Поглощенный заботой о здоровье Наты, а также, делами, относящимися к благоустройству форта, я совершенно упустил из внимания, как проходит жизнь в нашем селении. Точнее — именно то, что было напрямую связано с его новыми обитателями. Блуд, как оказалось, и в самом деле положил глаз на Анну — мне об этом сообщила Элина, которая, несмотря на кажущуюся беспечность, тем не менее, замечала многое из того, что ускользало от моих собственных глаз…

— Он ей прохода не дает!

— Та жалуешься или констатируешь?

Я был увлечен новым изобретением Бена — чем-то, вроде камнеметательной машины, для обороны форта от нежелательных гостей — и отвечал почти машинально. Она повела плечами — в знак крайнего неодобрения.

— У тебя только стены и бойницы на уме. Ты нас почти не слышишь!

— Почему же… Слышу. Ты ведь о Блуде? — я с сожалением отложил в сторону чертеж, заботливо вырисованный инженером на мягкой шкуре, и повернулся к вспыхнувшей от гнева красавице.

— О нем. Мне он не нравиться! Он скользкий и гнусный!

— Зато красивый. Вон как к нему все девушки льнут.

Ната посмеивалась в своем углу — она накладывала заплатку на одну из моих рубашек и пока не встревала в разговор.

— Значит, не нравиться… Почему? Смазливый, язык подвешен, силой не обижен — чем, плох-то?

Элина брезгливо повела плечами:

— Мне не нравятся смазливые кобели. Мне не нравится приставучие кобели. И мне не нравится наглые кобели!

— Очень хорошо. Надеюсь, не все мужчины у тебя такие? — я поймал ее за руку, привлек к себе и поцеловал. Девушка ответила, но без особого пыла — сбить с толку не так-то просто…

— Дар, он плохой человек.

Я нахмурился — это произнесла уже Ната, а ее мнение о людях всегда отличалось взвешенностью суждений… Это была не Элина, импульсивная и резкая, быстрая на оценку, следовательно, тут скрывалось что-то иное.

— Новость… Он вас обеих чем-то обидел?

— Нет! — Элина гордо вскинулась. — Не хватало еще только, чтобы этот маньяк стал меня доставать!

— Ната?

Она, не вставая с табурета, произнесла:

— Ты многое упускаешь, пока занимаешься фортом. А ведь в нем живут люди.

— Я и делаю это для людей. Просветите, если уж я ослеп случаем.

— Он плохой! — на этот раз слова Наты повторила Элина.

— Значит, плохой… Чем именно? Что конкретно тебе в нем не нравиться? Вам — не нравится.

Элина пожала плечами…

— Послушай, твое мнение — если оно уже начало гулять по нашему поселку — не так уж и мало значит. Твой взгляд на него, вольно или нет, станут разделять и остальные жители форта! А это дурной знак. Ты моя жена, значит, обязана быть осторожна в своих эмоциях.

Она широко раскрыла глаза и недоуменно посмотрела на меня:

— А что такого я сделала, что ты так на меня взъелся?

— Лина…

Ната, видя, что девушка начинает закипать, поспешила вмешаться:

— Не ссорьтесь.

Элина обиженно поджала губы и умолкла. Ната встала и приобняла подругу:

— Не возражай ему. Дар прав — мы должны вести себя не только как женщины, которым хочется просто потрепаться языком. Мы — жены вождя. Понимаешь?

Она говорила это тихо, и нам приходилось прислушиваться — от чего слова девушки казались еще более весомыми. Я с удивлением заметил, как Элина хмурит брови и отводит глаза в сторону — обычно, влияние Наты на нашу красавицу было не просто большим — она внимала ей даже больше, чем мне. Порой мне самому не удавалось убедить Элину так, как это могла сделать тихая Ната. Но сегодня девушка почему-то не хотела слушать…

— Зачем его приняли в форт? Он тут всех перессорит!

— Вряд ли… Погоди! — Я бросил чертеж, окончательно решив разобраться в происходящем. — Это еще почему?

Элина качнула гривой огненных волос — словно раскаленные волны колыхнулись по ее спине.

— Он плохой, — упрямо повторила она. — Ты сама так сказала. А ведь настаивала, чтобы Дар его принял к нам, как и всех остальных — не смотря на всю твою проницательность.

— Да что такого он сделал, что ты на него так взъелась? — я начал сердиться. Ната предостерегающе подняла руку:

— Дар… Элина. Прекратите, в самом деле. Как дети, право. Не ссорьтесь. Наш муж знал, что делал, когда брал людей в форт — это нужно всем нам. На это были причины, и причины весомые.

— Были, — подтвердил я. — Это добавочные руки — и руки не слабые! После всего, что с нами случилось, я только приветствую новых жителей. Чем больше окажется здесь мужчин — тем меньше всякого разного рода Святошам захочется испытывать нас на прочность! Кажется, уже ни для кого не секрет, что этот самозваный поп хочет подмять под себя долину — а я этого позволить не могу! И для борьбы с ним мне пригодится любой, способный держать оружие в руках! Да и повторения новой войны допускать нельзя. Тогда нас оказалось мало — и сколько пришлось испытать, прежде чем мы покончили с Сычом? Зато, теперь, за стенами форта, мы можем отбиться от целой своры ему подобных! Но для этого — на стенах должны стоять воины. А Блуд — мужчина и, надеюсь, что, воин.

— Хорошо, — Элина качнула головой. — Тогда спроси — почему Натка, тоже такого о нем мнения? Что ж ты все на меня, да на меня? Ее спроси!

Он вскинулась и повернулась, чтобы выйти прочь. Ната ухватила ее за плечо:

— Не торопись. Останься — мы и так редко вместе… Дар все время уходит по делам, а ты пропадаешь, то с Ульдэ, то с Дженни, на охоте. А я остаюсь одна.

Ната лукавила — мы никогда не оставляли ее совсем одну. Но она всеми силами старалась не допустить очередной размолвки между мной и Элиной — а подобные, становились все чаще… Та вновь нахмурилась, но нехотя присела на краешек постели. Ната потихоньку показала мне палец — успокойся! Элина пригнула голову к плечу подруги и уже более миролюбиво произнесла:

— Хорошо. Если ты так хочешь — я останусь.

— И Дар этого хочет, — утвердительно кивнула Ната. — Только сказать не решается.

Вместо ответа Элина еще глубже спрятала лицо, отворачивая его от меня. Ната посмотрела на меня непонимающе — какая кошка меж вами пробежала?

— Что хоть случилось? — примирительно спросил я. — Что он сделал, из-за чего поднялся весь сыр бор?

— Он к Анне пристает. Проходу нет нигде от этого кобеля.

— Так. В чем это выражается? В кусты тащит?

— Нет.

— Хамит?

— Нет.

— Силой не принуждает? В дом не лезет? Вижу, ответить нечего… Тогда, почему ты решила, что это так плохо? Блуд… Ну, тут само прозвище за себя говорит. Неравнодушен товарищ, к женщинам — так в долине много ему подобных. Лишь бы, без принуждения. К тебе не пытается приставать?

— Вот еще! — Элина фыркнула. — Пусть только попробует. Я ему сразу всю охоту отобью!

