Святоша сдержал слово — через пару часов все, перечисленные Доком средства, были доставлены братом Светлым к старому жилищу Стопаря. Кузнец с некоей печалью осмотрел полуразвалившуюся землянку, но внутрь зайти не пытался — свод просел и мог обрушиться в любую минуту.

— Да… без хозяина все приходит в упадок.

— С хозяином — тоже, — Я не был расположен к воспоминаниям, тем более что у меня они были связаны с совсем иным местом обитания. — Как, по-твоему — монах чем-то напуган, и, лишь, поэтому ищет с нами дружбы? Или, это такой вот ловкий ход…

— Замылить глаза, а потом нанести удар исподтишка? — Стопарь нисколько не доверял новоявленному пастырю, и свои заключения выносил куда более жестко. — Кишка тонка. Силенок у него маловато, против нас. Нет, какое-то количество последователей, наберется, это само собой… Но, кто из них прошел такую мясорубку, как наши? Даже девочки у нас, в форте — так у каждой на счету по нескольку бандитов! А эти… «Рясоносители», кого убили? Самое большее — муху, на собственном лбу!

— Не скажи, — я не согласился. — Кое-кто способен и на серьезные дела. И, не забывай — Святоша, при всей его вредности, действительно пастырь… Хреновый, конечно, но, какой есть. А люди, уставшие от пережитого, ищут утешения. Я, признаюсь, недоглядел. Он довольно сносно научился манипулировать словами — так что, запудрить мозги может. А тем, кто потерял все и всех, многого не надо… Пара ласковых слов, обещание будущей вечной жизни с погибшими близкими, освобождение от грехов — вот и достаточно, чтобы число последователей не только не сокращалось, но и увеличивалось. И у Совы с этим куда хуже.

— Наш индеец никого не волокет за загривок в свою религию. А Святоша — тащит всеми лапами сразу! Нет, это ты мне скажи, Дар — с какого такого перепуга я должен верить во все эти бредни? Райские кущи, посты да молебны — это что, выход? Не вскопаешь землю — урожая не дождешься. Не дашь в рыло зарвавшемуся хаму — будешь оплеван с головы до пят. Нет… не по мне эти поповские нравоучения. Против веры ихней ничего против не имею — но меня, в такой вот, «орден», братьев-козлошкурых, никаким калачом не заманишь!

— А Тучу? Ладу? Анну? Да, ты, Череп, Чер, многие иные — на призывы монаха лишь улыбнутся. Но, вот они… Лада, как погляжу, чернее ночи ходит. Анна молчит целыми днями. А твоя жена, вроде самая крепкая — но, прости что напоминаю! — потеряла двоих сыновей и дочь. Как думаешь — начни ее охмурять Святоша своими проповедями — долго продержится?

Кузнец скорчил гримасу, однако, промолчал… Но, недолго:

— А вот и посланец. Брат Светлый, собственной персоной. Интересно — где он ранее обретался? Не помню его физиономии.

— Не иронизируй, лучше поздоровайся. Рукопожатие не обязательно, но, хоть кивни… Он, надо полагать, принес и ампулы, и прочее — по списку.

— Вот это и интересно, — Стопарь выпрямился. — Стало быть — тайник аптекаря, где-то поблизости?

— Не факт. Святоша мог заставить его открыть тайну и все унести к себе, в новую обитель.

— Ну, тогда Аптекарю нашему податься, действительно, больше некуда. Без этих лекарств он пропадет. Охотится, не умеет, рыбак из него аховый, корни копать — силенок мало. А на Мене с одними украденными гвоздями да ракушками много не наторгуешь.

— Не заметил я, что-то, на площади рясоносцев. Не торгуют. Похоже, Святоша не позволяет своей братии лишний раз смешиваться с прочими жителями поселка — оберегает, так сказать, от вредного влияния…

— Ладно, Дар. Давай, посмотрим — что там принес этот Светлый?

Подошедший мужчина, без слов протянул сверток — кусок вытершейся шкурки, сложенный наподобие пакета.

— Там все?

— Пастырь сказал — то, что было написано на бересте. Развернуть?

— Не нужно. Быстро управились… Вопрос, можно?

Светлый кивнул. Я, слегка промедлил — в первую встречу больше внимания уделил внешней атрибутике, так и не разобрав — что из себя представляет этот человек. Сейчас же хотел убедиться в собственной правоте — мне показалось, что он гораздо умнее прочих «братьев», а, значит, может быть лучше осведомлен о тайных планах Святоши…

— Кем ты был в прошлом?

— Все мы — деяние создателя нашего. Кто — прихожане, а кто — служители.

— Ясно. Само собой, что ты из вторых. А, все же? Образование? Должность? Или, все сие тайна есть, мраком покрытая?

Светлый чуть улыбнулся — оценил мой сленг, скопированный с его собственного…

— Не тайна. В университете работал, библиотекарем.

— Профессия накладывает, это точно… Как я сам не догадался?

— Так заметно?

— Ну, не совсем… — я разглядывал собеседника, пытаясь понять, на чем его можно зацепить. Крепок, внешне здоров — никаких особых повреждений на теле не видно. Впрочем, они могли быть скрыты этой хламидой из шкур… Оружия тоже не заметно — многие переняли привычку Черепа носить ножи ближе к колену — у него никаких ножен не имелось. Посох… Да, в умелых руках — довольно смертоносная вещь! Но, лук и меч надежнее… А, арбалет под рясой не скроешь — громоздок! Однако, бродить по прериям без оружия — это верный способ попасть на столь почитаемое небо раньше положенного природой срока! Стало быть — в поселок «монахи» приходят, предварительно спрятав свое снаряжение? Нет, Святоша, твое миролюбие меня не усыпит…

— Боксом занимался, — он предвосхитил мой вопрос. — Спорт люблю.

— Вот как? А что ж… в религию?

— Одно другому не мешает. Секция при храме была. С малых лет ходил. Где — выступал. А где — и в хоре пел.

