Я покинул глухое место, где жила старуха, стараясь не оглядываться назад. И точно зная, что желтые, немигающие глаза Шати, внимательно наблюдают за мной, карауля каждый шаг до самого выхода из бурелома… Только когда я поднялся на вершину пригорка, с которого высматривал дымок от костра Стары, ощущение опасности отпустило меня. Каким бы не считался наш Угар — умным и сообразительным, верным и преданным, порой даже пугающим в своей догадливости, но до этой кошечки ему, кажется, далеко… Сюрпризы, которые нам преподносила природа, были порой весьма впечатляющи, но до сих пор зверей, настолько приближенных по разуму к человеку, мы еще не встречали.

Я даже поежился, представив себе, как прирученная кошка гипнотизирует своими глазами трепещущую жертву, а потом совершает свой прыжок, открывая страшную, клыкастую пасть… Перед глазами мелькнули острейшие зубы, способные без особого труда пробить толстую шкуру овцебыка, или вспороть грудную клетку охотника. С таким другом, старуха еще очень долго могла обходиться без помощи извне, не зная забот — Шати способна убить любую цель, на которую укажут сухие пальцы цыганки.

Нужно было помнить и об ее предупреждении — не возвращаться в Форт сразу, а сделать некоторый крюк, дабы обойти опасные трясины. Сильные дожди, залившие водой низины и заставившие волков и собак покинуть места своего обитания, заполонили водой все впадины в земле — приходилось быть начеку, чтобы не попасть ногой в предательскую яму, или зыбун. До самого поворота, ведущего к поселку, я старался придерживаться берега реки. В Змейке не водилось, чудишь, подобных тем, что нам пришлось убить в Синей, или, иногда попадавшихся в скалистом озере. До сих пор, по крайней мере…

Пришлось круто повернуть — дорогу внезапно преградило упавшим деревом. Их не так много росло здесь, в царстве кустарников и высоких трав, в основном, все большие деревья находились в Черном лесу, лишь изредка, небольшими рощицами, попадаясь в ложбинах и урочищах прерий. Змейка, способная измучить своими неожиданными извивами любого ходока, далее текла прямо до самого озера. Ее всегда можно перейти вброд, или же, переплыть. Пожалуй, если не учитывать вездесущих стаек крыс, или более редких и странствующих зачастую, по одиночке, больших кошек — здесь каждый мог чувствовать себя в относительной безопасности. Правда, если позабыть пристальный взор Шати…

Входить в поселок я не собирался. После того, как мы подшутили над монахом, любая встреча с ним, или его братией, грозила перерасти в серьезный конфликт. И я, в который раз, подумал, что желание индейца покончить со Святошей, еще тогда, после сражения в ущельях Клана, было оправданным. Но время уже ушло… Мои спутники, следуя полученному указанию, должны ожидать меня в прерии, недалеко от главной дороги мимо леса в Форт. Только я не хотел идти намеченным ранее маршрутом — слишком многие знали про эту тропу, и там очень легко устроить ловушку, что вполне в духе обозленного монаха. Приходилось делать крюк — так безопаснее. Для этого следовало углубиться в обратную сторону…

На восток вело немало тропок — как охотничьих, так и звериных, пробитых прямо под смыкающимися верхушками кустарников и высоких, цепких и жестких трав. Идя под ними, я не переставал удивляться. Как быстро, а главное — как сильно и жутко преобразился привычный мир… Мог ли кто раньше представить, что обычные травы, которые все привыкли видеть едва ли выше колена любого человека, теперь станут настолько высоки, что будут способны даже укрыть усталого путника от дождя, под своей кроной? Что обычный картофель станет размерами как арбуз, а корона подсолнечника достигнет таких размеров, что сами семечки можно будет выковырять только ножом? А ползучие корни, способные опутать взрослого джейра, и в течение полусуток высосать всю его кровь? А пхаи — ставшие настолько отличными от своих предков — лошадей? При одном взгляде на них руки сами тянулись к оружию — так свиреп, казался сам облик этого полуживотного-полузверя, питающегося кроме растений еще и мясом мелких копытных… А я — сам?

Наметанному взгляду открывались едва заметные силки и прикрытые листвой, ямы — ловушки охотников на мелкую и крупную дичь. Пожалуй, они были даже еще более неприметны, чем едва намеченные тропки зверей… Несколько лет дикой жизни превратили большинство уцелевших, в искусных охотников, заставив их вспомнить давно и прочно забытое искусство выживать, подобно Сове и его далеким предкам. Я усмехнулся — давно ли сам был таким? Казалось, память сотен давно ушедших поколений вернулась ко мне, научив в мановение ока скрываться за любым укрытием от врага, нанести точный удар ножом, выпустить смертоносную стрелу… И, кое-кто — я невольно прикоснулся к скальпам, нашитым на походный плащ-накидку — мог бы это подтвердить! Да, сейчас это стало возможно. Мы, живущие в этих диких условиях, уже совсем не походили на тех, кто с испуганными глазами, полными отчаяния смотрел на вздыбленные горы перекореженной земли, чудовищные в своей мощи пожары и осатанелые ветры. Выжившие — научились жить…

Ближе к вечеру я стал присматривать место для отдыха — не следовало встречать ночь, не озаботившись надежным укрытием, как от дикого зверя, так и внезапной непогоды. Это непреложное правило стало законом для охотников прерий — и горе тому, кто им пренебрегал! Выбрав, на мой взгляд, самое подходящее, я натаскал хвороста и устроил в вырытой земле небольшой костер, достаточный для того, чтобы вскипятить воду. Дым от него стелился по земле и рассеивался среди травы, уже через пару десятков шагов не видный никому, кто мог бы меня преследовать. Я не опасался этого — после гибели Клана, вряд ли кто осмелится идти по нашему следу, но, приученный к осторожности, делал все автоматически. И, делая все обстоятельно и тихо, сразу уловил, донесшийся до меня полустон — полувсхлип…

Несколько неслышных шагов, которым мог бы позавидовать и Череп, привели меня к небольшому ручью. На полянке, образованной давно прошедшим пожаром, спиной к валунам, сидела на земле девчушка, лет десяти. Их оставалось так мало в долине, что мы почти отвыкли от детей, и я был немало удивлен, увидев ее здесь — одну. Еще большее удивление вызвало то, что руки у нее связаны за спиной, а к травяной веревке подвязан увесистый булыжник… Любое ее передвижение оказывалось невозможно, из-за такого груза. Мое появление заставило девочку испуганно сжаться.