— Вот и ладно. А то, что он к Анне неравнодушен — Разве это так плохо? Она сама, как к этому относится? Опять молчишь. Раз так — ей и решать, с кем… Не лезь в их отношения. А, вернее — держи свое мнение при себе. Мне, Натке — можно сказать. При ком другом — помалкивай…

Элина промолчала. Ната все так же недоумевающее смотрела на меня — так что случилось? Я кивнул — потом… Мы еще не говорили с ней о том, что произошло между мной и Элиной в Клане, и я не знал, нужно ли посвящать ее в это. Ната, наверняка бы, рассердилась на меня — и была права… Но и бесконечно умалчивать тот случай я не имел права — меж нами не должно быть тайн. Хоть Элина и смогла прийти ко мне, и даже сама себе объяснить (простить!) мое поведение, легче от этого не стало. Было заметно, что девушка как-то отдалилась… и я до боли боялся ее потерять! Боялся восстановить наши отношения, которые сам же и привел к такому результату. В отличие от Наты, когда-то поклявшейся умереть, но остаться только со мной, красавица прерий никогда и ничего не обещала. Она могла уйти — и была вольна уйти.

Нормальная жизнь в форте наладилась полностью. Болезнь Наты, отступившая перед чудодейственной травой, уже практически закончилась — и мы все чаще стали, как раньше, проводить время на свежем воздухе, что само по себе только способствовало выздоровлению. Погода стояла изумительная — теплая и солнечная. И это — невзирая на то, что, по всем нашим прикидкам, сейчас все должно быть покрыто снежным покровом. Оставив Доку ломать себе голову над этими чудесами, мы просто пользовались тем, что нам предоставила природа. Девушки пристрастились купаться — вода Синей реки, обжигающе холодная, только раззадоривала их, а вслед за юными девушками, в реку потянулись и все остальные. Для удобства, мы поставили на берегу что-то вроде пристани — так проще вытаскивать кожаные бурдюки с водой для нужд форта, чем не преминули воспользоваться купальщики, облюбовав ее, как удобное место для прыжков в воду. Туча, завидев, что даже Стопарь рискнул искупаться в ледяной воде, только притворно причитала:

— Охальники. Мать вашу! Совсем стыд и срам потеряли! — и плевалась в нашу сторону, впрочем, пряча на лице вовсе не гневную ухмылку. Естественно, что купальных костюмов как-то не предусматривалось, и девушки были отделены от мужчин только самой рекой. Кроме нее, воду игнорировали только Ульдэ и Анна — первая в силу того, что вообще старалась находиться подальше от скопления людей, а вторая… Анна избегала общества мужчин всеми силами, и даже Блуд, к которому она, вроде как была более снисходительна, не мог ее уговорить раздеться перед всеми. А так, как в общем купании иногда принимали участие, чуть ли не все жители форта — то она оставалась либо помогать Туче, либо караулить на скале. Что до нас — былые условности уже давно отошли на второе место…

Работа в форте не прекращалась. Новые жильцы требовали больше внимания, еды, одежды. Все это следовало как-то устроить. И свободного времени не оставалось ни у кого. Кто-то был обязан заботиться о дровах, делая все выше поленницу возле скалы, кто-то — выделкой добываемых нами шкур, либо починкой снасти для ловли рыбы — без дела не сидели. Ната, шутя, как-то назвала это первобытно общинным ведением хозяйства — и, наверное, была недалеко от истины.

Я придерживался строгого правила — на территории форта, и за несколько десятков шагов от него, все должно быть прибрано и чисто. Этого требовала элементарная гигиена, кроме того, Док, нервно косящийся на ошеломляюще быстро скапливающиеся кучи отходов, требовал порядка, чтобы у нас не появилось, какой-нибудь, заразы. Однако, стерильность соблюдать не так уж и просто. Воздвигнутые стены отрезали людей от природы, самой способной уничтожить всяческие отбросы, и теперь эта обязанность стала одной из неприятных процедур — кому охота таскать на себе остатки пищи и грязь далеко за пределы селения, а потом еще и старательно закапывать в землю? Но исключений не делалось ни для кого — и все по очереди махали самодельными вениками, выметая грязь и мусор за пределы стен, в которых находились. Хорошо, еще в самом начале, Бен нашел неподалеку расщелину — и мы стали сбрасывать все туда, так, чтобы даже запаха не доносилось до наших жилищ. В основном, все эти заботы, словно невзначай, легли на плечи нашего Пленника. Всех сторонившийся и молчаливый, он покорно выполнял самую тяжелую и грязную работу, не вступая в споры даже с совсем уж молодыми девчонками, помыкающими парнем, как скотиной. Если это замечала Ната — жесткая отповедь была обеспечена. Она решительно пресекала все попытки сделать из него раба — но уследить за каждым проявлением такого отношения было не так просто. Я не вмешивался… Все помнили, откуда этот парень и почему — и неприязнь, полученная из-за пережитых страданий, не позволяла многим позволить стать ему одним из нас. Иной раз Сова даже спрашивал, когда я отправлю пленника к Сычу… Я и сам не знал, зачем он здесь. Не враг, не друг… пленник.

Благодаря этим мерам, над домами не роились кучами рои мух и иных насекомых. Бен и Стопарь, при участии всех жителей, вновь возвели баню — даже лучше и больше прежней, сгоревшей после набега Беса. Они долго колдовали над материалом для постройки — ни дерево, ни обычные камни их не устраивали. Пришлось придумать и использовать специальные формы, в которых Стопарь насыпал полусырую массу глины, замешанную с клочьями травы, из которой изготавливали веревки. Послу просушки получались вполне приличные кирпичи. Когда их накопилось достаточно много, началась, собственно, сама постройка. Мулат придирчиво осматривал каждый кирпич, каждый брус, перед тем, как дать добро на его укладку — и ругань между ним и кузнецом иной раз переходила в настоящий крик! — но они же сами и мирились… Естественно, что они первыми и опробовали свое детище. Оба парились долго, с усердием и всем слышным оханьем и кряканьем — и выползли на свет лишь через пару часов. Стопарь был весь красный, словно варился в свекольном бульоне, но стоял на своих ногах крепко. А вот Бен… Тот выглядел так, словно промчался недельный марафон и ни разу не присел на всем его протяжении. Он буквально выполз наружу и едва глотнул свежего воздуха, как замертво рухнул оземь, на руки подоспевших Чера и Дока.

— Ухарь чертов! — Туча разъярилась так, что Стопарь от греха подальше, поспешил спрятаться на самую вершину скалы. — Угробишь инженера! Это тебе, борову, все едино, что в лоб, что по лбу — а он то как? Это не Африка, какая там, это ведь — парная!

Посетили ее и мы — Ната, я, и Элина. Вопреки расхожему мнению, что именно там лучше всего предаваться тому, для чего, более всего все-таки подходит кровать — мы ограничились только купанием. Особенно благотворно она действовала на Нату. Жар и общий массаж быстро привел ее к тому, что она поправилась буквально на глазах. На память оставался только шрам на руке — беловатого вида полоска, которую мы вскоре и замечать перестали, и пока еще очень нежная кожа на груди — я даже губами опасался к ней прикасаться… После бани, наш инженер и кузнец, не умеющие сидеть без дела, составили, а потом и посвятили меня в очередной план. На этот раз — завершение ранее начатого строительства жилья для всех, кто сейчас находился в форте. Не то, что мы спали под открытым небом — общими усилиями прежние постройки были восстановлены, и в них спокойно можно было переждать непогоду, или, просто переночевать. Но у двух непосед появились совсем уж грандиозные замыслы! Так как в самом начале, мы предусмотрели, что в форте будет обитать не менее пятидесяти-семидесяти человек, то места пока еще хватало. И даже сейчас мы могли поставить дома, по меньшей мере, еще для двадцати семей. Не сказать, что это были очень просторные хоромы — но и ютиться в тесноте не приходилось. Теперь Бен предложил все задние стены домов подвести к самой стене — что давало выигрыш и в материале, и экономии места. А, кроме того, если следовать планам кузнеца и инженера, нашу «крепостную» стену не смогло бы сокрушить даже стадо мамонтов. Крыши предполагалось обмазать все той же глиной, которая спекалась и затвердевала на солнце. Мы могли стоять на них и успешно отражать любое нападение извне, осыпая врага градом стрел и копий. Ну а о качестве и количестве последних позаботился Бугай — сын Стопаря имел недюжинную хватку в изготовлении подобных вещей. За то, чтобы все жители форта умели владеть оружием, отвечал Череп. Бывший спецназовец не упускал случая потренировать наших мужчин — и девушек тоже! Будь у нас такая возможность ранее… Его натаскивали на выживание в любых условиях — но не научили тому, как выжить, когда у тебя на руках умирает вся твоя семья, а самого опаляет таким чудовищным жаром, после которого выгорает вся кожа на лице. При своей ужасающей внешности, он смог сохранить остатки человечности — и теперь понемногу отходил душой, общаясь с людьми поселения.

