Поход в долину не прошел бесследно. После посещения поселка, мы с Натой не находили себе места — все казалось серым и пресным. Знакомство с Совой, разговоры с людьми, новые впечатления, лица и события — это изменило нашу, до сих пор, размеренную жизнь. Привыкнув к практически полному одиночеству, мы вдруг убедились в том, что вовсе не одни на этой земле — что было хоть в какой-то мере и предсказуемо, но, от того, не менее неожиданно… Но стоило ли тому радоваться? Даже краткосрочного общения, одного вечера, проведенного у костра, хватило, чтобы уяснить — здесь нас никто не ждал. Предложение «индейца» переселиться в долину, мы даже не обсуждали. Не столько равнодушие жителей поселка к нашему появлению, сколько полное безразличие вообще, ко всему… Все это убеждало, что они, хоть и живые, но по сути своей безвольные создания, разуверившиеся в собственных силах и потерявшие надежду на лучшее. Нам вовсе не хотелось оказаться в их числе. И дело было не в складе, спасшего меня когда-то от голодной смерти. Я не отрицал вполне справедливых слов Совы — такой подвал, как наш, дал, конечно, возможность остаться человеком. У людей долины его не имелось… Но, в отличие от меня, они не оказались с этим миром один на один! А выглядели так, будто каждый хотел выжить в одиночку. Я этого не понимал…и не принимал.

По взаимному уговору, во время пребывания в поселке, ни я, ни Ната, ни словом не обмолвились о том, где обитаем. Интерес людей к нашим вещам, столь явственно прописался на лицах, что пропажа волчьих шкур казалась мелкой шалостью по сравнению с тем, что могло действительно случиться — узнай они правду! И никто не мог гарантировать, что за нами не следили во время возвращения домой. Хотя бы, до типи индейца. Слишком у многих могло возникнуть желание проверить, не утаили ли мы что-либо от жителей поселка? Правда, опасения не подтвердились — любой, кто мог последовать за нами в Низины, не миновал бы столкновения с монстрами этой местности…

Уходя от Совы, мы следовали вдоль «Каменных Исполинов» — название, столь метко прозвучавшее из его уст, вполне подходило к этой, словно высеченной из гигантских зубов, стене. И мы не таились, полагаясь на нюх и чутье Угара. Вряд ли он пропустил бы чужака, идущего по нашим следам. Я не стал выяснять с Совой всего, что услышал от Дока — бывший ветеринар, улучив момент, рассказывал, что в долине происходят порой неприглядные вещи — насилие стало обыденным явлением…

Впрочем, у нас имелась естественная защита. Немалая удаленность города от поселка, уже отвращающая желающих пойти в руины на разведку. Стаи перерожденных собак и еще более опасных волков, гигантские крысы, свирепые кошки — слишком многие нашли свою гибель в когтях и клыках страшных зверей, чтобы теперь рисковать, пробираясь через степи или прерии, как их называл наш новый друг. Мы уже знали — хищники терроризировали весь северо-запад долины, расположенный перед грядой Каменных Исполинов. Любой, кто захотел бы навестить нас, был вынужден пройти по этим, довольно опасным местам. И нам еще повезло, что мы передвигались с Угаром. На такой вооруженный и сплоченный отряд звери не рисковали нападать. А может — просто чувствовали, что мы мало похожи на жителей поселка и способны дать отпор. Давая свое приглашение Сове, я понимал, что индеец, в отличие от прочих, сумеет совершить этот поход без последствий… Но от него мы не ожидали неприятностей — если не замечать странностей поведения этого человека, он не казался способным на подлость. Провожая нас в дорогу, Белая Сова тоже высказал сожаление в том, что так и не нашел прохода в скалах — он, как никто другой, понимал всю сложность дальнего перехода.

Дорога через Низины, предпринятая с целью сократить путь, едва ли себя оправдала. Кроме волков и крыс, перед любым путником вставали и иные преграды — в виде отсутствия чистых родников, где можно утолить жажду. К тому — появились целые скопища летающих кровососов. После столь мощного затопления это не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Скорее — наоборот. И мы тоже не удивлялись, пока обходили все эти коварные затоны, где по берегам жужжали сонмы далеко не мелких и более чем опасных созданий. Сказалось и отсутствие удобных троп — почва хлюпала под ногами, и в нескольких местах нам пришлось делать порядочные обходы, чтобы не попасть в трясину. Мы столкнулись и с другим открытием, о котором раньше не подозревали. На наших глазах, выскочивший из травы крол, угодил в заросли громадных лишайников, цепляющихся за ноги очень острыми кривыми иголками. Они моментально обездвижили зверька и втащили внутрь большого цветка, где вместо безобидных тычинок и пестиков, виднелись окровавленные резцы… Цветок сомкнулся и по изменившемуся цвету стебля, мы догадались, что он начал свою страшную работу по перевариванию животного заживо… Также из земли внезапно выстреливали остроконечные стебли-пики, длиной примерно до метра. Попасть на верхушку такого побега, вылетающего с быстротой змеи, означало ту же смерть, только еще более мучительную. Побег, впившись в тело обреченного, сразу принимался всасывать в себя кровь и через полчаса от погибшего оставался только бледно-синий труп, полностью лишенный какой-либо жидкости в организме. Сам стебель моментально разбухал, достигая толщины человеческого тела. Мы не наблюдали самого процесса, как в случае с кроликом, но видели последствия того, как под подобный вылет попал кто-то из странников. Скелет в тряпье казался нанизанным на кол — иного сравнения я не нашел… Иными словами, дорога в разрушенный город была очень надежно защищена. По крайней мере, с этой стороны. Мы могли жить в своем доме-подвале, не боясь нападения.

И все же, зная, что в долине, за скалами, есть люди, мы не могли этого игнорировать. То я, то Ната, поглядывали в сторону юга, вздыхая и теряя настроение. Какими бы они нам не показались в первую встречу, но это были люди! А мы не могли всю жизнь провести затворниками…

— Куда мой муж так тоскливо смотрит?

— Туда же, куда смотрит и его подруга — Маленький Ветерок. Дуновение твоего дыхания напоминает мне о том, что мы оба желаем одного и того же… А если говорить не языком Совы — не отправиться ли нам опять в долину? Или я ошибся на твой счет?

— Да, — Ната без особого интереса смотрела вдаль, на скрытые в мареве очертания высоких скал. — Помнишь, мы хотели дойти туда, до самых гор? И, если не встреча с Совой — мы бы могли там…

— Что могли?

— Я не знаю, Дар. Наверное, и ты тоже. Но мне кажется, что мы с тобой думаем об одном и том же…

Я покосился на девушку…

— Бросить подвал? А все, что в нем храниться?

— Это сдерживает и меня… Но так мы превратимся в отшельников!

— В отличие от них, — я говорил о людях долины, не делая никаких жестов, но Ната меня прекрасно понимала. — Мы обеспечены всем и надолго… Бросать все это — неразумно. Но и жить так, конечно, тоже. Сова упоминал о каком-то празднике Мены — я специально запомнил. Так вот, мы можем подгадать так, что придем в поселок как раз к нему. Если хочешь, разумеется…

Ната улыбнулась:

— Хочу. В конце концов, всегда есть возможность вернуться! А так — увидим там и других людей — тех, кто, как и наш индеец, бродит по долине. Нам ведь необязательно для этого переселяться отсюда? Давай, просто побродим, как и они, присмотримся — тогда и станем решать!

— Сова сказал, что тоже придет на праздник. Я думаю, он будет нас ждать.

Ната повисла у меня на шее…

Стали ли мы опытнее или сказалось то, что закалились дальними переходами, но с каждым разом теперь проходили за день намного больше, чем в прошлое время. Сова правильно подметил — охотника кормят ноги! Продукты на этот раз почти не брали — долина могла обеспечить нас гораздо более свежим мясом. Шли налегке, а потому быстро. Очень немного понадобилось времени, после выхода из подвала, для того, чтобы оставить за спиной узкий проход между рекой и скалами. Ни стаи собак, ни какие-либо иные звери, не мешали нашему продвижению. Помня о том, каким неожиданным и губительным может оказаться внезапное наводнение, а еще больше — встречу с чудовищной змеей! — мы решили не спускаться в Низины, и направились вдоль линии уже знакомых холмов. Прошло больше года, с тех пор, как над нашими головами потемнело небо и стали валиться дома. За это время мы оба превратились из городских и неприспособленных к жизни на природе жителей, в двух выносливых и сильных путешественников. Из снаряжения взяли все самое необходимое: легкие куртки, запасные мокасины, пару одеял, насчет которых долго сомневались — погода обещала долго оставаться благоприятной. Из вооружения, как обычно — копья, луки, меч для меня и дротики — для Наты. Опыт предыдущих походов показал — в ее руках они достаточно смертоносны. Иными словами — нападения крупных хищников практически не боялись! Присутствие Угара давало возможность всегда принять заблаговременные меры. Да и не так-то легко напасть на отряд, где, кроме клыков могучего пса, в схватке мог принять участие острейший клинок, носимый мною на спине. К нему добавлялась твердая рука девушки, которая бросала уже упомянутые дротики с поражающей точностью и силой. Все вместе мы являли собой хорошо вооруженную и сплоченную «стаю» — и волки, и собаки, встречавшиеся на пути, прекрасно оценивали это и не спешили устремляться по нашим следам, довольствуясь более доступной дичью. Уверившись в этом, я, едва мы спустились с последнего холма, принял решение свернуть с прибрежной линии в травы — ровно в том месте, где проделали этот путь, когда нас вел индеец…

Через пару дней, уже при подходе, когда появились знакомые очертания прибрежных скал, сделали остановку. Мы хотели привести себя в порядок — являться в разодранной и грязной одежде к людям, живущим возле берегов озера, почему-то не хотелось… Интуиция подсказывала, что наш вид играет не последнюю роль в том, как к нам будут относиться в дальнейшем.

