К нам все чаще приходили люди. Кто-то, посмотрев на порядки форта, отправлялся восвояси, предпочитая свободную жизнь вольного бродяги довольно жестким требованиям селения, ну а кто-то — оставался, рассчитывая получить в этих стенах кров и защиту. Недавнее нашествие Сыча, беспредел его сине и черноблузых — все это сильно повлияло на уцелевших после Катастрофы, и теперь, узнав про строящуюся крепость, многие стали задаваться вопросом — стоит ли рисковать и пытаться выжить в одиночку? Если такой дилеммы не вставало перед Совой — индеец давно предпочитал одиночество любому коллективу, то для других, вырванных из прежнего уклада, этот вопрос являлся едва ли не самым важным. Куда идти? И, главное — за кем? Так же, как и к нам, люди шли в поселок у озера, тем самым, вольно или невольно укрепляя положение Святоши. Монах, а вернее — лжемонах! — продолжал вербовать свою армию… После неудачи с самолетом, Святоша предпочитал ругать нас издалека, но, все-таки, куда тише, чем раньше. В открытую вражду мы не вступали. Урок, полученный, во время разгрома банды, вряд ли забылся. Но и рассчитывать на то, что этот новоявленный мессия успокоится, было наивно… Поэтому, любое появление в форте новых скитальцев, было для нас только во благо. Если, это лазутчик… Что ж, увидев укрепление, которое вряд ли по силе «братству», рассказ о нем отбивал охоту даже пытаться напасть. А друзьям мы только были только рады!

Ната, которая не могла не заметить наших странных отношений с Элиной, улучив время, заставила подругу все рассказать. Вопреки моему ожиданию, она не принялась меня упрекать, на какое-то время став задумчивой и отрешенной…

— Я сам не пойму, как это вырвалось… В тот момент думал лишь о тебе — и было не до ее признаний. Потом, правда, осознал…

Она пригладила меня по волосам, продолжая смотреть на долину. Мы часто взбирались на вершину скалы и любовались оттуда вечерним видом прерий. Солнце постепенно скрывалось за темной линией деревьев на том берегу, напоследок щедро рассылая последние лучи света. Они ярко искрились в блесках воды, шумевшей пенными накатами о каменистый берег, отражались в изгибах трав, колыхающихся волнами в степи, освещали далекие вершины покрытых льдом и снегом, гор.

— Красиво… Дико, и красиво.

Я кивнул.

— Странно… Когда мы… мы все жили там, в городе — этого никто не видел.

— В городе иная природа. Каменная…

— Нет, — Ната возразила. — Не каменная. Бетонная. Железная. Стекольная. Любая — но, не живая. А здесь — все, по-настоящему. Но… что б ее увидеть, пришлось все уничтожить.

Я снова кивнул.

— Будь, все, как прежде… Стали бы мы на это смотреть? Работа, квартира, телевизор… и все такое. Теперь эти понятия — как иностранный язык. Слово понятно, но смысл уже пустой…

Ната повернулась ко мне:

— Возврата нет?

— Зачем спрашиваешь?

Она чуть опустила голову:

— Нет. А мы — есть. Люди из прошлого… В диком настоящем.

— Диком?

Она серьезно подтвердила:

— Да. Ты стараешься не задумываться об этом, а я не могу… Мы дичаем. Дар. И дело как раз в том, что у нас больше ничего нет из прошлого. Вернее, нет прежних вещей — а память о них осталась. Мы воевали с уголовниками таким оружием, о котором раньше я только читала, да видела в кино. Одеваемся в шкуры… Едим то, что добываем в прерии. Достать что либо, иначе, нельзя ни за какие деньги. Кстати, слово — магазин! — тоже стало бессмысленным… Вечерами собираемся возле огня. Разве что жертвы не приносим. В общем, совсем, как наши далекие предки.

— И что?

Она вздохнула…

— В том-то и дело, что ничего. Возврата нет. А, раз так… Я тут подумала, про нас.

— ?

— Нет. Не про всех нас — а именно об нас самих.

Мне стало интересно…

— И что надумала? Ты ведь, как мне кажется, не просто так об этом говоришь?

— Надумала… Хочешь ты того, или нет — наш путь, это путь Белой Совы. Пусть, не совсем такой, как представляет себе наш друг — Шаман! — но во многом с ним схожий. Нам невозможно было встать на одну дорогу с Сычом, и нам нечего искать от союза со Святошей. Люди в прерии постепенно становятся такими, как все, это уже было описано в книгах. Если и не деградируют, то просто… Вырождаются. Будущего нет…

У Наты было очень серьезное лицо. Готовая слететь с моего языка шутка, как-то сама собой испарилась — я внимательно слушал свою маленькую подругу.

— Хочешь его создать? Но как? Ты сама сказала — будущее… оно, возможно, только такое, какое существует сейчас.

— Только все дело в том, что ты его стараешься не замечать. Ты живешь сегодняшним днем, заботами форта и людскими проблемами, которые никогда не заканчиваются. Дар… потому все так и получилось, у тебя с Элиной. Прими нас… Не только, как двух молодых и глупых, потерявших голову девчонок, случайно оказавшихся в твоей жизни так близко… Мы больше не юные девчонки. Мы стали женщинами, Дар. Твоими женщинами. Семьей. А в тех условиях, в какие мы попали, больше чем семьей. Сова трижды прав — нам нужен род. Племя — как бы дико это не звучало.

— Ната… И кто после этого больше одичал?

Она нахмурилась.

— Род, родной мой. Вслушайся в этот звук… Родной — род. И он будет носить твое имя. Твой род!

