Интервью со стюардессой, которая будучи якобы запертой в лифте не успела на собственную смерть, показали в вечерних новостях. Приап понял, что испоганил дело. Поскольку контакт с шефом был назначен на девять часов по нью-йоркскому времени, он решил «подчистить» район пораньше, дабы иметь возможность доложить о выполнении задания на сто процентов. К сожалению, он только под утро установил, в каком отеле остановилась девушка. Представившись по телефону репортером «Пари-матч», договорился о встрече в самый полдень в баре на антресолях отеля. При нем был прекрасный, быстродействующий яд из рода кураре, который вызывает признаки, свойственные инфаркту, и не обнаруживается обычными гематологическими методами. После сеанса связи с шефом, получив все необходимые пояснения – идею с атомной бомбой он счел наилучшим из аттракционов, с какими ему приходилось сталкиваться, – Гном решил ликвидировать Брижитт не позже часа дня. Затем собирался нанести визит Джеральду Блэку, спятившему физику, который, расставшись с женой и институтом, жил в полуразвалившейся вилле в Нью-Джерси, разводил цветы и мирно сосуществовал с бомбой. Нет-нет, не с сексбомбой. С атомной. Блэк был научным гением и шизофреником, что, впрочем, не мешало одно другому. Собственноручно изготовленной бомбой он владел уже несколько лет, окружал ее заботой и любовью, никому не показывал и, скорее всего, не намеревался использовать. Ему достаточно было ощущать власть над жизнью и смертью города с многомиллионным населением.

Гном понимал, что Блэк не отдаст бомбу добровольно, но особых сложностей не предвидел. Покинув свою развалюху (вообще-то это была не такая уж развалюха, коли в ней поместился бронированный сейф, способный скрывать в себе биологический передатчик), он, прикинувшись маленькой горбатой старушенцией, сел в первое попавшееся такси и назвал один не слишком дорогой отель на Манхэттене.

Проведя там несколько минут в дамском туалете, вышел, к ужасу других посетительниц, уже стопроцентным мужчиной, правда, горбатым, но одетым вполне светско, с аппаратурой, которую до того старательно скрывал под юбкой, – кинокамерой, фотоаппаратом, магнитофоном, блокнотом. Оставалось самое простое. Найти Брижитт и убить.

Весь вечер и ночь Ларри Белл мотался как угорелый. Позвонил в больницу, где оставил Фантомаса, Гипермена, Мумию и Черного Тигра. Состояние их здоровья существенно улучшилось. Через несколько дней, как утверждал врач, им разрешат встать. Несколько дней! Долго! Интуиция подсказывала Бельфагору, что на счету каждая минута. Если б воспитанники были здоровы, он отправил бы их на четыре стороны света в те города, где погибли стюардессы, чтобы вынюхать остальных участников, завербованных покойным синьором Дьябло. А так придется потерять как минимум сорок восемь часов… Но ничего не поделаешь. Зато он вооружился различными аксессуарами, которые могли быть полезны в небезопасной игре – приобрел кусочек освященного мела прямо из Рима, пополнил баллончик свежей порцией святой воды, раздобыл осиновый кол и четки некоей богобоязненной монахини.

Вооружаясь метафизически, он не оставил без внимания действий вполне материалистических. В магазине неподалеку от Центрального Парка купил набор оружия, которым можно было бы обеспечить небольшой отряд крестоносцев, приобрел комплект для гримировки, позволяющий при некоторой доле усилий превратиться в двойника Мистера Приапа.

Утром детектив, нанятый по телефону в Париже, сообщил Беллу, что врач, соответствующий описанию Брижитт, скорее всего звался Шатлен, и вчера скоропостижно скончался от инфаркта миокарда. Это в определенной степени подтверждало правильность подозрений. Ларри попросил проверить всех последних пациентов доктора и звонить даже при малейшей информации.

Бельфагор благословил предусмотрительность, подсказавшую ему, что половину средств, передаваемых Пеклом на счет Центральной Научной Лаборатории, лучше всего помещать на свое собственное имя. Теперь деньги пригодились, он был независим и имел достаточно средств, чтобы проводить следствие. Что касается смерти четырех стюардесс, то никакой новой информации не поступало. Всюду легковерная полиция сочла инциденты печальными, но тем не менее несчастными случаями.