В первый раз, когда мы посетили поселок вместе с Совой, мы почти не общались с его жителями — не считая знакомства с теми, кто оказался подле костра. Вскользь полученные сведения об остальных, их привычках и стихийно установившихся обычаях, не могли полностью раскрыть того, что могло ожидать нас при очередной встрече с людьми. Но некоторые вещи мы и сами поняли, без пояснений.

В поселке не брезговали воровством — это раз. Кто-то усиленно пытался набрать «команду», для навязывания своей воли другим — некий Святоша, о котором наш приятель отзывался с крайним неодобрением. Два. В поселке и вообще, в долине, сильно преобладание женщин над мужчинами — три. Те из мужчин, кто жил возле озера, предпочитали проводить время поблизости от воды, ничего не делая, или, объединяясь, устраивали некоторые подобия совместной охоты — такое случалось очень редко. Насколько я понял, животных старались окружить, загнать в кольцо и забить с помощью палок и камней. Приличного оружия, подобного тому, какое имелось у меня, Совы или Черепа, имелось мало. Преобладали дубинки — либо они не хотели иметь другого, либо, просто не знали, как его сделать. Я еще поинтересовался у Дока, почему никто не смастерил себе лук или, хотя бы, копье, но он молча пожал плечами. Видно, что этот вопрос стал ему неприятен… Это четыре. Или, если формулировать яснее — в поселке могут покуситься не только на содержимое мешков, но и на наше оружие.

Сейчас я освежал в памяти то, что успел шепнуть мне на ухо, Док, благодарный за кусок лепешки. Пока еще жизнь в поселке происходила без очевидных стычек… Борьба за лидерство не успела разрушить их невольное сообщество. Но долго так продолжаться не могло. Наш друг, Белая Сова, враждовал со Святошей. Я еще не встречался с ним, но, со слов Дока, примерно представлял, с кем придется иметь дело. Это должен быть грузный, крупного телосложения мужчина, который всем рассказывал, что он монах одного из разрушенных стихией монастырей. Так это или нет — узнать правду невозможно. Монах он, или нет, но кто бы ни был — яро сопротивлялся желанию Совы приучить людей жить по законам вольных охотников прерий. Он хотел внушить им свои собственные законы, зачастую почерпнутые из вольного переложения каких-то церковных канонов, которые сам же и трактовал. По мнению Святоши, охота не должна отвлекать людей от молитв, а выискивать себе пропитание они могли как-то иначе. Док, весьма иронически относясь к проповедям последнего, тем не менее, предупредил, что речи монаха падают на уже подготовленную страданиями почву. Многие из выживших, уже не знали, на что надеяться, и слова священника, пусть зачастую и бестолковые, все-таки несли им слабое подобие душевного утешения… Но при этом Святоша не брезговал присоединиться к удачливым охотникам, и, где посулами, а где и откровенным вымогательством или угрозами, заставлял последних делиться своей добычей. Вряд ли такое могло сойти с рук, будь «проповедник» один — но ему, как ни странно, помогало несколько парней, из числа тех, кого он потихоньку натаскивал, как личную гвардию. Собственно, это и являлось настоящей причиной того, почему Белая Сова покинул поселок и предпочитал появляться в нем только по праздникам.

«Праздник» Мены — хотя, какой там еще праздник? — происходил на каждый десятый день, после предыдущего, начинаясь с утра и продолжаясь до тех пор, пока последний из торговцев не покидал территорию поселка. В роли покупателей и продавцов, выступали как пришлые охотники, так и сами жители. Здесь меняли рыбу на мясо, шкуры на плоды, сохранившиеся вещи на поделки, изготовленные собственными руками. В такие дни в поселке собиралось чуть ли не вдвое больше народа, чем обычно. И местные, и пришлые обменивались новостями, менялись — отчего и возникло такое название! — спорили и просто разговаривали. Кто-то, после праздника, оставался в поселке навсегда, кто-то, наоборот, уходил. Кроме самого поселка, в долине возникло множество поселений, но самым крупным по численности являлся именно этот. Озеро, возле которого он располагался, все называли Скалистым, или Большим. Тоже название закрепилось за самим стойбищем — иного определения, видя полную хаотичность шалашей и полуземлянок, я не мог ему дать. Состав жителей достаточно пестрый — нет никаких закономерностей того, по какому принципу судьба убила одних, оставив надежду и жизнь другим. Среди жителей и пришлых имелись и пожилые люди, средних лет, и совсем молодые. Существовало только одно отличие, что уже было отмечено всеми — уцелело больше женщин. В силу ли их природной выносливости, или по каким-либо иным причинам — факт подобного никем не оспаривался. Док утверждал, что они преобладают в долине почти вчетверо. И далеко не все из них являются глубокими старухами, напротив, природа поступила достаточно мудро, оставив жизнь в основном молодым и крепким женщинам и девушкам. Говоря это, Док криво усмехнулся. Я догадался, что с этим связано, возможно, немало проблем… Но Док, желая успеть высказаться свежему слушателю, пояснил: недостаток мужчин заставлял девушек искать поддержку в собственных сообществах. Он даже рассказывал, что где-то в предгорьях существует клан, состоящий только из одних женщин! Но в массе своей, они стремились прибиться к мужчинам и искали себе пару среди тех, кто уже был занят, если так можно выразиться. Из-за этого возникали частые ссоры и драки. Так оно или нет — в долине женщины не объединялись. А потому были случаи изнасилований, говорили об убийствах… Возле костра, Док, оглядываясь на Белого, быстро шепнул, что только у них в поселке пропало несколько человек, слишком явно перечащих новоявленному пастырю. Дело ли это рук монаха, и его приспешников, или, просто случилась цепь совпадений — ответа никто не знал. Пока сильного увлечения религией не наблюдалось. Святошу хоть и слушали, но поступать предпочитали по-своему. В постоянной борьбе за существование, надежная палка и вырезанная из сучковатого корня дубина, порой помогали куда лучше самой искренней молитвы…

Имелся еще один момент, на который нам следовало обратить особое внимание — в поселке в последнее время вдруг стали не любить чужаков. Считалось, что их появление вредит оседлым, хотя, те не ловили рыбу в их озере и не собирали съедобных корней в округе. Да и сама Мена, вряд ли могла состояться без участия охотников со стороны. Я, еще слушая Дока, начал смутно подозревать, что это влияние Святоши — только ему было выгодно оторвать жителей поселка от слишком свободного духа, искателей приключений из прерий! Но пока это только домыслы…

Ната надела то самое платье, которое ей подарили жены Белой Совы. В нем она казалась гораздо красивее, чем в тех штанах и рубашке, которые мы сшили для нее сами. Но в таком наряде уже не хотелось носить заплечный мешок, или снимать шкурку с подстреленной добычи…

— Пожалуй, я сниму его, когда мы пойдем обратно.

— Если Сова придет с женщинами — они будут рады увидеть тебя в нем. Но для прогулок по прерии, платье, действительно, не подходит.

Мы вошли в поселок. Возле скопища землянок и шалашей уже шла оживленная перебранка. Там собирались люди и происходили сделки и обмены. Я не хотел сразу погружаться в атмосферу непонятных нам торгов — все же, пришли не совсем для этого. Мы с Натой встали поодаль, наблюдая за толпой на расстоянии.

— Почему у них никого нет на возвышенности? Вдруг, во время праздника, кто-то из хищников вздумает напасть?

— Соображаешь… Нет, потому что нет. Они производят такой шум, что ни один зверь, если он не бешеный, не решиться наброситься на такую большую толпу. Но сторожевых, я бы, вероятно, поставил…

Мимо нас прошло несколько женщин. Они бросали заинтересованные взгляды, но присутствие Угара заметно пугало, и никто не сделал попытки приблизится. Мы держались обособленно, дожидаясь, пока увидим знакомые лица Дока или Стопаря. Сова с его женами пока не появлялся.

— Знаешь, мой милый… Кажется мне, что Док тебе не все рассказал. По-моему, на меня тут смотрят, как на лишнюю!

— У тебя разыгралась фантазия…

Ната иронично посмотрела на меня и томно протянула:

— Да? Вот, убедись…

К нам приблизились две девушки. Они встали напротив, словно невзначай перекрыв обзор. Одна из девушек громко произнесла:

— Меня зовут Шельма. Это Сова придумал. Говорят, это он вас привел в поселок?

— В общем, да — я отвечал немногословно.

— А меня — Тома!

Вторая, намного ниже своей подруги, ростом, как и Ната, но даже еще худее, чем моя подруга при нашей первой встрече. Обе девушки буквально изучали меня своими откровенными взглядами. Они выглядели несколько измождено, а их обноски сильно проигрывала нарядному и чистому платью Наты. Но у каждой за поясом имелось по самодельному костяному ножу, а в руках что-то вроде копий, заканчивающихся таким же костяными наконечниками. Их вид сильно смахивал на дикарок каменного века — если не учитывать порванных зимних сапог у одной, и модельных туфель без каблуков — на второй. Высокая протянула мне руку для пожатия:

— Дар.