Туча все громче и все чаще стала требовать, чтобы для нее возвели особое помещение — кухню. Приготовление немалого количества пищи для всех требовало большого напряжения сил. Рано или поздно, это должно закончиться тем, что каждый дом сам станет готовить себе еду — но пока мы еще собирались вместе за общим «столом». За ним обсуждали текущие дела, вместе смеялись, над чьими ни будь шутками, а зачастую, просто разговаривали…

Немой мальчик, вырвавшись из рук Птахи, иной раз мешал своей непоседливостью — и Стопарь добродушно пугал его, а тот притворно убегал под защиту Тучи, которую полагал куда грознее великана-кузнеца. И мы не знали, что очень скоро, один из немногих, выживших в этом кошмаре, детей, будет нами потерян…

— Дар! Дар! Сюда! Скорее!

Я от неожиданности подскочил на месте, уронив на себя приготовленный Элиной горячий отвар из измельченных кореньев, трав и мелких плодов, которые наши женщины собирали во время выходов в лес. Жидкость проникла сквозь кожу штанов, и я вскрикнул от боли.

— Скорее!

Мы с Натой одновременно выбежали наружу, следом выскочила Элина. Бен, с широко раскрытыми глазами, неожиданно посеревший от волнения, указывал на реку и отчаянно жестикулировал, пытаясь что-то объяснить. В сумбурных, путаных словах мулата ничего нельзя было разобрать. Джен, стоявшая неподалеку и также запыхавшаяся от быстрого бега, прислонилась к стене, не в силах произнести ни звука, а ее подруга, Птаха, напротив, кричала во весь голос, отчего все население нашего поселения высыпало во двор. Бен продолжал что-то объяснять, но, как всегда, когда инженер был не в себе, его знание языка делало эту задачу неразрешимой… Рядом появилась Салли, она, как и Джен, тоже указывала в сторону белых гребешков на синей реке.

— Он схватил его! Схватил!

Я крепко взял ее за плечо.

— Что случилось?

— Там! Там! Мальчик! Он схватить его, утащить в вода! Громадный! А мальчик! Он так закричать — и даже позвал! Меня! По имени!

Я понял, что Салли, почти что, невменяема от испуга, и, чтобы привести ее в чувство, залепил ей пару пощечин. Голова женщины дернулась туда-сюда, но я добился ожидаемого эффекта. Она более осмыслено посмотрела на меня и залилась слезами:

— Мальчик! Немой… Его схватить какая-то дрянь, очень большой, зеленый! Он погибнуть! Там сразу все забурлило, вода стать красной, от кровь… Бедный мальчик!

Мы бросились к реке. На самом деле, на песке остались следы короткой и безуспешной борьбы, капли крови, и — самое жуткое! — четкие отпечатки ранее невиданных нами лап. Каждый след неизвестного убийцы оканчивался очень длинными полосками от выступающих вперед когтей, почти вдвое длиннее, чем сама округлая ступня зверя. Кроме того, широкая полоса, тянущаяся позади, указывала на имеющийся у него мощный и тяжелый хвост. Попавшиеся по дороге, валуны были с легкостью отброшены в сторону — на песке остались вмятины от тех мест, где они раньше находились. По всем признакам стало ясно, что зверь обладает большой силой и ловкостью…

— Как это произошло? — я с опаской посмотрел на, воду и на всякий случай махнул всем, чтобы люди отошли от берега подальше.

— Его увидел Бен. — Салли немного пришла в себя. Ната поддерживала ее, и женщина заговорила более-менее спокойно. — Он пошел за водой, я как раз собиралась начинать готовить, сегодня наша очередь помогать Туче… Ну, вот он идти вниз, мальчик пойти с ним…

Она от волнения вновь начала говорить на каком-то своеобразном сленге, путая окончания. Такое всегда случалось, когда француженка попадала в серьезную переделку.

— Немой тоже хотеть идти вода. Он играться, Бен таскать ведра. Джен и Птаха начать купаться… Бен снова идти вниз, видеть большой зверь! Мальчик кричать. Совсем мало кричать — этот схватить его, за голова! Оно низкий рост, но длинный и очень сильный! Бен хватать ведро, кидать в него… зверь кинутся в вода, плыть, кровь, смерть… Мальчик мертв!

Она снова разрыдалась. Мы угрюмо молчали. Единственный ребенок, находящийся в нашем лагере, уцелевший неизвестно как в месяцы беспощадных испытаний, погиб в зубах зверя… Их так мало оставалось с нами — в озерном поселке жили еще двое детей, и, по слухам, в дальних стойбищах тоже несколько. А тот, которого мы охраняли от всех опасностей и тревог, не был нами убережен в собственном доме!

— Соберите всех, — я кивнул Элине. Она быстро начала подниматься к форту. Проследив за ней взглядом, я добавил. — Салли, помолчи немного, я хочу спросить у Бена, на что походил этот… из воды.

Мулат кивнул и подошел поближе.

— Это быть зеленый цвет, как трава… как раньше был трава. Длинная морда, много зубов, но не клыки, а как в одну линию…

— ?

Салли быстро затараторила на французском. Бен утвердительно кивнул.

— Да, так он и говорит! Не зубы, а как наросты. Но челюсти очень мощные. Лапы кривые, выпяченные наружу и немного назад. Хвост гребнистый и такой длинный, как само туловище, даже больше. Само оно толстое, бочкообразное…

Салли быстро переводила, а я представлял себе, что это могло быть. Никогда в нашей местности, да что там, во всей стране, подобных чудовищ, не водилось… Значит, опять сюрпризы перерождения? Вслед за овцебыками, гривастыми и своенравными лошадьми-пхаями, кролами, волками, крысами-трупоедами и бурыми монстрами, вслед за свинорылами и огромными воронами и еще много чем, объявились и иные — в той стихии, которую мы как-то упустили из виду, и перестали опасаться. А зря… Привыкнув ждать опасность со стороны твердой поверхности, мы безбоязненно подходили и устраивались возле воды, спокойно ловили рыбу, купались в холодных волнах и умывались в журчащих струях. Что ж, всему этому пришел конец. Без реки можно выжить — но, как теперь, вообще, жить возле воды? Зная, что там в любую минуту может появиться чудовищная опасность для любого жителя форта? Как-то сразу вспомнился жуткий взгляд чудовища, перебившего стаю преследовавших нас с Угаром, крыс…

— Ладно… — я сглотнул подступивший комок. — Ната.

Моя верная спутница и подруга подняла на меня свои глаза.