— Ты кто?

Она скривила губы, готовая заплакать. Я присел перед девочкой:

— Не бойся меня… Я из Форта. Знаешь о нем?

Она, молча, кивнула.

— Люди Форта никого не трогают… Как тебя зовут?

— Белка.

Она походила на затравленного зверька, и я вытащил нож. Девочка с ужасом смотрела на мою руку, даже не пытаясь отпрянуть в сторону. Я подсунул лезвие под травяные путы и освободил ее запястья. Она подула на руки.

— Это прозвище… А имя есть? Или, уже забыла?

— Зоя. Так меня мама звала.

— Зоя… Как ты сюда попала?

Она всхлипнула:

— Меня Трясун привел… Он меня выменял, на ампулы — у Кремня!

— Выменял?!

Я опешил на секунду — похоже, что девочку просто продали, как продают обычную скотину… О рабстве в долине уже упоминали — после пришествия Сыча и его ублюдков, этот вопрос не казался чем-то невозможным. И, получалось, кто-то, вновь вершил свои темные дела!

— То, что тебя купили, я понял… А кто, говоришь, тебя продал?

— Кремень! Я ему не нравилась, и он меня часто бил и ругал.

— Ты из его стойбища? Чем ты ему не нравилась?

— Он говорил, что я очень маленькая и меня надо долго кормить — прежде чем вырасту и смогу отплатить за все его заботы.

Я свел брови на переносице. Девочка, приняв мое раздражение на свой счет, снова сжалась и прикрыла голову ладонями.

— Не бейте!

Я, молча, отвел ее грязные ладошки и погладил по спутанным волосам.

— Тебя больше никто не будет бить. Вставай… — я протянул ей руку. — Ты здесь одна?

— Да. Трясун привязал меня к стволу, а сам ушел.

— А почему ты их не перерезала? У тебя есть нож? Уже давно никто не бродит по прериям без оружия.

— Был. Он его отнял — сказал, что маленькой девочке ни к чему такие игрушки. И что я должна его слушаться и делать все, что он скажет. Потому что он дал за меня очень хорошую цену! Я слушалась…

Она снова всхлипнула и отвела глаза в сторону. Я почувствовал недоброе…

— Что это значит?

— Ну… — она замялась, подыскивая слова. — Когда он увел меня из селения, мы ночевали в травах. Мне было страшно, и он велел мне лечь рядом. А потом сказал, чтобы я поигралась, с его штучкой… Только я знаю, что это значит!

Я молчал, продолжая смотреть на ее чуть вздрагивающие губы.

— Он… он снял с себя штаны и пригнул мою голову к этой… штучке. А я его укусила.

— Ну ладно, хватит. Не плачь больше… вытри слезы. Я отведу тебя к нам. В Форт у Синей реки. Ты слышала, что-нибудь, про нас?

— Да. Кремень и другие часто говорили про вас — и всегда ругались при этом!

— Почему ругались?

— А он всегда становился злой, когда начинали вспоминать про Форт и ваши порядки… и всегда старался заставить людей замолчать.

— Ясно… — я помог ей подняться. Девочка казалась такой маленькой, такой хрупкой, что страшно и прикоснуться. Но я понимал, что это впечатление обманчиво — все слабые уже давно погибли. Хоть она была еще ребенок, но ребенок, сумевший пережить многих взрослых… Похоже, на момент Катастрофы ей несказанно повезло. Если, конечно, это можно считать везеньем… И то, что она смогла уцелеть, а потом и выжить, в этих суровых условиях. Впрочем, так повезло и Немому — если бы не ящер…

— Сколько людей в вашем стойбище? Ты можешь сказать?

— Я умею считать — меня мама научила… — она, вспомнив что-то, вдруг сразу замкнулась, скривила лицо… Я осторожно погладил ее по голове. Она, внезапно ринулась ко мне и повисла на шее:

— Мамочка моя! Она умерла! Мама!

Девочка плакала без истерики — но только вздрагивала всем телом и крепче прижималась. Похоже, на прежнем месте ей не сильно перепадало с лаской…

— Зоя… Белка, сколько тебе лет? Ты знаешь, что с тобой случилось? Твоя мама… она погибла, еще тогда?

— Нет. Недавно. Когда начался большой пожар, и все гремело — мне исполнилось пять.

— Ты уверена? — Вид девчушки вполне соответствовал названому сроку.

— Да.

— Ну, хорошо… А теперь ответь мне — так, сколько в вашем становище жителей?

— Девятнадцать. Пятеро мужчин и пять девушек. А все остальные, как моя мама.

Я качнул головой, отметив про себя, что все, кто старше пятнадцати лет, должны были казаться ей едва ли не стариками. Похоже, поселок Кремня примерно такой же, как и большинство прочих — с преобладанием женщин и, тем не менее, неограниченной властью мужчин над ними.

— Кремень увел ее в кустарник, а назад вернулся один. Он сказал — ее убили страшные звери.

— Так и сказал? Погоди… значит, она была с тобой? И она поги… То есть, пропала, только что?

— Да. У нас много страшных зверей! А Трясун говорил, что здесь их меньше — и что мне не надо бояться, раз я ухожу вместе с ним.

— Так. Он давно ушел?

— Еще вчера вечером…

— И оставил тебя связанной, на целую ночь?

— Да… — девочка снова подтвердила, испуганно сжавшись. Похоже, она не выносила громких слов. По-видимому, ее уже приучили к тому, что вслед за криком неминуемо последует жестокое наказание…

— Ты хочешь есть?