Ночью Ларри спал не больше получаса. К Брижитт не прикоснулся, несмотря на обоюдное желание. Под утро, подкрепившись солидной порцией кофе, напоминавшей цистерну с жидким асфальтом, он еще раз подытожил имеющиеся сведения.

Он знал, что операцию, предпринятую Низом, характеризует значительный размах, а ее исполнители не отступят ни перед чем. Кроме того, это должна быть задача, охватывающая не один город либо страну. Агенты были разбросаны по Земле, словно шарики ртути из разбитого термометра. Однако, куда они направлялись?

Он решил испробовать свой старый испытанный метод свободных ассоциаций.

– Ловушка – мышь, мышь – сыр, сыр – англичанин, англичанин – бридж, бридж – пас, пас – вист… – В этот момент ход ассоциации прервал писк будильника. «Вист?» Немного. Он попытался еще раз:

– Приманка – рыба, рыба – кот, кот – гладить, гладить – бить…

Пи-ик!

Все. Конец. Что общего у избиения кота с вистом?

Либо он так постарел, что его интуиция отправилась на пенсию, либо просто не может сделать соответствующих выводов.

Зато Брижитт не потребовалось и секунды. Она только повторила оба слова: «вист» и «бить».

– Пожалуй, имеется в виду какое-то убийство, – сказала она.

– А при чем тут «вист»?

– При том, что вистующий старается убить карту играющего.

Он даже подскочил:

– Знаешь, женщины иногда бывают просто гениальными.

– Но о каком убийстве может идти речь? – заволновалась стюардесса.

– Приап играет роль архангела смерти, но этому не бывать…

– Ты спокойно рассуждаешь о таких страшных вещах, – возмутилась Брижитт. – Неужели вы, то есть они не видят, что творят? Для того, чтобы замести следы, убивают нескольких ни в чем не повинных девушек и словно этого мало хотят отделаться от меня, обрекают на смерть самолет, полный ничего не подозревающих людей.

Бельфагор только рассмеялся.

– Дитя! В каком мире ты живешь? Разве где-нибудь, когда-нибудь, кто-нибудь всерьез интересовался судьбой простого человека? И что такое вообще – простой человек? Пушечное мясо, процент избирателей, статистика блаженных либо осужденных единиц. Со времен Адама и Евы значение имеет одна лишь власть! Как только люди спустились с деревьев, они тут же разделились на управляющих и управляемых, наносящих либо получающих удары. Уже случай с Каином и Авелем показал, что прав сильнейший. Простые люди? Голытьба, бессильная толпа! Беспрерывно болтающая о своих правах, а в результате покорно несущая ярмо или позволяющая сунуть себе в рот удила. И при этом еще радующаяся, когда засовывающий удила говорит: «Приятного аппетита»!

– А демократия?

– Демократия – те же удила, только пороскошнее и отдающие жевательной резинкой. А в итоге и там тоже прав тот, кто богаче, сильнее…

– Либо большинство, – не уступала Брижитт. Ларри поморщился.

– Не люблю рассуждать о демократии, ибо демократия слаба. Беспринципный сговор голодранцев против сильных. Смотри сама, что твоя изумительная демократия творит с людьми действия – предприимчивых ломают налогами, талантливых усредняют, широко мыслящим так ограничивают компетенцию и ставят в такие узкие рамки, что даже титан не в состоянии ничего предпринять с размахом. А позже, когда у врат их расдискутировавшейся компании встает ландскнехт или бородатый кочевник, демократия разлагается перед ним, словно тело прокаженного, не в состоянии даже объединиться на защиту своих изумительных ценностей! Тьфу!

– Если ты знаешь, что грозит гибель, скажи об этом людям. Вместе мы найдем способ…

– Позволь мне эту игру провести одному. А теперь – внимание! В нашем распоряжении примерно четверть часа…

После пяти минут ожидания в баре Мистер Приап почувствовал неприятный зуд в том месте, откуда у уважающих себя дьяволов растет хвост, а у него, дитяти из пробирки, наличествовал лишь жалкий копчик. До сих пор он не думал о возможности засады. Впрочем, кто, черт побери, мог бы устроить на него засаду? Он прошел к портье и спросил о мисс Лебланк.