— Предупредите тех, кто еще не знает… Чтобы к воде… к реке никто близко не подходил! Салли! Успокойся и поднимись с Элиной наверх — осмотрите всю поверхность реки, может, что и увидите? Мы с Беном пройдемся по берегу — вдруг, чудовище выползло на берег выше или ниже? Остальным — в форт.

Элина с неохотой стала подниматься вслед за подругой мулата. Ната, опередив их, звонко крикнула с вершины:

— Я пришлю к вам Стопаря и Чернонога!

— Хорошо! Следопыт не помешает!

Мы стали с Беном осматривать все подозрительные места, где мог укрыться этот невиданный раньше монстр. Я сжимал в руках копье — привычка выходить из дому только с оружием, сыграла свою роль — и думал о том, что в нашу, и без того не всегда спокойную жизнь, вторглась новая напасть…

По описанию Бена, это сильно смахивало на аллигатора — только громадных размеров. Каким бы стал в этих условиях настоящий аллигатор, я и представить боялся, надеясь лишь на то, что в этих краях такие гады никогда ранее не водились. По крайней мере — до Катастрофы. Но с той поры все поменялось… Однажды, при посещении в прошлом зоологического музея, довелось увидеть эту тварь — и не самую мелкую, надо заметить! Даже мертвое и застывшее чучело внушало ужас немигающим взглядом своих безжизненных зрачков. Зубы этой махины способны перекусить человека надвое, за один присест! И снова я вспомнил о том случае, когда только случайность уберегла меня и нашего пса от неминуемой смерти в стоячих лужах будущей Синей реки — там, где преследующие нас крысы, из охотников, сами превратились в добычу. Жуткий оскал окровавленных клыков, длинная приплюснутая морда — это было в чем-то схоже с тем, что рассказывала мне Салли и Бен. Тогда оно ограничилось крысами — а вздумай закусить и нами, никаких сил не хватило бы отбиться от этого монстра. Да, перерождения водных глубин всегда были неизмеримо мощнее и опаснее тех, которые подобно нам бродили по земле и дышали чистым воздухом. Где-то в глубине души я уже давно допускал возможность появления подобного зверя… Только то, что с рекой мы почти не сталкивались — идеи Стопаря, построить плот поддержку не нашли ни у кого! — и давало нам этот призрачный шанс. Я похолодел — а ведь буквально вчера, девушки, как обычно, плескались и резвились в прибрежных волнах, совсем рядом с тем местом, где произошла трагедия! Рыбу мы старались ловить всегда с берега — любую лодку течением унесет далеко прочь, на середину. А там, среди пенящихся волн, ветер погонит ее прямо на север — к мрачной пропасти, куда спадали все воды Синей реки. И ни у кого не хватило бы сил, противится ее напору.

Следов на берегу не нашлось. Видно, чудовище, схватив Немого, утащило его сразу на глубину, где и сожрало… Или, уплыло со своей добычей, куда-нибудь, в более укромное место, чтобы никто не мог ему помешать набить свою утробу. Мы прошлись вдоль тянущегося пляжа, примерно на километр — нигде нечего не указывало на то, что оно выползло со своей ношей. Мы решили вернуться — следовало обследовать еще и верхний участок берега, ведущий к предгорьям. Но там вероятности встретить зверя еще меньше — сразу за скалой, вдоль всего берега, шел довольно крутой подъем, на котором любому ящеру слишком неудобно расположиться. Еще дальше — если следовать этой полосой вплоть до отрогов Предгорья! — после почти отвесных стен, начинался крутой подъем, затем река раздваивалась, причем та сторона, которая прилегала к нашему берегу, представляла собой вообще непреодолимую преграду. Течение становилось очень сильным и уносило вниз даже могучие стволы, легко бросая их и ломая в водоворотах на щепки. Нет, если и искать ящера — а я уже не сомневался, что именно так следует называть чудовище! — то только здесь, в той части, что находилась в непосредственной близости к форту. И то, что мы не нашли никаких следов, еще не указывало на то, что их не может быть вовсе. К сожалению, обследовать все, вплоть до самых холмов Низины, не представлялось возможным — для такого предприятия следовало привлечь не десяток, а сотню людей, и то, без всякой гарантии успеха.

Мы вернулись. Салли и Элина добросовестно наблюдали за водой и на мой оклик только развели руками — никаких следов!

— Солнце слепит! Ничего не видно!

— Может быть, оно еще не всплывало?

— Может. Продолжайте смотреть, и будьте внимательны!

Женщины остались — а мы с мулатом поднялись вверх и присоединились к людям, высыпавшим на холмы.

— Вы его нашли? Вы видели зверя?

Я довольно сурово оглядел собравшихся:

— То, что я послал Нату всех предупредить, еще не означает, что форт должен оставаться без присмотра! Череп! Блуд! Почему оставили пост? Кто охраняет стены и сам вход? Бугай? Вернитесь сейчас же! Салли, вместо Бена возьмешь… Ладу. Идите готовить — Туча не обойдется без помощников. Обед должен быть готов вовремя. А остальные… — я повернулся к воде. — Пока никому не подходить к реке, без особой надобности. Назначаю еще одного стража — вместе с Угаром тот будет обходить берег. Если зверь появиться — пес его заметит. А мы сделаем так…

Я отозвал в сторону Стопаря и инженера, потом спросил:

— Самый лучший рыбак у нас — ты да Бен. Что скажете? Как нам избавится от этой напасти?

Стопарь почесал затылок. В умных и низко посаженных глазах могучего мужчины мелькнула искорка…

— Была бы рыба… а то, неизвестно, что. Вроде, как крокодил, да ведь такой дряни у нас в жизни не было в реках? А?

— Не было. Раньше не было. А сейчас, сам знаешь… Поймаем, разберемся.

— Вот я и говорю, поймать сначала надо… Только как? Снасть на него не поставишь, порвет вмиг, зараза. Да и боязно в воду лезть. Крючок с наживкой — так ему, какой крючок надо? И леску? Нет, это не выход…

Я жестом пригласил их присесть на хранящий вчерашнее тепло песок.

— Избавиться от него придется. Выхода у нас другого нет. Никто не будет чувствовать себя спокойно — пока рядом разгуливает подобная тварь…

— У меня есть один предложений! — Бен выжидающе смотрел на меня и Стопаря. — Так поступать охотники на крокодил в мой страна. Надо делать приманка, копать яма и манить туда ящер… Он ползти наживка, падать яму — мы его колоть копьями! Или накрывать сетью — если нужен живой!

— Убить бы тварь, да и ладно… — Стопарь с сомнением отнесся к словам мулата. — Хотя, чем черт не шутит. Что скажешь?

Я кивнул — ничего нового Бен не предложил. Такой способ был нам известен и ранее, но прибегать к нему часто не приходилось. Мы делали так, когда нуждались в крепких шкурах туров — и выманивали их на заранее отрытые ямы. Для этого случая необходим подходящий исполнитель.

— Просто на мясо, эта зверюга, может и не среагирует, а вот на шум, который тот устроит — вполне возможно.

— Это что, кому-то, приманкой становится?

Стопарь будто прочел мои мысли…

— Нет. Людьми рисковать не будем. Для такого дела надо изловить либо козла, либо, маленького овцебыка. Эти животные самые шумные в прерии… Да, только именно изловить, что бы живой остался. А пока установим дежурство на берегу, как на скале. Пусть один человек постоянно наблюдает за этими местами, чтобы не прозевать хищника, если он появится.

Стопарь задумчиво посмотрел на пенные барашки:

— Ты сам, как думаешь, что это могло быть?

