Элокуцией (лат. elocutio — выражение) называется завершающий этап построения, на котором ритор создает текст высказывания. В этом разделе общей риторики рассматриваются средства словесного выражения замысла.

 

Глава 19. Качества стиля

Понятие элокуции тесно связано с понятием стиля, поскольку стиль — система целесообразно отобранных и согласованных языковых средств, которые используются для выражения определенных смыслов. Выделяются стили языка, литературные и окказиональные.

Стили языка представляют собой варианты системы языка, которые складываются с изменением эстетических представлений о речи или с формированием новых сфер общения, требующих для себя специфических средств выражения. Чем шире состав таких стилей, тем богаче культура языка. Стили языка, соответственно, бывают исторические и функциональные.

Среди функциональных стилей литературного языка важнейшие: обиходно-разговорный, документально-деловой, художественный, научный, публицистический, церковнославянский.

В составе функциональных стилей, в свою очередь, существуют жанровые стили, или стили видов словесности, например, стиль гомилетики, академической ораторской прозы, исторической прозы, лирической поэзии.

Соотношение исторических и функциональных стилей проявляется в том, что, с одной стороны, приемы выражения исторического стиля захватывают стили функциональные: художественная литература, наука, документ, церковная проповедь первой половины XIX века в равной мере несут в себе черты сентиментального исторического стиля; с другой стороны, исторические стили образуются и складываются на основе функциональных: классицистический стиль сложился на основе научной, технической литературы и документа; а романтический — в новой художественной литературе.

Литературные стили могут быть подразделены на стили литературных школ или направлений и авторские.

Стили литературных школ (натуральной школы, символистов, футуристов и др.) характеризуются совокупностью приемов выражения, свойственных частным литературным традициям. Стиль литературной школы, как правило, представляет собой развитие в творчестве ряда литераторов стилистических принципов основателя школы, т. е. авторского стиля, например, Н.М. Карамзина, А.С. Пушкина. Но каждый влиятельный литератор вырабатывает собственный авторский стиль.

Авторские стили имеют значение лишь в отдельных видах словесности. Так, история художественной литературы, ораторской прозы, гомилетики, публицистики, философии, исторической прозы обычно выстраивается по авторским стилям, поскольку главную роль в этих видах слова играет личный литературный авторитет, например, Платона, Канта, Цицерона, бл. Августина, св. Иоанна Златоуста. История документа, научной литературы строится на основе стиля школ, так как в этих видах словесности существенны нормы построения высказывания, которые складываются в предании, а особенности авторской речи играют второстепенную роль.

К окказиональным относятся стили аргументации и стили отдельных произведений.

Стиль аргументации представляет собой систему приемов выражения, складывающуюся в процессе обсуждения ограниченного круга проблем в конкретных общественно-исторических условиях, например, стиль публичной речи во Второй Государственной Думе или стиль полемики в русских общественно-литературных журналах XIX века, стиль массовой информации.

Стиль отдельного произведения строится на основе и в условиях перечисленных выше видов стиля. Уместность и приемлемость приемов построения высказывания будет определяться условиями исторического стиля, принадлежностью произведения к функциональному стилю, жанром, литературной школой и индивидуальным стилем, сложившимся в ходе литературной работы автора, историей обсуждения проблемы, о которой он высказывается.

Таким образом, ритор выбирает уместный окказиональный стиль исходя из условий, заданных другими видами стиля, и этот выбор не всегда бывает удачным.

В соответствии со сложными отношениями выразительных средств произведения к различным стилистическим системам в элокуции выделяются общие и частные качества стиля.

Общие качества стиля обращают ритора к историческому, функциональному и литературному стилям, из которых он исходит.

Частные качества стиля обращают ритора к окказиональным стилям, которые он учитывает.

Качества стиля проявляются в слоге. Понятия стиля и слога следует различать. Стиль создает образ реальности, и в стиль включаются и предмет речи, и ритор, и аудитория. Слог — способ словесного выражения. Поэтому слог создает только образ речи, который входит в стиль составной частью. Характер слога, которым пользуется автор, может быть различным, и авторский стиль часто строится игрой, сложным сочетанием различных типов слога.

Общие качества стиля: правильность, ясность, точность, уместность, легкость, живость, гармоничность слога.

«Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не позабуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую «Водопад». Державин приехал. Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: где, братец, здесь нужник? Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил свое намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и веселостию. Державин был очень стар. Он был в мундире и плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы: портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза его заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостью необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда я дошел до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…»

(А.С. Пушкин)

Правильность (чистота) слога состоит не только в следовании фонетическим, орфографическим, грамматическим и лексическим нормам русского литературного языка, которые многообразны и, случается, противоречат одна другой, но в таком подборе выразительных средств языка, что они, согласуясь друг с другом, в совокупности образуют завершенный и цельный вариант грамматики и лексической системы общелитературного языка, называемый идиолектом или языком писателя. Чистота слога лежит в основании хорошего авторского стиля, так как чистый слог представляет собой отобранную, осмысленную и упорядоченную автором систему языковых ресурсов, которыми он пользуется сознательно и целесообразно.

Ясность слога означает, что слова и обороты определены в значении и употреблении, что автор умеет строить обозримые фразы, избегает случайных двусмысленных выражений, а фраза запоминается и легко воспроизводится.

Точность — качество слога, отчасти противостоящее ясности. Точность означает соответствие между словами и мыслию автора. Сложная мысль требует сложного выражения, и в таком случае приходится выбирать между точностью и ясностью слога.

Точность слога достигается тщательным анализом синонимических средств языка и подгонкой отобранных слов и выражений. Критерий точности — невозможность замены использованного слова или оборота другим, когда в авторской речи исчезает синонимия. В приведенном примере ни одно слово не может быть заменено синонимом без искажения смысла и ни одно не может быть устранено или переставлено.

Уместность — соответствие способа выражения ситуации речи и ожиданиям аудитории.

Жанровая форма рассказа — литературный анекдот. Эта форма располагается на границе умеренного и простого стиля или тона речи. Соответственно автор использует средства разговорно-повествовательной речи. В стихах на ту же тему («Пока не требует поэта…») использованы образы высокого стиля.

Легкость слога достигается простейшим способом выражения.

Легкая речь не осложнена лишними словами, оборотами, синтаксическими связями, неестественным порядком слов. Фраза «Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина», написана легким слогом. Ее нетрудно сделать тяжелой и неуклюжей: «Когда я читал мое стихотворное сочинение «Воспоминания в Царском Селе», то находился всего в нескольких шагах от Державина».

Живость слога — соответствие речи движению мысли — достигается быстрой сменой образов, автор задерживается на каждой мысли ровно столько, сколько это необходимо для ее уяснения, а последующие мысли вытекают из предыдущих: «Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…»

Гармоничность слога означает соответствие планов выражения и содержания высказывания ритмической мере, которая соотносит объемы целого и частей фразы или произведения.

В плане содержания это будут, например, чередования статических и динамических фрагментов речи, а в плане выражения — чередования фонетических ритмов, или ритмизованных и неритмизованных частей.

«Я не в силах описать/состояния души моей:// когда дошел я до стиха,/где упоминаю имя Державина, //голос мой отроческий/зазвенел,//а сердце забилось /с упоительным восторгом».

Во фразе два статических фрагмента: «Я не в силах описать состояния души моей» и «где упоминаю имя Державина», которые характеризуются настоящим описательным временем глагола; и три динамических, характеризующихся прошедшим повествовательным временем: «когда дошел я до стиха», «голос мой отроческий зазвенел», «а сердце забилось с упоительным восторгом». Образуется чередование: статический — динамический — статический — динамический — динамический.

