Так нас стало в форте еще на двенадцать человек больше. И я сильно подозревал, что, вслед за этими, сюда скоро придут еще несколько подобных групп. После нашествия бандитов, люди во множестве метались среди трав, ища себе новое убежище и новых друзей. Как нам не хотелось сразу всех поселить в настоящие дома — но, в виду такого количества вновь прибывших, это благое желание пришлось оставить на потом. Сейчас все только радовались, что я предусмотрительно велел сделать гостевой дом таким длинным — кое-как, хоть и в тесноте, люди могли ночевать не под открытым небом. Ну а днем, все равно, никто не отсиживался без дела — забот хватало и старичкам, и вновь прибывшим. Нам пришлось вновь подготовить несколько землянок — хотя бы на время. В одной из них поселился Череп, решивший окончательно перебраться в Форт — а с ним, к всеобщему удивлению, и тот самый пленник, который жил у нас, после того как я сознательно решил сохранить ему жизнь. Череп словно взял над ним невидимое шефство — и я только приветствовал такое решение охотника. Парень был настолько запуган и забит, шарахался от каждого окрика — и Ната, на что уж терпеливая, и старавшаяся не повышать ни на кого, голос, один раз очень жестко высказала Туче, помыкавшей пленником, как собакой. Ее разнос был хоть и тих и почти никому не слышен — но, после него, Туча пару дней ходила ниже травы и тише воды — и все только удивлялись тому, как моя маленькая девушка смогла так обуздать громадную старуху кузнеца…
Добавилось населения — добавилось и хлопот. Мы уже превосходили в количестве людей многие из стойбищ. И, хотя поселок у озера, по-прежнему, считался самым большим, но, все чаще за советом или за помощью, обращались именно к нам. И все же — в Форте значительную часть составляли женщины — впрочем, как и везде. Семей — в общепринятом для всех смысле — было мало. Моя, Стопаря, с большой натяжкой — Лады и Дока. Салли и Бен, хоть и делали вид, что живут вместе — но, по тихим замечаниям Элины, сторонились друг друга, и мы не могли понять — какая кошка меж ними пробежала… Еще были Чер и Шейла — но и у них все как-то, не совсем ясно. Она нисколько не изменилась — тот же мечтательный и слегка равнодушный взгляд, плавные движения и завораживающий голос. Ната посмеивалась надо мной — а мне, которому приходилось теперь ломать голову, над отношениями многих людей в форте, стало вдруг не до смеха. Я не мог допустить, чтобы в нашем поселке, начались какие-то свары на этой почве — и терялся, не зная, что предпринять, чтобы не возникло повода для конфликтов
— Она не может забыть погибшего брата! — прошептала мне на ухо Ната.
— Поскорее бы уж определялась. Мне и без них хватает проблем!
— Увы… Теперь это твоя ноша — и даже я, не знаю, как ее облегчить. Могу только обещать! Все, что сумею — сделаю и исправлю. Занимайся охотой и устройством форта — а тем, что творится внутри, займусь, видимо, я. Вот уж не думала, что мне придется обращать внимание на то, кто и с кем живет … И стоит ли?
— Стоит. Глупая ревность может превратить охотников, во врагов — даже смертельных. А тебе — и карты в руки. Ты видишь то, что ускользает от моего внимания. И разобраться сможешь — по-своему, по-женски. Так тому и быть.
Очень быстро общий труд сблизил всех обитателей селения. Легко и быстро вписалась в наш коллектив Джен — она, вообще, оказалась заводной девушкой, всегда готовой прийти на помощь каждому нуждающемуся — что бы он ни просил. Но, охоту предпочитала всему — так же, как и Ульдэ, которая, по-прежнему, дичилась всех остальных, не делая исключений для женщин. Я не мог забыть ее страсти, предложенной в тени дерева, когда мы выручали Ладу… Дикая грация девушки, ее некрасивость и полу отчаянное признание — все это отложилось в памяти и порой сильно возбуждало. Но представить ее третьей женой? Более чем абсурд… я очень хорошо понимал, чем это может закончиться — практически неконтролируемая в своих эмоциях, она могла натворить много дел, решись я на связь с ней! Это далеко не Чайка, желание которой я удовлетворил в ее землянке — смуглолицая и узкоглазая охотница не смогла бы долго держать втайне нашу близость. И тогда это плохо закончится для всех. Ульдэ — и я был в этом уверен! — стала бы претендовать на свое место в нашем доме…
Птаха — та быстро сдружилась с Немым. Они, вообще, походили друг на друга — по росту и характеру. И, хоть меж ними сильная разница в возрасте — смешливая и неугомонная Птаха оказалось даже старше Лады! — тем не менее, мальчик, оставшийся практически один, не считая сильно привязанных к нему Бена и Салли, души не чаял в своей новой подружке. Был только один недостаток — стоило Птахе, что-либо увидеть — и все, что замечали ее живые глаза, мигом превращалось из мухи в слона. Способность преувеличивать услышанное и увиденное, в ней соседствовала с такой же способностью, немедля все это выплеснуть на всех окружающих — и мы уже знали, что где твориться, едва только она появлялась с Немым, в любом углу заново строящегося форта.