— Даже так? — я искренне удивился. — Стало быть, лучше, чем Святоша ваш, в делах небесных разбираешься? Почему тогда, с ним — а не сам по себе? Ведь понятно, что пастырь этот, новоявленный, самозванец…

— Не мне судить, — он поджал губы. — И не тебе. После всего — людям вера нужна. Кто ее несет — не важно. Будет хоть искорка надежды — станет луч. Пастыри приходят и уходят — а бог — остается.

— Ну-ну… — Стопарь, не сдержавшись, подошел поближе. — То есть, Святоша может и дальше, нам по ушам ездить?

— Остынь! — я оборвал кузнеца. — Человек выбрал свой путь — имеет право. Ну а наше право — жить, по законам человеческим. Кому как… Что ж, спасибо. Лекарства пригодятся. Обещание я сдержу — никто на вас косо смотреть не станет.

— На все его воля. — Светлый, сложив предварительно руки на груди, сделал некоторое подобие поклона. Я только вздохнул — еще несколько лет, и, при таком раскладе, в прерии, в полной серьезности, возникнет настоящий монастырь… или орден. Сове, похоже, явно не светит — его духи земли и вод проиграют сладким речам пастыря и его помощников!

— На все — воля людей.

…Док обрадовался несказанно — его потуги в деле излечения Бена претерпевали практически полный крах, и, вовремя доставленные ампулы могли исправить положение. Но что мы будем делать потом, когда их не останется даже у Святоши? Думать об этом не хотелось…

На следующий день после возвращения, я, проводив группу разведчиков в травы, с тревогой стал посматривать на небо — прошло несколько часов после их ухода, и яркая синева стала сменяться быстро нарастающей чернотой…

— Что это? — Ната тоже подняла голову. Она просилась вместе с охотниками, но я поручил девушке помогать Доку — он не вечен… а исполнять роль врачевателя, кроме как ей, в его отсутствие, больше некому. Пусть учится — пока есть у кого!

— Не знаю. Не помню похожего. Песчаная буря начиналась иначе. Если ливень — так тоже, признаки немного иные… Но, не нравится мне это.

— Может, послать за разведчиками? Пусть вернут охотников назад, в форт?

— Нет. Поздно. Их ведет Ульдэ — а северянка, наверняка, взяла такой темп, что они уже километрах в двадцати, от реки. Если не больше! И где — только ей и известно. Я не посылал, куда-то, конкретно — на ее усмотрение. Так что, искать их — это половину форта отрядить придется…

Небо темнело все сильнее — скоро видимость снизилась почти до нескольких десятков метров. В форте уже многие задирали головы и с тревогой обращали свои взоры ко мне — что делать? Но я тоже не знал, чего ожидать от непредсказуемой погоды. По всем расчетам Дока, мы переживали зимние месяцы, а по тому, что нас окружало — в этих широтах о настоящей зиме и не слышали никогда! И все, что нам было ранее известно о погоде и сменах года, уже просто не годилось для этого времени…

— Смотрите!

Джен указывала на скалы, где находились наблюдатели. Их верхушки вдруг покрылись яркими, синими огнями.

— Огни святого Эльма! — Док, выскочив наружу, быстро сориентировавшись, обернулся ко мне:

— Вели им спускаться! Будет гроза! А там, наверху — все молнии наши! Если в кого угодит — никакие мази не помогут! Только пепел останется!

Но я уже и сам понял — сидевших на вершине, нужно снимать и немедля. Элина бросилась на скалу — передать приказание спускаться. Мужчины спешно закрывали все окна в домах — хоть и просто прорези в бревнах, но и их следовало защитить сколоченными щитами. Туча и Джен закидывали очаг — пламя тоже следовало погасить, чтобы искры не перелетели на деревянные постройки. Пережить еще один пожар, по собственной неосторожности, да еще после стольких трудов — ну, уж нет! Салли побежала к реке — там находились девушки, еще спозаранку ушедшие проверить ловчие корзины.

Я оглянулся на травы — все, что росло поблизости и было доступно взгляду, словно замерло, в ожидании… Но, что могло свалиться на наши головы, из того, что люди еще не испытали?

Вскоре ответ был получен. Элина, спускаясь последней, вдруг крикнула:

— Вороны! Трое!

Я подхватил лук — падальщики не брезговали и живой добычей, а сейчас, в общей суматохе, им проще всего напасть на мечущихся людей. Но птицам было явно не до людей! Там, наверху, в отличие от затишья здесь, у поверхности, происходило что-то странное… Птиц словно несло! Они отчаянно махали крыльями — а я-то, знал, какую силу могут развить эти черные гиганты! Но, все их потуги вырваться их стремительно набиравшего силу ветра, закончились ничем. Вскоре одна из птиц, устав бороться, сложила крылья и устремилась к земле. Я предостерегающе закричал:

— Осторожно! Прижмитесь к домам!

Ворон спикировал прямо к очагу, едва не угодив крылом в еще тлеющие угольки. Джен, взвизгнув, отскочила назад — лапа монстра чуть не сорвала с нее скальп! В отместку, я спустил тетиву — стрела ударила в грудь птицы, что, впрочем, почти не причинило ей вреда. Похоже, я промазал, и стрела пошла вскользь…

Ворон упал на одну сторону, быстро поднялся и вновь упал — нет, я попал! Стрела вошла куда-то под оперение и вышла окровавленным острием наружу! Она мешала птице вновь взлететь, но не лишила жизни и подвижности. Громко каркнув, ворон упрямо рванулся вверх — снова упал, на этот раз, рванув огромными когтями за стол, за которым мы сидели во время обеда. Тот опрокинулся, вся наша самодельная посуда с грохотом упала на землю и разбилась — мало, кто имел железные чашки, а глина не выдержала такого кощунства…

— Ах ты, зараза! — Туча, отступившая, как и Джен, с гневом замахнулась поварешкой — Да я тебя сейчас!

— Осади! — Стопарь едва успел ухватить жену за рукав. — Сдурела? Он тебе одной лапой руки оборвет!