— И история человечества начнется сначала…

Ната, не обращая внимания на мою иронию, вдруг обняла меня и прижалась к щеке губами…

— Смешно? Мне тоже… если бы не страшно. Но, может и действительно, смешно. Хорошо, пусть не род — на самом деле, как-то совсем уж… Тогда — Прайд!

— Прайд? Кажется, я это уже слышал.

— Да! Это даже более емко. Род — это как бы много… А прайд — это именно семья. Прайд Дара. Семья — Дара. И все члены этой семьи — Дара!

— Не звучит.

— Не звучит? Ну… — Ната задумалась. — Пусть так. Но, когда Сова придумает тебе другое имя…

Пока мы находились на вершине, совсем стемнело. Снизу послышались призывы к вечерней трапезе — народ подтягивался к очагу, на заманчивые запахи кулинарных экзерсисов Тучи.

…После того, как мы покончили с ящером, новая слава о жителях форта разнеслась по всей долине. Теперь у нас постоянно, кто-нибудь, гостил, принося с собой свежие новости, или сплетни, которые Ната метко окрестила — Верь-на-четверть! И теперь, едва кто-то принимался красочно расписывать свою охотничью удачу, или, чуть ли не сказочное умение в каком-либо, мастерстве, собеседник тот же час произносил:

— Верь-на-четверть!

И тогда, по улыбкам слушателей, говорившему сразу становись ясно, что пора бы убавить фантазию…

Пожалуй, самыми редкими гостями в форте были люди, жившие в Предгорье — ущельях, находящихся у самого подножья покрытых снегом, горных вершин. Путь в долину долог и не безопасен, а им, уже привыкшим к своему обособленному положению, трудно было даже осознать все сложности новой жизни, сложившиеся в прерии за эти месяцы. Война обошла их стороной — разведчики Сыча просто не успели добраться до всех крохотных и крайне малочисленных горных селений. Тем не менее, мы изредка встречались — во время охоты, или, при сборе орехов гигантской лещины. Вот и сейчас, покинув свои суровые скалы, на огонь и тепло костров форта пришли несколько «горцев» — как мы их называли. Посмотрев на наши дома, повосхищавшись строениями, они не могли уйти, не рассказав, что-нибудь, из своей жизни — а она, у них, и в самом деле, была интересной. Им, как самым крайним из людей, живущих в непосредственной близости от непроходимого перевала, чаше и больше всех приходилось встречаться в Предгорьях с такими проявлениями животного и растительного мира, о которых мы узнавали лишь много позже.

— …И вот, сидим в яме, ждем, когда Большерогие пойдут к воде, чтобы подстрелить парочку без напряжения — а тут, как назло, девки идут. Нет бы скрытно, как все по лесу — так нет! Поют во все горло, веселятся, стихи вспоминают! Мы с Волосом от злости разве что кулаки не грызем! Ну, я не выдержал, давай наверх! Хотел им напомнить, что ущелье, это не прогулочная дорожка — пора уж понимать! Да едва выскочил — быки! Прут целым стадом. И прямо в нашу сторону! Я уж всякого насмотрелся, за эти месяцы, но, чтоб так, напролом — не приходилось! В общем, деваться некуда, разве что опять, в яму. А как в яму, если они по тропе бегут и прямо в нее угодить могут? Раздавят напрочь! Волос тоже сообразил, мигом за ветку, другую — и на деревья. А я тяжелый, так быстро не могу… И о девчонках вспомнил — им ведь совсем гибель! Решил уже отвлечь стадо на себя, кричать стал, руками махать… И тут, поверишь? Эта вот, светленькая, худенькая, в чем душа теплиться — прыгает на холку самого первого, здоровенного быка, и за уши его тянет! Я от удивления позабыл, что делать собирался! А она тянет, да с такой силой, что тот копытами землю взрыл, и останавливаться стал. И все стадо — за ним, тоже ход замедлило. Волос с дерева ветку тянет — залезай мол, спасайся. Две других, которые пели — как в столбняке, к кустам прижались… А эта, тоненькая, вцепилась ему в шкуру, как клещ! А потом давай ему голову заворачивать, а сама всем телом помогает. Бык замычал, что ваш Святоша на проповеди, да и брыкнулся на колени. Тогда она с него легонько так соскочила, и в сторону — шасть! И пока мы с Волосом глаза протирали, в кусты нырк — и как не было!

Мы с Натой переглянулись — то, что рассказывал не очень опрятного вида охотник, сильно смахивало на сказку… Олени гор, бывшие куда крупнее уже привычных нам, овцебыков, отличались буйным и неукротимым нравом. Соответственно — и силой. Убить даже одного на открытом месте совсем непросто. А представить себе, что здоровенного самца могла оседлать какая-то девушка?

— Как имя охотника?

Он увидел нас и сразу встал, прервав свое повествование:

— Приветствую вождя форта — Дара! Мое имя дано мне Белой Совой! Я — Свистун!

Мы, не сговариваясь, улыбнулись:

— Тогда ясно… Ты хороший сказочник, Свистун! Сова не напрасно дал тебе такое прозвище!

— Э, нет… — Его ответ был полон собственного достоинства. — Свистун получил его не за умение описывать происходящее… А вот за что!

Он заложил пальцы в рот и издал такой оглушительный свист, что у меня заложило уши. Угар вскочил со своего места, не понимая, что произошло, а сверху, с места дозорного на скале, высунулась встревоженная голова Джен…

— Ну и ну! Больше так не делай! Ты тут говорил, про девушку, на быке — это правда?