— Зубов у него нет. Как Бен говорит, — мулат утвердительно кивнул. — Вместо них роговые пластины. А такие челюсти встречались у черепах, у некоторых ящериц… а больше и не помню.

— Может, какая тварь в зоопарке уцелела, да потом в реку попала? Ну, и, как все прочие — выросла и все такое?

— Не знаю. Не важно. Давай вот что. Пусть Черноног и Ульдэ, идут в степь, выследят стадо. Да Угара с собой возьмут. Самим не охотится, только следить. Как найдут — отправят пса назад с сообщением. Я возьму еще людей и сразу отправлюсь к ним. Ты сейчас же начни вязать сеть. Ну, из лиан, из каких мы переходной мостик делали, на ту скалу. Такую, чтобы мы могли ее набросить на молодого овцебыка. А как мы уйдем — плети вторую, еще прочнее и больше. Для зверя…

— Живым?

— Нет. Просто чтобы ограничить его движения. Никто не знает, на что способен этот монстр. Так хоть веревки помогут… А Элина пусть подготовит боло.

— ?

— Она знает. Это две веревки на одной рукояти, с тяжелыми шарами на концах. Если ею попасть по ногам, то они обовьют их и переломают кости, так, что бежать не сможешь. Мы, таким образом, пленных брали в банде. Только на этот раз, охота не на человека — и Боло нужно более массивное… но, и чтобы поднять можно!

Бен кивнул. Хоть он и был с нами, в моменты жестоких и коротких схваток в Черном лесу, когда мы старательно выводили из строя боевиков Сыча, но те случаи, когда применялась боло, не застал. Именно подобным оружием Элина искалечила троих уголовников, добавив забот и Доку, и головной боли вожаку всей синей своры.

— Чер выследит стадо, но взять теленка без боя вряд ли получится — а мне устраивать свалку нет желания. Она пользуется этим приспособлением лучше всех в форте, вот и пойдет со мной. Перебьет телку ноги — стадо, в конце концов, само уйдет прочь. Когда увидит, что он двигаться не сможет. Правда, придется самим его и тащить… Ты, как закончишь с сетью, приготовь удобное место для засады. Так, чтобы ветер от нее не шел на воду, а то зверь учует. Можно яму вырыть, как Бен предлагает. В ней вкопаете кол, лучше два. А за ямой — еще одну, поменьше. Для нас. Возле засады, оставим теленка и будем ждать.

— Тогда нужно только живым.

— И я говорю. Живым. И тут уж, не как получится. И еще… — Я вздохнул. — Это вряд ли будет просто развлечение… Пусть мужчины приготовят для схватки длинные копья, тяжелые дубины да рогатины. Сам все подбери — дело предстоит нешуточное. Женщинам в этом не участвовать — тут все грубая сила решает. Засаду готовить на восемь-десять охотников. Меньшим числом не справимся.

…Чер и Ульдэ скрылись в траве. Угар, недоумевающий, почему я не иду тоже, несколько раз толкнул меня носом. — Что же ты? — но я потрепал его по холке:

— Иди с ними, Угар. Помоги охотникам найти стадо. Нам это очень нужно…

Ната тревожно спросила:

— А если не найдут? Время идет, вдруг, оно уплыло, куда-нибудь, и не вернется больше?

— Вернется. Раз напало один раз, значит, нападет и второй. Лишь бы оно одно было…

Салли позвала всех на общую трапезу. Мы все чаще ели по своим домам, но иногда и оставались возле общего очага — так интереснее. Здесь было больше общения, шуток и смеха. Но сегодня никто не улыбался. Каждый день приносил нам новые сюрпризы, и на этот раз он стал совсем уж неожиданным. Кроме того, все были в некотором шоке — неожиданная гибель мальчишки выбила многих из колеи… Всегда шумный, бойкий, путающийся под ногами, он, оказывается, очень полюбился людям форта. Птаха плакала в своем углу — Джен безуспешно пыталась ее успокоить. Это был единственный ребенок среди взрослых, и на него распространилась вся та нежность, которую люди форта не могли истратить на своих собственных детей. А ведь у многих из нас они были…

После наваристой похлебки, которую Салли приготовила из мяса, кореньев и очень питательных орешков, собранных накануне, Лада подала всем чай. Вернее, сбор из плодов шиповника, смородины, облепихи — того, что чаем вовсе не являлось, но по привычке продолжали так называть. Заваренный в крутом кипятке и выстоянный, в течение суток, он прекрасно утолял жажду. Кроме того, Док был уверен, что этот напиток помогает укреплению всего организма. Бывший ветеринар не оставлял без внимания ни одно растение в долине, всячески изучая их свойства — и не мало преуспел в этом. Порошки и мази, которые он изготовлял из них, шли на лечение и на предупреждение всякого рода болезней — и в форте никто не страдал от различных болячек. А ведь в других поселках таких неприятностей хватало в избытке… Кроме того, Док, все-таки обнаружил растение, которым пользовалась погибшая Дина. Хоть и не такое чудодейственное, как то, которое приносил Угар, оно тоже очень помогало всем людям долины. Он хорошо запомнил приметы, и внешний вид этой зелени, и, уже сравнивая ее с другими, обошел треть прерий, выискивая участки, где растет целительная трава. Действие мази было многообразным. Как паста, вываренная и накладываемая на раны, она очень быстро затягивала любые порезы или ожоги, устраняла кожные нарывы и высыпания. При приеме внутрь, превращенная при долгой перегонке в темно-бурую жидкость, излечивала все внутренние болезни, а если жевать его в свежем виде, то сразу прояснялась голова, становилось острым зрение, и улучшался цвет лица. При малых добавлениях в чай, как сейчас это сделала Лада, он успокаивал, снимал тяжесть в желудке после еды, и устранял неприятные запахи. Растение стало нашей тайной — я строго настрого запретил Доку и всем остальным говорить о нем другим жителям долины. Наверное, я поступал плохо, лишая их естественного бальзама, заменявшего отсутствующие лекарства, но мне приходилось выбирать — либо форт, либо все… Растение попадались редко, и могло исчезнуть совсем, если бы каждый, кто знал о нем, рвал, где ни попадя. Даже в Форте, где все знали о его свойствах, места их нахождения были известны только мне, Нате, Доку и Стопарю. Со временем я собирался сказать об них и Сове, но все время как-то забывал — у индейца была Стара, сама знающая много трав и умело пользующаяся ими. Впрочем, секрет этой травы Дине стал известен как раз от нее — так что это меня оправдывало.

Элина расплела узкие полоски кожи, из которых был изготовлен ее метательный снаряд, и с сожалением убрала в сторону несколько штук.

— Перетерлись… Мне нужны более крепкие шкурки для пращи.

— Оставь ее. Займись лучше шарами…

Она кивнула. Боло редко использовалось для охоты — оно больше годилось для засад, хотя, в таких случаях, лук со стрелами был намного полезнее из-за своей дальности. Но иногда мы прибегали к каменным шарам — если, как сейчас, хотели взять добычу живой. Метательный снаряд опутывал ноги животного и ломал ему кости — и мы могли унести того до Форта, не боясь, что мясо по дороге пропадет. Это было жестоко — но иногда необходимо. Я, вообще, старался не думать о жестокости, убивая зверей — вопрос стоял иначе. Либо, мы будем жить, поедая их мясо и кутаясь в их шкуры — либо умрем. И единственное, о чем не забывали, и что не поощрялось нигде — это убивать из развлечения…

— Я скажу Бугаю, у него есть в загашнике задубевшая, волчья. Отрежем немного, и я помогу тебе сделать новые ремешки.