Ворон рванулся в их сторону — и Стопарь, отбросив жену, как пушинку, схватился с монстром в обнимку… Я, выхватывая нож, кинулся на помощь — с другой стороны уже бежал, опрокидывая все на пути, Бугай! Но, помощь не понадобилась — мощные руки кузнеца перехватили шею птицы и сдавили так, что из оперенного горла вырвался лишь единственный вскрик-карканье, закончившееся жутким бульканьем! Стопарь сломал позвонки падальщику — а тот, в отместку, успел разодрать на нем штаны в клочья, что, к нашему облегчению, оказалось последним, что мог натворить этот крылатый гигант.

— Цел?

— Вроде… — Стопарь и сам был удивлен не меньше нас. — Не успел зацепить, зверюга…

— Ну, у тебя и папаша! — Джен, подойдя поближе, с опаской тронула дохлого ворона ногой. — Это ж, какую силищу надо иметь? Да у него шея, что моя рука — ее и обхватить нереально!

— А то! — Бугай подбоченился. — Отец мой не ворона — волка голыми руками душил!

— Не срамись! — Стопарь бросил на сына суровый взгляд. — Нашел еще, чем хвалится. А вы, что встали? Ничего не кончилось еще — на небо посмотрите!

Он был прав. Там все уже совсем затянуло густыми, свинцовыми облаками. Подул пронизывающий, ледяной ветер, наконец опустившийся и к земле. И вмиг стало очень холодно — словно температура опустилась градусов на двадцать сразу! Док, став необычайно серьезным, округлил глаза:

— Прячетесь! Дар, ты что, ошалел там, возле ворона этого? Командуй! Сейчас точно, что-то начнется! Людям лучше в домах пересидеть!

Я опомнился — команды посыпались в разные стороны. Но никого и не требовалось заставлять — и ветер и холод заставили всех искать укрытие. Последним, в дом для гостей забежал Будда — и, едва за ним захлопнулась шкура, увешенная для тяжести мешочками с вшитыми в них камнями, сверху стал падать град! Но это был не просто град — нет, нечто подобное я видел лишь пару лет назад, когда прятался вместе с Угаром после нашего похода на ту сторону реки. Тогда нас спас от ледяных камней остаток от постройки, чудом не распавшийся на куски во время катастрофы. Но сейчас летели не камни — настоящие глыбы, чуть ли не с футбольный мяч, обрушивались на крыши наших домов, и, с каждым падением, те вздрагивали, угрожая рассыпаться и превратить все наши труды в прах!

Это продолжалось не менее получаса — и, к счастью, никто не пострадал. Потом, словно по команде, град прекратился, уступив место такому же ледяному дождю — и тот залил все, что не смог поломать его предшественник. Но и дождь продолжался недолго. Еще через час, небо прояснилось — а, через два, глыбы стали таять и оставлять после себя грязные разводы и лужи на земле. Я велел собрать их остатки и вынести за пределы форта — не лишнее, учитывая, сколько разрушений они нанесли. Был превращен в труху сарай, только построенный Стопарем для хранения всех его поделок. Напрочь изломана пристань на берегу — но сами девушки, предупрежденные вовремя, успели укрыться в подземном ходе, найденном и исследованном во время войны с уголовниками. Все вокруг было покрыто грязью и черными пятнами — дождь, как это случалось ранее, еще в первые дни после Катастрофы, нес с собой какие-то примеси, сильно напоминающие сажу и смолу, вместе взятые. Стоило вступить в одну — и нога оказывалась в липкой, вяжущей смеси, из которой выдиралась с большим трудом. Поглядев на все это, нам пришлось буквально окапывать такие места, вытаскивая всю землю на штык — и даже этого порой оказывалось мало. Липкая сажа неожиданно быстро пропитала собой почву на большую глубину…

— Не нравится мне это… — Док, понюхав комок земли, прилипший к его мокасину, отбросил горсть в сторону. Джен, проследив за падением, сердито выговорила:

— Ну вот, убираем, убираем! И что?

— Извини… — Док виновато поплелся к комку сажи, но я остановил его, глазами показав Джен, навести порядок самой.

— Ладно, найдется, кому и без нас с этим справится. Лучше скажи — ничего не напоминает?

— Да падала такая хрень… Сразу, как все успокоилось. В смысле — после землетрясения. А у тебя, в городе, так разве не было?

— Было, — я кивнул. — Постоянно. Более-менее, чистая вода начала проявляться месяца через два. Но и тогда, я старался укрыться от дождя, насколько это было вообще возможно. Не скажу, что случались последствия… но, оказаться в этой тине, приятного мало. Но я думал, это уже в прошлом? Или, не так?

Док вздохнул, разводя руками:

— Если верить ученым, осадки такого рода, плюс всякие кислотные и прочие радости, так вообще должны падать на землю годами. Ну, в смысле — случись ядерная зима. Или падение крупного астероида… Только такого, мне кажется, все же не случилось. Но и того, от чего содрогнулась планета — тоже достаточно. Правда, не в таких масштабах. В общем, ничего я тебе не отвечу. Не знаю… В одном уверен точно — грязь эта липкая и настолько въедливая, что так быстро все пропитывает — это не очень хорошо… То есть — совсем не хорошо! И скажи лучше нашим — пусть голыми руками ее не трогают, а то, мало ли… Кожные сыпи появятся, или что иное.

— Сказал уже, — я усмехнулся. — Да они и сами все ушлые, все ж, тоже через это прошли. Не тревожься. Значит, причина дождя та же, что и раньше? Эта взвесь до сих пор над землей висит, и, время от времени собирается и выпадает — а уж куда, так кому как повезет?

— Типа того… — Док еще раз кивнул. — Сейчас повезло нам. Но, думаю, нам, если честно, очень даже везет! Горы спасают — это точно! Наверняка там, за ними — обстановка гораздо хуже…

— Почему?

— Там климат должен быть намного жарче — как ни крути, а этот хребет, по всем прикидкам, не меньше чем километров триста в ширину, если не больше. Судя по высоте вершин, которых и в ясный день не всегда разглядеть — бывшим лидерам, вроде Эвереста, до них далеко… Вот и думай.