— Дар? Это имя? Или Сова тебе дал такую кличку?

— Мой муж не носит кличек!

Ната с некоторым вызовом бросила молниеносный взгляд на девушку. Я слегка растерялся — по тому, с каким пренебрежением и даже ненавистью на саму Нату посмотрела Шельма, становилось ясно — она стремится вызвать ссору. Но это не входило в наши планы… Возникшую паузу разрешила Тома.

— Ты не в курсе? Понятно…

— Что понятно?

Тома повела бровями, чуть улыбаясь Нате…

— Все понятно. Вы же из города.

— И что это означает?

— Ты что, с луны свалилась? То, что у нас мало мужчин! — В разговор вновь вступила высокая. Тон не предвещал ничего хорошего.

Тома примирительно взяла ее за руку:

— Шельма, не возникай! А ты, не сердись… Мы ведь знакомиться подошли, а не дружка у тебя отбивать!

— Отбивать?

— Ну да. Если мужиков не хватает — приходится искать, среди уже занятых. Мы просто поговорить хотели — вы здесь новые, все знают. Но, если ты против, мы уйдем…

— Погодите!

Ната внезапно удержала ее за плечо.

— Что вы хотели? Нет, я примерно представляю — что… Но, почему именно так? С таким вызовом?

— В поселке, да и вообще, в долине, осталось мало мужчин. А кто есть — все заняты. Или, почти все. Не в ходу только старики да дети. А девчонкам… Сами понимаете. Дело не в том, что требуется мужик для секса. — Тома искоса метнула на меня лукавый взгляд. — Я, как видишь, откровенно тебе все поясняю! Это не проблема — они сейчас избалованные, да и ответственности никакой — втащи любую в кусты, только спасибо скажем! Но для жизни… Короче, здесь у всех есть друзья, где на одну, а где и на многих. Если нет мужчины — любой может обидеть! Понимаешь? Любой…

Ната свела брови, заметно мрачнея…

— Интересно… И что теперь — за каждым мужиком очередь составлена? Хорошо тут кобелям — все условия!

— Поживешь здесь одна — по-другому запоешь!

Шельма, встрявшая в разговор, так круто повернулась, что на нас полетели комья земли. Тома неприязненно посмотрела ей вслед.

— Вечно она все испортит… Жизнь нас заставляет так поступать. Думаешь, мне очень хочется по своей воле под первого попавшегося ложиться? Но уж лучше под того, кого сама выбрала, чем под Святошу и его банду…

— А отпор дать нельзя?

Голос невысокой девушки был певучим, словно она не говорила, а выдыхала слова…

— Кому? Им? А что толку… Все бояться. И в долине, если уйдешь, тоже самое. Одной по травам не побродишь. Или, звери разорвут, или другие… двуногие поймают.

Она закусила губу. Ната вновь дотронулась до нее, желая сгладить горечь собеседницы.

— А других способов нет?

— Нет… Ты извини, если что… Шельма немного не в себе — у нее муж и маленький ребенок погиб. На ее глазах, в поезде. Вагоны валились в кучу, а она каким-то образом в окно вылетела. Я тоже там была — сама не знаю, как уцелела… Вот и бродим, с тех пор, вместе — так легче. То тут, то там — везде плохо. Как дальше жить? Хоть бы кто сказал… Ну, а когда немного попривыкли — поняли, что без мужчины одним сложно. Но «приятеля» не заимели — Шельма и близко к себе никого не подпускала, а я… — Тома чуть осеклась. — Все равно, здесь без мужчины одним трудно. Всякий норовит… ну да ладно. Мы же не знали, что он с тобой… Как с женой. Думали, вдруг это случайность. Отец с дочкой, например. Похоже, ошиблись. Хорошо тебе!

Ната, у которой пропала всякая воинственность, дружески протянула свою руку девушке:

— Я все поняла. И не в обиде… Но его никому не отдам!

Они разговорились. Видя, что Тома нашла с нами общий язык, вернулась и вспыльчивая Шельма. Вскоре все трое оживленно болтали, и я присоединился к их компании.

Мы уже имели некоторое представление о жизни поселка из пояснений Дока и Совы. Девушки только добавили к их рассказу лишние подробности. Всего в поселке постоянно находились более ста человек, а по всей долине, если подсчеты Дока и Совы верны — примерно до полутора тысяч человек. И большую часть уцелевших составляли женщины. Впрочем, точного количества не мог знать никто. Девушки, которые бродили по долине гораздо больше него, считали, что Док просто не учитывал все кланы и стойбища. Недалеко, от стихийно образовавшегося поселения, находилась разрушенная ферма. Она полностью сгорела во время катастрофы, но на пепелище остались кое-какие припасы, на первое время. Это и послужило главной причиной к выбору места для постоянного пристанища. На той же ферме люди обнаружили дотла выгоревшую кузницу, где Стопарь с сыном откопал среди пепла и золы уцелевшие инструменты. Первые из поселенцев приспособили их для своих нужд — Стопарь, к вящей радости прочих, оказался умелым мастером на все руки, сразу став изготавливать для жителей поселка необходимые орудия. Настоящей кузни, они, конечно, не восстановили, но умелец вполне сносно отковывал топоры и даже ножи, беря плату шкурами или едой. Так что, отсутствие оружия еще не говорило о том, что его невозможно сделать. Постепенно образовался сам городок, жить в котором было трудно, страшно и сложно. Трудно — потому, что не хватало самого необходимого из столь привычных вещей прошлого, страшно — потому что на людей постоянно совершали свои набеги осатаневшие звери. А сложно — из-за полного равнодушия всех ко всему… Право сильного, хоть и незаметно, понемногу, но все более начинало превалировать над другим правом — справедливости… Лишь самые первые недели, если не дни, люди старались держаться вместе, не делая меж собой различий. Но после… После пришло понимание — прежней власти нет. И не будет. А «прав всегда тот, у кого больше прав». Иными словами — кто сильнее. И многие из-за этого стали покидать поселение. Пока еще никому не удалось заставить подчинить себе остальных — просто потому, что явного лидера среди жителей не имелось, или их было слишком много. В последнее время все большую силу стал набирать пресловутый Святоша, которому поодиночке никто не мог дать отпор. Не потому, что был всех сильнее или умнее — монах сплотил возле себя нечто вроде банды послушников, что никому не нравилась. Но и открыто никто не пытался выступить против, если не считать Совы. Девушки не знали, плохо это или хорошо. Вроде, без твердой руки, все шло вкривь и вкось, но и та, которая начинала всех зажимать, их не устраивала.

Вопрос пропитания, после месяцев полуголодной зимы, решался просто: Промышляли в основном рыбой, которую ловили в озере, да кореньями — их выкапывали поблизости, с бывшего поля, на котором до землетрясения работники фермы что-то забыли выкопать. Теперь это что-то выросло… Корни доходили до полуметра в длину и ничего из прежних овощей, по вкусу и виду не напоминали. Есть их, по общему мнению, можно было даже в сыром виде. А рыба ловилась на червей, их выкапывали прямо возле берега и насаживали на самодельные крючки. Черви сами по себе стали такими крупными, что некоторые украдкой пытались их поджарить на прутьях… Леской служили либо сплетенные волосы, либо жилки убитых животных. За крючок брали сварочный электрод — благо, их немало нашлось среди руин фермы. Такой способ вряд ли мог подействовать в прежнее время — слишком уж заметна подобная снасть! — но сейчас почему-то вполне работал. Иногда пойманные рыбы достигали роста человека — одной хватало на многих. Тогда к удилищу бежали все, кто оказывался рядом — одному вытащить столь крупную добычу невозможно… В озере, где ловилась подобная рыба, также водились и те, кому впору ее есть — уродливые, страшные щуки. Они иногда хватали неосторожных рыбаков и утаскивали тех в глубину… Док, сам ставший свидетелем гибели молодого парня, предполагал, что кроме щук в озере могут жить и другие чудовища, ставшие, в силу известных причин, непохожими на своих прародителей…

Шельма, вступив в разговор, изредка комментировала происходящее на площади, где шла мена.

— Ага… Меченая пришла. Опять по шее от Белого получит — потому как, пустая. Он уже предупреждал, что она задолжала… Шкуродер — ну тот всегда при своей сумке. Где, сволочь, нычку сделал? Найти бы ее… Туча приковыляла — хромает до сих пор. Крепко ее зверюга ухватила — Бугай едва смог отодрать. А уж у него силищи — на четверых хватит! О! И эта приперлась! Карга, мать ее… Зубов почти нет, глаза навыкате, лет, как нам всем вместе взятым! В чем жизнь теплится? Но живет, дрянь…

— Шельма… — Тома пыталась ее урезонить.

— А это — Аптекарь. А, вы его уже видели? Гнусный тип… Трех девушек заманил в лапы Святоши! Ну да отольются ему их слезы…

— О чем она?

Тома вполголоса ответила:

— Аптекарь у нас единственный, у кого хоть что-то осталось из лекарств. Втридорога — если так можно выразится! — меняет… А нашему полу, много чего надо… Где возьмешь? Док, вроде и соображает в этом деле, но его на всех тоже не хватит. Он подпаивает девчонок какой-то дрянью, от чего они полдня ходят, как чумные… Святоша, хоть и болтает на всех углах о своей святости, но не прочь переспать, с кем-нибудь, в удобный момент. Но свидетелей не любит, вот и договорился с этим ублюдком, чтобы он ему девушек поставлял… Ну а те, потом даже не помнят ничего.