Мы провозились полдня, счищая с загрубевшей кожи шерсть и сплетая ее в крепкую бечеву. Элина привязала к ним тяжелые камни и поискала, на чем испробовать оружие. Я воткнул в землю сухой шест, вытащив его из кучи валежника. Она отошла на три десятка шагов и повернулась. Гудение заполнило двор форта. Она вращала боло над головой, все быстрее и быстрее, отчего звук стал буквально давить на уши, и метнула его в шест. Оружие мелькнуло в воздухе. Раздался сухой треск. Веревки оплели дерево в основании, возле земли, и окатыши с двух сторон ударили по жерди, разом переломив ее в нескольких местах. Стопарь зацокал языком:

— Ну и штука… Кости сломает, как пить дать! Теперь, лишь бы Черноног не подкачал.

Он снова склонился над сетью. Для нее пришлось пожертвовать всеми нашими запасами, но это была легко поправимая потеря — вьющейся травы за стенами форта росло в избытке. Я засадил за работу всех свободных, оставив только караульных на скале, одного на берегу и отправив трех женщин в лес, за заранее нарубленными там ветками.

День клонился к закату, а от ушедших охотников не было никаких вестей. Я тщетно высматривал с вершины, не мелькают ли где их силуэты, но все напрасно. Стада животных поднялись выше к северу, тревожимые нашим присутствием. Это было на руку Сове, и тем, кто промышлял возле Каменных Исполинов, но затрудняло охоту нам. Дорога туда отнимала слишком много времени… Надежда, на случайно забредшее стадо, понемногу пропала. Ближе к ночи я сменил часового у реки, отправив его отдыхать. Зверь ничем не выдал своего присутствия. Мы с Натой всматривались в стремнину, вполголоса обсуждая случившееся.

— Тут такое течение… Затишье только возле берега, и то, не везде. Как считаешь, откуда оно приплыло?

— Только со стороны города. Хотя, подняться выше, ему, с такой силой, конечно можно.

— Но какой зверь станет сам себе создавать проблему?

— Не вижу проблемы. А рыбы, которые идут на нерест? Помнишь, как в северных реках? Несутся, преодолевая все пороги, поднимаются на облюбованное место, и погибают, отложив икру.

Подумав, я добавил:

— Не приведи боже, чтобы и эта тварь отложила здесь икру. Нет, для потомства все же нужна более спокойная вода. Лучше не думать о худшем. Скорее всего — это очередная метаморфоза, превратившая что-то нам известное, в чудовище. А так, как это вещь случайная, то оно может оказаться и одно, без себе подобных.

— Хотелось бы. Все шло так спокойно — и вдруг…

— Помнишь, я тебе рассказывал, как мы с Угаром едва спаслись, когда ящер утащил под воду крыс, преследовавших нас с той стороны?

— Помню. Думаешь, он самый?

— Все возможно. Но у того я очень хорошо запомнил зубы — каждый клык размером в мой нож! Нет, тот, действительно, был больше похож на доисторического ящера… Это что-то другое.

— Вряд ли их много — рыбы на всех в реке не хватит.

— Спорно. Рыбу в Синей кроме нас никто не ловит, разве что Леший. А ее размеры вполне удовлетворят даже такой желудок, как у этого ящера.

— Тогда почему?..

— Напал на Немого? Шум на берегу, движение — все признаки добычи.

Ната вздохнула:

— Да… Только стало все налаживаться… и опять. То землетрясение, заставившее нас покинуть подвал. То банда. Теперь, вот, ящер… У нас никогда не будет спокойной жизни, Дар?

— Теперь вся наша жизнь стала такой. И, если слишком спокойно — где-то зреет новая беда.

— Но ведь так невозможно жить все время? Это противоестественно!

— Почему? Это стало также естественно, как раньше было естественно пойти в магазин или купить газету…

— Считаешь нормальным, ждать, какой-нибудь, пакости, от газетного киоска? Ну, ты и сравнил!

— Раньше кирпич мог свалиться мне на голову, или сбить машина на перекрестке. А теперь я могу ответить на удар ударом. На волчий клык — стрелой, на нож бандита — ударом меча. Я знаю, что мы всегда находимся рядом с опасностью, и знаешь… это подстегивает!

— Ты просто стал таким же, как и Сова… — Ната грустно кинула камешек в воду. — Он отказался от нашего мира тогда, когда он существовал, а ты — когда бредовые предсказания Стары так чудовищно сбылись. Но, честное слово, лучше бы он, как и прежде, только игрался в свои игры в индейцев…

— Игрался? Помнишь ли ты украшения на его плаще? Не очень они похожи на игры… А ведь они появились задолго до Того Дня! И от тебя ли я это слышу? Маленький Ветерок сожалеет о том, что случилось?

Она прильнула ко мне и грустно спросила:

— А разве ты нет? Разве ты — нет?

Я запнулся. Она всегда могла одним словом напомнить мне о том, что осталось где-то далеко отсюда. Там, в ином мире, где не было даже надежды, что-либо изменить…

— Вот видишь… Ты тоже, жалеешь. Нет, мой милый, я, как раз, не жалею. Что мне в прошлом? Только грязь и боль. Я живу с тобой, и — тобой! А значит — настоящим, не загадывая слишком далеко вперед.

— Ната…

Я обнял ее, и Ната прижалась, пряча лицо на моей груди…

Звезды наверху засияли немного ярче — вышедшая из облаков луна залила все пространство над прериями ярким светом. В Синей реке заиграли серебряные лучи — волны подхватывали их и разносили меж своих гребешков. Доносился шум прибоя — ветер на реке никогда не утихал, заставляя их лизать прибрежный песок и делясь с нами теми дарами, которые река несла от самых горных хребтов. Это могли быть поваленные где-то высоко деревья, тушки утонувших животных, сухие листья и коряги, мелкие камешки и раковины — река подхватывала и швыряла на берег, усеивая его на всем протяжении. За нашими спинами, в темной полосе, среди колышущихся трав, мелькали неясные и далекие тени — может быть, стадо вышедших попастись ночью, гривастых коней-пхаев. Или это были волки, решившие нарушить незримые границы, отделявшие их от ненужного соседства, с опасными теперь для них, людьми… Но тишину не нарушал ни характерный заунывный клич стаи, ни пхай — ржание лошадей. Над головами, неясной массой проплывали облака — и в них не мелькали громадные тени хищных птиц.

— Ты уже привык?

— Да, — я понял ее вопрос. — Мне нравится такая жизнь. Наверное, Сова был прав, когда отказался от всех благ и порвал с прошлым.

— Жалеешь, что не последовал его примеру сразу?

— Нет, тогда бы я не смог так поступить. Это было бы нелепо — бросить все, и ради чего? Я не верю в небеса, кто бы на них не жил. И, в духов нашего шамана — тоже. Я слишком материалист, чтобы полагаться только на их помощь. Оружие, крепко зажатое в руке — вот моя вера. Она значит намного больше никчемных заклинаний!

— Ой, ли? А Элина говорила, ты был согласен со всем, что предлагал Сова, когда он решил танцевать для меня танец возвращения к жизни…

— И у него получилось… Но в тот момент я был готов поверить, чему угодно — чтобы спасти тебя! Я сходил с ума, видя, как ты умираешь!

— А я никогда не привыкну, к тому, что у меня есть ты. И это — только из-за Того дня… Представить себе, что я полюблю человека, который будет настолько старше меня. И что именно он станет тем, кто вернет меня к самой жизни — когда мне и жить, уже не хотелось…

Мы прижались друг другу губами. Ната прикрыла глаза, а я стал покрывать поцелуями ее щеки и ресницы. Нас никто не мог видеть, и я не стеснялся чужих глаз.