Она не ответила — но без слов протянула ко мне маленькие ручонки. В глазах сразу появился безнадежный вопрос…

— Не здесь. Мои вещи лежат недалеко. Еда там. Сейчас я тебя накормлю!

Мы покинули выжженную площадку, и через пару минут Белка-Зоя уплетала мои припасы с быстротой оголодавшего волка — глотая, чуть ли не жуя!

Я остановил ее руку, протянувшуюся за очередным куском:

— Не спеши. Немножко потерпи — потом я разрешу тебе взять еще. Давай продолжим…

Зоя рассказала мне все, что знала. Их становище находилось почти на самом краю восточных прерий, вплотную соприкасаясь с границей желтых песков. В тех местах, совсем недавно, мы с чудовищными усилиями сумели оторваться от преследования Грева — тогда лишь неожиданная помощь бывшего зэка помогла избежать гибели…

Многочисленные взгорки и густые заросли трав надежно прятали их от чужаков, а сами жители не особо жаловали бродячих охотников, предпочитая ни с кем не иметь близких отношений. Я понял, что это заслуга Кремня, таким образом, старающегося сохранить свою власть над этой группой уцелевших. Вымогатели Сыча в их селении почти не появлялись — что даже удивительно. Но я отнес это за счет искусства вожака селения — не так-то легко найти тех, кто не хочет, чтобы их обнаружили. Впрочем, помощи менее удачливым селениям они тоже не оказывали — сказывался характер Кремня, о замкнутости и откровенной нелюдимости которого, мы уже были наслышаны. В общем, как и многие в долине — ни вашим, ни нашим…

Насколько я понял, по сбивчивым словам, ребенка, победа над бандой вряд ли обрадовала этого человека — скорее, наоборот. По резким и злым выкрикам, Зоя догадалась, что его бы больше устраивала грызня, растянутая на очень долгое время…

— Так… понятно. Ладно, ты, вижу, устала…

Вместо ответа она прильнула ко мне бочком. Я загасил огонь, приготовил оружие и лег сам, пожалев, что вынужден провести ночь в прерии без своих друзей и Угара — одинокому страннику угрожает куда больше опасностей… а теперь еще и девочка, которую я твердо решил привести к нам.

Она уснула почти мгновенно — наплакавшись и издергавшись за бесконечный день ожидания своего «покупателя». А я только хмурил брови, желая самому тщедушному мужичонке, провести подобную ночь — в ежеминутной опасности быть найденному бродячей стаей крыс-трупоедов!

Рано утром я разбудил ее, заставил умыться в ближайшем ручье и вновь направился к месту ее вынужденного ожидания. Новых следов не появилось — Трясоголов так и не вернулся за своей пленницей. Скорее всего, он решил, что она уже мертва — и не стал тратить время на возвращение не очень-то покорной пленницы. Логику этого человека я вполне понимал — выжить в условиях прерий, будучи связанным, сложно и взрослому. Но зачем было вообще, оставлять?

Следовало возвращаться… Крюк получился немалым — если кто и мог случайно наткнуться на наши следы, то, как не пытайся сбить преследователя с толку, возможность встретиться все равно оставалась. Люди в прерии многое переняли от Совы и Чера, и теперь искусных следопытов хватало во всех селениях. Хорошо хоть, я еще до встречи с Зоей миновал охотничьи угодья поселка.

Выдержать моего шага она явно не могла — и почти сразу стала отставать. А я не хотел терять время — следовало поскорее вернуться, к своим, и донести до людей совет полубезумной старухи.

— Иди сюда. Я понесу тебя на себе. На шее.

Она доверчиво протянула мне руку. Я ухватил ее и рывком усадил девочку на загривок. Она вскрикнула:

— Ой!

— Не ойкай. С твоими темпами мы далеко не уйдем. А так попробуем… вот отдохнешь, там видно будет.

Ее голые ноги покачивались возле моего лица. Все в многочисленных царапинах и порезах — острых краев стеблей и граней камней вдоль берега Змейки, где мы шли, хватало с избытком.

— А ты тоже носишь длинную накидку?

Вопрос девчушки меня озадачил…

— Накидку? Нет. Ты же видишь — вот моя одежда. Про какую накидку ты говоришь?

— Мы, пока шли сюда, встретили двух, в накидках. Я ждала. А Трясун о чем-то договаривался с ними. И у них еще такие рисунки есть… — Она сделала жест рукой, изображая крест.

Я резко остановился. Похоже, храм Святоши, находится где-то поблизости… Без особой нужды, его послушникам нет смысла шастать возле этих берегов. Возможно, он уже предупрежден о нашем появлении в поселке — сохранив жизнь тем, двоим, я сам дал возможность им вернуться и рассказать «пастырю» о смерти Лысого. Какое решение примет Святоша? Будет бороться с чумой… или собирать паству для повторного нападения?

Прежний план следовало подкорректировать… Я решил спуститься вдоль течения, как можно ближе к поселку, где впервые столкнулся с охранниками «синих», после чего один из них навсегда остался лежать в кустах, а другой исчез в необозримых просторах прерий. Люди Святоши, после похищения Дока, рыскающие вдоль границ Черного леса, вряд ли станут караулить сам поселок. Собственно, встречи с «братьями нового ордена» я не боялся — после лютых схваток с уголовниками, они не казались столь серьезными противниками. Но я был не один…

Мне подумалось… — Редкие дети, иногда встречающиеся среди жителей прерий, сейчас видят намного больше своих сверстников, оставшихся там… и столь же быстро, взрослеют.

— А ты — тот самый? Да?

Ее голос, чистый и звонкий, словно журчание горного ручейка, звучал уже вполне спокойно. Я усмехнулся — будь на моем месте наш индейский друг, имя для девочки уже появилось без особых проблем…

— Как понять — тот самый?

— Тот, который хочет всех объединить? Вождь Форта?

Я даже смутился — вот уж никак не ожидал, что обо мне будут знать даже дети. Да, новости и слухи в прериях, распространялись куда быстрее, чем это могло показаться раньше…

— А ты хотела бы? Чтобы все жили, помогая друг другу?

