Снег шел два дня. Влажный и липкий.

К ночи субботы все было покрыто комковатым слоем белой глазури. С учетом праздничных выходных и того факта, что я поругалась почти со всеми знакомыми у меня не было планов на этот вечер. Таким образом, я легла в кровать и прослушала «Shelter of Your Arms» приблизительно тысячу раз на моем стерео (так как у меня больше не было своего iPodа) и еще раз поплакала из-за Марси. Сейчас причиной слез были еще и слова Тодда. Я не могла подумать, что он был таким подлым. Действительно подлым, а не только притворялся таким. Это было так на него не похоже. Когда я поразмышляла над его словами, единственный вывод, к которому пришла, состоял в том, что, возможно, он был прав. Может, я действительно была бесчувственным снобом?

Хорошо, возможно, я оттолкнула Марси, потому что не замечала ее чувств к Гейбу. И, возможно, даже не могла представить, что Гейб мог не найти меня привлекательной.

Это могло характеризовать меня как бесчувственную.

И, я догадываюсь, обо мне могли сказать, что я была тем еще снобом с Амандой. Я действительно относилась к ней как к тупой блондинке. Можно сказать, вела себя высокомерно по отношению к ней. Как сноб. Бесчувственный, поверхностный, озлобленный сноб. Это была я. Осознание подкралось незаметно, и я снова разразилась слезами.

Успокоившись, я стала наблюдать, как тяжелые хлопья снега падают в темноте. Было около десяти часов, поэтому я встала с кровати и прокралась вниз по черной лестнице, чтобы не попадаться на глаза родителям в гостиной. Я надела пальто и ботинки своего папы и выскочила на задний двор.

Небо было спокойным, а единственным источником шума были снежные хлопья, с мягким шорохом укрывающие землю, ветви дерева и крышу сарая.

Мои очки немедленно запотели, поэтому я сняла их. Я вдохнула чистый снежный воздух и позволила ему охладить мой сопливый нос и влажные от слез глаза. Я закрыла глаза и позволила хлопьям падать на мои щеки и скользить по ним, как слезы, когда растают. Я представила себя, погружающейся в землю и пускающей корни, как дерево. Подняла руки к небу, как будто они были ветвями дерева. Я думала, что если бы смогла стоять, не шевелясь, то действительно превратилась бы в дерево. Я стала бы твердой, неподвижной, живущей частью природы. Не каким-то неустойчивым, неудачливым существом. Частью абсолютно ничего. Я задержала дыхание и в течение одного мгновения чувствовала это. Потом шум из сарая вернул меня назад к моей отстойной действительности.

Я повозилась, стараясь вытереть очки, и водрузила их на место.

Мой первой мыслью было бежать и звать папу, но тогда возникли бы вопросы, почему мое лицо такое красное и опухшее, как будто я плакала. Что, в принципе, я и делала.

Кроме того, пристально посмотрев на землю, я увидела ряд маленьких следов, почти покрытых снегом, которые вели прямо в сарай. Рядом со следами валялась розовая ручка с фиолетовым цветком на колпачке. Я немедленно узнала ее. Я подняла ручку, шагнула к сараю и заглянула в открытую дверь.

Саманта Пиклер упала с цветочного горшка, на котором стояла.

— Сэм! — сказала я. — Что ты тут делаешь?

― Пытаюсь повесить этот совок обратно на крюк, — ответила она. — Я его уронила.

— Я имею в виду, что ты делаешь в нашем сарае?

― А, ты об этом. — Она повесила совок и присела на цветочный горшок. ― Я убежала. Но ты не можешь никому об этом рассказать, Фиона. Ты же не скажешь, правда? Ты — единственный человек, которому я могу доверять. Эй, это же моя ручка.

Я рассмотрела возможность, что мои родители могли бы выглянуть из окна и увидеть, что я говорю с сараем, поэтому я нырнула внутрь и потянула дверь, чтобы закрыть. К счастью, у Сэм был фонарь. Я присела перед ней на корточки.

— Почему ты сбежала?

Сэм вздохнула и стала рассеянно рисовать ручкой на своей штанине.

Потом она бросила ручку на колени.

― Они разводятся, — сказала она. ― Папа переезжает.

— О, нет. — Я накрыла ее руки своими и сжала их. — Сэм, мне очень жаль. Но, милая, как твой побег может помочь тебе?

