Весна 1851 года в Шаматре выдалась жаркой. Сегодняшнее утро не стало исключением. Над улицами Гамелота дрожало знойное марево, превращая немногочисленных прохожих в жуткие страхолюдины. Длиннющие руки гротескных фигур едва не доставали брусчатки, чёрные плащи смахивали на сложенные кожистые крылья упырей. Прогромыхавшая телега походила на колесницу какого-то древнего бога смерти. Груз из сучковатых досок весьма напоминает фрагменты обнажённых тел, а укутанный облачком табачного дыма возница кажется сгорбившейся горгулией, чья мерзкая рожа выглядывает из кисельного тумана. Дородная дама в бежевом крепдешиновом платье презрительно зыркнула на телегу, пухлая ручка колыхнула веером, металлические набойки каблуков зацокали по каменке. Вслед за сеньорой, точно верные псы, последовала пара телохранителей. Зубчатые гребни еа шлемах и зелёные чешуйчатые доспехи обращали могучих вояк в двуногих ящеров. Колоритная троица скрылась в узком переулке, а нещадное солнце раскалённым оком циклопа продолжало калить город. Оно словно рехнулось, небось, думало, что кирпичам зданий нужен дополнительный обжиг. Окружавшая двухэтажный особняк витиеватая оградка и та, сдавалось, раскалилась — прямо-таки повторно попала в кузню. Растущие вблизи дома георгины и подстриженные шарами кусты тоже не радовались солнышку. Очередной золотистый луч пробежал по черепице, ряды красного и белого кирпича поиграли солнечными зайчиками, плотно-закрытое окно — не преграда, лучик прыгнул на бордовый половик.

Просторная спальня дивит интерьером. Натёртые воском чёрные панели обшивают стены. На ряде пузатых тумбочек стоят мраморные статуэтки обнажённых женщин.

Трюмо сплошь окантовано золотистой дубовой листвой, в зеркале поблёскивает свесившаяся с потолка хрустальная люстра. По дверцам высокого платяного шкафа змеятся угловатые узоры. Обшитое бордовым бархатом, приземистое кресло резными ножками упёрлось в дощатый пол. Рядом высится круглый дубовый столик, столешница обрисована светлыми ромбами. И всё же главная достопримечательность комнаты — широченная кровать с бордовым балдахином. С лакированных столбиков поглядывают аккуратно вырезанные физиономии гномов в колпаках. Ажурные края балдахина искрятся золотыми стежками. Ещё больше золота па бордовом одеяле — кленовый лист так и слепит очи. Внезапно листок взбух, застонало, одеяло слетело па пол.

Купец Томас Радо не любил просыпаться. Лучше уж ещё часок понежиться в постельке, чем снова садиться за стол и считать, считать, считать... В последнее время так просто не поторгуешь, окаянные гномы совсем ума лишились, дерут семидесятипроцентный налог. И как эти коротышки умудрились завладеть Полуденным Трактом?

Гнусаво бурча проклятия, Томас опустил обросшие рыжеватым пухом, голые ноги в бордовые тапочки. Купец уродился упитанным. На вид лет сорок пять. Внешность не ахти: крупный нос, двойной подбородок, тёмные усики. Разве что в карих глазах заметна живость. Пальцы с великолепным маникюром поскребли кудрявившуюся тёмными волосами грудь, пригладили растрепавшуюся за ночь причёску — видать, потел прилично, персты аж застряли в густой смоли прядей.

После заразного зевка Томас поднялся — ростом малость не дотягивал до шести футов — и сделал круговое движение руками. Впрочем, спешно осел. Ну неужто тут до зарядки, если изнеженная кожа ничего кроме лавандового мыла не знает, а шёлковые бордовые трусы с золотыми кленовыми листьями, поди, в самом Саакасуме шили под заказ; да простому селянину ради таких трусов надо полгода спину горбить!

— Фарид! — позвал купец. — Фарид! Бес окаянный, ты где там лазишь?!

Отворилась дверь, и в спальню шмыгнул юнец лет тринадцати. Смуглый цвет кожи выдавал в нём выходца из Саакасума. Из-под копны волос воронова крыла поблёскивали здоровенные тёмные очи. Облачался в узкие коричневые штаны и белую сатиновую рубаху с малахитовыми запонками.

— Чего вылупился, босяк?! — ревел хозяин. — Не видишь что ли, проснулся я?!

— Сейчас, — опомнился слуга и метнулся к шкафу. Порывшись средь множества висевших одеяний, схватил тремпель с бордовым халатом.

— У-у-у! — на зависть волку взвыл Томас. Звучная затрещина была наградой юнцу за работу. — Сколько раз можно учить?! Идиот! Сгинуть тебе в Чёрных Пустошах! — выдал наиболее распространенное проклятие. — Не в том порядке подаёшь! Зачем мне сейчас халат? — Но всё-таки вырвал тремпель и положил па кровать.

— Вспомнил, — проскулил Фарид. Худенькая ручка продолжала потирать раскрасневшуюся щёку — купец приложился дюже.

Слуга подбежал к тумбочке и живо достал инкрустированную бирюзой и поделочной костью шкатулку.

— Вот это оно, — похвалил Томас, выхватывая протянутую шкатулку. — Сперва украшения, а уж потом одежда.

Под крышкой сверкали гранями перстни с красными рубинами, зелёными изумрудами, синими сапфирами, голубыми аквамаринами, жёлтыми топазами.

— Этот сойдёт, — купец надел на указательный палец правой руки перстень с рубином. Полюбовавшись, прогнусавил: — Мало. — Перстень с изумрудом оседлал мизинец левой руки. — Совсем другое дело. — Карие очи Томаса искрились пуще драгоценных камней.

Однако купец ещё не всецело обвешал себя. Шея-то свободна. Дабы ликвидировать этот недостаток, нашёл в шкатулке золотой медальон на толстой цепи. В круге изображался треугольник — символ Триединой Церкви. С благоговейным трепетом Томас нацепил медальон.

Фарид проявил свойственное всем юнцам любопытство:

— А почему вы с медальоном не спите?

Купец насупился, секунда — и поманил пальцем:

— Иди на ушко прошепчу.

Просиявший слуга приблизился и получил звучный тумак. Еле-еле па ногах устоял.

— Ха-ха-ха! — раскатисто ржал Томас. — Думал, я тебе скажу? Да твоё дело прислуживать, а не задавать вопросы.

Юнец смиренно кивнул.

— Скажи, чтоб завтрак подали, — повелел купец.

Фарид едва не до пола поклонился и бочком, по-крабьи, засеменил к двери.

— Да не буду я тебя бить, — кинул вслед хозяин. — Сдался ты мне... Руки об тебя марать. — Стал любоваться перстнями.

Вдосталь насмотревшись, накинул халат и положил шкатулку на место. Из ящичка вытянул небольшую иконку. В золотой оправе заключалась забавная картинка: на пушистом облачке сидел седобородый старец. И пускай Творца никто никогда не видал, именно так изображала Церковь.

Иконка увенчала тумбочку, Томас рухнул на колени и начал молиться. Губы шептали заученные до автоматизма слова, рука мелькала — ретиво крестился.

Меж тем в спальню вошла смазливая прислужница. Серенькое платьице не могло скрыть стройность стана и упругую высокую грудь. Русые локоны ниспадали на плечики. В руках — медный поднос с яствами.

Вид милашки немедля выветрил молитву из головы купца. Куда уж тут до монашеского целибата! Этакая красавица враз распалит плоть. Фанатичный огонёк верующего потух в глазах Томаса, правда, тотчас запылал новый — целый костёр. Будто неудовлетворённый самец, купец пополз на коленях к девушке. Руки цепко схватились за стройную ножку. Благо служанка поднос успела поставить, так бы вылился гороховый суп на голову мужчины.

— Лобзай меня, Марьяна! — фальцетом пропищал Томас.

— Что вы, сеньор? — покраснела до корней волос служанка. Однако и не посмела вырываться — то ли жаждала угодить хозяину, то ли сама не прочь усладить женские инстинкты.

— Лобзай меня!

Скрипнула дверь, и так некстати зашёл Фарид.

— Марьяна забыла соль, — доложил слуга, вздымая над головой белую солонку.

Явление юнца ослабило хватку Томаса, и служанка выскользнула. У дверей развратно вильнула задом, купец яро впился ногтями в пол, маникюры хрустнули — парочку обломал это точно.

— Ну зачем ты припёрся? — не зло, по сварливо запричитал Томас. — Я уж почти... почти...

Голова мужчины болталась из стороны в сторону, из горла рвались всхлипы.

— Так что делать с солью? — вопросил Фарид.

— Сожри её, — огрызнулся Томас и с горем пополам влез в кресло.