— Нет.

Она дрыгнула ногой — я шел сквозь колючки, и одна из веток больно хлестнула ее по оголенной коже.

— Прости. Я случайно… Надо бы тебя одеть получше… в Форте девушки сошьют. А почему, ты против?

— У нас говорили, если вы станете главными, то нам придется на вас работать. А наши женщины и так очень много делают. Кремень никому не позволяет сидеть просто так.

— Раз они много работают, тогда что ж ты вся ходишь в рванье? Или, у вас мало шкур?

— Кремень редко охотится на зверя. Мы меняем шкуры у бродячих охотников, или он приносит их из поселка, что стоит у большого озера.

— А что он носит на мену?

Она промолчала. Я решил, что вожак их стана накрепко вбил в головку юной девчушки, что рассказывать о тайнах становища никому не следует…

— Соль… или яд.

— Яд? — Если с солью мне все было ясно, то второй предмет для обмена не совсем понятен. Впрочем, соль тоже нельзя достать так просто — наш поход за оной и жуткое членистоногое запомнились хорошо.

Своей шеей я ощущал почти оголенные бедра девчушки — назвать одеждой те полуистлевшие тряпки, которые на ней висели, постеснялись бы последние бомжи… А Белка еще и непроизвольно сжимала их, боясь упасть, когда я пригибался, чтобы пройти под очередным кустарником. Верхушки многих растений тоже имели колючки и острые шипы — следовало что-то набросить на ее тельце. Я остановился, решая, чем прикрыть девочку. Она истолковала остановку по-своему:

— Я сверху хорошо вижу! За нами никого нет! И впереди тоже!

— Тише… все ты знаешь.

— Не все. Наши мужчины много рассказывали — как прятаться, как кидать нож, как разжечь костер…

— А как не быть проданной своим же вожаком, не говорили?

Она чуть запнулась…

— Кремень всех старше… Когда Ласка попробовала меня защитить, он ее так ударил, что она упала, вся в крови. Остальные молчали. И потом… Он всегда повторял, что мы теперь стали другими. Дикими. И жить будем, как дикие. А про прошлое надо забыть. Потому, что, если его вспоминать, тогда придут те, кто будет охотиться на нас. Мама с ним часто спорила, но он никого не хотел слушать и всегда кричал громче всех.

— Ты не хочешь обратно… к своим?

— Теперь — нет. Ты сильнее Кремня, значит — будет так, как ты решишь. А он говорил, что теперь прав всегда тот, кто сильнее.

— Заладила — он сказал, он говорил…

Она сердито воскликнула:

— Но ведь это правда? Ты же сильнее? И все знают, что вы никого не боитесь! Даже тех, кто приходит в синих куртках!

— В синих куртках?

— Ну да, — она беспечно размахивала ногами, не давая мне разглядеть дорогу — Их все боятся, кроме вас. Так же?

— Ага… Похоже, у вас в становище до сих пор не знают, что боятся уже вроде, как и некого.

— Ну, почему? Ночью иногда приходят черные скорпионы… такие большие, что их прогоняют все вместе, иначе смерть. Собаки тоже, забегают… Тетку Хромоножку, прямо из землянки вытащили.

— И никто не вступился?

— А никого и не было. Кремень всех погнал к пескам — за солью. Только я да Рыжая. Но мы залезли на дерево — собаки не достали. Потом, наши вернулись — но Хромая уже была наполовину съедена.

Я замолк. Говорить с ребенком о том, что ей приходилось видеть… столько смерти и крови в таком возрасте! Но, похоже, ее эти события уже перестали так волновать:

— Еще Бурый был. Кремень убил его стрелой с ядом. Мы все вместе шкуру чистили, несколько дней — и из нее он велел соорудить шатер.

— Он заботится о вас?

— Он… злой. Его не любят. Все наши девушки плачут, когда он заставляет их ночевать в его землянке.

— Вот как? И что… Никто не пытался возразить? А другие мужчины?

— Охотники молчали. Но, мама…

На этот раз она умолкла надолго… Через несколько шагов на мое плечо упала пара капель — Зоя плакала, не издавая ни звука. Мне стало не по себе — сколько же нужно было пережить, чтобы вести себя так… по, взрослому.

— Она не хотела идти. Пыталась спорить… Кремень тогда велел, чтобы она у него жила, в землянке. А мама не согласилась. Тогда он… стал ее бить. Все отворачивались. Я вцепилась ему в руку, так он меня швырнул через кусты так, что я пришла в себя, только когда уже было темно. Что помню — он тащит маму, за волосы, к себе… Утром она вернулась — в крови и синяках.

Я скрипнул зубами — пока я и мои друзья боролись насмерть с бандой, другие, не менее зэков уверенные в своей безнаказанности, вовсю пользовались правом сильного…

Зоя оборвала себя на полуслове, и вся напряглась:

— Спусти меня. Кто-то идет за нами следом…

Не слишком доверяя девочке, я быстро опустил ее с плеч на землю — и только сейчас ощутил, что устал. Хоть и невесомая, но она находилась на моей шее несколько часов кряду — немало…

Я изготовил лук к стрельбе и указал ей на заросли:

— Замри в кустарнике. Этому тебя учили? И, если что увидишь, молчи. Не кричи, поняла?

Она кивнула и быстро исчезла в листве. Я удовлетворенно кивнул — даже Салли, прошедшая хорошую школу выживания в наших скитаниях и стычках, во время войны, вряд ли смогла столь искусно слиться с зарослями. Знакомое чувство охолодило кожу под лопатками — девочка не ошиблась. Я облизнул губы и приподнял лук — что бы это ни было, встреча станет неожиданной не для нас… Кусты зашевелились, подались под натиском грузного тела — и я едва не вскрикнул, сам пораженный жутким противником, которого менее всего ожидал встретить сейчас в отрогах черного леса.