— Понятно… — я поскучнел. Слова Дока не сильно расходились с моим собственным мнением, а это значило — если Угар, каким-то образом смог уцелеть в бешеном потоке Серпантинки и выбраться на ту сторону хребта — то, даже случись нам найти этот проход, был ли в том смысл? Наша долина предоставила людям очень благоприятные условия, а что может ждать там, за ее пределами? Нет, проход будем искать, только если здесь станет совсем тяжко…

— Дар!

Я обернулся. Череп и Пленник, который так и не получил какого-то определенного имени, подходили ко мне со стороны скалы.

— Что?

Парень сразу приотстал, а Череп, не заметив потери спутника, громко спросил:

— Там, в степи… Охотники. Град, могло и поранить кого. Может, пойти, поискать?

— Ульдэ закалена в таких передрягах, а местность, в которой она выросла, куда суровее к людям, чем наша. Но… возможно, что резон в твоих словах есть. Хочешь пойти?

— Думаю, что надо. Разреши мне взять с собой его! — он обернулся, выискивая помощника — но парень, стараясь быть незаметным, уже стоял возле стены одного из домов.

— Дьявол! — Череп стиснул губы, после чего резко развернулся:

— Слушай, это уже ни к черту не годится! Он на любой окрик шарахается, от косого взгляда в землю зарыться готов! Надо с этим кончать! Или, убей его, или — прекрати все это!

— Убивать не стану, — теперь поджал губы я сам. — А, как прекратить — не знаю. Ты вот, знаешь? То-то… Ты живешь с ним под одной крышей, должен уже познакомиться поближе — чем дышит, что хочет… Вот и скажи мне — как его вернуть людям? Или, что, пожалуй, будет точнее — как людям, которые ничего не забыли, принять его к себе?

— Тогда на кой леший ты велел его забрать сюда?

— Чтобы не убил кто-то другой. Этого мало?

Череп промолчал… Прав я был, или нет — но, оставь я пленника там, среди трупов, на месте побоища — в ближайшие часы его участь была бы решена. Если зэки погибли от наших стрел и топоров, он мог быть заживо съеденным огромными монстрами Предгорья… Ничем не лучше, на мой взгляд.

— Я и сам не знаю, зачем, — признался я изуродованному охотнику. — Наверное, устал нести смерть. Хотя, второго, в наколках, если ты помнишь — приговорил. Мне просто стало жаль парня… Молод, попал в тюрьму по глупости. А дальнейшее — не его вина.

— Он — изгой. Опущенный. Ты, наверное, плохо это представляешь. — Череп угрюмо бросал слова, смотря куда-то, мимо меня… — Люди никогда его не примут. Дружить с опущенным — для мужика равносильно самому стать таким же. А если и смирятся — что уже происходит! — то всегда будут ему об этом напоминать. Рано или поздно этот нарыв прорвется… Тогда может оказаться поздно.

— Что ты имеешь виду?

— Либо, он кого-нибудь, убьет, либо — прикончат его самого. Последнее более вероятно…

— Ой, ли? — Я вспомнил яростные глаза пленника, которые тот прятал от взбешенного Сыча в лесу. — Сдается мне, он не так прост. И постоять за себя вполне даже может. Кроме того — не он ли принимал участие в схватке с ящером? Правда, особых подвигов я не упомню… но ведь, не струсил? Не сбежал?

— Не сбежал, — согласился Череп. — И оружия у него, кстати, тогда не было. Что-то подхватил, как прочие, вот и полез в свалку… Не трус. Вот и скажи мне, вождь — что делать будем? Так, как он живет — жить нельзя.

— Будем думать… — я вздохнул, понимая, что этот вопрос так просто не решить…

— Не опоздать бы… — повторил охотник. Потом он повернулся и пошел прочь. Уже вслед я крикнул:

— Возьми его с собой, как хотел. Пусть привыкает…

Череп вернулся лишь к утру второго дня. Усталый и изможденный, словно всю ночь провел в дороге — и, как оказалось, это соответствовало истине. С порога, отодвинув вспыхнувшую было Элину, он глухо произнес:

— Самолет.

— Самолет? — мои девочки хором переспросили, и Череп повторил, опускаясь прямо на скамью:

— Самолет.

Еще не веря в такую удачу, я сразу переспросил:

— Где? Какой? Как?

— По ходу — военный транспортник. Хвост торчит из травы метров на шесть. Остальное — под землей. Но… вроде внутри все цело.

— Где?

— Как с погодой непонятки пошли — Ульдэ свою группу повела в укрытие. Нашли там овраг один, перекантовались слегка — но сыро и змеи! В общем, она решила иное место поискать, и, как град закончился — вывела всех в прерии. Ну и там, прямо по тропе — обрыв образовался… Видимо — град землю повыбил, часть сползла в расщелину, как грязь, а хвост оказался снаружи. Открылся… Им бы не лезть, но Птаха — сам знаешь, эта девка везде свой нос сует, куда не просят! — мигом в дыру в обшивке пролезла, ну и провалилась…

— Твою мать… — я похолодел. У нас давно никто не погибал, и услышать сейчас эту весть из уст Черепа — не самое лучше начало дня. Даже самолет не мог бы перебить такое…

— Жива, — Череп угадал мои мысли влет и отрицательно мотнул головой. — Жива, но сидела внизу и орала благим матом. Сам слышал. Я их едва нашел — все следы дождем смыло, наткнулся случайно. Но это не все… Я не один на них вышел.

— Совсем хорошо, — я уже догадывался, о чем далее пойдет речь. — Это точно?

— Более чем! — Череп снова кивнул. — Не сам Святоша — врать не стану, не видел. Но приспешники его — точно. Эти рясы из козлиных шкур, ни с чем не перепутаешь.

— Плохо.

— Плохо! — он согласился.