Первый статический фрагмент дает анапест:

— / — / — / — / — /

Первый динамический фрагмент дает ямб:

— / — / — / — /.

Второй статический фрагмент дает пеон 4:

— — / — — / и завершает восходящий

колон фразы умедляющимся ритмом.

Третий динамический фрагмент дает дактиль: / —/ —

Четвертый динамический фрагмент дает пеон 2:

— / — / — — /.

Таким образом, восходящие ритмы вместе с интонацией организуют восходящую часть фразы, которая включает статический, динамический и статический фрагменты. При этом динамический фрагмент усиливается двусложным размером — ямбом. Нисходящие ритмы второго колона в конце переходят в более равновесный, близкий ко второму и третьему пеонам, что образует параллель завершению восходящего колона. Но по размеру они параллельны второму статическому фрагменту:

«где упоминаю имя Державина»

«сердце забилось с упоительным восторгом».

Статические фрагменты также параллельны и связаны по смыслу:

«Я не в силах описать состояния души моей»

«где упоминаю имя Державина».

Частные качества стиля

Слова, составляющие высказывание, в совокупности создают образ ритора, предмета речи и аудитории. С точки зрения риторики выделяются следующие виды значений слов:

1) предметное или денотативное значение: слово «береза» именует дерево определенного вида;

2) внутренняя форма: слово «слог» выделяет в своем составе префикс и корень — «с-лог», в соединении которых проявляется способ именования предмета в отношении к его значению: «слог» есть способ членораздельного соединения, сложения речи;

3) лексическое системное значение: слово «слог» связано с другими словами со сходным или рядоположенным значением: «стиль», «тон», «выражение», «речь», в отношении к которым в русском языке используется слово «слог»;

4) коннотативное значение, или «со-именование» — дополнительные смыслы, которые образовались в связи использованием слова в определенном составе контекстов и предполагают оценку самого слова, а через слово — обозначаемого им предмета и лиц, которые его употребляют, например, «пес» приобрело уничижительное значение, которое ограничивает их использование;

5) аксиологическое значение — смысловая связь слова с общими местами аргументации;

6) стилистико-этимологическое значение — отношение остальных значений слова к его происхождению в языке: слова «предание» и «традиция» значат примерно одно и то же, но слово «традиция» латинского происхождения, его внутренняя форма не видна, поэтому оно используется в широком книжном значении (политическая традиция, научная традиция), а слово «предание» употребительно в более специальных терминологических значениях (Церковное Предание), либо в общелитературном смысле («преданья старины глубокой»).

Частные качества стиля связаны с понятием высокого, простого и умеренного слога (точнее, регистра речи), которое определяется преимущественно характером значений используемых слов.

Возвышенный образ речи создается словами, лишенными бытовых коннотаций и связанными с топами высоких иерархий:

Я связь миров повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна Божества;

Я в прахе телом истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь, — я раб, — я червь, — я бог!

Но будучи я столь чудесен,

Отколе происшел? — безвесен;

А сам собой я быть не мог.

(Г.Р. Державин)

Сниженный образ речи создается словами, обладающими бытовыми коннотациями и связанными в лингвистическом значении с топами низких уровней иерархии.

«Письмо твое от 19-го крепко меня опечалило. Опять хандришь. Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу. Дельвиг умер, Молчанов умер; погоди, умрет и Жуковский, умрем и мы. Но жизнь все еще богата; мы встретим еще новых знакомцев, новые созреют нам друзья, дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жены наши — старые хрычевки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо».

(А.С. Пушкин)

Как видно, в особенности из второго примера, образ речи отличается от образа предмета: в письме А.С. Пушкина речь идет о предмете возвышенном, но используются средства языка, создающие намеренный контраст между предметом речи и речевым образом.

Высокий и низкий слог — полярные регистры литературной речи, которые устанавливают в авторском стиле предел отрешенности от бытового здравого смысла, с одной стороны; и предел этической приемлемости и литературности выражения, — с другой, и между которыми находится обширная область умеренного или среднего слога.

Каждый язык, если его рассматривать как систему стилей, в каждый исторический период обладает своими границами отрешенности и литературности. Так, для русского языка высокий слог связан в основном с церковнославянской речью, к которой прилегают слова и обороты, усвоенные из латинского, греческого и иностранных языков. Существенное свойство русской культуры языка в том, что церковнославянский — классический язык и вместе с тем составляющая функционального стиля русского литературного языка. Несмотря на попытки вывести церковнославянскую речь за пределы русского языка, предпринятые с начала XIX века, церковнославянская основа придает особое благородство литературному выражению.

В границах общих требований к речи и литературности выражения стилистические усилия ритора направлены на:

1) выбор уместных лексических средств — слов и словосочетаний, который создает основу стилистического образа высказывания;

2) построение фразы, в котором проявляются в основном общие качества стиля;

3) оформление отдельных мыслей высказывания;

4) создание словесной конструкции текста и его частей.

 

Глава 20. Выбор слов и построение фразы

Лексические средства

Ритор выбирает слова и словосочетания из лексических ресурсов языка, поэтому ему важно знать:

1) языковой статус избираемых им лексических средств: относятся они к общелитературной, специальной или нелитературной лексике;

2) характер употребления слова в современном языке, его отношение к истории языка и литературной традиции;

3) смысловые отношения слова в системе языка: строение значения слова и его семантические связи с другими словами.

1. Общелитературная, специальная и нелитературная лексика. Общелитературными являются слова, которые могут встретиться в любой литературной письменной и устной речи, составляют основу понимания речи и представлены в толковых словарях русского языка. Эти слова должен знать, по крайней мере пассивно, каждый, кто окончил русскую среднюю школу, читает и пишет по-русски. Их около пятидесяти тысяч. Например, «лихорадочный», «лихтер», «палка», «паллиатив», «посвятить», «поседелый», «разум», «самовластие», «салоп», «схоластика», «счищать», «умение», «хронометр», «худосочие», «хурал», «чирок», «чистоплюй».

Общелитературной лексике противостоит, литературная специальная лексика, нелитературная и табуированная, т. е. запрещенная к употреблению.

К специальной литературной лексике относятся (1) общенаучные и общетехнические слова и (2) термины. Первые употребляются, соответственно, в научных и технических текстах в значении, которое обычно не фиксируется в терминологических словарях, но передается в традиции научной школы. Таковы слова «система», «функция», «исследование», «результат», «процесс», «развитие», «обоснование», «эксперимент» и др. Вторые, т. е. термины, напротив, фиксируются в специальных терминологических словарях и употребляются в значении, которое связано со словарной нормой. Таковы слова: «процесс» в праве, «элемент», «соединение» в химии; «слог», «слово», «троп» в филологии; «частица», «сила», «момент», «ускорение», «спин» в физике и механике; «вид», «кровеносная система», «ген» в биологии; «форсунка», «шпиндель», «привод» в технике; «файл», «директория», «программа», «язык», «команда» в информатике.

Из примеров видно, что многие термины и общенаучные слова совпадают по форме между собой, а также с общелитературными словами. Поэтому важно уметь различать, в каком качестве слово употребляется в тексте: как общелитературное, общенаучное или термин, и не смешивать различные типы значений одного и того же слова, используя его в публичной речи.