— Не свистел… — Ответ был не лишен сарказма и явной обиды. — Да ты можешь и сам у нее спросить — вон она, с остальными! А кличут ее — Пумой. Типа — горная львица. Она и подтвердит…

Я повернулся в сторону двух, стоявших особняком, девушек. Они не делали попыток влиться к другим гостям, и молча ждали, пока Свистун изливался перед слушателями. Обе были одеты в обычную для всех, одежду жителей долины: неплохо выделанные кожаные платья, доходившие до колен и с большими вырезами по бокам. В таких удобно и просто ходить, и бегать — при необходимости. На талиях девушек висели широкие пояса, с прицепленными к ним ножнами и некоторыми, нужными в повседневности, мелочами. За плечами виднелись тщательно изготовленные луки, а у той, на которую указывал Свистун — еще и длинная трубка, полая внутри. С собой они принесли увесистые мешки — и мы с Натой начали догадываться, что это не просто гости…

— Вы на Мену? — праздник в озерном поселке понемногу восстановился и жители гор нередко после него, или перед ним, делали крюк, чтобы зайти в форт.

— Вообще-то, — Свистун замялся на секунду. — Не совсем. Мена меной… но мы по другому делу.

— Погоди. Я спросил у них — пусть девушки сами дадут ответ.

Он запнулся, но проглотил, решив, по-видимому, что не стоит спорить из-за такой мелочи…

— Мы к вам.

Отвечала русоволосая, а вторая, немного ниже ее и более темненькая, предпочитала молчать.

— Это тебя зовут Пумой? У Совы надо еще заслужить такое прозвище.

— Мне его дал не Сова. Я сама так решила.

— Сама? А собственное имя, что — не нравиться?

Она неопределенно качнула плечами:

— Нравиться… Но сейчас все предпочитают носить клички, вот и я выбрала, для себя.

— А почему — Пума? — Ната прикоснулась к руке девушки.

— Она быстрая, сильная и смелая. И, если зваться по-звериному — то, лучше так, чем какой ни будь Сухой веткой, или Воблой!

— У нас так называют двух подружек, — встрял все же, Свистун. — И мы им сами дали имена. Уж больно они им соответствуют.

— Ясно… — я переглянулся с Натой. Было очевидно, что предположение Стопаря о скором росте населения форта, осуществлялось даже быстрее его предсказаний.

— Похоже, что ваша крепость станет крупнее поселка, у озера… — Свистун задумчиво оглянулся на стены. Мы находились у входа, и вид на стены действительно сильно смахивал на какую-то средневековую цитадель.

— Как вы оказались в горах? — я задал почти традиционный вопрос. По странному стечению обстоятельств, мало кто проживал в долине до Катастрофы постоянно. Многие либо пересекали ее на поездах, или машинах, кто-то находился в горных турбазах, некоторые пришли с восточной стороны, пока еще не закрылся узкий проход меж каньоном Смерти и Большим болотом. Таких как мы, вышедших из развалин города, оказалось меньше всего. Хоть смерть и настигала людей повсюду, но, возможность погибнуть среди нагромождений изломанных плит и вывернутого асфальта, была самой наибольшей… Как итог, и уцелевших там насчитывалось очень мало.

— Случайно. Решили прокатиться к озеру, благо, каникулы. Я сидела на заднем сиденье в машине, с подружками. Потом все зашумело, голова стала раскалываться от боли… наш водитель бросил руль, и мы свалились куда-то с дороги. С двух сторон росли деревья, и машина влетела между них. Двери заклинило, мы не могли выбраться наружу. Потом нас резко подбросило — я вылетела в разбившееся окно. Упала на кусты, а затем меня опять швырнуло. Я ударилась головой о камень — и очнулась, когда меня уже тащили другие люди. Подружки… Там были сплошные камни. Я их больше не видела.

Пума рассказывала это очень буднично, словно уже в сотый раз — а я не мог отделаться от мысли, что во всем этом есть что-то неправильное… Но, что? Мне отчего-то казалось, что я уже слышал этот голос, или, даже, видел саму девушку… Мучило осознание того, что разгадка совсем рядом, близко — но я не мог ухватиться за нее, и от этого не знал, что решить. Ната заметила мое состояние и вопросительно подняла брови.

— Так… — я словно забыл, о чем разговор.

— С ней никаких хлопот, — Свистун ободряюще посмотрел на девушку. — Наши что умеют? Так — корешки да ягодки. А эта — все. Рыбу и зверя сама промышляет. И глаз острый и рука верная — с первого выстрела стрелой бьет!

Ната решила взять инициативу в свои руки, подошла к девушкам поближе и мягко погладила Пуму по щеке, на что та резко дернулась, как от испуга.

— Тебе хорошо в горах?

— Меня не обижают.

— Хочешь остаться здесь?

Я закусил губу — вообще-то, предлагать кому бы то, ни было, остаться, было не в нашем обычае. Если кто-то хотел — сам спрашивал разрешения у всех и лишь сообща мы решали — жить тому с нами, или, пусть ищет себе другое пристанище. Но, почему-то, сейчас Ната решила отступить от этого правила — мы оба видели, что девушки здесь именно за этим…

Они потупились. Свистун вздохнул и обратился ко мне:

— Эх… Ладно. Понравилось нам у вас, это точно. Только без нас она не пойдет, а мы так и не решили… Волос, так даже и спрашивать не станет — знает, что откажете. Да и то, кто с таким страшилищем рядом жить станет?

— Ты, о чем?

— Мы давно хотели к вам прибиться… Живем далеко, все время начеку, люди гибнут часто… Устали. А у вас — тишина. Говорили — все по чести здесь, не как везде. Короче говоря — решили попросить принять девушек. Куда им с нами? Погибнут, рано или поздно. И так уже — из тридцати человек, что вначале было, половина осталась. Ну, а откажете — в обиде не будем.