— А ты откуда знаешь?

Тома опустила глаза вниз…

— Знаю…

Шельма, нахмурившись, показала на высокого и слегка сутулившегося парня.

— Твердое Сердце. Этому кличку тоже ваш приятель, Сова, придумал. Я-то, понятно, почему — Шельма! А он? За то, что самый толстокожий из всех? Никто и никогда не слышал его жалоб… типа, крепкий «товарищ». А по-моему — просто человеку все пофиг! И никого не жалко! Все говорят, что этот тронутый индеец, дает такие имена только достойным! Чего уж здесь достойного? Безразличие к другим, да?

— Чего достойным? — к нам приблизился Док и, услыхав последнюю фразу девушки, переспросил еще раз: — Что тут у вас? Диспут? А то я слышу, вроде, как о высоких материях разговаривают! Кто-то, чего-то там, достоин…

Шельма довольно грубо его прервала:

— Тебе, Док, вечно что-то слышится. И что надо, и что не надо! Только нет тут высоких материй! Обсуждаем с новичками одну прозу, если хотите… Вечные вопросы — с кем трахаться! Где трахаться и как трахаться!

Тома толкнула подругу в бок, но Шельма, и без того взвинченная нашим предыдущим разговором, отбросила ее руку.

— Отстань! Что думаю, то и говорю! Тоже мне, элита общества… Все мы сейчас стали одинаковые, в одном дерьме плаваем! А слепого из себя корчить — много ума не надо! Это на словах все такие благородные, а стоит вот этому уроду, кого-то потащить в кусты за волосы, и где все? Это проще всего — ничего не слышать и ничего не видеть! И все тут… твердокаменные. И ты не исключение!

Доктор довольно невозмутимо прореагировал на ее слова, спокойно ответив:

— А ты что хотела? Чтобы немедленно собрался какой-то общий совет и вынес этому, как ты говоришь, уроду, совместное порицание? В связи с чем? Вас сейчас столько — сами любого мужика укоротить можете! Если желание, конечно, появиться. Да только я не слышал о том, чтобы вы собирались, кого-нибудь, наказывать, скорее наоборот, визжать в кустах, видимо, приятнее?

Шельма стиснула зубы и, развернувшись, ушла прочь. Тома глухо произнесла:

— Зачем вы так, Док?

— А как? Ну ладно, извини. Так — действительно, зря. Но разве я не прав? Вы что, не можете это все прекратить? Что, мало девушек, которые строят Белому, или Рябому глазки? Думаешь, я не знаю, что она тоже побывала под ними? Тогда, в чем дело? Женщин в поселке в три раза больше, чем мужиков. Вас много, вы такие… Все в себе уверенные! Соберитесь да отмахните ему яйца, а я, ручаюсь, со своей стороны, назад пришивать не стану! Но что-то не вижу охотниц лишиться такого производителя! А может, это не ваши подружки лезут к нему по ночам в землянку? Заставляют, говоришь? Возможно, что кого-то и заставляют — законов у нас нет, твори что хочешь. Но ведь вы — если захотите! — любого в землю закопать сможете! Почему до сих пор терпели? Нравится, я так понимаю… Понятно. Быстро же вы позабыли про тех, кто сейчас гниет под землей, среди остатков зданий да домов. Ну, так тогда и не создавайте перед нашими гостями вид оскорбленной добродетели. Виляешь задницей перед мужиком — будь готова к тому, что он за нее может и ухватить

Я бросил тревожный взгляд на Нату. Моя подруга замерла и напряженно слушала тираду Дока. Нужно было вмешаться, пока не произошел взрыв…

— А если вы ошибаетесь?

— Не ошибаюсь.

Он почесал давно не мытую грудь заскорузлыми пальцами, под ногтями которых скопилась нечищеная грязь. Заметив мой брезгливый взгляд, он смущенно убрал руки за спину.

— Условия, понимаете ли… Неустроенность бытия.

— Условия? А как же вам доверяют… врачевать? Ведь я помню — вас здесь не зря Доком называют?

Он тяжело вздохнул и пожал плечами:

— Как… Так. Доверяют. Мастерство, оно и есть, мастерство. А ногти — это мелочи… Да и какой я лекарь? Одно название… Ни инструментов, ни лекарств. Скальпель да пила… а вместо анестезии — палку в зубы. Меня зовут, когда уж совсем терять нечего. А в основном к Аптекарю бегут — он у нас авторитет по всем болезням.

Тома с обидой вставила:

— Шельма не хотела с ними спать. Ее изнасиловали!

Он сквозь зубы процедил:

— Да? А ты где была? Что ж на помощь не позвала?

Та отвела глаза и грустно произнесла:

— …А меня насиловал его приятель, Лысый. Ты сам знаешь, какой он здоровый. Я даже сказать ничего не успела — втащили в землянку и в живот…кулаком. Шельма покрепче меня, так ее держали за руки трое… И всю ночь — как хотели! А кто видел и слышал — те молчали. И так здесь поступают всегда. Когда в поселок приходят новые девушки, они ищут защиты и помощи, а находят только Святошу и его банду. Зато жители поселка живут в мире и согласии — все, как, по его словам, …

Она повернулась и посмотрела на меня с Натой.

— Все же, жаль, что вы — пара… Я не со зла, просто на одного настоящего мужчину меньше. Тебя никто не посмеет тронуть — пока он рядом. Стоящего мужика видно сразу — это не Аптекарь, не Трясоголов, не Липучка… Да и не вы, Док, уж извините. Смелых и надежных, почти что и нет.

— Почему вы не отомстили?

Вопрос Наты прозвучал глухо, но мы все услышали его очень хорошо! Глаза девушки горели мрачным огнем…

— А как? Нас всего двое. Это Док считает, что мы что-то можем. А с кем? Шельма не в себе, из-за этого у нас мало друзей, а которые есть — бояться… Мы пришли в поисках лучшего, но теперь придется опять уходить. А куда? Где мы нужны? Кто нас ждет? Одни мы просто погибнем… Вот и выходит, что приходится или терпеть… или хоть со скалы, головой вниз!

Внезапное откровение девушки словно окутало нас удушливым облаком… И те, полу ясные намеки Дока на жизнь в поселке, идущую по своим законам, теперь обрели четкую форму. Тома, говоря о случившемся, оказывалась абсолютно права — рассчитывать на хоть какую-то защиту, они могли, лишь прибившись к мужчине… Одному — на многих.

— Ты украл мою еду!

Пронзительный крик разорвал внешне спокойную обстановку стихийного рынка. Тома, вздрогнув, схватила приятельницу за руку и потащила прочь. Док, вдруг засуетившись, тоже куда-то отошел. Крики в центре поселка не утихали. Издалека стал просматриваться полукруг, в центре которого оказались две пары: двое мужчин и две женщины. Мы, переглянувшись, подошли поближе — там что-то случилось, и я хотел выяснить причину происходящего. Угара я оставил сидеть на месте — на пса посматривали с опаской, и я не желал провоцировать собравшихся присутствием грозного пса.

— Ты! Я видела, как ты прятал мою рыбу в свой мешок!

На молодого парня, нервно поджавшего губы, набрасывалась та самая женщина, которую Шельма назвала Каргой. Это была очень неопрятная старуха, одетая в рванье. От нее нестерпимо несло жуткой смесью тухлятины и гниющей рыбы. Скорее всего, она, если и мылась, то, по меньшей мере, пару столетий тому назад…

Спутница парня, высокая стройная молодая женщина, бросилась на его защиту:

— Это ложь! Мы ничего не крали! А рыбу — выменяли у Аптекаря, на гвозди!

— Нет! — обвинительница и не думала отступать. — У вас не было никакого товара! Все видели, как вы шлялись по рынку и ничего не меняли! Где ваш товар? Ничего нет! Воры! Люди, они оставили меня без еды!

— Ну и что? — женщина не сдавалась. — Что из того, что мы не менялись? Разве мы обязаны сразу выкладывать все? Это рынок, и каждый имеет право менять, что хочет, и с кем хочет. Кто ты такая, чтобы указывать нам, когда и с кем меняться?

Вместо ответа, неожиданно шустро, для старухи, Карга выбросила вперед сжатый кулак. Удар пришелся впустую — парень резко отбил руку старухи. Еще одно движение — и та, корчась от боли и изрыгая проклятия, упала на землю возле его ног. Рынок загудел, толпа стала смыкаться возле пришлых. Замелькали кулаки, и, кое-где, сверкнули тусклым светом лезвия ножей…

— Их убьют… — прошептала побелевшими шубами Ната.

— Нет!

Во мне что-то дернулось, я не хотел видеть, как сейчас толпа растерзает ни в чем не повинных людей! В том, что они невиновны, я не сомневался. Во всем этом наблюдалась какая-то фальшь… Слишком много смертей мне пришлось пережить в те, первые дни, чтобы равнодушно взирать на гибель, пусть и совершено чужих мне, людей. Я резко выступил вперед, оттеснил пару мужчин и выхватил клинок, после чего очертил мечом круг. Толпа мигом расступилась — что такое настоящее оружие, здесь все же понимали, и попасть под остро отточенную сталь, не хотел никто…

— Прежде чем обвинять… Пусть эти двое назовут себя — кто они и откуда? И пусть себя назовет та, которая обвиняет!