Я задумался — что бы там не находилось в чреве этого самолета, груз, ни в коем случае не должен попасть в руки лже-монаха. Хоть у нас и видимое для всех замирение, но, случись так, что там окажется оружие — и в долине вновь потекут реки крови! Святоша, при всем его показном миролюбии, не преминет воспользоваться такой удобной возможностью. Но, даже если оружия там нет — мало ли, что найдется? Любая вещь из прошлого, абсолютно недоступная сейчас, станет буквально на все золота — правда, последнее вряд ли имеет хоть какую либо, ценность, именно сегодня…

— Ульдэ что делает?

— Всех запрягла плести веревку из травы-лианы. Я ушел сразу, как все увидел. Думаю, уже должны заканчивать. Правда, ночью травы много не соберешь — да и звери в округе шастали. Но Ульдэ — девушка с характером, не отступит.

— Стало быть, ты зверей не боишься… Раз один пришел. А Пленник?

— Оставил там. Я на рожон не лез, если ты об этом. Просто, один быстрее хожу. А он — ногу еще где-то подранил…

— Ясно. Элина! Бегом по форту — сзывай всех мужчин и самых быстрых девушек, объяви — немедленно собираться в поход, выходим через полчаса! С собой — только самое необходимое и оружие — как для боя! Скажи Стопарю — пусть вместе со всеми не торопится, но готовит свою тележку, которую они с Беном соорудили. Пусть, тащить самим придется, но хоть не нести на спинах.

— А что нести? — Элина задержалась в проходе, и Ната цыкнула на нее в сердцах:

— Тупеешь? В самолете столько всего… Беги, уже!

Элина скрылась в проеме. Череп достал нож и кончиком стал рисовать прямо на земляном полу.

— Вот здесь.

— Знаю. Проходил, и не раз. Но как?

— А я почем знаю? — Череп пожал плечами. — Может, давно открылось — да никто не замечал до поры. А может — как я и сказал, последствие града да ливня. Землю смыло, и самолет стал заметен!

— Я о другом… Как он, вообще, сохранился? Если хвост вытянут вверх — стало быть, упал? Но, при падении… не мне тебе объяснять.

Череп снова пожал плечами, потом принял из рук Наты чашку с водой и жадно выпил.

— Ладно, проехали… Я смотрю — оттуда до Озерного поселка примерно одинаково, как и от нас.

— Наши — быстрее. Монахи эти, как их там Святоша не называй, далеко не охотники. В степи не ходят, а если ходят — только толпой. Зверей боятся, а посохи ихние — не оружие.

— Под рясами легко спрятать и ножи, и парочку томагавков. Нет, Череп, это враг — и враг не слабее прежнего. Но прикончить Святошу нельзя — в долине слишком многие ему верят… В смысле — верят в то, что он человек бога. А убийство священника — преступление у любого в глазах, и оправдания ему нет. Придется его терпеть…

Черепа, несмотря на его возражения, я оставил в форте — охотник и без того двое суток с лишним провел на ногах и, вновь идти в прерии — слишком даже для него! А я хотел иметь с собой более свежих людей — на случай столкновения, которое считал очень вероятным. Святоша, едва узнает о такой находке, и своих рясоносцев пошлет, и сам, в их «храме», не останется — тут любой на ноги вскочит, только услышав!

Я спешил и нещадно подгонял отстающих — надо признать, таких практически не нашлось. Все охотники — что мужчины, что женщины! — форта умели ходить далеко и очень быстро. Это привычка мало кому давалась сразу — но, по прошествии самых сложных, первых месяцев, после Катастрофы, такой выносливости научились почти все. Ну и в форте, ко всему прочему, угроза ожирения от бездействия или сидячей работы, никому не угрожала. У нас каждый мужчина и каждая девушка ежедневно уходили в степь или лес — по различным причинам. Охота ли, ловля рыбы, собирание лекарственных трав, просто разведка — я приучал всех быть готовыми к любой, самой не одинарной ситуации. Хорошо получалось, или, нет — вот такие моменты и показывали…

На место пришли уже ночью — и отмахали, как я примерно подсчитал, километров сорок… В прошлое время — для любого из нас расстояние практически невозможное. Но сейчас, да еще когда на кону стояла такая важная цель — дошли все! Ноги ломило, спины болели от вещмешков и оружия — но мы дошли!

Элина, едва успев поздороваться с Ульдэ, рухнула в траву как подкошенная. Северянка тихо заметила:

— Не стоит… Змеи.

— Что? — наша красавица приподнялась. Все остальные тоже стали оглядываться, хотя при скудном освещении, которое давал нам костер, увидеть ползающих и ядовитых тварей было бы сложно. Ульдэ спокойно добавила:

— Больших нет. Маленьких много. Некоторые — гадюки. На землю не садитесь — лучше на свои мешки. И от костра не отходить — они света не любят.

— Почему другую стоянку не найти? — я злился на таежницу, так как тоже валился с ног…

— Нет такой. Везде очень сыро — а здесь песок. Прогревается быстрее. Они тепло хотят, ползут на огонь. Нужно перетерпеть. Кроме того, — Ульдэ снизила голос — Находка близко.

— Птаху вытащили? Не вижу?

— Нет. Веревок мало — трава плохая. Своих не брали — искали стада, думала, не пригодится…

— Не пригодилось? — я упрекнул девушку. — Вот и пожинай плоды… Ладно, мы с собой принесли. И что, так и сидит? Молчит?

— Молчит. Терпит. Воду мы ей спустили — на шнуре. Я велела быть тихой — иначе звери услышат. Птаха, как про крыс услышала — сразу рот закрыла.

— А они есть?

Ульдэ усмехнулась:

— Нет. Это территория волков и собак. Трупоеды суда не заглядывают.

— Тоже не лучше. Монахи не появлялись?

Она нахмурилась. Я встревожился. Ульдэ указала рукой в сторону далекого озера:

— Нет. Наши ходят быстрее козлошкурых. — Она почти слово в слово повторила Черепа, и я успокоился. Впрочем, ненадолго. Утром нужно ожидать гостей…

— Ждать некогда. Полчаса на отдых — и идем к самолету! Нужно опередить Святошу! Он мог весь поселок взбаламутить. Даже если не все придут — не устраивать же здесь новое побоище? Нам необходимо вытащить из самолета все, что сможем. И сделать это — до их прихода! Ульдэ — возьми пару девочек и выйди навстречу. Прежде чем Святоша и его братия нарисуются — я должен принять меры!