А слуга туповато глядел на солонку — кажется, размышлял: пошутил хозяин или нет.

— Вон отсюда, кретин! — прикрикнул купец.

Приказ вывел юнца из ступора, побежал так рьяно, что чуть не вышиб лбом дверь.

— И за что мне такое наказание? — ворчал Томас. — Одни балбесы кругом. Да ещё и гномы эти...

Вид аппетитного завтрака отогнал дурные мысли. В глубокой тарелке паровал гороховый суп. Два ломтика свежего румяного хлеба. Овощное рагу, фаршированные яйца, паприка — на второе. В чеканном кубке темнеет иллизийское вино с пряностями.

Не успевшее как следует подняться настроение тут же испортилось: без соли суп — сущие помои. (И с какой стати гамелотские повара не солят в процессе готовки?)

После пары ложек противного супа рагу почему-то тоже не пришлось по вкусу. Проглотив дуэт фаршированных яиц, Томас стал смаковать вино. Горячительный напиток бодрящей сластью начал растекаться по телу, а тут вновь явился Фарид и виноватой физиономией опять подпортил хозяину настроение.

— Ну? — сурово вскинул бровь купец.

Помявшись с ноги на йогу, юнец достал из-за спины конверты.

— Ваша корреспонденция. — Помедлив, слуга добавил: — Я чуть не забыл о ней.

— Ты и так проштрафился. Письма нужно приносить до завтрака. Понял?

Фарид на ходу кивнул, смуглая худющая ручка протянула корреспонденцию.

— Посмотрим что у нас тут, — пробубнил Томас. Небрежно разорванный розовый конверт упал па пол. — Опять эти недоумки-гномы с их дурацкими предупреждениями... Так, так. — Бегло читал. — Ого!.. О-го-го! Ишь чего удумали. Фарид, ты только глянь, — сунул листок слуге под нос. Не умеющий читать юнец квёло пожал плечами. Опомнившийся купец рявкнул: — Да ты ж болван необученный! — Шлёпнул листком слугу по макушке. — Коротышки одурели. Чают повысить пошлину до ста процентов! Разорить хотят гады! А всё из-за тебя, — совершенно безосновательно обвинил слугу и залепил пощёчину.

Гномье предупреждение скомканным клубочком упало на столешницу, Томас разорвал второй конверт. Замысловатая вязь письма мелко исписывала листок.

— И что же нам скажут тайные осведомители? — нарочито озадачился купец.

Полминуты чтения закончились выкриком:

— Отлично! Отлично, Фарид! Это просто здорово. Вот послушай. «Есть достоверные сведения о скором желании дворфов понизить цену па топоры». Ну разве не радость? Одни коротышки палки в колёса тычут, другие авось пособят.

К сожалению, прочтение всего текста разочаровало.

— Как так, перестанут брать серебро? Это ещё почему? Где я на них всех золота наберу? Где?!

Гнев красными пятнами выступил на купеческом лице. Если и проиграл Томас проснувшемуся вулкану, то совсем чуть-чуть.

— Сволочи!!! Гады!!! Свиньи!!!

Удар увесистого кулака опрокинул Фарида. Кровь из расквашенного носа брызнула па бордовый половик.

— Всех сгною! Будут подыхать в Чёрных Пустошах!

Успокоившись, купец взял третье письмо и невольно вздрогнул. Простенький белый конверт скрепляла махонькая сургучная печать, на ней орёл расправил крылья. Руки купца задрожали, кадык заходил вверх-вниз. Таки проглотив застрявший в горле ком, Томас поломал печать. С чрезвычайной осторожностью извлёк тончайший листок. Буквально несколько слов содержало послание, и едва адресат прочитал, как письмо вспыхнуло рыжевато-синим пламенем. Изголодавшиеся языки огня лизнули кончики пальцев купца, кожа слегка почернела, но мужчина не проронил ни звука, остекленевший взгляд упёрся в столешницу.

— Началось, — прошептали губы.

Пепел письма опал па пол, это и воротило Томаса в реальность. Он посмотрел на всё ещё лежащего на половике Фарида. Юнец чуть не окочурился от страха перемешавшегося с недоумением — такой отеческой теплоты в очах хозяина вовек не видел.

Мужчина подбежал к слуге и крепко обнял.

— Прости меня, прости за всё. — Он утирал текущую из носа Фарида кровь. — Не держи на меня зла... не держи...

Юнец недоумевал. Или же хозяин вконец рехнулся со своими молитвами, или упился до чёртиков; хотя клюкнул всего-то кубок вина.

Томас нежно погладил Фарида по голове, прошелестел:

— Пойди позови Бруно.

Через пару мгновений за шустро выбежавшим слугой стукнула дверь.

Упитанный купчина демонстрировал солдатскую выучку. Халат вмиг слетел с плеч. В платяном шкафу быстро отыскались белая накрахмаленная рубаха с жабо, бордовый камзол с кружевными манжетами и брюки кофейного цвета. Последней точкой в наряде счала потёртая войлочная шляпа совсем не смотревшаяся на фоне шикарных одежд.

— Вызывали? — раздался сухой голос.

— Входи, Бруно, — купец, не глядя, кинул управляющему.

Облачённый в элегантный чёрный глянцевитый костюм-тройку сизобритый старичок шмыгнул крючковатым ястребиным носом, подошёл к столику.

— Ваша светлость куда-то собралась? — изумился Бруно.

— Возникли неотложные дела. Так что пригляди за домом.

— Сделаю, — отчеканил управляющий. Кашлянув, осторожно поинтересовался: — Надолго ли отлучаетесь?

— Сам не знаю.

— Опять гномы?..

— Они самые, — с налётом фальши ответил Томас.

— Коротышки вообще распоясались. Управы на них нет. Глядишь, к лету на центральный рынок по талонам будут пускать.

— Не бери в голову. Скоро всё может измениться.

— Ваша светлость хочет сказать, что наш король...

— Монарх — слюнтяй! — не дал закончить купец.

— Я так и знал, что паладины наведут порядок, — вцепился за новую версию Бруно. — Фольменду давно надлежало перехватить бразды правления.

— Время покажет, — буркнул Томас и вытащил из тумбочки серый поношенный плащ.

Управляющий так и замер с открытым ртом. Плащ полностью скрыл роскошный камзол и сделал владельца нищим или на худой конец странником.

— Гляди в оба, — наказал напоследок купец и вышел в коридор. Там его со вчерашнего вечера поджидали кожаные сапоги. Они-то и заняли место тапочек.

Висящие па стенах портреты шаматранских монархов проводили жильца печальными взглядами.

Томас торопко спустился по лестнице на первый этаж. В натёртой до безупречного блеска бело-жёлтой плитке пола многократно отразилась укутанная в плащ фигура. Купец уж было коснулся дверной ручки, но медово окликнули:

— Вы куда, сеньор?

Игриво накручивающая локон па пальчик Марьяна попятилась — холодный взор Томаса заморозит Южный океан.

— Дела, — вьюгой дунул купец и покинул дом.

Под открытым небом солнце продолжало эксперимент. Духотища. Узкие улочки превратились в парилки. Горожане с ленцой идут по своим делам.

Вроде как Томас не обращал особого внимания на погоду. Наряды шаматранцев тоже не интересовали. А посмотреть есть на что. Зажиточные дамы рядятся в фиолетово-жёлтые платья, отдавая дань почтения государственному флагу. С обилием брыжей и бантов состязаются жемчужные ожерелья и броши. Конечно, попади сеньоры в Иллизию, их наряды выглядели б жалко, но здесь совсем другое дело.

Прошмыгнувший перед Томасом франт заставил купца гадливо сморщиться. Эго ж надо, вырядился как баба! Белые чулочки обтягивают стройные ноги, короткая юбка в клетку, тёмная блуза, на голове — нечто среднее между беретом и чепчиком. Такого форсуна и в самой Канне приметили б, а уже на следующий день треть города щеголяла бы в эдаком наряде.

Однообразные кирпичные домики посматривали окошками на спешащего Томаса. А вот он даже не глянет в их сторону. Ну хоть бы флюгера-дракончики оценил.

Возле бревенчатой мастерской сапожника купец свернул на каштановую аллею. Людей тут значительно больше. Защищённые кирасами бородатые патрульные следят за порядком. Разномастные горожане идут в сторону рынка. Смуглый одноногий шарманщик — очевидно, бывший саакасумский пират — зарабатывает на пропитание бодрящими мелодиями. Чумазый юнец лет десяти дерёт горло, голося о чистке сапог. Скорее всего, папаша паренька из Нортумбии; обрюхатил здешнюю жительницу, даря ребёнку белые-пребелые волосы, а сам улизнул обратно к себе на север. Томас так засмотрелся на мальчугана, что едва не попал под колёса дилижанса.