На тропинку выскочил Бурый! Вдвое крупнее самого мощного овцебыка, едва ли ни грознее перерожденного медведя — и всего лишь один человек, стоящий на его пути! У меня вдруг словно вновь заныли раны, полученные в страшной схватке более четырех лет тому назад… Но этот, не стремился в атаку, напротив. Он устало шатался, бока монстра вздымались от недавнего бега, темный язык свисал из раскрытой пасти, и чуть было не касался притоптанного мха. С громадных резцов капала пена… Что-то было не так в его облике, и я, едва не выпустив стрелу в мутно-красные глаза зверя, застыл как изваяние. Он сделал пару тяжелых шагов. Чуть встрепенулся и поднял морду — наши глаза встретились. Зверь издал скрипучий звук, мало похожий на тот ужасающий рык, который мы с Натой слышали в степи, и пригнулся. Я перестал сомневаться — больной ли, раненый — сил чудовища еще вполне достаточно, чтобы просто смести меня с тропы в кусты и там растоптать как случайную помеху. Тетива свистнула — лезвие тяжелой боевой стрелы пробило глаз зверя! Это уже были не мои жалкие гвозди… Умелая рука Стопаря, кое-какие наши общие усовершенствования — такая стрела могла пробить насквозь даже стальные доспехи! И она пробила… лезвие вырвалось из громадной башки монстра с хрустом разрываемой бумаги, выбив при этом немалый кусок черепа! Рана, полученная со столь близкого расстояния, оказалась смертельной. Я не успел вложить вторую стрелу — Бурый покачнулся. Зверь вдруг приподнялся на задние лапы — и тут же, осев, тяжело рухнул. Потрясенный, я еще не верил — так просто? После того, как в прошлые разы мы едва не погибли, спасенные только вовремя подвернувшимся куском трубы? Но судорога, пронесшаяся по туловищу Бурого, убедила меня в этом. Он был мертв.

Из кустов неслышно появилась Зоя. Она недоверчиво коснулась грязной шкуры и перевела глаза на меня, все еще ошалело сжимающего лук.

— Ты… ты?

— Назад! — от моего крика девочка чуть ли не отлетела от зловонной туши. — Не подходи близко!

Она перевела взгляд на раскрытую пасть, с которой стекала кровь.

— Зачем кричишь? Он мертвый. Ты убил его.

Я осторожно склонился над трупом. Похоже, она не ошибалась — единственной стрелы оказалось достаточно, чтобы навсегда покончить с еще одним жутким порождением этого мира. Более внимательный осмотр убедил меня, в том, что, хоть решающая роль и была сыграна мной, но зверь уже был сильно помят и измотан до роковой встречи. На его боках виднелись свежие следы укусов, задняя лапа сильно распухла — скорее всего, была сломана пару дней назад. По хребту длинной полосой виднелся голый участок кожи — такой след мог оставить хищник, едва ли слабее самого Бурого. Отметины от гигантских когтей, словно впечатанные в спину, явно указывали на то, что эта встреча произошла недавно. Бурый уже был серьезно ранен и едва ли мог противостоять серьезному сопернику. А человек, прошедший горнило первых дней и выживший в последующих, кажется, стал таковым… Я увидел и характерные отметины возле пасти — черно-желтые пятна гниющей плоти. Находиться рядом с Бурым было опасно — очень скоро здесь соберутся все пожиратели падали, какие только обитают в округе. Кровь успела впитаться в жирную землю — не хватало еще, провалится в яму, которых здесь через пару минут будет в избытке нарыто свинорылами!

— Ты где?

Зоя-Белка прошмыгнула тенью позади и встала рядом.

— Испугалась?

— Нет… не успела.

— Вот и ладно. А теперь — быстро за мной, сколько хватит сил!

Я кинул взгляд на девочку — она бесстрастно смотрела на поверженное чудище, словно такое зрелище выпадало едва ли не каждый день. Впрочем, возможно, что так оно и было — не только мы, вся долина жила этим…

— Мама правду сказала. Ты — крутой… — я невольно усмехнулся, услышав в ее голосе неподдельное восхищение. — Если бы вы захотели — мы все стали жить лучше. А такие, как Кремень, ушли бы в горы… или были убиты.

— И об этом вы говорили…

Я даже не обернулся. Зачем? «Предсказания», усердно распространяемые как Старой, так и Совой, давно и неоднократно пересказаны, и повторены во всех обитаемых уголках долины. Естественно, что они не могли понравиться Кремню, и ему подобным… А не будь я — это Я! — то и мне самому.

— Ты успеваешь?

— Да. У нас много ходят. Вода далеко, а Кремень не хочет селиться возле ручья — там опасно!

Я кивнул. С точки зрения вожака, это разумно — где водопой, там и хищники. Да и присутствие людей близ воды, могло распугать некрупных животных, пригодных для охоты. Но, в условиях самого края прерий… Стоило ли забираться столь далеко от остальных?

И все же, идти наравне со мной она не могла. Я с сожалением посмотрел на небо — быстро темнело. Уже вечер, а мы находились достаточно далеко от Форта. Не стоило бродить по травам в темноте…

Я на ходу присмотрел подходящее дерево и без лишних разговоров подсадил Зою на ветвь:

— Влазь! Ночевать будем на ветвях.

— А здесь и дупло есть…

Я не успел ее остановить, слишком поздно осознав, что в подобном отверстии могут уже иметься временные жильцы, вроде рыси или гигантской кошки. Пчелы тоже сгодились бы… Но нам повезло — сухое и довольно просторное помещение для ночлега никем не было занято. Природа, порой подвергая нас довольно неприятным испытаниям, иногда бывала и благосклонна, заготавливая вот такие укромные местечки. Зоя вожделенно смотрела на мой походный мешок — и мне вспомнилась Ната, когда мы впервые встретились в Провале.

— Сейчас. На этот раз обойдемся без костра — поешь холодным.

Она равнодушно кивнула, вцепившись обеими ручонками в кусок лепешки. Я насыпал перед ней на широкий лист горсть пеммикана и положил рядом фляжку.

— Ешь.

