Шок, потрясение, оторопь… Пожалуй, я был даже больше взволнован, чем тогда, когда встретил Нату. Я молчал, разом утратив способность говорить. Ната, ошеломленная, пожалуй, больше моего, сделала к нему шаг, другой, и дотронулась до одежды чужака, успевшего подняться с колен, кончиками пальцев. Искорка удивления мелькнула в глазах этого странного человека, но он ни на йоту не изменил приветливого выражения лица. Выглядел он очень странно, даже живописно, что-то мне напоминало в нем то, что я уже видел раньше… Но где? И тут меня осенило — да ведь он, как две капли воды, похож на индейца, словно воин из племен Северной Америки, чьи костюмы не раз приходилось рассматривать в книгах или фильмах, на тему освоения дикого запада! Светлые коричневые кожаные штаны, с бахромой по бокам; узорчатый пояс, вышитый бисером, с всунутым в него ножом в жестких кожаных ножнах. Кожаная рубаха, одетая через голову, с большим вырезом под горло и завязывающаяся тесемками, так же украшенная бахромой по рукавам и низу. На ней распахнутая безрукавка, мехом внутрь, с оторочкой по краям и вышитая перевитыми спиралями и мордой странного зверя. На голове — широкая повязка, тоже из меха, заменявшая ему, по-видимому, шапку. На ногах — прекрасно изготовленные мокасины, доходившие до лодыжек. Волосы человека длинные, с явно заметной проседью, спадали свободно по плечам. В них я увидел вплетенные тряпичные полоски, так же с вышивкой из бисера. Лицо смуглое, обветренное, взгляд ясный и твердый. Возраст… Я мог и ошибаться, но, судя по морщинкам, и какому-то особому выражению много повидавшего человека — возможно, ровесник, а то и на несколько лет старше меня самого…

Я снова испытал ступор — увидеть перед собой настоящего индейца? Или, кого?

Ната отдернула руку и негромко, протяжно произнесла:

— Настоящий!

На лице незнакомца ничего не отразилось — он терпеливо ждал.

— Дар! Он настоящий! Мы нашли, понимаешь? Нашли!

Угар, кончив терзать уже мертвую жертву, затрусил к нам. Пес деловито обнюхал, напрягшегося было охотника — а в том, что он охотник, как и мы, не оставалось никакого сомнения! — и спокойно уселся возле его ног.

— Он не тронет! Угар хороший и все понимает! — Нату просто распирало. Она пожирала глазами стоящего возле нас человека и без остановки говорила:

— Он добрый! А вы кто? Откуда? А что это за одежда? А вы один? Дар, ну скажи, что-нибудь, у меня просто руки трясутся…

— Меня зовут — Дар… А ее — Ната… — я еле разжал губы, переваривая все случившееся…

— Вы храните старые имена? Уже почти все, уцелевшие, приняли новые — и нашли это правильным… Но я не помню — Ваших имен!

— Значит, остались еще люди? Где они? Сколько?

Он прищурился, переводя взгляд с меня на Нату, на собаку, и обратно на меня…

— Белая Сова становится слепым… Вы — новые?

— Новые?

— Новички. Те, кто пришел в долину извне. С некоторых пор это стало редкостью — все пути сюда надежно закрыты. Но ведь откуда-то вы пришли? Не из озерного поселка — я знаю всех, кто там живет. И не с берегов Тихой и Дальней… Может быть, вы из разнотравья? С восточных, желтых степей? Нет… И на болотных не похожи. Спустились с предгорий? Или… даже дальше — оттуда! Неужели, есть проход в горах?

На миг его спокойствие дало трещину. Он более взволнованно вгляделся в наши лица.

— Вы с той стороны хребта? Но как вы прошли горы? Нет, вы не могли это сделать… Ледники не пропустят никого. Значит, пришли с севера… Вы из города? Там еще остаются люди?!

Я оперся на лук.

— Послушай… Послушайте. Как вас… Белая Сова? Мы ничего не понимаем. Какая долина? Какие болотные? И, в конце концов, что это все значит?

Он пристально посмотрел в мои глаза и медленно произнес:

— Так… У Белой Совы только один вопрос… Как давно Дар и его спутница не видели других людей?

— С того дня, когда все это началось! — ответила за меня Ната — А друг друга встретили, где-то, с полгода тому назад. Ну, или чуть меньше!

Он покачал головой:

— И вы не знаете больше никого, из уцелевших?

— Нет. Первый, из всех тех, кого мы считали мертвыми — перед нами… — я справился с собой и теперь ждал, что скажет нам этот человек.

— Мы никого не знаем, — вставила Ната. — Мы думали, что сами — последние…

Он протянул руку на восток:

— Там, возле берегов скалистого озера, где лес с предгорий большого хребта подходит к реке, живут несколько десятков оставшихся. Там самый большой поселок. Но Белая Сова не может поверить… Вы, столько времени, жили совсем одни? И больше никого?

— Нет. Никого.

От чуть свел брови… И мне, и Нате, стало ясно — он сожалеет…

— Хау. Белая Сова расскажет вам все.

Незнакомец перешагнул через тушу волка, и направился к близко растущим кустам. На несколько секунд он словно исчез из виду — а я напрягся… следует ли доверять чужаку? Что, если он решит напасть на нас? И вообще — один ли он?

Развеяв мои опасения, тот появился из зарослей, но уже вооруженный. Как оказалось, все его вещи находились недалеко от места сражения. Чужак вернулся к трупу зверя, посмотрел на дротик Наты, торчавший из лапы одного волка, на мою стрелу — из груди того же, и перевел глаза на третьего, задавленного Угаром. После этого прижал руки к груди и немного торжественно произнес:

— Сова рад этой встрече! Он видит, вы двое — настоящие охотники прерий! Немногие могут отважиться на схватку с хозяевами Низин!

Я невольно оглянулся на туши убитых хищников — сейчас опасные хищники уже не внушали страха, подобного тому, который овладел нами раньше, при памятной встрече со стаей диких собак в степи. Прошло всего несколько месяцев — а мы, из простых бродяг, сами превратились в угрозу для животных. И дротик Наты в туше волка говорил об этом очень красноречиво… Я невольно задержал взгляд на убитом хищнике — более внимательный осмотр указывал на существенные отличия от встреченных ранее собак. Вряд ли те были меньше размерами, чем эти обитатели долины, но последние явно превосходили их силой и свирепостью!

— Как давно воин и его подруга бродят по холмам, на берегах этой реки?

— Больше недели, — простодушно ответила Ната.

— И ни разу духи Белой Совы, не подсказали ему, что здесь находятся новые люди! — он слегка нахмурился, выразив непонятную нам досаду.

— Послушайте! — я снова стал терять терпение… — Я ничего не понимаю! Какие к чертовой матери, духи? Что это за имя — Сова? Что все это означает? И кто теперь обитает в этих краях?

Ната, до которой, наконец, тоже дошло, кого мы видим перед собой, тихо отступила назад, а потом еле слышно произнесла:

— Мы что, попали в прошлое?

Он оторопело посмотрел на меня, потом на Нату, сделавшую широкие глаза, и, неожиданно, улыбнулся, сразу став гораздо добродушнее:

— Прошлое? Нет… оно само догнало вас. Нет, вы, к сожалению — или, напротив… — в том самом времени, в каком и жили раньше. Дух Земли должен был подсказать вам это.

— Не понял?

Слова этого человека, перемешанные с фразами, больше подходящими для героя вестернов, с трудом сочетались и не укладывались в моей голове…

— Белая Сова хотел сказать своим новым… друзьям — изменилось то, что должно было измениться. Остались старые понятия, но нет старых вещей. Осталась память, но началась иная жизнь. И появились те, кто ее принял! А о многом люди предпочли давно забыть… Но, мои глаза видят — те, кто спас жизнь индейцу, уже приспособились к этому времени! Это — лучшее, из всего, что Белая Сова встречал в Большой долине!

Он указал на мой лук и меч, почти не обратив внимания на копья, которыми мы пользовались скорее, как посохами. Я, в свою очередь, тоже рассмотрел оружие этого человека; копье, которое он подобрал во время разговора, широкий нож в кожаных ножнах, томагавк, вряд ли используемый только для колки дров, а, кроме того — лук, состоящий из деревянной середины и двух искусно обработанных рогов, к которым была присоединена тетива. Все это было в прекрасном состоянии, а что касается томагавка и ножа — на мой взгляд, даже лучше, чем те мои ранние попытки вооружиться, которые я предпринимал в первые дни. Белая Сова, заметив, как я бросаю заинтересованный взгляд на его снаряжение и одежду, протянул мне свою руку.

— Мой брат… Может ли Белая Сова, в знак признательности за свое спасение, так обращаться к воину? У моего племени есть обычай — тот, кто спасает жизнь охотнику, становится его названным братом.

— Я… — я замялся, не зная, как ответить на этот выпад. Но Ната тут же поспешила вмешаться.

— Конечно! Я слышала об этом. Только… я не представляю себе, как это может выглядеть сейчас, в наши дни?