Терминологии имеют в риторике большое значение, потому что специальные области знания являются источниками изобретения, а термины отображают понятия и предметы мысли. Термины делают речь точной и содержательной. Серьезный и авторитетный ритор обращается к терминологии по мере необходимости, и если термины используются уместно, упреки в непонятности речи указывают на некомпетентность или неэтичность оппонента, который должен владеть терминологией, связанной с предметом обсуждения. Но терминология, которая нужна, часто подменяется общенаучными словами, которые создают видимость компетентности ритора и затемняют содержание речи. В таком случае критика речи за ее наукообразность вполне правомерна. Вот почему ритор должен владеть терминологией, связанной с предметом речи, и точно и уместно использовать специальную лексику.

Терминологические системы складываются в течение длительного времени — столетиями и даже тысячелетиями — и отражают характер предмета, строение и историю знания в каждой специальной отрасли деятельности. Выделяются следующие виды терминологических систем.

Богословские термины складываются в Предании Церкви и утверждаются либо в Соборных определениях, либо уполномоченными органами Церкви. Таковы термины: «молитва», «Крестопоклонная неделя», «подобен», «катавасия», «канон», «ипостась», «страх Божий». Значение некоторых богословских терминов, в основном связанных с богословием как наукой, а также с церковными обычаями, может изменяться, но эти изменения происходят как смысловое развитие первоначально установленного значения и также утверждаются Церковью. Использование богословской терминологии в произвольном смысле недопустимо.

Научные термины складываются в процессе исследований в научных школах и утверждаются компетентными научными органами в основном редакциями научных изданий. Таковы «языковой союз», «морфема», «популяция», «произвольное кольцо», «операторная группа». Основные устоявшиеся в традиции научные термины фиксированы в терминологических словарях и учебниках. Значение научного термина изменяется в процессе развития научного знания, но это изменение происходит упорядоченно: обыкновенно характер приращения значения термина в отношении к исходному определяется и обосновывается в научных сочинениях.

Термины искусств складываются в художественных школах и утверждаются в художественной критике и искусствоведческой науке. Таковы термины: «перспектива», «план», «раппорт», «натюрморт», «композиция», «штрих», «регистр», «фуга», «звукоряд», «разделка», «прокладка».

Технические термины складываются в технической традиции, а утверждаются специальными государственными органами (службой стандартов), что необходимо, поскольку технический термин связан с массовым производством и его неправильное употребление приводит к аварии, нарушению технологических норм и производственных связей. Технический термин не должен изменять значения, если такое изменение не одобрено службой терминологических стандартов. Пример технических терминов: «смесительное сопло», «задаточные дрожжи», «динамическая загрузка».

Терминологическая политика — одна из важнейших сфер культурной деятельности государства: она организует технический прогресс. Степень осознания политическим руководством государства значения терминологической политики является показателем его компетентности.

Мерительные термины складываются в деятельности различного рода, назначаются специальными научными государственными органами и утверждаются высшими органами государственной власти. Таковы «килограмм», «ватт», «метр», «час», «год», «рубль». Значение этих терминов не изменяется в употреблении.

Юридические термины складываются в практике юридической деятельности и утверждаются в зависимости от характера права либо только в законодательном порядке высшими органами государственной власти, либо отчасти в процессе судебной деятельности коллегиями судов. Таковы: «правительство», «гражданские права», «органы местной власти», «собственность», «санкция», «показания», «физическое лицо», «стороны процесса», «правопорядок», «взаимные претензии», «разумная предосторожность», «правонарушение», «правовое состояние». Значения юридических терминов нормативны и общеобязательны, но изменяются в процессе развития правовой практики. Изменения эти упорядочиваются и одобряются специальными органами.

Термины команды в отличие от рассмотренных типов терминов обозначают не понятия, а твердо установленные действия, которые и выполняются адресатом речи. Особенность командного термина в том, что исполнителю запрещено размышлять о его содержании. Например: «нале-во», «кру-гом», «равнение на середи-ну». Поэтому отдача и исполнение команд регулируются строгими правилами и отрабатываются в процессе специальной подготовки — военной, морской, связи и различного рода служб, но термины команды распространены широко, например, правила движения являются командными терминами, как и машинные языки.

Прогностические термины водятся создателями прогностических систем и утверждаются в практике управления. Прогностические термины являются инструментом политической, государственной и иной управленческой деятельности. Их главная особенность в конструктивности и в отсутствии реального содержания, например, «коммунизм», «развитый социализм», «рыночная экономика», «марьяж», «права человека», «правовое государство», «социальная защищенность». Эти термины обозначают модели и изменяются в значении произвольно, в силу обстоятельств и способа истолкования. Они находятся на границе терминологий в собственном смысле и пропагандистской лексики массовой коммуникации.

Номенклатурные термины представляют собой имена предметов деятельности, которые систематизированы и взаимно соотнесены. Существуют научные, художественные, технические, юридические, политические номенклатуры. Например, «автомобиль ГАЗ-24», «генерал-лейтенант», «город Москва», «catus domesticus — кошка домашняя», «Президент РФ», «бублик с маком», «германские языки» и т. д. Номенклатурные термины строго устанавливаются инстанциями, в зависимости от характера соответствующей терминологии и их значение не изменяется.

Философские термины подобны прогностическим в том отношении, что также являются авторскими: слова «трансцендентный», «вещь в себе», «экзистенц» указывают на авторов философских систем. Но в отличие от других типов терминов, философские термины не связаны с номенклатурой, так как философствовать можно о чем угодно и философия не располагает определенно установленным предметом знания. Поэтому в аргументации нефилософского содержания употребление философского термина означает аллюзию к философской системе. Философская терминология обычно остается постоянной в пределах творчества философа, а при заимствовании изменяется по усмотрению заимствующего автора. Определенной инстанции, которая занималась бы философской терминологией, если это действительно философская терминология, не существует.

Литературной лексике в целом противостоит нелитературная, которая подразделяется на диалектную, просторечную, арготическую и табуированную (нецензурную).

Диалектная лексика в настоящее время не представляет значительной проблемы: русские диалекты исчезают, и их признаки сглажены в публичной речи. Сложнее обстоит дело с влиянием на современную манеру выражения этики уголовного мира, низменного образа мыслей, блудливости побуждений и плебейского мировочувствия. Но избежать вульгарности речи можно только избегая вульгарности мысли.

2. Статус слова в языке определяется происхождением, историей употребления и внутренней формой слова.

Исконная и заимствованная лексика. Развитый литературный язык содержит заимствования. В английской речи более 70 % слов иноязычного происхождения. Русские слова «хлеб», «хлев», «деньги», «парус», «башмак», «юбка», «береза», «Москва», «Калуга», «Вязьма» — заимствования. Большая часть заимствований освоена языком настолько, что они воспринимаются как исконные и, по существу дела, являются таковыми. Обычно как заимствования воспринимаются слова, не полностью освоенные или противопоставленные привычным, «исконным»: слово «согласие», с точки зрения истории языка, такое же заимствование, что и «консенсус», но первое слово освоено, в второе сохраняет следы латинского происхождения и английского употребления. Слово несет в себе дополнительный знак — указание на происхождение и прецеденты употребления, и эти дополнительные знаки слов оказываются одновременно знаками того, кто эти слова использует.

Источником заимствования может быть иностранный или классический язык. Для русского языка классическими являются греческий, латинский и церковнославянский. Классическими они называются не только потому, что их положено изучать в школе, но и потому, что русская культура языка является продолжением греческой и латинской, а церковнославянский является посредником в передаче этой культурной традиции. Значения русских слов, как и грамматические формы, являются эквивалентами классических, в особенности если эти значения связаны с абстрактными этическими, философскими и научными представлениями.