— Почему откажем? — Ната повернулась к Свистуну. Тот снова тяжело вздохнул и повертел головой, выискивая кого-то взглядом.

— А вот увидите сами… Давай, не прячься! Иди сюда! Он говорить не может — так, мычит кое-что, иногда. Но речь понимает, как и прежде, когда… Ну, когда нормальным был. Он ведь на моих глазах таким стал. Я сам, увидел бы его в лесу, или где — пробил копьем, не задумываясь!

Я повернулся в ту сторону, куда показывал Свистун и наш общий вздох совпал с желанием немедленно взяться за оружие — передо мной и Натой стояло невообразимое существо, более походившее на зверя, чем человека! Он был на двух ногах, и этим, пожалуй, сходство с нами и заканчивалось. Полностью покрытый шерстью, которая росла даже гуще, чем у Лешего, немного согнутый, с мощными руками и длинными, узловатыми пальцами и жутким подобием когтей, вместо ногтей. Широкая грудная клетка, перекатывающиеся мышцы под кожей… вытянутая вперед нижняя челюсть. Он очень походил на того монстра, встреча с которым едва не стоила мне и Нате жизни! И внимательные, вертикальные зрачки его глаз, были так же напряжены и следили за каждым нашим движением. На что странными и непривычными были Леший и его друзья, но даже они не казались столь отталкивающими и опасными, как этот получеловек — полузверь. Внешность приятеля Свистуна внушала страх… И все же, от него не исходило той жуткой волны панического ужаса, какой едва не стоил жизни мне и Нате — Волос, став внешне похожим более на гориллу, тем не менее, оставался человеком. Я почувствовал это, когда наши взгляды встретились…

Он не имел никакого оружия и практически не был одет — лишь небольшая набедренная повязка скрывала его принадлежность к мужскому полу. Но даже под ней было видно, каких внушительных размеров достигают его органы. Ната, опустив глаза, охнула и невольно прижалась ко мне.

— Он не опасен, — Свистун встал между нами. — Не бойтесь. Парень и так очень страдает, из-за того, что стал таким — но ведь это не его вина? С каждым такое могло произойти… Вот с ним — так и случилось.

— Не опасен… — у меня руки все еще сами тянулись к рукояти меча. Я не мог забыть страшную силу этих полу-лап, с легкостью крушивших целую стаю, обступивших нас, крыс. И самопожертвование Наты, понимающей, что ее ждет неминуемая гибель в клыках оборотня…

Она легонько дотронулась до моей ладони, принуждая к спокойствию.

— А как вы общаетесь, раз он разучился говорить?

— Так ведь понимать не разучился! Волос! Поздоровайся с Даром!

Тот без возражения протянул мне навстречу свою руку. Я с внутренней дрожью протянул свою — и пожал красноватую ладонь, чуть ли не вдвое превосходившую мою по величине! По-видимому, Волос почувствовал мое напряжение и криво усмехнулся — это получилось, как жуткий оскал белоснежных клыков, мало уступающих по размерам, клыкам Угара!

— Оставайтесь, — я собрал в кулак все свое самообладание… — Вечером соберем общее собрание — там обсудим. Я за всех такие вещи не решаю. Согласятся люди — будете с нами. Нет — что ж, сам сказал — не обидитесь! Да только, пугливых у нас нет. Если он и вправду, человек — пусть живет с людьми. Мы с полу… с перерожденными не ссоримся. Леший, со своими, не так далеко от нас находится — ничего. Уживаемся. Кстати — почему к нему не попросился? Он ведь, — я кивнул на Волоса, внимательно слушающего наш разговор — Такой же, как и они?

— Он — да… А мы — нет. Им, каково там быть? — Свистун подтолкнул замолчавших девушек ко мне. — Что их ждет, у них? Мы к Волосу, пока привыкли — и то, по ночам не спали… караулили. Только пока он одного из наших от медведя не отбил — лишь потом поверили, что свой. Если бы знали, что ты тогда на Клан собрался — он бы тебе здорово помог! Ну и мы, конечно…

— А почему Сыч вас не тронул? — я уже знал ответ…

— Не нашел. Волос нюх и чутье имеет — как у твоего пса, если не лучше. Только у него еще и мозги человеческие, не в обиду Угару. Едва эти уроды с гор спустились — он нас сразу предупредил, что в травах опасно! А что почем — мы потом узнали. Но мычание его поняли и решили не ждать, а уйти от греха подальше — к самому леднику! Там и жили, пока слухи о гибели уголовников до нас не дошли. Ты не обижайся — мы ведь не знали, что у вас тут такая драка идет…

— Шла, — спокойно заметила Ната. — Теперь нет. После разгрома мы их больше не видели.

— Мы не всех уничтожили, — я дополнил слова Наты. — Кое-кому удалось и скрыться. А искать их по Предгорьям, да выше — себе дороже. Годами можно ноги бить — если захотят спрятаться, не найдет никто. Места и там, и в прерии, много. На тысячи хватит. А их — от силы, человек десять, или двадцать наберется. И то, если они все вместе друг друга нашли и объединились.

Появление Волоса на общем сборе не произвело фурора — хотя, несколько пар мускулистых рук мгновенно ухватились за копья и палицы… Сказалось ли наше частое общение с группой Лешего, или, общая привычка к подобному явлению — среди животного мира, но, напротив моего ожидания, никто не выступил за то, чтобы отказать чужакам в приюте. Две лишние пары рук — мужских! — всегда могли пригодиться. А Пума, после того, как, Свистун так красочно описал всем, как она укротила быка, привлекла не меньшее внимание, чем его приятель. Но, если к Волосу подходили с опаской и некоторым недоверием, то девушек сразу окружили повышенным вниманием. Особенно, возле новеньких, увивался Блуд — тот считал своим долгом задурманить голову практически каждой из молодых женщин долины. Снисходительно глядя на его попытки заигрывания, я с удивлением отметил, что там же находится и Бугай — вот уж кто, казалось, вообще никогда не интересовался противоположным полом!