– Она у себя в номере 1181.

Гном подумал, что все складывается как нельзя лучше, всегда легче закончить тет-а-тет то, что в некоторых случаях может вызвать нездоровое любопытство, привлечь ненужных свидетелей. Он вошел в кабину лифта.

– Войдите, – произнес голос Брижитт, когда Приап постучал в бело-золотые двери на одиннадцатом этаже. Он вошел и тут же хотел повернуться назад, но не успел. Его пригвоздила на месте сильная струя освященной воды, жидкости обжигающей, ненавистной, которая породистого дьявола могла бы уничтожить, его же, эрзацсатану, лишь обезвредила, поранила, пришибла.

– Вот мы и снова встретились, Приап! – сказал Бельфагор, выключая магнитофон с записанным голосом Брижитт, которую он предусмотрительно поместил в другом номере… – И на сей раз верх мой, – он пинком отбросил выпущенную Гномом папку и, воспользовавшись помрачением Приапа, забрал у него пистолет и стилет. Одновременно замкнул дверь. Бывший проректор не протестовал. Словно мешок с картофелем, он дал посадить себя на ковер, и только потирал покрытую красными полосами физиономию, а из горла его вырывался астматический хрип.

– Доигрался, чертик, – издевался Ларри. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним! Ну, а теперь откровенненько выкладывай все по порядку, не то я снова сикну водичкой…

– Прошу тебя, не впутывайся в это, Ваша Магнифиценция, – простонал побежденный, – у тебя нет никаких шансов. Я здесь только пешка.

– Я знаю все, даже о твоих дружках из Токио, Мексики… – засмеялся Белл.

– А коли знаешь, зачем спрашиваешь?

– Кто твой шеф? Что было в пакете, переданном Брижитт, какова цель операции, и твоя задача? – каждое слово падало с силой нокаутирующего удара.

Приап покрутил головой и тут же завыл, пораженный струйкой воды между глаз.

– Еще немного, и ты ослепнешь, будь разумнее, – произнес Ларри.

Довольно долго Гном не проявлял ни малейшего желания беседовать, зная, что пока он не скажет правды, Бельфагор не может его уничтожить. И Белл начал терять надежду вытянуть что-нибудь из Приапа, тем более, что после очередного дынгуса полусатана начал терять сознание. И тут ему пришла мысль: он рывком разорвал Гному штаны и извлек на свет божий объект гордости карлика и повод зависти его коллег из Ледового Замка.

– Не трожь его, его не трожь! – запищал Гном. – Все скажу!!

– Ну так говори!

– В шестнадцать у меня контакт с шефом. Маленькая черная коробочка в сейфе, шифр 678—66, надо глядеть прямо в световой глазок, штекер воткнуть в гнездо антенны телевизора. Сам спросишь шефа обо всем. Я ничего больше не знаю.

– Проверим, стерва!

Выжав из Гнома еще адрес укрытия, Бельфагор энергичным движением кинул Приапа в огромный, стильный (хоть и выполненный из искусственного материала) шкаф, очертил вокруг него мелом круг, которого не в состоянии переступить самый могучий дьявол, даже если он умеет летать либо проникать Сквозь землю, тем же мелом написал несколько сильных заклинаний на дверцах, так что их не открыли бы и шесть князей тьмы, а вдобавок завязал дверцы четками.

– Сиди, братец, пока я не вернусь.

Портфель с одеждой старушки и профессиональный журналистский набор нашли укрытие под кроватью, пистолет Ларри спрятал в карман. На двери поместил табличку: «НЕ БЕСПОКОИТЬ». А потом пошел в комнату Брижитт, и они любили друг друга почти целый академический час, убежденные в том, что никакой грех уже не может им повредить.