— Так же, как и в те, откуда этот обычай появился… Но я не слышал ответа мужчины. Или это решает его скво?

Я сглотнул и утвердительно кивнул, а заодно и подкрепил жест словам:

— Да… Ты можешь. Если уж брат — как-то, нелепо было бы обращаться друг к другу, на Вы…

— Хао. Мой брат сделал свой выбор, и Белая Сова рад, что он совпал с желанием индейца. Вы двое еще совсем неопытны в делах долины… Помощь и рука Белой Совы пригодятся воину!

Мы с Натой переглянулись — хоть он и производил впечатление человека, слегка сошедшего с ума, но назвать его речь совсем уж ненормальной… Нам, одновременно, показалось, что мы имеем дело, с кем-то, не от мира сего…

Сова заметил, как мы переглянулись, и чуть с усмешкой произнес:

— Мой брат и его скво, думают, что их брат — Белая Сова — сумасшедший? Любое познание начинается со смеха или слез… Слезы вы уже испытали. А смех… Смех только от нежелания видеть очевидное. Но Сова заговорил вас — жители мертвого города, наверное, хотят есть? Мой костер еще горел, когда появились эти звери, а в силках бился большой Крол. Белая Сова приглашает вас разделить его обед, если, конечно, никто не успел утащить его добычу!

Мы не возражали — впечатления настолько захлестнули нас с Натой, что мы просто не успевали все переварить…

Он иногда украдкой посматривал на Угара, но пес, уже совершено спокойный, шел рядом с нами, возле моей левой ноги — как был приучен ранее. Индеец, или кто он там был, не выдержал:

— Он прибился к вам сам?

— Нет, — я сделал жест, указывающий на север — он с нами давно. С самого начала… или почти. Еще щенком я нашел его… и не жалею.

Он кивнул и больше не стал уточнять. Я понял — наше появление для этого человека было столь же неожиданным, как и его — для нас. Разница заключалась в том, что мы являлись для него, просто, новыми людьми, а вот он — одним из тех, кого мы увидеть только мечтали…

Зверек, жарившийся на вертеле — палке с ободранной корой, все еще висел над почти прогоревшим костром. Одного взгляда хватило, чтобы опознать — это точная копия того кролика, которого подстрелила Ната!

— Здесь тоже водятся такие?

Сова пояснил, переворачивая тушку над огнем.

— В долине много зверей… И тех, кого можно есть, и тех, кто сам способен убить охотника. Но разве в городе есть дикие звери? На кого охотится мой брат?

— Есть. Хотя… У нас мало зверей, годящихся в пищу — Ната влезла в разговор, сгорая от желания пообщаться — этот «индеец», в основном, обращался только ко мне.

— Тогда, чем питаются люди, пришедшие с севера?

Я немедленно ткнул ее в бок — Ната, прореагировав должным образом, сразу запнулась:

— Ну… Мы иногда ловим, кого-нибудь…

— Но редко. Ловим рыбу, ставим ловушки.

Сова внимательно посмотрел на меня и на Нату и пожал плечами:

— Тем, кому удалось побывать там, среди Великих могил…

— ?

— Так в долине называют город… Говорят, что там почти нет ничего, что годилось бы в пищу. Разве только, если не поедать мертвых.

Я даже поморщился, но взгляд индейца был сух и насторожен.

— Что за бред? Нет, у нас хватает еды… А не хватало бы — так давно пришли сюда!

— Мой брат не хочет говорить всей правды. Его скво, и он сам не выглядят голодными, а их плечевые мешки набиты доверху, словно путники перебили всю дичь на пару дней вокруг… Но, если эта тайна дорога моему брату — Дару, то пусть он оставит ее для себя.

— Ну, хорошо, — я вдруг решил открыться, понимая, что его проницательности придется отдать должное. — Действительно, у нас есть еда. Не только охота помогла выжить. Это склад… Подвал, в котором сохранилось некоторое количество продуктов. Он спас меня от голодной смерти и выручает до сих пор. И меня, и Нату и Угара.

Он помолчал, а потом очень серьезно кивнул:

— Хау, пусть так… Но молчите об этом, там, в поселке. Зависть не исчезла вместе с остальными пороками — если слух о вашем подвале станет известен другим, вы рискуете вернуться к пустым стенам. Или, вообще не вернуться…

— Даже так? И что нам может грозить? Хищники?

Он свел лицо в некоторое подобие гримасы…

— Это удивляет маленькую скво? Хищников… Возможно. Хотя, в силу своего возраста она вряд знает самых опасных хищников земли.

— Знает. — Ната посуровела. — Самые опасные сидят здесь…

Он еще раз перевернул зверька, отрезал острым ножом кусочек, пожевал и молча указал на тушку.

— Готово?

— Да. Сова предлагает вам поесть, отдохнуть ночь у костра, а потом направиться вместе с ним к озеру, туда, где живут ближайшие люди. С вашим появлением пропала необходимость искать проход в скалах. Раз вы здесь — он существует.

— И много вас… Там?

— Мой брат хочет сказать — много ли таких, как я? Нет. Белая Сова — последний, из своего рода. В долине есть мужчины, и есть женщины, разделяющие его взгляды, но большинство пока не осознало того пути, по которому им придется теперь пройти… Те, кто живет в поселке — они обычные.

Он произнес последние слова с некоторой иронией, которая не укрылась от нашего слуха.

— К кому относит Белая Сова нас?

— К тем, кто пришел вовремя…

— Почему… мой брат решил, что мы — не такие, как все?

Я с трудом, едва переборов себя, обратился к нему так же, как он обращался ко мне. Он довольно кивнул, услышав мои слова:

— Потому что мой брат не так одет, не так вооружен… не так испуган и способен сам позаботиться о себе, в отличие о тех, кто предпочитает лишь собирать корни и пугаться собственной тени. Мой брат — воин! Белая Сова умеет отличать воина от собирателя плодов! Последние не стремятся жить — они лишь существуют.

— Сурово…

Он молча кивнул. Я не стал переспрашивать — похоже, «индеец» не испытывал особой радости от общения с другими людьми.

— Твоя скво хромает. Она ранена?

— Нет. Или, да… Во время потопа. На днях пришлось идти по воде, наступила на кого-то. Был укус. Возможно, змея…

Сова, насупившись, указал снять ей обувь. При виде распухшей ступни он свел переносицу и нахмурился еще больше. В реку впадал довольно широкий ручей. Сова указал Нате опустить туда ногу, и, дождавшись, когда Ната стала потихоньку поскуливать — вода была прохладной! — вытащил свой нож… Я насторожился, но Сова успокаивающе произнес:

— Мой брат не должен тревожиться напрасно… Опухоль спадет, если на место укуса наложить целебную мазь. Боли твоя женщина не почувствует. Попробуй сам! — он протянул мне свой нож.

— Что я должен делать?

— Надрежь кожу там, где была рана.

Ната широко раскрыла глаза — а я, почему-то доверившись незнакомцу, прислонил острое лезвие к пятке… Сова оказался прав — Ната даже не поняла, что сталь прорезала ее кожу. Крови тоже не было — Сова нахмурился и решительно отодвинул меня в сторону. Еще раньше он вытащил из своего мешка кулечек с порошком, который размешал с водой. Этой кашицей он обмазал стопу Наты, после чего велел просто ждать…

— Что это?

— Средство от яда. И не только… Тайну изготовления знают не многие странники, лучшее средство известно вдове старого вождя… Она смотрела на зверей, которые лечат себя сами, и те подсказали ей нужные травы. Моя старшая скво всегда следит, чтобы порошок находился в сумке Белой Совы.

— Оно так действует?

— Оно помогает не только в этом… Лучше всего — от рваных ран, серьезных укусов, переломов и ушибов. Также — от яда. Твою женщину зацепил Цепень, в ране всегда остаются его жвалы! Это существо новое, Сова не знал подобного, до Того Дня. Он похож на дождевого червя, но гораздо больше и с грубой кожей, укус этого червя глубокий и болезненный, с замедленным действием… Очень опасен!

— Эти жвалы, как ты говоришь, пробили даже подошву ее мокасин. Я их еле вытащил…

— Охотник с города правильно сделал. После Большого Удара, на земле и под ней появилось немало новых существ, и почти каждое мы узнавали через гибель людей, с ними столкнувшимися… Этот — тоже, из таких. Сова не знает, почему так произошло, но знает, как лечить. Останься они в ране — твоя подруга могла умереть через несколько часов. Цепень — волк, в своих болотах! Он парализует небольшую жертву первым укусом, но основной яд действует позже… Сова видел тушки мертвых жаб и рыб — их раздувало, как воздушные шары. Цепень предпочитает поедать добычу, когда та лопается и заполняет округу запахом гнили. Ты не выбросил их?

— Выбросил. — Я метнул взгляд на Нату. При красноречивом описании индейца о способе охоты твари, ее укусившей, мою подругу едва ли не стошнило…

— Зря. Эти жвалы очень могли пригодиться при ловле рыбы, в водах скалистого озера. Большие сазаны словно впадают в спячку от крохотной доли яда, оставшегося в жвалах, и сами всплывают на поверхность! Но мой брат не мог этого знать…

Он предложил большой кусок прожаренного мяса, мирно лежащему псу. Тот, нисколько не проявляя торопливости и со значением собственного достоинства, принял угощение. Индеец прищелкнул языком от восхищения:

— Гордый! С таким псом можно бродить по прериям!