— Чего?

— А ты кто такой?

— Зачем?

Из возбужденной толпы раздался всего только один вопрос по существу, но этого уже оказалось достаточно. Момент для нападения был упущен — свалки не получилось. Люди растерялись, в сущности, от безобидного вопроса. Следовало закрепить успех, иначе они могли вновь быть раззадорены старухой, продолжавшей вопить под ногами.

— Может быть, их кто-то знает? Кто-то может сказать — способны ли эти люди на воровство? И эта женщина — не обвинила ли она их зря?

— Ты тоже не наш! — издали зло выкрикнул коренастый мужчина, чем-то напоминающий Стопаря. Но он был несколько ниже и имел бегающие свинячьи глазки, которые словно налились кровью…

— Святоша… — выдохнула Тома, неожиданно оказавшаяся рядом.

Возле коренастого кучковалось несколько здоровых парней, и у каждого в руках имелось по сучковатой палке…

— Ты кто такой? Тоже чужак! И тоже — вор!

Он указал на нас пальцем. В толпе, едва только притихшей, вновь стал зарождаться ропот. Еще пара секунд — и на нас могли накинуться со всех сторон! Краем глаза я заметил движение Наты. Увидев, что взоры людей стали обращаться к Святоше — очевидно, что все они только ждали сигнала — она подобралась и резко закинула руку за спину…

— Чего? Ах ты, сучка!

Обвиняемые в воровстве мгновенно встали спина к спине. Парень выхватил из-за пояса маленький топорик, а женщина взяла наизготовку свой шест… Один из парней сделал недвусмысленный жест и вскинул дубину над головой. Раздался резкий свист — оперенная стрела впилась в дубину, заставив ее владельца испуганно отпрыгнуть назад, едва не сбив при этом рассвирепевшего вожака.

— Что здесь происходит?

Белая Сова, сверкая сурово прищуренными глазами, раздвинул толпу и встал рядом со мной. Он продолжал держать в руках лук, готовый пустить еще одну стрелу. Толпа сразу отхлынула на несколько шагов, видимо, тут хорошо знали, что с индейцем лучше не связываться…

— Вот эти двое — воры! А твои знакомые, из развалин — с ними заодно! Все пришлые — воры!

— Ты отвечаешь за свои слова, Святоша?

По тону, каким это было сказано, я понял, что события начинают разворачиваться стремительно…

— Не верю, — Сова сохранял хладнокровие. — Мои друзья не могут быть ворами. Они и так все имеют в прерии. Свободу и добычу. И они не крадут шкуры, которые, как я вижу, висят на чьих-то плечах… И еще. Все знают про слово братьев-Черноногих, а кто слышал про совесть Карги?

В толпе началось перешептывание.

— Разве старуха говорила хоть раз правду? Разве это не у тебя, монах, — при этих словах лицо Святоши исказилось от злобы. — Не пропала еда, когда она искала, где притулиться на ночлег? Чайка, не ожидал я, увидеть тебя в числе обвинителей, разве не ты всегда утверждала, что лживый язык Карги опаснее бродячего шакала? Ты тоже думаешь, что она говорит правду?

Из толпы донеслось неуверенно:

— Какой ей резон врать-то?

Сова спокойно, не отворачивая взгляда от Святоши, ответил спросившему:

— Видимо, кому-то очень хочется увидеть моих друзей в числе воров. А резон простой. В общей свалке урвать, что-нибудь, для себя. Или приподнять свой статус… Кем является эта женщина для всех вас? Одно ее прозвище говорит само за себя! А обвиняя людей, она хоть на время выходит из изгоев, в число просто… грязных — чем не почет?

Раздались неуверенные смешки, и даже одобрительные возгласы. По лицам поползли усмешки — все, что говорил Сова, по-видимому, не являлось секретом и не могло вызвать возражений. Но не хотел успокаиваться Святоша, он, по-прежнему, сжимал в руках свою палку и буравил взглядом молодого охотника, которого Сова назвал Черноногом.

— Ну, хватит! — выдержка у него кончилась, и он громко рявкнул. — Раскрыли рты перед этим ряженым, прости меня, господи! Пусть мешки свои откроют! А мы посмотрим… И, если рыба там — ты, Сова, лучше отойди куда, в сторонку. А не то, зашибем ненароком. Понял?

Голос Святоши был угрожающим, но это не смутило индейца. От только скупо усмехнулся и четко ответил:

— Обыск? Пусть так. Но, тогда надо обыскать и Каргу! Кто громче всех кричит — Вор! — тот, обычно, им и является!

Он кивнул Черноногу. Тот снял с плеча свой мешок и положил его на землю. Монах кинулся, было, к нему, но Сова преградил ему дорогу.

— Нет. Пусть это сделает тот, кто не имеет отношения ни к поселку, ни к этим людям!

— Мы доверяем только себе!

Святоша набычился и стал наступать на индейца. Но тот стоял как скала, хотя монах оказался выше и шире его в плечах.

— А я — тем, кто не способен подложить пропажу… Отойди назад, монах, я не позволю тебе оклеветать невиновных!

Редкие возгласы из уже достаточно большой толпы собравшихся, послужили ему одобрением. Люди поселка и многочисленные гости обступили место скандала и теперь ждали, чем все это закончиться. Но стало ясно, что желание Святоши самому порыться в мешках охотника и его спутницы, не встретило у них понимания… Сова обвел глазами толпу.

— Пусть этот… Из города!

Мне показалось, что это был голос Дока…

Индеец остановился свой взор на мне.

— Хао. Этот человек не нуждается ни в чем. Ему нет смысла лгать, и он проверит мешки Чера и Шейлы!

Я выступил вперед. «Черноног» посмотрел на меня и отступил назад, давая возможность развязать узлы. Краем глаза, я заметил, что визжащая до сих пор старуха сразу умолкла и принялась бочком отползать в сторонку, и сделал знак Нате. Она поняла меня и встала у нее на дороге, сурово промолвив:

— Сиди.

Хоть моя девочка и была намного тоньше и казалась очень хрупкой, перед довольно высокой и костлявой Каргой, но перечить ей та не посмела. Грозный вид Наты, ее гневный взгляд, устремленный на старуху, не предвещал ничего хорошего, а рука, стиснувшая рукоять ножа, обещала немедленную расправу, в случае неповиновения… Я поразился — неужели здесь столь часты подобные стычки, что угроза применения оружия может восприниматься столь серьезно?

Сова сделал мне знак — я присел перед поклажей. Узлы были замысловатые, и я просто вытащил свой нож и разрезал их у основания. После этого засунул руку в мешок. По напряженному лицу Совы стало понятно, что, даже если в них окажется то, что послужит обвинительным приговором охотнику, он будет его защищать, пусть и рискуя собственной жизнью! Мои пальцы наткнулись на холодную и скользкую чешую…

— Сыпь все на землю! Что попусту шариться? Пусть все видят!

Кричавшего сразу поддержала толпа. Пожав плечами, я посмотрел на парня, но тот, на удивление, оставался спокоен. Я кивнул:

— Хорошо.

Из перевернутого мешка выпало шесть рыбин, длиной в локоть, связка заржавленных гвоздей, два настоящих рыболовных крючка и кожаный мешочек с наконечниками для стрел, изготовленных, по-видимому, из таких же гвоздей. Имелась еще какая-то мелочь, но мое внимание сразу привлекла рыба! Неужели обвинение старухи оказалось правдой? Черноног резко поднял связку железок в руке, не давая толпе взорваться гневными криками:

— Это то, что мы принесли на праздник Мены. Рыба получена у Аптекаря — по штуке, за каждый гвоздь! Пусть он подтвердит мои слова!

Вмешалась и Шейла:

— Вы решили обыскать нас. Не нужно обыскивать Каргу — обыщите Аптекаря. Гвозди у него, он может их показать всем. Сравните их с этими — вы поймете, что мы ничего не крали.

— Эй, Аптекарь?

— А действительно, почему он молчит?

— Позовите его сюда!

Аптекарь, стремящийся скрыться за спинами, был вытолкнут на всеобщее обозрение. Святоша с яростью посмотрел на него, и тот опустил глаза. Сова довольно сурово произнес:

— Говори!

Аптекарь угодливо улыбнулся монаху, презрительно — в сторону Карги, и со страхом — на прищуренный встречный взгляд Совы. Индеец сквозь зубы сказал:

— Скажи всем… Эти люди менялись с тобой сегодня? И, если да — то чем?

Он заюлил, но Сова словно пригвоздил его к месту суровым взглядом.

— Это… Да, наверное. Да, это, менялись…

— Что он бормочет? Кричи громче, Аптекарь!

— Да гвозди они предлагали… На рыбу. Вот.

По мужичку было видно, что он готов сквозь землю провалиться, лишь бы не отвечать на поставленные вопросы. Но Сова положил свою руку на его плечо, и тот сразу присел от страха, резко повысив голос:

— Я сам поймал рыбу и поменялся с пришлыми! Сам поймал!

— Мне не интересно, Аптекарь, сам ты ее поймал или нет. Ты менялся ею с Чером?

— Ну, всего несколько штук. Так, мелочь…тощая и невкусная. А что, нельзя?

— Это та рыба?

Тот опустил глаза вниз, сделав вид, что внимательно изучает валявшую в пыли рыбу.