Нервозность Лысого росла с часу на час. Представительство в Нью-Йорке сообщало об усиленной активности Бельфагора, который, видимо, напал на какой-то след деятельности спецслужб «черных», но не считал нужным поделиться с «белыми» своими открытиями. Несколько других региональных отделов доносило о настораживающих знаках на земле и на небе. В южной Франции выпал кровавый дождь, Бразилию поразило неожиданное нашествие змей, которые проникали даже в центры городов, в Конго объявилось странное животное, говорящее будто бы человеческим голосом, ожило несколько бездействовавших долгое время вулканов, а на портрете Джоконды в Лувре выступили кровавые пятна. Испанию покрыла удивительная волна туманов, связанная, особенно в промышленных районах, с чрезвычайно сильным смогом. Этот смог проникал в глаза и ноздри, вызывая массовые заболевания дыхательных путей. Из Австралии доносили о нашествии саранчи. Одна из не очень известных парижских ворожеек оплатила пятиминутное выступление по телевидению, утверждая, что имеет сообщить своим соплеменникам нечто чрезвычайно важное, но умерла таинственным образом в холле ТВ-Центра. В то же время хлебные районы СССР подверглись прямо-таки катастрофическому нашествию мышей. Некоторые считали это предвестником долгой зимы, другие – всеобщим проявлением страха в мире. На Сейшельских островах умерла самая старая черепаха мира. В Сикстинской капелле без малейших толчков на полу проступил знаменитый «Последний Суд» Микеланджело, в арктических водах разразилось невиданных ранее размеров самоубийство китов.

Однако среди всех этих явлений Лысого больше всего нервировало нечто иное: его седовласый шеф, вероятно, обрадованный гибелью отеля «Парадиз», взял двухнедельный отпуск и отправился за грибами, не оставив ни адреса, ни способа связи.

Несмотря на протесты Брижитт, Ларри решил выехать в Бостон и приказал ей не высовывать носа из отеля пока все не кончится. Обещал звонить ежедневно, объяснив, что самое худшее уже позади. Потом взял небольшой багаж стюардессы и намеревался выйти, когда зазвонил телефон.

– Да, а, это вы? Хорошая погода в Париже? Прекрасно… Ну, конечно. Как с теми пациентами? Не может быть! Мефф Фаусон?!! А не знаете, где он сейчас находится? Значит, должны немедленно узнать! Звоните в пять, он должен к тому времени вернуться! Приветствую!

Он повернулся к Брижитт, жадно ловившей каждое слово.

– Представь себе, одним из последних пациентов Шатлена, врача, который дал тебе посылку, был мистер Мефф Фаусон, по сообщениям газет тот несчастный, которого держали гангстеры, связанные с синьором Дьябло. Единственный уцелевший в таинственном пожаре. Бедняжечка. Все ему так сочувствовали.

– Что это значит?

– То значит, что этот несчастненький, возможно истинный шеф банды, тайный начальник, который командует индивидуумами вроде Мистера Приапа. Быть может, и ликвидация синьора Дьябло была не следствием соперничества, а преднамеренным шагом в игре.

– Либо Фаусон и есть синьор Дьябло, – подсказала Брижитт, у которой обычная женская проницательность вполне могла соперничать с игрой потока ассоциаций Ларри Белла.

– Придет и его черед, – усмехнулся Ларри.

Они вышли из отеля. Почти тут же нашлось такси. И как они в Нью-Йорке ухитряются всегда иметь под рукой свободное такси?

– Я поеду с тобой, я боюсь, – шептала мадемуазель Лебланк, – у меня скверные предчувствия.

– А у меня хорошие, – отрезал Белл.

Полчаса спустя скрипнул ключ в замке комнаты 1181. Вошла маленькая черноволосая уборщица, не привыкшая обращать внимание на таблички, висящие на дверях. Уже при первом взгляде ее встревожили меловые знаки на шкафу и круги на полу. Она поплевала и принялась активно протирать эти места, ругая гостей, которые думают, что ежели заплатили за номер, то им уж все дозволено. Потом увидела четки на двери шкафа. Минуту кляла безбожников, затем аккуратно сняла их.

В тот же момент дверцы раскрылись и что-то небольшое, быстрое и невероятно сильное прыгнуло ей на грудь. Она не успела крикнуть. Противоестественно мускулистые руки стиснули ей шею, а колени с бешенством принялись ломать ребра.