— А пре…Какие прерии?

Он улыбнулся Нате, показав белоснежные зубы, без единого изъяна:

— Те травы, которые вы должны были увидеть, если хоть раз поднимались на любой из холмов вдоль реки. Не все их так зовут. Вам тоже предстоит выбрать, как именовать то, что видят ваши глаза. Но уши индейца радуются именно этому названию.

— Я поняла, — тихо ответила Ната. — Не зря мне пришло в голову такое же определение…

Взгляд «индейца» задержался на девушке несколько дольше, он даже кивнул ей, в знак согласия. Меня это несколько напрягло… Первоначальное удивление уже прошло, и я более внимательно осмотрел одежду названного «брата». Через минуту я уже был убежден в том, что предположение Наты насчет провала во времени лишено всякого смысла. Напротив, я подумал, что мои опасения насчет его «нормальности» имеют под собой вполне оправданную почву. Что бы ни случилось с нами и всем прочим миром — это еще не повод рядится в одежды, давно годящиеся для музея, времен покорения дикого запада… Кожа кожей — мы и сами ее использовали! — но сшита ведь не руками! А машинные, идеально ровные стежки отличить от ручных, довольно просто! Пуговицы на мокасинах, на которые застегивались петли шнурков, да и явно фирменная, литая подошва — это откуда? Ремень на поясе, хоть и расшитый бисером — тоже из мастерской! Вряд ли все это сочеталось с настоящим индейцем… Но, тогда, с кем?

Сова поймал мой взгляд, вздохнул и указал рукой на восток.

— Дорога к поселку далека… Пока ее нога в покое, отдыхайте. Завтра с утра пойдем… в прерии. Скво увидит — ее нога будет как прежде, и она сможет идти так же быстро, как ходила ранее… Сейчас — ешьте! А Сова расскажет моему брату о людях и земле, в которую они пришли. И о себе… чтобы мой брат не изучал его так внимательно!

«Белая Сова» — конечно, не являлось настоящим именам охотника. Он все объяснил, пока мы, ошеломленно слушая, поглощали наш ужин. Сова так и не назвал своего настоящего имени, сразу перейдя к истории собственного преображения в индейца. Он, уже давно, задолго до катастрофы увлекся культурой и бытом индейцев. Найдя таких же, как сам, единомышленников, он посвятил этому все свое свободное время. Каждое лето и до поздней осени, он проводил его на месте очередных сборов поклонников ритуалов и костюмов индейцев, а вскоре… Вскоре Сова совсем ушел из цивилизации. И, если для многих это являлось чем-то вроде игры, то для него — смыслом всей будущей жизни. По скупым обрывкам, мы поняли, что это случилось не меньше десяти лет тому назад — Ната только охнула, услышав, что человек, которого мы встретили, так давно бросил современный мир! Сова коротко пояснил, что свое имя он получил тоже там, но, по-настоящему, осознал свое предначертание на земле «предков», что только добавило загадки в этом рассказе… Я вспомнил, что про таких, как он, как-то была передача по телевидению, и все, что показывалось, было вполне серьезно. Ну, или серьезно — для них самих. «Индианисты», как их называли, вообще-то, являлись довольно распространенным явлением, и не только в нашей стране. Но мы и представить не могли, что кто-то мог на полном серьезе бросить все и жить такой жизнью…

То, что произошло в Тот день, застало его и его единомышленников, как и всех, внезапно. И его, и его женщин спасло то, что лагерь был разбит в степи. Гигантские подъемы, перевернувшие пласты земли, тем не менее, пощадили их — на головы не падали здания, не валились деревья… Шквал налетевшего ветра протащил их палатку и швырнул прямо в воды взбесившейся степной реки. Они едва не утонули в чудовищных волнах. В лагере, где стояли «вигвамы», погибли все, кроме самого Совы, старой шаманки и двух его скво — он так и сказал! Пережив первые дни, они нашли в себе силы успокоиться и даже принять все, как должное. Старая жизнь давно его перестала интересовать, а начавшаяся, иная, стала именно той, к которой он стремился всегда… На счастье, всех четверых — Совы и женщин! — на берегу нашлись разрушенные остатки рыбацких домов. Там они, в кровь сбивая пальцы, ломая ногти, раскопали что-то из продуктов, что помогло им на первых порах. Позже Сова нашел останки своих товарищей, которым не повезло так, как им… Зато сохранилось оружие, которое редко, когда применялось всерьез. Сделано оно было добротно, с применением всех технологий, многое — вообще покупное, выглядевшее гораздо лучше и надежнее того, что когда-то изготовил я. С ним можно было охотиться — хотя Сова и близко не представлял, что кто-то из животных мог уцелеть в той страшной мясорубке, которой подверглось все живое на тысячи километров вокруг. Тем не менее, первого и последнего — настоящего зайца! — им удалось подстрелить через три дня, после того, как закончились скудные припасы, когда у всех уже сводило животы от голода. А на следующей неделе им попался не до конца полутрансформировавшийся «овцебык». Мы с Натой понимающе переглянулись — и название, и описание полубыка-полуовцы, точь-в-точь, совпадало с тем животным, которое мы встретили и убили на нашей охоте. Тогда же на них наткнулся еще один из «племени», с соседней стоянки, потом они вместе нашли его брата. Далее на них вышел рабочий с фермы — единственный выживший из всех ее обитателей. Потом целая группа — чудом уцелевшие среди всего этого хаоса десять туристов, намеревавшихся до того, спустится по реке. Семь девушек и трое изнуренных мужчин. Правда, в самом начале, в их группе было двадцать пять человек… Все были измучены, голодны и, самое страшное, никто не знал, что произошло и что теперь делать. Скудные припасы практически сразу закончились, и мужчины, увидев следующего «овцебыка», на этот раз уже полностью преобразившегося, попытались его убить… В безумной стычке, мутант пропорол своими рогами одного из охотников, но Сова успел все же всадить стрелу ему в бок. Ранение оказалось смертельным. Едва тело предали земле, как над погребением вырос холм, и жуткие лапы двух монстров едва не утащили в могилу еще одного из охотников — так они познакомились с очередным созданием нового мира. Я кивнул — очевидно, свинорыл… Чуть позже, разделав добычу и разведя костер, Сова решил что-то сделать для уцелевших, и, поневоле, некоторые стали брать с него пример. Он учил шить одежду, мастерить примитивное оружие, поддерживать огонь… Мало кто мог похвастаться подобным умением — практически все являлись городскими жителями и самое больше, на что их хватало — караулить по ночам, отпугивая огнем нападение внезапно появившихся и столь же резко осмелевших хищников. Неумело, часто безуспешно, они ходили на охоту, возвращались с пустыми руками и уходили вновь. В отличие от города, где практически не встречалось никакой живности, в долине быстро стали появляться различные звери — да вот только их вид полностью сбивал с толку совершенно не ожидавших видеть такое, людей… Сова не мог ответить — откуда они взялись, предполагая лишь, что все они являются так или иначе, очень быстро мутировавшими животными, которым повезло уцелеть в катаклизме… Причем, настолько быстро, что это не укладывалось в голове. И — не в лучшую для человека — сторону! Но, времени приглядываться не было — следовало как-то пробовать выжить в этом странном и жестоком мире. Половина из них вскоре погибла — частые сотрясения земли, и, как следствие — трещины и провалы, куда улетали люди. Полученные во время катастрофы ранения, внезапно появившиеся жуткие монстры — все это значительно сократило их число. Остальные научились выживать. Для постоянного проживания Сова выбрал берег озера — там было легче с водой, а среди уцелевших деревьев они вырыли землянки. К ним постепенно прибивались другие. Люди приходили отовсюду, примерно около месяца-двух… Потом поток иссяк. В основном, шли из поселков, расположенных далеко от городской черты, из сгоревших и свалившихся под откос поездов, из домов отдыха. Из города, за все время, пришло лишь человек пятьдесят… и приспособленными, для наступивших перемен, они оказались хуже всех.

Сопоставив это с численностью всего населения мегаполиса, Сова мог сделать лишь один вывод — в развалинах царит смерть, и там лучше не появляться. Я мог бы ему возразить, но предпочел слушать и помалкивать — то, что рассказывал этот странный, похожий на индейца, случайный спутник, хоть как-то приоткрывало завесу нашего с Натой незнания, существующего положения дел.

