И хотя удар был достаточно слабый, я тут же замолчала, круглыми глазами посмотрев на него. Смех прошел, а вот слезы продолжали катиться по щекам.

— Прости, мышонок, это нужно было, — криво улыбнулся Сомаров, на этот раз посмотрев на меня как-то болезненно. — Прости, — повторил он, вздохнул, и, отпустив мои запястья, сел прямо на пол рядом со мной, опершись спиной на стену, и, согнув ноги в коленях, прикрыл глаза. На его лице отразилась усталость.

Я продолжала глядеть на него, все еще не до конца поверив в то, что он только что меня ударил.

— Не сиди на полу, — хриплым от слез голосом произнесла я. На его лице появилась едва заметная усмешка, и он, открыв глаза, посмотрел на меня, ничего не ответив.

Его ладонь потянулась к моему лицу, отчего я дернулась, и замерла на щеке, стирая слезы. Злости в нем больше не было. Он лишь внимательно смотрел на меня, наблюдая за солеными каплями, стекающими по лицу.

* * *

Кирилл так не любил делать ей больно. Он считал это ниже своего достоинства. И ему самому это было противно.

И все же не мог поступить иначе.

И теперь видел в глазах мышонка, что она его за это осуждает, хотя даже в таком состоянии проявляет заботу о нем.

Кирилл не хотел, чтобы это послужило причиной для краха их только начавшихся отношений.

Он вновь увидел перед внутренним взором, как заносит руку назад, намереваясь нанести удар, и в то же время неимоверным усилием заставляет себя остановиться, зная, кто именно его обнимает.

Он не любит причинять ей боль. Он это ненавидит.

Потому что, делая ей больно, он начинает ненавидеть самого себя.

Кирилл глядел на своего мышонка, давая возможность ей успокоиться, и никак не мог определиться, какие именно чувства вызывает в нем вид её слез.

Одно он знал точно — эта давящая штука точно не приносила радости.

* * *

Прозвенел звонок, а мы так и продолжали сидеть в полуподвальном помещении, где пары, вероятно, проходили редко, а потому нас никто не беспокоил. Вскоре и наверху стих шум, а мы даже и не думали отправляться на пару. Мне было откровенно не до этого, а Сомаров и так не часто пары посещал.

Сколько мы так просидели, я не знаю. Я по чуть-чуть успокаивалась, а слезы начинали высыхать. Ладонь Кирилла, которую он так и не убрал с моей щеки, аккуратно вытирала последнюю влагу с моего лица. Его взгляд был спокойным, но что-то было такое в нем, что придавало ему беспомощности. Я же продолжала беспрерывно смотреть на него, чувствуя себя немного униженной и оскорбленной. В душе играла обида на него за то, что он меня ударил, хоть я и понимала, что он так пытался меня успокоить. Вроде бы пощечина — популярный метод приведения в чувства при истерике.

Но все равно было обидно. Хотя, надо признать, это было лучше, чем в предыдущий раз, в его квартире. Когда он оставил меня лежать на полу.

— Не смотри на меня так, пожалуйста, — попросил Кирилл, поморщившись, словно от боли.

— Как так? — хрипло поинтересовалась я, и тут же попробовала прочистить горло.

— Словно я обещал тебе любимую игрушку на Новый год, а подарил нелюбимые конфеты, — невесело усмехнулся он. — Ты меня осуждаешь за то, что я тебя ударил? — с затаенной горечью спросил парень, наконец-то убрав ладонь от моего лица, и тут же сцепив пальцы в замок перед собой. На костяшках обоих рук виднелась запекшаяся кровь. Хорошо, что её вид никогда меня не пугал.

— Нет, — не задумываясь, ответила я. Просто потому, что не хотела его обидеть. На самом деле, он, наверное, все же был прав. И где-то глубоко внутри я все же его осуждала.

— Врешь, — так же спокойно не принял Кирилл мой ответ.

— Не вру, — нахмурилась я. Ему сложно, что ли, просто согласиться с моими словами? Обязательно нужно до истины докопаться?

— Врешь, — повторил парень, осудительно покачав головой. — Я знаю, что осуждаешь. Это написано на твоем лице.

— На моем лице ничего не написано, — хмуро отозвалась в ответ.

— Для меня — написано, — не собирался соглашаться со мной Кирилл, невозмутимо пожав плечами.

— Хорошо, — вдруг согласилась я. — Допустим, ты прав, и я тебя осуждаю. И что дальше? — и вопросительно приподняла брови, чувствуя, как где-то глубоко зарождается раздражение.

— Извини, — просто ответил он, слегка улыбнувшись. — Если ты скажешь больше так не делать, я найду другой способ приводить тебя в чувства.

— Думаешь, это еще повторится? — усмехнулась я, отводя взгляд. Мне было стыдно, что вновь устроила истерику при нем. Истеричкой быть меня не привлекало.

