гнить…
— Разве мы гнием? — Сова громко вскрикнул и потряс руками. — Разве мы умерли? Ты! — он приподнял мужчину за плечи и поставил перед собой. — Ты забыл одну вещь! Мы все — живые! Уже это означает больше, чем все, что можно было себе представить! Кому нужно твое богатство там? Мертвым?
— У нас разные взгляды на жизнь, Сова. Вы решили превратиться в дикарей… а мне осталась память о прошлом. Пусть и в плену.
— А тебя никто не неволит, — я тоже поднялся. — Я ведь сказал — ты свободен. Дело в другом — ты опять станешь терзать себя несбыточными надеждами. Поверь — они убивают так же, как и ножи бандитов… Только более длительно и не так заметно для прочих.
Он упрямо отвернулся и замолчал. Сова встал возле меня и в сердцах достал свою трубку. Потом, поймав мой взгляд, засунул ее обратно.
— Мой брат прав… Не стоит ради этого вдыхать дым.
— И будоражить людей, Сова. То, что он нам поведал — не стоит их внимания. По крайней мере, до сих пор они жили без этого знания. И я не вижу смысла посвящать их в то, что уже ничего не изменит.
— А он?
— Его проблемы.
Трясун посмотрел на меня, на Сову, и сказал:
— Так, вы меня отпускаете… Ну да — разве я опасен? Все верно. Подумаешь, сдуру, да под кайфом, ляпнул Доку про какой-то, несуществующий склад… Так?
— Так. Ты все понял правильно.
— И вы…
— Будем молчать, — Сова обернулся к Трясоголову. — И Док — тоже. В твоих интересах самому не трепаться об этом. Боюсь, что тогда люди просто не станут разбираться в том, что ты, собственно, и ни при чем. На тебя свалят все — хотя, какая твоя вина в том, что земля подверглась такому? Мы тебя отпускаем. Или же… — Сова вновь нахмурился. — Вождь решит твою участь.
— Он мне не вождь!
— Зато он вождь тем, кто находится в форте. А придет время — и всей долине. Ты увидишь это — если останешься жив. Дар будет вождем прерий!
— Значит, у него есть еще один склад. Нельзя руководить народом и ничего не иметь в запасе, вроде автомата, чтобы удержать их.
Мы переглянулись с Совой, и оба усмехнулись:
— Он неисправим… Нет, у меня больше нет склада. А был бы — с бандой покончили намного быстрее. Неужели ты думаешь, что я стал подвергать жизнь своих друзей опасности, будь у меня огнестрельное оружие? Нет. Все, что мы имеем — находится здесь. В форте. И мне не надо их удерживать с помощью автомата — в этом мое отличие от Святоши, который, как нам известно, не столько поступками, сколько угрозами принуждает людей поселка ему подчиняться. Ведь так?
Трясоголов промолчал. Я вздохнул. Несмотря на все мои слова, он так и остался при своих мыслях… Нет, этот — не станет нам другом!
— Я смотрю, от заикания ты частично излечился? Док помог?
— Да…
— Спасибо хоть сказал? Похоже, что нет… Ладно, оставим. Что такое благодарность, ты, похоже, давно забыл. Ты свободен. Когда Святоша станет тебя расспрашивать, о нас — можешь передать, что Форт не стремиться к господству над долиной.
— А разве это не так?
— Не так. Что мешало мне договориться с бандитами и поделить прерии? И что мешало, после нашей победы, объявить всем, что я собираюсь стать вождем долины? Я не стремлюсь к этому — скорее, Стара и Сова предрекли мне такую участь. Но, если я им стану — то не для того, чтобы насаждать здесь, чью либо, веру…
Трясоголов искоса бросил взгляд на индейца. Тот остался невозмутим.
— Хорошо. Передам.
— Тогда иди. Я мог бы пригласить остаться у нас — после того, как мы принесли большую добычу, вполне правильно устроить небольшой праздник для всех. Но я не хочу, чтобы на нем присутствовали посторонние… Которые, к тому же, находятся здесь не со слишком дружескими намерениями. Тебе отдадут твою долю — никто не скажет, что в форте обманывают гостей, при дележе добычи. Но в гостеприимстве, шпиону того человека, который хочет стать нашим врагом, я не могу похвастаться… Иди.
Трясоголов дернулся всем телом — его голова, словно оправдывая данное ему прозвище, резко рванулась в сторону… Я подумал, что у него отсутствуют шейные позвонки — настолько неправдоподобным показалось это движение!
— И ты ничего не хочешь узнать?
— А что ты можешь нам поведать? Еще одну страшную тайну из прошлой жизни? Или, про вашего монаха? Зачем? Если он замышляет очередную подлость — ему же хуже. Пример Сыча должен бы был научить даже самых недогадливых — мы ни перед кем не станем на колени!
Он устало отмахнулся…
— Я не про Святошу… Вы тут все время гадаете — что могло случиться…
— И что с того? Можно подумать, ты в курсе.
— Нет, я тоже — не знаю. Могу только предположить — как и Док, про свою комету. Только… в отличие от него, у меня доступ к информации был более серьезный. Впрочем, он у всех был — следовало лишь внимание обращать. Но в мире редко кто смотрел в будущее — сам знаешь.
— Допустим. А что известно тебе? Я спрашиваю, просто из любопытства — сейчас все равно ничего не изменить.
Трясоголов осторожно присел на краешек табурета:
— Тебе про книгу Грэма Хэнкока, что-нибудь, известно? «Следы Богов»?
— Следы Богов?
— Значит, не известно… Док утверждал, что в землю могла врезаться комета… или, скажем, задеть ее своим хвостом. Пускай так — в конце концов, это могло бы объяснить и пресловутое излучение, которое никто не заметил, но все видят последствия. Есть и другое объяснение…
Мы с индейцем тоже присели — тема вновь обещала стать интересной. Трясоголов искоса посмотрел на нас и глухо произнес:
— Собственно, ничего особо я не скажу. Это тоже, всего лишь теория.
— Не тяни! — Сова нетерпеливо махнул рукой.
— Хорошо. Этот Хэнкок проанализировал некоторые свидетельства былой истории… про проклятие майя слышали?
Сова недоуменно поднял брови, а я кивнул, знаком дав понять индейцу, чтобы не мешал.
— Их жрецы словно предвидели и день, и час, когда все должно произойти. Разумеется, выяснить, как они смогли такое просчитать, этот ученый не смог. Но к выводам пришел очень неоднозначным. По его мнению, в определенные моменты вся наша земля словно просыпается от сна — это не мое выражение! — и как бы встряхивается всем телом. В данном случае — своей корой.
— Корой? — Сова все больше хмурился, а я застыл во внимании, как-то резко вспомнив, что нечто подобное уже когда-то слышал… или читал.
— Корой. Тем, что находится на поверхности. Толщина коры, если я точно помню, вроде пятидесяти километров. Потом идут слои… неважно. Так вот, эта поверхность не всегда стабильна — примером тому могут быть простые землетрясения. Но не в этом суть. Вы не можете не помнить, — он кинул ироничный взгляд на индейца — что земля постоянно испытывает… или испытывала дрейф континентов. Только это было так медленно, что никто и заметить не мог. Только специальные приборы.
— И твой Хэнкок…
— Мой? Он вычислил, что иногда этот дрейф как бы ускоряется. Вернее, даже не дрейф. Одновременно и повсюду вся кора приходит в движение, вроде ежа, вздымающего вверх свои колючки! Движение такой силы, что она как бы съезжает со старого места, занимая иное… Ну представьте себе, что в руках держите яйцо! — Трясоголов вдруг начал волноваться. — Крутаните его в руках — и возникнет ощущение, что внутренности сместились! Примерно тоже он описывал в этой книге, только смешалась внешняя часть оболочки! Земной коры!
— И что? — Сова недоуменно смотрел на него и Трясоголов вновь сжался на табуретке.
— То самое… Мы, наш континент сейчас вполне может оказаться не там, где был раньше. А, например, где-нибудь, в тропических широтах. А та же Австралия или Антарктида — на противоположной стороне.
— Зато Южная Америка… на полюсе?
— Да. Этим Хэнкок объяснял резкое замораживание огромного числа исторических животных, найденных в мерзлоте Сибири и Аляски. А также — уничтожение древнейшей цивилизации, располагавшейся как раз в той самой Антарктиде. Произойти все должно так быстро, что шансов уцелеть почти не остается.
— И теперь ты полагаешь… Что и с нами случилось нечто в этом духе?
— По крайней мере, это объясняет столь долгое лето… Что про фауну и флору — не спрашивай. Все равно вразумительного ответа у меня нет. Я отвечал лишь за снабжение, вопросы, касающиеся последствий любой из возможных катастроф, решались на ином уровне. А, может быть, и была комета — раз появились мутанты… Или, все вместе.
Он замолк, глядя перед собой и подергивая головой… Сова вздохнул и обернулся ко мне:
— Что думает мой брат?
— Похоже на правду. Но это, в самом деле, уже ничего не меняет — мы ведь к такому не готовились? И никто не спешил нас предупредить о том, что, хотя бы может произойти…
— Как же… — Трясоголов слабо усмехнулся — Предупредили бы. Ты хоть соображаешь, что б тогда началось?
— Вполне. Если ты имеешь в виду полный хаос и анархию. Только я — не власть. И право умалчивать от себя — такое будущее! — ей не давал!
— Не шуми… — он ссутулился еще больше. — Что толку? Все теперь не там, где хотели.
— Не все, — Белая Сова выпрямился и встал перед ним во весь рост. — Эта жизнь не нравится тебе, не устраивает кого-то еще… Но мне она — нравится! Я живу, как свободный человек! Как вольный охотник прерий! Как мужчина и воин! А та, прежняя жизнь, отринута мной уже давно. И неважно, что случилось с землей. Комета, кора… что угодно! Мы живем здесь и сейчас! И будем жить! А ты… — он с презрением посмотрел на мужчину, — не живешь. Ты просто существуешь. И в этом большая разница между нами и тобой. Иди к своим, к Святоше — раз вождь тебя отпускает! Сердце индейца не склонно прощать ни предательства, ни измены. Будь ты обычным предателем — и твой скальп уже сушился на шесте. Но ты — не из наших. Ты — просто жалкий шпион недоделанного лжемонаха. Уходи к нему, и постарайся больше не попадаться на моей тропе. В следующий раз Дар не окажется поблизости!
— Пусть так… — он вдруг осмелел и кинул на меня отчаянный взгляд. — Пусть, вы довольны этим миром. А тем, что ради этой свободы погибли ваши близкие — довольны?
Я перехватил руку Совы и заставил его засунуть нож обратно…
— Ты просто глупец. Вы завидуете нам — а зачем? Кто мешает накопать глины на берегу и вылепить чашки? Мы едим и пьем, как люди — вы до сих пор подбираете полусгнившее барахло и пользуетесь им. Мы построили кузницу и Стопарь отливает наконечники для стрел — а у вас вставляют в древко осколки камней, или рыбные кости. Мы шьем одежду… — я брезгливо окинул его взором. — А вы проделываете в шкурах дырку для головы и носите ее, пока свалявшаяся шерсть не отвалится от грязи. Мы строим дома! Да! Потому что, не хотим жить в берлогах, подобно дикому зверью. Хоть кто-то в долине может похвастаться подобным? Едва ли. Даже в поселке, где рабочих рук впятеро больше, чем у нас, предпочитают прятаться в шалашах, или вырытых норах. Посмотри на форт! Каждое утро девушки выметают весь сор, и у нас всегда чисто и легко дышать. А у вас, гадят там же, где и живут. Да что там… И после этого, ты еще собираешься нас укорять, что мы свободны? Но мы, действительно — свободны! А вот свободны ли вы?
Трясоголов встал и бочком направился к двери. Встав перед ней, он обернулся и тихо произнес:
— Куда идти? С кем быть? Все смешалось в этом мире… и мне нет в нем места.
— Иди к своим, которые чужие. Иди в прерии, которых боишься. Иди к монаху… вдруг, на тебя нахлобучат рясу, и ты обретешь то, что так давно жаждал — возможность приказывать! Но помни! С крестом ли в руках, или с копьем — больше я не хочу тебя видеть. Форт не отказывает в гостеприимстве никому, кто приходит с миром. Ты — пришел со злом. Второй раз — Сова прав! — станет последним.
Шаги стихли. Мой друг надолго задумался — я не мешал. Сова протянул мне ладонь:
— Долг шамана — лечить души. Как лечить такие?
— Если смертью — ты плохой лекарь.
Он не стал спорить. Индеец только вздохнул, устало и как-то с пустотой в глазах…
— Святоша сильнее меня. Монах, хоть он и лживый, может опираться на привычки, полученные раньше. Там есть и признание его учения, и знакомые обряды, и даже способность принять это мир… как наказание за грехи. Что может индеец противопоставить проповедям монаха? У него всегда найдутся последователи. И у тебя и форта появятся новые враги.
— Спрашиваешь, что может дать Белая Сова — шаман прерий? Много! Свободу, из-за которой Святоша нас ненавидит. Свободу дышать полной грудью, отвечать ударом на удар, не склонять голову перед врагом. И, если хочешь — право нести эту свободу тем, кто смирился и устал бороться. Враги? Я больше не боюсь врагов. Мы убивали, мой брат! Никогда ранее я не мог и представить, что увижу у себя на груди клыки волка, а на плаще — человеческий скальп. И что? Разве я стал слабее? Да… этот мир отнял у меня все. Но и дал — все! И я никогда не смирюсь ни с Сычом, ни со Святошей! За свободу заплачено сполна — и никто ее у меня не отнимет!
Глава 4
Ящер
Поглощенный заботой о здоровье Наты, а также, делами, относящимися к благоустройству форта, я совершенно упустил из внимания, как проходит жизнь в нашем селении. Точнее — именно то, что было напрямую связано с его новыми обитателями. Блуд, как оказалось, и в самом деле положил глаз на Анну — мне об этом сообщила Элина, которая, несмотря на кажущуюся беспечность, тем не менее, замечала многое из того, что ускользало от моих собственных глаз…
— Он ей прохода не дает!
— Та жалуешься или констатируешь?
Я был увлечен новым изобретением Бена — чем-то, вроде камнеметательной машины, для обороны форта от нежелательных гостей — и отвечал почти машинально. Она повела плечами — в знак крайнего неодобрения.
— У тебя только стены и бойницы на уме. Ты нас почти не слышишь!
— Почему же… Слышу. Ты ведь о Блуде? — я с сожалением отложил в сторону чертеж, заботливо вырисованный инженером на мягкой шкуре, и повернулся к вспыхнувшей от гнева красавице.
— О нем. Мне он не нравиться! Он скользкий и гнусный!
— Зато красивый. Вон как к нему все девушки льнут.
Ната посмеивалась в своем углу — она накладывала заплатку на одну из моих рубашек и пока не встревала в разговор.
— Значит, не нравиться… Почему? Смазливый, язык подвешен, силой не обижен — чем, плох-то?
Элина брезгливо повела плечами:
— Мне не нравятся смазливые кобели. Мне не нравится приставучие кобели. И мне не нравится наглые кобели!
— Очень хорошо. Надеюсь, не все мужчины у тебя такие? — я поймал ее за руку, привлек к себе и поцеловал. Девушка ответила, но без особого пыла — сбить с толку не так-то просто…
— Дар, он плохой человек.
Я нахмурился — это произнесла уже Ната, а ее мнение о людях всегда отличалось взвешенностью суждений… Это была не Элина, импульсивная и резкая, быстрая на оценку, следовательно, тут скрывалось что-то иное.
— Новость… Он вас обеих чем-то обидел?
— Нет! — Элина гордо вскинулась. — Не хватало еще только, чтобы этот маньяк стал меня доставать!
— Ната?
Она, не вставая с табурета, произнесла:
— Ты многое упускаешь, пока занимаешься фортом. А ведь в нем живут люди.
— Я и делаю это для людей. Просветите, если уж я ослеп случаем.
— Он плохой! — на этот раз слова Наты повторила Элина.
— Значит, плохой… Чем именно? Что конкретно тебе в нем не нравиться? Вам — не нравится.
Элина пожала плечами…
— Послушай, твое мнение — если оно уже начало гулять по нашему поселку — не так уж и мало значит. Твой взгляд на него, вольно или нет, станут разделять и остальные жители форта! А это дурной знак. Ты моя жена, значит, обязана быть осторожна в своих эмоциях.
Она широко раскрыла глаза и недоуменно посмотрела на меня:
— А что такого я сделала, что ты так на меня взъелся?
— Лина…
Ната, видя, что девушка начинает закипать, поспешила вмешаться:
— Не ссорьтесь.
Элина обиженно поджала губы и умолкла. Ната встала и приобняла подругу:
— Не возражай ему. Дар прав — мы должны вести себя не только как женщины, которым хочется просто потрепаться языком. Мы — жены вождя. Понимаешь?
Она говорила это тихо, и нам приходилось прислушиваться — от чего слова девушки казались еще более весомыми. Я с удивлением заметил, как Элина хмурит брови и отводит глаза в сторону — обычно, влияние Наты на нашу красавицу было не просто большим — она внимала ей даже больше, чем мне. Порой мне самому не удавалось убедить Элину так, как это могла сделать тихая Ната. Но сегодня девушка почему-то не хотела слушать…
— Зачем его приняли в форт? Он тут всех перессорит!
— Вряд ли… Погоди! — Я бросил чертеж, окончательно решив разобраться в происходящем. — Это еще почему?
Элина качнула гривой огненных волос — словно раскаленные волны колыхнулись по ее спине.
— Он плохой, — упрямо повторила она. — Ты сама так сказала. А ведь настаивала, чтобы Дар его принял к нам, как и всех остальных — не смотря на всю твою проницательность.
— Да что такого он сделал, что ты на него так взъелась? — я начал сердиться. Ната предостерегающе подняла руку:
— Дар… Элина. Прекратите, в самом деле. Как дети, право. Не ссорьтесь. Наш муж знал, что делал, когда брал людей в форт — это нужно всем нам. На это были причины, и причины весомые.
— Были, — подтвердил я. — Это добавочные руки — и руки не слабые! После всего, что с нами случилось, я только приветствую новых жителей. Чем больше окажется здесь мужчин — тем меньше всякого разного рода Святошам захочется испытывать нас на прочность! Кажется, уже ни для кого не секрет, что этот самозваный поп хочет подмять под себя долину — а я этого позволить не могу! И для борьбы с ним мне пригодится любой, способный держать оружие в руках! Да и повторения новой войны допускать нельзя. Тогда нас оказалось мало — и сколько пришлось испытать, прежде чем мы покончили с Сычом? Зато, теперь, за стенами форта, мы можем отбиться от целой своры ему подобных! Но для этого — на стенах должны стоять воины. А Блуд — мужчина и, надеюсь, что, воин.
— Хорошо, — Элина качнула головой. — Тогда спроси — почему Натка, тоже такого о нем мнения? Что ж ты все на меня, да на меня? Ее спроси!
Он вскинулась и повернулась, чтобы выйти прочь. Ната ухватила ее за плечо:
— Не торопись. Останься — мы и так редко вместе… Дар все время уходит по делам, а ты пропадаешь, то с Ульдэ, то с Дженни, на охоте. А я остаюсь одна.
Ната лукавила — мы никогда не оставляли ее совсем одну. Но она всеми силами старалась не допустить очередной размолвки между мной и Элиной — а подобные, становились все чаще… Та вновь нахмурилась, но нехотя присела на краешек постели. Ната потихоньку показала мне палец — успокойся! Элина пригнула голову к плечу подруги и уже более миролюбиво произнесла:
— Хорошо. Если ты так хочешь — я останусь.
— И Дар этого хочет, — утвердительно кивнула Ната. — Только сказать не решается.
Вместо ответа Элина еще глубже спрятала лицо, отворачивая его от меня. Ната посмотрела на меня непонимающе — какая кошка меж вами пробежала?
— Что хоть случилось? — примирительно спросил я. — Что он сделал, из-за чего поднялся весь сыр бор?
— Он к Анне пристает. Проходу нет нигде от этого кобеля.
— Так. В чем это выражается? В кусты тащит?
— Нет.
— Хамит?
— Нет.
— Силой не принуждает? В дом не лезет? Вижу, ответить нечего… Тогда, почему ты решила, что это так плохо? Блуд… Ну, тут само прозвище за себя говорит. Неравнодушен товарищ, к женщинам — так в долине много ему подобных. Лишь бы, без принуждения. К тебе не пытается приставать?
— Вот еще! — Элина фыркнула. — Пусть только попробует. Я ему сразу всю охоту отобью!
— Вот и ладно. А то, что он к Анне неравнодушен — Разве это так плохо? Она сама, как к этому относится? Опять молчишь. Раз так — ей и решать, с кем… Не лезь в их отношения. А, вернее — держи свое мнение при себе. Мне, Натке — можно сказать. При ком другом — помалкивай…
Элина промолчала. Ната все так же недоумевающее смотрела на меня — так что случилось? Я кивнул — потом… Мы еще не говорили с ней о том, что произошло между мной и Элиной в Клане, и я не знал, нужно ли посвящать ее в это. Ната, наверняка бы, рассердилась на меня — и была права… Но и бесконечно умалчивать тот случай я не имел права — меж нами не должно быть тайн. Хоть Элина и смогла прийти ко мне, и даже сама себе объяснить (простить!) мое поведение, легче от этого не стало. Было заметно, что девушка как-то отдалилась… и я до боли боялся ее потерять! Боялся восстановить наши отношения, которые сам же и привел к такому результату. В отличие от Наты, когда-то поклявшейся умереть, но остаться только со мной, красавица прерий никогда и ничего не обещала. Она могла уйти — и была вольна уйти.
Нормальная жизнь в форте наладилась полностью. Болезнь Наты, отступившая перед чудодейственной травой, уже практически закончилась — и мы все чаще стали, как раньше, проводить время на свежем воздухе, что само по себе только способствовало выздоровлению. Погода стояла изумительная — теплая и солнечная. И это — невзирая на то, что, по всем нашим прикидкам, сейчас все должно быть покрыто снежным покровом. Оставив Доку ломать себе голову над этими чудесами, мы просто пользовались тем, что нам предоставила природа. Девушки пристрастились купаться — вода Синей реки, обжигающе холодная, только раззадоривала их, а вслед за юными девушками, в реку потянулись и все остальные. Для удобства, мы поставили на берегу что-то вроде пристани — так проще вытаскивать кожаные бурдюки с водой для нужд форта, чем не преминули воспользоваться купальщики, облюбовав ее, как удобное место для прыжков в воду. Туча, завидев, что даже Стопарь рискнул искупаться в ледяной воде, только притворно причитала:
— Охальники. Мать вашу! Совсем стыд и срам потеряли! — и плевалась в нашу сторону, впрочем, пряча на лице вовсе не гневную ухмылку. Естественно, что купальных костюмов как-то не предусматривалось, и девушки были отделены от мужчин только самой рекой. Кроме нее, воду игнорировали только Ульдэ и Анна — первая в силу того, что вообще старалась находиться подальше от скопления людей, а вторая… Анна избегала общества мужчин всеми силами, и даже Блуд, к которому она, вроде как была более снисходительна, не мог ее уговорить раздеться перед всеми. А так, как в общем купании иногда принимали участие, чуть ли не все жители форта — то она оставалась либо помогать Туче, либо караулить на скале. Что до нас — былые условности уже давно отошли на второе место…
Работа в форте не прекращалась. Новые жильцы требовали больше внимания, еды, одежды. Все это следовало как-то устроить. И свободного времени не оставалось ни у кого. Кто-то был обязан заботиться о дровах, делая все выше поленницу возле скалы, кто-то — выделкой добываемых нами шкур, либо починкой снасти для ловли рыбы — без дела не сидели. Ната, шутя, как-то назвала это первобытно общинным ведением хозяйства — и, наверное, была недалеко от истины.
Я придерживался строгого правила — на территории форта, и за несколько десятков шагов от него, все должно быть прибрано и чисто. Этого требовала элементарная гигиена, кроме того, Док, нервно косящийся на ошеломляюще быстро скапливающиеся кучи отходов, требовал порядка, чтобы у нас не появилось, какой-нибудь, заразы. Однако, стерильность соблюдать не так уж и просто. Воздвигнутые стены отрезали людей от природы, самой способной уничтожить всяческие отбросы, и теперь эта обязанность стала одной из неприятных процедур — кому охота таскать на себе остатки пищи и грязь далеко за пределы селения, а потом еще и старательно закапывать в землю? Но исключений не делалось ни для кого — и все по очереди махали самодельными вениками, выметая грязь и мусор за пределы стен, в которых находились. Хорошо, еще в самом начале, Бен нашел неподалеку расщелину — и мы стали сбрасывать все туда, так, чтобы даже запаха не доносилось до наших жилищ. В основном, все эти заботы, словно невзначай, легли на плечи нашего Пленника. Всех сторонившийся и молчаливый, он покорно выполнял самую тяжелую и грязную работу, не вступая в споры даже с совсем уж молодыми девчонками, помыкающими парнем, как скотиной. Если это замечала Ната — жесткая отповедь была обеспечена. Она решительно пресекала все попытки сделать из него раба — но уследить за каждым проявлением такого отношения было не так просто. Я не вмешивался… Все помнили, откуда этот парень и почему — и неприязнь, полученная из-за пережитых страданий, не позволяла многим позволить стать ему одним из нас. Иной раз Сова даже спрашивал, когда я отправлю пленника к Сычу… Я и сам не знал, зачем он здесь. Не враг, не друг… пленник.
Благодаря этим мерам, над домами не роились кучами рои мух и иных насекомых. Бен и Стопарь, при участии всех жителей, вновь возвели баню — даже лучше и больше прежней, сгоревшей после набега Беса. Они долго колдовали над материалом для постройки — ни дерево, ни обычные камни их не устраивали. Пришлось придумать и использовать специальные формы, в которых Стопарь насыпал полусырую массу глины, замешанную с клочьями травы, из которой изготавливали веревки. Послу просушки получались вполне приличные кирпичи. Когда их накопилось достаточно много, началась, собственно, сама постройка. Мулат придирчиво осматривал каждый кирпич, каждый брус, перед тем, как дать добро на его укладку — и ругань между ним и кузнецом иной раз переходила в настоящий крик! — но они же сами и мирились… Естественно, что они первыми и опробовали свое детище. Оба парились долго, с усердием и всем слышным оханьем и кряканьем — и выползли на свет лишь через пару часов. Стопарь был весь красный, словно варился в свекольном бульоне, но стоял на своих ногах крепко. А вот Бен… Тот выглядел так, словно промчался недельный марафон и ни разу не присел на всем его протяжении. Он буквально выполз наружу и едва глотнул свежего воздуха, как замертво рухнул оземь, на руки подоспевших Чера и Дока.
— Ухарь чертов! — Туча разъярилась так, что Стопарь от греха подальше, поспешил спрятаться на самую вершину скалы. — Угробишь инженера! Это тебе, борову, все едино, что в лоб, что по лбу — а он то как? Это не Африка, какая там, это ведь — парная!
Посетили ее и мы — Ната, я, и Элина. Вопреки расхожему мнению, что именно там лучше всего предаваться тому, для чего, более всего все-таки подходит кровать — мы ограничились только купанием. Особенно благотворно она действовала на Нату. Жар и общий массаж быстро привел ее к тому, что она поправилась буквально на глазах. На память оставался только шрам на руке — беловатого вида полоска, которую мы вскоре и замечать перестали, и пока еще очень нежная кожа на груди — я даже губами опасался к ней прикасаться… После бани, наш инженер и кузнец, не умеющие сидеть без дела, составили, а потом и посвятили меня в очередной план. На этот раз — завершение ранее начатого строительства жилья для всех, кто сейчас находился в форте. Не то, что мы спали под открытым небом — общими усилиями прежние постройки были восстановлены, и в них спокойно можно было переждать непогоду, или, просто переночевать. Но у двух непосед появились совсем уж грандиозные замыслы! Так как в самом начале, мы предусмотрели, что в форте будет обитать не менее пятидесяти-семидесяти человек, то места пока еще хватало. И даже сейчас мы могли поставить дома, по меньшей мере, еще для двадцати семей. Не сказать, что это были очень просторные хоромы — но и ютиться в тесноте не приходилось. Теперь Бен предложил все задние стены домов подвести к самой стене — что давало выигрыш и в материале, и экономии места. А, кроме того, если следовать планам кузнеца и инженера, нашу «крепостную» стену не смогло бы сокрушить даже стадо мамонтов. Крыши предполагалось обмазать все той же глиной, которая спекалась и затвердевала на солнце. Мы могли стоять на них и успешно отражать любое нападение извне, осыпая врага градом стрел и копий. Ну а о качестве и количестве последних позаботился Бугай — сын Стопаря имел недюжинную хватку в изготовлении подобных вещей. За то, чтобы все жители форта умели владеть оружием, отвечал Череп. Бывший спецназовец не упускал случая потренировать наших мужчин — и девушек тоже! Будь у нас такая возможность ранее… Его натаскивали на выживание в любых условиях — но не научили тому, как выжить, когда у тебя на руках умирает вся твоя семья, а самого опаляет таким чудовищным жаром, после которого выгорает вся кожа на лице. При своей ужасающей внешности, он смог сохранить остатки человечности — и теперь понемногу отходил душой, общаясь с людьми поселения.
Туча все громче и все чаще стала требовать, чтобы для нее возвели особое помещение — кухню. Приготовление немалого количества пищи для всех требовало большого напряжения сил. Рано или поздно, это должно закончиться тем, что каждый дом сам станет готовить себе еду — но пока мы еще собирались вместе за общим «столом». За ним обсуждали текущие дела, вместе смеялись, над чьими ни будь шутками, а зачастую, просто разговаривали…
Немой мальчик, вырвавшись из рук Птахи, иной раз мешал своей непоседливостью — и Стопарь добродушно пугал его, а тот притворно убегал под защиту Тучи, которую полагал куда грознее великана-кузнеца. И мы не знали, что очень скоро, один из немногих, выживших в этом кошмаре, детей, будет нами потерян…
— Дар! Дар! Сюда! Скорее!
Я от неожиданности подскочил на месте, уронив на себя приготовленный Элиной горячий отвар из измельченных кореньев, трав и мелких плодов, которые наши женщины собирали во время выходов в лес. Жидкость проникла сквозь кожу штанов, и я вскрикнул от боли.
— Скорее!
Мы с Натой одновременно выбежали наружу, следом выскочила Элина. Бен, с широко раскрытыми глазами, неожиданно посеревший от волнения, указывал на реку и отчаянно жестикулировал, пытаясь что-то объяснить. В сумбурных, путаных словах мулата ничего нельзя было разобрать. Джен, стоявшая неподалеку и также запыхавшаяся от быстрого бега, прислонилась к стене, не в силах произнести ни звука, а ее подруга, Птаха, напротив, кричала во весь голос, отчего все население нашего поселения высыпало во двор. Бен продолжал что-то объяснять, но, как всегда, когда инженер был не в себе, его знание языка делало эту задачу неразрешимой… Рядом появилась Салли, она, как и Джен, тоже указывала в сторону белых гребешков на синей реке.
— Он схватил его! Схватил!
Я крепко взял ее за плечо.
— Что случилось?
— Там! Там! Мальчик! Он схватить его, утащить в вода! Громадный! А мальчик! Он так закричать — и даже позвал! Меня! По имени!
Я понял, что Салли, почти что, невменяема от испуга, и, чтобы привести ее в чувство, залепил ей пару пощечин. Голова женщины дернулась туда-сюда, но я добился ожидаемого эффекта. Она более осмыслено посмотрела на меня и залилась слезами:
— Мальчик! Немой… Его схватить какая-то дрянь, очень большой, зеленый! Он погибнуть! Там сразу все забурлило, вода стать красной, от кровь… Бедный мальчик!
Мы бросились к реке. На самом деле, на песке остались следы короткой и безуспешной борьбы, капли крови, и — самое жуткое! — четкие отпечатки ранее невиданных нами лап. Каждый след неизвестного убийцы оканчивался очень длинными полосками от выступающих вперед когтей, почти вдвое длиннее, чем сама округлая ступня зверя. Кроме того, широкая полоса, тянущаяся позади, указывала на имеющийся у него мощный и тяжелый хвост. Попавшиеся по дороге, валуны были с легкостью отброшены в сторону — на песке остались вмятины от тех мест, где они раньше находились. По всем признакам стало ясно, что зверь обладает большой силой и ловкостью…
— Как это произошло? — я с опаской посмотрел на, воду и на всякий случай махнул всем, чтобы люди отошли от берега подальше.
— Его увидел Бен. — Салли немного пришла в себя. Ната поддерживала ее, и женщина заговорила более-менее спокойно. — Он пошел за водой, я как раз собиралась начинать готовить, сегодня наша очередь помогать Туче… Ну, вот он идти вниз, мальчик пойти с ним…
Она от волнения вновь начала говорить на каком-то своеобразном сленге, путая окончания. Такое всегда случалось, когда француженка попадала в серьезную переделку.
— Немой тоже хотеть идти вода. Он играться, Бен таскать ведра. Джен и Птаха начать купаться… Бен снова идти вниз, видеть большой зверь! Мальчик кричать. Совсем мало кричать — этот схватить его, за голова! Оно низкий рост, но длинный и очень сильный! Бен хватать ведро, кидать в него… зверь кинутся в вода, плыть, кровь, смерть… Мальчик мертв!
Она снова разрыдалась. Мы угрюмо молчали. Единственный ребенок, находящийся в нашем лагере, уцелевший неизвестно как в месяцы беспощадных испытаний, погиб в зубах зверя… Их так мало оставалось с нами — в озерном поселке жили еще двое детей, и, по слухам, в дальних стойбищах тоже несколько. А тот, которого мы охраняли от всех опасностей и тревог, не был нами убережен в собственном доме!
— Соберите всех, — я кивнул Элине. Она быстро начала подниматься к форту. Проследив за ней взглядом, я добавил. — Салли, помолчи немного, я хочу спросить у Бена, на что походил этот… из воды.
Мулат кивнул и подошел поближе.
— Это быть зеленый цвет, как трава… как раньше был трава. Длинная морда, много зубов, но не клыки, а как в одну линию…
— ?
Салли быстро затараторила на французском. Бен утвердительно кивнул.
— Да, так он и говорит! Не зубы, а как наросты. Но челюсти очень мощные. Лапы кривые, выпяченные наружу и немного назад. Хвост гребнистый и такой длинный, как само туловище, даже больше. Само оно толстое, бочкообразное…
Салли быстро переводила, а я представлял себе, что это могло быть. Никогда в нашей местности, да что там, во всей стране, подобных чудовищ, не водилось… Значит, опять сюрпризы перерождения? Вслед за овцебыками, гривастыми и своенравными лошадьми-пхаями, кролами, волками, крысами-трупоедами и бурыми монстрами, вслед за свинорылами и огромными воронами и еще много чем, объявились и иные — в той стихии, которую мы как-то упустили из виду, и перестали опасаться. А зря… Привыкнув ждать опасность со стороны твердой поверхности, мы безбоязненно подходили и устраивались возле воды, спокойно ловили рыбу, купались в холодных волнах и умывались в журчащих струях. Что ж, всему этому пришел конец. Без реки можно выжить — но, как теперь, вообще, жить возле воды? Зная, что там в любую минуту может появиться чудовищная опасность для любого жителя форта? Как-то сразу вспомнился жуткий взгляд чудовища, перебившего стаю преследовавших нас с Угаром, крыс…
— Ладно… — я сглотнул подступивший комок. — Ната.
Моя верная спутница и подруга подняла на меня свои глаза.
— Предупредите тех, кто еще не знает… Чтобы к воде… к реке никто близко не подходил! Салли! Успокойся и поднимись с Элиной наверх — осмотрите всю поверхность реки, может, что и увидите? Мы с Беном пройдемся по берегу — вдруг, чудовище выползло на берег выше или ниже? Остальным — в форт.
Элина с неохотой стала подниматься вслед за подругой мулата. Ната, опередив их, звонко крикнула с вершины:
— Я пришлю к вам Стопаря и Чернонога!
— Хорошо! Следопыт не помешает!
Мы стали с Беном осматривать все подозрительные места, где мог укрыться этот невиданный раньше монстр. Я сжимал в руках копье — привычка выходить из дому только с оружием, сыграла свою роль — и думал о том, что в нашу, и без того не всегда спокойную жизнь, вторглась новая напасть…
По описанию Бена, это сильно смахивало на аллигатора — только громадных размеров. Каким бы стал в этих условиях настоящий аллигатор, я и представить боялся, надеясь лишь на то, что в этих краях такие гады никогда ранее не водились. По крайней мере — до Катастрофы. Но с той поры все поменялось… Однажды, при посещении в прошлом зоологического музея, довелось увидеть эту тварь — и не самую мелкую, надо заметить! Даже мертвое и застывшее чучело внушало ужас немигающим взглядом своих безжизненных зрачков. Зубы этой махины способны перекусить человека надвое, за один присест! И снова я вспомнил о том случае, когда только случайность уберегла меня и нашего пса от неминуемой смерти в стоячих лужах будущей Синей реки — там, где преследующие нас крысы, из охотников, сами превратились в добычу. Жуткий оскал окровавленных клыков, длинная приплюснутая морда — это было в чем-то схоже с тем, что рассказывала мне Салли и Бен. Тогда оно ограничилось крысами — а вздумай закусить и нами, никаких сил не хватило бы отбиться от этого монстра. Да, перерождения водных глубин всегда были неизмеримо мощнее и опаснее тех, которые подобно нам бродили по земле и дышали чистым воздухом. Где-то в глубине души я уже давно допускал возможность появления подобного зверя… Только то, что с рекой мы почти не сталкивались — идеи Стопаря, построить плот поддержку не нашли ни у кого! — и давало нам этот призрачный шанс. Я похолодел — а ведь буквально вчера, девушки, как обычно, плескались и резвились в прибрежных волнах, совсем рядом с тем местом, где произошла трагедия! Рыбу мы старались ловить всегда с берега — любую лодку течением унесет далеко прочь, на середину. А там, среди пенящихся волн, ветер погонит ее прямо на север — к мрачной пропасти, куда спадали все воды Синей реки. И ни у кого не хватило бы сил, противится ее напору.
Следов на берегу не нашлось. Видно, чудовище, схватив Немого, утащило его сразу на глубину, где и сожрало… Или, уплыло со своей добычей, куда-нибудь, в более укромное место, чтобы никто не мог ему помешать набить свою утробу. Мы прошлись вдоль тянущегося пляжа, примерно на километр — нигде нечего не указывало на то, что оно выползло со своей ношей. Мы решили вернуться — следовало обследовать еще и верхний участок берега, ведущий к предгорьям. Но там вероятности встретить зверя еще меньше — сразу за скалой, вдоль всего берега, шел довольно крутой подъем, на котором любому ящеру слишком неудобно расположиться. Еще дальше — если следовать этой полосой вплоть до отрогов Предгорья! — после почти отвесных стен, начинался крутой подъем, затем река раздваивалась, причем та сторона, которая прилегала к нашему берегу, представляла собой вообще непреодолимую преграду. Течение становилось очень сильным и уносило вниз даже могучие стволы, легко бросая их и ломая в водоворотах на щепки. Нет, если и искать ящера — а я уже не сомневался, что именно так следует называть чудовище! — то только здесь, в той части, что находилась в непосредственной близости к форту. И то, что мы не нашли никаких следов, еще не указывало на то, что их не может быть вовсе. К сожалению, обследовать все, вплоть до самых холмов Низины, не представлялось возможным — для такого предприятия следовало привлечь не десяток, а сотню людей, и то, без всякой гарантии успеха.
Мы вернулись. Салли и Элина добросовестно наблюдали за водой и на мой оклик только развели руками — никаких следов!
— Солнце слепит! Ничего не видно!
— Может быть, оно еще не всплывало?
— Может. Продолжайте смотреть, и будьте внимательны!
Женщины остались — а мы с мулатом поднялись вверх и присоединились к людям, высыпавшим на холмы.
— Вы его нашли? Вы видели зверя?
Я довольно сурово оглядел собравшихся:
— То, что я послал Нату всех предупредить, еще не означает, что форт должен оставаться без присмотра! Череп! Блуд! Почему оставили пост? Кто охраняет стены и сам вход? Бугай? Вернитесь сейчас же! Салли, вместо Бена возьмешь… Ладу. Идите готовить — Туча не обойдется без помощников. Обед должен быть готов вовремя. А остальные… — я повернулся к воде. — Пока никому не подходить к реке, без особой надобности. Назначаю еще одного стража — вместе с Угаром тот будет обходить берег. Если зверь появиться — пес его заметит. А мы сделаем так…
Я отозвал в сторону Стопаря и инженера, потом спросил:
— Самый лучший рыбак у нас — ты да Бен. Что скажете? Как нам избавится от этой напасти?
Стопарь почесал затылок. В умных и низко посаженных глазах могучего мужчины мелькнула искорка…
— Была бы рыба… а то, неизвестно, что. Вроде, как крокодил, да ведь такой дряни у нас в жизни не было в реках? А?
— Не было. Раньше не было. А сейчас, сам знаешь… Поймаем, разберемся.
— Вот я и говорю, поймать сначала надо… Только как? Снасть на него не поставишь, порвет вмиг, зараза. Да и боязно в воду лезть. Крючок с наживкой — так ему, какой крючок надо? И леску? Нет, это не выход…
Я жестом пригласил их присесть на хранящий вчерашнее тепло песок.
— Избавиться от него придется. Выхода у нас другого нет. Никто не будет чувствовать себя спокойно — пока рядом разгуливает подобная тварь…
— У меня есть один предложений! — Бен выжидающе смотрел на меня и Стопаря. — Так поступать охотники на крокодил в мой страна. Надо делать приманка, копать яма и манить туда ящер… Он ползти наживка, падать яму — мы его колоть копьями! Или накрывать сетью — если нужен живой!
— Убить бы тварь, да и ладно… — Стопарь с сомнением отнесся к словам мулата. — Хотя, чем черт не шутит. Что скажешь?
Я кивнул — ничего нового Бен не предложил. Такой способ был нам известен и ранее, но прибегать к нему часто не приходилось. Мы делали так, когда нуждались в крепких шкурах туров — и выманивали их на заранее отрытые ямы. Для этого случая необходим подходящий исполнитель.
— Просто на мясо, эта зверюга, может и не среагирует, а вот на шум, который тот устроит — вполне возможно.
— Это что, кому-то, приманкой становится?
Стопарь будто прочел мои мысли…
— Нет. Людьми рисковать не будем. Для такого дела надо изловить либо козла, либо, маленького овцебыка. Эти животные самые шумные в прерии… Да, только именно изловить, что бы живой остался. А пока установим дежурство на берегу, как на скале. Пусть один человек постоянно наблюдает за этими местами, чтобы не прозевать хищника, если он появится.
Стопарь задумчиво посмотрел на пенные барашки:
— Ты сам, как думаешь, что это могло быть?
— Зубов у него нет. Как Бен говорит, — мулат утвердительно кивнул. — Вместо них роговые пластины. А такие челюсти встречались у черепах, у некоторых ящериц… а больше и не помню.
— Может, какая тварь в зоопарке уцелела, да потом в реку попала? Ну, и, как все прочие — выросла и все такое?
— Не знаю. Не важно. Давай вот что. Пусть Черноног и Ульдэ, идут в степь, выследят стадо. Да Угара с собой возьмут. Самим не охотится, только следить. Как найдут — отправят пса назад с сообщением. Я возьму еще людей и сразу отправлюсь к ним. Ты сейчас же начни вязать сеть. Ну, из лиан, из каких мы переходной мостик делали, на ту скалу. Такую, чтобы мы могли ее набросить на молодого овцебыка. А как мы уйдем — плети вторую, еще прочнее и больше. Для зверя…
— Живым?
— Нет. Просто чтобы ограничить его движения. Никто не знает, на что способен этот монстр. Так хоть веревки помогут… А Элина пусть подготовит боло.
— ?
— Она знает. Это две веревки на одной рукояти, с тяжелыми шарами на концах. Если ею попасть по ногам, то они обовьют их и переломают кости, так, что бежать не сможешь. Мы, таким образом, пленных брали в банде. Только на этот раз, охота не на человека — и Боло нужно более массивное… но, и чтобы поднять можно!
Бен кивнул. Хоть он и был с нами, в моменты жестоких и коротких схваток в Черном лесу, когда мы старательно выводили из строя боевиков Сыча, но те случаи, когда применялась боло, не застал. Именно подобным оружием Элина искалечила троих уголовников, добавив забот и Доку, и головной боли вожаку всей синей своры.
— Чер выследит стадо, но взять теленка без боя вряд ли получится — а мне устраивать свалку нет желания. Она пользуется этим приспособлением лучше всех в форте, вот и пойдет со мной. Перебьет телку ноги — стадо, в конце концов, само уйдет прочь. Когда увидит, что он двигаться не сможет. Правда, придется самим его и тащить… Ты, как закончишь с сетью, приготовь удобное место для засады. Так, чтобы ветер от нее не шел на воду, а то зверь учует. Можно яму вырыть, как Бен предлагает. В ней вкопаете кол, лучше два. А за ямой — еще одну, поменьше. Для нас. Возле засады, оставим теленка и будем ждать.
— Тогда нужно только живым.
— И я говорю. Живым. И тут уж, не как получится. И еще… — Я вздохнул. — Это вряд ли будет просто развлечение… Пусть мужчины приготовят для схватки длинные копья, тяжелые дубины да рогатины. Сам все подбери — дело предстоит нешуточное. Женщинам в этом не участвовать — тут все грубая сила решает. Засаду готовить на восемь-десять охотников. Меньшим числом не справимся.
…Чер и Ульдэ скрылись в траве. Угар, недоумевающий, почему я не иду тоже, несколько раз толкнул меня носом. — Что же ты? — но я потрепал его по холке:
— Иди с ними, Угар. Помоги охотникам найти стадо. Нам это очень нужно…
Ната тревожно спросила:
— А если не найдут? Время идет, вдруг, оно уплыло, куда-нибудь, и не вернется больше?
— Вернется. Раз напало один раз, значит, нападет и второй. Лишь бы оно одно было…
Салли позвала всех на общую трапезу. Мы все чаще ели по своим домам, но иногда и оставались возле общего очага — так интереснее. Здесь было больше общения, шуток и смеха. Но сегодня никто не улыбался. Каждый день приносил нам новые сюрпризы, и на этот раз он стал совсем уж неожиданным. Кроме того, все были в некотором шоке — неожиданная гибель мальчишки выбила многих из колеи… Всегда шумный, бойкий, путающийся под ногами, он, оказывается, очень полюбился людям форта. Птаха плакала в своем углу — Джен безуспешно пыталась ее успокоить. Это был единственный ребенок среди взрослых, и на него распространилась вся та нежность, которую люди форта не могли истратить на своих собственных детей. А ведь у многих из нас они были…
После наваристой похлебки, которую Салли приготовила из мяса, кореньев и очень питательных орешков, собранных накануне, Лада подала всем чай. Вернее, сбор из плодов шиповника, смородины, облепихи — того, что чаем вовсе не являлось, но по привычке продолжали так называть. Заваренный в крутом кипятке и выстоянный, в течение суток, он прекрасно утолял жажду. Кроме того, Док был уверен, что этот напиток помогает укреплению всего организма. Бывший ветеринар не оставлял без внимания ни одно растение в долине, всячески изучая их свойства — и не мало преуспел в этом. Порошки и мази, которые он изготовлял из них, шли на лечение и на предупреждение всякого рода болезней — и в форте никто не страдал от различных болячек. А ведь в других поселках таких неприятностей хватало в избытке… Кроме того, Док, все-таки обнаружил растение, которым пользовалась погибшая Дина. Хоть и не такое чудодейственное, как то, которое приносил Угар, оно тоже очень помогало всем людям долины. Он хорошо запомнил приметы, и внешний вид этой зелени, и, уже сравнивая ее с другими, обошел треть прерий, выискивая участки, где растет целительная трава. Действие мази было многообразным. Как паста, вываренная и накладываемая на раны, она очень быстро затягивала любые порезы или ожоги, устраняла кожные нарывы и высыпания. При приеме внутрь, превращенная при долгой перегонке в темно-бурую жидкость, излечивала все внутренние болезни, а если жевать его в свежем виде, то сразу прояснялась голова, становилось острым зрение, и улучшался цвет лица. При малых добавлениях в чай, как сейчас это сделала Лада, он успокаивал, снимал тяжесть в желудке после еды, и устранял неприятные запахи. Растение стало нашей тайной — я строго настрого запретил Доку и всем остальным говорить о нем другим жителям долины. Наверное, я поступал плохо, лишая их естественного бальзама, заменявшего отсутствующие лекарства, но мне приходилось выбирать — либо форт, либо все… Растение попадались редко, и могло исчезнуть совсем, если бы каждый, кто знал о нем, рвал, где ни попадя. Даже в Форте, где все знали о его свойствах, места их нахождения были известны только мне, Нате, Доку и Стопарю. Со временем я собирался сказать об них и Сове, но все время как-то забывал — у индейца была Стара, сама знающая много трав и умело пользующаяся ими. Впрочем, секрет этой травы Дине стал известен как раз от нее — так что это меня оправдывало.
Элина расплела узкие полоски кожи, из которых был изготовлен ее метательный снаряд, и с сожалением убрала в сторону несколько штук.
— Перетерлись… Мне нужны более крепкие шкурки для пращи.
— Оставь ее. Займись лучше шарами…
Она кивнула. Боло редко использовалось для охоты — оно больше годилось для засад, хотя, в таких случаях, лук со стрелами был намного полезнее из-за своей дальности. Но иногда мы прибегали к каменным шарам — если, как сейчас, хотели взять добычу живой. Метательный снаряд опутывал ноги животного и ломал ему кости — и мы могли унести того до Форта, не боясь, что мясо по дороге пропадет. Это было жестоко — но иногда необходимо. Я, вообще, старался не думать о жестокости, убивая зверей — вопрос стоял иначе. Либо, мы будем жить, поедая их мясо и кутаясь в их шкуры — либо умрем. И единственное, о чем не забывали, и что не поощрялось нигде — это убивать из развлечения…
— Я скажу Бугаю, у него есть в загашнике задубевшая, волчья. Отрежем немного, и я помогу тебе сделать новые ремешки.
Мы провозились полдня, счищая с загрубевшей кожи шерсть и сплетая ее в крепкую бечеву. Элина привязала к ним тяжелые камни и поискала, на чем испробовать оружие. Я воткнул в землю сухой шест, вытащив его из кучи валежника. Она отошла на три десятка шагов и повернулась. Гудение заполнило двор форта. Она вращала боло над головой, все быстрее и быстрее, отчего звук стал буквально давить на уши, и метнула его в шест. Оружие мелькнуло в воздухе. Раздался сухой треск. Веревки оплели дерево в основании, возле земли, и окатыши с двух сторон ударили по жерди, разом переломив ее в нескольких местах. Стопарь зацокал языком:
— Ну и штука… Кости сломает, как пить дать! Теперь, лишь бы Черноног не подкачал.
Он снова склонился над сетью. Для нее пришлось пожертвовать всеми нашими запасами, но это была легко поправимая потеря — вьющейся травы за стенами форта росло в избытке. Я засадил за работу всех свободных, оставив только караульных на скале, одного на берегу и отправив трех женщин в лес, за заранее нарубленными там ветками.
День клонился к закату, а от ушедших охотников не было никаких вестей. Я тщетно высматривал с вершины, не мелькают ли где их силуэты, но все напрасно. Стада животных поднялись выше к северу, тревожимые нашим присутствием. Это было на руку Сове, и тем, кто промышлял возле Каменных Исполинов, но затрудняло охоту нам. Дорога туда отнимала слишком много времени… Надежда, на случайно забредшее стадо, понемногу пропала. Ближе к ночи я сменил часового у реки, отправив его отдыхать. Зверь ничем не выдал своего присутствия. Мы с Натой всматривались в стремнину, вполголоса обсуждая случившееся.
— Тут такое течение… Затишье только возле берега, и то, не везде. Как считаешь, откуда оно приплыло?
— Только со стороны города. Хотя, подняться выше, ему, с такой силой, конечно можно.
— Но какой зверь станет сам себе создавать проблему?
— Не вижу проблемы. А рыбы, которые идут на нерест? Помнишь, как в северных реках? Несутся, преодолевая все пороги, поднимаются на облюбованное место, и погибают, отложив икру.
Подумав, я добавил:
— Не приведи боже, чтобы и эта тварь отложила здесь икру. Нет, для потомства все же нужна более спокойная вода. Лучше не думать о худшем. Скорее всего — это очередная метаморфоза, превратившая что-то нам известное, в чудовище. А так, как это вещь случайная, то оно может оказаться и одно, без себе подобных.
— Хотелось бы. Все шло так спокойно — и вдруг…
— Помнишь, я тебе рассказывал, как мы с Угаром едва спаслись, когда ящер утащил под воду крыс, преследовавших нас с той стороны?
— Помню. Думаешь, он самый?
— Все возможно. Но у того я очень хорошо запомнил зубы — каждый клык размером в мой нож! Нет, тот, действительно, был больше похож на доисторического ящера… Это что-то другое.
— Вряд ли их много — рыбы на всех в реке не хватит.
— Спорно. Рыбу в Синей кроме нас никто не ловит, разве что Леший. А ее размеры вполне удовлетворят даже такой желудок, как у этого ящера.
— Тогда почему?..
— Напал на Немого? Шум на берегу, движение — все признаки добычи.
Ната вздохнула:
— Да… Только стало все налаживаться… и опять. То землетрясение, заставившее нас покинуть подвал. То банда. Теперь, вот, ящер… У нас никогда не будет спокойной жизни, Дар?
— Теперь вся наша жизнь стала такой. И, если слишком спокойно — где-то зреет новая беда.
— Но ведь так невозможно жить все время? Это противоестественно!
— Почему? Это стало также естественно, как раньше было естественно пойти в магазин или купить газету…
— Считаешь нормальным, ждать, какой-нибудь, пакости, от газетного киоска? Ну, ты и сравнил!
— Раньше кирпич мог свалиться мне на голову, или сбить машина на перекрестке. А теперь я могу ответить на удар ударом. На волчий клык — стрелой, на нож бандита — ударом меча. Я знаю, что мы всегда находимся рядом с опасностью, и знаешь… это подстегивает!
— Ты просто стал таким же, как и Сова… — Ната грустно кинула камешек в воду. — Он отказался от нашего мира тогда, когда он существовал, а ты — когда бредовые предсказания Стары так чудовищно сбылись. Но, честное слово, лучше бы он, как и прежде, только игрался в свои игры в индейцев…
— Игрался? Помнишь ли ты украшения на его плаще? Не очень они похожи на игры… А ведь они появились задолго до Того Дня! И от тебя ли я это слышу? Маленький Ветерок сожалеет о том, что случилось?
Она прильнула ко мне и грустно спросила:
— А разве ты нет? Разве ты — нет?
Я запнулся. Она всегда могла одним словом напомнить мне о том, что осталось где-то далеко отсюда. Там, в ином мире, где не было даже надежды, что-либо изменить…
— Вот видишь… Ты тоже, жалеешь. Нет, мой милый, я, как раз, не жалею. Что мне в прошлом? Только грязь и боль. Я живу с тобой, и — тобой! А значит — настоящим, не загадывая слишком далеко вперед.
— Ната…
Я обнял ее, и Ната прижалась, пряча лицо на моей груди…
Звезды наверху засияли немного ярче — вышедшая из облаков луна залила все пространство над прериями ярким светом. В Синей реке заиграли серебряные лучи — волны подхватывали их и разносили меж своих гребешков. Доносился шум прибоя — ветер на реке никогда не утихал, заставляя их лизать прибрежный песок и делясь с нами теми дарами, которые река несла от самых горных хребтов. Это могли быть поваленные где-то высоко деревья, тушки утонувших животных, сухие листья и коряги, мелкие камешки и раковины — река подхватывала и швыряла на берег, усеивая его на всем протяжении. За нашими спинами, в темной полосе, среди колышущихся трав, мелькали неясные и далекие тени — может быть, стадо вышедших попастись ночью, гривастых коней-пхаев. Или это были волки, решившие нарушить незримые границы, отделявшие их от ненужного соседства, с опасными теперь для них, людьми… Но тишину не нарушал ни характерный заунывный клич стаи, ни пхай — ржание лошадей. Над головами, неясной массой проплывали облака — и в них не мелькали громадные тени хищных птиц.
— Ты уже привык?
— Да, — я понял ее вопрос. — Мне нравится такая жизнь. Наверное, Сова был прав, когда отказался от всех благ и порвал с прошлым.
— Жалеешь, что не последовал его примеру сразу?
— Нет, тогда бы я не смог так поступить. Это было бы нелепо — бросить все, и ради чего? Я не верю в небеса, кто бы на них не жил. И, в духов нашего шамана — тоже. Я слишком материалист, чтобы полагаться только на их помощь. Оружие, крепко зажатое в руке — вот моя вера. Она значит намного больше никчемных заклинаний!
— Ой, ли? А Элина говорила, ты был согласен со всем, что предлагал Сова, когда он решил танцевать для меня танец возвращения к жизни…
— И у него получилось… Но в тот момент я был готов поверить, чему угодно — чтобы спасти тебя! Я сходил с ума, видя, как ты умираешь!
— А я никогда не привыкну, к тому, что у меня есть ты. И это — только из-за Того дня… Представить себе, что я полюблю человека, который будет настолько старше меня. И что именно он станет тем, кто вернет меня к самой жизни — когда мне и жить, уже не хотелось…
Мы прижались друг другу губами. Ната прикрыла глаза, а я стал покрывать поцелуями ее щеки и ресницы. Нас никто не мог видеть, и я не стеснялся чужих глаз.
Ната высвободилась и потянулась:
— Становиться прохладно.
— Накинь… — я протянул ей свою безрукавку.
Ната прижалась ко мне плотнее и попросила:
— Возьми к себе…
Я обнял ее, положив руку на плечи.
— Тихо… Слышишь, как тихо? Река, степь… и все. Ни огней, ни голосов, ни машин. Ничего… Я уже привыкла к тишине. Кажется, так было всегда. Может быть, нас просто перенесло из будущего в прошлое? Сова, со своими манерами, дубинки, луки, звери… и это, что нас теперь окружает. Столько времени прошло — а до сих пор не могу отделаться от мысли, что это не мой мир, что это — чужое… Что это? Как ты думаешь?
Я приласкал ее, взъерошив волосы между пальцев. Ната вздохнула и прислонилась к моей щеке.
— Даже к смерти привыкла… Она так близко, словно живет с нами, и мы лишь случайно не попали в число избранных, для очередного жертвоприношения. Я, наверное, плохая женщина… Должна бы страдать, плакать, быть мягкой, хрупкой, всех жалеть… А я ничего не чувствую, словно у меня перед сердцем наросла грубая подошва. И она ничего внутрь не пропускает. Кроме тебя и Линки… Как ты можешь любить такую женщину?
— Могу, — я с нежностью привлек ее к себе. — Такую женщину я могу любить. То, что ты говоришь об этом — это только слова. А на самом деле, ты добрая, мягкая, и вовсе не каменная… Просто сейчас такое время, что приходится многое носить в себе, иначе мы захлебнулись бы, в общем горе.
Ната опустилась мне на колени, подложив под подбородок сложенные руки. Она смотрела на мерцающие в лунном сиянии пробегающие мимо волны, а я гладил ее по голове, словно это была не юная и любимая женщина, а пушистый котенок, прилегший отдохнуть от проказ к своему хозяину.
— Вы здесь?..
Элина подошла к нам, держа на плечах одеяло.
— Зябко… Я вам одеяло принесла. А то простудитесь. Укройся.
— Спасибо.
Она тоже села рядышком, и стала подбирать с земли камешки и бросать их вниз.
— … Я пришла, а вас нет. Я так и подумала, что вы здесь. Спокойно, да?
Элина, сама того не зная, повторила ту же мысль, которую до нее высказала Ната. Я приподнял одеяло, которое она набросила на нас, и сказал:
— Иди к нам. Вместе теплее.
Девушка послушалась и прижалась ко мне горячим и дразнящим боком. Она куснула меня за мочку уха и прошептала:
— Я устала вас ждать… А Натка, что — спит?
Я перевел глаза. Ната, прикрыв глаза, замерла, и ровно дышала, убаюканная моими руками и тишиной. Она во сне облизнула губы и вновь прикрыла их, лишь на мгновение, высунув язычок. Мне захотелось прикоснуться к ее губам, но для этого пришлось бы ее поднимать с колен, на которых она так удобно расположилась.
— Тебе не тяжело?
— Нет… Она легкая.
Неожиданно Элина обвила меня за шею и поцеловала. Ее язык проник за мои губы, пробежался по зубам и приятно щекотнул по небу. Я ответил на чувственный поцелуй девушки и чуть прикусил губу, заставив ее податься назад.
— Пойдем домой… я хочу быть с тобой…
Элина давно сама не стремилась к ласкам — после того случая… И почти не отвечала на них — если мы ложились вместе. Ната уже не могла не замечать того холодка, который нас разделял, но, почему-то, не вмешивалась… То, что происходило сейчас, могло быть только следствием испуга — ведь ящер мог утащить под воду не только мальчика, а любого из нас. Я сглотнул — с этой напряженностью нужно было кончать…
— Ты права. Надо отдохнуть… Завтра может прибежать из прерии Угар, и тогда придется со всех ног спешить в степи. На охоту. А потом тащить на себе все, что удастся добыть.
Элина сразу поскучнела — и я понял, что она ожидала совсем иного ответа…
— Лина… Я тоже хочу тебе многое сказать…
Я осторожно поднялся, удерживая Нату на руках. Она сложила руки на груди и прислонила головку ко мне. Элина подхватила одеяло, слетевшее с нее на землю, и зашагала впереди, предупреждая меня о возможных препятствиях на пути. Мы молча прошли в ворота форта, мимо стоявшего на стенах Блуда, и под его взглядами зашли к себе в дом.
Элина расстелила постель, и мы положили на нее спящую Нату. Потом Элина скинула все с себя и легла на спину, смущенно и призывно раскрыв мне руки навстречу… Она, по-прежнему, была желанной, страстной и откровенной в своих чувствах. Ее руки обвили мою шею, и я услышал горячий шепот:
— Я так устала… Что со мной, Дар? Что с нами? Почему все так, неправильно? Почему ты так сказал тогда? Ведь я никому таких слов не говорила — никогда в жизни! Никогда! А ты… Мне же жить не хотелось!
— Линка!
Она всхлипнула и, не давая мне смотреть в ее глаза, глухо промолвила:
— Я потом все поняла, мне Салли пояснила… Конечно, в такие моменты такое признание тебе было, как…
— Я ждал его так долго, Линка! Я почти не верил, что, когда-нибудь, услышу это от тебя. Прости меня, солнышко мое, прости, прошу тебя! У меня тогда в глазах только кровь была… и Ната.
— Я знаю… Я все тебе простила — давно. Вернись ко мне, любимый мой! Вернись!
Она так обняла меня за голову, так впилась своими губами в мои, что я сразу потерял ощущение реальности… Элина дважды отдалась мне, возбуждая во мне желание и силы вновь и вновь обладать ее телом. Манера любить у моих юных женщин была разной, резко контрастирующей друг от друга, и от того еще больше вносившей разнообразия в нашу интимную жизнь. Ната становилась мягкой, податливой, стремясь к тому, чтобы я входил в нее как можно сильнее, оставаясь при этом сильной и нежной. Она умела делать со своим телом такие вещи, о которых я даже и не помышлял когда-то… Ната не успокаивалась до тех пор, пока не убеждалась в том, что я истратил все свое желание — и меньше всего заботилась при этом о себе. Элина соответствовала своему прозвищу — раскрываясь, подобно цветку, в миг блаженства полностью расслаблялась и часто кричала от избытка и в поисках выхода своих чувств. Что и говорить, это еще больше возбуждало меня, возвращая и силы, и желание еще раз слиться с таким прекрасным телом… Но если они брались за меня вместе, я, наутро, порой не мог найти в себе силы, чтобы просто встать!
Девушка посмотрела в сторону, продолжавшей спать, Наты, и повернулась ко мне:
— Теперь лучше… Словно камень с сердца спал!
— Ты простила меня?
— Да… — она слабо улыбнулась, обессиленная обоюдными и неистовыми ласками. — Столько времени я ждала тебя… Я думала — ты меня совсем разлюбил. Нет, не возражай — я все равно не поверю, если скажешь, что я для тебя значу столько же, сколько и Ната. Но меня ведь не готовили к тому, чтобы стать второй женой у человека, который мне в отцы годиться!
— За сегодняшний день я это слышу уже второй раз…
— Ната сказала? Впрочем, что я — кто же еще? Но это так, и это правда. А я всегда буду для тебя второй… Или, даже — третьей, четвертой… не знаю, какой. У тебя была настоящая семья — а мы, это так… Просто, воля случая.
— Ты не вторая, — я обнял ее и укрыл одеялом — И не первая. С чего вдруг тебе пришло в голову считаться с ней местами?
— Потому что я никак не могу ощутить себя на своем месте. Все равно — это неправильно. Так не должно быть. Никто так не живет — только мы одни. Нет, я знаю — мужчины в долине меняют своих подруг, едва ли не по две, в неделю. Выбор у них есть… Ты, конечно, более честный — только с нами. Но так тоже… Как-то, я не знаю…
— Вот оно что… Это потому ты так стала себя вести с Натой? Ревность?
— Если бы ревность. В том-то и дело, что ее я не ревную. Мы столько раз были вместе — она для меня, все равно, что ты. Ну, как ты не поймешь — не принято так… у людей.
Я вздохнул — мало нам было нелепой и трагической гибели немого мальчика, еще и эти переживания…
— Лина, о чем ты? Сама говоришь — столько времени вместе! Да в долине уже и не удивляется никто — все привыкли. И, поверь мне — никто нас не осуждает за это. Ну, разве что, Святоша. Но его мнение меня мало интересует.
— А мое? Я не с чужих слов так думаю… Нет, родной мой — если бы не все это, — она обвела комнату рукой. — Мы вряд ли оказались вместе. Нет, конечно, мы могли, наверное, встретиться, познакомиться… Я бы даже влюбилась в тебя — если хватило времени узнать получше! Может, даже замуж вышла. Но это — так, как привычно. Так, как все делали. А вместо этого — я не только с тобой… но еще и с ней. Дар, любимый… Я при ней все равно стесняюсь! До сих пор! И не ревность у меня… сама не знаю. А знаешь, чего я хочу?
— Нет… Но ты меня, действительно, удивила. Мы столько времени рядом, а ты еще можешь чем-то смутиться? Что есть такого, что для тебя табу, при нашей маленькой девочке?
Элина покраснела и тихо произнесла:
— Ты меня осудишь, наверное… Я хочу делать для нее тоже, что она делала для меня… Помнишь? Это плохо, да?
Я поцеловал ее в трепетные губы:
— Линка… какая ты. Скажи честно — ты ее любишь? Не как… подругу?
— Не знаю… Наверное, да. — Элина старалась не смотреть мне в глаза от смущения. — Я за нее убить готова, даже когда ты чем-то недоволен, повышаешь голос на Натку, мне это неприятно, и я сдерживаю себя, чтобы тебе не нагрубить. Она же такая маленькая, такая беззащитная на вид… Нет, конечно, все не так. Натка смелая и сильная, и я именно потому и теряюсь иногда, как себя с ней вести. Она ночью не такая, как днем. А я всегда одинаковая… — Элина отвернула голову в сторону подруги.
— Конечно. Вы всегда разные, но всегда мои любимые и желанные.
— Ты не сердишься, что я тебе спать не даю? Мне так хотелось быть сегодня с тобой! Сама не знаю, нашло и все тут… Иногда так хочется, чтобы ты был только со мной, весь… а с ней, — она вновь вернулась к тому, что говорила ранее. — …Как бы тебе объяснить? Мне хочется ее приласкать, поцеловать, но я могу это сделать, только когда ты на нас смотришь, ночью, когда мы спим вместе. Днем мне стыдно себя так вести. У меня ведь не было никаких… как раньше говорили, отклонений. И девушки меня никогда не возбуждали. А Ната… Она так быстро меня приручила к тебе, к себе, что я теряюсь. И мне хочется вести себя с ней так же, как с тобой. Но я не знаю, как… А то, что она тогда делала… я чуть сознание не потеряла. Ты это делаешь, по-другому… — она еще больше смутилась.
— Хуже?
— Нет, что ты! Но, по-другому. Ты же мужчина, и я это помню, когда сплю с тобой. А она женщина, и у меня такое странное ощущение… но очень хорошее! Но ведь я не лесбиянка?
Я понял причину растерянности девушки. То, что было известно Нате не по досужим разговорам, для Элины всегда звучало откровением… Но у меня давно исчезли любые сомнения в порядочности наших отношений. Святоша, с его устаревшими ханжескими заверениями и убеждениями, был мне противен.
— Нет. Они не признают мужчин — а ты спишь со мной. Просто, ты мучаешься от вполне объяснимого желания… И, знаешь, что — я отвечу за тебя сам! Ты хочешь сделать это для нее? И боишься, что я отнесусь к этому плохо?
— Я сама не знаю… Да. Я долго решалась так поступить — для тебя. А для нее — и при тебе…
Стало ясно, что спокойной ночи уже не будет… Но, после таких признаний, и, помня о том, сколько пришлось ей пережить, я решил пойти девушке навстречу. Я снял с Наты одеяло и осторожно, чтобы не разбудить, повернул ее на спину. Лицо девушки, безмятежное и спокойное, дышало такой теплотой, что я не удержался и поцеловал ее. Ната спала. Элина приподнялась на колени и вопросительно посмотрела в мою сторону.
— Может, мне уйти?..
— …Нет, что ты! Мы всегда были вместе — и теперь, тоже… только мне стыдно. Помнишь, как говорила Ната — про меня? Либо, мы преодолеем это, либо, будем делить тебя пополам…
Я кивнул и молча лег подле Наты, прикоснувшись губами к ее лбу. Элина склонилась к ногам спящей, и ее упавшие волосы скрыли от меня картину происходящего. Дыхание Наты, до того ровное, начало меняться, лицо порозовело, и она приоткрыла глаза, не вполне понимая, что происходит. Я приложил ей палец ко рту. Она потянулась телом, часто задышала и обратила на меня исполненный неги взгляд.
— Дар… — Ната шепнула, облизнув губы. — Это что?
— Элина… — я приблизил свои губы к ее ушной раковине и отвечал еле слышно. — Это она. И сейчас хочет сделать то, что ты всегда делаешь для нее. И я тоже… так хочу.
Ната внезапно вспыхнула — даже при столь неярком свете я заметил, как порозовело ее лицо.
— Ты не против?
— Нет! Но… ты?
Я чуть заметно улыбнулся:
— Я только рад. Забудь обо мне…
Ната опустила вниз руки, обвив ладонями голову своей подруги. Элина почувствовала нежные прикосновения и приподняла лицо. Ната ответила ей слабой полуулыбкой, продолжая оглаживать волосы красавицы. Вскоре она повернула голову, и все сильнее стала дышать и метаться по подушке, начав вздрагивать всем телом навстречу ласкам Элины. Та отбросила волосы, мешающие ей, и совсем легла, полностью уткнувшись в потаенное место девушки. Я старался не смотреть, пробуя выполнить свое обещание, но не выдержал, и, привстав на локте, сам убрал вновь упавшие волосы Элины на ее спину. Я удерживал их в таком положении и глядел на девушку, самозабвенно ласкающую свою подругу. Ната билась под ее ласками, порывалась вырваться, и, отдаляясь, возвращалась обратно. Все завершил протяжный вскрик-вздох, и они обе, обессилев, затихли на постели. Ната взяла Элину за руки и притянула на себя. Она крепко обняла ее, буквально впившись в губы бесконечным поцелуем. Им не следовало сейчас мешать и я, радуясь той новой форме наступившей свободы между ними, потихоньку прилег с краю. Ната что-то шептала Элине, перемежая слова с поцелуями, а та, совсем растерявшись своего поступка, спрятала голову на ее груди. Они так и уснули, обнявшись, и забыв про меня. Но я не был в обиде. Мог ли я признаться в том, что давно ждал и хотел этого…
Глава 5
Охота на теленка
Утром, как и предполагали, вернулся Угар. На шее пса нашли веревочку с четырьмя узелками. Это означало, что разведчики обнаружили стадо из четырех голов. Был ли среди них теленок, мы не знали. Но я надеялся, что Черноног не стал бы посылать собаку с сообщением, не найди они того, что требовалось. И мы сразу отправились с путь: — я, как обычно, вооружившись луком и стрелами, с мечом в ножнах на спине. Приготовившая боло и пращу, Элина, стыдливо при утреннем свете прячущая от меня лицо… Бугай, от которого могла потребоваться его недюжинная сила, Бен, Блуд и Череп. Этих сил, вместе с Чером и Ульдэ, должно хватить для того, чтобы осуществить задуманное. Ната, как она ни хотела пойти с нами, осталась в форте — на этот раз я наотрез отказался ее брать, все еще опасаясь давать слишком сильные нагрузки на ее руку и грудь. Собственно, и сам форт я оставил на нее и Стопаря, что не встретило ни у кого возражений.
Угар, словно это не он пробегал всю ночь и весь предыдущий день, ступал впереди нас, принюхиваясь к собственным следам. Мы старались не отставать. Черноног и Ульдэ ждали нас на полдороге. Мы встретились вечером, буквально валясь с ног от быстрого перехода — успеть за нетерпеливым псом непросто! Стадо — в нем был теленок! — ушло из того места, где они его обнаружили, и теперь потихоньку перебиралось к западу. Это немного сокращало нам путь. Но о преследовании не могло быть и речи. Мы, не разводя огня, наспех поужинали припасенным высушенным мясом, запили его простой водой из фляг и повалились на шкуры. Череп остался сторожить первую часть ночи. Сменить его должен был Бен. Чер был освобожден от караула, так как должен со свежими силами вывести нас на стадо. Впрочем, присутствие Угара, делало приближение волков или крыс весьма проблематичным — пес чуял врага даже во сне. Ну а людей мы не опасались… После разгрома банды прерии стали спокойными для путников. Правда, где-то еще скитался Бес, но я полагал, что пути вожака уголовников пролегают далеко от людских троп, скорее всего — в далеких и промозглых ущельях у подножья гор. А для зверей у нас всегда были готовы острые копья и тяжелые дубинки.
Никто не знал, где обосновались остатки банды. На селения они не нападали, ямы-ловушки, в которые попадались изредка степные козлы или джейры, не трогали, и даже в самых отдаленных стойбищах не могли сказать, что кто-то видел поблизости памятные черные и синие оборванные куртки уголовников… С одной стороны, это успокаивало — в конце концов, все эти нелюди в человеческом облике, давно могли сгинуть, попав под одно из землетрясений в Предгорье, или утонув в тягучих зыбунах Низины. И, все же, я не мог отбросить мысли о том, что мы слишком рано успокоились. Зэки могли выжить — как в свое время выжили и мы. Кто знает, не замышляет ли Бес, именно сейчас, как подобраться к людям, чтобы вновь нанести еще один, кровавый удар?
Сова уже предлагал провести серьезный поиск бандитов — но я отказывался, понимая, что, пока они сами не объявятся, лишь случай может помочь обнаружить логово затаившихся убийц. Если уж мы с успехом прятались от ищеек Сыча, обладавшего гораздо большими возможностями при таком перевесе сил, то им, в Предгорье, или мертвом городе, сделать это еще проще. Зная натуру главаря, я понимал — рано или поздно, вся накопившаяся у них злоба выплеснется наружу…
Рано утром мы поднялись, выжимая с одеял накопившуюся за ночь росу, и, не мешкая, бросились вперед. Следовало торопиться — не только мы предвкушали утреннюю охоту. Все клыкастые и зубастые обитатели прерий в это время выползали из своих нор, разминая члены и готовясь вонзить зубы в первую попавшуюся жертву. Кого только не встречали в степи: свирепых волков, редко бродивших большими стаями, но крайне опасных уже в количестве трех или четырех особей. Крыс-трупоедов, чьи сборища могли превысить и два десятка сразу — этого вполне достаточно, чтобы принять серо-бурых бестий всерьез! Их острые резцы не рвали добычу, как это происходило у собак или волков, но от этого не становились менее ужасны — крысы способны обглодать любое животное в считанные минуты, оставив от него лишь несколько переломанных костей. Встречали собаки, еще более грозные своей решимостью отстаивать участки степи, которую они читали своей. И горе тому, кто решил посягнуть на их право — взрослые псы, не раздумывая, нападали на любого зверя, не смотря ни на размеры, ни на мощь последнего. Иной раз встречался тяжелый след, из вдавленного в почву мха — громадный змей скользил среди трав, невидимый и неслышный, способный нанести страшный удар чудовищной головы и тем сбить с ног даже овцебыка. Да и травоядные, на первый взгляд менее опасные, нежели хищники, представляли собой угрозу. Любой тур мог шутя разметать два десятка человек, насмерть затоптав при этом половину… Козорог, загнанный в угол, бросался на охотника опустив голову — и его длинные острые рога могли вонзиться несчастному в грудь, тем самым навсегда избавив от любых проблем, кроме одной — его товарищам приходилось оставлять погибшего на съедение среди прерий, ибо вынести на себе порой не имелось ни сил, ни возможности… Даже безобидные кролы, случалось, со всей силы били задними ногами в грудь неосторожным охотникам — и оставляли вмятины, подобные удару боевой палицы. От них мужчины падали, как подкошенные — бывшие кролики могли прыгнуть с места в высоту на пять-шесть метров, а в длину — на все два десять. И сила для этого у них имелась — задние ноги обвивались такими мышцами, что употреблять оные в пищу следовало лишь после долгого вымачивания в воде и травах.
Да и сами травы порой причиняли серьезные проблемы — бывшая крапива, из которой Док готовил мази, а Туча даже приправу в дополнение к основным блюдам, могла так ожечь кожу, что эта рана не заживала неделями… От каких-то растений мы стремились держаться подальше — вроде предательских цветков-мухоловок, обволакивающих завораживающим ароматом и заживо переваривающих севших на них птиц, не говоря уж про насекомых. Или дерева-кустарника, не имеющего в прошлом аналога — но способного выпускать свои корни наружу и ими обвивать конечности, а затем и тело любого, кто попал в их зону досягаемости. Затем корни сжимались, наподобие колец удава, притягивали попавшегося ближе к стволу и уже там, опустившиеся бутоны-цветы, присасывались к коже, вытягивая кровь до последней капли…
Да, такова стала новая жизнь, во многом отличная от прежней — с тропинками вместо автострад, кострами и пеммиканом, вместо ресторанов, многодневными походами с грузом за спиной — вместо кожаных сидений в автомобиле. Жалели ли мы об этом? Кто знает…
По расчетам разведчиков, мы могли догнать стадо уже к полудню, при условии, что оно не избрало другое направление. Но следы в примятой копытами земле, обломанные стебли трав и лепешки навоза указывали на запад. Более того, они круто заворачивали к югу, и мы только порадовались этому обстоятельству — животные шли по большой дуге, по направлению к реке, что сильно облегчало нам задачу. Мы настигли его после обеда, когда солнце высоко встало над нашими головами. Угар поджал уши и зарычал вполголоса, привлекая внимание. Трое взрослых и один небольшой овцебык, паслись, изредка поднимая головы и прислушиваясь к шелестевшей траве.
— Черноног, Ульдэ, Бугай! — заходите справа! — Череп, Бен, Лина — за мной!
Я на ходу вытащил из мешка приготовленную Стопарем сеть. На ее краях, он, по примеру оружия Элины, привязал несколько камешков, что позволяло той развернутся при броске во всю ширь. Охотники разбрелись в траве и стали понемногу прижимать стадо к одной из мелких речушек. Вскоре мы почти сомкнули кольцо — животные к тому времени уже встревожились и сбились в кучку, готовясь отразить нападение. Овцебык, бывший ближайшим, всхрапнул, и, рванув копытами, резко бросился бежать. Он устремился в нашу сторону, и Бен поднял было копье, но я резко махнул рукой — нам не нужно мясо! Черноног, Ульдэ и Бугай, громко крича, гнали стадо на меня. Угар, уяснивший обстановку, подбегал к ним сбоку и лаем заставлял держаться кучно, пугая животных своими громадными клыками. Мы приготовились. Овцебыки, покрытые пеной, рванули напролом, рассчитывая взломать одинокие фигурки охотников, в каком-нибудь, подходящем месте…
— Начали! Эй-хо!
— Эй-хо!
Все дружно закричали, пугая стадо еще больше. Две коровы и оставшийся бычок круто завернули и побежали обратно, но там их ждали охотники. Теленок, не успев среагировать, при повороте шлепнулся оземь, но сразу поднялся и замычал, пытаясь остановить убегающих сородичей. Я метнул сеть. Она упала прямо на спину бычка и сразу сковала тому свободу передвижения. Запутавшись в веревках, телок упал, громко мыча в призыве вернуть стадо. Элина приготовилась было метнуть боло, но я остановил ее — вдруг, нам удастся заставить животное идти само? Тащить на себе такую тяжесть, как-то не в радость… Она согласно кивнула и обернулась в сторону загонщиков. Коровы уже почти нашли лазейку и теперь, галопируя по траве, неслись прямо на Бугая. Он, увернувшись от крутых рогов, с размаху огрел одну корову по голове дубиной. Она зарылась мордой в землю, но тут же поднялась и повернулась к обидчику. Ульдэ, с другой стороны, в азарте вонзила в нее копье. Еще один удар и животное, замычав негодующе, повалилось на бок.
Нам было не до них. Телок пытался освободиться от пут, а мы с Беном едва удерживали за края сети, прижимая ее вниз.
— Бугай! Череп! Где вы, черт вас всех возьми? Нашли время для охоты! Скорее сюда!
Все вместе мы спеленали теленка, и устало присели рядом. Охота удалась. Никто не пострадал, никто не был ранен, и мы остались с добычей. Но теперь добавилось хлопот — не бросать же тушу убитой коровы… Я укоризненно посмотрел на Бугая и тот развел руками — не удержался! Ульдэ, от греха подальше, сразу спряталась за его широкую спину. Но долго сердиться не стал — как ни суди, добыча… В другое время нам пришлось бы немало побегать по травам в ее поисках. Тем временем, Элина привязала к телку веревку, собираясь тянуть его как обычное вьючное животное. Чер усмехнулся, а я подумал — когда-нибудь, мы снова приручим животных к человеку, сделав их домашними и ручными. Не всю же оставшуюся жизнь гоняться за ними по степи!
Сняв с убитой коровы шкуру, завернули куски мяса в широкие листья и подвесили их на ближайшем дереве, повыше — на случай появления волков или собак. Вряд ли это могло надолго сохранить всю добычу — желающих поживиться хватало и без этих грозных соперников прерий, но какое-то время могло гарантировать, что труды северянки и сына кузнеца не пропали втуне.
— Отдыхать некогда. До дома еще идти и идти…
— Оставим мясо здесь?
Я вздохнул — бросить? Не так часто его добыча происходит столь легко. Нет, придется навьючиться, добавив к снаряжению еще и этот, крайне необходимый вес — Стопарь просто не поймет, если я стану объяснять, почему бросил столько провизии для стервятников.
— Нет. Пару часов на отдых, потом — вяжите мешки из трав. Распределим меж собой. Правда, скорость упадет вдвое, но…
Собравшись, мы тронулись в обратную дорогу. На удивление, задуманное красавицей и мною, подтвердилось: Элина без боязни вела овцебыка за собой на аркане, и тот довольно послушно шел за ней, словно собачонка.
— Смотри, приручила! — восторженно воскликнул Бугай.
Ульдэ недоверчиво посмотрела на эту идиллию и пожала плечами:
— Зачем ходить в степи? Пусть Огненный Цветок поманит стадо — и оно придет само!
— Хватит тебе язвить… — Блуд оттеснил смуглолицую девушку и встал у теленка с другого бока:
— Здорово у тебя получается!
Элина не ответила. Она старательно отворачивалась от парня, что, впрочем, не мешало тому всеми силами добиваться ее благосклонности…
— Ты как укротительница! Молодец! Не то, что эти телки из поселка! Даже одеться нормально не в состоянии — все время в рванье!
— Потому что их мужчины предпочитают больше сидеть по норам, чем добывать своим женщинам шкуры! — сухо отбрила его Элина.
— Вот и я говорю — какие там люди? Так, барахло одно! — не понял ее Блуд. Но Элина вдруг кинула конец веревки ему в руки, отошла от теленка и направилась ко мне. Блуд насупился и рванул за аркан:
— Ну, давай! Пошла, скотина!
Ульдэ, возникшая у него за спиной, перехватила лиану:
— Дай мне.
Тот не стал возражать и сразу отдал конец травяного аркана суровой охотнице. По сверкнувшей в его глазах молнии я заметил — Блуд сильно раздосадован, и не знает, на ком можно сорвать свою злость…
— У Блуда капает с одного места, вождь. — Череп с неприязнью покосился в его сторону.
— А чему ты удивляешься? С таким-то прозвищем? Сова точно знал, когда наградил его этой кличкой — вполне достоин. Не волнуйся, Череп. Пусть. Тут ему не обломится.
Я спокойно повернулся — не устраивать же в прерии ссору из-за того, что какому-то смазливому парню захотелось понравиться моей огненноволосой?
— До вечера дойдем?
— Сомневаюсь… Придется задержаться. Появится ящер, или нет — а лишнее мясо в форте не помешает. Нас уже много, и такая удача… лишней быть не может. Я считаю, что нам вообще повезло — наткнутся на стадо здесь, а не в том краю, где сейчас обитает Сова. Иначе, пришлось бы тащить этого малыша на себе гораздо дольше! — я указал на теленка. Малыш, размерами примерно с прежнюю корову, весил не менее двухсот, а то и более, килограмм…
Череп посмотрел на небо:
— Укроемся в траве… Ветер начинается — похоже на смерч!
Я присмотрелся — на горизонте подозрительно быстро стало темнеть.
— Может, дождь?
— Не знаю, Дар. Однажды меня и Сову такая туча настигла на открытом месте, в Низинах. Это еще до того, как вы появились… Нас было пятеро — троих унесло, и мы их больше не видели.
— Хорошо. Ищем место.
Череп исчез в траве. Ульдэ тоже тревожно посматривала на небо.
— Ты чувствуешь?
Я кивнул на вопрос Элины. От темноты исходила опасность…
— Ульдэ знает — будет большой ветер. Надо прятаться.
— Череп уже ищет для всех укрытие. Он скоро вернется.
Место, для того, чтобы переждать непогоду, нашлось в стороне от нашего маршрута к дому — Череп бывал здесь и искал не наугад. Впрочем, многие из нас исходили прерии вдоль и поперек, как в поисках зверя, так и во время войны с бандой… Это оказалась небольшая ложбина, способная укрыть весь отряд, и добычу в придачу. Тучи тем временем заполонили все небо, стало так темно, как было в первые дни после того, как я выбрался на поверхность…
— Похоже, сейчас начнется…
Песок поднялся в воздух мгновенно. Вместо тяжелых и мокрых капель ожидаемого дождя, его секущие струи стали с размаху бить по лицам, больно иссекая незащищенную кожу. Теленок протяжно и жалобно замычал. Ульдэ накинула ему на морду одеяло и заставила улечься оземь — несмотря на свой небольшой рост и кажущуюся хрупкость, девушка обладала недюжинной силой! Она примостилась возле животного, а мы все прижались друг к другу, стараясь не растеряться среди внезапно наступившей темноты.
— Откуда здесь песок? — Блуд с удивлением держал в ладони горсть, как пыль, протекающую сквозь его пальцы.
— Ветром принесло из пустоши! Из желтых земель! Там, где пронесся ядерный смерч, его хватит на настоящую пустыню!
— Я только слышал о ней! — Блуд недоверчиво слушал ответ Чера. Тот невозмутимо продолжил:
— А мы с Даром — видели. Его там много — хватит, чтобы заблудиться.
— Так как вы вышли? То есть, как туда попали?
— Когда с бандой воевали… Только не вздумай проверять! От края до края, никто из наших не ходил! А кто из долины пытался — обратно не возвращались! — Чер отвечал, стараясь перекричать завывания ветра.
Мы перестали разговаривать — песок сразу попадал в рот, начиная скрипеть на зубах. Подобная буря когда-то почти засыпала нас с Угаром — когда мы впервые покинули город в поисках людей, а наткнулись на свинорыла…
Слышался неумолкаемый гул. Над головами проносились клубы песка, которых бешеные порывы швыряли на кустарники и траву. Последние вырывало вместе с корнем — тогда растение поднимало в воздух и несло так же легко, как если бы это были обрывки бумаги… В нашей яме было лишь ненамного спокойнее — но зато все оказались погребены под слоем желтой взвеси. Угар, которому доставалось не меньше, чем остальным, прикрыл морду лапами и протяжно взвыл.
— Да уйми ты его! И так тошно!
Блуд, с перекошенным от злобы лицом, перекатился от нас в другую сторону. Я и не заметил, как он оказался подле Элины, когда мы устраивались пережидать бурю… Она прокричала мне на ухо:
— Говорила тебе — а ты не верил! А теперь еще и нервы не в порядке!
— Не обращай внимания! Прижмись ко мне! И вместе — к Угару! Так будет лучше!
Элина послушно приткнулась под мою руку. Я вцепился в шерсть пса — она стала похожей на желтую подушку, столько песка застряло в густых и кучерявых волосках!
Гул стих немного — основная масса улетела с ветром мимо, проложив себе дорогу среди зарослей далеко на северо-запад.
— Волкам да собакам не повезло…
— Теперь они придут сюда, так что это нам не повезло, — Чер с сомнением повернул голову на слова Элины. — Придется отбивать добычу из их пасти… Не так-то легко.
Раздался возмущенный крик. Блуд, отпрянув от Ульдэ, схватился за руку, на которой показалась кровь. Он с яростью и гневом смотрел на свою рану, переводя глаза то на руку, то на насупившуюся девушку:
— Ты что, сдурела совсем?
Смуглолицая молчала.
Элина отряхнула с головы песок и подползла к приятельнице:
— Что опять случилось?
— Он лез ко мне рукой в штаны. Ульдэ не любит, когда ее трогают.
— Дура полудикая!
— И когда ее обзывают! — она с размаху ударила Блуда по лицу веревкой, к которой был привязан теленок. На коже парня остался красный рубец, а из разбитого носа побежала кровь…
— Да я тебя!
Череп ловко подставил подножку. Блуд, не сумев дотянутся до Ульдэ, грохнулся оземь. Могучие руки Бугая прижали его к поверхности, и бас великана негромко произнес:
— Ошалел? У нас своих не трогают. А уж девочек…
Я сделал знак Бугаю отпустить охотника.
— Что случилось?
— Да эта бешеная… — Блуд нервно посмотрел на северянку. — Ножом по руке! Я, всего-то, ее приласкать хотел…
Я перевел взгляд на Ульдэ. Та спокойно следила за движениями Блуда, и было ясно, что при попытке последнего взять реванш, нож девушки может причинить ему гораздо больше неприятностей, чем в первый раз.
— Этого вполне достаточно. А ведь я тебя предупреждал. Ты полез… В общем, куда тебя не звали. Ну и получил, что заслужил. И скажу — еще легко отделался. Не трогай ее — все останется между нами. А если тебе мало — что ж, в форте могут разрешить вашу ссору и иначе… Ты понял?
Он недовольно буркнул что-то, но послушался и отполз в сторону. Элина прыснула в ладонь:
— Ой, не могу! Такому красавчику, такому парню — и по пальцам! Ай-ай, как ты могла, Ульдэ?
— Пальцы грязные… — вполне серьезно ответила та и стала невозмутимо подымать теленка, понукая его веревкой.
— У нас раньше никто не смел обижать девушек! — ни к кому не обращаясь, промолвил Череп.
— И впредь не станут, — ответил ему я. — А станут — сами будут обижены. Все. Хватит. И так много времени потеряли. Надо идти.
Буря унеслась далеко на север — наверное, ударившись о хребет Каменных Исполинов, и присыпав развалины мертвого города, обрушилась на мрачные и почти стертые холмы провала…
Мы тщательно отряхнулись — оплавленный песок пустоши был очень мелким, словно мука, и смог набиться во все складки нашей одежды. Труднее всего пришлось псу — он был весь облеплен и походил на громадного желто-кремового медведя. Угар поднялся на лапы, рыкнул и так встряхнул всем телом, что мы невольно присели — будто туча вновь вернулась и обдала нас мельчайшими брызгами. Я протер ему глаза — пес с благодарностью лизнул меня в ладонь.
— Не успеем.
— Нет, — я согласился с Черепом. — Разводите костер — останемся на ночевку.
Элина нарезала из мяса тоненькие полоски. Люди в долине уже научились готовить его по способу индейца — подвешивая над дымом. Так получалось дольше, чем, если жарить в огне, но, зато мясо не пригорало, равномерно пропекаясь со всех сторон. В мешках охотников нашлись травы и съедобные коренья. Жажду мы предпочитали утолять водой. Постоянная жизнь среди прерий сделала из каждого опытных воинов, приучив выживать в одиночку. Мы не стали строить шатра — спать под открытым небом намного приятнее. Да и отсутствие холодов, о которых, казалось, все уже стали забывать, многое упрощало. Но ночевка еще дольше задерживала нас от возвращения в форт — а ноша, в виде взятых с собой громадных шматов мяса убитой коровы, давила на плечи…
— Нужна помощь.
— Дар, что скажешь?
Я кивнул и Бугаю, и Черепу, соглашаясь. Нести всю поклажу самим — застрянем надолго! А бросать — жалко…
На кусочке травы корявыми штрихами — писать приходилось ножом! — было изображено одно слово: «Тяжело». Ната, умница, должна догадаться, что это означает. Я привязал лист к шее Угара и легонько пихнул его в бок:
— В форт. Домой. К Нате.
Мы еще до бури разделили поклажу, и основная тяжесть досталась Бугаю, в виде снятой шкуры и увесистых рогов. Вся эта ноша теперь валялась на земле, полностью засыпанная песком. Пришлось откапывать — а телок только косил лиловыми глазами и шарахался от каждого движения в свою сторону.
— Соображает. — Бугай вздохнул, прихлопнув его по плечу — Что не тронем. Знал бы, для чего тащим, рвался уже…
Мы промолчали — эта жертва необходима…
— Ни разу такого не видел… — Блуд, выплевывая песок, случайно попал на ногу Ульдэ. Северянка, мгновенно изменившись в лице, выхватила томагавк. Череп едва успел перехватить руку — лезвие прошло в сантиметре от носа побелевшего парня.
— Тт. тт. ты что? Крыша съехала? Я что, нарочно?
Он и сам потянулся к рукояти ножа — но я положил ладонь на его руку и принудил вложить оружие обратно в ножны.
— Так… Всем слушать меня! — я обвел охотником тяжелым взглядом. — Закон форта — один за всех и все за одного. Считаете его словами? Тогда — прочь. Ульдэ?
Девушка насупилась, рука, державшая топорик, вздрагивала…
— Ульдэ! — я повысил голос. Она, прищурив глаза, отчего те и вовсе превратились в две узкие полоски, засунула томагавк за пояс. Я продолжал буравить ее взглядом. Ульдэ, не выдержав, отвернула лицо, после чего глухо произнесла:
— Я помню закон. Ульдэ не станет убивать… Блуда.
— Хорошо. Блуд?
Парень, осознав, что никто не расположен шутить, молча кивнул. Но я добивался иного…
— Не слышу.
— Я чту законы форта. Прошу Ульдэ меня извинить.
— Все слышали? Инцидент исчерпан. Мы прошли через кровь и смерть, никакие глупые размолвки не должны более встать меж нами, нигде и никогда. Блуд извинился — на этом и покончим. Сейчас — в путь.
Песчаная буря сильно осложнила возвращение домой. Ноги утопали в мелкой взвеси, пыль моментально поднималась вверх и забивала нос, отчего тот начинал зудеть. Глаза, не защищенные ничем, тоже страдали — пыль, взлетающая с каждым пройденным шагом, оседала долго и неминуемо попадала на лицо. Скоро все остановились — терли глазницы, тщетно пытаясь очистить их от микроскопических песчинок.
— Ну, твою же мать… — Бугай, не выдержав, горестно выругался. — Все так хорошо начиналось — и на тебе!
— Выйдем с этой равнины — станет полегче. — Чер, сохранивший хладнокровие, невозмутимо очищал что-то куском ткани.
— Что у тебя? Очки? — я не сдержал изумления.
Чер отрицательно мотнул головой:
— Не совсем. Настоящих не найти, да и мне без надобности. Пока не жалуюсь. А вот на такой случай — да, кое-что припас. Раньше не доводилось, это когда с братом в пески заходили… к Каньону шли.
— На кой? — я разглядывал приспособление, которое он мне протянул — широкую дощечку с прорезями, в которые была вставлена прозрачная чешуя.