А Сова, то забегая вперед, то вновь возвращаясь, мало заботясь о последовательности своего повествования, продолжал жуткую повесть о новой жизни в долине… Кроме животных, дважды появлялись существа, буквально на глазах перестающие быть людьми. Они менялись со страшной быстротой, и, совершенно потеряв человеческий облик, уходили прочь. Через полтора месяца, после трагедии, на обезображенной страшными шрамами земле, началось невероятное буйство растительности, а вслед за ней массово появились и животные, которых можно было ловить и есть. Охота стала для индейца главным занятием. Не было солнца, стылый ветер валил с ног и заставлял дрожать от холода — но сама земля оставалась теплой, и это спасало многих от замерзания. Та, висевшая над головой, грязно-бурая взвесь, которая так долго пугала меня в городе, в долине исчезла гораздо раньше — благодаря сильным ветрам, несущимся с гор. Стылые ветра заставили людей искать себе сносное укрытие — землянок и шалашей становилось все больше, а порядка — все меньше… Трудность появилась во всем. Отсутствие лекарств, жилья, продуктов — словом, все то, что я испытал на собственной шкуре, пока не обнаружил подвал… Само собой, и одежды, ибо назвать те обрывки, которые оставались у уцелевших, нормальными вещами, можно было лишь с большой натяжкой. Курток, обуви, плащей и всего подобного в первозданном, не порванном виде, почти ни у кого не оставалось, и постепенно люди стали кутаться в шкуры животных, которых смогли поймать и убить. Но очень скоро эти животные — из бывших домашних! — стали очень ловкими, и охота получалась далеко не у всех. Чтобы добыть мясо, приходилось много бегать и терпеливо ждать — это дано не каждому… Людей спасала от голода сама земля — на бывших полях нашлись съедобные корни и клубни, а с появившихся кустарников можно было сорвать плоды — иногда вполне сносные, а иногда — приносящие смерть… Сильных холодов, присущих нашему климатическому поясу, индеец не упоминал. Возможно, это объяснялось тем, что долина словно прогревалась снизу — и наше предположение насчет возможного вулкана получалось небезосновательным.

Зато это тепло позволило растениям намного раньше, чем у нас в степях, выбраться из изуродованной почвы — и еще до конца зимы люди увидели землю с новой растительностью, кустарниками и даже деревьями, взамен упавших во время толчков. Все росло столь быстро, что скитальцы, ложившиеся спать в открытом поле, могли наутро подняться среди сплошного ковра из трав…

Те, кто сумел сжать свои нервы в кулак, кто не поддался панике — те смогли продержаться. Постепенно люди привыкли к странному виду индейца, а он, в свою очередь, приучил всех к своему имени, наотрез отказавшись называться, как либо, иначе. Так же непривычно звучали имена женщин, оставшихся с ним. Многие, как ни странно, взяли с него пример — случайно полученные прозвища лучше вписывались в их новую действительность. Кто-то, до сих пор надеющийся на возвращение старого привычного образа жизни, сохранил и имена. Но все, хотели они того или нет, понимали, что возврата к прошлому миру нет…

Однако это и пугало. Вестей из других сторон не приходило. Везде творилось одно и тоже. Полное незнание происходящего, отчаяние и страх. Не нашлось никого, кто бы смог объяснить происходящее. Не нашлось и того, кто смог бы организовать остальных для более-менее нормального существования. Власти не было. И, понемногу, стали поднимать голову те, кто решил присвоить ее себе… «Индеец» не говорил об этом — но и я, и Ната догадались сами.

А Сова… Сова не стал вмешиваться. Разговоры о прошлом, попытки установить какое-то единоначалие, или, напротив, подобие совета, ему претили. Он ушел из поселка, устав заботиться обо всех. Сам индеец сумел вписаться в новые условия, приняв их, и привыкнув к ним, как к должному. Вместе с ним ушли и четыре выживших женщины — его женщины! Четвертой стала спасенная Совой от случайных подонков, молодая девушка-северянка. Судя, по его словам, она могла самостоятельно ходить по «прерии», ни в чем не уступая малочисленным мужчинам — и Сова отпустил ее, наказав иногда появляться в его жилище. Сова назвал ее Ульдэ — и мы с Натой в который раз переглянулись, услышав довольно необычное имя. Такое могло принадлежать кому-то из таежных областей — и весьма далеких, на мой взгляд.

Из недомолвок мы с Натой поняли одно — Сову уважали, возможно, даже опасались — но недолюбливали. Вероятно, как раз за то, что он в открытую презирал тех, кто был не способен постоять за себя, какой бы враг не оказался рядом. Мы с Натой еще раз переглянулись — кажется, к нам это не относилось! Но я промолчал — не всем дано быть бойцами…

Сова упомянул некоторые имена, вернее — прозвища. Настоящих имен мы так и не услышали — похоже, Сова всех «перекрестил», согласно своим представлениям о людях.

В поселке у озера сложилось нечто вроде общины, где не было одного лидера. Явных уголовников, на счастье остальных, не оказалось, но также не нашлось и тех, кто мог бы всех организовать. Напротив, разобщенность и желание существовать отдельно друг от друга, привело к тому, что поселок сложился единственно, как место, где все встречались, обменивались новостями, на какое-то время объединялись… и расходились. В последнее время силу стал набирать некий «Святоша» — мы снова переглянулись. Слишком уж характерное имя в устах индейца…

Уйдя от людей, Сова выбрал для своей стоянки место возле одной из речек — он именовал ее Змейкой. Он сознательно решил устроиться подальше — основная масса выживших скопилась на месте первого стихийного сбора, на берегу Скалистого озера. По его описанию, в поселке насчитывалось примерно около ста, ста-двадцати человек. Численность не оставалась постоянной — люди и приходили, и уходили, так и не найдя себе места в новом мире. Несколько групп разошлись по всей долине — после резкого потепления, с приходом весны, многие решили последовать примеру охотника и теперь промышляли не собирательством, как оставшиеся у озера, а охотой. Сделав какое-то подобие жилья, накопав землянок, они долго ждали, что этот кошмар закончится, что придут спасатели и всех вывезут на более приспособленные места, и все вернется на круги своя. Спасатели не пришли… С каждым днем всем становилось яснее, что уже никто не придет. Спасаться приходилось самим. Кто-то приловчился находить еду на полях, вырывая из земли коренья и срывая с деревьев странные наросты, которые можно было есть. Кто-то стал ловить рыбу, порой сам становясь пищей для страшных, громадных чудовищ, внезапно появляющихся из глубин. Сова и подобные ему, предпочитали находить и убивать Джейров, Козорогов и Больших Кролов — мы догадались, что так они называли Крола, и, похожих на джейранов и обычных коз, привычных всем копытных животных. Иногда в степи разбойничали волки, вроде тех, которые напали на него на берегу. Случалось, пути людей пересекались со стаями одичавших и ставших невероятно большими, собак. Тогда лилась человеческая кровь — людей в новом мире и так никто не боялся, но собаки еще считали себя его хозяевами…

…На первых порах, даже хуже собак, самыми страшными врагами стали крысы. Громадные, ничего и никого не боящиеся твари, стаями кружили возле поселка, и после каждого набега, люди прощались с очередной их жертвой. Мы поняли, что Сова говорил о Бурых — вряд ли, более мелкие, серые и черные крысы-трупоеды, смогли бы так досадить людям. И все же, люди бы не были людьми, если бы не стали сопротивляться «костлявой» … С голодом, неудобствами жилья и прочими мелочами, которых стало очень много, бороться научились. Ходили в разведки по всей долине, избегая, однако, забредать на территорию гигантского кладбища, каким считался город. Из тех, кто рисковал посетить развалины, вернулись лишь двое. Они рассказывали ужасы о мутантах и стаях крыс. Я догадался — не имея доступа к моей части города, разведчики, видимо, переходили дно бывшей реки и искали на той стороне. Это сразу объяснило мне мучившую меня загадку — как, например, жертву большой черной собаки… Больше охотников к столь далеким путешествиям не нашлось. Через некоторое время эти походы и вовсе прекратились — с появлением опасных хищников, ходить по травам стало небезопасно. К тому же, попасть в город можно было, только перейдя через полузатопленное дно — а моя сторона, как ни странно, почему-то никого не заинтересовала. Хотя попытки проникновения встречались — в одном месте, пройдя мимо почти вплотную подступающего к каменным скалам, болота, можно попытаться выйти в желтые пески и степь… Но это путешествие долго и очень утомительно. И крайне опасно — в водах болота люди на глазах у прочих успевали лишь взмахнуть руками, либо жутко вскрикнуть — их утаскивали неведомые монстры… В самой долине постепенно, почти исчезли и прекратились набеги «Бурых», но появились им на смену жуткие птицы — Вороны, а по быстро покрывшимся растительностью лугам, стали шастать большие кошки…

Мы с Натой молча слушали рассказ нашего спутника, заново переживая собственные, совсем недавние передряги. Как же это было трудно! И холод, и голод, и отчаяние… А главное — полное незнание причин произошедшего, и того, есть ли, кто-нибудь в стране, да что там — мире! — еще, кто либо, кроме них. Я вспомнил, как что-то, вроде этого, было и со мной…

Небо давно потемнело, а Сова все продолжал свой рассказ:

…Так прошло самое голодное и тяжелое время — Сова назвал его зимой. Мы не могли с ним полностью согласится — все-таки, эта зима нисколько не похожа на настоящую, со снегом, сугробами и затяжными холодами. Но, во временном определении, он не ошибся, я тоже вел отсчет прошедших недель и месяцев. Выходило, что расхождение у нас довольно значительно, чуть ли не на месяц с лишним. Я отнес это на тот случай, когда валялся в беспамятстве, при болезни, свалившей меня, вскоре после нахождения, спасшего от голода, подвала. Правда, Сова не был уверен, что продолжительность самого дня осталась прежней — но развивать эту тему не стал, сославшись на непонимание в данном вопросе, и, на мнение более сведущего в астрономии, некоего Дока. По нашим общим прикидкам выходило, что сейчас примерно, первый месяц осени… Если можно считать это время осенью!