Через шесть часов после первого сеанса связи, все участники акции или, можно сказать, акционеры Апокалипсиса, за исключением Мистера Приапа, который предварительно познакомился с душным чревом шкафа, активно приступили к реализации плана.

Франк Н. Штейн через Каир отправился в Мекку, сменив по дороге документы, национальность и веру. Теперь он был зажиточным британским гражданином мусульманского вероисповедания Селимом ибн Хусейном, который гонимый благочестием оставил свой магазинчик в Лондоне, дабы отправиться паломником в Город Пророка.

Аристократический ubermensch чувствовал себя не очень уютно в шкуре представителя иной расы, но проглотил горькую пилюлю ради пользы дела. В данный момент он заперся вместе с переносным телевизором в туалете аэровокзала в Каире и ожидал связи.

Доктор Поповичи (он же Дракула) тем временем прибыл в Саппоро. Тамошний птичник не подвел. Несколько десятков клеток, полных живых производителей гуано, перевезли в порт, где тут же удалось нанять судно, незамедлительно взявшее курс на север. Власти приняли к сведению, что милосердный чужестранец приобрел крылатый груз только для того, чтобы на водах северной части Тихого океана вернуть пташкам свободу.

Никто сейчас не узнал бы Оборотня. В белой дохе и, несмотря на это, дрожащий от холода обитатель южных широт продирался сквозь бушующую пургу. Перевал, на котором он опустился после парашютного прыжка с туристической авиетки, находился всего в нескольких километрах от китайской базы, лежащей в таком труднодоступном районе Тибета, что удивительно, как китайцы сами ухитрялись ее находить. Кайтек проклинал спешку, в которой сбрил собственную шерсть. Две чужих, которые были у него на теле, не компенсировали потери. Оказавшись в каком-то изломе, укрывающем от ветра, он вытащил из рюкзака телевизор, тяжелевший с каждым пройденным метром, и ждал связи, дабы доложить, что пока у него все в порядке.

База номер семь. Система бункеров, вкомпонованных в дикий пейзаж Новой Мексики. Одна из главных командных баз космического корабля многоразового использования «Пенсильвания». Объект охраняемый и запретный, однако же не до такой степени, чтобы не принять во время бури изголодавшуюся туристку, лошадь которой пала в полумиле к юго-западу. Комендант, полковник Раулингс, мог, конечно, несмотря на скверные атмосферные условия, вызвать вертолет и отправить одинокую женщину в город, однако ее красота, которую было видно, несмотря на усталость, произвела сильное впечатление на офицера, уже долгое время жившего в воздержании. Он решил организовать транспорт, когда погода поправится, мисс же Сьюзи Уотерс (обнаглевшая Утопленница даже не сменила имени) занялся лично. У него было много времени, с кораблем он устанавливал связь лишь когда тот, вращаясь вокруг Земли, вступал в его зону.

Сьюзи очень быстро пришла в себя. Умылась, перекусила, отведала пива и согласилась осмотреть базу, разумеется, по просьбе Раулингса, отличавшегося легковерностью, возможной только у комендантов совершенно секретных объектов в западном полушарии.

Устремленный на него взгляд мисс Уотерс командир принимал исключительно как знак особой заинтересованности. Это его вполне устраивало. Он и не заметил, как мысли его начали терять самостоятельность, нервные импульсы стали контролируемыми, а сознание Утопленницы укрепилось в его индивидуальности словно червяк в яблоке, подчинив волю, чувства и интеллект.

Спустя несколько часов он, собственно, уже был всего лишь скафандром для личности Утопленницы. То, что ее ослабевшее тело привезли в частную клинику в Альбукерке, не имело значения. Врачи не смогли поставить никакого диагноза. Мисс Уотерс, казалось, абсолютно лишилась жизненных сил и висела между жизнью и смертью, хотя невозможно было установить характер ее заболевания.