— Там тоже ветры приличные, да и весь этот песок, по-моему — оттуда. Чага придумал… у эскимосов подсмотрел. То есть, в фильме одном, документальном. До европейцев им тоже приходилось глаза от снега прятать — вот Чага что-то типа их изобретения и усовершенствовал. А я всего-то запомнил… и сделал.
— Мог бы и о нас подумать. — Бугай, повертев очки, отдал их хозяину. Чер, оправдываясь, произнес:
— Раньше таких бурь в прерии не замечали. То есть, были, пару раз — и все. А мои — остались от прошлого. Если бы знал — сделал, для всех.
— Хватит. До перевала еще шагов пятьсот. Думаю, там, среди кустарника, станет полегче. Ветер откуда дул?
Череп указал на восток. Я кивнул:
— Тоже так считаю. От Каньона, кстати. Мне показалось, фронт не шире десятка километров. Но сильно, не спорю… А перевал южнее. Возможно, там так и не насыпало.
Элина, не принимающая участие в разговоре, вытирала морду теленка. Тот покорно терпел, не делая попыток вырваться. Череп, увидев, только развел руками:
— Вождь… Смотри. Стопарь о собственном стаде мечтает — чем не начало?
— Сам диву даюсь… — я подошел к Элине. — И что, цапнуть не хочет?
— Нет. — Элина храбро почесала у телка за ухом. Тот мыкнул, а потом протянул морду вперед, намереваясь проверить, что у меня в подсумке.
— Э, нет! Вот этого не надо! — я сделал шаг назад. — Вон, твоя хозяйка. Элина… ты смотри — у этих бывших баранов-овцебыков, не только внешность новая, но и привычки. Мне доводилось видеть, как они джейров загоняли в угол и молотили так, что потом одни ошметки оставались.
— И что? — Блуд заинтересованно встрял в разговор. Я продолжил — парню следовало знать об опасности, которая может проявиться в подобной ситуации:
— Овцебыки — не только травоядные. Как и пхаи, да те же косули или козороги. Теперь все они не брезгуют перекусить мясом, себе подобных. Почему так — не ко мне. Пусть вам Док свои теории объясняет. Но факт есть… так что, руки держите при себе. У него только морда печальная, а в ней — резцы, которыми ваши кости на раз-два размолотит.
— Стопаря это не остановит.
— Пусть так. Но не сейчас. Телок нам для иного требуется. Отдохнули? Вперед!
Отряд вновь пустился в дорогу. Я оказался прав — через километр-полтора муторного пути по песку, мы выбрались на относительно чистую поверхность, где уже была заметна и трава, и даже мох, совершенно исчезнувший после бури.
Эти земли уже входили в тот край, который мы считали своим. Не стояли пограничные столбы, не имелось никаких меток, указывающих на их владельцев — но всякий, кто охотился или проходил мимо, знал! — здесь, рядом, живут хозяева форта. И пусть не был виден сам форт — только далекие верхушки скал, у подножья которых он расположился, этого достаточно…
А земля оживала. Вдалеке появились пугливые фигурки джейров, юркнул в кусты крол — заметил отряд и теперь спасал свою шкуру, прячась среди колючек. Будь с нами Угар — никакие кусты не смогли бы выручить несчастного. Но нам и так хватало добычи — все шли, придавленные к земле тяжелым грузом. Только Элина, которую я освободил от ноши, вела за собой теленка и еще что-то напевала при этом — к вящему неудовольствию Черепа, считавшего молчание лучшим спутником любого предприятия. Я не одергивал девушку — зачем? Врагов здесь нет… Хищники давно поняли, что лучше держаться подальше от берегов Синей реки, где постоянно стучат топоры да веет дымом костра, на котором готовятся те, кто имел неосторожность попасть в поле зрения наших стрелков. Что до людей — друзья прибавляли шаг, предвкушая угощение и отдых, недруги — хмурились и спешили уйти прочь. Про последних мы подозревали, первых — привечали. Редкий бродяга проходил мимо, отмахнувшись от возможности вволю поесть и выспаться на нормальной постели из мягких шкур. Я никому не отказывал — и жестко выговаривал Туче, всякий раз сердившейся, когда в форт заявлялись чужаки. Женщина хваталась за голову, кричала, размахивала руками — но я был непреклонен. Любой, ищущий помощи и укрытия, мог все это получить у нас. Другой вопрос — надолго ли? После двух-трех дней «гостевания», я подзывал чужака к себе и устраивал своеобразный допрос, после которого тому приходилось либо уходить, либо подключаться к общим делам. Бездельников форт содержать не будет — а вот это уже не обсуждалось! И, хоть голода в прерии давно не было, появившаяся привычка получить все готовое, заплатив физическим трудом — но не риском, связанным с охотой! — ощутимо прибавила нам помощников в деле постройки всех, ранее намеченных целей. Правда, после недели довольно тяжелого труда, большинство предпочитало уйти в травы — и я не осуждал их за это. Люди привыкли к свободе…
Все изменилось в нашей жизни. Прошлые установления, табу и верования, запреты и нормы. Отсутствие, хоть, какой-нибудь, значимой власти, сделало всех вольными. И поступится этой волей никто не собирался. Я слегка посмеивался над Совой и Стопарем — все их попытки объединить селения вокруг форта обречены… Кому это нужно? Когда каждый — сам себе хозяин, сам себе холоп. Хочешь идти — иди! Хочешь сидеть — сиди. К работе не принуждают, налогов нет, боятся… впрочем, бояться было кого — звери, воющие дикими голодными голосами поодаль, те же люди — кто, уцелев от ножей и дубинок бандитов, сами переняли их повадки. Но таких в долине почти не встречалось — у всех в памяти стояли клочья волос, привязанные к нашим накидкам, и каждый понимал, чем может закончить новый «пахан». Хотя… кое-кто, уповая на дальность расстояний, да отсутствие свидетелей, не брезговал втихаря забраться в чужую землянку, вытащить скудный скарб и убраться подальше, смакуя подвалившую удачу. Если ловили — били, если нет — что ж, горевать особо никто не собирался. Не так много имущества накопилось за эти месяцы — да и то, вряд ли считалось особо ценным…
На общем фоне мы в форте выглядели богачами. Принцип общей собственности соблюдался, разумеется, не во всем — а не собирался доводить все бреда. Оружие, одежда, снаряжение, домашняя утварь — все у каждого свое. Остальное — для общего блага. Нет смысла иметь десяток топоров, тяжелую сеть или три шатра — подобное отправлялось в общую копилку и выдавалось по мере необходимости. Зато мы получили возможность не отвлекаться по мелочам. Стопарь ковал оружие, распределяемое среди охотников так, как кому требовалось, излишки я собирал и складывал для обмена — праздник, хоть и основательно забытый, вроде начинал восстанавливаться… Девушки шили одежду, в первую очередь, конечно, для себя и своих избранников, ну а после — для тех, кто этого не умел. Бен, непревзойденный рыболов, мастерски коптил улов — и эти излишки тоже складывалось в погреба, которые он же сам и спроектировал. Туча, не перестающая ворчать, сушила впрок ворохи трав, готовила пеммикан, топила жир — и это добро находило себе место в разных схронах (не только на территории форта!). Иными словами — я, как рачительный хозяин, греб все под себя… Может, это звучало грубо — но я помнил голодные и страшные недели своего метания по обезлюдевшему городу, неимоверную тоску по общению и жгучую боль, которую некому было унять. Если и испытать все вновь — уж лучше, не на пустой желудок!
— Дар… Расскажи про город!
Я даже остановился — вопрос Блуда, прозвучавший столь неожиданно, буквально сбил с толку. Зачем?
— Зачем? — я тупо повторил свою же мысль. — Ну, для чего тебе это?
— Люди говорили… У вас там дворец был, да?
Элина во весь голос рассмеялась, не сдержал улыбки и Череп — а я, наоборот, сплюнул с досады.
— Ну и хлама у тебя в башке… Какой дворец? Ты вообще, за кого нас принимаешь? Свою прошлую жизнь совсем забыл? Давай, лучше я спрошу — кем ты был и как жил? А мы — послушаем! Сова тебе такую кличку дал — во век не отмажешься! Неужели, за дело?
Блуд самодовольно осклабился:
— Типа того…
— Только опять не начинай, про все, что можно и нельзя. В долине у всех нравы вольные, этим не удивишь. Но, чтобы напоказ, да от индейца имя заслужить — тут, похоже, какой-то подвиг требовался… Или, ошибаюсь?
Блуд промолчал, зато Череп, случавший мой вопрос, тихо вставил:
— Заслужил, это точно. Только, если расскажет — в форте девки его так засмеют, будет только ночью из дома входить — чтобы на глаза не попадаться!
— Ого? А, ну-ка, опиши…
Череп посмотрел на понурившегося Блуда, делавшего отчаянные знаки — «молчи!» — махнул рукой и так же негромко продолжил:
— Это еще до появления черномастных случилось… Сова, я и Дина попали в одно из дальних селений, что возле болот. Не к Травнику, а даже дальше. В поселке — одни девушки, парней практически нет. Ну, те к Сове давай ластится — на меня, сам понимаешь, мало, кто и посмотреть отважиться… Но не учли, что шаман с подругой пришел. А Дина — Тихая река! — хоть имя и оправдывала, никто ее громкого голоса не слышал, но, все ж, не до такой степени. И отогнала весь этот надвигающийся гарем обратно. Но ночевать нам пришлось там — не идти в темноте невесть куда? А у женщин — извини, Элина… — так взыграло, что хоть на стену лезь. То есть, вынь им да положь мужика — или до крови дойдет! Хотел я себя предложить — а тут, как по волшебству, парочка крепких ребят из зарослей появляется. Одного не запомнил, а вот второй — перед вами… — Череп указал глазами на Блуда, тот отвернулся и попытался спрятаться за широким боком теленка. Все сгрудились поближе, заинтересованные рассказом изувеченного охотника.
— …Ну и попали, само собой. Первый к полуночи сам из шатра выполз, бледный, мокрый, чуть не стонал даже… Нас попросил спасти, мол, замучают девки. Пришлось отволочь его к костру — там и уснул бедолага. А вот Блуд наш, до утра сопротивлялся. И, хоть к нам не лезли — но и спать не дали. Такой стон стоял, такие вздохи… С рассветом собрались уходить, так Сова решил проверить, живой хоть? Живой оказался… Шалаш ихний весь раскидан, женщины, кто где лежит, нагишом, а наш герой — в середине, глаза навыкате, на губах пена, улыбка во всю физиономию, но, самое интересное — то, чем он гордится и что бережет пуще всего на свете! — стоит торчком, словно штык от винтовки. Ни у одного мужчины в прерии такой силы нет, это правда. И, чтобы после ночи с пятью изголодавшимися бабами быть в полной боевой готовности — это, знаете, нечто… Сова увидал такое, изумился и одним словом все и припечатал. Вот так он и получил свое имечко — а другое мне и неведомо.
Хохот и подначивание стояли долго, а смущенный и покрасневший мужчина не знал, куда повернутся.
…Тень заметила Ульдэ. Одним стремительным броском она опрокинула на землю Элину, успев при этом подсечкой сбить с ног Бугая. Чер и Череп, практически одновременно, упали на спину, выхватывая ножи… И, лишь я и Блуд, ничего не понимая, остались на своих местах. Впрочем, даже не пытаясь понять — потом! — я уже заваливался на бок, одновременно выставив перед собой лезвие меча.
— Клац!
Скрежет когтей и злобное прищелкивание клюва возле глаз, кроваво-красные прожилки чужого, враждебного взгляда — и снова туча песка, на этот раз поднятого вверх взмахами огромных крыльев. Вороны!
Летающие монстры появились, словно ниоткуда. Только молниеносная реакция северянки спасла мою девочку от ужасного удара — птица промахнулась на несколько сантиметров, вспахивая землю и песок загнутыми когтями. Блуду повезло меньше — еще одна черная тень, возникнув за его спиной, опрокинула парня и принялась рвать кожаный колет. Ждать неминуемого удара клювом по спине охотника я не стал — выхватил топорик и со всей силы метнул в голову крылатого падальщика. Кованная сталь прорубила дыру меж глазниц ворона, птица покачнулась и, сорвавшись со спины поверженного Блуда, отскочила на несколько шагов назад. Бугай, свирепея, рванул дубину и встал на ноги, намереваясь размозжить ворону голову. Но нападавшие не дремали… Еще один крылатый враг, спикировав сверху, выставил когти вперед — я заорал во все горло:
— Ложись! На землю, Бугай!
Не поняв, что происходит, тот недоуменно повернулся — и сразу получил ощутимый тычок от двух страшных лап. Когти монстра впились в незащищенную грудь, но вес сына кузнеца был слишком велик даже для такого чудовища. От ярости и боли, Бугай взревел не хуже загнанного тура, одной рукой ухватил за лапу ворона, второй — вцепился в его шею. Оба гиганта покатились по земле, нанося друг другу такие удары, что со стороны могло показаться, от каждого высекаются искры! Тем временем, Ульдэ, успев вытащить лук, уже прицелилась в первого хищника, так и не оставившего попыток вернуться к неподвижному Блуду. Мы все вскочили — и стали спина к спине, готовые отразить нападение с любой стороны. Это не казалось лишним — на этот раз, мы подверглись атаке сразу целой стаи! Пять чернокрылых монстров кружило над головами, не считая тех двух, которые уже находились внизу. В какой-то миг вся пятерка, сложив крылья наподобие уходящих в пике соколов, устремилась к земле.
— Стрелы! Залп!
Все одновременно спустили тетиву! Одна из птиц, кувыркнувшись, упала поодаль, словно подбитый бомбовоз. Она пропахала траву и мох на несколько шагов, оставляя широкую просеку и выпавшие от падения перья… Остальные четыре, ни на миг не оставив цели, выставив когти уже опускались прямо на нас!
Кричала Элина — чья-то морщинистая лапа ухватил ее за плечо и тащила наружу, из спасительного круга. Орал что-то Череп — его лицо рассекла еще одна багровая полоса. Молча, с остервенением, выпускал одну за другой свои стрелы Чер — и одна из них, пробив панцирь из жестких перьев, заставила нападавшего ворона отпрянуть назад, после чего тот сел на землю и больше не принимал участие в сражении. Сразу две птицы устремили когти мне в лицо — и я, спасая глаза, выставил перед собой лезвие меча. Ульдэ, спасая Элину, улучив момент, прыгнула прямо на спину злобной твари — и вонзила длинный нож промеж крыльев! Крики, гвалт, страшное карканье и ругань заполнили окрестность — казалось, битва идет уже несколько часов! Но все длилось не более минуты… Оставив трех убитых на земле, остальные вороны поднялись в небо, на недосягаемую для стрел высоту. Улетать они не собирались — так и кружили, зло каркая и время от времени делая вид, что вновь собираются напасть.
Мы подсчитывали раны… Больше всех досталось Бугаю — когти располосовали его грудь наискось, двумя широкими полосами. Кровь хлестала рекой и мне пришлось наложить швы прямо по живому, пренебрегая всеми правилами. Блуд, наконец, смог подняться — его спину спас колет, в котором увязли когти внезапно появившегося врага. Но от удара парень не мог связно произнести и двух слов — его так приложило о землю, что в последствии он сравнивал это с падением со скалы! Чер, Элина и я отделались царапинами, Элина морщилась и оглаживала поврежденное плечо — когти так сжали, что остался синий след. Но разорвать кожу птица не успела — нож Ульдэ, дважды за эти секунды спасший девушку, оборвал жизнь еще одного порождения природы, пусть, не самого жуткого, но не менее опасного и уж точно — одного из самых умных!
— Нас много, местность, не особо открытая… Почему? — Череп, которому Ульдэ перевязывала лицо, зло посмотрел ввысь.
— Мясо. Запах учуяли. Или — увидели… — Чер тоже смотрел вверх, зорко отслеживая все перемещения монстров.
— Нас много. Даже больше, чем их. Но ведь, напали? Что, добычи в прерии не осталось? Они же умные твари!
— Угомонись… — я осматривал Элину. Девушка стойко терпела — когти, хоть и не причинили особого вреда, но оставили свой след. Накладывая мазь и тугую повязку, я тоже посматривал на небо — второго нападения пропустить нельзя!
— Жаль, нельзя гнезда найти. Перебить их там всех, сжечь, к чертовой матери! — Череп, кривясь от боли, погрозил птицам кулаком. В ответ с вышины упало едко пахнущая кучка, едва не угодившая ему на одежду. Мы отпрянули.
— Ну, тварь! — Охотник рванулся за луком. Чер мягко осадил приятеля:
— Толку… Не достать. Высоко. А, если и долетит — эти заразы успеют сменить место. В такую мишень попасть сложно…
— Элина? — Череп повернулся к моей подруге: — Ты ведь одна из лучших! Попробуй!
— Здесь и Сова ничего не сможет. К тому — у нее плечо повреждено. Открытой раны нет, но растяжение имеется. Так что, натянуть тетиву она не сумеет.
— А ты? — Череп не унимался. — У тебя самый лучший лук во всех прериях! И стрелок ты не хуже индейца!
— Это домыслы. Элина, действительно, еще потягалась бы с шаманом — не я. Но, что бы ты успокоился… Только предупреждаю сразу — зря стрелы потеряем. В неподвижную цель я еще мог бы попробовать, в бегущего козла или джейра — куда ни шло. Но в птицу…
— Стреляй! Получится — не получится, что гадать? Хоть напугаешь…
Я натянул тетиву. До воронов не меньше пятидесяти метров — не расстояние для полета стрелы. Но, вычислить, куда та или иная махина решит повернуть, при том, что все они постоянно пролетали друг мимо друга… Я опустил оружие.
— Нет смысла.
— Попробуй!
Уже не целясь, больше от злости, я вскинул лук и отпустил тетиву. Как и предполагал, она никого не задела. Но эффект, все-таки, получили — вороны, разом взлетев еще выше, еще раз что-то прокаркали с высоты и, бросив попытки отомстить за погибших товарок, устремились в сторону Предгорья.
— И то…
— Стрелы жаль. Наконечники на дороге не валяются. Ну да ладно… Ты доволен?
Череп насупился, но промолчал. Я обернулся к остальным:
— Поняли, до чего болтовня доводит? В прерии — смотреть во все стороны сразу.
— А еще лучше — иметь глаза на затылке… — Блуд уже пришел в себя и теперь пытался шутить. Но я, раздосадованный потерей стрелы, не улыбался:
— Хватит. Ульдэ, Чер — в хвост, внимания не ослаблять! Вороны — птицы злопамятные, могут и вернутся. Я — первым. Череп за мной. Потом Бугай и Элина с теленком. Вперед!
Глава 6
Монстры Синей реки
От форта пришла помощь — Стопарь взял с собой шестерых мужчин и девушек, и уже через час появился на ближайшем взгорке. Из-за бури мы сильно отклонились к югу, и до форта оказалось гораздо ближе, чем я думал. Несмотря на приказ, с ними пришла и Ната — и я сурово выговорил ей за это. Девочка виновато выслушала мои нравоучения, извинительно чмокнула в щеку — и тут же повисла на шее у Элины… Я только развел руками, а Огненноволосая победно показала мне язык. Стопарь и Чер ушли с помощниками за оставшимся мясом, а мы еще какое-то время ожидали их в лощине, где укрывались от пылевого урагана. Когда они вернулись, еще раз разделили груз частями и взвалили его на плечи.
Элина гордо тащила слегка упирающегося теленка, временами уговаривая его, не упрямится, и идти самому. Мы только покатывались со смеху, наблюдая эту картину…
В форте все было тихо. Смерч, как я и думал, обошел его стороной и здесь лишь догадывались о том, что пришлось нам вынести в прерии. Зверь, убивший Немого, не объявлялся. Но я знал, что это спокойствие обманчиво — и приготовления, начатые по моему распоряжению ранее, продолжились вновь. Стопарь уже заканчивал яму на берегу, а я и Чер довязывали сеть, намереваясь опутать ею ящера и тем самым облегчить себе схватку. Через два дня, наблюдатель на холме, следивший за берегом, доказал необходимость своего поста — чудовище показало в волнах гребнистую спину. Лада, так же караулившая на берегу, заметила его, чуть ли не в последний момент — так осторожно подплыл хищник к кромке воды. Она громко закричала, а зверь, вместо того чтобы убежать, выскочил на берег и зашипел в ее сторону. Он поднял хвост вверх, раздул ушные перепонки и покраснел, разом поменяв цвет. Потом зверь прыгнул в воду и исчез. Что бы это ни было, но крокодилу до такой прыти далеко… Теперь я вовсе не был уверен в том, что наша ловушка сработает. Быстрота движений ящера внушала серьезные опасения за судьбу тех, кто должен сидеть в засаде. На суше опасный враг оказался так же проворен, как и в воде.
Выход подсказала Ната. Она еще раньше мне говорила, что неплохо бы изготовить мощный самострел — наподобие арбалета! — чтобы из него метать дротики на большое расстояние. Ната все еще опасалась повторного нападения бандитов, уже разоривших один раз наше жилище. Но никто из посторонних в прерии не объявлялся, заботы заслонили тревоги, и мы оставили это на будущее. Теперь ее идея могла принести свои плоды. Стопарь долго чесал голову, соображая, как выковать подходящий наконечник для стрелы, способной пробить роговую шкуру земноводного хищника. А мы спешно сооружали сам самострел, взяв за образец одно из трофейных, собранных нами в Клане. В итоге, сделали даже два, израсходовав на тетиву лучшие ремни. Натянуть такое оружие в одиночку не смог бы ни один из собравшихся мужчин. Даже Бугай, запросто поднимавший тяжести, которые впору носить только троим, зря тужился и наливался кровью. Пришлось объединить усилия, а потом Бен вспомнил устройство древнеримских «скорпионов» — и у нас появилось страшное метательное оружие, хоть и напоминавшее прежний арбалет, но, гораздо более мощное и дальнобойное. Время поджимало — неведомое чудище могло больше и не объявится. Всего за вечер и последующую ночь Бен и Стопарь изготовили несколько тяжелых стрел, после чего сами самострелы поставили с расчетом, что выстрелы будут направлены именно туда, куда мы намерены подвести зверя. Пришлось провести испытание… Девушки набили мешок шкурами и землей вперемежку, облили водой для жесткости, положили на траву и отошли. Затвор отпустила Элина, о меткости которой уже слагали легенды. Стрела пролетела все расстояние и воткнулась в песок, зарывшись почти до оперения… Пришлось все начинать сначала. Вторая попытка увенчалась успехом — наконечник пронзил мешок насквозь, пробив его без труда. Мы провозились почти весь день, пока выясняли дальность и силу выстрела. Теперь уже никто не смел трогать арбалеты, я даже выставил возле них охрану, боясь случайной помехи. От выстрела зависело, сохранятся ли жизни тех, кто будет ожидать ящера в засаде…
— Стопарь, Бугай, Череп, Блуд, Клешня. И я… — я сразу отмел все возражения и оборвал, начавших было возмущаться, женщин. — В засаде. В яме будут самые сильные. Ловкость и отвага прочих понадобится позже. Чер, Бен, и… пленник — в кустах, на берегу. На вас — сеть! Элина остается на холме, возле самострелов. Ната, Туча, Птаха и Джен — в форте. Пост на скале должен быть всегда. Власта! Ты — помогаешь Элине. Ульдэ — наблюдаешь за водой и подаешь сигнал, если что… Угара — запереть в форте. Следите, чтобы пес не вырвался — он испортит нам всю охоту.
Поздно вечером притащили теленка к яме и привязали за все
четыре ноги, чтобы он не мог сделать ни шагу. Подойти к нему можно только с двух направлений — и на обоих его ждали стрелы. А за ямой, куда мы намеревались заманить хищника, прятались сами. Это было еще одно направление — последнее… И мне меньше всего хотелось, чтобы он избрал именно его. Женщины закидали нас стеблями травы и сверху присыпали речным песком, чтобы хищник не почуял запах. Более того — Ульдэ молча кинула в меня горсткой навоза… и, подумав, я втер его в оголенную часть рук и даже лицо. То же пришлось проделать и остальным — хоть Блуд и морщил нос от отвращения. Но рисковать не хотел никто. Еще раньше я привязал к ноге теленка бечеву и теперь время от времени дергал ее, заставляя того издавать жалобное мычание. Все были в напряжении. Хищник, убивший мальчика, представлял нешуточную угрозу для всех, и избавиться от него следовало незамедлительно. Но, если стрелы не попадут в цель, это станет очень трудной задачей…
Я запретил брать с собой еду — любой запах мог привлечь внимание, тем более, запах стряпанья Тучи. Только вода! Всю оставшуюся ночь следовало провести в ожидании. Если монстр где-то рядом — он должен услышать шум, производимый теленком. Что будет дальше — не знал никто…
Время от времени я дергал овцебыка — веревка, которую Чер привязал к его ноге, была смазана едким соком и, врезаясь в оголенную кожу, заставляла последнего испытывать сильное беспокойство. Телок начинал возмущенно мычать и биться, пытаясь освободится.
Так как повсюду царила почти полная тишина, шум, производимый овцебыком, разносился очень далеко…
— Не знаю, как эта ящерица, а вот кое-кто другой точно может пожаловать! — Стопарь недовольно покосился, когда я в очередной раз потревожил бедное животное. — Но ночам, сам знаешь, всякой заразы много.
— А ты предложи другой метод, — я пожал плечами. — Тот крокодил просто так мимо берега шляться не станет. Да и обговорили вроде…
Я понимал то, что кузнец старался не произносить вслух. Увидев живого теленка, Стопарь, так изменился в лице, что мы все испугались, как бы он не отберет его в свой, давно и прочно выстроенный (в уме!) хлев. И лишь мое твердое — Нет! — заставило фермера смириться с мыслью о неизбежном предназначении жертвенного агнца.
— Придет время — найдем и приведем еще одного… или — двух. Все равно, один теленок — не стадо. Ты ведь этого хочешь?
Стопарь вздохнул и отвернулся — и я не стал больше поддерживать больную тему. Идея об одомашнивании бывших «домашних» животных давно стала притчей во языцех, но дальше слов не шла. С одной стороны, представить, как Туча, поутру, доит огромную корову и подносит потом на стол ведро свежайшего молока, или сметаны — у любого слюнки текли… Но, решиться всерьез заставить, кого-нибудь, из девушек просто стоять рядом с взрослым овцебыком — ну уж нет! Нрав перерожденных был хорошо известен в прерии. Практически всегда, самец, учуяв человека, несся в его сторону, склонив массивную голову — и удар этой каменной черепушки мог превратить охотника в месиво из раздробленных костей. А если попадалась корова, с теленком — лишь спрятавшись, человек, мог избежать гибели. Мы старались как можно реже нападать на них — в долине хватало добычи. И лишь необходимость заставила нарушить это неписаное правило…
В черном небе засияла луна. В отличие от солнца, ее вид нисколько не изменился — все тот же серебристый диск, покрытый оспинами и продолговатыми полосами, делающими отсюда вид спутника как бы разделенным на континенты и океаны. Интересно — затронуло ли Луну то кошмарное бедствие, превратившее Землю в мировое кладбище? Наверное, да. Если комета, про которую мы все уже поверили, смогла так изувечить и преобразовать лик самой Земли, то уж ее сателлита — подавно. Другое дело, что там не рушились здания, не взрывались атомные станции, великие плотины не падали под напором взбесившихся вод, а страны и государства не исчезали в небытие, как это случилось здесь…
Кто-то громко всхрапнул. Я поднял глаза — Клешня, заснув, валился на Блуда… Парень, и сам, борясь со сном, подхватил соседа и вернул его на место.
— Тихо.
Он согласно кивнул, и прикрыл рот проснувшегося Клешни, не давая тому ничего произнести — любой звук в ночи разносился очень далеко, и мог спугнуть зверя. Так ли уж права Элина на его счет? Пока, если не считать «разгульного поведения» — вполне себе нормальный. И… чем я лучше, если на то пошло?
Рядом вытянул ноги Бугай — я цыкнул в его сторону, тоже отчаянно зевая. В яме все склонили головы — спать нельзя, а полудрема хоть как-то давала шанс отдохнуть перед предстоящей схваткой. И, кто знает — возможно, для кого-то она окажется последней…
Мы находились в засаде уже около шести часов. Начинало светлеть, над головами заверещали мелкие пичужки, появились первые, робкие лучи солнца — но ничто не указывало на то, что подводный монстр собирается сегодня появиться. От долгого сиденья в тесной яме все конечности ныли, хотелось спать и, наконец, вытянутся во весь рост… Когда ожидание стало совсем уж нестерпимым, Блуд, высунувшись из укрытия и тоже следивший за рябью волн, тихо прошипел:
— Вижу, вижу! Вот оно!
Я в сердцах зашипел на него. Мы испуганно замерли — услышал, или нет? Но тут мыкнул перепуганный овцебык. Он заметил зверя и в ужасе забился, не в силах оторвать вбитые в берег колышки, которые удерживали его ноги. В воде появился пенный бурун, что-то массивное и отвратительно пахнущее выползло на берег — и мы увидели чудовище во всей его красе! Буро-зеленого цвета, с костистым гребнем вдоль всего позвоночника, с огромной, массивной головой и неожиданно маленькими, тусклыми и почти прозрачными глазами. Оно пригнулось к прибрежному песку и издало глухое шипение, сразу перешедшее в злобный рев. По виду ящер напоминал помесь варана и хамелеона, одновременно. Только размеры этого варана, ни шли, ни в какое сравнение с его прототипом — скорее, он был похож на доисторическое чудовище, населявшее землю миллионы лет назад.
Теленок от страха замычал еще сильнее и стал неистово биться на привязи, силясь оборвать надежно привязанные лианы. Хищник присел на задние лапы — и рванулся вперед, к жертве. Возле нас мелькнула тень — передвигалось это создание очень быстро. Оно резво подбежало к теленку и угрожающе раскрыло пасть. Я поразился — в ней запросто мог уместиться наш Угар! Но само оно было не таким уж и большим, как показалось вначале. Огромная голова сразу переходила в бочкообразное туловище и длинный хвост. На взгляд — монстр достигал примерно шести-семи метров в длину… Зверь раскрыл свой капюшон — и от очередного дикого шипения у нас всех мурашки поползли по коже! Потом из пасти змеей вылетел свернутый язык и крепко оплел морду теленка. Зверь дернулся всем телом, падая на бок и на спину — словно переворачиваясь и таким образом заставляя жертву тоже упасть. Хватка была железной! Ящер снова дернулся, изгибаясь почти вдвое и веревки, выносившие метания животного, не выдержали страшного рывка… Телок взлетел в воздух и тяжело упал перед мордой зверя!
— Черт… — Бугай в сердцах матюгнулся. Ящер даже не приблизился к нашей западне! Но я не терял надежды — на этот случай мы и готовили самострелы на холме. Оставалось только надеяться на меткость и сноровку Элины.
Монстр втянул голову животного в свою пасть — тот забил всеми четырьмя копытами! Резкий рывок, хруст шейных позвонков — и туловище овцебыка обмякло. Монстр разжал пасть — теленок повалился на берег с неестественно вывернутой шеей.
— Сломал…
Я кивнул, одновременно прижав палец к губам. Стопарь сжал в руках копье и вопросительно посмотрел на меня.
— Рано… — я шипел не хуже зверя. — Он нас, как теленка, вмиг раскидает. Ждите выстрела…
Монстр склонился над тушей поверженного животного и легко ухватил его пастью, после чего повернулся на месте и неторопливо заелозил к воде.
— Уйдет! — Бугай обернул на меня горящие от возбуждения глаза — уйдет ведь!
— Нет, — Череп, возбужденный не меньше молодого парня, осадил его на место. — Я верю в хладнокровие и меткость Огненного Цветка.
В ту же секунду знакомое гудение и громкий щелчок оборвал их разговор. Яростный рев громом прокатился над всем берегом — а мы уже выскакивали из ямы, отрезая раненому зверю дорогу к воде. Стрела из самострела, пущенная твердой рукой девушки, пробила тому голову почти насквозь. Прибрежные камни и песок буквально сразу стали скользкими от бьющей фонтаном крови — наконечник пробил попутно и шею, задев, как нам казалось, жизненно важные артерии монстра.
Переглянувшись, мы с Чером рванули за другие веревки — те, к которым была привязана так долго сплетаемая сеть. Замаскированная на верхушках кустарника, она слетела вниз и упала на ящера, сковывая движения последнего настолько, насколько это вообще возможно. Следом, увертываясь, от бешено бьющего по отмели, хвоста, Чер поднял копье и со всех сил всадил в туловище зверя, туда, где у всех нормальных животных должно находиться сердце. После такого монстр неминуемо должен был издохнуть — но нет! Это был еще не конец — он не собирался сдаваться просто так! Ящер взвился на дыбы, буквально приподнявшись на хвосте — и прыгнул в нашу сторону. Череп едва успел увернуться от молниеносно выпущенного языка, а Стопарь с размаху всадил в него свое копье. Зверь еще раз рванулся — копье осталось в земле, а язык монстра, разорванный почти надвое, был втянут внутрь. Но тут в дело вступили все — и сразу в тело зверя было всажено несколько копий. Мы били и били его, заботясь лишь о том, чтобы не попасть под удары мечущегося по песку хвоста — это означало неминуемое увечье. И все же, рана, нанесенная стрелой, оказалось смертельной — ящер сопротивлялся бурно, но недолго… Мы обступили его, тяжело дыша и еще не веря в победу — все произошло очень быстро… и слишком просто. Черноног протянул к нему руку, желая коснуться жутких челюстей — и в ту же секунду глаза последнего опять открылись! Стопарь подскочил, когда шершавый язык опутал ногу побледневшего охотника и рубанул по нему, что есть силы. Ящер судорожно дернулся — а мы вновь и вновь всаживали в него копья! Бугай, изловчившись, воткнул ему в глаз одно из кольев, валявшихся рядом. После этого удара монстр как-то содрогнулся, словно сократился вдвое — и отбросил в сторону свой хвост, оставив на его месте кровоточащий обрубок. Но это уже не могло спасти обреченное чудовище…
К месту сражения спешило все население форта — несмотря на мой приказ, все его жители собрались на холме и наблюдали за ходом битвы. Я только вздохнул — их можно понять…
— Дар! Обернись! Хатху-Этиа! Зверь в воде!
Мы спешно обернулись на встревоженный крик Ульдэ — да, на водной поверхности, еще одним буруном, прямо к собравшимся, несся второй костистый гребень! Я побледнел, ухватившись за древко копья — справиться в прямом столкновении еще с одним ящером?
К нам на помощь уже бежали все, кто оказался возле западни. Даже Док, почти никогда не бравший в руки оружия, подхватил чей-то выроненный топор и быстро спускался с покатого склона, догоняя тяжело дышащую Тучу с ее большим ножом.
— Назад! — что есть силы рявкнул я. — Назад, что б вас всех! Стрелы! Элина! Готовь стрелы!
Девушка единственная оставалась на вершине холма — и теперь спешно разворачивала тяжелый самострел.
— Власта, вернись! К Элине, да что б тебя!
— В сторону! Все в сторону — дайте мне прицелится!
— Не подходите близко!
Мы сгрудились возле туши издохнувшего монстра, поджидая другое чудовище… И оно не заставило себя ждать! Второй ящер, выскочив на берег одним мощным рывком, оказался еще больших размеров, чем уже поверженный нами — такая же чудовищная башка и раскрытая в угрозе пасть, такой же мощный хвост… и, переливающаяся всеми оттенками радуги, скользкая, бугристая кожа! Стопарь прохрипел:
— Хамелеон, зараза…
Все изготовились к бою. Череп отпрыгнул немного в сторону — чтобы оказаться у ящера с боку и получить возможность ударить под лопатку. На скользкую от крови тушу, кое-как вскарабкался Чер — никто и не заметил, как в пылу предыдущей схватки, у него оказалось серьезно повреждена рука. Больше никто не был даже ранен — но все могло измениться именно сейчас. Сила и мощь монстра, ни шла, ни в какое сравнение, ни с кем, из известных нам ранее животных и зверей. Даже чудовищный медведь, был бы более приемлем — но перед нами стоял ящер! Тем временем, все женщины — с луками и копьями! — присоединились к нам. Их крики и визг заставили ящера немного попятиться назад.
— Не сметь! — снова закричал я. — Уйдет в воду — не достанем! Отходи! Назад, говорю вам! Пусть погонится — за вами! Ну же!
Толпа растерянно металась по берегу, а зверь, оценив обстановку, явно собрался вернуться в родную стихию… Он раскрыл кожаный капюшон, сразу став еще больше в размерах, после чего угрожающе шипя, заколотил хвостом по берегу. Во все стороны полетели мелкие камни, речной песок, галька и ракушки. Еще немного — и он, улучив момент, прыгнет назад…
Ната, тряхнув головой, смело выступила вперед. Я заскрипел зубами…
— Иди сюда, тварь! — прошипела она, перед мордой, изготовившегося к броску, монстра. Язык вылетел из пасти — но реакция девушки оказалась быстрее, чем бросок ящера. Ната успела увернуться от тяжелой и липкой, слегка раздвоенной на конце змеи, и, повернувшись, бросилась бежать, увлекая зверя от воды на прибрежный песок. Тот рявкнул — на звук его голоса ответил своим рыком, привязанный в форте, Угар. Ящер чудовищными рывками погнался за Натой. Никакая ловкость и скорость не могла спасти мою подругу от раскрывшейся пасти хищника!
— Эй! Эй! — Элина гневно показывала нам, чтобы мы расступились. Люди буквально попадали на землю. Она прильнула к самострелу… Ящер почти настиг Нату — она остановилась возле отвесного камня, не имея возможности на него взобраться. В своем бегстве хладнокровная Ната привела хищника прямо к нашей западне — туда, куда мы хотели завлечь первого монстра. Сейчас она спокойно стояла перед валуном и ждала, пока яростно бьющий по песку своим хвостом, монстр, не прыгнет в ее сторону. И тут, вторая стрела Элины — девушка в одиночку сумела справиться с тяжелым орудием! — прорезала воздух у нас над головами и впилась в бедро зверя. Вой и дикое шипение послужили ответом — а ящер, вскинувшись от меткого попадания, опять рванулся к стоявшей на месте, Нате. Девушка сделала несколько шагов буквально по воздуху — ветви с трудом выдержали ее вес! Он, снова меняя цвет, рванулся следом, сделал всего несколько стремительных шагов по песку — и рухнул, в прикрытую валежником и травой яму, дно которой мы так щедро уставили заостренными кольями. Еще более злобный рык, треск ломаемых палок — и невероятный, невозможный прыжок вверх, в результате которого он выбрался из ямы! Но, и этих нескольких мгновений, которые мы выиграли в результате его падения, хватило, чтобы и охотники, и женщины добежали до зверя! Монстр получил уже несколько серьезных ран — от стрелы, и, насадившись своей тушей на колья в яме! — но лишь окончательно рассвирепел, отбрасывая людей с их, слишком слабым против него оружием, как щенят! Но дать ему уйти мы не имели права… Первым ринулся Череп — и могучая когтистая лапа едва не разорвала мужчину пополам, в клочья порвав рубашку охотника. На груди мужчины остались несколько багровых полос — а он сам, с мутнеющим взором, кулем повалился оземь! Я и Стопарь со всех сил всадили в бок зверя свои копья — и длинные, острейшие наконечники едва пробили твердую, почти панцирную шкуру этого чудовища! Вреда они ему принесли ровно столько, сколько понадобилось нам, чтобы успеть отпрыгнуть. Хвост зверя вспорол берег у нас перед ногами, как щепку сломав попавшееся по пути бревно! Джен, с обезумевшими от возбуждения глазами, тщательно прицелилась и метнула дротик — и тот задрожал в одном из глаз монстра. Очередной ужасающий рык — тот мотнул башкой, отбросив троих или четверых нападавших. Кто-то оказался у зверя под массивными лапами — я с удивлением успел заметить, что это наш пленник, как-то позабытый мною в эти дни. И в то же мгновение, сильные руки Блуда, вырвали того из-под когтей монстра. Толпа обступила ящера, а он, не собираясь сдаваться, успевал отбивать своей раздувшейся башкой, все, направленные на него, удары. Лишь ловкость и самопожертвование всех охотников форта не позволяла ему наброситься на кого-то, одного — на зверя сразу нападали с других сторон. Дело решила меткая стрела Ульдэ — она вскочила на тушу уже мертвого ящера, возле потерявшего сознание Чера, и спустила тетиву, дождавшись, когда зверь повернется к ней башкой. Уже второй глаз был пронзен жалом стрелы, отлитой Стопарем для охоты на крупного зверя — и монстр ослеп! Но и после этого подводный убийца оставался опасен — могучим прыжком он преодолел сразу несколько метров, разметал в стороны окровавленных людей и бросился бежать к воде. И тогда третья — и последняя стрела из арбалета! — впилась в его шею! Зверь резко воткнулся в прибрежную кромку, не успев добежать пары спасительных шагов. Он зашипел, загребая песок всеми четырьмя лапами, судорожно дернулся и свалился набок.
Первой у хищника оказалась, как ни странно, Птаха. Она победно что-то закричала — и тут, неожиданно для всех, зверь вскочил на задние лапы, став выше любого из нас в несколько раз. Птаха, опешив, застыла, словно изваяние — а монстр, широко раскрыв пасть, уже наклонялся в ее сторону…
— Назад!
Ящер промахнулся лишь немного — фигурка Птахи на миг скрылась из наших глаз, после чего раздался чей-то, отчаянный крик:
— Нет!
Ящер выпрямился — Птахи больше не было видно…
Какое-то знакомое, но, вместе с тем, странное гудение заполнило округу… Пока мы все судорожно хватали оружие и приходили в себя, в нескольких шагах перед монстром встала Джен — яростная и обезумевшая потерей подруги…
В руках девушки вертелось некое подобие того же боло — но, только с одним камнем, самой природой просверленном насквозь. Камень вертелся в воздухе со страшной скоростью, невидимый взгляду! Это его жуткое гудение заполонило все вокруг, и это с ним бесстрашная Джен наступала на чудовище, становясь все ближе и ближе к раскрытой окровавленной пасти. Монстр покачивался — ослепший, он не мог определить, откуда ждать нападения, и только поворачивался, определяя опасность по слуху. В какой-то момент девушка отпустила веревку — булыжник вылетел вперед и ударил в висок зверя! От жуткого удара голова монстра дернулась, из обоих глаз вылетели сгустки крови и мозгов, а сам зверь пошатнулся и стал тяжело заваливаться на спину. Кровь хищника смешалась с водой…
— Бей! — Джен, обезумев, прыгнула на шею ящера и вонзила в нее нож. Мы подбежали — на издыхающее чудовище снова посыпались удары копий, дубин и топоров!
— Да прекратите же! Все кончено!
Туча, держась за поясницу, тяжело смотрела на обезумевших людей:
— Все! Сдох он! Сдох!
Мы стали недоуменно поглядывать друг на друга. Первым отошел Стопарь. Он встал возле жены и, вытирая дрожащими ладонями пот, глухо произнес:
— Вот дрянь… Бугай, ты где?
— Жив я… — отозвался, вылезая из прибрежного кустарника, сын кузнеца. Я видел, как ударом хвоста его зашвырнуло туда, причем, в полете, тело Бугая пролетело не менее десятка метров по воздуху. После такого все кости у него могли быть переломаны…
— Жив… Только голова звенит!
Бен, придя в себя, и озираясь мутными глазами, протянул руки к Салли… и рухнул на песок, опять потеряв сознание. Когда и как, тяжелая башка чудовища успела задеть его, отбросив, как молотом — никто не заметил. Салли взмахнула руками и бросилась к мулату. Раскрыл глаза и Череп, но, в отличие от инженера, нашел в себе силы удержаться на ногах. Следы от когтей монстра на его груди вздулись огромными синяками — но, к его счастью, это был только скользящий удар, лишь на время выведший охотника из боя… Ульдэ подхватила Клешню — и тот, с перекошенным от боли лицом, кое-как сполз с поверженного зверя на землю. Было очевидно, что никому из мужчин, не удалось остаться полностью невредимым в этой схватке. Я обнял, подбежавших ко мне, Нату и Элину, прислонив наши головы вместе:
— Натка! Ты с ума сошла? Элина! Если бы, не ты… вы обе!
Хоть ранения получили практически все мужчины — и многие из девушек, но больше всех досталось Бену — у него в двух местах оказалась сломана нога, возможно, несколько ребер, а, кроме того, открылась старая рана в боку, полученная еще в сражениях с бандитами Сыча. Салли спешно унеслась в форт, готовить снадобья, а Док, отбросив свои дела, велел срочно готовить помещение для операции. Мы со Стопарем только переглянулись — раньше все лечение заключалось в повязках да мазях. Док рос на глазах… Зверь зацепил и меня — коготь насквозь пробил левую руку пониже локтя, а от скользящего удара хвоста болела спина. Элина стянула с меня рубашку, и я увидел, что на боку багровеет ребристый отпечаток. Ната только покачала головой и прошептала:
шептала:
— Вовремя Док нашел снадобье…
— Ага. Жаль только, что не то, которое принес Угар…
Я, морщась от боли, подошел к Джен. Девушка сидела возле воды и смотрела на реку безучастными глазами…
— Джен…
— Она не ответит, — Власта, оказавшись за спиной, положила мне руку на плечо. — Никому не отвечает. Ее подруга…
— Птаха, что ль? — Бугай, отирая бока, вырос неподалеку. — Да жива она…
— Что? — наши крики слились в один. Джен, до того сидевшая как истукан, буквально взлетела:
— Что ты сказал? Где она?
— Вы что тут, внутренностей этой твари нанюхались? — Бугай сделал непонимающие глаза. — Да вон она… Плачет, сидит…
Джен, сбив Власту с ног, ринулась к яме, возле которой жива и невредима сидела ее подружка. Мы переглянулись — все видели, как ящер склонился над девушкой!
— Она от испуга сознание потеряла. А потом стыдно стало… спряталась. — Бугай, все еще почесывая поясницу, подошел поближе. — Ну, я и велел ей, отойти, чтобы не мешалась. А вы, что? Похоронили ее уже? Ну, даете…
Живучесть ящеров оказалась поразительной. С трудом разрубив их на части, мы нашли во внутренностях по два сердца, и у обоих они еще продолжали биться! Было жутко смотреть за сокращениями окровавленных кусков мяса, даже не собирающихся останавливаться. По сути — мы еще и не убили. Стрелы Элины пробили нервные окончания, лишив монстров возможности нормально двигаться. Но и выдумка Джен сыграла свою роль — осмотрев голову и пасть поверженного зверя, я только пораженно покачал головой. Булыжник, имеющий несколько острых граней, одной из них так глубоко вошел в висок ящера, что буквально вышиб мозги последнего наружу.
Поглазеть на бьющиеся сердца монстров собрались все — такой картины в прерии еще не встречалось. Наконец, преодолев себя, я всадил в одно нож. Остальные заставили утихнуть наши девушки — и даже Салли, самая нерешительная из всех, нашла в себе силы воткнуть в сердце монстра легкое копье. Использовать мясо на еду не стали. Угар, ранее благоразумно привязанный нами в форте, чтобы не встрял в безнадежное для него дело, а теперь, освобожденный кем-то, понюхав кровь, брезгливо чихнул и отошел в сторону. Мы не смогли снять со зверей их шкур — они практически были продолжением мышц, и отдиралась с трудом. Тогда Стопарь отрубил длинные когти на лапах, и, прихрамывая, унес в форт. Ната принялась вырезать какие-то мешочки во внутренностях чудищ — я подозревал, что это послужит для изготовления лекарств. Или яда — подобный пример, мы уже помнили, когда Ната копалась в туше гигантской сколопендры. Но она знала, что делает — и мы не вмешивались.
На другой день углубили яму, в которой прятались, и общими усилиями стянули туда одну зверюгу. Сверху насыпали песок и сбросили валуны, в изобилии валявшиеся поблизости. Перед этим Стопарь еще раз прошелся топором по ящеру, вырубая ороговевшую кожу.
— На подошвы для сапог пойдет… — буркнул он на мои вопросы.
Второго кое-как столкнули в воду, надеясь, что там его быстро разделают мелкие рачки — ящеры не были единственными хищниками в Синей реке. Буквально через несколько минут вода возле туши словно закипела — и сотни мелких рыбок облепили массивное туловище зверя. Ночью к ним могли присоединиться и иные пожиратели падали — и мы покинули место сражения.
…Док сбился с ног, оказывая всем первую помощь. Лада, помогая старику, как умелая медсестра, ловко накладывала повязки и смазывала целебной мазью. Вместе с ней работала Ната, еще раньше ставшая главной целительницей в нашем небольшом сообществе.
Хотя кость была не задета, от пробитой насквозь руки дергало все тело. Когти речных рептилий явно не отличались чистотой и стерильностью, рана покраснела и распухла. Я кривился, когда Элина осторожно меняла травяные бинты — а девушка старалась менять повязку очень осторожно.
— Что говорит Док?
— Хмурит брови. Он колдовал над ногой Бена до темноты…
— Так плохо? — я скривился.
— Больно? Прости, я стараюсь…
— Нет, это не ты. Плохо будет, если он не сумеет вылечить мулата. Трудно жить без ноги… в наше время. А если придется ее отнимать — вообще не представляю. Вот где боль — не то, что моя…
— Твоя рука тоже требует внимания. Будем надеяться на лучшее, — встряла Ната. — Там Салли ждет…
— Салли? — я приподнялся с постели. — Почему ждет? Впусти ее, конечно.
Она вошла к нам и сразу сложила руки на груди, нервно заламывая себе пальцы.
— Бен есть очень плохо! Дар, что есть делать Салли? Док говорить сложный слова…
Мы переглянулись. Док изредка употреблял непечатные выражения — это не лучший признак…
— Я хотеть, чтобы вождь форта позвать Сову!
Я догадался. Случай с выздоровлением Наты, молва разнесла по всем прериям — и в первую очередь, это связывали именно с камланием индейца, а не вовремя подоспевшим Угаром…
— Не волнуйся так, — Ната мягко приободрила женщину. — Все будет хорошо. Док умеет лечить и более сложные раны. А если Сова поможет — Бен обязательно встанет на ноги! Твой муж выздоровеет!
Салли отрицательно мотнула головой:
— Нет. Ната, Дар… Вы знаете, что он не быть мой муж… — она немного успокоилась и стала говорить более внятно.
— Но вы же живете вместе?
Она тяжело вздохнула:
— Вместе? Нет. Мы вместе случайно — после Тот день. Так получилось… У него там, на родина, три жена и много… куча детей. Он — сын главный старейшина племени, почти сын их король. Мы все удивляться, что он не хотеть просто жить свое удовольствие — но Бен не хотеть быть скучный придворный. Здесь, вместе с нами, ехать его брат, дядя. Все попали под целую гора земли — я все видеть, прежде чем мы провалились в овраг, в нашей машина. Он… Он не может спать с женщиной после этого.
Ната усадила поникшую переводчицу на скамью и дала ей воды:
— А вы пытались? Прости, может, я вторгаюсь в вашу личную жизнь?
Мы с Элиной молчали — такая причина как-то не учитывалась нами ранее…
— Нет, Ната, — Салли, успокоившись, почти прекратила запинаться и коверкать окончания. — Спасибо тебе. Вам. Со мной никто не говорил об этом, и я просто не знаю, что делать. У меня больше нет сил…
Она закрыла лицо руками.
— Он тебе нравится? Вы уже столько времени вместе… и до сих пор, прости за откровенность, не были близки?
— Да… Наверное. Я привыкла к нему. И потом, его же никто кроме меня так не понимает! Нам было очень сложно первые месяцы разговаривать с людьми. А он, хоть и другой… Другого цвета, но, все же, свой. Его республика долгое время считалась колонией — и мы автоматически причисляли ее к части нашей страны! Это, конечно, совсем не так — но, все равно ближе, чем вы. Вы не обижаетесь?
— Что ты! Нет, Салли, все нормально!
— После того, как все погибли, он не говорил несколько дней… Не хотел говорить. Я силой увела его оттуда — и потом он много раз порывался вернуться назад! Только, когда появились большие крысы — мы пустились в бегство. Бен оказался очень вынослив — куда крепче, чем я. А ведь я считала себя не слабой — даже училась специально помогать людям, попавшим в беду. Но такого нам не преподавали! Мы сумели оторваться от них, когда вышли к краю болот. Там повстречали первых людей — и с ними шли на юг и на восток. Это было долго — месяца два-три, если не больше. Уже не помню. Из воды выползали какие-то твари. Нападали на нас — мы убегали. Сами охотились. Вот так и шли… Где-то, останавливались на время. Снова шли. Потом встретили ту женщину — и услышали от нее про людоедов. Она умерла — а мы взяли мальчика…
Она запнулась. Тень вчерашней охоты пронеслась у нас над головами… Первой жертвой пал Немой — и, если Бену не станет лучше, может статься, не последней. Они первые пришли к нам в форт — в то время, когда сам поступок уйти, из-под давления Сыча, уже воспринимался, как вызов…
— У меня был мужчина. Не муж — я не была замужем. Конечно, это уже в прошлом. Но я его любила, по-своему… А это… Это — не любовь. Я привыкла к Бену, как к близкому человеку. Но, если вы думаете, что я отказывала ему в… ну, вы понимаете — то это не так. Я же знаю, во что превращается мужчина, так долго лишенный женщины. Нет, все было совсем иначе. Он тоже хотел, чтобы я была рядом, но, когда мы пытались быть вместе — ничего не получалось. Бен больше не может спать с женщиной… И это не вылечить снадобьями Дока. Он ни с кем не хочет спать. И мне тоже — трудно это вынести… Я живой человек. Но я не хочу — с любым. Что мне делать, Дар?
Я потер виски — ответить ей нечем. Мы не раз говорили о мулате и Салли — и оказались совершенно не готовы к такому повороту. Ната положила ладонь на голову женщины — я с изумлением смотрел, как, более чем вдвое старше ее, женщина, так принимает ласку моей девочки…
— Иди к себе, Салли. Будь возле него. Поверь — такое не забывается. Его поднимут — Сова и Док смогут вылечить Бена. Я верю в это. А потом… Побывав так близко на краю — он многое переоценит. Если дело только в голове — все будет иначе.
— А если не в голове? Мы же пытались…
Я отстранил Нату:
— Если не поможет… У меня имеется одно средство на этот случай. Но пока рано об этом. Нужно поднять Бена. Я немедленно пошлю за Белой Совой. Ты иди к нему… — я обнял поникшую Салли. — А я поговорю с Ульдэ. Скажи ей, чтобы она зашла. Вместе с Угаром она быстро найдет индейца и приведет его в форт. Я уверен, что Сова не откажет нам в помощи.
— Что скажешь? — я проводил Салли до двери и обернулся к Нате и Элине.
— Они столько времени — и ни разу? — Элина покачала головой. — Так разве может быть? Смерть, всегда так близко — какие еще могут быть условности? Конечно, он видел, как погибли его родственники, своими глазами… Но, такое ведь многие видели? И, я… И живу с этим. Потому, что, если не жить, то проще сразу — ножом по венам! Если все хранить в себе — с ума можно сойти! Вот, например, ты же спишь с нами? А, где-то там, твои… А что вы так смотрите? Вы же сами говорили, что встретились через несколько месяцев, после всего… ну и, все такое.
Я застыл возле двери, словно изваяние… Хотела она, или нет — но такое напоминание, более чем жестоко.
— Ты что, с ума сошла? — у Наты широко раскрылись глаза. — Ты что говоришь…
Элина и сама побледнела, поняв, что затронула…
— Дар, прости… У меня вырвалось, случайно. Я же не хотела, чтобы ты так подумал.
— Ты права, — я криво усмехнулся. — Права, и что тут спорить. Наконец, хоть кто-то, ткнул меня носом. Не успел семью похоронить — пусть, заочно… И сразу обзавелся двумя молоденькими девушками. Даже не выдержав положенного срока. Год — если я не ошибаюсь? Вот как бывает, если иметь короткую память…
— Дар!
— Оставь. Вы тут причем? Поделом…
Ярость смертельно побледневшей Наты, оказалась не поддельной:
— Ты бы выдержала? Зная, что назад дороги нет, что все кончено, что больше никого не осталось — ты бы выдержала? Ты сама сказала — каждый день подстерегает смерть! Кому он должен хранить верность?
— Ната!
Она отмахнулась, даже не обернувшись в мою сторону.
— Нам не так уж и много дано… Виновен он перед ними, или нет — не нам судить об этом. Не тебе! Это не тот мир, в котором мы жили. Это — иное время…
— Но ведь и я хотела сказать то же самое!
— Все, хватит. Прекратите… Никто не виновен в том, что так случилось. Я сам в ответе перед своей памятью. И не более того…
Все замолчали. Тягостную минуту прервало появление Ульдэ.
— Вождь звал?
— Да. Бену нужна помощь. Док делает все, что может — но этого недостаточно. Пойдешь на север, к Дальним Холмам. Найди типи Белой Совы и скажи ему, что его брат ждет шамана в форте. Пусть готовиться спеть песню жизни для мулата…
Ульдэ согласно кивнула, и посмотрела на меня, ожидая дальнейших указаний.
— Возьми с собой Угара. Пес поможет тебе отыскать индейца. Кроме того, — я сразу отмел возражения охотницы — с ним ты будешь чувствовать себя в большей безопасности.
— Разве Ульдэ жаловалось вождю на страх? Она и сама может пройти в Низины и отыскать Сову и его скво.
— Это приказ.
Она опустила глаза и, поджав губы, молча, вышла прочь.
— Что с ней такое? — Ната, все еще сурово посматривая на поникшую Элину, удивленно спросила у меня, показав глазами на дверь. — Не первый раз замечаю, как она с тобой говорит — и всегда, что-то не так.
— Пустое… — я не собирался посвящать ее в сложность наших отношений. О том, что произошло в предгорьях, во время похищения Лады, до сих пор никто не знал…
— Ты мог бы отправить с ней мужчину! Пес своенравен — станет ли Угар слушаться дикарку?
— Станет. Он знает всех жителей форта. А ее дикость не так велика, как кажется. Кроме того — у нас практически нет полностью здоровых мужчин. Все получили ранения во время боя с ящером.
— Все? Есть еще Пленник… — ни к кому не обращаясь, задумчиво произнесла Ната. — Не всю же жизнь ему носить дрова и таскать воду для Тучи. Или, мы собираемся заводить в форте рабство?
— Ульдэ никогда не согласилась бы разделить дорогу с таким… С ним. Хоть он и не похож на заморыша — я видел, как он управлялся с копьем, в момент схватки, но парень, по-моему, малость трусоват…
— Да? А я вот, считаю, совсем даже наоборот. Он, скорее, забит. Но так не может продолжаться всегда. Ты взял его, чтобы сделать из него человека — я правильно поняла вождя форта? Тогда почему он превратился в животное?
Я не ответил. Все, что говорила Ната о пленнике, было правдой. Но такой же правдой было и то, что его робость уже стала слишком заметна… И я не представлял себе, как сделать из испуганного и затурканного парнишки, настоящего охотника.
— Можно отправить Блуда… Тот, вроде, меньше всех получил.
Элина, робко молчавшая в стороне, не сдержалась и фыркнула, красноречиво поведя головой:
— А вот с ним она тем более не пойдет! След от веревки на его щеке, еще долго будет напоминать этому кобелю о руке северянки!
— Блуд останется здесь, — я отмел предложение Наты, подумав о том, что она специально хочет убрать его из форта. — И Ульдэ, действительно, скорее согласится на Пленника, чем на него. Впрочем, оставим споры. Она уже ушла в прерии. Девушка легка на подъем, а Угара только позови — пес всегда рад смыться из стен форта в травы. Что до этого парня… Ты права — нужно что-то решать. Даже зовем мы его, либо той, уголовной кличкой, либо вообще — никак. Это мой промах, и я его исправлю. Раньше мне было не до того — но теперь, после всего, я постараюсь для всего найти время. И еще…
Я взглянул на Элину. Девушка склонила голову и молча подошла ко мне. С другого бока встала Ната — и я взял ладони обоих, приложив их к своей груди.
— Что было — прошло. Не нужно вспоминать о том все время — иначе невозможно будет жить. Достаточно просто, помнить… Мы — люди. Мы должны хранить память о близких. Может, я покажусь вам обеим дикарем… но, когда придет Сова — попрошу его провести обряд в память наших родных. Моя бывшая семья, твоя мама, те, кто приютил Нату — их, уже нет. А мы — есть.
Ната неотрывно смотрела в лицо Элины, и у той появились слезы на глазах.
— Простите меня… Я опять сморозила глупость. Ты взрослый… опытный и знаешь жизнь. Ната… ты тоже взрослее меня. А я — просто глупая девчонка…
— Ты честная. — Ната осушила ей слезы своими губами. — И не глупая. Просто, еще очень чистое и юное сердце. Мне бы тоже хотелось быть… такой.
Глава 7
Обмен
— Бену нужна операция. Если станем тянуть — придется отнять ногу.
Док мрачно смотрел на деревянный стол, который Стопарь и его чернокожий помощник когда-то сделали для нашего лекаря. Он редко использовался по прямому назначению — мало кто хотел оказаться на нем в качестве больного. Док не прибегал к ремням, если требовалось обездвижить пациента, но от этого как-то не становилось спокойнее… Кто-то попадал на него, сломав руку — наш лекарь накладывал лубки и шины, кому-то требовалось удалить зуб — и тут Док тоже не плошал. Иным словом — стол прочно ассоциировался с местом, где у любого, даже самого мужественного охотника, поневоле сдавали нервы. Редко, но случалось, на стол возлагали и вовсе безнадежных — такое было, когда в форт принесли изувеченного пхаем мужчину, попавшего по удар мощных копыт. Док боролся за жизнь несчастного два дня, на третий — мужчину вынесли назад…
Док был не всесилен, да и недостаток образования сказывался. Но другого умельца у нас не было…
— Так почему тянем?
— У нас нет нужных лекарств. Твои — на исходе. А главное — среди них нет болеутоляющих. Вынести ампутацию по живому инженер не сможет. И никто не сможет — это слишком больно.
— Про всех не скажи… но Бен, точно, не сможет. Он боль плохо переносит. — Стопарь, восседая напротив, сжал кулаки. — Я его как-то случаем молотком зацепил… по ногтю — орал так, что Салли на меня чуть с ножом не накинулась. Правда, потом простила. Ноготь слез, конечно…
— Это не ноготь, Стопарь, — я хмуро посмотрел на своего «визиря». — И лекарств, действительно, у нас нет. Все, что сохранилось и удалось принести сюда — давно перележало срок действия. И то, это касается лишь очень редких, про которые ни Ната, ни сам Док ничего не знает. А общеупотребимые уже давно подобрали… еще, когда воевали с бандой. Тогда не было времени траву собирать.
— Трава не поможет, — Док тянул свое. — Я могу сделать мазь, сварить настойку — но это не полноценный укол, от которого человек ничего не будет чувствовать.
— Ты же чудеса творишь… Неужели нет снадобья? А у Стары?
— А где сейчас Стара? — Док недовольно скосил глаза на Стопаря. — У старухи воды не выпросишь, пока ей индеец не скажет. А пока того найдем — Бен может… В общем, времени у нас мало.
— Говори толком. Что ты предлагаешь? Лекарств у меня нет — ни здесь, ни в городе. Все, что имел — принес. Если что-то уцелело в подвале — так туда нужно целую экспедицию отправлять. И не факт, что удастся откопать завал и добраться до искомого. Если не хуже — холм еще раз обрушиться и на этот раз уж точно, кого-нибудь, возьмет в уплату…
— Нужно потрясти Аптекаря.
— Что? — и у меня, и у Стопаря появилось такое выражение на лицах, что Док даже отшатнулся. Впрочем, не более того — наш лекарь ни капли не смутился и твердо добавил:
— Да, у него.
— Док, ты часом — не того? — кузнец покрутил пальцем у виска. — Может, каких настоек опился? Ты у кого просить собрался? Аптекарь — шарлатан, каких свет не видывал! Будто я не помню, с чем он на рынок выходил. Кроме замызганных бинтов да пары склянок с йодом, ничего путного и не видел никогда. Да и за те — драл три шкуры! Или сам не знаешь?
— Знаю. — Док спокойно смотрел на разбушевавшегося фермера. — А также знаю, что все это — показное. У Аптекаря есть лекарства. И много. Да, возможно, что годность многих подлежит сомнению. Но есть и такие, которые способны храниться годами.
— Говори, — я жестом утихомирил Стопаря. — Раз начал — говори. Ты не спроста упомянул это ничтожество, стало быть, что-то знаешь?
— Да, — Док кивнул. — Когда вы… когда в прерии шла резня, в поселок приносили много раненых. Большей частью — без риска для жизни, но бывали и тяжелые. Сыч, узнав, что я лечу людей, так подступил к горлу, что у меня не имелось иного выхода…
— Я помню. Не оправдывайся. Продолжай…
— …Моих средств не хватало. Травы хороши, но не во всем. А Аптекарь крутился рядом. Как я думал — по наущению Святоши. За мной ли следить приставлен, или опыта набираться — на будущее… В общем, мешался под ногами. Но один раз, когда принесли какого-то особо ценного кадра, всего в наколках — лично Грев велел мне вытащить его с того света. А как? У того уже пена на губах появилась — стрела, которой его зацепили, явно была смазана ядом!
— Возможно, — я сузил глаза. — Это — война. Они убивали людей долины, мы — убивали их. Все средства хороши…
Док вскинулся было, но, увидев выражение моих глаз, осел назад…
— Давай о деле, целитель! — Стопарь вмешался, заметив, что у Дока резко испортилось настроение. Мы знали — он не делал различий между ранеными, хоть с той, хоть другой стороны. Указывать Доку на такое расхождение моральных принципов никто не пытался — он все принимал в штыки. Возможно, так и не дав клятвы Гиппократа, он, тем не менее, следовал ей во всем, облегчая участь больных, даже с таким багажом прошлого — и настоящего!
— Давай о деле, — повторил Стопарь. — Аптекарь имеет нычку? Где? Ты знаешь?
— Нет, — Док вздохнул. — Вот этого я не знаю. Но, когда встал вопрос — умрет тот пахан, или выживет! — Грев пообещал содрать с меня шкуру прямо на площади, в случае второго. И с Аптекаря — благо тот попался ему на глаза, пока терся рядом. Ну… мне его угрозы — одной больше, одной меньше? Все время на волоске ходил… А Аптекарь — тот посерел от страха, едва ли штаны не обмочил. И сразу слинял… а часа через три вернулся, ладони дрожат, а в них — пара ампул и шприц. Так я едва успел подхватить! Короче, вколол тому распальцованному — к вечеру дыхание выровнялось, глаза открылись и даже в пару внятных слов произнести смог… Вот так. А теперь скажи мне, Дар — если не склад какой, откуда у аптекаря ампулы? Потому и говорю — доступ у него есть. Я выследить не пытался — до появления банды как-то и не обращал внимания, а после, когда у вас бойня пошла — мне сильно бродить не давали. Как и Аптекарю, впрочем. Тоже больше в поселке отсиживался. Ну, правда, иной раз с бабами на поле отправляли — коренья копать. Я считаю — его богатства не сильно далеко от поселка. Далеко он сам не пойдет — труслив и побоится уходить в прерии, где зверья полно. Значит — не далее, чем в километрах пяти. За два часа только на такое расстояние и можно успеть!
— Иначе говоря — ты предлагаешь нам сходить в поселок, наведаться к Аптекарю, поговорить по душам, и, в случае, если откажет — а он откажет! — проследить, куда шляется наш любезный? И как ты это представляешь? Мы заявимся в поселок, где заправляет Святоша, на глазах у всех станем допрашивать его человека — как думаешь, чем закончится?
— Смертью Бена, — Док насупился. — Сам решай… Я сказал только то, что считал нужным. Моих познаний и средств не хватает. Вот и все. Либо, вытрясем из Аптекаря лекарства, способные остановить заражение, либо — мне придется резать ему ногу. И не факт, что поможет. У тебя самого рука на привязи висит, и опухоль не спала — у той дряни зеленокожей, когти, похоже, не простые… Читывал о таком — вроде комодских варанов, от укуса которого жертва сразу не падает, но, после, умирает. Вот и здесь… тебя да других не сильно затронуло, а инженеру досталось, по самое не балуй. И выбора у нас нет.
— Положим, затронуло. — Стопарь положил свои руки на стол. Громадные ладони кузнеца прикрыли собой более тонкие запястья лекаря и мои…
— Но ты прав. Бена надо спасать. Что скажешь, вождь?
Такое обращение говорило о многом. Обычно, старик обходился попроще, называя меня просто по имени. Значит — ждет решающего слова…
— Хорошо. Собирай отряд. И… вот что. Док, сколько у нас времени? Только не юли — я не из праздного любопытства спрашиваю.
— Дней десять-двенадцать, вероятно, еще могу обещать. Потом — все. И это — по тем наблюдениям, которые провожу сейчас. Гангрены нет, да и вообще — картину понять не могу, опыта нет. Но боли у мулата такие, что на стенку лезет… Хорошо, Салли рядом — воды подаст, пот утрет. Когда выходите?
— Постараемся побыстрее. Не забывай — кроме Бена в форте много других раненых, я не могу их тащить в поход, не будучи уверен, что это не навредит их здоровью. В конце концов — не война… И не смотри на меня такими глазами, я и сам знаю, что промедление губительно для черного друга. Но не выскакивать же сейчас наружу и кричать на весь двор — все сюда, хватайте оружие и провизию и бегом к поселку, что находится у скалистого озера! Необходимо хотя бы собраться… Стопарь! Ты еще здесь?
— Ухожу, ухожу…
— Постой, — я остановил кузнеца, вспомнив, кое, о чем…
— У нас вроде парочка залетных обретается?
— Да. Пришлые, с востока. Сегодня должны уходить.
— И путь их лежит через поселок?
— Типа да… Ты что, хочешь заранее оповестить их о нашем приходе? — Стопарь разволновался. — Да тогда этого Аптекаря днем с огнем не сыщешь!
— Искать его не станем — сам нарисуется.
— Это как?
— Так. Зайди к тем двоим, дай на дорогу провизии, а заодно — проведи мимо мастерской, где твои поделки лежат. И к девушкам загляни — Ната говорила, они из спасенных рулонов ткани одежду шьют.
— Не понял… А на кой чужакам про наши дела знать?
— Не тупи, Стопарь… — я вздохнул, сделав красноречивые глаза. — Пусть увидят все. Ты им скажи — мы на Мену собираемся, много вещей принесем, ну, вроде как хотим праздник возродить. Понял? Не то, что Аптекарь — половину долины соберем!
— А… — он широко улыбнулся. — Точно, что ль? Или темнишь?
— Да не темню я ничего. Пусть они к себе домой через поселок идут — а там, мимоходом, про нас и расскажут. И про праздник я не шутил. Выбери все, что нам не нужно, кое-что ценное тоже положи, с Элиной и прочими посоветуйся — что из их шитья можно забрать. Короче, готовь мешков десять со всякой всячиной — пойдем в поселок не с пустыми руками.
— Хочешь все это на лекарства обменять? — Док только хмурился, пока я перечислял, что и в каких количествах нужно взять с собой. — Щедро…
— Нет, — выпроводив Стопаря, я обернулся к лекарю. — Нормально. Отдал бы и больше. Но ты ошибся, Док. Это не для Аптекаря. Нам нужно восстановить отношения с селениями прерий, дать всем понять — время крови и резни закончилось, нужно строить мирную жизнь. Я знаю — на праздник мало кто сможет что принести, наши богатства на этом фоне будут выглядеть слишком шикарно… Если вообще можно так сказать, применительно к новым временам.
— Пыль в глаза будешь пускать…
— А хоть и так! — меня стал раздражать его тон. — Хоть бы и так! Стопарь прав — долине нужен вождь! И твердая рука! Когда каждый сам за себя — любой враг раздавит селения поодиночке. И любая беда!
— Да ведь нет больше врагов… А станешь долину на себя перетягивать — столкнешься со Святошей и его рясоносцами.
— Вот потому и хочу людей собрать! Чтобы не было больше никаких столкновений. Услышат о празднике — люди начнут в поселок приходить, новости узнавать, связи появятся… знакомства. Плохо? А лекарства — да, про них не забыл. Аптекарь всегда первым на Мене появлялся — сам ничего не умеет и учиться не хочет, ему один выход, чтобы выжить. Меняться. Вот и будем — меняться.
Стопарь выполнил поручение — двое чужих охотников ушли из форта с широко раскрытыми глазами. И, судя по их восторгам, он уверил, что слухи о предстоящем празднике скоро заполнят прерии от берегов Синей до самого Каньона.
В поход отправилась половина населения форта — что было совсем не лишним, учитывая настроение Святоши и его приспешников. Слишком малое количество могло подвигнуть его на провокацию. И, хоть я возражал, среди них были и раненые — впрочем, не так серьезно, как бедный мулат. Моя рука тоже побаливала, но поручить такое дело, на кого-то другого, я не мог.
Как мы и ожидали, богатства, предложенные жителями поселка, не шли ни в какое сравнение с тем, что принесли мы. Ножи из кости проигрывали лезвиям Стопаря, а поделки из шкур и травы — чуть ли не роскошным костюмам от Элины и ее помощниц. Правда, нужно отдать должное другим обитателям прерий — те, в отличие от озерного селения, гораздо смелее пускались во всякие рискованные предприятия, навещали руины мертвого города и прочих развалин, поднимались высоко в Предгорья, и, как результат — они могли и оспорить наше первенство на этом своеобразном соревновании всяческого, необходимого для жизни, добра. Женщины из становищ, что высоко в горах, принесли мед — и мои девочки облизывались, ходя вокруг плетеных туесов, доверху наполненных их ароматным содержимым. Охотники с болотного края принесли целую кучу всякого ржавого железа, хлама большей частью — и тут уже загорелись глаза у кузнеца. Наши запасы давно оставляли желать лучшего, я вполне понимал его возмущение отдать часть столь необходимого оружия в чужие руки. Но сейчас, увидев разнообразные обломки, которые в иное время годились бы только в металлолом, Стопарь согласился со мной — лучше выменять наши топоры и клинки на этот, как бы даже хлам, получив взамен возможность изготовить то же оружие в три, а то и четыре раза больше! Пока он ожесточенно торговался, я осматривал другие сокровища, выложенные на многочисленных «торговых» рядах — на обмен. Да, единой валюты в долине не имелось. И вряд ли когда появится — хоть кто-то, разжившись целым мешком полусгнивших купюр, пытался всучить их двум рыбакам, принесшим на площадь свой нехитрый улов. Мужика просто гнали — а я лишь усмехнулся, вспомнив по погром, учиненный мной, а затем и Натой в том огромном хранилище, где мы с таким упоением устраивали костры из этих, теперь никому не нужных бумажек…
В одном месте Ната, задержавшись, толкнула меня в бок — «посмотри»! Я оглянулся — девушка не стала бы заострять внимания на никчемной безделушке. В общей толчее, почти незаметная, стараясь никому не мешать, одиноко стояла Чайка. Возле нее лежали книги. Несколько штук, порядком замызганные, некоторые — с оборванными корешками или стершимися названиями. Тем не менее, женщина положила их на широкие листья лопуха, уберегая от соприкосновения с землей.
После того памятного случая, я старался как можно меньше сталкиваться с Ниной — было несколько стыдно, а может, что-то иное… Ее страстные ласки, неподдельное желание близости, слезы и боль — все слишком памятно и слишком тяжело, чтобы остаться безучастным. Но ведь я не падишах, чтобы устраивать в своем доме гарем! Сова, к которому женщины льнули, почти не вспоминал случайных подруг, и не делал из этого проблем. А мне казалось, что глаза женщины со шрамом на лице, просто не дают прохода…
— Что это? — Ната склонилась к книгам, не замечая моего смущения. — Вот не думала, что кто-то принесет на Мену такое… Откуда, Чайка?
— Бродяга принес. Я выменяла — на рыбу.
— А… — Ната рассматривала книги, листая одну за другой с жадностью, напоминавшей метания давно голодного человека. Удивляться не приходилось — ее страсть к чтению сделала девушку старше своих лет и, если можно так сказать, подготовила к тому жуткому событию, которое с ней произошло. Во всяком случае — благодаря этому багажу чужих жизней и судеб, Ната не сошла с ума от пережитого, не покончила с собой и не озлобилась на весь свет. Хотя, с последним когда-то я мог бы не согласиться… Не сразу она оттаяла от мрачного прошлого, где предательство родного брата и матери привело ее в бордель, где девочке, всего двенадцати с лишним лет, пришлось обслуживать желания клиентов. Попав ко мне, в подвал, Ната перечитала все, что я туда натаскал вовремя своих предыдущих странствий. И, когда мы уже вдвоем начали ходить в эти походы, она не упускала случая наложить в наши, и без того немаленькие мешки, все, что удавалось найти из мира литературы — от каких-то мало значимых справочников, до классики или простых учебников. Мы даже ругались на сей счет — я не считал необходимым тащить все в наш дом, а Ната твердо стояла на своем. Но, если я считался с принципом полезности — в самом деле, на кой мог пригодиться толстенный том, какого-нибудь, «талмуда» об особенностях лирики китайской поэзии в сравнении с рублеными стихами эпохи средневековой Европы? — то Ната, чей книжный голод был неутолим, руководствовалась совершенно иным. Она полагала, что следует сохранить все, что когда-либо издавало человечество — хотя бы для того, чтобы помочь тому самому человечеству возродиться вновь…
— Сказки? Сто лет не читала! — Ната с восторгом раскрыла одну из книг. Чайка с любопытством смотрела на девушку — они почти не пересекались в недавнем прошлом и о моих юных женах женщина знала лишь понаслышке. Я старался держаться позади…
— Дар! Давай, возьмем все это! Да где ты? Иди сюда! — Ната обернулась, вынудив меня подойти вплотную.
— Книги…
— Да, книги! — она с вызовом посмотрела мне в глаза. Я вздохнул — не вступать же в пререкания на виду у всех, а тем более — Чайки…
— Хорошо. Договаривайся, я посмотрю, что там принесли горцы — слышал, кто-то приволок те самые плоды орехов… может, даже из той рощи?
— Орехи подождут. Ты разрешаешь, что и на что менять — не я. Кому говорить последнее слово? Чайка! — она обратилась к женщине, молча внимающей нашему короткому спору. — Что ты хочешь за них?
— Любишь сказки… — Нина чуть заметно улыбнулась кончиками губ. Шрам на лице заметно перекосился и женщина, поняв, что мы отвлеклись, сразу вновь стала серьезной.
— Не только, — Ната ничего не заметила в ее тоне… — Я вообще, книги люблю. В отличие от этого мужлана, который признает только руководства по выживанию, пособиям по рукопашному бою и прочим полезностям и нужностям. Дикарь!
— Дикарь? — Чайка перевела свой взгляд на меня. Ната спокойно добавила:
— Да, дикарь. Не такой, как наш друг и брат — Сова, а еще больше. Потому, как тот стал таковым сознательно, а наш вождь — в силу случая. Но стал им настолько, что я и не представляю его другим. И не хочу представлять, потому что Дар — мой муж.
Услышав это, я на миг призадумался — так ли уж проста в данный момент моя подруга? Ната редко что и когда говорила, не вкладывая в свои слова глубинного смысла…
Нина, по-видимому, намек поняла и перестала смотреть мне в лицо. Она опустилась на колени и собрала все книги в одну стопку:
— Бери. Для тебя я все отдам так.
— Это еще зачем? — Ната вспыхнула.
— Твой муж, — Нина сделала ударение на первом слове — освободил всех нас от рабства. И желания его жены — для меня значит куда больше, чем какие-то шкуры или сушеная рыба, которые я могу выручить за все эти тома. А, скорее всего — ничего не выручить, потому что книгами у нас не интересуется никто. Я не хочу с тобой торговаться — бери!
Ната нахмурилась, и я решил вмешаться:
— Бери. Чайка в той жизни — учительница. Если она считает, что эти книги для тебя важны, стало быть, так и есть.
— Бесплатно я не возьму! — Ната тоже поджала губы. — Ты выменяла их у Бродяги, то есть, тебе они достались не просто так… И я, хоть и жена Дара, никого и ни с кого не стану за это требовать дани!
— Я и не имела это в виду. — Чайка спокойно протянула книги девушке. — Мои слова — дань уважения… а не «дань». Я их прочла — мне больше не нужно. Теперь — прочитаешь ты. Или те, кто живет с вами — в вашем форте!
Вместо ответа я молча развернулся в сторону продолжавшего обсуждать железный хлам, Стопаря.
— Подойди.
Кузнец бросил торговлю и присоединился к нам.
— Договорился?
— Почти… ты отвлек. Какая надобность? Что-то, срочное?
— Выдашь ей одеяло из наших запасов для мены, и пару мокасин — сама она сшить не сможет, а получить взамен — не на что. Кроме того… — я осмотрел наряд нахмурившейся Чайки — дай и нож. Без оружия сейчас даже в селении ходить не стоит, тем более — в лес или травы.
— Это слишком много, — Нина прервала меня, сложив руки на груди. — И я ничего не просила.
— Это — дар! — я посмотрел ей в глаза. — Мой дар, за твою помощь, и сведения, которые ты нам доставала. И это — слишком мало, чтобы рассчитаться.
Ната, видя, как ее, скромное, в общем-то, желание, надолго задержало нас на месте, а также слыша некую резкость в словах, примирительно произнесла:
— Чайка… Нина, ты хотела бы жить у нас?
— Жить в форте?
— Да. Поверь, там гораздо лучше, чем здесь. И тебе не будет нужды стоять на площади, хоть с книгами, хоть с чем-либо, еще. У нас никто не голодает.
— Я тоже не голодаю! — Нина гордо выпрямилась. — Нет, спасибо. Про форт слышала только хорошее… но не пойду. Я привыкла свою жизнь планировать сама, а у вас — все решает твой муж.
Она снова сделала ударение на слове — «твой». Ната, промолчав, забрала книги, чуть склонила голову в знак благодарности и отошла прочь. Я задержался лишь на минуту — Нина, воспользовавшись нашим уединением, вскинула глаза, полные горечи… Я выдержал этот взгляд… Однажды проявленная жалость не должна была повториться. Тот час, проведенный в ее землянке, как бы там ни было, означал для меня гораздо меньше, чем для нее. И я не хотел вновь давать женщине надежду.
— Прости меня… — Нина, поняв мое молчание, опустила голову.
— Прости и ты…
— Жалеешь?
— Нет. Что было, то было.
— Значит, сожалеешь?
— Есть разница?
— Есть… — Нина чуть улыбнулась, краешком губ… — Есть. Сожаление — не жалость. Оно более человечно. Но, твоими же словами — как бы там ни было… Спасибо. А теперь — иди. Твоя девочка, умна не по годам. Не заставляй ее ревновать… Напрасно.
Стопарь, устав от торгов и споров, уединился с Лешим — наш ближайший сосед и не столь давний союзник в битве с общим врагом, тоже наведался в поселок. При виде Лешего многие жители озерного шарахались и старались отойти в сторону — не всякий мог выдержать тяжелый взгляд вожака изгоев. Я спокойно подошел к нему и протянул руку — Леший взял ее в свою громадную ладонь, мало уступающую по силе мощи кузнеца.
— Не раздави…
— Да ты и сам не слабый, — он прищурился. — Как мечом в Клане работал — помню пока. Не встречал я что-то, в прошлом, что б кто человека с одного удара надвое развалил!
— И не мог встретить. В нашем общем прошлом мечи, если помнишь, как-то не в ходу… Больше стволы, ну да ножи еще. Этим никого не разрубишь.
— Верно, — он согласился, не отводя глаз. — Но ствола в долине ни у кого нет. Кроме тебя… не так ли?
— Это ты про снова, про Клан? Не было у Сыча пистолета. Если и имелся — когда он едва Сову не подстрелил! — то потом пропал. Мы все обыскали в лагере — не нашли. Зачем спрашиваешь?
Леший вдруг согнал ухмылку с лица.
— Меч — хорошо. Лук да стрелы — тоже. Против того, кто вооружен тем же. А если придет такой, у кого за спиной калаш, да разгрузка с обоймами… и гранат, штук с десяток. Как тогда?
— С чего такой разговор? — я нахмурился. — Или… Знаешь, что?
— Нет, — он покачал головой. — Знать — не знаю. Но, мои ребята, на днях к Предгорью ходили. Про те орехи, когда Чага погиб, многие слышали. Вот и решили запастись… Тебя в известность не ставил — мимо прошли, кромкой леса. Пока собирали — голоса слышали… Знакомые. Догадываешься?
— Бес?
— Точно не могу сказать — сам не был, да и знать его лично не довелось. Но, как Йети пояснил — голоса злые.
Вот и думай… Если эти выродки, где оружием разжились, да захотят счеты свести — наши с тобой луки против их автоматов не соперники.
— Ты сам знаешь — в долине настоящего, огнестрельного оружия нет. Вернее, может, оно и есть… Но только найти его — проблема. С какой стати оно у зэков окажется?
Леший угрюмо кивнул:
— С такой… Они могли к себе на зону вернуться, покопать среди камней. У охраны стволы точно были.
— И что с того? — я уже успокоился. Если в начале разговора Леший и заставил насторожиться, то после, поняв, что кроме чужих голосов его люди ничего иного не слышали, моя тревога прошла. — Сыч тоже пытался. У него с сотнями подручных ничего не вышло — с какой стати получится у Беса? Ладно, Леший… не волнуйся. А, если что — лук да стрелы тоже, оружие серьезное. Недооценивать не стоит. Иди лучше, походи по поселку. Только людей не пугай…
Он пожал плечами — «а я-то, причем?», и, вразвалочку, удалился. Народ, тем не менее, сразу стал шарахаться…
— Не любят их здесь. — Стопарь, молчавший все то время, пока мы беседовали, проводил взглядом заросшую спину нашего друга, на которой перекатывались мощные мышцы, заметные даже сквозь этот меховой покров…
— Нас тоже не любят. А кое-кто — и ненавидит. Ты его, случаем, не заметил?
— Святоша, что ль? — Стопарь понял меня правильно. — Не пока. Наверное, схоронился где… от греха подальше. Знает ведь — попадется на глаза твоей милой, так она его запросто в ежика превратит. Элина, больно вспыльчива… ты уж одергивай ее.
— Непременно! — я поискал глазами, выглядывая разбредшихся по поселку и площади друзей. Стопарь негромко свистнул — и все наши, сразу перестав бесцельное шатание, стали собираться поблизости. Так и было условлено — я не доверял монаху и остерегался провокаций. Однако мы еще не заметили Аптекаря — и это мне крайне не нравилось… Тот не упускал случая потолкаться на Мене — но сейчас тщедушный мужичок словно испарился. Или, это дело рук Святоши?..
— Твою мать… — Стопарь выругался, указывая в сторону изгороди. — Помяни черта — он и появится. Глянь сюда, Дар. Вот и наши пропащие… Не, Святоши не вижу. Но эти — точно из его епархии! Ты поглянь, как вырядились! Ну, зараза…
Я обернулся — со стороны оборонительной изгороди, сооруженной, как по приказу Сыча, так и выросшей по окраине поселка самостоятельно, шли три человека, в каких-то длинных балахонах, с большим трудом напоминающих старинные монашеские рясы… Мы напряглись — вся троица направлялась в нашу сторону. Чер потянулся за луком, а Череп, чья слава о его мастерском владении томагавком, недвусмысленно положил ладонь на рукоять…
— Спокойно… — я пристально следил за приближающимися «рясоносцами». В этих балахонах без труда можно было спрятать любое оружие, в отличие от нас, где каждое движение оказывалось на виду. И реакция моих товарищей, не прошла незамеченной — рясоносцы остановились в нескольких шагах, после чего самый пожилой из них, сделав знак прочим оставаться на месте, вновь продолжил движение. Мы переглянулись — двоих, из числа «монахов», все знали. Аптекарь, которого безуспешно искали все утро, да Лысый, носящий мою отметину на ладони. Его приятель уже успокоился от моей стрелы… не ищет ли он реванша?
Череп сделал шаг навстречу, пытаясь заслонить меня собой, от возможной провокации. Но я встал рядом — прятаться от врагов, подставляя под их оружие собственных друзей? Нет…
— Мое имя — брат Светлый. — рясоносец положил ладонь на область сердца. — Твои люди бояться нападения? Не стоит… мы пришли с миром.
— Да? — Элина недоверчиво посмотрела на мужчину, по-видимому, являющегося предводителем этой группы. — То-то я вижу, как мирно торчат у вас копья возле мешков.
— Наши копья — для диких зверей. Как и ваши. Но я пришел не спорить с тобой… Огненноволосая. Я обращаюсь к вашему вождю — Дару. Ты можешь говорить со мной, без того, чтобы нас прерывали твои соратники?
— Могу, — я отстранил Черепа. — Что нужно от меня монахам. Так, кажется, надо вас звать?
— Нет, — он отрицательно качнул головой. — Мы — не монахи. Мы — братья по вере нашей. И звать нас можно именно так. Его, — он указал в сторону Лысого. — Брат Заблудший. А другого — брат Целитель. Те, кто ждут нас возле мешков — братья Верный, Чистый и Тихий.
— От же, мать твою… — Стопарь не выдержал и прикрыл рот ладонью. — Сове такое и не снилось. А говорили — у нас клички. Вот уж, погоняло так погоняло. Ну, что этот тип из заблудших — давно все знали. Как потерялся по чести своей и совести — так там и остался. И никакой рясой это не скроешь. А Аптекарь наш, родимый, в три шкуры рядимый, уж точно — целитель, от самого бога! Эй, Целитель — много, кого вылечил? Доку дорогу не перешел? А то в долине раньше всего два специалиста было — он да старуха-цыганка, а выходит, мы своего и не заметили?
— Брат Целитель спас от ран двоих служителей ордена. И владыку… от недуга.
— Святошу, что ль? — Стопарь в голос расхохотался. — Верняк, от поноса! На большее у вашего «Целителя» мозгов не хватит! И то… владыку? Ну, блин, зараза! С каждым днем монах себе планку выше ставит, скоро его преосвященством назовется!
— Вождь и далее позволит Стопарю глумиться над моими братьями? Или, снизойдет до беседы?
Я сделал знак кузнецу угомониться — еще предстояло как-то выменять у Аптекаря нужные нам лекарства, а после появления последнего в хламиде рясоносцев, это казалось еще более затруднительным…
— И что хочет от меня брат… Светлый?
— Уединения и нескольких минут, пока вождь выслушает предложение, порученное мне владыкой.
— Даже так? Святоша хочет что-то мне передать? — я искренне удивился. До сих пор наше общение ограничивалось взаимной неприязнью.
— Пастырь наш велел мне сказать — если Дар хочет вести речь о будущем долины и всего народа! — пусть не откажет в разговоре.
— Ого? — я призадумался. Что хочет Святоша? Один раз мы уже заключили некоторый союз… На время — пока шла война и монаху требовались гарантии того, что его случайно не подстрелят мои друзья, крайне обозленные речами, направленными против нас и в поддержку бандитов. С его стороны — прекращение этих проповедей и посильная помощь — хотя бы в сведениях, насчет передвижений зэков по прериям. Собственно, толку от них почти не было — все, что нужно, нам рассказывал либо Док, либо Чайка, а большее — мы отслеживали сами. Но я пошел тогда на это, лишь не ввязываться в схватку на два фронта сразу. И, едва было заключено перемирие, очень быстро нарушенное теми же бандитами, Святоша показал свое истинное лицо. Но тогда, в момент противостояния, достаточно было успокоить только одного из его приспешников… навечно. Когда мы вернулись из Предгорья — Святоша благоразумно удрал в травы, и очередной бойни не произошло. А могла быть — все наши жаждали мести и были полны решимости покончить с предателем!
— Пастырь просит о встрече, Дар. И просит простить былое…
Услышав такое, я даже опешил — Святоша? Просит? Что-то, из области фантастики… Тоже самое нарисовалось на лице Элины — она не забыла, как в ее лицо летело копье, брошенное по прямому приказу новоявленного владыки!
— Твою мать… — только и нашел, что сказать, Стопарь. — Дар, это подстава. Какой еще, на хрен, разговор? С кем? С этими? Да у них совсем крышу снесло, раз в такую жару козлиные шкуры на себя нацепили. А у их главаря — еще раньше! Не думай даже!
— Пастырь наш смиренно… — Светлый подчеркнул это слово. — Очень смиренно просит о встрече. Пусть вождь форта… Дар, знает — в этом нет предательства. Место и время выберет сам Дар. Если вождь решит — пастырь придет один. Теперь ты веришь моим словам?
— Вот что, братец… как там, тебя? Пресветлый? Никуда наш Дар не пой… — я прикрыл рот кузнеца своей ладонью.
— Хорошо. Подожди несколько минут — я посоветуюсь со своими… братьями. Думаю, для нас это слово означает гораздо больше, чем для вашего ордена.
Светлый кивнул и отошел. Я повернулся к встревоженным охотникам.
— На кой? — Стопарь сразу пошел в наступление. — О чем с ним лясы точить? Был, есть и будет предателем! И вся эта завлекуха — чтобы тебя выманить, а потом пришить исподтишка!
— Стопарь… ты совсем уж с зэков пример взял? Слова все, явно нелитературные. — Чер неодобрительно посмотрел на кузнеца. — Что о нас люди подумают?
— А иди ты… Стопарь покосился в его сторону. — Еще один, учитель, развелось вас… Культурные уж очень!
— Хватит пикироваться. — Мне было не до их перебранки. — Череп, что скажешь?
— Идти. Святоша чего-то хочет — узнать можем, только если пойдешь на встречу. Назначай ее у пристани — там все на виду, спрятаться негде и с собой взять никого не сможет — сразу увидим. А там, поглядим… На всякий пожарный — я схоронюсь прямо в воде, с тростинкой. Если что-то пойдет не так — Святоша и секунды лишней на свете не задержится.
— Верю… — я вздохнул, понимая, что Череп способен выполнить угрозу даже раньше намеченного… У него имелись свои счеты с монахом.
— Может, вначале поговорим с Натой? — Элине совершенно не нравилась идея переговоров. — Ей следует знать о предложении, которое тебе сейчас сказали.
— Поговорим. Само собой. А сейчас — зови Светлого, Стопарь. И пожалуйста — не хами почем зря. Аптекарь с ними — а мы сюда шли не ради праздника Мены, хотя и это тоже… Забыл?
— Нет, — Стопарь буркнул под нос. — Не забыл. Что ему сказать?
— Завтра, рано утром. Я бы и сегодня согласился — да подозреваю, что Святоша не совсем рядом. Его посланцу нужно время — передать мое согласие. Встречу назначай на пристани — как Череп советует. Тянуть нам некогда — надо найти способ изъять лекарства и как можно скорее возвращаться домой.
… Ночная темень еще не рассеялась до конца, а я уже стоял на нескольких шатких бревнах — той самой «пристани», подле которой покачивались парочка самодельных лодок и три, еще более подозрительных, плота. Все эти плавсредства служили жителям поселка, добывающим пропитание рыбной ловлей. Я только вздохнул, рассматривая крайне ненадежные лодки и плоты — наш инженер, поручи ему создать рыбацкий карбас, смог бы сделать его куда более качественным… Но сейчас он метался в бреду, и вся эта затея, с Меной — лишь предлог отыскать тайник Аптекаря. В самом крайнем случае — я даже пойду на то, чтобы забрать все его сокровища без спроса… Подумав об этом, я стиснул зубы — а как бы поступил сам, приди кто из прерий, без спросу, ко мне в подвал? Я не считал себя ровней человеку, мало уважаемому в поселке за трусость и невероятную жадность — а далеко ли ушел сам, не желая раскрывать причину своего собственного «богатства»? Дожил…
Святоша возник, словно ниоткуда — просто появился в предрассветном тумане. Я напрягся — нужно отдать должное, эти несколько лет не прошли для монаха бесследно. Кое-чему, но научился… Посмотрим, какие сюрпризы он приготовит дальше!
— Я приветствую тебя, вождь Дар. — Святоша сохранял на лице полную бесстрастность. — И благодарен господу, за принятое тобой приглашение к беседе. Хвала ему, спасителю нашему!
— Спустись на землю, отче… — Мне не хотелось начинать наш разговор с ссоры, но, выслушивать его нарочитое смирение и постоянные упоминания о небе, еще более… — Давай лучше о делах насущных. Тем паче, ты звал меня явно не для совместной молитвы.
— Мои братья были бы счастливы, услышь они хоть одну, из твоих уст! Но устав нашего братства не допускает принуждения в делах духовных, и, если для тебя, слова божьи столь трудно произносимы — оставим это…
— Вот и прекрасно. Так что же ты хотел… Пастырь?