Она кивнула и скрылась в темноте.

Не теряя времени, я, вместе с Чером и Клешней, направился к торчащему хвосту транспортника. Череп не ошибся — судя по окраске и некоторым иным признакам — действительно, военный самолет… Каким образом он здесь оказался — собственно, не секрет. Во время Катастрофы все, что имело хоть какую-то электронную начинку, вышло из строя. И таких крушений были тысячи… Странно иное — он, на самом деле, цел! Если не считать того, что кроме торчащего хвоста вся его остальная часть была скрыта под землей. И, где-то там, в его недрах — скулящая от страха и голода, Птаха.

— Где дыра?

— Вот тут, левее… Смотрите, осторожней — Пленник, которого Череп оставил с девушками, вышел навстречу. — Здесь пропасть…

— Что? — я сделал шаг назад. — Всем стоять! Почему Ульдэ не предупредила?

— Она не знает, — Пленник виновато развел руками. — Я сам недавно обнаружил… Хотел поискать еще отверстие — и, едва не провалился. Тут что-то вроде провала… Камень кинул — звука не слышно. Может, внизу земля скрадывает звук от удара?

— Может.

Мы осторожно приблизились. Да, корпус самолета был зажат между несколькими громадными валунами — и Ульдэ могла не обратить внимания на то, что под ними ничего нет! Валуны и сами держались буквально чудом, расклинив собой многотонную махину. В одном месте под фюзеляж попал ствол дерева — и его крона скрыла собой всю эту дыру. Я содрогнулся — бедная Птаха в любой момент могла улететь в пропасть, так и не поняв, что с ней случилось!

— Веревку давай…

Чер, как кошка, влез на край дыры и свистнул. В ответ раздался жалобный крик.

— Бросай лестницу.

Парень закрепил веревку и сбросил моток с петлями вниз. Сколь ни огромен этот транспортник, но веревочной лестницы должно хватить. Мы затаили дыхание — Птаха, хоть и жива, неизвестно, не пострадала ли при падении — сможет сама выбраться, или, придется кому-то спускаться туда, за ней? Сейчас я уже понимал — мои надежды на неожиданное привалившее богатство рухнули. Самолет мог соскользнуть и уйти вниз — вместе с людьми!

Девушка выбралась самостоятельно. Едва она показалась снаружи, с ввалившимися глазами, как Джен, ее закадычная подруга, буквально выхватила ее из дыры и оттащила в сторону.

— Кой черт тебя туда понес?

— Хватит! — я оборвал Джен и задал Птахе вопрос: — Что там?

— Темно, — Птаха, хоть и провела достаточно много неприятных часов в глубине летающего монстра, настроения не теряла, и, что от нее ждали, понимала прекрасно. — Темно и сухо. Ящики, много очень. Какие-то разбиты. Не видно ведь…

— Ничего не нащупала?

— Я шевелиться боялась…

— А вот такое, случаем, не нашлось? — Чер извлек откуда-то обломок приклада от ружья и протянул его девушке. — Может, случайно касалась подобного.

— Закрой глаза! — я взял приклад и вложил его в ладонь Птахи. — А теперь — говори.

— Вроде… Да, было такое!

Мы переглянулись. Спешили не зря…

— Святоша! Его люди и с ними — жители поселка. Много!

— Твою мать… откуда?

— Спешить надо. — Клешня угрюмо посмотрел на хвост самолета. — Туда лезть — себе дороже. Нет, не будь пропасти — иное дело. А так…

— Вот и не лезь. Будда!

Азиат мигом нарисовался, прекратив что-то обсуждать с девушками.

— Бери самых сильных мужчин и подрой под тем и тем валуном. Как заметишь слабину — если фюзеляж начнет скрипеть! — все назад! Подложи, что-нибудь, под крайний, и будь готов. Услышишь сигнал — дави к чертовой матери и пусть все летит в преисподнюю, откуда и вышло. Понял?

— Понял.

— Сработает ли? — Чер мотнул в сторону самолета головой. — Такая махина…

— Должно. Он, хоть и большой, а висит практически на самом краешке… как до сих пор не провалился — уже загадка!

Будда унесся к самолету, а я направился в сторону рощицы, в которой мы расположились. Пора встречать монаха…

… Разговора не получилось. Ожидая от начинки самолета всего, что был лишен все эти годы, Святоша не хотел ничего слушать. Я признался ему полной сохранности транспортника, хоть и сам не был до конца в этом уверен. И, похоже, сделал это зря. Он, едва услышал, загорелся таким огнем, что на этом фоне, наверное, показались бы холодными даже котлы для столь любимых им грешников! Мое предложение не рисковать, он отклонил сразу — я понял, что ящики не должны быть вытащены из чрева самолета, ни в коем случае…

Птаха, уже пришла в себя, и, которую, как оказалось, последнее приключение, похоже, ничему не научило, задорно напевая какие-то похабные частушки, вскочила на покосившийся стабилизатор на хвосте и уже оттуда стала показывать рясоносцам довольно неприличные жесты. Я был вынужден вмешаться…

— Уйми ее. Перед людьми стыдно.

Джен согласно кивнула и направилась к самолету — дорогу преградил один из «братьев».

— Нет пути отступникам! Это — для истинно верующих!

— Что? — Джен, порой становилась агрессивной до предела. Особенно — если мужчина, по ее мнению, занимался чем-то не приличествующим его положению. А уж «монашество», да в таких условиях, когда в долине катастрофически не хватало мужчин — так вообще, полное извращение! — Дороги нет? Это у тебя мозгов нет! А ну прочь — пока я тебе остатки не вышибла!

Она решительно оттеснила здоровяка плечом и тот, косясь на Святошу, зло толкнул девушку, отчего она уселась прямо на пятую точку — в грязь, замешанную еще ночью, при наших попытках вызволения ее подруги.