— Прочь с дороги, босяк! — пробасил рыжеусый ямщик. Щёлкнувший кнут вкусил подол серого плаща. Не мог же знать возница, что под тем дорогой камзол. — Ходят тут всякие... — брань потерялась в стуке копыт.

Дальше купец шёл, проявляя осторожность. Намётанный глаз враз высмотрел в толпе карманника. Плюгавый воришка выискивал жертву. Небось, на деньжата опять напьётся или покувыркается в ближайшем борделе. А лучше бы зашёл к травнику и купил мазь от угрей; с такой харей его легко запомнить.

От украшенной фанерным кренделем пекарни повеяло свежеиспечённой сдобой и в животе Томаса забурчало. Так и не получивший горохового супа желудок требовал покушать. А у купца и медяка с собой нет, разве что пара перстней да медальон.

Беспощадно выпалывая ростки голода, Томас миновал пекарню.

В цветочную лавку зазывала курносая женщина средних лет. Декоративные розы изысканно оплетали крытый соломой, оштукатуренный домик. Из клумб поглядывали пёстрые астры и гладиолусы. На подоконниках в глиняных горшочках росли фиалки, ландыши, кактусы.

Через сто ярдов высился облицованный оранжевой плиткой трактир. На металлическом штыре скобами крепилась вывеска запечатлевшая тарелку с куриной ножкой. Красная надпись гласила: «Жирная курица». Купец пошёл к заведению. Высунувшийся в окно лысый трактирщик потёр ладоши, однако потенциальный клиент обошёл трактир и скрылся в переулке.

Зиявшая прорехами грязная каменка разительно контрастировала с аллеей. Чудилось, закоулок не ласкали мётлы с часа основания Монастыря Идры. Засиженные мухами окна, оголённая обрешётка стен, взлохмаченные соломенные крыши. Любящему чистоту и порядок Томасу оставалось лишь брезгливо косоротиться.

Растущая средь загаженного переулка мимоза выглядела великолепно. Словно лучик света в тёмных пещерах дворфов, она рассекала созданное рукой человека омерзение. Купец приблизился к дереву и трепетно провёл кончиками пальцев по коре — ни дать ни взять юноша голубил тело возлюбленной. Глаза закрылись, губы беззвучно зашептали. На лице рождалось выражение крайнего удовольствия. И неужто помолодел? Двойной подбородок и тот не особо заметен. Томас шагнул в сторону.

— Куда?! — истошно заорало за спиной.

Купец вздрогнул, лицо посерело — кажись, лет десять накинул.

— Куда собрался, жулик?! — тот же голос прогнусил за спиной.

Обернувшись, Томас сразу узнал виновника шума. Немудрено, этого типа весь Гамелот знает. Гном с непривычным для Подгорного Племени именем Фазиль важно упёр руки в бока.

Со времён легендарной Тридцатидневной войны гномы помельчали. Куда уж им до дальних сородичей, дворфов. А этот вообще, худющий аж жуть; в плечах — пол-аршина. Рыжая копна волос и козлиная бородка ухожены. На узкой физиономии выделяются выпученные каштановые очи, крючковатый нос и толстенная нижняя губа — за неё-то и получил прозвище «Губач». Маникюры получше, чем у Томаса. Фазиль кирку никогда не держал, только к счётам привык. Впрочем, таково большинство нынешних гномов. Всё реже и реже их называли Подгорными жителями. Если и ютились гномы в пещерах, то самые низкородные, да и то на верхних уровнях Зубастых гор. Остальные же проживали на поверхности. Особенно приглянулись города Полуденного Тракта и, конечно же, Варбург. Там даже кой-какие воротилы нарыли катакомб (естественно, руками людей-строителей) и взялись организовывать экскурсии для сородичей. Причём драли втридорога. Поначалу «Экскурсы в прошлое» пользовались чрезвычайной популярностью. Зажиточные гномы семьями ходили и зрели, как приблизительно жили давние предки, но врождённая скупость таки взяла своё. Коротышки перестали тратить монеты, часть катакомб затопило сточными водами. Сейчас лишь раз в месяц организовывались экскурсии для приезжих в Варбург гномов. Фазиль в столицу Шаматры ехать не собирался, ему бы тут всех должников отловить.

Томас окрестился, попросил:

— Ты в следующий раз так не пугай.

— А ты не шляйся по подворотням, — парировал гном и, презрительно осмотревшись, картинно смахнул пыль с первосортного кожаного жилета. Одевался неплохо: синяя сатиновая рубаха, наглаженные коричневые брючки, обшитые прюнелью туфельки.

— Слышал я, что вы хотите пошлины повысить.

— Значит, поэтому и удирал...

— Я не удирал.

— Ага-ага не удирал. Знаем мы вашего брага. Человек всегда жаждет улизнуть от ответственности.

— Не нужно мне цитировать Эскобара Золотое Перо.

— А чем тебе не нравится наш литератор? — нахмурился Фазиль. — Любо кто «Пророчества Последнего Часа» не напишет.

— Опять за старое, — вздохнул Томас. — Ну сколько можно талдычить, не писал он их, не писал.

— О-хо-хо, — важничал гном. — Не писал... Как же не писал? Писал, ещё как писал!

— Враки! Эскобар дальше афоризмов не пошёл. Да и те бредовые.

— Чего?! — очумел Губач. Могло показаться, ему сообщили, дескать, у него выросли оленьи рога. — Да ты, жулик, смотри, чего глаголешь!

Купец продолжал отстаивать позицию:

— Всяк здравомыслящий прихожанин знает, что «Пророчества Последнего Часа» писал кто-то из клириков.

— Брехня! Подавиться тебе песком Красной Пустыни! — кинул весьма ходовое ругательство Фазиль. — Попы кроме Святого Писания ничего не карябали.

— Покайся, грешник! — в стиле дьяка проблеял купец.

— Я в Творца не верую, посему и грехов за мной не имеется. Ибо токмо кто верует, тот грешен.

— Перестань цитировать Эскобара!

— Это моя фраза!!! — взъярился гном. Была б у него силёнка в руках, вырвал бы мимозу и отхлестал словоблуда.

Слегка выдохшиеся спорщики приутихли. Первым опомнился Губач:

— Я не дискутировать сюда пришёл. Ты на кой сбегал?

— Я не сбегал.

— Слуг своих будешь учить, а не меня. Просто так драный плащ не одевают.

— Я решил воздухом свежим подышать.

— Услышал про повышение пошлин, вот и решил! А за тобой, Томас, ещё должок. Последняя партия мечей не оплачена. — Фазиль тут же поправился: — Полностью не оплачена. — Порылся в кармане жилета и достал потрёпанную квитанцию: — «Тридцать золотых долга». А с учётом просрочки... — призадумался, — ...все сорок.

— Ну и дерёте, бесы окаянные.

— Работа — святое, — расплылся в улыбке гном. — Так бы ты, небось, сказал. — Подумав, похвастался: — А с работой я справляюсь отменно. Я — «Лучший инспектор зимы». — Из кармана брюк извлёк замасленную картонную карточку. — Гляди, диплом от самого тана!

Томас и смотреть не стал, махнул рукой:

— Враньё самое настоящее. Да и про тана вашего я уже устал слушать. Ну нет его вовсе, нет.

— Есть! — пошёл в словесную атаку Губач.

— Его сроду никто не видел.

— Те кому надо, видели.

— Ты-то видел?

— Не-а, — мотнул головой Фазиль.

— То-то же.

Гном не оплакивал поражение, требования полились с новой мощыо:

— Попрошу сорок золотых и немедля. Иначе опечатаем особняк.

— При мне нет денег.

— Перстни сгодятся, — подмечая блеск камней, сказал Губач.

— Дык... бу... ну... — нечто несвязное вырывалось изо рта купца. — Да им же цена по три сотни золота каждый!

«Лучший инспектор зимы» шельмовато ухмыльнулся:

— И кто тебе тут, в задрипанном переулке, по этакому курсу обменяет? — Взор пробежал по обшарпанным стенам. — Может, она? — постарался пнуть проскочившую мимо чёрную кошку, но явное отсутствие опыта чуть не кончилось трагически — шлёпнулся на каменку и едва не рассадил лоб. — Дурацкое животное. Будь ты неладно. — С охами и ахами гном встал.

— Хорошо, — согласился Томас и стянул с указательного пальца перстень с рубином.

— Отличная вещица, — Фазиль вертел в руках перстень. И всё же алчность не окончательно лишила ясности помыслов, вспомнил: — Попрошу второй.

С явной неохотой купец протянул перстень с изумрудом — почти оторвал частичку себя.