Значительная часть заимствований из иностранных языков латинизирована: мы говорим «революция», а не «революсьон», «индустрия», а не «эндюстри», «демократия», а не «демокраси», хотя основные значения этих слов связаны с их употреблением в западноевропейских языках. Это заимствования через письменную речь. Слова вроде «парикмахера», «кекса», «шляпы» сохраняют следы обиходного заимствования — через устную речь.

Окказиональные заимствования вводятся для конкретного употребления — как указания на реалии иной культуры. Массовое воспроизведение окказиональных заимствований вульгаризирует значения слов и язык в целом. Плохо, следовательно, не заимствование как таковое, плох стиль автора, который злоупотребляет заимствованными словами.

Архаизмы, неологизмы, историзмы. Архаизмы — слова, вышедшие из употребления в первоначальном значении, но употребляемые в значении переносном или измененном («жандарм»). Историзмы — слова, обозначающие реалии прошлого («подвойский» — глашатый). Неологизмы — слова, недавно созданные или веденные в обиход в новом значении («правозащитник», «перестройка»). Часто неологизмы являются авторскими словами; так, слово «промышленность» введено в русский язык Н.М. Карамзиным, слово «перестройка», — очевидно, В.О. Ключевским.

Использование архаизмов и историзмов тесно связано с источниками изобретения: слова, обозначающие исторические реалии, в особенности если они являются ключевыми, символизируют модели или антимодели и потому требуют правильного развития смысла.

Так, слова и выражения «империя», «имперский», «имперское сознание» употребляются в смысле отрицательном: «…политическая система, объединяющая под началом жесткой централизованной власти гетерогенные этно-национальные и административно-территориальные образования на основе отношений метрополия — колонии, центр — провинции, центр — национальные республики и окраины. Во всех значениях с понятием империи связано жесткое применение власти на местах из одного центра»[117]Политология. Энциклопедический словарь. М., 1993. С. 119.
.

Такое развитие значения неправильно, так как римское право, на котором основаны все современные правовые системы, было имперским и в этом качестве противопоставлялось местному праву с его обычными этнически ограниченными нормами. Гражданское право, так называемые естественные права человека, частное право, целиком принадлежат имперскому правосознанию. Вот почему «правовое государство» и «империя» по существу дела тождественны, а «жесткая централизованная власть» на деле представляет собой доминирование писанного закона над местным обычаем, что создает предпосылки правового равенства граждан независимо от их этнической или конфессиональной принадлежности. Европейская культура развивалась именно как имперская, т, е. в пределах исторических империй — Византии, Священной Римской империи, Австрийской империи, Германской империи, Российской империи, Британской империи, Французской империи, которые были в культурном, государственном и правовом отношениях наследницами Римской империи.

Статус слова в системе языка, таким образом, определяет возможности использования слова в аргументации. Каждое слово имеет свою историю и используется в зависимости от происхождения и отношения к обозначаемым предметам. Слова связаны с предметным и понятийным содержанием культуры и направляют мысль к источникам изобретения.

3. Отношение слова к другим словам. Синонимия является одним из главных инструментов элокуции. Слово в языке многозначно и значения слов пересекаются. Синонимия — риторическое понятие, поскольку она существует лишь в момент выбора нужного слова из ряда слов с общими значениями.

Как только этот выбор сделан и слово поставлено на свое место, синонимия исчезает. И если слово в тексте можно заменить другим, это значит, что речь стилистически несовершенна. Выражения «определять», «быть причиной», «обусловливать», «стоять за», «способствовать», «быть основанием», «благоприятствовать», «сопутствовать» синонимичны, если разнообразие речи важнее точности. Если же ритору нужно различить значения «определять» и «способствовать», образуются два синонимических ряда: (1) «определять», «быть причиной», «быть основанием», «вызывать» и (2) «способствовать», «сопутствовать», «стоять за». Если нужна еще большая точность, в первом ряду можно различить значения «делать определенным» и «быть причиной». В таком случае снова образуются два ряда: «определять», с одной стороны, и остальные выражения ряда, — с другой. Когда нужное значение уточнено, синонимия исчезает. Действительно, можно сказать: «А определяет Б и является его причиной» и «А определяет Б, но не является его причиной». Последняя фраза показывает, что синонимия превратилась в антонимию: значения «определять» и «быть причиной» оказались противоположными. Но поскольку синонимия сама по себе становится возможной лишь в условиях многозначности слов, включаемых в ряды, она является в соотношении с полисемией незаменимым инструментом организации значений слов в тексте.

Построение фразы

Стиль риторического построения связан с характером движения мысли в речи. Автор подает мысль таким образом, чтобы аудитория смогла либо воспроизвести высказывание, либо образовать мысль на основе сказанного. В реальности происходит и то и другое: аудитория следует мысли ритора и, отправляясь от нее, образует собственные идеи.

Равномерность и неравномерность слога. Равномерность означает, что синтаксические конструкции примерно равны объемом и степенью сложности.

«Конечно, космология греческих отцов воспроизводит картину вселенной, свойственную науке того времени. Но это нисколько не обесценивает чисто богословской основы их комментариев к библейскому повествованию о сотворении мира. Богословие Православной Церкви, а оно всегда богословие сотериологическое, никогда не ступало в союз с философией с целью построения «научного синтеза».

(В.Н. Лосский)

Главное достоинство равномерного построения в том, что оно предоставляет читателю свободу восприятия речи и не выделяет одни фразы в противовес другим. Равномерное построение, кроме того, разрежает эмоцию и позволяет сосредоточиться на содержании мысли и связи суждений. Недостаток равномерного построения — монотонность речи, которая быстро утомляет читателя. Поэтому даже если слог в целом равномерен, автору приходится варьировать средние объемы фраз.

Последнее предложение приведенного фрагмента содержит вводный оборот, который выделяет существенное соображение автора и одновременно нарушает монотонность речи.

Неравномерный слог обладает противоположными достоинствами и недостатками.

«Поистине изумителен ум Достоевского, необычайная острота его ума. Это — один из самых умных писателей мировой литературы. Ум его не только соответствует силе его художественного дара, но, может быть, превосходит его художественный дар. В этом он очень отличается от Л. Толстого, который поражает неповоротливостью, прямолинейностью, почти плоскостью своего ума, не стоявшего на высоте его гениального художественного дара. Конечно, не Толстой, а Достоевский был великим мыслителем. Творчество Достоевского есть изумительное по блеску, искристое, пронизывающее откровение ума. По силе и остроте ума из великих писателей с ним может быть сравнен лишь один Шекспир, великий ум Возрождения».

Достоинство неравномерного слога в том, что, комбинируя объемы предложений, автор добивается читательского интереса за счет построения речи — слога. В приведенном отрывке всего одна мысль — что Ф.М. Достоевский умнее Л.Н. Толстого. Эту мысль трудно обосновать, поэтому автор прибегает к амплификации и повтору, которые организованы в динамичном ритме неравномерного слога с последовательным наращением длины предложения в начале фрагмента, возвращением к краткому предложению и новым, менее интенсивным наращением к концу фрагмента. Этим приемом создается впечатление напряженности мысли и читательского присутствия в умственной лаборатории философа: читатель вместе с автором убеждается: «А ведь и впрямь умнее!»

Недостаток неравномерного слога в той же монотонности: игра объемами фраз утомляет и раздражает, особенно если движение слога не обусловлено движением мысли.