— Ах, ты… — она сузила глаза, рука потянулась к ножу — и я, предвидя кровавый исход, немедля крикнул:

— Чер! Бугай! Клешня — тащите ее сюда! Святоша — не прими в назидание, но, если еще раз, кто из твоих рясоносцев, коснется, хоть кого-нибудь, из моих людей — придется забыть о данном тебе обещании! Ты можешь дурить головы кому угодно — но рук не распускай!

— Твоя девка первой начала… — от жадности и предвкушения большого куша, он даже забыл обо всех своих прежних способностях перемежать речь церковными сентенциями. По тому, как у него блестели глаза, я понял — Святоша не остановится ни перед чем, чтобы заполучить содержимое транспортника. И даже схватка, исход которой мало предсказуем, его не пугает…

— Вот, зараза…

Я покосился на Элину. С легкой руки Стопаря, эта присказка уже прочно укоренилась среди жителей форта. Но вот от своих девушек, я ее пока не слышал.

— И что делать будем?

— Спокойно.

Однако она была права — нужно решаться. Либо, мы отступаем — и груз, скрытый в ящиках, может заполучить пастырь и его орден, либо, преграждаем путь — и в долине вновь вспыхнет война! Но, только на этот раз, убивать придется не пришлых зэков, а знакомых, с которыми ранее не раз встречались как в травах, так и в поселке, на Мене, или просто так. Я стиснул зубы — выбор, честно говоря, слишком маленький… и сложный. Если в ящиках, как предполагает Чер, оружие — это конец. Святоша, в отличие от нас, не преминет им воспользоваться. И луки с копьями тут уже никого не сдержат…

— Владыка! Господь велел делиться!

— Ты что, с ума сошел? — Ната, у которой округлились глаза, не верила своим ушам… — Хочешь отдать ему груз?

— Нет. Но мне нужно выиграть время. И… помолчи, пожалуйста. Лучше сделай вид, что тебе это нравится.

Она, посмотрев мне в лицо, молча, кивнула. Что ж, она всегда понимала меня с полуслова — и даже без них! Элина, став свидетелем нашего краткого разговора, подняла палец — второй союзник в предстоящих переговорах.

— Святоша! Ты слышал, или как?

— Слышу!

Грубость, не приличествующая пастырю, сквозила в каждом его жесте. Двукратное превосходство в численности давало ему такую возможность — хамить и надеяться на победу. Одного он не знал — той страшной угрозы, которая могла свести на нет все эти потуги. Будда, незаметный и молчаливый, прятался подле самолета, невидимый никому из нас, и, уж тем более — разведчикам из числа «братьев». Он ждал только моего сигнала. Я же, видя полную невозможность избежать нападения, хотел дать ему шанс все подготовить — самолет, раз он не будет наш, не должен достаться никому! По моим расчетам, те несколько валунов и полусгнивший корень уже подрыты — и достаточно лишь толчка, о котором я его предупреждал…

— Святоша. Еще раз предлагаю — отойди назад. Оружие ты не получишь — даже если оно там есть! Самолет висит на волоске… ты погубишь людей!

— Во имя господа нашего, во имя будущего нашего, во имя всех погибших и памяти их — вы видите и слышите нечестивца! Это он и его свора не дают нам покоя! Это он оскверняет дыханием своим многострадальную землю нашу! Так сколько можно терпеть надругательство и скверну, над верой нашей? Изгоним их, как изгнали уже словом божьим иных, и заберем то, что принадлежит нам по праву! А ты, грешнорожденный и в блуде погрязший, отойди и не мешай — ибо люди, в гневе праведном сметут и тебя и всю твою стаю!

— Стаю? — Джен, которую уже уволокли прочь, несмотря на все ее сопротивление, чуть ли не зарычала. Девушка и так не отличалась покладистым характером (что не мешало ей заводить кратковременные романы чуть ли не со всем мужским обществом форта!) а после таких оскорблений и вовсе взбеленилась. Как и ее распоясавшаяся подруга — Птаха все еще стояла на хвосте и не позволяла никому из людей Святоши ее оттуда снять! — она, похоже, твердо решила защищать самолет до конца. Но я этого допустить не мог ни в коем разе…

— А ну, назад! — я буквально зашипел, не хуже рассерженной змеи. — И лук опусти! Ульдэ!

Северянка мигом перехватила руку Джен и принудила ту вложить стрелу обратно в колчан.

— Да что это творится? — Джен, меча гневные взоры как в мою, так и в сторону рясоносцев, вся покраснела. — И ты туда же? Мы — стая?

— Мы — прайд! — неожиданно твердо ответила ей Ната. — Львиный прайд. Семья. И у нас есть вождь, которому ты клялась повиноваться. Исполни клятву — или уходи. Наш закон ты знаешь.

Джен, у которой на этот раз, вместо красноты, проступила бледность, опустила задрожавшие руки… Ната редко позволяла себе повышать голос, но, уж если это делала — всякий в форте знал! — это слово было не мягче камня.

Святоша, с удовлетворением наблюдавший эту краткую перепалку, вновь напомнил о себе:

— И грызться меж собой эта стая будет, да вечно! И сама себя поглотит и в геенну огненную вовлечет! А останутся — лишь богобоязненные и истинно страждущие, кто верой крепок и с ряжеными дружбы не водит, ибо сие грех один!

Он разматывал речь, словно искусный оратор, вставляя, где ни попадя столь любимые им словечки, и мало кто вникал, что все это — лишь подражание настоящим священникам. Впрочем, этого хватало — люди из поселка, так некстати оказавшиеся поблизости, посматривали в нашу сторону с нескрываемой злобой. Ох, недооценил я лже-монаха, и теперь пожинал свою беспечность…

— Так ты твердо решил забрать транспортник себе? И гнева небес не боишься? — я вновь обратился к Святоше, уже вставшему на какое-то возвышение и оттуда метавшего в нашу сторону, всю эту хулу и призывы к изгнанию… — А что бы сказал господь, увидь он автомат в руках служителя своего? Или — винтовку? Скажи, Святоша — а гранатомет перед алтарем или парочка пулеметов способствуют молитве? Каким образом ты решил пастве своей помочь? Расстрелом индейца? Или, без этих стволов в долине так тяжко живется, что даже братьям-рясоносцам, их отсутствие мешает возносить славу небесам и его обитателям?

