Итак, в годы первой эмиграции Владимир Ильич пользовался чаще всего псевдонимами «Петров», «Фрей», «Ильин», «Ленин». Но, странное дело, всю корреспонденцию себе в Мюнхен, где он жил первое время, он просил адресовать не Петрову, не Фрею, а Мейеру.
Может быть, в целях конспирации корреспонденция сознательно направлялась не Ленину, а постороннему лицу? Ведь так в условиях эмиграции приходилось не раз поступать. Совершенно верно, но на этот раз адресатом все же оставался сам Владимир Ильич. В этом легко убедиться, прочитав письмо Ленина П.Б. Аксельроду от 7 (20) марта 1901 года. Оно подписано: «Мейер».
В письме Владимир Ильич указывал свой адрес по-немецки: «Herrn Georg Rittmeyer, Kaiserstrasse, 53/0 München». Внутри: «für Meyer».
По-русски этот адрес звучит так: «Господину Георгу Риттмейеру, Кайзерштрассе, 53/0 Мюнхен». Внутри: «для Мейера».
Мейер – конечно не литературный псевдоним, а конспиративная фамилия, под которой Ленин жил в Мюнхене. Почему же он выбрал такую фамилию? Думается, что кое-какой свет на это проливает приведенное выше письмо к Аксельроду, точнее – сообщенный в нем адрес.
Георг Риттмейер был немецкий социал-демократ, хозяин гостиницы, в которой проживал Ленин. Не кроется ли в его фамилии разгадка конспиративной фамилии Владимира Ильича? Можно допустить, что Ленин просто отбросил первый слог сложной фамилии и получил краткую и притом довольно распространенную в Германии фамилию Мейер. (Эта фамилия для немцев так же обычна, как для русских фамилия Петров или Иванов.)
К аналогичному выводу пришел и чешский журналист Мирослав Иванов в своей книге «Ленин в Праге». 1
В пользу такого допущения говорит также одна маленькая, но немаловажная деталь: в немецком написании окончания фамилии Риттмейера (Rittmeyer) значится буква «у» (игрек). Если бы там стояла не буква «y», а «i», то фамилия произносилась бы не Риттмéйер, а Риттмáйер. Ленин же подписался под письмом: «Мейер», а не «Майер». Значит, одна эта буква тоже свидетельствует в пользу того, что Владимир Ильич позаимствовал свою нелегальную фамилию у хозяина гостиницы.
Как бы то ни было, но в Мюнхене в революционно настроенных кругах все знали, что молодого русского социал-демократа зовут Мейер. Дети хозяина гостиницы очень любили своего постояльца и звали его «дядя Мейер». Время от времени он делал им маленькие подарки.
Эта мюнхенская фамилия Владимира Ильича стала причиной одного недоразумения, о котором рассказала в своих воспоминаниях Н.К. Крупская.
Дело было так. В январе 1900 года окончился срок ссылки Владимира Ильича. Он вернулся в Россию, а в июле того же года выехал за границу. Н.К. Крупская смогла к нему выехать лишь через несколько месяцев. Владимир Ильич своевременно сообщил ей свой мюнхенский адрес. Из соображений конспирации переписка велась не открыто; адрес находился в переплете книги, которая была послана одному земскому деятелю. Этот последний книгу, как говорят, «зачитал», и Надежда Константиновна адрес не получила. Но ей был известен адрес некоего Модрачека, фамилией которого Ленин помечал свои письма. Крупская решила, что под фамилией Модрачека живет в Праге сам Владимир Ильич.
Приехала она в Прагу, разыскала дом Модрачека. Вышел хозяин квартиры и, к удивлению Надежды Константиновны, заявил:
– Я Модрачек.
Впрочем, он тут же догадался, кого именно разыскивает русская женщина, и порекомендовал ей выехать в Мюнхен. В Мюнхене, придя в гостиницу Риттмейера, она встретилась с женой хозяина, и та сразу сообразила, с кем имеет дело.
– Вы, вероятно, жена герра Мейера? – обратилась она к Н.К. Крупской. – Он ждет жену из Сибири. – И тут же указала Надежде Константиновне квартиру на заднем дворе, в которой жил Владимир Ильич вместе со своей сестрой Анной Ильиничной.
Приезд Надежды Константиновны вызвал необходимость в смене фамилии. Болгарские социал-демократы достали Владимиру Ильичу паспорт на имя болгарина И. Иорданова. Пришлось Ленину отпустить себе «болгарские усы», и с тех пор он и Надежда Константиновна числились в мюнхенской полиции как «доктор юриспруденции Иордан Иорданов и его супруга Марица». 2
И еще один случай, связанный с псевдонимом «Мейер». После Октябрьской революции один чешский коммунист побывал в Москве и беседовал с В.И. Лениным. Вернувшись в Прагу, этот товарищ разыскал Модрачека, о котором шла речь выше, и спросил его:
– Ты ведь встречался с Лениным?
– Нет, – ответил тот. – Ленина я ни разу не видел.
Приехавший был весьма удивлен.
– Странно! – сказал он. – Я говорил с Лениным. Он спросил, знал ли я Франтишека Модрачека. И добавил: «Передайте ему привет от Мейера. Он уж догадается». 3
А скромный чешский рабочий и в самом деле не подозревал, что молодой русский революционер Мейер и вождь Октябрьской революции Ленин – одно и то же лицо!
Лишь в 1917 году, увидев в газете портрет В.И. Ленина, Модрачек позвал жену и сказал ей:
– Знаешь, кто такой Ленин? Это наш Мейер! 4
Впрочем, не один Модрачек не знал тогда Ленина в лицо. Немецкий товарищ Ксавер Штреб в своей брошюре о пребывании Ленина в Германии пишет:
«Многие из его немецких знакомых неожиданно узнавали теперь, что „дядя Мейер“, столь любивший детей, „доктор Иорданов“, столь охотно вступавший в споры, встал во главе первого рабоче-крестьянского государства». 5