Я с жалостью смотрел на худенькое тельце: выпирающие ребра, впалый живот… похоже, Кремень не особо баловал своих сородичей. Она была столь же худа, как иногда встречающиеся нам шакалы, у которых, казалось, шкура прилипала к костям.

— У вас мало еды?

— Мало! — она отвечала просто. — Кремень не любит ходить на охоту. А после того, как волки разорвали двоих мужчин, совсем перестал. Мы копаем клубни и меняемся. Этого не хватает на всех.

Насытившись, мы прикрыли отверстие моим плащом — в дупле сразу стало несколько теплее и уютнее. Зоя заметила мой угрюмый взгляд и прислонилась поближе.

— Прохладно…

— Ты замерзла?

— Нет, но… — она недвусмысленно склонилась вниз.

— Ты что?

— Наши девушки говорили… Если кто-то обязан мужчине, то нужно платить. А я обязана. Ты меня отвязал? Отвязал. Накормил? Накормил… Увел от Трясуна. И сейчас спас… Вот я и…

— Что?!

— Но… разве не так?

На какое-то мгновение, мне захотелось впиться, кое-кому, в глотку… Она, совершенно спокойно, намеревалась делать то, что я мог представить себе только с Натой или Элиной. Но ей было всего девять, может, десять лет! До какой же степени Кремень запугал и подчинил своей похоти все становище, что даже маленький ребенок начал считать это естественным…

— Нет. Не так.

Она прекратила развязывать тесемки на моих штанах и подняла голову:

— Я не так это делаю?

— А… — Слова куда-то исчезли. Давно я не ощущал такой растерянности. Зоя, молча, ждала. Я приподнял ее головку:

— Тебе часто… так приходилось?

Она сухо кивнула. Я сглотнул, ощущая в горле предательский комок…

— С Трясуном?

Она поморщилась.

— Не-а… В стойбище. А он хотел, чтобы я его грела. У него изо рта так воняет…

Окажись тот, поблизости — и участь выродка, была бы предрешена… Я выдохнул, стараясь придать своему голосу мягкость, что, после откровений девочки, оказалось нелегко:

— Говоришь, в вашем селении… тоже?

— Ну да. У нас все девушки ночуют в землянке Кремня, или других охотников — и все говорили, что, когда я вырасту, тоже буду там спать. Ты думаешь, я не знаю, зачем? — она совершенно спокойно добавила, видя, как я не нахожусь с ответом. — Мне не понравилось… Он грязный такой, противный. И эта штука у него вонючая… Меня вырвало. Наши перед этим моются… А он меня побил. Потом мы шли к большому поселку, но заходить не стали. Он сказал, что за меня дадут хорошую цену в ущелье, только надо подождать, пока придут его друзья.

— Ты их видела?

— Не-а… — она уже удобно устроилась на моем плече, уткнувшись носом, чуть ли не под мышку. — Мы их два дня ждали. Аптекарь разозлился и связал меня, велев не дергаться. А сам отправился за ними. Потом ты пришел.

Я прижал ее к себе. Девочка доверчиво легла мне на грудь, и вскоре затихла, укрывшись моей рукой, как одеялом. А я, очень даже явственно представил, как этой же рукой сворачиваю подонку шею… В который раз Сова оказывался дальновиднее, предлагая покончить с Трясоголовым еще тогда, когда он нам рассказал про все свои приготовления к всеобщему ужасу — и в который раз я отказывался проливать кровь, не видя в том особой надобности… или, просто жалея запутавшегося в прошлом и настоящем, человека. Но сейчас приговор был вынесен — и его исполнение стало лишь делом времени. Правда, перед этим я задам Трясуну пару вопросов — что за покупатели на малолетних девочек находятся в каком-то ущелье? И не соратники ли, Змея-весельчака, решают, таким образом, свои половые проблемы? Если так…

Утром мы свернули в лес. Нести Зою на плечах я больше не пытался — здесь следовало вести себя осторожно. Не только двуногие хищники — но, что гораздо более вероятно, обычные, вроде собак или волков, вполне могли оказаться на нашей дороге. И, случись встретиться, я должен был полностью готов.

Мы миновали несколько залитых солнцем лужаек, прошли вдоль ручья с очень холодной водой, по пути подбирая в изобилии росшие вдоль тропинки грибы — Док давно определили съедобные из них, и мы, под руководством Тучи, насолили с десяток глиняных бочек. Некоторые можно было есть даже сырыми — что и делала девочка, стараясь не отставать от меня ни на шаг. Несмотря на босые ноги, она довольно свободно наступала на землю, избегая острых камней и веток. Я остановился — в мешке имелись запасные мокасины, но мой размер вряд ли подошел этой крохе…

— Сделаем тебе обмотки.

Она уставилась на меня. Я присмотрел подходящее дерево и смахнул ножом часть коры. Это не было деревом, в настоящем понимании этого слова — скорее, очередной гигантский переросток какого-либо растения, в прошлом едва ли достигавший размеров обычного лопуха. Сейчас оно напоминало собой подобие пальмы, с довольно мягкой и даже мохнатой корой, из которой я и собирался изготовить временную обувь.

— Примерь.

Я протянул ей неказистые сандалии, скрепленные вместо ремней довольно прочными стеблями, применяемыми нами для изготовления веревок. Она одела и довольно показала большой палец:

— Хорошо! А мне кожаные дадут?

— Когда придем — дадут. Я скажу. Стопарь сошьет. Или женщины…

— Значит, ты взаправду главный. А у вас женщин бьют?

— Нет. Почему ты так решила?

— Все мужчины бьют девушек. Я слышала.

Она болтала ногами, довольная передышкой. Идти по лесным взгоркам, ежеминутно, то спускаясь, то поднимаясь, было утомительно — а она, прожив столько времени на относительно ровных просторах восточных прерий, не привыкла столько ходить по столь неудобной местности.

— У нас — не бьют. Никого.

Я запнулся, вспомнив про Джен и пощечину… Что ждало меня в селении? Тот внезапный всплеск, едва не расколовший форт — закончился ли он с нападением «рясоносцев»? Что сейчас происходит в форте? И, как могло так случиться, что укоры Джен стали призывом для остальных… Неужели, ее слова настолько верны?