Слитность и прерывность выражения мысли.

Слитность отдельной мысли в классической риторике выражалась в понятии периода и периодической речи:

«Предложениям распространенным и сложным, отличающимся единством мысли, полнотою и законченностью ее развития, стройностью изложения, легкостью для произношения и приятностью для слуха еще в древности усвоено название периода…. Период не составляет особой синтаксической формы речи, — он представляет собой только более сложную, отличающуюся особой стройностью форму предложения, почему и в строении своем подчиняется всем вообще синтаксическим правилам, касающимся строения предложений. С синтаксическим строением периодов знакомит грамматика».

(Н.Ливанов)

Речь по степени ритмической организованности подразделяется на стихотворную, периодическую и прозаическую. Периодическая речь обладает ритмической и, главное, смысловой организацией отдельной сложной мысли, строй которой задается через логико-грамматические отношения ее частей (причинные, соединительные, противительные, сравнительные, уступительные, изъяснительные, определительные, условные отношения), число и порядок частей периода и степень распространения каждой из них.

Периодическое строение речи создает качественно иной тип речевого мышления, чем речь стихотворная или прозаическая.

«Тончайшие философские воображения и рассуждения, многоразличные естественные свойства и перемены, бывающие в сем видимом строении мира и в человеческих общениях, имеют у нас пристойные и вещь выражающие речи. И ежели чего точно изобразить не можем, не языку нашему, но недовольному своему в нем искусству приписать долженствуем. Кто отчасу далее в нем углубляется, употребляя предводителем общее философское понятие о человеческом слове, тот увидит безмерно широкое поле или, лучше сказать, едва пределы имеющее море».

(М.В. Ломоносов)

Пример включает три периода: один (первый) простой и два (второй и третий) — сложные. Простой период может включать в себя колоны (члены) — ритмически организованные составляющие, подобные строкам в стихотворной строфе: «тончайшие философские воображения и рассуждения», «многоразличные естественные свойства и перемены», «бывающие в сем видимом строении мира и в человеческих общениях», «имеют у нас пристойные и вещь выражающие речи» — колоны простого периода. Сложный период разделяется на части: протасис, предыдущее (положение, предпосылка, антецедент) — обусловливающая часть периода, или его коммуникативное подлежащее, и аподосис, последующее (объяснение, определение, консеквент) — обусловленная часть периода, или его коммуникативное сказуемое. Поскольку сложный период всегда представляет собой сложное предложение, протасис и аподосис связаны определенным отношением: первый сложный период — условный («если…то»), второй — относительный («кто… тот»). Последний период является двухчастным и четырехчленным. Как можно видеть в примере, части и члены периода организованы в коммуникативном (данное в отношении к новому), логическом (условная связь), ритмическом (объем и ритмическое строение колонов и частей согласованы: в каждой части по два колона) и смысловом (смысловые дополнения, противопоставления, параллелизмы) отношениях. Таким образом, период представляет собой организованное фонетически, логически, лексически и синтаксически выражение отдельной мысли автора.

Автор стремится представить мысль в максимально слитной форме — как единый познавательный образ, который разработан интенсивно, вглубь. Разработка мысли в периоде подчинена строгим правилам: с одной стороны, это рассмотренные смысловые ограничения, а с другой, — необходимое гармоническое соотношение объемов и ритма частей периода. Эти два ряда взаимосвязанных ограничений создают внутреннюю форму периода, члены которого зависят друг от друга: мысль, выраженная в периоде, обладает определенной смысловой структурой, а части периода ее развертывают. Поэтому построение периода требует тщательного подбора слов и применения фигур речи, которые создают дополнительные семантические измерения: повтор, градация, аккумуляция, превращение и др.

Единораздельная мысль, выраженная периодом, требует соответствующего чтения: текст читается по периодам, как стихотворение по строфам, причем каждый период, как внутренне завершенная сложная мысль, рассматривается отдельно, исходя из его внутреннего строения, а как единая мысль — в отношении к другим периодам, отчего структура текста делается многоуровневой с четко обозначенными границами уровней: текст, часть речи, период, часть периода, отдельное предложение, слово.

Современное мышление едва в состоянии сосредоточиться на сложном предмете мысли, оно стремится к экономии усилий, быстрому схватыванию и не может долго удержаться на отдельном положении, чтобы продумать его, отчего нуждается в движении мелкими шагами, в перемене ходов изложения, в повторах и комментариях.

Прерывность слога означает включение в речь нескольких смысловых планов, что разрежает смысл и позволяет подавать информацию небольшими порциями, которые принимаются читателем с меньшим напряжением, чем при слитном построении. Прерывность в этом смысле — свойство прозаической речи в противоположность периодической. Прерывность достигается включением во фразу боковых ходов мысли, которые выражаются различного рода осложняющими конструкциями с прямо или косвенно выраженным оценочным значением.

«Скажу прямо: Степан Тимофеевич постоянно играл между нами некоторую особую и, так сказать, гражданскую роль и любил эту роль до страсти, — так даже, что, мне кажется, без нее и прожить не мог. Не то чтоб я его уже приравнивал к актеру на театре: сохрани Боже, тем более, что сам его уважаю. Тут все могло быть делом привычки, или, лучше сказать, беспрерывной и благородной склонности, с детских лет, к приятной мечте о красивой гражданской своей постановке. Он, например, чрезвычайно любил свое положение «гонимого» и, так сказать, «ссыльного».

(Ф.М. Достоевский)

Прогрессия — переход к новому. Развертывать содержание речи можно последовательно, не останавливаясь на сказанном и не возвращаясь к нему. В таком случае прогрессия будет прямой.

«Таже ин начальник во ино время на меня рассвирепел, — прибежал ко мне в дом, бив меня, и у руки отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань его крови, тогда руку мою испустил из зубов своих, и, покиня меня, пошел в дом свой. Аз же по благодати Бога, завертев руку платом, пошел к вечерне. И егда шел путем, наскочил на меня он же паки со двемя малыми пищальми и, близ меня быв, запалил из пистоли, и Божию волею на полке порох и пыхнул, а пищаль не стрелила. Он же бросил ее на землю и из другия паки запалил так же, и та пищаль не стрелила. Аз же прилежно, йдучи, молюсь Богу, единою рукой осенил ево и поклонился ему. Он меня лает, а я ему рекл: «Благодать во устех твоих, Иван Родионович, да будет!» Посем двор у меня отнял, а меня выбил, всего ограбя, и на дорогу хлеба не дал».

(Аввакум)

Прогрессия создает динамику речи и делает ее интересной, но разрывает связность речи, поэтому даже энергичная речь Аввакума содержит избыточные, с точки зрения прогрессии, повторы. Остановить или замедлить прогрессию можно репризами и амплификациями, которые подробно развертывают отдельные элементы изложения. Тогда речь приобретает необходимую избыточность.

«Прачка Палашка, толстая и рябая девка, и кривая коровница Акулька, как-то согласились в одно время броситься матушке в ноги, винясь в преступной слабости и с плачем жалуясь на мусью, обольстившего их неопытность. Матушка шутить этим не любила, и пожаловалась батюшке. У него расправа была коротка. Он тотчас потребовал каналью француза. Доложили, что мусью давал мне свой урок. Батюшка вошел в мою комнату. В это время Бопре спал на кровати сном невинности. Я был занят делом. Надобно знать, что для меня выписана была из Москвы географическая карта. Она висела на стене без всякого употребления, и давно соблазняла меня шириною и добротою бумаги. Я решился сделать из нее змей, и пользуясь сном Бопре, принялся за работу. Батюшка вошел в то самое время, как я прилаживал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды. Увидя мои упражнения в географии, батюшка дернул меня за ухо, потом подбежал к Бопре, разбудил его очень неосторожно, и стал осыпать укоризнами. Бопре в смятении хотел было привстать и не мог: несчастный француз был мертво пьян. Семь бед, один ответ. Батюшка за ворот приподнял его с кровати, вытолкал из дверей и в тот же день прогнал со двора к неописанной радости Савельича. Тем и кончилось мое воспитание».