Все, кому повезло выжить, разбрелись по долине. Какая-то часть образовала новые поселки, в которых насчитывалось от десяти и до тридцати человек. Они сбивались по убеждениям, знакомствам или семейным признакам — Сова рассказал, что некоторые, действительно, приходили целыми семьями. Но так везло очень немногим. Большей частью, все оказывались одиночками, потерявшими все и всех… Некоторые направились в горы — многие считали, что за ними все осталось по-прежнему, и лишь вершины не дают миру пробиться к ним с поддержкой. Ушедшие не вернулись, и рассказать о том, правда это или вымысел, было некому. Глядя на бесстрастные глаза Совы, я понял, что он нисколько не верит в такую возможность… Сам «индеец» еще до катастрофы попал случайно в эту местность, но, благодаря некоторым особенностям своего прошлого, отлично знал географию долины. Впрочем, насколько он полагал, долиной, как таковой, она стала именно после всего случившегося — до этого, столь жесткого раздела от внешнего мира не было. На территории, равной практически целому краю, многое изменилось. Словно ниоткуда появились множественные овраги — следы деятельности частых землетрясений, возникли высокие холмы, выросли довольно густые, чудные леса — и все это за считанные недели. А сама долина оказалась в изоляции — за время скитаний он имел возможность в этом убедиться неоднократно. По словам Совы, дальше, к востоку от долины, простирались желтые пески — там ничего не росло, и не было воды. За ними — громадный каньон, со дна которого поднимались на поверхность удушливые газы. Наш рассказчик пояснил, что этот овраг, словно прорубленный в земле чудовищным плугом, появился точно вследствие катастрофы — индеец сам видел и вспышку, и громовой удар, потрясший землю. Однако, по его словам, огонь возник после жуткого грохота и толчка, и словно вырвался из-под земли. Сопоставив свои впечатления с его рассказом, я подумал, что можно предположить, будто континент раскололся, и на месте трещины внизу царит яд, из лавы и магмы… но, поверить в такое? Хотя, все, что с нами случилось, давно не вписывалось ни в какие рамки. Куда легче представить, что туда пришелся удар сравнительно небольшого метеорита. Или, даже ракеты с ядерным зарядом — если предположить, что все, что произошло — следствие дел рук человеческих… Это было ближе и понятнее.

— Значит, ваши люди попали в город? — вырвалось у меня.

— Да. Через восточные ворота. Вдоль желтой земли и болот.

— Мы почти дошли до них… вернее, я дошел! Но я думал, что там невозможно пройти! Вода и скалы! Скалы уходили далеко в болото!

— Так и есть. — Сова махнул рукой в сторону скал. — Каменная гряда не пропускает никого, а проход в город чуть позже залило водами болота. Оно подступило совсем близко к скалам, и больше никто не пытался там пройти. Я сам искал проход на западе, почему и попал в наводнение. Но, теперь надобность в поисках миновала — вы, своим присутствием, подтвердили его нахождение.

В любом случае, вскоре стало понятно, что выжившим идти особенно некуда — дорога на север, к развалинам города, напрочь перекрыта каменной грядой, непреодолимой для человека, а северо-восток так же закрыт все более расширяющимся болотом, в которое превратилось сразу несколько озер из бывших мест загородного отдыха. В этих водах появились такие твари, что охотников искать тропинки, оказалось немного. Однако, люди селились везде, где только могли почувствовать себя в относительной безопасности и хоть какой-то стабильности. Далеко на юге, любой путник упирался сначала в предгорье, тянущееся от берегов Синей, к востоку на всем протяжении долины, а после него — в ущелья и обрывистые склоны настоящих гор. Перейти через заснеженные перевалы ни Сова, ни, кто-либо иной, не пытался… Он снова упомянул про высокие горы — и, лишь тогда мы с Натой поняли, что индеец имел в виду. И она, и я видели раньше снежные вершины, даже побывали в этих ущельях — но до Катастрофы. И тогда никто не считал их непомерно большими — так, с пару тысяч метров. Теперь пики взметнулись чуть ли не до небес! Это было необъяснимо, но мы и сами могли разглядеть отсюда красные пятна ледников, что говорило о чудовищной высоте непостижимо поднявшихся гор…

Что до Запада — там всякая тропа преграждалась илистым, полузатопленным дном реки, и лишь совсем недавно, около месяца назад, оно вдруг наполнилось водой и стало непреодолимым. Некоторые, кто пытался его перейти вброд, до этого, погибли… Я насупился, поняв, что они могли попасть в зубастую пасть монстра. Но оказалось, что Сова имел в виду иное:

— Их убили…

— ?

— Мы не знаем. Вырвался один — но он вернулся безумным… говорил о людоедах. Потом погиб — свалился в пропасть.

Мы с Натой промолчали… — Нелюдь, столкновения с которым нам не удалось избежать, вполне мог оказаться одним из таких любителей человечины…

— …Иногда мы слышим шум, доносящийся с вашей стороны. У вас, в городе, продолжаются землетрясения?

— Да. А разве в долине не так?

— Бывает.

— Я знаю, что вы могли услышать…

Сова с интересом посмотрел на Нату.

— Это пласты земли отваливаются и падают в пропасть.

— Какую пропасть?

— За городом ничего нет. Там огромный обрыв — вся северная часть ушла вниз, на глубину, не меньшую, чем двести-триста метров… Где-то, чуть меньше, где-то, может быть, и больше.

Он не смог сдержать возгласа удивления:

— И вы видели его края? Сова хотел бы посмотреть на это своими глазами!

— Если ты придешь к нам в гости, мы проведем тебя к обрыву. Но там небезопасно. Куски земли, величиной с дом, отрываются и падают вниз. Иногда — это целые кварталы рушатся в бездну. Вот что могли слышать ваши люди на болотах…

— Я догадываюсь… Вода наполняет пустоты в земле, подмывает пласты, и они скользят туда, где не встречают сопротивления. Когда-нибудь, все это болото провалится в пропасть!

— И возникнет спуск в те земли, где никто не бывал… Кроме нас.

Он вскинул на меня пораженные глаза:

— Как?! Мой брат хочет сказать, что спускался туда? Но как? Зачем?

— Он спасал меня, Белая Сова!

Индеец долго и молча смотрел на Нату. Потом вздохнул и промолвил:

— Всегда из-за женщины совершались безрассудства… Ты счастлив, мой брат, если еще остался способен на них!

Потом он на время задумался — мы не мешали индейцу, как уже про себя стали его называть…

— Провал… Что в нем?

— Там продолжение города — то, что от него осталось, после катастрофы…Мы живем в центральной его части, вся северная осталась там. А запад теперь за рекой. Но сейчас там, скорее всего, только вода. Падая с вершины плато, она могла разлиться по обширной площади. Сейчас там, возможно, уже все затоплено. Когда я спускался, река была как болото, и из нее мало что попадало в пропасть. А теперь ее воды стали такими могучими, что я не представляю себе, какой водопад должен обрушиваться вниз!

Сова вздохнул:

— Да… Не только звери — изменилось все вокруг. И никто не знает — насколько. Кое-кто, из наших, думает, что это еще не конец.

— В смысле?

Он пожал плечами:

— Говорят, вслед за этим последует, что-нибудь, еще… Хотя, что еще может быть хуже? Мы пережили зиму, голод, гибель близких и друзей. Тех, кто остался, легко запугать новыми бедами!

Ната заметила:

— А мне казалось, что люди, пережившее подобное, обычно перестают пугаться собственной тени…

— Скво моего брата говорит верно… Есть среди людей долины и такие, но их меньше. Слабые умирают быстро, а те, кто боится, это слабые!

— Они, прежде всего, люди…

Он не стал отвечать — а я положил свою руку на плечо Наты.

— Пусть так. Моему брату… — я с трудом заставил себя произнести эти слова, решив подыграть незнакомцу и сгладить напряженность. — Не следует обижаться на замечание юной девушки.

— Скво моего брата имеет право говорить. Белая Сова имеет уши. Он уважает чужое мнение… но вы и сами все увидите.

За разговором и обсуждением того, что было нам неизвестно, вечер прошел незаметно. Угар, до того валявшийся неподалеку, встал, отряхнулся и неторопливо направился в травы.

— Ваш черный друг уходит?

— Пес сам себя кормит… Не волнуйтесь, он вернется через пару часов.

— В травах не безопасно.