Что касается мужчин — и они, постепенно, тоже стали равными участниками наших общих дел. Кроме Блуда и Клешни, в форт попросился Будда. Мы немного знали этого человека — пожалуй, единственного в долине, представителя Востока, если не считать безвременно погибшей Дины. Вернее, знал его я — случилось однажды пристать к их очагу во время недавних событий…
Он пришел не один — и я отметил для себя, что спутниками темноволосого и грузного охотника оказалось сразу три женщины. Что ж, представителей этой расы всегда отличало особенное пристрастие к противоположному полу! Будда был примерно сорока-пяти — пятидесяти лет, внешне довольно крупный и неуклюжий. Он скитался по всем прериям и не раз видел Сову — от кого, собственно, и узнал о Форте. В войне, как и вся его прошлая компания, участия не принимал, тщательно скрываясь среди болотных зарослей. Но, придя сюда, дал твердое обещание, подчинятся всему, что будет нужно для общего блага — в том числе, и готовности с оружием в руках участвовать в возможных стычках с людьми… Этого мне было довольно — я не стал отказываться от еще одних мужских рук. Разумеется, все новички старались показать свою заинтересованность в делах общины. Даже, Блуд, не очень-то рвущийся на тяжелые работы, и то, как мог, хотел быть полезным. Он портил многое своей нетерпеливостью и показным рвением — но мы прощали это, за само стремление стать нужным. Вскоре я начал поручать новичкам самостоятельные вылазки за пределы форта — мы сильно нуждались в каждодневной добыче свежего мяса. Тем, кто этим занимался, приходилось подолгу совершать утомительные походы в прерии — обеспечить население едой становилось намного труднее и сложнее, чем, когда мы жили одни. Не усидев, в одну из таких охот я вырвался сам, решив сбросить на время одни проблемы, для решения других. Я специально взял с собой Блуда, Клешню, и четырех девушек, из числа новеньких — хотел узнать, насколько слаженно они смогут действовать, притом, что находятся на охоте с нами, впервые… Всех других оставил в форте — там тоже хватало работы. Разумеется, с нами шли Чер и Ульдэ — представить последнюю, за рытьем канав или с поварешкой в руках, нечего и думать. Да и кто лучше нее мог разобраться в следах, на влажной земле — не считая, разве что, искуснейшего в этом деле, младшего брата — Чернонога? Так, как в форте почти всегда присутствовали несколько пришлых людей — на этот раз к нам заглянули из двух поселков сразу, то я пригласил и их. Одним оказался Трясоголов — вот уж кого мы хотели брать в последнюю очередь! — и еще два охотника, издалека, с самой северной окраины долины. Ната, после болезни всегда дожидавшаяся меня в землянке, в этот раз наотрез отказалась остаться. Скрепя сердце, мне пришлось согласиться — она еще была слишком слаба, чтобы предпринимать дальние и утомительные переходы, но глаза девушки смотрели так умоляюще, что я не выдержал…
— Будешь везде рядом со мной! И попробуй только взять дротик для охоты!
— Дротик я все равно возьму… Ты сам говорил, чтобы без оружия, мы никуда не ходили. А охотится… так и быть, не стану.
Мы углубились в прерии, оставив позади Форт и спокойную жизнь. Я ступал по земле, полной грудью вдыхая ароматы свежей травы, и распустившихся цветов. Лето в прерии никак не заканчивалось — хотя уже прошло больше двух лет, как впервые стало, по-настоящему, тепло. Мы с Натой начинали считать, что такая погода, возможно, установилась надолго — если не навсегда. Что и говорить — это намного лучше зимы, и могло только приветствоваться всеми!
Местность, по которой мы проходили, считалась основными охотничьими угодьями селений, находящихся между водами Синей и Змейки. Другие становища предпочитали промышлять зверя в более крутых отрогах Тихой реки, где обрывистые склоны самой природой предназначены для засад и скрытых ям… Но нам, поневоле вынужденным оставаться на своей территории, хватало и наших трав. Конечно, и я, и все прочие предпочли бы долгой и напряженной охоте большой загон, в котором бы участвовало не менее сотни человек — но подобное желание оставалось мечтой. После войны прежнее доверие людей друг к другу сильно уменьшилось…
Конечно, мы всегда могли направиться в Низины — область, безраздельно отданная во власть волчьих стай и редких, но не менее страшных гигантских змей, деливших с первыми эти угодья. Там никто не мог остаться без добычи — земли Низин считались самыми привлекательными для перерожденных животных, и все, наиболее крупные стада, паслись именно там. Низины начинались сразу от границы холмов, выходящих своими откосами к берегам Синей реки, и тянулись вплоть до поворота Змейки, за которой уже начиналось некоторое возвышение, в свою очередь простирающееся до Большого болота. Там уже владычествовали собаки, нередко вступавшие в смертельные стычки со своими дальними родственниками — и, свирепость и кажущееся явное превосходство волков, не всегда оказывалось залогом их победы…
В Разнотравье — так назывались земли, лежащие выше Черного леса и достигающие самых Низин, тоже хватало добычи. И, если устроить облавную охоту мы и не могли, то уход с пустыми руками для таких опытных следопытов, как Чер или Ульдэ, был равен чуть ли не позору… Они оба, словно заправские гончие, стремительно мелькали в травах, устремляясь то в одну, то в другую сторону.