Святоша даже не улыбнулся. Он свел руки на груди, на таком же балахоне, в котором вчера красовались его монахи, и, не тратя более времени, начал:
— Мира. Мира для нас, для тебя и для всех жителей этой благословленной долины. Только этого я хочу от тебя, и только для этого позвал — и согласился на место, где так легко спрятаться твоим обученным и неверующим охотникам на людей! Та кувшинка слишком сильно дрожит для этого часа — не рак ли ее дергает под водой? Наверное, рак…
— У тебя хорошее зрение, Святоша. В вашем озере, я слышал, есть не только раки — но и рыбы, лишь издали похожие на прежних щук и сомов. И то, что некоторые из слишком увлекающихся рыболов сами стали для них добычей — тоже знаю. Возможно, именно щука сейчас прячется возле того затона — допускаешь?
— Мир этой щуке…
— Ну, хватит, — я перестал улыбаться. — Хочешь пикироваться дальше? Изволь… За тем деревом — брат Заблудший, с арбалетом в руках. В кустах, что напротив — еще двое. В ближайшей норе — сразу три рясоносца. Только ты упустил одну деталь… в балахонах легко скрыть оружие, но очень трудно передвигаться. Пока они выползут наружу — Чер нашпигует каждого парочкой стрел. Лысого успокоит Элина — давно собирается, еще за тот случай, когда ее и Нату, оба этих недоумка пытались затащить в свою землянку. Ну а с остальными поговорит «щука» … ее зубастая пасть достанет даже из воды. Так как, будем продолжать, или сразу разойдемся?
Святоша, нисколько не тревожась, спокойно присел на бревно:
— Мир и тебе, вождь. Это — всего лишь меры предосторожности, присущие времени нашему трудному… Всякое случается на извилистом пути во тьме новых времен, и ты сам не чураешься поглядывать по сторонам… Пикироваться не будем. Ты показал мне моих — я знаю, где сидят твои.
— Это значит — считаемся достойными соперниками?
— Хоть и так… — Святоша поднял голову. — Но соперничать мне с тобой не нужно. Вернее — это не нужно богу. Я повторю, раз ты не расслышал. Мира! Мира всем жителям долины — как тем, кто живет в поселке у озера, так и тем, кто обретает в форте у Синей реки.
— С этим спорить не стану. Что ты хочешь? Конкретно?
— Делить долину я тебе не предлагаю. То, что желал и говорил тебе Сыч — не мои слова. Его. А мы все — под властью иной силы… хоть ты и не хочешь ее признать. Не хмурься — я не собираюсь тебя просвещать и устраивать религиозный диспут. Мы… — он чуть запнулся, но, собравшись, продолжил. — Мы с братьями решили создать на земле этой свою общину — как ты создал свою. Ты не ищешь власти — я знаю. Если думаешь, что ее ищу я — ошибаешься. Мое желание — всего только нести Слово божие тем, кто хочет его слышать. А кто не хочет — тот пройдет мимо, и не будет нами замечен, пока Сам не решит прикоснуться к вещам, более присущим роду человеческому. Ибо не только хлебом единым сыт человек, но и словом божьим!
— Где ты так наловчился, Святоша? — я не скрывал возникшего интереса. — Вот, вроде знаю тебя несколько месяцев, не могу сказать, что часто встречались — да и каждый раз, был, если не изменяет память, далеко не в лучшую пору, но ничего хорошего о тебе вспомнить не могу. И, единственное, что точно знаю — никаким монахом ты в прошлом не был. И священнослужителем — тоже. Я далек от религии, уж извини… Но и моих познаний, более чем скромных, все ж таки хватает, чтоб это понять. Почему ты стал всем говорить, что ты — единственный, кто имеет право вещать от имени неба?
— Больше никто не брался, — он нисколько не смутился. — А свято место — пусто не бывает. Не кори меня за то, в чем сомневаешься и во что не веришь. В долине не нашлось настоящего священника, пришлось взять это на себя. Ну и, в отличие от тебя, я к церкви более близок…
— Чем?
— Верой.
Я жестко усмехнулся — все-таки, Святоша не терял надежды убедить меня в своей порядочности! Но я помнил слезы Томы и затравленный взгляд Шельмы, помнил их рассказы о беспределе подручных монаха и их совместных оргиях, нарушенных приходом еще более зверских ублюдков в черных куртках… Кстати, крестов и наколок в виде церквей на их расписных с головы до пят, телах, было более чем предостаточно. Однако, святости это им не добавило…
— Верой… Ладно, хватит. Я догадался. Общину твою трогать не собирался и не собираюсь. Живи, как хочешь — если есть такие, кто разделяет твои взгляды — не мне, еретику, их переубеждать. Я не воинствующий атеист, Святоша… но веры во мне мало. А если и есть какая — так больше склоняется к тому, что говорит Сова. Живая земля, дарующая нам и свет, и пищу, как-то более убедительна, чем незримый и всемогущий господь. А песни Совы еще круче твоих молитв… они, по крайней мере, спасли жизнь Наты.
— Спас ее, если не ошибаюсь, вовсе не дикарь, а твой пес. Что до индейца — его нахождение в долине нисколько не лучше появления монаха. И монахом меня прозвал именно он — я не просил.
— Святошей тебя прозвали. Но не за святость, а за двуличие и то, что прикрывал все свои поступки именем неба. У меня — хорошая память. Сколько раз ты пытался убрать меня со своей дороги? Кто договорился с вожаком зэков, об их предназначении владеть людьми? Где те девушки и женщины, которые были силой взяты тобой и твоими уродами? Это — святость? Ходи ты изначально в рубище, оказывай помощь нуждающимся, будь нищ и наг — я, возможно, поверил, хоть немного… Но я никогда не видел тебя, делящимся с голодным, последним куском, никогда не слышал хоть об одном, спасенном от рук уголовников, не слышал ни единого слова благодарности от людей, которым ты сделал добро. Вместо этого — разборка на этой самой площади, где ты пытался помешать нам набрать людей для решающей схватки с Сычом и его отморозками. Чем кончилось — не забыл?
— Смерть Белого — это ты? Так и думал… Стрелы не перепутаешь — у наших все корявые, а твои — выточены, словно на станке. Или, это Стопарь делал?
— Бен. У мулата золотые руки и такая же светлая голова. Кстати, раз уж меж нами возникло согласие и понимание — пойди и ты навстречу.
— Я согласен на все, что попросишь. — Святоша был само смирение, и я нутром чувствовал какой-то затаенный подвох…
— Бен был ранен, нужны лекарства. У меня… У нас их нет. Док ничего не может — хотя, во многих иных случаях, его вмешательство делает чудеса. Земные, не бойся — в твой приход он не вмешивается!
— А почему ты думаешь, что они есть у нас?
Я замер — а ведь Святоша мог и не знать о тайнике Аптекаря… Если сейчас я раскрою его тайну — где вероятность, что Аптекарь не откажется от всего и, предчувствуя угрозу, затаится в этой самой общине безвылазно? Промедление чревато… С другой стороны — ну не мог Святоша, являясь главой этого новоявленного ордена-братства, не знать, о заначках, своих приближенных!
— Знаю, — я решил не раскрывать карты. — Не только ты имеешь глаза и уши. Мне нужно с десяток ампул и шприцы. Какие именно, Док написал — я в этом не силен. Вот эта записка…
Святоша бегло просмотрел кусок бересты — бумаги почти не было, и мы пользовались всем, чем можно.
— Братья помогут… Мир?
— Мир.
Святоша встал, и, помедлив, начал было протягивать руку для пожатия… Я заметно напрягся — и ладонь, так и не поднявшись, опустилась вниз.
— Мы — не друзья, пастырь. Мир — да. Не более.
— Если это угодно небу — пусть так.
Глава 8
Крылья недавнего прошлого
Святоша сдержал слово — через пару часов все, перечисленные Доком средства, были доставлены братом Светлым к старому жилищу Стопаря. Кузнец с некоей печалью осмотрел полуразвалившуюся землянку, но внутрь зайти не пытался — свод просел и мог обрушиться в любую минуту.
— Да… без хозяина все приходит в упадок.
— С хозяином — тоже, — Я не был расположен к воспоминаниям, тем более что у меня они были связаны с совсем иным местом обитания. — Как, по-твоему — монах чем-то напуган, и, лишь, поэтому ищет с нами дружбы? Или, это такой вот ловкий ход…
— Замылить глаза, а потом нанести удар исподтишка? — Стопарь нисколько не доверял новоявленному пастырю, и свои заключения выносил куда более жестко. — Кишка тонка. Силенок у него маловато, против нас. Нет, какое-то количество последователей, наберется, это само собой… Но, кто из них прошел такую мясорубку, как наши? Даже девочки у нас, в форте — так у каждой на счету по нескольку бандитов! А эти… «Рясоносители», кого убили? Самое большее — муху, на собственном лбу!
— Не скажи, — я не согласился. — Кое-кто способен и на серьезные дела. И, не забывай — Святоша, при всей его вредности, действительно пастырь… Хреновый, конечно, но, какой есть. А люди, уставшие от пережитого, ищут утешения. Я, признаюсь, недоглядел. Он довольно сносно научился манипулировать словами — так что, запудрить мозги может. А тем, кто потерял все и всех, многого не надо… Пара ласковых слов, обещание будущей вечной жизни с погибшими близкими, освобождение от грехов — вот и достаточно, чтобы число последователей не только не сокращалось, но и увеличивалось. И у Совы с этим куда хуже.
— Наш индеец никого не волокет за загривок в свою религию. А Святоша — тащит всеми лапами сразу! Нет, это ты мне скажи, Дар — с какого такого перепуга я должен верить во все эти бредни? Райские кущи, посты да молебны — это что, выход? Не вскопаешь землю — урожая не дождешься. Не дашь в рыло зарвавшемуся хаму — будешь оплеван с головы до пят. Нет… не по мне эти поповские нравоучения. Против веры ихней ничего против не имею — но меня, в такой вот, «орден», братьев-козлошкурых, никаким калачом не заманишь!
— А Тучу? Ладу? Анну? Да, ты, Череп, Чер, многие иные — на призывы монаха лишь улыбнутся. Но, вот они… Лада, как погляжу, чернее ночи ходит. Анна молчит целыми днями. А твоя жена, вроде самая крепкая — но, прости что напоминаю! — потеряла двоих сыновей и дочь. Как думаешь — начни ее охмурять Святоша своими проповедями — долго продержится?
Кузнец скорчил гримасу, однако, промолчал… Но, недолго:
— А вот и посланец. Брат Светлый, собственной персоной. Интересно — где он ранее обретался? Не помню его физиономии.
— Не иронизируй, лучше поздоровайся. Рукопожатие не обязательно, но, хоть кивни… Он, надо полагать, принес и ампулы, и прочее — по списку.
— Вот это и интересно, — Стопарь выпрямился. — Стало быть — тайник аптекаря, где-то поблизости?
— Не факт. Святоша мог заставить его открыть тайну и все унести к себе, в новую обитель.
— Ну, тогда Аптекарю нашему податься, действительно, больше некуда. Без этих лекарств он пропадет. Охотится, не умеет, рыбак из него аховый, корни копать — силенок мало. А на Мене с одними украденными гвоздями да ракушками много не наторгуешь.
— Не заметил я, что-то, на площади рясоносцев. Не торгуют. Похоже, Святоша не позволяет своей братии лишний раз смешиваться с прочими жителями поселка — оберегает, так сказать, от вредного влияния…
— Ладно, Дар. Давай, посмотрим — что там принес этот Светлый?
Подошедший мужчина, без слов протянул сверток — кусок вытершейся шкурки, сложенный наподобие пакета.
— Там все?
— Пастырь сказал — то, что было написано на бересте. Развернуть?
— Не нужно. Быстро управились… Вопрос, можно?
Светлый кивнул. Я, слегка промедлил — в первую встречу больше внимания уделил внешней атрибутике, так и не разобрав — что из себя представляет этот человек. Сейчас же хотел убедиться в собственной правоте — мне показалось, что он гораздо умнее прочих «братьев», а, значит, может быть лучше осведомлен о тайных планах Святоши…
— Кем ты был в прошлом?
— Все мы — деяние создателя нашего. Кто — прихожане, а кто — служители.
— Ясно. Само собой, что ты из вторых. А, все же? Образование? Должность? Или, все сие тайна есть, мраком покрытая?
Светлый чуть улыбнулся — оценил мой сленг, скопированный с его собственного…
— Не тайна. В университете работал, библиотекарем.
— Профессия накладывает, это точно… Как я сам не догадался?
— Так заметно?
— Ну, не совсем… — я разглядывал собеседника, пытаясь понять, на чем его можно зацепить. Крепок, внешне здоров — никаких особых повреждений на теле не видно. Впрочем, они могли быть скрыты этой хламидой из шкур… Оружия тоже не заметно — многие переняли привычку Черепа носить ножи ближе к колену — у него никаких ножен не имелось. Посох… Да, в умелых руках — довольно смертоносная вещь! Но, лук и меч надежнее… А, арбалет под рясой не скроешь — громоздок! Однако, бродить по прериям без оружия — это верный способ попасть на столь почитаемое небо раньше положенного природой срока! Стало быть — в поселок «монахи» приходят, предварительно спрятав свое снаряжение? Нет, Святоша, твое миролюбие меня не усыпит…
— Боксом занимался, — он предвосхитил мой вопрос. — Спорт люблю.
— Вот как? А что ж… в религию?
— Одно другому не мешает. Секция при храме была. С малых лет ходил. Где — выступал. А где — и в хоре пел.
— Даже так? — я искренне удивился. — Стало быть, лучше, чем Святоша ваш, в делах небесных разбираешься? Почему тогда, с ним — а не сам по себе? Ведь понятно, что пастырь этот, новоявленный, самозванец…
— Не мне судить, — он поджал губы. — И не тебе. После всего — людям вера нужна. Кто ее несет — не важно. Будет хоть искорка надежды — станет луч. Пастыри приходят и уходят — а бог — остается.
— Ну-ну… — Стопарь, не сдержавшись, подошел поближе. — То есть, Святоша может и дальше, нам по ушам ездить?
— Остынь! — я оборвал кузнеца. — Человек выбрал свой путь — имеет право. Ну а наше право — жить, по законам человеческим. Кому как… Что ж, спасибо. Лекарства пригодятся. Обещание я сдержу — никто на вас косо смотреть не станет.
— На все его воля. — Светлый, сложив предварительно руки на груди, сделал некоторое подобие поклона. Я только вздохнул — еще несколько лет, и, при таком раскладе, в прерии, в полной серьезности, возникнет настоящий монастырь… или орден. Сове, похоже, явно не светит — его духи земли и вод проиграют сладким речам пастыря и его помощников!
— На все — воля людей.
…Док обрадовался несказанно — его потуги в деле излечения Бена претерпевали практически полный крах, и, вовремя доставленные ампулы могли исправить положение. Но что мы будем делать потом, когда их не останется даже у Святоши? Думать об этом не хотелось…
На следующий день после возвращения, я, проводив группу разведчиков в травы, с тревогой стал посматривать на небо — прошло несколько часов после их ухода, и яркая синева стала сменяться быстро нарастающей чернотой…
— Что это? — Ната тоже подняла голову. Она просилась вместе с охотниками, но я поручил девушке помогать Доку — он не вечен… а исполнять роль врачевателя, кроме как ей, в его отсутствие, больше некому. Пусть учится — пока есть у кого!
— Не знаю. Не помню похожего. Песчаная буря начиналась иначе. Если ливень — так тоже, признаки немного иные… Но, не нравится мне это.
— Может, послать за разведчиками? Пусть вернут охотников назад, в форт?
— Нет. Поздно. Их ведет Ульдэ — а северянка, наверняка, взяла такой темп, что они уже километрах в двадцати, от реки. Если не больше! И где — только ей и известно. Я не посылал, куда-то, конкретно — на ее усмотрение. Так что, искать их — это половину форта отрядить придется…
Небо темнело все сильнее — скоро видимость снизилась почти до нескольких десятков метров. В форте уже многие задирали головы и с тревогой обращали свои взоры ко мне — что делать? Но я тоже не знал, чего ожидать от непредсказуемой погоды. По всем расчетам Дока, мы переживали зимние месяцы, а по тому, что нас окружало — в этих широтах о настоящей зиме и не слышали никогда! И все, что нам было ранее известно о погоде и сменах года, уже просто не годилось для этого времени…
— Смотрите!
Джен указывала на скалы, где находились наблюдатели. Их верхушки вдруг покрылись яркими, синими огнями.
— Огни святого Эльма! — Док, выскочив наружу, быстро сориентировавшись, обернулся ко мне:
— Вели им спускаться! Будет гроза! А там, наверху — все молнии наши! Если в кого угодит — никакие мази не помогут! Только пепел останется!
Но я уже и сам понял — сидевших на вершине, нужно снимать и немедля. Элина бросилась на скалу — передать приказание спускаться. Мужчины спешно закрывали все окна в домах — хоть и просто прорези в бревнах, но и их следовало защитить сколоченными щитами. Туча и Джен закидывали очаг — пламя тоже следовало погасить, чтобы искры не перелетели на деревянные постройки. Пережить еще один пожар, по собственной неосторожности, да еще после стольких трудов — ну, уж нет! Салли побежала к реке — там находились девушки, еще спозаранку ушедшие проверить ловчие корзины.
Я оглянулся на травы — все, что росло поблизости и было доступно взгляду, словно замерло, в ожидании… Но, что могло свалиться на наши головы, из того, что люди еще не испытали?
Вскоре ответ был получен. Элина, спускаясь последней, вдруг крикнула:
— Вороны! Трое!
Я подхватил лук — падальщики не брезговали и живой добычей, а сейчас, в общей суматохе, им проще всего напасть на мечущихся людей. Но птицам было явно не до людей! Там, наверху, в отличие от затишья здесь, у поверхности, происходило что-то странное… Птиц словно несло! Они отчаянно махали крыльями — а я-то, знал, какую силу могут развить эти черные гиганты! Но, все их потуги вырваться их стремительно набиравшего силу ветра, закончились ничем. Вскоре одна из птиц, устав бороться, сложила крылья и устремилась к земле. Я предостерегающе закричал:
— Осторожно! Прижмитесь к домам!
Ворон спикировал прямо к очагу, едва не угодив крылом в еще тлеющие угольки. Джен, взвизгнув, отскочила назад — лапа монстра чуть не сорвала с нее скальп! В отместку, я спустил тетиву — стрела ударила в грудь птицы, что, впрочем, почти не причинило ей вреда. Похоже, я промазал, и стрела пошла вскользь…
Ворон упал на одну сторону, быстро поднялся и вновь упал — нет, я попал! Стрела вошла куда-то под оперение и вышла окровавленным острием наружу! Она мешала птице вновь взлететь, но не лишила жизни и подвижности. Громко каркнув, ворон упрямо рванулся вверх — снова упал, на этот раз, рванув огромными когтями за стол, за которым мы сидели во время обеда. Тот опрокинулся, вся наша самодельная посуда с грохотом упала на землю и разбилась — мало, кто имел железные чашки, а глина не выдержала такого кощунства…
— Ах ты, зараза! — Туча, отступившая, как и Джен, с гневом замахнулась поварешкой — Да я тебя сейчас!
— Осади! — Стопарь едва успел ухватить жену за рукав. — Сдурела? Он тебе одной лапой руки оборвет!
Ворон рванулся в их сторону — и Стопарь, отбросив жену, как пушинку, схватился с монстром в обнимку… Я, выхватывая нож, кинулся на помощь — с другой стороны уже бежал, опрокидывая все на пути, Бугай! Но, помощь не понадобилась — мощные руки кузнеца перехватили шею птицы и сдавили так, что из оперенного горла вырвался лишь единственный вскрик-карканье, закончившееся жутким бульканьем! Стопарь сломал позвонки падальщику — а тот, в отместку, успел разодрать на нем штаны в клочья, что, к нашему облегчению, оказалось последним, что мог натворить этот крылатый гигант.
— Цел?
— Вроде… — Стопарь и сам был удивлен не меньше нас. — Не успел зацепить, зверюга…
— Ну, у тебя и папаша! — Джен, подойдя поближе, с опаской тронула дохлого ворона ногой. — Это ж, какую силищу надо иметь? Да у него шея, что моя рука — ее и обхватить нереально!
— А то! — Бугай подбоченился. — Отец мой не ворона — волка голыми руками душил!
— Не срамись! — Стопарь бросил на сына суровый взгляд. — Нашел еще, чем хвалится. А вы, что встали? Ничего не кончилось еще — на небо посмотрите!
Он был прав. Там все уже совсем затянуло густыми, свинцовыми облаками. Подул пронизывающий, ледяной ветер, наконец опустившийся и к земле. И вмиг стало очень холодно — словно температура опустилась градусов на двадцать сразу! Док, став необычайно серьезным, округлил глаза:
— Прячетесь! Дар, ты что, ошалел там, возле ворона этого? Командуй! Сейчас точно, что-то начнется! Людям лучше в домах пересидеть!
Я опомнился — команды посыпались в разные стороны. Но никого и не требовалось заставлять — и ветер и холод заставили всех искать укрытие. Последним, в дом для гостей забежал Будда — и, едва за ним захлопнулась шкура, увешенная для тяжести мешочками с вшитыми в них камнями, сверху стал падать град! Но это был не просто град — нет, нечто подобное я видел лишь пару лет назад, когда прятался вместе с Угаром после нашего похода на ту сторону реки. Тогда нас спас от ледяных камней остаток от постройки, чудом не распавшийся на куски во время катастрофы. Но сейчас летели не камни — настоящие глыбы, чуть ли не с футбольный мяч, обрушивались на крыши наших домов, и, с каждым падением, те вздрагивали, угрожая рассыпаться и превратить все наши труды в прах!
Это продолжалось не менее получаса — и, к счастью, никто не пострадал. Потом, словно по команде, град прекратился, уступив место такому же ледяному дождю — и тот залил все, что не смог поломать его предшественник. Но и дождь продолжался недолго. Еще через час, небо прояснилось — а, через два, глыбы стали таять и оставлять после себя грязные разводы и лужи на земле. Я велел собрать их остатки и вынести за пределы форта — не лишнее, учитывая, сколько разрушений они нанесли. Был превращен в труху сарай, только построенный Стопарем для хранения всех его поделок. Напрочь изломана пристань на берегу — но сами девушки, предупрежденные вовремя, успели укрыться в подземном ходе, найденном и исследованном во время войны с уголовниками. Все вокруг было покрыто грязью и черными пятнами — дождь, как это случалось ранее, еще в первые дни после Катастрофы, нес с собой какие-то примеси, сильно напоминающие сажу и смолу, вместе взятые. Стоило вступить в одну — и нога оказывалась в липкой, вяжущей смеси, из которой выдиралась с большим трудом. Поглядев на все это, нам пришлось буквально окапывать такие места, вытаскивая всю землю на штык — и даже этого порой оказывалось мало. Липкая сажа неожиданно быстро пропитала собой почву на большую глубину…
— Не нравится мне это… — Док, понюхав комок земли, прилипший к его мокасину, отбросил горсть в сторону. Джен, проследив за падением, сердито выговорила:
— Ну вот, убираем, убираем! И что?
— Извини… — Док виновато поплелся к комку сажи, но я остановил его, глазами показав Джен, навести порядок самой.
— Ладно, найдется, кому и без нас с этим справится. Лучше скажи — ничего не напоминает?
— Да падала такая хрень… Сразу, как все успокоилось. В смысле — после землетрясения. А у тебя, в городе, так разве не было?
— Было, — я кивнул. — Постоянно. Более-менее, чистая вода начала проявляться месяца через два. Но и тогда, я старался укрыться от дождя, насколько это было вообще возможно. Не скажу, что случались последствия… но, оказаться в этой тине, приятного мало. Но я думал, это уже в прошлом? Или, не так?
Док вздохнул, разводя руками:
— Если верить ученым, осадки такого рода, плюс всякие кислотные и прочие радости, так вообще должны падать на землю годами. Ну, в смысле — случись ядерная зима. Или падение крупного астероида… Только такого, мне кажется, все же не случилось. Но и того, от чего содрогнулась планета — тоже достаточно. Правда, не в таких масштабах. В общем, ничего я тебе не отвечу. Не знаю… В одном уверен точно — грязь эта липкая и настолько въедливая, что так быстро все пропитывает — это не очень хорошо… То есть — совсем не хорошо! И скажи лучше нашим — пусть голыми руками ее не трогают, а то, мало ли… Кожные сыпи появятся, или что иное.
— Сказал уже, — я усмехнулся. — Да они и сами все ушлые, все ж, тоже через это прошли. Не тревожься. Значит, причина дождя та же, что и раньше? Эта взвесь до сих пор над землей висит, и, время от времени собирается и выпадает — а уж куда, так кому как повезет?
— Типа того… — Док еще раз кивнул. — Сейчас повезло нам. Но, думаю, нам, если честно, очень даже везет! Горы спасают — это точно! Наверняка там, за ними — обстановка гораздо хуже…
— Почему?
— Там климат должен быть намного жарче — как ни крути, а этот хребет, по всем прикидкам, не меньше чем километров триста в ширину, если не больше. Судя по высоте вершин, которых и в ясный день не всегда разглядеть — бывшим лидерам, вроде Эвереста, до них далеко… Вот и думай.
— Понятно… — я поскучнел. Слова Дока не сильно расходились с моим собственным мнением, а это значило — если Угар, каким-то образом смог уцелеть в бешеном потоке Серпантинки и выбраться на ту сторону хребта — то, даже случись нам найти этот проход, был ли в том смысл? Наша долина предоставила людям очень благоприятные условия, а что может ждать там, за ее пределами? Нет, проход будем искать, только если здесь станет совсем тяжко…
— Дар!
Я обернулся. Череп и Пленник, который так и не получил какого-то определенного имени, подходили ко мне со стороны скалы.
— Что?
Парень сразу приотстал, а Череп, не заметив потери спутника, громко спросил:
— Там, в степи… Охотники. Град, могло и поранить кого. Может, пойти, поискать?
— Ульдэ закалена в таких передрягах, а местность, в которой она выросла, куда суровее к людям, чем наша. Но… возможно, что резон в твоих словах есть. Хочешь пойти?
— Думаю, что надо. Разреши мне взять с собой его! — он обернулся, выискивая помощника — но парень, стараясь быть незаметным, уже стоял возле стены одного из домов.
— Дьявол! — Череп стиснул губы, после чего резко развернулся:
— Слушай, это уже ни к черту не годится! Он на любой окрик шарахается, от косого взгляда в землю зарыться готов! Надо с этим кончать! Или, убей его, или — прекрати все это!
— Убивать не стану, — теперь поджал губы я сам. — А, как прекратить — не знаю. Ты вот, знаешь? То-то… Ты живешь с ним под одной крышей, должен уже познакомиться поближе — чем дышит, что хочет… Вот и скажи мне — как его вернуть людям? Или, что, пожалуй, будет точнее — как людям, которые ничего не забыли, принять его к себе?
— Тогда на кой леший ты велел его забрать сюда?
— Чтобы не убил кто-то другой. Этого мало?
Череп промолчал… Прав я был, или нет — но, оставь я пленника там, среди трупов, на месте побоища — в ближайшие часы его участь была бы решена. Если зэки погибли от наших стрел и топоров, он мог быть заживо съеденным огромными монстрами Предгорья… Ничем не лучше, на мой взгляд.
— Я и сам не знаю, зачем, — признался я изуродованному охотнику. — Наверное, устал нести смерть. Хотя, второго, в наколках, если ты помнишь — приговорил. Мне просто стало жаль парня… Молод, попал в тюрьму по глупости. А дальнейшее — не его вина.
— Он — изгой. Опущенный. Ты, наверное, плохо это представляешь. — Череп угрюмо бросал слова, смотря куда-то, мимо меня… — Люди никогда его не примут. Дружить с опущенным — для мужика равносильно самому стать таким же. А если и смирятся — что уже происходит! — то всегда будут ему об этом напоминать. Рано или поздно этот нарыв прорвется… Тогда может оказаться поздно.
— Что ты имеешь виду?
— Либо, он кого-нибудь, убьет, либо — прикончат его самого. Последнее более вероятно…
— Ой, ли? — Я вспомнил яростные глаза пленника, которые тот прятал от взбешенного Сыча в лесу. — Сдается мне, он не так прост. И постоять за себя вполне даже может. Кроме того — не он ли принимал участие в схватке с ящером? Правда, особых подвигов я не упомню… но ведь, не струсил? Не сбежал?
— Не сбежал, — согласился Череп. — И оружия у него, кстати, тогда не было. Что-то подхватил, как прочие, вот и полез в свалку… Не трус. Вот и скажи мне, вождь — что делать будем? Так, как он живет — жить нельзя.
— Будем думать… — я вздохнул, понимая, что этот вопрос так просто не решить…
— Не опоздать бы… — повторил охотник. Потом он повернулся и пошел прочь. Уже вслед я крикнул:
— Возьми его с собой, как хотел. Пусть привыкает…
Череп вернулся лишь к утру второго дня. Усталый и изможденный, словно всю ночь провел в дороге — и, как оказалось, это соответствовало истине. С порога, отодвинув вспыхнувшую было Элину, он глухо произнес:
— Самолет.
— Самолет? — мои девочки хором переспросили, и Череп повторил, опускаясь прямо на скамью:
— Самолет.
Еще не веря в такую удачу, я сразу переспросил:
— Где? Какой? Как?
— По ходу — военный транспортник. Хвост торчит из травы метров на шесть. Остальное — под землей. Но… вроде внутри все цело.
— Где?
— Как с погодой непонятки пошли — Ульдэ свою группу повела в укрытие. Нашли там овраг один, перекантовались слегка — но сыро и змеи! В общем, она решила иное место поискать, и, как град закончился — вывела всех в прерии. Ну и там, прямо по тропе — обрыв образовался… Видимо — град землю повыбил, часть сползла в расщелину, как грязь, а хвост оказался снаружи. Открылся… Им бы не лезть, но Птаха — сам знаешь, эта девка везде свой нос сует, куда не просят! — мигом в дыру в обшивке пролезла, ну и провалилась…
— Твою мать… — я похолодел. У нас давно никто не погибал, и услышать сейчас эту весть из уст Черепа — не самое лучше начало дня. Даже самолет не мог бы перебить такое…
— Жива, — Череп угадал мои мысли влет и отрицательно мотнул головой. — Жива, но сидела внизу и орала благим матом. Сам слышал. Я их едва нашел — все следы дождем смыло, наткнулся случайно. Но это не все… Я не один на них вышел.
— Совсем хорошо, — я уже догадывался, о чем далее пойдет речь. — Это точно?
— Более чем! — Череп снова кивнул. — Не сам Святоша — врать не стану, не видел. Но приспешники его — точно. Эти рясы из козлиных шкур, ни с чем не перепутаешь.
— Плохо.
— Плохо! — он согласился.
Я задумался — что бы там не находилось в чреве этого самолета, груз, ни в коем случае не должен попасть в руки лже-монаха. Хоть у нас и видимое для всех замирение, но, случись так, что там окажется оружие — и в долине вновь потекут реки крови! Святоша, при всем его показном миролюбии, не преминет воспользоваться такой удобной возможностью. Но, даже если оружия там нет — мало ли, что найдется? Любая вещь из прошлого, абсолютно недоступная сейчас, станет буквально на все золота — правда, последнее вряд ли имеет хоть какую либо, ценность, именно сегодня…
— Ульдэ что делает?
— Всех запрягла плести веревку из травы-лианы. Я ушел сразу, как все увидел. Думаю, уже должны заканчивать. Правда, ночью травы много не соберешь — да и звери в округе шастали. Но Ульдэ — девушка с характером, не отступит.
— Стало быть, ты зверей не боишься… Раз один пришел. А Пленник?
— Оставил там. Я на рожон не лез, если ты об этом. Просто, один быстрее хожу. А он — ногу еще где-то подранил…
— Ясно. Элина! Бегом по форту — сзывай всех мужчин и самых быстрых девушек, объяви — немедленно собираться в поход, выходим через полчаса! С собой — только самое необходимое и оружие — как для боя! Скажи Стопарю — пусть вместе со всеми не торопится, но готовит свою тележку, которую они с Беном соорудили. Пусть, тащить самим придется, но хоть не нести на спинах.
— А что нести? — Элина задержалась в проходе, и Ната цыкнула на нее в сердцах:
— Тупеешь? В самолете столько всего… Беги, уже!
Элина скрылась в проеме. Череп достал нож и кончиком стал рисовать прямо на земляном полу.
— Вот здесь.
— Знаю. Проходил, и не раз. Но как?
— А я почем знаю? — Череп пожал плечами. — Может, давно открылось — да никто не замечал до поры. А может — как я и сказал, последствие града да ливня. Землю смыло, и самолет стал заметен!
— Я о другом… Как он, вообще, сохранился? Если хвост вытянут вверх — стало быть, упал? Но, при падении… не мне тебе объяснять.
Череп снова пожал плечами, потом принял из рук Наты чашку с водой и жадно выпил.
— Ладно, проехали… Я смотрю — оттуда до Озерного поселка примерно одинаково, как и от нас.
— Наши — быстрее. Монахи эти, как их там Святоша не называй, далеко не охотники. В степи не ходят, а если ходят — только толпой. Зверей боятся, а посохи ихние — не оружие.
— Под рясами легко спрятать и ножи, и парочку томагавков. Нет, Череп, это враг — и враг не слабее прежнего. Но прикончить Святошу нельзя — в долине слишком многие ему верят… В смысле — верят в то, что он человек бога. А убийство священника — преступление у любого в глазах, и оправдания ему нет. Придется его терпеть…
Черепа, несмотря на его возражения, я оставил в форте — охотник и без того двое суток с лишним провел на ногах и, вновь идти в прерии — слишком даже для него! А я хотел иметь с собой более свежих людей — на случай столкновения, которое считал очень вероятным. Святоша, едва узнает о такой находке, и своих рясоносцев пошлет, и сам, в их «храме», не останется — тут любой на ноги вскочит, только услышав!
Я спешил и нещадно подгонял отстающих — надо признать, таких практически не нашлось. Все охотники — что мужчины, что женщины! — форта умели ходить далеко и очень быстро. Это привычка мало кому давалась сразу — но, по прошествии самых сложных, первых месяцев, после Катастрофы, такой выносливости научились почти все. Ну и в форте, ко всему прочему, угроза ожирения от бездействия или сидячей работы, никому не угрожала. У нас каждый мужчина и каждая девушка ежедневно уходили в степь или лес — по различным причинам. Охота ли, ловля рыбы, собирание лекарственных трав, просто разведка — я приучал всех быть готовыми к любой, самой не одинарной ситуации. Хорошо получалось, или, нет — вот такие моменты и показывали…
На место пришли уже ночью — и отмахали, как я примерно подсчитал, километров сорок… В прошлое время — для любого из нас расстояние практически невозможное. Но сейчас, да еще когда на кону стояла такая важная цель — дошли все! Ноги ломило, спины болели от вещмешков и оружия — но мы дошли!
Элина, едва успев поздороваться с Ульдэ, рухнула в траву как подкошенная. Северянка тихо заметила:
— Не стоит… Змеи.
— Что? — наша красавица приподнялась. Все остальные тоже стали оглядываться, хотя при скудном освещении, которое давал нам костер, увидеть ползающих и ядовитых тварей было бы сложно. Ульдэ спокойно добавила:
— Больших нет. Маленьких много. Некоторые — гадюки. На землю не садитесь — лучше на свои мешки. И от костра не отходить — они света не любят.
— Почему другую стоянку не найти? — я злился на таежницу, так как тоже валился с ног…
— Нет такой. Везде очень сыро — а здесь песок. Прогревается быстрее. Они тепло хотят, ползут на огонь. Нужно перетерпеть. Кроме того, — Ульдэ снизила голос — Находка близко.
— Птаху вытащили? Не вижу?
— Нет. Веревок мало — трава плохая. Своих не брали — искали стада, думала, не пригодится…
— Не пригодилось? — я упрекнул девушку. — Вот и пожинай плоды… Ладно, мы с собой принесли. И что, так и сидит? Молчит?
— Молчит. Терпит. Воду мы ей спустили — на шнуре. Я велела быть тихой — иначе звери услышат. Птаха, как про крыс услышала — сразу рот закрыла.
— А они есть?
Ульдэ усмехнулась:
— Нет. Это территория волков и собак. Трупоеды суда не заглядывают.
— Тоже не лучше. Монахи не появлялись?
Она нахмурилась. Я встревожился. Ульдэ указала рукой в сторону далекого озера:
— Нет. Наши ходят быстрее козлошкурых. — Она почти слово в слово повторила Черепа, и я успокоился. Впрочем, ненадолго. Утром нужно ожидать гостей…
— Ждать некогда. Полчаса на отдых — и идем к самолету! Нужно опередить Святошу! Он мог весь поселок взбаламутить. Даже если не все придут — не устраивать же здесь новое побоище? Нам необходимо вытащить из самолета все, что сможем. И сделать это — до их прихода! Ульдэ — возьми пару девочек и выйди навстречу. Прежде чем Святоша и его братия нарисуются — я должен принять меры!
Она кивнула и скрылась в темноте.
Не теряя времени, я, вместе с Чером и Клешней, направился к торчащему хвосту транспортника. Череп не ошибся — судя по окраске и некоторым иным признакам — действительно, военный самолет… Каким образом он здесь оказался — собственно, не секрет. Во время Катастрофы все, что имело хоть какую-то электронную начинку, вышло из строя. И таких крушений были тысячи… Странно иное — он, на самом деле, цел! Если не считать того, что кроме торчащего хвоста вся его остальная часть была скрыта под землей. И, где-то там, в его недрах — скулящая от страха и голода, Птаха.
— Где дыра?
— Вот тут, левее… Смотрите, осторожней — Пленник, которого Череп оставил с девушками, вышел навстречу. — Здесь пропасть…
— Что? — я сделал шаг назад. — Всем стоять! Почему Ульдэ не предупредила?
— Она не знает, — Пленник виновато развел руками. — Я сам недавно обнаружил… Хотел поискать еще отверстие — и, едва не провалился. Тут что-то вроде провала… Камень кинул — звука не слышно. Может, внизу земля скрадывает звук от удара?
— Может.
Мы осторожно приблизились. Да, корпус самолета был зажат между несколькими громадными валунами — и Ульдэ могла не обратить внимания на то, что под ними ничего нет! Валуны и сами держались буквально чудом, расклинив собой многотонную махину. В одном месте под фюзеляж попал ствол дерева — и его крона скрыла собой всю эту дыру. Я содрогнулся — бедная Птаха в любой момент могла улететь в пропасть, так и не поняв, что с ней случилось!
— Веревку давай…
Чер, как кошка, влез на край дыры и свистнул. В ответ раздался жалобный крик.
— Бросай лестницу.
Парень закрепил веревку и сбросил моток с петлями вниз. Сколь ни огромен этот транспортник, но веревочной лестницы должно хватить. Мы затаили дыхание — Птаха, хоть и жива, неизвестно, не пострадала ли при падении — сможет сама выбраться, или, придется кому-то спускаться туда, за ней? Сейчас я уже понимал — мои надежды на неожиданное привалившее богатство рухнули. Самолет мог соскользнуть и уйти вниз — вместе с людьми!
Девушка выбралась самостоятельно. Едва она показалась снаружи, с ввалившимися глазами, как Джен, ее закадычная подруга, буквально выхватила ее из дыры и оттащила в сторону.
— Кой черт тебя туда понес?
— Хватит! — я оборвал Джен и задал Птахе вопрос: — Что там?
— Темно, — Птаха, хоть и провела достаточно много неприятных часов в глубине летающего монстра, настроения не теряла, и, что от нее ждали, понимала прекрасно. — Темно и сухо. Ящики, много очень. Какие-то разбиты. Не видно ведь…
— Ничего не нащупала?
— Я шевелиться боялась…
— А вот такое, случаем, не нашлось? — Чер извлек откуда-то обломок приклада от ружья и протянул его девушке. — Может, случайно касалась подобного.
— Закрой глаза! — я взял приклад и вложил его в ладонь Птахи. — А теперь — говори.
— Вроде… Да, было такое!
Мы переглянулись. Спешили не зря…
— Святоша! Его люди и с ними — жители поселка. Много!
— Твою мать… откуда?
— Спешить надо. — Клешня угрюмо посмотрел на хвост самолета. — Туда лезть — себе дороже. Нет, не будь пропасти — иное дело. А так…
— Вот и не лезь. Будда!
Азиат мигом нарисовался, прекратив что-то обсуждать с девушками.
— Бери самых сильных мужчин и подрой под тем и тем валуном. Как заметишь слабину — если фюзеляж начнет скрипеть! — все назад! Подложи, что-нибудь, под крайний, и будь готов. Услышишь сигнал — дави к чертовой матери и пусть все летит в преисподнюю, откуда и вышло. Понял?
— Понял.
— Сработает ли? — Чер мотнул в сторону самолета головой. — Такая махина…
— Должно. Он, хоть и большой, а висит практически на самом краешке… как до сих пор не провалился — уже загадка!
Будда унесся к самолету, а я направился в сторону рощицы, в которой мы расположились. Пора встречать монаха…
… Разговора не получилось. Ожидая от начинки самолета всего, что был лишен все эти годы, Святоша не хотел ничего слушать. Я признался ему полной сохранности транспортника, хоть и сам не был до конца в этом уверен. И, похоже, сделал это зря. Он, едва услышал, загорелся таким огнем, что на этом фоне, наверное, показались бы холодными даже котлы для столь любимых им грешников! Мое предложение не рисковать, он отклонил сразу — я понял, что ящики не должны быть вытащены из чрева самолета, ни в коем случае…
Птаха, уже пришла в себя, и, которую, как оказалось, последнее приключение, похоже, ничему не научило, задорно напевая какие-то похабные частушки, вскочила на покосившийся стабилизатор на хвосте и уже оттуда стала показывать рясоносцам довольно неприличные жесты. Я был вынужден вмешаться…
— Уйми ее. Перед людьми стыдно.
Джен согласно кивнула и направилась к самолету — дорогу преградил один из «братьев».
— Нет пути отступникам! Это — для истинно верующих!
— Что? — Джен, порой становилась агрессивной до предела. Особенно — если мужчина, по ее мнению, занимался чем-то не приличествующим его положению. А уж «монашество», да в таких условиях, когда в долине катастрофически не хватало мужчин — так вообще, полное извращение! — Дороги нет? Это у тебя мозгов нет! А ну прочь — пока я тебе остатки не вышибла!
Она решительно оттеснила здоровяка плечом и тот, косясь на Святошу, зло толкнул девушку, отчего она уселась прямо на пятую точку — в грязь, замешанную еще ночью, при наших попытках вызволения ее подруги.
— Ах, ты… — она сузила глаза, рука потянулась к ножу — и я, предвидя кровавый исход, немедля крикнул:
— Чер! Бугай! Клешня — тащите ее сюда! Святоша — не прими в назидание, но, если еще раз, кто из твоих рясоносцев, коснется, хоть кого-нибудь, из моих людей — придется забыть о данном тебе обещании! Ты можешь дурить головы кому угодно — но рук не распускай!
— Твоя девка первой начала… — от жадности и предвкушения большого куша, он даже забыл обо всех своих прежних способностях перемежать речь церковными сентенциями. По тому, как у него блестели глаза, я понял — Святоша не остановится ни перед чем, чтобы заполучить содержимое транспортника. И даже схватка, исход которой мало предсказуем, его не пугает…
— Вот, зараза…
Я покосился на Элину. С легкой руки Стопаря, эта присказка уже прочно укоренилась среди жителей форта. Но вот от своих девушек, я ее пока не слышал.
— И что делать будем?
— Спокойно.
Однако она была права — нужно решаться. Либо, мы отступаем — и груз, скрытый в ящиках, может заполучить пастырь и его орден, либо, преграждаем путь — и в долине вновь вспыхнет война! Но, только на этот раз, убивать придется не пришлых зэков, а знакомых, с которыми ранее не раз встречались как в травах, так и в поселке, на Мене, или просто так. Я стиснул зубы — выбор, честно говоря, слишком маленький… и сложный. Если в ящиках, как предполагает Чер, оружие — это конец. Святоша, в отличие от нас, не преминет им воспользоваться. И луки с копьями тут уже никого не сдержат…
— Владыка! Господь велел делиться!
— Ты что, с ума сошел? — Ната, у которой округлились глаза, не верила своим ушам… — Хочешь отдать ему груз?
— Нет. Но мне нужно выиграть время. И… помолчи, пожалуйста. Лучше сделай вид, что тебе это нравится.
Она, посмотрев мне в лицо, молча, кивнула. Что ж, она всегда понимала меня с полуслова — и даже без них! Элина, став свидетелем нашего краткого разговора, подняла палец — второй союзник в предстоящих переговорах.
— Святоша! Ты слышал, или как?
— Слышу!
Грубость, не приличествующая пастырю, сквозила в каждом его жесте. Двукратное превосходство в численности давало ему такую возможность — хамить и надеяться на победу. Одного он не знал — той страшной угрозы, которая могла свести на нет все эти потуги. Будда, незаметный и молчаливый, прятался подле самолета, невидимый никому из нас, и, уж тем более — разведчикам из числа «братьев». Он ждал только моего сигнала. Я же, видя полную невозможность избежать нападения, хотел дать ему шанс все подготовить — самолет, раз он не будет наш, не должен достаться никому! По моим расчетам, те несколько валунов и полусгнивший корень уже подрыты — и достаточно лишь толчка, о котором я его предупреждал…
— Святоша. Еще раз предлагаю — отойди назад. Оружие ты не получишь — даже если оно там есть! Самолет висит на волоске… ты погубишь людей!
— Во имя господа нашего, во имя будущего нашего, во имя всех погибших и памяти их — вы видите и слышите нечестивца! Это он и его свора не дают нам покоя! Это он оскверняет дыханием своим многострадальную землю нашу! Так сколько можно терпеть надругательство и скверну, над верой нашей? Изгоним их, как изгнали уже словом божьим иных, и заберем то, что принадлежит нам по праву! А ты, грешнорожденный и в блуде погрязший, отойди и не мешай — ибо люди, в гневе праведном сметут и тебя и всю твою стаю!
— Стаю? — Джен, которую уже уволокли прочь, несмотря на все ее сопротивление, чуть ли не зарычала. Девушка и так не отличалась покладистым характером (что не мешало ей заводить кратковременные романы чуть ли не со всем мужским обществом форта!) а после таких оскорблений и вовсе взбеленилась. Как и ее распоясавшаяся подруга — Птаха все еще стояла на хвосте и не позволяла никому из людей Святоши ее оттуда снять! — она, похоже, твердо решила защищать самолет до конца. Но я этого допустить не мог ни в коем разе…
— А ну, назад! — я буквально зашипел, не хуже рассерженной змеи. — И лук опусти! Ульдэ!
Северянка мигом перехватила руку Джен и принудила ту вложить стрелу обратно в колчан.
— Да что это творится? — Джен, меча гневные взоры как в мою, так и в сторону рясоносцев, вся покраснела. — И ты туда же? Мы — стая?
— Мы — прайд! — неожиданно твердо ответила ей Ната. — Львиный прайд. Семья. И у нас есть вождь, которому ты клялась повиноваться. Исполни клятву — или уходи. Наш закон ты знаешь.
Джен, у которой на этот раз, вместо красноты, проступила бледность, опустила задрожавшие руки… Ната редко позволяла себе повышать голос, но, уж если это делала — всякий в форте знал! — это слово было не мягче камня.
Святоша, с удовлетворением наблюдавший эту краткую перепалку, вновь напомнил о себе:
— И грызться меж собой эта стая будет, да вечно! И сама себя поглотит и в геенну огненную вовлечет! А останутся — лишь богобоязненные и истинно страждущие, кто верой крепок и с ряжеными дружбы не водит, ибо сие грех один!
Он разматывал речь, словно искусный оратор, вставляя, где ни попадя столь любимые им словечки, и мало кто вникал, что все это — лишь подражание настоящим священникам. Впрочем, этого хватало — люди из поселка, так некстати оказавшиеся поблизости, посматривали в нашу сторону с нескрываемой злобой. Ох, недооценил я лже-монаха, и теперь пожинал свою беспечность…
— Так ты твердо решил забрать транспортник себе? И гнева небес не боишься? — я вновь обратился к Святоше, уже вставшему на какое-то возвышение и оттуда метавшего в нашу сторону, всю эту хулу и призывы к изгнанию… — А что бы сказал господь, увидь он автомат в руках служителя своего? Или — винтовку? Скажи, Святоша — а гранатомет перед алтарем или парочка пулеметов способствуют молитве? Каким образом ты решил пастве своей помочь? Расстрелом индейца? Или, без этих стволов в долине так тяжко живется, что даже братьям-рясоносцам, их отсутствие мешает возносить славу небесам и его обитателям?
— Не гневи господа! Этот самолет — наш! Нам послан! — он сорвался на крик, и, в любую секунду был готов натравить на нас всех, кто сейчас стоял возле этой импровизированной трибуны. — Это мы, лишь молитвой спасенные, и все претерпевшие, вправе на то, что находится на земле этой! Не ты — отступник! И лишь небу дано решать — кому владеть этой долиной! И недрами ее! Грешным же — не дано!
— Да я и не был никогда истинно верующим, скорее уж — еретик… — я чуть усмехнулся, — Что ж, Будда, по-видимому, уже готов!
Нагнувшись, я прошептал Нате:
— Птаху — хоть как, но с хвоста снять! Немедля!
Я выпрямился и возвысил голос:
— Но ты прав, Святоша. Грешным — не дано. Пусть господь и сделает свой выбор. Призываю его в вершители и пусть небо сделает так, чтобы оружие, никогда более не осквернило этой земли, и самое громкое, что мы могли бы услышать — это гром и молнии, но никак не выстрелы. Прав ли я, люди? Вижу, по молчанию вашему — многие согласны. А, раз так — взываю со своей просьбой к тому, кого вы так рьяно хвалите! — я вознес руки к небу. — Услышь меня! И сверши правосудие свое!
Скрежет и жуткий треск послужили ответом. Будда, тоже любивший эффекты, понял все абсолютно правильно — и, в нужный момент, его группа навалилась на рычаг… Все произошло почти мгновенно — хвост транспортника задрался еще выше, после чего стремительно скользнул вниз. Удара мы не слышали — чудовищная глубина пропасти, скрытая в темноте этой трещины в земле, скрыла грохот падения. Вместо этого, из ямы вознесся столб пыли — и, на какое-то время, обдал всех, заставив прикрыть глаза. Воспользовавшись моментом, я приказал Черу — всех срочно убрать от расщелины! Становиться свидетелем столь ярого разочарования, когда от отчаяния люди могут стать способными на самый безрассудный поступок — зачем? Пусть Святоша побесится в свое удовольствие — ну а мы, пока он опомнится, уже должны отойти на безопасное расстояние. Пора домой — хоть и пустыми, но зато всем! Правда, отказать себе в удовольствии посмотреть, как он будет объяснять всем столь явный «ответ» небес — этого я точно не мог! И, как только убедился, что мои приказания выполнены — немедля вернулся назад. Элина, яро ненавидевшая Святошу, увязалась со мной, не смотря ни на какие возражения.
Мы пробрались среди деревьев, стараясь остаться незамеченными — и даже я, настолько зная повадки и характер нашего врага, был удивлен тому, что пришлось услышать…
— Сказал господь — да избави нас от лукавого и краснолицего! И от чернолицего избави — ибо, что тот, что другой — суть есть слуга врага рода человеческого и создан нам на смуту и погибель через нее! А кто станет искать дружбы с ними — сам таким станет и почернеет душа его и мысли его и сердце его!
— Это он про что? — Элина, вслушавшись в изречения Святоши, не сдержала вопроса. Я тихонько ответил:
— Про Сову и Бена.
— Ну, про индейца — ясно, давняя песня. А мулат при чем? Он, что плохого ему сделал?
— Он — с нами. Святоша в курсе, кто главный изобретатель в форте. И, про попытки изготовить порох, скорее всего, слышал. Вот и боится… Раз уж, груз и возможное оружие из самолета не досталось никому — вдруг, наш мастер придумает что-то такое, отчего у монаха заранее штаны спадут? Ну и меры, соответственно, принимает — науськивает людей на инженера.
— А про нас, почему ничего не говорит? Тебя он должен ненавидеть больше всех!
— А так и есть… Только он уже все сказал, я думаю — не с самого начала ведь слушаем? И ладно… Все, пошли к своим — похоже, в погоню никто не побежит, а я опасался только этого. Ну а все эти причитания — не в первый раз. Пусть «поет», раз иного языка не знает.
— Языка? — Элина скептически посмотрела на своеобразный пень-амвон, с которого вещал Святоша. — Это ли — язык? Да он просто нахватался некоторых общих фраз, которые используются в церкви, а теперь перемежает ими все, что ни попадя! Как это другие только не понимают?
— Может, и понимают… «Брат» Светлый, например. Кстати, умный товарищ — Святоше у него бы поучится! Все, уходим. Видишь — он собирается слезать с пня? Значит, обшарят сейчас все вокруг, а потом направятся в поселок. Не стоит давать им шанс нас захватить — достаточно того, что мы крепко досадили всей этой своре потерей такого лакомого куша!
— Но и мы ведь, тоже его лишились…
— Лучше так, чем делить его с пастырем. И, еще… Если совсем честно — я даже рад.
— Рад? — Элина искренне удивилась, и я пояснил, объясняя уже на ходу:
— Скажи — ты бы хотела, что б в прерии прозвучали автоматные очереди? А козорога, или джейра, которых ты преследуешь порой часами, кто-то мог запросто подстрелить за целый километр, не утруждая себя ни изнурительным ожиданием, ни опасностью разделить добычу с волками… Нравится?
Она долго молчала. Потом, когда мы уже перевели дух, убедившись, что за нами никто не идет, тихо заметила:
— Пожалуй, нет. Да, оружие, настоящее — это очень серьезно. И, в какие-то моменты, я бы хотела его иметь гораздо больше, чем свой лук или пращу. Но, как представлю себе, чем это закончится… Нет, не надо. Пусть все будет как сейчас — на равных. Зверь имеет ноги и зубы, мы — копья и ножи. На равных! А это, — она махнула рукой, в сторону оставшейся позади расщелины. — Из прошлого. Пусть там и остается!
Глава 9
Новые люди
К нам все чаще приходили люди. Кто-то, посмотрев на порядки форта, отправлялся восвояси, предпочитая свободную жизнь вольного бродяги довольно жестким требованиям селения, ну а кто-то — оставался, рассчитывая получить в этих стенах кров и защиту. Недавнее нашествие Сыча, беспредел его сине и черноблузых — все это сильно повлияло на уцелевших после Катастрофы, и теперь, узнав про строящуюся крепость, многие стали задаваться вопросом — стоит ли рисковать и пытаться выжить в одиночку? Если такой дилеммы не вставало перед Совой — индеец давно предпочитал одиночество любому коллективу, то для других, вырванных из прежнего уклада, этот вопрос являлся едва ли не самым важным. Куда идти? И, главное — за кем? Так же, как и к нам, люди шли в поселок у озера, тем самым, вольно или невольно укрепляя положение Святоши. Монах, а вернее — лжемонах! — продолжал вербовать свою армию… После неудачи с самолетом, Святоша предпочитал ругать нас издалека, но, все-таки, куда тише, чем раньше. В открытую вражду мы не вступали. Урок, полученный, во время разгрома банды, вряд ли забылся. Но и рассчитывать на то, что этот новоявленный мессия успокоится, было наивно… Поэтому, любое появление в форте новых скитальцев, было для нас только во благо. Если, это лазутчик… Что ж, увидев укрепление, которое вряд ли по силе «братству», рассказ о нем отбивал охоту даже пытаться напасть. А друзьям мы только были только рады!
Ната, которая не могла не заметить наших странных отношений с Элиной, улучив время, заставила подругу все рассказать. Вопреки моему ожиданию, она не принялась меня упрекать, на какое-то время став задумчивой и отрешенной…
— Я сам не пойму, как это вырвалось… В тот момент думал лишь о тебе — и было не до ее признаний. Потом, правда, осознал…
Она пригладила меня по волосам, продолжая смотреть на долину. Мы часто взбирались на вершину скалы и любовались оттуда вечерним видом прерий. Солнце постепенно скрывалось за темной линией деревьев на том берегу, напоследок щедро рассылая последние лучи света. Они ярко искрились в блесках воды, шумевшей пенными накатами о каменистый берег, отражались в изгибах трав, колыхающихся волнами в степи, освещали далекие вершины покрытых льдом и снегом, гор.
— Красиво… Дико, и красиво.
Я кивнул.
— Странно… Когда мы… мы все жили там, в городе — этого никто не видел.
— В городе иная природа. Каменная…
— Нет, — Ната возразила. — Не каменная. Бетонная. Железная. Стекольная. Любая — но, не живая. А здесь — все, по-настоящему. Но… что б ее увидеть, пришлось все уничтожить.
Я снова кивнул.
— Будь, все, как прежде… Стали бы мы на это смотреть? Работа, квартира, телевизор… и все такое. Теперь эти понятия — как иностранный язык. Слово понятно, но смысл уже пустой…
Ната повернулась ко мне:
— Возврата нет?
— Зачем спрашиваешь?
Она чуть опустила голову:
— Нет. А мы — есть. Люди из прошлого… В диком настоящем.
— Диком?
Она серьезно подтвердила:
— Да. Ты стараешься не задумываться об этом, а я не могу… Мы дичаем. Дар. И дело как раз в том, что у нас больше ничего нет из прошлого. Вернее, нет прежних вещей — а память о них осталась. Мы воевали с уголовниками таким оружием, о котором раньше я только читала, да видела в кино. Одеваемся в шкуры… Едим то, что добываем в прерии. Достать что либо, иначе, нельзя ни за какие деньги. Кстати, слово — магазин! — тоже стало бессмысленным… Вечерами собираемся возле огня. Разве что жертвы не приносим. В общем, совсем, как наши далекие предки.
— И что?
Она вздохнула…
— В том-то и дело, что ничего. Возврата нет. А, раз так… Я тут подумала, про нас.
— ?
— Нет. Не про всех нас — а именно об нас самих.
Мне стало интересно…
— И что надумала? Ты ведь, как мне кажется, не просто так об этом говоришь?
— Надумала… Хочешь ты того, или нет — наш путь, это путь Белой Совы. Пусть, не совсем такой, как представляет себе наш друг — Шаман! — но во многом с ним схожий. Нам невозможно было встать на одну дорогу с Сычом, и нам нечего искать от союза со Святошей. Люди в прерии постепенно становятся такими, как все, это уже было описано в книгах. Если и не деградируют, то просто… Вырождаются. Будущего нет…
У Наты было очень серьезное лицо. Готовая слететь с моего языка шутка, как-то сама собой испарилась — я внимательно слушал свою маленькую подругу.
— Хочешь его создать? Но как? Ты сама сказала — будущее… оно, возможно, только такое, какое существует сейчас.
— Только все дело в том, что ты его стараешься не замечать. Ты живешь сегодняшним днем, заботами форта и людскими проблемами, которые никогда не заканчиваются. Дар… потому все так и получилось, у тебя с Элиной. Прими нас… Не только, как двух молодых и глупых, потерявших голову девчонок, случайно оказавшихся в твоей жизни так близко… Мы больше не юные девчонки. Мы стали женщинами, Дар. Твоими женщинами. Семьей. А в тех условиях, в какие мы попали, больше чем семьей. Сова трижды прав — нам нужен род. Племя — как бы дико это не звучало.
— Ната… И кто после этого больше одичал?
Она нахмурилась.
— Род, родной мой. Вслушайся в этот звук… Родной — род. И он будет носить твое имя. Твой род!
— И история человечества начнется сначала…
Ната, не обращая внимания на мою иронию, вдруг обняла меня и прижалась к щеке губами…
— Смешно? Мне тоже… если бы не страшно. Но, может и действительно, смешно. Хорошо, пусть не род — на самом деле, как-то совсем уж… Тогда — Прайд!
— Прайд? Кажется, я это уже слышал.
— Да! Это даже более емко. Род — это как бы много… А прайд — это именно семья. Прайд Дара. Семья — Дара. И все члены этой семьи — Дара!
— Не звучит.
— Не звучит? Ну… — Ната задумалась. — Пусть так. Но, когда Сова придумает тебе другое имя…
Пока мы находились на вершине, совсем стемнело. Снизу послышались призывы к вечерней трапезе — народ подтягивался к очагу, на заманчивые запахи кулинарных экзерсисов Тучи.
…После того, как мы покончили с ящером, новая слава о жителях форта разнеслась по всей долине. Теперь у нас постоянно, кто-нибудь, гостил, принося с собой свежие новости, или сплетни, которые Ната метко окрестила — Верь-на-четверть! И теперь, едва кто-то принимался красочно расписывать свою охотничью удачу, или, чуть ли не сказочное умение в каком-либо, мастерстве, собеседник тот же час произносил:
— Верь-на-четверть!
И тогда, по улыбкам слушателей, говорившему сразу становись ясно, что пора бы убавить фантазию…
Пожалуй, самыми редкими гостями в форте были люди, жившие в Предгорье — ущельях, находящихся у самого подножья покрытых снегом, горных вершин. Путь в долину долог и не безопасен, а им, уже привыкшим к своему обособленному положению, трудно было даже осознать все сложности новой жизни, сложившиеся в прерии за эти месяцы. Война обошла их стороной — разведчики Сыча просто не успели добраться до всех крохотных и крайне малочисленных горных селений. Тем не менее, мы изредка встречались — во время охоты, или, при сборе орехов гигантской лещины. Вот и сейчас, покинув свои суровые скалы, на огонь и тепло костров форта пришли несколько «горцев» — как мы их называли. Посмотрев на наши дома, повосхищавшись строениями, они не могли уйти, не рассказав, что-нибудь, из своей жизни — а она, у них, и в самом деле, была интересной. Им, как самым крайним из людей, живущих в непосредственной близости от непроходимого перевала, чаше и больше всех приходилось встречаться в Предгорьях с такими проявлениями животного и растительного мира, о которых мы узнавали лишь много позже.
— …И вот, сидим в яме, ждем, когда Большерогие пойдут к воде, чтобы подстрелить парочку без напряжения — а тут, как назло, девки идут. Нет бы скрытно, как все по лесу — так нет! Поют во все горло, веселятся, стихи вспоминают! Мы с Волосом от злости разве что кулаки не грызем! Ну, я не выдержал, давай наверх! Хотел им напомнить, что ущелье, это не прогулочная дорожка — пора уж понимать! Да едва выскочил — быки! Прут целым стадом. И прямо в нашу сторону! Я уж всякого насмотрелся, за эти месяцы, но, чтоб так, напролом — не приходилось! В общем, деваться некуда, разве что опять, в яму. А как в яму, если они по тропе бегут и прямо в нее угодить могут? Раздавят напрочь! Волос тоже сообразил, мигом за ветку, другую — и на деревья. А я тяжелый, так быстро не могу… И о девчонках вспомнил — им ведь совсем гибель! Решил уже отвлечь стадо на себя, кричать стал, руками махать… И тут, поверишь? Эта вот, светленькая, худенькая, в чем душа теплиться — прыгает на холку самого первого, здоровенного быка, и за уши его тянет! Я от удивления позабыл, что делать собирался! А она тянет, да с такой силой, что тот копытами землю взрыл, и останавливаться стал. И все стадо — за ним, тоже ход замедлило. Волос с дерева ветку тянет — залезай мол, спасайся. Две других, которые пели — как в столбняке, к кустам прижались… А эта, тоненькая, вцепилась ему в шкуру, как клещ! А потом давай ему голову заворачивать, а сама всем телом помогает. Бык замычал, что ваш Святоша на проповеди, да и брыкнулся на колени. Тогда она с него легонько так соскочила, и в сторону — шасть! И пока мы с Волосом глаза протирали, в кусты нырк — и как не было!
Мы с Натой переглянулись — то, что рассказывал не очень опрятного вида охотник, сильно смахивало на сказку… Олени гор, бывшие куда крупнее уже привычных нам, овцебыков, отличались буйным и неукротимым нравом. Соответственно — и силой. Убить даже одного на открытом месте совсем непросто. А представить себе, что здоровенного самца могла оседлать какая-то девушка?
— Как имя охотника?
Он увидел нас и сразу встал, прервав свое повествование:
— Приветствую вождя форта — Дара! Мое имя дано мне Белой Совой! Я — Свистун!
Мы, не сговариваясь, улыбнулись:
— Тогда ясно… Ты хороший сказочник, Свистун! Сова не напрасно дал тебе такое прозвище!
— Э, нет… — Его ответ был полон собственного достоинства. — Свистун получил его не за умение описывать происходящее… А вот за что!
Он заложил пальцы в рот и издал такой оглушительный свист, что у меня заложило уши. Угар вскочил со своего места, не понимая, что произошло, а сверху, с места дозорного на скале, высунулась встревоженная голова Джен…
— Ну и ну! Больше так не делай! Ты тут говорил, про девушку, на быке — это правда?
— Не свистел… — Ответ был не лишен сарказма и явной обиды. — Да ты можешь и сам у нее спросить — вон она, с остальными! А кличут ее — Пумой. Типа — горная львица. Она и подтвердит…
Я повернулся в сторону двух, стоявших особняком, девушек. Они не делали попыток влиться к другим гостям, и молча ждали, пока Свистун изливался перед слушателями. Обе были одеты в обычную для всех, одежду жителей долины: неплохо выделанные кожаные платья, доходившие до колен и с большими вырезами по бокам. В таких удобно и просто ходить, и бегать — при необходимости. На талиях девушек висели широкие пояса, с прицепленными к ним ножнами и некоторыми, нужными в повседневности, мелочами. За плечами виднелись тщательно изготовленные луки, а у той, на которую указывал Свистун — еще и длинная трубка, полая внутри. С собой они принесли увесистые мешки — и мы с Натой начали догадываться, что это не просто гости…
— Вы на Мену? — праздник в озерном поселке понемногу восстановился и жители гор нередко после него, или перед ним, делали крюк, чтобы зайти в форт.
— Вообще-то, — Свистун замялся на секунду. — Не совсем. Мена меной… но мы по другому делу.
— Погоди. Я спросил у них — пусть девушки сами дадут ответ.
Он запнулся, но проглотил, решив, по-видимому, что не стоит спорить из-за такой мелочи…
— Мы к вам.
Отвечала русоволосая, а вторая, немного ниже ее и более темненькая, предпочитала молчать.
— Это тебя зовут Пумой? У Совы надо еще заслужить такое прозвище.
— Мне его дал не Сова. Я сама так решила.
— Сама? А собственное имя, что — не нравиться?
Она неопределенно качнула плечами:
— Нравиться… Но сейчас все предпочитают носить клички, вот и я выбрала, для себя.
— А почему — Пума? — Ната прикоснулась к руке девушки.
— Она быстрая, сильная и смелая. И, если зваться по-звериному — то, лучше так, чем какой ни будь Сухой веткой, или Воблой!
— У нас так называют двух подружек, — встрял все же, Свистун. — И мы им сами дали имена. Уж больно они им соответствуют.
— Ясно… — я переглянулся с Натой. Было очевидно, что предположение Стопаря о скором росте населения форта, осуществлялось даже быстрее его предсказаний.
— Похоже, что ваша крепость станет крупнее поселка, у озера… — Свистун задумчиво оглянулся на стены. Мы находились у входа, и вид на стены действительно сильно смахивал на какую-то средневековую цитадель.
— Как вы оказались в горах? — я задал почти традиционный вопрос. По странному стечению обстоятельств, мало кто проживал в долине до Катастрофы постоянно. Многие либо пересекали ее на поездах, или машинах, кто-то находился в горных турбазах, некоторые пришли с восточной стороны, пока еще не закрылся узкий проход меж каньоном Смерти и Большим болотом. Таких как мы, вышедших из развалин города, оказалось меньше всего. Хоть смерть и настигала людей повсюду, но, возможность погибнуть среди нагромождений изломанных плит и вывернутого асфальта, была самой наибольшей… Как итог, и уцелевших там насчитывалось очень мало.
— Случайно. Решили прокатиться к озеру, благо, каникулы. Я сидела на заднем сиденье в машине, с подружками. Потом все зашумело, голова стала раскалываться от боли… наш водитель бросил руль, и мы свалились куда-то с дороги. С двух сторон росли деревья, и машина влетела между них. Двери заклинило, мы не могли выбраться наружу. Потом нас резко подбросило — я вылетела в разбившееся окно. Упала на кусты, а затем меня опять швырнуло. Я ударилась головой о камень — и очнулась, когда меня уже тащили другие люди. Подружки… Там были сплошные камни. Я их больше не видела.
Пума рассказывала это очень буднично, словно уже в сотый раз — а я не мог отделаться от мысли, что во всем этом есть что-то неправильное… Но, что? Мне отчего-то казалось, что я уже слышал этот голос, или, даже, видел саму девушку… Мучило осознание того, что разгадка совсем рядом, близко — но я не мог ухватиться за нее, и от этого не знал, что решить. Ната заметила мое состояние и вопросительно подняла брови.
— Так… — я словно забыл, о чем разговор.
— С ней никаких хлопот, — Свистун ободряюще посмотрел на девушку. — Наши что умеют? Так — корешки да ягодки. А эта — все. Рыбу и зверя сама промышляет. И глаз острый и рука верная — с первого выстрела стрелой бьет!
Ната решила взять инициативу в свои руки, подошла к девушкам поближе и мягко погладила Пуму по щеке, на что та резко дернулась, как от испуга.
— Тебе хорошо в горах?
— Меня не обижают.
— Хочешь остаться здесь?
Я закусил губу — вообще-то, предлагать кому бы то, ни было, остаться, было не в нашем обычае. Если кто-то хотел — сам спрашивал разрешения у всех и лишь сообща мы решали — жить тому с нами, или, пусть ищет себе другое пристанище. Но, почему-то, сейчас Ната решила отступить от этого правила — мы оба видели, что девушки здесь именно за этим…
Они потупились. Свистун вздохнул и обратился ко мне:
— Эх… Ладно. Понравилось нам у вас, это точно. Только без нас она не пойдет, а мы так и не решили… Волос, так даже и спрашивать не станет — знает, что откажете. Да и то, кто с таким страшилищем рядом жить станет?
— Ты, о чем?
— Мы давно хотели к вам прибиться… Живем далеко, все время начеку, люди гибнут часто… Устали. А у вас — тишина. Говорили — все по чести здесь, не как везде. Короче говоря — решили попросить принять девушек. Куда им с нами? Погибнут, рано или поздно. И так уже — из тридцати человек, что вначале было, половина осталась. Ну, а откажете — в обиде не будем.
— Почему откажем? — Ната повернулась к Свистуну. Тот снова тяжело вздохнул и повертел головой, выискивая кого-то взглядом.
— А вот увидите сами… Давай, не прячься! Иди сюда! Он говорить не может — так, мычит кое-что, иногда. Но речь понимает, как и прежде, когда… Ну, когда нормальным был. Он ведь на моих глазах таким стал. Я сам, увидел бы его в лесу, или где — пробил копьем, не задумываясь!
Я повернулся в ту сторону, куда показывал Свистун и наш общий вздох совпал с желанием немедленно взяться за оружие — передо мной и Натой стояло невообразимое существо, более походившее на зверя, чем человека! Он был на двух ногах, и этим, пожалуй, сходство с нами и заканчивалось. Полностью покрытый шерстью, которая росла даже гуще, чем у Лешего, немного согнутый, с мощными руками и длинными, узловатыми пальцами и жутким подобием когтей, вместо ногтей. Широкая грудная клетка, перекатывающиеся мышцы под кожей… вытянутая вперед нижняя челюсть. Он очень походил на того монстра, встреча с которым едва не стоила мне и Нате жизни! И внимательные, вертикальные зрачки его глаз, были так же напряжены и следили за каждым нашим движением. На что странными и непривычными были Леший и его друзья, но даже они не казались столь отталкивающими и опасными, как этот получеловек — полузверь. Внешность приятеля Свистуна внушала страх… И все же, от него не исходило той жуткой волны панического ужаса, какой едва не стоил жизни мне и Нате — Волос, став внешне похожим более на гориллу, тем не менее, оставался человеком. Я почувствовал это, когда наши взгляды встретились…
Он не имел никакого оружия и практически не был одет — лишь небольшая набедренная повязка скрывала его принадлежность к мужскому полу. Но даже под ней было видно, каких внушительных размеров достигают его органы. Ната, опустив глаза, охнула и невольно прижалась ко мне.
— Он не опасен, — Свистун встал между нами. — Не бойтесь. Парень и так очень страдает, из-за того, что стал таким — но ведь это не его вина? С каждым такое могло произойти… Вот с ним — так и случилось.
— Не опасен… — у меня руки все еще сами тянулись к рукояти меча. Я не мог забыть страшную силу этих полу-лап, с легкостью крушивших целую стаю, обступивших нас, крыс. И самопожертвование Наты, понимающей, что ее ждет неминуемая гибель в клыках оборотня…
Она легонько дотронулась до моей ладони, принуждая к спокойствию.
— А как вы общаетесь, раз он разучился говорить?
— Так ведь понимать не разучился! Волос! Поздоровайся с Даром!
Тот без возражения протянул мне навстречу свою руку. Я с внутренней дрожью протянул свою — и пожал красноватую ладонь, чуть ли не вдвое превосходившую мою по величине! По-видимому, Волос почувствовал мое напряжение и криво усмехнулся — это получилось, как жуткий оскал белоснежных клыков, мало уступающих по размерам, клыкам Угара!
— Оставайтесь, — я собрал в кулак все свое самообладание… — Вечером соберем общее собрание — там обсудим. Я за всех такие вещи не решаю. Согласятся люди — будете с нами. Нет — что ж, сам сказал — не обидитесь! Да только, пугливых у нас нет. Если он и вправду, человек — пусть живет с людьми. Мы с полу… с перерожденными не ссоримся. Леший, со своими, не так далеко от нас находится — ничего. Уживаемся. Кстати — почему к нему не попросился? Он ведь, — я кивнул на Волоса, внимательно слушающего наш разговор — Такой же, как и они?
— Он — да… А мы — нет. Им, каково там быть? — Свистун подтолкнул замолчавших девушек ко мне. — Что их ждет, у них? Мы к Волосу, пока привыкли — и то, по ночам не спали… караулили. Только пока он одного из наших от медведя не отбил — лишь потом поверили, что свой. Если бы знали, что ты тогда на Клан собрался — он бы тебе здорово помог! Ну и мы, конечно…
— А почему Сыч вас не тронул? — я уже знал ответ…
— Не нашел. Волос нюх и чутье имеет — как у твоего пса, если не лучше. Только у него еще и мозги человеческие, не в обиду Угару. Едва эти уроды с гор спустились — он нас сразу предупредил, что в травах опасно! А что почем — мы потом узнали. Но мычание его поняли и решили не ждать, а уйти от греха подальше — к самому леднику! Там и жили, пока слухи о гибели уголовников до нас не дошли. Ты не обижайся — мы ведь не знали, что у вас тут такая драка идет…
— Шла, — спокойно заметила Ната. — Теперь нет. После разгрома мы их больше не видели.
— Мы не всех уничтожили, — я дополнил слова Наты. — Кое-кому удалось и скрыться. А искать их по Предгорьям, да выше — себе дороже. Годами можно ноги бить — если захотят спрятаться, не найдет никто. Места и там, и в прерии, много. На тысячи хватит. А их — от силы, человек десять, или двадцать наберется. И то, если они все вместе друг друга нашли и объединились.
Появление Волоса на общем сборе не произвело фурора — хотя, несколько пар мускулистых рук мгновенно ухватились за копья и палицы… Сказалось ли наше частое общение с группой Лешего, или, общая привычка к подобному явлению — среди животного мира, но, напротив моего ожидания, никто не выступил за то, чтобы отказать чужакам в приюте. Две лишние пары рук — мужских! — всегда могли пригодиться. А Пума, после того, как, Свистун так красочно описал всем, как она укротила быка, привлекла не меньшее внимание, чем его приятель. Но, если к Волосу подходили с опаской и некоторым недоверием, то девушек сразу окружили повышенным вниманием. Особенно, возле новеньких, увивался Блуд — тот считал своим долгом задурманить голову практически каждой из молодых женщин долины. Снисходительно глядя на его попытки заигрывания, я с удивлением отметил, что там же находится и Бугай — вот уж кто, казалось, вообще никогда не интересовался противоположным полом!
Я поселил их возле входа в форт — места в построенных домах уже не хватало. Теперь, вместе с ранее прибывшими, нас насчитывалось больше сорока человек. Из них — двое резко бросались в отличие своим внешним видом. Но, несмотря на это, Волос не стал ближе к Клешне, а тот так же не стремился к общению с ним. Из нас менее половины было мужчин — все остальные женщины и девушки, в основном одной возрастной категории. Только Туча, выделявшаяся от них своей комплекцией, не вписывалась в общую планку. Ей давно перевалило за шестьдесят, и мы порой поражались, как быстро она сумела приспособиться к условиям этой, столь непохожей на прежнюю, жизни.
На первой же охоте я обратил внимание на талант русой девушки. Она, мало в чем, уступая признанным лидерам — Черу, Ульдэ, а, пожалуй, и Сове! — умела подкрасться к любому зверю. Стрелы из ее необычного лука-трубки, летели без промаха — а затем животное падало, пораженное парализующим ядом. Последним ее снабжал как раз Волос — он умел отличать ядовитые растения по запаху и указывал девушке, что именно надо взять, чтобы получить смертоносное вещество. С их приходом у Ульдэ появилась настоящая соперница — ловкость и бесстрашие Пумы ничуть не уступало долготерпению и выносливости Ульдэ. Они сутками напролет пропадали в прериях, и никогда не возвращались без добычи. Вторая девушка — ее звали Алисой, и она только улыбалась на попытки своей подруги окрестить ее во что-то, теперь более привычное, была более домашняя, предпочитая оставаться в форте, выполняя те поручения, которые ей давала Туча. Это как раз она, чем-то прельстила нашего здоровяка…
Старая женщина, с нашего общего согласия, продолжала вести все хозяйство форта. Это помогало остальным меньше отвлекаться на мелочи, а те, кто чего-либо не умел, сразу получали помощь со стороны более опытных. Время от времени я ловил на себе загадочный взгляд одной из новеньких — точнее, это всегда была стремительная Пума. Увидев, что я замечаю, как она на меня смотрит, она сразу опускала их, и уходила прочь. В свою очередь, я не мог отделаться от мысли, что ее лицо кажется мне необычно знакомым…
Волос сдружился с Угаром. Было забавно видеть, как они боролись в густорастущей траве, на потеху всем остальным жителям форта. В один клубок сцеплялись два мохнатых тела — одно черное, а другое — буро-рыжее, и тогда, из кучи-малы, доносились либо торжествующие вопли получеловека, либо грозное рычание пса. Сила у Волоса оказалось немеряно — он, шутя, мог свалить на землю даже Бугая, а тот вовсе не отличался хилостью сложения. При этом ростом и весом Волос едва ли превосходил сына кузнеца.
Я и сам принимал участие в подобных соревнованиях — настояниями Черепа все мужчины в форте должны были выучиться умению владеть рукопашным боем. И, если тому же Бугаю и Волосу с их жуткой силой подобное умение могло показаться излишним, то все прочие тренировались охотно и подолгу. Прошедшие схватки, где мы сталкивались с бандитами, всем дали понять — это нужно не для форса… Участвовали и девушки. Ната, окрепнув и не желая уступать Элине, сама показывала подругам приемы, усвоенные в прошлом. Эти занятия проходили в основном по вечерам, после долгого трудового дня. Но даже усталость не останавливала желающих научиться — и тогда крики заполняли двор форта, как в настоящем сражении.
— Череп! Покажи класс!
Охотник не отказывался. По трое, по четверо сразу пытались подступиться к молчаливому и стремительному бойцу — и отлетали назад, ударяясь о плотно утоптанную землю. Череп старался щадить противников, применяя всю силу разве что в борьбе с Волосом или сыном кузнеца — тех свалить было не так просто. Но когда он брал в руки оружие — мы все замирали, любуясь умением и ловкостью спецназовца. Два томагавка в его руках мелькали подобно молниям, не позволяя никому переступить границу, за которой ждала смерть… Череп учил меня владеть мечом — в его арсенале оказалось и такое искусство. И, хоть подобным оружием в прерии никто не пользовался, я брал уроки с всевозможным усердием, помня свои неуклюжие попытки применения клинка в прошедших боях. Назвать это какой-либо одной школой сложно — Череп сочетал в уроках и классику, и замысловатые выверты Востока, заставляя меня отрабатывать каждый взмах. Постепенно я стал ощущать сталь в руке, как естественное продолжение — и лишь тогда лицо спеца начала пересекать хищная ухмылка…
Давала уроки и Ната. Самой способной ее ученицей оказалась Ульдэ — даже не Элина! Смуглолицая и широкоскулая северянка буквально чутьем понимала, что ей показывала моя жена, и не щадила своих соперниц. Соревноваться с ней никто не отваживался — она била практически в полную силу, а если исполняла бросок, то противник потом долго не мог встать…
Однажды, когда тренировки подходили к концу, я заметил, как наш Пленник бросает заинтересованные взгляды на двор, прячась за стенами домов. Вспомнив про свое обещание, я жестом велел ему подойти.
— Хочешь попробовать?
Он отрицательно мотнул головой.
— Зачем смотришь?
— Здорово… Я так не смогу.
— Почему же? Преодолей страх… и попробуй.
Я призвал Чера.
— Покажи ему, что-нибудь. Только, не очень…
Чер согласился. Он вывел парня в сторону и стал объяснять что-то, попутно показывая руками, что нужно делать. Я услышал за спиной недовольный шепоток:
— На кой ляд этого учат? Был и будет — враг!
Голос принадлежал Клешне. Не оборачиваясь, я ответил:
— Тогда скажи — что нам с ним делать? Повесить ошейник на шею и отдать тебе поводок? Посадить на цепь перед воротами? Отрезать голову и насадить ее на кол? Скажи, если знаешь.
Клешня смутился, но не отступил.
— Дар… Я могу оказаться неправым, это так. Это твое решение — оставить ему жизнь. И люди, как я понял, тебя поддержали — иначе бы, он не был с вами. Но я не понимаю… Зачем? Эти… Они убили столько народа! А ты приветил одного из стаи в своем доме! Почему?
— Потому что не хочу убивать. Я не хищный зверь… И даже зверь не убивает только от желания убивать. Да, он из банды. Только в этой синей стае этот парень занимал не самое почетное место… если не сказать — последнее. И я до сих пор поражен, как его вообще не прикончили, едва они вышли из ущелий на простор долины. Но я не хочу быть судьей. Если он не принимал участие в их вылазках и резне — не вижу смысла и уничтожать последнего из стаи. А что до того, почему он здесь… Скажи, Клешня — ты человек?
— Я уже ответил тебе на этот вопрос.
— Я помню. Вот и мы, здесь — тоже. Люди. И это — именно, человеческое решение… позволить жить человеку, как Человеку. Ты понял меня?
— Почти, — Клешня встал рядом. — Тогда и у меня есть вопрос. Раз он признан тобой, как равный… ведь так? То, почему именно он занят на самой тяжелой работе? И почему он никогда не ходит на охоту? Не выслеживает зверей в прерии? Не сидит вместе с нами на совете? И почему он так труслив? Это что — признак очеловечивания? Не желал бы я оказаться в таком положении… изгоя.
Я закусил губу. Череп был прав. Сухой и хрипловатый голос Клешни бил по больным точкам — все верно. Пленник продолжал оставаться на положении пария, и даже разговаривать с ним практически никто не пытался — если не считать спецназовца, к которому тот относился с почти суеверным ужасом…
— Ты прав, Клешня. Полностью прав. Он — изгой. Чужой, и среди чужих. Но иначе пока невозможно. Прими это, как есть. Люди ничего не забыли — и не скоро забудут. Кроме того, он ведь не только, бывший зэк. Он…
— Опущенный. Я знаю. Слава богу, в его услугах никто не нуждается. Эх, вождь… Что-то говорит мне — зря ты с ним затеял. Но, раз уж пощадил — так доведи до конца. Нельзя так жить. Сорвется парень…
Я снова вспомнил слова Черепа…
В форте постепенно образовались новые семьи. Будда, которого все предпочитали звать просто — Буда, — жил вместе с двумя женщинами, Клешня, почти сразу подружившийся с Властой. Лада продолжала находиться в одном доме с Доком, хоть мы и не замечали ее особой привязанности к старику. Шейла, наконец-то, решившаяся остаться вместе с уставшим от ожидания, Чером. И, наконец, Анна, оттаявшая от прежнего страха, и будто потерявшая голову от настойчивых ухаживаний Блуда. Постоянное внимание этого смазливого парня, его бесконечные ухаживания и открытое желание угодить ей в любой мелочи, всем бросалось в глаза, и было даже неприятным… всем, кроме нее. Блуд не отлынивал от общих дел, даже старался наладить какой-то контакт с Пленником — чему я только радовался. Но внутренний мир парня оставался загадкой. Хоть он и прекратил открыто бравировать своими желаниями — урок не пропал даром! — стремление слыть первым «жеребцом» в селении, осталось. Элина, с чувством глубокого недоверия пыталась обратить на это наше с Натой внимание — но не встречала поддержки, из-за моей полной занятости делами форта. Тогда она решила поговорить об этом с Анной… и получила совершенно иной результат. Та, услышав об устремлениях Блуда в свой адрес, стала отвечать на них вовсе не так, как хотелось бы Элине. Однажды, устав от своей затаенной боли, девушка оставила Блуда у себя на ночь… И никто не предполагал, во что выльется эта связь — так засветилось лицо девушки, вынесшей столько в ущелье Клана! Как и все мы, она в одночасье потеряла все. Как многие — видела, как погибали ее родные. Если у кого-то, оставалась хотя бы надежда, то она точно знала, что осталась одна… Девушка только сейчас, среди нас, понемногу стала отходить от своей боли. Ублюдки Сыча, вырвавшие ее из заботливых рук Стопаря и Тучи, так надеявшихся увидеть Анну своей невесткой, оставили в душе девушки неизгладимый след. Многие после этого даже не возвращались — бросались со скал, полностью опустошенные и разуверившиеся в людях. Мы надеялись, что внезапно вспыхнувшее чувство, хоть в чем-то утешит и придаст силы девушке — но, как оказалось, это была любовь только с одной стороны…
Все это мы узнали потом. А пока — форт жил своей привычной жизнью. Кто-то уходил с раннего утра на охоту — и возвращался через день, два, а то и более, в зависимости от дальности похода. Кто-то сидел на восстановленной пристани и собирал дань с реки — опустошая корзины, придуманные еще Беном. Чего-чего, а рыбы у нас хватало всегда! Всегда свежей, вкусной, и так легко добываемой — в чем была и есть заслуга инженера. Его здоровье, благодаря принесенным ампулам, пошло на поправку. Когти ящера, едва не оставившие его без ноги, оказались гораздо более опасны именно своим содержимым — при более детальном осмотре Стопарь обнаружил у самых кончиков полые отверстия. Док сразу сказал, что это, скорее всего, место для впрыскивания яда. Ну а Ната, вырезавшая некоторые части из туши поверженных гигантов, могла это подтвердить — стрелы, смазанные содержимым, убивали дичь даже при самом слабом ранении. Только вот, есть ее никто не хотел…
Места в форте стало не хватать. Хоть изначально я рассчитывал на довольно большую вместимость — стараниями Стопаря, полагавшего, что его должно быть не много, а очень много! Вернее, место было… а жилья — нет. Решив обеспечить всех нуждающихся нормальными бытовыми условиями, мы, не делая различий, строили именно дома. И вот их-то, ставить оказалось негде — все свободное место уже было занято, а громоздить их на оставшемся от застроек, я не хотел. Возникала угроза пожара, да и оставить площадку, на которой мы иной раз собирались, следовало обязательно.
Выход предложил Бен. Прихрамывая, он позвал меня и Стопаря, и предложил свой план — второй ярус. Мысль простая… но, кому по нраву, когда над тобой кто-то топчется наверху?
— Переживут, — Стопарь буркнул, не раздумывая. — Как до всего жили? В небоскребах, поди, этажи десятками считали? А тут — всего лишь второй.
— Ага. Ты это своей супруге скажи, — я подковырнул кузнеца. — И кто решится, над вами жить? Чуть сильнее топнет — так Туча утром из человека душу вынет!
Он смутился. Что-что, но сварливый характер старухи был далеко не секрет, и справиться с ней мог только я, да еще, пожалуй, Ната.
— Ладно. Выхода, действительно, нет. Или придется стены заново возводить. Получится этакий замок с пригородами… Стоит ли оно того?
— Это долго, — Бен покачал головой. — И сложно. Много бревен, камня, работы. Зачем? На моей родине не строили таких домов — тепло, не нужно. Сейчас тоже тепло. Скажи, Дар — зачем такая работа? Можно ставить легкие палатки, как у Совы, а, если наступит опасность — всех забрать под защиту уже готовых стен!
Стопарь посмотрел на меня с надеждой — замысел Бена, вначале сразу им одобренный, уже не так прельщал, после упоминания о Туче…
— Нет. Мы обещали всем одинаковые условия. И палатки — не жилье, когда падает град или начинается песчаная буря. Ложась спать, люди должны знать — их крыша не унесется прочь от случайного порыва ветра. Да и места в доме, не в пример, больше…
— Тогда мы строить второй этаж? — Бен уже почти не коверкал язык.
— Строить! — я повторил вслед за мулатом. — И начнем как можно быстрее. С нашего дома…
Они оба вскинулись — Стопарь чуть не замахал руками, а Бен изобразил на лице нечто совершенно неприемлемое…
— Ты что? Над тобой? Ты — вождь! — Стопарь выдохнул, обдав меня каким-то знакомым запахом… — Нет! Твой дом — табу! — как говорит наш общий знакомый. Я скорее соглашусь надстроить над ним второй этаж для тебя самого — но никак не для кого другого! Нет, Дар. Нельзя. Ты можешь не соглашаться, говорить, что это слишком — но ты уже не властен, поступать так, как если б был прежним Даром — до прихода в долину. Сейчас ты — наш вождь. И жить, и выглядеть, должен — вождем! А над жилищем вождя никто другой высится — не может!
Бен, улучив момент, вставил:
— Ты не быть вождь, если жить как все. Ты можешь быть, как я, как Стопарь, как Чер или Клешня, но ты не быть тогда вождь! Мой папа, большой бвана — он иметь свой шофер, свой лакей, свой прислуга и много-много важность! Он ничего не иметь — если быть, как его сын — просто инженер.
— Да ну вас… — я отмахнулся, сознавая в глубине души, некую правоту обоих моих друзей. — Еще корону мне приготовьте. Достали уже. Какая, в конце концов, моя задача? Ну, командую я в форте… так сложилось. Не я — так ты и сам вполне справился бы.
— Нет, — Стопарь сложил руки на груди. Узловатые, покрытые мозолями пальцы, крепко сжались, что служило признаком серьезного волнения кузнеца. — Нет, — Он повторил, чуть более глухо. — Не смогу. Не мое это. И не Бена — хоть он и сын своего значимого папаши. И никто другой, кроме тебя. Даже Сова. Ты до сих пор не хочешь понять — идут не за нами, не за фортом — хоть и это имеет значение! Идут — за тобой, твоим именем и делами.
— Именем… — я усмехнулся. — У меня и имя режет слух. Такого, пожалуй, в долине ни у кого не встретишь.
— Тем лучше! — Стопарь был тверд. — Не надо и клички, которые носим мы. Хотя, меня устраивает… Сова, рано или поздно, даст тебе такое имя, что, второго такого, тоже ни у кого не будет. И не увиливай! Ты — наш вождь. Ты стал им, когда принял нас сюда, а уж потом, когда дрался с бандитами — тем более!
— Прекрати! — я не выдержал этого потока славословия. — Еще нимб мне повесьте. Иди к черту… И дрался я не один — а вместе с вами всеми! Все, брэк, заткнитесь оба. Мы что обсуждали? Дома? Вот и вернись с небес на землю… Давай, Бен, излагай — с чего начнем?
Мулат, только качнув головой в знак согласия, стал рисовать палочкой на земле. Импровизированный чертеж быстро стал обрастать нашими дополнениями — Стопарь, получив ощутимый тычок в бок, переключился на более насущные дела. Его советы имели значение — фермер неплохо разбирался в строительстве. Если бы еще не его идея-фикс — сделать из меня местного «царька» всея прерий….
Заготовку материала начали сразу — едва отошли от чертежа, который Бен затоптал ногой. Он имел почти суеверный страх не показывать никому свои изобретения, до тех пор, пока они не воплощались в жизнь. Кроме меня и закадычного дружка, сопящего недовольно рядом, разумеется…
— Свистун! Подойди! — я подозвал мужчину и велел ему отправляться в лес — выбирать деревья. С ним — Пуму и Джен. Девушки должны были прикрывать его на случай внезапного появления хищников. С некоторых пор, роли стали меняться — мужчин, озабоченных тяжелой работой, защищали женщины. Это не означало, что первые не брали с собой оружия. Как и прежде, никто не мог выйти из форта, не имея за плечами лука или копья, а о такой мелочи, как топорик и нож можно было не вспоминать. Видя это, я лишь напоминал о внимании — часто случалось, что, увлеченные делом, мужчины оставляли его, где попало, а в условиях дикой природы это граничило с самоубийством. Волки, хоть предпочитали более открытые пространства прерий, порой заходили в Черный лес — и тот оглашался криками и ревом испуганных животных. Хищники убивали кого ни попадя, не брезгуя никакой добычей. Порой казалось — это месть людям, за то, что те вторгаются на их территорию!
В Низинах практически никто не жил. И охотники наведывались в те места лишь в погоне за преследуемым стадом, а то и одиночным овцебыком. И тогда только скорость спасала первых от гибели — волчьи стаи свирепо охраняли собственные охотничьи угодья. Не раз мы становились свидетелями столкновений — всегда кровавых! — между столь же злобными стаями перерожденных собак и более крупных волков. Летела в стороны шерсть, и, как правило, на месте свалки оставались неподвижные туши трех-четырех убитых зверей…
Я старался своих охотников направлять в сторону, противоположную Низине. Не только волки и одичавшие псы хозяйничали там — огромные змеи, способные проглотить джейра целиком, мощные туры, ломающие хребет волку одним ударом копыта, ловкие и бесстрашные кошки, размерами от прежних, до гигантских, убивающих крыс-трупоедов пачками! Ну и самих крыс, хоть и изрядно сократившихся в численности, но все еще досаждавших людям на всем протяжении долины, от Синей реки и до Каньона Смерти.
Так вышло, что самая богатая добыча водилась тоже там. Прерии, хоть и не могли считаться слишком бедными на сей счет, уступали в этом опасной местности, где не раз, бесследно, исчезали люди. То ли, очень мощные травы, намного выше и сочнее тех, что росли в остальной части долины, то ли, множество естественных укрытий, в виде бесчисленных оврагов, нор и ям, где так легко затаится и напасть исподтишка, а то и переждать непогоду.
Я слишком хорошо помнил наше столкновение со змеем — Ната едва не погибла в его пасти! И крайне неохотно разрешал охотникам уходить туда. Но форту требовалась еда… Не только руки прибавились в селении — ртов тоже добавилось. И всех нужно кормить. Туча сбивалась с ног — ей уже постоянно требовались помощницы. Слава небу, таковых хватало — не все девушки считали себя обязанными походить на Ульдэ! Ну а заставить северянку чистить корни или варить похлебку, никто и не пытался… Суровый взгляд прищуренных, узких глаз, напрочь отбивал охоту даже к шуткам такого рода. Я лишь поражался, видя ее реакцию на сугубо женские дела. Если все женщины в ее роду такие — странно, что им правили мужчины. Но, возможно, что она — исключение из правил. Стоило вспомнить ее историю…
Когда Элина и Пума, подошли вместе и попросились в прерии — я сразу заподозрил неладное. Моя огненноволосая девочка предпочитала общество северянки всем прочим, стало быть, та — тоже, где-то рядом…
— Куда?
— Туча просит добыть козорога. Клей нужен, а его копыта — лучшее из всех известных для этой цели.
Я кивнул — да, костный клей из копыт козорога был наиболее прочным. Изготовление оперенья для стрел, пропитка накидок, мало ли где он требовался?
— Можете поискать между белыми холмами и Предгорьем.
— Нет, — Пума переступила с ноги на ногу. — Там их почти не осталось. Слишком многие ищут удачи на юге.
— Перейдите Змейку…
Я не успел продолжить. Ульдэ, возникшая ниоткуда, сразу взяла быка за рога:
— Мы пойдем в Низину.
Я нахмурился. Спорить с ней — бесполезно. Ульдэ становилась все более своенравной — и я порой даже жалел, что не уступил ее домогательствам… Может, стань она настоящей женщиной — эта показная неприступность и жесткость, уступили место ее глубоко запрятанному миру, где еще осталась нежность и мягкость?
— Идите. Втроем?
— Алиса остается в форте! — Пума задорно улыбнулась. — Ей нравится чистить горшки и овощи.
— С нами пойдет Джен, Птаха, Мила и Анна.