Комендант же, наоборот, казался здоровее, нежели когда-либо, возможно, как отметили сотрудники, стал только более сосредоточен, малоразговорчив. При каждом прохождении корабля он всматривался в лицо майора Брайана Скотта. Психика космонавта была достаточно здорова, упорно сопротивлялась телепатическому воздействию, раскрывалась очень медленно, отдельные уголки сознания защищались от подчинения чужой воле. Брайан жаловался своему коллеге, что чувствует головную боль, онемение некоторых мышц. Товарищ предлагал ему обратиться с просьбой о досрочном возвращении. Скотт отказался.

Телепатическое проникновение продолжалось. А когда пришло время связи, Утопленница, облеченная в тело Раулингса (биологический передатчик остался на базе), могла сообщить об удачном завершении первого этапа.

Старый доходный дом в одном из районов, некогда заселенных средними классами, позже неграми, а в настоящее время превратившихся в пристанище различной голытьбы – пуэрториканцев и вьетнамцев – Ларри Белл нашел не без труда. Загримировавшийся под Приапа (ему трудно было скорчиваться, но в конце концов он был магом высокого класса), он не вызвал особого интереса у спящего на ступенях наркомана и добрался до запущенного жилища на втором этаже. Соблюдал осторожность и внимательность. Принимал во внимание возможность засады. Даже цифровую комбинацию в сейфе набирал прутиком, на расстоянии, боясь взрыва или выстрела самопала, установленного внутри. Однако ничего такого не произошло. Уже спустя минуту он держал в руке небольшую черную коробочку. Ларри подозревал, что это какая-то незапатентованная разновидность передатчика, но предпочитал не копаться в устройстве. Он ждал шестнадцати часов (22°° по Гринвичу). Чтобы не терять времени, скрупулезно осмотрел жилище. Кроме некоторого количества емкостей с ядами и множеством оружия, не нашел ничего, что могло бы вызвать интерес. На колченогом стуле лежал чистый блокнот, из которого была вырвана почти половина листков. Тем не менее Беллу с помощью пепла от сигареты удалось расшифровать последнюю запись, оттиснувшуюся на следующей страничке: «Джеральд Блэк, Нью-Джерси…» Название улицы прочесть было сложнее.

А потом он ждал, то и дело поглядывая на часы. У него уже сложилась определенная картина целого. Фаусон и его шайка подготавливали широкомасштабную гибель. Всего ли человечества или только его избранной части – этого он пока не знал. Возможно, Пекло выработало какую-то новую концепцию избранных народов взамен прежней. Белл был убежден в одном: операция не могла быть успешной. Достаточно того, что он укрепился в подозрениях, убедился, что шеф – это Фаусон (фотографию Фаусона он вырезал из репортажа о пожаре), а потом ему только надо будет передать информацию «белым» и ждать дальнейшего развития событий. Вместе с заслуженной наградой, разумеется. Возможно, следовало бы уже сейчас уведомить их о своих успехах. Нет, лучше, если они получат все на блюдечке целиком!

Бельфагор всю свою долгую жизнь был игроком, обожал покер, что, впрочем, при его способностях иллюзиониста оборачивалось детской забавой. Страшно любил ставить все на одну карту, особенно если карта была меченой. Правда, при мелких играх он вел себя по возможности осторожно, однако в моменты, когда можно было заграбастать всю пульку, он никогда не колебался. Так произошло, когда он решил объегорить Пекло на дельце со школой Упырей, так было и теперь, когда он взялся разыгрывать собственную партию на шахматной доске с неопределенным количеством полей, занятых «черными» и «белыми», располагая лишь одной фигурой – собой.

Было без минуты шестнадцать, он поудобнее уселся в кресле напротив телевизора, когда вдруг позади скрипнул пол.

У него не было времени схватить баллончик со святой водой или какое-нибудь оружие, да что там, он не успел даже вскочить с кресла, времени хватало лишь на то, чтобы подумать: «Как это случилось?»

Удар карате чуть не отрубил ему голову. Гном скинул бессильное тело в угол комнаты, захохотал и быстро занял место в кресле. Искорки, побежавшие по экрану, свидетельствовали о том, что он успел в последнюю минуту.

За ночь снег покрыл всю долину. Казалось, белизна сползла с вершин, чтобы засыпать путь, по которому прибыл Агент Низа.