Это было нелегко… Степи, разнотравье, прерии — как не называй, вряд ли соответствовали именно этому наименованию. Вероятно, в тех растениях, которые произрастали на всем протяжении долины, между двух рек, сошлось многое из того, что могло бы иметь место в настоящей прерии, или саванне. Трава, превратившаяся в густые копны жестких и плоских стеблей, мох, почти сплошным ковром покрывающий влажноватую землю, кустарники, издалека напоминающие деревья — и сами деревья, ставшие едва ли не естественными маяками, по которым мы отмечали наш путь. Ветер пригибал верхушки растений к низу, и в них глаз выхватывал знакомые очертания чистотела, зверобоя и конской мяты. Кое-где высились могучие одеревеневшие стволы — нечто, появившееся на месте прежней кукурузы, а иногда попадались и огромные круги подсолнуха. Спутать последний с чем-либо еще, стало просто невозможно — размерами с двухэтажный дом, растение, тем не менее, сохранило прежний вид, а самое главное — плоды. Правда, вряд ли кто смог бы сидя на камешке, лузгать эти семена… Самое малое из них достигало величины буханки хлеба — и по вкусу, после прожарки в умелых руках Тучи, вполне его заменяло. Встретив такое, мы обычно старались вышелушить все полностью, и лишь потом идти дальше. Что до более привычных овощей и фруктов — мало что осталось неизменным. Люди не сажали ничего, пользуясь только тем, что предоставляла сама природа. Сам собой рос лук, который практически не копали, довольствуясь верхушками — зеленью, с удивительно сочным и острым вкусом. Собирали дикорастущий горох, что-то, отдаленно напоминающее рис, даже клубни картофеля — если он таковым являлся… Два года беспрестанного лета, жаркого солнца и частых дождей превратили долину в подобие растительного рая, где росло и плодоносило абсолютно все. Казалось, этому не будет конца… Но, все чаще я начинал задумываться — сколько еще будет продолжаться такой «праздник»? Если Док прав, и нас, действительно. «Снесло» на пару тысяч километров южнее (причем, мы вообще не представляли — южнее на восток, или — на запад?) — долина находилась примерно на том градусе, где несколько тысячелетий назад появились все известные цивилизации. В общем, заманчивая перспектива… Но, навсегда ли? Даже в раю бывают грозы, даже в тропиках — свирепые ураганы. Что ждет нас?
— Ты помнишь, про праздник?
Вопрос Наты застал меня немного врасплох…
— А… Про какой праздник ты говоришь? Про Мену? Да про него уже все давно позабыли — что менять? И в поселок, народ, предпочитает без надобности не заходить — с тех пор, как там столько времени обитал Сыч и его головорезы.
— Эх ты, вождь… Люди скучают — разве лишний повод для веселья, помешает?
Я улыбнулся:
— Но, Ната… а какой еще можно придумать повод для праздника? Мы считали с Доком — вроде бы, если не сбились с календаря — через месяц будет ровно три года, как все случилось. Эту дату, что ли, отмечать? Согласись — не каждому приятно такое вспоминать… А про Новый год, когда он наступил, как-то никто и не подумал. Тем более что снега тогда не было и в помине — и слава небесам! Мне не хотелось, чтобы вся эта трава превратилась в безжизненную, замерзшую пустыню!
— Но Новый год то, все равно есть? Причем тут снег? Что, обязательно елки и игрушки?
— Можно нарядить и кедр — их много в лесу. И, вообще — придумаем, что ни будь. Дело не в дате — а самом празднике. А я пока не вижу ни одного…
— А ты устрой его без повода — он очень нужен, Дар! — Ната смотрела на меня горящими глазами. — Все так устали, столько перенесли… Пусть Сова — если ты сам не можешь, придумает, что ни будь. Какой ни будь, праздник своих духов, что ли!
— Неудачное решение. Сова не позволит склонять без надобности тех, в кого верит. Да и я сам не хотел бы этого делать — после того, как он вырвал тебя, буквально из лап смерти.
— Но ты же не суеверен?
— И остался таким же. И все же — не трогай индейца и его обряды. Лучше мы сами найдем причину, для веселья.
Ната слегка поскучнела, и я поспешил добавить:
— Я попробую, Ната… Обещаю.
— Точно?
Я кивнул и ускорил шаг — эта тема меня вдохновляла много меньше того, чем мы все занимались в данный момент. Задуманная ранее, большая облавная охота пока не получалась — для этого требовалось много людей, и только наших просто не хватало. А привлекать жителей поселка… дружить со Святошей мне не хотелось. А без его ведома — как мне уже было известно! — вряд ли кто из озерных рискнул самостоятельно уйти в прерии.
Ульдэ — девушка вновь оказалась на высоте, в родной стихии — выследила в степи парочку пхаев и прибежала к нам с этой вестью.
— Но их очень трудно изловить! Может быть, стоит подумать о другой добыче?
— Ульдэ приведет охотников незаметно — лошади пасутся в балке, куда не доносится запах двуногих! А других животных она не заметила!