Я поселил их возле входа в форт — места в построенных домах уже не хватало. Теперь, вместе с ранее прибывшими, нас насчитывалось больше сорока человек. Из них — двое резко бросались в отличие своим внешним видом. Но, несмотря на это, Волос не стал ближе к Клешне, а тот так же не стремился к общению с ним. Из нас менее половины было мужчин — все остальные женщины и девушки, в основном одной возрастной категории. Только Туча, выделявшаяся от них своей комплекцией, не вписывалась в общую планку. Ей давно перевалило за шестьдесят, и мы порой поражались, как быстро она сумела приспособиться к условиям этой, столь непохожей на прежнюю, жизни.

На первой же охоте я обратил внимание на талант русой девушки. Она, мало в чем, уступая признанным лидерам — Черу, Ульдэ, а, пожалуй, и Сове! — умела подкрасться к любому зверю. Стрелы из ее необычного лука-трубки, летели без промаха — а затем животное падало, пораженное парализующим ядом. Последним ее снабжал как раз Волос — он умел отличать ядовитые растения по запаху и указывал девушке, что именно надо взять, чтобы получить смертоносное вещество. С их приходом у Ульдэ появилась настоящая соперница — ловкость и бесстрашие Пумы ничуть не уступало долготерпению и выносливости Ульдэ. Они сутками напролет пропадали в прериях, и никогда не возвращались без добычи. Вторая девушка — ее звали Алисой, и она только улыбалась на попытки своей подруги окрестить ее во что-то, теперь более привычное, была более домашняя, предпочитая оставаться в форте, выполняя те поручения, которые ей давала Туча. Это как раз она, чем-то прельстила нашего здоровяка…

Старая женщина, с нашего общего согласия, продолжала вести все хозяйство форта. Это помогало остальным меньше отвлекаться на мелочи, а те, кто чего-либо не умел, сразу получали помощь со стороны более опытных. Время от времени я ловил на себе загадочный взгляд одной из новеньких — точнее, это всегда была стремительная Пума. Увидев, что я замечаю, как она на меня смотрит, она сразу опускала их, и уходила прочь. В свою очередь, я не мог отделаться от мысли, что ее лицо кажется мне необычно знакомым…

Волос сдружился с Угаром. Было забавно видеть, как они боролись в густорастущей траве, на потеху всем остальным жителям форта. В один клубок сцеплялись два мохнатых тела — одно черное, а другое — буро-рыжее, и тогда, из кучи-малы, доносились либо торжествующие вопли получеловека, либо грозное рычание пса. Сила у Волоса оказалось немеряно — он, шутя, мог свалить на землю даже Бугая, а тот вовсе не отличался хилостью сложения. При этом ростом и весом Волос едва ли превосходил сына кузнеца.

Я и сам принимал участие в подобных соревнованиях — настояниями Черепа все мужчины в форте должны были выучиться умению владеть рукопашным боем. И, если тому же Бугаю и Волосу с их жуткой силой подобное умение могло показаться излишним, то все прочие тренировались охотно и подолгу. Прошедшие схватки, где мы сталкивались с бандитами, всем дали понять — это нужно не для форса… Участвовали и девушки. Ната, окрепнув и не желая уступать Элине, сама показывала подругам приемы, усвоенные в прошлом. Эти занятия проходили в основном по вечерам, после долгого трудового дня. Но даже усталость не останавливала желающих научиться — и тогда крики заполняли двор форта, как в настоящем сражении.

— Череп! Покажи класс!

Охотник не отказывался. По трое, по четверо сразу пытались подступиться к молчаливому и стремительному бойцу — и отлетали назад, ударяясь о плотно утоптанную землю. Череп старался щадить противников, применяя всю силу разве что в борьбе с Волосом или сыном кузнеца — тех свалить было не так просто. Но когда он брал в руки оружие — мы все замирали, любуясь умением и ловкостью спецназовца. Два томагавка в его руках мелькали подобно молниям, не позволяя никому переступить границу, за которой ждала смерть… Череп учил меня владеть мечом — в его арсенале оказалось и такое искусство. И, хоть подобным оружием в прерии никто не пользовался, я брал уроки с всевозможным усердием, помня свои неуклюжие попытки применения клинка в прошедших боях. Назвать это какой-либо одной школой сложно — Череп сочетал в уроках и классику, и замысловатые выверты Востока, заставляя меня отрабатывать каждый взмах. Постепенно я стал ощущать сталь в руке, как естественное продолжение — и лишь тогда лицо спеца начала пересекать хищная ухмылка…

Давала уроки и Ната. Самой способной ее ученицей оказалась Ульдэ — даже не Элина! Смуглолицая и широкоскулая северянка буквально чутьем понимала, что ей показывала моя жена, и не щадила своих соперниц. Соревноваться с ней никто не отваживался — она била практически в полную силу, а если исполняла бросок, то противник потом долго не мог встать…

Однажды, когда тренировки подходили к концу, я заметил, как наш Пленник бросает заинтересованные взгляды на двор, прячась за стенами домов. Вспомнив про свое обещание, я жестом велел ему подойти.

— Хочешь попробовать?

Он отрицательно мотнул головой.

— Зачем смотришь?

— Здорово… Я так не смогу.