Ната высвободилась и потянулась:

— Становиться прохладно.

— Накинь… — я протянул ей свою безрукавку.

Ната прижалась ко мне плотнее и попросила:

— Возьми к себе…

Я обнял ее, положив руку на плечи.

— Тихо… Слышишь, как тихо? Река, степь… и все. Ни огней, ни голосов, ни машин. Ничего… Я уже привыкла к тишине. Кажется, так было всегда. Может быть, нас просто перенесло из будущего в прошлое? Сова, со своими манерами, дубинки, луки, звери… и это, что нас теперь окружает. Столько времени прошло — а до сих пор не могу отделаться от мысли, что это не мой мир, что это — чужое… Что это? Как ты думаешь?

Я приласкал ее, взъерошив волосы между пальцев. Ната вздохнула и прислонилась к моей щеке.

— Даже к смерти привыкла… Она так близко, словно живет с нами, и мы лишь случайно не попали в число избранных, для очередного жертвоприношения. Я, наверное, плохая женщина… Должна бы страдать, плакать, быть мягкой, хрупкой, всех жалеть… А я ничего не чувствую, словно у меня перед сердцем наросла грубая подошва. И она ничего внутрь не пропускает. Кроме тебя и Линки… Как ты можешь любить такую женщину?

— Могу, — я с нежностью привлек ее к себе. — Такую женщину я могу любить. То, что ты говоришь об этом — это только слова. А на самом деле, ты добрая, мягкая, и вовсе не каменная… Просто сейчас такое время, что приходится многое носить в себе, иначе мы захлебнулись бы, в общем горе.

Ната опустилась мне на колени, подложив под подбородок сложенные руки. Она смотрела на мерцающие в лунном сиянии пробегающие мимо волны, а я гладил ее по голове, словно это была не юная и любимая женщина, а пушистый котенок, прилегший отдохнуть от проказ к своему хозяину.

— Вы здесь?..

Элина подошла к нам, держа на плечах одеяло.

— Зябко… Я вам одеяло принесла. А то простудитесь. Укройся.

— Спасибо.

Она тоже села рядышком, и стала подбирать с земли камешки и бросать их вниз.

— … Я пришла, а вас нет. Я так и подумала, что вы здесь. Спокойно, да?

Элина, сама того не зная, повторила ту же мысль, которую до нее высказала Ната. Я приподнял одеяло, которое она набросила на нас, и сказал:

— Иди к нам. Вместе теплее.

Девушка послушалась и прижалась ко мне горячим и дразнящим боком. Она куснула меня за мочку уха и прошептала:

— Я устала вас ждать… А Натка, что — спит?

Я перевел глаза. Ната, прикрыв глаза, замерла, и ровно дышала, убаюканная моими руками и тишиной. Она во сне облизнула губы и вновь прикрыла их, лишь на мгновение, высунув язычок. Мне захотелось прикоснуться к ее губам, но для этого пришлось бы ее поднимать с колен, на которых она так удобно расположилась.

— Тебе не тяжело?

— Нет… Она легкая.

Неожиданно Элина обвила меня за шею и поцеловала. Ее язык проник за мои губы, пробежался по зубам и приятно щекотнул по небу. Я ответил на чувственный поцелуй девушки и чуть прикусил губу, заставив ее податься назад.

— Пойдем домой… я хочу быть с тобой…

Элина давно сама не стремилась к ласкам — после того случая… И почти не отвечала на них — если мы ложились вместе. Ната уже не могла не замечать того холодка, который нас разделял, но, почему-то, не вмешивалась… То, что происходило сейчас, могло быть только следствием испуга — ведь ящер мог утащить под воду не только мальчика, а любого из нас. Я сглотнул — с этой напряженностью нужно было кончать…

— Ты права. Надо отдохнуть… Завтра может прибежать из прерии Угар, и тогда придется со всех ног спешить в степи. На охоту. А потом тащить на себе все, что удастся добыть.

Элина сразу поскучнела — и я понял, что она ожидала совсем иного ответа…

— Лина… Я тоже хочу тебе многое сказать…

Я осторожно поднялся, удерживая Нату на руках. Она сложила руки на груди и прислонила головку ко мне. Элина подхватила одеяло, слетевшее с нее на землю, и зашагала впереди, предупреждая меня о возможных препятствиях на пути. Мы молча прошли в ворота форта, мимо стоявшего на стенах Блуда, и под его взглядами зашли к себе в дом.

Элина расстелила постель, и мы положили на нее спящую Нату. Потом Элина скинула все с себя и легла на спину, смущенно и призывно раскрыв мне руки навстречу… Она, по-прежнему, была желанной, страстной и откровенной в своих чувствах. Ее руки обвили мою шею, и я услышал горячий шепот:

— Я так устала… Что со мной, Дар? Что с нами? Почему все так, неправильно? Почему ты так сказал тогда? Ведь я никому таких слов не говорила — никогда в жизни! Никогда! А ты… Мне же жить не хотелось!

— Линка!

Она всхлипнула и, не давая мне смотреть в ее глаза, глухо промолвила:

— Я потом все поняла, мне Салли пояснила… Конечно, в такие моменты такое признание тебе было, как…

— Я ждал его так долго, Линка! Я почти не верил, что, когда-нибудь, услышу это от тебя. Прости меня, солнышко мое, прости, прошу тебя! У меня тогда в глазах только кровь была… и Ната.

— Я знаю… Я все тебе простила — давно. Вернись ко мне, любимый мой! Вернись!

Она так обняла меня за голову, так впилась своими губами в мои, что я сразу потерял ощущение реальности… Элина дважды отдалась мне, возбуждая во мне желание и силы вновь и вновь обладать ее телом. Манера любить у моих юных женщин была разной, резко контрастирующей друг от друга, и от того еще больше вносившей разнообразия в нашу интимную жизнь. Ната становилась мягкой, податливой, стремясь к тому, чтобы я входил в нее как можно сильнее, оставаясь при этом сильной и нежной. Она умела делать со своим телом такие вещи, о которых я даже и не помышлял когда-то… Ната не успокаивалась до тех пор, пока не убеждалась в том, что я истратил все свое желание — и меньше всего заботилась при этом о себе. Элина соответствовала своему прозвищу — раскрываясь, подобно цветку, в миг блаженства полностью расслаблялась и часто кричала от избытка и в поисках выхода своих чувств. Что и говорить, это еще больше возбуждало меня, возвращая и силы, и желание еще раз слиться с таким прекрасным телом… Но если они брались за меня вместе, я, наутро, порой не мог найти в себе силы, чтобы просто встать!

Девушка посмотрела в сторону, продолжавшей спать, Наты, и повернулась ко мне:

— Теперь лучше… Словно камень с сердца спал!

— Ты простила меня?

— Да… — она слабо улыбнулась, обессиленная обоюдными и неистовыми ласками. — Столько времени я ждала тебя… Я думала — ты меня совсем разлюбил. Нет, не возражай — я все равно не поверю, если скажешь, что я для тебя значу столько же, сколько и Ната. Но меня ведь не готовили к тому, чтобы стать второй женой у человека, который мне в отцы годиться!

— За сегодняшний день я это слышу уже второй раз…

— Ната сказала? Впрочем, что я — кто же еще? Но это так, и это правда. А я всегда буду для тебя второй… Или, даже — третьей, четвертой… не знаю, какой. У тебя была настоящая семья — а мы, это так… Просто, воля случая.