— Не знаю. Но знаю, что не хочу, чтобы ты меня осуждала или ушла от меня из-за того, что я как-нибудь неразумно вновь решу тебя привести в чувства в такой способ, — его голос все еще оставался спокойным. — Я не идеален, и есть очень много тех, кто подойдет тебе куда больше меня. А это значит, что каждым моим проступком, каждой ошибкой кто-то может воспользоваться. А меня это не устраивает.

Я хмуро посмотрела на парня. Он сейчас боится того, что я от него уйду, потому что кто-то там может быть лучше его?

— Ты боишься, что я от тебя уйду? — прямо спросила я.

— Да, — просто ответил Кирилл, посмотрев на меня очень тяжелым взглядом. Ему было нелегко признаваться в этом, но почему-то он все же признался.

Я не знала, что ответить. Просто, молча, продолжала смотреть ему в глаза. То же самое делал и Кирилл.

— Иди ко мне, — наконец-то невесело улыбнулся парень, вытянув ноги перед собой. — Пожалуйста, — добавил он. Вздохнув, я все же позволила ему усадить себя к себе на колени. Он, ничего не говоря, обнял меня, и провел носом по моему виску.

Почему-то он напомнил мне Владика. Он выглядел таким же беззащитным, что было очень несвойственно для грубого и жесткого Сомарова. И я, поддавшись порыву, прижала его голову к своей груди. А он не сопротивлялся.

Наверное, со стороны это смотрится очень мило. Самая настоящая влюбленная парочка, решившая уединиться подальше от чужих глаз. В принципе, не далеко от истины. Только никто не знает, какова цена этой любви и этого уединения. Наверное, мы заслужили все это. Кирилл — за упрямство, а я — за то, что не отступила от него, не смотря на все плохое, что он мне сделал.

Осталось только как-то научиться жить вместе. Пока что у нас это получается очень плохо. Потому что мы слишком разные. Я не могу дать Кириллу того, что ему нужно — свободы, веселья, развлечений. А он не готов становиться прилежным семьянином. И это проблема. Выдержат ли эти отношения все эти препятствия?

Я не знала. Но что-то мне подсказывало, что это еще не конец нашим мучениям. И от этого было горько-горько на душе.

* * *

На следующую пару мы пришли вместе. Кирилл крепко держал меня за руку, и на этот раз явно не собирался отпускать. И я наконец-то поняла, почему он так избегал прикосновений. Он считает, что это проявление слабости. А он очень не любит выглядеть слабым.

Полуподвальное помещение мы покинули лишь под конец предыдущей пары. После чего привели себя в порядок. Я умылась, а Кирилл смыл кровь с рук. Мы не разговаривали, но каждый из нас многое обдумал. И теперь я ждала, когда в следующий раз произойдет что-то, что отдалит нас друг от друга. А я была уверена, что это произойдет. Хотя, может, я была и не права.

Когда мы вошли в лекционную аудиторию, народ затих, смотря на нас. На лицах многих читалось недоверчивое удивление. И их можно было понять. Сомаров, поспоривший на меня, и ранее не утруждающий себя в серьезных отношениях, вдруг заявил, что я — его, и даже подрался с парнями. Я бы тоже удивилась, не будь на месте этой самой девушки. Ведь никто не верил, включая и меня, что Сомаров может любить кого-то, кроме себя. Лишь Леша верил в это. Не зря ведь он тогда, в поезде (казалось, что это было в далеком прошлом), сказал, что Кирилл не такой уж и плохой парень. Солдатов вообще многое знал. И многое понимал.

Дмитров и его друзья больше к нам не приставали. Лишь первый бросал на Сомарова злобные взгляды. Что ж, его тоже можно было понять. Ему прилично досталось. Губа была разбита, на щеке виднелся подтек, да и время от времени он морщился от боли. Видимо, то, что Кирилл нажимал ему на грудь ногой, тоже дало о себе знать.

Леша посмотрел на нас, изучая, а Иванка окинула обеспокоенным взглядом. Сидели они вместе, и явно ожидали, что мы подсядем к ним. Я, в общем-то, тоже этого ожидала. Но Кирилл вновь всех нас удивил, и по его воле мы заняли места в передних рядах. Я хоть и была удивлена, но не стала ничего говорить или спрашивать. Ни с кем разговаривать мне не хотелось.

Подсесть к нам никто не осмелился, и на нашем ряду помимо нас сидело лишь пара человек на другом конце, пришедшие раньше нас. Леша с Иванкой тоже не стали нас тревожить. И я, выполняя наше совместное желание, прижалась спиной к его груди, а он обнял меня одной рукой за талию. В таком положение мы могли оба спокойно писать лекцию. Чем и занялись.

* * *

Что ж, такое поведение стало для нас привычным. Молчание часто сопровождало нашу пару, а отстраненность от всех остальных дала повод для насмешек. Впрочем, вскоре интерес к нам стал утихать. Отныне спокойный Сомаров, прилежно ходящий вместе со мной на пары, и больше не устраивающий ничего из серии вон выходящего, начал потихоньку терять свою популярность.