— Одни девушки? Почему?
Ульдэ скорчила гримасу, означавшую все ее отношение к мужчинам…
— Вижу, убеждать не стоит? А ты что молчишь? — я обратился к Элине. Та скромно потупилась:
— Нас ведет Ульдэ. Ее выбор…
— Понятно. Амазонки, мать вашу… ладно. Идите.
Девушки, собравшись, покинули стены форта.
— Что ж, удачи… — Ната проводила подругу напутственным пожеланием. — Не рискуйте зря. И помните — мы вас ждем назад!
Глава 10
Пожар в Низинах
Стройка вторых этажей, задуманная Беном, началась. Я мобилизовал практически всех, способных носить тяжести, на доставку бревен из леса, заготовку камня и глины. Девушки, освобожденные от таких работ, рубили и вязали в снопы траву — для изготовления самана. Кирпичи, вымешанные из глины, речного ила и высушенной травы, служили для изготовления стен, бревна — для крыши. Постепенно, стена за стеной, дом за домом, наш форт все более походил на какую-то странную пирамиду — но, пирамиду устойчивую, хоть и неказистую. Бен довольно точно рассчитал и вес, и нагрузку строений — и ни одна из стен не покосилась, что, при таком способе кладки, вполне могло случиться. Как оказалось, нечто подобное «лепили» и на его родине, где той же травы и глины было в избытке, а вот настоящего цемента — мало, и стоил он дорого.
Вопреки всем возражениям, чуть ли не забастовке мулата и Стопаря, самой первой перестройке подвергся наш дом. Ната, узнав о начале строительства, встала на мою сторону. Она тоже считала, что выделять себя перед другими — не самый лучший вариант, завоевывать авторитет… Тем не менее, хитрый Бен так спроектировал именно наш дом, что он, какими-то путями, оказался выше всех прочих примерно на метр, кроме того — увенчал покатую крышу своеобразным символом, в виде львиной морды. Резьба по дереву у мулата получалась вполне прилично — посмотреть его творение собрались все жители форта. Ну а я был готов сквозь землю провалиться…
— Не, нормально, — Свистун, делая перерыв в работе, задрал голову и теперь комментировал рубленый «тотем» на крыше. — Типа, как у индейцев. Красиво!
— Дикость! — Ната пожала плечами, выискивая инженера среди толпы. Тот благоразумно скрылся, решив переждать гнев моей маленькой, но решительной жены. — Нужно снять!
— Отчего? — Клешня, пряча по привычке жуткую для чужих глаз, руку, отозвался на ее замечание. — В самом деле, красиво! Пусть стоит! Дар, это ведь не тебе памятник, в самом деле! Кто в форт придет — сразу увидит! — здесь не шутки шутят. Стоит же у Святоши крест, в два человеческих роста, при входе в их обитель? Нам тоже не помешает… какой, никакой, а символ!
— Чего символ? — Туча, грузно переваливаясь с ноги на ногу, тоже оценила работу Бена. — Это вот? Ну и морда… аж оторопь берет. Этак мы всех гостей распугаем!
— А тебе и лучше, — Свистун, увидев повариху рядом, счел за лучшее отойти в сторону. — Меньше готовить.
— Это мне решать, меньше или больше! Нашелся еще, советчик. Надо будет — и весь поселок накормлю. А морда эта — да пес с ней… Надоест — снимем.
Найдя Стопаря, я отвел его за угол и красноречиво показал кулак. Он выглядел довольно нелепо перед крупным лицом кузнеца, и его собственными кулаками, раза в полтора шире моих в обхвате — но Стопарь виновато прятал их за спиной…
— Твоя идея? Когда уже успокоишься?
— Не я… Он сам.
— Не свисти, — я пресек его оправдания, прекрасно понимая, что Бен не решился бы на такое без одобрения и ведома кузнеца. — Он, может и вырезал сам. Да только взгромоздить этот ствол на венец одному не под силу! И установить. Ну и снять… Само собой. Что, дел других нет?
— Извини, Дар. Не хочешь льва — давай, волка изобразим?
— Тьфу! — я плюнул и пошел прочь. Спорить с кузнецом, вообразившим себе наш форт центром мироздания — себе дороже. Пусть стоит, в самом деле… Спилю, когда-нибудь.
…С момента ухода девушек прошла почти неделя. Начинать тревожиться — рано. Часто бывало, охотники задерживались и на более длительное время. Расстояния прерий это допускали. А если приходилось подолгу идти за стадом, либо, готовить добычу на месте, спасая ее от жадных и зубастых ртов — времени уходило еще больше. Тем не менее, я не хотел устраивать большой загон, наподобие того, какой мы провели перед приходом банды. Да, тогда добычи хватило всем и надолго — но сейчас я менее всего желал прилагать усилия для того, чтобы обеспечить Святошу. Поселок все сильнее «прогибался» перед братьями-рясоносцами, и кормить тех, кто смотрел в нашу сторону с нескрываемой злобой и новым, псевдорелигиозным фанатизмом, просто не стоило. Пусть сами побегают по травам — полезно и для души, и для тела. Все лучше, чем слушать однообразные проповеди нового пастыря, одержимого идеей власти над жителями прерий. Мало нам было Сыча…
Погода, к причудам которой мы привыкли, вдруг решила нас еще раз удивить — на этот раз, новым скачком. Если в прошлый раз это был град, то теперь — неимоверная жара, наступившая буквально в течение нескольких дней. С каждым днем солнце палило все сильнее и сильнее. Без всякого градусника я мог сказать, что температура поднялась, как минимум, до отметки в 45–50. И это — в тени. Выходить на открытое для лучей место — гарантированно получить удар и свалится на прогретую до состояния сковородки, землю. Туча, для которой Стопарь давно соорудил навес, буквально задыхалась под ним от нехватки воздуха. Очаг вытягивал на себя весь кислород, и у бедной женщины, к тому же, довольно тучной, стало прихватывать сердце. Даже вершины далеких гор заметно потемнели — похоже, стали таять ледники, что само по себе довольно грозный признак. Если жара продлиться еще с неделю — как бы нам не стать свидетелями еще одного наводнения, однажды едва не погубившего нас с Натой!
— Как они там? — Ната встала рядом, всматриваясь вдаль. Я еще с утра поднялся на скалу, отпустив сторожей вниз — размяться и просто перекусить.
— Ульдэ найдет выход.
Она кивнула. Таежница, хоть и выросла в иной среде, хорошо чувствовала себя и в этой, непривычной для всех. Ее умение, выживать в любых условиях, не раз помогало всем нам. И сейчас, я надеялся на нее так же уверенно, как и раньше. В Низинах полно мест, где можно спрятаться от этой жары — а Ульдэ, исходившая там все тропы, знала их практически все. Кроме того — с ней были не какие-то запуганные женщины поселка, не знавшие иного мира, кроме ближайших полей и узкой полоски берега у озера, а наши девушки, сами не раз сталкивавшиеся с врагом, как двуногим, так и обычным, с клыками и рогами. Пума, прославившаяся за пределами Предгорья и ущелий, где она жила, Джен, меткая не только на слово, но и на дело, даже Птаха — столь же бесшабашная, сколь уверенная в своих силах. Ну и Элина, разумеется… Моя красавица ни в чем не уступала остальным, а кое в чем — превосходила. Ее умение стрелять из лука славилось почти так же, как искусство Совы — непревзойденного мастера среди прочих! А уж метание из пращи и вовсе не знало равных.
Оставалась Анна — но я надеялся, что и она не подведет прочих. Девушка потихоньку оживала, начала улыбаться и даже шутить — сказалось бережное отношение к ней в форте, да и общее табу на памятные воспоминания. Возможно, в чем-то помог Блуд — хоть их отношения и не нравились Элине.
— Тревожно… ты не находишь?
Я прижал ее к себе. Ната прильнула под руку, пряча лицо на моей груди.
— Что ты?
— Не знаю… Почему-то, страшно. Никогда не волновалась… А сегодня, вдруг, как кольнуло, что… Ты не чувствуешь?
— Я? — мне нечего было ответить. Предчувствие, так часто раньше помогавшее избежать опасности во всех ее проявлениях, давно не напоминало о себе. — Вроде, нет.
— А мне казалось, наоборот. Именно ты и должен предвидеть… все, что с нами может произойти.
— Ага, как же. С чего вдруг?
Ната отодвинулась и серьезно произнесла:
— Ты стараешься не говорить об этом. Боишься, что сорвешься, как тогда, с Элиной? Она ведь сразу простила тебя. Да и забыла, наверное.
— Зато я не забыл. — Перед глазами возникло лицо девушки, залитое слезами…
— Ну и что, если так? — Ната спокойно взяла мои руки, в свои. — Успокойся. Сделано — стало быть, сделано. Ты ее изнасиловал… ну так, рано или поздно, это должно было произойти. Если в тебе находится… тот, кого ты избегаешь, он не может не напомнить о себе. И пусть лучше так, чем иначе.
— Так?
— Так! — Ната повторила. — Пусть Он просыпается в тебе, когда ты с нами, на нашем ложе. Я согласна быть даже добычей в Его лапах — лишь бы Он никогда не вышел наружу при других. Понимаешь меня?
Я промолчал, гладя ее по волосам. Густые и длинные, мало уступающие гриве Элины, они свободно спадали по спине, и я любовался этими локонами ничуть не меньше, чем роскошным прядями отсутствующей красавицы.
— Молчишь?
— А что мне сказать? Я не так часто Это вижу. Зверь… Да, иногда, я словно в чьей-то шкуре — все ощущаю не своими чувствами, а его. Я не могу объяснить, Ната. Это связь. Странная, и страшная. Не могу представить, что я — такой же, как Он. Но почему-то, когда Это происходит — Он, словно пытается говорить со мной. Я раздваиваюсь? Тогда, это кончится очень плохо… и люди увидят, как их Дар сходит с ума, убивая всех, кто попадется ему навстречу. А вы говорите — вождь. Какой с меня вождь? Даже Стопарь не в курсе, кто во мне сидит…
— Никто в тебе не сидит! — Ната решительно оборвала мои сомнения. — Не придумывай. Все это — только связь, не более. Если они, в самом деле, существуют — возможно, обладают возможностью к телепатии… и это передалось тебе.
— Существуют, — я стиснул зубы. — Если сомневаешься — вспомни наше возвращение из Провала!
Ната не ответила — такое забыть невозможно…
Мы помолчали еще какое-то время, после чего она собралась вниз — Нату ждала Власта, с которой они перебирали травы, принесенные из степи. Власта, как и Ната, имела довольно хорошие познания в ботанике, но, если моя маленькая жена предпочитала их использование в качестве лекарства, то Власта искала среди них приправы, без которых наша, во многом однообразная еда, становилась пресной. Да, у нас в избытке на столах лежала рыба, часто — мясо, не каждый день — плоды, или съедобные коренья. И все это требовало хоть каких-то приправ! Стопарь, истосковавшийся по настоящему хлебу, чуть ли не каждый день доставал меня с будущим полем и его видениями колосьев пшеницы…
Жара не спадала. Более того — находится на открытом месте, не защищенном от прямых солнечных лучей, всего лишь в течение нескольких минут, означало гарантированный обморок. Я запретил все выходы в прерии, всю работу, связанную с физическим трудом, и даже приготовление пищи. Люди питались запасами, доступ к которым имела только Туча. Она слегла, не выдержав изнуряющего тепла — и сейчас эта обязанность легла на плечи Наты. Все изнемогали, проводя большую часть времени на пристани, точнее — в реке. Но ледяная вода приносила лишь временное избавление — а вскоре два человека и вовсе свалилось с серьезным воспалением. После этого купание пришлось ограничить. Кроме того — охотничий отряд, состоящий из одних девушек, так и не вернулся…
— Погибнуть они не могли, — Свистун, волнуясь за свою подопечную, вызвался идти на поиски. — Все опытные, умелые. Могли зайти слишком далеко, и сейчас пережидают, пока остынет земля. Я пробовал выходить в поле — ноги обжигает даже сквозь подошву мокасин!
— Не почудилось? — Стопарь, тоже страдавший и обливающийся потом, почему-то невзлюбил Свистуна и не упустил случая придраться. — Я вот, хожу в форте, чуть не босиком — и ничего. И тапки твои, из буйволиной кожи — что там можно почувствовать?
— Но попасть в передрягу — вполне! — Свистун даже не повернулся к кузнецу и обращался только ко мне. — Прошло две недели — это серьезно!
— Если, в самом деле, пережидают пекло — днем отсиживаются в укрытие, а идут по ночам. При свете луны особо не разбежишься… Может, рано паникуешь?
— Дар, как бы сказать… — он повернулся и жестом призвал к нам Волоса. Тот с готовностью подбежал и встал возле приятеля. — Это не я так считаю. Он.
— Он? — я с интересом посмотрел на мнущегося с ноги на ногу, парня.
— Он! — подтвердил Свистун. — У него, когда нашим опасность угрожает, словно видение открывается… Сказать не может, показывает… Да ты сам спроси!
Я, не смотря на жару, ощутив вдруг леденящий холод, остановил свой взгляд на Волосе:
— Это правда? И что… ты чувствуешь? Как?
— Нет, так он не ответит. То есть — ты не поймешь, что он скажет! — Свистун пригнулся к другу, и быстро произнес:
— Пума! Пума! Ульдэ. Элина! Как? Где?
Волос вдруг изменился лицом — вернее, тем, что более походило на звериную морду. Он оскалился, показав клыки, шерсть вздыбилась, а руки-лапы, выброшенные перед собой, принялись рвать воображаемого противника. Свистун, с немалой силой насев на парня, принудил того встать на корточки — но и тогда засверкавшие зрачки зверочеловека не прекратили метать молнии!
— Он… Видит врагов?
— Я не знаю! — Свистун еле сдерживал парня, порывающегося встать. — Но это уже второй раз! Как спрошу про девушек — он словно с цепи срывается! А мы, пока в горах жили, привыкли ему доверять. Если вот так бесится — жди беды! Не могу сказать, как это он видит — но видит! Мы пытались поговорить, так он пояснил — типа чужими глазами, не от себя… Ты понимаешь?
— Более чем… — я ощутил знакомое состояние, которое не напоминало о себе уже очень давно. — Очень даже понимаю. Стопарь! Готовь отряд — идем в травы!
— Сейчас? — кузнец смотрел на нас, как на самоубийц. — Совсем от солнца крышу снесло? Куда? Да вас поджарит, как гренки на сковородке, едва за ворота выйдете! И здесь-то, едва дух перевести можно — а посреди степи… Все ты, зараза! Чего еще наплел, со своим дружком, обросшим? Какая еще опасность?
— Замолчи, Стопарь, — я взял себя в руки. — Замолчи, и делай, что велено! Волос чувствует угрозу для наших девочек — причин, ему не верить, у меня нет! А, раз так — ни жара, ни град, ни даже настоящее пекло меня не остановят! Зови Чера, Черепа, Волос — ты тоже идешь с нами! А вот ты, — я развернулся к Свистуну. — Останешься в форте. И не буравь меня глазами — идут те, кто способен выжить в Низине! Ты — из Предгорья, навыков нет, можешь только помешать. И еще — в гостевом спят Йети и Леший! Поднимайте обоих — передай, что мне нужна их помощь!
— Угар в своей конуре… — Кузнец буркнул, уходя к длинному зданию, служившему нам своеобразной гостиницей для всех пришлых. — Хоть его забери.
— Он едва живой в своей шубе. Пусть дрыхнет и дальше. Отведи его к реке — пусть поплавает. А Нате скажешь — форт в ее руках.
— А то… — Стопарь даже не обернулся. — Не первый раз.
Гости, на которых я рассчитывал, как оказалось, ушли еще ночью. Подумав, я решил больше никого не брать — по такой погоде любой лишний человек, скорее обуза. А в себе, спецназовце и следопыте я был уверен. Что до Волоса — посмотрим…
Странности мы заметили почти сразу, как перешли условную границу прерий и низменности. Прежняя сочная трава сплошь полегла, как-то разом оголив долину. Это сильно напоминало прежние картины, столь привычные взору прошлых лет. Такое не раз доводилось видеть, находясь перед окном в вагоне мчащегося поезда, или, сидя в легковой, проезжая очередное заброшенное поле. Тогда все было приземистым, любое деревце было заметно за многие километры вперед, а трава едва достигала высоты колена… Все это осталось в том, недосягаемом для нас мире. Новая природа изменила привычный пейзаж: если трава — так по самую голову, а то и выше! Любое дерево — раз в десять выше человеческого роста, и обхватом не менее пары метров. Кусты — заросли, едва проходимые даже для животного, защищенного крепкой шкурой, которую с большим трудом пробивала кованая стрела, сделанная руками кузнеца. Но сейчас все стало прежним — низким, голым и основательно поблекшим. Все прежние краски будто пропали — стали одинаково соломенно-желтого оттенка, цвета пересохшей глины. И все это хрустело под нашими ногами…
— Не нравится мне это… — Чер осторожно ступал по рассыпающейся в прах, траве. — Спички достаточно, чтобы вспыхнуло. А мы — посреди степи. Скрыться негде.
— Не каркай… — Череп зло сплюнул. — Накличешь, на нашу голову. Куда дальше, вождь?
— Все туда же. В Низины.
— Уверен, что они там?
— Спроси Волоса.
Череп ухмыльнулся — он, как и я, тщетно пытался понять мычание и жесты парня. Но у меня, тем не менее, получалось лучше.
— Ага, скажет, как же. Ладно, пошли. Низины не маленькие — куда именно?
— Давайте пока ближе к северо-востоку. Если Ульдэ решила переждать эти дни в убежище — непременно пойдет к Змейке. Там вода, а, стало быть — легче.
— В Низинах много мест, где вода! — Чер не согласился. — Они могли укрыться и там.
— Могли… — я не спорил. — Но Волос показывает туда. Мы здесь, потому что он чувствует опасность, для девушек. Волос!
Парень осклабился и указал рукой-лапой в сторону севера. Чер передернул плечами — клыки Волоса делали честь любому псу…
С каждым шагом местность становилось все суше, растения, прежде укрывающие всю землю ковром, полностью полегли и превратились в высохшее сено. От наших шагов шел нескончаемый хруст. Череп заметно нервничал — его тревога вскоре передалась и нам всем.
— Твою мать! — он указал на восток. Весь горизонт на глазах затянуло дымкой, а потом мы увидели и сам огонь!
— Травы горят! От Змейки идет!
Выход был только один — бегство! И только в самую глубь Низин, куда в здравом уме ни один охотник не ходил, из-за угрозы подвергнуться нападению хищников, предпочитавших эту местность любой прочей. Слишком много их тут было… Зато — там были тропы, ведущие в лес, почти такой же по размерам, что и наш Черный. Только состоял он не из деревьев, а разросшихся кустов и самой травы, ставшей едва ли не вровень с прежними березами да дубами. Но нам некогда было любоваться видами новой флоры — огонь приближался со скоростью поезда! Вскоре мы ощутили на себе и фауну — все живое, почуяв угрозу, устремилось прочь, и теперь пробегало мимо нас, ища спасения на западе Низин.
— Там ручей! И озеро! По нему проходит звериная тропа. Срежем дорогу! — Чер указал вбок. Следопыт лучше всех знал Низины — мы бросились за ним. Но не только люди искали выход в сложившейся ситуации. Вбегая на узкую тропку, пробитую множеством копыт к водопою, мы лоб в лоб столкнулись с семьей самых свирепых хищников степей — волками! Те, нисколько не обращая на нас внимания, быстро убегали в травы, до которых еще не добрался огонь. Следом мчались, не разбирая дороги, парочка огромных туров — они сметали все на своем пути, случайно даже растоптав споткнувшегося джейра. Вся степь была усеяна спинами спасавшихся животных — козорогов, овцебыков, ланей и множества кролов. Они сбивали друг друга с ног, падали и вновь поднимались, ища выход из западни, в которую их загнала столь приветливая ранее Низина. Огонь уже лизал ноги отстающим, мы слышали жуткие крики, жалобное блеянье и рев — в пламени заживо сгорали не только травоядные, но и хищники, оказавшиеся не способные быстро сориентироваться и принять единственно верное решение. Несколько собак кинулись в ближайшую речку — и были мгновенно убиты двумя чудовищными монстрами! Столбообразные туловища гигантских змеев показались из воды и в несколько секунд расправились с ищущими спасения зверьми. Но и змеев ждала незавидная участь — огонь, распространяясь все шире, захватил собой край впадины, где, как сказал Чер, любого неосторожного ждала гибель. Она представляла собой наполненную до краев жижу, с отвратительным запахом гниения. Он предупредил, что это место может оказаться скоплением сероводорода — и теперь его версия подтвердилась с самой страшной силой! Чудовищный взрыв и последующая воздушная волна сбила нас всех с ног. Мощный порыв обжигающего воздуха на какое-то время лишил возможности дышать — мы едва не задохнулись! Монстры, почуяв неладное, решили покинуть свою лужу — но выброшенная наружу взрывом, масса горючей тины и водорослей, упала ровно между змеями. Адская смесь, состоявшая, наверное, из всего, что может гореть, в мановение ока обварила чудовищ, отчего у тех полопалась кожа! Такого яростного шипения и диких, отчаянных попыток, сбить прожигавший их огонь, никто из нас еще не слышал, и не видел… Более крупный рухнул оземь — пламя расправилось с ним, невзирая на размеры!
Мы заметили падающих птиц — те, стремясь улететь от угрозы, попали в потоки выброшенного газа и сразу задохнулись. Они не успевали долететь до земли, а их оперенье уже начинало дымиться…
— Вперед! — Чер, опомнившись, кинулся следом за волками. — За мной!
Мы кинулись за ним, понимая, что промедление грозит гибелью. Но в этот миг вдруг поднялся второй змей — и Черу пришлось остановиться, так как другого выхода, как перейти вброд эту реку, у нас не было. Но мы только что видели, как быстро они убили собак…
— Крысы!
Череп метался на тропе и отшвыривал от себя коричневых и серых тварей, выскочивших, казалось, из самой земли. Они тоже стремились вырваться из объятий огня и теперь рвались напролом, заполняя собой эту единственную возможность выйти из западни. Некоторые успели проскочить — а другую часть встретил змей! Он, рассвирепевший от полученных ожогов, бил во все стороны громадной мордой — и, с каждым ударом, бездыханный трупоед летел вниз, в воду, быстро окрасившуюся их кровью. Осталось всего одна — и, вынужденная идти вперед, она ступила на эту страшную тропу, где ее встречал самый грозный их всех, знакомых нам, охотников Низины. Питон одним мощным броском перекрыл крысе дорогу к спасению — и, отчаянно завизжав, та вдруг кинулась прямо на змея… Мы, не смотря на угрожавшую самим опасность, словно завороженные глядели на разворачивающуюся картину, где, цеплявшаяся за жизнь, серая тварь, решила помериться силами с намного превосходившим ее монстром. Питон, увидев рывок крысы, снова изменил направление — и навис над ней, точь-в-точь, повторяя позицию изготовившейся к броску, кобры! Крыса, напротив, не сбавляя скорости, врезалась головой прямо в тушу монстра и впилась в нее своими резцами! Змей, слегка ошалев от такой наглости, даже замер — но потом, едва ощутил боль от острейших зубов, отшвырнул крысу прочь, сделав это лишь движением своего туловища. Но упрямый трупоед не желал сдаваться! Крыса опять ринулась в атаку! Змей встретил ее раскрытой пастью, в которой мог поместиться целый джейр… Он с легкостью отбросил крысу назад, потом вдавил своей тупой мордой в землю — мы услышали жуткий хруст переламываемых костей! Крыса заверещала, питон подхватил ее своими зубами — и резко швырнул вверх! Падая, та словно провалилась в разинутую пасть монстра… Змей заглотил добычу одним махом, опровергая все наши прежние представления о способе их питания — не было ни медленного удушения, ни постепенного втягивания жертвы внутрь… После этого, питон, наконец, обернулся к нам — и, не смотря на окружавший нас всех пожар, все явно ощутили исходящую от него угрозу! Казалось, он не чувствовал жара, буравя нас своими желтыми, немигающими глазами. И тогда каждый из нас понял — что такое гипнотический взгляд хищника, уже рассчитывающего на заранее приговоренную добычу! Все замерли, не в силах сделать ни шагу — и только Волос, будто, не входя в число будущих жертв, смог выхватить из общей кучи чье-то копье и метнуть его в огромную башку ползающего гада.
В этот момент огонь достиг кончика хвоста монстра. Тот дернулся, словно по нему пропустили электрический ток, и повернулся в сторону предполагаемого врага. Я очнулся, будто прозрев.
— К оружию!
Повторять не требовалось. Мигом похватав свои вещи, мы, пользуясь тем, что змей отвлекся на иные проблемы, окружили его со всех сторон — и сразу несколько смертоносных лезвий обрушились на гиганта! Это было безумием — но другой выход, сгореть в бушующем пламени прерий, нас устраивал еще меньше…
Кровь хлестала во все стороны — змей, лишенный практически сразу обоих глаз, утыканный стрелами и копьями, метался из стороны в сторону, выискивая своих обидчиков среди выгоревшей земли. Каждый из нас находился на волоске от смерти — одного тычка этой огромной морды было достаточно, чтобы навсегда избавить любого от всех настоящих и будущих проблем. Дважды, зубы змея, хватали пустоту, вместо Чера — парень, каким-то чудом предугадывал все движения монстра и успевал увернуться. Один раз, хвост монстра ударил по ногам Волоса — тот мгновенно упал, после чего мы все, уже не предохраняясь, накинулись на змея. Череп, отвлекая чудовище на себя, бил его по голове с обеих рук — и лезвия отточенных томагавков в мановение ока покрыли чешуйчатую кожу страшными, рваными ранами! Чер, изловчившись, всадил в зверя свое копье, и практически пробил им тушу насквозь. Даже Волос, не взирая на боль от падения, смог подняться и со всех сил ударил змея палицей.
Битва продолжалась еще не менее нескольких минут — лишенный зрения, монстр не мог нанести прицельный бросок, и наши совместные усилия дали свои плоды. В конце концов, я, воспользовавшись моментом, рубанул его мечом…
— К черту… — Череп грубо оттолкнул Чера, предложившего ему свою помощь. У спеца был разорван рукав, все плечо посинело, и он еле мог шевельнуть пальцами. Не лучше себя чувствовал и Волос — только после схватки он опустился на колени и теперь не был в силах встать. Змей, хоть и касательно, так приложил его хвостом, что оставалось только удивляться, что ноги парня не были раздроблены, подобно сухим веткам, среди которых происходила эта битва. Больше всех повезло мне и Черу — ни одной мало-мальски серьезной раны, а синяки и ссадины — не в счет!
— Не дури! — я осадил охотника. — Нужно перевязать.
— Когда? — Череп зло указал на горящую степь. Пока мы были увлечены сражением — огонь подобрался совсем близко и стал нам угрожать участью, от которой бежали все ранее встреченные животные. — Потом! Надо валить отсюда — или запечемся, что бараний бок в очаге у Тучи! Давай, живо!
Последние слова относились уже не ко мне — он указал на Волоса, силившегося встать на ноги. Но удар, полученный в битве, лишил его такой возможности… Чер, видя, что происходит, подскочил к нему и попытался взвалить парня на спину. Ему это удалось — но слишком тяжелый, массивный зверочеловек, был непосильной ношей для ловкого, но не обладавшего мощью Бугая, следопыта.
— Нет, — я встал рядом. — Бери оружие и мешки. Волоса понесу я.
Парень, протестующе взмахнул руками, но я уже забирал его у Чера. Вес мужчины явно превышал более привычные для носки, туши джейров — я даже присел от неожиданности. Чер, вздохнув, встал рядом:
— Может, вместе?
— Некогда! — я кивнул в сторону брошенной поклажи. — Бери все и мотай вперед, дорогу показывай! Я ни черта не вижу в этом дыму… Череп — не отставай! С тропы не сходить — тут везде топи. Провалишься — утянет на дно за пару минут! Иди уже!
Чер рванулся к вещам, а я шагнул в сторону освобожденной от монстра, тропки. Череп, не взирая на боль в плече, склонился над поверженным змеем и двумя точными взмахами топора отсек ему клыки. Потом он спрятал их в своей сумке и лишь после этого направился к выходу их ловушки, в которой мы оказались. Едва он покинул площадку — огонь достиг ее и жадно принялся пожирать и тушу змея, и траву, и даже черные камни, которые мы вначале приняли за черепах. Он заставлял нас ускорить шаг — спину прихватывало так, словно позади кто-то размахивал раскаленной сковородкой! Меня, по правде, защищал могучий торс Волоса. Но сам парень едва не скулил — языки пламени, получившего новую силу, лизали его по оголенному телу и причиняли жуткую боль! А шерсть, благодаря которой он получил свое прозвище, дымилась и вот-вот должна была вспыхнуть, как горела и дымилась шкура виденных нами погибших овцебыков.
На пути встретились два крохотных озерца — я скинул туда парня, нисколько не заботясь о последствиях. Если он загорится — моя помощь, в качестве носильщика, окажется бесполезна… Тот только ухнул и с головой ушел под воду. Но прохлаждаться долго мы не могли — и я указал ему на свою спину:
— Все, достаточно. На несколько минут хватит, а там посмотрим. Залазь, что смотришь?
Он покорно вылез из воды, пользуясь лишь одними руками. Встать на ноги так и не смог — и я вновь склонился, взваливая довольно тяжелый груз на свой хребет…
Долго так продолжаться не могло. Череп, хоть и вырвался вперед, шел пошатываясь и чуть не падая — сказалась полученная рана. Чер, увешанный с головы до ног нашим снаряжением, тоже обливался потом. А меня, лишь сознание неотвратимой гибели, заставляло делать очередной шаг!
— Песок!
Чер повернулся и указал на темный прогал между языками пламени. Да, это была своеобразная пустыня, наподобие той, что простиралась возле Каньона Смерти. Только гораздо более малого размера. Именно в ней мы едва не погибли с Натой, когда разлившаяся вода заставила искать любое возвышение, а дорога к нему вывела на предательский зыбун. Сейчас, напротив, все было слишком сухо — я отбросил сомнения:
— Туда! Левее! Там есть холм — ветер дует в его сторону, но мы можем спрятаться за гребнем от дыма. Иначе просто задохнемся!
Как назло, едва сделав шаг, рухнул спецназовец… Чер, побросав вещи, склонился над Черепом.
— Что?
— Дышит! Но без сознания.
— Черт… — от злости я уже и сам плохо соображал. До спасительного гребня оставалось всего ничего — но даже эти метры следовало как-то пройти!
— Я вынесу его!
Следопыт подхватил довольно тяжелого охотника и выпрямился. Ветер, дующий в наши спины, лишь добавил прыти. Мы и так знали — еще одна, даже самая кратковременная остановка, означает смерть. Через минуту и я, и Чер, достигли верхушки песчаного гребня. Я нисколько не церемонился с Волосом — сбросил, едва оказался на вершине. Так же поступил и Чер с другом. А потом и мы упали на песок и покатились по нему вниз, к подножию бархана. Мы выиграли несколько минут — раскаленный ветер, по-прежнему, угрожал всем нам гибелью от нехватки воздуха. Дышать тем пеплом и гарью, который он нес, было очень трудно… Но, если это еще можно было перенести, то, удушающий жар — нет! Я вспомнил, как мы прятались от ищеек Сыча возле каньона…
— Чер! Роем яму! Быстро!
Он молча кивнул — парень тоже помнил о нашем спасении и исчезновении перед лицом врага. Но тогда я, засыпав остальных, ушел прочь — искать место для собственного укрытия. Чер, едва мы углубились в песок, глухо произнес:
— … Моя очередь.
— Нет.
— Моя! — он был тверд. — Вождь форта — Дар. Погибнет вождь — Чер не найдет себе места в прерии… Ты уже делал это — для нас! Девушек нет здесь — я не ранен и сил у меня больше, чем у тебя… Ты нес Волоса, а он — тяжелее, чем три джейра, вместе взятых! Я добегу до леса!
Я вздохнул — парень был прав…
Через пару минут мы втащили в укрытие обоих раненных — Череп так и не пришел в себя! Потом Чер дал мне несколько полых трубочек:
— Это — камыш. Он сейчас словно бамбук. Пума из него стрелки пускает, с ядом… Выставь наружу, из песка — будет возможность дышать.
— Спасибо… — я не нашелся, что ответить. — Поспеши!
— Я успею! — Чер кивнул. — Все, давай шкуру!
Он набросил на нас накидку, потом энергично взялся бросать песок — и вскоре мы оказались погребены под его слоем, что предохраняло меня, спецназовца и зверочеловека от жара степи.
… Сколько мы так просидели — трудно сказать. Возможно, прошло не менее двух-трех часов. От нехватки воздуха я плохо соображал, что до моих спутников — Волос кусал свою мохнатую руку, а Череп лежал пластом. Я, насколько возможно, постарался уложить его удобнее — хотя, в наших условиях, само это понятие было утопией.
То, что гибельный ветер прошел, мы с Волосом поняли по уменьшившейся саже, влетавшей в трубку вместе с каждым глотком воздуха. Она саднила горло, и я уже выпил всю воду, имевшуюся во фляжке. Решив, что выбора нет — терпения сидеть в яме не осталось! — мы раскидали песок и придавившую нас шкуру…
На всем протяжении взгляда, прерии Низин выглядели как черная, обугленная земля, с редкими вкраплениями деревьев, на которых не осталось ни единого листка. Повсюду — трупы животных, не успевших добежать до спасительного леса. Да и цел ли сам лес?..
Волос, которому лежание в песке неожиданно помогло обрести подвижность, поднялся с колен.
— Ы! Ых!
— Вижу… — хоть попытки Волоса указать на последствия пожара, уничтожившего огромную часть Низин, были мало понятны, я догадался. — Ладно, помолчи. Вытащи лучше охотника — он, кажется, глаза открыл…
Еще через пару часов мы добрели до первых деревьев. Лес уцелел, но на всех ветвях, что были обращены в сторону степи, грязными хлопьями висела сажа.
— Не понимаю… — я пытался догадаться, что спасло лес. — Дождя не было…
— Встречный ветер! — из кустов появилась Элина и кинулась мне на шею. Я обнял красавицу, едва не падая с ног — сказалась усталость, накопившаяся за эту сумасшедшую гонку с огнем. Вслед за ней показались Чер, улыбающийся, несмотря на абсолютно черное лицо, Джен, Пума, Птаха и Анна — все, за кем мы пошли на выручку!
— Наконец-то… — я выдохнул, оторвав девушку от своей груди. — Где только вас носило?
— Долго рассказывать! — Джен вклинилась меж нами и указала на северо-восток. — За нами — погоня! Святоша!
— Что? — от изумления я даже слегка растерялся. Ожидать начала военных действий от монаха? Это нечто… Или же, он, действительно, решился, и прерии вновь грозят заполниться грозными криками сражающихся? Чертов проповедник….
— Там — озеро! — Чер вытер сажу с лица и выглядел сейчас, как Сова, в боевой раскраске. — Они на другом берегу. Тебе нужно посмотреть — самому!
— ?
— Долго объяснять… — Чер махнул рукой, поторапливая. — Аптекарь… В общем, сам все увидишь!
Крайне заинтересованный, я устремился в указанном направлении. За нами пошли и девушки, поддерживая все еще пошатывающегося Волоса. Череп помощи не принял и брел сам…
Чер вывел нас к странной впадине, которая оказалась почти идеально круглым озером, но вместо воды заполненной густой черной массой
— Битум. Или — асфальт.
Я не нашелся, что сказать. В наших краях увидеть озеро асфальта — природа, похоже, не устала преподносить сюрпризы…
— Ты знал?
— Ну, да… — настала очередь Чера удивиться. — Только это лишь на вид — озеро. А так, глубины вроде и нет никакой. Но местами впадины встречаются — вот туда попасть нежелательно. Так о том все знают, кто в Низины ходит. В озерное, я слышал, тоже отсюда смолу таскают. Да и Стопарь мне иной раз велит принести — для чего, не знаю? Вроде, бочку пытается сделать…
— Только я не в курсе. С ветром — твоя идея?
— Ульдэ подсказала… — он отрицательно махнул головой. — Ветер переменился, и она сразу решила поджечь встречный пал. Иначе — и лес и все, что далее, сгорело до самой Синей реки! По такой сухости — без вариантов! Ну и, повезло…
— Точно, повезло! — вездесущая Птаха высунула свой нос из-за его спины. — А так — намаялись убегать! Хорошо, возле Исполинов не так жарко!
Тем временем, на озере из битума разворачивались события, свидетелем которых стал следопыт, решивший, что знать об этом должен не только он один. Мы увидели группу послушников — самого Святоши я не обнаружил! Они метались по берегу и кого-то звали. А этот кто-то, уже углубился почти до середины озера, прыгая с кочки на кочку, и прижимая к себе странный предмет…
— Аптекарь?
— Он! — кивнул Чер. — Я их услышал, ну и подумал, что тут не все чисто… с какой стати ему от своих убегать?
Аптекарь — а это был именно он! — добрался почти до середины озера. Он торжествующе показал палец оставшимся на том берегу «братьям», и, в этот же миг, вдруг заверещал, как раненый крол. Его нога провалилась сквозь кочку, на которую он наступил — наружу взметнулся целый фонтан маслянистой жижи. Я перевел взгляд поближе, на берег, который окатывался абсолютно черной массой, кое-где вздувающейся и лопающийся крупными пузырьками.
— Ох… — Элина коснулась ее носком мокасина и сразу отпрянула назад. — Да она горячая!
— Да… — Чер тоже потрогал поверхность озера, но сделал это осторожнее — палочкой. Та сразу покрылась слоем, который не сполз даже после того, как Чер вытащил ее наружу.
— Он сварится там! — Птаха широко раскрыла глаза.
— Может, и проскочит… — Чер пожал плечами. — Если повезет.
— Нет.
Мы повернулись. Ульдэ — а это была она! — сухо смотрела на озеро. Она еще раз повторила:
— Нет. Ему не пройти. Хатху-Этиа получит свою долю. Аптекарь умрет сегодня…
Через несколько минут мы согласились с мнением девушки — поверхность озера начала стремительно покрываться лопающимися пузырями, и каждый выбрасывал наружу целый всплеск раскаленной смолы. Островков, на которых можно было переждать, почти не осталось…
… Это мое! Мое! Ненавижу! Всех ненавижу! Будьте прокляты! — Аптекарь, казалось, сошел с ума… Он метался на клочке суши, которая на глазах становилась все меньше и меньше. Мужчина прижимал к себе грязный саквояж, где находились все его драгоценности — тот самый, бесценный запас ампул и иных лекарств, которых уже было не достать нигде и ни за какие деньги. Кому-то они могли спасти жизнь — но сейчас были обречены пропасть вместе с их владельцем. Это понимал не только я — «брат» Светлый, презирая опасность, рискуя собой, пытался прорваться к кричавшему Аптекарю — и лишь сам угодил в кипящую топь, из которой его стали вытаскивать остальные рясоносцы. Видя, что помощь не придет, он взвыл от страха и снова заорал, кляня всех самыми страшными словами:
— Нет! Не хочу! Не хочу!!! Дар! Спаси меня! Ты можешь! Спасите! Я все скажу! Все, про Святошу и про орден! Нет!!! Жить! Жить!!!
Островок стремительно уменьшался — и вскоре ноги Аптекаря оказались в черной тягучей массе. Он снова закричал — на этот раз от боли! Элина не выдержала и отвернулась. Лица всех девушек, несмотря на жар, побелели — такую смерть никто не желал, даже врагу…
— Аааа! — дикий крик варившегося заживо Аптекаря раздирал уши. Каким-то чудом, вскочив на валун, оказавшийся на тонувшем островке, он, в последний раз, обратился к нам:
— Спасите! Дар! Это Святоша! Это он! Он велел поджечь степь! Наши выследили твоих девчонок, и он решил покончить с ними, огнем! Спаси меня! Дар! Дар!!! Нет!!!
Ульдэ, видя, как асфальт лижет колени мужчины, приложила к рукояти лука стрелу…
— Спаси… — крик захлебнулся. Аптекарь с недоумением посмотрел на оперение древка, потом вдруг осел вниз — и черная масса закрыла его с головой.
— Хорошо… — Череп кивнул северянке. — Правильно. У нас говорили — последняя милость.
Элина, повернувшаяся при словах охотника, долгим, изучающим взглядом посмотрела на подругу. Я подумал, что поступить так же, как таежница, она, наверное, вряд ли смогла… В любом случае — она сделала правильно, и я лишь жалел, что отдал такого приказа раньше.
— Он что-то такое кричал насчет поджога… Я не ослышалась? — Джен неотрывно глядела на ту сторону озера. Новоявленные «братья» вели себя явно не по-братски — собрались кучкой и что-то горячо обсуждали. Если точнее — просто громко орали друг на друга, что как-то совсем не вязалось с их всепрощенчеством и любовью к ближнему… Светлый яростно наступал на Лысого, и остальные поддерживали его — а «брат» Заблудший, отбивался от всех сразу и тоже что-то кричал — мы слышали упоминания о пастыре и его пастве.
— Несколько стрел — их спор закончится. Как считаешь? — Череп, морщась и потирая бок, косился на рясоносцев, хоть те и были заняты своими собственными разборками.
— Крови жаждешь?
— Ты признание Аптекаря слышал? Про поджог? Это не я — Святоша начал. Помнишь, как долго раскачивались, пока с Сычом воевать стали? Сейчас что, снова ждать будем? Сова тебе как говорил — убей гада, пока он слаб. Святоша был слаб…
Я промолчал. Может, он и прав. Да и индеец, здорово рассердившийся за отказ покончить со всеми врагами сразу, когда мы вернулись из ущелья, где разгромили банду, тоже, неоднократно напоминал о том случае.
— Про поджог — верно! — Ульдэ сурово сжимала в руках так и не убранный за спину, лук.
— Откуда знаешь?
— Мы были возле Змейки… — Вместо нее ответила Элина. — Увлеклись преследованием целого стада козорогов. Те не подпускали нас близко, пришлось несколько дней идти по следам. Даже не заметили, как вышли к берегам речки. А там — заросли, сквозь которые только кабанам продираться. Ну… мы решили, что и стадо напролом не сунется — у них шкура не такая прочная, как у овцебыков! Ульдэ посмотрела туда, сюда — говорит, стадо направилось на север, к Каменным исполинам.
— Ульдэ имеет язык! — северянка вмешалась. — Если вождь решит, что она виновата — она ответит!
— Я ни в чем тебя пока еще не обвинял… — причина их ссоры была мне не ясна, но я уже догадывался, что дело вовсе не в том, кто главный в их охотничьем отряде.
— Про стадо я понял. А остальное?
— Птаха зашла на ту сторону реки. Поднялась на склон — оттуда машет руками…
— Этих она увидела! — вновь перебила ее Элина. — А они — ее! Мы от других девушек отличаемся сильно, по одежде, ну и вообще…
Я кивнул — женщины форта одевались несколько более красиво, чем прочие обитатели долины. Сказывалось коллективное участие: кто-то шил рубахи и платья особого покроя, присущего только нашему селению, кто-то красил кожу, частично помогало владение остатками былой роскоши, вытащенной из подвала. Ну и мастерские руки Стопаря, да помогавшего ему, Бена, снабжали весь форт практичной и очень удобной обувью. Взамен — девушки не отвлекались на мелочи и могли посвятить себя более насущным делам, вроде той самой охоты…
— Узнали, я понял.
— Ульдэ хотела идти дальше, за козорогами.
— Ульдэ вела отряд! — девушка свирепела на глазах… — Ульдэ назначил вождь! Огненноволосая считает — она не права? Кто давал клятву слушать вождя?
Элина смешалась — собственно, никакой клятвы никто в форте и не давал. Считать таковой обещание слушать мои распоряжения, и выполнять их — нечто вроде ритуала, который проходили все, кто решил поселиться в форте. Но к ней это не относилось никаким боком — что Элина, что Ната, жили со мной задолго до того, как мы решили покинуть город.
— Всем замолчать, — я решил вмешаться, иначе этот спор мог завести слишком далеко. — Ульдэ! У нас — двое раненых. Волос едва может идти, а Череп получил сильный удар и все его плечо распухло так, что без помощи Дока он не протянет и недели. Бери Чера и немедленно иди в форт — за лекарем! Скажешь Стопарю — пусть высылает группу по направлению вдоль Синей реки. Увидишь Лешего — попроси, о том же. Он не откажет… Выходи сейчас же!
Она вскинулась, но, услышав последние слова и металл в голосе, повернулась и пошла прочь. Чер, не мешкая, устремился за ней.
— Что происходит? — я повернулся к Элине? — Какая кошка меж вами пробежала? Уходили в степи подругами, а теперь — едва в горло вцепиться не готовы?
— Она очень жесткая… — Джен вступилась на Элину. — Ничего слушать не хочет, чуть что — глаза сузит, губы сожмет, я так сказала — и точка! Дар, может, она и крутая телка, но и мы не из сырого теста слеплены. Твоя жена кучу скальпов на плаще нашила, я с Птахой тоже от врагов не пряталась. Да и Анна…
— Анна — не крутая. — Девушка спокойно поправила поклажу на спине. — Если ты назначил Ульдэ старшей — мы должны ей подчиняться. Ты не права, Джен.
— Достаточно. Не сошлись во взглядах, куда идти и что делать? Не повод для ссоры.
— Ее решение могло стоить нам жизни… — Элина посмотрела мне в глаза. — Уйди мы в сторону, сразу — рясоносцы не кинулись вдогонку. А так… Они заметили, что мы идем к Исполинам, ну и за нами… следом. Ульдэ даже хотела остановиться и поговорить, так мы едва убедили ее не делать этого. Когда приблизились к скалам — пришлось принять решение. Или к болотам, или в Низины. Ульдэ хотела к болотам… А там — рясоносцы. Чем все могло закончиться? К молитве они, по-моему, не особо были расположены.
— Дар! — Джен влезла в рассказ Элины. — Какое там — молитва? Цель у них вполне определенная имелась — с нами покончить! Стрел не пускали — врать не стану! Но у них и так все на рожах было написано! А когда поняли, что нас им не догнать — тогда и зажгли прерии! Благо, ветер дул все время с востока!
— Доказательство где?
— Аптекарь! — она мотнула головой в сторону пузырившегося озера с асфальтом. — Ты сам слышал! И удобно очень — сгорели, схватки нет, никто не виноват! А что подожгли — так мы сразу поняли! Ничего не было — и вдруг сразу по всему горизонту огонь! Святоша просто разослал своих ублюдков по степи, как загонщиков, ну а те и рады — чем на наши стрелы нарываться!
— Доказательств — нет.
Элина вздохнула, но спорить не стала. Я был слишком зол и устал, чтобы ее слушать. И она это поняла…
— Джен! Смастери носилки — будем нести Черепа. Волос пойдет сам — он парень крепкий. Да и моя холка — не место для наездника. Ну а остановится — поменяем местами…
— Меня будут нести женщины? — Череп вздыбился, но я осадил его недвусмысленным взором, в котором легко читалась ярость! — Еще слово — врежу по полной, свяжу и будем тащить волоком!
— Ты? Меня! — Спецназовец изумился так, будто ему предложили нечто и вовсе невозможное. Но, увидев бешенство в моем лице, предпочел больше не перечить…
— Все? Успокоился? Тогда — идем. Элина — впереди. Пума! Где Пума? — до сих пор она стояла позади всех, и только сейчас я подумал о странной девушке, из-за которой и возник весь этот поход.
— С Волосом общается… — Джен указала на отдельно стоящую парочку. — И как она его понимает? То же самое, что говорить с гориллой!
— Джен?
Она пожала плечами. Я подумал, что по возвращению, с обеими подругами — и самой Джен и Птахой! — придется серьезно поговорить. Не в первый раз они пренебрежительно косились на Волоса, а уж про Пленника можно было вообще не вспоминать — его оскорбляли чуть ли не ежедневно…
Глава 11
За солью
— Соли больше нет.
Туча стояла возле стола и беспомощно разводила руками. Я поморщился — всякое упоминание о необходимости отрядить экспедицию на ту сторону долины, вызывала у меня раздражение. Путь далекий, опасный, и, что еще больше бесило — суливший слишком мало, в виду все более возрастающей потребности в искомом продукте. То есть — идти, хочешь, не хочешь, надо, а вот принести больше, чем могут позволить наши спины — нет. Людей в форте заметно прибавилось, копчений и солений, в подвалах, тоже, и, по подсчетам Стопаря, нам нужно в месяц, как минимум, пара мешков бесценного минерала. До сих пор, после памятной прогулки, едва не стоившей нам жизни, мы, как-то, обходились — то залетные охотники-бродяги принесут, в обмен на оружие и одежду, то деятельный кузнец выменяет оную в поселке у озера, благо местным до соляных ям все же несколько ближе… Но и они, если, на то пошло, добывали ее не сами — тоже менялись, отчего стоимость возрастала чуть ли пятикратно! Когда Стопарь в очередной раз со вздохом стал перебирать готовые наконечники, плюс, отложил в сторону пару превосходных клинков — я твердо заявил, что с этим пора заканчивать. Соль обходилась слишком дорого… а заменить ее, нечем. И вот, наша бессменная хранительница очага, она же главный повар и распорядитель продовольствия, буквально по щепотке положила соль в чашки на столе — и, закончив, смотрела на меня с немым вопросом. И что я должен был ответить?..
— Хорошо. Не шуми. Завтра отправляемся…
— А кто? — Стопарь заинтересованно приподнялся со скамьи. В прошлый раз он остался в форте, который, в ту пору, еще таковым мог называться с большой натяжкой. Я кивнул — почему бы нет? Тогда Бугай, сейчас — отец. Силенка у кузнеца имелась, так что в качестве носильщика я мог на него рассчитывать так же, как и на сына.
— Добро. Череп?
— Нет. Кому-то нужно остаться в форте. Да и после последнего случая, я бы хотел, чтоб парень подлечился… Док, хоть и вправил ему плечо, но последствия пройдет не скоро…
— Бугай? — кузнец даже не спрашивал — утверждал.
— Наверное… Нам нужно много, а нести далеко.
— Эх… Парочку овцебыков бы запрячь, да в телегу… — Стопарь задумчиво посмотрел вдаль. Все заулыбались — мечта фермера возродить натуральное хозяйство, пока еще оставалась несбыточной. Такой удачи, когда мы сумели привести в селение теленка, больше не повторялось, а иных путей завести собственное стадо просто не было. В долине никто даже близко не пытался подойти к овцебыкам ближе, чем на выстрел из лука, не говоря о пхаях (мечта Чера!) или, еще более жутких турах. Так что никакие богатства форта не могли помочь в этом деле — добыть животное предстояло самим, а я не хотел рисковать жизнями охотников ради осуществления такой навязчивой идеи.
— Это классно. В телегу много поместится, да и сами сверху сядем!
— А ты не скались! — Стопарь недовольно огрызнулся на Клешню. — Тебе, как раз, на себе не тащить.
— Я не виноват, что у меня рука… — Клешня помрачнел.
— Да ладно, замнем. А тащить, говорить нечего, придется много. Иначе, и идти не стоит. Народу добавилось, Туча моя, кучу припасов навялила на будущее, опять же, рыбу солить надо… Жара помогла — навялили уйму всего! Но дальше-то, тоже жить? Одним-двумя мешками не обойтись. Пора что-то иное думать. К этим соленым озерам не находишься — и далеко и толку мало. Может, Бен что посоветует? Инженер, все-таки. Он у нас головастый.
— Ничего он не придумает! — Салли отрицательно вздернула плечи. — Если есть где-то солончаки, и нужно просто выпарить соль — это он еще придумает. А, раз нет — кроме, как возле озер, брать негде.
— Ага. Только и тебе, тоже, не идти…
— Ты что взъелся на всех? — я не одобрительно посмотрел на кузнеца. — Естественно, что в поход пойдут только мужчины. Груз для девушек слишком тяжел, лишние люди тоже не нужны. Отберем десять-двенадцать охотников, кто покрепче, каждый принесет килограмм тридцать — на несколько месяцев хватит. Да, Клешня — тоже пойдешь. Спина у тебя крепкая, а мешок мы и сами повесим.
— Учитывая, что нужно еще что-то есть по дороге туда да обратно — не надорваться бы…
— Хватить брюзжать, Стопарь, — я отмахнулся от кузнеца. — Можешь другое предложить? Нет. Вот и иди… собирайся в дорогу. И сынка кликни — пусть тоже мокасины проверит.
— Вот дожили! — Туча подбоченилась. — Раньше говорили, сапоги, а нынче — мокасины… Сова всем мозги вывернул, или остался кто, не до конца оболваненный?
— Ты это о чем, старая? — Стопарь грозно нахмурил брови. — Сову не трогай. Вывернул — не вывернул, а, не будь индейца — и нам тошно пришлось и многим иным, кто здесь сейчас живет. Не нравится мокасины — хоть обмотками назови, да лаптями. Мне, так без разницы — что прерии, что тайга. Один черт, прошлые названия здесь ни к селу. Степь на степь лишь названием похожа, лес такой я только в сказках видел, когда мальцом под стол бегал, а уж зверье… умолчу. Помянешь раньше времени — так и встретится, чудо-юдо, где-нибудь, посреди Пустоши… Ты вот лучше нашего оболтуса расспроси — как он со скорпионом сражался.
— Не было никакого скорпиона, — Элина, молчавшая все время, вдруг вмешалась. — Похож, да… Ната сказала — это как сколопендра. Много ножек, длинное, и характерного жала на хвосте нет.
— А один хрен! — Стопарь покосился в ее сторону. — Что скорпион, что паук, что еще какая нечисть…
— Поговорили? — я стукнул по столу, заставив всех умолкнуть. — Обсуждать флору и фауну будете потом — у костра, когда ноги загудят. А сейчас — все по местам, кому куда положено. Элина! Ты где сегодня?
— На скале. Я пойду?
— Нет. Только мужчины. В форте, за меня — Ната. Клешня?
— Иду, иду… Мне с Ульдэ еще ловчие ямы проверять. А, кстати — где северянка? С утра не видел, а уже выходить пора.
— В оружейной, — Стопарь повел плечом. — Ее нож сломался, я обещал новый выдать. Да забыл… Вот она сама и пошла — выбирает.
— Хорошо. Зови ее и выходите. Да, во дворе крикни Волоса, Чера и Будду — он, хоть и не любитель ноги бить, но на этот раз отсидеться не выйдет. Пусть готовятся.
— Волоса?
— Да. В Низинах он вел себя вполне прилично, считаю, что можно брать и на другие дела. А его ногам и ты позавидуешь!
Ната, узнав о намечавшемся походе, только поджала губы — моя юная жена слишком хорошо знала о предстоящих сложностях предприятия. Но, отговаривать не стала — она тоже понимала важность соли, без которой все казалось пресным…
— Не рискуй напрасно.
— Постараюсь, — я прижал ее к себе. — А ты — не ссорься с Элиной. Какая кошка меж вами пробежала?
— Серая… — она чуть улыбнулась. — Или — седая? Поди сейчас, догадайся, что там, в твоих прядях…
— Зато всегда молодой. Вон, у Бена — на что возраст меньше моего, а уже несколько завитков побелело. Так что меня вполне устраивает.
— Он на грани был… — Ната согнала улыбку с лица. — Так просто это не дается.
— Знаю. Так ведь и мы не раз по лезвию ходили…
— Мы привыкли, — глаза Наты вновь смягчились. — Хоть и нельзя так говорить…
Вместо ответа я обнял ее еще крепче — разлука предстояла долгая…
Вопреки моему обещанию, пришлось взять с собой и Ульдэ. Она все сильнее отдалялась от людей форта, пару раз я едва успел развести в стороны ее и Элину — после возвращения из Низин, где мы едва не сгорели, в их отношениях наметился явный разлом. И быть подальше от прочих, возможно, для нее наилучший исход… Узнав про поход, таежница пристала, как торговка на базаре — либо, обругать, либо — согласится. Я выбрал последнее — от такой девушки пользы больше, чем иного мужика. Ну а груз… распределим, и ей достанется. Всего отправилось тринадцать — Ната, вроде не суеверная, даже охнула. Элина — так вообще закатила глаза, но я цыкнул на всех — не хватало еще полагаться на приметы!
С собой брали самый минимум — Ульдэ клятвенно обещала снабжать нас свежей дичью всю дорогу, как туда, так и назад. Я, в окружении прочих, согласился на ее присутствие именно с этим условием (втайне полагая, что охотится сама она все равно не будет — не оставлю же я девушку одну, так далеко от форта?) Стопарь наготовил крепкие кожаные мешки, Туча принесла пеммикан и сушеные травы, Док — снабдил мазью, заботливо уложенной в пластиковые бутылочки — вещь крайне редкую и очень ценную! А ведь несколько лет назад ими были заполнены все мусорные свалки… Несколько одеял, на случай холодных ночей, запасные тетивы для луков, обувь — если порвется, накидки от дождя, над которыми поколдовал всезнающий умелец — Бен. Достаточно для нескольких дней в открытой степи, пока не выйдем на берега Скалистого озера. А дальше — по обстоятельствам…
Первая ночь планировалась у белых холмов — примерно там, где мы спустились из Предгорья, где потеряли старшего брата Чера — Чагу. На сами холмы подниматься не стали — смысла в этом не было, так как местность и так просматривалась достаточно далеко. В отличие от остальных прерий, здесь, между Черным лесом и горной цепью, травы не достигали таких впечатляющих размеров. Самое большее — чуть выше пояса. Док пытался это объяснить слишком близким соседством с горами — типа, земля не столь богата и плодородна, не так тепло и солнца меньше — здесь постоянно кружили облака, спускающиеся с далеких и грозных вершин. Наверное, какая-то доля истины в этом имелась — тем более что прогнозы и предположения нашего лекаря сбывались чаще, чем у других.
Вокруг сновали мелкие пичуги — названий для них мы не знали, да и не походили они никоим образом на то, что еще помнилось по прошлой жизни… Все — ярких расцветок, словно это не степь, а какой-то тропический остров, с криками и щебетанием, напоминающим то скрип несмазанной двери, то недовольное ворчание разбуженного Угара. Пес, кстати, увязался с нами — хотя все попытки вновь заставить его находится рядом, обычно заканчивались ничем. Он окончательно перестал слушаться людей, и жил поблизости лишь в силу своего собственного желания. Следы от его пребывания обычно обнаруживались далеко от форта — кровавые останки задранного джейра, или, вытащенного из своей берлоги, свинорыла. Но сейчас мой прежний товарищ мерно ступал рядом, словно вспомнил наши прежние странствия…
— Так и не выяснили, что с ним случилось? — Чер, старясь не приближаться к огромному псу слишком близко, спросил меня издали. Я, не оборачиваясь, ответил:
— А как? Ты, пока за Бесом гонялся, хоть что-нибудь, обнаружил?
— В смысле?
— А я знаю? Что-то такое, необычное… Проход, вот что. Откуда к нам пришли те собаки, непохожие на наших одичалых? Откуда вернулся сам Угар? Сова говорит — нет в горах перевала, через который можно выйти на ту сторону.
— А он знает? Так далеко никто не поднимался! — Чер поравнялся со мной, на всякий случай, придерживаясь иной стороны — с другой, шествовал пес, время от времени скаливший жуткие клыки…
— Стара ему так сказала. Вещая…
— Тогда, да… — Чер спрятал ухмылку в отросшей бородке. — Не поспоришь.
— А ты не веришь? Вроде, врать ей не резон.
— Врать — да. Только настоящей правды она знать не может — а это, лишь предположения. Чтобы знать точно — нужна экспедиция. Настоящая, большая.
— Пусть даже и так. Только нам такую не осилить — и времени нет и людей. Это — как минимум, пару месяцев у самых вершин блуждать. Без гарантий. Но, с другой стороны — собаки ведь, все-таки пришли? Не Синюю же они переплыли?
— А Большое болото?
Подумав, я возразил:
— Вряд ли. Если и сумели перейти через топи — как в свое время смогли Салли и инженер, то сразу вышли на селения Травника и прочих. А до нас им далеко… Нет, выход через горы — предпочтительнее…
Послышался резкий свист — так Ульдэ, идущая впереди, предупреждала о чем-то необычном. Это могло оказаться что угодно — и я сразу потянулся за луком. Чер уже прилаживал стрелу к арбалету — упросил Стопаря изготовить ему улучшенную копию поделки уголовников и предпочитал его любому иному оружию.
— Смотри… — он указал на Угара. Пес весь подобрался, шерсть на спине вздыбилась, морда приняла более настороженный вид. Угар поднял голову, нюхая воздух, после чего тихо зарычал…
— Люди?
— Нет… — я еще не забыл привычек своего четвероногого друга. — Это зверь. Или — звери. Скорее всего — добыча.
— Тогда, причем тут сигнал северянки?
— Сейчас узнаем.
Мы сравнялись с Ульдэ. Все шли по давно заведенному порядку — практически след в след, индейской цепочкой. То, что мы с Чером нарушили правило, являлось скорее исключением — однажды заведенные порядки не изменяли, понимая — от их соблюдения зависит жизнь не только твоя, но и твоих товарищей…
— Что случилось?
Она без слов показала на примятую траву перед собой. Чер, не сдержавшись, охнул — впереди лежала громадная куча помета, в которой запросто могла утонуть нога по самое бедро.
— Это кто же такую прорву навалил… — Стопарь не успел закончить вопрос — я грубо оборвал кузнеца:
— Назад. Всем соблюдать дистанцию. Чер, Ульдэ — на двадцать шагов в стороны. Волос — ко мне! Угар. Угар!
Пес, стоявший рядом, вдруг сорвался с места и мгновенно исчез в зарослях.
— Твою мать… — Стопарь, нисколько не обидевшись, проводил взглядом черную спину своевольного пса. — Хрен чего с ним теперь поделаешь. Эх, а был ведь — надежный, что мой трактор!
От такого сравнения я только поперхнулся. Впрочем, у нашего бывшего фермера все сводилось в одну сторону…
— Стой на месте. Я посмотрю. Волос — со мной.
Мы углубились в травы, обойдя столь приметный след, от которого, к тому же, довольно сильно пахло… Волос, не замеченный в особой брезгливости, только зажал нос своей мохнатой лапой — и я последовал его примеру. Куча осталась позади — мы обошли ее, стараясь не угодить в более мелкие катышки. Шагов через тридцать, трава еще раз оказалась примята — на этот раз, уже не следствием работы кишечника неизвестного монстра, а настоящим следом. Волос, склонившись, округлил глаза — след равнялся пяти его ладоням! Я насторожился — что бы, а вернее, кто бы это ни был — встреча на открытой местности с подобным чудовищем, явно не в нашу пользу!
— Что скажешь? — я спросил почти шепотом. После совместного похода я немного стал понимать его «язык», и уже обходился без Свистуна, служившего переводчиком. Волос, не смотря на свою немоту, прекрасно понимал и мог ответить, правда, своеобразно… Он приложил пальцы к животу, покрутил, потом присел на корточки и встал, указав на свой нос, после чего как бы вытянул его вдаль. По сути, это значило: «Тот, у кого болел живот, ростом где-то со слона». Или, еще больше…
— Это я и сам понял. Зверь — или травоядный? Хотя, таких хищников не бывает…
Волос только осклабился — я сумрачно кивнул:
— Ну ладно, может и бывает… Медведь в горах или Бурый. Но и они не такие огромные. А этот — гора, в самом деле… скорее, все-таки, травоядное. К тому же — куча эта, мало приятная, больше на навоз похожа. У хищников такие не бывают.
Волос снова изобразил целую гамму на своем лице — я кое-как догадался, что он упомянул про пхаев.
— Да, ты прав. Эти лошадки иногда не прочь перекусить джейром, или, молодым козорогом. Но, все же, не так часто… Ладно, будем считать, что оно предпочитает травку и все ее производные. Ибо, если это не так — битвы с Сычом и его кодлой покажутся нам детской забавой… Давай, пройдемся еще немного — посмотрим, куда ведут эти отпечатки. Не хочется что-то следовать за этим чудовищем. Если следы не завернут к Предгорью — придется подумать о сворачивании нашего похода.
Разведка ничего не дала. Огромные отпечатки больше не встречались — да и эти, увиденные нами совершено случайно, вряд ли могли сохраниться надолго. Травы, как и все живое, получили такой заряд после Катастрофы, что могли расти буквально на камнях — и, будучи объеденными до самых корней, вырастали до прежних размеров в течение всего пары недель. Так что все эти помятости сохранялись лишь несколько часов. Угар, убежавший по этим следам, не вернулся — и я, в сердцах помянув его всеми известными словами, принял решение идти дальше. Монстр, не монстр — а соль важна настолько, что ради нее мы рискнем продолжать поход, даже если увидим этого «большеногого» воочию…
Тем не менее, пришлось остановиться. День клонился к закату, а ночевать в открытой степи, по соседству с такими гигантами, никому не хотелось. Ульдэ предложила использовать овраг, расположенный неподалеку. Так как выбора особого не имелось, ее предложение было принято без обсуждений. Чер и девушка ушли вперед — посмотреть, что и как, а мы, вернувшись к куче помета, самым тщательным образом стали рассматривать малоприятные, вонючие куски навоза. Я хотел досконально убедиться в том, что среди полупереваренной массы не встретятся остатки костей — явное свидетельство всеядности неизвестного животного. Если уж пхаи время от времени лакомятся кролами или детенышами джейров, если козороги поедают найденные гнезда степных птиц — что мешает и этому монстру заниматься тем же?
К счастью — или облегчению? — таких следов не нашлось. Пока осматривали кучу — вернулись Ульдэ и следопыт. Овраг был пуст, расщелины, прятавшиеся на его дне, не содержали в себе змей, поблизости отыскался хворост — словом, ночлег обеспечен. Быстро похватав поклажу, благо нести особо и нечего (старались облегчить себя по максимуму, памятуя о возращении с мешками!) все устремились к оврагу.
Чер развел небольшой костер. Ульдэ и Волос сходили за водой — рядом протекала одна из многочисленных рек, которую легко переступить, не намочив ног. Пока набирали воду — увидели следы множества лап. Это насторожило — ранее между холмами и Предгорьем никаких волчьих, или собачьих стай не замечали. Но покидать уже облюбованное место я не стал — солнце уже скрылось за горизонтом, быстро стало темнеть и вновь искать пристанище было невозможно.
Ужин прошел в молчании — все устали. Люди давно приучились далеко и быстро передвигаться, большие расстояния никого не пугали. Но сегодня, желая, как можно дальше углубиться в степи, я практически не делал остановок. Благодаря этому, форт остался далеко позади — а перед нами стояла задача преодолеть еще пару таких переходов, прежде чем упремся в прибрежные скалы срединного, или, скалистого — что было привычнее! — озера. Выдержал переход и Стопарь — хотя грузному старику он давался тяжелее всех.
— Чер… — Кузнец, вытерев губы после ужина, лукаво посмотрел на следопыта. — Ты, когда уже пхая оседлаешь? Сидели б сейчас в карете, чем ноги бить…
Клешня рассмеялся:
— Скажешь еще… Скорее, получится тура приручить, да пахать на нем — но про пхаев ты загнул, старый!
— Не старее тебя! — огрызнулся Стопарь. — Про лошадок, ну да… присочинил малость. Но вы сами на него посмотрите — Чер, как где пхая увидит, так сам не свой становится… Все вижу, парень, явно у тебя мысль такая присутствует. Так ты смотри… Сдуру многие головы разбивали. Это тебе не прежние кони — руку отхватит и не подавится!
— Я знаю! — коротко ответил Чер. Он не улыбался на шутки и подначивание кузнеца. Я тоже был в курсе тайных чаяний парня — да и сам представлял нескольких коней с сидящими на них верхом всадниками! Но, стоило поближе подойти к любому стаду грозных «мустангов», как эти мысли быстро выветривались прочь. Прежние лошади стали слишком дикими и злобными, пытаться их приручить назад — дело, скорее всего, безнадежное…
Стало темно — луна еще не взошла и наступил тот миг, когда ночная пора более всего благоприятствовала хищникам, предпочитавшим это время для охоты. Несколько минут, не более — но этого хватало, чтобы в степи или прерии раздался короткий всхлип пойманного животного, которому чьи-то мощные клыки обрывали жизнь…
Это уже никого не удивляло — мы привыкли к убийству ради пропитания, и в долине мало кто мог поморщиться при виде крови. Слабые и слишком впечатлительные исчезли — люди сами превратились в охотников, мало в чем уступающие охотникам четвероногим. Но, пока еще, к облегчению Совы, немалые расстояния и немногочисленность населения, позволяли животным чувствовать себя комфортно. Индеец опасался, что жители долины истребят всю новую живность раньше, чем научатся обходиться малым — да вот только где тот предел, за которым убийство ради жизни становилось убийством ради развлечения? Не все его знали, и не все — признавали…
И в самом деле — прерии заросли сочной и быстро отрастающей травой, повсюду встречалась свежая и чистая вода, от самой земли шло тепло, да и время года, уже который сезон подряд, представляло собой бесконечное лето. С одной стороны, это заставляло задуматься — что происходит? С другой — воспринималось как должное, после всего того, что всем нам пришлось пережить. Только Док недовольно хмурился, глядя на звезды — но он, вообще, последнее время редко бывал в настроении. Его отношения с Ладой никаким образом не менялись, хоть он и старался выстроить их на новый уровень — более близкий, чем просто соседство в одном помещении. Увы, но в этом Доку явно не везло. Лада, чаще замкнутая и неприступная, исполняла любую, порученную ей работу, никогда не прячась за чужие спины и не отлынивая даже от самых грязных дел. Но вот в общении с другими… здесь девушка замыкалась в себе. И я тоже не знал, как растопить очерствевшее и израненное сердце. После гибели отца и братьев, страшной смерти сестры, собственного плена и кошмара насилия, который ей пришлось пережить, она, словно постарела, став из милой и улыбающейся девушки — какой я ее впервые увидел! — жесткой и скупой на слова. И я сильно подозревал, что у Дока, несмотря на все его усилия, так и не получится найти с ней общий язык. Постель… что ж, может быть, она и уступит. Но вот доверие и привязанность — вряд ли.
Таких девушек в долине хватало. Несколько месяцев владычества банды сделали свое черное дело — почти не осталось не изнасилованных, почти у всех погибли близкие или друзья, уцелевшие во время страшных дней всеобщего несчастья, но не предполагавших своей смерти от рук не стихии, но таких же людей, как они сами. И они, в одночасье став одинокими, старались теперь жить тихо, порой объединяясь в некоторые стойбища, где более не было места мужчинам…
Вдалеке раздался короткий, яростный рев, потом жалобный, отчаянный вскрик, хрипение — и все стихло. Чер, приподняв голову, уверенно произнес:
— Джейр. И — кошка.
— Как ты определил?
Он пожал плечами:
— Как всегда. Визг джейра не перепутаешь, а так рычать могут только большие звери. Собака либо лает, либо молчит. Волки грызутся… Только большая кошка подкрадывается молча, но, иногда, пугает жертву, чтобы заставить ее сорваться с лежки — и уже после этого нападает. Думаю, сейчас как раз такой случай.
Клешня только поднял вверх здоровую руку, с выставленным вверх большим пальцем:
— Точняк. Сам такое видел, пока в Предгорье жил. Там, правда, больше косуль всяких да оленей — но вечерами, вроде этого, они стараются не мельтешить… а кошки и у нас имеются.
— И медведи… — Стопарь поежился, вспомнив наш рассказ про слишком памятную встречу в ореховом ущелье.
— Ну да! — Клешня кивнул. — Есть такое. Но, не так уж и часто. Кто с медведем встретится — потом, обычно, уже ничего не рассказывает…
— А ты его спроси, — Стопарь указал в мою сторону. — Наш вождь, так два раза столкнулся. И ничего — жив пока.
— На то и вождь, — Клешня отвечал без улыбки. — Кому и крыса страшна, а кому и лев по зубам. Я — так на Бурого с голыми руками переть бы не стал. А он, как говорят, завалил одного, почти, что и без оружия.
— А ты не слушай все байки, что про меня травят, — я усмехнулся. — Сделали героя, что б вас… Тот Бурый сам на штырь напоролся, я лишь глаз ему ножом пробил. Да и тот, случайно. Повезло просто… А, дальнейшее — не спрашивай, смутно помню! — да и Ната уже рассказывала. Так что, с медведем и у меня желания встречаться нет — лучше, как-нибудь, разойтись с тропы…
Чер, заметно нахмурился — упоминание о гибели брата не добавило ему настроения. Я тоже вздохнул — что у Дока с Ладой, что у Чера с Шейлой — один черт… живут вместе, все считают их парой — а, на деле, так ли оно? Я знал (благо, девушки, сообщавшие друг другу все сплетни, посвящали в оные и меня!) что Чер не спит с Шейлой. И вообще — ни с кем не спит. В условиях, когда вокруг много молодых женщин, готовых прийти чуть ли не по первому зову — это нечто… Но парень крепко запал на подругу своего брата и не замечал более никого вокруг. Когда-то, все это должно разрешиться — но как?
А вокруг все успокоилось — где-то вдалеке, утащив в кустарник, хищник поедал свою добычу, снова застрекотали сверчки, над травами заметно посветлело — луна, наконец, поднялась и залила округу ослепительным серебряным сиянием, превратив все в какое-то волшебное видение… На верхушках ближних деревьев заблестели листья — они словно поворачивались вслед этим холодным лучам. Возможно, так оно и было — новые создания нового мира никто не изучал, и все способности растений никому не были известны до конца. Разве только Док старался исследовать все, что появилось в эти годы — но его познаний явно не хватало. Хорошо, хоть он умел отличить действительно полезные растения от ядовитых, да научился изготавливать из них всевозможные настойки, мази и приправы — что уже больше относилось к заготовкам Тучи. У него многое переняла Ната — ее страсть к медицине даже мне была непонятна. Но девочка вполне самостоятельно могла врачевать многие болезни, особенно те, где требовалось хирургическое вмешательство — и здесь Док сам уже просил ее ассистировать. Вспомнив об этом, я поежился… Наркоза у нас не предусматривалось — его просто не было. Сшивать открытые раны, выбирать мелкие кости и накладывать шины — все это приходилось делать вживую. И редко кто мог выдержать подобное вмешательство в свой организм без криков, от которых закладывало уши…
Да, это случалось чаще, чем нам хотелось. Кто-то попадал ногой в предательские ямы и ломал ее при этом, кто-то ввязывался в схватку с волком — и зубы последнего оставляли долго заживающие отметины на руках и теле охотника. А кому-то везло просто споткнуться на ровном месте — и, иной раз, люди расшибались серьезнее, чем при падении с настоящей высоты! И все это приходилось лечить Доку и его добровольным помощникам — Нате и Ладе. Ну а про зубные проблемы и вовсе было страшно вспоминать — единственное лечение последних заключалось в удалении…
Где-то вдалеке заухала степная тезка индейца — полосатая сова. Ее размеры могли внушить уважение любому — птица превосходила известных нам ворон вдвое, да и нападала на них при каждом удобном случае. Но чаще она охотилась на более легкую добычу — типа полевых мышей, или сусликов. Правда, первые в размерах давно не напоминали прежних, безобидных мышек — именно им я скормил Циклопа, отчего не выдержали нервы даже у ко всему привычного, Черепа. На тех, кстати, обожал нападать и наш Угар — так и не вернувшийся обратно!
Вспомнив о псе, я поднялся на ноги. В серебряном свете нелегко увидеть приметную мохнатую спину, да я и не пытался. Если он захочет провести ночь рядом с людьми — придет сам. А звать, кричать — бесполезно… да и ни к чему — лишь привлечем внимание других хищников.
А сова продолжала ухать, наполняя ночную тишину гулом своей мощной глотки.
— Зачем? — Стопарь вопросительно посмотрел на Чера, словно тот знал ответы на все вопросы, связанные с фауной степи.
— Возможно, пугает мышей, как та кошка? — Клешня выдвинул свое предположение. Но Чер лишь усмехнулся:
— Подругу зовет. Привлекает… А мыши, услышав такое, наоборот, попрячутся еще глубже в норки.
— Ааа… — Клешня кивнул. — Тогда да, понятно.
— Я ее видел, — Чер задумчиво потер скулу. — Сову, то есть… Если как раньше — неясыть. Шаман говорит — болотная, или степная сова.
— Тезка его — стало быть, он лучше знает! — пошутил Клешня. Чер промолчал. Когда про индейца кто-либо говорил что-то, не совсем приличное, он всегда вставал на защиту друга. Сейчас обижаться не на что…
— Ты не думай… — Клешня, заметив, что его слова никого не заставили улыбнуться, решил оправдаться. — Я не со зла. Просто, до сих пор привыкнуть не могу. Имен прежних никто не признает, а те, что твой друг раздал — слух коробят. Я тоже книжки про индейцев читал, но никогда не думал, что с настоящим общаться буду!
— Я и не думаю, — Чер спокойно потянулся за фляжкой. — Но при нем этого лучше не говори. Не оценит…
— Это я знаю, — Клешня покосился на томагавк, висящий на поясе следопыта. — Плащ его всей прерии известен…
…Поднялись, едва рассвело — я торопил отряд, желая достичь цели как можно раньше, с тем, чтобы быстрее вернутся назад. Хоть в форте и оставалось, кому за всем присмотреть, но, почти половина выбывших, делала его уязвимым для врага, а мне вовсе не хотелось, чтобы хоть кто-то мог этим воспользоваться. Да, Святоша, кажется, успокоился — ни его посланцев, ни дальнейших ходов, пока не замечено… Но слова Аптекаря, о поджоге, возникли не на пустом месте. Перед смертью так не шутят. Так что, «пастырь», поставивший себе цель завладеть душами (да и всем прочим!) людей, все едино, проявит свою предательскую сущность… и мне следует оказаться на месте, в решающий момент.
Через три дня мы вышли к Пустоши. Вдали простирались густые заросли кустарника, способные остановить атаку любых полчищ — колючки делали их едва ли непроходимыми для всех, тем более, людей. За ними — те самые озера, возле которых нашли свою погибель десятки животных, а может, и людей. Здешние монстры ни шли, ни в какое сравнение с более привычными, хоть и видоизменившимися обитателями прерий. Гигантские насекомые, способные одним укусом свалить с ног овцебыка — опасность, слишком серьезная, чтобы с ней не считаться… Наша победа над сколопендрой, вышла случайно, повторять подобное я не хотел никоим образом.
— Всем — предельное внимание! — я оглядел отряд. Кроме меня здесь только Бугай знал, с чем можем столкнуться, и парень кивнул в ответ — он был готов еще раз совершить вылазку к опасным ямам на берегу озер.
— Не шуметь. Не разговаривать. Идти — след в след. Кустарник не ломать, ветки — пригибать или наклонятся. Если у кого зацепится куртка — самому не освобождаться. Как можно меньше движений… И помните — то, что нас много, не значит, что это гарантия успеха. Скорее, больше повезло бы одиночке… раз кто-то приносит соль в поселок. Столкнёмся с местными — все можем остаться здесь. Надеюсь, ни у кого нет желания покончить с собой таким оригинальным образом?
Охотники молчали. Каждый в недавнем прошлом испытал проверку на прочность — что в битвах с зэками, что в науке выживания, которой не учили ни в одной школе…
— Попрыгали… Клешня, сними фляжку — она у тебя из тыквы, слишком тяжелая. Вода найдется у других. Волос, не прячь дубину. Сто раз уже говорил тебе — учись действовать ножом и томагавком. Они и меньше и эффекта больше.
— Это еще спорно… — Стопарь с уважением посмотрел на мохнатые руки Волоса, которые тот старательно прятал за спиной. — Видал я, как он с ней управляется. Не каждый из наших так может! Пусть возьмет, Дар!
— Нет. Длинная, тяжелая — а нам нужно пройти тихо и назад груз вынести. Ульдэ! Ты остаешься здесь — охраняешь лагерь и вещи. Не вернемся к вечеру — за нами не идти ни в коем случае! Поняла?
— Ульдэ услышала приказ вождя. Ульдэ будет караулить ваши одеяла и одежду… зачем тогда нужна Ульдэ? — она явно обиделась. Но я решил не подвергать жизнь девушки суровому испытанию, да и кого-то все равно следовало отрядить на эту цель — брать с собой всю нашу поклажу не стоило.
— Ты нужна тут. А там — нужны сильные мужчины. Мы проделали долгий путь не ради развлечения. Чем больше сможем вынести — тем больше проку от этого похода.
— Ульдэ останется.
— Вот и хорошо, — я обернулся к остальным. — Все готовы? Тогда, вперед.
Через пару часов продираний в жутких зарослях, где, как казалось, способны пройти лишь закованные в доспехи, рыцари (и то, под вопросом!) мы вышли на ослепительно белый пляж. Но таковым он был лишь несколько метров, которые разделяли узкую полоску между водой озера и первыми кустами, оставленными позади. Далее все было усеяно грудами костей, лежащими вперемежку. Черепа, копыта, обрывки шерсти и кожи… следы пиршеств чудовищ, обитавших в норах, расположенных совсем близко от воды. Я посмотрел на Бугая — и тот кивнул. Мы подумали об одном и том же — нор заметно прибавилось! Ничего хорошего это не сулило.
— Доставайте мешки, — я обернулся к Стопарю. — И — тихо…
Волос спустился в одну из ям, Клешня подал ему короткую лопатку — и работа пошла. Я заранее запретил разбредаться — все столпились в одном месте и ждали мешок, который внизу набивал Волос. Вскоре он вытащил один, затем второй — Клешня принял оба и отдал их, в свою очередь, Черу. Потихоньку набрали половину — и я скомандовал Волосу вылезать. Он заметно устал — следовало сменить «шахтера». Эстафету принял Бугай. На наше счастье, в ямах соль не закаменела, как в настоящих шахтах. Бугай мог ее черпать лопатой, и приготовленные емкости быстро убывали. Через час все мешки были наполнены под завязку. Если ранее мы рассчитывали на вес, для каждого, примерно в тридцать килограмм, то, оказавшись на месте, об этом уже никто не вспомнил. Все мешки были спрессованы так, что Чер, складывавший их в кучу, заметно хмурился.
— Тяжело…
— Пусть! — я тоже радовался добыче, не забывая, однако, оглядываться по сторонам и посматривать на отверстия нор. — Будет много — закопаем поблизости. Пока можно — надо брать!
В кустарнике раздался малоприятный треск… Все насторожились — а я побледнел. Наши были здесь — кто мог идти по следам, да еще с таким шумом? Хоть эти твари и выходят на свою жуткую охоту по ночам, но, мало ли… Не так много мы о них знаем, чтобы быть в этом уверенными до конца.
А треск не прекращался. Кто-то проламывался сквозь чащу, не взирая ни на какие препятствия. И через минуту-другую, пока мы спешно разбирали мешки, этот кто-то вышел наружу…
— Твою мать!.. — Стопарь даже присвистнул. Перед нами возвышался неимоверной величины, тур. Самое малое, в холке — это полтора роста от самого кузнеца, а вес, должно быть, не менее трех тонн! Бык спокойно приблизился к воде, нисколько не обращая на нас внимания, склонил рога и принялся лизать берег, перенасыщенный искомым предметом.
— Ну и гигант… — Фермер не мог успокоиться. — Такому никакой хищник нипочем! Даже эти…
— А вот тут еще вопрос, — я не разделял его восторга и с тревогой ожидал появления хозяев самих нор. — Так что, медлить не станем. Бык, отдадим ему должное, сделал для нас весьма важную работу — пробил проход в кустах. Вот и валим отсюда, пока он не закрылся! Все берите мешки — уходим!
Спорить никто не стал — понимали, что промедление может нам стоить куда большего, чем обычная стычка со стаей волков или крыс. И, тем не менее, уйти мы не успели…
Позади нас раздался скрежет, словно кто-то проводил металлом по стеклу.
— Зараза… — Стопарь обернулся и стал бледнеть, прямо на глазах. Я сглотнул — накаркали!
Из ближайшей норы выползало нечто, не похожее вообще ни на что. Прошлый раз мы, хоть как то, ассоциировали то создание с многоножкой, с примесью скорпиона — в этот, жуткое создание не походило вообще ни на что, виденное в прежней жизни. Весь покрытый чешуей, как броней, отливающий черным, без единого признака глаз, с шестью длинными и костлявыми лапами — и округлым брюхом, с которого свисали вниз комья земли.
— Зараза… — повторился Стопарь. — Что б тебя… что делать, то?
— Молчи…
Существо, тем временем, сделало несколько шагов, видимо, выбирая… Я напрягся. Если нападет, — а оно нападет! — Нужно успеть справиться до появления его собратьев! Вопрос только — как?
— Стреляй… Стреляй, Дар! — Клешня дернулся, и я припечатал его к земле яростным взглядом — Молчи!
Движение и порыв охотника не остались незамеченными — существо резко развернулось и замерло, приподняв передние лапы. Я медленно приподнял лук — на таком расстоянии, стрела с длинным, кованым наконечником, пробьет эту хитиновую броню, даже если она имеет крепость настоящей кольчуги! Чер, стоявший шагах в пяти позади, тоже вскидывал арбалет…
— Не торопись… — я прошипел, не оборачиваясь. — Не спеши… пусть Он первый начнет…
Гигантское насекомое продолжало покачиваться на своих ногах-лапах, и, из-за отсутствия у него глаз, я не мог понять — куда, а главное, на кого, он собирается напасть?
Но выбор был сделан не нами. Тур, шумно фыркнув, выпрямился и игриво боднул белый валун, лежавший у него на пути. Тяжелый камень отлетел, словно пушинка! Существо мгновенно переменило позу — приподнялись еще две лапы, и теперь он стоял всего на двух. Одновременно, он развернулся в сторону быка — я догадался, что органы зрения ему заменяет великолепный слух! Тур, продолжая резвится, снова склонился над валуном — и крепкие, двухметровые рога, швырнули булыжник в воду. Над озерной гладью не успели разойтись круги — а существо, еще секунду назад стоявшее в опасной близости, сделало неуловимое движение — и оказалось на спине тура! Этому прыжку мог бы позавидовать настоящий лев — оно преодолело расстояние шагов в тридцать, не меньше! А потом… все лапы вцепились в шкуру тура, и из шести ран сразу хлынула кровь! Тур гневно замычал, крутанулся на месте и попробовал скинуть хищника со спины. Но сделать это, было, пожалуй, невозможно… Ни прыжки быка, ни встряхивания не помогали. Тур даже опрокинулся навзничь, видимо, желая протащить нападавшего по береговой кромке, крепкой и жесткой, как наждак. Не помогло. Мы только охнули — бык прокатился по спине, раз пять, но для существа это не значило ровным счетом ничего. Он, как запустил свои когти в спину быка, так и не остался в том же положении. Мало того — бык слабел на глазах…
— Твою же мать! Стреляй, Дар!
— Всем стоять! — я ожег кузнеца бешеным взором. — Не видишь? Его по камням тащат — и ничего! Бык обречен… а нам, нужно пользоваться моментом! Быстро, что встали? Пока там схватка — уходим!
Чер гневно смотрел на быка, у которого уже появилась кровавая пена на морде, поднимал и опускал арбалет — пришлось прикрикнуть:
— Куда? Отвлечешь на нас — все тут останемся! А ну, в кустарник! Живо!
Мы похватали поклажу и, один за другим, покинули берег, где разворачивались события, не сулившие туру ничего хорошего… Существо, словно прилипшее в его спине, вдруг спрыгнуло в сторону — я мог поклясться, что скорость передвижения у него превышает все мыслимые пределы! Тур шатался, мотал головой — а существо просто стояло поодаль. Через пару секунд бык упал на колени. Шестилапый, так же неуловимо, опять оказался на его спине — и вонзил свои конечности в загривок быка. Тот взревел, но, это уже были последние попытки к сопротивлению… Морда быка склонилась к земле, изо рта хлынула кровь…
— Да что ж это такое… — Стопарь, напоследок оглянувшись, перекосился в лице — тварь какая-то, мохноногая, такого зверя завалила! И как?
— Не сейчас, — я тоже обернулся, но, скорее в целях убедится, что никто не следует из нор, уже за нами. — И не здесь. Выйдем наружу — поговорим.
Отряд углубился в заросли. Бык, и в самом деле, пробил полосу, по которой нам стало гораздо легче выйти, чем прежде — когда продирались сквозь колючки, способные вывести из себя даже самого терпеливого человека на свете. Проходя мимо очередного поворота — бык, все-таки, не шел напрямую, а выбирал более свободные участки! — Чер вдруг остановился и указал рукой вправо:
— Смотрите!
Я вгляделся — на земле лежала черная куртка, не похожая на виденные нами ранее одежды бандитов — не изношенная, не рваная и не покрытая грязью — но с аккуратно пришитыми заплатами и даже чистая, будто ее только выдержали в стиральной машине. Единственное, что портило картину — белесые пятна…
— Твою же мать! — Стопарь снова выругался. — Принесла нелегкая! Это еще откуда?
— Не дергайся… — я склонился над одеждой, вместе с Чером, уже осматривающим это место со всей тщательностью.
— Что думаешь?
— Зэки. Их одежда. Но, странно… Они, по слухам, тоже за солью наведывались — но, вроде как, безуспешно.
— Так это когда было? А куртка — словно вчера брошенная…
— Здесь все просолено. Могла и сохранится, — он поднял глаза. — Рядом — ничего. Ни следов, ни вещей. Если б здесь кого убили — кости… а их нет. Да и на куртке крови нет.
— А пятна? — я не успокаивался, желая быть уверенным, что слова следопыта верны. Но он лишь пожал плечами:
— Кто скажет? Может, жир, или грязь въелась. Но, думаю, это не кровь. Я ее на их одежде часто видел — сам знаешь, приходилось… Так вот, она по-другому выглядит. Ткань бурой становится, а эти пятна — светлые.
— Ну и пес ней! — буркнул Стопарь. — Чего встали-то? Куртка и куртка. Наверное, бросили, когда пытались здесь пройти. Ее хозяина уж сглодали давно…
— Возможно, — я согласился. — Другого объяснения нам никто не представит. Да и нужды такой нет… Ладно. Кто б ее там, в прошлом не носил — сейчас в одежде не нуждается. А нам — пора уматывать, пока солнце не село.
Драгоценной соли вытащили много. У каждого за спиной висел мешок, и, как я и думал, вес явно превышал упомянутые тридцать килограмм. Но расставаться с мешками не хотел никто — и я, подумав, решил все забрать с собой. В крайнем случае — упрячем по дороге, благо, охотников на нее среди зверей нет. А люди наш тайник не найдут…
Глава 12
Белая Сова — шаман долины
Наконец-то, в долине наступила относительная тишина… Никто не пытался нападать на наших женщин, никто не угрожал и не подстерегал охотников в прерии. Никто, если не считать уже привычных опасностей, в виде огромных волков, редких и опасных Бурых, свирепых крыс или стай диких собак. Но это враги уже известные, и их коварство, не шло ни в какое сравнение, с хитростью и злобой людей… Святоша, по-прежнему поносивший форт при каждом удобном случае, как-то притих и не выказывал прежней злобы. Возможно, потому, что память у жителей прерий оказалось не столь короткой, и его роль в прошедшей войне все хорошо знали…
Ящеры, подобные тем, которых мы уничтожили на берегу Синей реки, больше не объявлялись, словно их и не было. Хорошо это, или плохо — кто знает? Теперь мы знали, что они могут быть… Пожалуй, это было единственное, что омрачало нашу, внешне безмятежную жизнь.
Постепенно все входило в свою колею — мы жили уже установившимся, сплоченным родом, где и беды, и радости, делились на всех поровну. Сова, появившийся в форте после своих блужданий по долине, говорил, что очень скоро наш поселок станет тем местом, из которого и будет исходить возрождение для всех людей прерий, а может быть — и не только… Но у него имелось свое видение будущего, основанное на стремлении превратить оставшихся жителей долины в племя, где преобладали бы обычаи и быт индейцев. Лишь мое равнодушие не позволяло ему полностью утвердиться в форте и тех становищах, которые находились по соседству. Сова сердился — а я встречал его негодование смешками, и каждый раз разбивал все доводы иронией, заставлявшей индейца кипеть от негодования. Но у нас были не времена пионеров-покорителей запада… И мы все — далеко не белые поселенцы, а всего лишь люди, волею судьбы, оказавшиеся в схожих, но все-таки, совершенно иных условиях. К тому же, еще существовал Святоша. Своими речами о божьей каре он уже многим задурил головы. В этом мы сходились — Сова хоть никого не заставлял следовать своим убеждениям, а вот монах… Тот мог и пригрозить, и запугать. Мне это не нравилось. Не нравилось настолько, что я чувствовал — стычка, между мной и этим «пастырем», уже неизбежна…
Дом для гостей должен был быть готов всегда — и для любого количества. Я прекрасно понимал, что завоевывать друзей трудно, а приобрести недругов — легко. Те, кто, случалось, жили у нас по нескольку дней, уходили, уверенные в том, что форт — лучший пример для подражания. А таковых насчитывалось уже немало…
Как-то раз, когда Элина, ставшая, после последнего похода раздражительной и скрытной, ушла к Туче, сославшись на неотложные дела, мы остались вдвоем с Натой. Угар — пес вообще не считал нужным ночевать в землянке и подолгу пропадал в прерии, сам по себе — тоже отсутствовал.
Ната покрутилась у очага, приготавливая ужин, потом накрыла на стол. Мы поели…
Глядя на ее задумчивые глаза, я не мог отделаться от мысли, что мне знакомо такое выражение… и не ошибся. Она внезапно отложила чашку с отваром и спросила:
— Дар! Ты отпускаешь ее, уже в который раз. И она всегда говорит, что ей надо. А ты даже не спрашиваешь — зачем?
— Интересно… Ты ревнуешь?
— Я?
— Ну… Раз ты об этом заговорила.
Ната поджала губы и сухо бросила:
— Нет. Не я — ты должен ревновать.
— Есть повод?
Она пожала плечами… и склонила голову.
— Наверное, нет. Просто я навыдумывала себе… Но, согласись — разве не странно это? Или, не так?
— Ната, Ната… Если Элина захочет уйти — разве мне ее удержать? Нет. Кроме этого… Я не позволил ей одержать верх над Ульдэ — могу ли теперь ее останавливать? Но я не верю, что у нее мог появиться…
— Почему? Ты замолчал — боишься произнести это слово? У молодой и самой красивой девушки прерий не может завестись любовника? Да возле нее охотники крутятся, как мухи возле меда!
— Не надо, Ната. Ты сама в это не веришь… Мне кажется, дело тут в чем-то ином. Я не знаю! — предупредил я ее вопрос. — Не знаю. Но здесь все не так просто. Мне так кажется, что Элина…
Я умолк, внезапно подумав, что Ната куда ближе к истине, чем я. В конце концов, женщина женщину знает и понимает куда лучше, чем мужчина, пусть даже настолько близкий, как мы с Элиной…
— Ты считаешь, что она способна что-то скрыть? Ната, ты что-то знаешь, и не хочешь мне говорить? Или же, это все только твои предположения? Я не боюсь истины…
На этот раз она отрицательно тряхнула своими отросшими волосами — они у Наты уже давно спустились до талии и стали едва ли не такими же густыми и даже более волнистыми, чем у Огненного Цветка.
— Нет. Ты прав, конечно. Элина и измена? Нет… я ей верю!
— Вот и я — верю. А уходит… что ж, пусть уходит. Если ей там лучше — это минус, для нас тобой. Для меня. Когда соскучится — вернется.
— Боишься ее потерять, да?
— Боюсь… — я был откровенен. — И ее боюсь потерять, и тебя. Если это случится — жизнь потеряет всякий смысл…
Ната подсела поближе к очагу и протянула к нему ладони…
— Льстит самолюбию, конечно… Что-то сыро у нас. Хоть и дом, не землянка — а все равно, сыро. Почему бы, нам не строить на высоком фундаменте? И для обороны каменные стены надежнее этих стволов. Когда-нибудь, сгниют они… Баню же мы сделали?
— А сколько это потребовало труда? Представь себе, какое количество валунов придется сюда принести, сколько раствора замешать! Баня ведь — из кирпича. А кирпичи — из глины. Не камень… Да и перекрытия для крыш все землей закиданы, вместе с илом и глиной. Нет, эти постройки всех устраивают, а что в них отопления не предусмотрено… ну, знаешь, хорошо хоть такие есть. Вон, в других поселениях, вообще, живут, чуть ли не в шалашах! Очаг пристроить всегда успеем. Не зима. И знаешь — обращайся-ка, ты с этими вопросами, к Бену. Он у нас главный по строительству.
— То же и услышу… — Ната скорчила гримасу. — Шуток ты не понимаешь. Конечно, я рада нашим домам. Просто тебя позлить захотелось — а то ты уж больно всем довольный… Эх, скорее бы Чер лошадей приручил, что ли? А то поглядывает на них, как Бугай на мясо… представляешь, как бы здорово стало? Через все прерии — и верхом!