— Это не поможет мне, — сказала она. — Это поможет им. Я им не нужна. Они не хотят детей. Если я исчезну, они не будут так часто ссориться. Тогда, возможно, они останутся вместе.

— Почему ты думаешь, что не нужна им?

— Я слышала, как они ругались из-за меня. Мама говорила, что воспитание ребенка отнимает очень много энергии. И у нее не остается времени на ее собственные мечты. Папа сказал, что иметь ребенка — это долг. И у них есть обязательства передо мной. Так что, как я понимаю, я для них только обязательство. То, которое стоит на пути. Поэтому я и убежала.

— Сэм, ты не обязательство. Твои родители любят тебя.

— Нет, это не так. Может быть, они любили меня раньше, когда я была милым младенцем, но точно не теперь. Они ненавидят меня. — Слезы побежали по ее щекам. — И, кроме этого, я их тоже ненавижу.

Я обняла ее, и она зарыдала.

― О, сестричка-ведьмочка, — сказала я. ― Пожалуйста, давай я отведу тебя в дом.

Она с силой отпихнула меня.

— Нет, и если ты попытаешься заставить меня или расскажешь кому-нибудь, что я здесь, я убегу куда-нибудь еще.

Я никогда не видела Сэм такой расстроенной. И точно не хотела, чтобы она пошла куда-либо еще в такую метель. Поэтому я сказала:

― Ладно, ладно. Я никому не скажу и не буду пытаться заставлять тебя куда-то идти. Но ты же замерзнешь здесь.

Я ожидала, что она вытянет одеяло из вещевого мешка, лежащего у нее в ногах, или поднимет голову, показывая, что готова к холоду. Но она просто сказала:

— Мне все равно.

― Так позволь мне сходить в дом и принести тебе одеяло и немного супа или чего-нибудь из еды. Клянусь на мизинцах, что никому ничего не скажу.

Я подняла свой правый мизинец. Она зацепилась своим мизинцем за мой в полсилы.

— Как хочешь. Но я останусь здесь только до тех пор, пока метель не стихнет. Потом я уйду.

Я никоим образом не была гением, но точно знала, что то, что Сэм очутилась на моем заднем дворе, не было случайностью. Не было похоже на то, что она просто проходила мимо, когда пошел сильный снег, и она побежала к нашему сараю, чтобы укрыться. Нет, она пришла сюда намеренно. Ей больше некуда идти. Но это не сможет удержать ее от попыток спрятаться где-нибудь еще. Я не хотела волновать ее, поэтому согласилась. Я выбралась из сарая и прокралась обратно в дом.

Мне удалось запасти немного супа быстрого приготовления в термосе, когда зазвонил телефон. Мама ответила на него в гостиной. Я слышала приглушенный разговор, а потом она позвала меня.

— Я в кухне, — закричала я в ответ.

Она быстро передала мне трубку со словами:

— Это Виктория Пиклер. Саманта пропала. Они в бешенстве. Ты не получала от нее известий, правда?

К сожалению, я не была подготовлена к такому прямому нападению. Я была отвратительной лгуньей в случае, когда ставки были высоки.

Я застыла. Мои глаза расширились, а рот открылся. Мне с трудом удалось произнести:

― Нет. — Что было, довольно очевидно, неправдой. Моя мама заворчала:

― Так, юная леди, ты расскажешь мне, что происходит, и прямо сейчас.

Я уступила. Я прошептала:

— Мне нужно поговорить с тобой.

Тогда мама сказала Пиклерам, что я в ванной и не могу ответить прямо сейчас.

— Мам, Сэм в сарае.

— Что?

Она подняла телефонную трубку и начала набирать номер.

— Нет, не надо. Она по-настоящему расстроена. Она сказала, если я расскажу кому-нибудь, она убежит. Она это серьезно, мам.

Она засомневалась. Я продолжила:

— Пожалуйста, позволь мне поговорить с ней.

— Фиона, они сообщили в полицию. Я должна сказать им, что их дочь здесь.

Я знала, что она была права. Но я любила Сэм больше всех из людей, которые не были моей семьей. Я не могла переварить мысль о том, что предам ее.

— Должен же быть способ сделать это, — умоляла я.

Мама вздохнула.