— Вроде, та… Кто его знает? Она вся одинаковая!

— Но менял?

— Ну, менял…

— С Чером?

Аптекарь неожиданно осмелел…

— А я помню? Дела мне больше нет, как всех чужаков запоминать? Черный он или желтый — все едино. Не знаю, может и не с ним!

Он неотрывно смотрел на Святошу — тот показывал ему сжатый кулак… Я встал у Аптекаря за спиной и провел ладонями по его грязной одежде. От этого тот даже присел, но я уже нащупал в складках полусопревшей ткани горсть твердых предметов, в которых без труда опознал гвозди…

— Достань.

На миг воцарилась тишина…

— Да кто ты…

Я посмотрел на него так, что он захлебнулся на полуслове и сразу полез за пазуху… Гвозди были предъявлены собравшимся, и каждый без труда смог увидеть, что они идентичны тем, которые держал в руках Черноног.

— Это мои… Мои гвозди!

Он что-то бормотал, жадно пожирая глазами кусочки железа, и уже не смотрел в сторону нервно подергивающегося монаха. Сова, продолжая его удерживать, обратился ко всем сразу:

— Аптекарь подтверждает сам факт мены… Сколько рыб ты им отдал за гвозди?

— Связку… Шесть штук — все, как одна жирные, свежие!

В толпе раздался неподдельный смех — минуту назад он делал вид, что рыба так себе, и сам вопрос того не стоит, чтобы его обсуждать в присутствии всего народа. Аптекарь, видимо, испугался, что его станут укорять в подсовывании недоброкачественного товара. Но Сова и ухом не повел, продолжив допрос:

— Хао. Шесть гвоздей. Подсчитай, сколько рыб в связке, среди тех, которые лежат на земле?

Это было обращено ко мне, и я с готовностью наклонился вперед. Но считать было не обязательно — все шесть, измазанных в грязи и песке, рыбин валялись под ногами…

— Шесть. Ни одной больше.

— Хорошо. Что ты хотел с ними сделать?

Аптекарь указал в сторону Стопаря:

— Да ему отдать. Наконечники для остроги… Многие так делают. Сам я не умею. А он — кузнец, все знают!

Сова отпустил Аптекаря, и уже без тени улыбки обратил свои взор на старуху:

— Ты обвинила моих друзей в воровстве. Из-за за тебя могли погибнуть невинные, а что теперь следует сделать с тобой?

Толпа опять напряглась. Я понял это по вмиг насторожившимся и нахмурившимся лицам.

— Будет схватка… — кто-то выдохнул за спиной.

— Белая Сова никогда не предавал своих друзей! Тот, кто не верит своим глазам, пусть докажет, что я не прав, своим копьем!

В воздухе вновь запахло кровью… И тут, практически не раздумывая, я решил опять вмешаться. Короткое знакомство с жителями поселка, уклончивые рассказы Дока, обвинения Томы — за всем этим стоял страх настоящего и полная неопределенность перед будущим. А еще — Святоша. Не требовалось многого, чтобы понимать — наши отношения с жителями долины во многом будут зависеть от сегодняшнего дня. От того, на чью сторону станем, и за кого будем драться… Но я не хотел драться. За прошедшие месяцы мы научились не бояться вида смерти, но видеть, как убивают людей, еще не приходилось. И ни я, ни Ната, не желали этого. Всего ничего прошло после столкновения со змеем, а этот «змей» был слишком многоголов и многолик, и я с трудом представлял себе, что смогу поднять руку на кого-либо…

— Сова доказал вам, что Черноног и Шейла не воровали рыбу у старухи. Разве нет?

Кое-где послышались возгласы, подтверждающие мои слова, но, в общей массе, толпа продолжала хранить угрюмое молчание. По смутному шевелению, было ясно, что в ней уже происходит разделение на своих и чужаков… Я понимал, что дело тут вовсе не в рыбе — те, кто кучкой сгрудились возле злобно смотрящего на нас монаха, явно не хотели мира!

— А раз не воровали, что тогда жители поселка хотят от нас, чужаков? Чтобы мы ушли? Но, если мы уйдем — кто тогда станет приходить в поселок на праздник Мены? И от кого жители поселка станут узнавать о том, что делается в долине? От кого станут получать шкуры в обмен на рыбу или плоды? Кто станет им приносить оружие и выделанные меха? И смогут ли сами — жители поселка — ходить после этого по прерии, без боязни быть обвиненными, в чем-либо подобном? Смогут ли мужчины и женщины поселка обойтись только своей территорией? А вдруг, закончится рыба? Или, вам понадобятся новые крючки? Или, станет так холодно, что вы не обойдетесь без дров, которые сможете достать только в лесу? Ближайший лес — тоже ваши владения?

— Да хоть бы и так! Не твои!

— Да. Не мои. И ни его, — я указал рукой на Сову. — Они ничьи. Пока. Но, если кто-то сильнее вас объявит их своими?

— Кишка тонка! Объявит… пусть только попробуют!

— А если попробуют? Вы сейчас хотите объявить озеро и все берега возле него — своими. Своими настолько, что не будете допускать к ним никого из пришлых! О последствиях не думали? После этого, уже вас не пустят в леса и степи! Вы что, хотите вражды с людьми всей долины? Кому это нужно?

Ответа не последовало, но все, как по команде стали поворачиваться в сторону Святоши и его людей… Он зло прорычал с места:

— Чужаки — это чужаки! А земля возле озера — наша земля!

— А вся долина — чья? У тебя поехала крыша, Святоша? Или молитвы к небу необходимо подкреплять кровью? Кому еще хочется воевать? Вы что здесь, все с ума соскочили? Или вам мало тех смертей, которые произошли полгода тому назад? Вместо того чтобы вместе истребить хищников и пытаться, хоть как-то, устроить нормальную жизнь, вы собираетесь последовать призывам этого новоявленного святого? Мы здесь все — граждане одной страны! Возможно, ее больше не существует — но мы то, остались?

Толпа молчала. То, что кровопролития не произойдет, уже стало ясно всем. Но праздник был необратимо испорчен… Понемногу люди стали рассеиваться: кто к озеру, кто, оглядываясь на остающихся, в сторону многочисленных тропок, ведущих прочь от поселка. Святоша, увидев, что жители не поддержали его, тоже покинул площадку вместе со своими сторонниками. Последними ушли мы с Совой, и Чером с Шейлой, все еще нервно оглядывающейся по сторонам.

— А ты ничего, парень! Говорить складно умеешь!

Громадный молодой мужчина, слегка заросший черной щетиной, дружески хлопнул меня по плечу:

— Я Бугай. Ты не удивляйся — это мне Сова имя такое дал… По росту. Другие не прижились. Вижу, чистенькие вы оба — значит, следите за собой. Уважаю! Правда, сам бреюсь редко — нечем. Бритву, где возьмешь? Стеклышком пробовал, как-то несподручно… В моих лапах разве оно уцелеет?

Он с таким сожалением посмотрел на свои большие пальцы, что я не выдержал и улыбнулся.

— Бритвы у нас нет. Но, в следующий раз постараюсь принести… Если у вас здесь сам праздник не отменят!

— Святоша, что ли? Дурит народ, монашек… Все возможно. Но я не с ними! И батя мой, против — ты его уже знаешь! Мне вражда с пришлыми, ни к чему! Мир?

— Мир!

Мы пожали друг другу руки, и он еще раз хлопнул меня по плечу, отчего я едва не присел — такой тяжелой оказалась рука этого здоровяка!

— Бугай! Искалечишь человека! Остынь!

К нам приблизился Стопарь. Одного взгляда на них оказалось достаточно, чтобы понять — эти двое являются кровными родственниками. Оба громадные, широкоплечие, очень сильные и уверенные в себе. Стопарь тоже протянул мне руку.

— Вовремя ты влез… Сова, конечно, прав, да только здесь надо по-другому. Святоша только и ждет повода, чтобы драку учинить. Ты своего друга одергивай — это не его прерии. Могут и нож в спину всадить. Чую, еще прольется кровь на этой полянке…

Когда толпа окончательно рассосалась по своим делам, Черноног и его спутница подошли к нам с Натой. Охотник протянул мне руку.

— Друзья Белой Совы — наши друзья!

Шейла выразительно посмотрела на меня и Нату. Я ответил:

— Друзья индейца прерий — всегда желанные гости в жилище Дара и его жены. Приходите вместе с Совой к нам в гости, в город!

Черноног покачал головой и сделал недвусмысленный жест:

— Путь в город долог и опасен… Зачем вы там живете? Здесь, в прерии, лучше — есть добыча, есть люди… И нет тех, кто погиб в те дни. Вас не гнетет такое соседство?

Шейла незаметно толкнула его в бок, но мы с Натой только улыбнулись.

— Нет. Их не видно под завалами и землей. А те, кто был на поверхности… о них уже позаботились крысы-трупоеды. Кроме того, бояться нужно живых, как мы сегодня убедились. Часто такое здесь происходит?

— Нет. — В разговор вмешался подошедший Сова. — Обычно все проходит спокойно. Бывают споры, но до открытых столкновений никогда не доходило… До сегодняшнего дня.

— Какая муха укусила Каргу? — Шейла досадливо повела плечами. — Она будто с цепи сорвалась! И ведь видела прекрасно, что мы менялись с Аптекарем — рядом стояла!