Мне пришлось согласиться — мы были в пути уже четвертый день, и пока вся добыча заключалась в тушках нескольких кролов и двух подстреленных джейров — идти с этим, в форт, хоть и можно, но уж слишком скромно выглядела добыча… Я уже вновь начинал подумывать о загоне — другой возможности быстро пополнить запасы мяса просто не видел. Но для этого пришлось бы все прекратить в форте — а этого делать тоже не хотелось. Работы там оставалось очень и очень много…
На подходе к балке мы услышали характерный шум — и сразу стали вдвое осторожнее и напряженней… До нас доносились звуки сражения — и, по некоторым признакам, мы могли догадаться о том, что оно происходит между извечными врагами степей — копытными и хищниками. Когда мы спустились в балку — она сказалась большим оврагом, в котором мы уже неоднократно бывали раньше, и где легко затеряться, — то увидели следующую картину…
Несколько переродившихся собак — крупных и сильных, обступили стадо пхаев, и, поодиночке пытались вырвать их из круга, наваливаясь всем скопом. Другие лошади, порываясь, вступится за своих товарищей, были вынуждены отступить — клыки и свирепые пасти собак не позволяли им далеко отрываться от своих, где они были в относительной безопасности. Время от времени, кто ни будь, из псов, предпринимал подобие атаки — как бы вызывал одного из пхаев-жеребцов, на поединок. Но особо резвых, более опытный вожак стада, удерживал на месте ржанием и фырканьем. Собаки понемногу теснили лошадей к воде — а те, в свою очередь, испуганно шарахались от нее, боясь погружаться в волны слишком глубоко. Видимо, приобретенный опыт давал им понять, что там может поджидать опасность не менее грозная, чем клыки громадных псов, на берегу…
— Ты видела там, кого ни будь?
Ульдэ отрицательно кивнула — она меня поняла сразу.
— Нет. В этой воде нет Хатху — Этиа.
— Хатху… кто?
— Хатху-Этиа — подводный, или подземный дух, владеющий миром мертвых. Или — водяной зверь, или монстр, как вы их называете. Но, там живет маленькая рыбка, с очень острыми зубами! Стая этих рыбок способна разорвать даже большого лося на очень-очень мелкие кусочки!
— Ого? Вроде пираний, что ли?
Ульдэ сделала непонимающие глаза, и я махнул рукой — не объяснять же ей сейчас, кого я имел в виду…
Стадо сбилось в кучу — в центре круга оказались жеребята и брюхатые — беременные матки. По внешнему кольцу остались стоять самые сильные и крупные кони, угрожающе фыркающие и свирепо посматривающие на окружившего их, врага. Поведение лошадей совершенно не вязалось со всем тем, что нам раньше доводилось о них читать или слышать — но, возможно, что к этим лошадям, это уже не имело никакого отношения…
Самый крупный — с белыми подпалинами по бокам и очень длинной, почти касающейся земли, гривой, конь-вожак стада, выглядел наиболее спокойным. Хотя мы видели, как пристально он осматривает подступающих к стаду хищников — а те, в свою очередь, уверенно и неторопливо завершали обхват, отрезая стаду всякий путь к отступлению. И опять — в отличие от лошадей тех, прежних, эти не собирались спасаться бегством — напротив! Эти готовились к страшному, смертельному для них — а, скорее всего, не только для них — бою! Мы прикинули примерное количество собак — их оказалось не менее шестнадцати. Коней — вместе с жеребятами — немного меньше. Только поэтому, обычно осторожные и предпочитавшие более мелкую добычу, дикие собаки, решились напасть на пхаев. В обычной ситуации, они признавали перевес сил не меньше, чем два-три матерых пса на одну лошадь — иначе исход схватки мог оказаться непредсказуемым. Точнее подсчитать не получалось — и те, и другие постоянно меняли свои места. Собаки перебегали вдоль образовавшегося круга по разным направлениям, а лошади как бы кружились — и оказывались к уже вплотную приблизившимся псам, головами, с оскаленными зубами. Это было очень непривычно — те лошади, предпочли бы встретить волка по-иному. Я подумал — случись такое раньше, они, обезумевшие от страха и ужаса, бросились кто куда — а случись схватке, старались бы встать так, чтобы иметь возможность лягнуть наглых тварей своими мощными копытами! Но эти предпочитали встречать собак именно мордами — и, посмотрев на их зубы и ожесточенно роющие землю, передние лапы, мы удостоверились, что прием собакам будет оказан по полной — и не утешительной, для последних, программе! Похоже, собаки тоже это понимали — и не спешили нападать сломя голову, хотя их рычание и завывания не прекращалось ни на минуту. Со стороны это смахивало на психическую атаку…
— Этим воем они призовут сюда всех клыкастых и зубастых зверей в нашей части прерий! — Ната прижалась к моему плечу с деланным испугом.
— Нет, — я не разделял ее тревоги. — Где охотится одна стая — другой не место.
— А волки?
— Тем более. Любая охота будет забыта, если начнется борьба за влияние над территорией!
— Хорошо, мы в этом отношении пока не спорим с соседями… — она многозначительно кивнула в сторону, увлеченного зрелищем, Трясоголова. Но тот ничего не видел и не слышал, полностью поглощенный предстоящей кровавой драмой!
— Вряд ли… Мы, все-таки, люди — сможем договориться.
— Да? Не уверена. Святоша с нами все говорит и говорит… Конца его разговорам не слышно. И после каждого — в прерии все мрачнее и неспокойнее.
— Его гложет зависть, Маленький Ветерок! — Чер услышал наш разговор и бесшумно подошел сзади. — Он не может спокойно думать о том, что долина не будет принадлежать монахам!
— Монахам? Уже и до этого дошло? — я искренне удивился.