— Почему же? Преодолей страх… и попробуй.

Я призвал Чера.

— Покажи ему, что-нибудь. Только, не очень…

Чер согласился. Он вывел парня в сторону и стал объяснять что-то, попутно показывая руками, что нужно делать. Я услышал за спиной недовольный шепоток:

— На кой ляд этого учат? Был и будет — враг!

Голос принадлежал Клешне. Не оборачиваясь, я ответил:

— Тогда скажи — что нам с ним делать? Повесить ошейник на шею и отдать тебе поводок? Посадить на цепь перед воротами? Отрезать голову и насадить ее на кол? Скажи, если знаешь.

Клешня смутился, но не отступил.

— Дар… Я могу оказаться неправым, это так. Это твое решение — оставить ему жизнь. И люди, как я понял, тебя поддержали — иначе бы, он не был с вами. Но я не понимаю… Зачем? Эти… Они убили столько народа! А ты приветил одного из стаи в своем доме! Почему?

— Потому что не хочу убивать. Я не хищный зверь… И даже зверь не убивает только от желания убивать. Да, он из банды. Только в этой синей стае этот парень занимал не самое почетное место… если не сказать — последнее. И я до сих пор поражен, как его вообще не прикончили, едва они вышли из ущелий на простор долины. Но я не хочу быть судьей. Если он не принимал участие в их вылазках и резне — не вижу смысла и уничтожать последнего из стаи. А что до того, почему он здесь… Скажи, Клешня — ты человек?

— Я уже ответил тебе на этот вопрос.

— Я помню. Вот и мы, здесь — тоже. Люди. И это — именно, человеческое решение… позволить жить человеку, как Человеку. Ты понял меня?

— Почти, — Клешня встал рядом. — Тогда и у меня есть вопрос. Раз он признан тобой, как равный… ведь так? То, почему именно он занят на самой тяжелой работе? И почему он никогда не ходит на охоту? Не выслеживает зверей в прерии? Не сидит вместе с нами на совете? И почему он так труслив? Это что — признак очеловечивания? Не желал бы я оказаться в таком положении… изгоя.

Я закусил губу. Череп был прав. Сухой и хрипловатый голос Клешни бил по больным точкам — все верно. Пленник продолжал оставаться на положении пария, и даже разговаривать с ним практически никто не пытался — если не считать спецназовца, к которому тот относился с почти суеверным ужасом…

— Ты прав, Клешня. Полностью прав. Он — изгой. Чужой, и среди чужих. Но иначе пока невозможно. Прими это, как есть. Люди ничего не забыли — и не скоро забудут. Кроме того, он ведь не только, бывший зэк. Он…

— Опущенный. Я знаю. Слава богу, в его услугах никто не нуждается. Эх, вождь… Что-то говорит мне — зря ты с ним затеял. Но, раз уж пощадил — так доведи до конца. Нельзя так жить. Сорвется парень…

Я снова вспомнил слова Черепа…

В форте постепенно образовались новые семьи. Будда, которого все предпочитали звать просто — Буда, — жил вместе с двумя женщинами, Клешня, почти сразу подружившийся с Властой. Лада продолжала находиться в одном доме с Доком, хоть мы и не замечали ее особой привязанности к старику. Шейла, наконец-то, решившаяся остаться вместе с уставшим от ожидания, Чером. И, наконец, Анна, оттаявшая от прежнего страха, и будто потерявшая голову от настойчивых ухаживаний Блуда. Постоянное внимание этого смазливого парня, его бесконечные ухаживания и открытое желание угодить ей в любой мелочи, всем бросалось в глаза, и было даже неприятным… всем, кроме нее. Блуд не отлынивал от общих дел, даже старался наладить какой-то контакт с Пленником — чему я только радовался. Но внутренний мир парня оставался загадкой. Хоть он и прекратил открыто бравировать своими желаниями — урок не пропал даром! — стремление слыть первым «жеребцом» в селении, осталось. Элина, с чувством глубокого недоверия пыталась обратить на это наше с Натой внимание — но не встречала поддержки, из-за моей полной занятости делами форта. Тогда она решила поговорить об этом с Анной… и получила совершенно иной результат. Та, услышав об устремлениях Блуда в свой адрес, стала отвечать на них вовсе не так, как хотелось бы Элине. Однажды, устав от своей затаенной боли, девушка оставила Блуда у себя на ночь… И никто не предполагал, во что выльется эта связь — так засветилось лицо девушки, вынесшей столько в ущелье Клана! Как и все мы, она в одночасье потеряла все. Как многие — видела, как погибали ее родные. Если у кого-то, оставалась хотя бы надежда, то она точно знала, что осталась одна… Девушка только сейчас, среди нас, понемногу стала отходить от своей боли. Ублюдки Сыча, вырвавшие ее из заботливых рук Стопаря и Тучи, так надеявшихся увидеть Анну своей невесткой, оставили в душе девушки неизгладимый след. Многие после этого даже не возвращались — бросались со скал, полностью опустошенные и разуверившиеся в людях. Мы надеялись, что внезапно вспыхнувшее чувство, хоть в чем-то утешит и придаст силы девушке — но, как оказалось, это была любовь только с одной стороны…