— Значит, ей это было нужно… Только пока не понятно — зачем?

— У нас в очень большой цене железо. С одной стороны, его вроде и полно везде… Но, попробуй, найди подходящее. Ни у кого сил не хватит кусок от рельсы оторвать, или, там, раму от трактора притащить. Да и толку? Их не расплавишь. А что-то мелкое, особенно гвозди — самое то. Как раз из таких, батя всякие поделки и кует. Так что обмен вполне приемлемый. Не… Это точно не причина.

Стопарь поддержал сына:

— Никто и не говорил, что мало дали. Тут другое… Святоше нужна свара. Заварись каша — кому-то выпустят кишки. В поселке станут поговаривать о порядке, твердой руке… Примечаешь, зачем все это?

Сова задумчиво посмотрел в сторону ушедших, по своим делам, людей. О том, что случилось, уже ничего не напоминало. Исчезла рыба, вынутая мною из мешка, была отброшена палка, которой старуха пыталась ударить Нату… Лишь, вытоптанная множеством ног, полянка, да шушукающиеся по углам люди, украдкой смотревшие в нашу сторону, видимо, тоже обсуждающие этот случай… Ната подтянулась на цыпочках и коснулась моего уха губами:

— Торг заканчивается… Мы остаемся?

Я посмотрел на небо, оно было безоблачным и чистым. Сегодняшний рынок оказался уныл и скучен, делать здесь абсолютно нечего. Новые и неожиданные знакомства мы приобрели, а о том, чтобы, как в прошлый раз, посидеть у костра с людьми, не могло быть и речи. Мы ловили косые взгляды в наш адрес, все-таки, семена раздора, посеянные Святошей, здесь уже начали укореняться…

— Степи долины тянутся на многие дни… Мы можем переночевать в разнотравье.

Оба охотника, а также Шейла с любопытством откликнулись на новое слово.

— Разнотравье? Что ж, это даже лучше, чем прерии, хотя, мы уже привыкли. Не всем нравится, как Белая Сова дает наименования в долине — не только людям поселка! Ваше обозначение станет альтернативой!

Шейла дружески похлопала Нату, едва достигавшую ее до плеча, и протянула маленькую фигурку, вырезанную из кости — очень изящную…

— Что это?

— Чер мастерит. Он умеет придавать вещам такие формы… Что там! А это — амулет!

— Но я не суеверна…

Шейла пожала плечами:

— А разве я заставляю тебя приносить ему жертвы? Просто носи на память о том, что вы нас выручили, когда эти мерзавцы уже были готовы всех растерзать!

Ната поблагодарила молодую женщину и убрала подарок в сумку. Перед этим мы рассмотрели фигурку — изображение, бегущего по траве коня с густой гривой, струящейся на ветру… Облик животного сильно отличался от вида настоящей лошади, но был словно срисован с живого. Похоже, что охотник видел того, с кого вырезал это произведение искусства!

— Очень красиво! Ты настоящий мастер, Чер…Черноног? Как правильно?

Охотник слегка зарделся от похвалы Наты, а Шейла весело добавила к ее словам:

— Он еще и петь умеет! Правда, Чep?

Он смущенно улыбнулся.

— Он еще споет, вот увидите. Вместе с братом! Сова прозвал их Черноногами — как-нибудь, сами расскажут, почему. А по раздельности — Чер и Чага.

Я заметил, что при этих словах, охотник кинул на Шейлу молниеносный взгляд. В его глазах читалась странная тоска, какой-то скрытый смысл, может быть, печаль или давняя боль…

— Мой брат пришел в долину надолго? Он и Маленький Ветерок могут пойти к Белой Сове. Индейцу стало душно в поселке… — предложил Сова. Я отрицательно повел рукой, продолжая рассматривать фигурку.

— Прекрасно схвачено… Ты видел его живым?

— Да. В предгорье. Там водятся не только перерожденные, но и те, кто был до Того дня. Но это не просто конь! Он выше прежнего чуть ли не вполовину! Но в кости этого не покажешь…

Я повернулся к Сове.

— Спасибо за приглашение, брат мой. Но у нас иные планы. Я хочу дойти до подножия гор — нам не сидится в нашем подвале.

— Белая Сова пошел бы вместе со своим другом, но он не предупредил своих скво… Они собирались навестить поселок, Ясная Зорька наготовила трав для обмена. Но ты сам видишь — праздник Мены не состоялся. Мои женщины этого не знают. А Сове не хотелось, чтобы они пришли сюда в его отсутствие!

— Я понимаю. Опасно молодым и красивым женам моего брата появляться в поселке в одиночестве.

— Пусть твоя подруга — Маленький Ветерок — не позволяет тебе уходить слишком далеко от вашего дома. Возвращаться всегда труднее, чем идти вперед!

— Дорога домой всегда короче, — возразил ему, неожиданно, Черноног. — А вместе с женой или любящей его женщиной — вдвойне!

Этот выпад на какое-то время нас всех смутил, охотник тоже сконфузился и поник. Мы попрощались со всеми, Шейла вновь поблагодарила Нату и меня за вмешательство, а мы, пожелав им счастливой дороги, стали упаковывать свою кладь перед предстоящим путешествием. Мы почти ничего не стали обменивать — торги в этот день кончились быстро, а, кроме того, большую их часть заняла непредвиденная ссора. Сова забрал наши вещи, пообещав пристроить их в надежное место, до следующего праздника — если он состоится! Угар, лежащий в пыли, высунул свой язык и жарко дышал. Издалека глядевшие на него жители поселка и охотники из долины, только кивали головами — наш четвероногий приятель внушал им, если уж не страх, то непременное уважение…

— Ночи в прерии не безопасны… Мой брат не передумал?

— Оставаться здесь? Если сравнивать — уж лучше оказаться ночью в степи. По крайней мере, не будешь ждать нападения себе подобных… Спасибо, Сова, но мы, пожалуй, переночуем подальше от поселка. Кстати, не успел тебе рассказать… Идя вдоль Каменных Исполинов, мы столкнулись со змеем.

— Змеем? — Сова пожал плечами. — Что тут такого?

— Со Змеем, Сова! С Большим Змеем!

Он озадаченно посмотрел на меня, потом на Нату, и, внезапно все поняв, изменился в лице…

— Очень?

— Более чем. Я бы не рискнул его обхватить руками. Скажем, для этого пришлось пожертвовать собой. Он чуть не убил Нату… Если не стая собак, накинувшаяся на него в последний момент, мы не стояли сейчас здесь, мой брат.

— Она вас защитила?

— Дар неправильно выразился, Сова, — Ната прижалась ко мне. — Стая не нас спасала, а себя. Или, своих щенят. Собственно, не окажись там змея — они разорвали нас! Но, нам повезло… Если так, можно сказать. И могу поклясться, что здесь замешан наш черный друг. Хоть он и валяется сейчас брюхом в грязи, но такого белого пятна больше нет во всех прериях — я успела это заметить!

Мы все посмотрели на развалившегося в пыли пса. Тот лениво помахивал хвостам и клацал зубами, пытаясь поймать, невесть откуда взявшихся, мух. Сова брезгливо поморщился:

— Появились, кровососы… Раньше не было! Чуть стало теплее — вот вам новая напасть.

— Следовало ожидать. В природе все взаимосвязано — и насекомые, и звери. Нарушишь цепочку — умрут все.

— Не понял? — индеец выглядел несколько озадаченным. Вместо меня взялась пояснить Ната:

— Это — когда все кого-то едят. Ты — оленя и овцебыка. Они — траву.

— А причем тут мухи?

— А их едят птицы. Птиц мы ведь тоже едим?

— Нет, — он спокойно мотнул головой. — Не едим. Их нет здесь. А мухи — есть. И поэтому не советую приходить сюда слишком часто. Где есть мухи — там будет и зараза.

— Вполне возможно, дорогие мои, вполне возможно…

Мы услышали шаркающую походку Дока. Он кивнул Сове и добавил:

— Пока нам везет… Пока. А если что случится, в таких жутких условиях, вся эта антисанитария сразу заявит о себе со страшной силой! Так что, ждите, милые мои — все еще впереди! И это тепло — ох, не к добру. При морозе все было скрыто, до поры. А в тепле — вылезет наружу!

— Люди ждали тепла… Без солнца жить плохо, Док.

— А разве я спорю?

Он удивлено посмотрел на Сову:

— Разве я против? Я только говорю — тепло, оно само по себе, благо… если бы не болячки, которые при нем обязательно могут появиться. И вы послушайтесь его совета — старайтесь здесь появляться пореже… И, не одни. А то, сами видите, как у нас начет гостеприимства.

— Это Святоша, — процедил, сквозь зубы, индеец. — Он совсем рехнулся. Но после этого случая все поймут, что напрасно никого обидеть мы не позволим!

— Да? Это потому, что Дар оказался малость спокойнее, одного, известного мне, краснокожего. Не прими в обиду — я шучу, конечно. Но, если бы ты, Сова, поменьше хватался за свой томагавк, а старался решать дела речами, то и ситуации такой могло не быть!

— Святоша сам нарывался! Моих друзей могли убить! За что я должен был хвататься?

— А ты обязан быть умнее, если хочешь, чтобы тебя слышали! И слушали! А если не можешь — предоставь это Дару. У него неплохо получилось!