(А.С. Пушкин)

Связанность речи. Единая логико-смысловая конструкция фразы создается применением специальных слов-связок, обозначающих смысловые отношения между частями конструкции: «и», «следовательно», «затем», «наконец» и т. п. При этом содержание членов конструкции, естественно, должно соответствовать значению связок. Связанная речь близка периодической, отличаясь от последней необязательной соразмерностью частей фразы.

«Однажды, выкупавшись в холодной воде Кидноса, Александр простудился и слег. Когда позвали врача Филиппа, король полулежал на кровати, раскрасневшись и читая какое-то письмо.

Мельком взглянув пламенным взором на вошедшего, Александр продолжал читать, пока врач толок и мешал свои зелья. Наконец, Филипп протянул чашу королю; тот, зорко на него посмотрев, воскликнул: «Какое доверие, Филипп!» и стал медленно пить, не сводя глаз со спокойного лица лекаря. Затем, откинувшись на подушки, он дал Филиппу прочесть донос Пармения, будто королевский лекарь подкуплен, чтобы отравить Александра. Выздоровев, король еще больше приблизил к себе Филиппа, совершенно отдалив Пармения».

(М. Кузьмин)

Слова «однажды», «когда», «наконец», «затем», а также деепричастные обороты с временным значением представляют собой логико-смысловую рамку конструкции, членят ее и отделяют от предыдущих и последующих фрагментов повествования.

Если автор стремится сосредоточить мысль на оценочном, а не предметном образе, он опускает такие связки и даже переставляет местами отдельные предложения фразы, делая ее менее связной и нарушая смысловую последовательность. В таком случае образ автора сливается с образом предмета.

«Один из таких ложных выходов созерцательных — искусство как религия.

Последний религиозный предел искусства — трагическое созерцание мира. Личность героя трагедии, достигая высшего проявления воли, гибнет в борьбе с безличною силою рока или страсти. В мнимом идеальном исходе эстетического созерцания только углубляется реальная безысходность мирового зла.

Величайшее благо —

Совсем не рождаться,

А родившись,

Умереть поскорей.

Под радужным покровом мимолетных символов прозревается искусством вечный мрак ничтожества, заложенный в основу мира. Нет и не может быть красоты, потому что всякая красота жизни побеждается уродством смерти».

(Д. Мережковский)

В первом предложении отрывка говорится об отношении трагедии к религии, но содержание трагического определяется в последнем, а развертывается в третьем предложении, пример же подается во втором. Оказывается, все рассуждение не только лишено связывающих элементов, но части его намеренно переставлены. Однако это мнимая хаотичность, так как завершения предложений создают единый образ: «гибнет в борьбе с безличною силою рока или страсти», «безысходность мирового зла», «умереть поскорей», «побеждается уродством смерти».

Объемность речи. Представление предмета во многих планах или перспективах. Объемность является наиболее эффективным средством построения образа.

«Каково! Слышно и видно, как трава растет!» — сказал сам себе Левин, заметив двинувшийся грифельного цвета мокрый осиновый лист подле иглы молодой травы. Он стоял, слушал и глядел вниз, то на мокрую мшистую землю, то на прислушивающуюся Ласку, то на расстилавшееся перед ним под горою море оголенных макуш леса, то на подернутое белыми полосками туч тускневшее небо. Ястреб, неспешно махая крыльями, пролетел высоко над дальним лесом, другой точно так же пролетел в том же направлении и скрылся. Птицы все громче и хлопотливее щебетали в чаще. Недалеко заухал филин, и Ласка, вздрогнув, переступила осторожно несколько шагов и, склонив набок голову, стала прислушиваться. Из-за речки послышалась кукушка. Она два раза прокуковала обычным криком, а потом захрипела, заторопилась и запуталась».

(Л.Н. Толстой)

Первое предложение дает внутреннюю перспективу — мысли Левина. Второе содержит переход от внутренней к внешней перспективе. Далее изложение строится на внешней перспективе движения взгляда Левина, но представляемой объективно, со стороны повествователя. Гак смысловая многомерность изображения создает единый зрительный образ. Эта речевая техника резко отлична, например, от стилизации М. Кузьмина, в которой образ построен одномерно: перспектива изложения остается постоянной на всем протяжении отрывка.

Моноцентричность и полицентричность речи. Фраза, особенно сложная, объединяется смысловыми центрами, относительно которых развертывается остальное содержание. Если во фразе только один центр, речь моноцентрична, если их несколько — полицентрична. Моноцентричность, как и одномерность, облегчает оценку речи, поскольку фраза или предложение содержит одну мысль, хотя и может быть развернута. Если речь многомерна или полицентрична, каждая фраза нуждается в дополнительном анализе, поскольку в ней могут содержаться несколько мыслей.

Пример моноцентрической речи.

«Мир этот исполнен плача, а не веселия, — скорби и печали, а не радости, тягости и горестей, а не утех. Ничего в нем нет постоянного и неизменяемого. Радость его перемешана с скорбию, веселие с печалию, слава его переменчива: богатство скоро исчезает, красота обращается в прах и пепел, чувственное наслаждение в смрад и гной, а наконец все это пресекается и заключается смертию».

(св. Димитрий Ростовский)

Это — типичное построение фигуры разделения: сначала говорится общее, а затем перечисляются части или виды общего.

Рассмотрим пример полицентрического построения речи.

«Вот посмотрите на этого сына старшего. Он ведь всегда с отцом, а как он не похож на него. Совсем на него не похож! Потому что у него нет любви, нет доброго отношения к своему брату, да и к отцу. Завистливый самодовольный человек. И хотя мы с вами как бы близко от Бога, собрались здесь в церкви и причащаемся, и исповедуемся, и молимся, многие из нас каждодневно читают молитвы и, даже, Священное Писание, и живут по церковному календарю — рядом с Богом, но похожи ли мы на своего Небесного Отца? Вот о чем надо спросить себя, ведь мы должны быть похожими. Надо сказать, что человек не обязательно похож на своих родителей. Но духовно он может, он волен перенять от них то, что нужно. Если он не перенял — его вина».

(Александр Мень)

В отрывке два центра — блудный сын и паства, к которой обращается проповедник, но мысль отрывка едина, поскольку едины эпитеты, которыми характеризуются предмет речи и аудитория.

Итак, различные качества слога, приведенные выше, связаны с задачей, которую ритор ставит перед собой, Ритору приходится выбирать между равномерностью и неравномерностью, слитностью и прерывностью речи, быстрой и медленной прогрессией, объемностью и одномерностью, моно- и полицентричностью. Слог зависит от того, насколько устойчивы и гибки применяемые автором приемы построения речевого образа.

 

Глава 21. Фигуры речи

Риторическая фигура является типичным, воспроизводимым приемом словесного оформления мысли.