Все это мы узнали потом. А пока — форт жил своей привычной жизнью. Кто-то уходил с раннего утра на охоту — и возвращался через день, два, а то и более, в зависимости от дальности похода. Кто-то сидел на восстановленной пристани и собирал дань с реки — опустошая корзины, придуманные еще Беном. Чего-чего, а рыбы у нас хватало всегда! Всегда свежей, вкусной, и так легко добываемой — в чем была и есть заслуга инженера. Его здоровье, благодаря принесенным ампулам, пошло на поправку. Когти ящера, едва не оставившие его без ноги, оказались гораздо более опасны именно своим содержимым — при более детальном осмотре Стопарь обнаружил у самых кончиков полые отверстия. Док сразу сказал, что это, скорее всего, место для впрыскивания яда. Ну а Ната, вырезавшая некоторые части из туши поверженных гигантов, могла это подтвердить — стрелы, смазанные содержимым, убивали дичь даже при самом слабом ранении. Только вот, есть ее никто не хотел…

Места в форте стало не хватать. Хоть изначально я рассчитывал на довольно большую вместимость — стараниями Стопаря, полагавшего, что его должно быть не много, а очень много! Вернее, место было… а жилья — нет. Решив обеспечить всех нуждающихся нормальными бытовыми условиями, мы, не делая различий, строили именно дома. И вот их-то, ставить оказалось негде — все свободное место уже было занято, а громоздить их на оставшемся от застроек, я не хотел. Возникала угроза пожара, да и оставить площадку, на которой мы иной раз собирались, следовало обязательно.

Выход предложил Бен. Прихрамывая, он позвал меня и Стопаря, и предложил свой план — второй ярус. Мысль простая… но, кому по нраву, когда над тобой кто-то топчется наверху?

— Переживут, — Стопарь буркнул, не раздумывая. — Как до всего жили? В небоскребах, поди, этажи десятками считали? А тут — всего лишь второй.

— Ага. Ты это своей супруге скажи, — я подковырнул кузнеца. — И кто решится, над вами жить? Чуть сильнее топнет — так Туча утром из человека душу вынет!

Он смутился. Что-что, но сварливый характер старухи был далеко не секрет, и справиться с ней мог только я, да еще, пожалуй, Ната.

— Ладно. Выхода, действительно, нет. Или придется стены заново возводить. Получится этакий замок с пригородами… Стоит ли оно того?

— Это долго, — Бен покачал головой. — И сложно. Много бревен, камня, работы. Зачем? На моей родине не строили таких домов — тепло, не нужно. Сейчас тоже тепло. Скажи, Дар — зачем такая работа? Можно ставить легкие палатки, как у Совы, а, если наступит опасность — всех забрать под защиту уже готовых стен!

Стопарь посмотрел на меня с надеждой — замысел Бена, вначале сразу им одобренный, уже не так прельщал, после упоминания о Туче…

— Нет. Мы обещали всем одинаковые условия. И палатки — не жилье, когда падает град или начинается песчаная буря. Ложась спать, люди должны знать — их крыша не унесется прочь от случайного порыва ветра. Да и места в доме, не в пример, больше…

— Тогда мы строить второй этаж? — Бен уже почти не коверкал язык.

— Строить! — я повторил вслед за мулатом. — И начнем как можно быстрее. С нашего дома…

Они оба вскинулись — Стопарь чуть не замахал руками, а Бен изобразил на лице нечто совершенно неприемлемое…

— Ты что? Над тобой? Ты — вождь! — Стопарь выдохнул, обдав меня каким-то знакомым запахом… — Нет! Твой дом — табу! — как говорит наш общий знакомый. Я скорее соглашусь надстроить над ним второй этаж для тебя самого — но никак не для кого другого! Нет, Дар. Нельзя. Ты можешь не соглашаться, говорить, что это слишком — но ты уже не властен, поступать так, как если б был прежним Даром — до прихода в долину. Сейчас ты — наш вождь. И жить, и выглядеть, должен — вождем! А над жилищем вождя никто другой высится — не может!

Бен, улучив момент, вставил:

— Ты не быть вождь, если жить как все. Ты можешь быть, как я, как Стопарь, как Чер или Клешня, но ты не быть тогда вождь! Мой папа, большой бвана — он иметь свой шофер, свой лакей, свой прислуга и много-много важность! Он ничего не иметь — если быть, как его сын — просто инженер.

— Да ну вас… — я отмахнулся, сознавая в глубине души, некую правоту обоих моих друзей. — Еще корону мне приготовьте. Достали уже. Какая, в конце концов, моя задача? Ну, командую я в форте… так сложилось. Не я — так ты и сам вполне справился бы.

— Нет, — Стопарь сложил руки на груди. Узловатые, покрытые мозолями пальцы, крепко сжались, что служило признаком серьезного волнения кузнеца. — Нет, — Он повторил, чуть более глухо. — Не смогу. Не мое это. И не Бена — хоть он и сын своего значимого папаши. И никто другой, кроме тебя. Даже Сова. Ты до сих пор не хочешь понять — идут не за нами, не за фортом — хоть и это имеет значение! Идут — за тобой, твоим именем и делами.

— Именем… — я усмехнулся. — У меня и имя режет слух. Такого, пожалуй, в долине ни у кого не встретишь.

— Тем лучше! — Стопарь был тверд. — Не надо и клички, которые носим мы. Хотя, меня устраивает… Сова, рано или поздно, даст тебе такое имя, что, второго такого, тоже ни у кого не будет. И не увиливай! Ты — наш вождь. Ты стал им, когда принял нас сюда, а уж потом, когда дрался с бандитами — тем более!

— Прекрати! — я не выдержал этого потока славословия. — Еще нимб мне повесьте. Иди к черту… И дрался я не один — а вместе с вами всеми! Все, брэк, заткнитесь оба. Мы что обсуждали? Дома? Вот и вернись с небес на землю… Давай, Бен, излагай — с чего начнем?