«Это походит на жертвенный алтарь», – подумал Фаусон и икнул. Мысли в голове еле шевелились. Похмелье-гигант! И все из-за Аниты, которая носилась сейчас где-то по склону повыше линии лесов. А ведь минувший вечер обещал быть таким романтичным. Меффу даже казалось, что он переступил некий очередной порожек интимности, сократил на несколько сантиметров дистанцию, отделяющую его от сердца (и не только) прелестной блондинки. Они беседовали, глядя друг другу в глаза, сжимая руки… Фаусона удивлял собственный цинизм. Хотя, правду говоря, находясь рядом с Гавранковой, он забывал о всем божьем (временно) свете, о своей грустной миссии, а особенно о роли суперпалача. Минутами он забывал, что это вообще предпоследний вечер всего сущего. Льды таяли, и в кока-коле, и между ними. Девушка позволила уговорить себя выпить малюсенькую рюмочку коньяка. Мефф «за компанию» проглотил парочку рюмок покрупнее. В 22:00 он извинился перед Анитой и вышел на несколько минут. У него был очередной сеанс связи с «рыцарями Зла».

Когда он вернулся, рядом со светловолосым божеством сидел один из долговязых скандинавов, Ларе Свенссон! Вроде бы, так он представился. Оказалось, что за время прогулки Гавранкова успела завести несколько знакомств. Свенссон был лыжником – спецом по альпийским комбинациям. («Со мной не покомбинируешь, Ларе», – ворчал про себя Фаусон). Он с превеликим желанием прогнал бы скандинава или превратил в пингвина. В принципе, вещь вполне возможная. Но он не хотел предстать перед Гавранковой ревнивцем и грубияном. Посему они сидели втроем. Надежда на то, что соперник упьется, оказалась самоубийственной. После нескольких хороших стопочек Свенссон по-прежнему держался на своих мускулистых ногах так, будто коньяк не оказывал на него никакого действия, сатана же захмелел сильнее, нежели во время адского посвящения в избе Боруты. Его сознания хватило только на то, чтобы не ляпнуть какой-нибудь глупости – не обозвать присутствующих живыми трупами и не выкинуть какую-либо дьявольскую штучку. Он, словно ребенок, дал отвести себя в покои и уснул.

Утром, за завтраком, он достаточно долго присматривался к Аните, но она выглядела невинно, как святая Цецилия, к тому же в трехлетнем возрасте. Он немного успокоился. Тем более, когда милая девочка позволила поцеловать себя в щечку.

Потом Гавранкова пригласила его на лыжную прогулку. Он отказался. В то утро контуры мира он видел нерезко, и, оказавшись на лыжне, не смог бы сказать точно, где верх, где низ. Кроме того, ему приходилось держать под постоянным контролем все активнее разворачивающиеся события. В одном он был уверен: сегодня вечером он начнет последний штурм. Не будет никакого вина, виски, скандинавов и моральных принципов. Он возьмет Аниту с согласия ее или без того, силой либо подкопом, а если будет необходимость, то и с помощью всех методов, которыми располагает пышущий страстью мужчина и дьявол. При определенных обстоятельствах это, впрочем, выходит одно на одно. Конечно, гораздо лучше бы все выглядело, если б «спальная» инициатива исходила от Гавранковой, а ее «падение» свершилось бы по желанию девушки, однако на длительную кампанию катастрофически не хватало времени. Находясь совсем рядом, они все время оказывались всего лишь близко. В десять часов утра он выслушал очередное сообщение.

Бомба была уже у Приапа в руках, а соответствующий небоскреб – под ногами. Создатель атомной игрушки в это время пребывал внутри собственного несгораемого шкафа, более холодного, нежели взаимоотношения Анголы с ЮАР, и все указывало на то, что именно в этом месте ему доведется встретить конец света.

Дракула вышел в море. Несмотря на бурную погоду, высокооборотные турбины несли его плавающий курятник над глубинами Курильско-Камчатской впадины. Все время на северо-восток, а точнее, в те странные и небезопасные края, где северо-восток смыкается с северо-западом. Князь высосал на завтрак пухленького корабельного боя и был в наилучшайшем расположении духа… и тела.