— Да, вождь. Святоша начал понемногу формировать свой собственный монастырь, орден — или, шут его знает, как называть — в общем, что-то вроде сообщества. Человек тридцать в нем уже есть… И большинство — мужчины. Святоша делает ставку на силу — и потому как бы не принимает в этот круг женщин. Кстати, они, я знаю, готовы на многое, по призыву своего вожака.
— Опять борьба за власть… Мало нам было возни с Сычом, теперь еще и этот придурок!
Чер чуть заметно усмехнулся:
— Увы, не придурок… Был бы он один — другое дело. А так — ухо и чутье охотника уже не раз замечали, как внимательные глаза мужчин поселка наблюдают за нами — и не только, когда наши люди выходят в прерии, на охоту. Белая Сова — шаман долины — с тобой. Я думаю, он постарается сделать так, чтобы речи нового пастыря не задурманили мозги людей в поселках и стойбищах.
— Ты видел индейца? Спасибо.
— Не стоит меня благодарить, Дар. Это не только мой выбор — это вынужденная мера, без которой не обойтись. Мой вождь увлекся восстановлением форта и обращением пришедших новичков, в своих… Но мы, кто уже прошел с тобой через огонь и кровь, не хотим жить в том мире, который готовит Святоша. Вольный дух прерий уже слишком глубоко сидит в моем сердце, чтобы ним расстаться. И мой томагавк уже испил крови врага в полной мере — он не будет закопан в землю перед угрозами какого-то спесивого длиннорясого…
— Он и рясу нашел?
Ната настолько удивилась, что мы с Чером одновременно рассмеялись:
— Нет, Маленький Ветерок! Рясы Святоша не нашел — но сшил, хотя я сильно сомневаюсь, что сам. Впрочем, он редко ее одевает — бережет для особых случаев. Вместо этого он вырубил из дерева крест, и теперь таскает его на груди — а при случае не упускает возможности им и ударить кого-либо… Если его слушают не слишком внимательно.
Я усмехнулся:
— Стало быть, его все-таки не очень хотят слушать?
— Вот для этого он и набрал свою свору! — ответ Чера был очень серьезным…
Мы замолчали — внизу, в овраге, начиналась кульминация всех предыдущих действий. В любую секунду могла вспыхнуть ожесточенная схватка, и это зрелище занимало нас больше, чем далекий и кажущийся пока не очень опасным, пока, полу свихнувшийся на религиозной почве, монах…
У стаи тоже имелся вожак — могучий и зрелый пес, выглядевший, пожалуй, даже не в пример свирепее нашего Угара — а ведь наша овчарка далеко не так уж безобидна, как могло бы показаться с первого взгляда. Он был весь огненно-красного цвета — что резко бросалось в глаза при сравнении с остальными собаками. В стае преобладали в основном светлые и пестрые масти — не темные. Подумав немного, мы пришли к выводу, что в этом что-то есть. Эта стая, скорее всего, обитала в песках у восточного края долины — как раз там, такой окрас позволял собакам оставаться незамеченными при подкрадывании к своим жертвам. Но, раз так — эта стая охотилась не на своей территории. Появись хозяева — расплата станет неминуемой! Задумываться над тем, почему собаки с края пришли почти в центр долины, времени не было. Вожак стаи коротко и отрывисто рыкнул. Вся толпа собак мгновенно ощетинилась, взметнулась с места… и осталась стоять там же, хотя должна была сорваться вперед, в прыжке. Зато лошади-пхаи, расценив призыв чужого вожака, как сигнал к нападению, сразу пригнули головы вниз и выступили вперед, собираясь отразить выпад хищников. Они сделали несколько шагов навстречу псам, вырвавшись из общего круга — это было ошибкой! И тотчас же, раздался другой сигнал — или, даже не сигнал, а общий, дикий рев всех собачьих глоток, сразу. По всей вероятности, это их обычная хитрость — сделать вид, что нападение уже началось, чтобы принудить добычу совершить ответные действия — и потерять при этом внимание… Стая воспользовалась тем, что круг разорван и устремилась в атаку!
Мы не смогли уловить момент, когда самый быстрый из напавших псов, рванул кусок из покрытой шерстью, спины пхая — они все накинулись на лошадей одновременно. Собаки набросились на стадо со всех сторон, стремясь пробиться в образовавшуюся брешь, прямо к жеребятам, и избегая при этом прямых столкновений с могучими самцами. Мы до сих пор не пришли к единому мнению — как называть этих животных. К травоядным, кем являлись пхаи, это хоть и подходило в полной мере — но лошади, при случае, не брезговали загонять и убивать, более мелких кролов и джейров, и при этом поедать их, предварительно размолотив трупы несчастных своими огромными копытами! Потому, любое нападение на пхаев, всегда считалось очень и очень опасным… Да и сам вид этих перерожденных лошадей, существенно отличался от своих прародителей. В отличие от «овцебыков», у которых еще, оставались какие-то воспоминание о прошлом — то есть, о времени, когда они были домашними и мирными овцами и баранами — пхаи очень быстро переняли новую дикость и позабыли о своей жизни с человеком. Рискнувший приблизиться к этим созданиям, и при этом погладить лошадь по холке, запросто мог лишиться руки по самый локоть — зубы лошади могли ее перегрызть в течение нескольких секунд!