Ошибочно рассматривать риторические фигуры лишь как украшения, хотя они и используются для украшения. Говорящий или пишущий, строя речь, стремится придать некоторым словам и мыслям особое значение: выделить, сконцентрировать мысль в одном ярком и выпуклом выражении или, наоборот, разрядить мысль, развертывая и повторяя ее содержание. Иногда отработанная мысль выражается в словесном ритме, который даже не замечается автором и обнаруживается в ходе речи.

Риторические фигуры многообразны, а способы их классификации часто произвольны, потому что фигуры классифицируются на основе оценок — как «услаждающие слух», «пленяющие чувство» и т. п. Более современные классификации очень сложны, поскольку в исследовании фигур применяется изощренный научный аппарат, и тем не менее не охватывают многие фигуры, которые представляются практически важными. Кроме того, в номенклатуре фигур обозначены факты различной природы — формы словесного построения фразы или оборота и риторические приемы вроде уступления или сообщения, не являющиеся словесными конструкциями.

Обнаруживаются три группы риторических фигур: (1) фигуры осмысления, образующие смысловое и стилистическое единство высказывания как завершенной мысли; (2) фигуры выделения, оформляющие фразу или отдельное положение речи; (3) фигуры диалогизма, посредством которых организуется композиционно значимый ход мысли.

Фигуры осмысления

Высказывание представляет собой речевую конструкцию, которая характеризуется единством отношений участников общения, предмета и авторского замысла. В высказывании образуются смысловые связи между словами, обозначающими отношения ритора к той части аудитории, которая присоединяется в процессе аргументации.

Это, во-первых, слова с дейктическим значением, определяющие смысловое пространство высказывания, и, во-вторых, слова, выражающие отношения между эпидейктическими, судительными и совещательными суждениями и связанные с обозначением времени.

Эти два разряда слов взаимозависимы, поскольку ритор объединяется с аудиторией и говорит «мы» определенным людям в данный момент и в конкретных обстоятельствах, чтобы принять общее решение и совместно действовать в будущем. И слова с дейктическим и временным значением приобретают в речи ситуативный смысл. Но в аргументации происходит смещение значений дейктических элементов: не просто «я», «вы», «мы», «они», но «мы такие-то, стремящиеся к тому-то», «они такие-то, совершившие такие-то поступки», «я такой же как вы в таком-то смысле».

Но в аргументации аудитория и ритор обладают определенными свойствами и объединяются в «мы такие-то» затем, чтобы принять решение: «мы такие-то должны поступить так-то», «потому что мы такие-то поступали так-то с таким-то результатом». Поэтому содержание предложения в ходе речи связывается с дейктическими отношениями и общими местами и развивается в повторах, для чего нужны соответствующие речевые приемы.

Наконец, содержание речи развертывается и обогащается за счет новых данных (ремы), которые либо подобны опыту (теме), либо включаются в него как вид в род или часть в целое, либо сравнимы с ним количественно. И это развертывание содержания также требует выражения в контекстном тропе — метафоре, метонимии, аллегории, синекдохе, гиперболе.

Соответственно и выделяются три вида фигур осмысления: эналлага, эпимона и контекстный троп.

Эналлагой называется риторическая фигура, состоящая в смещении значения слова или оборота путем переноса его отношения с одного определяемого на другое: не «стая крепкокрылых голубей», а «голубей крепкокрылая стая». Эпитет здесь характеризует не каждую часть целого, но целое как обладающее существенным признаком, ибо голубь со слабыми крыльями не может летать с крепкокрылой стаей.

Равным образом в строках Ф.И. Тютчева:

Но для меня твой взор благодеянье;

Как жизни ключ, в душевной глубине

Твой взор живет и будет жить во мне:

Он нужен ей, как небо и дыханье.

слово «ей» относится к «душевной глубине», а не к душе, и получается, что «взор» нужен «душевной глубине», т. е. душе, по мере того, как она обладает свойством глубины, сродственным с глубоким взором, который идет от глубины другой души.

Эналлага эпитета является одной из многочисленных фигур выделения, но эналлага местоимения или глагольной формы, если она последовательно проводится через все высказывание и служит для установления значения дейктических слов или глагольных форм, выступает как конструктивная фигура осмысления, потому что высказывание завершено там, где изменилось установленное в начале содержание слов «мы», «вы» и «они». Так, в цитированной речи святителя Филарета следующие фразы особенно значимы как вводящие сложные отношения местоимений и глагольных форм.

1. «Правда, что сие правило направлено на нас, служителей Церковного управления: а нужно теперь правило для вас, почтенные избиратели управления гражданского».

2. «Но Апостол дает нам и вам не безотчетное повеление… «Ниже приобщайся, — говорит, — чужим грехом, себе чиста соблюдай».

3. «Себе чиста соблюдай, не только от чужих отдаленных грехов, но в то же время и от ближайшего к тебе, собственного греха, который через невнимательность прокрасться может. Ибо что делаешь ты ныне здесь, приступая к делу избрания?»

4. «Испытай сердце и утробы, Боже, праведно (Псал.7. 10)! Силою страшного и поклоняемого Твоего имени соблюди приемлющих ныне оное в чистоте, да будет их дело мирно, благоуспешно общеполезно…»

Ритор тщательно разводит значения местоимений «я», «мы» и «вы»: «мы» означает служителей Церкви, «вы» — избирателей. Но в то же время он сводит в значении местоимения «ты» всех лиц, к которым относятся слова апостола Павла, — Тимофея, служителей Церкви и мирян, и это «ты» приобретает универсальное значение, поскольку оно подставляется на место любого другого местоимения там, где нужно разделить аудиторию, обращаясь к разуму каждого отдельного человека. Разведение «мы» и «вы» нужно для побуждения, так как в побуждении содержится фигура обращения — к Богу, но это обращение делается от лица священнослужителя, и здесь аудитория называется местоимением «они», а Господь — «Ты». Разведение значений «мы» и «вы» тонко дистанцирует ритора и аудиторию именно в отношении к этому последнему обращению. Таким образом, в речи преподобного Филарета местоимение «ты» выступает как основной инструмент эналлаги, но в других произведениях того же автора таким инструментом может быть и «я», в особенности там, где ритору нужно не дистанцироваться от аудитории, а объединиться с ней:

«Говорит ли в тебе иногда сердце твое: как много еще я имею в мире в сравнении с тем, что необходимо потребно для жизни временной!…Помоги мне ради любви к Тебе умерить любовь естественную…Призови нас, Господи, вседействующим словом Твоим во след Тебе…»

(св. Филарет Московский)

Эпимона — риторическая фигура, которая состоит в полном или частичном повторе мысли. Эту фигуру иногда называют эпифонемой или эксплецией: «Когда учитель повторяет свое объяснение ленивому ученику, который никак не может его понять, риторика тут явно не причем, — думают авторы «Общей риторики», — но если учитель слепо полагается на принцип bis repetita placent — «повторенье — мать ученья», то лучшие ученики класса могут заметить, что он слишком много говорит»[118]Общая риторика // Ж.Дюбуа, Ж.-М.Клинкенберг, Ф.Эделин и др. М., 1986. С. 245.
.

Между тем, риторика невозможна без повторения, которое не должно, однако, производить впечатления повторения. Рассмотрим эпимону в том же «Слове перед присягою для избрания судей».

1. «Руки скоро не возлагай ни на когоже, ниже приобщайся чужим грехом.; себе же чиста соблюдай».

2. «Итак, правило Апостола «Руки скоро не возлагай» значит: не будь тороплив в избрании, утверждении, возведении в церковные должности, будь в сем осмотрителен, осторожен».