Солдатов на расстоянии наблюдал за нами, но никак не комментировал наше поведение. Лишь пару раз поговорил с Кириллом.

Иванка поначалу делала попытки заговорить со мной, а потом сдалась и лишь изредка я все же ловила её взгляды на себе.

Даша, несколько раз появляющаяся рядом, узнав о том, что мы с Кириллом стали официальной парой, вроде как признала поражение и больше нас не беспокоила. Хотя она продолжала меня настораживать. А Алексеева и вовсе больше не было видно.

Так мы и жили. Я просто наслаждалась тем, что есть, и все ждала, когда что-то произойдет. Горечь из сердца никуда не собиралась уходить. Появился привкус обреченности, и я с грустью понимала, что этим отношениям не суждено продлиться долго. А Кирилл был все таким же спокойным и немного отстраненным даже рядом со мной.

Так продолжалось до поры, до времени.

* * *

Спор Кирилл все же выиграл, и произошло это почти через две недели после того, как он официально заявил о своих правах на меня.

Была суббота, и мы находились в его квартире. Я сидела в его спальне, работая за ноутбуком, а он лежал рядом, наблюдая за мной. Был уже вечер, и я устало время от времени потирала напряженные глаза. Когда я в очередной раз зажмурилась, сжав пальцы на переносице, Кирилл не выдержал. Надо заметить, что он и сам нередко пропадал до самой ночи. Как он мне объяснил, он работал в фирме своего отца юристом, и любые договора заключались исключительно при его присутствии, ибо ему Кирилл Олегович доверял полностью, чего нельзя было сказать обо всех остальных сотрудниках.

Собственно, по этой причине и не усердствовал в обучении. И невозмутимо сказал мне, что я за год работы юристом, и это максимум, при желании научусь всему, чему нас обучают в университете, и даже большему. А главное, полезному, а не, выражаясь его словами, дурацкой теорией, от которой толку в девяносто процентах случаях как от козла молока.

— Хватит уже, — недовольно произнес он, приподнявшись и захлопывая ноутбук.

— Ты чего? — устало глянула я на него. — Мне нужно это закончить до понедельника.

— Завтра закончишь, — невозмутимо отозвался Кирилл.

— Тогда я могу не успеть, — хмуро заметила я.

— Тогда доделаешь с опозданием, — в его голосе появилось едва заметное раздражение.

— Кирилл, — строго посмотрела на него.

— Ты бы лучше о себе подумала, — уже с явным раздражением проговорил Кирилл, вновь откидываясь на спину.

— Я подумаю о себе после того, как закончу, — безразлично пожала я плечами.

— Нет, ты подумай о себе сейчас, — в приказном тоне произнес он, выделив последнее слово.

— Не злись, — вздохнула я. — Мне действительно нужно доделать до понедельника, — и вновь открыла ноутбук, который Кирилл, вновь приподнявшись, тут же захлопнул снова.

— Хватит, — резко проговорил он. — Не хочешь думать о себе, подумай обо мне.

— А что о тебе думать? — я приподняла брови, не понимая, к чему он клонит.

— Я как бы твой парень, — хмыкнул Кирилл.

— Я как бы в курсе, — мозг отказывался нормально работать после бухгалтерии.

— Но как бы забываешь об этом.

— Хватит этих как бы, — нахмурилась я. — Скажи прямо, что ты имеешь в виду, я тебя не понимаю.

— Мне не хватает твоего тепла, — криво улыбнулся он. Я пару секунд непонимающе смотрела на него, а потом до меня все же дошло.

— Извини, — вздохнула. — Я привыкла столько работать. Ты же знал, с кем связываешься. И обещал не мешать.

— При чем здесь это? — раздраженно спросил Кирилл. — Я тебя не трогаю, как и обещал. Но это не значит, что нужно работать с утра до ночи. Меня бесит, что ты наплевательски относишься к себе. Ты прекращаешь работать поздно, и я позволяю тебе уснуть, несмотря на то, что с удовольствием помешал бы этому. Потому что знаю, что ты вновь встанешь рано, и, если я не дам тебе спать, ты еще и не выспишься. И ты, конечно же, не обратишь на это внимания. Только я не могу смотреть на это зрелище, — зло выговорил парень, пока я мысленно кривилась. Он действительно ни разу за эти две недели не попробовал перевести наши отношения на более высокий уровень. И хотя мы все время засыпали вместе, между нами так ничего и не было.

— Хорошо, я больше не буду сегодня работать, — согласилась я.

— Ты делаешь мне одолжение этим? — еще более зло спросил он, приподняв брови. — Засунь ты его, знаешь куда? — не выдержал Кирилл. — Мне не нужны твои подачки. Мне нужно, чтобы ты перестала гробить свой организм. И да, было бы неплохо, если бы ты все же вспомнила, что у тебя есть парень.

— Я помню, — хмуро пробормотала я в ответ, все же чувствуя себя виноватой. — И я поняла, что веду себя глупо.