— Ага. А еще, какие пожелания будут? Пхая оседлать — самому себе могилу приготовить. Это не те лошадки, какие ты в кино раньше видела. Со спины сбросит и тобой же и позавтракает…
— Ну, тогда, хоть Стопарь самодвижущуюся телегу изобрел, что ли?..
— Неплохо бы и такую, — серьезно ответил я. — Во всяком случае, в его способностях я не сомневаюсь. Надеюсь, дойдет и до этого.
Ната улыбнулась и взъерошила мне волосы пятерней.
— Оброс, словно Леший… Постричь тебя, что ли?
— Зачем? Мне так нравится. Вон, Сова носит свои косы, и ничего… И остальные, на него глядя — тоже стали. Чем же я хуже?
— Да уж… Будете потом все, как дикари. Еще перья в них вставь — и полное сходство!
— Перья не вставлю. Не бойся.
Она рассмеялась:
— Нет, Дар, ну серьезно! Лучше так не носи — хватит с нас одного индейца! Ты с короткими, намного сексуальнее!
— Как, как?
— Ну… мне так больше нравиться!
Она увернулись от моих рук, и, зачерпнув воды из глиняного горшка, окатила меня ею.
— Остынь!
— Я тебе!
Ната взвизгнула и попыталась спрятаться под шкурами — но я уже вытягивал ее за лодыжку на себя… а потом мы сплели свои руки и губы в одном жарком, продолжительном объятии!
— …Ты такой нежный… Дар, ты всегда такой был?
— Нет, наверное. А может… не знаю. Как тебе ответить?
— Как всегда — правду. Что, тебе никогда не говорили, что ты очень ласковый?
— Говорили… Иногда. Только редко. И я тоже — редко.
— Ответные ласки были иными? Странно…
Я сделал недоумевающие глаза.
— Вероятно, ты ждал большего… А, я? А мы, с Элиной — мы ласковые?
— Честно?
— Да.
— Ты… Только без обид — более… нет, не грубая! Совсем нет! Ну, не знаю, как сказать. Более закрытая, наверное. Элина — другая. Но ты…
— Я поняла, — она приложила мне палец к губам. — Не объясняй. Элина — она как кошка. Мне иногда завидно, когда я вижу, как она ластится к тебе… Сама чуть не ревную, от досады. Но потом успокаиваюсь — ты не делаешь между нами различий.
— Конечно. Иначе бы мы не смогли жить вместе.
— А в постели? — глаза у Наты чуть сузились, и было непонятно, смеется она, или настроена серьезно… — Она ведь лучше меня, так? Не смущайся… Я знаю — она кажется тебе более желанной. Девочкой… Это потому, что она — вернее ты! — у нее первый. И единственный… Пока. Только не думай, что я на что-то намекаю! А я… Сам знаешь. Скажи — ты никогда не думал, что, когда я тебя ласкаю, я могла так поступать с кем-то другим? Тебе это не коробит?
— У меня была семья, Ната. И жена, которая тоже никого не знала, кроме меня. Элина мне немного напоминает ее… Нет, не внешне — они совсем разные. Но она, как и Элина… или скорее Элина, как и она, узнала мужчину именно со мной. И, как ты сказала — единственным. Пока… А разница — Элина может и Хочет делать для меня Все. А моя… на это была не способна. Но я уже говорил с тобой об этом. Что до твоего вопроса… Я забыл об этом. Не хочу вспоминать.
— Спасибо. Зато я — помню. Мне это кажется странным… хотя я могу ее понять. Далеко не каждая сможет пересилить себя настолько, чтобы отдаваться полностью. Так, как это происходит с нами. Со мной, с тобой и с Элиной.
Я слегка закусил губу — этот разговор был мне чем-то неприятен…
— Я уже неплохо тебя знаю… Ната, к чему ты меня готовишь? Мне кажется, что ты так и хочешь сказать о какой-то проблеме?
Ната тихо ответила:
— Надеюсь, что этого не случится. Как и ты. Элина мне больше, чем подруга. Ты нам… мне позволил такое, за что иные мужья могли бы и убить.
— Я не такой, как все.
Она уклонилась от моего вопрошающего взгляда и опустила головку вниз.
— Наверное, ты просто больше ее любишь…
— Если бы не любил — не смог бы, и… Может, хватит? Я и так кусаю себе руку, вспоминая, что вам пришлось вынести, когда мы притирались друг к другу, в городе. И чувство ревности мне тоже знакомо. Конечно, рано или поздно, проходит даже самое сильное чувство — когда угасает первое, самое сильное влечение. Потом остается либо уважение и привычка — и тогда семья остается! Либо — полное нежелание видеть этого человека рядом. А это — «развод, галоши врозь и нам не пути». Вы обе очень юные… по сравнению со мной. Замужем за стариком.
— Поясни… — Ната пропустила мое замечание мимо ушей. — Ведь я не знаю, что такое — быть замужем?
— Резонно… — я усмехнулся. — Наша связь не очень-то похожа на традиционную.
— И все? Это я и сама понимаю. Думала — ты скажешь, что ни будь более интересное…
— А что я могу сказать? Спроси любого, кто старше тебя лет на десять. Или, любую — и всякий раз услышишь мнение, отличное от предыдущего. Да только зачем тебе это? Мы, благодаря… или, постольку так случилось, стали намного свободнее в своих поступках. Некому у нас ни запрещать, ни разрешать.
— Если не считать тебя самого…
— Не подначивай. Я не самодур, и никого не заставляю гнуться перед собой. А то, что я требую от других… это не более чем норма, от выполнения которой зависит — как мы будем жить? Я не принуждаю к жизни по указке…
Ната вздохнула:
— Вот ты и стал вождем… Хорошо, что нашим, а не чужим. Это тебе так кажется, что все вокруг довольны и такой порядок всех устраивает. А если присмотреться — далеко не так. Сова тянет на себя, Святоша в поселке — в свою сторону. В долине разброд, каждое поселение все больше отдаляется от других. Люди словно забыли, что с ними случилось… Везде вожди, главари, диктаторы — называй, как хочешь. И не очень-то они рвутся под твою власть.
— И слава небесам за это… Мне и в форте дел по горло — а не то, что чужие проблемы решать.
— Неправда… — Ната подняла глаза от пола. — Не лги сам себе. И мне не надо. Их проблемы очень скоро станут нашими. Это пока все равно — кто, с кем и как? А вот Святоше — не все равно. И некоторым удельным князькам — тоже. Весь Озерный поселок стараниями бесноватого монаха настроен против форта — не знаешь разве? Мало нам одной войны, с бандитами, еще и между собой теперь будем выяснять — кто круче?
— Ты сегодня что-то странная… То об Элине говоришь, то о долине. С чего бы?
— Сова завтра придет, с тобой беседовать — о будущем. Мне Ульдэ передала — а он ей.
— Вот как? — я слегка удивился. — С каких пор индеец стал предупреждать о своем появлении? Или, это не простой визит? Между друзьями так не принято…
— С тех пор, как ты стал вождем, он старается бывать здесь пореже. Ты не замечаешь за собой, как изменился…
Мы надолго умолкли. Слова Наты запали в душу — я и в самом деле стал более резок с людьми, нетерпелив и скор в принятии решений. И, возможно, не всегда верных…
— От часу не легче… Сначала Элина. Потом Сова. А теперь еще и все остальное… Нет, пожалуй, я начинаю жалеть о том, что, когда-то принял решение здесь поселиться.
— Это ничего не меняет. Не здесь — так в ином месте. Люди потянулись бы именно к нам. Сова прав — долине нужен вождь! Плох ты, или хорош, но я предпочитаю, чтобы этим вождем был именно ты. Это не из тщеславия — мой муж самый-самый! Нет, просто элементарный расчет. Нам проще слушать тебя, чем, кого-либо, другого.
— Что все-таки происходит, Ната? Раньше ты не перескакивала с темы на тему… а сегодня, словно тебя кто за ниточки дергает! И слушать приходиться, кстати, самому-самому!
— Не скажу, чтобы у меня имелся большой выбор! — Ната засмеялась. — Один единственный мужчина на сотни километров вокруг! И полная уверенность в том, что он — последний! Что оставалось делать бедной девчонке? Только, что и ложиться в постель этому суровому дяденьке!
— Ну, знаешь!
Я сгреб ее в объятия и немилосердно сжал.
— Отпусти! — она задыхалась от смеха. — Больно ведь! Ну, отпусти же!
— Будешь еще?
— Нет! Честное слово!
— То-то.
Ната привела себя в порядок и вновь прильнула ко мне:
— Ты все такой же… Откровенный, до предела. Можешь говорить со мной, о чем угодно, и не покраснеешь.
— А зачем мне краснеть? Я не в том возрасте, чтобы быть похожим на желторотого мальчишку, млеющего при виде оголенных женских ножек!
— Да?.. — Ната лукаво приподняла подол свой юбки, показав точеные линии бедра… Я ухватился за него ладонью и опять прижал ее к себе:
— Будешь так делать — сама знаешь… разговор прервется!
— Ну и кто не мальчишка? Да ты загораешься быстрее любого парня — стоит только тебе увидеть голые ягодицы!
— А это плохо? По крайней мере, реагирую на женские, не на мужские!
— Бррр… — Ната откровенно поморщилась. — Не представляю, что ты мог бы быть способен на такое.
— И хорошо. Твои ножки, или ножки Элины, меня возбуждают куда больше, чем самые стройные — но иного пола.
— Не надо, — она отодвинулась от меня и вытянула вперед руки. — Не смей! Ты опять все сводишь к постели — а я просто хочу с тобой поболтать… Мы и так стали редко общаться. Ты весь в заботах и делах — а я скучаю…
— Ну, извини… Иди ко мне!
Она доверчиво подсунула свою головку мне на колени и устроилась на постели, свернувшись в клубок, как кошка.
— Теперь ты опять добрый. Если бы я сама не видела, как ты можешь бить — ни в жизнь не поверила, что ты на такое способен.
— Когда исходит угроза мне, или, моим близким… Я вообще, впервые поднял руку на человека всерьез, — всякие драки юности не в счет! — только сейчас. А раньше и не подозревал, что смогу убивать…
Она вздохнула:
— А я всегда знала — что смогу.
— У тебя была иная жизнь…
Мы постепенно перешли на шепот, словно нас мог кто-то подслушать, а затем и уснули, под мирное потрескивание сгорающих дров, в очаге…
Элина ночевать не пришла. Я, проснувшийся первым, сразу ощутил пустоту с одного бока — и непроизвольно коснулся подушки из трав, рукой. Нет, девушка, не захотевшая провести с нами вечер, не захотела вернуться и на ночь. Это было нечто…
Не став будить Нату, раскинувшуюся на постели после моего подъема, я тихонько оделся и вышел наружу. Было очень рано — холодный туман, пришедший с реки, еще клубился на внутреннем дворе форта, а утренняя свежесть заставляла ежиться привыкшее за ночь к теплу, тело.
Свистун, дежуривший на скале, перегнулся через перила ограждения и посмотрел на меня. Я махнул рукой — «Не шуми…» Кроме меня, возле столба, ставшего, с легкой руки Совы, тотемным, еще никого не было. Даже Туча, обычно поднимающаяся раньше всех, не суетилась возле кладовой. С недавних пор, приняв во внимание, сильно увеличившееся население, я отдал распоряжение в каждом доме готовить самостоятельно — по желанию, конечно. С одной стороны, старухе стало намного легче, с другой — нечем заняться… Она проводила время, пересчитывая и приводя в порядок все то, что мы добывали и приносили из прерий или леса. Не то, что бы Туча совсем отошла от кухни — она, по-прежнему, кормила и частых гостей, и просто тех, кому не хватало времени сварить себе обед.
Я поднялся к Свистуну.
— Ничего?
Он пожал плечами:
— А что должно случиться? Еще и не рассвело толком — вон, на севере, едва-едва береговые холмы проглядывать стали. А что? Ждем кого-то?
— Вроде того… Белая Сова придет.
— Ну и? — Свистун несколько удивился. — И что с того? В первый раз, что ли?
— Не первый. Но — особенный.
— ?
Я отмахнулся от сторожевого, сам не зная, как реагировать на неожиданное сообщение Наты. Да еще и отсутствие Элины выбивало меня из колеи — позабытое чувство ревности, змеей вкралось в грудь и не давало думать ни о чем ином…
Индеец и Ясная Зорька появились через час. Они шли по песчано-глинистой круче, высоко вздыбившейся на нашей стороне берега, и по их виду нельзя сказать, что они проделали далекий и утомительный путь — а ведь от типи Совы и до форта не близко. Он был облачен в удобный и красивый наряд, и, если не заплечный мешок да переброшенная за спину, тушка подстреленного крола — индеец выглядел как вождь, идущий на переговоры к белым. Видимо, наш жевгжг друг, действительно готовился к серьезному разговору, и хотел появиться в селении у реки не усталым путником, но полным сил и энергии духовным лидером прерий… Я представил его сидящим в седле — наверное, далеко не каждый из жителей долины смог бы быть так же важен и представителен. Но о том, чтобы оседлать пхая, оставалось только мечтать…
Под стать мужу, была облачена и его молодая жена. Зорька, после гибели Дины — Тихой Реки — осталась единственной подругой индейца. И что-то не похоже, что он собирался завести себе вторую. Возможно, прошлый пример был скорее исключением из правил — если только Сова не думал о своем возрасте. Зорька моложе него даже более чем Ната, по сравнению со мной — почти на тридцать лет…
Рядом с ними я увидел и возвращающегося из прерий, Дока. Наш целитель частенько пропадал в разнотравье, собирая и примечая все, что могло пригодиться ему в таком сложном деле, как врачевание людей, для которых он оставался единственным «Доком» во всей долине. Что-то умела и могла Ната, многое знала Стара — но, по настоящему, разбирался в медицине именно он. Док, хоть и считался ветеринаром, волею судьбы стал главным целителем для людей. Вот и сейчас, о чем-то беседуя с Совой, он наверняка выпытывал секреты старой цыганки — а та, как мне было известно, крайне неохотно делилась ими с кем бы то ни было, исключая разве что Дину… но пепел женщины уже давно развеял ветер прерий.
После обмена приветствиями, я пригласил Сову и Зорьку к нам в дом. Ната была права — индеец держался несколько отчужденно, словно мы не знали друг друга уже столько времени и не дрались спина к спине против общего врага. Что-то изменилось в отношениях меж нами…
Ната угощала и развлекала Зорьку, я рассказывал Сове о делах форта — он слушал внимательно, делая порой дельные замечания. Через полчаса вошел Док, затем Стопарь и Чер — и мы вместе стали обсуждать план предстоящей охоты, в которую хотели вовлечь и охотников из поселка у озера. Идея общей облавы, когда-то так сплотившей нас всех, пришла в голову Нате — она желала дать шанс Озерным и прочим селениям отбросить взаимное недоверие…
… - Не придут. — Стопарь был непреклонен. — Не придут, и точка. Святоша, что б ему хрен в печенку, скажет сидеть дома — и они будут сидеть! Даже если у них шаром покати, в шалашах. Не придут…
Чер согласно кивнул. Он нередко заходил в поселок — по моему приказу! — и видел, что монах забрал почти всех оставшихся мужчин в свою «братию», или «орден», как он велел их называть. Это было бы смешно — если бы не было грустно… Очередной Наполеон, в сутане и с крестом в руках, решил подмять под себя свободных жителей долины. И остановить его уговорами, пожалуй, что поздно.
— Убить, — Стопарь кинул в очаг полено, которое крутил в руках, пытаясь вырезать из него какую-то фигуру. — Если бы мы покончили с ним еще тогда — сейчас проблем не было. Дар, тебе следует прислушиваться к мнению Совы… Начни мы войну сразу, не дожидаясь, пока Сыч начнет зверствовать — жертв, среди людей, было меньше. А повесь, после битвы в Клане, Святошу — и сейчас говорить о нем не нужно…
— Начни вы первыми — и, в решающий момент, у вас бы не появилось помощников. Как не прискорбно — но, если бы эти отморозки не жгли, не насиловали и не убивали — никто бы и не стал вам помогать. — Док пожал плечами. — Так что, Дар не так уж и не прав…
— А сильно помогали? — с неприязнью спросил у Дока Чер.
— Не сильно. Но, и почти не мешали. А могли… И, не забудь — вы не одни сражались в предгорье. Многие женщины и охотники прерий ушли с вами.
— Ну, не так уж и многие… — я вмешался, видя, как мрачнеет лицо Чера, видимо, вспомнившего, по чьей вине удалось скрыться части бандитов. — Леший со своими, парни с болот, женщины… Воинов, а особенно, мужчин из поселка — не было. Ты сам стоял там, когда мы уговаривали их присоединиться — и что же? Никто не пошел вслед. Зато теперь, они в «ордене» монашка.
— Патриарх Святой Братии новой церкви земли обетованной…
— Что-что?
Док развел руками:
— Так он теперь велит себя называть.
Сова, молча слушавший наш разговор, не вмешивался… Но, по его лицу, и, мелькавшим в глазах искрам, я видел, что он воспринимает все происходящее, как свои собственные проблемы. Собственно, так оно и было. Все громы и молнии, которые щедро раздавал Святоша, в первую очередь были направлены даже не на форт, или меня, а в сторону индейца. Это вполне объяснимо: тут шла непримиримая война убеждений, язычества, которому следовал наш общий друг, и религии, которую хотел возродить — в своем, естественно, понимании — самозваный монах. И все бы ничего, но последний не хотел мириться с первым. Не хотел до такой степени, что призывал не только проклинать, но и убивать… Еретики пугали Святошу больше, чем просто отступники — к коим он причислял меня и моих товарищей.
Чуть слышно скрипнула дверь. Бочком, стараясь остаться незамеченной, в помещение вошла Элина. Она чуть стушевалась, заметив, что мы не одни, быстро прошла в уголок и уже оттуда, скороговоркой заметила:
— Я была у Тучи… Травы перебирали, говорили…
Она увидела среди гостей Стопаря, и запнулась… Старик удивленно поднял брови, но, заметив мой предостерегающий взгляд, проглотил готовое вырваться слово. Ната косо посмотрела в ее сторону, но Элина, спрятав глаза, промолчала. Я решил перевести разговор в другую плоскость:
— Ты сегодня, как никогда, узнаваем… — Сова еле заметно улыбнулся… — Брат мой, Белая Сова. Вряд ли можно спутать индейца, с кем-либо, иным!
— Так думали и белые на земле моих предков. Но индейцы — не все на одно лицо.
— Твое лицо известно в травах всем. — Стопарь, наконец, повернулся к нам. — И не грех бы его иногда и прикрыть… брат наш, шаман прерий!
Сова оценил иронию кузнеца:
— Шаман не боится ядовитых слов монаха. И ножей его дружков — тоже. А если кто захочет испытать, какова на крепость шкура индейца — мой томагавк готов поспорить в этом с любым желающим!
— Ты такой же воинствующий шаман, как Святоша — монах.
Я усадил приподнявшегося Дока на место:
— Хватит… Не за этим мы собрались. А если за этим — то говорить о вражде с поселком следует всем вместе. Неужели вы думаете, что я хочу новой крови? После того, что пришлось вынести долине от бандитов? Да пусть Святоша хоть папой себя назовет — нам то, что с того? Пока он болтает — пусть болтает… А, если решит показать клыки — встретит наш оскал!
— Вот, вот… — Стопарь вздохнул, огорченно отставив в сторону чашку, предложенную ему Натой. — Ты снова хочешь дождаться, пока ударят нас. А вождю следует предвидеть и нападать первым!
— Да не вождь я! Что с того, что я старший здесь, в форте? В долине, в каждом становище, в каждом селении, есть свой командир! И пока еще никто не изъявил желания подчиниться форту! И не будет такого желания — не дождетесь. Вы что хотите — чтобы мы уподобились Сычу? Чего тогда стоило все наше сопротивление? Чем мы лучше него? Нет… Нападать на поселок и убивать Святошу только за то, что он — Святоша! — не вижу смысла.
— Будем ждать ножа в спину… — Чер тоже отставил чашку.
— Сговорились? — я обвел их взглядом — И когда только успели…
Неловкое молчание нарушила, как ни странно, Элина. Она вдруг выпорхнула из своего закутка и подсела рядом с Совой.
— Ну, на самом деле, ты бы объяснил нам, что означают все вот эти веревочки, косички, перышки… Конечно, Зорька твоя это знает — но, мы-то — нет!
Ошалевший слегка от такого неожиданного вмешательства, Сова перевел глаза на меня, на Дока, а потом махнул рукой:
— Огненный Цветок всегда вмешивается в дела мужчин…
— Огненный Цветок и оружие держит в руках как мужчина! — она парировала его негодование обезоруживающей улыбкой, от которой индеец вконец растаял. Зорька, глядевшая на это издалека, сухо заметила:
— Дар, я очень люблю своих подруг… И если твоя скво решит уйти к моему мужу, то не буду против.
Элина вспыхнула, но смолчала. Зато Ната, как бы вскользь, отметила:
— Ты, может, и не будешь… А, вот нас, спросить не мешало.
Она так посмотрела на Элину, что та спрятала лицо за широкой спиной кузнеца. Тот, увидев, что в нашем доме что-то явно не как всегда, обратился к Сове:
— Ну, если о делах поговорить не получается… Давай, хоть, о своих расскажи. В смысле — что там у тебя девушка попросила?
Сова чуть заметно усмехнулся и, уже вполне серьезно ответил:
— Хорошо… Мой брат желает знать — для чего это, это и это? — он сопровождал слова, указывая рукой на некоторые детали своего убранства. — Белая Сова будет только рад объяснить вам об этом! Слушайте…
Он коснулся своих волос:
— Принадлежность индейца, к тому или иному племени, а также роду или тотему внутри племени, всегда можно определить по его украшениям на одежде, прическе, татуировке, и даже особым шрамам на лице или руках… Это — как паспорт, или водительские права для вас. Но, если документы можно выбросить или поменять — изменение любого атрибута у индейца могло сразу сказаться на отношении к этому человеку. Нельзя носить прическу ирокеза и одновременно, татуировку тэва, или чероки…
Ната заметила широко раскрытые глаза Стопаря и пояснила:
— Это названия индейских племен.
— Ага… Я понял, давай дальше.
Сова кивнул:
— По этим признакам, воин и охотник, да просто любой бродяга прерий, всегда мог определить, свой ли перед ним, или чужой. Это давало и преимущества, и определенные неудобства. Но индеец скорее предпочел быть убитым в неравном бою, чем прятаться под вражеской личиной!
— Добавь — настоящий индеец! — с некоторой иронией подтвердил Чер.
Сова метнул на него молниеносный взгляд — Чер невозмутимо и даже несколько невинно выдержал его… Я улыбнулся про себя — если уж наш признанный следопыт позволяет себе подтрунивать над Совой — что тогда следует думать о других? Ох, вряд ли получится бедному шаману обрести себе последователей… Но уж лучше он, чем Святоша. Или же — лучше вообще без веры?
Сова между тем справился с собой и продолжил:
— Отличительные знаки моего рода — рода Белых Сов! — он указал на несколько свободно падающих прядей на виске. — Выражены в прическе. Мои волосы лежат на правой стороне, без украшений, не связанные ничем. Зато, с левой — разделены на несколько косичек. Сами по себе они ничего не означают — смысл имеет то, какого цвета ленты вплетены или перевязаны на них. Но уже это разделение на две части — тоже, один из признаков моего рода. Позже я расскажу, почему так… А, теперь — о том, что именно говорят эти шнурки и их цвет.
На первой косичке — белая перевязь. Она символизирует, что у меня есть любимая, она же жена. Будь это невеста, или девушка, с которой воин только собирается разделить свое ложе — перевязь была наполовину белой, наполовину — зеленой.
— Догадываюсь… — мне стало интересно. — Зеленый — цвет надежды? В смысле — эта девушка в будущем, все-таки должна стать женой воина?
— Да! — Сова улыбнулся. — Ты прав, брат мой. Таких косичек может быть несколько — по числу скво, в типи моего брата.
Он вдруг нахмурился и, прогнав смутную тень на лице, заметил:
— Ты видишь рядом еще одну? Ее перевязь — черная… Это — знак того, что у меня была еще одна жена — и она умерла. А о том, что они были одновременно, говорит то, что обе эти косички переплетены вместе вверху. Будь они по отдельности — всем ясно, что каждая из них…
— Жила с тобой одна, поочередно. Это действительно, очень просто. — Ната присела рядом и взяла индейца за руку. Тот благодарно кивнул ей, но сразу обратил внимание на третью косичку:
— После женщин — о детях, которые у меня могли быть, или есть. Если есть — в эти же косички, чуть ниже, вплетается голубой шнурок, а закончить следует белым — на случай, когда речь идет о девочке, или красным — будущий охотник и воин. Но их нет… И потому, сразу после скво, идут главные — по которым видят, что из себя представляет этот воин!
— Постой… — я криво усмехнулся. — Если я все верно понял… Мне следует носить три таких, да? Первая должна быть черной, и с последующей голубой, а затем красной нитью? А затем — две с белыми и вместе?
— Да…
Ната посмотрела на меня, но ничего не сказала. А Чер добавил:
— А если ты думаешь, что это не так — черную ленту замени зеленой… Символ надежды должен быть и у других.
— Решать Дару, — Сова говорил твердо, не делая скидок. — Но так будет верно…
Я молча кивнул — продолжай…
— Хао. Дальше — число красных ленточек-колечек на этой пряди. Их должно насчитываться от одной до девяти, или одна, в которой черная переплетена, с красной, по всей длине. Число девять — священное число моего племени. Все победы над врагом, будь то особо опасный хищный зверь, или человек, обозначены цветом пролитой крови. Любая, после этого числа — уже не имеет значения. Воин доказал свою значимость и после девяти они не указываются. Тогда можно делать переплетение обоих цветов. А вот взять в типи жену, воин мог только после пяти колечек — и никак не раньше!
— И почему именно пять?
— Количество пальцев на руках. В данном случае — то, что воин сумел сжать кулак. Это сопутствующее выражение… Типа вашего — собаку съел в своем деле. Значит — имеет право привести жену в свой дом.
— Да уж… специалист по убийству.
Сова покачал головой:
— Чем медали и ордена белых лучше? Не все так просто… Не забывай — те времена были недружественны человеку. И вражда меж племенами, существовала очень даже серьезная. Как у нас — с Кланом. И грядущая — со Святошей.
Ухмылка прорезала лицо Стопаря, а я только вздохнул…
— Ладно вам… Давай, рассказывай, про все остальное.
Сова чуть помедлил и дотронулся до последней пряди — вернее, двух, сплетенных вместе косичках, в которых вплетены серые, черные и красные нити.
— После скво, детей и подвигов, никаких украшений на волосах воину не полагается… Но иногда — в силу самых чрезвычайных обстоятельств, допускаются. Такие, как эти. Серый — цвет пережитой серьезной опасности, а вместе с черным — символ того, что смерть долго шла рядом. Ну а красная…
— Не объясняй — я попробую сам. — Я нахмурил брови, прерывая Сову. — Серый — Тот День. Черный — это понятно всем, красный — война с бандой. Так? То, что они вместе — ты считаешь их не разделенными друг от друга, в силу известных причин…
— Хао. Мой брат все рассказал за меня. Перейдем ниже… — он прикоснулся к ожерелью из обрубленных клыков и бисера, свободно лежащих на его груди.
— … Носить его не обязательно. Волосы на голове говорят обо всем, и это — лишь лишнее подтверждение заслуг. Но и здесь есть ограничения… Убьешь волка — носишь клыки волка. Убьешь медведя — волчьи когти отдаешь на украшение женщине, когти мохнатого и клок скальпа с его головы нашиваются на одежду воина. Место более слабого противника занимает более сильный. Это просто…
Он принял из рук Элины чашу с напитком и сделал несколько глотков. Мы молчали, давая индейцу время передохнуть и продолжить свой, в чем-то даже интересный рассказ.
— Дальше. После общих — знаки отличия тебя, как человека. Они символизируют твое положение в роду и племени, и их носят на голове и руках. Повязка через лоб — причем, завязь должна находиться на правой стороне, чтобы не мешала видеть твоих кос. И здесь, уже ее цвет говорит сразу обо всем. Белый — ты еще неопытный и молодой воин или охотник. Этого цвета, в отличие от лент на косичках, сам понимаешь, не любят и стремятся поскорее сменить на другой. Он может быть зеленый — воин участвовал в походе и дал другим надежду увидеть его смелым бойцом. Красным — отважен и неистов в сражении, черный — свиреп и беспощаден к врагу. А теперь — попробуй объяснить за меня, что означает мой цвет…
Ната вопросительно посмотрела на меня — я махнул рукой, пытаясь угадать, о чем говорит повязка нашего друга.
— Так… Цвет синий. Ты не раз говорил, что вся мудрость земли заключена в ее небесах, в вершинах гор и бегущей волне — а если этот цвет носит человек… Он хочет, или имеет право считать себя мудрым? И, разумеется — его обладатель не имел бы право на такую повязку, не будь он учителем, или…
— Великим шаманом. Моему брату не нужно много объяснять — его ум видит также хорошо, как и его глаза.
— Хорошо! А вот как раз о том, что он — шаман — говорит, скорее всего, вот это, вышитое изображение совы. Или оно означает имя?
— Нет. Имя человека не носится на одежде — это считается опасным для его обладателя. Но со знаком шаманства ты угадал — летящая, вернее, парящая сова — символ человека, близкого к небу. А кто может быть ближе, как не человек, предназначенный духами для разговоров с ними?
— Но ведь это могла быть и иная птица?
— Могла. У каждого племени свой тотем — и именно его изображение должно находиться на груди шамана. В данном случае — это имя и знак моего рода.
— А посох, который она держит в когтях? — Элина указала пальцами на грудь Совы.
— Она не простая птица — Сова ведет за собой свой народ.
— Ясно… — прогудел Стопарь, уважительно посматривая на нашего общего друга. — А вести может либо шаман, либо вождь. Что уж тут сложного?
— Либо вождь, либо шаман. Тот, кто отвечает за душу и предания своего народа. А также за его обычаи, его память, его традиции. Но у вождя на рисунке обязательно присутствовал бы еще один знак — диск.
— И что говорит этот диск? — Ната подалась вперед, неожиданно заинтересовавшись словами индейца. — Что он символизирует?
— Вечность… То, что все приходит, и уходит. Вращение жизни на земле. Саму землю. Видимый нами горизонт — ведь, куда не обрати свой взор, то получается, что мы наблюдаем, опять же, видимый нами круг. Небо — и оно тоже похоже на перевернутую чашу, из которой на нас льются дары солнца.
— А вождь?..
— Он ведет свой народ по кругу жизни — не важно, где началась и когда закончится его дорога. Кто-то подхватит его дело — и путь продолжится дальше. Кроме того, обозначение круга, еще символизирует щит. Вождь — защита племени.
— Значит, я должна буду вышить Дару повязку с узором летящей птицы, но в лапах у нее будет не посох, а диск?
Все улыбнулись. Сова покачал головой:
— Вы избрали Дара своим вождем, а скоро и вся долина признает его… Это нелепый смех. Нет, Маленький Ветерок, это будет уже не птица. Род Белой Совы угасает… Племя, которое возглавит твой муж, должно носить другое имя. И пока я еще не знаю — какое.
— Но почему? Разве не справедливо было бы нам всем продолжить то, что когда-то, стало твоим? Ведь в прерии многие живут, или пытаются жить, руководствуясь твоими понятиями и обычаями. Я видел своими глазами, как некоторые мужчины, после удачной охоты, приносят жертву духам трав! Хотя, по правде говоря, для меня, это все-таки, слишком…
Сова обернулся к Стопарю:
— Подражать — не значит, верить… Понимание придет позже. Да и не нужно. Каждый должен прийти к этому сам — через свое сердце. А имя для рода не сохранить искусственным путем… Последний, из настоящих Тле-ско-туан, умер двадцать лет назад… Время показало, что я — всего лишь носитель памяти того народа.
— Тле-ско… Что?
— В дословном переводе — Те, которые ночью следят за луной… Оно же означает и летящую птицу, которая охраняет землю. Это и есть настоящее имя ушедшего народа. Я знаю всего несколько слов на наречии племени — и выучил их самыми первыми, как и его правильное наименование.
— И то, что луна ночью — белая, поясняет и твое имя…
— Да, — Сова улыбнулся Элине — Шаман всегда носит имя своего рода. В отличие от вождя, который ведет его, но не направляет.
Он протянул свою руку вперед и указал на кожаную повязку, закрывающую ее почти до локтя:
— На первый взгляд — тут ничего нет. Но для внимательного глаза и здесь открыты некоторые тайны обладателя этого защитного приспособления. Нужно смотреть на шипы или линии швов. Если швы идут крест-накрест — их владелец прямолинеен и не любит лишних слов. Косые, непересекающиеся линии — предпочитает походы и путешествия…
— Это твои!
— Кружками или неровными краями из маленьких кусочков — владелец мирный человек и не любит уходить из дома. Но если это ровные круги, и, кроме того, как бы сцепленные меж собой — это отличительные знаки вождей. Может быть — старейших и уважаемых членов племени.
Он сложил руки на груди и умолк.
— Да… Вроде бы — все на виду. А, поди, же — разберись сразу! — Стопарь шумно вздохнул и тоже попросил у Элины напиток. — Эх, забористо… На квас похоже. Из чего варите?
— Спроси у Дока — он напротив тебя сидит. Мои девочки у него опыт перенимают, по травам.
Ната кивнула и добавила к моим словам:
— Это дикий барбарис. Или — то, во что он превратился. Только каждый плод нужно вычистить от внутренностей и лишь потом замочить в холодной воде, на ночь. После несколько часов варить на медленном огне. После этого смешать с цветками красной липучки, и земельной огневицы — и еще подержать с пару часов. Остудить и подавать не очень горячим. Вот и все.
Стопарь только широко раскрыл глаза:
— Ну и названия… Кроме барбариса — ничего не понял! Это что — новые растения?
— Не новые… — Док почел своим долгом вмешаться. — Старые, но ставшие иными. Липу ты знаешь, только внимания не обращал, какая она теперь стала. Есть и черная, и серая, и даже сиреневая. И у каждой свои свойства. Некоторые лечат, а другие и уложить могут — если, не зная, в рот пихать.
— А ты откуда узнал, что можно и что нельзя?
— За животными наблюдать надо. Они все покажут — если иметь терпение.
Сова кивнул:
— Это так. Лучше Дока о травах и растениях долины никто не скажет. Кроме Стары — но древняя уже давно больше молчит и предпочитает общаться с тенями прошлого.
— А жаль. Она много чем могла помочь мне… — Док развел руки в сторону. — И не пришлось бы столько времени проводить в траве, наблюдая за тем, что едят и чем предпочитают лечиться животные.
— Ты закончил, Сова? Или, у тебя есть еще, что ни будь, в запасе?
— Почти. Основные понятия вам известны — оставшиеся не так важны. Есть некоторые различия в нашей одежде — но они говорят скорее о предпочтениях и вкусах, и о практичности, чем о самом владельце.
— И что ты можешь сказать, увидев мой наряд?
— Белая Сова пояснит вам, как отличается одежда индейца, от вашей.
Он посмотрел на меня и неожиданно сказал:
— Так. Во что ты обут… Ты носишь на ногах мокасины. Молчи — дай мне сказать!
Я закрыл рот, так и не успев возразить — то, что я называл и считал «мокасинами», на самом деле не было похоже на них ни в коей мере. Приблизиться к искусству их выделки настолько, чтобы наша обувь не отличалась от настоящих мокасин индейца, пока еще никому не удавалось.
— У твоих, жесткая и грубая подошва — значит, ты больше рассчитываешь ходить по твердой почве или камням. Те, кто живет на мягкой земле — берегут свои ноги и шьют обувь иначе. Она легче и удобнее, и в ней ступня не устает так, как устает твоя… Ты обращал внимание, почему я могу так долго идти и не замечать дороги? Тебя же спасает только выносливость — но в нашей жизни не должно быть мелочей. Когда-нибудь, твоя обувь может тебе помочь выжить… На твоих мокасинах нет украшений — это говорит, что их владелец не имеет отличительных знаков своего рода, либо он вообще не вхож ни в чей род. В вашем случае — вы еще просто не определились с этим и делаете свою обувь, как попало.
— Это точно… — Стопарь покосился на свои обмотки, сравнивая их с удобными и легкими тапочками Совы.
— Вы перевязываете их тугими веревками, которые натирают кожу при ходьбе. А мои — держаться на ноге, благодаря обхватывающему чулку. Мне легче их снять, легче одеть. Они не промокают в воде и быстро сохнут, и я не нуждаюсь в носках. А кто из вас не натирал ног, пока не привык ходить без защитной ткани?
— Не спорю…
— Кроме того, вы забыли, что в прерии давно уже тепло. Док, ты много говоришь о здоровье людей — и упускаешь, что многие болезни приходят с земли, от плохой обуви.
— Вот и научил бы нас шить так, как твоя Зорька…
— Теперь — штаны. Вы носите, что попало, остатки от прежних одежд, шкуры, с которых содрали мех, и все это самым нелепым образом держится на ваших телах с помощью шнурков и ремней. Я не имею в виду Дара и его скво — их умению шить многим не мешало бы научиться. Но остальным следует больше уделять внимания своей одежде — она должна стать удобнее и легче. Как носит свою Дар? Штаны и рубашка, чаще всего заправленная внутрь, или перехваченная ремнем по поясу. Я не ношу стягивающего мой живот, ремня. Он находится на бедрах, и в нем нож висит в ножнах на боку. А вы носите оружие на животе — это просто опасно. Моя рубаха почти достигает колен, но в ней легко как бежать, так и ползти по траве. Кроме того — нашитая сзади, часть шкуры свинорыла, позволяет мне садиться даже на камни — что вам делать без нее не следует…
— Естественно… Чтобы не остудить то место, которое для мужчины не менее важно…
— Чем для девушки! — прыснула, не выдержав, Элина.
Сова деланно улыбнулся:
— Именно так. А простужать его я тебе не советую… — если хочешь и дальше иметь двух таких несдержанных в кругу мужчин, скво.
— Сова, опять ты о правилах, принятых в своем кругу…
Ната так насмешливо протянула это, что мы все рассмеялись…
Он махнул рукой, а я заметил:
— Не обращай внимания, друг мой. Они такие — и уже не станут иными. И меня они этим вполне устраивают. Я не хочу жить с безмолвными и покорными женщинами индейцев.
— Возможно, ты станешь сожалеть об этом…
— Может быть… — я кинул быстрый взгляд на Элину. Та потупила взор и снова спряталась за спину кузнеца.
— Ты ничего еще не сказал про татуировки! — она быстро выглянула и снова скрылась, старательно не глядя в мою сторону.
— У меня их нет. На лице и на руках. Но есть на груди. У моего племени не принято иметь рисунков на открытых частях тела — это считалось бы неприличным.
Сова сопровождал свои слова, спокойно развязывая тесемки на вороте рубашки и снимая ее через голову. Нам открылась рельефная мускулатура, подчеркивающая силу их владельца.
— Физическая сила всегда находилась в большом почете у моего рода — слабый мужчина просто не имел права присутствовать на совете, тем более, сидеть на равных среди старейшин, ответственных за судьбу племени…
Он прислонил ладонь к татуировке — та вся была выполнена в одном, сплошном синем цвете, и изображала собой распростертые крылья совы, в свою очередь, на груди которой был очень искусно изображен шатер кочевника и сложенные возле него связки стрел.
— Полагаю, это тоже говорит, что ты — человек не простого ума?
Сова с достоинством склонил голову:
— Индейцы умели наносить рисунки на тело различного цвета — так же, как и европейцы, позабывшие это искусство после того, как перестали быть свободными… Но ты правильно заметил! — он обернулся к Стопарю. — Цвет играет свою роль и здесь. И он означает тоже, что и перевязь в волосах. Будь татуировка красной — ты бы видел, что перед тобой умелый и грозный воин, ну а если она коричневая — то это более охотник, которому по душе мир, а не война. Но, если это желтая — то это непременно самый главный человек в племени. Желтую или золотую татуировку право носить имели только верховные сахемы… Если, по-вашему — правители целой страны.
— Не напрасно у инков существовал ритуал посыпания своих императоров золотой пылью… — Элина протянула за спиной кузнеца, восторженно глядя на индейца.
— Желтый — самый главный цвет. Цвет солнца. Он наносится по контуру прежнего рисунка — ведь никто не рождается вождем. Им можно только стать. Мой синий — это лишь то, что я подвергся этой процедуре в зрелом возрасте, миновав предыдущие ступени. Иначе бы он был тоже контуром по другому цвету.
— Здесь все ясно, — Чер, предпочитавший помалкивать после своего замечания, не удержался. — И эти крылья, символ того, что их обладатель распростер свою опеку над родом. Ну а то, что этот род может за себя постоять — стрелы на земле, возле входа в жилище!
Я заметил, что индеец устал…
— Может, хватит? А то мы здесь, словно кино смотрим.
— Ага. И Сова в роли экрана и заодно — сурдоперевода!
Все засмеялись. Лишь Элина, слегка поджав губы, обиженно бросила Стопарю, наконец, выйдя из-за его спины на свет:
— Вам бы только грохотать, как лошадям… Ручаюсь, что Сова не рассказал нам и сотой доли того, что знает! Ведь так?
— А что хочет услышать Огненный Цветок? Поселок у форта живет сегодняшним днем и не любит внимать прошлому — разве Сова не прав?
— Наше прошлое уже никому не интересно. Лучше, поведай о своем. Не в смысле — свою историю, а предания индейцев. Ты ведь должен знать много легенд о тех людях, к которым себя относишь…
Сова внимательно посмотрел на Элину, перевел взгляд на меня, потом Дока, и, чуть усмехнувшись, простер свою руку к огню…
— Было время… Нет тех, прежних, кто все видел, как глазами. Сохранилось лишь преданье, о деяниях далеких, о героях и сраженьях, и об имени народа… Шли скитальцы: — Этциль-Эоль, звездный странник, дружный с ветрами прибоя; Бар-О-Меру, мрачно-черный — тот, кто ходит под луною, и еще два неразлучных — мхом покрытых и травою, тех, кого все называли Тлеското и Тау-Ахи, что их приближало к небу… И еще немало разных — тех, кого никто не видел, но внимал и слышал часто, как шептание трав закатных, как волну и шум озерный. Было время — и под небом, что не знало кровь сражений, жило племя, славя солнце, жизнь дарующее людям. Но нагрянули вдруг тучи, из краев далеких, страшных, где умершие скитались, не нашедшие покоя… Злые тучи, с ликом гнева, сокрушить хотели землю, вызывая духов смерти и на племя насылая! И бежать решило племя — сил не стало вдруг бороться, сохранить леса и горы, край, что даровало солнце… Но скитальцы, что бродили, и ни с кем не знали склоки, встали на пути у старших, повернув их на сраженье! Много споров было разных, много лишних слов и мнений — но достал свой посох Эоль, распростер его над миром — и поверило им племя, защищать решив ту землю… Стар и млад, юнцы и дети — все готовились к последней, к той, великой битве неба, где сошлись все воедино силы ночи с силой света! Долго шла меж ними битва… Дни сменялись незаметно, ночи длились как теченье, той реки, что вечно плачет — это слезы вдов погибших, матерей, что вдруг остались, без сынов своих ушедших… Этциль-Эоль окрыленный, распростер над ними руки, и они закрыли землю, как птенцов скрывают в стуже. Бар-О-Меру, мрачно-черный, клял врага в безумье нервном, топорща от гнева брови, а все вечные скитальцы бок о бок с людьми сражалась — все спасали эту землю! И прогнали они волны, что излились из усталой, мхом и осокой проросшей преисподней на болотах! Стал народ их славословить, песни петь в честь воскрешенья, стал подарки им готовить, предлагая дев прекрасных, самых нежных, самых ясных! Но не стали они с ними дым курить из трубки мира — и напрасно ждал в печали вождь людей вечерних, тихих. Этциль-Эоль благородный, отказался от подарков… Он сказал — «Живите в мире! И не бойтесь больше ночи — зло ушло в свои владенья! А устанете и злоба вдруг проникнет в ваши лица — посмотрите вы на небо, где дорога всех скитальцев, посмотрите вы на звезды, чтобы истина открылась, и очистился ваш разум! Мы туда ведь все уходим — кто-то сразу, кто-то — позже… Вам же — оставляем землю!» Бар-О-Меру дланью сильной зачерпнул в своей котомке — и оставил людям меру их поступков и деяний. Он оставил меру людям, чтобы каждому стал виден смысл его речей и дела. Ночью звезды вдруг затихли — было ясно, как при солнце, а затем огонь гремящий навсегда унес скитальцев, тех, чьи имена все знали. Но остались и иные — что хранителями стали, чье дыхание мы слышим, если есть на то желанье… И тогда, решив отныне, быть не просто лишь народом, взять решили люди имя, в память улетевших к звездам. Тлеското, погибший битве, был носителем их крыльев… Брат его, покрытый кровью, знак носил и в честь победы он его оставил людям — знак, в котором говорилось, что его владелец — Вещий. Это имя взяли люди, и отныне они стали звать себя Тлескотуане — Те, кто смотрят в даль ночную, на суровый глаз межзвездный, охраняя эту землю. Но просты были те люди — и решили в дополненье, взять себе второе имя, в честь старейшего скитальца. Эциль-Эоль, что с каноэ, прилетевшего на землю, был седым как лунь, и страстным, как олень во время гона. Взгляд его был мудро-смелым, взмах руки разил как громом… Предложил тогда из старших, тот, кто выжил после битвы — пусть на память о скитальце нам тотемом станут совы! Но не те, что рыщут ночью в поисках своей добычи — а летящие в буране, где страна великой стужи! С ним никто не стал и спорить — все и сами так считали. И с тех пор шаманы рода взяли имя вещей птицы — и несли его веками, что прошли, с времен тех дальних… Было время — год за годом, сохранялось то преданье… Было время…
Мы потрясенно молчали… Сова устало отчеканил последнюю фразу и сел на скамью, опустив руку вниз.
— С ума сойти!.. — Элина смотрела на него во все глаза. Она встала и обняла индейца, поцеловав затем того в губы. Сова словно окаменел, ни единым жестом не выдавая своих чувств… Ната, закусила губу, но не произнесла ни слова. Наступившую тишину прервал звонкий голос Зорьки:
— Огненный Цветок впервые услышала песнь памяти предков… На меня это тоже произвело впечатление — в свое время. Ой, Дар, смотри! Увлечется твоя скво песнями моего мужа — останешься без жены!
Сова сердито посмотрел на нее и Зорька сразу оборвалась. Зато Элина, увидев, какое впечатление произвел ее поступок, заметила, оправдываясь:
— Я люблю Дара… Но такие песни согласна слушать часами! Это так красиво! Ты хранишь в памяти целый эпос?
— Белая Сова поклялся передать память предков своему преемнику, как получил ее когда-то от Тлен-Са-Ро — Следящего за огнем. Это был последний шаман племени, умерший на моих руках. Он, на самом деле, был последним из своего народа. Я его нашел, и разговаривал с умирающим. Тлен-Са-Ро пояснил, откуда у меня память предков…. Сидящий Бык и Косматый только подозревали об этом.
— Потрясающе… — вновь за всех произнесла общее мнение Ната. — Но ведь это нужно записать! Невозможно помнить только наизусть! И признайся — ты ведь не все рассказал… Так? Откуда пришли эти скитальцы, последующие события…
Сова коротко и быстро кивнул.
— Ты никогда раньше не упоминал про такое… Почему?
Он повернулся ко мне:
— Мой брат интересовался этим? Нет… Он, прежде всего, думает о том, что нужно форту сегодня — а это совсем иная история. Обязанность хранить память принадлежит не ему — а мне, единственному шаману прерий.
— А какую еще память ты знаешь? После услышанного — я уже ничему не удивлюсь!
— У Совы нет памяти для развлечения…
Элина вспыхнула и сразу отсела от индейца назад. Он невозмутимо достал трубку и принялся набивать ее смесью пряно пахнущей травы.
— А города у вас были? — Ната решила вмешаться, незаметно заслоняя подругу от моего взора. Я, на некоторое время, позабыв про ее ночную отлучку, все еще не мог решить, как себя вести в этой ситуации…
— Да какие города? — вмешался Чер. — Он же относит себя и своих предков к племенам Северной Америки, а там ничего похожего на империи центральной или южной и в помине не было!
Индеец спокойно молчал, слушая, как Чер и Ната выясняют меж собой сведения о культуре и государствах обоих Америк… Неожиданно подала голос Элина, почему-то всерьез обидевшаяся на Сову за его отказ:
— Да, государств в Северной Америке, индейцам создать не удалось. И что, по сравнению с цивилизацией может означать какой-то узор и вышивка на одежде или тряпочка в волосах? Это все — как и у наших предков. Ведь никто не станет отрицать, что и в Европе — только очень давно! — первобытные племена любили украшать себя и перьями и зубами убитых зверей. Кстати — это и к вам относится! — она пренебрежительно посмотрела на Чера, на груди которого висело подобное ожерелье. — И это — скорее впадение в детство, чем шаг вперед. А следующий — принесение в жертву зверей, а затем и людей, на каком-нибудь, священном огне!
Белая Сова выслушал ее тираду и взмахнул рукой, словно сбрасывая с себя чужое прикосновение:
— Хоу… Огненный Цветок слишком цивилизован — а прерии слишком дикие для нее? Но почему-то, Огненный Цветок очень любит свой лук и не стесняется хвастаться убитыми из него животными. И пляски возле костра ее заводят не меньше, чем других девушек форта… Она делает вид, что равнодушна к тому, что носит — а глаза Белой Совы видят, как тщательно подогнана ее одежда и как умело подчеркивает эта девушка свою красоту и стройность. И, если украшения индейца и его скво, ей безразличны — то почему украшения Огненного Цветка более приличны? На ее шее висят бусинки — это дань, какому богу? А краска на лице — пусть, самую малость! — считать ли ее боевой раскраской? Сова наносит ее на лицо, когда ему нужно скрыть свою кожу от взора животного или, в военное время — дабы испугать врага. На какую охоту собирается женщина, когда сидит дома?
— Ну уж, это и так ясно… Охота всегда одна — на нашего брата. Уел он тебя, красавица… — негромко произнес, усмехаясь в бороду, Стопарь.
Я положил руку на плечо рассердившейся Элины:
— Довольно… Мы, на самом деле, скоро станем похожи на наших предков — и тут даже вся наша память и наши знания мало смогут помочь. Пройдет совсем немного — и наши дети будут слушать рассказы о прошлом, как, какую-то, сказочную историю.
— Наши дети?
Я запнулся… Док вздохнул и поворошил угли в очаге, пряча глаза от вопросительного взора Наты.
— Да не ждите вы от меня ответа… Не знаю я, почему. Не знаю. Никто в долине не понес ребенка от мужчины, и объяснить это мне не по силам. А гадать, что и как — это можно хоть целыми днями…
— Зато они были хорошими воинами… — ни к кому не обращаясь, произнес Чер. — И покорить их, а вернее, почти истребить, смогли только за два с лишним века непрерывного геноцида… Это не империи юга, упавшие от одного удара.
— Да… — я кивнул Черу, соглашаясь. — Что имели захватчики Кортеса вначале? Ну, сто-двести человек. Пусть пушки, огнестрельное оружие… Но ведь против — десятки тысяч! Целая страна! И раздавить их могли буквально за считанные недели.
— Если бы не боги, за которые их принимали… Помните? Вернутся белые люди с бородами, и вновь засияет звезда над империей инков!
— Ерунда. Можно ошибаться раз, другой — но не все же время? Сгнила империя — вот и все…
— Как наша? — невинно наметила Ната. Я отвесил ей легкий поклон:
— Именно! Только и разницы, что ту завоевали, а наша сама рассыпалась!
— Сова… — примирительно произнесла Элина. — Оставим, ладно?
Индеец кивнул, сопроводив жест словами:
— Огненный Цветок так юн…
Он больше ничего не сказал, но и этого оказалось достаточно, чтобы Элина сразу перестала хмуриться и вновь подсела поближе.
— А письменность в твоем племени имелась? — Стопарь неожиданно всерьез заинтересовался рассказом индейца. — А то все разговоры, да разговоры… Говорят, если есть письменность — есть и будущее. А так — это лишь сказки, которые передают из уст в уста.
— Нет. Говорящие знаки придумали южнее… Но зато у нас люди умели читать узелковое письмо, тайну которого никто так и не сумел разгадать.
— А ты? Ты тоже умеешь? — у Элины вновь загорелись глаза.
— Увы… — Сова развел руки в сторону. — Это умение ушло еще до меня. Но люди племени знали про вампум, и даже пытались прочесть некоторые из сохранившихся веревочек. К сожалению, ни у кого так и не получилось. Впрочем, в прерии все знали другой язык — жестов. Каждый из кочующих родов мог объясниться с чужаками, даже не зная языка иного племени.
— А его ты знаешь?
— Немного. Он очень прост, и мой брат Дар тоже знаком с ним.
Я кивнул, молча подтверждая слова Совы. Кое в чем мне помогли книги, что-то показал сам индеец — когда мы вместе с ним сражались против банды, и нужно было общаться и понимать друг друга в полной тишине.
— Покажи!
Сова несколько небрежно провел сжатыми пальцами ладони по лбу, как бы беря под козырек.
— ?
— Это белый человек. Если я хочу сказать, что вижу не индейца — то делаю так. В сочетании с другими жестами он подчеркивает и все последующие знаки. То есть, если я сначала делаю так, а потом вот так, — он свел пальцы обеих ладоней, как гребенку, и выставил перед собой. — То это уже будет означать, что я вижу или говорю о доме белого человека.
— И все? Так просто?
— Просто. Если их знать.
Элина попробовала повторить жесты Совы, начав сразу со знака дома.
— Так. Но теперь это уже не дом или форт, а жилье индейца. Это может быть типи, вигвам, или иглу эскимоса.
— А, что-нибудь, посложнее?
Сова прислонил обе руки к груди, после чего медленно вывел правую, из-под левой, и вытянул вперед, раскрытой ладонью как бы упираясь в невидимую преграду.
— Я знаю, — вмешалась Ната. — Это означает — я пришел с миром!
Сова кивнул:
— Да. Маленький Ветерок умеет читать язык жестов. Ее кто-то уже учил?
— Мой муж.
Индеец одобрительно посмотрел в мою сторону:
— В прерии нет нужды знать иной язык — все говорят на одном. Но иногда нужно говорить молча…
— Да… — Док тоже кивнул. — Слава богу, у нас все друг друга понимают. Представляю, если бы в долине сошлись люди нескольких национальностей, вроде Будды и Бена. Но наш инженер хоть немного понимал язык, а теперь и вовсе говорит на нем, как с детства. А если бы, таких было много? И все из разных стран? Мы и так, со своими, не всегда можем понять, что кому надо…
— Это если вникать в наши разногласия… Но тут не языковой барьер, а скорее, нравственный. И язык жестов не поможет нам понять намерения Святоши, или амбиции Кремня.
На замечание Наты, Док пожал плечами. Разговор вновь грозил вернуться к обсуждению старых проблем — а я вовсе не хотел этого, так и не решив, что следует делать форту в такой ситуации… Возможно, Сова и все остальные были правы, торопя события — но я уже считал себя слишком ответственным за судьбы людей… и, может быть, не только людей форта.
В открывшуюся дверь негромко постучали. Показалось заинтересованное лицо Свистуна — и я жестом пригласил его войти.
— Гляжу, у вас свет в окошко падает… И разговор интересный. Разрешите?
— Садись. Мог бы не спрашивать.
Ната, быстро сориентировавшись, поднесла гостю чашку с бульоном.
— Спасибо. Угощение вождя славиться в прерии… и, Свистун запомнит его вкус и передаст остальным. Пусть все охотники долины стремятся в форт, где Маленький Ветерок и Огненноволосая скво рады любым гостям, кто приходит с миром! Я так сказал, Сова?
— Хао.
Мы рассмеялись.
— Так, так… Скоро все станем говорить длинными фразами, как наш общий друг. Или, витиеватыми — как монах. Ты то, что предпочитаешь?
Свистун улыбнулся:
— А мне, если честно, все едино. Ты уж не обижайся, Сова, да только мне ваши споры до одной большой лампочки. Хорошо, что повезло живым остаться, да что зимы в помине нет, несмотря на сроки. Что еще надо?
— Дело не в том, кто прав… — Стопарь погладил бороду. — А кому править. Понимаешь суть?
— Вполне, — Свистун посерьезнел. — В долине все говорят о том, что Дар метит в вожди. Да только кто позволит? Там везде каждый, сам по себе. И не нам, ни Святоше, да и никому другому остальных под себя не подмять. У Сыча не вышло — со всей его сворой, а с нашим количеством и пытаться не стоит.
— Сыч не сам ушел — ты знаешь, кто его остановил! — Сова нахмурился.
— Это, если с оружием… можно и иначе. — Стопарь благодушно похлопал соседа по плечу и знаком попросил Нату подлить содержимое в чашку.
Свистун оглядел нас и прищурился:
— И куда я попал?.. Новые планы покорения мира? Ну и дела…
— Да не слушай ты их! — я в сердцах привстал с места. — У моих друзей каша в голове… Сова себя духовным лидером видит, Стопарь — мнит в премьеры… А на бойню меня подбивают. А я не хочу вражды со Святошей, даже, несмотря на все его подлости. Худой мир лучше доброй ссоры! Достаточно одной войны — и так, половина населения после нее в землю… полегла.
Воцарилось неловкое молчание…
— Нет… Так мы ни о чем не договоримся. — Стопарь приподнялся. — И слушать ты нас не хочешь, и слышать не желаешь. Прав вон, Свистун — хорошо, хоть лето длинное. А если вдруг зима нагрянет? Или, враг новый объявиться? Люди долины должны вместе удар держать — а для этого их объединять надо. Не так, как Сыч — огнем да страхом, но надо. По-другому. А как — тебе виднее должно быть. Ты у нас голова над всеми — вот и думай сам, раз с нами не собираешься.
Он встал и сделал шаг по направлению к дверям. Ната взяла его за рукав:
— Останься… Не надо ссориться в своем доме. Форт — для всех один дом.
Он сердито посмотрел на меня, но послушал девушку и вернулся на скамью.
— Ты бы пояснил нам, как астроном, почему так? Отчего столько времени лето длиться, когда по всем параметрам, мы уже несколько сезонов времен года поменять должны?
Док устало посмотрел на Чера:
— Вы от меня на все случаи жизни, будете ответы спрашивать? Что случилось, да как произошло? А мне, откуда знать? Астроном… У меня ни приборов, ни опыта нет, для таких пояснений.
— Не прибедняйся, — Чер не отступал. — Ты только вид делаешь, что своей теории нет, а так, давно уже что-то решил… Может, наша планета орбиту поменяла, и мы ближе к солнцу стали?
У Дока от возмущения даже волосы стали дыбом на голове…
— Ну, знаешь! Вы что тут, совсем одичали, за эти месяцы? Нет, в самом деле, правду говорил один умный господин об эволюции человека. Помести людей в ограниченное пространство, дай им самые первобытные орудия — и они сами станут первобытными… Слетела с вас шелуха цивилизации, будто и не родились вы в эпоху электричества да компьютеров. Совсем с ума сошел? С орбиты ушли… Да от нас давно бы и мокрого места не осталось! Сгорели на солнце, или разлетелись в куски, как десятая планета!
— Вот и поясни, неразумным детям своим… — Чер усмехнулся, ничуть не обидевшись на отповедь Дока. Тот негодующе взглянул на него, на нас, но, встречая везде насмешливые и веселые глаза, только отмахнулся и буркнул под нос:
— Да ну вас… Сказки собрались слушать, что ли? Пусть, вон Сова продолжает… у него складнее получится.
— А все же? — я решил обратить внимание собравшихся, на что угодно, лишь бы не возвращаться к теме, которую упорно не хотел покидать Стопарь.
Док вздохнул:
— Черт с вами… Ладно, попробую. Если совсем честно — меня такая перспектива — жить в постоянном тепле! — как раз не очень радует… Что-то тут не так складно, как хотелось бы. Мы не в тропических широтах родились, да и там, зимой сезон длительных и страшных дождей лютует. А здесь — как рай обетованный… Так не бывает. А вот почему так — это еще тот вопрос.
— Ну и? Твое мнение?
— Мнение плохое. Врать не буду — тревожно… С орбиты сошли — это, конечно, чушь собачья. Но вот длительное пребывание в одном сезоне — признак того, что и грядущая осень, а также зима, может оказаться такой же длительной, как это лето. Что это означает, думаю, пояснять не надо? Ни у кого нет таких запасов, чтобы подобную зиму пережить… А, вот объяснить, почему?.. Ну… Детский пример сгодится? Хотя бы, вот… Юлу все видели? Детская игрушка, такая! Нажмешь на рычажок — она и вертится, пока завод действует. А как кончился — сразу и на бок. Вот как бы у нас с вами на земле, такой завод и не действовал.
— Откуда он мог взяться?
— От кометы… Не скалься Чер, а то сам будешь теории предлагать! Это единственное решение для всего, что я могу представить!
Я подумал, что объяснения Трясоголова, насчет смещения земной коры как-то более подходят… но смолчал.
— Если у нее нашлось столько силы, что она такие разрушения и земляные волны, высотой с десятиэтажные дома подымала — то и на все другое могло хватить. А может и волны эти — как следствие этих перемен. Орбиту мы не поменяли, а вот наклон всей земной оси — очень даже возможно. Иначе ничем другим объяснить такое тепло не могу. Если только не вулкан, про который Дар рассказывал. Тогда тоже не сладко — жить на вершине такого подарка. Тоже, и тепло объясняет и разнообразие жизни… Да только кончиться может все очень плохо — таким взрывом, после которого вся эта долина в воздух взлетит, как пыль от метлы Тучи, во дворе во время уборки!
— Если твое предположение верно… Мы сейчас как бы на том боку, который ближе к солнцу? В смысле — волчок крутиться и мы с ним? А потом? В другую сторону? И тогда — зима?
У всех резко пропало настроение… Перспектива долгой и голодной зимы никого не радовала. А замечание Дока о припасах, которых не могло хватить на такие долгие месяцы, вызвало грозные представления о жутком голоде, в сравнении с которым голод первых недель, не мог и сравниться…
— И никто не знает, когда наступит этот новый виток… — задумчиво произнесла Ната.
— Это лишь предположение… — Док успокаивающе погладил ее по руке.
— Если бы мы тебя не знали… Твои предположения уж очень похожи на правду. Нет Док, всем известна твоя привычка, говорить, о чем либо, как о событии не вполне реальном — и, тем не менее, существующим.
Он страдальчески посмотрел на меня, а потом на всех остальных:
— Я действительно не знаю… И вероятности того, что все обстоит именно так — никакой.
— Ой, ли… — Элина с подозрением взглянула ему в лицо.
— Белая Сова будет танцевать танец духов, чтобы спросить у них о будущем прерий…
На это раз никто не решился подшутить над индейцем — все это становилось слишком серьезным…
— Неужели такое возможно? — Зорька, до того стоявшая за спиной мужа, подняла полные слез глаза. — Неужели нам снова угрожает такая катастрофа?
Сова привлек ее к себе, а Док задумчиво ответил:
— Голландский ученый, Йоганн ван Хлубе, в одна тысяча семьсот двадцать втором году обосновал свою теорию движения планет… Он писал, что всякое небесное тело может и должно иметь не только постоянную, но и изменяющуюся орбиту. Чер, это не совсем одно и то же! Так вот… дальше. Именно этим он объяснял исчезновение цивилизаций в прошлом земли, а также легенды о всемирном потопе. Но такие явления, по его утверждениям, должны случаться не чаще, чем один раз в миллион лет. Правда, по масштабам вселенной, этот срок довольно ничтожен.
— О! А говорил — никакого смещения с орбиты!
Он искоса посмотрел на Чера:
— Смейся…
— Любой волчок рано или поздно падает. Завод, данный планете кометой, кончиться — и мы, или вернемся на свое место, и вместе с этим — вернется и нормальное время смен сезонов года, — я раздумывал вслух. — Или — что мне кажется более верным, именно такая осень и зима… И что тогда? Сугробы, величиной с трехэтажные дома, метели, не дающие высунуть нос из жилья, несколько месяцев кряду… И к следующему лету — в долине не останется никого, чтобы порадоваться наступившему теплу!
— Если только мы не найдем силы, чтобы пережить такую зиму.
Стопарь в упор смотрел на меня, и я не выдержал…
— Ну, хорошо… Что вы предлагаете? Заставить всех признать власть форта? А зачем? Что это даст нам, кроме лишних хлопот? Решать судьбу и будущее жителей долины, когда мы и свою предугадать не в силах?
— А согнуть шею под крестом Святоши — лучше?
— Есть иные мнения?
Свистун негромко кашлянул…
— Я у вас недавно… Но, если позволите?
— Валяй… — я сердито отмахнулся.
— Нужно объединяться. Нужно. Пусть, не для того, чтобы остановить Святошу — в конце концов, и без него дела такие придется решать, что он вам слишком мелким покажется… Если Док наше будущее показал верно — выход из долины искать надо! И искать других! Мы здесь заперты — значит, и к нам тоже пробиться никто не может! Что, если там, за перевалом, люди живут как раньше? Ну, пусть не совсем… но, хоть что-то от прошлой жизни осталось!
— Сова дважды пытался… Да ничего не нашел. А насчет других людей — будь там все по-прежнему, нас бы давно нашли.
Свистун обернулся к индейцу:
— Давно? Давно. А с тех пор и землю не раз трясло, и много чего могло в горах да желтых песках случиться. Откуда к нам всякие разные звери жалуют? Молчите? Неужели, только те, кто на момент Катастрофы здесь находился? Много, что-то…
— Что с природой случилось, мы не знаем. Но, это излучение — а иного объяснения нет! — действует избирательно и быстро. Нам, людям, оставила практически один шанс… то, что женщины бесплодны, тому факт. Умрет последний человек — и Земля забудет об его существовании. Зато, животным и растениям она дала возможность расти и воспроизводится очень даже быстро. Это сложно понять… но у меня такое ощущение, что любое разумное существо должно было погибнуть. Освободить место, если хотите. И то, что мы еще до сих пор живы — случайное упущение…
Все потрясенно замолкли. Резкие слова Дока, словно выбили почву из-под ног — а ответить нечем. Слишком многое в эти месяцы стало подтверждением подобной гипотезы, и все меньше оставалось в долине тех, кто уцелел в первые дни…
Свистун глухо буркнул:
— Перевал… Сложно, но можно. Реку переплыть. Плот можем построить? Даже, если с болот тропка в Провал есть — и ее не мешало бы пройти. Через каньон… нет. Там точно, не пройти. Но знать надо! Хотя бы для того, чтобы таких вот, как Сыч, на подходе отлавливать. Теперь — про монашка… Ты войны не хочешь. Ясно. Ну а он? Люди, в Озерном, не сошли с ума. И никто его новым мессией не видит — дураков нет. Но ведь он, гад, по самым больным точкам метит — и потому всегда в цель! Нервы у людей рвутся в клочья, после того, что им видеть да пережить пришлось! А церковь наша, что и говорить, была не глупа, не пользуйся моментом. И неважно — настоящий он монах, или самозванец. Он Слово несет — понимаешь? Как Сова — свое, так и он — свое. Только его слова, людям понятнее и ближе.
— Я не верю никакому богу. Не языческому, ни другому! — Чер спокойно вставил реплику.
— И не надо. Не каменный век, в самом-то, деле… Но они — хотят верить! Будь на его месте кто-то, поспокойнее, без запросов — это бы и смотрелось иначе. Но это — Святоша! Он не только власти над душами, он власти для себя хочет. Как Сыч. Я скажу — с тем даже проще драться было. Враг виден… А, этот — скрытен, коварен и упрям. Хочешь ты того, или нет — а столкнуться придется… Стало быть — решать эти дела надо. Пока за них они сами не взялись.
— Успокойтесь… — Ната пригладила меня по волосам. — Весь горишь. Слово женщины в этом доме еще что-то значит? Тогда — хватит на сегодня. Давайте разойдемся, пока все не переругались, и завтра снова соберемся — у общего костра. Это не только наше дело — всех касается.
Гости покинули наш дом. Сова, задержавшись у порога, сказал:
— Мы уходим.
— Сейчас? Вы только что из долины! Куда?
— Леший ждет. Мы встретились с ним в травах — он хотел обратиться к тебе, по поводу Дока.
— Кто-то болен? — я поискал глазами Дока. Сова, заметив мое движение, сделал успокаивающий жест рукой:
— Зорька многому научилась у Стары. Не нужно тревожить старика. Все не столь серьезно.
— Но…
— Я обещал. За нас не волнуйся. Прерии — мой дом.
За ними попыталась выскользнуть и Элина, но Ната встала на ее пути:
— Ну?
Тон девушки не предвещал ничего хорошего…
— Ната, не держи меня… И не спрашивай ни о чем — я сама не знаю. Только не подозревайте меня! — Элина поджала губы и, отодвинув Нату в сторону, вышла прочь.
— Оставь ее… — я смотрел на очаг, и, странное дело, вовсе не думал ни о ночном отсутствии Элины, ни о словах и предупреждениях Дока. Усталость и опустошение вдруг накатило волной, стерев желание, о чем-либо беспокоится, кроме как бесцельно сидеть и смотреть на язычки пламени, рвущиеся среди раскаленных докрасна камней…
— ?
— Оставь. Пусть идет. Пришло время…
Элина молча выскользнула прочь. Ната подошла ко мне:
— Что с тобой?
— Не знаю… Устал. И не хочу быть вождем… Не хочу нести такую ответственность, к которой меня никто и никогда не готовил. Почему я? Чем плох Сова, или Стопарь?
— Потому что ты — это ты. Стара говорила мне — а она предвидит будущее, ты же знаешь! — что нас ждут новые испытания. И именно ты поведешь людей, а не кто-либо, другой.
— И ты поверила?
Ната устремила взгляд на огонь…
— И верю… Прав Док, нет, а жить надо. Людей вести надо. Тебе вести.
Глава 13
Нарушители правил
— Туча сварила какую-то потрясающую кашу — не пробовал?
Я поднял глаза — Элина стояла у шкуры свинорыла, заменявшей нам дверь, и ждала ответа на свой вопрос.
— Не еще… А, ты-то, когда успела?
— Вставать надо с зарей! — она подскочила к Нате и обрызгала подружку водой из ведра. Ната, не ожидавшая подвоха, взвизгнула, но, не осталась в долгу — в Элину полетела довольно тяжелая подушка, сбившая красавицу с ног. В следующее мгновение обе девушки уже возились на полу, причем, верх одерживала Элина — она придавила Нату к земле, и, победно крича, собиралась вылить на ту сразу целый ковш! Я вздохнул — пора вмешаться…
Такие разборки стали часты в последнее время — и меня это уже перестало забавлять. Шутки шутками, но, в глазах Наты все яснее читалось желание дать сдачи — а я прекрасно понимал, на что способна моя маленькая и внешне безобидная девочка…
Заводилой, как и всегда, являлась Элина. Она задирала Нату, словно невзначай, всегда, вроде не со зла — играясь… Но, эта игра могла оказаться опасной предтечей настоящей схватки — и я не мог понять, отчего? До этих пор Элина никогда не старалась занять первое место в нашей семье. Ее потешные победы над Натой — не знак ли серьезного передела влияния? И не об этом ли меня предупреждала Ната, еще тогда, когда так остро вставал вопрос о присутствии второй женщине в подвале?..
— Все, брэк.
— Ну, мы же не всерьез? — Элина отпустила Нату и поднялась с колен. — Ты что, сердишься? Дар… это все от скуки. Дождь, какой день идет, на улицу не выйдешь — раскисло!
— Все тебе не так… Жарко было — плохо, пасмурно — тоже не мед. Уж извини — что есть, то и есть.
— И где ты улицу нашла? — Ната уже умывалась, убирая следы недавней борьбы. — Ладно, там — травы…
— По привычке! — Огненноволосая потянулась, томно строя мне глазки. — Да и не так уж я ошиблась. Если есть дом — есть и улица. Вот, строим мы форт — конца, кстати, этому не видно! — стало быть, со временем это будет город. Не смейся, пожалуйста! Не город, так селение… но точно, больше озерного! А будет селение — в нем появятся улицы!
— Ага, — я искал свой плащ среди нашего «гардероба». — А также, кинотеатры, опера и выставки модной одежды. Не может ли мне сказать уважаемая модель — кто «увел» мою накидку? Не в ней ли ваше рыжее величество успело промокнуть снаружи?
— Моя, где-то завалена, под шкурами… А, твоя — висит у самого выхода. Она промокла, и я не стала ее вносить.
— И на том спасибо… Что, так льет?
— Льет, — Элина поскучнела. — Почти неделю уже…
— Что ты там про кашу говорила? — Ната закончила утренний туалет и тоже собралась выходить.
— Кашу?.. А, да… — Элина скорчила гримасу. — Да, все в гостевом сидят — лакомятся.
— Интересно… — я остановился. — Хотелось бы знать — а с какой-такой снеди она ее приготовила? Опять, Док опыты на людях ставит? Накормит однажды, тем, что только желудки пхаев переварить могут — никому мало не покажется!
— Так и есть, — Элина кивнула. — Он сказал, что это — лебеда, вроде, раньше ее люди ели в голодные годы. А сейчас растение так выросло в размерах, что, соцветия, собранные с одного куста, способны накормить целую семью! Туча сушит их возле очага, на камнях. Стопарь потом мелет на ручной мельнице, получается что-то муки. Знаете, довольно сытно…
— Давно он к ней присматривался… — я вздохнул. — Элина! Надеюсь, ты там не сильно налегала? Одну лебеду есть — как минимум, живот заболит. А то и хуже…
— Вот как? — Элина насторожилась. — Я не знала. Что ж они, вроде сельские жители, а таких вещей не понимают?
— Лебеду, действительно, едят, — Ната подала голос. — Но все — в меру. Если смешать семена или высушенные листья растения с обычной мукой — вполне нормально. А если содержание лебеды примерно один к одному, или даже больше — уже последствия могут быть… Типа поноса.
Элина сделал широкие глаза и, вспыхнув, выскочила прочь. Я с укоризной посмотрел на Нату:
— Ну и зачем ты ее пугаешь?
— Не пугаю, — Ната занималась моей рубашкой и искала глазами застежки, сделанные накануне из кусочков кожи. — Так и есть. Но, наверное, Стопарь в курсе — и пропорцию соблюл. А, если нет — скоро его и Тучу начнут вспоминать по всему форту!
Она подняла на меня озорные глаза и мы, не сговариваясь, закатились от хохота…
— Вождь! Тут к тебе Лада просится! — Элина, возникнув опять у порога, впустила к нам девушку. Та вошла внутрь, но пройти далее не решалась…
— Садись! — я предложил ей табурет. Лада села на краешек, словно боясь поломать мебель. Я усмехнулся. Сделан был тот довольно неказисто, если не сказать — коряво! — но насчет крепости я не сомневался.
— Пошли меня, куда-нибудь…
— ?
Видя выражение на моем лице, Лада смутилась.
— Куда? Погода к прогулкам не располагает, а иных причин выходить за пределы наших стен я не вижу. Наскучило — можешь помочь Стопарю, с его полем. Правда, не советую — загоняет, что последнюю скотину. Там сорняка, на целый век хватит!
— Дождя нет. Закончился… — она не отступала. На удивление, Ната поддержала девушку:
— Пошли ее к Лешему.
Мы переглянулись, и дружный смех снова заполнил весь дом. Лада смотрела на нас с недоумением — а я никак не мог остановиться. Игра слов, где случайно прозвучало имя нашего приятеля и ближайшего соседа — а вышло, словно Ната предлагает прогнать гостью…
— Прости нас… — Ната, улыбаясь, налила ей чашку своего фирменного напитка. — Мы не над тобой смеемся… Зачем тебе идти куда-то?
— Все ходят. Ульдэ в прерии целыми неделями, Джен с Птахой — тоже. Пума… И другие. А я — всегда здесь.
— Понятно… Дар! — Ната обернулась ко мне. — В самом деле — отправь ее, хоть в поселок, что ли?
— А зачем? И, если уж на то пошло — дорога не близкая, одной — опасно. Просто так, вотчину монаха навестить?
— Ну, тогда в Черный лес — пусть поищет подходящие деревья для строительства. А то у Бена, как раз, бревна заканчиваются.
— Так он сам и ходит, выбирает. И никому это не передоверяет, разве что Стопарю.
— Ну и что? Он лучше нас, здесь родившихся, наши деревья знает?
Я посмотрел на Нату с подозрением — инженер разбирался в этом с мастерством заправского лесника, и подобное мнение к его талантам, было совершенно ошибочным.
— Скажи лучше — Туче помогать не хочешь! Ладно, иди… Но, не одна.
— Я Пленника возьму. Можно?
— Пленника? — ее желание забрать в сопровождающие, нашего изгоя, не укладывалось в голове. Ладе, в полной мере, хлебнувшей весь ужас бандитского беспредела, даже мысль находится рядом с одним из их своры, должна была претить. Но она повторила:
— Пленника. Я бы назвала его по имени… но, не знаю.
— Никто не знает! — Ната посмотрела на меня с укором. — Зови, как есть…
— Ната! — я предостерегающе сузил глаза. Не хватало еще при Ладе обсуждать жизнь парня.
— Иди, Лада. Можешь собираться хоть сейчас.
Девушка встала и вышла. Я обернулся к Нате:
— С какого перепугу?
— Она скоро приклеится к этим стенам. Всем девушкам форта надлежит быть готовыми к любым неожиданностям, как морально, так, и физически — не твои слова? Сидя возле Тучи выносливости не добавится!
— Это, как сказать… — пробурчал я, внутренне соглашаясь с этими доводами. — Скорее, наоборот. Выдержать нашу повариху — терпение ангельское нужно иметь!
— Так это — подготовка духовная! Нагрузка только на нервы! А нашим девочкам надлежит еще, и бегать, и прыгать, и просто ходить, наравне с мужчинами
— Все, сдаюсь…
Вскоре меня позвал кузнец — и наш разговор прервался. Я провел весь день в различных заботах, совершенно забыв о Ладе и ее просьбе. Утром дозорный кратко сообщил о различных переменах — а заодно, об отсутствии Лады и Пленника.
— Не возвращались?
— Нет. Мы не стали тебе докладывать — думали, они отправлены куда-то далеко… Оба вышли с мешками и оружием — как обычно.
Я задумался. Ближайшая роща, где мы заготавливали строительный лес, уже практически вырублена. Лада могла отправиться на поиски другой — причина, не возвращения, на лицо! Следовательно, ночь провела в лесу — с Пленником. Что ж, волноваться не стоит… На всякий случай, я окликнул Свистуна:
— Проветриться не хочешь?
— Хоть вчера! — он с готовностью согласился. Похоже, форт, хоть и стал им всем домом, но вот отучить от появившейся привычки скитаться по долине, не избавил…
— Сходи в нашу рощу. Лада и Пленник не вернулись вчера вечером — проверь. И, один не ходи.
— Пуму возьму. Она лучше меня в следах разбирается.
— Хорошо.
Дела вновь захватили, а вечером пришел Сова — подозрительно веселый и даже улыбающийся, что не вязалось с его, всегда нарочито серьезным обликом.
— Хао, мой брат! Легок ли был его путь?
— Дар, моя дорога всегда легка, если идет к жилищу брата! Только не надо строить из себя индейца… ты никогда им не станешь, а подражать — только смешить окружающих!
Я даже не нашелся, что ответить…
— …Вот скажи, бледнолицый брат мой — почему такая интересная новость, как транспортный самолет, до Совы дошла только сейчас?
— Сейчас? — удивление так явно отпечаталось на моем лице, что шаман смягчил тон.
— Ты не знал?
— Да никаким боком! — я едва не перекрестился… — Ну, когда возвращались от пропасти, куда его отправили — все только о том и говорили! А позже… забылось, наверное. Сам посуди — таких находок в долине — выше крыши! И каждый раз, оказывается, что это либо видение, либо добраться до искомого совершенно невозможно!
— А тогда? — индеец спрашивал вполне серьезно.
— Тогда я велел Будде помочь самолету совершить последний полет, что он и сделал. Благо нам повезло — тот и так едва держался на самом краешке!
— Насколько я понял — это Птахе повезло… — Сова кивнул. — И Святоше.
— Святоше?
— Да. Успей он влезть туда — одной головной болью меньше. Глубина хорошая?
— Да, — я догадался, что он спрашивает о пропасти. — Более, чем. По крайней мере, самолета не видно — темно.
— А он… не попытается?
— У Святоши не хватит для этого духу. Кроме того — никакой гарантии, что оружие, на которое он так надеялся, там есть. Мало ли, что там, внутри, в темноте, Птахе показалось… и я ему об этом не говорил!
— Хао! — Сова устало присел. — Теперь можно и выпить. Только воду — ваш источник славится на многие дни пути!
Когда он утолил жажду, я спросил:
— Ну, удовлетворен? Зная тебя, не уверен…
— Сова хочет сам увидеть это место.
— Стало быть, не уверен… Хорошо, можем вместе пойти и посмотреть еще раз — для надежности!
Он скупо усмехнулся — мы вновь собирались пойти в поход, как бывало раньше. Только на этот раз не логово бандитов — всего только на окраину леса, где Ульдэ повезло — повезло ли? — наткнутся на остатки самолета.
Я собирался взять с собой пару охотников — но Сова поджал губы и мне пришлось согласиться. Он путешествовал по долине в одиночку, лишь иногда беря с собой Зорьку, и теперь косо смотрел на мои замашки всюду находиться в окружении двух-трех пар надежных рук. Хотел позвать хотя бы Нату — но той и след простыл, а главное, она вообще никому ничего не сказала, куда и зачем направилась. Предупредив Стопаря, что б присмотрел за ней (я полагал, что Ната где-то поблизости, собирает травы для Дока!) мы покинули форт — и устремились по дороге, ведущей к поселку у озера. Именно на пути к нему Ульдэ увидела хвост транспортника, и именно там находился разлом, в который провалился этот самолет — напоминание о прошлом, ставшем для всех нас лишь близкой, но уже чуждой реальностью…
На этот раз мы не спешили, сломя голову, как тогда, когда Череп принес известие о находке — и вышли к месту только на второй день. Сова, рискуя провалится вниз, излазил все подступы к трещине. Убедившись, что спустится невозможно, он удовлетворенно произнес:
— Хорошо. Брат монах не получит оружия.
— Верно. Но и мы — тоже.
— Оно тебе нужно? — Сова спрашивал серьезно, и я серьезно ответил:
— Пожалуй, что нет. Я привык обходиться луком и стрелами, а воевать, с кем либо, надеюсь, уже не придется. Что до Святоши — рано или поздно, он и сам изойдет от своей желчи.
— Твоими устами… — Сова поджал губы. — Но я хочу, сам в этом удостоверится.
— Как?
— У Совы были друзья в озерном, еще задолго до прихода Дара…
— Смотри, не попадись на глаза его святейшеству. Инквизиции он еще не завел, но, чует мое сердце, при возможности, нечто подобное обязательно появится!
— У Совы еще есть место на его плаще…
Возвращаться в форт он не захотел. Ну а мне, в свою очередь, не было никакой нужды идти вместе с ним — Сова собирался направиться к Каменным исполинам, где обреталась Стара. Попрощавшись с индейцем, я решил свернуть с тропы и сократить дорогу назад. Когда-то (и не так уж давно!) я бродил в одиночестве сутками, ночуя, где придется, и вовсе не зная никакой дороги. Сейчас — закаленный пережитым, готовый к любым невзгодам, отлично вооруженный и уверенный в собственных силах, я был готов преодолеть эти заросли, даже если придется столкнуться нос к носу с громадной кошкой. Но последние предпочитали более открытые пространства прерий, а лесные хищники, на удивление, не отличались особенными размерами — кроме редко встречающихся лис, да некоего подобия шакалов. Возможно, потому что в лесу и не было крупных животных, в отличие от той же степи. И лисы не бродили стаями…
Через полдня, делая очередной шаг, я остановился. Откуда-то потянуло дымком — вещь, для лесной глуши, явно, не самая естественная! Черный лес — не место для прогулок, а, стало быть, узнать, кому вздумалось разводить костер, следовало незамедлительно…
Стараясь ступать бесшумно, я приблизился к источнику дыма. Обоняние не обмануло — прислонившись спиной к покосившемуся стволу, на относительно ровной поляне сидел чужак, перед которым тлел небольшой костер. Похоже, он не знал, что использование мха в качестве топлива — не самая лучшая идея… Я обошел его с подветренной стороны — следовало быть внимательным, не я один обладаю чутким носом! Чужак шевельнулся — я замер. Опять склонился над огнем — я сделал шаг. Вскоре я приблизился настолько, что смог его разглядеть более подробно. Знакомая, грязная хламида, котомка, брошенная поодаль… Что ж, не иначе — один из братьев-рясоносцев, собственной персоной!
Мне стало интересно, а, вместе с тем — тревожно. Здесь, далеко от своих — что мог делать этот сподвижник человека, вражда с которым уже выходила за рамки одних только слов? Или, не один?
Прошлая встреча, в лесу, едва не закончилась столкновением. А последующие события, с пожаром в прерии, и вовсе означали объявление войны! Правда, прямые доказательства на сей счет у меня отсутствовали…
Рясоносец выпрямился — мне пришлось замереть, чтобы не выдать своего присутствия. Хоть и не столь опытные, но, тем не менее, тоже прошедшие суровую школу выживания, эти «братья» могли оказаться вполне достойными соперниками. И относится к ним с пренебрежением, не стоило. Выждав, пока он снова опустит голову, я переменил позу. Подобравшись, медленно приподнял лук. Достаточно спустить тетиву…
— Брат желает моей смерти?
Сколь ни был я закален, но, услышав спокойные слова, вздрогнул. Пальцы чуть не разжались — лишь усилием воли я заставил себя стоять неподвижно.
— У меня нет ничего, что могло быть тебе полезным. Оружие твое лучше, одежда — чище, ну а есть меня, надеюсь, ты не станешь? Или, люди из форта не брезгуют человечиной? Раньше такого о вас не слышали…
— Не думаю, что услышат и впредь. Твое имя, «брат»!
— Слышу сарказм в речи твоей… Но что ждать от того, кто отрицает само существование божье?
— Не отрицаю, — я опустил лук, убедившись, что ожидать от пришлого, враждебных действий пока не приходится. — Не отрицаю, но и не разделяю столь полной убежденности, брат Светлый.
Фигура чуть шелохнулась.
— Разглядел?
— Узнал по голосу. В ваших хламидах вы все на одно лицо.
— А вы — в ваших?
— Вопрос одежды так волнителен? — я вышел из-за ствола и сделал пару шагов к мужчине, продолжавшему сидеть на месте. — А мне казалось, вы отринули подобные мелочи… Ладно, хватит о тряпках!
— Дар желает знать, для чего я тут нахожусь? — Светлый спокойно повернулся и снял капюшон, открыв седую голову. — Лес велик, ты знаешь его лучше, я — хуже. Искал съедобные плоды, забрел сюда… правдоподобно?
— Вполне, если не считать слишком большого расстояния от вашей обители.
Он встал — я немедленно приподнял лук.
— А вот дальше беседы не получится. Либо говори, что затеяли, либо — не обессудь… Твой пастырь слишком сильно меня достал, чтобы я поверил в такой бред. И мы — не в Озерном поселке, где последний бомж делает все с оглядкой на лучезарное святейшество и его палку… Ну? Не томи, брат Светлый — сколько вас в лесу и зачем?
— Один я… — он держался с достоинством, хоть и видел направленное ему в грудь острие стрелы.
— Чушь.
— Один! — Светлый повторил твердо. — Но ты прав, Дар. Не поиски пищи меня сюда завели — а следы. И, раз ты считаешь себя хозяином этих мест — не мешает самому бы увидеть, кто бродит по этим чащобам.
Он указал в сторону обойденного нами оврага. При движении руки я сразу вскинул оружие — слова, это слова, а метательный нож, выброшенный из-под этих широких рукавов, вполне способен пробить мне горло!
Светлый развел руки в стороны:
— Топорик и оба ножа у меня на поясе. Копье оставил возле дерева — ты сам видишь. Нет у меня причины тебя убивать.
— У тебя, может, и нет. Но вот у твоего хозяина их много.
— Святоша не хозяин мне.
— Ой, ли? Не твою ли физиономию я лицезрел, когда он так рьяно пытался завладеть содержимым самолета? А в кипящую смолу кто полез, за Аптекарем? Что-то часто ты попадаешься мне на глаза, в последнее время… И переговоры, с твоей подачи прошли. Часом — не доверенный ли ты товарищ у самого патриарха? А, раз так — предан должен быть, по самое, оно… Или, боишься, чего — вот и получается, что он, как раз — хозяин!
Светлый слегка нахмурился:
— Не хозяин. Нет у нас хозяев, и лишь владыка небесный может повелевать мной и братьями.
— Брось, в конце концов… — я настороженно вслушивался в шелест листьев. Поверить, что он один, так далеко от поселка и их общины — это слишком. А, раз так — возможно, что сейчас кто-то подкрадывается ко мне, как я сам подбирался к Светлому!
— Думаю, это он… — Светлый взволнованно посмотрел в сторону леса. — Пока мы с тобой выясняем, что почем, это чудище бродит рядом.
— Чудище?
— Чудовище.
Светлый все еще стоял на месте, но обе его руки как-то исчезли из поля зрения — он убрал их под рясу. Не дожидаясь броска, я отпустил тетиву лука! Светлый мгновенно изменил положение — стрела прошла в миллиметре от его лица и улетела в чащу. В ту же секунду он сорвался и метнулся ко мне, но я успел выхватить меч и вставить его вперед — как учил Череп. Светлый отбил лезвие клинком, однако, попыток ударить меня, не делал… Вместо этого он выпустил свое оружие и обхватил меня своими руками. Сила у «брата» имелась — я сразу это ощутил по стальным объятиям. Однако кое-какую школу я уже прошел — приходилось тренироваться как с Черепом, которому не имелось равных, так и бороться с Волосом, где лишь одна ловкость спасала от поражения. Я ударил пяткой, по его носку, отчего Светлый покачнулся, подсек ногу, и мы повалились на мох и сосновые иголки, довольно больно впивающиеся в незащищённую кожу. Лишившись опоры, он чуть сбавил давление, и я смог высвободить свои собственные руки. Но дотянуться до ножа мне не позволили — Светлый перехватил мне запястье. И, все же, стараясь меня обездвижить, он не пытался причинить вред — как бы ни была ожесточённой эта схватка, Светлый избегал применения оружия. Но и я не мог позволить взять себя в плен — если такова цель рясоносца! Перекатываясь по земле, мы напоролись на полусгнивший пень — Светлый ударился боком и охнул. Я рванулся, сразу оказавшись на ногах. Руку с ножом Светлый перехватил, после чего швырнул меня через себя, самым классическим способом. Но я приземлился на ноги — уроки не прошли впустую! Вместо нападения, Светлый сделал шаг назад и развел свои руки в стороны:
— Можешь убить меня, если хочешь… Вернее — попробовать. Не скажу, что я этого сильно желаю. Но у меня таких мыслей нет!
— Да? — я выхватил томагавк и следил за каждым его движением.
— Это ты выпустил стрелу.
— А ты — полез под хламиду!
— Хотел показать тебе клок шерсти, подобранный мной, когда я искал следы зверя… Я живу в прерии, и в этот лес захожу не столь часто, всех его обитателей не знаю. Ты, увидев, мог бы более точно определить, что это за монстр.
— Хочешь сказать, это — все? — я и верил, и не верил…
— Все! Только не бросай в меня топорик, когда я начну вытаскивать…
— Медленно, вторую руку вытяни локтем перед собой и прикрой ладонью глаза! — так учил Череп, и я лишь следовал его указаниям. В таком положении только очень опытный противник мог не промахнуться, если задумал обмануть соперника. Не очень удобно метать ножи или сюрикены — я проверял. Это замедляло врага на одну секунду — но даже мгновение означало очень много, когда шла речь о рукопашном бое.
— Вот… — Светлый вытащил из-за пазухи клок шерсти. — Положить на землю и отойти? Ты очень недоверчив, вождь форта…
— Жизнь заставила! — сделав знак Светлому выполнить его слова, я приблизился, продолжая контролировать все его движения. Да, клок шерсти явно не принадлежал травоядному — может, тот, кто никогда не имел дело с животными не смог найти различий, но я это определил по запаху. Жизнь, действительно, научила… Пахло чем-то ощутимо знакомым, вроде псины. Что получается, Светлый шел по следам гигантской собаки? И так, в свою очередь, не учуяла его самого? И не напала?
— Рассказывай, брат мой во Христе. Только коротко, и, по существу.
— Мы с тремя послушниками были посланы в лес, за березовым грибом. Эти наросты лечат простуду — а у нас, после смерти Аптекаря, некому следить за здоровьем братьев.
— Допустим.
— Берез близко не нашли. Леса толком не знаем… Решили выйти к берегу озера и уже по нему вернуться назад — услышали рычание и возню. Думали — волки, или Бурый. Затаились, пока все закончится. А потом — такой рык, что уши заложило. Один из наших вспомнил, как вас едва не погубил какой-то монстр, когда воевали с Сычом.
— Нас? — я чуть было не улыбнулся. В поселке до сих пор никто не знал о той задумке, благодаря которой мы облапошили банду и сумели внести в их ряды столько переполоха… Спасибо Чайке — сохранила тайну!
— Ну, да? — Светлый заметил паузу и его полуответ — полуутверждение прозвучали уже с долей сомнения.
— Продолжай. Пока не вижу связи — зачем следовать за чудовищем, благо от его клыков вы спаслись?
— Мы не одни были в лесу. Девушка, жившая раньше на его окраине — она шла берегом мимо, направляясь к югу.
— Лада? — от неожиданности я растерялся. — Это точно?
— Имени ее не знаю, — он пожал плечами. — Не знаком. В лицо — видел. На Мене несколько раз бывали, еще до прихода черноблузых. Брат Заблудший о них рассказывал. И Аптекарь, тоже…
— И ты решил ее уберечь от нападения неведомого зверя? Вот уж, неисповедимы пути твои… дальше сам продолжишь.
— Ты так очерствел, что не веришь в простые человеческие отношения? — Светлый вздохнул с печалью. — Впрочем, что я? Сейчас все словно с цепей сорвались… Четырех лет не прошло, как все случилось — а кажется, столетия назад. Во что превратились люди? Дикие, словно никто и нигде не учился, злые, кровожадные, готовые убить по малейшему поводу.
— Ну да, зато вы — несете им свет и торжество справедливости.
— В форте, у тебя — не так? Нет порядка, нет справедливости? Не суди о нас только по тем, с кем знаком лично. Да, Святоша не идеален и его поступки порой омерзительны… но иного пути к объединению людей нет. Не вожди и главари соберут всех под одно крыло, но только вера. И только ей одной дано остановить это всеобщее безумие — превращение нас в зверей!
— Ты о Лешем? Так ведь это не его желание… он как бы и не собирался — так уж получилось!
— Облик человеческий не важен! — Светлый сложил руки на груди. — Поступки — да! Ты ходишь по всей долине, скажи — разве не видишь очевидного? Разве не заметил, как уходит в прошлое цивилизация? Еще несколько таких лет — и что, в итоге? Вернемся к первобытному строю? А перед этим — перережем друг другу глотки?
— Вот значит, истинная цель… — я убрал томагавк, который до сих пор сжимал в руке. — Хорошо, верю. Можешь подобрать свои вещи — я не буду больше наводить на тебя стрелы. А про зверя — валяй, рассказывай дальше. О будущем потом поговорим…
— Девушка, которую ты назвал Ладой, была не одна.
— И?
— Парень с ней шел… С нами был Ловчий — он сказал, это тот, которого ты привел в поселок после битвы в горах.
— Ловчий? Слушай… я не в курсе всех ваших новых имен. Погоди — с Ладой был наш пленник? Ты не ошибся?
— Я тоже не знаю — кто есть, кто, у тебя в форте. Стопаря, его семью — да, помню. Грубый тип…
— Лада и пленник… — я не слушал Светлого, пытаясь понять, как девушка могла оказаться так далеко от форта, и что заставило ранее довольно послушного парня нарушить мой приказ?
— Мои братья хотели идти за ними — но я отправил их домой, в общину. А сам решил догнать и предупредить… они шли как раз в том направлении, откуда исходили эти звуки.
Я очнулся — не случилось ли что с Ладой?
— И что?
Светлый развел руками:
— Твои хорошо обучены скрываться от чужих глаз. Я их не догнал, а сам — заблудился. Потом — наткнулся на следы пиршества зверя… Это жутко, Дар.
Я поднял глаза — что-то необычайное должен был увидеть бывший воспитанник храма, раз так отнесся к виду трапезы неведомого хищника. Вовсе не удивительно сейчас увидеть разодранные туши животных и клочки окровавленной шерсти на земле.