Началась свалка. Ржание, визг, хрипы, вой — все смешалось в одно сплошное месиво — и в этом гуле, лишь иногда прорывался зловещий голос вожака стаи — тот вовсе не принимал участия в сражении, предпочитая наблюдать за ее ходом с безопасного места и расстояния. Но мы видели, что по малейшему его сигналу, псы, меняя направление, как один как, бросались с одной жертвы на другую. Эта тактика себя оправдывала — пхаи, имея преимущество в росте и силе, не могли поворачиваться на узком месте с той же стремительностью, и, поневоле, терпели поражение…
— Учись, вождь! — Клешня толкнул меня в бок. — Вот как должны воевать настоящие предводители своего войска!
— Скрываясь за спинами воинов? И кто же, после этого, станет уважать такого военачальника?
— А какой прок от полководца, если он лезет на рожон и в своем безумии готов ценой собственной гибели погубить этим все дело? Я видел, как ты рвался в драку, в Клане — а что бы было, попади в тебя стрела из арбалета, кого-нибудь, из уголовников? Нет, Дар — этот пес знает, что делает! А то, что он пока не принимает участия в драке… Что ж, посмотрим — кажется мне, что красный, еще себя покажет! И думаю, что очень скоро…
Клешня оказался прав, на все сто… Бешеный круг смерти разорвался — стая отхлынула назад. На месте свалки остались лежать недвижимо семь туш — три взрослых, конских, два — жеребенка, и две — собачьих. У последних были раздроблены головы и распороты животы. Пхаи были убиты обычным способом всех хищников, с доисторических времен и до наших дней. Им просто порвали глотки. Из разорванных шей хлестала горячая кровь — и сразу впитывалась во влажноватую землю. Это первый признак того, что на последующие пиршество скоро пожалуют новые, и незваные гости — вездесущие свинорылы. Похоже, это понимали не мы одни. И очень скоро последовал новый рык — и вновь атака. И тут случилось то, о чем говорил мне Клешня — вожак стаи сорвался с места и перемахнул в прыжке через спину ближайшего пхая, так, как если бы это был не обычный пес, а настоящая пантера! Он вскочил прямо на спину вожаку стада — тот еще не получил ни одной серьезной раны и успешно отражал все попытки сбить его с ног. Красный рывком провел по загривку пхая своими острейшими зубами — и словно оскальпировал весь затылок коня. Тот встал на дыбы — вожак сорвался со спины, но, увернувшись от удара громадных лап, ужом проскользнул меж ними и через секунду вновь восседал на своем прежнем месте. Он еще раз рванул самца пхая на шею. Брызнул фонтан горячей крови — а вожак уже спрыгивал с него и устремлялся на свой пост, откуда он и руководил всем ходом битвы. Конь захрипел — глаза его чуть замутились. В уголках пасти появилась кровавая пена… Собаки, одновременно бросив остальные жертвы, набросилась на него, и, ухватив за ноги, всем скопом все-таки принудили упасть на колени, а потом и на бок…
Развязка наступила молниеносно! Полетели клочья шерсти, брызги крови, хруст перемалываемых в могучих клыках, костей… Раздался последний, особенно жуткий всхрап — все было кончено! Вожак стада оказался повержен и убит, а остальные пхаи, потеряв самого сильного и опытного самца, запаниковали и, перестав сопротивляться, поодиночке стали пытаться вырваться из этого смертельного круга. Собаки же продолжали свою страшную охоту — хотя, если задуматься, все, что резало наши глаза своей жестокостью, было только необходимостью. Такой же, как если бы на их месте были мы сами. Кто-то должен умереть — чтобы своей плотью, продолжить существование других… Мы уже собирались натянуть луки — вряд ли псы отдадут без боя свою добычу! — как тут, нарушив весь текущий ход событий, на сцене появились новые герои. Еще несколько молодых и сильных коней вынеслось из зарослей! Их никто не успел заметить — так быстро оказалось появление последних! Вновь появившиеся пхаи тотчас ринулась в драку — а так, как их появление стало внезапным не только для нас, но, в первую очередь, именно для псов, натиск оказался на редкость удачным. И очень трагичным — для собак. Сразу пять хищников покатилось по земле с проломленными черепами и разбитыми позвоночниками — а у пхаев выступивших единым фронтом, не появилось ни царапины! Перевес моментально оказался на стороне лошадей — и те, которые несколько секунд назад уже готовы были броситься в бегство, воспрянули духом и так же неистово ринулись в битву со своим извечным врагом! Участь стаи была решена — кони уже превосходили их численностью, а напор пхаев так свиреп и безжалостен, что роли поменялись с точностью, до наоборот. Красный вожак коротко и злобно взвыл — уцелевшие собаки бросились в бегство! Кони преследовали их какое-то время, но потом прекратили погоню и вернулись обратно, к месту сражения. На земле оставалось лежать недвижимо почти пятнадцать туш — как собак, так и лошадей. Потери и тех, и других очень серьезные…
— Красношкурый уже не сможет, как прежде, властвовать в стае, — Чер спокойно наблюдал за побоищем, шепча мне на ухо. — Его стая будет уничтожена, или сольется с другой. Но ему, в любом случае, плохо!
— Кто знает… Эти новые собаки умны — ты мог это увидеть на примере Угара. Мне кажется, что красный, все-таки, сумеет выправить положение…
— Но не сейчас. Они пришлые в этих местах — так что ему придется еще и драться с местными псами.