— Не гневи господа! Этот самолет — наш! Нам послан! — он сорвался на крик, и, в любую секунду был готов натравить на нас всех, кто сейчас стоял возле этой импровизированной трибуны. — Это мы, лишь молитвой спасенные, и все претерпевшие, вправе на то, что находится на земле этой! Не ты — отступник! И лишь небу дано решать — кому владеть этой долиной! И недрами ее! Грешным же — не дано!

— Да я и не был никогда истинно верующим, скорее уж — еретик… — я чуть усмехнулся, — Что ж, Будда, по-видимому, уже готов!

Нагнувшись, я прошептал Нате:

— Птаху — хоть как, но с хвоста снять! Немедля!

Я выпрямился и возвысил голос:

— Но ты прав, Святоша. Грешным — не дано. Пусть господь и сделает свой выбор. Призываю его в вершители и пусть небо сделает так, чтобы оружие, никогда более не осквернило этой земли, и самое громкое, что мы могли бы услышать — это гром и молнии, но никак не выстрелы. Прав ли я, люди? Вижу, по молчанию вашему — многие согласны. А, раз так — взываю со своей просьбой к тому, кого вы так рьяно хвалите! — я вознес руки к небу. — Услышь меня! И сверши правосудие свое!

Скрежет и жуткий треск послужили ответом. Будда, тоже любивший эффекты, понял все абсолютно правильно — и, в нужный момент, его группа навалилась на рычаг… Все произошло почти мгновенно — хвост транспортника задрался еще выше, после чего стремительно скользнул вниз. Удара мы не слышали — чудовищная глубина пропасти, скрытая в темноте этой трещины в земле, скрыла грохот падения. Вместо этого, из ямы вознесся столб пыли — и, на какое-то время, обдал всех, заставив прикрыть глаза. Воспользовавшись моментом, я приказал Черу — всех срочно убрать от расщелины! Становиться свидетелем столь ярого разочарования, когда от отчаяния люди могут стать способными на самый безрассудный поступок — зачем? Пусть Святоша побесится в свое удовольствие — ну а мы, пока он опомнится, уже должны отойти на безопасное расстояние. Пора домой — хоть и пустыми, но зато всем! Правда, отказать себе в удовольствии посмотреть, как он будет объяснять всем столь явный «ответ» небес — этого я точно не мог! И, как только убедился, что мои приказания выполнены — немедля вернулся назад. Элина, яро ненавидевшая Святошу, увязалась со мной, не смотря ни на какие возражения.

Мы пробрались среди деревьев, стараясь остаться незамеченными — и даже я, настолько зная повадки и характер нашего врага, был удивлен тому, что пришлось услышать…

— Сказал господь — да избави нас от лукавого и краснолицего! И от чернолицего избави — ибо, что тот, что другой — суть есть слуга врага рода человеческого и создан нам на смуту и погибель через нее! А кто станет искать дружбы с ними — сам таким станет и почернеет душа его и мысли его и сердце его!

— Это он про что? — Элина, вслушавшись в изречения Святоши, не сдержала вопроса. Я тихонько ответил:

— Про Сову и Бена.

— Ну, про индейца — ясно, давняя песня. А мулат при чем? Он, что плохого ему сделал?

— Он — с нами. Святоша в курсе, кто главный изобретатель в форте. И, про попытки изготовить порох, скорее всего, слышал. Вот и боится… Раз уж, груз и возможное оружие из самолета не досталось никому — вдруг, наш мастер придумает что-то такое, отчего у монаха заранее штаны спадут? Ну и меры, соответственно, принимает — науськивает людей на инженера.

— А про нас, почему ничего не говорит? Тебя он должен ненавидеть больше всех!

— А так и есть… Только он уже все сказал, я думаю — не с самого начала ведь слушаем? И ладно… Все, пошли к своим — похоже, в погоню никто не побежит, а я опасался только этого. Ну а все эти причитания — не в первый раз. Пусть «поет», раз иного языка не знает.

— Языка? — Элина скептически посмотрела на своеобразный пень-амвон, с которого вещал Святоша. — Это ли — язык? Да он просто нахватался некоторых общих фраз, которые используются в церкви, а теперь перемежает ими все, что ни попадя! Как это другие только не понимают?

— Может, и понимают… «Брат» Светлый, например. Кстати, умный товарищ — Святоше у него бы поучится! Все, уходим. Видишь — он собирается слезать с пня? Значит, обшарят сейчас все вокруг, а потом направятся в поселок. Не стоит давать им шанс нас захватить — достаточно того, что мы крепко досадили всей этой своре потерей такого лакомого куша!

— Но и мы ведь, тоже его лишились…

— Лучше так, чем делить его с пастырем. И, еще… Если совсем честно — я даже рад.

— Рад? — Элина искренне удивилась, и я пояснил, объясняя уже на ходу:

— Скажи — ты бы хотела, что б в прерии прозвучали автоматные очереди? А козорога, или джейра, которых ты преследуешь порой часами, кто-то мог запросто подстрелить за целый километр, не утруждая себя ни изнурительным ожиданием, ни опасностью разделить добычу с волками… Нравится?

Она долго молчала. Потом, когда мы уже перевели дух, убедившись, что за нами никто не идет, тихо заметила:

— Пожалуй, нет. Да, оружие, настоящее — это очень серьезно. И, в какие-то моменты, я бы хотела его иметь гораздо больше, чем свой лук или пращу. Но, как представлю себе, чем это закончится… Нет, не надо. Пусть все будет как сейчас — на равных. Зверь имеет ноги и зубы, мы — копья и ножи. На равных! А это, — она махнула рукой, в сторону оставшейся позади расщелины. — Из прошлого. Пусть там и остается!