— Отчего?
— Лапы… — он собрался с духом. — Понимаешь… Лапы, возле лани. Они не принадлежат волку, псу или кошке. Эти я хорошо запомнил. Они… как у нас. Почти, как у нас. Будь это горилла — мог бы сказать, что именно она и была в лесу.
— Человеческая нога? — я вдруг сразу понял, о ком говорил Светлый. Холод вполз в сердце, заставив содрогнутся… Значит — Он пришел? Или — Они? Но, откуда? Когда? А главное — зачем?
— Погоди, Светлый… — услышанное принудило изменить все первоначальные планы. А, если к тому же, зверочеловек тоже идет по следам Лады — иного выхода, как пустится в погоню, у меня просто нет! — Ты уверен? Не ошибся? Я знаю — кое-чему вы уже научились. Иначе просто не выжили в новом мире. Но, распознавать следы?.. У нас только Чер да Ульдэ могут с уверенностью отличить позавчерашний след крола от косули, я, сколь ни старался, такими способностями не обладаю.
— Хочешь сказать — я мог от страха принять отпечаток зверя за след человека? — Светлый покачал головой. — Нет. Мы далеко оттуда… не хочу предлагать тебе вернутся, чтобы сам посмотрел. Да и не уверен, что они сохранились — это случилось еще вчера. За ночь на этом месте побывали все местные трупоеды и падальщики — наверняка все затоптали!
— Да… — я был вынужден согласиться.
— Пока мы разговариваем — твоя девушка, и этот парень могут оказаться следующими… Понимаешь?
— Вполне. Идешь со мной?
— Да.
Я оценил это емкое — Да! Не зная лично ни Лады, ни пленника, он, тем не менее, решил пойти им на выручку — и, при этом, осознавая возможность столкновения с грозным монстром, которого никогда раньше не видел, и чей облик даже не представлял. Но, зато я, очень хорошо знал — с кем мы можем встретиться в этом лесу! И предпочел бы столкнуться с парочкой кабанов — от тех хоть знаешь, чего можно ожидать…
Посвящать Светлого в свои прошлые приключения я не стал — не хотел пугать раньше времени. Может, все-таки, он ошибся? Но что-то говорило — нет… И, настоящий чужак, в этом лесу — вовсе не рясоносец. Именно Он, не один раз, виденный мной в страшных кошмарах, пытавшийся говорить и похожий на оборотня, коим мы с Натой его и называли. Стало быть, та, случайная встреча в Низинах, когда мы убегали от Грева — это Он? Прошло столько времени… Что Он здесь делает, а, главное — что хочет делать? И откуда… неужели — из Провала? Но, как?
Нужно было заставить себя успокоится. Лада нарушила приказ — почему? Обычно, раньше такого не случалось. Или… я просто не замечал? Уследить за всеми, кто выходит из форта — невозможно, если только не делать этого специально. Пленник — тот практически всегда находился внутри его стен. Его никто не звал с собой, а сам он не набивался в сопровождающие. Стопарь нагружал его различными работами, и это всех устраивало. Лада… Вот она, как раз, не мелькала на глазах. Но девушка почти не просилась на охоту — не ее стихия! — да и рыбалкой особо не прельщалась. Тем не менее, порой, когда я просто смотрел, кто сидит за очагом (теперь это случалось все реже!) ее замечал не часто…. Я вспомни все это и сделал один вывод — Лада, воспользовавшись предлогом выбора деревьев, направилась к своему старому дому! А Пленник… ну, тут проще. Она могла заставить его — как это делали все в форте, не утруждаясь его собственными желаниями.
— Твою мать…
— Что?
— Не обращай внимания… — я обернулся к рясоносцу. — У меня нет такого сладкоречивого опыта, как у вашего пастыря, и некоторые словечки, иной раз с языка слетают… Когда есть повод. Ты видел девушку вчера — когда именно?
— Вечер уже наступил. Мне показалось странным, что они не ищут убежища на ночь.
— Все правильно. До ее дома — часов семь пути. Переночевать они могли в скалах, у берега — там безопасно. Если не считать зверя, который мог направиться по их следам… Надеюсь, что ты ошибся, и он был занят чем-либо, другим. Если, нет…
— Если нет?
— Нам некого будет спасать, брат мой новоявленный…
Обгорелые останки былого убежища мы увидели, только когда подошли вплотную. Лес поглотил руины, почти не оставив следов. Кусочек обработанного поля полностью зарос и ничто больше не указывало на то, что его хозяева рвали здесь жилы, пытаясь восстановить привычную им жизнь. Постройки — развалились и рухнули. Сам дом еще стоял — но крыша, с которой прыгала в овраг Ната, рухнула вниз. Да и сам овраг изменился — стал несколько шире и еще более незаметнее, полностью заросший различными растениями, множество из которых я видел впервые.
— Про эту обитель ты говорил? — Светлый внимательно смотрел на покосившиеся стены, для убедительности потрогав их рукой.
— Про эту. Для них, пока не пришли зэки, это действительно была обитель. Но Сыч уничтожил все… А, тоска и память, которая осталась у девушки, может довершить начатое.
— Вот они… — Светлый тихо кивнул в сторону леса — Идут с хворостом. Хотят сжечь все, что еще сохранилось?
— Не думаю. Для этого не нужно искать дрова. Скорее — собираются подогреть свой обед. Или — Лада подстрелила кого-нибудь, поблизости, и теперь добычу следует просто пожарить.
Как только девушка и пленник приблизились — я вышел из кустов навстречу. Оба словно впали в ступор — Лада запнулась и едва не упала, а у пленника побелело лицо…
— И что так испугались? Не привидение, можете пощупать.
— Дар… он не виноват, это все я…
— Догадываюсь. Значит, так! Напомню, для обоих — у нас нет рабов и каждый волен уйти из форта, если захочет. Но, пока живет в нем — должен подчиняться и выполнять то, что ему поручено. Ты нашла рощу, пригодную для рубки?
— Да… Там же, шагов за двести. Дар, я не хотела!
— Что до тебя — ты свободен. Давно. Куда решишь пойти — сам решай. Я ни в чем тебя не виню — отказать девушке в этой просьбе не каждый бы смог… тем более что она наверняка знает, как тебя заставить. Ведь так, Лада?
У нее на лице показались слезы. Пленник опустил глаза вниз, не в силах встретится со мной взглядом.
— Жестко… — Светлый тоже вышел, чем вверг моих нарушителей в еще большее изумление. — Но справедливо. Все свободны — а самой свободы нет. Я не ошибся, вождь?
— По сути — да. А так… Заставлять — не в моих привычках. Но и мирится — тоже! — я повернулся к Ладе. — Так полагаю, ты здесь уже не в первый раз? Раньше одна приходила?
— Да.
— Почему молчала? Разве мы нелюди, не поймем? У каждого кто-то погиб, в прошлом. Разница в том, что наши — в Первый день, а твои — от рук бандитов.
— Молчала, потому что ты перестал слышать.
На этот раз я сам едва не потерял дар речи — из полуразрушенного дома вышла Ната и встала рядом с девушкой, взяв ее за руку.
— Ты?! Здесь?
— Сам научил быстро ходить. Не обвиняй заранее — я не одна. Со мной — Джен и Птаха.
— Ну, где первая — там и вторая… Но, почему?
— Что Лада иногда ходит к своему дому — я знала. А ты — не интересовался ничем, кроме своих бесконечных строек и запасов… Лада уговорила его, — Ната кивнула в сторону понуро стоявшего пленника — изменить маршрут, придумав, что это ты дал такое распоряжение…
— Я сказала, что ты поручил проверить мой дом — может, здесь можно что-то восстановить… и мы станем использовать его, как пристанище, для наших охотников. Но ведь его на самом деле можно использовать! — Лада нервно сжала кулаки, прижав их к груди. Из леса вышли Джен с Птахой — и тоже, словно застыли, увидев меня, да еще и человека в хламиде…
— Понятно. Остальное ясно и без объяснений… — я выдохнул, сознавая, что не я один способен вести людей. — Ну что ж, раз все собрались — может, накормите отставших?
Ужин прошел в молчании — я переваривал выходку Наты, никогда ранее так не поступавшей, остальные просто побаивались, что-либо, говорить, ну а Светлый, видя косые взгляды в свою сторону, и вовсе предпочел ни во что не встревать…
— Спасибо. Кто это был?
— Заяц…
— Да? — способности Лады к распознанию живности сводились почти к нулю, и я слегка усмехнулся. — А на вкус, словно собачатина…
— Заяц! — твердо подтвердила Ната. Она сложила руки и теперь ждала «приговора» … Но, что я мог им всем сказать? Сразу пять человек в форте нарушили наши правила — и теперь там, в селении, Стопарь, наверное, сходил с ума, пытаясь понять, куда они делись!
— Ладно… На ночь глядя, идти в лес — это даже не дурость, а так… мазохизм какой-то. Спешить смысла нет — все одно, кузнец, по возвращении, с вас три шкуры спустит. А я защищать не стану — сами виноваты! Лишь бы на поиски не отправился — будем тогда друг друга кликать по всем прериям… Лада, давай так! Дай мне слово, что больше сюда ходить не будешь. Родные твои… извини за прямоту, хоронить некого. И негде. И незачем — если не юлить! Дом — сгнил и вот-вот рухнет. Или ты смиришься, с их потерей… Или — погибнешь. Одной в лесу делать нечего. Джен и Птаха — к вам претензий нет. Выполняли приказ Наты, так полагаю?
— Лада и Пленник — легкая добыча для любого четвероного. Мы знали, куда идем.
— Похвально… — я кивнул, соглашаясь. — Что защищаете своих. Только, когда снова соберетесь, кого-либо, защищать — подумай о тех, кто остался позади. Что сейчас творится в форте — представляешь?
Джен виновато опустила глаза. Птаха порывалась что-то сказать, но подруга положила свою руку на ее — «молчи, что уж там…»
— Все. Утром выступаем домой. Сейчас — всем отдыхать. И, что б ни расслаблялись — Джен сторожит первую вахту, Птаха — «волчью»! Ну а последнюю — тебе! — я посмотрел на пленника. Всем ясно? Отбой…
Встали рано. Ни слова, ни говоря, я вытащил из костра горящую головню. Лада вскрикнула, но Ната встала рядом и что-то тихо ей сказала…
— Отойдите. Все.
Я вошел внутрь. По шагам догадался, что за мной идут другие. И Ната, и Лада, тоже проникли в помещение, где когда-то я увидел смерть ее отца…
Лада что-то шептала побелевшими губами, прижав руки к груди. Я посмотрел на Нату — она подняла глаза вверх. Я понял — Лада молилась… Мне, далекому от каких-либо суеверий, стало неловко — не хотелось мешать ей, своим присутствием, в столь личном деле. Я тихонько позвал Нату:
— Пойдем… Лада! Я хотел сделать это — но, раз ты здесь, докончи начатое…
Я оставил ей факел, и мы вышли наружу. Здесь, позади обгоревших бревен, воздух вновь стал наполнен ароматами леса, и смерть, витавшая внутри дома, стала казаться далекой и даже не такой страшной…
— Он умер сразу?
— Нет… — Ната не спрашивала, но я решил уточнить. — Еще дышал… и мог сказать пару слов. Когда я вошел — Борода успел назвать убийц. Но, потом — все.
— Она знает?
— Нет. Я не рассказывал ей… да и вам, по сути, тоже. После того, что эти выродки сотворили на моих глазах с Соней, все остальное стало несущественным. Мне казалось, вы и сами все видели…
— Почти. Я, когда спрыгнула в овраг, была занята немного… прячась от ищеек Сыча. Но вот, Элина — та, действительно, все видела.
— У нее была хорошая позиция. И я благодарен небу, что она смогла не потерять голову…
— Ты о том, что она не стала стрелять? — Ната сдвинула брови. Не хороший признак…
— Считаешь, лучше бы пришибла парочку негодяев — а потом тоже оказалась в лапах отморозков в черных куртках? И что это бы это нам дало?
— То, что сейчас ты не смотрел на Ладу с виной в собственных глазах.
— Ната, опомнись… — я нахмурился. — О чем ты? Обвиняешь свою подругу в трусости?
— Я знаю, что она смелее прочих! — Ната поджала губы, тон голоса стал жестче. — И не обвиняю ее в этом. Но вспомни нас! Когда мы, не смотря ни на какую численность бандитов, спасли ее саму! В горах!
— Я помню. И то, что только чудом остались живы, в той безумной свалке — тоже.
— Хочешь сказать, не дрогни у тебя рука, которой натягивал тетиву — и мы бы просто продолжали смотреть? — Ната мгновенно стала какой-то чужой, отчего мне стало не по себе…
— Ничего я не хочу сказать. Хотя, нет… хочу. Что происходит с вами? То ты срываешься на Линку, то она огрызается на каждое твое слово. Что случилось? И почему я про это ничего не знаю?
— Ты просто не хочешь знать.
— Ната?
Она мотнула головой и отошла прочь, не желая продолжать разговор. Я услышал шорох за спиной — Лада, вытирая слезы, выходила наружу.
— Как ты? — вопрос был довольно глупый, но я не нашел ничего умнее…
— Нормально. Жалко, что не смогу похоронить, как положено. Но, с этим уже ничего не изменить.
— С этим нужно кончать. Это опасно, Лада. Лес — не место для гуляний. Хоть волки и собаки предпочитают прерии, но, среди этих чащоб встречаются существа ничуть не лучше — рысь, или даже кабан. А что такое новый кабан, ты и без меня хорошо знаешь.
— Да, встречались… — Лада спокойно кивнула. — Отец забил однажды одного секача.
— Забил? — у меня округлились глаза, и Лада слегка улыбнулась.
— Нет, не подумай… Тот провалился в расщелину — тут много таких, после землетрясения. Ну и… очень удачно для нас. Осталось лишь добить. Отец с братьями его потом кусками прямо на месте разделывал — нам мяса на несколько недель хватило. А после стало тухнуть… Хранить ведь негде.
— Несколько недель — это тоже срок. Как удалось?
— Здесь есть ледник, — Лада сделала неопределенный жест, в сторону леса. — Вернее, пещера. Мы нашли, когда от дождя прятались. Если поглубже зайти — холодно, даже в меховой шубе. Но настоящего льда нет. Почему так — не знаю. Но мы пользовались… Вот там мясо и хранили. Отец говорил — вроде как сквозняк очень сильный, пронизывающий… может, потому и холод такой.
— Интересно… — я первый раз слышал о пещере-холодильнике, в наших условиях, когда хранение продуктов становилось довольно сложной задачей, это был прекрасный способ для создания еще одного схрона — к тем пяти, что уже были созданы как в самом форте, так и в нескольких иных, никому не известных местах. И чем эта пещера хуже?
— Покажешь?
— Я плохо помню… — Лада неуверенно пожала плечами. — Сама ходила туда два раза. Вот, если бы Соня — она чаще меня по лесу бродила с братьями, лучше все знала. А я — домоседка…
— Ну, может, попробуешь? — мне уже не терпелось разыскать эту пещеру и своими глазами увидеть своеобразное хранилище. Мясо, не мясо — но для всевозможных солений, а также многих других «сокровищ», которые не следовало держать в одном складе, оно вполне могло сгодиться.
— Хорошо. Я постараюсь, — Лада вздохнула. — Не обещаю, что смогу… все сильно изменилось.
— Попытка — не пытка. Не получится — значит, не свезло. А найдем — ты нам всем сильно поможешь. Ну, так как, идем?
— А Ната? С нами? — Лада указала на мою юную подругу, все еще стоявшую поодаль.
— Разумеется.
— А он… Пленник? И этот — из поселка?
Я посмотрел на парня. Безучастный ко всему, он так и сидел на пне, подперев подбородок обоими руками и смотря в одну точку перед собой…
— Останутся здесь! — мне не хотелось, чтобы о пещере, как о возможном месте хранения нашего добра, знал кто-то, кому это знание явно ни к чему. Тем более — тех, которых и так все сторонились…
— Одни? Сам говоришь — рыси водятся…
— Оружие у них есть. Рясоносец далеко не столь безобиден, как кажется. А твой напарник… Если не струсит — отобьется. А нет… жалеть никто не будет.
— Жестокий ты… Дар, — Лада перестала улыбаться. — Ему и так досталось.
— Я знаю, кем он был в Клане. Хоть он и не убивал, но все его считают таким же бандитом, как и тех, против кого мы воевали. Если не хуже… отношение людей к опущенным, оно… — я запнулся, не зная, как ей объяснить прописные истины. Но Лада подняла глаза — и я умолк. Столько в них было страдания и боли… не своей, а какой-то иной, отчего мне сразу стало стыдно.
— Прости. Я, возможно, ляпнул лишнего. Да и Нате обещал, вернуть ему…
— Свободу?
— Свободу? Да он и не пленник, если не слышала. Волен уйти — когда захочет. Только он не захочет.
— Понимаю. Идти ведь, некуда…
— Я обещал вернуть ему человеческое достоинство. Но, то одно, то другое…
Лада укоризненно заломила руки на груди:
— Он — человек, Дар. Как ты, как я, как все мы. Не его вина, что с ним так обошлись. А жить, с этим — это не жизнь. Мне… — она запнулась на миг, но, собравшись с духом, продолжила. — Мне, как знаешь, тоже досталось. И, если бы не ты и Сова — я уже была там… с отцом, братьями и Соней. Потому что, жить с этим — очень трудно, Дар. Но я — девушка… Женщина. А он — мужчина. Для него, оказаться в такой роли — не только унижение, это, вообще — приговор. Ты истребил банду и тем освободил его. Но свобода, без признания его, как человека — та же тюрьма. Помоги ему!
Я должен был ее ругать, может, даже сурово наказать — но, вместо этого, просто промолчал… Да, Лада поставила нас всех в сложное положение, своей выходкой, плюс — потворство Наты, знавшей об этом и не сказавшей мне ни слова. А я, так называемый «вождь», ни о чем не догадывался и лишь случайно все узнал. И теперь еще чувствовал себя виноватым…
— Кидай головню, Лада. Пора…
Глава 14
Соревнование
Обещание, данное сразу двум женщинам, следовало выполнить. И, как только я получил трепку от Стопаря — кузнец, нисколько не стесняясь, покрыл нас всех трехэтажным матом! — объявил о будущих состязаниях. Услышав такое, наш фермер потерял дар речи и вовсе ушел — он был в несказанной обиде, что никто не поставил его в известность о длительности нашего отсутствия. Его можно было понять — столько людей шлялись, невесть где, а в форте должны не спать ночами, тревожась, что и как… Мало того — Элина, метая искры из глаз, так хлопнула шкурой у нас перед домом, что ни я, ни Ната, не решались войти первыми. Вздохнув, я нагнулся и сделал шаг — девушка сидела у очага и просто плакала…
— Прости нас…
— Да идите вы, оба…
Примирение далось с трудом и совсем не так, как хотелось — меня Элина еще могла понять, а вот поступок Наты, словно это не жена вождя, а взбалмошная девчонка — нет! И трещина меж ними, и без того мне не понятная, увеличилась еще больше…
«Игры» назначались на следующую неделю. И, к моему изумлению, участвовать в них нашлось очень много желающих. Леший, которому принесли эту весть бродячие охотники прерий, кто-то из озерного, наплевав на все запреты Святоши, ну и почти все население самого форта. Такое не радовало только Тучу — старуха сразу поняла, что ее ждет изнурительная готовка и даже помощь девушек тут бессильна.
— Ты продумал план?
— План?
— Ну, да! — Ната удивленно вздернула глаза. — Кто с кем, как и вообще… Или, все будет происходить спонтанно?
— Ах, вот ты, о чем… Разумеется! Стрельба из лука — сразу скажу, что победитель известен… — я метнул взгляд на Элину, делавшую вид, что ее это не касается. — Борьба. Тут ставок не делаю — если Бугай и Леший сцепятся — еще надо подумать, кто окажется на земле. Метание ножей — явно Череп! А что еще?
— Так я и предполагала… — Ната хмыкнула, осуждающе. — Мужские забавы. Добавь — охмурение девушек, победитель — Блуд! Ловля рыбы — первенство Бенедикта! Ну а под конец — мечты о будущем — Чер и Стопарь, вместе взятые. Один о земле, другой — о пхаях! И все рады… кроме нас.
— Хорошо, — я согласился с ее правотой. — Добавь, что считаешь нужным. Или — измени. Вы двое, умных и молодых, а я — старый и погрязший в невежестве… вот и помогайте своему мужчине, чем можете!
Элина вскинулась было, но, увидев, как Ната тоже привстала, тотчас опустилась назад. Эта ссора стала мне надоедать…
— Только уговор — приму все предложение только от обоих. Или — обеих? Ты, Натка, грамотей среди нас — поправь, если ошибся!
— Без разницы, — она поджала губы. — Учительница — Власта, а не я. И книг ты прочел не меньше моего, сам можешь поправить, кого захочешь. Только вот я не вижу, что б ты хоть одну в руки взял, за последний год…
— Некогда. И незачем… — я отмахнулся. — Давай, по существу. Что хотите? И ты, Элина — не сиди букой в углу, присоединяйся!
— На лук я согласна. Я насчет моей победы — это еще как сказать… Ульдэ стреляет не хуже, если еще Сова примет участие — так вовсе приз уйдет к нему! Кстати — а призы будут?
Я задумался. Действительно — а как насчет наград? Ната, услышав, тоже кивнула:
— Призы важны. Просто объявлять победителя — это, конечно, здорово… но и стимул должен быть!
— И где их взять?
Обе, не сговариваясь, пожали плечами. Я присвистнул:
— Ага. Молодцы! А я, по-вашему, семи пядей во лбу? Что в качестве приза можно приготовить? Не знаете? Вот и я, не знаю…
— Если Туча что-то сготовит, особо вкусное… — осторожно начала Элина, но Ната сразу ее перебила:
— Только при ней не повтори — она и так шипит, не хуже змеи, когда той хвост придавят!
— Тогда сама предложи! — Элина демонстративно отвернулась. Ната, обиженно произнесла:
— Сама подумай… ей на всю ораву еды готовить. Какое еще угощение, особенное? Нет, что-то другое надо…
— Одежду?
Идея меня заинтересовала — почему бы и нет?
— А что? Красиво вышитую рубашку, новые мокасины — чем плохо? Для наших — знак внимания, для чужих — так вообще, просто класс! У них такого нет, так что годится! Молодец, Линка!
Я привлек ее к себе и обнял. Ната, увидев, словно охладела ко всему… Пора с этим кончать!
— Ну, вот что… Или, говорите мне, что меж вами происходит, или я отменю все эти соревнования к одной матери…
— Да, ничего… — Элина удивленно расширила глаза. — А что происходит?
— Только вот не надо мне лапшу на уши вешать, — я в сердцах ударил по столу кулаком. — Не мальчик, кое-что повидал и все ваши увертки, насквозь вижу. Хватит!
— Ничего не происходит… — Ната нарочито шумно занялась посудой.
— Идите-ка сюда… Обе!
Девушки нехотя приблизились. Я принудил их сесть рядом.
— Меня не поделили?
— Вот еще… — фыркнула Ната. — С чего, вдруг?
— С того, что уже две недели только и вижу, как вы друг на друга, словно петухи наскакиваете. Это для парней годится, у которых дурь в голове не выветрилась, но уж никак не для девушек, а тем более — подруг вождя, коим вы меня так старательно называете.
— Ты не при чем, — Ната подняла голову. — Это я.
— А что, ты? — вдруг вмешалась Элина. — А я, значит, права голоса не имею? Как всегда — во вторую очередь, да?
— Вот оно что… — мне все стало ясно. Амбиции красавицы, до сих ничем себя не проявлявшие, неожиданно проснулись. Понятное дело — Ната, на словах хоть и ставящая меж ними знак равенства, всегда считала себя более старшей (не по возрасту, но опыту!), ну и, естественно, привыкла одергивать Элину, если считала ту неправой. А у девушки, в недалеком прошлом блиставшей на различных показах, где к ее ногам падали букеты, вдруг прорезался характер — хотя, он всегда был… И они, действительно, делили не меня — а свою значимость в собственных глазах! Но, уж лучше бы меня…
— Элина… Ты помнишь, как появилась в нашей жизни?
— В вашей жизни?.. — она уставилась на меня, явно не понимая вопроса.
— Да. Тот день, когда погибла твоя мама.
— И вы меня спасли… Я помню.
— Я должен признаться тебе… Возможно, будь я один — я не стал бы вмешиваться и постарался тихонько уйти. Возможно… не знаю. Но я был не один — с Натой. И, это именно она послужила причиной того, что я спустил тетиву лука… Что случилось потом — ты знаешь. Нам просто повезло, никто не был серьезно ранен, или убит. А ты — осталась с нами.
Я положил руку на ее плечо, вторую — на плечо Наты:
— Знаешь, сколько времени не спала Линка, когда тебя похитили? Почти четверо суток… а потом — отвлекла на себя группу бандитов, чтобы помочь нам войти в ущелье, где расположился Клан. И, едва вернулась — сразу спросила про тебя!
— Кто ухаживал за тобой, когда ты валялась в беспамятстве, после того как шарахнулась с плиты и нас едва не прикончили крысы?
— Кто заслонил тебя от Белого?
— Кто спас тебя от копья дауна, когда мы в первый раз столкнулись с Сычом?
Я сыпал вопросами, смотря поочередно в глаза то одной, то другой девушки — а они понуро опустили головы, не в силах что-либо, ответить…
— … И теперь, после всего — делите места? Не стыдно? Ната опытнее в житейских делах — я оставляю на нее форт, зная, что все будет под присмотром и именно так, как я сказал. А ты — лучше многих в охоте, и Ната, хоть и желала бы иной раз вырваться из селения, уступает, потому что тоже это знает…
Ната тихо произнесла:
— Выйди, Дар…
— ?
— Выйди. Пожалуйста…
Она так посмотрела, что я догадался — им нужно остаться вдвоем. Я вышел, очень надеясь, что девочки смогут разобраться между собой…
Во дворе разминался Бугай. Прослышав про соревнования, наш силач, с которым мог сравниться разве только его отец, тоже решил подготовиться. Но, одним поднятием тяжестей тут не ограничилось — похоже, Бугай решил удивить всех еще и умением жонглирования тяжелыми молотами, каждый из которых весил не менее десяти килограмм. Для него — словно пушинка, и сейчас «уведенные» с кузни инструменты так и порхали в могучих руках. Подходить близко я не стал. Сила-силой, но, вырвись кувалда из рук — мало не покажется…
— Отец знает?
Бугай аккуратно поставил молоты на землю и приложил палец к губам.
— Понятно. Стало быть, вставит по первое число, если увидит, где его сокровища… Ладно, я не выдам — занимайся. Только отойди за угол — тут любопытных много, набегут раньше времени — чем удивлять будешь?
— А Леший придет?
— На соперника рассчитываешь? Он, если и придет, бороться не станет. А вот Йети — тот может. Справишься?
Бугай засопел, размышляя. Я оставил его в раздумьях, а сам направился к Туче — подготовка к празднеству уже началась, и возле очага сновали сразу несколько помощниц. Самой старухи я не заметил — вероятно, ушла в одну из наших общих кладовых. Зато ко мне немедленно направилась Джен.
— Вот скажи, Дар, почему именно нас сегодня поставили к кухарке? Все знают — завтра состязания, нужно подготовиться, собраться, и вообще… Что, нельзя было поставить кого-нибудь, другого? Да хоть этого сморчка — все одно будет по углам прятаться, а так, при деле!
То, что она имела в виду Пленника, понимали все… Я стиснул зубы — в прошлый раз она избежала взбучки, за отношение к Волосу, лишь потому, что я упустил в заботах свое обещание ее наказать, а теперь решила и на парня наехать.
— «Сморчок» будет участвовать. Если ты тоже хочешь — пожалуйста. Но работы никто не отменял. Власта каждый день пишет какие-то истории — это не мешает ей вместе со всеми ходить на рыбалку, или заниматься починкой одежды. Пума сейчас на охоте — а завтра, насколько я знаю, тоже присоединится к нашим стрелкам. Череп заготавливает дрова в лесу… и другие. Мне освободить всех? Или, только тебя? Кстати… Извинись перед Волосом.
— За что? — она искренне изумилась.
— За все. Он человек, хоть ты этого в упор не видишь. И все понимает. Твой тон, твои взгляды, твои ухмылки и подначивания. Если до сих пор он не дал тебе по шее — а в форте никто не тронет женщину! — то не потому, что так сильно уважает… Просто он, в отличие от некой дамы, гораздо более вежлив и воспитан. Тебе ясно?
— Я не…
— Я сказал все! — дослушивать рассерженную девушку я не стал. Прошло достаточно времени — Ната и Элина должны уже помириться… или, по возвращении я увижу вовсе разругавшихся девушек. Как после этого нам всем жить вместе?
Бесшумно откинув полог, заменявший дверь, я вошел в дом. Стараниями Стопаря и Бена, наши спальни теперь располагались на втором этаже — первый служил чем-то вроде залы, где иногда проходили совещания и просто посиделки. Девушек здесь не оказалось. Я поднялся по лестнице наверх.
То, что я увидел, не требовало объяснений… Обе, нагие и прекрасные, предавались любви — и лишь приглушенные стоны Элины, всегда отдающейся без стеснения, выдавали то состояние, в котором они находились. Я смотрел на них, чувствуя, как сам загораюсь тем же огнем… Ната заметила меня и призывно махнула рукой. Через минуту, раздетый и сгорающий от желания, я обнимал обеих девочек, ища губы то одной, то другой… Элина, разомлевшая от ласк подруги, откинулась на спину — и Ната, видя мое нетерпение, слегка подтолкнула меня к ней:
— Возьми ее…
Ждать второго приглашения я не стал. Элина только вскрикнула, когда я вошел в нее — сразу и сильно, без прелюдии, к которой она привыкла. Несколько мощных толчков, до синяков сжатые в руках бедра — я разрядился, даже не испытав облегчения. Ната, уже давно знавшая, каким я могу стать, если останусь «голодным», легла рядом. Она нежно прикоснулась губами к моему органу, стараясь вернуть ему былую силу. Элина, видя ее устремления, сделала тоже самое… их совместные ласки почти сразу вернули мне былую силу, и я вновь захотел завладеть одной из них.
— Ната, теперь ты… — Элина, улыбаясь, дотронулась до подруги. — Мне — хватит.
— Как ты хочешь? — Ната повернулась ко мне. Она ждала — я понял, что девушка сегодня предлагает отдаться мне так, как я иногда брал Элину. Я затрепетал от предвкушения — обычно, Ната не очень любила этого, в отличие от огненноволосой красавицы, для которой любой вид интима не был под запретом.
— Не сегодня… — я вдруг решил отказаться. Завтра нас ждал важный день, а Ната иной раз плохо переносила слишком жаркие ласки. Она, все поняв, благодарно улыбнулась.
— Тогда ложись на спину!
Я подчинился. Ната, еще раз склонившись к члену и приведя его в каменное состояние, уселась на меня сверху. Необыкновенно узкое устье девушки, ее волшебная техника, мой неутоленный голод — и сияющие глаза Элины, целующей меня и Нату, поочередно. Меня хватило не несколько минут — не более! Но теперь я был опустошен, и лишь привлек себе обоих подруг:
— Как я соскучился по вам…
— Сам виноват — думаешь только делах!
— Каюсь… Я исправлюсь!
Обе прыснули со смеха, а вскоре мы мирно заснули, раскинувшись на нашем семейном ложе…
Проснутся, пришлось затемно — Стопарь, все еще брюзжа, поднял такой переполох, что на шум выскочило почти все население форта. Кузнец развил бурную деятельность — что ни говори, но моя «правая» рука свое дело знала и исполняла его добросовестно. Порой, даже слишком…
— Мети чище! Салли, мать твою женщину, сто печенок в коромысло! Ты что, забыла, какой рукой метлу держать? Бен, язви тебя в душу — а ну, живо на скалу! — проверь, какого там девки молчат? Спят, наверное? Если что — дай пинка хорошего, да ко мне их! Почему до сих пор молчат? Леший, если в ночь вышел, уже подходить должен! А они не видят? И Угара приведите — он всех гостей распугает, медведь обросший…
Про пса он был прав. Угар и сам сильно страдал от своей шерсти — и чаще отлеживался, где-нибудь, в тени. Охотиться он перестал, довольствуясь подачками старухи, и лишь иногда, вечерами, когда отступала жара, исчезал в зарослях вдоль реки. Там находились гнездовья многочисленных птиц — Угар разорял их, вместо того, чтобы бегать за джейрами или козорогами. Элина пыталась подступиться к нему с драгоценными ножницами — так Ната дала ей такую взбучку, что бедная девушка зареклась кого-либо стричь совсем. Ножницы, к сожалению, были редчайшей драгоценностью, и хранились пуще глаза…
— Ты что так раскричался? — распекать могучего старика я не собирался, но если не вмешаться — кузнец вполне способен испортить настроение всему нашему поселку…
— Дел много, — пробурчал Стопарь. — А никто не шевелиться. Гостей много придет?
— Да, не очень… — я зевнул, потягиваясь. — Двое-трое от Лешего, с ним во главе, возможно — Сова. Ну, бродяги, какие есть поблизости, может быть, Святоша своих соглядатаев пришлет, из озерного. Больше никого и не ждем.
— Ага, а что тогда старуха моя по всем кладовым шастает, угощение собирает?
— Так нас самих не мало. Или, наши не заслужили хорошей еды в такой день?
— Она всегда хорошая…
Стопарь все еще злился, но я уже повернулся — в конце концов, не смотря на брюзжание, все будет приготовлено вовремя и так, как надо. Стопарь не мог себе позволить встретить гостей не так, как положено — он, по-прежнему, считал, что в форте начнется «новый» мир, и это означало «пускать пыль в глаза», любому и каждому, кто бы ни заявился под его стены…
День обещал быть жарким. Для соревнований — тяжело, но иной погоды у нас не имелось. С другой стороны — наши давно привыкли к этому, и никто не жаловался. Я еще раз просчитал в уме весь распорядок: начинали стрелки из лука, причем без различий на мужчин и женщин. Ната решила вручить победителю кожаный колчан и десяток прекрасных наконечников. Я согласился с ней, про себя усмехнувшись… В новые времена — довольно дорогой подарок! Далее выступали борцы, где все делали ставку на Бугая. Тут уже Элина приготовила роскошную накидку-плащ, пропитанную особым составом, секрет которого знал только мулат. Она расшила его края тесьмой — единственное, что у нас оставалось в избытке, после всех утраченных богатств подвала. Потом должны были сойтись в поединках рукопашники — пар примерно семь-восемь. Здесь все предрекали победу Черепу — я разделял это убеждение, зная умение и подготовку спецназовца. Ну а завершать соревнование должны были общим пиром…
— На скале не спят? — Ната тихонько подралась сзади и приобняла меня со спины.
— Куда там… Стопарь такой разгон всем дал — кто и спал, давно проснулся!
— Хороший у тебя помощник! — она улыбнулась. — Надежный.
— А вы, обе — не надежные? — я сгреб ее и поднял на руки. Ната счастливо засмеялась:
— Давно не носил… Я забыла даже — как это? Ладно, отпусти — Линка увидит, ревновать начнет…
— Она поэтому бесилась?
— Не то, чтобы… — Ната согнала улыбку с лица. — Но и не без этого. Ты, все-таки, вспоминай про нас… почаще! А то, не ровен час, останешься один в своем небоскрёбе!
— И ты?
— И… Нет, я останусь. — Ната снова меня обняла. — Куда я от тебя?
Часам к одиннадцати, когда солнце залило двор форта своими лучами до самых укромных уголков, я подозвал Стопаря, уже откровенно маявшегося и по десятому кругу посылавшего пленника на стены — посмотреть, не идет ли еще, кто-нибудь?
— Так и будешь тянуть? Все изжарятся скоро…
— Так может, вечером и начнем?
— Все, Стопарь, хватит. Объявляй!
Кузнец вполголоса ругнулся, но полез на стену — через минуту его зычный голос разнесся по поселку, сзывая всех на общий сбор. Особо ждать никого не пришлось — все давно ждали и собрались практически моментально. Соревнование решили провести вне стен селения — с южной стороны форта, где могучие кустарники хоть как-то защищали участников и зрителей от палящих лучей.
Чер установил мишень — кусок шкуры овцебыка, с нарисованным на нем кругом. Сама шкура была набита на деревянный щит, размером примерно с человека. Вроде и ничего — но Чер отошел с ним шагов на сто, и только после этого обернулся назад. Я кивнул — расстояние мы обговорили специально. Вблизи, после нескольких лет жизни в долине, почти каждый охотник мог поразить щит, но за сто шагов это уже становилось довольно сложно. Чер еще предложил двигать саму мишень, но мы воспротивились. Хотя, если следовать логике — зверь не станет дожидаться, пока человек будет прицеливаться…
— Элина! Пума! Джен! Птаха! Анна! Лада! Ульдэ! Свистун! Блуд! Будда! — я выкрикнул имена наших, после чего повернулся к пришлым, вспоминая их прозвища. — Сивый! Бродяга! Хвост! Сойка! Хельга!
Все названные вышли из толпы и встали в ряд. Каждый держал в руках свое оружие — я с удовлетворением отметил наиболее качественное у Элины и Ульдэ. Чер встал сбоку и громко произнес:
— Каждому — по три попытки. Если хоть одна попадает в круг — проходит дальше. Мимо или только в шкуру, но не в круг — выбывает. Волос — к мишени!
Элина, почти не целясь, отпустила тетиву — Волос приподнял палку с привязанной к ней тряпкой красного цвета.
— Есть! — Чер спокойно констатировал попадание. — В круг! Пума — теперь ты!
Девушка практически повторила движения огненноволосй красавицы — и Волос, не дожидаясь вопроса, снова поднял палку.
— Есть. Тоже с первой попытки! Проходишь! Теперь — Хельга!
Я присмотрелся к чужакам — эту женщину видел впервые, хотя уже был наслышан. Хельга, одна из немногих, кто оказал сопротивление бандитам. Ее подругу убили на ее глазах, а она сама подверглась всем издевательствам, которые выпадали на долю пленных девушек долины… Ночью она сбежала, предварительно прирезав одного из насильников. К нам не присоединилась лишь потому, что даже не знала о борьбе. Все это время провела в Низинах — что само по себе суровое испытание для одиночки, да еще и женщины!
— В шкуру! Второй выстрел! — Чер комментировал стрельбу. Хельга пождала губы, глаза ее сузились — и Волос приподнял красную тряпку.
— Есть! Проходишь!
Ни у Анны, ни у Лады не получилось даже попасть в шкуру, не говоря о круге. Я заметил это Стопарю — хоть все наши постоянно практиковались, но, похоже, талантом Элины владели немногие… Джен попала, как и Хельга, со второй попытки. Птаха — с третьей и лишь в самый край. Свистун так же промазал все три раза, Блуд — со второй, Будда, несмотря на кажущуюся неловкость и грузность своего тела, всадил стрелу сразу. Сойка, и прочие пришлые не попали совсем. Последней стреляла Ульдэ. Она картинно встала у столбика, где отмечались все стрелки, воткнула перед собой все три стрелы и посмотрела на меня.
— Вождь разрешает?
— Здесь командует Чер, — мне стало неловко. — Его спрашивай.
— Хорошо. Мне — можно?
— Давай… — Чер смешался. Северянка как-то странно себя вела. Она подбросила в воздух перышко, проследила за полетом, а потом, буквально не глядя, хватят одну стрелу за другой, послала все три вдаль. Волос, дождавшись, когда последняя задрожит своим оперением в мишени, трижды поднял палку вверх, а потом еще и подпрыгнул, издав звериный крик восторга.
— Все в цель! Проходишь! — Чер прищелкнул языком. — Ай, да Ульдэ!
Северянка, чуть улыбаясь, принимала поздравления, но смотрела на меня. Я отвернулся — похоже, девушка решила хоть так привлечь к себе внимание человека, отказавшего ей в самой важной просьбе…
— Все, кто прошел во второй тур — к стойке! — Чер не терял времени. — Бугай — раздай стрелы с отметинами. Мишень отодвигается на сто двадцать шагов! Стреляем одновременно! У каждого — одна попытка! Приготовится!
Он дождался, пока все натянут тетиву и резко произнес:
— Пли!
Все стрелы с гудением взмыли в воздух. Уследить за полетом было практически нереально, но торжествующие крики Волоса показали — и на этот раз многие стрелки не ошиблись!
— Джен — мимо! — Чер смотрел на знаки, подаваемые Волосом, и тут же переводил их для всех присутствующих. — Блуд — мимо. Птаха — мимо… нет, попала! Все. Промазавшие — уходят. Те, кто остался — к стойке!
— Не верю! — Джен яростно вырвалась вперед. — Не может такого быть! Врет ваш волосатый! Пусть получше посмотрит!
— Если ты не доверяешь — сходи и посмотри сама! — Чер сухо ответил к разъяренной девушке. — Но, предупреждаю — у нас не принято обманывать. Так как, будем тратить общее время, или как?
Джен зло посмотрела на него, порываясь что-то произнести. Рядом, словно из тени появилась Шейла — и Птаха, не дожидаясь скандала, утащила подругу в кусты. Вскоре она вернулась и заняла свое место. Джен тоже вышла — но уже подальше от Шейлы…
— По одной стреле. Круг — еще на тридцать шагов дальше! И снова — по команде!
— А почему так? — Ната тихо спросила, глядя на распоряжения следопыта.
— Все вместе? А так еще труднее… Когда один — есть время подумать, приготовится. А когда толпой — это нервы, это спешка, нельзя порисоваться, есть риск попасть своей стрелой в стрелу соперника. В общем — почти как на охоте.
— Или — на войне.
— Или на войне… — повторил я вслед за ней. — К ней тоже следует быть готовым. Кончится празднование — заставлю Ульдэ тренировать Ладу и Анну до седьмого пота. И с остальных не слезу!
— Меня не пощадишь?
— Тебя — в первую очередь. Жена вождя…
— Должна попадать в первую очередь? Ох, знала бы… — она лукаво усмехнулась, но потом стала серьезной. — Все, продолжают…
— Приготовились… Пли!
Волос не подавал знаков почти минуту. Затем, осмотрев мишень и все стрелы, замахал руками. Свистун, стоя возле Чера, спокойно комментировал:
— Элина — есть. Ульдэ — есть. Хельга… Нет. Птаха — нет. Будда — нет. Пума — есть.
— Три раза, вождь… — Чер обернулся ко мне. — Что будем делать?
— Скажи Волосу — мишень еще на двадцать шагов. Стреляем, пока не останется один.
— Как в жизни, да? — Элина передернула плечами. — Второго места не бывает?
— В жизни бывает все, — я ответил на взгляд своим, призывая ее соблюдать спокойствие. — И на соревнованиях — тоже. А вот при охоте второго шанса может и не предоставится. Тем более — когда охотятся на тебя… Либо, ты поразишь врага, либо, он убьет тебя. Выбор за тобой.
— В жизни бывает… — Элина кивнула. — Эх, чего только жизни не бывает! Знать не знала, что так вот, будет!
Чер выстроил оставшихся в линию, отдал команду — и три последних участницы выпустили стрелы. Они еще летели, когда Ульдэ резко дернулась и, ни на кого не глядя, отошла прочь.
— Что это?
— Думаю, она уже знает свой результат…
Я не ошибся. Волос указал только на двух девушек — и северянки среди них не оказалось. Меня это поразило — Ульдэ редко промахивалась. По-видимому, сыграло волнение… или, что-то еще?
— Пума и Элина.
— Давай так… — я быстро придумывал, как разнообразить соревнование и не затягивать его только одним видом. — Салли на скале?
— Да…
— Пусть кинет вниз корзину. Их там несколько штук — я знаю. Одно дело — стрелять в мишень, другое — в летящий предмет.
Девушки приготовились, а зрители оживились — это уже было интереснее круга, который почти сливался с травой.
— Бросай! — Чер еще опускал руки, которые сложил рупором, а обе девушки смотрели друг на друга с вопросом — кто попал? Корзина упала прямо мне под ноги — и в ней торчала стрела Элины!
— Победитель определен! — Чер положил руку на плечо красавицы. — Это Огненный Цветок, вождь! Твоя жена!
— Вот и угадай, кому приз предназначался? — Ната рассмеялась. — Оказывается, я его для Линки готовила!
— Ты и вручишь… — я подтолкнул ее к подруге. — Не тушуйся.
Ната подошла к Элине и поцеловала ее, нисколько не стесняясь обступивших их девушек. Джен, не принимавшая участия в поздравлениях, глухо бросила:
— Дожили… Раньше за такое — сажали. А теперь — милуются, словно так и надо!
— У Святоши научилась? — Стопарь, услышав ее слова, взъярился не шутку. — Учить будешь? А хоть и так — тебе, какое что? Да, у них и Дара — отношения иные… и нам не привычные. Но они, в отличие от того же монаха, их никому не навязывают и к этому не призывают. Это — их жизнь, не твоя! Сама хоть троих мужиков заводи — никто тебе слова не скажет! Время сейчас такое — поняла? Новое время, свободное…
Я задумался. Впервые Стопарь так открыто поддержал меня, вернее — мою семью. Хотя сам придерживался куда более консервативных взглядов. Впрочем, не будь у меня двух таких красивых и милых девочек, не сведи меня с ними судьба — каких взглядов придерживался бы я сам? Ведь не так давно я и сам с неким отторжением воспринимал такие же отношения, в семье Совы…
Соревнования продолжались. Теперь выступали борцы. Бугай, перестав помогать Черу, вышел в середину «арены», одетый только в набедренную повязку. Его могучий торс сделал бы честь любому культуристу, а скорее и превзошел бы последнего. Соперником сына кузнеца оказался Йети — и мы с содроганием увидели воистину чудовищную мощь зверочеловека. Он превосходил Бугая на целую голову, был еще шире в плечах, а его стопы буквально вминали землю под собой…
— Это же, сколько в нем весу? — пробормотал Стопарь, опешивший от вида противника, с которым предстояло сразиться его сыну. Леший, безмолвно возникший подле меня, негромко ответил:
— Примерно, как половина теленка от овцебыка. Точнее не скажу — весов нет. Но можем попробовать прикинуть в джейрах — тогда с пяток точно набежит!
— Утешил… — Стопарь сдвинул брови. — Что сам не вышел?
— Не мое это… — Леший пожал плечами, которые мало уступали по объему плечам самого кузнеца. — Да и возраст не тот.
— А у твоего… Йети? Ему сколько?
— За тридцать, — Леший похлопал старика, словно успокаивая. — Да ты не переживай. Ну, приложит малость о землю — лишний раз наука, что на всякую силу есть еще сильнее! А для будущего — пригодится. Чтоб не думал, что он самый крутой в прерии…
— А твой, крутейший, стало быть? — Кузнец неприязненно отдернулся. Леший с сожалением произнес:
— Зря ты так… Это вы соревнования объявили — а уж кто придет, тот и придет…
— Остынь, Стопарь. До убийства не дойдет, да и сынок твой не промах — еще неизвестно, кто праздновать будет? — я подержал своего помощника.
Леший лишь хмыкнул, но промолчал.
Борцы сошлись. Глядя на огромную фигуру Йети, который был еще мохнатее, чем Волос, наши как-то затосковали… Шерсть делала его настолько массивным, что, казалось, против Бугая выступил не человек (отчасти это было до сих пор под сомнением!) а горилла, причем гигантская! Разве только лицо Йети, спрятанное под густой порослью, не выдавалось вперед страшными челюстями, да отсутствовали клыки, присущие настоящему хищнику. Чер, отойдя на безопасное расстояние, скомандовал:
— Кто трижды окажется спиной на земле — проиграл. Бить нельзя, душить — нельзя. Подсечки, броски — можно. И помните — вы не враги, а борцы! Начинайте!
Йети сомкнул руки-лапы в воздухе — Бугай увернулся от ужасных объятий и сам поднырнул под громилу, обхватив его за ноги. Он покраснел, ухнул — и оторвал того от земли! Затем Бугай, с видимой натугой, крутанулся — и швырнул Йети вниз. Тот, не ожидая такого поворота, рухнул оземь всей своей массой, подняв целую тучу пыли. Чер крикнул:
— Есть! Спина коснулась земли!
— Только первый раз… — Леший удивленно посмотрел на арену. — Бывает…
— Ты знал, что ли? — Стопарь обернулся ко мне. — Что-то, легко очень.
— Не торопи события… — я раздраженно отмахнулся. — Йети — противник серьезный. Один раз получилось, больше не повторится. Но хоть не всухую…
Борьба продолжалась. Зверочеловек вскочил и теперь ходил кругами вокруг Бугая, выжидая удобный момент. Больше идти напролом он не собирался — усвоил полученный урок! Со стороны казалось, что мохнатая гора пытается подмять под себя голую мышь — так выглядел Бугай на фоне перерожденного, превосходившего его и ростом, и весом. А для зрителей они оба были гиганты… Хождение по кругу закончилось — Бугай решился на атаку и рванулся вперед. Йети перехватил его руки своими, вывернул их в стороны и ударил грудью — почти так, как поступал Угар, когда пытался таким образом сбить с ног крупную добычу. Бугай отлетел шагов на пять, приложившись спиной о землю. Чер произнес, с долей сожаления:
— Земля. Спиной коснулся Бугай. Один-один…
Сын кузнеца вскочил. Падение, в отличие от Йети, ничему его не научило — он снова ринулся вперед, стремясь опять подсечь ноги соперника. И снова Йети встретил его своими ужасающими лапами, но на этот раз, не грубой силой, а искусным движением обратив все мощь и напор Бугая в свою пользу — Йети просто развернулся на месте, швырнув и без того летевшего Бугая по ходу его движения. И, хоть в последний момент Бугай и смог вывернутся и рухнуть только на бок, от падения это не спасло. Чер, посмотрев, твердо сказал:
— Земля есть. Падение Бугая. Один-два.
Только сейчас сын кузнеца осознал, что его сила встретила достойное сопротивление. А гора шерсти включает в себя и гору мышц, которыми распоряжались вполне осознанно… Я вспомнил, как крушили бандитов эти страшные руки, подумав, как повезло нам, что среди зэков не нашлось собственных перерожденных. Всего с десяток мужчин встало на пути убегающих бандитов — но и этого оказалось достаточно, чтобы ни один из синеблузых не смог прорваться в горы! Если не считать исчезнувшего отряда Беса да тех, случайно уцелевших, победа могла считаться полной. И помощь перерожденных была очень даже ощутима!
На этот раз в наступление перешел Йети. Он не давал Бугаю ни секунды покоя, изматывая того своими рывками и принуждая отступать к скале, где и происходила схватка. Все закончилось быстро — ослабленный двумя серьезными падениями, Бугай попытался выиграть бой, не вступая в опасные объятия, где ему ничего не светило. Вместо этого он поднырнул под руку Йети и подставил свою ногу, делаю подсечку. Однако, свалить гиганта не получилось — Йети не шелохнулся. Вместо падения, он придавил и без того пригнувшегося Бугая за затылок к земле, принудив того упасть вначале на одно, а потом и на оба колена. Йети мог просто толкнуть Бугая — и тот неминуемо упал… Но зверочеловек сделал шаг назад. Зрители оценили благородство борца — послышались хлопки и свист. Бугай выпрямился и сложил руки на груди:
— Я проиграл… Победа за Йети.
Чер посмотрел на меня. Схватка еще не закончилась — третьего падения не было. Я кивнул — смысла продолжать не видел…
— Победа присуждена Йети!
Наши рукоплескали обоим. Йети подошел к Бугаю и обнял его, закрыв от чужих взглядов. Он что-то сказал, предназначенное только для ушей соперника. Бугай согласно мотнул головой.
— О чем они? — я обернулся к Лешему. Тот ответил:
— Йети в прошлом был профессиональным борцом. Сейчас, конечно, не то, да и комплекция мешает. Возможно, говорит Бугаю об этом… или советы дает? Разойдутся — сам спроси.
Элина принесла награду — плащ, украшенный ее руками. На зверочеловеке тот смотрелся как какая-то нелепость, и Йети, поблагодарив, обернулся к Бугаю:
— Тебе больше пригодится. И не отказывайся — ты боролся честно, а это я уважаю. Носи и не таи обид. Как сказал ваш охотник, мы — не враги!
Пришло время самых зрелищных поединков — рукопашников… Здесь выступали сразу двенадцать пар. К общему сожалению, Череп вдруг отказался — и я понял, что он просто не хочет заранее ставить бойцов в неловкое положение. О том, что он спец, знали все — и все так же знали, что тот, кто выйдет в финал, неминуемо сойдется с Черепом. А в этом поединке выиграть невозможно… Тем не менее, интерес к схваткам оставался высоким. Сходились как наши, так и пришлые, а под конец о желании биться объявили даже девушки — Пума и Джен, которой не повезло ранее. Этого оборота никто не ожидал — хоть наши женщины и заслужили славу отважных воительниц и охотников, мало в чем уступавших мужчинам. Причин отказывать не имелось — и Чер, продолжая распоряжаться соревнованиями, объявил о поединке…
Джен скинула с себя почти все одеяние, оставшись в короткой юбке и топике, едва-едва прикрывающем ее крепкую грудь. По сравнению с ней, Пума, хрупкая и тоненькая, казалась тростинкой. Девушки встали напротив друг друга, готовые как нанести, так и уклонится от удара. Мне это не сильно нравилось — рукопашный бой, не борьба. Противник имел право бить, куда вздумается и как вздумается — исключая глаза, кадык и пах. Но и этого было более чем достаточно, чтобы вывести человека из строя довольно надолго. И я совсем не ожидал увидеть на «ринге» Пуму, ранее никогда не выказывавшей какой-либо особой тяги к подобному виду соперничества. Более того — я опасался за нее, сам не зная — почему? Что-то очень знакомое, но неуловимое, было во всех ее движениях, взгляде, даже чертах лица — и я никак не мог вспомнить, что? Это и не давало мне покоя…
Девушки сошлись. Вопреки ожиданиям, Пума очень ловко избегала ударов соперницы, более того — сумела несколько раз сама отметить Джен, отчего у той еще больше раскраснелось лицо. Разъярившись, Джен рванулась вперед и буквально снесла девушку своей массой. После этого она придавила Пуму к земле и размахнулась для удара, который был должен поставить точку в этом бое. В последний момент, Пума, у которой были придавлены обе руки, совершенно немыслимым образом изогнулась, перехватила руку Джен своей ногой и резко вытянула ее в сторону — Джен вскрикнула от боли и сразу освободила хватку. Не теряя ни секунды, Пума сама оседлала ее и уже ее руки сплелись на шее поверженной девушки.
— Мне достаточно надавить… — Пума, совершенно спокойно приложила большой палец к артерии на шее у Джен. Та испуганно моргнула. Чер, заметив мой сигнал, остановил схватку…
— Победитель — Пума!
Обсуждая перипетии борьбы и качества соперников, зрители стали потихоньку оглядываться на уже приготовленные столы с угощением — жареными боками козорогов, целиком сваренных с душистыми приправами, кролов и фазанов, горами кореньев и плодов, которыми нас щедро баловал лес и прерии. Девушки разносили напиток — отвар, хитрость изготовления которого знала лишь Ната да сама Туча. Высились холмы из рыбы, соленые грибы, а также множество пучков свежей травы, из числа тех, которые Док считал съедобными. Как особое лакомство, кое-где, в мисках, был налит мед, выменянный нами у жителей Предгорья. Не хватало разве хмельных напитков — но я строго настрого запретил Стопарю даже думать об этом! Да и взять их было неоткуда… если не считать, совсем уж неприкосновенных запасов, спасенных из рухнувшего подвала.
— Соревнования окончены? — Чер скорее констатировал, чем спрашивал. Его обязанность на сегодня заключалась именно в распорядительстве, и я почти не вмешивался. Я кивнул. Чер собрался было всех сзывать к столам, когда Джен, у которой от двойной обиды (два поражения!) вырвалось:
— Ну, конечно! Осталось только нажраться до отвала, да сплясать под бубен шамана!
— Кто здесь говорит про шамана? — Сова, до сих ничем себя не проявивший и все время мирно и молча наблюдавший за состязаниями, словно очнулся и сурово посмотрел на девушку.
— Да хоть бы, и я… — Джен, у которой от злости пропала всякое чувство меры, комкала в руках клок шкуры — собственный подол, частично разорванный в ходе последней схватки.
— Что хочет сказать охотница форта? Ее не устраивает мой бубен?
— Все меня устраивает… кроме самого главного! Мы тут многого насмотрелись, а вот самое интересное не увидели!
— Самое интересное? — Сова пожал плечами. — И что же?
— Да вот Дар наш… мог бы тоже, поучаствовать! Вождь, как-никак! И другим пример!
Сова посмотрел на меня, я — на него, и мы оба чуть усмехнулись…
— Только ни черта мы не увидим! — Джен, недовольная проигрышем, съязвила: — Кто же сразится с вождем? Победитель известен заранее!
— Так считают все? — Сова больше не улыбался. И наши гости, и сами жители форта, уже было вознамерившиеся вкусить от щедрот Тучи, стали оглядываться на нас и больше не торопились к угощению.
— Вождь форта — не трус. Он готов сразиться с любым и в любом виде — стрельбе, ножевом бое, борьбе…
— А пусть нам покажут хорошую драку! — громко произнесла Джен, окончательно решившая привлечь внимание к конфликту. — Подумаешь — борьба? С пхаями, что ль, бороться? И стрельбой здесь никого не удивишь! Сразись с ним сам — Сова! На ножах!
Ната, услышав это, отошла от столов и направилась к нам. Что до Элины — та уже стояла рядом и довольно пристально смотрела на Джен, нервно поигрывая рукоятью собственного ножа. Из кустарника возникла Ульдэ — и ее темные глаза тоже стали буравить вконец разошедшуюся девушку…
— Это общее желание? — Сова оглянулся на собравшихся вновь, зрителей. По неясному гулу мы поняли — предложение Джен, если и не одобряют, то поддерживают многие. Всем хотелось увидеть схватку двух человек, об искусстве одного ходили легенды, а второй был просто их вождем… Сова обернулся ко мне:
— Что скажешь, брат мой?
— Я готов, шаман.
После этих слов всякий интерес к предстоящей трапезе был полностью утерян. Даже Будда, чья любовь к еде была фантастической, и то, бросил, начатую было, кость, и присоединился к остальным.
— Дар… — Ната выглядела встревоженной. — Зачем? Сова, хоть и не такой боец, как Череп, но вряд ли слабее. А еще — ножи… Ты подался, как мальчишка, на простую провокацию!
— Джен права. И наши, и чужаки, не откажутся от такого зрелища. А если откажусь я — потеряю всякое уважение и в их, и в собственных глазах.
— Дар… — Элина тоже попыталась вмешаться, но я мягко отстранил ее.
— Не нужно. Девочки, не волнуйтесь… Сова тем и хорош, что не станет калечить вашего мужа. Как и я, сам…
Чер вновь привлек к себе внимание, понимая, что это событие — самое главное во всем состязании. Хотя оно и не было никем запланировано…
— Биться будут Дар — вождь форта на Синей реке! И Белая Сова — великий шаман прерий! — Тон Чера нисколько не был смешлив и все слова он произносил очень серьезно… — Схватка — на ножах, до третьей крови! Кто нанесет порез — теряет очко! Кто принудит соперника признать поражение действием, в котором мы увидим явное превосходство — выиграл. Утеря оружия — равноценно проигрышу!
— Это как? — Джен слегка протрезвела, увидев, как мы, с индейцем, стали снимать с себя рубахи, оставаясь только в кожаных штанах.
— Убить врага — не искусство, — Чер пояснил и ей, а одновременно — и всем остальным. — Если ты показал, что владеешь оружием так, что оно прошло в миллиметре от кожи противника, готовое поразить самые важные органы, но не зацепил при этом — вот искусство! Но порез — ошибка, со стороны того, кто ее нанес. Значит, не может себя контролировать… Три пореза — три ошибки — проигрыш!
— Выронит нож — хуже проигрыша! — Череп, присоединившись к зрителям, был очень серьезен. — Ты затеяла плохую игру, Джен… Очень плохую.
— Оставь ее, Череп! — я указал охотнику отойти от девушки. — В конце концов, это должно тебе понравиться. А она… бывает. Зато, в другой раз не станет меня попрекать моим «особым» положением. Я готов, Сова!
Мы сошлись. Нож индейца был на палец длиннее моего, отточен как бритва и украшен замысловатой резьбой по костяной рукояти. Мой — немного проще, шире и выглядел, как подобие короткого меча. Таким удобно рвать жилы на туше поверженного быка, да нарезать мясо — в рукопашной я предпочел бы более привычный меч. Но сейчас предстояло не фехтование… Зрители оценили внешний вид моего противника — Сова был абсолютно лишен лишнего жира, и весь покрыт мускулами, как заправский атлет. Это делало честь мужчине, возраст которого перешагнул за пятый десяток. Но и мне было, чем похвастаться — давно дряблые руки и ноги налились силой, а спина привыкла носить тяжести, ранее казавшиеся слишком громоздкими для обычного человека. И за этой спиной уже имелись победы, в схватках, отнюдь не спортивных…
— Начали! — Чер предусмотрительно отошел в сторону.
Сова молниеносно провел атаку — лезвие проскочило мимо моих глаз, едва не зацепив брови. Но и Сова оказался в положении, не менее опасном — я успел приставить клинок к его ребрам, что было замечено многими.
— Равно!
Индеец стал осторожнее и аккуратнее — наши клинки несколько раз пересекались в воздухе, и тогда слышался звон стали о сталь. В какой-то момент, Сова, дав мне, возможность приблизиться, перехватил руку с ножом и бросил меня через себя. Раздались ободрительные хлопки — но также быстро закончились. Я не упал, как ожидалось, а смог приземлиться на ноги и встретить удар его ножа своим. И рука индейца, и моя собственная, окрасились красным…
— Порезы… — донеслось из толпы. Кто-то ахнул. Чер хладнокровно сказал:
— Порез, обе стороны. Равно…
Сова вновь повторил атаку — на этот раз я парировал удар локтем, и, хоть клинок рассек мне кожу — я приставил свой к горлу индейца!
— Браво! — Толпа зашумела. Чер перекричал самых громких:
— Действие в пользу Дара! Порез — не в счет!
Сова оценил мой ответ. Еще несколько секунд молниеносных взмахов и отбиваний, как с той. Так и другой стороны — и я оказался на земле, даже не заметив, как это произошло… А нож шамана застыл у моего сердца, отчего на коже появилась капелька крови…
— Действие в пользу Белой Совы! Равно!
— Хватит! — Ната вышла вперед и решительно встала меж нами. — Силы соперников одинаковы. И смысла продолжать бой я не вижу. Сова, я спрашиваю у тебя — ты согласен на это?
— Скво моего рода всегда имели право оборвать схватку между мужчинами… а шаману не пристало отменять обычаи его народа. Хао. Я согласен!
— Дар? — голос Нат слегка дрожал…
— Согласен. В ножевом бое Сове нет равных, и мои случайные успехи — всего лишь его нежелание бить всерьез.
— Тому так и быть! А сейчас — приглашаем всех к столу!
…Когда последние из гостей усаживались к яствам, Ульдэ, стараясь остаться незаметной, подошла к Джен и тихо произнесла:
— Ты очень зла… или глупа. Мой вождь не стал наказывать Джен за прежние дела, не думаю, что станет этого делать и дальше. Но я — не Дар. Помни это, когда снова решишь увидеть его сражающимся…
Глава 15
Блуд
Иногда, а если точнее — очень даже часто! — я жалел, о том, что не избрал путь, которым пошел Сова. Жизнь в сообществе, где сталкивались различные интересы и характеры, часто ставила на грань разрыва наши отношения, заставляя принимать решения жесткие и жестокие… Приходилось одергивать прежних друзей — они не могли понять, что забота обо всех, порой становиться выше прежней дружбы.
Первый подобный разрыв случился с Черепом. Охотник так и жил в одном доме вместе с Пленником — его изуродованное лицо, отпугивало от мужчины девушек, и он не искал их общества. Череп, как и Сова, привыкший выживать в одиночку, с трудом выносил мое право отдавать приказы, предпочитая все свои желания и привычки общим интересам. Мы столкнулись с ним, когда я отправлял Ульдэ и Пуму в прерии, а вместе с девушками — Чера и Клешню. Этого количества охотников хватало для того, чтобы обеспечить разведку ближайших стад, свежим мясом которых мы надеялись накормить обитателей форта — при условии, что они найдут добычу, где-нибудь, в непосредственной близости от поселка. Для более серьезной охоты требовались все люди форта — но устраивать крупную облаву я пока не собирался. Такое предприятие требовало слишком большого количества участников, вплоть до привлечения жителей всех ближайших селений. Пока в Озерном властвовал Святоша — о совместной охоте не стоило и мечтать.
— Череп хочет в травы! — он угрюмо и исподлобья посмотрел в мою сторону и нервно сжал в руках свой лук.
— Люди нужны здесь, — я указал на форт и Стопаря, требовавшего от меня помощников. Бен, у которого время от времени ныла искалеченная ящером нога, порой лежал в постели, и кузнецу приходилось самому принимать правильные решения в сложных делах строительства.
— Череп устал носить бревна! — он не хотел уступать. На шум стали выглядывать остальные обитатели форта. — Я могу охотиться не хуже этих женщин! Почему ты постоянно посылаешь их? Я — мужчина! Я могу выследить и убить крупное животное! И я сам принесу его сюда! А они пришлют собаку, и кому-то придется тащиться в степи и выполнять их работу!
— Когда закончится стройка — станет легче. Да, не все могут носить бревна — но стоит ли заставлять делать это девушек? Мы же не Клан, где все делали пленники-рабы? А дома нам нужны — ты и сам это знаешь. У нас теперь много народу, и все должны жить как люди. Это в поселке, у озера, или в других местах, обходятся землянками и шалашами — но здесь, я хочу видеть настоящие дома, в которых мы можем не бояться даже зимы! Да и защищаться от врага, гораздо сподручнее, имея за спиной такую крепость!
В форте уже высилось много покатых крыш, соединенных между собой переходами и мостками. В случае внезапной осады или нападения, внутри могло укрыться не менее ста человек — и я, по-настоящему, начинал ощущать себя ответственным за судьбы людей, доверивших мне свое будущее. Все было продумано и учтено. Запасы продовольствия в кладовых. Вновь отрытый колодец и несколько глубоких ям, для воды, если этот источник внезапно иссякнет. Груды метательных дротиков и легких копий в связках, несколько мощных самострелов, поднятых на стены — форт стал оправдывать свое название! Опасность представлял только пожар — но и на этот случай мы сделали все, что от нас требовалось. Нигде не выступали открытые участки голых бревен — все и всюду было скрыто слоем глины, уже закаменевшей на солнце. За прериями и всеми подступами к форту следили караульные на скале — пропустить появление чужаков было сложно…
— Никто не станет нападать на нас! В прерии давно нет бандитов — зачем тратить силы, на, никому не нужные, стены и крыши? Все живут в шатрах из шкур — даже Сова!
— И все завидуют жителям форта… Оставим спор, Череп. Ты необходим здесь. Помогай Стопарю и Волосу — даже им, с их силой, трудно ворочать бревна вдвоем… А Бугай сегодня дежурит на скале, вместе с Пленником. Все при деле. Я и сам, тоже стану работать с вами — когда освобожусь.
Он зло развернулся и молча ушел к себе, на ходу срывая колчан. Проводив его взглядом, я подумал, что следующая стычка не за горами… а потом, возможно, мы потеряем одного из самых отважных и смелых воинов прерий. Что скрывать — я потакал Ульдэ и Пуме, понимая, что северянку нипочем не заставишь рыться в земле или готовить похлебку. Гордая и полудикая, она предпочла бы сразу уйти прочь — в свободные земли разнотравья. Что до Пумы… Она ставила меня в тупик — и мне было почему-то, спокойнее, когда она находилась поодаль, от форта. Полученное в первые дни, после Катастрофы, свойство предвидеть, чувствовать опасность, реагировало при приближении девушки — хотя никого и ничего, угрожающего форту и его обитателям, не было и в помине.
То, что произошло немного позже, оказалось куда хуже размолвки с охотником — и, на этот раз, я бы предпочел очередную ссору с Черепом, или любым из жителей, даже их уход… На первый взгляд, в ограниченном мирке, каковым являлся форт и его обитатели, все шло на виду, и скрыть что либо, от других было невозможно — но, на самом деле, так только казалось. Поглощенный насущными заботами о пропитании форта, своими личными делами, я как-то мало присматривался к тому, что происходит между самими людьми. В какой-то мере я перепоручил это Нате, и надеялся, что моя, не по годам мудрая помощница, справится — но и она, при всей своей прозорливости, не сумела заметить приближающейся грозы…
Сигнал прозвучал, когда в жилище Дока и Лады вбежала плачущая Анна. Она с порога обратилась с просьбой провести эту ночь в их доме — и, несказанно удивленная такой просьбой, Лада, разумеется, оставила ту у себя. Док как раз отсутствовал — искал лечебные травы вместе с Чером. Утром Анна поспешно и незаметно ушла, отмолчавшись на все вопросы встревоженной подруги. Но той не нужно было много объяснять — все секреты беззащитной девушки ясно были видны на ее лице…
Оказалось, Блуд, чуть ли каждый вечер бил девушку. Это началось буквально сразу, едва она согласилась жить вместе с ним. Ошеломленная таким поведением охотника, ранее столь упорно добивавшегося ее расположения, юная Анна, не имевшая никакого опыта в общении с противоположным полом (жуткий плен, насилие и издевательства — иное дело…) решила, что это ее вина. В поселке, где она пыталась обосноваться после освобождения, к девушкам, вроде нее, относились, как к шлюхам — следствие пребывания в Клане, где им приходилось сносить все со стороны бандитов. Почему-то никто не хотел понимать, что они были вынуждены там оставаться — иначе, место ушедших заняли бы другие. Да и нельзя было уйти…
Она ничего никому не говорила. Блуд не просто поднимал на не руку — он заставлял ее полностью признать свое главенство в семье, крайне агрессивно реагируя на любое проявление собственного мнения. Все оказалось очень просто… и очень плохо. Блуд хотел вести тот образ жизни, к которому привык до переселения в форт. Он легко добивался женщин раньше, и так же легко сходился с ними потом — когда прошли первые, самые страшные месяцы. Парень ожил, и в силу своей внешности и количества уцелевших мужчин, опять стал множить свои победы над женщинами, увеличивая число тех, кто побывал в его постели. Те условия, в которых мы все оказались, только упрощали дело — моральные ограничения отступили далеко, перед каждодневной угрозой смерти от голода, болезней или клыков зверей. Никто не хотел себя сдерживать, стремясь получить от жизни все, успеть насладится ею, пока жив. Может быть, они были правы… Какое я имел право их судить, сам выходя за рамки общепринятой морали? Я считал главным то, чтобы в погоне за осуществлением своих желаний, никто не смел ущемлять свободу и пока неустановившиеся права других. Какие-то нормы и обычаи сложились стихийно, в общем, им следовали, и пока этого хватало. К нам часто приходили гости из поселка или других становищ — и нередко среди них находились красивые и горячие девушки, с легкостью идущие на контакт с нашими мужчинами. И Блуду стало мало одних преданных глаз Анны. Теперь, когда он получил то, что хотел — одну из красивейших девушек долины! — он больше не собирался уступать ей ни в чем… Он легко укладывал под себя и других, а она, вдруг обнаружив в себе боль, срывалась в плач при виде каждой женщины, посещающей их очаг. И теперь к его требованиям молчать, прибавилось и иное — воспринимать его измены, как нечто само собой разумеющееся. Анна разрывалась на части, виня себя во всем, считая, что не имеет никакого права после того, как сама была наложницей, что-либо запрещать своему избраннику. Но, если бы он только не ночевал дома! В Форте часто гостили всякого рода скитальцы, среди которых нередко попадались молодые женщины. Блуд вполне спокойно приводил к себе случайных подружек, а Анне указывал в это время тихо сидеть в уголке. А так, как такое поведение было трудно осуществимо — Анна все же еще ощущала в себе остатки гордости! — последствия не заставили себя ждать. Ко всем прочим своим капризам, Блуд имел еще один, и, пожалуй, самый серьезный недостаток — он терпеть не мог, когда ему возражали… Жалости, похоже, не знал вовсе. Обнаружив, что Анна с трудом выносит его выходки, он, после первой же такой ссоры, не просто ударил, но беспощадно и яростно отхлестал девушку ремнем. В конце концов, она поняла — в отличие от нее, Блуд вовсе не любил девушку. Заполучив ее, он просто удовлетворил свое желание обладать ею, а когда цель оказалась достигнута, она ему прискучила, столь же быстро, как и все остальные. И тогда, при каждом, против сказанном слове, не быстро поданной одежде, даже при любом возражении — избиения начинались вновь… Анна и без того едва пришла в себя, после того, как провела столько времени в Клане, где девушку превратили в запуганную и покорную рабыню, готовую исполнить все прихоти и пожелания своих господ.
И, если на людях все шло спокойно, то, когда они оставались одни, все сразу менялось. Анна снесла один раз, другой… Вначале, после побоев, Блуд мялся, просил прощения… Она прощала, и возникшую ссору лечила единственным средством, которое было ей известно — старалась отдаться избраннику, угождая всем его прихотям. Блуд снисходительно принимал ее ласки, но после, вновь поднимал на нее руку. Впоследствии, побои и издевательства продолжились, став нормой. Поняв, что отпора не будет, Блуд перестал и извиняться. Теперь она больше не слышала от него нежных слов — вместо этого только брань и угрозы. Блуд считал себя вправе так поступать — его бесило, что невинность, красота и юность молодой девушки, раньше, чем ему, оказались доступны скопищу отморозков…
Она вновь замкнулась и ушла в себя, а форте мало кто что заметил… В долине мужчин находилось не много, и к Блуду женщины липли. Высокий, стройный, сильный, с привлекательной улыбкой и красивым лицом, он мог уговорить в прерии практически любую. К моменту его появления, в форте не все женщины имели семьи, и это, на первых порах, сулило ему прежние развлечения. Однако он быстро убедился, что здесь все обстоит несколько иначе — и очень огорчился. Заполучить в постель такую красавицу, как Анна, стало навязчивой идеей — и Блуд приложил все усилия, чтобы ее добиться. Однако, когда появились другие поселенцы, он познакомился со всеми, подружился с Джен и другими девушками, его тон вновь повеселел. Также и они, не избалованные за последнее время мужским вниманием, охотно принимали его ухаживания. В жилище Блуда постоянно мелькали девичьи лица и слышались веселые голоса. Это сильно нервировало старожилов, привыкших к некоторой чистоте отношений, но запрещать, что либо, я не решался — сказывалось положение, в котором оказались мы сами. Наш, тройственный союз — я, Ната и Элина — тоже, почти не имел прецедентов…
Надеясь, что после этого парень несколько успокоится, а главное, больше радуясь за нее, мы не вмешивались. Но все закончились совсем не так, как я предполагал ранее, когда Анна призналась Нате в своих чувствах к Блуду.
Блуд очень быстро, легко и без проблем сломал ее совсем… Психика женщины не выдержала — она и сама стала считать себя шлюхой. Анна продолжала терпеть, а так, как Блуд никогда не бил ее по лицу, никто ничего не видел. Тот вечер, когда решилась попросить крова у Лады, был единственным, когда она не выдержала очередной порции издевательств и просто сбежала прочь.
Лада тоже никому ничего не сказала — Анна заставила ее дать слово, что та будет молчать. Кроме того, Ладе, которой довелось вынести несколько дней в стане бандитов, и самой неоднократно подвергнутся насилию, было очень трудно поделиться с кем либо, своей жалостью к подруге. Собственно, они и дружили только вдвоем — хотя никто в форте ни единым словом не напоминал им о том, что пришлось перенести обеим девушкам…
Однажды я отправил большинство мужчин к реке — носить камни и ил. Строительство подходило к своему концу, и мы все с нетерпением ждали, когда сможем заняться более легким делом. Работа не из легких, все вымотались, и в этот вечер почти никто не остался сидеть возле очага, поскорее разойдясь на отдых. Я проверил наблюдателей на скале и тоже ушел к себе.
Нас разбудило рычание Угара. Пес недружелюбно посматривал на порог, косясь на вошедшую без стука, Ладу. Она, без слов, втолкнула перед собой согнувшуюся в беззвучных рыданиях Анну — и лишь потом обратилась ко мне:
— Ты — вождь. Ты дал слово, что будешь защищать всех обитателей форта. Где твоя защита? Где?
Она не кричала — тон девушки спокоен и сух, хоть слегка дрожал, и оттого я не сразу понял, от чего должен их защищать…
— Может, дашь нам встать и одеться? Мы не ждали столь ранних гостей.
— Я отвернусь, — Лада обернулась к стене, повернув за плечи подругу — А ты вставай… Вы все, вставайте. А потом посмотрите на это!
Она дождалась, пока мы накинем на себя одежду, и развернула Анну к нам. Я сузил глаза — даже при неярком свете были видны кровоподтеки и синяки на ее теле. Лада сдернула с нее рубашку — мы увидели следы жестоких побоев на груди девушки…
— Кто? — я откровенно растерялся, не понимая, откуда могли появиться такие следы.
Анна, запинаясь и глотая слезы, принуждаемая Ладой, рассказала нам все… Блуд совсем забил девушку, принудив исполнять все его пожелания. Но то, что он придумал для нее этой ночью, оказалось невыносимо…
Блуд, почему-то, приветил Пленника, как бы сдружился с ним, и, когда приходила его очередь сторожить форт, или идти в лес, за дровами, выбирал себе в напарники молодого зэка. Я только поощрял это, полагая, что Пленник, подружившись с таким видным парнем, хоть немного приподнимет голову и сам отойдет от тех мерзостей и того прошлого, в котором ему приходилось жить. Но все произошло совсем не так…
Этой ночью, Блуд, как и все, вернулся поздно, но почему-то, с блестящими глазами, громко разговаривая и беспричинно улыбаясь. Анна подумала, что хоть сегодня он не поднимет на нее руку — такое странное настроение было у мужчины, которому она решилась довериться. Он велел ей позвать своего приятеля, а когда она исполнила его просьбу, и привела Пленника — сказал, чтобы она заткнулась и сидела мышкой в своем углу. Она покорно ушла, мужчины достали какое-то растение и принялись его мять, добывая сок. Потом они нагрели сок в чашке, что-то смешали, и поочередно стали пить. С каждым глотком они становились веселее, громко разговаривали и постоянно смеялись. Вдруг Блуд обратил внимание на притихшую жену и рывком вытащил ее из ее закутка.
— Ладная телка? А?
Анна в ужасе смотрела на своего избранника — Блуд с трудом сводил глаза, а из уголков его рта капала коричневатая пена… Менее всего он в этот момент походил на человека! Он обратился к Пленнику:
— Все они… сучки! Всех поимею! На какую глаз положил — ту и разложу! И эта… эту. Как хочу! Мое время!
Блуд сильно сжал ей шею, принуждая склонить голову к земле. Пленник, осоловело, пустыми глазами посмотрел на них и что-то неразборчиво промямлил…
Блуд внезапно остервенел:
— Что, не видно? А так?
Он рванул с ничего не ожидающей женщины одежду. Анна не успела даже вскрикнуть — Блуд буквально сорвал на ней все, обнажив перед слегка протрезвевшим взглядом Пленника.
— А так? Видно?
Пленник кивнул, но видимо Блуду этого было мало. Он ударил Анну по лицу, да так, что у нее пошла кровь из носа. Она упала на колени. Блуд, явно бывший под воздействием какой-то странной отравы, не успокоился. Он толкнул ее на спину и, повалив на пол, сел на одну руку, удерживая другую.
— Видишь? Так видишь? — он покачивался, едва не падая на нее. — Тоненькая, фигуристая… Мни, как хочешь! Вон ее как, твои бывшие дружки пользовали — даже не испортили ничего! Значит — сама им помогала! Она знаешь, какая — знойная! Любит это дело…
Анна заплакала. Блуд заметил, как Пленник смущенно стал отворачиваться и уже более трезво и сурово, добавил:
— А ты что, никогда не пробовал? Или, только тебя? Ну, так давай! Давай, трахни ее… разрешаю!
Анна заметила, что Пленник неуверенно начал отнекиваться, не сводя, однако, загоревшегося взгляда с забившегося от отчаяния и стыда, тела, но Блуд не хотел и слышать возражений.
— Ты, шестерка! Петух! Это моя баба, и что я скажу, то она и сделает! Давай, залазь, а то она много о себе воображает… Теперь будет сговорчивее. Бери, пока я добрый!
— Блуд, я не…
— Я кому сказал?!
Блуд схватил висевший на стене ремень и огрел им Пленника. Тот отшатнулся, намереваясь уйти прочь.
— Куда?
Блуд вскочил на ноги и оттолкнул приятеля назад. Потом он затянул узел на дверной ручке и повернулся к притихшей Анне и Пленнику. Глаза парня блуждали по сторонам, лицо перекосила жутковатая гримаса… Анна невольно обернулась к бывшему зэку — тот был почти таким же, разве что на лице не было видно ярости, присущей ее сожителю, да полное отсутствие разума…
— Садись.
Блуд вновь упал на колени рядом с Анной и опять прижал ее голову к полу, положив пятерню на лицо.
— Трогай. Трогай, говорю!
Пленник, стараясь не смотреть в заполнившиеся слезами глаза женщины, встал ни колени и притронулся к ее ногам. Блуд захохотал и снова придавил ее руки к полу, отчего она потеряла всякую возможность к сопротивлению. Она зажмурила веки, чувствуя, как ей раздвигают ноги, и, влажные от пота ладони обхватывают ее за бедра… Пленник навис над ней и Блуд сам придавил его к телу женщины.
— Ну-ка, покажи, что ты можешь! А то все тебя, да тебя… Самому пора мужиком быть!
Анна вскрикнула от отчаяния и попыталась вырваться. Блуд, мгновенно остервенев, вновь ударил ее по лицу. Потом в бок, и, уже зверея, рванул за ногу.
— Шире, сука! Шире — как перед теми раздвигала! Убью!
Они брали ее, то по очереди, то вместе… Анна, безвольная и ослабевшая, молчала, покорно принимая то одного, то другого. Она словно опять ощутила себя в Клане, где уголовники заставляли исполнять все их фантазии. В перерывах мужчины беспрестанно пили из чашки, и от этого их желание еще больше усиливалось, а жестокость — возрастала. Даже Пленник, от которого никто в форте не слышал ни единого грубого слова, вдруг принялся насиловать ее с непостижимой яростью. Что до «мужа», то Блуд просто истязал Анну, принуждая ее удовлетворять их обоих, одновременно… Когда силы у мужчин иссякли, он взял ремень и жестоко отхлестал ее, добиваясь от женщины стонов и мольбу о пощаде. Без них он словно не испытывал настоящего удовольствия.
Жидкость в чашке закончилась, а вместе с ней — и страшная ночь… Пленник, пошатываясь и ударяясь об углы, ушел. Блуд, разом потеряв интерес к происходящему, пнул ногой женщину и почти сразу повалился спать, разметавшись прямо на полу. Анна продолжала лежать, глотая слезы и не понимая, за что с ней так поступают…
Стыд, отчаяние, овладели девушкой. Жить больше не хотелось… Анна вытащила нож, вышла наружу и, не видя перед собой ничего, пошла прямо к костру. Она уже хотела вскрыть себе вены — и рука Лады, вышедшей в ночной двор форта, перехватила ее. В нескольких словах она рассказала подруге о случившемся, что повергло ту в шок. Лада накинула на Анну что-то из одежды, и, не дожидаясь, пока Блуд очнется, привела девушку ко мне.
Элина, едва дослушав, ни слова не говоря, метнулась к стене, где мы вешали оружие. В ее глазах горела яростная решимость. Я схватил ее за руку:
— Погоди.
Ната усадила Анну и принялась обрабатывать ей ссадины на лице. Она молчала, но я видел, как вздрагивают ее руки… Я вышел наружу. Лада догнала меня и хмуро спросила:
— Что теперь?
— Пойдем.
Я ушел вперед, догадываясь, что за мной немедля выскочит и Элина.
Блуд был дома и валялся на постели, закатив глаза и шумно вздыхая. Все вокруг указывало на следы оргии, случившейся этой ночью. Я встал рядом с ложем.
— Блуд. Блуд!
Тот продолжал лежать неподвижно. Я склонился — от парня несло какой-то жуткой смесью, со знакомым запахом… Мне вспомнился лес, самодовольный Сыч, сидящий на пеньке, и наш пленник, униженно подносящий ему чашку с бурым напитком…
Элина сильно пнула его ногой. Он приоткрыл один глаз:
— А…Ты? А… Чч. то?
— Встань.
— Не… — Блуд явно ничего не понимал. Он потянулся к скомканной шкуре, валявшейся рядом. — Хо…дно… Я спа. ть хочу…
— Встань.
— От. ань, да? Чт. о прист. ал? — Язык Блуда не слушался. Со стороны могло показаться, что он пьян. Но такого просто не могло быть — единственный источник, в котором еще сохранился алкоголь, был наш подвал, где под рухнувшими сводами еще могло остаться несколько ящиков спиртного. Вот только доступ к ним прикрыт настолько надежно, что достать оттуда, что либо, было делом абсолютно нереально. Да и не знал никто о нем, кроме меня, Наты, Элины и Совы. О найденных однажды в развалинах города бутылках со спиртом я и не думал — сажа и грязь, сыпавшиеся в течение почти двух месяцев с неба, давно и прочно похоронили их под собой.
Возле очага валялась чашка, о которой упоминала Анна. В ней ничего не оставалось, но я, поднеся ее к носу, вновь почувствовал этот запах. Блуд уже снова крепко спал, разбросав руки по постели. Я вышел прочь, уводя за руку, побледневшую от нескрываемой ненависти, Элину.
— Где Пленник?
Возле дома Анны и Блуда уже стояло несколько человек — Ната разбудила Чера и Стопаря. Сами женщины, все четверо, уже стояли рядом и ждали от меня каких-то действий. Я пожал плечами:
— Он невменяем. По-моему, Пленник сготовил какую-то дрянь, и они вместе ее употребили. Скорее всего — Пленник сейчас такой же, как и этот…
Так рано в форте не поднимались — и возле нас уже стали собираться удивленные и встревоженные жители поселения. Я кивнул подошедшей Ладе:
— Забери Анну к себе. Пусть побудет, пока…
Стопарь встревожено смотрел на меня и девушек, и, не удержавшись, спросил:
— Ага… А что случилось? Что это с ней?
Он встряхнулся, прогоняя остатки сна.
— Утром поговорим. Кто на скале? Джен и Птаха? Нет, не годиться… Подними своего сына — пусть постоит здесь. И, если Блуд очухается — чтобы не дал ему выйти отсюда, пока я не позволю. Все понял?
— Не очень… — Стопарь непонимающе посмотрел на суровые лица женщин, но, догадываясь, что произошло нечто серьезное, не стал переспрашивать, повернулся и пошел к себе.
Элина поигрывала пращой, злобно поглядывая в сторону жилища, где остался пьяный охотник.
— Башку ему разбить…
— Давно не убивала? Понравилось? — я холодно спросил ее, не ожидая ответа. — Иди домой. Через пару часов соберемся — когда все встанут.
По дороге я зашел к Свистуну и отдал ему такое же приказание, что и Стопарю — Волос должен встать возле дома Черепа и не позволить Пленнику выходить, без моего на то распоряжения.
Когда мы ушли к себе, Ната, закрывшая за собой дверь, нервно произнесла:
— Что ты будешь делать? Я же знаю — ты так не оставишь!
По затаившемуся дыханию Элины, я понял, что ее так же интересует ответ на заданный вопрос.
— Не оставлю. Но что делать, пока не знаю.
— Убить их… — Элина запнулась, посмотрев на меня. — Да хоть свинорылам отдать! Как мы с теми поступали!
— Ты знаешь? — я поморщился. Все-таки, кто-то проговорился… — Хорошо. Убьем. Только… кто это сделает? Ты? Тогда война была. И мы убивали — в бою. Кроме того, Анну ты спросила?
Она смешалась. Ната притронулась ко мне, ладошкой погладив по груди:
— Дар… Это как раз тот случай, когда смерть — правильный выход. Мы мстили бандитам за ту же Анну, ты помнишь? И мстили страшно… я ведь тоже, знаю. И про того, кого ты отдал на съедение, и про кол… К сожалению, я не послушала Линку. Теперь вижу, что зря.
— Стопарь проболтался? Больше некому. Я просто не знаю, как поступить. Анна… Я боюсь, она, по-настоящему любит этого выродка, хотя он такой девушки просто недостоин.
— Мы тебе говорили — но ты не хотел слушать! — Элина вставила слово.
— Я помню. Значит, приговорить к смерти… Убить. Мне бы не хотелось доводить до такого, в стенах форта. Слишком памятным останется подобное решение. И форту вряд ли нужна эта слава. Нет. Мы просто выгоним их отсюда.
— А если она захочет уйти с ним?
— Она? Захочет? — Элине было явно невдомек, как можно после того, что случилось, еще испытывать что-то к такому человеку. Но Ната, знающая немало примеров поведения людей, попадавших в подобные ситуации, все же была опытнее и мудрее своей напарницы…
— Очень даже может быть. Такое встречались мне, раньше… Она уйдет вместе с ним — а когда ты ее снова увидишь, если увидишь, конечно, то вместо молодой и красивой женщины, она превратится в забитую и измученную старуху. Ты хочешь для нее такой судьбы?
— Ну что она, сама не понимает? В голове не укладывается…
— Не все такие, как наш Дар, или Сова. Стопарь тоже повышает голос на свою жену. Но я никогда не видела, чтобы он поднимал на нее руку. И Док никогда так не поступит. Или — Чер.
— То, бьют… Даже это представить не могу. А тут… — Элина повернулась ко мне. — А ты никогда не бил женщин?
— Если называть битьем пару пощечин — то да.
Я заметил, как Ната с удивлением вскинула брови.
— Это не в счет! — у Элины в глаза была одна суровость. — Значит, за дело.
Мы больше не ложились. Утром я позвал Чера и Стопаря. На ходу объясняя суть всего происходящего, я устремился к дому Блуда, где угрюмо стоял на посту Бугай. К нам сразу потянулись все жители поселка — слухи о происходящем распространились по форту молниеносно… На ходу я спросил у присоединившегося к нам, Черепа:
— Как твой сосед?
— Спит до сих пор… А, что? Он вчера какой-то сумрачный был, шатался весь вечер. Вернулся, чуть ли не рассвете. Я спросил, что с ним, так он буркнул, что голова болит. А потом уснул и до сих пор лежит.
— Голова у него и сегодня болеть будет. Волос у дома стоит? Иди к нему, и тащите Пленника сюда.
Я распахнул двери. Блуд уже сидел на настиле и тупо смотрел перед собой, не совсем понимая, что происходит.
— Проснулся? Тогда — пошли.
— Куда?
— Туда. И быстрее.
Мы вышли во двор форта. Бугай и Чер вывели Блуда и оставили стоять посередине площади. Там уже собрались все, кроме тех, кто дежурил на скале. Краем глаза я заметил, что Лада привела Анну и пошла с ней к очагу, за которым мы обычно собирались. Все переговаривались между собой, но не решались обратиться ко мне прямо, видя, что я зло нахмурил брови.
Блуд, с которого так и не начал спадать похмельный дурман, явно растерялся, заметив, что вокруг собрались практически все жители форта, недобро поглядывающие в его сторону. Тем временем Череп подвел Пленника, крепко удерживая того за руку:
— Вот он.
— Хорошо. Встаньте все в круг… Лада! Подведи Анну!
Ната тихо шепнула мне на ухо:
— Дар… Не надо так. Ей это опять…
— Знаю. Но другого выхода нет.
Она согласно кивнула и подтолкнула девушку, спрятавшую свое лицо от всеобщего внимания. Я молча, подошел к ней вплотную, и, ни слова не говоря, сорвал с нее одеяло, в которое та куталась. Через мгновение площадь взорвалась гневными вскриками — следы жестоких побоев на коже молодой женщины нельзя было спутать со шрамами от ран! И никому не нужно объяснять их происхождения — суровый вид Бугая, вставшего возле Блуда, и Черепа, заметно нахмурившегося и сильно сжавшего запястье Пленника, говорили о многом…
— Блуд! Встань передо мной!
— Зачем? Чего ради?
Мужчина исподлобья смотрел на меня, явно нарываясь на скандал. Но тут вмешался Стопарь, рявкнувший на весь двор:
— Сказано, значит ступай!
Бугай грубо толкнул того в спину и Блуд, не удержавшись, упал возле нас на колени. Он попытался подняться, но я, неожиданно для себя самого, наступил на него ногой. В становище приумолкли — такого здесь еще не видели…
— Вчера ночью… в форте случилось то, что никогда не должно было здесь произойти. Где угодно — но не здесь! Эти двое… Блуд и Пленник. Они совершили нечто, чему я не могу подобрать названия. Подлость… наверное, слишком слабо. Все вы знаете, что пришлось вынести Анне. Ночью…Вместе со своим дружком, Блуд напомнил ей об этом. И я уже начинаю сомневаться — не напрасно ли я не позволил Сове оставить его гнить на камнях, в Клане? Вы видите ее лицо — такие же следы на груди и спине. Но пусть он сам расскажет, что натворил вместе с этим уродом. Вы вправе знать, кто живет с ними под одной крышей!
— А что я сделал?
— Подонок! — Элина хлестанула его гневным взглядом. — Еще спрашивает!
— У тебя нет слов? Или перед всеми тяжело признаться, какой ты храбрец, когда вы с Анной остаетесь наедине? Скажешь сам, или помочь?
Я начал закипать… Ната дотронулась до моего плеча, и я сделал шаг назад. Блуд откатился в сторону и поднялся на ноги. Он затравленно оглядывался и судорожно сжимал кулаки.
— Hy, скажу… Живу, как живу. Кому какое дело? У нас своя семья, у тебя своя. Раз ты тут главный, так можно лезть в чужую постель?
Мне вдруг стало просто противно… Куда-то пропала ярость и желание немедленной крови. Такие как Блуд находились примерно на одной линии с Сычом, и ему подобными. Храбрые на людях, но трусливые в одиночку. Беспринципные и злобные, соблюдающие один закон — волчьей стаи, где прав всегда сильнейший, а последнего рвут всем скопом… Сейчас в его стае был он, Пленник и Анна. Девушка оказалась слабее всех. Мне вспомнилось, как вел себя Блуд при охоте на ящера. Рисуясь и бросаясь с копьем на монстра, он, тем не менее, вовсе не стремился подставлять свою грудь, если удар страшной когтистой лапы грозил увечьем, кому-либо из нас. Но тогда это выпало из памяти — в пылу общей опасности как-то не до мелочей. Стало понятным, почему парень решил прибиться к нам — в форте жизнь легче и безопаснее, чем в поселке.
— Ну, поколотил я ее… Что, жен своих никто никогда не бил? Мы поссорились, мы и разберемся.
Я видел, что Блуд ищет возможность вывернуться. Люди, только что вскипевшие при виде ссадин и синяков на лице девушки, сжимали кулаки — вряд ли подобное могло служить оправданьем… Но они еще не знали всего.
— Анна! Подойди ко мне!
Блуд попытался было ухватить ее за руку, со словами:
— Эй! Это моя жена! Чего тебе надо от нас?
Элина мгновенно выросла между ними и так на него посмотрела, что Блуд стушевался и отступил. Я не знал, правильно ли я поступаю, заставляя девушку вновь пережить минуты унижения, потом, отбросив сомнения, жестко приказал:
— Говори.
Анна вскинула на меня просящий взгляд.
— Говори. Я прошу тебя. Это не стыдно. Так не должно быть в форте. И не только в форте — так не должно быть везде, во всей долине!
Она вздохнула и, решившись, повернулась к людям:
— Они… Блуд… Вдвоем… Насиловали.
Она закрыла лицо ладонями и выбежала прочь. Туча подошла к нам ближе, внимательно посмотрела на притихшего парня, и, развернувшись, отвесила Блуду страшную затрещину. Рука пожилой женщины оказалась далеко не легкой — парень слетел с ног и пропахал землю носом. Возле него сразу вырос Бугай, готовый немедленно повторить пример матери.
— Но и это еще не все…
Я повернулся в другую сторону, где понурившийся Пленник замер в руках Волоса и Черепа.
— Ты!
Он вздрогнул и еще больше сжался. Череп встряхнул его, заставляя поднять голову.
— Что ты делал вчера в лесу? Ты один не заготавливал камни!
— Я? Я… собирал…
— Что собирал?
— Плоды… Орехи… — он запинался и произносил слова очень тихо.
— Не слышу. Говори так, чтобы все тебя слышали. Что еще ты там делал?