Мулат, только качнув головой в знак согласия, стал рисовать палочкой на земле. Импровизированный чертеж быстро стал обрастать нашими дополнениями — Стопарь, получив ощутимый тычок в бок, переключился на более насущные дела. Его советы имели значение — фермер неплохо разбирался в строительстве. Если бы еще не его идея-фикс — сделать из меня местного «царька» всея прерий….

Заготовку материала начали сразу — едва отошли от чертежа, который Бен затоптал ногой. Он имел почти суеверный страх не показывать никому свои изобретения, до тех пор, пока они не воплощались в жизнь. Кроме меня и закадычного дружка, сопящего недовольно рядом, разумеется…

— Свистун! Подойди! — я подозвал мужчину и велел ему отправляться в лес — выбирать деревья. С ним — Пуму и Джен. Девушки должны были прикрывать его на случай внезапного появления хищников. С некоторых пор, роли стали меняться — мужчин, озабоченных тяжелой работой, защищали женщины. Это не означало, что первые не брали с собой оружия. Как и прежде, никто не мог выйти из форта, не имея за плечами лука или копья, а о такой мелочи, как топорик и нож можно было не вспоминать. Видя это, я лишь напоминал о внимании — часто случалось, что, увлеченные делом, мужчины оставляли его, где попало, а в условиях дикой природы это граничило с самоубийством. Волки, хоть предпочитали более открытые пространства прерий, порой заходили в Черный лес — и тот оглашался криками и ревом испуганных животных. Хищники убивали кого ни попадя, не брезгуя никакой добычей. Порой казалось — это месть людям, за то, что те вторгаются на их территорию!

В Низинах практически никто не жил. И охотники наведывались в те места лишь в погоне за преследуемым стадом, а то и одиночным овцебыком. И тогда только скорость спасала первых от гибели — волчьи стаи свирепо охраняли собственные охотничьи угодья. Не раз мы становились свидетелями столкновений — всегда кровавых! — между столь же злобными стаями перерожденных собак и более крупных волков. Летела в стороны шерсть, и, как правило, на месте свалки оставались неподвижные туши трех-четырех убитых зверей…

Я старался своих охотников направлять в сторону, противоположную Низине. Не только волки и одичавшие псы хозяйничали там — огромные змеи, способные проглотить джейра целиком, мощные туры, ломающие хребет волку одним ударом копыта, ловкие и бесстрашные кошки, размерами от прежних, до гигантских, убивающих крыс-трупоедов пачками! Ну и самих крыс, хоть и изрядно сократившихся в численности, но все еще досаждавших людям на всем протяжении долины, от Синей реки и до Каньона Смерти.

Так вышло, что самая богатая добыча водилась тоже там. Прерии, хоть и не могли считаться слишком бедными на сей счет, уступали в этом опасной местности, где не раз, бесследно, исчезали люди. То ли, очень мощные травы, намного выше и сочнее тех, что росли в остальной части долины, то ли, множество естественных укрытий, в виде бесчисленных оврагов, нор и ям, где так легко затаится и напасть исподтишка, а то и переждать непогоду.

Я слишком хорошо помнил наше столкновение со змеем — Ната едва не погибла в его пасти! И крайне неохотно разрешал охотникам уходить туда. Но форту требовалась еда… Не только руки прибавились в селении — ртов тоже добавилось. И всех нужно кормить. Туча сбивалась с ног — ей уже постоянно требовались помощницы. Слава небу, таковых хватало — не все девушки считали себя обязанными походить на Ульдэ! Ну а заставить северянку чистить корни или варить похлебку, никто и не пытался… Суровый взгляд прищуренных, узких глаз, напрочь отбивал охоту даже к шуткам такого рода. Я лишь поражался, видя ее реакцию на сугубо женские дела. Если все женщины в ее роду такие — странно, что им правили мужчины. Но, возможно, что она — исключение из правил. Стоило вспомнить ее историю…

Когда Элина и Пума, подошли вместе и попросились в прерии — я сразу заподозрил неладное. Моя огненноволосая девочка предпочитала общество северянки всем прочим, стало быть, та — тоже, где-то рядом…

— Куда?

— Туча просит добыть козорога. Клей нужен, а его копыта — лучшее из всех известных для этой цели.

Я кивнул — да, костный клей из копыт козорога был наиболее прочным. Изготовление оперенья для стрел, пропитка накидок, мало ли где он требовался?

— Можете поискать между белыми холмами и Предгорьем.

— Нет, — Пума переступила с ноги на ногу. — Там их почти не осталось. Слишком многие ищут удачи на юге.

— Перейдите Змейку…

Я не успел продолжить. Ульдэ, возникшая ниоткуда, сразу взяла быка за рога:

— Мы пойдем в Низину.

Я нахмурился. Спорить с ней — бесполезно. Ульдэ становилась все более своенравной — и я порой даже жалел, что не уступил ее домогательствам… Может, стань она настоящей женщиной — эта показная неприступность и жесткость, уступили место ее глубоко запрятанному миру, где еще осталась нежность и мягкость?

— Идите. Втроем?

— Алиса остается в форте! — Пума задорно улыбнулась. — Ей нравится чистить горшки и овощи.

— С нами пойдет Джен, Птаха, Мила и Анна.

— Одни девушки? Почему?

Ульдэ скорчила гримасу, означавшую все ее отношение к мужчинам…

— Вижу, убеждать не стоит? А ты что молчишь? — я обратился к Элине. Та скромно потупилась:

— Нас ведет Ульдэ. Ее выбор…

— Понятно. Амазонки, мать вашу… ладно. Идите.

Девушки, собравшись, покинули стены форта.

— Что ж, удачи… — Ната проводила подругу напутственным пожеланием. — Не рискуйте зря. И помните — мы вас ждем назад!