Ната пожала плечами:

— Угар в состоянии за себя постоять. Кроме того, он не совсем обычный пес…

Короче говоря, нам не следует беспокоиться.

Индеец промолчал, а я подумал, что он, вероятно, не знает, как с нами поступить… Своим появлением мы спутали его планы, по разведке береговой линии и поиску прохода между рекой и скалами. С другой стороны, само наше присутствие и рассказ о жизни в городе делали эту разведку бессмысленной. Сейчас он сам и его повествование было для нас гораздо более интересным, чем мы — для него.

— Хорошо. Пусть мой брат сторожит первую часть ночи — вторую Сова возьмет на себя. Ночью прерии наполняются жизнью клыков… Если возле костра никого не останется — звери нападут. Вы избавили Сову от волков на берегах реки, но те трое — еще не вся стая.

— Как получилось, что Сова оказался без оружия?

По лицу индейца мелькнула тень… Вопрос Наты явно не понравился Сове, но он все же ответил:

— Скво заметила верно. Сова слишком увлекся дальним берегом и позабыл об осторожности. Волки пришли внезапно, оружие осталось на стоянке. Сова успел схватить плавник на берегу… но без вас он мог погибнуть. И он еще раз произносит слова благодарности тем, кто избавил его от клыков и когтей этих тварей.

— И хватит на этом. — Я решил положить конец этой теме. — Мы поступили так, как поступил бы любой нормальный человек. Моему брату не нужно благодарить нас каждый раз, когда он смотрит на маленькую скво. Она не хотела его уязвить… это был просто вопрос.

Он кивнул:

— Сова увидел огни на дальнем берегу…

— Огни?

— Возможно, что это были лишь отблески… С той стороны никто не приходил — Сова хотел убедиться, что глаза его не обманули. Но понять это он не успел.

Я укрыл Нату одеялом и подтянул к себе лук.

— Ладно. Сколько нам идти до поселка?

— Мазь Дины уберет опухоль на ноге девушки за ночь. Если она ходит так же резво, как говорит — мы доберемся до землянок за два-три дня. Но Сова не может назвать точное время… мой брат и сам понимает, что нас не ждет ровная дорога.

— Понимает. Тем более, нужно отдохнуть. Давайте спать. Я буду сторожить…

Ночь прошла без происшествий. Когда индеец бесшумно поднялся со своей лежанки, чтобы сменить меня у костра, я внутренне напрягся… Все еще не мог довериться впервые увиденному и такому странному человеку. Но Угар, спокойно развалившись возле спящей Наты, развеял мои опасения. Пес не стал бы спокойно воспринимать возможную угрозу, а я привык доверять его чутью.

Утром быстро поели, я осмотрел ногу девушки — слова индейца сбылись полностью. От опухоли не осталось и следа, и даже вечерний надрез затянулся, словно был сделан не несколько часов назад, а как минимум больше недели. На мой удивленный взгляд Сова лишь пожал плечами.

Мы тронулись в путь. Сова шел все время впереди, выбирая по ему одному известным приметам наиболее кратчайшую дорогу, так что мы практически не общались. Ближе к вечеру, Угар, по привычке забегающий в стороны, остановился и глухо рявкнул. Мы с Натой сразу изготовились к сражению — обычно пес не тревожил попусту… Видя, как я вставляю стрелу в лук, а Ната рвет из-за плеча дротик, индеец тоже изготовился к бою — он тоже вытащил стрелу и вопросительно посмотрел на меня.

— Угар чует что-то…

— В этих лугах нередко встречаются охотники…на охотников. — Сова слегка иронизировал. — Правда, волки не заходят на земли, расположенные выше холмов. Крысы, те тоже редко появляются днем. А собак мы не видели уже давно… Но мой брат прав — в прерии часто встречаются непонятные вещи!

Он поглядел на верхушки кустарника. Ветер, слегка шевеля ими, создавал иллюзию того, что кто-то невидимый наступает на них, пригибая к земле, а шорох и доносившийся с разных сторон хруст и треск ветвей, говорили о том, что мы, действительно, не одни находимся среди этого царства зелени.

— Мой брат… Белая Сова, может подсказать нам — что это?

Я искоса посмотрел на индейца. Тот очень серьезно ответил:

— Белая Сова думает, что его спутникам нечего опасаться… Их черный друг уже учуял бы настоящую опасность! Это — всего лишь ветер… Но если мой брат хочет сказать, что индеец не разбирается в повадках зверей и не может сказать об их приближении — пусть скажет об этом открыто!

Мне стало неловко — в конце концов, он был прав… Сейчас не то время, чтобы осуждать кого-либо за ношение странных одежд и привычки, сложившиеся задолго до Катастрофы. Да и чем мы сами отличались от этого человека?

Ната, желая разрядить неловкость, произнесла:

— Белая Сова знает много животных долины? Кроме уже известных нам, по твоим описаниям? Среди них есть такие, которые могут напасть?

— Почти все нападают — если они крупнее или их больше. Самые грозные и опасные — большие кошки, но они очень редки. Охотятся на овцебыка или козорогов. В стаи не сбиваются. «Бурые» — как вы их называете, встречались чаще, но месяца три мы уже их не видели. Нападали всегда и всегда гибли наши люди. Ни одного мы убить сами не смогли — они слишком огромны и толстокожи.

При этих словах Ната красноречиво посмотрела на мои ноги — обувь я шил из практически нестираемой шкуры упоминаемого индейцем зверя. Но я не стал комментировать его слова нашими общими воспоминаниями…

— Собаки… те нападают, если видят в человеке добычу, а не противника. Им есть на кого охотиться и без людей. Волки нападают всегда! Только эти хищники не опасаются выходить на охоту днем. А ночью опасно все! Земля на северо-востоке — мы называем ее Низиной! — вотчина, где охотятся их стаи. Там много травы и новых животных — много добычи для их клыков. Вы бы обязательно напоролись на стаю — если не наводнение. Кроме зверей, есть и иные существа… Например, растения, способные высосать кровь. На востоке, и там, где желтые пески вплотную подступают к предгорьям, так же вводятся твари, способные убить не только слабую женщину, но и сильного охотника. Говорят, они похожи на очень больших пауков или даже скорпионов — но почти никто не видел их вблизи. А если видел — уже не сможет рассказать об этом. Это в соленых озерах, скрытых за целым лесом колючих и почти непроходимых кустарников. Сова не знает, как их убивать… Опасайтесь этих мест, если решитесь пройти по долине, в поисках своего пути! Что до остальной долины — никто не знает, где его может ожидать опасность. Здесь много мелких речушек и озер, есть леса, самый большой из которых вы увидите мельком, по пути к Скалистому озеру.

— А какой путь избрал наш друг?

Он с прищуром посмотрел на Нату:

— Путь Белой Совы — путь его народа… Индеец не знает покоя, когда сидит на одном месте, в типи своих скво. Ему нужен простор и воля! Белая Сова разведчик земель, до которых может добраться, и многое в долине уже ему известно. Он не хочет умереть от старости — в его роду эта смерть не в почете!

— А есть еще, кто-нибудь, кто так же, как наш брат, бродит среди зарослей?

Он кивнул:

— Да. Есть. Мой брат — Дар и его спутница, думают, что Белая Сова слегка сошел с ума… Вы увидите многих, кто, как и он, отказался от старой жизни — и тогда вам станет трудно решать, кто из них не в ладах с собственной головой!

Ната укоризненно кивнула мне и обратилась к Сове:

— Мы услышали твои слова. Многие бродят по прерии… Но не все возвращаются. Кто-то остается на понравившихся им местах, кто-то пропадает совсем… Белая Сова не может знать всего, но его друзья при желании услышат много интересного для своих ушей, когда придут в поселок.

Я только сглотнул — так быстро и точно она вписалась своей речью в образ, созданный этим странным человеком! Некоторое время мы шли молча. Угар успокоился и, виляя хвостом, вновь забежал вперед нашей, небольшой колонны. Первой не выдержала Ната:

— Белая Сова… Это так непривычно. Почему?

— Имя твоего спутника — оно тоже не входит, в самые распространенные… Но ты ему не удивляешься! Белая Сова — не кличка. Это — имя, полученное из рук вождя, из рода сов — Косматого Медведя!

— Я удивляюсь не имени…

Он скупо улыбнулся:

— Скво думает, что времена прерий и охотников на бизонов давно прошли… Сова понимает ее мысли и, даже, разделяет их. Но это — не времена бизонов. Это — более трудные времена! Раньше индеец знал, что он может ожидать от жизни. Теперь — этого не знает никто…

В долине не все сразу стало на свои места… — он вдруг остановился, указывая рукой вперед. — Тот, кто выжил, как смог, обустроил свой быт. Кто-то занялся охотой — несколько человек смогло научиться этому искусству, и Чер — самый лучший из охотников! Он тоже посещал наши вигвамы, но не успел пройти посвящения. Вместе с братом — Чагой — он бродит по прериям и приносит новости Сове. Ты обязательно встретишь его на своей тропе. Но не каждый способен стать охотником. Кто-то предпочел ловить рыбу. Другие собирают корни… Иногда люди собираются на сбор — это называется день Мены. Приходят многие или, почти, все. Сова сам предупреждает тех, кто далеко, о возможном сборе для того, чтобы они могли обменяться свежими новостями, какими-либо товарами или изделиями. Людям нужно общение — без него они чахнут… Но некоторые не хотят встречаться с другими и живут отшельниками. Каждый живет так, как он может и как хочет…

Сова слегка насупился — мы догадались, что он не так уж и равнодушно говорит о последних…

— Мой брат не встречал зверей, спасшихся из зоопарка?