— Грибы собирал…
Многие удивленно посмотрели на него. В форте никакими грибами не промышляли. Слишком много в привычных ранее растениях стало необычным, и мы не хотели рисковать, чтобы не отравится. Очень редко, и только под присмотром Дока, девушки приносили их из леса — но не более того! Но мне было важно, из чего Пленник изготовил ту смесь, после которой они с Блудом потеряли человеческий облик.
— Грибы? Что ты из них готовил?
— Отвар…
— Где ты его готовил?
Блуд стиснул зубы, заиграв желваками. Он с ненавистью посмотрел на ссутулившегося Пленника, а тот глухо отвечал:
— Дома, у Блуда…
— Ты раньше его делал?
— Да… Для Сыча.
— А здесь? Здесь ты его делал?
— Да.
Я обвел взглядом остальных. После упоминания о вожаке бандитов люди заметно насторожились, их взгляды, обращенные к Пленнику, наполнились явной угрозой…
— Хорошо… Хотя, хорошего, как раз мало. И что получалось? Что ты добивался, делая отвар?
— Дурь… Нарку.
По толпе прошелестело — Наркотик?
— Да… — совсем уж беззвучно сказал Пленник. Я приподнял его за подбородок:
— Ты готовил его вместе с Блудом?
— Да.
— А употребляли, тоже, вместе?
— Да.
— А что вы делали потом?
Он сразу замолчал. Я встряхнул его за плечи и развернул лицом в сторону отбежавшей Анны.
— Что вы делали потом! Говори!
— Мы… Блуд… я…
Лада покачала головой, и, закрыв лицо, рывками бросилась прочь.
— Я…Мы… спали.
— Спали? А точнее?
— Мы спали с ней…
— А еще точнее?
— Мы ее… Блуд хотел, она просила… Она не хотела, но он велел ей заткнуться, и… Мы стали ее бить — чтобы подчинилась. Потом он… я… сорвали одежду… Я не помню.
Через недомолвки и запинания суть произошедшего теперь уяснили все. Среди женщин начался ропот, они уже с ненавистью бросали взгляды в сторону Пленника и Блуда, а у мужчин лица посуровели.
— Вы напились этой дряни, и вам все стало до… все равно. Потом вы оба стали ее насиловать, совсем как тогда, в Клане! А после этого, решили, что и этого мало, и взяли в руки ремни.
— Нет, я не бил! Я не хотел, это Блуд! — Пленник дрожал всем телом, все похмелье с него слетело, он ясно осознавал свое положение. Руки к нему и Блуду уже тянулись со всех сторон…
— Ну и что? — Блуд неожиданно и с вызовом поднял голову, обводя всех все еще мутным взглядом. — Ну и что с того? Вам что, делать больше нечего? Она моя, и как я с ней живу, пусть никого не касается! Ты спишь с двумя сразу, вот и спи! А я, может, хочу, чтобы моя жена тоже спала с двумя! Ей не привыкать — после банды… Какое твое дело? Устроил тут судилище! А что Пленник зелье сварил, так это, вообще, наше право! Мы что, кому-то жить мешаем? Не кричали, не дрались, дома не разносили… есть возможность радоваться жизни, вот и радуемся. И остальные могут, если захотят!
Стопарь сделал всего одно движение — и Блуд слетел с ног, обливаясь кровью. Все лицо у него было разбито. Кузнец, стервенея на глазах, уже шел на лежащего, напоминая собой взбешенного медведя… Я кивнул Волосу и Бугаю — те повисли на гиганте, едва удерживая его от немедленной расправы над продолжавшим лежать, Блудом…
— Я согласился принять тебя в форт, и ты дал обещание выполнять те законы, по которым мы здесь живем…
— Какие еще законы? Нет никаких законов, все там остались! — парень поднялся на ноги и со злобой смотрел на Стопаря. — Это ты хочешь опять сесть остальным на шею, со своими законами! А я жить хочу, свободно жить! И кто ты такой, чтобы лишать нас этого права?
Я поднял руку, призывая собравшихся к тишине.
— Все так думают? Что ж, раз встал вопрос о моих правах, пусть между нами не останется никаких неясностей. Каждый пришел сюда по своей воле, никто никого не принуждал. Каждый вложил свой труд в строительство и каждый имеет право теперь жить здесь, либо уйти, если у него будет желание. Но такое же право имею и я. Я не просил, чтобы вы назначали меня старшим. Так получилось само собой, и только потому, что мы первыми пришли сюда. Именно мы — я, Ната и Элина. Я давно ожидал, что вопрос, кому быть главным, когда-нибудь, вновь возникнет в форте. Правда, не думал, что он появиться именно в такой момент. Но, раз теперь пришло время выбирать — давайте это делать немедленно. Форт — не поселок. И без старшего ему не выжить — иначе мы все превратимся в стадо. Среди нас должен быть только один, имеющий право отдавать приказы всем остальным.
— А зачем? — Блуд уже более уверенно и нагло смотрел на меня. — Что, мы не можем прожить без вождя? Вон, в том же поселке, живут и ничего. Каждый сам себе хозяин! Чего ради, хомут на шею вешать? И Сова твой, тоже так думает…
Я кивнул.
— Да. Сова предпочитает жить один. Он — сам себе вождь. Но мы — живем вместе. Если каждый будет тянуть в свою сторону, ничего хорошего из этого не выйдет. А пример тому вы все уже видели. Сыча и его свору, с легкостью прошедших все прерии, от предгорий и до болот. Но я не собираюсь никого уговаривать… Сами решайте, нужен ли нам старший, или нет.
Поднялся нестройный говор. Забыв на время о Блуде и Пленнике, люди переговаривались между собой, и по обрывкам фраз, я слышал, что его предложение не встретило поддержки. Те, кто сюда пришел, были довольны своей участью и не хотели возврата к тому, от чего бежали. Стопарь, совладавший с собой, убрал с плеч руки сына и Волоса и перекрыл своим басом общий гул:
— Хватит! Что там, в поселке — это их дело! А у нас свои порядки, а кто не хочет — скатертью дорога! Бардака устраивать не дадим! Дар — наш вождь. Это решено давно и всеми. Форт наш, мы его поставили и никому не отдадим. Что до остального… — Стопарь встал подле меня и протянул свою ладонь. Потом он резко взмахнул ножом — и на мозолистой руке появился длинный, резаный шрам. — Если нужна клятва… Говорить я не мастер, как Сова не сумею. Но, кое-что, от его замашек, перенять не против. Если уж слов мало — вот моя клятва. На крови! Немало ее было пролито раньше, пока мы бок о бок, банду гробили — но эта той стоит! Ею присягаю, и ею клянусь. Дар — мой вождь! Он с этим делом справлялся раньше, он им и останется! А другого мне не надо! Вот такое мое слово.
Рядом встал обычно немногословный Череп:
— Дар — вождь. Я все сказал! — он резко взмахнул ножом и на землю, возле капель крови Стопаря, упала и его кровь. Встал и Черноног, держа за руку Шейлу.
— Мы вместе — за Дара. Вместе дрались, вместе и жить.
Подходили остальные, мужчины и женщины. Говорили все, по-разному, длинно и коротко. Но сошлись все в одном — форт должен иметь вождя и им, по-прежнему, считают меня. Я подождал, пока выскажется последний, и посмотрел на Нату. Она поняла меня без слов.
— Теперь я скажу. Мой муж… Он стал первым человеком, встретившимся мне, после того, как земля перевернулась. Я уже почти умирала, когда он меня нашел. Он вернул меня к жизни, и не только… Он спас не только мое тело, но и душу. Да, это коробит многих — то, как мы живем. Но ни я, ни Элина, ни разу не слышали от него ни единого грубого слова, а о том, чтобы он поднял на кого ни будь из нас руку, я не могу и помыслить. Что плохого в таком муже и чем плоха такая семья? Мы умеем находить нужные слова, умеем обходиться вообще, без них… И я не ошибусь, если скажу, что многие женщины о таком только мечтали. Или мечтают. Но в разговорах о вожде и о том, нужен ли он нам, — она резко развернулась и указала на Блуда. — Легко забыть о том, ради чего мы все собрались. Найди меня он, или похожий на него — меня бы уже не было в живых. Я хорошо знаю таких, как Блуд, к сожалению. Нет для мужчины чести бить женщину, а тем более, делать то, о чем рассказал вам Пленник. Если на то пошло, он виноват даже меньше, чем этот моральный урод, даже не желающий сознавать всю низость того, что совершил. Но мы избрали человека, который будет определять, как поступить и с ним, и с Пленником. Это — наш вождь. И теперь — ему решать.
Все притихли. Блуд замер, настороженно наблюдая за мной. Даже Пленник приподнял голову, с тревогой ожидая моих слов.
— В нашей общине… В нашем форте никто и никогда больше не ударит женщину. Единственная надежда на будущее — это они. Наши молодые, наши прекрасные женщины и девушки, чудом выжившие в том кошмаре, которое нам всем уготовила судьба. Самая главная ценность, которая дороже и важнее любой добычи, самой бесценной находки — потому, что только они могут вернуть жизнь на землю, если, когда-нибудь, понесут ее в себе. Да, пока этого не случилось, и мы не знаем, почему. Что-то произошло, что мешает им зачать детей, наполнить детскими голосами наше жилище. Но я верю, что чудо случится, иначе — само наше существование теряет всякий смысл! И потому, мы обязаны беречь и защищать каждую девушку, каждую женщину, способную стать, когда-нибудь, матерью. И никто! Нигде! Никогда! Не посмеет тронуть наших женщин! Женщин из форта!
Все женщины дружно захлопали, выражая мне свое одобрение, а я, не теряя времени, громко скомандовал:
— Бугай! Череп!
Они молча изготовились выполнить мой приказ. Я мотнул головой в сторону Блуда.
— Взять!
Блуд попытался было отпрыгнуть в сторону, но круг, как по команде сомкнулся, он везде встретил решительно настроенные лица, не оставляющие надежду на бегство. Бугай без особых усилий заломил ему одну руку за спину и принудил встать на колени.
— Я не хочу, чтобы в этих стенах произошло убийство… В другое время — ты уже был бы распят на земле и твое тело грызли свинорылы. Но мы не убиваем своих… — Череп! Возьми хороший хлыст и напомни ему о том, что когда бьют — больно! Бей, пока не закроет глаза!
— Да… — Череп спокойно засучил руку и взмахнул ремнем. К чести Блуда, он старался не кричать, но при каждом ударе гримаса перекашивала его лицо. После примерно тридцатого удара, Блуд уронил голову — спина мужчины была превращена в окровавленные лохмотья…
— Захочешь ли ты остаться, или решить уйти — твое дело. Я не стану удерживать. Более того — скорее предпочту, чтобы ты покинул форт. Но Анна… — я чуть задумался, и решительно кивнул, — Анна к тебе не вернется. Я вождь! И теперь — это мне решать!
После экзекуции Бугай оттащил бесчувственное тело к порогу дома и оставил там лежать возле входа.
— Теперь Пленник.
Тот сам склонился под рукой, изготовившегося бить, Черепа. После каждого взмаха, он вздрагивал всем телом и в итоге упал без чувств, прямо в золу и гарь потухшего очага. Я не останавливал Черепа, хотя и видел, что хлестать своего соседа ему не доставляет удовольствия… Его остановила Ната, удержавшая руку охотника при очередном взмахе. После того, как он отошел, я склонился над еле сохраняющим сознание, парнем, и внятно произнес, чтобы все слышали:
— Всего наказания ты бы не вынес. Но этого слишком мало, за то, что случилось. Ты знаешь, что могло ожидать вас двоих, не будь ты одним из нас…
— Да… — он еле сумел ответить, закусывая губы от боли.
— Но этого хватит, чтобы запомнить! Так вот, ты забудешь, где растут эти грибы. И это зелье — забудешь раз и навсегда! Если я еще раз узнаю, что ты этим занимаешься — лучшее, что тебя ожидает, это просто смерть. А если ты научишь этому еще, кого-нибудь, тебя закопают в землю. Живым. Ни наркотиков, ни наркоманов у нас не будет. Запомни мои слова. Это первое. А второе… Перед Анной встанешь на колени, и я не знаю, сможешь ли ты вымолить прощение. К сожалению, я не могу повернуть время вспять… лучше бы я уступил Сове. Мне противно смотреть на тебя. Разве ты мужчина? Тебя самого… опустили в тюрьме, как же ты мог так поступить с ней?
Пленник уронил голову. Я отошел от него и приблизился к Блуду, которого окатили водой.
— Еще раз повторяю, для тебя — Анна к тебе не вернется. Ни в ближайшее время, ни потом. Ты прекрасно понял — наказание было лишь демонстрацией, и ты очень легко отделался. По правде говоря, вас следовало убить. Но я не хочу смертей. Нас слишком мало осталось на этой земле, чтобы самим увеличивать число погибших. Жаль, что до тебя это никак не дойдет. Но ты теперь знаешь, что будет, в случае, если ты еще раз захочешь ударить женщину. Повторяю — мне лучше увидеть твою уходящую спину. Но, если вдруг решишь остаться… оставайся. Только не знаю, возможно ли это, после всего.
Блуд покорно кивнул. Я подождал немного, ожидая, что он скажет в ответ, но тот продолжал молчать.
Ната спросила меня, когда все разошлись:
— Ты ему веришь?
— Нет. Скорее я поверю зэку. Это его счастье, что сейчас в форте нет Совы — скальп парня уже сушился бы на шесте. Но надеюсь, что теперь он трижды подумает, прежде чем что-то совершить.
— Он, может, и подумает… А Блуд — совершит! — если мы не успеем вовремя этого заметить. Он опасен, Дар. Если Пленник раскаивается — это видно и без плетей! — то Блуд будет думать только о мести. Туча забрала Анну у Лады. И я сомневаюсь, что после этого она отпустит ее, к кому-либо, вообще. Она сказала, что не отдаст ее ни одному мужчине, а что до Блуда — то тот теперь будет удовлетворять свои желания с доской и дыркой посередине!
— Так и сказала?
— Ну, не совсем так… Более красочно. Это я так перевела.
Элина позвала нас обедать. Она разлила мясной бульон по чашкам и положила возле каждого по белому корешку. Док обнаружил их в заболоченных местах, неподалеку возле Дальней речки. Они чем-то напоминали запеченные лепешки, особенно, если перед едой выдержать их пару часов в котелке на медленном огне. Нам, истосковавшимся по хлебу, такая находка стала только в радость. Правда, доставать корешки было занятием нелегким и трудоемким — Дальняя речка находилась далеко от нас, и добыча порой не стоила затрат, потраченных на их нахождение и доставку в форт.
— Я все же не пойму… — она надкусила корешок. — Неужели ты думаешь, что Анна еще вернется к этому типу? Мне показалось, что на площади она была настроена решительно.
— Решительно был настроен я. А она… Совсем девочка… — я запнулся. После того, что ей пришлось вынести, такое определение подходило к ней, разве что только по возрасту. — Она влюбилась без памяти, и даже такое, скотское отношение, не всегда может оттолкнуть от избранника. Она перенесла несколько страшных недель в Клане — а там, подобное, с ней случалось едва ли не каждый день. В конце концов, как это не дико — она могла и привыкнуть… Не случись вчерашнего, мы еще долго бы ничего не узнали.
— Так и я о том. Разве такое прощают?
— Нет. Простить такого нельзя, — ответила ей Ната. — Но она люб… любила.
Элина пожала плечами. Мы с Натой понимающе посмотрели друг на друга.
— Ну, не знаю… Хоть вы и делаете умные лица, принимая меня за глупую малолетку, я все же могу поспорить, что Блуд и Анна не лягут больше в одну постель.
— Кто знает… Может быть, ты и ошибаешься.
— ?.. А кто тут распинался, про любовь? Какие могут остаться чувства, после всего что случилось?
— Это все непросто…
Элина негодующе посмотрела на меня, потом махнула рукой, — Что с вас взять?..
Глава 16
Испытание
Права, как бы дико это не звучало, оказалась Ната… Анна, действительно, к всеобщему удивлению — а местами и негодованию! — придя в себя, стала с тоской посматривать в сторону дома, где остался Блуд. Была ли это любовь, или, действовал пресловутый синдром жертвы — кто знает? В форте ее не осуждали, но и не понимали — за прошедшие года, привыкнув надеяться лишь на себя, люди разучились обращаться к помощи психологов, и на удар отвечали ударом. Разве что Лада, в какой-то мере вынесшая тоже, что и Анна, да Ната, могли прочувствовать опустошенную душу девушки… Впрочем, как ни была велика жалость, но, выскажи она желание снова сойтись с Блудом, то уже я, выполняя собственное обещание, был бы вынужден развести их силой…
Что до Тучи — жена Стопаря, заметив ее взгляды, обрубила коротко и жестко — Никогда! Поняв, что отношение жителей к Блуду гораздо хуже, нежели раньше, Анна, хоть и ходила сама не своя, не пыталась искать встреч с бывшим сожителем. Тот тоже старался не попадаться ей навстречу, всячески стараясь выбрать место для работы подальше от форта и его обитателей.
Он не покинул селение, чему я сильно удивился… Блуд остался жить в доме, который ему отвели с Анной, и теперь к нему переселили Пленника. Череп не просил об этом — бывший заключенный сам ушел прочь. Смотреть в глаза людям форта он не мог, и вел себя тише воды и ниже травы, еще больше став шарахаться каждого оклика. Но, если его просто презирали, то к Блуду относились с настороженностью. Ни одна женщина, из тех, кто раньше искал его общества, более не желала с ним знаться. Так, как к нам, по-прежнему, продолжали приходить странствующие охотники, про то, что случилось, стало известно и в поселке. Святоша вновь призвал проклятия на наши головы, упрекая форт в потакании Пленнику — почему-то, в его речах тот был намного виновнее Блуда… Что и говорить — лишний козырь для монаха, позволивший последнему, в который раз обвинить нас в грехе и разврате.
Сам Блуда стал заметно угрюмее, озлобился, и я замечал, что он с трудом сдерживается, чтобы не натворить, чего-нибудь, еще. И снова, заботы внешние и внутренние, помешали вовремя принять меры к тому, чтобы удержать его от опрометчивого шага. С другой стороны, я и не хотел разговаривать с Блудом. Чувствовал, что он потерян для нас, а его уход — лишь вопрос времени. Может быть, случись что-то неординарное, требующее напряжения всех наших сил, он смог бы себя как-то проявить, и тем заслужить хоть какое-то уважение, но все, что произошло в дальнейшем, стало только подтверждением слов Наты…
— Дар! Посмотри на скалу!
Стопарь, запрокинув голову, смотрел вверх. Я встал рядом.
— Что там?
— Сегодня дежурит этот… — Стопарь удержал слово, рвущееся с языка, и заменил его иным. — …Пленник. Он не спускался на обед, не спускался к ужину. Он, вообще не слазил. Может, что случилось?
— Почему так думаешь? Он ни с кем не общается, даже с Черепом, хоть и обязан ему многим… Вот и предпочитает находиться один.
— Ой, ли? А может, оно и плохо? Уже совсем обособился парень, зачахнет…
— Тебе жалко его, что ли, Стопарь?
Стопарь кашлянул в кулак:
— Ты зря так, Дар. Парнишке и так досталось, по всей мере… А, что они с этим красавчиком натворили, так это больше Блуд виноват.
— Ага. А он, как бы, и ни причем?
— Ну, при чем… причем, конечно. Но и бросать все на самотек нельзя. Упустим ведь, хуже станет.
Я промолчал, внутренне соглашаясь с доводами кузнеца.
— Ладно. Отправлю наверх, кого-нибудь, пусть посмотрит, что там. Да заодно и сменит. Их дежурство закончилось. Кстати, а почему только Пленник? На скале обычно по двое сидят? Кто второй?
Стопарь пожал плечами.
— Обычно я и назначаю. Ну, иногда и без меня — есть расписание, так все сами знают, кому куда идти. А после того, как ты меня от всего освободил, ради кузни — я и вовсе в него не заглядываю…
— Хорошо. Свистун!
Охотник оторвался от разговора с Чером, и быстро подошел к нам.
— Поднимись на скалу. Посмотри на охранников — что-то давно от них ничего не слышно…
Мы с Натой, Элиной и Беном принялись за изготовление веревочной сети. Та, в которую поймали телка, уже давно пришла в негодность, а я все обещал Стопарю снова заполучить живое животное и начать приручение существа, предки которого были домашними на протяжении многих предыдущих веков.
— Смотри! Что там?
Элина встала с колен и показала рукой на скалу. Я обернулся. Свистун осторожно спускался по крутой лестнице, неся на спине окровавленного Пленника. Вид сторожевого был страшен. Парень был полностью наг и только на ногах оставались мокасины и кожаные гетры до колен. На теле во множестве проступали шрамы, а сам Пленник дрожал не столько от них, как от холода. Подоспевший Чер подхватил кем-то принесенное одеяло и набросил его на Пленника.
— Что случилось?
— Блуд! — Свистун выразительно посмотрел в сторону. Стопарь и Бугай сразу направились в сторону дома последнего.
— Говори, — я повернулся к Пленнику.
Он всхлипнул. Услышать плач из уст мужчины было необычно и настолько дико, что я поперхнулся.
— Пусть они уйдут… — пленник показал на женщин. — Я все скажу.
Я велел всем отойти. Возле нас остались только я, Черноног и Череп. Глядя в сторону и запинаясь, парень глухо произнес:
— Блуд хотел вам отомстить… Я чувствовал это, старался его обходить стороной. Но куда мне деться в форте — это не город, где легко затеряться… всегда на виду. Да еще и пришлось уйти… — он запнулся, но мы и так догадались, что он упомянул про Черепа.
— Он сам подошел, сказал, что сожалеет обо всем, и попросил, что бы мы остались друзьями. Я не хотел, но он так настаивал, говорил, что это все его идея, что это он, не я… Он, мол, и так сильно наказан тем, что Анна и все вы отвернулись от него. И даже я его избегаю, хотя все случилось и по моей вине… из-за того, что он был одурманен грибами и не понимал, что делает. Он так подходил два раза, говорил, что не держит зла и все прочее… Со мной ведь никто не разговаривает в форте, только командуют. Разве что кузнец буркнет что-то себе под нос, и все. С кем мне общаться? Я и верил, и не верил ему, но одному плохо… Что я мог возразить? В форте я чужой… А потом пришлось переселиться к нему. Блуд все чаще стал говорить, что нам нужно уходить. Здесь ему не место, да и мне тоже. А я… я и сам не знал, что делать. Вчера он напросился со мной на пост — вроде как, обсудить, куда направится после ухода. А после… не могу.
Он опустил голову и замолчал. Я внимательно осмотрел шрамы на полуголом теле, и внезапная догадка заставила сжать пальцы до хруста…
— Он… тебя…?
Пленник еле-еле кивнул…
— Продолжай.
— Вчера я слышал, что он должен сменить Бена на воротах, но попросил того поменяться с Клешней — вот поэтому мне выпало дежурить с ним. Клешня сразу согласился, и Блуд поднялся ко мне. Мы говорили о чем-то… пока не стемнело, и все не улеглись. Я думал, он посидит, как обычно, и будет отдыхать до своей смены, но он…
Пленник еще ниже опустил голову и сказал еле слышно:
— Ты же знаешь, кем я был в банде… это не забыть никогда. Блуд сначала смеялся, шутил и пытался меня развеселить. Про уход больше не вспоминал. А когда увидел, что внизу все стихло — неожиданно ударил меня по голове. Я отключился. Когда пришел в себя — то увидел, что мои руки привязаны к навесу, а во рту кляп. Он сразу пригрозил, что сбросит меня со скалы, вниз, если я начну сопротивляться. Потом напомнил, про то, кем я был в Клане… и сказал, чтобы я удовлетворил его, раз он по моей глупости лишился возможности спать с женщинами. Я не мог ничего ответить — с кляпом. И… Блуд ведь намного сильнее… Он еще раз ударил по голове, я снова отключился… и все. Сопротивляться я не мог. Блуд делал все, что хотел, а я не мог ничего сделать. Вы презираете меня?..
— Об этом поговорим после. Что дальше?
— Когда сознание вернулось — все было, как в тумане. Он был взбешен. Он просто стал меня бить. Потом достал нож и изрезал мне спину и руки. Потом снова бил… и насиловал. И так всю ночь. После он накинул мне веревку на шею — я решил, что он хочет меня удавить. Блуд, на самом деле, очень сильно натянул ее, так, что я еле дышал — и я полностью вырубился. Больше я ничего не слышал. Вот и все.
— Я нашел его без сознания, — Свистун вмешался в разговор. — Там повсюду следы крови. Парень говорит правду.
Подошедшие Стопарь с сыном отрицательно покачали головами — Блуд сбежал. Я сплюнул. Смазливый выродок мог оставить на память о себе гораздо более худший след, например, поджечь дома.
— Кишка тонка, — прокомментировал мою мысль Стопарь. — Знает, что тогда ему крышка. Убили бы, как бешеную собаку. А так, напакостил, и в кусты. Кому он нужен? Расчет верный… За этого — искать не станут.
Мы говорили о Пленнике с Натой. Элина не принимала участия в беседе, мало интересуясь проблемами человека, причастного к страданиям ее подруги. Мужчины избегали парня, а женщины просто не замечали. Я решил оставить его в пустующем доме Блуда, и, похоже, что он сам вздохнул с облегчением, оставшись совсем один. Теперь он стал совсем забитым и вздрагивал от каждого оклика. Так продолжаться больше не могло…
— Видишь, к чему все привело? Ты все откладывал его проблемы на потом… а теперь поздно. Заставь его признать себя человеком. Или — выгони прочь. Ты же хотел, чтобы он стал одним из нас — почему не сделал этого раньше? Будь он настоящим мужчиной — ничего этого не случилось!
— Как? Ты умная, и излишне добрая… А я — жесткий и огрубелый. Подскажи?
— В форте живут только настоящие мужчины. Я не жалею об уходе Блуда, но с таким поведением Пленника мы теряем сразу двоих. А женщин в лагере все равно, больше. Ты понимаешь? Я все жду, что кто-то последует нашему примеру — сам знаешь, теперь к этому относятся совсем иначе, чем раньше. Но сильнее от этого мы не станем. Мужская рука — не женская…
— Такое соотношение везде, не только у нас. Есть становища, где женщин не вдвое, а втрое и вчетверо больше. После нашествия Сыча, мужчин здорово поубавилось в долине…
— Да. Но главные охотники и добытчики, все-таки, именно вы. Не у всех есть такие амазонки, как наша Ульдэ. Чем добывают себе пропитание женщины, живущие в поселке или в прериях? Собирательством и еще раз собирательством. Лишь немногие научились держать в руках оружие, и редко кто ест мясо, если только его не принесут им их друзья. А наши женщины все едят мясо! Но это потому, что мы все делаем сообща, и потому, что вы каждую неделю уходите в степь, или в лес. Но и ваши силы не безграничны. Стопарю нужно работать в кузнице. Бугай хорош при строительстве или переносе тяжестей, ну, еще в драке. Настоящих охотников не так уж и много — это ты, Черноног, Череп, Волос. Девушек не считаю — это не заслуга, а необходимость. Что станет со всеми, если ваших сил станет недостаточно, чтобы прокормить остальных? А если на землю долины набредет еще одна банда? Женщины не воины, Дар. Я встану с тобой, Элина не дрогнет, Лада больше никому не даст себя унизить — а другие? Нет, мы все возьмемся за оружие! Но, для защиты форта нужны все же иные руки. А Пленник… мне думается, он скорее наложит свои, на себя, и у нас еще одним мужчиной станет меньше.
— Так. А ты сама, ты — считаешь его мужчиной?
Ната замолчала. Она взяла гребень и принялась расчесывать мне мои лохмы, предварительно развязав сдерживающую их полоску шнурка.
— Скоро Элину догонишь… Только у нее волосы волнистые, мягкие, а у тебя более жесткие и прямые. Не мешают?
— Нет. Привык уже.
— А у меня почему-то больше не растут. Хотел бы, чтобы у меня были такие же волосы, как у Линки?
— Не лукавь, твои лишь ненамного короче. Хотя, наверное, было бы красиво.
— Не выйдет. Я не могу отращивать их, очень тяжело. Честно нравятся?
Я вместо ответа усадил ее на колени, ощутив на ногах мягкое тепло женских бедер. Элина из угла заметила:
— Вот так всегда — любой серьезный разговор у тебя сводится на секс.
— Ты не права, — я кивнул девушке и уже более серьезно обратился к Нате:
— Мы не договорили. Ты — не ответила.
— Дар, мне встречались такие, как он. Он ведь не слабый физически, хоть и сильно уступает тебе, или Черепу. Ну, до вас и любому далеко… что уж про него вспоминать? Хуже другое… Он сам считает себя слабым. Он не ищет встреч с мужчинами, значит, у него нет того влечения, которое присуще обыкновенным геям. И, как бы это не дико тебе слышать — он все же может быть с женщиной. Мне раньше казалось, что он уже и на это не способен. Но ты сам знаешь — Блуд насиловал Анну не один. Все дело в том, что у нас принято считать всех опущенных людьми низшего сорта. В том борделе, куда я попала… В общем, наслышана я об отношении на зонах, к такому роду заключенных. Их каждый считал своим долгом пнуть, плюнуть в еду, ударить и всякое такое. Он привык к этому в тюрьме, потом безропотно терпел в банде. Ему надо вернуть веру в себя, чтобы он сам, прежде всего, стал считать себя человеком. Тогда и все остальные признают за ним это право.
— Называться мужчиной мало. У нас видели и знают его, в несколько иной ипостаси… Я пытался — ставил его и на охоту, и на разведку — толку мало… Даже на соревнованиях он практически не сопротивлялся — проиграл схватку за несколько секунд пришлым, чем только опозорил себя лишний раз. В общем, я плохо себе представляю, что это отношение может так вдруг переломится в лучшую сторону. А уж после Анны, и вовсе не вижу выхода.
— Тогда, его надо поставить в такие условия, в которых он будет вынужден себя переломить… либо погибнуть.
— Он вряд ли сможет что-то доказать в обращении с людьми — этот случай с Блудом, лишнее тому подтверждение. Кто бы вытерпел такое? Любой из нас, перегрыз этой сволочи горло, одними зубами. Если, после войны к нему обращались как к пострадавшему, то эта история с Анной убила все остатки сочувствия.
— Ты вождь, Дар…
Я задумался. Слова Наты падали не на пустое место — я тоже видел, что самоубийство пленника вполне возможно. Нельзя жить изгоем среди людей…
— Кажется, я знаю… Кто-то, помниться мне, рассказывал, что в беге Анне нет равных. Это так?
— Мы соревновались однажды — она обогнала всех в поселке. На состязаниях бегать не стали — ты не захотел. Но, при чем это?..
Я прислонился к ее уху. Ната выслушала меня и только покачала головой. Внезапно созревший план был суров, и в случае трусости этого человека мог стоить кому-то жизни! Я решил под надуманным предлогом отвести Пленника в Низины, где во множестве обитали волки. Примерно в тех местах мы собирались принять последний бой с бандой — и, лишь вынужденное перемирие отложило схватку на более поздний срок. Либо, Пленник убьет там зверя, либо его на куски разорвут желто-бурые хищники… В первом случае он получит осознание собственной значимости и хоть как-то поднимет свой, крайне низкий рейтинг среди всех прочих. Во втором… что ж, во втором я только ускорил бы то, что может произойти в любой момент. Ната права — форту нужны мужчины, а не трусы.
— …Зачем так далеко идти? Хищники встречаются и здесь. Все равно, увидев волка, Пленник опять опустит руки и позволит ему себя убить.
— Допускаю. Я это предвидел. Но в том и суть, что я хочу именно принудить его драться, сыграв на иной струне. Элина, подойди! Слушай и ты…
Идея, которая пришла на ум, заключалась в следующем. Поставить Пленника один на один с волком — далеко не все, что требовалось. Он мог попытаться сбежать, или — как заметила Ната! — на самом деле, позволить себя прикончить. Кто знает, что сейчас творилось в голове этого человека? Но все менялось, если ему пришлось бы защищать не себя и лишь свою шкуру… Анна — вот кто должен сыграть ведущую роль во всей этой задумке! Я решил подвести ее под волчьи клыки, а Пленника — заставить встать между хищником и жертвой. Услышав, Ната даже потеряла дар речи, и только многозначительно покрутила пальцем у виска. Элина практически повторила ее жест — ее вера в Пленника была еще меньше. Но я не собирался отступать…
В план был посвящен Леший. Мне пришлось встретиться с ним и обговорить детали — предводитель полулюдей, как их порой называли, согласился помочь, памятуя о нашей договоренности. Местом для испытания Пленника я выбрал Низины — из-за их удаленности от людских селений, а также особой опасности, исходящей от многочисленных хищников, там обитающих. Весь мой замысел заключался именно в сохранении тайны от любопытных глаз, а главное — от самого Пленника, который ни при каких обстоятельствах не должен был узнать о собственной роли во всем этом… Иначе говоря — если получится! — он должен думать, что все произошло само собой, случайно. И лишних глаза, тем более, уши, следовало исключить со всей возможной тщательностью!
В Низины, под предлогом предстоящей охоты, направились небольшим отрядом. Я, Волос, Череп и Пленник. Со стороны Змейки, с севера, в известную нам падь должны проникнуть Ната и Анна. Об этом знали только мы двое. Ната уверила меня, что прекрасно помнит все те бугорки и кочки, по которым мы прятались от бандитов, и сумеет незаметно пройти сама и провести по ним Анну. Для всех остальных, моя молодая жена и ее спутница, были отправлены на поиски Стары — вроде, как для излечения Анны… Причина странная только на первый взгляд — зная о туманном прошлом старухи, люди сами высказывали догадки о каком-то шаманском обряде. Ната только кивала на эти предположения — и это тоже соответствовало появившемуся мнению. Все помнили о дикой пляске Совы, продлившей ей жизнь, и никто не сомневался, что нечто подобное будет проделано для Анны, совсем упавшей духом после учиненного над ней зверства. То, что обеих девушек сопровождали люди Лешего, могло показаться странным — но все были так загружены работой, что особо и не задумывались.
Я и Леший должны были ждать их на выходе из пади. Задачей звероподобного, было разыскать подходящее стадо и направить моих друзей по следу. Хоть мы и шли, вроде как на охоту, но тратить время на поиски животных, вовсе не входило в наши с Натой планы, так же ни один из моих спутников не должен знать о задуманном! Кроме того, помощь Лешего могла пригодиться, если что-то пойдет не так… Все было просто. Под любым предлогом, Ната обязана остаться у кромки чащи, и, выждав нужное время, заставить Анну пойти в падь, изобразив, что-нибудь, в виде ушиба ноги. Анне ничего не оставалось, как направится за подмогой. То, что волки или собаки увяжутся за ничего не подозревающей девушкой, мы не сомневались. Это местность, где они чувствовали себя полновластными хозяевами. Их стаи постоянно рыскали по травам, а сама падь служила убежищем, а возможно и логовом, для трех-четырех хвостатых семей. Тропа, пробитая хищниками, неминуемо вывела бы Анну к приметному дереву возле глухих зарослей, где мы когда-то едва не погибли при встрече с гигантской змеей. Там теперь во множестве поднялись большие дубы, известные всем бродячим охотникам. Вопрос стоял в том, кто раньше доберется до коренастого ствола — девушка, или нагоняющая ее стая. Там же, по моему замыслу, должен в это время оказаться и Пленник. Как — это уже моя забота… Вопрос оставался в том, как он поведет себя при настоящей опасности, к тому же, будучи один… Но, одно дело отвечать только за себя, другое — за чью-то жизнь. Сейчас я собирался вручить ему жизнь Анны! При отказе Пленника от схватки, либо, попытайся он сбежать — Леший, посвященный в историю всех последних дней, обязан его остановить, а затем и оставить в пади… Вначале Ната наотрез отказалась от моей идеи, но потом согласилась, выдвинув условие, что лично будет принимать во всем участие. Мне оставалось только развести руками — возражения не принимались…
— Череп, есть ли у Пленника личное оружие?
Он отрицательно махнул рукой.
— Так я и думал… Пусть Стопарь подберет ему все, что нужно для похода.
Череп удивленно поднял глаза — хоть он и давал ему некоторые уроки, представить себе томагавк или лук в руках этого парня было сложно…
— Ты не ослышался. Копье и нож с длинным лезвием. Ты тоже будь готов и позови с собой Волоса. Пойдем в Низины, поищем место для большой охоты. Шкур становится все меньше, а нам нужно думать о будущем. Женщины просили…
Череп молча ушел, не возражая. Такую охоту нельзя проводить наспех — но он, видя непреклонность в моих глазах, предпочел помалкивать. Ната направилась к дому Тучи, и вскоре я увидел, как она уговаривает, ставшую ко всему безучастной, Анну, пойти вместе с ней к одинокой старухе. Чуть было не испортила все Туча — она вовсе не хотела отпускать девушку в прерии, да еще и с одной Натой, в качестве сопровождающей. Но, последней, оказалось, достаточно свести брови, и все возражения вспыльчивой жены кузнеца куда-то испарились. Как она могла укрощать эту могучую женщину? Это оставалось для меня полной загадкой… Туча сама собрала Анну и подтолкнула к выходу:
— Иди, иди… Совсем умом тронешься, сидючи в стенах. Да и шаманка эта, вдруг поможет. А то, может, и мы пойдем?
Ната отрицательно мотнула головой, и Туча замолчала. Она проводила Нату и Анну, вышедших за заграждение, и удивленно направилась было ко мне, но я повернулся к ней спиной.
— Все готовы?
Череп показал на нож и боевой топорик, висевшие на ремнях у пояса Пленника, кроме того, лук со стрелами, находившимися за его спиной. Вооружение довершало крепкое копье. Волос, так и не научившийся как следует управляться с настоящим оружием, нес более привычную ему, дубину. В последний момент с нами увязался Бугай — я, подумав, согласился. Как охотник, он был не самой лучшей кандидатурой, но в случае схватки помощь здоровяка могла оказаться неоценимой. На всех висели заплечные мешки с запасом провизии и плащами, на случай внезапной непогоды. Для меня, надувшаяся Элина, вынесла обычное снаряжение. Я не разрешил ей идти с нами, и рыжеволосая девушка сделала вид, что оскорблена до глубины души. Но я не хотел рисковать — мой план как раз и заключался в том, что о нем должно знать, как можно меньше людей. В молчании Наты я был уверен, а вот Элина, живая и непосредственная, могла проговориться совершенно случайно…
Мы покинули форт практически одновременно. Для вида сделали хороший крюк в сторону Змейки, благоразумно обходя места возможных встреч с людьми поселка — Святоше вовсе ни к чему знать, что мы находимся в непосредственной близости от поселка. Шиповник, превратившийся, как и все прочие растения прерий, в нечто невообразимое, в изобилии рос по обоим берегам, и Ната благоразумно предупредила Анну, что им ничего не угрожает — места здесь были обжитые и хорошо известные жителям долины.
В верховья реки мы пришли на пятый день. Там отряд разделился. Девушки, увлекаемые Натой, скрылись в верхних рядах зарослей, а я, проводив их взглядом, и дав время, нужное для того, чтобы они отошли подальше, велел охотникам спускаться вниз. Череп недоверчиво посмотрел в падь — он знал, что хищники гораздо опаснее именно в чаще и непроходимых для нас, колючих зарослях. Следом шел я, потом Пленник и замыкал шествие Волос. К дубу мы вышли к полудню. Это дерево играло не последнюю роль в нашем сговоре с Натой, и я, не доходя до него метров двести, остановился.
— Череп! Подойди сюда.
Все стали небольшой кучкой, ожидая моих распоряжений.
— Сейчас я пойду в заросли… — я обратился к понурому парню, обронившему за все время пути, не более нескольких слов. — Вместе с тобой.
То, что отобразилось на лицах моих остальных спутников, словами не передать…
— …И проверим одну нору. Я видел ее здесь, когда искал типи индейца. Давно, правда, но есть вероятность, что эта семья еще здесь. Волки предпочитают не уходить далеко со своей территории — возможно, мы сможем добыть пару хороших шкур. Ну а если нет — поищем других. Когда я отыщу логово — ты останешься стеречь появление хозяев. Будешь ждать возле того дерева, — я указал Пленнику на дуб. — И, чтобы не случилось, будешь стоять там. Встанешь так, чтобы ветер был в твою сторону — иначе звери тебя учуют раньше, чем ты их увидишь. Ты должен быть очень осторожен и тих! Я вернусь к вам, — я обернулся к остальным. — Есть дела поважнее. Мы пойдем далеко, и звать нас не надо, придем только вечером. Твое дело, — я снова повернулся к Пленнику. — Засечь появление волчьего семейства. Если увидишь — не высовывайся… Просто смотри.
Пленник, похоже, так и не понял, в чем заключается его роль, но ни о чем не стал переспрашивать. Он молча повернулся в указанном направлении и зашагал прочь. Бугай своим басом осведомился:
— А на кой черт, он там будет стоять? И зачем мы, вообще, его взяли? Волков им пугать? Появись они — наделает в штаны, потом до самого форта вонять будет…
Череп, скупо усмехнувшись, прикрыл ему рот ладонью.
— Кажется мне, наш вождь устроил охоту не на волков…
Я метнул на него быстрый взгляд:
— Отчего же? Нет, на волков. Но, кто станет добычей — еще вопрос. Возможно, что обратно мы вернемся без него…
Волос поднял на меня заросшие глаза, но я отмахнулся, не желая ничего пояснять.
— Не будем об этом. Нам надо обойти эту часть низин, до темноты, и найти подходящее место для облавы. Возможно, встретится достаточное количество животных для охоты — тогда и будем думать, что и как.
— Здесь не лучшее место для загона, — Череп флегматично жевал травинку. — Самое подходящее, среди холмов и обрывов у Тихой речки. Ты сам там устраивал облаву, когда впервые появился в долине.
— Знаю. Это далеко… Нам нужно иное место, чтобы не зависеть от возможных выходок Святоши. Для того мы и здесь. Сейчас же, пока волки не вернулись с охоты, пройдем, сколько успеем. Время есть — в этот час они еще спят у себя под землей, подобно свинорылам. Вы должны пройти по травам с северной стороны, по ветру. Как солнце станет опускаться к закату — направитесь назад, к дубу, где я и оставил Пленника. Если логово не пустое — поднимем шум. Волк, или волчица, выскочат наружу — тогда и настанет наш черед.
— А какова в этом роль нашего мозгляка?
Бугай кивнул в сторону уходящего парня.
— Ждать. Я ведь ясно сказал? Кстати, чтобы там, в пади, не случилось — никому ни во что не вмешивается.
— Это почему еще? — Бугай недоуменно поднял брови, и снова тяжелая рука Черепа легла на его плечо.
— Молчи… Так надо.
Здоровяк пожал плечами и не стал спорить:
— Охота, так охота… Пошли тогда.
Мы отошли примерно на пятьсот шагов, и я остановился. Где-то здесь должен ждать Леший…
— Дальше идите одни. Череп, ты знаешь эту местность! Если пойдете к Каменным Исполинам — заодно осмотрите подступы к самим скалам. Мы давно здесь не были — надо знать, что изменилось или осталось прежним… Я возвращаюсь. Действительно, оставлять этого парня одного нельзя. Череп! И ты, — я повернулся к Бугаю. — Ищите стадо, как решили. Но главное — место для облавы. Волос… ты тоже. И, вот что! В заросли не возвращайтесь. Ждите меня на выходе, с западной стороны пади. Нору я осмотрю, а если найду волчье семейство, то Пленник… мне поможет.
Они остались на месте, несколько удивленные моим решением, а я быстро зашагал обратно. Через несколько сот шагов в полужидкой грязи — Низины никогда не просыхали полностью! — Леший, изображая дичь, должен незаметно увлечь моих спутников, вглубь этой негостеприимной земли.
Я спешил. Близилось время, после которого Ната, согласно плану, отправит Анну через падь. Я зашел в чашу немного ниже того места, где высился дуб, и подкрался поближе. Пленник, приставив копье к стволу, сидел на возвышении, образованном корнями могучего дерева и подпирал подбородок руками. Я только вздохнул — это ведь лес, а не форт! И вести себя в нем требуется соответствующе… Оружия, по крайней мере, из рук не выпускать. Но, было похоже, что прошедшие месяцы ничему его не научили. Пленник вел себя так, словно находился не посреди враждебной чащобы, а где-то на городском бульваре.
Я встал, скрываясь за зарослями. Следовало ожидать сигнала моей мудрой подруги. Через пару часов, когда ожидание стало несколько тревожным, над деревьями прозвучал далекий крик-пересвист. Я прислушался. Крик повторился — Ната играла свою роль. Это означало, что, хоть и с некоторой задержкой, пока все происходит именно так, как нам нужно. Достав лук и стрелы, я опустился на одно колено и приготовился. Насторожился и Пленник, тоже услышавший странные крики. Он распрямился и долго смотрел в чащу. Потом пожал плечами и снова уселся, на этот раз, вообще повернувшись спиной. У меня даже руки опустились — так пренебрегать возможной опасностью! Не похоже, что он сумеет выжить, если останется совсем один…
Через несколько минут тишину леса нарушил еще один крик, на этот раз, полный ужаса. Парень подскочил и испуганно обернулся. Он схватился за копье и стал озираться по сторонам. Когда мы были здесь вместе — вся падь, словно ковром, лежала, укутанная туманом. Сейчас солнце проникло в самые затаенные уголки чащи, и видимость стала намного лучше. Но кроме посторонних звуков, пока ничто не нарушало тишину этого уголка леса.
Крик, услышанный нами, принадлежал человеку — стало ясно, что рискованное предприятие началось…
Я ждал, изготовившись к стрельбе. В Нате я был уверен, но что, если Анна сыграет в этом не совсем ту роль, которую мы ей уготовили? Так ли быстро она бегает, как мы надеялись? Что, если весь мой план окажется лишь приговором, ничего не подозревающей женщине? Нет, страх должен придать ей силы и скорость…
Через пару секунд вслед за криком прозвучал рык — за девушкой гнались!
Анна появилась внезапно, прыгая по покрытым мхом, полусгнившим стволам. Она оглянулась, еще раз крикнула, и, неловко дернувшись, потеряла равновесие. Нога соскочила с поваленной ели, и девушка упала.
— Ччерт! — вырвалось у меня.
Пленник заметил женщину и широко раскрыл глаза. Угрожающий вой заполнил пространство. Из пролеска показались горящие глаза. Еще один угрожающий рык — и, выскочив из густых и колючих ветвей кустарника, крупный и матерый волк прыжками бросился к лежащей девушке.
Зверь был просто огромен! Если бы мы не знали, во что могут переродиться бывшие хищники, то это создание вполне могло стать прообразом для киноверсии об очередном оборотне. Разница заключалась лишь в том, что это «кино» происходило с нами часто, и наяву… И такие встречи, к сожалению, вовсе не являлись редкостью. Охотники схватывались с агрессивными и сильными хищниками, чаще убивали сами, но порой и гибли. Вид этих монстров уже не пугал, как прежде, в первые дни. Но это не значило, что опасностью можно пренебрегать. И сейчас, увидев своего преследователя, Анна должна была отчетливо понимать, что ее ждет, в случае если волк нагонит жертву!
Я приподнял лук. От меня до девушки не более ста шагов — если что, в хищника не промахнусь… Наши луки, после некоторых усовершенствований, могли стрелять на расстояние до пятисот шагов, почти не теряя убойной силы. Мой же, когда-то найденный в руинах на той стороне городских развалин, превосходил все самодельные еще на сотню. Анна поднялась и из последних сил бросилась к деревьям, ища спасение на ветвях дуба. Пленник, наконец, увидев и преследующего зверя, опустил копье наизготовку и встал наперерез. Анна, испуганно оборачивающаяся назад, снова поскользнулась, на это раз сильно разбив колено. Она еще раз вскрикнула — на этот раз от боли. Девушка попыталась подняться, но, по-видимому, ушиб был очень серьезный. Теперь уже я едва сдержал крик! Она находилась как раз на линии выстрела, спустить тетиву без риска попасть в нее, я не мог. Проклиная свою идею, я стал было перебегать поближе, но тут, страшный и торжествующий полу-вой, полу-лай заполонил окрестности. Еще пара зверей вырвалась из чащи и громадными прыжками направилась прямо к обезумевшей от ужаса девушке. Через пару мгновений клыки одного из буро-желтых убийц сомкнуться на ее шее! Помочь девушке мог только Пленник… Все получалось как раз так, как я и предполагал, но, в отличие от плана, я был не в силах оказать Анне никакой помощи!
Парень громко закричал. Анна, увидев, протянула к нему руки. Она снова попыталась встать и со стоном упала. Пленник с копьем в руках бросился к ней и сразу остановился — он увидел двух новых врагов. Звери тоже притормозили, но, поняв, что перед ними только один соперник, вновь ринулись в атаку. Первый волк ощерился и прыгнул, встав рядом с лежащей. Он обнажил клыки и клацнул, как бы показывая — «моя добыча»! Одно мгновение никто не совершал никаких движений. Анна, узнав Пленника, снова вскрикнула:
— Ты…
Она в отчаянии опустила голову. Парень посмотрел на нее. Волк сделал шаг вперед. Другие два зверя окружили парня со спины. На какой-то миг все замерли… Я подумал, что если она погибнет — винить в смерти девушки придется только себя! Для принятия решения у Пленника оставались мгновения. Либо, примет неравный бой с риском погибнуть, либо — бросит девушку и сделает попытку сбежать…
Анна молча протянула к нему руку… Даже отсюда, лишенный возможности увидеть ее лицо, я словно прочел выражение ее молящих глаз. И, похоже, это стало решающим фактором, повлиявшим на Пленника. Он молниеносно взмахнул копьем, крутнулся на месте и сшиб одного из зверей с ног. Вторым ударом Пленник задел другого зверя, яростно вскрикнул и, пригнувшись, тоже сделал шаг вперед, отгоняя самого крупного волка от девушки.
Больше не было произнесено ни слова. Все три волка прыгнули одновременно. Копье взметнулось, хруст древка, яростный лязг зубов, крики Пленника и Анны, шумное дыхание, предсмертный визг… Раздался резкий свист — из чащи вылетел дротик! Я, одновременно, спустил тетиву. Туша одного из нападающих зверей рухнула в прыжке — волк был пронзен дротиком насквозь! Второй, заметив новых участников сражения, сразу бросился в лес. Сам Пленник, встав на колени, в исступлении бил ножом по недвижимо лежащему туловищу последнего из зверей, а Анна испуганно смотрела на них обоих. На ноге и боку Пленника красовались два кровавых следа от укуса, лицо покрывала мертвенная бледность. Я подбежал и проверил в первую очередь упавшего зверя — это могло быть уловкой хищника. Но волк, на самом деле, умирал. Дротик, сломавшись посередине, пробил ему грудную клетку. Моя стрела осталась в убежавшем — вероятнее всего, где-то дальше зверь забьется в укромное место и там издохнет. Самого крупного и матерого прикончил Пленник — своим копьем он пробил ему грудную клетку, нож только довершил дело… Зверь еще раз дернулся всем телом и вытянулся.
— Дар! Откуда ты? — Анна увидела меня и обрадовано улыбнулась. — А он? Он жив?
Я посмотрел на Пленника. Тот, не вставая, еще раз воткнул нож в зверя, а затем и сам, покачнувшись, вдруг рухнул на хищника.
— Думаю, да. Но, кажется, сознание потерял… — я вспомнил, зачем я здесь… — А что случилось?
Она принялась путано, сбивчиво объяснять:
— Мы с Натой ушли по берегу, как ты и велел. По пути Ната предложила набрать ягод, чтобы не заявляться к Старе, без подарка. Мы собирали плоды с той стороны, потом она сказала, что внизу их еще больше. Решили отклониться… я не хотела, но твоя жена так решила. Мы спустились, а там везде следы от лап. Тогда она повела меня через топь, по камням, но в одном месте оступилась и упала в яму. Я ее вытащить не смогла, и она велела мне бежать сюда, искать вас. Я и побежала, а потом услышала, что меня догоняет кто-то. Думала, это Ната сама выбралась, обернулась — а это волк. А потом вдруг… этот. И вы!
Я обернулся — предлог «Вы» не мог относиться ко мне, одному… За спиной смущенно переминался Леший, а вместе с ним еще двое его сородичей. Он показал мне глазами, что, вроде, как ни при чем. Я догадался — обманув моих спутников, он не смог вовремя увести своих — и ему, как и любому бродяге прерий, пришлось среагировать на крики о помощи…
— Вы так вовремя… — Анна повторилась. — Мне уже казалось, что все…
— Ты больше не ищешь смерти?
Анна опустила голову. Я не стал больше напоминать ей о ее случайных словах, высказанных Ладе в порыве откровения… Леший опустился рядом с ней, подхватывая девушку под колени и спину. Она с нескрываемым страхом смотрела на жутковатые фигуры перерожденных, но мое присутствие и наши рукопожатия успокоили девушку.
— Я сама…
— Конечно сама. Только, вначале мы тебя осмотрим. А пока — молчи.
Мы отнесли девушку к подножию дуба, и я вручил ее заботам Лешего, а сам вернулся к парню, продолжавшему лежать возле волка. Один из «перерожденных» слегка сбрызнул его водой из бурдюка. Я старался не встречаться с ними глазами — вид этих полулюдей был неприятен и сильно напоминал мне настоящего оборотня, встреченного в провале.
Парень застонал и открыл глаза. Я прислонил к его губам фляжку. Он глотнул, поперхнулся и уставил на меня непонимающие глаза.
— Пей. Сейчас и тебя перевяжем, и все будет нормально.
— Я его убил?
— Не я же…
— Я! Я его убил!
От крика у меня заложило уши. Я мотнул головой, а парень не унимался, глядя на неподвижное тело грозного зверя:
— Убил? Я убил?
— Не ори, весь лес сбежится… — парень никак не мог угомониться, и мне пришлось слушать его излияния, соображая, где искать свою жену и надо ли ее искать? — Вы тут посидите пока… вдвоем, а я с Лешим и его людьми поищу Нату.
Мы перенесли его поближе к Анне и усадили их рядом.
— Позаботься о нем… — Анна широко раскрыла глаза. — Я так понимаю, он тебе жизнь спас? — я не давал ей опомниться… — Вот и перевяжи… героя. А мы уходим. Сейчас сюда никто не сунется — запах убитых зверей отпугнет. Найдем Нату, и сразу вернемся. Сама как?
— Наступать больно… больше ничего! — растерянная девушка едва ли понимала происходящее.
— Вот и прекрасно. Ждите здесь.
Я кивнул Лешему и быстро углубился в низину, вспоминая те приметные камни и стволы, благодаря которым мы с Натой сумели в свое время оторваться от погони зэков… Что, если она, в самом деле, упала, и теперь ей требуется моя помощь? Леший едва догнал меня среди упавших стволов и зарослей кустарника.
— Твои охотники скоро распутают следы… Хорошо, что здесь нет Чера, или Ульдэ — их труднее обмануть ложными отпечатками копыт!
— Зато есть Череп и Волос. Первый не уступит Черноногу, а Волос просто чует животных.
— Знаю. Он и сам похож на них… больше, чем мы.
Мы резко остановились.
— Ты не приходишь в форт?
Леший пожал плечами:
— Твой поселок не нуждается в лишних ртах… Зачем нам быть непрошенными гостями? Но ты не думай — я помню твои слова, и не забыл свои. Меж нами нет вражды.
— А дружбы?
Леший усмехнулся, насколько это можно было назвать ухмылкой, едва различимой через поросль на его лице…
— Верь мне, Дар. Мы знаем обо всем, что происходит в прерии. Здесь намного лучше, чем возле большого болота. Мои товарищи перестали болеть, все сыты и здоровы. А дружба… между теми, кто вместе бился в ущелье против Клана, разве может быть иначе? Кстати — и я, и мои друзья не отказываемся от приглашения — когда зовут. Но не все спокойно относятся к нашему виду… на прошлых состязаниях победа Йети над Бугаем очень не понравилась твоим людям.
— Переживут. Борьба была честной. А теперь — уходите. И еще… никому не говори о моей просьбе.
Он кивнул, махнул рукой молчаливым спутникам и словно растворился в лесной чаще.
Я, вспомнив про Нату, обругал себя последними словами и крикнул:
— Ната! Ната!
— Я здесь!
Она, словно отделившись от ствола, показалась возле угрюмой ели.
— Тебя долго не было, я уже хотела сама идти…
— Наточка! — я задохнулся от нежности и страха за нее, и теперь прижимал к себе хрупкое тело. — Ну, я и дурак!
— Неправда. Ты умный.
— На кой мне сдались все их проблемы? Я ведь тебя мог потерять!
— Нет, и ты знаешь, что нет. И не надо так. Ты вождь, а не только мой муж.
Я отрицательно мотнул головой:
— Нет. Прежде всего — твой муж, а вождь уже потом.
Ната прикоснулась пальчиком к моим губам:
— Ой, как лестно слышать… Но, это только для меня! Ну, для Линки еще… А вот остальным этого знать не надо. Как все получилось?
— Хорошо. Ну, или почти хорошо. Никто ничего не знает. Бугай, Волос и Череп рыщут по травам, как и предполагалось, а наши герои, рядышком, ждут носилок…
— ?
— Нет, все не так страшно. Но Анна сильно разбила колено и едва ли сможет идти самостоятельно. Пленника волки основательно цапнули, за бок и за ногу, и, если мы не поторопимся, он истечет кровью. Правда, она должна была его перевязать, но все равно, задерживаться, здесь не стоит. Падь — не то место, где можно гулять без опаски напороться на другую стаю. Я даже удивлен, что их было так мало — но так даже лучше… Мне почти не пришлось вмешиваться, и парень сделал все в лучшем виде.
— Тогда пошли!
Пришлось отправлять Черепа в форт — за подмогой. Иначе бы мы рисковали потратить на дорогу не неделю, а все три. Мы потихоньку двигались вперед, навстречу вышедшим нам наперехват Доку, Черноногу и целой команде женщин, которыми руководил Стопарь. Кузнец принес с собой носилки. Впереди несли шкуру убитого Пленником волка, а я, не щадя слов, расписывал, какой это был огромный и сильный зверь. Мужчины несли парня, а женщины — Анну. Колено ее здорово распухло и Доку пришлось прямо в прерии вскрыть рану. Удалив скопившуюся кровь, он наложил драгоценную мазь и жесткую фиксирующую повязку. Впрочем, он уверил ее и нас, что это только ушиб и скоро все пройдет. Впоследствии, так оно и вышло. Раны Пленного постепенно заживали. Ната все время подсылала к нему Анну, чтобы женщина приносила раненому еду и питье. Вначале она не хотела идти, но потом стала это делать без напоминаний. Элина, глядя на это, только хмурила брови:
— Ну и дела… Что спас, понимаю… А сам, что, лучше волка? Зачем она к нему ходит?
— Ничего-то ты не понимаешь! — Ната обняла девушку и своей мягкостью заставила импульсивную Элину утихомириться и спокойно выслушать объяснения. — Он сделал то, что должен был сделать. Да, он поступил плохо, очень плохо. Но он, не раздумывая, бросился ей на помощь, и, рискуя собой, спас Анну. Если для многих наших это вполне обычное решение, то для него — подвиг! Ты понимаешь это? Он, впервые в жизни, кого-то убил. И не просто убил, а именно, защищая другого человека. А мог бы, и убежать… Или, попытаться это сделать.
Я сделал ей знак не увлекаться.
— Так что в этом плохого? — Ната кивнула. — Теперь и она, не будет так враждебно относиться к нему, и остальные смогут забыть все его прошлое. А что она к нему ходит, так пусть ходит… Вдруг, захочет остаться?
— Она? С ним? Ни за что!
Ната лукаво посмотрела на меня и ничего не ответила своей возмущенной подруге. Мы с ней никому не признались в том, что все было спланировано, даже это. Но об этом никто не должен знать, включая Элину! Нельзя оставлять в форте человека, становившегося для всех как бы «вешалкой», на которую всегда можно сбросить плохое настроение, нельзя глухой стеной оградить его о тех взглядов, какие он получал от жителей форта… Естественно, что девушки в поселке, помнящие о его прошлом, вряд ли захотят разделить с ним свою судьбу. И только две из них, сами испытавшие в полной мере всю боль и унижение, могут его понять… Анна, вконец разуверившаяся в людях, едва не наложившая на себя руки — и Пленник, получивший возможность начать новую жизнь. Останутся ли они вместе, или, после его выздоровления, она не захочет больше появляться в доме, бывшего недавно и ее домом — пусть решают сами. Сделать большего, мы уже не могли. Но главное достигнуто — к Пленнику станут относиться лучше. А мы, со Стопарем, подумав, решили дать ему имя…
— Жаль, Совы с нами нет. Когда нужен, вечно, где-то бродит… Тот уж бы как назвал, так назвал. В точку.
— Попробуем сами, — подошедший Черноног попробовал вмешаться… — Какой масти была шкура убитого волка?
— Как обычно… Буро-Желтой.
— Вот пусть и зовется — Желтый волк. Нет, даже иначе. Зверь ему бока, чем распорол? Когтями? Вот и память останется — Желтый коготь!
Я поморщился:
— Чер, ты уж, в самом деле, увлекся малость… Слишком длинно. И дико. Набрался у Совы? Тот, вечно к месту и не к месту человека со зверем свяжет! Хотя, кто его знает? Нет, не приживется.
— Ну, тогда предложи сам. Ты же вождь — тебе и решать! Что нам лезть со своими советами?
Я хлопнул обидевшегося следопыта по плечу:
— Не обижайся. Ну, действительно — какой еще коготь? Имя должно быть звучное и сразу запоминающееся — как твое или Бугая!
Стопарь хитро прищурил один глаз:
— Придумал! Если вы не против… Волкобой!
Я на секунду замер, а потом согласно кивнул — это прозвище могло подойти к Пленнику, как нельзя лучше. Оно сразу говорило о том, что тот совершил в пади, а, вместе с тем, заставляло и в будущем подтверждать явный смысл, заложенный этим словосочетанием. И, кроме того, обидное и унизительное — Пленник — сразу затушевывалось и пропадало прочь. Не мог человек, носящий такое имя, оставаться пленником!
— Что-то мне это напоминает… — Чер подозрительно посмотрел на кузнеца.
— Ага! — тот не стал оправдываться. — Я тоже книжки про индейцев читал… Только того, чуть-чуть, по-другому звали. Зверобой, кажется?
— Я тоже читал. Помню, — я спокойно посмотрел на обоих. — Стопарь хорошо придумал. Так тому и быть. Зваться парню — Волкобой!
Вечером, возле костра, когда все лениво болтали после сытного ужина, я призвал всех к молчанию:
— …Своим поступком он искупил свое же зло. Своим мужеством — прежнюю робость. А новым именем — зачеркнул прежнюю жизнь!
Волкобой, при всеобщем одобрении, получив из моих рук оружие и новое прозвище, вначале не мог произнести ни слова. Потом трясущимися губами прошептал — Спасибо! — после чего убежал на скалу. Я велел его не тревожить. Он спустился лишь утром, сразу направившись ко мне:
— Я никогда этого не забуду…
Вместо ответа, я лишь крепко пожал его руку. Так в форте исчез прежний мужчина, считавшийся им только по рождению, и появился новый — настоящий!
Глава 17
Лада
— Мне надо с тобой поговорить…
Статная, крепкая, вся излучающая силу и здоровье, загорелая под лучами солнечного светила, с небрежно отброшенной на плечо косой, она стояла передо мной и ждала ответа. Ей очень шло ее имя — Лада. Женщина очень красивая, той, сельской и редко встречающейся нежностью, которой нередко завидовали многие городские модницы. На ней было длинное платье с разрезами по бокам — одежда, которая стала обычным нарядом наших женщин, не стесняющим движений и оставляющее возможность, как для спокойной ходьбы, так и для бега. По краям оно украшено бахромой — дань моде, перенятая у Совы! Сверху шел глубокий вырез, идущий от горловины к крепким, налитым грудям. В поясе перехвачено ремешком, сплетенным из нескольких кожаных шнуров, на котором висел мешочек с какими-то, нужными мелочами. Под платьем скрывались идущие до щиколоток штаны, плотно обтягивавшие полные и крепкие бедра.
— Такой бы рожать и рожать! — мелькнуло у меня. Что-то, никому не удается вызвать к жизни самую главную тайну природы, зародить жизнь в этом излучающем тепло, теле, готовом и желающим любви…
— Ты меня не слышишь?
— Слышу. Ты уже не первый раз ищешь встречи со мной, всякий раз пытаясь сделать это так, чтобы никто не увидел. Почему? Разве нам нужно что-то скрывать? Но, если есть… Твой с Доком дом — всего в нескольких шагах, от моего. Приходи вечером — и никто из жителей форта не услышит нашего разговора.
— Зато услышат те, кому это нужно менее всего… К сожалению… Да, я не хочу, чтобы нас услышали, особенно — твои девочки. Хотя, и здесь почти невозможно спрятаться от чужих глаз! — она жестом обвела двор форта. — Вот и приходится ходить за тобой по пятам, как собачонка. Ты ведь не догадаешься — отправить меня, все равно — куда! — и подойти потом самому…
— Я что-то не совсем тебя понимаю… — я с интересом посмотрел на девушку. — Зачем это тебе? Что такого важного ты хочешь мне сказать, что это никто не должен слышать? Что случилось в форте?
Она досадливо отмахнулась:
— Ты думаешь всегда только о форте… Нет, с этим все в порядке.
— Тогда…
Вместо ответа она закусила губу и бросила на меня странный взгляд.
— Ты не понимаешь?..
— Нет. И не говори загадками, Лада, мне некогда стоять тут с тобой, меня ждут на реке, а тебя ждет Салли, она уже машет с навеса. Сегодня ведь твоя очередь, нести дежурство на скале?
— Моя… Я специально немного задержалась, чтобы все ушли. Ты не хочешь со мной поговорить? Нет, я понимаю, надо идти. Дар, не говори ничего… своим женам, ладно? И никому не говори! Обещаешь?
— А что я должен был бы им сказать?
— Ну, что мы… Действительно. Просто не говори, что я тебя остановила.
Я пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. Девушка растеряно посмотрела, как я удаляюсь и, решившись, внезапно преградила мне путь.
— Да что случилось, в самом деле?!
— Дар… — она заламывала руки и прятала от меня взгляд. — Мне очень, очень надо с тобой поговорить. Наедине… Приходи сегодня к нам, ко мне… Я очень тебя прошу.
Я долгим изучающим взглядом пытался узнать, что скрывается за таким непреклонным желанием девушки, но она, вся вспыхнув, бросилась бежать прочь, к теряющейся среди валунов тропинке, ведущей на вершину скалы.
Сдержать вырванное у меня обещание молчать, я не сумел, проболтавшись об этом случайно, Нате. Она слегка прищурила глаз и загадочно усмехнулась…
Мы трудились как проклятые, забрасывая в бешеное течение реки сети и с натугой вытаскивая их обратно. Для этого требовалось использовать имеющуюся у нас возможность, предусмотренную самой природой. Стопарь развернул один из мощных арбалетов. Он привязал к стреле веревку, затем Элина выстрелила на скалу-близнец, находившуюся в воде, потом Черноног, будучи самым ловким и цепким из нас, перебрался по веревке на другую вершину и подтягивал уже более крепкий канат. Постепенно, на той вершине набиралось трое, четверо охотников, они вытягивали на себя один конец, к которому была прикреплена сеть, а в дальнейшем, уже все вместе, с обеих сторон, как гребнем прочесывали воду. Удержать рвущуюся сеть в руках было очень трудно, и в этом принимали участие почти все жители поселка. Исключение составляли только караульные на скале, да те из охотников, кто был в это время в прерии. Ну и Туча, освобожденная от всех дел, кроме стряпни. Готовила она отменно, умудряясь разнообразить практически постоянное меню — мясо, рыба, коренья и плоды. Изредка в этот процесс вмешивались и мужчины — если предстояло зажарить на огромном вертеле, целиком, тушу овцебыка или гигантского окуня. Такие попадались, иногда… Но чаще уловом служили рыбы поменьше, хотя, тоже достигавшие больших размеров. Определить их вид сложно. Практически все они изменились настолько, что бывалые в прошлом, рыбаки — Бен, Стопарь и Бугай — диву давались, разглядывая чудовищные формы и морды этих созданий. Тем не менее, все они оказались съедобными — несмотря на размеры и внешний вид.
Стопарь плевался: — Чудище, тьфу, как его есть теперь? — Но за своей порцией ухи подходил неизменно. После каждой ловли сеть приходилось чинить заново. А один раз она порвалась прямо в воде, и мы, что с нашего берега, что с того, попадали друг на друга, расшибая лбы и наставляя синяков, где только можно. Трава намокала, становилась тяжелой и обвисала. Но настоящей сети достать невозможно — те, редкие, что сохранились вначале, уже давно пришли в негодность, и чинить их было нечем. Кроме того, их, умудренные опытом, оружейники — кузнец и Бен! — расплели на тетивы. Если бы улов был меньше наших ожиданий, мы давно бросили такой промысел — но, к нашему облегчению, пока ни одна подобная рыбалка не проходила впустую. Кроме того, никому не возбранялось ловить рыбу на удочку, более того, это стало своеобразным видом спорта — кто вытащит рыбину крупнее и диковиннее. Но для этого нужно было просиживать над поплавком чуть ли не часами, а я, к неудовольствию прочих, всегда находил, что-нибудь, требующее приложения рабочих рук в форте. Зато у нас был полностью прорыт подземный ход к самой реке — последний штрих в деле обороны форта, ставшего неприступной крепостью. Имей такую, к началу вторжения банды — и мы бы никуда не стали убегать. Чтобы осадить ее, имея надежду на успех, снаружи должно находиться не менее трехсот-четырехсот человек — и то, оснащенных всем необходимым. А таких противников в долине быть просто не могло. Кроме этого, я еще больше удлинил выступ-настил в пещерке. Теперь, случись так, что форту станет угрожать кто-то, или, что-то, с него можно достать врага стрелой из верхнего арбалета. Уже давно, с трудом, ругаясь и костеря все, на чем свет стоит, мы втащили его наверх и установили, накрепко привязав к бревнам. Тот, кто находился в нужный момент на настиле, мог выпустить тяжелую стрелу в любом направлении. Оттуда она получала еще большую дальность полета, и напрочь пробивала молодые деревца на расстоянии почти двух тысяч шагов. Демонстрация выстрела перед гостями показала всем, какое грозное оружие появилось в Форте… Еще два подобных стояли в башенках по углам защитной стены — весь периметр перед селением тщательно промерен и любой, кто оказался бы в нужный момент возле этих орудий, знал, куда стрелять, чтобы страшное копье нашло свою цель.
Но все было спокойно. Форт никому не угрожал, и никто не пытался угрожать нам. Казалось, в долине наступила спокойная и размеренная жизнь, прерываемая лишь боевыми кличами охотников, загоняющих добычу в ловушки.
…Нам повезло. Сеть, напружинившись и вырываясь из рук, все же выдержала, и мы, скрипя зубами от тяжести и подбадривая себя воплями, вытянули на берег примерно с двадцать крупных рыбин и случайно попавшего вместе с ними, чудовищного рака. Он жутко клацал метровой клешней, и нам пришлось издали кидать в него копья, иначе бы он разорвал всю сеть.
— Уху всякую едал, но вот раковую не приходилось! — Стопарь причмокнул, плотоядно посматривая в сторону улова. — Вот природа, что делает, а? Зараза…
Я дул на ладошки Наты, в который раз вспоминая, что для такой работы давно пора сшить рукавицы — кожу сдирало, как наждаком! Она с охотой принимала мои ласки, не забывая между делом одаривать нежным поцелуем. Элина, еще утром перебравшаяся на вторую скалу, погрозила кулаком, и, состроив жалобную гримасу, показала на свои руки.
— А меня забыли, да? Вот вернусь, все припомню!
Ната послала ей воздушный поцелуй, а мне сказала:
— Придержал бы ты ее… Опасно над этой стремниной.
— А тебе это, хоть раз удавалось? Попробуй, удержи Линку… Она быстрее любого мужика побежит, в любую щель залезет. Оторва…
Я отвел душу, пожаловавшись, а сам невольно заострил свое внимание на второй скале. Та партия собиралась перебираться на нашу сторону, в подобные моменты всех нас, заставляя замирать от страха, за их жизни. Случись, кому сорваться — никакое умение плавать не помогло бы несчастному выбраться из ревущего потока. Две высокие скалы, стоящие чуть ли не вплотную друг к другу и сливающиеся в одно целое издалека, на самом деле были разделены, и меж ними с ревом и грохотом мчалась вода, сметающая все на своем пути. Этот водораздел начинался еще задолго до самих скал, метров за пятьсот. Скорее всего, под водой было естественное продолжение каменных выступов, но проверить это предположение никто не пытался — слишком мощное и сильное течение не давало никакой возможности узнать точно. Интереса ради, мы бросили однажды в пролив меж ними бревно — и его избило и переломало так, что больше никто не помышлял пытаться повторить его судьбу. Но уже сразу за скалами, вода текла не столь яростно, и лишь где-то в середине реки течение было явно заметным. Но, возле скал, а именно между ними, буруны и бешеное биение волн о камни заставляло содрогаться даже самые отважные сердца.
Каждый, кто брался за канат, предварительно подстраховывался веревкой и его — случись что, руки все же не выдержат! — вытащили бы остальные. Последним, как всегда, перебирался Черноног. Затем мы вытягивали канат. После того, как он полдня висел над волнами, и становился полностью измочален брызгами и пеной, он уже мало на что оставался пригоден. Потому, нам и приходилось каждый раз повторять всю процедуру, по новой. Лишь один раз мы попытались оставить его, чтобы не посылать охотника на рискованное дело, но канат развалился уже на следующий день, и нам пришлось вернуться к обычному ритуалу.
— Дар, а что ты там обмолвился про Ладу?
Ната присела отдохнуть и потянула меня за собой. Я тоже сел, продолжая смотреть в сторону реки.
— Лада? А… Хотела поговорить наедине, а что ей надо, не знаю. А что?
— Не догадываешься?
— Ты, о чем?
Ната сорвала травинку и надкусила кончик.
— Горькая… Ты, наверное, самый невнимательный из всех… Лада ищет встречи с тобой так явно, что уже все об этом знают. А зачем женщина может искать встречи с мужчиной, если у них нет общих интересов? Наверно, для того, чтобы разделить с ним постель…
— Лада?
— Не делай таких больших глаз, милый… Да, наша Лада. Я уже давно это заметила, и не только я.
Я раздосадовано ковырнул ногой камешек и столкнул его в воду.
— Ну и что?.. Черт, только этого не хватало. Спасибо, просветили. А то я голову себе ломал, чего ей от меня надо?
— Когда пойдешь?
Я посмотрел на Нату. Она устремила на меня внимательный изучающий взгляд.
— Куда?
— Дар, ну не надо… Почему, когда человек хочет ответить уклончиво, он всегда переспрашивает? Она ведь позвала тебя, так? Я не знаю, где она назначила встречу, но то, что назначила — поняла. Не притворяйся глухим, тебе это не идет.
— Нет. Мне хватает вас двоих. Я даже не думал об этом.
Она улыбнулась и протянула мне руку:
— Знаю. И очень рада этому. Все же, три женщины в доме — это много даже для меня. Но пойти придется!
— Что?
Ната спокойно прижала мне рот ладонью.
— Не кричи, рыбу распугаешь. Послушайся меня, и тогда уж решай… Ты помнишь, что случилось с ней? Помнишь… Ты видел, как она смотрит на всех мужчин в форте, и не только на них? А как она чурается других девушек, видел? Ты не только охотник и хороший муж, но еще и вождь, не забывай об этом! И видеть все ты просто обязан. Блуд тому примером… Не обижайся, но ведь это правда.
— Да. Будь я внимательнее, последних событий можно было избежать…
— Вот. И теперь тоже, будь внимательнее… Лада только внешне сносит все спокойно, а на самом деле, замкнута в себе и не хочет ни с кем общаться. А догадываешься, почему? Она решила, что все, кто ее окружают, считают ее легко доступной, словом — шлюхой.
— Это не правда.
— Не правда. Но она, к сожалению, думает иначе. Потому, что она была с бандитами. Впрочем, ты и сам бы мог это заметить. Хотя, на мой взгляд, это скорее подошло бы к Джен… Эта девушка очень любит веселиться с охотниками. Но речь не о ней. Любой мужчина, по ее мнению, будет ее презирать и относится так же, как Блуд к Анне. Ты видел, что она первая бросилась на ее защиту? И дружат они только друг с другом.
— Хорошо. Но при чем тут я? Она прекрасно знает, что я не испытываю ни к ней, ни к кому-либо еще, того, что испытываю к вам. Неразделенная любовь? Смешно и не похоже.
Ната вздохнула и прислонилась к моему плечу:
— Любовь… Нет, Дар, это не любовь, и, слава богу, иначе бы я ни за что не стала говорить с тобой. Я никому тебя не отдам! Тут иное… Ладе нужно, чтобы с ней обращались, и общались… как с равной. Что бы, никто не смотрел на нее искоса, или даже, думал так.
— Но разве сейчас не так?
— Так. Но ей это не докажешь — словами. И потому, она решила найти такое доказательство сама. Если ты — именно ты! — проведешь с ней ночь, она будет уверена в том, что еще может нравиться, что может быть желанной для мужчин, а главное — что с ней считаются, как с человеком. Если уж сам вождь не побрезгует — прости за откровенность! — переспать с такой женщиной, значит, она чего-то стоит. Пусть, хотя бы в постели.
— Несколько странный способ доказать свою значимость…
— А что ты хочешь? Люди все разные… Кто-то стремится к подвигу, кто-то — к покою.
Я нахмурился:
— А что я хочу, ты не подумала? Может быть, мне вовсе не хочется с ней спать?
— Я тебя знаю, Дар. Хочется, не хочется… Скорее да, чем нет. Иначе бы ты не сказал — может. У вас это в крови, обладать всеми женщинами, которые мелькают перед глазами. Это не обвинение, а констатация факта… Так зачем придумывать иные причины? Я не стану чинить преграды. Не как любящая тебя женщина — а как жена вождя, которой небезразлично, что происходит в нашем общем доме. Мне было бы неприятно, если ты станешь это делать тайком, а так… — она развела руками и вновь сложила их на коленях. — Так будет лучше для всех. Лада добьется того, чего хочет, ты приобретешь еще одного друга… или подругу. Только не увлекайся! В форте станет спокойнее, исчезнут последние скрытые камни, которых ты, родной мой, даже не замечаешь. И еще — ты убедишься в том, что все мы одинаковые… в постели. А я перестану бояться того, что ты приведешь к нам еще одну женщину. Ну и наконец, Лада, успокоившись и самоутвердившись в собственных глазах, найдет себе того, с кем станет жить семьей.
— Я просто не знаю, что тебе ответить…
— А ты ничего и не отвечай. Слова, они и есть слова. Мое отношение к тебе не изменится, я люблю тебя больше жизни и не перестану любить оттого, что ты один раз изменишь нам с другой женщиной. Но путь это будет только один раз! Я ведь все равно ревную…
— Услышь я такое несколько лет назад — подумал бы, что у меня глюки…
— Несколько лет назад ты меня не знал. И твоя… насколько верное сложилось у меня о ней представление, никогда бы тебе такого не предложила. Кстати, не думай, что и я была бы на это способна — несколько лет назад. Или ты забыл, сколько мне было лет?
— Не знай я тебя… Так, сколько тебе лет, милая? Порой мне кажется, что ты старше меня — настолько твои суждения бывают… как бы это сказать?
— Верны?
— Мудры. Так, как это возможно только у человека, разменявшего не один десяток лет.
— Ну что ж, радуйся, что я не достигла пока и третьего. Зато, у тебя всегда есть возможность, похвалится нашей молодостью. Не у каждого мужчины имеются сразу две юных любовницы, которые к тому же, без ума от своего избранника!
Я обнял Нату и поцеловал ее в глаза. Волны продолжали свой бег и до нас долетали мельчайшие брызги, отчего мы уже стали насквозь мокрыми…
— Ты замерзла… Пойдем к остальным, нужно работать. Рыбы много, сегодня нам повезло с уловом.
— Ты пойдешь?
— Считаешь, должен?
— Да. Как вождь. Ты должен показать всем, что она заблуждается, подозревая всех в таком отношении. Вот и покажешь своим примером, что это не так. Ей не нужен любой мужчина, ей нужен ты. Если бы это мог быть кто-то другой, я бы ни за что не стала тебе этого предлагать. Но вождь у нас один… И не надо больше об этом говорить, веди себя, как мужчина!
Я закусил губу и показал взглядом, на приближающуюся к нам Элину.
— Я сама с ней поговорю. Но ты должен пойти в любом случае…
— Вы что тут сидите? Мы уже по второму разу идем! Давайте, а то нам тяжело!
Элина возбужденно и радостно улыбалась, вся изгвазданная в рыбьей чешуе и прибрежной грязи. Черноног уже перебрался на наш берег, и со Стопарем скручивал последний канат. Мы освободили всю сеть и теперь дотаскивали наверх рыбу, подцепив каждую петлей за хвост. Брать их на плечи боялись — шипы плавников могли серьезно поранить, и бедному Бугаю пришлось два дня мучиться, когда он случайно наколол большой палец на руке. Тот распух и причинял ему сильные страдания, пока не подействовала мазь Дока, и палец не принял нормальное состояние.
Зато по вкусу рыбы были замечательными! Туча сварила потрясающую уху, и все объелись ею…
Мне предстоял неприятный разговор с Доком, и я, скрепя сердце, был вынужден подойти к нему, и, отведя в сторонку от остальных, сказать то, что старик меньше всего ожидал услышать…
— …И теперь ты все знаешь. Я мог бы просто услать тебя караулить, или пойти за травой, но врать не имеет смысла. Менее всего я хочу, чтобы ты покинул форт и стал нам чужим. Но что-то надо делать… Лада не останется с тобой, ты не можешь этого не понимать. Если я не сделаю того, что она ждет, она, или совсем сорвется, и что-либо сотворит, или, уйдет из форта. Но идти ей некуда. Мы едва не потеряли Анну, проморгали Блуда… второго срыва нужно избежать. Иначе форт приобретет дурную славу, а ты знаешь, насколько это на руку Святоше!
Док опустил плечи, и сразу стало видно, как он постарел… На голове старика почти не осталось волос, лишь на затылке белели редкие седые проплешины. Морщины избороздили его лицо, и сошлись глубокой выемкой на переносице. Руки Дока слегка дрожали…
— Знаешь, я знал, что так будет… Меня всю жизнь бросали женщины. И когда я был молодым и подавал большие надежды, и когда перестал таким быть. Первая избранница предпочла мне здорового боксера и отказалась от моего предложения выйти замуж. А жена вышла за меня только потому, что у нее росло трое детей и ей просто нужно было, за кого-нибудь, зацепиться. Но даже она мне изменяла, почти все то время, что мы прожили вместе, пока не умерла. Никакие случайные подруги ни разу не захотели возобновить со мной связь. Я ущербный, да? Ладно, молчи — я привык… Но так хотелось на старости не остаться одному! Глупо, да? Ведь ничего, ничего не осталось… И вот, она тоже…
— Попробуй ее понять, Док. Она не изменяет тебе, и не считает это изменой. Что ты для нее? Она только делит с тобой кров, но вряд ли лежит с тобой в одной постели… Ведь так? Я тебя предупреждал… Лада молодая, привлекательная, она хочет жить, и жить полнокровной жизнью, без оглядки на прошлое. Собственно, и я ей нужен, постольку, поскольку… Кто-то иной станет ей мужем, и будет делить с ней ложе, на тот срок, который ей отпущен. И это не можешь быть ты.
Док уныло посмотрел на меня, и я вновь заметил, какие у него усталые глаза:
— Я все понимаю, Дар… Пусть так. Хорошо, что ты сказал правду. Я пойду в поселок, оттуда давно не было гостей. Отправь со мной, кого-нибудь, чтобы не так скучно было топтать землю в одиночку.
— Вернешься?
Он с трудом выдохнул:
— Мне тоже некуда идти… Только… куда возвращаться?
— Ты поселишься в другом доме.
С Доком вызвалась идти одна девушка, оставившая в поселке подругу и Череп, стремившийся под любым предлогом вырваться в прерии или лес.
Я увидел, как Ната кивнула мне, и, взяв Элину за руку, повела ее к нашему жилищу.
— Кто заступает на смену Ладе и Салли?
Бугай похлопал себя по животу и глухим басом рыкнул:
— Я! Сейчас, еще кусочек возьму и пойду.
Я поманил к себе Тучу:
— Собери с женщинами всю рыбу, и нарежьте ее полосками. Что поместится, подвесите на верхней площадке, возле Бугая. Да предупреди его, чтобы не наелся сырого мяса, а то не успеет и до уборной добежать! И вообще, пусть побережет свой любимый желудок! За ночь оно обветрится, а днем солнце обработает рыбу так, что она будет храниться еще пару недель. Соль еще есть?
— Мешок и еще ведро.
— Вот и используй, засоли все… пора засылать охотников к соляным озерам. Стопарь!
Грузный мужчина неторопливо поднялся и степенно приблизился ко мне.
— Док идет поселок, с ним Череп и Мила. Пусть возьмут с собой, что-нибудь, для обмена, не надо появляться там с пустыми руками. Люди должны видеть, что форт живет хорошо… Понимаешь?
Стопарь согласно кивнул и удалился в кузню, где хранились различные поделки. Оружием мы почти не торговали, но в прерии нуждались в различных изделиях из железа.
Я проследовал к дому Дока и Лады, стараясь никому не попадаться на глаза. Хотя, если принять на веру то, что сказала мне Ната, меня, наоборот, должно было видеть, как можно больше людей… Злость на дурацкое положение и удивленные глаза жителей форта взвинтили до предела, и, когда я увидел, что Лада спускается со скалы и идет к себе, готов был развернуться и немедля уйти прочь. Ее сменила Джен — караульный ужинал после всех. Форт не оставался без присмотра ни на минуту. Бугай, увидевший, что пост занят, принялся помогать женщинам, втаскивать улов.
От порога на меня смотрела Ната. Она заметила мой жест, и сделала едва уловимый знак рукой — Иди…
Убранство дома, где жил Док вместе с женщиной, было примерно таким же, как и наше. Но одно отличие бросалось в глаза сразу — две отдельных постели. Место Лады отгорожено парой сшитых вместе шкур. Здесь было сумрачно и прохладно — маленькие окна и так ничего не пропускали, а сейчас они и вовсе были закрыты большими листьями.
Я услышал шаги. Лада, вытирая мокрые волосы, вошла в дом. Она обвела взглядом помещение, наклонила голову, и устало опустила руки.
— Никого…
— Как сказать… — я вышел из угла, в котором стоял.
— Дар! — радость и смущение в ее возгласе прозвучали неподдельно…
— Ты хотела со мной что-то обсудить? — мое раздражение как-то улеглось, я мог говорить спокойно.
— Да… Я слышала, ты послал Дока в поселок? Это правда?
— Да. И, кажется, ты этому не очень огорчена.
Лада неопределенно качнула плечами:
— Огорчена? Нет, не очень…
Она явно не знала, как себя вести. Вся ее утренняя решимость испарилась, и она в смятении теребила кончики волос, сплетая и расплетая их в косичку.
— Я здесь, как видишь. И я жду твоих слов. Зачем ты меня позвала? Или, мне уйти?
— Нет! Нет… Останься.
Я смотрел на нее и потихоньку начинал понимать, что чувствую что-то, напоминающее желание… Лада все же была очень хороша собой. Я никогда не любил таких женщин, слишком, на мой взгляд, сильных и крупных. Но сейчас она пробудила во мне что-то, что заставляло смотреть на нее, любоваться ее ладным телом. Лада, заметив мой взгляд, еще больше растерялась…
— Ну, хорошо. Ты, похоже, так и не решишься, сама. Тогда я кое-что скажу, а ты прими к сведению. Я услал Дока потому, что ты этого хотела. А хотела ты этого, для того, чтобы никто не мог помешать нам остаться сегодня вместе. Вместе… — я сделал акцент на последнем слове.
Она закрыла глаза и замерла, где стояла, совсем покраснев. Сквозь ладони вырвался еле слышный шепот:
— Не мучь меня… Я сама не знаю, что делаю.
— Лада… зато люди все знают… Или, потом узнают, что я был здесь, с тобой. Если хочешь, я уйду. Но прежде, чем я это сделаю, нужно чтобы ты знала. Никто не считает тебя шлюхой, никто не хочет напоминать тебе о том, что случилось, никто не видит в тебе отверженную. Ты такая же, как все мы, со всеми своими бедами и радостями. Ты можешь поверить мне, как вождю? И… тебе вовсе не обязательно ложиться со мной, чтобы в это поверить.
— А ты сам можешь в это поверить? Ты все понял, хоть я не сказала ни слова, но так и не понял, что я хочу доказать себе самой… Себе, в первую очередь! Никто меня не обижает — это правда. Но каково быть такой, как я? Разве, только Анна может все это понять.
Я повернулся и, встав возле ее постели, медленно развязал пояс. Лада смотрела на меня и у нее вздрогнули губы. Я расшнуровал завязки на вороте и стянул рубашку. Лада сделала неуверенный шаг вперед, потом другой.
— Зачем ты так…
— А как? Меж нами нет никаких чувств, нет особой привязанности, ничего нет. Что ты хочешь, чтобы я вел себя иначе? Раз все мы здесь самцы и ты видишь в нас только похотливых кобелей — что тогда ты хочешь от меня? Вот я и не хочу никаких недомолвок. Спать? Давай спать. Сделаем все, по-быстрому, и я пойду.
— Нет! Я не стану!..
— Да? Это откуда такая уверенность? Кто тебе сказал, что будет по-другому?
— Нет! Я не виновата в том, что со мной… что меня… Ты же только что говорил!..
Я обхватил ее вздрагивающие плечи:
— Значит, не шлюха. И не хочешь ею быть? Тогда зачем ты решила, вот так, запросто, переспать с первым встречным? Пусть, вождем — это, по-моему, все равно.
— Но…
— Что, но? А как иначе мне это понимать? А… Слезы появились. Это уже лучше. По крайней мере — сердце еще не совсем очерствело.
Я усадил ее на постель и уже более мягко спросил:
— Ну что, полегчало?
— Да… — она хлюпала носом, уткнувшись в мое плечо. Некоторое время мы просто молча сидели, пока она полностью не успокоилась.
— Откуда это? — она осторожно дотронулась до рубца на боку.
— Бурый… не знаю, видела ли ты таких. Давно, еще в самом начале. Я тогда только встретил Нату, и понятия не имел про всех остальных.
— А вот еще. И еще… Ты ее любишь?
— Больше жизни.
— А Элину?
— Как саму жизнь.
Лада подняла глаза, переведя взгляд на мое лицо:
— Ты говоришь правду… Разве так бывает? Разве можно любить двоих сразу?
— Бывает, как видишь. И они, обе, любят меня. Так бывает?
— А меня никто не любит… Они теперь будут меня ненавидеть. Я такая дура…
Я осторожно прикоснулся к ее плечам. Лада вздрогнула, но не отстранилась. Мне вдруг захотелось ее обнять…
— Все равно, пусть… Ты пришел, и я никуда тебя не отпущу. Я могу быть счастливой, хоть одну ночь? Разве это так много? Я так устала быть отверженной…
— Не таи на них зла. Ната знает обо всем, и она не сказала о тебе ни единого плохого слова.
— Она знает, что ты здесь? — Изумлению Лады не было предела. — Но ведь… Зная, зачем я тебя позвала?
— Да.
Я не стал упоминать о том, что и инициатива моего прихода принадлежала моей жене.
— Вы поразительные люди…
Вместо ответа я провел кончиками пальцев по ее лицу. Лада потупилась и придвинулась поближе.
— Ты, действительно хочешь меня, или, только потому, что так надо? — она с надеждой ждала ответа на свой вопрос, пытливо заглядывая мне в лицо. Лгать не имело смысла…
— Так надо тебе. Но, именно сейчас, я хочу именно тебя.
— Дар… Пойми меня. Не осуждай… После Беса и его ублюдков, у меня никого не было. А до них я вообще никого не знала. Мне по ночам их лица приходят, в крови и с ухмылкой… и каждую ночь насилуют. Что мне остается? Я Анну даже отговаривать не хотела — сама тоже чувствую, что и она. Так жить невозможно… А из наших — только ты можешь все понять. Я ведь знаю… про Нату.
Продолжения мне не требовалось. Стало ясно, почему выбор девушки выпал не на другого мужчину. Откуда-то зная о прошлом моей юной и столько пережившей подруги, Лада сделала выбор именно такой, какой могла себе представить. В ее глазах, только я мог вернуть ей надежду на лучшее — примерно так, как она видела это в глазах моей маленькой и верной спутницы.
Я опустил ладони вдоль тела, и, зацепив пальцами края рубашки, потянул ее вверх. Она подняла руки. Рубаха полетела в сторону, а я притронулся к большим и тяжелым грудям, двумя спелыми арбузами, нависшими над неожиданно стройной талией.
— Сделай, что-нибудь, у меня ноги подгибаются…
Я обнял ее одной рукой и потянул за поясок, удерживающий штаны. Лада вздохнула:
— Ты меня не поцелуешь?
— Прости… — я остановился и крепко прижал ее к себе. — Я так тебя хочу, что совсем забыл обо всем. Не сердись на меня, и не думай ничего плохого. Мне так хочется быть с тобой, что я еле сдерживаюсь…
Лада обвила меня крепкими руками, и я чуть не задохнулся — столько силы было в ней. Ею язык проник в мой рот, вызвав во мне ответное желание. Я снова опустил руку и развязал шнурок. Лад вздрогнула и чуть отстранилась.
— Можно мне лечь? Эта кожа сидит очень плотно, и ты ее не стянешь. Я всегда их снимаю только лежа.
Я покачал головой:
— У меня хватает пока силы…
Я потянул вниз. Штаны, на самом деле, сидели на ней как влитые, но, удержатся под моим напором, не могли. Больше на ней не оставалось ничего. Полные бедра при сумрачном освещении белели как мрамор, а в низу живота темным треугольником выделялся манящий холмик. Я поднялся с колен, на которые опускался, чтобы раздеть Ладу, и развязал шнурок на своих штанах. Она часто задышала, опустив руки вдоль тела и упрямо смотрела в сторону, боясь, встретится со мной глазами.
— Поцелуй меня еще раз. Меня там не… целовали.
Она подняла голову.
— Ну, что же ты?
Лада вновь положила на мои плечи свои руки и прикоснулась к моим губам. Я хотел ее, чувствуя, как готов овладеть этой женщиной. Ее формы совсем не походили на хрупкую фигурку Нату, или точеную грацию Элины, но, тем не менее, желание уже полностью овладело мною, и ее нагое тело только возбуждало. Я потянул ее за плечи и повалил на постель. Лада сжалась.
— Если ты не захочешь, ничего не выйдет. Я не умею насиловать… Ты боишься?
— Нет. Просто так получилось… Все вспомнилось. Но ты не думай — она испугалась, — Я буду… как хочешь. Подожди немножко, я успокоюсь, если смогу… Это так, настолько неожиданно. Я ведь не верила, что ты придешь.
— А хотела?
— Да…
Я уже не мог ждать. Положив ладонь на холмик Венеры, я провел по нему пальцами… Она могла молчать — но я явственно ощутил, что она разделяет мое желание…
— Тебе неприятно?
— Не знаю. Я ожидала, чего-то другого.
— Того, что было?
— Нет! Нет, не надо! Только не так!
Я повернул ее к себе:
— Ты боишься быть с мужчиной, да? Боишься того, что с тобой делали? И хочешь этого… Но, только от тебя зависит, что ты станешь испытывать сейчас, желание или отвращение. И от меня, тоже.
— От меня? Я сама не знаю, чего сейчас хочу…
— Я знаю. Попробуй, расслабится…
Я лег на нее и принудил слегка раздвинуть ноги.
— Не страшно?
— Нет…
— Тогда не сопротивляйся мне.
Я еще сильнее раздвинул ей ноги и, уже сгорая от обуревающей меня, страсти, направил член в упругое отверстие. Против ожидания, войти в нее оказалось непросто — Лада превратилась буквально в комок сплошных нервов… Я не стал ее ласкать и подготавливать, так, как делал это, будучи с Натой или Элиной. Мною руководило только желание обладать ею — и не более. Но и принуждать девушку было нельзя — она ждала от этой ночи совсем иного отношения. Превозмогая нетерпение, я обнял ее и стал покрывать влажное от слез лицо, поцелуями. Что-то шепча, я старался быть нежным, помогая ей расслабиться и преодолеть возникшее смущение. В итоге, Лада сама взяла мое лицо в ладони и, молча, плача, стала неумело касаться губами моих глаз. Оставаться бесстрастным стало невозможно… Что-то дрогнуло в сердце, я едва подавил рвущийся наружу комок — боль и чувства девушки, принудившие ее к этой ночи, были мне слишком знакомы…
— Прости меня…
— Дар… Сделай это. Пожалуйста…
Иного мне и не оставалось… Сжав до боли, я обхватил ее за ягодицы и с силой надавил. Лада вскрикнула — а я проник в нее, так, словно стал первым, кого она испытала на себе, как мужчину. Меня даже поразило, насколько трепетно она вздыхала при моих движениях — создалось впечатление, что у нее и не было никого до меня. Через какое-то время Лада стала учащенно дышать и вздрагивать. Потом она забилась в моих руках, пытаясь вырваться — но это было непросто. Я стиснул ей руки, резкими толчками проникая внутрь… На какое-то мгновение показалось, что рвется преграда, делающая ее женщиной, отчего я испытал чуть ли не шок — такого просто не могло быть! В конце концов, за те дни, которые она провела среди уголовников Сыча, ее вовсе не щадили…
Она вскрикнула в полный голос и резко отстранилась:
— Больно! Мне больно! Дар!