— Великолепное приобретение, — торжествовал Губач. Оказалось, что перстни соскальзывают с его пальцев, но гном не расстроился, с апломбом бросил: —Желаю удачной торговли. — Засеменил прочь из переулка.

Когда Фазиль скрылся из виду, Томас облегчённо вздохнул:

— Наконец-то.

Рука коснулась коры мимозы, плечи расправились, карие очи блеснули. Ребро ладони с шипением рассекло застоявшийся воздух, и синие искры ниспали к ногам. Купец шагнул в обрамлённый пурпурным свечением, чёрный зев портала. Миг — и переулок пустовал.

*****

Люди слушающие рассказы об Аркадии реагировали по-разному. Одни с трепетом замирали, тщась уловить каждое слово о великом городе магов. Другие в ужасе затыкали уши и молились Творцу, дабы не ниспослал гнев могущественных чародеев. Однако любой, кто попадал в Аркадию, заворожено зрел на достижения архитектурной мысли. Особенно прекрасно город выглядел в лучах солнца. Сегодняшний полдень — не исключение. Занимавшая практически всю Аркадию белоснежная Академия искрилась степами, высоченными башнями, черепичными крышами. Безупречная белизна слепила глаз, и лишь изредка плоть учреждения марали чёрные окошки и дубовые двери. Тончайшие шпили пронзали лазурь небес, неся раздвоенные алые вымпелы, которые, схоже змеиным языкам, вились на ветру. Значение вывешенных вымпелов знали все даже в самых захолустьях Кадара. Стартовала неделя испытания неофитов. Студентам предстояло доказать, что не зря учились три года; ежели смогут — получат право на экзамен, а там уже и до звания соискателя недалеко, тогда-то и начнётся настоящее обучение.

Примыкавшие к Академии постоялые дворы заполнялись на треть. Пока немногие родственники неофитов прибыли. Наверное, большинство ожидало летних экзаменов. Но трактирщики всё равно ликовали — после безденежной зимы монеты посыпались в карман. На улочках вразнобой звучали мандолины, цимбалы, барабаны. Перестук копыт тешил слух конюхов. Сипловатый голос зазывал погостить в «Смелом путнике». Бархатистым баритоном лилась героическая баллада из репертуара Серебряной Лютни. Удивительно, но ничего этого в Академии не слышали. Неофитам незачем лишний раз волноваться, вот магические барьеры и хранят покой.

Почти бесшумно по ворсистому ковру длинного коридора Академии ступали серебристые туфельки. Такой же серебристый плащ охватывался пятицветными манжетами.

Связующая не принадлежала ни одному из факультетов посему и носила все цвета: красный, синий, зелёный, белый, чёрный.

Если бы не этот наряд, Сильвию Лотт можно было принять за мать кого-то из студентов по случайности угодившую в Академию. Средний рост, собранные в длинный хвост пепельные волосы, открытое лицо — одним словом, обычная женщина. Но как же часто первое впечатление становится обманчивым. Связующая сполна подтверждала это. Даже ректор Зельминдер иной раз не ведал, какой будет Сильвия в следующий миг. Мягкость карих глаз молниеносно обретала колкость; спокойный тембр жалом скорпиона жалил провинившегося неофита. Находящиеся под пристальным надзором Связующей студенты первых трёх курсов на своей шкуре ощущали норов Сильвии. Когда всё шло по плану, Связующая была, как говорится, тише воды ниже травы, но стоило кому-то из неофитов пошалить и крыша Академии буквально взлетала в воздух.

— Мои приветствия! — донеслось слева. Из соседнего коридора к Сильвии вынырнул высокий лысый мужчина в чёрном плаще. Подпираясь крючковатым посохом, пошёл нога в ногу.

— Не знала, что ты, Оз, придёшь на смотрины, — созналась Связующая.

Лупоглазый собеседник бросил мимолётный взгляд — очи как у ящерицы, — наивно поинтересовался:

— А что, факультету некромантии ход закрыт?

Чуткие уши Сильвии уловили еле слышимый сарказм, но ответила безмятежно:

— Нет, конечно. Просто сегодня выступают потенциальные маги Огня.

— Огня, значит...

Пока Оз жевал губы, Связующая продолжила:

— Так что я не думала, что пожалуют другие деканы.

— А я вот пожаловал.

— Собираешься кого-то присмотреть?

— Не отказался бы. А то в последние годы измельчал мой факультет. Глядишь, и до четырёхсотой годовщины открытия некого будет учить.

— Найдутся таланты, — обнадёжила Сильвия.

— И много таких среди третьекурсников?

— Дюжина наберётся.

— Дюжина среди сотни... — Оз призадумался. — Что ж, тоже ничего. Разумеется, до стихийных магов ещё далеко.

— Ты прав. Вот на Огонь четверть сотни претендентов.

— Старина Гофман обрадуется.

Связующая неоднозначно хмыкнула.

Коридор круто свернул вправо. Покрывавшая стены плитка напоминала тростниковые панели. С потолка в окружении лепнины свисали медные светильники. Зелёный палас выводил в заполненную студентами широкую рекреацию.

— А их тут больше, чем я ожидала, — призналась Сильвия.

Серые плащи выдавали неофитов. По мере того как юноши и девушки подмечали явившуюся парочку, голоса стихали. Несмотря на однообразие одеяний, студенты весомо разнились. Конопатый малый истерично листал затасканный томик. Пухленькая рыжая милашка, закрыв очи, самозабвенно повторяла формулировки заклинаний. Рьяная жестикуляция долговязого брюнета свидетельствовала: будет демонстрировать иллюзии. Размалёванная косметикой блондинка так походила на эльфийку, что Оз подколол спутницу:

— Почему не помыла личико Перворождённой?

— Помада и тени официально не запрещены, — прохладно ответила Связующая.

Присмирённый декан сменил тему:

— Тут с полсотни неофитов. Боюсь, мне никто не достанется.

Промолчавшая Сильвия узрела стоящего у дверей аудитории щупленького белокурого студента.

— Лучший на курсе, — прошептала собеседнику Связующая. — Анри.

Завидевший высокопоставленных магов Анри убрал за спину книгу и чинно поклонился.

— Чего читаем? — с ходу атаковал Оз.

Слегка смущённый неофит явил книгу:

— «Слова Идры».

Жёлтая кожаная обложка полнилась трещинками, название с трудом угадывалось.

— Неужто собираешься в монахи податься? — изумился декан.

— Да нет, конечно. Просто хочется побольше узнать про Церковь. Святого Писания мало.

— А ты что, его уже читал?

— Раз пять, — гордо изрёк Анри. Узрев холодок во взгляде некроманта, начал оправдываться: — Чтение не шло в ущерб обучению. Можете спросить у Связующей.

Сильвия стояла точно статуя. Оз продолжал диалог:

— Коль жаждешь постигнуть замысел Триединой Церкви, достань «Смысловед».

Ошеломлённый неофит аж отшатнулся. Связующая накинулась на декана:

— Совсем что ли из ума выжил? Зачем молодёжи голову всякими байками забиваешь?

— А может, и не байки, — ухмыльнулся Оз.

— Попридержи язык, если жизнь дорога. Неофиты могут не посмотреть, что ты декан, вот возьмут и настучат Гофману, а там уж и Инквизиция к нам пожалует.

— Перед Гофманом я грехи замолю. Бутылочку хорошего бренди поставлю.

— Я серьёзно, а он дурачится.

— И я серьезно. Все прекрасно знают, что декан Огня обожает выпить. Сказывается гасфаргское происхождение.

— Выпить он любит, — не стала спорить Сильвия, — но и Инквизицию уважает.

— Да ну тебя, — махнул рукой Оз и отворил дверь в аудиторию.

— Удачи тебе, Анри, — по-матерински пожелала Связующая и шагнула за некромантом.

Ступенчатая аудитория почти пустовала. Доску вытирала смуглая темноглазая неофитка, уроженка предместий Хаар Дана. Насколько помнила Сильвия, той завтра предстояло выступить перед деканом факультета Воды. У окна на столике в хрустальной вазе торчала кроваво-красная роза — символический намёк на цвет факультета Огня. А за первым рядом столов сидело пятеро представителей этой стихии. Красные мантии и увенчанные радужными стеклянными шарами чёрные посохи роднили чародеев. Слева — пара седобородых. Справа — дуэт относительно молодых: тщательно побриты, юношеское непостоянство осталось в глазах. Одному из этой парочки пришлось походить в неофитах у Сильвии, когда та только заступила на должность. В центре сидел Гофман. Если бы декан встал, то уж никак бы не скрыл низкорослость: и пяти с половиной футов нет. Нечёсаная шевелюра и спутанная каштановая борода сложили визитной карточкой Гофмана. Впрочем, неряшливость компенсировалась чрезмерной педантичностью в работе. Зачастую остальные деканы уже спали после многочасовых совещаний, а он всё сидел над бумагами, анализировал рабочие программы, редактировал перечень экзаменационных вопросов.