Я отмахнулся от своих мыслей. Нет… Все-таки, девушкой управляло оскорбление, полученное при всех — но доля правды, тем не менее, имелась…

Зоя заметила мою задумчивость и скромно подсела поближе:

— Далеко еще?

— Нет. Еще одну ночь — и к обеду мы дома. Только, делая скидку на твою выносливость — скорее, к вечеру. Выдержишь?

Она кивнула. Глядя на крепкие ноги ребенка, я поверил — выдержит… Если не будет никакого форс-мажора.

Словно в подтверждение, я ощутил знакомое чувство — и скинул Зою в мох, одновременно бросаясь сам под защиту травы. Надо сказать, она не стала визжать, как могла бы поступить обычная девчонка в такой ситуации — сказалось непростое искусство выживания, полученное в жутких уроках жизни в прерии.

— Тихо…

Зоя моргнула. Я осторожно приподнял голову. На первый взгляд, все оставалось спокойно… если не считать внезапно умолкнувших птиц. И того ощущения опасности, которое меня никогда раньше не подводило.

Вскоре послышались голоса. Я прислушался — разговаривали трое, или четверо.

— Брат знает дорогу к дому? Мы плутаем здесь уже два дня — а жилище Бороды так и не открылось нашим глазам.

— Времени много прошло. Следы строений могло поглотить растительностью… Вон, как все опутало — пройти нельзя, без удара мачете.

— Нельзя нам долго здесь находиться. Док в поселке сидит в землянке без дела — я обещал, что найду сумку убитого и принесу ему. Ты сам знаешь, медлить опасно. Пятна смерти появились на половине нашего Братства. Если так продолжится и дальше — скоро все окажутся на краю могилы.

— Преподобный… Патриарх, не гневайся! Какие могилы? Мы даже предать земле умерших не можем — проклятые свинорылы все равно испоганят любую могилу. Нужно как эти… отступники.

— Молчи! Пусть лучше тела мертвых останутся лежать непогребенными, чем станут гореть в дьявольском костре еретиков. Но не о том речь. Лучше смотри внимательнее — развалины дома Бородача были, по-моему, намного южнее. И мы зря здесь бродим, ища неизвестно что…

Я не верил своим ушам… Сам Святоша, с неизвестным мне проводником, плутал по лесу, выискивая сгоревшие останки бывшего пристанища убитого бандитами старика и его дочерей. Они здорово ошиблись — жилище Бороды находилось намного дальше, возле края обрыва, который простирался почти до самого озера. Но о какой сумке шла речь? Или, до них дошли слухи, о каких-либо припасах погибшего, в которых имелись лекарства?

— Лес полон неожиданностей…

От испуга Святоша и его два сопровождающих едва не упали на землю. Я стоял над ними, на мощной ветке, и опирался на лук. Картинка — если наблюдать со стороны! — весьма интригующая… Зою я предварительно спрятал в кустах, и велел не высовываться.

Святоша не был трусом. Гулять по лесу, имея под рукой всего двоих помощников — это тоже, поступок, даже для лже-монаха. И оружие у них имелось — у всех троих. Так что я внимательно следил за ними, контролируя каждое движение путников.

— Дар!

— Он самый, ваше преподобие. Я правильно тебя назвал?

Святоша не обратил внимания на издевку, и настороженно оглядывался по сторонам. Было очевидно, что он ожидает удара, от скрытых в засаде охотников и теперь напряженно ищет возможность вывернуться.

— Не трудись, — я уселся на ветке, решив пока оставаться наверху. — Все равно, не увидишь. Кстати… Куда путь держим?

Проводники монаха молчали, предоставив право говорить своему пастырю. Святоша слегка отошел от первого испуга и уже мог разговаривать спокойно:

— Не моей волей было совершено нападение на форт… Стрела брата Заблудшего поразила твоего человека случайно. Если ты ищешь мести — не я тому виной. Да и… ваши стрелы, тоже, не все мимо пролетели. Пятеро наших ранено. Один — тяжело. Если твой человек погиб, то и мой — скоро умрет…

— Вот как? Что ж, похоже, ты считаешь, что мы квиты?

Он кивнул.

— Оставим, пока… Меня другое интересует. Зачем вам дом Бороды?

Он втянул плечи, смотря на меня ненавидящими глазами.

— Трясун болтал, будто в развалинах сумка одна есть… Мои люди болеют. И поселок — тоже. Твой Док не стал их лечить — что нам оставалось? Ты можешь меня убить — но я велел выкрасть его только для того, чтобы он помог страждущим. А когда он отказался — хотел договориться… с тобой.

— Со мной?

— Да… — Видно было, что слова даются ему с трудом. Положение монаха не из завидных: злейший враг держит его на прицеле, и, в любой момент, из трав могут вылететь смертоносные стрелы. А уж как умеют стрелять наши охотники, он имел возможность увидеть — схватки возле окраин поселка сократили немалое число бандитов на его глазах.

— Мы шли на переговоры…

— Целой толпой? И с самострелами?

— В долине нельзя ходить без оружия. Сам знаешь. А много нас было, потому что не знали — как примешь. Ты — враг ордена…

— Раз враг — зачем шли? Странная логика…

Святоша пожал плечами:

— Это — испытание божье… Идти на поклон к еретику и безбожнику, ради спасения истинных ценителей веры. Я повинуюсь долгу пастыря стада своего…

— Все, сейчас умилюсь и заплачу! — слушать монаха было неприятно, но, скорее всего, он говорил правду. — Ладно… Допустим, поверю. Только, знаешь ли, договариваются нормальные люди не так. По крайней мере, не стреляют в хозяев.

— Наш грех, — Святоша осторожно переложил вину на всех. — Искуплением оного был отправлен стрелявший брат в поселок. Если ты с отрядом придешь — покаяться…

— Или, проследить — куда мы направимся после поселка?