Это было необъяснимо! Я чувствовал, чуть ли не те же ощущения, когда впервые сделал Элину женщиной… но такого просто не могло быть! Лада вскрикивала, даже пыталась вырваться — но я остановился, только когда желание полностью покинуло меня. Она сразу сжалась в клубок и слегка застонала.
— Что с тобой? Что происходит?
— Ты… Очень большой.
— Я? — После хрупкой и невесомой Элины, услышать такое из губ этой крупноватой женщины было несколько странно. — Никогда такого мне не говорили… последние пару лет.
— Тебе, наверное, просто не говорили правду… Мне казалось, ты уже у самого сердца!
— Ты… — я был в полной растерянности. — Как бы это сказать… У тебя все там цело?
Она слабо улыбнулась:
— Не тревожься. Мне было больно всегда… С каждым, из тех… Наверное, так и должно быть?
— Нет. Не должно. А у тебя… До них, до бандитов — ты правду сказала, никого?
Она легла на бок, потянув на себя шкуру и прикрывая ею тело.
— Нет. Отец нас держал в строгости. А после того, как произошло землетрясение, нам и вовсе стало не до ребят.
— В поселке про вас всякое болтали…
— Знаю. Сам представь — разве такое возможно? Чтобы родной отец — и с дочерьми… Глупость все это. Нет, эти… они были первыми. И очень этому обрадовались…
Она снова вздохнула и прижала меня к себе.
— Ты сильный… Наверное, так любить женщину могут не многие.
— Мне еще не приходилось никогда никого принуждать к постели… А чувство именно такое.
— Извини, — Лада искренне огорчилась. — Я растерялась… И ты был такой нетерпеливый! У меня ведь никого нет. С Доком я не живу — он… Мне это неприятно. А те, из Клана… Они ведь, тоже, не спрашивали.
— Тебе и сейчас плохо?
— Нет. Это не так, но… Я ожидала совсем другого.
— Тебе нужен терпеливый мужчина… Даже крепче, чем я. И спокойнее.
— Никто мне не нужен… — она качнула отрицательно головой и положила ее на мое плечо. — Никто. Ты — занят. А представить, что я в постели с кем-либо еще — не могу. Тогда я на самом деле буду думать о себе, как о шлюхе…
— Но тогда…
— Прости и ты меня, Дар… Я думала о тебе с тех пор, как ты вынес меня из этого ада.
— Не я. Это Сова.
— Сова?
Она широко раскрыла глаза. Я подтвердил:
— Да, наш шаман. Мы были там вместе, но тебя у уголовников выкрал именно он. И несли тебя прочь, мы по очереди.
Она вздохнула:
— Еще одна сказка оказалась ложью… Но, все равно, спасибо. И тебе, и ему. Я бы не выжила там… в Клане.
…Мы лежали, взявшись за руки, отдыхая после очередного соития. Лада, раскрепостившись, совсем разошлась, словно желая наверстать упущенное, и предоставляла мне полную свободу.
— Ты устал? Так хорошо, легко…
— Мне тоже. Спасибо тебе.
— Спасибо? Разве за это благодарят?
— Конечно. Мне было с тобой хорошо. Что в этом удивительного?
Лада улыбнулась, первый раз за все время:
— Жалко, что ты уходишь. Приятно чувствовать себя, самой, отдавшейся тому, кого хочешь. Ты придешь еще?
Я медленно качнул головой:
— Нет. Лада, у меня уже есть две жены. Моих сил хватит только на них.
— Да… Я знала, что так будет только один раз. Спасибо и тебе! За то, что пришел, что не побрезговал мною… не испугался. Нет, не возражай! Я так хотела, так что все нормально. Мне стало намного спокойнее, и я рада тому, что произошло. И очень большое спасибо Нате!.. А Элина? Она знает? — Увидев мой остановившийся взгляд, она тихо охнула. — Но как ты вернешься домой?
— Не знаю…
— Даже если ты не придешь больше — я все равно буду тебе благодарна! Но, ты знай — я всегда буду готова… быть с тобой.
— Нет. Лада, я хочу, чтобы ты стала иной. Прошлое не изменить… но ты сильная. Живи.
Она молча ткнулась мне в плечо…
Дома встретило напряженное молчание. Девушки сидели в разных углах, и каждая занималась своим делом. Я погладил потянувшегося Угара и присел.
— Где ты был?
Голос Элины едва не срывался на крик. Она сжимала руки в кулачки и смотрела перед собой злым, полным слез, взглядом. Ната вздохнула и подошла к ней.
— Не трогай меня! Дура! Как ты могла? А ты… Ты! — она всхлипнула и закрыла лицо ладонями.
Ната отдернула руку. Я видел, что время, которое я находился у Лады, здесь было проведено гораздо более бурно, и она уже еле сдерживается, чтобы не осадить подругу. Новой ссоры я допустить никак не мог.
— Лина… Линочка… — я показал Нате глазами, чтобы она не уходила. Видимо, ей пришлось услышать от Элины немало грубых слов. Ната подчинилась без охоты, устало смотря в сторону. Однако она положила руку на плечо девушки и оставила ее там, хоть Элина сразу дернулась.
— Ну, она то, при чем?.. Я виноват, я… Перед обоими виноват, и перед ней не меньше, чем перед тобой. Но люблю я только вас, единственных и самых дорогих, и никто, кроме вас, мне больше не нужен.
— Любишь… Да? А к этой, зачем пошел? Сказки рассказывать? Ты… как Блуд!
Я обнял девушку, преодолевая ее сопротивление:
— Ты поймешь, когда-нибудь… Так было надо.
— Кому? Ей?
— Ей. Нам. Нате. Мне. Всем в форте. И даже тебе…
— Мне?!
Я закрыл ее возмущенный рот поцелуем. Элина порывалась встать, но я крепко ее удерживал, а Ната, сев позади нее, сцепила свои руки на ее животе.
— Тебе тоже.
Элина вдруг обмякла и разрыдалась. Она плакала громко, отчаянно, как ребенок, у которого внезапно отняли что-то очень дорогое…
— Дурак! Дура… Какие вы оба… Зачем, ну зачем ты так? Зачем? После всего, что с нами было, после того, что мы вместе пережили! Зачем?
Это уже началась истерика… Она не плакала больше — кричала…
— Да, Натка мне все объяснила, я понимаю, я все понимаю! Но зачем? Ты хоть подумал, каково мне сейчас? Я знаю, просто чувствую, как ты там, с ней… и ничего, слышишь, ничего не могу сделать! А Натка меня держит, даже одежду спрятала… Удержала бы меня одежда, как же! Я хоть голышом, через всю долину пройду, если скажешь! Ты с ней, там… Я не могу так, не могу! У меня сердце просто разорвется… Какой же дурак… Ведь я столько дней решалась стать твоей, столько слез пролила, когда мы жили втроем… а потом и влюбилась, дура! Знала, что ты не мой. Знала! Что ты всегда будешь считать себя опытнее, что ты старше, что тебе все можно! А нам, мне что остается? Не могу так, не могу!
Она чуть ли не выла… Внезапно, неожиданно заплакала и Ната. Я ошалело переводил глаза с одной на другую, и чувствовал, как земля уходит, из-под моих ног…
— Я ведь ее ударила… Слышишь? Ударила, Натку… Она для меня все, я никого так не люблю, как ее, а ударила… Ну что ты молчишь?
Больше всего мне хотелось в это момент, провалиться, куда-нибудь, только не видеть этих голубых глаз, в которых страшной болью светилась нанесенная обида. Угар вильнул хвостом и, растолкав нас, лизнул Элину в заплаканное лицо. Она обняла его и уткнулась в курчавую шерсть:
— Один только песик наш остался с нами… А хозяин, черт те где, по бабам…
Я подхватил ее на руки и отнес на нашу постель. Элина не сопротивлялась, только всхлипывала и шмыгала носом. Туда я перенес и Нату, лицо которой также исказила гримаса невысказанной боли.
— Господи, и ты?
— Да… Я до самого конца надеялась, что ты вернешься. Это ведь я специально тебя так настроила — заодно, проверить захотелось, сможешь ли… Вот и проверила, на свою голову. Все правильно, все! И должен ты был так поступить — но уж лучше бы она вовсе не появлялась у нас, чем такое выдержать! Линка лучше меня, и плевать на то, что ты должен. Я с ней ругаюсь, а у самой кошки скребут. Никогда больше так не делай… И меня не слушай! Права она — дура я и есть, так мне и надо…
Окончание этой ночи всем нам далось нелегко… Кое-как я добился того, что Элина перестала говорить о Ладе в угрожающем тоне, вырвав обещание ничем не показывать девушке ненависть, которая поселилась теперь в сердце Огненноволосой… Чего мне стоило успокоить обеих девушек, осушить их слезы — этого не передать словами. До самого утра я зацеловывал оба дорогих лица, прося у них прощения…
Они уснули с первыми лучами солнца, а я встал, укрыв их и коря себя за совершенную глупость. И все же, в глубине души, я сознавал, что поступил правильно. Я был не только мужем — я стал вождем… И думать, обо всех людях рода — я уже называл нас родом! — был обязан. Пройдет обида, со временем утихнет боль, но сделано главное — спасен человек. Сова все понимал, и все предвидел, когда отказался от такой роли! Мне же пришлось испытать ее на себе…
Глава 18
Недобитые
Прошло несколько дней. Элина вела себя вполне спокойно, и мы с Натой стали успокаиваться — похоже, нам удалось ее убедить не мстить ни в чем не виноватой дочери Бороды за проведенную мной ночь в ее доме… Разве что, время от времени, Огненноволосая словно исчезала из виду — но мало ли дел у девушки в форте?
Поднявшись засветло, я вышел во двор, умылся холодной водой и посмотрел наверх. Бугай, заступивший вчера на пост на скале, похоже, безмятежно дрых — я его не замечал. Как и второго сторожевого. Ругнувшись про себя, я решил подняться и сказать часовым пару ласковых… Хоть мы и не ожидали ничего угрожающего, но дурной пример заразителен. Однако мелькнувшая голова Волоса показала, что я ошибся. И, сразу за мохнатой шевелюрой, сверху донесся тревожный свист, после чего громкий голос сына кузнеца рокотом пронесся по всему форту.
— Тревога!
Подобный возглас был слишком серьезен, чтобы им пренебречь… Не смотря на раннее время, на шум мгновенно стали выскакивать люди. Я сложил ладони рупором:
— Говори! Я внизу!
— Вижу девушку, бежит через просеку в нашу сторону! — Бугай не тратил время на подробности. Я недоуменно сдвинул брови — ну и что?
— Кажется, это Мила! Да, точно она!
Мы со Стопарем одновременно сделали гримасы — и что? Ну, возвращается, зачем шум было поднимать? В том, что Бугай смог узнать девушку на таком расстоянии, сомнений не возникло — пестрый наряд симпатичной Милы бросался в глаза издалека. Она, пожалуй, единственная, так трепетно относилась к своей одежде, всячески украшая ее блестящими ракушками или цветными нашивками.
— Она спасается от кого-то! По-моему, ранена! Точно! Я вижу, как поддерживает руку! И оружия у нее с собой нет!
А вот это уже многое объясняло. Ни при каких обстоятельствах, никто из жителей нашего поселка не выходил за пределы форта без оружия. Шла ли речь о сборе ягод в лесу, или поисках лечебных растений — все равно. Еще можно допустить, что она оставила свое снаряжение где-то неподалеку — но, увиденная Бугаем травма, уже заставляла насторожиться. Но что могло произойти? Девушка была в лесу не одна — я отправил ее в компании Волкобоя, Птахи и Джен. Девушки так настойчиво просили отпустить их на охоту за чрезвычайно расплодившимися черепашками, что я не выдержал и дал им несколько дней, освободив от других дел. И, обрадованные, они все вместе ушли еще в начале недели. А сейчас была только среда…
Мне сразу стало не по себе. Появление девушки, без сопровождающих — это не просто так… На крик Бугая во двор уже высыпало все население форта. Как и я, они, задрав головы, смотрели на сторожевого, который, рискуя вывалиться, поднялся во весь рост и теперь цеплялся за край настила.
— Да, это точно она!
— Одна? Больше никого?
— Нет! Бежит тяжело, но погони не видно!
Я взмахнул на валун:
— На встречу — Череп и Чер! Через ход! Стопарь, Свистун, Бен, Будда — на стены! Власта, Ульдэ — со мной, к воротам! Элина, Пума, Джен — на башни! Волос, Бугай — первый дым!
У нас была давно разработана система сигналов, согласно которым, все, кто находился за пределами селения, могли узнать, что им ждать и к чему готовиться. В прерии никто не уходил, но я еще неделю назад назначил людей на помощь Стопарю, в его фермерских делах. Несколько мужчин и женщин ночевали в шалашах на краю разрабатываемого поля. Скорее всего, они и теперь там, среди высоких стволов, темнеющих вдалеке. Первый дым — один столб на вершине скалы! — означал немедленное возвращение в форт. Два — опасность угрожает тем, кто отсутствует. Три — форт подвергся нападению!
Девушка бежала не очень быстро, с трудом перепрыгивая различные препятствия, попадающиеся на ее пути. Охотники дождались, когда она минует заросли кустарника, являющиеся естественной преградой на пути к Форту, и подхватили Милу на открытой местности перед стенами. Через пару минут мы впустили их внутрь. Я кивнул Черу, подхватившему бревно, которым запирали ворота, и лишь потом повернулся в запыхавшейся девушке.
— ?
— Там… Банда!
Все ахнули…
— Сейчас, скажу… — она едва переводила дыхание. — Там… Волкобой, он меня послал сюда, сообщить! Он остался, и вот это… — она протянула мне обрывок ткани. Анна вскрикнула и сделала шаг вперед — это был приметный для всех нас, обрывок черного цвета…
— Там их несколько. Кажется, не меньше семи или восьми. Еще вот, мы нашли на земле! — она протянула мне ржавый наборный ножичек, с характерным рисунком по рукояти — обнаженная девушка со змеей. Мне вспомнилось, как Бес нервно поигрывал этой игрушкой при памятном разговоре о некоем нашем соглашении. В горле вдруг пересохло… Перед глазами встали недавние картины жестокой войны, страшная рана Наты, гибель Бороды!
— Где? — я выдохнул осипшим голосом, устремив на девушку бешеные глаза. — Где!
— На тропе… — она испуганно отшатнулась, и едва не упала. Ната метнула на меня укоризненный взгляд, подхватывая девушку. Та вскрикнула, и вся скривилась — отпустила поддерживаемую ранее руку, и та повисла, как куль… Салли метнулась за перевязочным материалом, а Док принялся осматривать рану.
— Мы остановились возле рощи, где обычно заготавливаем бревна для форта. Потом Птаха захотела посмотреть, нет ли поблизости животных, и полезла на дерево. Я увидела траву, очень похожую на ту, что вы велели показывать Доку, стала собирать… Волкобой заметил в зарослях джейра, и вместе с Джен ушел его преследовать. Птаха вдруг вскрикнула — она сорвалась и упала в кусты. Я полезла за ней и наступила на ножик. Мы вначале решили, что это ничего не значит — нож, и нож… мало ли всего осталось в земле, после прежнего? Но потом Птаха наткнулась на остатки костра! Он был еще теплый! Видимо, там пытались затоптать сам костер — следы остались, очень отчетливые, словно как в песке, возле реки. Мы стали кричать Волкобоя и Джен…
Общий выдох был ясен до предсказуемости. Поведение девушек уже нельзя объяснить обычным неумением — прожив столько времени в условиях постоянной опасности, в подобной ситуации только полный глупец мог выдать себя лишним шумом…
— И на крики они вышли из леса!
Я стиснул зубы…
— Дальше.
— …Они сразу схватили Птаху! Я успела их увидеть раньше и побежала в рощу. За мной тоже гнались… но там есть овраг, а они на кого-то наткнулись, и я услышала крики! Потом я упала… и кажется, сломала руку. Я точно знаю — это Джен кричала!
— А Волкобой?
— Я снова побежала. Он схватил меня в лесу, и повалил. Мы ждали, пока стихнут крики… Потом велел возвращаться в форт. Он сказал, не будет ничего предпринимать, только постарается проследить за ними. Да, он еще сказал, что, если сможет, известит о случившемся Сову — тот встретился нам, вместе с Зорькой. Индеец собирался пойти к перерожденным, а потом в Форт. Волкобой сказал, что попробует их догнать… а вернется, когда увидит сигнал.
Я смолчал. Как бы безрассудно не поступал новый охотник, в одиночку направляясь через травы к дальним холмам, где обитал Леший, но его поведение вполне оправданно — индейца надо поставить в известность, прежде всего!
Отряд выступил немедленно. Мы, всего за полдня, добрались до опушки леса, но входить не стали. Бес, за прошедшее время, давно должен научиться вести партизанскую войну — учителя попались хорошие! Так что, нас вполне могли ожидать отравленные стрелы. Как ни мучила неопределенность и тревога за пропавших девушек, но, подставляться под удары бандитов я не хотел. Чер, змеей уползший в травы на разведку, вернулся затемно и по его осунувшемуся лицу мы поняли, что худшие опасения подтвердились…
— Птаха мертва. Они порвали ее на куски, словно волки. Останки… сам знаешь — есть, кому прибрать. Следов Джен нет. Эти — ушли в Предгорье.
Мы решили переждать день, и, если Волкобой не вернется в форт вместе с Совой к его исходу, выступить по следам банды, взяв с собой Угара. Как не славились своим искусством Чер, или Ульдэ — но именно пес нашел бы нам всех. На вершине скалы развели огонь — особым способом сложенный костер показывал, что селение находится в прежних руках…
Парень, шатаясь от усталости, вернулся следующей ночью. Салли, сменившая Бугая на посту, предупредила задолго до того, как он постучал в ворота — в наступившей темноте не так-то просто понять, кто именно приближается к форту, из трав… Встревоженные часовые были готовы встретить его стрелами, подозревая лазутчика — и лишь знакомый свист вовремя предупредил о возможной ошибке.
Волкобой сразу приступил к рассказу:
— …Я насчитал восемь человек. Может, их и больше. Следы плохо видно — да и я еще не научился их хорошо понимать. Пока разбирался, потерял часа четыре. Джен? Нет… не знаю. Мы разбежались по кустам, где преследовали джейра, и после уже не встретились. Я шел за ним долго, так как старался не шуметь, и ничего не слышал. А когда возвращался — увидел бегущую Милу. Сразу понял, что что-то происходит, решил ее остановить — а тут шум, погоня… В общем, повалил ее на землю и ждал, пока пройдут мимо. Это… — он запнулся. — Из шахты. Связываться не стал — лук оставил у девушек, а из оружия только легкое копье. Мы же за черепахами шли… — Я стиснул зубы, а Чер не выдержал:
— Мало вас Дар ругает! Мало! Все могли там остаться!
— …Их трое за ней бежало. После перевязал Милу, и она направилась в форт, а я — искать Птаху.
— Один?
Чер недоверчиво посмотрел на парня. Тот сглотнул, побледнев…
— …Те ушли далеко в рощу, а девушка убегала с опушки. Я ведь знал, что она не одна! Будь рядом хотя бы Джен… Но мне было все равно, сколько — у меня свой счет! Только Птахи я не нашел — их этих тоже. Я плохой следопыт… Но я видел, как птицы кружились над деревьями, которые растут вдоль южной стороны. Если не ошибся — они уходили по разнотравью, в сторону гор. Преследовать не стал. Далеко…
— Но сосчитать следы, ты все же сумел?
— Да. Если и ошибся, то на одного-двух. Я ведь не умею читать по земле, как ты! Потом побежал в становище Лешего, за Совой. Я подумал, еще в лесу, что его нужно предупредить сразу — вдруг, это опять война? Вот и сказал Миле, что бы бежала к вам без меня. Ну и… напрямую, через лес. Вот и все.
— А индеец? Почему он не пришел с тобой?
Волкобой снова вздохнул.
— Он сказал, что должен задержаться — там сразу трое заболели. Кто-то метался в жару, и Зорька готовила снадобье, чтобы помочь. А оставить ее одну, после этих известий, он не решился. Велел возвращаться в форт, но добавил, что бы без него не уходили.
Парень едва стоял на ногах от усталости — он не спал практически трое суток, отмахав за эти дни несколько десятков километров, и все, постоянно ожидая удара в спину…
— Иди отдыхать.
— Я тоже пойду, Дар!
Он смотрел на меня с мрачной решимостью. Череп еле заметно кивнул.
— Хорошо. Ты пойдешь с нами. А сейчас — спать. Нам нужны свежие воины.
Ната дождалась, пока он ушел, потом обернулась ко мне:
— А если они, сами сейчас рядом? И уже караулят все подступы к форту?
Я накрыл руку Наты своей:
— Нет. Угар здесь — его нюх сразу указал бы на присутствие чужаков. Да и мало восьми человек для нападения на селение. Они ушли в Предгорья, или к скалистому озеру. Но банду нужно уничтожить! Раз Волкобой добрался до Совы, то завтра, к утру, индеец будет здесь. Он быстро ходит, особенно, если пойдет один.
— Он не оставит Зорьку одну, ты слышал…
— Значит, они придут вместе. Мы с Совой прочешем все прерии и найдем этих выродков. Женщин я не считаю. Тихо! — я сурово прервал, начавшийся было, ропот. — Я сказал — без женщин! В лес и травы пойдут только мужчины. Вы должны защищать форт, если враг появится здесь. Угар пойдет с нами и поможет найти остатки банды. Сколько бы их не осталось, нас — вдвое больше! А когда в поселке и прерии узнают о банде — появится еще помощники. Лишние люди не нужны. Ната остается старшей! Слушать ее, как меня. Всем готовить оружие.
…В форте чуть ли не все посматривали на лес, ожидая увидеть не прошеных гостей, но никто не нарушал спокойствия и тишины. Наверху дежурили девушки — перед выходом я отменил все работы. Охотники, а теперь, снова — воины! — должны как следует, отдохнуть. На этот раз, на охоту за людьми я взял только (и почти всех!) мужчин. Док, узнав про больных в стане Лешего, молча собрался в дорогу. Я не противился этому — напротив, приказал Ульдэ сопроводить лекаря. Напоследок, я отозвал девушку в сторону:
— Будь осторожна… Они могут появиться и там. Если все спокойно, останешься с Доком. Не хочу, чтобы старик шатался по травам без охраны. Лешему передай — томагавки войны могут быть вырыты вновь! Пока я не зову его сюда, но… Пусть смотрит дым, и будет готов выступить! Сигнал о помощи — четыре темных столба!
Ульдэ кивнула и без возражений ушла собираться — дорога предстояла дальняя.
Элина, позабыв про обиды, сидела у меня на коленях и не давала даже подняться, сцепив руки на шее. Она так смотрела на меня, на внешне спокойную Нату, что я не выдержал:
— Ну, хватит, в самом деле! Ты что, прощаешься со мной?
— Не говори так… — она сглотнула набежавшие слезы. — Я просто боюсь.
— Ты? А с кем я шел на банду, когда мы спасали Нату? Ты же первой присоединилась ко мне, подав пример остальным.
— Я за тебя боюсь…
Я остановил Нату, заметив, что она без цели ходит от стенки к стенке.
— Иди к нам… Садись, вот так, — они обе примостились на моих коленях. — А теперь слушайте. Со мной ничего не случиться. Ни с кем из нас ничего не случится. Я не дам им никого даже ранить, вы поняли? Мы не будем с ними драться. Мы их просто убьем. Из засады, по одному. Ввязываться в драку не будем. Просто передавим, как червей. Я вам обещаю. А теперь давайте ляжем и немного отдохнем.
Элина призналась, где пропадала столько вечеров… Наша юная и своенравная подруга, выждав момент, сама пришла к Ладе — и, начавшаяся было с упреков встреча, закончилась полным примирением. Какие слова смогла найти Лада, я даже не стал спрашивать — ясно и так, что едва не начавшаяся вражда погашена полностью…
Как и ожидали, Белая Сова вернулся к следующему утру. Он привел Ясную Зорьку. Индеец выслушал наши мнения о банде, и согласился с тем, что мы не будем ждать нападения, а сами пойдем искать врага. Это лишь случайность, что пока только девушки — Джен мы тоже считали убитой! — погибли от их рук. Видимо, бандитам пока не до нас.
На прощание, Элина и Ната поочередно поцеловали меня, и я подумал, что так, наверное, провожали своих мужей на войну наши предки… Туча обняла Стопаря с сыном, Шейла — Чернонога. Алиса прильнула грудью к Свистуну, а рядом с ними встала и Колибри. Туда же подалась Пума — и мне показалось, что она едва не повернула в мою сторону… Рядом с Волкобоем появилась Анна. Она несмело держала его за руку.
Что ж, видеть это было обнадеживающе — девушка простила ему то, что случилось…
Во двор вышла Лада. Она старательно обошла нас, но глаза от пристального взора Элины не отвела. Более того, мне даже показалось, что девушки чуть заметно улыбнулись, друг другу… Ната не выдержала и потрясенно заметила:
— Ничего не понимаю… О чем вы столько времени говорили?
Элина тихо произнесла:
— Не надо. Она не виновата. Я уже поняла это. Сама… Дар — не только твой, или мой… Муж. Он — вождь, и глава нашего рода. Он обязан делать так, чтобы никто не чувствовал себя в нем изгоем. Я поняла это… Я считаю — Дар оказал ей честь — ты поняла меня? И хватит об этом…
— Честь?
— Все, Ната. — Элина моргнула, на глазах появилась небольшая слезинка… — Дар оставил тебя следить, за тем, чтобы в его отсутствие в форте был порядок и спокойствие. И в форте будет, и порядок, и спокойствие. Забудь обо всем, как если бы ничего не было. Все.
Безмерно удивленные, мы выслушали слова Элины. Ната обняла ее и кивнула мне. — Будь спокоен…
Отобранные в поход воины выходили за ворота форта. Все уже попрощались с женщинами, и лишь один лишь Череп смотрел в землю и хмуро поджидал остальных. И тут, словно неожиданно решившись на что-то, к нему подошла Лада и при всех поцеловала в губы. От изумления, у того широко раскрылись глаза. Лада спокойно сказала:
— Я знаю, ты настоящий мужчина… и воин. Когда все кончится, и ты вернешься — а ты обязательно вернешься! Возьми меня в свой дом…
Череп пристально посмотрел на нее и твердо ответил:
— Вернусь.
Мы переглянулись, но никто не произнес ни слова. Я еще не знал, сделала ли это девушка с минутного порыва, поддавшись общему настроению, или ей давно нравился этот немногословный и хмурый, так обезображенный огнем, мужчина. Она ведь могла попросить не меня, а его, разделить с ней ложе. Чтобы успокоиться, и с ним доказать себе то, что она доказала со мной. Сложно понять женщину…
Быстро, след в след, отряд рысью пошел в лес. Угар бежал впереди. Группа разделилась — навыки, приобретенные в войне, не могли забыться так скоро. Прикрывая друг друга, мы быстро миновали густые участки и скоро вышли к месту трагедии. Останков уже не было — вездесущие трупоеды позаботились обо всем. Только подсохшие пятна крови указывали на то, что здесь разыгралась очередная драма, где снова ставкой стала человеческая жизнь. Может быть, тело Птахи прибрали свинорылы, или, какие-либо, иные охотники за кровавой дичью… Чер и Волкобой направились к месту, где Мила оторвалась от преследователей. Если она не перепутала, там должны остаться следы от столкновения уголовников с Джен. Мы не надеялись на чудо — в рукопашной, против троих противников, шансов у девушки просто нет… Вернувшись, Волкобой тихо покачал головой.
Я обернулся к Черу:
— Что?
— Две стрелы в дереве. Обе — наши. Других нет.
Мы переглянулись… Следопыт узнал работу кузнеца — все наконечники для стрел и копий охотников выковывались в форте, и именно их он обнаружил в стволе.
— А… эти? Она ни в кого не попала?
— Не похоже. Скорее всего, Джен наткнулась на них случайно, когда увидела убегающую Милу. Ветки на кустах изломаны, она пыталась остановить преследователей, но слишком торопилась… Крови на земле нет — стрелы пролетели мимо.
— А она?
Чер слегка нахмурился:
— Так… Она стреляла с колена. Потом тетива порвалась… — он протянул мне тоненькую жилку. — Джен бросилась в лес. За ней побежали, двое. Другие вернулись к костру. Следы теряются в овраге — там вода. Джен — опытная девушка, прошла по гальке. Ручей течет до озера — она могла уйти по нему в скалы.
— А те, двое?
— Тоже…
Мы вернулись к стоянке. Чер еще раз внимательно осмотрел примятый мох, остатки костра, и куски окровавленной одежды…
— Крысы. Они грызут все, даже кости. Но Птаха умерла не сразу! Они пытали ее. На камнях остались веревки, а возле валуна — шипы… И вот что, Дар… Это знакомый след.
— ?
— Это точно они. Бес…
Я стиснул зубы. Чер, в свое время, ушедший по следу, отколовшихся от банды отморозков Беса, вряд ли ошибался. Это вновь был он, уже один раз разведавший дорогу к форту и спаливший его дотла. В тот раз, уставшие от длительного перехода и обремененные ранеными, мы не стали преследовать стаю, скрывшуюся в предгорьях. Время прошло — мы восстановили силы, но и бандиты решили не отсиживаться в ущельях. Это вновь была война…
Сова потянул носом воздух, к чему-то прислушиваясь.
— Будет гроза. Небо еще чисто, но Сова чувствует большую воду. Нужно укрытие.
Свистун показал на Волоса. Тот, внимательно прислушивавшийся к словам индейца, торопливо указал на высившиеся вдалеке холмы, одинокими вершинами, белеющими в травах. Я криво усмехнулся — когда-то, как раз именно оттуда и началось наше знакомство с бандой. Что ж, долина, которую сложно обойти и за пару месяцев, иногда становилась тесной и до боли, знакомой…
Волос уверенно шел впереди. Свистун, всецело доверяя товарищу, ступал след в след, за медведеподобным существом, а за ними индейской цепочкой двигались все остальные. Только Угар, бегающий по траве сам по себе, унесся куда-то вдаль. Мы могли лишь изредка замечать его черную спину, мелькающую в траве. Впрочем, будь впереди опасность — умный пес сразу предупредит!
Волос приблизился к подножию холма, покрутился, что-то ища глазами, потом выбрал едва приметную дорожку и так же быстро зашагал наверх. Я чуть приотстал, рассматривая окрестности. Это был другой холм — тот, где когда-то остался лежать неизвестный мне охотник, располагался левее.
— Давай сюда! — Свистун уже забрался наверх и теперь призывал остальных. — Тут пещерка есть… Поместимся. Дождь, кажется, серьезный накатит…
Он был прав. Словно ниоткуда взявшиеся тучи на глазах затянули небосвод, все сразу стало серого цвета. Моментально умолкли крики птиц, даже трава, только-только склоняющаяся под редкими порывами ветра, словно прижалась к земле, ожидая бурю. Угар, черной тушей влетевший на камни последним из отряда, на мгновение заслонил собой вход в пещеру — и, сразу после этого, тяжелые, крупные капли упали на землю. Начавшийся ливень сплошной стеной воды закрыл от нас прерии. Похожие дожди были не редкими в долине, не раз и не два многие из нас пережидали его в укромном месте. Различие лишь в том, что сейчас он осложнял нам поиски врага — вода смывала все следы, которые могли оставить бандиты. Мы быстро переглянулись с Совой — вспомнилось, как почти в такой же ураган, мчались по Черному лесу…
— Дар!
Встревоженный оклик заставил обернуться — Волкобой указывал рукой на дальний угол пещерки, где уже сгрудились Волос и Стопарь, закрывая своими могучими спинами весь обзор.
— Что там?
— Вещи! Кто-то был здесь, до нас!
Чер быстро изготовил факел, и мы осмотрели пещеру. Поодаль от входа было сухо, но заметно грязно, стены покрыты копотью, а на примятой и давно высушенной подстилке из мха, в беспорядке валялись старые шкуры. В углу лежали мешки, все припасы из них были разбросаны на голом полу и подпорчены грызунами. Чер потрогал копоть на стене и обернулся ко мне:
— Ждать, что сюда кто-либо придет, бессмысленно. Они ушли пару недель назад. Если это эти… думаю, искать нужно в ином месте.
— А если не они? Тогда — кто?
Чер пожал плечами:
— Зэки могли находиться здесь, перед тем как напасть на девушек.
— Нет, — Череп указал на порванные мешки. — Это — не Бес. Не его люди. У него все в башмаках. А здесь следы от мокасин! Причем, мелкие, женские. И еще — лапы… Очень странно!
Мы вскинулись, но Сова сделал знак всем молчать:
— Череп прав. Молодой следопыт хорошо видит, но торопится делать выводы. Опытный воин видит вглубь… Бандиты не стали бы бросать припасы, да и возможность сделать стоянку в заранее приготовленном убежище — тоже. И это — не охотники прерий. Наши относятся к своим вещам бережнее, и не бросают с таким трудом добытое, где попало.
Череп кивнул, соглашаясь.
— Да. Кроме Беса и его группы, в предгорье могли остаться и иные бандиты, из числа недобитков… Но, до сих пор мы не слышали о женщинах в их рядах!
— Меня беспокоят именно лапы… — я всматривался в почти смазанные отпечатки возле старого кострища, и вдруг почувствовал знакомое волнение и страх… Эти следы, так похожие на следы голой ступни — чьи они? И, не такие же ли отпечатки оставлял во влажной почве тот оборотень, встреча с которым едва не закончилась нашей гибелью, в Провале? Мне даже показалось, что я улавливаю тот, особый, звериный запах…
— Что будем делать?
— Я знаю! — женский звонкий голос застал всех врасплох… Мы схватили оружие, одновременно оборачиваясь к входу — там, отряхиваясь от воды и мокрая насквозь, счастливо улыбалась Джен!
— Ты жива?!
— Еще бы! Но, если меня сейчас же не высушат — то тогда точно заболею и умру!
Чер мигом освободил ее от одежды — мы тактично отвели глаза, но, похоже, нагота нисколько не смутила девушку. Он набросил на нее запасную рубашку, а я достал одеяло… Укутанная, Джен взяла кусок мяса, предложенного ей Волосом, и стала быстро отвечать на вопросы, едва сдерживаемые на языке.
— Где ты была? Где те, кто за тобой гнался? Кто они? Как ты здесь оказалась?
Джен, едва не подавившись, только успевала поворачиваться…
— …Мила скрылась в кустарнике, а я бросилась в лес. Там, в овраге, широкий ручей — кто собирал ягоды малины в стланике, знает! По камням ушла вверх по течению, потом вышла к скалам, а по ним выбралась к берегу озера. Нет, за мной не гнались — я бы заметила! Не попала? Жаль… А Мила? Дошла? Хорошо! Птаха? Птаха!
Джен увидела выражение наших глаз и перестала жевать…
— Убили…
Она скривила лицо — все знали о ее дружбе с погибшей. Джен отложила мясо в сторону и сложила руки на коленях.
— Вот и все… Нет больше моей подруги.
— Джен…
— Все нормально, вождь. Все — нормально… — она утерла слезы на лице. — Но я видела и других…
— Других?
— Да. Не тех, от кого убегала, но тоже, синих. Правда, курток на них уже не осталось, но это не наши… В смысле, не жители прерий. На озере.
— На озере? — нашему удивлению не было предела…
Она махнула рукой на восток:
— На озере. Мне пришлось переночевать среди камней, идти ночью я побоялась. Утром пошла вдоль берега к поселку — туда ближе, и я хотела рассказать им о бандитах. А увидела лодку и сидящих в ней людей. Тех, из поселка, я немного знаю — так вот, в лодке были чужие. Их лица… — она нахмурилась, нервно дернувшись всем телом. — Злые они. Куда уплыли — не могу сказать. Лодка большая. Даже не самодельная — самая настоящая! На ней в хорошую погоду можно проплыть вдоль берега хоть к поселку, хоть к скалам на юге озера. Но следы, я видела, были от берега, и они уходили в скалы. Можно попробовать пойти в обратном направлении. Я сама не стала, подумала, что они все в лодке… В лес заходить не рискнула — вдруг, там тоже остались те, кто за мной гнался? В общем, проплутала вдоль его границ, наткнулась на развалины сгоревшей хижины. Там убила дрофу, два дня прошло тихо — преследователей не слышно, и я решилась идти в форт. Только через южные степи, мне так казалось спокойнее. Ну а остальное, как и у вас. Попала под дождь, на холм поднялась в поисках убежища. Увидела лаз, сунулась — голоса знакомые! Такой потоп!
— В поселок они не поплывут. Если только… — у меня и Совы мелькнула одна и та же мысль. — Если только Святоша не ждет гонца от Беса. Или — кого другого…
— Что он, совсем тронутый? — Стопарь отрицательно махнул головой. — Заметь кто, что он опять шашни с теми крутит — башку свернут в два счета!
— Стопарь уверен, что у монаха нет приспешников? Индеец не так слеп — он не забыл, кто хотел ударить нас в спину!
Индеец перевел неприязненный взгляд на Волкобоя, и продолжил:
— Зачем мой брат дал оружие в руки этого человека? Ты стал доверчив…
— Кто предупредил шамана о приходе врага? Он уже наш… Я проверил его, ты видишь клыки волка на его шее. Парень доказал, что имеет право быть человеком.
— Индеец только потому жив, что доверяет самым преданным друзьям. Он отпустил… этого, не пожелав идти вместе. Ты понял? И еще! Волк — не человек. Ты дал ему имя — ты и в ответе за него. А Сова поверит тогда, когда он убьет одного их своей прежней стаи!
Парень заметно обиделся… В свое время индеец с сомнением выслушал историю, сделавшую бывшего пленника полноправным членом форта, и я видел, что он остался при своем мнении. Но и я был убежден, что поступил правильно — он должен идти с нами! Если же рука Волкобоя дрогнет… рядом должен находиться Череп.
— Это их схрон.
Стопарь уверенно качнул головой и опять повторил:
— Точно говорю! Схоронились, после битвы, и жили втихаря… Здесь селений нет, охотники редко заходят — лафа! И наши тоже, охотятся ниже, вот они и обустроились в пещере!
— Возможно. Но лодка… Далеко. Какой смысл устраиваться здесь, а ходить туда?
— Рыба, — Стопарь был уверен в своем мнении. — Зверя они промышлять не научились, оружия путного не имеют… скорее всего. Как на пхая, или овцебыка выходить? А на рыбу луков да стрел не требуется. И в мешках этих — тоже, рыба.
Общим мнением мы решили вернуться к озеру, и уже там проверить, как берег, так и сам поселок. Если бандиты и вправду, шастают к Святоше… что ж, с этим придется кончать. Бес, опасный и непредсказуемый в своей злобе, был пока отложен — после прошедшего ливня найти его в Предгорье практически невозможно.
Джен решили отправить в форт, в сопровождении Будды. Как воин, он вряд ли мог пригодиться — слишком неуклюж и неповоротлив. В этой местности хищники почти не появлялись — я надеялся, что они дойдут до крепости без приключений. Еще раз, заставив подробно рассказать, где девушка видела лодку, мы расстались.
Через день, наш отряд, по касательной минуя лес, приблизился к озеру. Угар прыгал по камням, обнюхивая все по пути, и иногда злобно щерил клыки — это означало, что пес встретил следы редких волков, или крыс-трупоедов. Он навсегда запомнил треугольные зубы тех тварей, которые едва не прикончили нас в нефтехранилище в самом начале… Теперь, когда бывший щенок превратился в могучего и сильного пса, встреча любой крысы с ним означала смерть — для последней!
— Угар! — Сова оттянул его за холку. — Ищи людей!
Свистун покачал головой — он никак не мог привыкнуть к тому, что наш кучерявый приятель, чуть ли не понимает человеческую речь.
— Ищи врагов, ищи! — я наклонился к псу и заглянул в его умные и настороженные глаза. — Ищи, Угар!
Он втянул воздух и стал медленно обходить местность. Мы ждали, опершись о копья. У всех в руках находились луки со стрелами, а за спиной Совы висела его смертоносная палица. Мой меч — оружие, пожалуй, единственное в своем роде! — также висел на спине. Что до Черепа — умение владеть приемами рукопашного боя делало руки бывшего спецназовца страшнее любого отточенного железа… Но и за его поясом торчали два неизменных томагавка, а на груди в чехле парочка метательных ножей. Бугай поигрывал своей дубиной, а Стопарь держал в руке топор. Как он умел им пользоваться, я уже видел! Не должны подкачать в схватке и Свистун с Волосом — силу последнего можно сравнить разве что с мощью дикого кабана.
Мы обшаривали практически каждый камень, в надежде наткнутся на что-либо, указывающие на присутствие бандитов. Джен обладала цепким взглядом — местность, где она видела лодку и садящихся в нее уголовников, была нами проверена практически полностью.
Угар вернулся с виноватым видом, опустив хвост к земле.
— Не нашел? Эх, ты.
Череп примирительно сказал:
— Тут тоже шел дождь. Да и искать нужно выше, вдруг, они высадились возле поселка? Можно пойти вдоль берега и посмотреть там.
Делать нечего. Мы стали подниматься в скалы. Я сильно опасался, что из охотников сами рискуем превратиться в добычу — из-за любого валуна в нас могли полететь камни или стрелы, несущие смерть… Угар, ступал впереди, и надежда была только на то, что он успеет обнаружить чужаков прежде, чем те обнаружат нас.
До впадения ручья в озеро, мы дошли спокойно. Череп указал рукой на гряду скал, возвышающуюся вдали:
— После нее — открытое место и поселок.
Сова недовольно осмотрелся:
— Оттуда хорошо видно любого, кто придет с леса. Солнце светит в нашу сторону, мы их не увидим, а они будут видеть нас как на ладони. Мой брат решил, как поступит?
— Они были там не сейчас, а когда Джен шла по их следу. Возможно, мы напрасно теряем здесь время. Но, на всякий случай, мы можем обойти это место, справа или слева. Но и они не дураки, должны уже научиться… и наверняка сами предпочитают ходить так же. Что, если мы столкнемся с ними в лесу?
Сова недобро усмехнулся…
— На моем плаще давно не висели свежие скальпы. Для того и пришли мы сюда, мой…
— Нет! — я резко возразил. — Мы пришли, чтобы покончить с ними, раз и навсегда. Не воевать я собираюсь — я хочу их уничтожить! В схватке, кто-нибудь, опять может убежать, и нам придется потом бегать за ними, по всему Черному лесу, или Предгорью. Кроме того, я не желаю, чтобы кто-то из нас был даже ранен! Мы должны выследить их первыми, и сделать все для того, чтобы они не успели оказать никакого сопротивления. И не забывай — в горах скрывается Бес! А он, по-моему, куда опаснее этих рыбаков.
Стопарь одобрительно хмыкнул. Сова поморщился, но не стал спорить. В глубине души, он понимал, что я прав… Не возражали и остальные.
— Чер… и Волкобой! Вы хорошие бегуны… — Череп удивленно посмотрел на своего бывшего соседа, но промолчал, я же намеренно продолжал. — Я в этом уверен. Вы пойдете правой стороной и пройдете по скалам до самого берега. С вами пойдет Угар. Если обнаружите следы, или банду — пошлете пса к нам. Если нет — встретимся, вон на той вершине, где две скалы образуют седловину. В бой не вступать, ни под каким видом! Враг не должен ничего заподозрить. В крайнем случае, если он увидит вас и начнет преследовать — бегите! Угара вперед, к нам. Мы — пойдем с той стороны. Если заметите, что кто-то спустился и идет по берегу — сразу назад! Мы вернемся тоже. Все, идите!
Мы разошлись в разные стороны. Бугай проворчал:
— Это Сова да Чер — бегуны отменные, а этот что?
Стопарь назидательно рявкнул:
— Молод еще, языком трепать! Волкобой уже неделю вполглаза спит, раньше тебя с зэками столкнулся и до сих пор впереди всех идет! Дар знает, что делает — парень должен себя воином почувствовать, в силу войти. Ему дело поручили, значит, и спрос будет, как с равного. Хватит уже прошлое вспоминать… Его надо человеком сделать — а иному у нас не жить.
— Побежит… Лишь бы в драке не побежал. Что-то, в лесу, он не стал со своими бывшими корешами, отношения выяснять.
Сына кузнеца не так легко было переубедить. Кроме того, он явно не одобрял примирение Анны с бывшим пленником, и посматривал в сторону последнего довольно холодно. Я подумал об этом. В случае схватки, предательство или трусость последнего, могла стоить жизни кому-либо, из нас. Но я уже верил в Волкобоя, и только опустил глаза, чтобы не выдать своих мыслей. Никто так ничего и не заподозрил, про странное совпадение наших встреч, в пади. Только Череп, выслушавший мои объяснения, едва заметно приподнял ту часть лица, которая ранее была бровью…
Мы быстро преодолели местность, поросшую редким кустарником и деревьями, и скоро оказались перед крутым возвышением, после которого оставаться незамеченными и дальше было уже труднее. Черноног, первым поднявшийся наверх, с другой стороны, внимательно осмотрел камни. Он сделал нам знак рукой:
— Подымайтесь!
Стопарь, тяжело дыша, вскарабкался последним:
— Стар я уже для такой охоты… Фу, взмок весь! Сколько еще бегать будем, а, старшой?
— Только начали, — хмуро ответил я.
В самом деле, осматривать приходилось каждую расщелину, каждый выступ скалы, или, показавшуюся нам норой, яму, среди голых камней. Здесь могло спрятаться не пятеро — пятьсот… А, вообще — в долине, затеряться бесследно, укрывшись от чужих глаз, могли тысячи людей. Ее размеры, сопоставимые с размерами небольшой европейской страны, это позволяли. У них могла быть не одна землянка — вряд ли, прожив столько времени на природе, они остались неосторожны. А уж скрыть входы в них, они просто обязаны, учитывая, кто они и какой будет реакция людей хоть в форте, хоть в поселке, на их появление.
Череп свистнул с верхушки скалы, смотря на нас сверху вниз. Мы задрали головы.
— Никого?
— Пусто… Там, дальше, к берегу, виднеется дымок…
Мы переглянулись с Совой. Дальше территория поселка. Вряд ли бандиты рискнут приблизиться к ним так близко. Хотя, мы на собственном опыте знали, как легко подкрасться к людям, совершенно не пытающимся себя обезопасить — укрепления форта не служили для Озерного примером. Но у тех, из лодки, было слишком мало людей…
В этих местах искать врага — дело почти безнадежное. Даже умение и опыт Чера не могли помочь — следы на камне не сохранялись так хорошо, как на земле. А размеры и состояние берега требовали привлечь к поискам гораздо большее количество народа. Кроме того, у озера, как и в предгорье, могли водиться такие твари, встреча с которыми не предвещала ничего хорошего. Медведь, убивший брата Чера, еще не выветрился из нашей памяти…
Стопарь потрепал подбежавшего Угара и сказал за всех:
— Ну… Что? Возвращаемся?
— А они — за нами?
— А если они, вообще в горы ушли? Как Бес? Посмотрели, что форт им не по зубам, в поселок побоялись заглянуть, и решили смыться, опять в горы, пока не поздно. Может такое быть?
— Может… — я вытряхнул из мокасина камешек и вновь его зашнуровал. — А ты, можешь за это поручиться? Что они не вернутся и не подкараулят твоего сына, когда я отправлю людей на охоту? Или нападут на женщин, когда они станут собирать дрова в Черном лесу? Птаха и Мила тоже не ожидали нападения… Нет, будем искать, пока не найдем.
— Тогда надо предупредить форт, — Череп оттер пот с лица. — В скалах можно проплутать, неизвестно сколько, а наши будут думать, неизвестно что…
— Он прав, — поддержал его Сова. — Ваши, — Сова сделал ударение на этом слове. — Женщины не научились слушать мужчин. Твои скво поднимут весь форт, сами уйдут на поиски, а на стенах останутся лишь необстрелянные девчонки. И вот тогда нам станет действительно, трудно. Мы будем искать банду, Маленький Ветерок — нас. А Бес поочередно будет трепать и тех и других. Я уверен, что за фортом следят до сих пор!
— Нет.
Он покачал головой, и начал было снова:
— Ты можешь быть уверен в своих женщинах, но и Ясная Зорька…
— Сделает так, как ей скажет Ната. А Ната будет выполнять мой приказ! Ждать и охранять, и форт, и твою жену. С каких пор индеец перестал ей доверять? Зорька не выйдет из стен форта — ты можешь быть спокоен за нее. И вы все — тоже.
Угар вдруг поднял уши и оскалился. За эти секунды бессмысленного спора, мы сгрудились одной, общей кучкой, и позабыли о бдительности… Запоздалое чувство опасности волной промчалось по моим жилам, и я резко дернул Сову, увлекая его за собой, на землю. На то место, где он стоял, впилось сразу три стрелы. Для Совы, меня, и Черепа этого было достаточно, чтобы молнией взяться за оружие и скрыться за ближайшими валунами. Более неповоротливые, Бугай и Стопарь, недоуменно посмотрели вслед и бросились за нами. Но было поздно… Из нескольких стрел, выпущенных вслед из самострелов, почти все пролетели мимо, но две нашли свою цель. Бугай со стоном упал на землю — из его ноги торчало короткое древко. Кузнецу тоже не поздоровилось — он яростно взревел, схватившись рукой за грудь. Мы увидели, как он вырвал из себя стрелу и упал ничком на землю, буквально за мгновение до следующего, смертельного выстрела. Череп успел схватить за руку Бена и прижать того к земле. Волкобой и Чер, находившиеся поодаль и слегка отставшие от остальных, сами обо всем догадались, и бросились под защиту деревьев. Только Свистун остался стоять, смотря на все непонимающими глазами. Череп зашипел на него с земли:
— Падай! Падай, что б тебя…
Тот послушался и вжался в землю. Мы быстро поменяли позицию, укрываясь за камнями и редкими деревьями. Нападавшие прятались за деревьями, и изредка обстреливали нас короткими и тяжелыми стрелами.
— У них только арбалеты, — Череп механически отмечал каждый выстрел. — Луков нет — значит, после каждого выстрела требуется не менее минуты для перезарядки!
— Как ты узнаешь, что они выстрелили все сразу? — Сова понял меня с полуслова… — Кто-то, наверняка будет страховать остальных!
— Их не больше пяти-шести — если это те, кого видела Джен!
Он страшно усмехнулся и неожиданно выпрямился во весь рост. — Иэх! Хао! Эй!
Сова потряс томагавком и бросился за камни. Ровно четыре стрелы полетело вслед за ним — но ни одна не смогла поразить быстрого, как молния, индейца. Я, Чер, Череп и Клешня сорвались с мест и бросились к деревьям. Там сразу произошло оживление — зэки хорошо знали, что такое рукопашная с воинами прерий. Они кинулись в бегство. Через несколько мгновений ожесточенной погони, мы ошеломленно остановились перед кромкой воды — за густым кустарником, где скрывались бандиты, оказался небольшой залив, отходящий от Скалистого озера.
В лодке, которая находилась уже почти на середине водоема, сидело пять человек. Они погрозили нам издали и налегли на весла.
— Проклятье! — Стопарь зло выругался. — Прозевали!
— Да… — подоспевший Сова мрачно смотрел вслед удалявшимся, опуская лук. — Уже не попаду.
— Такого фокуса, никто не ожидал. Как же это? Самых опытных охотников — и обвели, как салажат малолетних… Что, никто не знал про залив?
— Знали… — Чер коснулся окровавленной раны на груди кузнеца. — Только забыли. Никто и не думал, что они сами в ловушку пойдут.
— Ловушку они нам приготовили. Если бы стреляли получше — перещелкали всех, как белка орешки. Да не щупай! — Стопарь убрал руку Чера. — Цел я. Стрела в мешочек попала…
Я с интересом повернулся к Стопарю. Тот угрюмо объяснил:
— Давно ношу… Сыновья сгорели, тогда, в Тот день. Вот пепел и собрал. Как память. Старуха все нудила — похорони, мол. Зарой в землю. А мне, как не давал кто… А теперь, стрела в нем и увязла. Окаменел, за столько времени.
— А Бугай как?
Мы бросились назад. Возле сына кузнеца уже суетился Волкобой, достающий из сумки перевязочный материал. При нашем приближении он схватился за лук, но, увидев, кто перед ним, отложил его в сторону.
— Ты что?
— Я при выстрелах на берег скатился. Там кто-то есть, из этих… Стон слышал.
Мы сразу разделились. Если один из банды брошен своими, и ранен — найти его станет несложно. Через несколько минут усиленных поисков среди высоких берегов, Угар зарычал и подался в кустарник. Где-то внизу хрустнула ветка. Пес рявкнул, и бросился туда.
— Черт! — вырвалось у меня.
Сова, умело маскируясь, переползал вниз. Кто бы там не был, он уже услышал собаку и теперь, либо убегал, либо, затаившись, готовился нанести псу решающий удар.
Послышался крик ужаса и шум схватки. Мы бросились вниз, вслед за Угаром и Совой. Индеец стоял на коленях возле тела человека и удерживал рукой пса, который порывался перегрызть несчастному горло. С одного взгляда я убедился в том, что это один из тех, кого мы разыскиваем. Он был один и, судя по тому, что не успел даже приготовиться к нападению, вовсе не ожидал здесь никого увидеть. Но некоторые раны на теле явно были не от зубов пса…
— Где Бес? — сурово спросил Сова. Раненый в страхе расширил глаза и пробормотал:
— Глюки… Ты кто?
Я понял — тот никогда не видел шамана и сейчас явно не понимал, кто перед ним. Даже то, что произошло за эти года со всеми нами, не могло объяснить несведущему человеку, откуда в наше время может взяться живой индеец… Я присел рядом:
— Говори, где Бес?
— Ааа… — тот с облегчением перевел на меня глаза. — Нету Беса. Улетел. Он ведь кто — Демон! Как мышь… летучая. Хрен ты его поймаешь!
Сова спокойно достал нож. Лежащий криво улыбнулся, и мы увидели, как вслед за улыбкой, его лицо исказила гримаса боли.
— А мне все одно… табак дело. Тот дьявол все нутро порвал.
Я посмотрел на его живот. Под грязной, синей курткой, остатки лагерной одежды висели на нем лохмотьями, издавая жуткую вонь. На оголившемся животе виднелась неопределенного цвета тряпица, насквозь пропитанная кровью.
— Кишки все наружу, а я их обратно… Больно, сука! — неожиданно заорал он.
— Сдохните все! Сдохнете! Он и вас порвет…
— Ты сдохнешь раньше. Я помогу тебе стать мертвым, — Сова замахнулся, но я перехватил его руку:
— Подожди. Он и так умирает. Кровь совсем черная, это гангрена… Как он вообще, шел с такой раной?
— Шел… Жить хотел, вот и шел. Ты, видать, главный? Слышали мы, как вы Сыча с дружками порешили! Круто. Уважаю. А мы вот отомстить за ребят хотели, да Бес дрейфил… Ну, да что теперь… Скоро самому, крысам в глотку.
— Где ваш лагерь?
Он мрачно усмехнулся и вновь скривил лицо — боль, которую ему доставляла старая рана, должна была быть ужасной…
— А мы от него давно слиняли. Сами по себе, скитальцы… Вот и попались в лапы этому отродью! Дружков моих бывших, сам ищи. Если зверь их не сожрет, они тебя быстрее найдут. Но, наверное, сожрет… Черта лысого, с ним справиться кто. Меня вот, не успел съесть, только лапой цапнул. Я сюда шел, думал, в поселке лепиле в ноги упаду, оклемаюсь. Да только не судьба…
Мы поняли — раненый надеялся на помощь Дока, считая, что тот, по-прежнему, находится в Озерном поселении. Похоже, бандиты были плохо осведомлены о том, что происходит в прерии. Это, по крайней мере, давало надежду, что они не связаны тайным сговором со Святошей…
— Плохо мне… Слышь, ты, дай воды! Печет нутро, мочи нет…
Я достал фляжку из мешка и налил ему прямо в открытый рот. То сделал глоток и поперхнулся.
— Бля буду… никак водяра? Эх, в другой раз бы! Не… Воротит. Чувствую, смерть пришла… Кончился Корявый, спета моя песня. Хотел эскулапа вашего найти, чтобы помог — да, видать, поздно.
— Зачем в нас стреляли? Если за помощью шли?
— От испуга… Бес, пока с ним были, всех застращал. Мол, попадемся в руки — живыми не быть. И убьете не сразу, сначала шкуру живьем снимать будете. Правду говорил?
— Пока война была — сняли бы. Только, вместе с Сычом и теми, кто там остался, все кончилось.
— Да… Но Бес-то, все ж живой остался… Ладно, скажу. Про тебя, верно трепались — ты свое слово держишь. Наши, кто не из самых живоглотов, решили даже живота просить — да он не давал. Вот и ушли, кто крови не хотел. Он сперва на ножи нас поставить собрался, но не рискнул — с ним корешей мало осталось.
— Сколько?
— Как нас сперва. Восемь. Сейчас — не знаю. Давно расстались…
— Если бы пришли с миром — с миром и ушли.
— Верю… Зря, надо было еще тогда не воевать. Места здесь много — на всех хватит. Больно! — он снова скривился, не отрывая рук от живота. — Ссука, гад пещерный! Откуда такие здесь?
— О ком ты? Что за зверь тебя ранил?
— Нелюдь… на человека похож, но жуть страшная.
Он так мрачно это произнес, что я сразу вспомнил все свои страхи…
— Страшный зверь, вам не справится… Я всякой дряни у вас насмотрелся, зуб даю, но такого — впервые… И, видать, больше не увижу. Все земляк, кончаюсь… Беса на белых холмах не ищите. Схрон у нас там был, сам делал. Там и нарвался, на этого дьявола. А Бес — в Предгорье где-то ошивается. Эх… Хватит уже, потоптал землю. Он опять все кровью залить хочет — да только людишек для того нема… Кончай его, если спокойно жить хочешь. Да… — он раскрыл мутнеющие глаза. — В горах, я слышал, еще несколько наших, по одиночке бродят. Они — как и я, сами по себе. Не с Бесом. А у уплывших, старшим — знакомый твой… Змей-весельчак.
Он издал вздох и протяжно, скуляще застонал. Через мгновение глаза умирающего остекленели. Мы с Совой поднялись.
— Мой брат может сказать, что за знакомый бандит бродит в долине?
— Скажу позже.
— А о каком звере говорил этот живой труп?
— На этот вопрос отвечу. Это — самый страшный зверь, Сова… Это — человек.
Глава 19
Погоня
…К холмам Предгорья мы вышли через неделю. Скорый, волчий шаг, короткие остановки — и охотники, привыкшие к дальним переходам, уже стояли у скал. Лица людей осунулись и потемнели. Каждую ночь я выставлял по двое караульных, каждые три часа их сменяли другие. Рассказ умершего уголовника о невиданном монстре, порвавшем ему внутренности, не выходил у меня из головы. До сих пор в долине никто не сталкивался ни с чем подобным — и лишь двое, из числа ее обитателей, могли воочию представить, какой может оказаться подобная встреча. Я слишком хорошо запомнил налитые яростью, глаза того оборотня, в лапах которого едва не погибла Ната. Страшная сила, равнодушие к боли, молниеносная реакция, и — что пугало более всего! — остатки сознания, делавшие его втройне опасным. Зверь, изувечивший зэка, не должен исчезнуть в прерии. Я хорошо помнил о невероятной живучести и сообразительности существа, в которого переродился бывший человек… Как бы необычен, не казался нам Леший, так смахивающий на очеловеченную обезьяну, как бы ни напоминал зверя Волос, всеми повадками и нюхом, достойным собаки — все это лишь слабое подобие того, что довелось увидеть мне и Нате. И, только я один понимал, насколько страшен, непредсказуем и хитер, может оказаться, описанный умирающим зверь. Но… зверь ли? Всем своим существом я ощущал грозное соседство бывшего человека. Волки были страшны упорством и неистовством, собаки — отвагой, крысы брали количеством, а громадные кошки и медведи — силой. Но только Он мог поспорить с нами еще и в разуме… И это жутко — сознавать, что такой враг может схватиться с тобой не только одними лапами-руками, но и еще вооружится, подобно нам самим!
Вопреки мнению Стопаря, считавшего, что следует вернуться и сообщить во все селения о возвращении бандитов, мы с Совой приняли решение продолжить поиски. И только Сова понимал, кого я хочу отыскать даже больше, чем напавших на наших людей, уголовников. Но сейчас мы искали именно врагов…
По словам зэка, логово Беса могло находиться где-то возле мрачных ущелий, пересекаемых стремниной Серпантинки. Поднимались на холмы ночью, со всеми мерами предосторожности. Впереди пускали Угара — пес, со своим нюхом, должен учуять присутствие оборотня, если тот тоже охотился в этих местах — на остатки банды… Он не солгал — на вершине одного из них мы нашли следы его бывших товарищей. Но только следы. Самих уголовников не было. Либо они, решив не рисковать больше, ушли еще дальше, в горы, либо… Либо их всех уже выследил и убил наш невольный сообщник. Но, если так — на кого он станет охотиться после?
Чер и Угар обошли холм по периметру. Что пес, что следопыт, опустили головы к земле и не поднимали их, пока не нашли то, что нас интересовало больше всего — следы ушедшей банды. И они вели дальше на юг — в горы. Преследовать их опасно — там, среди гигантских деревьев и темных провалов, любое, удобное для засады место, могло стать ловушкой для нашего отряда. Мы сами, практически в тех же местах, когда-то подстерегли и перебили треть боевиков Грева… Кроме того, было и еще кое-что, отчего шерсть Угара вздыбилась колом, как иголки на шкуре ежа…
— Он был здесь… Еще утром. Он идет за ними.
Я не спрашивал — кто. Все и так ясно. Монстр, ранее виденный мной в видениях-кошмарах, где-то пересекся с этими людьми, и теперь жаждал их крови, не в меньшей степени, чем мы сами. И нам еще очень повезло, что зверь преследует их, а не нас…
— Бугая нужно в форт. Его рана воспалилась, и он не сможет больше нас сопровождать.
— Да.
Я больше не спорил с кузнецом. Его сын нуждался в лечении и вряд ли мог нам пригодиться в таком состоянии. Но сам Бугай был против своего возвращения.
— Нет! Если меня отправить назад — кому-то придется меня сопровождать! Это ослабит отряд. Пусть, я не так быстро иду, как все — но сейчас и все мы не слишком быстро движемся. Чер распутывает следы, и это занимает массу времени. Да и потом, на мне все заживает быстро… И моя дубина еще может пригодиться!
Отряд продолжил свой путь в Предгорье. Множество холмов и скал, обрывистые склоны, густые чащобы, чудовищной высоты деревья, грохочущие реки, несущие в воде даже валуны — все затрудняло дорогу, но мы шли вперед. Через три дня оказались у злополучного ущелья, где нашел свою смерть Чага. Миновав озеро жизни, углубились в хребет, на вершинах которого ослепительно сиял ледник, дающий начало ревущему потоку Серпантинки. Миновать ее бандиты не могли — переправа через эту реку еще никому не удавалась. У них оставался только один выбор. Или, спускаться по ней до самой Синей реки и неминуемо упираться в поток. Или, напротив, уходить туда, откуда когда-то пришла со своей матерью, Элина. Там лежала плохо изученная нами область, в которой могло встретиться все, что угодно… Вряд ли бы они направились опять к реке. Я принял решение подниматься в горы.
— Это сложно, — Сова покачал головой. — Мы не готовы к такому походу. Дальше начинается подъем, требуется теплая одежда и припасы. А у нас ни того, ни другого. И это потребует недели! Если не месяцы… Нас слишком мало для такой разведки.
— Они же идут?
— Они бегут!
Чер утвердительно кивнул, услышав слова индейца.
— Похоже, они уже знают о преследователе. И, вероятно, сталкивались с ним раньше — следы указывают, что они так торопятся, что даже теряют свои вещи.
Он протянул небольшой кожаный мешочек, засаленный и потемневший от долгого употребления.
— Что это?
— Нашел на тропинке, видать, кто-то выронил в спешке.
Чер распорол кожу — наружу вывалились какие-то камешки, сломанные часы, огниво и клок волос, побуревший от высохшей крови. Волкобой, посмотревший на находку, тихо охнул:
— Это ее… Птахи.
— Скальп?
Он изменился в лице, затем бросился в кусты — мы услышали, как парня выворачивает наизнанку…
— Скальп, — подтвердил Сова — Они переняли наши обычаи. Чер не мог тебе об этом рассказать — вы ведь не видели ее останков. Кто-то, а может и все, видели, как мы снимали кожу с голов их друзей после схваток — теперь сами делают так же.
Я промолчал. Была ли Птаха уже мертва, когда зэки отхватили ей часть кожи с черепа, или это сделали до ее смерти — в любом случае, жизнь девушки оборвали они. Бандиты не могли не понимать, что после нападения им придется спешно уходить — раз не получилось уложить всех, на кого случайно наткнулись. Девушка могла бы пригодиться, в ином качестве — как наложница, для своры озверевших мужчин. Но вести ее с собой, зная, что на хвосте имеют самых упорных охотников прерий — нет, участь Птахи была предрешена практически сразу. А скальп… Что ж, этого следовало ожидать.
На следующее утро мы увидели то, что искали. Жуткий зверь, все-таки, раньше нас настиг банду… Отвечая моим ожиданиям, то, что мы нашли в том месте, где пересеклись пути Беса и монстра, повергло всех в состояние шока — от предводителя бандитов и остатков его шайки, не осталось ровным счетом ничего. Раскиданные по кустам клочья одежды, куски конечностей, кровь, залившая маленькую пещерку, где Он подстерег убегающих… Было похоже, что опытные и успевшие познакомиться с жизнью в диком лесу, бывшие зэки, не успели оказать и намека на сопротивление. А мне хотелось, чтобы как раз сейчас, их стрелы не пролетали мимо… Но оружие уголовников лежало в беспорядке — их хозяева даже не взяли его в руки! Только окровавленные, переломанные кости, валялись на площадке, где разыгралась последняя драма. У Угара, когда он приблизился к ним и решил понюхать, шерсть стала дыбом. Я еще никогда не видел его в таком состоянии — даже пес растерялся… На костях виднелись следы мощных зубов, а мелкие кости были разгрызены, словно их пропустили через мясорубку. На некотором отдалении от лужайки, в кустах, валялось полуобглоданное тело одного из бандитов.
— Похоже, этот убил всех.
Свистун высказал всеобщее пожелание… Если он прав — нам можно прекращать погоню. Но я уже решил, что наша задача заключается вовсе не в ликвидации остатков деморализованной и потрепанной банды…
— А точно — Он? Может, Бурые напали на них ночью?
Череп пожал плечами и внимательно рассмотрел мертвеца. От тяжелого запаха, начинающего загнивать, тела, всех чуть не стошнило. Но Череп был словно лишен обоняния — он наклонился и стал рассматривать рваную рану на трупе.
— Удар нанесен лапой с пятью когтями… Так, как если бы это рука большой обезьяны, обладающая чудовищной силой. По сути — примерно тоже, как если бы это была лапа леопарда! То, что он смог доползти до кустов, просто невероятно… Но это его не спасло — сдох после. Все случилось не позже вчерашнего вечера — еще удивительно, как трупоеды не прибрали все, подчистую.
— Они, наверное, побоялись. Его запах мог отпугнуть, — Чер осматривал ближайшие кусты. — Иначе, тут бы и костей не осталось.
— А зверь, по-видимому, оставил этого на потом, — Свистун, никогда ранее не слышавший о зверочеловеке, был встревожен меньше прочих. — Наверное, торопился прикончить остальных.
— Это точно Он. Не крысы. Не Бурый. И точно не медведь, — Чер выступил вперед. — После его лапы никто бы не смог подняться! И после его удара человек уже не встанет — вспомни Чагу!
— Ну, так этот тоже не встал… Вся челюсть раздроблена, нос сворочен, а глаза просто вылетели! Скажи, у кого из ныне живущих, может быть столько силы? Не хотел бы я оказаться с ним один на один, на ринге…
Стопарь угрюмо огляделся и сжал топор покрепче:
— Наплодилось дряни, мать твою… Что делать будем?
Ответ на этот вопрос волновал всех. Одно дело, выследить и прикончить остатки банды, другое — наткнутся на неведомого никому, кроме меня, человекоподобного хищника.
— Оставлять его свободно бродить по лесу нельзя. Рано или поздно, он выйдет в степи.
Мне пришлось сказать вслух то, о чем думали все:
— Он представляет для нас гораздо большую угрозу, чем эта банда. Мы преследовали Беса. Бес — вон он, лежит в кустах. Теперь будем искать зверя… некому больше это сделать.
…Прошло еще несколько дней. Совершенно измотанные и уставшие, пройдя по каменным вершинам и близлежащим сопкам, по следам уходящего оборотня несколько утомительных переходов, мы вновь приблизились к южной оконечности Скалистого озера. Монстр вел нас, словно на поводке — не давая подойти ближе, ни отстать совсем…
— Угар снова взял след. Хотя, на его морде явно написано полное нежелание, следовать за этим чудовищем. Может быть, и нам следует прислушаться к голосу разума?
Клешня устало присел на валун. Я не ответил — что толку спорить? Во время войны приходилось ходить и чаще и больше, и тогда мы были в качестве дичи для охотников на людей, а сейчас — сами охотились на неведомого монстра. Но так уж ли неведомого? Сколько раз я видел его в своих кошмарах, словно воочию… И, сколько раз он пытался со мной говорить? Вот и поговорим… если получится.
Череп измученно прислонился к дереву. Я присел рядом, давая возможность всем остальным собраться вместе.
— Мы должны найти его раньше, чем он выйдет в долину! Путь зверя идет по большому кругу, постепенно закручиваясь в спираль. Мне почему-то, кажется, что он преследует кого-то, кто успел уйти от побоища…
Свистун отпил из своей фляжки, и устало произнес:
— Кого? Там были только кости и куски мяса. Крысы подберут все, что осталось. Вряд ли кто-то смог уйти… Дар, Мы можем бродить здесь неделями. Мой вождь считает, что он прав?
Чер возразил вместо меня:
— Угар пока еще держит след, значит, зверь досягаем… Да, он идет немного быстрее нас, но и часто останавливается. Если бы это был человек, я бы сказал, что он знает о погоне! Возможно, ему приходится о ком-то заботиться… не уверен точно, но очень похоже!
— Ты считаешь, он думает, как человек?
— Не знаю. Я не встречал таких раньше. Только по твоему описанию… И еще — ему надо есть.
— И пить! — Свистун показал на Волоса, вслушивающегося в наш разговор и делающего какие-то знаки. — Видите? Волос прав! Ему надо пить! Нам еще ни разу не попадалось, ни ручья, ни родника. Зверь ищет воду! Его мучит жажда — пусть он и набил досыта свою утробу мясом человека, но вряд ли он умеет носить с собой запас воды!
— Волос… Волос?
Свистун протянул руку к своему обросшему приятелю. Тот что-то протянул ему, и у Свистуна вырвался сдавленный крик…
— Ччерт!
Он обернулся к нам. В ладони охотника лежал костяной гребень, в котором застряло несколько черных и рыжих волосков. Чер сразу забрал его в свои руки, внимательно осмотрел и вынес решение:
— Самодельный, так в поселке вырезают. Кажется, Одноногого работа… Он здесь недавно. Может быть — день, или два. Земля не набилась в зубья, и сама кость не пожелтела. Где ты его нашел?
Волос указал на камни, по которым мы только что проходили. Я подозвал Угара:
— Ну-ка…
Тот понюхал гребень и сразу отпрянул назад. На морде пса явно нарисовалась настороженность, и даже испуг…
— Ничего себе!.. — Стопарь, которому я передал гребень, тоже обратил внимание на собаку. — Что б его испугать, это ж кем надо быть?
— Рыжий волос — зверя. А черный?
Чер вытянул волосок и расправил его по всей длине.
— Женский. Не зверя — точно. Он длинный… как у Наты.
Все потрясенно смотрели друг на друга. Опять женщина. Кого мы искали?
Немного отдохнув, ускорили движение. Монстр становился нашей навязчивой идеей и уже никто не хотел повернуть назад. Это уже не просто преследование… В долине давно ничему не удивлялись — люди привыкли к полностью изменившимся животным и растениям. А существование Лешего и его товарищей, внешне очень похожих на то, что мы искали, и вовсе представляло задачу вполне по нашим силам. Хоть они и отличались от присущего всем облика, но при этом оставались людьми, с вполне понятными желаниями и возможностями. Только Сова да Чер, более внимательно слушавшие мой рассказ о встрече с чудовищем в провале, понимали всю опасность будущей встречи… И они, тем не менее, полностью одобряли мое навязчивое желание найти и уничтожить это творение природы — даже больше, чем прежние поиски не выживших при подобной стычке, бандитов.
Угар, заразившись общим упорством, тоже помогал нам по мере всех своих собачьих сил. Он и Чер отыскивали то, что ускользало от нашего внимания. Это мог быть вывороченный кусок земли, налипший на массивную лапу, клок шерсти, зацепившийся на кустарнике, примятая трава… Мы его настигали, но и зверь мог нас обнаружить, учуяв, или услышав толпу, спешащую за ним. С каждым часом, с каждой минутой, столкновение становилось неизбежным…
Череп, буквально на корточках осматривающий очередной участок земли, на котором отпечатались несколько больших следов, повернулся и сказал нам изумленно:
— Он идет по следам Блуда!
— Что?! Ты уверен?
Вместо ответа тот показал нам на раскрытой ладони сломанную надвое, пуговицу. Мы сразу узнали ее — такие пуговицы были на куртке, с которой бывший приятель Волкобоя не расставался.
— Быстрее! Нам нужно успеть раньше, чем зверь настигнет этого предателя! Он не мог быть с теми, кого монстр прикончил в горах. Этой скотине повезло, раз сумел удрать. Но зато, и нам нужно его успеть найти раньше, и узнать, где прячутся те, кто уплыл от нас в лодке!
Мы мчались через лес, за Угаром, а тот, словно враг маячил перед ним в нескольких шагах, все увереннее забирался в скалы. Охотники растянулись по всему склону. К моему удивлению, впереди всех был даже не быстроногий Чер, или неутомимый Сова, а Волкобой! Парень словно летел по камням, почти не уступая в скорости, бешено рвущейся вперед, собаке. Я вдруг догадался, почему он сумел выжить в банде — в тщедушном на вид теле, скрывалась небывалая выносливость! Кроме того, он явно вскинулся, когда услышал, про Блуда — и мне показалось, что это главная причина такой спешки… Вторым бежал Сова, за ним — я и Чер. Где-то далеко оставались Стопарь, Свистун и Бугай — им, с их весом и комплекцией, приходилось тяжелее всех. Но мы не могли ждать — поведение Угара говорило о том, что мы настигаем неведомого зверя. То, что встретить его надо всем вместе, пришло мне в голову слишком поздно — мы увлеклись погоней и перестали думать об опасности, которая исходила от лап этого чудовища…
— Ааа!
Волкобой с тревогой указывал вперед, круто остановившись на покатом склоне. Он взмахнул руками, и, не сдержав равновесия, упал. Угар, забежавший вперед, глухо рявкнув, метнулся обратно и чуть не сбил меня с ног. Я сразу присел на колено и рванул из колчана стрелу… Сова сделал тоже самое.
— Там! Он там, на самой вершине!
— Он возле лысого дерева! — Чер, сохранивший хладнокровие, быстро огибал зверя с более пологой, правой стороны.
— Вперед!
Я и Сова рванулись вверх, предоставив более молодому следопыту, отрезать монстру путь в горы. Клешня, догнавший нас, молча принялся обходить слева. Отставшие Бугай и Стопарь, посовещавшись, тоже кинулись к подножию, к нам на помощь. Что до Волкобоя — парень, первым увидевший нелюдя, куда-то исчез. У меня мелькнуло запоздалое сожаление… Свистун и Волос, резко повернули назад и скрылись в прибрежном кустарнике. Я надеялся, что они успеют обойти холм сзади. Если зверь не кинется бежать сразу — через пару минут ему некуда будет податься…
Мы взобрались на вершину, завершая полное окружение преследуемого. Я был уверен, что тому некуда деться — со всех сторон поднимались охотники, а впереди находилась пропасть, высотой не менее двухсот метров!
Монстр поджидал нас, прислонившись спиной к стволу могучего дуба, весь покрытый рыжеватой шерстью и оскалив ужасающие клыки, мало в чем уступающие клыкам Угара. Черноног, первым приблизившийся к оборотню, хладнокровно поднял лук. Он стрелял с расстояния в двадцать шагов! Бывший человек яростно взревел — и стрела охотника, бившего почти в упор, впилась в морщинистую кору дерева. От удивления, Чер упустил драгоценные мгновения — а зверь в одном прыжке преодолел разделяющее их расстояние и взмахнул лапой. Только ловкость и сноровка молодого охотника спасла его от страшного удара. Когти чудовища просвистели в миллиметре возле его головы, едва не оскальпировав Чера вживую. Но второй удар оказался куда действеннее — Чер покатился по земле, с неестественно вывернутым плечом.
— Нет!
Мы с Совой одновременно спустили тетивы своих луков. Такого выстрела вряд ли можно было добиться специально… Стрелы, в другое время наводившие ужас на самых отъявленных негодяев долины, столкнулись возле самой мишени и сломали друг друга, упав под ноги вновь оскалившемуся монстру. Он неожиданно проворно нагнулся и бросил в нас большой валун, подхваченный его кривыми лапами-руками. Камень пролетел мимо нас и попал в грудь Свистуна, не успевшего заметить угрозы. Мужчина буквально был сметен, улетев с вершины обратно вниз. Бугай, несмотря на раненную ногу, тоже вскарабкавшийся на склон, метнул в зверя тяжелое копье. Тот с легкостью поймал его и разломал крепкое древко пополам, после чего швырнул остатки нам навстречу. Сова снова натянул лук. Я последовал его примеру, надеясь, что с такого близкого расстояния, второго подобного совпадения не получиться… — Рррааа! Я — Урхор! Я — быть! Ар-ра!
От ужаса, у меня дрогнула рука… Зверь прорычал вполне внятные, осознанные ему и нам, слова! Знакомые слова — ведь я уже слышал это имя! И я видел его… в бреду ли, или, в яви — но видел! Воспользовавшись секундной заминкой — никто из нас не мог и подумать, что ослышался! — он горделиво ударил себя когтистой лапой в грудь, и вдруг спрыгнул с отвесной кручи вниз. Высота, откуда он сиганул, была не по силам обычному человеку! Любой из нас, последуй такому примеру, неминуемо разбился. Но зверь точно попал на выступ на скале, затем перепрыгнул на другой, потом покачнулся и полетел вниз, на темные пики острых скал… Мохнатая шкура зверочеловека скрылась среди нагромождения камней и расщелин. Дальнейшее преследование стало бесполезным.
— Я брежу… — Стопарь утер пот на лице.
— Нет! — Сова обернул к нему злое лицо. — Это правда. Он говорил!
Череп, побледневший и тяжело дышащий, подошел к стволу, став осматривать следы, оставленные монстром.
— Да. Это те же самые…
— Это будет пострашнее Сыча и всей его своры. — Чер морщился, держась за раненную монстром, руку. Мы осмотрели его — когти прошлись вскользь, не задев кости. Стопарь уже вправил ему плечо. Но идти с таким ранением дальше просто нельзя. Довольно плохо чувствовал себя и Свистун — камень раздробил ему не менее пары ребер… Я сглотнул и направился к Черепу. Тот внимательно исследовал сухие иголки и листья.
— Он был не один… Блуд проходил здесь, совсем недавно. А до него — женщина.
— Что?
Мы помешали монстру догнать и убить предателя — мы же должны его и найти! Чер, пришедший в себя, подтвердил слова Черепа. Сбежавший из форта и, по-видимому, примкнувший к бандитам, обитавшим на холме, Блуд проходил здесь не далее, как с час тому назад. Возможно, что он даже слышал и видел погоню, и только наша задержка и стычка с чудовищем, дала ему возможность спастись.
— Этот урод… Откуда он взялся?
Свистун, морщась, держался за грудь, указывая на обрыв.
— Из прерий.
— Но как он смог пересечь всю долину, не будучи замечен охотниками других поселений?
Клешня, до сих пор не принимавший участия в разговоре, заметил:
— При таких возможностях, какими он обладает, он легко мог уйти от любой погони, а всякий, попавшийся ему на пути зверь или человек, был бы неминуемо растерзан! Даже мы не смогли его остановить — а ведь здесь собрались далеко не самые последние охотники прерий!
— Я не о том… — Свистун отмахнулся — Откуда он, вообще, взялся здесь? В долине? Таких, — прости Клешня, я не о вас! — еще никто не видел… Ну, правда, Волос очень похож. Но Волос — человек, а этот… бррр!
— Я видел, — я вздохнул устало. Погоня всех нас вымотала до предела. — И даже имел честь столкнуться в узком месте. Правда, этот резвее того оказался. Но ты прав — в прерии, на самом деле, таких еще не было. И это плохой знак…
Череп указал рукой вдаль, на синеющие за гладью озера, очертания далеких возвышенностей, что были между Тихой речкой и желтыми песками.
— Откуда ты знаешь? Там дикие земли, а дальше — только болото. Не из каньона же он появился?
— Череп прав, — Сова взял меня за руку. — Он и Чер — самые лучшие следопыты в долине. Этот… — он искал слово, чтобы обозначить увиденное. — Нелюдь, не мог прийти из города. Ему пришлось бы миновать Низины, а там сейчас небезопасно. Даже при его силе и ловкости. Есть хищники, которые разорвали бы его всей стаей. Это волки. Да, мой брат! — он обратился ко мне. — Путь в проход между Каменными Исполинами и Синей, сейчас закрыт для человека. Только большой и вооруженный отряд сможет пробиться — но одному не стоит и пытаться.
— Почему так? Разве не мы спокойно ходили теми тропами — а волки и собаки находились там и тогда.
— Потому что они все спешно перебираются с востока на запад, ближе к реке. И их там сейчас стало так много, что скоро вся дичь, живущая возле берегов и в Низинах, будет уничтожена желто-бурыми. Что-то происходит у болот… Сова как раз хотел пойти и узнать это — но пришел Волкобой и принес весть о банде. Индеец решил, что этот враг более опасен.
— Из каньона никто не появится — сам знаешь. Из-за гор? Но на вершинах нет перевалов, через которые может пройти человек.
— Но он не человек…
Сова покачал головой:
— Успокойся, мой брат. Его нет больше. Смотри, какая здесь высота! Если он не убился, при падении, то и подняться больше не сможет — на это нужны крылья. Я знаю только один путь, каким он мог проникнуть в прерии…
Мы переглянулись. Сова тоже указал рукой, на этот раз на северо-восток.
— Через болота. Когда-то там смогли пройти Бен и Салли. Вода с тех пор разлилась намного больше — но люди, живущие в тех краях, говорили, что слышали оглушающие звуки, похожие на раскат грома. Но — при ясной погоде. Мой брат не догадывается, что это такое?
Я понял индейца.
— Догадывается… Земля падает в Провал. Наверное, там уже ее достаточно, чтобы образовался вполне доступный склон. Но, если это так…
Мне не хотелось даже думать об этом. Существо, подобное увиденному и встреченному мною и Натой, там, внизу, могло по грязи и камням подняться и проникнуть, как в город, так и саму долину. И — проникло…
Череп показал на Угара. Тот втягивал воздух и настороженно смотрел в сторону дерева, от которого мы отдалились.
— Там кто-то есть!
— Волкобой? Блуд! — крик ненависти и удивления вырвался у нас одновременно.
— Держи! Держи, Угар!
Мы подхватили упавшие стрелы и бросились к дереву, желая, наконец, увидеть того, кто стал объектом всеобщей ненависти. Волкобой — а это был он — как-то пропал с глаз, пока мы столпились возле края обрыва, и сейчас ожесточенно отбивался сразу от двух человек. Мы видели, что можем не успеть. Сова, не останавливаясь, метнул томагавк. Один из сражавшихся охнул и выронил древко копья из рук. Блуд, увидев, что мы совсем близко, оттолкнул бывшего приятеля, бросил оружие и метнулся наверх, вновь залезая по веткам на вершину ствола. Мы встали полукругом, не давая ему возможности удрать. Череп грубо приказал:
— Спускайся!
— Нет! Живым не дамся!
— Спускайся! — я повторил приказ. — Мы не стая голодных волков, а ты не ворон, чтобы сидеть на ветках. Даю тебе три секунды!
Сова приподнял лук…
— Я спускаюсь! Спускаюсь!
Блуд, весь дрожа, спрыгнул вниз. Со всех сторон на него устремились копья охотников. Я переглянулся с Совой и Стопарем…
— Вот и встретились…
Он затравлено оглядывался по сторонам, выискивая лазейку, но везде встречал только гневные взоры, буквально сковывающие его на месте.
— Помнишь мое обещание? — я взялся за рукоять меча. — Ты мог просто уйти…
— А разве не так? Я и ушел… ничего форту не сделал.
Стопарь отрицательно мотнул головой:
— Ну, нет уж! Форту, может и ничего. А этих гадов, на девушек — кто навел?
— Сами! Сами нарвались! Мы с Башней просто проходили там! Это Бес — не мы! А мы сразу убежали — Бес обещался, всех, кто из-под его руки ушел, живьем закопать!
Он сорвался на крик, ясно понимая, что его ждет…
— Ты примкнул к бандитам?
Блуд судорожно искал слова, пытаясь ответить по-иному… но смысла лгать не было.
— Когда я ушел из форта, то решил пойти назад, где жил раньше. Но через лес и Озерный идти не хотел, направился южнее, в предгорные степи. Там и столкнулся… Они оставили меня в живых, сказали — больше не враждуют с долиной.
— Да? А стрелы в скалах у озера, и «болт» в ноге Бугая — не вражда?
— Хвати! — я сумрачно остановил руку кузнеца. — Это ты принес вражду и боль в наш форт. Тебя приняли как друга — но ты предпочел стать врагом. Ты завел дружбу с зэками, стрелял в нас на берегу. Ты заслужил смерть.
— Не более любого из вас! — Блуд отчаянно отпирался от обвинений. — Вы только толпой смелые — ну так докажите, что здесь воины, а не стая шакалов!
— Не трудись понапрасну. Ты зверь, и умрешь как зверь. Тебе просто перережут глотку!
Стопарь, сведя брови, гневно смотрел, на затравленно мечущегося парня. Тот попытался выпрыгнуть в сторону, но Бугай одним толчком отбросил его обратно в круг.
— Стой где стоишь, гад!
Блуд злобно ощерился:
— Что, приговорили, значит…
Неожиданно Сова, хмуро смотревший на происходящее, выступил вперед:
— Нет. Здесь воины, а не убийцы. Тебя не станут резать, как барана. Сумеешь победить — уйдешь! Но ты должен драться!
— Со мной! Со мной! — со всех сторон появились лезвия ножей… Я не успел вмешаться, как Блуд торжествующе закричал:
— Я согласен! Пусть это будет Пленник!
Сова запнулся — он вовсе не подумал, что Блуд может выбрать самого слабого из всех…
— А ты решил, что он поступит благородно, и выберет тебя? Или меня? — я не мог сдержать ярости в голосе. — А теперь, после того, как он его прикончит, мы будем вынуждены его отпустить? Зачем мне это, Сова? Зачем это всем нам?
Индеец не нашелся, что ответить…
— Он не уйдет… — слегка побледневший Волкобой выступил вперед. — Он хочет моей крови. Но и я — хочу его…
— Где ты был, пока мы сражались с чудовищем? — от гнева на Сову, я был готов сам убить Волкобоя…
— Я заметил движение среди камней. А там не могло быть наших. Тогда я кинулся туда и обнаружил Блуда и второго, — он кивнул на мертвого зэка. — Они не знали, кто их преследует, и бросились в бегство. Думали, наверное, что это Нелюдь. Я потерял их из виду — валуны и кустарник скрыли их от меня. Но я знал, что склон окружен — они должны где-то выйти. Когда вы сцепились с тем зверем, я ждал, пока они попытаются уйти. И дождался. Они бросились бежать — а я на них. Вот и все…
— Так как, вождь? Слово твоего приятеля, индейца, не имеет веса? — Блуд с кривой усмешкой смотрел на нас, откровенно радуясь возникшей ссоре.
— Нет. Слово Белой Совы не знает двух дорог, — я глядел в глаза Совы… — Ты получишь свободу, и уйдешь отсюда, живым… Если сумеешь победить Волкобоя.
— С каких пор этот сморчок получил такое имя? Пока я жил с вами, он имел только одно — Петух!
Я повернулся к стиснувшему зубы, Волкобою:
— Один раз ты доказал, что можешь называться мужчиной! Докажи теперь, что ты стал воином!
— Меня ждет Анна…
Я с сомнением посмотрел на него — в сравнении с мускулистым и высоким Блудом, бывший пленник явно проигрывал. Но отступать стало некуда — я подтвердил слово, данное индейцем.
— Начинайте!
Сова мрачно отошел в сторону. Я видел, как он сжимает кулаки в отчаянии — он тоже не сомневался в победе Блуда.
Противники медленно сходились. Блуд был выше Волкобоя на голову и намного шире в плечах. Кроме того — мы провели на ногах больше трех недель, мотаясь по предгорью в поисках бандитов и монстра. А наш бывший соплеменник выглядел довольно свежим и отдохнувшим. Он презрительно улыбнулся и громко произнес:
— Ну, шестерка! Я трахал тебя во все дыры, пока ты визжал на площадке, и трахал бы еще, если бы не вонь, которую ты издавал от страха! Тебя драли и будут драть всю жизнь! А Анну я найду и снова сделаю своей подстилкой — и тогда никто не сможет мне помешать делать с этой сукой все, что я захочу! А тебе, выродку, я вырву сердце и затолкаю в пасть, чтобы ты успел увидеть свою смерть!
Он сделал выпад, и кровь сразу окрасила рукав рубашки Волкобоя. Мы опустили глаза — вся наша погоня шла псу под хвост…
— Ты лизал пятки у меня ночью, урод! Ты раздвигал задницу, и сам вставлял в себя мой член! А как надо отсасывать, ты еще не забыл? Ну, так я тебе напомню, как это делается!
Еще один порез располосовал грудь парня. Я понимал — за словами Блуда скрывался обычный расчет — вывести противника из себя. И ему это удавалось… Волкобой еще больше бледнел, и стал понемногу отступать от распалившегося Блуда, к дереву.
— Стой, тварь! Вот этим ударом я тебя взрежу, как свинью! А потом намотаю кишки на руку!
Блуд резко взмахнул рукой, одновременно делая рывок вперед. Что-то разрезало воздух — Волкобой неожиданно увернулся и ринулся под ноги нападавшему. Блуд охнул. Волкобой вырвал нож из живота своего врага и, успев убрать лицо от мелькнувшего лезвия, нанес еще один удар. Блуд схватился за шею. Из нее толчками выплескивалась кровь. Клинок парня пробил ему горло… А наш невысокий, щуплый и худощавый бывший пленник, быстро зашел своему противнику за спину и резко провел лезвием, перерезав сухожилия под коленями. Блуд осел вниз. Он недоуменно и жалобно посмотрел на нас, ничего не понимая. Потом его глаза стали закатываться, и он, продолжая держаться за шею, стал падать на спину. Волкобой, поймав его за волосы, одним взмахом отхватил ему скальп, после чего отпустил бездыханное тело на землю…
Я подошел, не веря своим глазам:
— Как… как тебе это удалось?
— Это не я… Череп показывал, как надо держать нож. Я запомнил…
Я перевел взгляд на изуродованное лицо охотника. Тот кивнул, подтверждая:
— В землянке. Пока мы жили вместе. Я тренировался — он смотрел. Но я не думал, что он запомнит.
— И не только, — Сова с уважением подал Волкобою, оброненный им лук и колчан со стрелами. — Мало видеть — надо еще и суметь применить.
После этого индеец поднял руку, призывая всех к молчанию:
— Я признаю за этим человеком имя, данное ему его вождем — Даром! Волкобой стал воином! И все, что было с ним до этого — осталось в иной жизни. Я признаю его равным, среди равных! Я горжусь тем, что среди нас есть новый воин! Хао!
Стопарь брезгливо коснулся ногой неподвижно лежащего Блуда, из-под которого растекалась кровь.
— Вот и кончено… Дурак он был, дураком и помер. Будь умнее — выбрал бы другого! Ежу понятно, что тот, кого так унизили, сделает все, чтобы отомстить…
— Да, — согласился с ним Свистун. — Он получил свое. И не было ни высоких слов, ни умных речей. Сделал зло — получи смерть…
— Пора домой… — Бен, уставший, пожалуй, больше всех — при его изувеченной ящером ноге, все эти недели прошли очень тяжело! — смотрел на простор долины, в сторону запада, где, невидимая отсюда, протекала Синяя река. — Пора в форт, к нашим семья. Меня ждать Салли… а тебя — Ната и Элина. Волкобой ждать Анна, Стопарь и Бугай — Туча. Нас всех ждать дома…
— Пора, Бен.
Мы подняли разбросанные вещи, и, не оглядываясь назад, устремились на запад, в долину, где нас ждали наши друзья, наш форт и наши семьи… Оставался невыясненным один вопрос — кем были оставлены женские следы, виденные нами во время преследования? И куда делся оборотень… а вернее — жив ли он, после такого прыжка в пропасть? Оглядываясь, я понимал — прежней спокойной жизни в прерии приходит конец. Он — вернется…
Жизнь стала иной… Исчезло в небытие все наше прошлое, осталось лишь настоящее, порой непредсказуемое и грозное, иногда — кровавое и жестокое, но чаще — надежное, насколько это вообще можно считать надежным. Мы ковали его сами, своими руками и своим трудом. Наш общий дом стал крепостью, наша община — родом, о котором в долине уже слагали легенды.
И тогда, даже острее, чем ранее, встал вопрос — кем для этих людей должен стать я? Раздоры в прерии не прекращались
В отличие от них, так и не определивших для себя собственное будущее, форт знал, чего хочет. И знал, с кем. А имя… что ж, оно не заставило себя ждать. Очень скоро про меня и всех нас стали говорить так: это — живущие в форте у Синей реки. Это — те, кто ходит под знаком зверя, это — ПРАЙД СЕРОГО ЛЬВА
От Автора
Вы прочитали пятую книгу из серии «На развалинах мира».
Автор будет благодарен за комментарии и отзывы к ней, выложенные, как на сайте «Самиздат» Мошкова, где я когда-то открыл для себя возможность быть «издаваемым», так и на сайте «Призрачные Миры», с которого Вы получили эту книгу. Для чего они нужны? Любой автор хочет жить своим трудом — иначе говоря, за счет гонорара от написанных книг. Не будет его — не будет и стимула к работе (что, собственно и отвратило автора этих строк от работы над серией на долгое время…) И Ваши комментарии — тоже стимул. А, если вдуматься — оценка произведения, высказанная Вами на сторонних площадках, особенно тех, где книги будут находиться в платном доступе, способна повлиять на приобретение книг другим читателем. Ну и, разумеется, если эта оценка — положительная (на что я смею надеяться!)…
Вам же — большое спасибо за приобретенную книгу и пожелание (если заинтересовало!) прочесть все остальные части серии!
Владимир Вольный
КНИГА КУПЛЕНА В ИНТЕРНЕТ-МАГАЗИНЕ WWW.FEISOVET.RU
КОПИРОВАНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТЕКСТА ДАННОЙ КНИГИ В ЛЮБЫХ ЦЕЛЯХ ЗАПРЕЩЕНО!
Внимание! Данный текст является коммерческим контентом и собственностью сайта http://feisovet.ru/. Любое копирование и размещение текста на сторонних ресурсах приравнивается к краже собственности. Что повлечет соответствующую реакцию. А именно:
Обращение в арбитражный суд, о воровстве коммерческого контента и использование его в целях нелегальной наживы.
Обращение в поисковые системы с целью изъять сайт из индексации (поместить его в разряд пиратских), в этом случае возращение сайта в поисковую систему невозможно.
Обращение в хостинговую компанию, на которой размещен сайт, укравший данный текст и постановление суда, о немедленном удаление сайта и всех его копий.