— Удачного дня любителям Огня, — расхлябано пожелал Оз.

Гофман что-то сварливо буркнул, морщины заметно углубились.

Некромант фыркнул в ответ и занял место во втором ряду. Сильвия села обок.

— Гляди какой важный, — Оз зашептал на ушко соседке. — Вроде и забыл, что мы с ним брагу хлебали.

Пошутить дальше не получилось, растворилась дверь, и вошёл ректор. Маги вскочили по стойке «смирно», а неофитка со страху чуть не шлёпнулась на вазу с розой.

Семифутовый голубоокий Зельминдер обладал непоколебимым авторитетом. Сивая окладистая борода до пояса, но старость в глаза не бросалась. Могучая комплекция ректора пуще б подошла кузнецу или трактирному вышибале. Длани широченные — как вёслами можно загребать. Почему цвет лоснящегося плаща главы Академии должен быть жёлтым, по прошествии более чем девятисот лет от основания учреждения никто не помнил. Это казалось необычным, ведь в Аркадии имелся огромный архив, где хранились списки всех выпускников, но вот документов объясняющих выбор жёлтого цвета не было. Согласно тех же традиций ректорский посох передавался из рук в руки.

Но не могли же ваятели прошлого знать, что когда-то появится такой высоченный глава Академии. Тёмно-зелёный посох с горизонтально лежащим диском на верхушке был маловат для Зельмиидера и даже не доставал плеча.

Таким вот образом «гвоздь», как его давным-давно за сходство окрестили студенты, больше смахивал па трость.

— Садитесь, — разрешил ректор и только после коллег скромно присел на крайний стул первого ряда. — Начинайте.

— Позови первого претендента, — Гофман повелел смуглой неофитке. Студентка до пола поклонилась и, словно бабочка, выпорхнула в коридор.

Ждать не пришлось. Розовощёкая толстушка уверенной походкой зашла в аудиторию и стала у доски.

Зельминдер протяжно вздохнул.

— Что-то мельчают нынче мужики. Вот и даму впереди себя пустили.

— Я сама напросилась, — выгородила однокурсников девушка.

— Имя? — требовательно вопросил Гофман.

— Дара... Дара Хейс.

Один из безбородых магов подал Гофману толстую тетрадь. На чёрной кожаной обложке — тиснение: цифра «три» в окружении звёздочек.

— Посмотрим-посмотрим... — забурчал декан факультета Огня. — Ага. «Дара Хейс. Шестнадцать лет. Уроженка деревушки Синие Воды, Иллизия. Рекомендована к обучению Баргом Кри». — Задумался. — Ага, вспомнил, ладный малый. — Продолжал читать: — «Память: «отлично». География: «отлично». История: «отлично». Контроль Силы: «отлично». Магия стихий: «отлично». Некромантия: «хорошо».

Оз поморщился. Гофман спросил студентку:

— Неужто не могла некромантию вытянуть?

— Не любы мне эти костяки, — опустила головку Дара.

— Не велика беда. Для Огня это несущественно. Кстати, коллеги, а есть расшифровка неофитки по магиям стихий?

— Конечно, — всё тот же безбородый волшебник протянул декану листок.

Гофман подслеповато прищурился, подытожил:

— Великолепный данные. Очень великолепные. Вы только представьте, контроль Силы по Огню превышает остальные стихии на пятьдесят процентов. Это же сущая находка!

— В мою-то молодость это был не показатель, — пригорюнился ректор.

Смущённый декан прекратил расхваливать, перешёл к делу:

— Пожалуйста, Дара, показывай.

Девушка прикрыла глаза, пухленькие губки прошептали несколько слов, в руке разгорелся цветок — точная копия стоящей в вазе розы. Лепестки сверкали, словно научились у угольков из камина.

Гофман хотел было поаплодировать, но представление не закончилось. Иллюзорная роза сморщилась, секунда — и засверкала с новой силой. Стебелёк превратился в тонкие птичьи лапки, бутон — в алого голубя. Птица изящно вспорхнула с девичьей ладони и сделала круг по аудитории, с кончика хвоста серебристым шлейфом ниспадали искорки.

Звучный хлопок Дары заставил голубя испариться сивой струйкой дымка.

— Потрясающе! — ликовал Гофман. — Превосходная иллюзия. Возможно, и на четвёртом курсе не все способны на такое. Это же просто великолепно. Уважаемые, — глянул на коллег по факультету, — вы чувствовали, как она умело удерживала поток? А Сила? Сила черпалась восхитительно! Холоднокровие неофитки заслуживает похвалы. — Захлопал. Коллеги поддержали.

— Был один изъян, — как бы ненароком заметил ректор.

Дара охнула.

— Махонький, правда, — спешно успокоил Зельминдер. — Во время трансформации в голубя поток на мгновение потерял стабильность. Следует подольше поработать с астралом.

Студентка выдержала взгляд льдисто-голубых глаз главы Академии, пообещала:

— Я буду стараться.

Гофман находился в неком конфузе, несмело поинтересовался у ректора:

— Так как, она прошла испытание?

— Ну конечно. К экзамену она допущена.

На личике неофитки расцвёл триумф.

— Зови следующего, — повелел Зельминдер строго, и Дара торопко побежала к выходу.

— Умелая девчурка, — Оз шепнул на ухо Сильвии.

— Этот лучше, — воссияла Связующая, пальчик указал на вошедшего белокурого студента.

— А-а-а, любитель Церкви.

— Молчи.

Смотреть в тетрадь Гофману не понадобилось — об Анри слышали все здешние маги Огня. Столь перспективного неофита не было пару веков.

— Сеньор ректор, — с чрезмерным почтением обратился Гофман, — это Анри, уроженец Цирии.

— Наслышан я о тебе парень, наслышан, — пробасил Зельмипдер. — И как там Эльфийские Земли? Живы? Здоровы?

Смекалистый неофит уловил иронию, отшутился:

— Остроухие до сих пор от крыс избавиться не могут. А уж пятый год пошёл.

Оз подхватился:

— Так это с твоей помощью цирийские маги изгнали крыс?

— Я слегка помог, — юноша потупил глаза.

— Не прибедняйся, — подключилась Сильвия. — Ты действовал потрясающе. Надеюсь, в Цирии еще долго не будет крыс.

— Что-то я не пойму, — забурчал ректор. — Крыс изгоняли плетениями магии Земли, а ты выбрал Огонь...

— Огонь более практичен, — ровно разъяснил Анри. — Среди комплекса заклинаний Земли нет нужного баланса. Да и разработка новых чар не сулит ничего хорошего. А вот Огонь — совсем другое дело. Вне сомнения, это самая эффективная сторона магии. Потенциал Огня по-прежнему не изучен. То, что используют чародеи Огня находящиеся на службе Инквизиции, это десятая часть возможностей. Если раскрыть истинную силу этой школы, то остальные направления магии останутся далеко позади.

Повисшее молчание нарушил Гофман:

— Так может говорить только специалист экстракласса. Вы посмотрите, как он уловил суть потенциала Огня. Огненная магия действительно самая мощная.

— Перестань льстить себе, — подал голос Оз. — Юнец явно преувеличивал.

Анри стал отстаивать свою правоту:

— Во многих старинных трактатах маги упоминают о колоссальных, неиспользованных резервах стихии Огня. А ваша некромантия уже целиком себя проявила. Не исключаю, что в скором будущем некроманты придумают пару-тройку новых заклинаний, но принципиального скачка они не добьются. Вы поймите, воскрешение зомби — это даже не настоящее, а прошлое. Ну а будущее за магией Огня.

— Молодец! — поддержал Гофман.

— Ничего не молодец, — опротестовал Оз. — Мы ещё очень далеки от раскрытия всех секретов некромантии. Её правильное использование сулит невиданные доселе результаты. Если пустить силу некромантов немного в иное русло, тогда могут пошатнуться сами основы мироздания.

— Кончай нести чушь! — надоело слушать декану факультета Огня.

— Это не чушь! Мы пока не обладаем всецелым, детальным познанием Смерти. Что она такое? Есть ли после неё что-то? Возможно ли возвращение к жизни?

— Твои зомбаки — явно положительный ответ.

— Я не имел в виду тупых мертвяков, я говорил об идеальном возвращении: сохранение разума, физического тела.

— Вот теперь уже полнейшая чушь!

— Довольно!!! — гаркнул подскочивший ректор. — Совсем уж из ума выжили. Базар тут устраивают. Анри, переходи к демонстрации.