Франк Н. Штейн, он же Селим ибн Хуссейн, без особых трудностей высадился на аэродроме в Джидде, откуда климатизированный туристический автобус отвез его в Мекку. Благодаря посредничеству бюро «Паломничество, спорт и туризм» у него уже были оформлены входные пропуска на площадь в часы утренних молитв. Однако сначала он нанес визит некоему прыткому ремесленнику, мастерская которого специализировалась на изготовлении специфических игрушек для взрослых, таких, например, как куклы, способные поднять на воздух многоэтажный гараж, экземпляры Корана, чтение которого спустя некоторое время поражало органы зрения читающего, отравленные плавки, выделяющие под воздействием воды субстанцию, которая вызывала у пловца резкие судороги мышц живота, браслеты и сережки, стимулирующие нервное расстройство, или четки, которые в любой момент могли выполнять роль пояса со снаряжением для пистолета-автомата. Франкенштейн заказал совершенно банальную вещь: карабин в виде паломнического посоха. Только заказ следовало выполнить срочно к вечеру.

– Тут же уйма работы! – усмехнулся осповатый араб. – Поспешность требует троекратного повышений стоимости, но если это оружие на неверных, я дам десять процентов сезонной скидки.

Тем временем Утопленница спала во всех своих трех ипостасях. Никогда до тех пор она не вкладывала столь – ко усилий в телепатические сеансы. Однако знала, что все у нее прошло как надо, и ежели она выдержит психически, то ни комендант, ни Скотт и пальцем не шевельнут без ее согласия.

Оборотень также находился у цели. Едва спустились сумерки, он превратился в горного орла и в таком виде приземлился на наблюдательной вышке базы пониже радиолокационных устройств. Никто его не видел, а жаль. Это была бы единственная в своем роде оказия увидеть орла с ранцем на спине. Кстати, этот ранец доставив ему массу хлопот. Будь он пуст, с ним можно было бы полетать. Но с полным летать не удавалось. Наконец, Кайтек нашел в долине, в двух километрах от базы» заброшенный пастуший шалаш и там запрятал имущество. Туда же после очередных походов на базу он возвращался на сеансы связи с шефом то как орел, то как крыса. Частые перевоплощения, связанные с необходимостью раздевания, вызвали у него чудовищный насморк, так что будучи крысой он бесконечно вынужден был бороться с чиханием, а будучи орлом – не расставался с носовым платком.

Постепенно он знакомился со структурой базы. Взаимоподчиненность, связь со столицей, способы подъем ракет из подземных шахт, обычаи и привычки команды. При случае стащил немного аспирина из аптечки.

Мефф всех похвалил. Конечно, неплохо бы знать, не подозревают ли чего противники. Однако такой возможности у него не было. В одном он был почти уверен: после пожара «Парадиза» за ним никто систематически не следил.

Брижитт всю вторую половину дня ожидала Белла, потом не могла уснуть всю ночь. Ларри молчал. Утром она позвонила в отель. Получила вежливый ответ, что мистер Белл ночевать не возвращался. Вскоре она из радиосообщений узнала, что ее разыскивают. В связи с убийством. «Вчера после обеда в апартаментах мадемуазель Лебланк рядом с открытым шкафом обнаружено изувеченное тело уборщицы…» Было ясно: Гном сбежал!

Брижитт тоже убежала. Она немедленно по противопожарной лестнице покинула свою комнату. Совершенно не знала, что делать. Ее искала полиция. Наверняка искал и Приап. О судьбе Ларри она боялась даже думать.

Конечно, можно было явиться в полицию, рассказать о дьявольском заговоре, но ведь Ларри говорил, что функционеры Тьмы могли затаиться везде. Даже в органах правопорядка. Конечно, ока знала, что действуют также и союзники Белла. Прыткая девица сообразила, что Ларри находился в контакте с каким-то мистером Уайтом. Ах, если б он отыскал Ларри или хотя бы его блокнот с телефонами.

Она остригла волосы и перекрасилась в рыжий цвет. В первом же магазине купила дешевенькое американское платьице и, чувствуя себя страшно одинокой, снова отправилась в Нью-Йорк. Маленькая девочка меж страшных, неведомых сил, в преддверии приближающейся гибели.