— Ничего ты не поняла, — презрительно бросил Сомаров, вновь ложась на спину и прикрывая глаза. Я прикусила губу. Ссориться с ним, да еще и по такому глупому поводу, мне не нравилось. У нас и без этого весьма странные отношения. Зачем усложнять все еще больше?

— Прости, — тихо произнесла я, и тоже легла, осторожно коснувшись его ладони. Он ничего не ответил, и даже глаз не открыл. — Кирилл, — позвала его, еще больше помрачнев. — Не злись, пожалуйста. Я честно постараюсь исправиться.

— Исправиться, — повторил парень, словно пробуя слово на вкус. И покачал головой — Почему мы должны что-то менять в себе, чтобы иметь нормальные отношения? — фыркнул он. Кажется, вопрос был риторическим. — Я дал тебе возможность вести свой привычный образ жизни, чтобы понять, как ты живешь, а в результате сам схожу с ума, — он все же взглянул на меня. — Твой образ жизни меня не устраивает. А мой — тебя. И это, блин, печально, потому что я не представляю, как нам ужиться, — озвучил он то, что так долго вертелось в моей голове. От этого стало еще печальнее.

— Я тоже не знаю, — тихо призналась я, и подвинулась к нему ближе, осторожно обнимая за талию. Он ничего не ответил, просто обнял меня в ответ.

Ну вот, теперь мы оба понимали, что наши отношения противоестественны. Из-за того, что мы такие разные. Он слишком подвижный и не любящий сидеть дома, а я слишком пассивная и домашняя. Дисгармония, которая медленно, но верно все же отдаляла нас друг от друга, как бы мы не цеплялись за то, что у нас есть.

— И все равно ты мне нужна, — тихо пробормотал Кирилл, поглаживая меня по спине.

— А ты мне… Нужен, — призналась и я, наконец.

— Я рад это слышать, — улыбнулся он, обхватывая двумя пальцами мой подбородок и поворачивая лицом к себе. — Очень, — а после поцеловал.

Этот поцелуй быстро перестал быть невинным, и вскоре я оказалась лежащей на спине. А его рубашка, которую я окончательно присвоила себе, быстро оказалась расстегнутой. И дальше вполне закономерно стало происходить то, что и должно было. Нам наконец-то ничего не мешало, и никто не тревожил. И мы оба были на одной волне.

За эти две недели я окончательно и бесповоротно влюбилась, достигнув придела этого чувства, и наконец-то смогла довериться ему на все сто процентов. Больше не было «а вдруг», и я точно знала, что нужна ему, и знала для каких целей. Не было боязни, что он меня бросит. Был лишь едва заметный привкус обреченности, и еще была все та же затаенная горечь. Но этой ночью это нам не помешало.

И хотя во мне был все же страх перед этим новым, неизведанным, я все же смогла спрятать его куда подальше, и предоставила Кириллу полное лидерство, податливо и интуитивно отвечая на все его ласки и на каждое движение.

* * *

Он глядел на спящую девушку, прижимающуюся к нему, и думал о том, каким образом не дать ей уйти.

Он чувствовал, что что-то не так. Он видел в её глазах какаю-то обреченность.

И не понимал причин.

Кирилл уже давно все для себя решил. И даже знал, что нужно сделать для того, чтобы она навсегда осталась с ним.

Но его терзали сомнения. Получится ли это у него? И какова будет её реакция на это?

Он не мог предугадать этого. Зато вполне мог сказать, какова будет реакция всех остальных на его действия. И отца, и матери, и Лехи, и даже Тани. И только её реакции он не мог предугадать.

И все же этой ночью она была всецело его. Только его. И ему слишком понравилось это чувство, чтобы хоть кому-то позволить лишить его этого.

И даже то, что они слишком разные, не сможет его остановить. Он сможет поменять свой образ жизни на более размеренный и спокойный, если у него получится его задумка. А она не сможет оставаться в стороне, и, волей-неволей, вольется в его жизнь, его мир. И он этому поспособствует.

Он не даст ей возможности отобрать этот кусочек счастья, который она сама же ему и подарила.

* * *

Проснулась я все так же по будильнику в восемь утра, рядом с уже не спящим Кириллом, который медленно водил указательным пальцем по моему обнаженному позвоночнику. Точно так же он когда-то водил и в университете, в мужском туалете, куда сам и затащил меня для того, чтобы «наказать за непослушание», как он выразился, когда рассказывал о своем отношение ко мне Тане.

Я улыбнулась от воспоминаний. Это, казалось, было так давно, хотя на деле прошло не так и много времени. Но как много всего изменилось с тех пор.

А потом вспомнила события этой ночи, и, покраснев, спрятала лицо на груди Сомарова, который задумчиво смотрел на меня.

— Стесняешься? — улыбнулся он.

— А не должна? — буркнула я.

— Не должна, — констатировал факт парень. — Но сегодня я тебе это прощаю, — он усмехнулся, приподнимая, как и вчера, мой подбородок двумя пальцами. — Ты как? — голос стал серьезным.