Неофит поклонился. Как ручей лились слова заклинания. В пяти шагах от Анри начинал мерцать зависший в воздухе, багровый шар. Вот сплющился с боков, вытянулся, уже напоминает кокон. Мохнатые белесые волокна обрамили магическую субстанцию. Жар стоял неимоверный.

— Ты прошёл, — заявил Гофман.

Неофит, однако, не собирался заканчивать. У краёв кокон потемнел, вроде облили тушыо. Треск рвущихся язычков пламени напомнил стрекотание тысяч кузнечиков.

— Замечательное уплотнение огня, — болтал Гофман. — Ты прошёл.

Но и эго не всё. Вмиг тело Анри окружило лимонное свечение, острые лучики то укорачивались, то удлинялись.

— Солнечная защита! — ошалел Гофман. — Да её и на шестом курсе делать не умеют!

Меж тем юноша шагнул к кокону ярящегося тёмно-багрового пламени.

— Нет! — выпалил декан факультета Огня.

— Пускай пробует! — властно разрешил Зельминдер.

— Но, сеньор ректор, он не сможет устоять! Нет практики! За секунду сгорит!

— Пускай пробует!

А неофит, не обращая внимания па споры, шёл.

Нога коснулась тёмного пламени — и чудо! — Анри вплыл в кокон. Языки огня силились прорвать лучистую защиту, не получалось.

Пятеро магов Огня диву давались. Секунда за секундой — шло время, а неофит оставался цел. Дальше — больше. Тёмно-багровое пламя начало спадать, языки вяло пригибались к земле, черный дымок курился к потолку.

— Невозможно! — очумел Гофман. — Он гасит уплотнённый огонь! Это невероятно! Наваждение!

Даже непоколебимый Зельминдер нахмурился, ноготь скрёб лакированную столешницу. Казалось, ополовиненный кокон покрылся ржавчиной — огонь-то уж рыжий, а то и вовсе жёлтый. Струйки пота текли по побледневшему, крайне сконцентрированному лицу студента. Пламя раз-два конвульсивно дёрнулось и чёрным пеплом ниспало к полам серого плаща. Анри облегчённо вздохнул.

— Браво!!! — заголосил Гофман. И тут — из пепла рванулся карминовый батог огня.

Измотанный неофит получил такой удар, что отлетел к доске. Обожённая кожа лица взбухла шафранными волдырями.

Всё произошло за считанные мгновения. Анри инстинктивно закрылся рукой. С радужного шара посоха Гофмана сорвался белый клубок света. А магический кнут вновь жиганул.

Тело неофита изогнулось дугой, дикий крик разорвал тишь аудитории. Выпущенный Гофманом клубок повис на кнуте, делая его бессильным, но поздно. Юноша походил на обгоревшую сдутую резиновую куклу — пламя выжгло изнутри.

— Кошмар, — опустошённо прошептал Гофман. Коллеги по факультету сидели бледные — поди, в муке вывалялись.

У Сильвии па глаза навернулись слёзы.

— Я же говорил, некромантия лучше, — с апломбом напомнил Оз.

Басовитый голос ректора зазвучал будто из глубокого колодца:

— Это что? — робко поинтересовался Гофман.

— «Пророчества Последнего Часа», пятый катрен, — бесцветно ответил ректор.

— Ерунда.

— Ну почему же?.. Вроде как всё сошлось. Лето ещё не пришло, а зима уже прошла, с ней в катрене ассоциируется вой волков.

Шокированные маги Огня чесали затылки.

— На сегодня хватит, — Зельмиидср поставил перед фактом и направился к выходу.

Оз что-то бурчал, хватал Сильвию за рукав, но та уже шагала к себе в комнату. Надлежало разобраться в случившемся. Испуганные лица неофитов и рваные всхлипы остались вне внимания Связующей. Осознав, что разговорить женщину не удастся, назойливый некромант отцепился и засеменил в соседний коридор.

Глухие шажки разносились по мраморной винтовой лестнице. А в голове Связующей стократно быстрее неслись мысли.

«Знал ли Зельминдер что произойдёт? Если да, почему не остановил Анри? Бедный мальчик... А этот некрос. Что если он только прикидывается простаком? Вдруг не случайно придирался к юноше? А уязвлённый Анри не сдержался и... Да-а трагедия... Факультет Огня, похоже, наделал в штаны. Хотя и они не лыком шиты... И откуда взялся тот огненный хлыст? Подобного никогда не видела. Как же много загадок».

Путаные мысли никуда не привели, а лестница вывела к невысоким дубовым дверкам с пятью цветными ленточками.

Наложенное на золотистую дверную ручку заклинание узнало касание хозяйки, Сильвия вошла.

Небольшая уютная комнатка не впечатляет интерьером. Низкий потолок, узкое окошко, накрытая голубым одеяльцем кровать у стены, шкаф тёмного дерева, простенькая тумбочка.

Колченогий стул скрипнул под весом женщины, Связующая облокотилась на плетёную спинку. От нечего делать ногти забарабанили по лакированной столешнице круглого столика.

И тут же заметно сильней в дверь постучали.

— Войдите, — разрешила Сильвия.

Совсем юная, худенькая, как былинка, неофитка осторожно вошла.

— Я принесла почту.

— Положи на тумбочку, — безвольно упало с губ Связующей.

Выполнив просьбу, студентка тихонько полюбопытствовала:

— То, что говорят про Анри, правда?

— Правда.

— Ой!.. А как же мы завтра?..

— Ты на Воду?

-Да.

— Боюсь, за завтра два факультета не уложится. Придётся вам ждать до послезавтра.

— Хорошо, — прошептала девушка и, стараясь не шуметь, вышла.

Как какие-то докучливые мошки, обрывки мыслей кружились в голове Сильвии. Под ложечкой засосало — с утра почти ничего не ела. В тумбочке у Связующей всегда хранилась плитка любимого шоколада. Вот хозяйка комнаты и встала, чтобы посмаковать.

Стоило увидеть лежащее па тумбочке письмо, а вернее, махонькую сургучную печать с орлом, как думы о еде улетучились.

Через считанные секунды женщина читала: всего несколько слов.

— Наконец-то, — на грани слуха прошептала Сильвия. Тончайший листок вспыхнул сине-рыжим пламенем, напомнившим о гибели Анри.

В шкафу помимо светлых ночных сорочек и нескольких шикарных платьев висел серый невзрачный плащ с капюшоном. Женщина шустро облачилась, и уже б никто не узнал в ней Связующую. Да и в самом деле, сейчас Сильвия выполняла куда как более важную роль. Вереница синих искр проследовала за рукой. Окантованный пурпуром, чёрный портал глотнул женскую фигурку. А сидящий в своём кабинете Зельминдер почуял такой всплеск Силы, что чуть не рухнул па пол.

*****

Не нарезвившиеся за день чайки неугомонно кричали в вечернем небе порта Хаар Дана. Порой изголодавшиеся птицы стрелой ниспадали в пенистые гребни волн и юрко выныривали с рыбёшкой в клюве. В воздухе стояла странная смесь запахов: гниющая тина, испорченная селёдка, перегар моряков, моча. Хоть бы ветерок потрудился и разогнал этот омерзительный союз. Но бестелесный проказник резвился в выси, его эфемерные лапы тешились клочками тронутых багровым закатом облачков. Будто жаждя помочь ветерку, к небесам тянулись стройные мачты шхун и каравелл. А вот пузатый галион важно покачивался на волнах и, вроде старый профессор, говорил ученикам: «Зря стараетесь, всё равно не достанете».

С грохотом матросы скатили последнюю бочку с борта бригантины «Малышка». Теперь-то можно отдохнуть. А завтра с утра запастись припасами и снова в плаванье. Торговля не должна останавливаться.

— Поживее, Рой! — картаво окликнул коротконогий шкипер.

— Я сейчас, — бросил рыжий моряк лет сорока, завязывая так некстати расшнуровавшийся ботинок.

— Гляди, а то без тебя весь ром выхлебаем! — Шкипер в сопровождении двух десятков матросов спешил в один из портовых кабаков.

— На всех хватит, — буркнул Рой и встал.

Дюжий шестифутовый моряк поражал шириной плеч. Под тельняшкой угадывались бугры мышц. Но вскрытое бронзой загара бородатое лицо так и светилось радушием. Теплота зелёных глаз никак не вязалась с комплекцией вышибалы. Вообще-то в жизни Роя было немало таких казусов. Взять для примера фамилию: Кадарес. Любой скажет, что она принадлежит уроженцу крупнейшего государства Эйсверона — Кадара, ан нет, рыжие мужланы — выходцы одного из варварских племён Нортумбии. Да тут опять несоответствие: Рой отродясь варваром не бывал. А может, кто из предков воевал под фиолетовым флагом со следом медвежьей лапы? Никто из друзей, морских волков, не знал прошлого Роя. Как-то раз тот пришёл и нанялся грузчиком на «Малышку», вот так уже и проплавал на бригантине два десятка лет. Капитан особо не разбирался кто в команде; сам в молодости пять лет ишачил на каторге в Серебряном Хребте и знал, дескать, среди заключённых полно порядочный людей, и не их вина, что за любую провинность шах Саакасума надевает кандалы.