— Как и у людей, Чер…
Охотник кивнул, и, сложив руки рупором, громко крикнул:
— Иэх! Ргау! Оэхэ-эй!
Получилось что-то, похожее на волчий вой — только более сильный и зловещий. Кони перестали обнюхивать своих погибших собратьев и сразу навострили уши.
— Иэх! Хау!
— Оэхо-эй!
Мы поддержали Чера — крики понеслись отовсюду. Пхаи ломанулись с места прочь — на этот раз уже ничто не могло их удержать. Кони справедливо рассудили, что еще одной схватки, с еще более грозным врагом, им нипочем не выдержать, и предпочли спасаться бегством!
Возле туш уже началась тихая, подземная возня — кровь впиталась в почву, вызвав своим запахом, появление подземных обитателей, чующих ее за многие расстояния. Те являлись всякий раз, едва теплый еще труп оказывался на поверхности земли. Мы увидели, как буквально из ничего вырос небольшой холмик, потом появилась яма, две пары мощных коричневых лап — они сграбастали тушу зверя и резко втянули ее внутрь. Еще одна из лежавших собак, словно ожила и стала задом уползать куда-то в заросли — там тоже появился собрат первого трупоеда.
— Только представить себе, что тебя после смерти, вот так…
— После смерти, не все ли равно?
— Нет…
Ната переговаривалась с Клешней. Я взирал на происходящее и понимал Сову, решившего сжечь Дину на погребальном костре, вместе того, чтобы спокойно оставить ее в той расщелине, в которую она попала во время землетрясения…
— У нас — хорошая добыча, Дар.
Чер вывел меня из раздумий — он указывал на туши убитых животных и зверей. Я очнулся — о такой удаче можно иной раз только мечтать. Охота и на тех и на других сопряжена с большими трудностями — а в этой ситуации было бы полной глупостью наблюдать, как свинорылы утаскивают так необходимое нам мясо и шкуры под землю.
— Быстро! Свинорылов — бить! Пхаев и собак — на песок и камни!
Почему-то, подземные жители не любили чистого песка — и никогда не появлялись из него, даже если он весь был залит кровью. После многих замечаний на этот счет, охотники стали пользоваться своим открытием, спасая добычу на насыпи из валунов, или втаскивая туши на проступавший кое-где, в прерии, песок. Благо, его тоже хватало — как и самой земли. Без таких участков, любая наша охота превращалась в пытку — или сражение с серьезным врагом, стремящимся урвать свою часть от нашей добычи. Побеждали, конечно, люди — но эти стычки выводили из себя, мешали отдохнуть после тяжелого труда и вообще, доводили до каления усталых охотников. Наглость подземных тварей была просто поразительной, и мы били их везде и при каждой возможности — что, по общему мнению, практически не сказывалось на их численности. Хорошо хоть то, что в прерии почти перестали появляться стаи крыс — те казались еще более настырными, и нам не раз приходилось уступать им без боя. Но последних, почти полностью истребили собаки и волки. Лишь какая-то часть, еще водилась возле северной границы, у самых болот, где периодически совершала набеги на людские поселения, расположенные в том краю долины.
Возле убитых животных раздался резкий визг — я вскинул голову, встревоженный этим звуком. Чер успокаивающе взмахнул рукой:
— Царапина! Трясун решил у свинорыла добычу отобрать.
Я кивнул. Скорее всего, нашему незваному гостю и попутчику досталось за дело. Не так-то просто вырвать кусок туши из лап подземного жителя.
— До форта доживет?
— А то! — Чер уже перебинтовывал охающего мужчину, отказавшись от помощи девушек. — И дойдет сам.
— К-как? Он мне ппол-ноги отхватил!
Мы с Натой лишь усмехнулись — способность Трясоголова превратить мелкую ранку в увечье, была известна давно и всюду. Впрочем, я помнил его отношение к нашей борьбе с бандой, и то, как он предупреждал меня о возможной засаде у берегов Змейки.
— Ладно, хватит. Посмотри рану внимательно — не хватало еще заполучить заразы. Когти у свинорыла не только крепкие, в них всякой гадости полно… трупы жрут, не только свежие. А он, все-таки, гость…
Убитых животных общими усилиями вытащили из оврага, после чего быстро разделали. Шкуры Чер смотал в большие тюки — за ними вернемся позже. Следовало лишь подвесить их повыше, на нижние ветки деревьев, на наше счастье растущих почти рядом с местом бойни.
— Готовь веревки!
Тюки втащили, пользуясь своеобразной конструкцией, типа лебедки — заслуга Бена, которую по достоинству оценили все мужчины Форта. Несколько хитроумно перевязанных меж собой палок, что-то вроде ворота — и, даже грузные туши овцебыков, иной раз попадавшие в наши ловушки, вытаскивались из ям всего парой охотников. Требовалось только дерево — в чем сейчас недостатка не было.