Он вновь пожал плечами:

— Про то мне неведомо. Оставив Дока в землянке, я и братья по вере ищем здесь, в этом лесу жилище, где спрятана сумка. Уже более недели…

— Хочешь сказать, ты не знаешь, что я приходил в поселок и освободил Дока?

Он вскинул глаза. Во взбешенном взгляде «патриарха», я увидел огромное желание свернуть мне шею…

— Не знал.

Я задумался. Если эта сумка так волнует монаха, что он, оставив все дела, скитается здесь, в ее поисках, столько времени — может, стоит и мне принять участие?

— Рассчитываешь найти средство от чумы?

— Уповаю на милость божью.

Упоминание о высших силах резали слух — но, как и Сова, монах предпочитал придерживаться своих привычек. Я видел, что его спутники тоже предпочитали подобные обороты речи, и решил не заострять внимание на мелочах…

— А если такую милость окажу тебе я?

Святоша слегка напрягся, бросив на меня заинтересованный взгляд.

— Ты… Нашел сумку?

— Нет. Не волнуйся так — я давно не бывал среди сгоревших руин дома Бороды. И не имею желания еще раз там появляться. Слишком неприятные воспоминания… Но тебе и твоим следопытам помогу. Взамен, на одно условие.

— Говоришь ли ты правду? Или речами безбожника глаголет лукавый?

Я только вздохнул… Святоша настолько вжился в свой новоприобретенный образ, что начинал путать реальность и вымысел.

— Перестань, монах. И, вот что… Отойдем?

Я спрыгнул на землю. Мох мягко спружинил, не дав отбить ступни. Святоша отшатнулся. Я, молча, указал ему на лес. Мы углубились в рощу, чтобы нас не могли услышать его сопровождающие.

— …Сам понимаешь, при них, тебя мордой в грязь не хотелось. Пастырь, как ни крути… Только со мной больше так не юли — терпеть не могу, когда пустые слова пытаются большим смыслом облечь. Мне ты не патриарх, и даже не священник. Многие поговаривают, что никакой ты не монах, а так… Прислуживал при церкви на побегушках, вот и запомнил кое-что. А раз свято место пусто не бывает — решил сам себя в чин возвести. Так? Мне это, как-то по барабану… До поры, до времени. Хочешь, богу молится — молись. Верят тебе, смог людей успокоить и надежду дать — тоже неплохо. Но зачем вражды ищешь? Места не хватает? Сыча не забыл? Ему тоже мало показалось!

Святоша мрачно кивнул.

— Людям Слово надобно. Ты его не дашь. И Сова твой, язычник проклятый… — он сплюнул на землю. — Тоже. Ты сам чего хочешь? Всех нас в одно стадо сбить? Самому править, законом бесовским? Не надейся! Мое слово — ближе! Вас, дикарей — раз-два и обчелся! А люди в долине — Веруют!

Я сумрачно почесал в затылке. Не хватало еще в религиозный спор встревать, посреди леса, до отказа, наполненного живущими в нем тварями, которым все равно, кого есть — или нас, безбожников, или, исполненного благочестия, лже-монаха…

— Допустим. Только сейчас я с тобой об этом говорить не стану — другие дела есть, важнее. Ты собрался сумку искать? Я покажу, куда идти. Но, если не найдешь, что ищешь… в смысле — не поможет сумка со всем своим содержимым — разговор продолжим?

— Чего хочешь? — Святоша осмелел и уже не пытался вклинивать в свою речь те идиомы, от которых меня коробило.

— Не только ты от чумы страдаешь. Все прерии. И звери тоже. Не найдем средство от чумы — кончится род человеческий на земле. И так, нас все меньше и меньше становится. Знаешь ведь — женщины не беременеют. Я у Стары был… Не криви лицо, дослушай! Она опытная, хоть вы ее и за ведьму держите. И совет дельный дала. Нужно в горы идти.

— Всем? Зачем?

— Не всем. Собрать отряд из числа опытных охотников, пусть направятся к перевалам. В ущельях встречаются такие травы, которые не растут здесь. Кто знает — вдруг, найдется такая, что нас от пятен избавит? А попутно — посмотрят, нет ли прохода на ту сторону? Ты же сам хочешь, чтобы все вернулось. Вот и узнаем — возможно, ли, такое…

— Нас одних для этого мало.

— А мы не одни, — я обвел вокруг себя руками. — В долине, и кроме Форта с Братством, люди имеются. Я, кого смогу — предупрежу. Ты — своих соседей позовешь. Соберемся на совет… Общий совет родов, селений, становищ! Как хочешь, назови — суть не меняется. И там решим — кому идти, когда и как. Согласен?

Святоша задумался. Мое предложение выбивало его из привычной колеи — как можно призывать проклятия на голову жителей Форта и его друзей, и одновременно соглашаться на совместное предприятие, призванное для собственного спасения? Здравый смысл все же возобладал — я явственно видел на его лице все эти вопросы и уже понял, что услышу в ответ.

— Хорошо. Я передам братии.

— Вот и ладно. Когда собираться — сообщу. Как из леса вернусь. А ты с проводниками, возьми правее того дерева и иди на восход. Упретесь в каменный склон, там спуститесь и выйдите к ручью. Вдоль него, вниз по течению. Он вас и приведет к дому Бороды. Только сомневаюсь я, что от этой пресловутой сумки прок будет… Сгорело там все. Да, вот что. Я тоже думаю, что мы квиты. Твой Лысый, которого ты послал в поселок — мертв. Подробности расскажут очевидцы — их не тронули. Одного за одного. Если умрет твой раненный — сам понимаешь, форт оборонялся. Согласен?

Он кивнул и, молча, пошел назад, к своим попутчикам. Я тихо свистнул — Зоя мгновенно выросла в кустах и восхищенно показала большой палец.

— Это он, да? Самый главный, кто кресты раздает? И с Богом говорит?

— С Богом? Скорее, с чертом… Пошли отсюда. А то этот, «крестораздатчик», передумает вдруг — и придется нам от его прислужников по кустам прятаться! А мне, последнее время, что-то нет охоты в людей стрелять…