Рой вдохнул на полную грудь и побежал догонять приятелей.

Растопырившиеся в воде каменные пальцы причала остались позади. Нестройным рядом предстали деревянные строения. Лишённые окошек, громоздкие склады теснили домишки портовых служащих. Рыжий моряк не разглядывал знакомую картину, семенил по переулку.

Под подошвами ботинок хрустел щебень. Копотливо опускались сумерки. И кто его ведает, возможно, ночью станут не так заметны обшарпанные бревна домов и всюду валявшийся мусор. Выскочившая из подворотни портовая шлюха под стать переулку: чумазые щёки, на голове — пепельный колтун, изорванное по подолу, бурое платье. Правда, у дамочки есть чем подкупить клиента: грудь как два коровьих вымени.

— Привет, красавчик, — промурлыкала жрица любви. — Не хочешь ли скоротать часок?

— Амалия? — насупился Рой.

— Не-а, — хихикнула шлюха.

— А-а-а, — матрос хлопнул себя по лбу. — Диана!

— Не-а, — лобик блудницы нахмурился. — Я — Софа!

— Софа... Софа... — вспоминал Рой усердно.

— Ну пойдём со мной. Всего три медяка.

Мужчина насилу вывернулся, а цепкая ручка развратницы вновь постаралась обнять.

— Уйди, дешёвка! — ретиво отмахивался моряк. Со стороны могло показаться, что угодил в рой растревоженных пчёл. Наконец нужное решение пришло в голову: побежал.

Весёлая музыка флейты и бубна скрасила подпорченное настроение. (В отличие от многих морских волков, Рой не связывался с второсортными шлюхами; лучше уж посетить дорогой бордель, там хоть время от времени работниц осматривает лекарь.) Из подслеповатых окошек трактира струился свет, падавший на дорогу жёлтыми лужицами. Пессимистическое название не сказывалось на числе клиентов. «Ужин с Утопленником» был излюбленным местом матросов, они частенько ржали с вывески, где тонущий тип тщетно тянулся к спасительному кругу.

От усилия Роя кое-как присобаченная дверная ручка едва не оторвалась, петли жалобно проскрипели.

За время плаванья «Малышки» трактир ничуть не изменился. Слева за стойкой протирал кружки толстячок Джо. В центре в окружении столов лихо плясали матросы. Справа на деревянном помосте играли музыканты. Густобровый седоватый флейтист рядился в серую рубаху и мешковатые штаны. Парнишка с бубном так неистово тянул улыбку, что каждый присутствующий мог детально разглядеть щербатые зубы. Молоденькие прислужницы приносили заказы, получая игривые шлепки чуть ниже спины. Свисавшие с потолка масляные лампы рыжими пятнами разбавляли черноту закопченных стен.

— Рой, сюда! — вздымая кружку, окликнул узколицый моряк.

Не долго думая, Рой присел за столик к приятелям.

— Ром отличный, — известил лысый матрос с зарубцевавшимся шрамом через правую щёку. — Старина Джо сегодня на высоте.

Облачённый в безрукавку на голое тело трактирщик заслышал похвалу, улыбка ещё пуще раздобрила приветливое лицо.

Не успел Рой ничего сказать, а проворная белокурая официантка уж подала картошку с бобами и полную кружку рома.

— А где это шкипер? — полюбопытствовал у товарищей Рой.

— Хо-хо, — хохотнул узколицый. — Наш картавый дружище уже услаждает плоть. — Палец указал на дверцу за деревянным помостом. — Джо подкинул ему нехилую кралю.

— Пускай резвится. Завтра же опять в плаванье.

— Ага. Пусть душу отведёт.

Меж тем флейтист сменил мелодию, и отплясывающие вприсядку матросы затянули старую моряцкую песню — её, небось, пел сам Фромм Мореход в своём известном Восьмилетнем плаванье.

Посетители дружно подхватили припев, вещавший о дальних землях и ностальгии по родному берегу. Рой пел не ахти. Ну а краше всех фальшивил Джо. Голос трактирщика напоминал крики голодного стервятника. Впрочем, Джо особливо не стыдился. Когда клиенты осыпают тебя монетами можно и на голове ходить.

Долго голосить моряки не смогли — разве что один захмелевший что-то нескладно бубнил под нос, — пришлось промочить глотки ромом.

Вторая песня тоже из репертуара морских волков, к тому же по смыслу ничуть не отличалась.

Третья композиция блеснула оригинальностью на фоне моряцких песен. Одна из баллад Серебряной Лютни пускай и исполнялась хило по сравнению с версиями бардов и менестрелей, зато слова почти всецело соответствовали тексту подлинника. Рой всего пару раз сбился с ритма, что было весомым успехом.

Очередная кружка рома совсем взбодрила рыжего матроса. Ещё чуток — и Рой захмелеет. Узколицый приятель уже лежал рожей в тарелке с капустным салатом. Моряк со шрамом порывался вскочить и сплясать, но попытки заканчивались падением на табурет — видать, пол качался как палуба в десятибалльный шторм.

Незаметно пролетела четверть часа. Рой опьянел, притом существенно. Он направо и налево сыпал крайне плоскими шуточками. То рассказывал, как бедолага-шкипер страдал от отсутствия женской ласки во время плаванья и начинал косо посматривать на корабельную кошку. То чаял урвать «кусок хлеба» у гномов и высмеивал несусветную тупость дворфов. В конце концов перешёл все рамки приличия и продекламировал нецензурную поэму о быте портовых шлюх.

Старания Роя на ура оценили моряки. Один тучный матрос гоготал так, что сорвал голос. А красноносый моряк предлагал выдвинуть «рыжего балагура» на должность королевского шута в Лодридже.

Трактирщик ликовал: с таким-то рассказчиком и менестрель не нужен. Мысли о том, чтобы на пару месяцев нанять Роя посетили голову, когда туда же воротились воспоминания.

— Дырявая башка, — пробрюзжал Джо и рванулся на кухню. Спустя полминуты ковылял к Рою, ладонь потирала бедро — кажись, здорово стукнулся.

Рыжий матрос захмелело уставился на трактирщика.

— Ну?.. Чего тебе?..

— Вот, — Джо вытянул из-за спины белый конверт. — Утром юнец тебе оставил. Бесёнок вроде знал, что «Малышка» сегодня прибудет.

Зелёные очи Роя буравились в письмо. Едва трактирщик положил конверт на стол, моряк отшатнулся, взор изучал сургучную печать с орлом.

— От кого-то из родственников? — вопросил Джо.

— Угу, — с натугой выдавил Рой. Ручища сцапала конверт. Поразительно, алкоголь словно выветрился из крови. Взор пристальный, цвет лица естественный.

Метаморфоза не скрылась от трактирщика.

— Что-то случилось? — дребезжа осведомился он.

— Мне нужно идти.

Удивлённый Джо ещё долго разглядывал оставленные посетителем медяки, а тот уж шагал по скованному потёмками переулку.

Под нажимом пальцев надломилась печать, обрывки конверта упали на захламлённую щебёнку.

— Батюшки, — прошептал остолбеневший моряк. Слово ещё висело в воздухе, а тончайший листочек послания запылал дивным сине-рыжим пламенем.

Рой круто свернул в соседний переулок чёрной лентой уводивший на север.

Приморский квартал тонет в густых чернильных потёмках. Призрачное сияние рогатого месяца с надсадой прорывает пласты свинцовых туч и очерчивает неясные абрисы зданий. Звёздочки рады бы помочь, но их колкое сияние — слабый союзник в войне с тьмой. И почему в окнах не горит свет? Или жители спят, или же за время плаванья «Малышки» домики обезлюдели.

Одинокий путник отлично ориентировался во мраке. После нескольких поворотов вышел к развилке. Ржавый фонарный столб донельзя погнут — неужели кто-то хотел завязать в узел? — да и не светит.

Обойдя фонарь, Рой подошёл к каменной стене какого-то склада. Мозолистая длань прошлась по шероховатой поверхности, матрос присел. Пальцы отыскали нужный камень, и тот послушно отодвинулся.

— Вот вы мои родименькие, — зелёные очи блеснули, им ответило сияние малахитовой шкатулки.

Моряк осторожно стряхнул пыль со шкатулки и соскоблил прилипшие комья земли. Стоило нажать замаскированную от чужого глаза кнопку — крышка откинулась. В призрачном свете месяца десятки крупных изумрудов искрились мистически.