Мы с Натой переглянулись:

— Не могу утверждать точно, но… Насколько нам кажется, из них никого не осталось. Иначе бы по городу уже бродили львы и гиены, или что-то в этом роде. А кошек, о которых ты говоришь, видели. Угар едва не погиб, спасая нас в схватке с одной такой… И льва. Если это был лев… А, кроме них — огромных птиц! На мой взгляд, это был орел… величиной с птеродактиля. Мой брат еще помнит такие названия?

Он сумрачно кивнул:

— Сова не выжил из ума. Люди долины редко наблюдают гигантских птиц, но те, кто приходит из предгорий, рассказывали жуткие вещи… о медведях и кабанах.

— И это правда?

— Нет причин не доверять людям. Но Сова желал бы, что бы это оказалось лишь преувеличением… Иначе в долине появится враг, по сравнению с которым, любой другой покажется слабой пташкой!

— А что, в долине есть птицы? Кроме Воронов?

Он покачал головой.

— А почему нет? Мой брат очень многого не видел, когда жил в городе мертвых. Да. Птицы есть. И они совсем не похожи на тех, к каким вы привыкли…

— Догадываюсь…

— Значит, вы тоже видели больших Воронов? — Ната встряла в разговор. — А Ласточек? Стрижей?

— Некоторые почти не изменились… но другие, сильно.

— Встречались ли вам такие, как орлы-великаны? Любой из них способен подхватить человека и унести его с собой, ввысь!

Сова вздохнул, не ответив.

— Сова, а почему у тебя именно такое имя? Не тот же Орел, например?

Ната не отставала от индейца, и тот, не сдержавшись, скупо рассмеялся:

— Сова мудрее величественного, но заносчивого орла. Мои предки не давали имена попусту… И Косматый Медведь следовал их заветам!

— Значит, ты мудр?

Он промолчал. Я толкнул Нату в бок — Уймись!

— Индеец не обижается на маленькую скво… Она слишком юна, чтобы следовать обычаю, согласно которому, женщина не может разговаривать с мужчиной на равных и оспаривать его слова. Сколько лет твоей спутнице, мой брат?

— Пятнадцать лет, скоро будет… Или, пятнадцать зим? Как правильно сказать, если произнести это, по-индейски?

Он усмехнулся:

— Лет. Нет разницы. И она — твоя… жена? Я догадывался… Что ж. Именно для Совы это не выглядит чем-то особым. Вы сами увидите, что такое произошло не только с вами. В долине много женщин — гораздо больше, чем взрослых и здоровых мужчин. Так вышло, что среди уцелевших, их осталось мало… А настоящих мужчин — того меньше… Девушки предпочитают выбирать настоящих.

— Нет, — Ната подняла на него свои карие глаза. — Не я. Он меня выбрал. И стал охотником и воином, прежде, чем мы встретились. Если бы иначе — меня некому было бы спасать. А он спас меня.

— Ната…

— Он спас меня. Я была еще жива… но уже умирала. От тоски и от безразличия. Я не знала, где я, что со мной, что со всем этим миром… Все казалось сплошным кошмаром. Когда у меня уже кончались силы, он пришел и вытащил меня!

— Мой брат знал, что его ждут?

— Нет. Я просто искал тех, кто мог спастись. Во всем городе я не встретил ни одного — только мертвых… Если не пепел, не грязь с неба, не вода и песок — по нашим развалинам нельзя бы и шагу ступить! — везде валялись кости и тела тех, кто оказался навсегда лежать среди развалин.

— Сова сочувствует тебе, мой брат… Он представляет, что могли видеть глаза его друга. Это жуткая картина. Но как он догадался спуститься туда, в этот обрыв?

— А я не догадался, — я погладил Угара, подбежавшего ко мне. — Я знал, единственное место, где я еще не был — пропасть. Может быть, я и не рискнул туда спускаться, но меня убедили именно Вороны. Они пару раз прилетали оттуда, и я решил, что раз там есть жизнь для них, то почему бы там не найтись и обычным людям?

— И твоя догадка оказалось верной! — Ната прижалась ко мне на ходу, дотянувшись губами до мочки уха.

Угар взвизгнул — она наступила ему на лапу. Он обижено посмотрел на девушку и затрусил вперед, обогнав индейца. Тот, с некоторой оторопью, пропустил вперед нашего пса.

— Как мой брат вырастил этого… монстра?

— Это не монстр! Это наш Угар! — Ната встала на защиту собаки. — Милый и добрый песик!

Ната догнала Угара и уселась на него верхом. От такого оскорбления пес весь взвился, и опрокинул хохочущую девушку в кусты. Но этого ему показалось мало, и он так боднул ее массивной башкой, что Ната и вовсе запуталась в колючих зарослях. Я помог ей подняться:

— Сколько раз говорил тебе — на тропе не трогай пса! Он не любит играть, когда впереди может быть опасность!

— Ты чуешь опасность? — Ната вмиг стала серьезной.

— Нет. Но мы не дома. И он это знает. Не мешай ему быть наготове.

Сова, прислушиваясь к нашему разговору, спросил:

— О чем говорила маленькая женщина, когда намекала на твое чутье? Мой брат способен нюхать воздух, как его пес?

— Нет.

— Он не нюхает. Он сразу понимает, что рядом враг!

Сова расширил глаза, не понимая, что имеет в виду Ната.

— Такого не умели даже охотники из моего рода…

— А Белая Сова еще не разучился говорить, как белый человек! Или маленькая скво, опять влезла не в свое дело?

Ната подзадоривала индейца, но тот сохранял невозмутимость.

— Я научу моего брата разговаривать на языке прерий. Иногда необходимо молчать, чтобы не спугнуть добычу.

— Ты покажешь мне язык жестов?

— Мой брат слышал о нем? Да. Это — разговор рук и пальцев. Ты уже знаком с ним?

— Отчасти. Я тоже увлекался книжками про индейцев. Но мне никогда не хотелось менять благоустроенную квартиру, на земляной пол вигвама… Разве, только в детстве. Со временем, это прошло.

— Ты увидишь, мой брат, как быстро ты вспомнишь все, что считал когда-то важным. Мои женщины научат твою скво, как правильно шить одежду охотника прерий.

— А моя жена научит их… чему-нибудь. Ведь, правда, Ната?

— Чему я могу их научить? Разве что… — Она приподнялась на цыпочках и шепнула мне на ухо несколько слов, от которых я покраснел. Сова бесстрастно произнес:

— Этому моих жен не надо учить… Но, если маленькая женщина, знает что-то такое, что неизвестно двум взрослым — пусть подскажет.

— Прости ее, Сова. У нее взрослый опыт и знания… но детский ветер в голове!

— Мой брат справляется со своей скво?

— В смысле?

— Ему не приходится повышать на нее голос?

Ната вся вскинулась, бросив на него неприязненный взгляд.

— Нет. И руку…Тоже.

Он одобрительно кивнул:

— Она очень юна, для подруги взрослого охотника… Но и женщины индейца не столь стары. Наши скво могут подружиться. Мы сможем навещать друг друга, если мой брат этого захочет!

— Почему бы и нет? Приходи к нам в город!

— Путь в руины далек…и опасен. Но Сова придет к своим друзьям. А мой брат не хочет сам остаться в долине, где живут все и где не надо так далеко уходить, чтобы встретить человека?

— Не знаю. Все происходит так быстро… Прости нас, Сова, но мы и к тебе еще не успели привыкнуть! И, мы ведь, еще не видели этих людей?

— Тогда подумай об этом, когда увидишь. В долине больше добычи, чем в городе. Ваш склад — он разве вечен? И, всегда найдется с кем перекинутся словом, коротая вечер у костра… Но ускорим шаг — твоя женщина оправилась от раны и может идти быстро!

Как ни странно, но с каждым шагом становясь все ближе к поселку, мы не испытывали того волнения, которое должно было сопровождать наше знакомство с этими людьми. Внезапное появления Белой Совы, его рассказ о себе и о тех, кто сейчас населяет долину — все это, словно в тумане проходило мимо нашего разума. Ни я, ни Ната не могли поверить в то, что это реально… Вид, весь облик индейца — Белой Совы! — настолько не укладывался в данность настоящего времени, что нашим постоянным впечатлением от встречи с ним, было желание ущипнуть себя покрепче, чтобы удостовериться, что это не сон. И все же, это было наяву! Он шел немного впереди, иногда отвечая на наши вопросы, а мы шли следом, обмениваясь вполголоса тем впечатлением, которое произвело его появление среди прибрежных холмов. Но три шкуры в мешках, обрубленные когти и клыки — это тоже было реальностью.