— Ты не вторая, — я обнял ее и укрыл одеялом — И не первая. С чего вдруг тебе пришло в голову считаться с ней местами?

— Потому что я никак не могу ощутить себя на своем месте. Все равно — это неправильно. Так не должно быть. Никто так не живет — только мы одни. Нет, я знаю — мужчины в долине меняют своих подруг, едва ли не по две, в неделю. Выбор у них есть… Ты, конечно, более честный — только с нами. Но так тоже… Как-то, я не знаю…

— Вот оно что… Это потому ты так стала себя вести с Натой? Ревность?

— Если бы ревность. В том-то и дело, что ее я не ревную. Мы столько раз были вместе — она для меня, все равно, что ты. Ну, как ты не поймешь — не принято так… у людей.

Я вздохнул — мало нам было нелепой и трагической гибели немого мальчика, еще и эти переживания…

— Лина, о чем ты? Сама говоришь — столько времени вместе! Да в долине уже и не удивляется никто — все привыкли. И, поверь мне — никто нас не осуждает за это. Ну, разве что, Святоша. Но его мнение меня мало интересует.

— А мое? Я не с чужих слов так думаю… Нет, родной мой — если бы не все это, — она обвела комнату рукой. — Мы вряд ли оказались вместе. Нет, конечно, мы могли, наверное, встретиться, познакомиться… Я бы даже влюбилась в тебя — если хватило времени узнать получше! Может, даже замуж вышла. Но это — так, как привычно. Так, как все делали. А вместо этого — я не только с тобой… но еще и с ней. Дар, любимый… Я при ней все равно стесняюсь! До сих пор! И не ревность у меня… сама не знаю. А знаешь, чего я хочу?

— Нет… Но ты меня, действительно, удивила. Мы столько времени рядом, а ты еще можешь чем-то смутиться? Что есть такого, что для тебя табу, при нашей маленькой девочке?

Элина покраснела и тихо произнесла:

— Ты меня осудишь, наверное… Я хочу делать для нее тоже, что она делала для меня… Помнишь? Это плохо, да?

Я поцеловал ее в трепетные губы:

— Линка… какая ты. Скажи честно — ты ее любишь? Не как… подругу?

— Не знаю… Наверное, да. — Элина старалась не смотреть мне в глаза от смущения. — Я за нее убить готова, даже когда ты чем-то недоволен, повышаешь голос на Натку, мне это неприятно, и я сдерживаю себя, чтобы тебе не нагрубить. Она же такая маленькая, такая беззащитная на вид… Нет, конечно, все не так. Натка смелая и сильная, и я именно потому и теряюсь иногда, как себя с ней вести. Она ночью не такая, как днем. А я всегда одинаковая… — Элина отвернула голову в сторону подруги.

— Конечно. Вы всегда разные, но всегда мои любимые и желанные.

— Ты не сердишься, что я тебе спать не даю? Мне так хотелось быть сегодня с тобой! Сама не знаю, нашло и все тут… Иногда так хочется, чтобы ты был только со мной, весь… а с ней, — она вновь вернулась к тому, что говорила ранее. — …Как бы тебе объяснить? Мне хочется ее приласкать, поцеловать, но я могу это сделать, только когда ты на нас смотришь, ночью, когда мы спим вместе. Днем мне стыдно себя так вести. У меня ведь не было никаких… как раньше говорили, отклонений. И девушки меня никогда не возбуждали. А Ната… Она так быстро меня приручила к тебе, к себе, что я теряюсь. И мне хочется вести себя с ней так же, как с тобой. Но я не знаю, как… А то, что она тогда делала… я чуть сознание не потеряла. Ты это делаешь, по-другому… — она еще больше смутилась.

— Хуже?

— Нет, что ты! Но, по-другому. Ты же мужчина, и я это помню, когда сплю с тобой. А она женщина, и у меня такое странное ощущение… но очень хорошее! Но ведь я не лесбиянка?

Я понял причину растерянности девушки. То, что было известно Нате не по досужим разговорам, для Элины всегда звучало откровением… Но у меня давно исчезли любые сомнения в порядочности наших отношений. Святоша, с его устаревшими ханжескими заверениями и убеждениями, был мне противен.

— Нет. Они не признают мужчин — а ты спишь со мной. Просто, ты мучаешься от вполне объяснимого желания… И, знаешь, что — я отвечу за тебя сам! Ты хочешь сделать это для нее? И боишься, что я отнесусь к этому плохо?

— Я сама не знаю… Да. Я долго решалась так поступить — для тебя. А для нее — и при тебе…

Стало ясно, что спокойной ночи уже не будет… Но, после таких признаний, и, помня о том, сколько пришлось ей пережить, я решил пойти девушке навстречу. Я снял с Наты одеяло и осторожно, чтобы не разбудить, повернул ее на спину. Лицо девушки, безмятежное и спокойное, дышало такой теплотой, что я не удержался и поцеловал ее. Ната спала. Элина приподнялась на колени и вопросительно посмотрела в мою сторону.

— Может, мне уйти?..

— …Нет, что ты! Мы всегда были вместе — и теперь, тоже… только мне стыдно. Помнишь, как говорила Ната — про меня? Либо, мы преодолеем это, либо, будем делить тебя пополам…

Я кивнул и молча лег подле Наты, прикоснувшись губами к ее лбу. Элина склонилась к ногам спящей, и ее упавшие волосы скрыли от меня картину происходящего. Дыхание Наты, до того ровное, начало меняться, лицо порозовело, и она приоткрыла глаза, не вполне понимая, что происходит. Я приложил ей палец ко рту. Она потянулась телом, часто задышала и обратила на меня исполненный неги взгляд.

— Дар… — Ната шепнула, облизнув губы. — Это что?

— Элина… — я приблизил свои губы к ее ушной раковине и отвечал еле слышно. — Это она. И сейчас хочет сделать то, что ты всегда делаешь для нее. И я тоже… так хочу.

Ната внезапно вспыхнула — даже при столь неярком свете я заметил, как порозовело ее лицо.

— Ты не против?

— Нет! Но… ты?

Я чуть заметно улыбнулся:

— Я только рад. Забудь обо мне…

Ната опустила вниз руки, обвив ладонями голову своей подруги. Элина почувствовала нежные прикосновения и приподняла лицо. Ната ответила ей слабой полуулыбкой, продолжая оглаживать волосы красавицы. Вскоре она повернула голову, и все сильнее стала дышать и метаться по подушке, начав вздрагивать всем телом навстречу ласкам Элины. Та отбросила волосы, мешающие ей, и совсем легла, полностью уткнувшись в потаенное место девушки. Я старался не смотреть, пробуя выполнить свое обещание, но не выдержал, и, привстав на локте, сам убрал вновь упавшие волосы Элины на ее спину. Я удерживал их в таком положении и глядел на девушку, самозабвенно ласкающую свою подругу. Ната билась под ее ласками, порывалась вырваться, и, отдаляясь, возвращалась обратно. Все завершил протяжный вскрик-вздох, и они обе, обессилев, затихли на постели. Ната взяла Элину за руки и притянула на себя. Она крепко обняла ее, буквально впившись в губы бесконечным поцелуем. Им не следовало сейчас мешать и я, радуясь той новой форме наступившей свободы между ними, потихоньку прилег с краю. Ната что-то шептала Элине, перемежая слова с поцелуями, а та, совсем растерявшись своего поступка, спрятала голову на ее груди. Они так и уснули, обнявшись, и забыв про меня. Но я не был в обиде. Мог ли я признаться в том, что давно ждал и хотел этого…