— Ладно. Возьми пару одеял и оставайся с ней. Не позволяй ей уйти. Я сделаю так, чтобы ее родители приехали, и мы заберем ее оттуда. Просто притворись, что ты ничего не знаешь о том, что мы в курсе. Возможно, папа может заметить что-то. — Она вернулась в гостиную, набирая номер и говоря папе: ― Итан, у нас проблема…

Это не входило в мои планы, но температура на улице понижалась. Я захватила термос, пакет печенья и несколько одеял. Саманта сидела, дрожа, на цветочном горшке. Я свернула одно одеяло, чтобы она села на него, а другое обернула вокруг ее плеч. Потом налила ей немного супа и села на землю перед ней.

Прежде чем сделать глоток, она вздохнула.

— Куриная лапша, вкуснятина.

Мне следовало бы завести невинный разговор, чтобы отвлечь от задумки моих родителей.

― Итак, проклятье, которое мы наслали на Джинни, работает?

— О, мы снова дружим.

Она залпом выпила остатки бульона. Я заморгала.

— Серьезно? Каким образом?

— Я не знаю. Она устала от Оливии Парди. Говорят, она всегда хвастала о мелочах. В общем, мы снова друзья.

― Но что насчет той ерунды, которую Джинни говорила о тебе?

Сэм пожала одним плечом.

— Не имеет значения.

Я не понимала. Недавно Джинни сильно обидела Сэм. И Сэм так легко списывает это со счетов? Как такое возможно?

— Как это может не иметь значения? — спросила я, пытаясь скрыть сомнение, чтобы не раздражать ее.

Сэм посмотрела на меня как на идиотку.

— Потому что мы друзья!

Потому что они друзья? Причина не может быть настолько простой. Или может? Я имею в виду, они друзья только потому, что Сэм простила Джинни. Но Сэм простила ее только потому, что они были друзьями. Это как одна из этих алгебраических задач, где вы должны знать А, чтобы найти В. Но чтобы найти А, вы должны знать В. Слишком сложно, чтобы понять.

Но Сэм поняла.

Она поняла, что если просто использовать одну переменную, чтобы определить значение другой, тогда можно найти их обе. Сэм признала, что дружба подразумевает прощение, и если использовать прощение, то можно «решить» дружбу. Кажется, она знает об этом гораздо больше, чем я когда-либо знала.

До сегодняшнего дня.

Снаружи все еще не было никаких признаков жизни. Мне нужно было тянуть время дальше.

— А что случилось с тем мальчиком? — спросила я. — Как его звали? Что-то на Л?

— Логан Кларк, — ответила она. — Мы типа были парой.

— Были?

— Я порвала с ним на прошлой неделе. Он хотел и дальше списывать мою домашку. Сначала я ему позволяла, но потом поняла, что это все, что ему действительно от меня нужно. Он был по-настоящему приставучим.

Без сомнения, одиннадцатилетнему Логану Кларку нужно только решенное домашнее задание. Но дайте ему несколько лет — и он захочет чего-то совсем другого. Я внезапно ощутила, что, если бы Логан Кларк находился в этом сарае, он, возможно, внезапно обнаружил бы совок между своими ребрами.

― Ну, я горжусь тем, что ты не отступила, Сэм. Потому что, поверь мне, тебе будет лучше без таких парней.

— Ох, хватит болтать! Как там твой брак? — спросила она.

Сэм не обращала внимания на то, что я все еще оставалась с ней. Или, может, она ожидала этого.

— Не такой уж и жаркий, — ответила я. — У нас была первая ссора. Ничего серьезного.

Как раз в этот момент я осознала, насколько абсурдным было то, что во время наших разборок у костра я представляла, что она была нашей первой настоящей ссорой.

— Из-за чего?

Я понятия не имела, почему собиралась излить свою душу ребенку в сарае с садовыми инструментами. Но это была Сэм, поэтому я продолжила:

― Он думает, что я — бесчувственный сноб. Говорит, что я осуждаю всех.

Сэм возмущается:

— Это не правда. Ты достаточно чувствительна. Ты всегда знаешь, когда мне грустно. И все когда-нибудь кого-то да осуждают. Они — лгуны, если утверждают, что не делают этого. Но не все имеют мужества говорить то, что думают, вслух. А ты имеешь. И ты не смеешься над тем, что думают другие. Это то, за что ты мне больше всего нравишься.

Она порылась в упаковке с печеньем и засунула одно в рот.

— Да? Думаешь, это хорошая черта?

Она показала один палец, пока жевала и глотала.