— Дар… Ты веришь тому, что происходит?

— С трудом. Но, ведь и наша встреча была, примерно, такой же!

— Да… И все же, ты ведь не поразился моему виду? Ты ожидал найти что-то в этом роде, так?

— Голодное, изможденное, покрытое ранами и струпьями… в дурно пахнувшей одежде, по которой прыгают вши. Ты это хотела сказать?

— Фу, Дар! Вшей не было!

Она сердито отвернулась.

— Ну ладно, извини… глупая шутка. Да, Ната, я ожидал увидеть именно это. Но не так, как сейчас — в костюме североамериканского индейца, словно сошедшего к нам с экранов ковбойских фильмов.

Белая Сова опять остановился. Он повернулся в нашу сторону и с некоторой грустью произнес:

— Белые, как всегда, отрицают то, чего не могут понять. Разве моя одежда не удобнее, чем эти грубо выделанные шкуры и нелепые обвязки на ваших ногах?

— Мы не хотели тебя обидеть… — я подивился прекрасному слуху индейца.

Сова отмахнулся с деланным безразличием:

— Вы не первые, кто испытывает шок от одеяния моего народа. Но ведь ваша одежда тоже, кого угодно, заставит поверить в то, что вы пришли из каменного века — только оружие, которое носит мой брат, не похоже на дубины и палицы неандертальцев.

Ната внимательно прислушалась к его словам…

— Вот теперь я вижу, что не сошла с ума. Белая Сова — ты ведь не сразу стал индейцем? Ты не мог им родиться? Кем ты был до этого?

— Учителем географии и истории в средних классах. На мои уроки приходили, как на представление. Я старался делать их живыми, чтобы дети не заучивали механически то, что на следующий день вылетело бы у них из головы. Я шил вместе с ними из подручных средств одежду той эпохи, про которую рассказывал, приносил от своих друзей образцы вооружения. Устраивал просмотр в классе видеофильмов… Это было очень близко, но все же, не то, к чему я всегда стремился. Где-то, в самой глубине, я знал, что мой путь иной… Однажды я встретился с человеком, который изменил всю мою судьбу. Это произошло случайно, примерно так же, как у нас с вами. Я заблудился в лесу, а он меня нашел и вынес. Я был истощен — провел без пищи почти неделю. Тогда я ничего не умел… Когда очнулся, то увидел над собой голову гигантской совы. И я тоже подумал, что сошел с ума! Но это оказалась всего только маска, с ней он совершал ритуальный танец оздоровления. Сова — тотем его народа. Этого человека звали Косматый Медведь — и он был первым, среди тех, кто как он, ушел из городов жить в согласии с природой. Их было не так много — когда десять, когда двадцать… Потом началось увлечение, пошла информация — и появились многие, считающими себя индейцами. В иной год в некоторых районах станы собиралось вместе до шестисот человек. Но я не стал бы всех скопом причислять к какому-либо племени… разве только не племени уставших от цивилизации. Правда, основная масса сразу вспоминала о ней, когда кончалось лето и начинались дожди. Но иной раз бывало и интересно посмотреть на желающих нацепить на себя покрывало кочевника-сиу, или головной убор осседжа. В основном это происходило по большим праздникам — у нас его называли патлач.

— Я знаю это название…

— Я рад тому, что мой брат сведущ в обычаях чужого народа. Да, так назывался праздник обновления, когда весна приходит на смену зиме. Патлач проводился и в другое время года, если находилась веская причина. Многие просто забавлялись этим, как игрой для взрослых, не желавших расставаться с детством. Но и я, не сразу, решился все изменить… Четыре года Косматый Медведь встречал и провожал меня, и четыре года я думал, правильно ли делаю, покидая привычный мир, неизвестно, ради чего? Но у меня не было семьи, не было дома и мне гораздо легче, чем тем, кто связал себя узами имущества и брака. А потом, я побывал в той стране, откуда все это пошло… Косматый Медведь, узнав, куда я еду, поручил мне найти род его предков, и я выполнил просьбу наставника. Там, встретившись с местным шаманом, мне стало ясна моя тяга к природе. Старик, из рода Больших Сов, открыл мне глаза. Он поднял завесу прошлых лет и объяснил, как получилось, что я всегда испытывал зов, влекущий меня в леса и поля… Я индеец не только по духу, но и по крови. Мои далекие предки родились, жили и умерли на той земле. А я, их потомок, оказался заброшен через цепь случайностей в иную страну. И уже несколько поколений не помнило о том, откуда их привезли когда-то. Так же, как не помнил этого и я. По возвращении, вождь Косматый Медведь, дал мне новое имя, которое вам известно. После этого я бросил все, что меня сдерживало, и ушел к тем, кого стал считать своей семьей.

— И ты стал жить в лесах?

— Не совсем так. Отчасти приходилось устраиваться и в голой степи. Мои предки — кочевники. И я не мог долго усидеть на одном месте. Но здесь все же негде было кочевать — другое время и другие обычаи… Подумай, как стали бы относится к такому, повстречай нас на дороге?

— Да уж… колорит. Не все поймут.

— Не все и понимали. Мы в основном, скрывались от чужих глаз. Род вел скрытый образ жизни. Так я прожил девять с половиной лет.

— Это все просто поразительно… Хотя мне приходилось слышать о вас или о тех, кто, подобно вам, стал жить вдали от городов и людских поселений. Но согласись, Сова, что времена, перед которыми ты преклоняешься, давно уже прошли, и несколько смешно следовать им и жить так, как жили эти люди. Надеюсь, это не очень обидно слышать человеку, считающему себя одним из племени индейцев? Кстати, ты еще не назвал его.

— Сова скажет, когда придет время. Нет, у него нет обиды. Белая Сова слышит — в речах его брата нет оскорбления. Он знает — вы не первые. Что бы это принять, нужно время. У вас его не было. Однажды, ты сам станешь себя называть представителем, какого-нибудь, рода — об этом говорят отметины на твоих руках, когти и клыки зверей, которые ты носишь на груди. Сова не имеет такой привычки, но в его типи тоже есть доказательства побед над хищниками. И его скво обрабатывают шкуры, добытые в прерии индейцем…

— Не первый раз мы слышим — Скво. Почему мой брат говорит так во множественном числе?

— Так я называю всех моих женщин. Но ты прав — мой брат не может знать, почему. У меня две жены.

Мы с Натой только переглянулись, но промолчали. Сова спокойно объяснил:

— Это естественно, и не только для мужчин из моего рода. Но ты увидишь сам — в долине осталось больше женщин, чем охотников. И, или мой пример станет для других подражанием, или эта земля превратится в долину амазонок. Хотя, уже сейчас, в предгорьях, говорят, есть девушки способные изготовить оружие и добыть зверя.

— Ты рассказываешь поразительные вещи…

— Не более, чем те, которые происходили с вами. Разве шкура на этом юном создании или искусный лук в ее руках — плод моего воображения? Вы сами живете не так, как жили бы раньше, до катастрофы.

— Все равно… мой брат, Сова. Я не вижу себя со стороны. И мне трудно свыкнутся с мыслью, что все население земли сейчас стало таким. Выслеживающим зверя в зарослях, вопящим от радости при метком выстреле или броске копья… Сражающимися с волками, наконец!

— Привыкнешь. Вам просто труднее — вы не видели остальных. Увидите.

Он лаконично ответил и вновь повернулся к дороге, желая продолжить прерванный объяснениями, путь. Ната на несколько секунд его задержала:

— Эти люди… в поселке, они какие?

— Обычные. Как все. Подобных мне — мало. Может быть — Череп. Или — братья, с опаленными ногами. Черноноги — такое их прозвище.

— У них тоже нет имен?

— У всех есть имена. Но не все их носят… Я уже говорил об этом. Они остались в той жизни. Никто не хочет вспоминать о прошлом… Все умерло, осталось под руинами похороненных надежд. И на прозвища отзываться порой проще.

Шло утро третьего дня, нашего, совместного путешествия. С каждым днем мы становились все ближе и ближе, замечая, как все богаче и обширнее становится окружающая земля. Мы начали уставать, а Сова все продолжал свое продвижение в зарослях, делая короткие паузы, чтобы нас дождаться. Но мы старались не отставать от индейца. Он одобрительно посмотрел на Нату:

— Маленькая девушка имеет крепкие ноги и сильное сердце. Даже укус Цепня не вывел ее из строя! Она станет отважной охотницей!

— А он? — Ната лукаво кивнула на меня.

— Мужчин не пристало хвалить… Но твой спутник сильнее и выносливее многих, из числа тех, кто живет в долине.

Я улыбнулся — давно не считал себя слабым! Но, глядя на Сову, не мог не отметить великолепное сложение этого человека — не смотря на возраст, мускулы перекатывались у него по телу и, как мне казалось, были даже крепче моих.

Сова неожиданно остановился, раздвинул кусты и протянул руку перед собой:

— Речи белых помогли им скоротать дорогу. Мы пришли. Мой брат может увидеть отсюда берег Скалистого озера!