Я не зря слегка подтрунивал над Чером или Совой — все, что они называли прериями, на самом деле, не совсем ровная, с множеством расщелин и оврагов, местность, поросшая чудной травой и неведомыми растениями. Но, надо отдать должное — уже и не столь неведомыми… За прошедшие годы мы научились в них разбираться, если и не во всех, то, в большей их части. Сильно помогал Док — его скитания по травам приносили не только образцы последних, но и его рассказы. И мы уже заранее знали, с чем можем столкнуться во время бесконечных походов. У Дока училась Ната — и сейчас, отойдя на несколько шагов от добычи, согнулась над каким-то кустиком…
— Ты осторожнее… — я вздохнул. Ната мало обращала внимания на мои предупреждения, считая себя, куда большим знатоком. Но и я слишком хорошо знал, к чему может привести излишняя самоуверенность.
— Хоть рукавицы надень.
— Одела! — Ната демонстративно показала мне ладошки, спрятанные в вязаные подобия перчаток. — Я все помню. Это болиголов. Ядовит и раньше был… а теперь, наверное, даже дышать рядом не стоит.
— Так какого! — я метнулся к ней. Но Ната предостерегающе подняла руку еще раз:
— Стой! Я — с подветренной стороны. А ты закрыл меня от притока воздуха.
Она спокойно срезала несколько венчиков со стеблей и спрятала их в свою сумку — такую же, какая была у Дока.
— Зачем?
— Сейчас перетру… Потом кашицей смажем стрелы. Чер, или ты, выпустите парочку — да хоть в свинорыла! — вот посмотрим, зачем?
— Вспомнила яд, какой из того скорпиона вырезала? Только от него, вернее. После него, у зэков раны в пару часов чернотой покрывались! Зачем нам такое мясо? Самим отравится?
— Кровь в пищу не употребляем? Нет. Почему должны отравиться? К тому — еще вопрос, подействует ли…
— Стопарь из крови колбасу варит. Вместе с зернами. Так что, еще вопрос. Другое дело, что мы эти туши сливать не станем — далеко от форта. А он только из свежей готовит.
— Вот и не нужно бояться. Ваша задача — подкараулить свинорыла. А там — посмотрим…
Я пожал плечами — резон, как ни крути, имелся… Яд растения, от которого в прошлом не раз травился домашний скот, мог пригодиться. В конце концов, случайную встречу с зэками еще никто не отменял…
— Кроме прочего, Док просил несколько листиков принести…
— А ему для чего?
Ната подняла глаза, полные немого укора…
— Ты что? Он же свои снадобья из чего только не готовит. И травы у него всякие, ядовитые тоже имеются. В малых дозах вреда не приносят, наоборот. Вот и эта… Тоже.
Спорить с упрямой последовательницей нашего признанного целителя — только время терять! Я отошел, давая ей возможность завершить начатое. Пусть пробует…
Чер, услышав о пожелании жены «вождя», развел руками — свинорылы уже успели уползти в свои норы, а в степи, после схватки собак с пхаями, вся живность разбежалась на несколько часов хода. Выход подсказал Трясун — как охотник, мало на что пригодный, но довольно ловкий во всем остальном. Он указал на верхушку дерева, стоявшего поодаль от остальных.
— Манул!
— Кто?
Трясун, неожиданно быстро юркнул мимо меня, спрятавшись за спину Чера.
— Манул! Вы что, не знаете? Степной кот!
После этого мы, не сговариваясь, выхватили стрелы из колчанов, наводя луки на пока еще невидимую мишень. Что такое — перерожденная кошка! — знали многие. А настоящую, дикую от природы — не встречал почти никто. Но все понимали, что этот зверь втрое страшнее своего близкого родственника! И размеры его, если судить по бывшим домашним, еще более ужасающи!
— Всем приготовится! — я втащил Нату в круг, невзирая на возражения. Нападение такого врага, как степной кот, способного в одиночку втащить козорога на верхушку этого же дерева, может дорого обойтись всем… И никакая трава, даже самая нужная, не сможет заставить игнорировать такую опасность.
Трясоголов не ошибся — среди темных ветвей что-то угрожающей заурчало, потом стремительная тень метнулась промеж листьев, невероятный прыжок метров с двадцати вниз — и пятнистое тело зверя молнией пронеслось мимо, ускользнув от всех наших, напрасно выпущенных стрел.
— Твою мать… — Чер рвал еще одну стрелу, но я успокоил парня, указав на неподвижные туши пхаев:
— Хватит. В свое время, мы уже договорились — лишних смертей не нужно. Этот кот никого не трогал — пусть идет своей дорогой.
— А если тронет? — Трясун, иной раз, переставал заикаться.
— Тогда и устроим засаду. У нас сейчас своих дел по горло. Мясо срезать, что-то подвялить, кого-то отправить в форт — самим все не унести! Не до кошек, даже гигантских. А то, что она здесь обитает — не так и плохо. Крыс поменьше… И собакам лишний раз спуска не будет.
Домой возвращались с большой удачей — давно уже в форт не приносили столько шкур и мяса сразу! Пришлось вызвать всех, способных носить тяжести — наших сил не хватало. Для того чтобы мясо не пропало, я сразу отправил Чера и Клешню назад — за подмогой. Довершило нашу удачу и то, что по пути нам попались несколько охотников из одного из стойбищ долины — те шли после поисков соли и имели с собой несколько небольших мешков с оной. Мы обменялись с ними, на тушу и шкуру одного пхая — равноценный обмен, по всем меркам прерий! Добывать соль было столь же трудно, как выходить на охоту против этих животных. А я, принимая драгоценный мешочек, прикидывал, как скоро мне самому придется отсылать группу охотников на этот, далеко не легкий промысел…