— Нормально, — хмуро ответила. Не буду ж я ему расписывать свои ощущения ночью.

— Я имел в виду, не болит ли ничего, — криво улыбнулся он, а я снова покраснела.

— Не болит, — тихо буркнула, стараясь вновь запрятаться, но Кирилл не позволил мне этого сделать.

— Глупышка, — с улыбкой сказал, после чего поцеловал меня, не забыв одной рукой обнять за талию, а второй вновь собрать волосы в кулак. О том, что у меня сейчас на голове, я старалась не думать, так как Кирилл и ночью изрядно их терроризировал.

И хотя я ожидала продолжения банкета, его не последовало, поскольку Сомаров отстранил меня от себя, когда я укусила его за губу. На этот раз, намеренно. Особенно сильно его губы пострадали от меня ночью. А все потому, что я заметила очень интересную реакцию на такие мои действия, и с садистским удовольствием не внимала просьбам Кирилла перестать так делать.

— Мышонок, не надо, — с долей муки попросил он. — Иначе ты сегодня не поработаешь, а потом будешь на меня обижаться за это.

— Сам виноват, — буркнула я, принимая сидячее положение и прижимая одеяло к обнаженной груди. Его рубашка ночью все же пропала с моего тела. И теперь я вновь краснела. Быть рядом с ним обнаженной ночью, когда мало что видно, и утром, при свете дня, — разные вещи.

— Я виноват лишь в том, что не всегда могу оставаться равнодушным к такому соблазну, — хмыкнул он, и провел ладонью по моей спине, от чего по ней тут же побежали мурашки.

— В том, что этот соблазн появился, тоже, вообще-то, ты виноват, — я немного возмущенно посмотрела на него.

— Ну тогда уж не я, а твои родители, — улыбнулся парень.

— Дурак, — сказала, хмуро глянув на него.

— Я всего лишь сказал правду, — невозмутимо пожал он плечами, но его глаза смеялись. И это была такая занимательная картина, что я запечатлела её в своей памяти, чтобы потом не единожды смотреть на неё в своем внутреннем мире.

Я ничего ему не ответила, лишь попробовала отыскать его рубашку взглядом. Сомаров, увидев это, хмыкнул, и, недолго думая, свесил ноги на пол, с которых подобрал джинсы и стал их натягивать на себя. Я же уставилась на его спину, на гордого орла, который так мне приглянулся ранее. И, не удержавшись, коснулась кончиками пальцев к позвоночнику, на котором разместилась голова этой хищной птицы. Я невольно сравнила Кирилла с ней. И тут же нашла определенное сходство между ними. Не зря ведь именно это существо он позволил изобразить на себе. И свободолюбивый, и хищник, и гордый. И полет любит.

Кирилл от моего прикосновения вздрогнул, тут же повернув голову в мою сторону.

— Как давно он у тебя? — поинтересовалась я, так и не отнимая руки. Наоборот, стала изучать орла, легонько касаясь кожи парня. Татуировки я не сильно жаловала, но эта мне нравилась.

— С выпуска после девятого класса, — улыбнулся Кирилл, продолжая глядеть на меня. — Бурно отпраздновали, — он хмыкнул, явно что-то вспомнив. — Леха тогда обозвал меня кретином, а сам делать отказался.

— Ты был пьян? — удивленно посмотрела в его глаза, не понимая, как можно было выбрать такую татуировку в неосознанном состоянии.

— Нет, просто уровень безбашенности в крови тогда зашкаливал, — его плечи дрогнули от смешка, и он продолжил натягивать джинсы, буквально сразу же оставив меня без возможности прикасаться к орлу, поднявшись на ноги.

— Мило, — хмыкнула я, не зная, что еще сказать.

— Безумно, — фыркнул Кирилл, и нагнулся, подбирая с пола ту самую рубашку, которую я искала, и протянул её мне. — Держи, стесняшка, — усмехнулся он, смеющимися глазами посмотрев на меня.

— Спасибо, — смутилась я, забирая столь нужный сейчас предмет гардероба.

— Не за что, — он быстро наклонился ко мне, и весьма властно поцеловал. — Я тебя приучу не стесняться меня, — добавил, отстранившись.

— Ага, — выдала, разглядывая его обнаженный торс. А широкие плечи так вообще вызывали во мне желание вцепиться в них, чтобы больше не отпускать.

— У тебя взгляд хищный, — с усмешкой тут же оповестил меня Кирилл, вновь заставив покраснеть. — Мне это нравится, — хмыкнул он, и направился на выход из спальни. — Жду на кухне, — бросил напоследок, и скрылся за дверью.

Вздохнув, я наконец-то надела на себя рубашку. Ну, в общем-то, это было все, что я надела на себя. И в таком виде отправилась в ванную комнату, но та оказалась временно занятой Кириллом, который в это время умывался. Я, вновь увидев орла, улыбнулась. Прикрывать чем-то туловище Сомаров явно не собирался.