— Конечно. Ты настоящая, Фиона. Ты не позволяешь, чтобы фальшивкам и обманщикам это сходило с рук. Так что, какая разница, если они недовольны.

Мои ноги уже наверно сдохли от холода. Я опустилась на колени.

— Ну, наверное, никому это не нравится.

Она прожевала и проглотила еще одно печенье.

— Мне нравится. И Марси тоже.

— Мы с Марси больше не друзья, — проворчала я.

— Что? — спросила она с набитым ртом. — Что ты имеешь в виду?

— Помнишь Гейба? Парня, который мне нравился?

— Ага.

— Она встречалась с ним еще с летних каникул.

В глазах Сэм появился испуг. Она проглотила свое печенье.

— Она что?

— И она все время врала мне об этом!

— Она говорила тебе, что не встречалась с ним, а на самом деле наоборот?

— Ну не совсем. Она просто не говорила мне о нем.

Сэм повернула голову.

— Тогда это не вранье, Фиона.

— Нет, это вранье.

— Нет. Она никогда не говорила, что НЕ встречалась с ним. Она просто не сказала, что встречалась. Потому что не хотела ранить тебя, это же очевидно!

— Если она не хотела ранить меня, то ей, для начала, не следовало гулять с ним.

Сэм лопнула пакет от печенья.

― Фиона, что если это — единственная настоящая любовь? Что, если она и Гейб были предназначены друг для друга, чтобы быть вместе? Ты бы хотела, чтобы Марси бросила его? Ты не позволила бы ей быть такой счастливой? Каким другом это тебя делает?

Что я могла сказать на это? Она была абсолютно права. Она пригвоздила правду. Снова. Внезапно у меня создалось впечатление, что я встала на колени у ног ребенка Будды. Некоего пророка подростковой мудрости, который скупо выдавал проницательные замечания, пока сидел на цветочном горшке между скамьей и мешком старого удобрения.

— Сэм, — начала я. Я собиралась сказать, какая она замечательная, когда услышала голос папы, который становился все ближе и ближе.

— Конечно, Джейк, — прокричал он преувеличенно громко. ―Я могу одолжить лопату для чистки снега. Она находится прямо здесь, в сарае.

За открывшейся дверью стояли папа и мистер Пиклер с наигранными масками удивления на лицах. На сей раз я держала рот на замке о фальшивках и обманщиках. Я сделала вид, что была так же потрясена, как и они.

— Саманта! — закричал мистер Пиклер. — Вот ты где! Мы повсюду тебя искали!

Он оттолкнул меня в сторону, когда бежал к дочери, чтобы обнять ее. Сначала она немного сопротивлялась, но без особого усердия.

— Да? — сказала она. — Ну, если ты так усердно искал, тогда почему ты здесь одалживаешь идиотскую лопату?

Мистер Пиклер погладил ее по волосам и солгал прямо ей в лицо. По крайней мере, я полагаю, что это была ложь.

— Потому что твоя мама так беспокоится, что ходит босиком по тротуару возле дома. Она отказывается входить в дом. Я хотел почистить снег для нее. А затем собирался вернуться к твоим поискам.

— Ты собирался? Она беспокоится?

Сэм будто бы купилась. Или просто хотела этого.

— Конечно, мартышка. — Он обнял ее крепче. — Мы не смогли бы жить без тебя.

Как провозглашенная королева выявления подделок и обманов, я могла сказать, что это не было ложью. Сэм тоже знала это, потому что обняла отца в ответ.

— Пожалуйста, пошли домой, — сказал он.

— В чей дом? — спросила она. — В мамин или твой?

— Знаешь что? Где бы ты ни была — там и дом. Ты делаешь его домом. Теперь ты идешь?

Сэм тряхнула волосами. Играет на публику. Хороший знак.

— Может быть, только на сегодня. Примат.

Конечно, все мы знали, и Сэм, наверное, тоже, что не только на одну ночь. Но мы позволили Сэм оставить последнее слово за собой. Она нуждалась в том, чтобы знать, что ее сообщение было услышано громко и ясно.

Мы выбрались из сарая. Сэм впереди со своим отцом — его рука притягивала ее ближе. Мой папа тоже обнял меня, и мы пошли к дому.

— Ты хороший человек, Фиона, — сказал он. Но я не полностью купилась на это. Но, к собственному удивлению, и не отрицала этого.

«Прогресс», — подумала я.