— Не мог же я без вас уйти, — точно к детишкам прошептал Рой.

— Отдай нам камушки! — прогремело за спиной, и испуганный моряк подался вперёд, лоб шмякнулся об каменную стену.

— Не дрейфь, матрос, — забасил другой голос, — ты умрёшь быстро.

Рой к груди прижал шкатулку и развернулся.

Во мраке тускло проступали четыре силуэта. Трое — огромные детины. Четвёртая — женщина.

— Софа? — поразился моряк, признав шлюху.

— Она самая, — шагнула вперёд женщина. В руке блеснул изогнутый кинжал.

Мысли со скоростью смерча понеслись в голове Роя. Как же он сразу не заподозрил неладное? Идиот, потерял концентрацию ещё там, в -порту. Ну не могла Софа быть простой шлюхой, не могла. Ведь тогда перед Роем прошло два десятка матросов, да ещё и шкипер (а тот ни одной юбки не пропустит), почему же никто из них не воспользовался услугами Софы? Она попросту поджидала именно Роя! Сидела за заборчиком и ждала!

— Ага-ага, ты выторговал себе лишний час жизни, — будто прочитав мысли моряка, заявила женщина. — Согласись тогда покувыркаться со мной в постельке — уже б лежал в сырой земле. Зато насладился б перед смертью.

Троица амбалов заржала. И лишь сейчас Рой рассмотрел их.

Моложавый блондин сжимал утыканную гвоздями дубину. Неприветливый лысый бугай вооружался тесаком. Брюнет — самый рослый из троих — крутил меж пальцев нож.

— Кончайте с ним! — приказала Софа, и здоровяки кинулись па безоружную жертву.

Как ни дорога Рою шкатулка, с ней пришлось на время расстаться. Моряк положил её на землю, приготовился к отражению атаки.

Среди матросов потасовка — привычное дело. Рой умел махать кулаками. И в этом был, пожалуй, самым сноровистым из команды «Малышки». Но вид приблизившихся головорезов слегка смутил. Они оказались заметно больше, чем когда стояли в потёмках. Брюнет с доброго медведя размером!

Огромный блондин атаковал первым. Дубина со свистом рассекла воздух. Рой увернулся на славу и тут же ловко, почти незаметно ударил. К удивлению матроса, противник уклонился, действовал с феноменальной скоростью. Тесака чуть не оттяпала руку. Попятившийся Рой пригнулся, и клинок высек искры из каменной стены дома. Пользуясь промахом неприятеля, моряк пнул. Удача снова изменила — лысый бугай юрко ушёл вбок.

И тут челюсть Роя ожёг скользящий удар брюнета; лишь каким-то чудом лезвие ножа миновало кожу, костяшки же наградили болью. Кроваво сплюнув, матрос ринулся в контратаку.

Оказалось, брюнет чрезвычайно умелый вояка. Он споро заблокировал боковой удар. Какое-то неуловимое движение бросило Роя на щебёнку.

Распластавшийся моряк этаких приёмов никогда не встречал. Однозначно, это трио не простые грабители. Да такому брюнету цены нет. Его б и саакасумский шах, вне сомнения, взял бы в телохранители. И кто же такая эта Софа? Шлюха? Не шлюха. Обычная бандитка? Кажись, нет. Додумать не удалось, блондин пнул в бок. Встретившаяся с рёбрами печень вызвала горечь во рту. И как только кости уцелели? Брюнет поддержал блондина — пинок выбил из лёгких Роя воздух. Кожаный сапожище лысого амбала залепил матросу по затылку. Любой другой на месте Роя, небось, уже б отправился к праотцам, но только не он.

С запредельной скоростью моряк вскочил — почти превратился в размытое чёрное пятно! Всего за секунду произошёл целый ряд событий. Матрос уцепился за руку лысого и направил его тесак в шею блондину. Одновременно из рассечённого горла вырвался сип, и поломанная рука лысого хрустнула. Пальцы Роя вырвали брюнету кадык, рука пошла назад, локоть размозжил лысую черепушку. Серые брызги мозга ещё не долетели до земли, а моряк неясным чёрным пятном метнулся к остолбеневшей Софе. Женщина и понять не успела, чем же её саданули. Пролетев десять ярдов, шибанулась о каменную стену дома, сползала с неестественно вывернутой шеей.

— Паршивые сухопутные крысы, — прохрипел матрос, вытирая о штаны окровавленные рукн. — Эх, говорил же мне брат, что я сразу делаю, а только потом думаю. Хоть бы допросил кого. — С презрением разглядывал трупы.

Вдруг раздался топот, гомон.

— Поздно вы приходите, патрульные, — ухмыльнулся Рой. Непонятно, правда, как распознал ночной патруль. — Некогда мне тут с вами возиться. — Подхватил шкатулку. Рука, брызжа синими искрами, вспорола воздух. Моряк шагнул во тьму портала, и пурпурное обрамление мгновенно погасло.

Шестеро вояк в бело-красных полосатых халатах и шароварах выскочили на место недавней потасовки. Факелы осветили четыре изуродованных трупа.

*****

Противоборство дня и ночи закончилось победой дамы, а вот в многовековом противостоянии в Тите и поныне не наметился перевес. Громадный город так и оставался поделённым напополам. Король Гасфарга не скрывал желания развязать четвёртую войну с западным соседом, по близость Кадара смущала. Скорее всего, этот гигант вновь встрянет и расставит всё по местам. А как всё-таки хотелось нобилям из Гасфарга навязать в Иллизии свои законы. Взять хотя бы и снести эти изящные башенки и шикарные арки. На их месте куда естественнее смотрелись бы простые кирпичные бордели и склады. Но иллизийцы принципиально иного мнения в вопросах архитектуры. Мансарды, бельведеры, эркеры, портики — все достижения зодческой мысли украшали западную часть Тита.

Шагавший по хорошо освещённому переулку белобрысый юноша не пылал любопытством к архитектуре. Больше интересовало то, что здесь, в иллизийской части города, намного безопаснее, чем в восточных кварталах. Фонари — через каждые двадцать шагов, патрули регулярно прочёсывают улицы.

Спать жутко хотелось, но в сумке ещё оставалось последнее письмо. И если бы адресатом был кто иной, юный почтальон уже б давно пошёл домой, а так имя Волтан говорило о многом. Этот старикан слыл самым известным магом Иллизии, судачили, что королева частенько с ним советуется. По слухам выходило, мол, ему предлагали поселиться в помпезном дворце в Канне, но чародей избрал ветхий домик в Тите. Действительно ветхий. В который раз юноша видел жилище Волтана и не переставал поражаться. Деревянная хибара приткнулась меж двух величавых домов с мраморными колоннами. Крылечко прогнило. В окошке тускло горел свет — очевидно, маг, как всегда, читал.

Почтальон с опаской носком ноги попробовал на крепость ступеньку крыльца. Доска прогнулась.

— В лепёшку расшибусь, — проворчал юноша и осторожно поднялся по лесенке. Кулак постучал в обшарпанную дверь. — Господин Волтан! Простите что поздно, но вам письмо.

Никто не отвечал.

— Господин Волтан, у меня письмо!

Вновь тишина.

Юноша постарался заглянуть в окошко. Ничего не видно, да и ненароком чуть не шлёпнулся.

— У меня письмо!

Ожидание взвинтило нервы почтальона, стукнул сильнее обычного, и дверь отворилась.

— Не заперто? — очумел юноша. Робко заглянул в тёмную прихожую. — Господин Волтан, — негромко окликнул — наверное, струхнул, что без спроса открыл дверь. — У меня письмо.

То ли любопытство, то ли жажда долга потянули почтальона в жилище мага.

Из комнаты в прихожую струился тусклый матовый свет, вырывал из власти мрака пыльную метёлку и поношенные сапоги с мятыми голенищами.

— Господин Волтан, — идя на свет, почти беззвучно шептал юноша.

Комната пуста. На изодранном царапинами столе лежат осколки толстого стекла. Перевёрнутый стул ощетинился надломленными ножками. Под накренившимся стеллажом — куча потрёпанных книг. Дверцы платяного шкафа вдавлены внутрь. Топчан просел под ворохом грязного белья. Стоящая па степной полочке плошка с маслом сеет матовое сияние и чёрно курит. Неужели маг забыл посолить масло? Вон же уже какая стена закопченная. Но а под пятном гари...

Юноша такого никогда не видел. Казалось, плуг прошёл по стене, оставляя глубокие борозды. Супротив воли, страх сковал почтальона. Липкий пот выступил на спине.

Позади хрустнуло. Юнец резко развернулся. Огромная зубастая пасть — вот и всё что узрел.

Зычный вопль разорвал тишь ночных кварталов.