— А он тебе понравился, — констатировал факт он, хмыкнув, когда заметил мой взгляд.

— Понравился, — не стала скрывать, и, подойдя к нему ближе, осторожно обняла со спины.

Если честно, я теперь побаивалась его так обнимать. И делала это только тогда, когда была уверена, что он уже знает о моем намерении. С его печально известными рефлексами-то…

Не удержавшись, я коснулась губами его лопатки, на которой находилось расправленное крыло орла.

— Алина, — предупреждающе проговорил Кирилл. Я лишь шире улыбнулась. И коснулась губами с другой стороны точно такого же места. — Лучше не дразни меня. Хищников дразнить нельзя, — хмыкнул он.

— Не напугал, — невозмутимо пожала я плечами.

— Лиса, — усмехнулся Кирилл, и развернулся ко мне, после чего очень быстро подхватил меня под бедра, и усадил на стиральную машинку, от чего мое сердце пустилось в пляску. Его резкие и быстрые движения все же пугают меня. — Моя, — вновь хмыкнул он, смотря в мои глаза, при этом разместившись между моих ног. И вновь властно поцеловал. Видимо, решил доказать, что его действительно лучше не дразнить. Наивный. Как будто я сама не ловила кайф от этих поцелуев. — Я тебя отпускаю только потому, что не хочу тебе делать больно, а тебе будет больно, хоть ты об этом еще и не знаешь, — отстранившись, проговорил он, после чего коснулся губами моей шеи. Я догадывалась, что он имеет в виду. Потому что и ночью мне было больно. Не скажу, что сильно, но пока мы были вместе, тянущая легкая боль не уходила. И это совсем немного портило тот букет чудесных эмоций, что царствовал во мне тогда.

Кирилл отстранился, и сделал шаг назад, рассматривая меня. В его глазах плясали черти. Его явно забавлял мой вид.

— Жду на кухне, — повторил он свои недавние слова, и, хмыкнув, оставил меня одну. Я проводила его и орла недовольным взглядом. Чего он надо мной издевается?

Спрыгнув на пол, я все же умылась, а после и приняла душ, минут пять просто понежившись под струями теплой воды. А потом, все в той же рубашке, отправилась на кухню, где меня снова уже ждал свежий кофе, который я сразу же и взяла в руки.

— Ты слишком расслабленная, — покачал головой Кирилл, глядя на меня. — Я немного перестарался. Работать ты теперь, вероятно, не будешь, — и не сдержал улыбки.

— Еще чего, — фыркнула я, отпивая из чашки. — Буду.

— Но явно не с таким энтузиазмом, как вчера, — довольно проговорил он. Его такой вариант устраивал. А я, помня, что обещала исправиться, не спешила ему перечить.

— Может быть, — пожала плечами. — Главное, успеть до завтра.

— Мы, кажется, вчера обсудили, что ты не будешь изводить себя из-за того, что кому-то там что-то надо, — Кирилл вновь стал хмурым, как будто не он секунду назад улыбался.

— Ну, в первую очередь, это все же надо мне, — резонно заметила я, немного опасливо следя за его реакцией. — Чтобы зарабатывать деньги нужно работать.

— Работай, — вдруг кивнул Кирилл, поднимаясь из-за стола. — Я тебя завтра довезу. Во сколько тебе нужно появиться там? — явно имел в виду офис моей фирмы он. Я подозрительно посмотрела на него. Зачем интересуется?

— После обеда, пары прогуливать я не собираюсь. И вообще-то я планировала сама ехать, твой мотоцикл мне по-прежнему не нравится.

— Ничего страшного, переживешь. Одну не отпущу, — просто пожал плечами Кирилл, ставя чашку в раковину.

— А это спорный вопрос, переживу ли. Ты же не знаешь будущего, а с мотоциклистами случиться всякое может. Статистика весьма печальная, — совершенно спокойно проговорила я, глядя все на того же орла, пока парень мыл за собой посуду.

— К твоему сведению, многие мотоциклисты и их пассажиры во время ДТП погибают из-за несоблюдения правил дорожного движения. А отсутствие шлема на любом из членов экипажа — это нарушение, — в тон мне отозвался Сомаров, но при этом бросил на меня такой взгляд, что я почувствовала себя кем-то вроде предательницы, и сама не понимала почему.

— Мне не нравятся шлемы, они неудобные.

— Это ты будешь рассказывать взрослым дядям, когда они нас остановят по твоей милости.

— По моей? — я возмущенно глянула на него, нахмурившись. — А то, что ты зачастую превышаешь допустимую скорость и частенько нарушаешь самые элементарные правила, например, едешь на желтый, — это нет, не в счет?

— И, тем не менее, по моей милости нас еще не останавливали, и ничего с нами не случилось, — ехидно заметил Кирилл, развернувшись ко мне, при этом вытирая руки полотенцем.

— Еще — ключевое слово, — фыркнула, не сдержавшись.

— По моей милости — ключевые слова, — поправил меня он, и я зло сузила глаза.