Сова промолчал. Мы с Натой переглянулись — участвовать в спорах не входило в наши планы, кроме того, следовало поторопиться, чтобы к вечеру отойти от поселка, как можно дальше. Мы крайне не желали оставаться в зоне досягаемости, вряд ли примирившегося с поражением, Святоши и его банды…

— Уходите, значит. Да… Конечно. А жаль, жаль. Вы — люди свежие, наших порядков еще не знаете.

— Уже попробовали.

— Не все. Но — вольному воля. И, раз уж вам все советы дают, то и мой примите… — Док хитро кинул на меня взгляд и протянул какой-то предмет.

— Что это?

— Травка пахучая. Да вы берите, не стесняйтесь! Я ведь, все-таки, Доктор! Хоть и без диплома… Очень помогает от всяких гадов — типа клещей или муравьев. Они сейчас страсть, какие зловредные и кусачие! Да вы и сами, думаю, сталкивались. А если положить вот это возле шкуры, на которой спать ляжете — ни одна муха рядом не пролетит, и ни один паук не проползет!

— Почему?

— Запах у нее такой, думаю… Я ведь все растения пробую, на что какое годится. Вот и эту так нашел…присматривался, приглядывался…

— Спасибо! — Ната искренне поцеловала смутившегося Дока в небритую щеку. — Это очень ценный подарок!

Я обменялся с ней взглядами и засунул руку в мешок, вытащив оттуда один из наших запасных ножей.

— Нет, нет! Что вы? Не надо! Такой травы повсюду полно — не стоит она, чтобы разбрасываться столь дорогими вещами!

— Это не плата, Док, и не обмен. Я надеялся, что среди оставшихся в живых, отношения станут, если уж не совсем дружескими, то хоть не враждебными… А вижу — ошибался. Но вы — другой. Не из этой своры. У нас мало друзей в долине: Белая Сова, Шейла и Черноног. Присоединяйтесь.

Док с интересом посмотрел на меня, потом на индейца, принявшего многозначительный вид.

— Вот вы, о чем… Понятно. Пакт, значит… Что ж, надо подумать. Только ведь я вне политики, знаете ли — мое дело, лечить людей. А кто и что у власти — дело десятое!

— Ох, Док… Какая политика, какая власть? О чем вы, вообще? Есть нормальные, и не очень… — я искоса бросил взгляд на невозмутимого индейца. — Которые хотят жить просто, по человеческим законам. Но появляются такие, кто предпочитает волчьи… Вы с кем?

— С больными. А кто они — разве так важно?

Я вздохнул — он с легкостью разрушал все мои увертки.

— Ну ладно. А нож оставьте — я дарю его вам. Не считайте себя обязанным, это — от сердца. И берегите его… а то украдут. Цену оружию мы знаем. Наконечники у наших стрел тоже из обычных гвоздей. А если считаете это слишком дорогим подарком — в следующий наш приход, познакомьте Нату с теми травами, которые вам известны. Она лучше меня разбирается в этой ботанике…

Мы простились с провожающими. Сова свернул в заросли. Шейла и Чер направились на юго-восток, где, по их объяснению, их ждал старший из братьев. Док поблагодарил за подарок и зашагал обратно к землянкам.

Однако, отойти далеко мы не успели — дорогу преградила та самая старуха, которая едва не послужила причиной раздоров между жителями поселка и пришлыми. Карга настолько резко выскочила из-за кустов — даже Угар рявкнул и присел на задние лапы от неожиданности. Бросив в его сторону неприязненный взгляд, она быстро затараторила перед нами:

— А менять? А товар? Как же это так — пришли, ушли, ничего не показали? А я уже все приготовила для вас! Вот!

Она преградила нам дорогу и принялась раскладывать прямо на земле, вынимая из-за пазухи, какие-то плоды, чем-то напоминающие каштаны. Карга подняла один и подсунула его под нос Нате — девушка отшатнулась от зловония, которое распространяла возле себя старуха. Но она, словно не замечала наших недружелюбных взглядов, приговаривала:

— А напрасно, милочка моя, напрасно! Он, девушка, очень даже полезный! Съешь всего парочку, и никаких проблем не будет!

— Каких проблем?

Ната стиснула губы. Старуха терпеливо повторила:

— Женских. Понимаешь? У…какая недогадливая. Да ты не смотри так на меня, не смотри — ну, ошиблась на рынке — с кем не бывает? А это — верное средство! Будешь иметь связь, значит, — она ощерила в улыбке почти беззубый рот. — А последствий не хочешь. Вот и надо их пожевать! Ты учти — я не про болезни там, всякие, по нашей части. Это — только для того, чтобы не попасть в положение одно, очень даже интересное!

Лицо Наты стало покрываться бледностью… Старуха, не замечая, что девушка начинает выходить из себя — такой ярости в ее глазах я сам никогда не видел! — болтала без умолку:

— Ой, какие мы стеснительные! Ладно, ладно, все видят, что не одна пришла, а с мужиком. Что вы, сказки, друг другу по ночам нашептываете? Да и я, слава богу, уже пожила на своем веку. Опытную девку от целочки, сразу отличить сумею!

— Послушай, — я еле сдерживался от желания двинуть ее как следует. — Нам от тебя ничего не надо…

— Э, нет! Это — только для женщин! Вам ни к чему — ни вкуса, ни сытости. Поговорку помнишь? Ваше дело — не рожать, сунул, вынул и бежать! А девкам, несчастным, что потом? Поняла, молодая, о чем я?

Ната резко оттолкнула ее от себя.

— Мне не нужно!

— Пустая, что ли?

Я едва успел перехватить руку Наты, выхватившую нож…

— Уйди!

Карга, на миг опешив, отступила назад и опять забормотала:

— Так у вас, наши болтают, в городе всякого добра полно? Поделились бы!

— Предложи что-либо другое… — Я хотел увести разговор в иную плоскость, видя, что старуха действует не столько по собственному интересу, как по наущению… К нам уже стали подтягиваться несколько зевак, со стороны. Услышав мое предложение, та радостно осклабилась:

— А что, другое? Что надо, то? У меня много, чего имеется! Корень валерианы — от сердца. Он чудной малость, но помогает, верняк! Или вот — сельдерей вроде… Трава, не трава, а стоит от нее — лучше, чем у жеребца на выпасе!

— Тьфу! Вечно ты, старая, со своей халтурой прешься, поперек горла всем стоишь! — к нам подскочил Аптекарь. Он словно не замечал злобного взгляда старухи и недовольных — наших.

— Убери свои мочалки! Это — люди серьезные. Всякую муру менять не станут — верно?

— Верно. Ничью ерунду мы менять не станем. И нечего нам менять — уже отдали все.

Он захлопал ресницами, на лице появилось выражение неподдельного разочарования…

— Не будете? … А как же? А все говорили — с товаром. Типа там — шкуры всякие. Железо. Железо, оно здесь в такой цене, в такой цене! Мыло, тоже, вроде есть…

— Мыло?! — Старуха аж вскинулась, позабыв про брошенные в пыли корешки и явное задание вызвать ссору. — Где мыло? Дай мне мыло! Все, что хочешь, меняю — на мыло!

У меня мгновенно созрела идея…

— Мыло? Отдали уже.

— Кому? — Она на глазах превращалась в безумную мегеру…

— Не помню. Вроде один из тех, кто возле вашего монаха стоял… Пойди к ним — там попросишь поделиться!

Она отбросила ногой уже ненужные никому корешки и бросилась бежать. Я заметил, как двое парней, осторожно пытающиеся зайти сбоку, в нерешительности остановились — пропала сама старуха, а без нее повод для схватки придумать им было не по способностям… Ната тоже увидела их и сдвинула брови. Мы резко развернулись в их сторону. Парни стушевались и молча отошли.

— Ловко вы ее… — Аптекарь проводил Каргу равнодушным взглядом. — Сейчас получит по хребту, если раньше сама не споткнется… А вы, так понимаю, не с одним же куском мыла пришли? Нет, я не настаиваю, конечно. У вас там, в городе, все есть? Ну, не может не быть — вы так далеко шли! Может, что-то, осталось? Нет? Жаль… Ну, давайте договоримся — вы мне принесете в следующий раз, а я вам подготовлю все, что хотите. Договорились?

Ната, заметив, что я уже начинаю потихоньку закипать, мягко отвела Аптекаря за локоток в сторону:

— Хорошо. Когда мы вернемся — мы принесем… Что-нибудь, и вам. Идет? А сейчас — нам нужно идти! Нам очень далеко идти!

— Да, да! Конечно! Я понимаю!

Он быстро посторонился и пропустил меня и Нату. Когда Угар, отряхнувшись и едва не столкнув его в сторону от тропинки, прошел мимо, мужичок крикнул вслед:

— Так я надеюсь! Я жду! Вы обещали!

Я прошептал сквозь зубы:

— Сейчас скажу Угару, и он его проводит до самого поселка…

— Не спеши, родной мой… Ты испортишь всю нашу дипломатию. И так нам здесь не сильно рады. А я предвижу — еще придется не раз и не два навещать это место!

Она перехватила перевязь заплечных ремней, поправила висевшие на поясе ножны, и мы, убедившись, что все зеваки и неуверенные в себе парни бросили свою затею, быстро и решительно зашагали прочь. Там, позади, оставался поселок со своими проблемами, спорами и ссорами, в которых мы, сами того не желая, стали участниками. И мы оба знали — остаться в стороне уже не получится! — мы стали частью этой жизни, как и все люди долины.