— Скорее, по милости других водителей, куда более законопослушных, чем ты.

— Калинова, — он тоже сузил глаза, но не зло, а предупреждающе.

— Что? — в моем вопросе послышался вызов.

— Заткнись, пока мы окончательно не разругались и не испортили это утро, которое так хорошо начиналось.

— Оно уже испорчено, — фыркнула я, и, поднявшись, пошла на выход из кухни, так и не допив кофе. Настроение быстро приблизилось к нулевой отметке. Ну вот, позавтракали вместе.

Кирилл меня не остановил, и я, заглянув в его спальню, прихватила свой ноутбук, и некоторые документы, и отправилась с этим в другую комнату. Вспомнив, что все началось с невинного разговора, я не сдержала невеселый смешок. И как мы умудрились поругаться после первой совместной ночи?

Это явно не идеальное утро после такого важного события в жизни каждой девушки. Во всяком случае, каждой приличной девушки.

* * *

Кирилл лишь тяжело вздохнул, когда мышонок скрылась из вида. И устало прикрыл глаза.

Ему совсем не нравилось то, что она так боится ездить с ним на мотоцикле. Значит, не верит в его способности. А он, между прочим, еще и в гонках время от времени участвует. Об этом ей, вероятно, пока знать не стоит.

А вот что точно нужно сделать, так это наконец-то довести дело до конца. Да и успокоиться ему не помешает.

Ему даже странно было, что рядом с ней он заводиться с пол оборота, но точно так же быстро и успокаивается, когда она уходит. Не полностью, но все же успокаивается.

Что ж, она все равно будет работать, да и не уверен Кирилл, что она обрадуется, если он к ней явится. А значит, можно уходить со спокойной душой.

Да и ей, пожалуй, тоже не помешает немного поразмышлять вдали от него.

* * *

В этот вечер я засыпала одна, точнее, пыталась заснуть, закончив работать лишь ближе к часу ночи, находясь все в той же комнате, куда отправилась с утра. И не потому, что до сих пор была зла на Кирилла. Хотя все же доля обиды была. А потому что он ушел вскоре после нашего утреннего разговора, даже не попрощавшись, и не сказав ни слова о том, куда отправился. И вот это меня действительно оскорбило. До глубины души. Ведь я только целиком доверилась ему, а он взял и вот так просто ушел после ссоры. Ни слова не сказав на прощание. Ни слова. Даже не заглянул посмотреть, чем занята я. А ведь это была далеко не самая большая наша ссора. А он так поступил после первой же нашей близости.

Когда я ложилась спать, дома его все еще не было. А я к тому же была слишком уставшей, чтобы идти в другую спальню, и легла прямо тут.

Но так и не уснула. Пролежала еще около часа, окончательно разозлившись на Кирилла. И, прекрасно понимая всю дурость данного поступка, просто встала, оделась, взяла оставленные дубликаты ключей, и ушла из его квартиры.

Спускалась я пешком, в плохо освещенном подъезде, и время от времени потирала болящие от перенапряжения глаза. Во-первых, долго сидела перед экраном, а во-вторых, хотела спать. Хотела, да не могла.

Буквально выбежав из подъезда, я свернула в противоположною сторону от той, куда мы ходили вместе с Таней. Я не знала, что там найду, не знала, куда иду. Но мне всего лишь хотелось выплеснуть куда-то злость.

На улице заметно потеплело в предчувствии весны, а зима удивительно рано решила отдать ей эстафету. Хотя все равно хозяйствовал холодный ветер, а на земле лежал не растаявший пока снег. Да и на тротуаре его кое-где было видно.

Поежившись от порыва ветра, я старательно смотрела себе под ноги, изредка посматривая по сторонам в поисках места, где можно было остановиться. Выбор пал на детскую площадку, по принципу «на чем глаза задержаться». А если быть точнее, то на качели, с облупленной краской. Одну из них я благополучно и заняла, спрятав холодные руки в карманах. И стала понемногу раскачиваться с помощью одних только ног.

Я хмуро глядела на снег перед собой, местами уже растаявший и являющий взору песок. И думала, естественно, о Кирилле. На то, какова будет его реакция, когда он вернется и обнаружит, что меня нет, мне было все равно. Он сам виноват. Я ждала его до двух ночи, а он так и не явился. Не буду же я всю жизнь его ждать, потому что так хочет он. Во мне взыграло то самое чувство, которое было тогда, когда я отказалась разговаривать с отцом после того, как он с нами поступил. Но тогда такое поведение было связано с подростковым возрастом. И сейчас я понимала, что, наверное, еще не до конца повзрослела. Ибо поступок мой взрослым язык не поворачивался назвать.

И все же я начинала жалеть о том, что так спонтанно ушла. Каждый шорох теперь меня настораживал и пугал. А самое страшное, пожалуй, было то, что Кирилл не сможет меня так просто найти, если захочет. От дома я ушла на приличное расстояние, при этом умудрившись несколько раз свернуть, и теперь сама не была уверена в том, что найду дорогу назад. Тем более, что в темноте я ориентировалась гораздо хуже, чем при свете дня. Ночью все сливалось и казалось одинаковым. А я еще и по сторонам не особо смотрела…

А такое чудо, как мобильная связь, почему-то обошло нашу пару стороной. Поскольку я в принципе не шибко много пользовалась мобильным. А Кирилл как-то обходился со мной без этого. Поэтому у меня до сих пор не было его номера телефона, а у него, соответственно, моего.

Я сидела так еще достаточно долго, думая над тем, идти куда-то или нет. Пробовать найти путь назад или все же не стоит, чтобы еще больше не заблудиться.

А потом услышала шаги и сжалась. К любым шагам в это время суток я относилась с большой опаской. С очень и очень большой опаской, и поэтому сто раз уже пожалела, что ушла из дома Кирилла.

А когда почти сразу же я услышала еще и стук каблуков, то сначала обрадовалась, а потом еще больше напряглась. Ситуация мне определенно не нравилась, и единственное, на что я рассчитывала, это что меня не заметят на площадке, спрятанной со стороны слышимых шагов деревьями. Но поскольку они были все еще спящими, без единого листочка на ветках, надежды было мало.

Первый человек появился рядом с площадкой буквально секунд через десять. Им оказался довольно-таки крупный мужчина в черном пальто, с деловым чемоданом в одной из рук, который, благо, прошел мимо, даже не взглянув в мою сторону, и я облегченно выдохнула. Второй же человек, чьи размеренные стуки каблуков об асфальт порядком меня напрягали, появился где-то через полминуты. Им оказалась высокая девушка, волосы которой были собраны в пучок на затылке, а лицо не было видно из-за отсутствия освящения. Её силуэт тоже быстро скрылся из виду, заставив меня поблагодарить непонятно кого за то, что я в очередной раз не нарвалась на неприятности.

* * *

Кирилл возвращался домой в не самом лучшем настроении. День прошел совсем не так, как он ожидал. И совсем нежеланная встреча со старым знакомым лишь еще больше испортила его.

Единственное, что его успокаивало, так это то, что дома его ждет мышонок. А рядом с ней он всенепременно расслабится.

Но дома его ждал неприятный сюрприз. Алина ушла и даже записки не оставила. И если бы не тот факт, что она не взяла с собой даже сумки, не то что ноутбука или вещей, он бы решил, что она отправилась в общагу.

Но вещи все были на местах. Не было только её. И это означало, что она по какой-то причине просто ушла. То есть, зная её, Кирилл делал вывод, что она это сделала назло ему, и гуляет где-то поблизости.

И все бы ничего, если бы на улице не стояла глубокая ночь.

Зародившееся беспокойство почти сразу же переросло в бессильную злость.

Он и не сомневался, что она найдет неприятностей на свою голову, раз уж она даже при свете белого дня жить без них не может.

Но что ему теперь делать? Где искать? Шататься по окрестностям, надеясь случайно на неё наткнуться?!

Как же сейчас он сожалел о том, что они решили снять с неё охрану. Это было бы очень даже кстати сейчас.

* * *

Впрочем, еще часа через пол, когда я прохаживалась по площадке, стараясь согреться, ибо успела немного замерзнуть, где-то рядом послышался чей-то тихий мат. Мужской. И только тогда я услышала совсем тихие, но уверенные приближающиеся шаги. И замерла на месте, боясь пошевелиться.

Где-то чуть поодаль послышались очередные шаги и чьи-то переговоры. Там явно шло несколько человек.

— Эй, парень, слышь, сигареты не найдется? — услышала я не более, чем в пяти-семи метрах от себя, где-то сбоку дома, который закрывал площадку от любопытных глаз с другой стороны, примыкающей к той, которая была ограждена деревьями.

Я испуганно глянула в ту сторону, понимая, что именно с такого вопроса обычно начинаются хулиганские разборки, вследствие которых кто-то остается без наличных денег и телефона. И была рада, что площадка пока не попала в поле их зрения. Мало ли, что они решат со мной сделать, если заметят.

И хотя я планировала как-то быстро по-тихому уйти отсюда, чтобы ни во что не вляпаться, пока есть время, не сделала и шагу.

— Найдется, — прозвучал до боли знакомый и злой голос. Именно он и матерился менее минуты назад.

— Какой-то у тебя голос злой, парень, — сказал кто-то еще.

— Я вообще злой человек, — раздраженно отозвался Кирилл, а это был именно он.

— Да мы просто сигареты попросили, — возмутился первый.

— Я готов вам их дать, — все тем же тоном ответил Сомаров. — Хотите, берите. Нет, тогда я пойду. У меня нет времени с вами стоять.

— Интересно? — вдруг раздалось у меня возле самого уха, и от неожиданности я вскрикнула, и мой рот тут же был закрыт чей-то чужой ладонью, а на талии появилась рука, которая прижала меня к остальному телу незнакомца. Голоса около дома тут же стихли.