3. «К наставлению об осторожности и необходимости в избраниях он тотчас присовокупляет и убеждение в важности и необходимости сего наставления: «Ниже приобщайся, — говорит, — чужим грехам; себе же чиста соблюдай.» О каких говорит он чужих грехах? Что значит приобщаться чужим грехом? — Слова Апостола заключают в себе мысль дальновидную, надобно ее раскрыть и приближить к делу».

4. «Дабы убедительно предостеречь от скорых, т. е. неосмотрительных и необдуманных избраний, прозорливый наставник смотрит на последствия оных».

5. «Но Апостол говорит: «ниже приобщайся чужим грехом», следственно, полагает, что указанные теперь грехи падают не только на ответственность тех, которые их делают, но и того, кто скоро, неосмотрительно, необдуманно избирает и возводит недостойных делателей правды и святыни, которые после оказываются делателями неправды и греха».

6. «Остерегись, благонамеренный избиратель, чтобы ничего такового не случилось; будь внимателен, ревностно, дальновидно внимателен; не допусти последствий избрания, нежелательных ни для общества, ни для тебя; ниже приобщайся чужим грехом; себе же чиста соблюдай».

7. «Себе чиста соблюдай не только от чужих отдаленных грехов, но в то же время и от ближайшего к тебе, собственного греха, который через невнимательность подкрасться может».

Вся речь строится на разделительных повторах, причем каждый новый аргумент представляет собой истолкование части положения, но сами повторы (т. е. эпимона) построены так, что каждый содержит новое суждение, которое либо заключает композиционную часть речи, либо открывает ее. Эпимона не механический повтор положения, в ней накапливается содержание, так как различные повторяемые фрагменты положения включаются в новые контексты.

Контекстный троп. Троп в основном используются не как украшение, а как средство приращения мысли: большая часть терминов — тропы. Контекстный троп — фигура, поскольку он представляет собой не замену одного слова другим: база контекстной метафоры или метонимии сохраняется в высказывании, а сам троп представляет собой серию слов, производных от базы и относящихся к ней как переносы значения.

«Когда в тебе зародится малая страсть, не смотри на то, что она мала, но представь, что она, будучи питаема, производит величайшие бедствия. В доме, когда мы видим малый загоревшийся клочек льна, то смущаемся и поднимаем шум, потому что смотрим не на начало, а от начала заключая к концу, беспокоимся и бегаем, чтобы загасить пожар. Но сильнее огня распространяется в душе порок; посему нужно предупреждать его. Ибо, если мы останемся беспечными, то труднее будет исправление. То же можно видеть и на корабле: плывущие не тогда начинают беспокоиться, когда море уже чрезмерно взволновалось, но когда видят, что оно готово взволноваться. Не будем же оставаться беспечными при малых грехах, но станем истреблять их с великою силою, чтобы избегнуть больших и сподобиться будущих благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с которым Отцу вместе со Святым Духом слава, держава, честь ныне и присно и вовеки веков. Аминь».

(св. Иоанн Златоуст)

В тексте имеются следующие метафорические ряды.

1. Душа — дом — корабль.

2. Малая страсть — малый огонь — море, готовое взволноваться — малый грех.

3. Зарождается — загорается — распространяется — начинает волноваться (море).

4. Величайшие бедствия — пожар — порок — волнение моря.

5. Гасить огонь — предупреждать порок — истреблять грехи.

В совокупности образуется тройной ряд метафор, которые параллельно развертываются от слова «душа» и составляют понятийно-образную основу текста, всего пятнадцать категорий:

Фигуры выделения

Эти фигуры представляют собой конструктивные приемы оформления фразы или словосочетания, посредством которых выделяются или сопоставляются значения отдельных слов. Фигуры выделения могут строиться путем добавления, повтора, значимого пропуска, перестановки слов или такого их подбора, при котором сходство звучания слов указывает на соотношение их значений.

Реприза — простейший вид повтора, подхват слова в сочинительной конструкции, которая развертывается как поясняющий оборот.

«Послушаем первую песнь его, песнь восторга безотчетного; она также проста, также очаровательна, как первый луч света, как первое чувство любви».

(Д.В. Веневитинов)

Реприза выделяет повторяемое слово или словосочетание («песнь», «также», «первый»), делая его смысловым центром фразы.

Анафора — повтор начального слова или оборота в каждой из параллельных конструкций фразы. Анафора создает параллелизм конструкций, который предполагает их сопоставление. Повторяющееся слово может быть значимым и служебным. В первом случае выделяется само повторяющееся слово, а относящиеся к нему слова сравниваются как определения или характеристики. Во втором случае параллельные конструкции сопоставляются в целом, как суждения.

«Не довольствуясь внешним отличием русской истории от западной, славянофилы начали искать различия внутреннего в глубинах народной жизни, выделяя русскую «самобытность». Исходя из философии истории Гегеля, они задались целью доказать, что русский народ принадлежит к числу народов всемирно-исторических, народов избранных, которые развивают каждый свое особое начало как новую ступень исторического развития человечества или как новую ступень развития мирового духа. Сообразно этому славянофилы искали в русской древности «задатки для развития новых начал, чуждых другим народам», задатки самобытного духовного типа, который мог бы явиться шагом вперед в развитии общечеловечества».

(Н.П. Павлов-Силъванский)

Анафора слова «народы» вводит параллельные конструкции так, что вторая толкует первую. Анафора выражения «как новую ступень» толкует первую параллель, так как первый и третий, второй и четвертый ряды объединяются: «всемирно-исторические народы» и «историческое развитие человечества», «избранные народы» и «развитие мирового духа». Анафора слова «задатки» объединяет ссылку на А.С. Хомякова с обобщением, поэтому слово «задатки» выступает как служебный элемент. Анафора с обращением в первом предложении используется для противопоставления «внешнего» и «внутреннего», которое по смыслу также параллельно отношению исторического факта к проявлению в истории мирового духа. Таким образом второй и третий анафорические ряды раскрывают содержание первого.

Эпифора — фигура, обратная анафоре: повторяемое слово или оборот стоит в конце параллельных конструкций.

«Разнообразные отношения, составляющие содержание общественной жизни, так тесно переплетены между собой, что юридические отношения, имеющие своим основанием столкновение этих интересов, не представляются обособленными и разрозненными, а, напротив, составляют одно целое. Совокупность юридических отношений называют юридическим бытом. Соответственно с этим и юридические институты, как общий тип юридических отношений, составляют из себя также одно связное целое. Совокупность юридических институтов называется юридическим порядком».

(Н.М. Коркунов)

Эпифора используется для определения терминов «юридический быт» и «юридический порядок». Автору важно подчеркнуть мысль об отражении юридического быта в юридическом порядке, для чего и создаются параллельные конструкции с полными и частичными эпифорами «одно… целое» и «называют юридическим…», а также анафорой слова «составляющие», «составляют», назначение которой то же, что и в предыдущем примере.

Окружение — сочетание анафоры и эпифоры: одно и то же слово или оборот начинает и завершает конструкцию.

«Издевались уже над посланниками, бывшими до тебя, и постигло тех, которые смеялись над ними, то, над чем они издевались».

(Коран, Сура 21)

Окружение выделяет ключевое слово, выделяет конструкцию и делает ее завершенной.

Отличение — разделительный повтор в параллельных конструкциях, образующий, подобно анафоре, смысловые ряды.

«Есть две России: одна — Россия видимостей, громада внешних форм с правильными очертаниями, ласкающими глаз; с событиями, определенно начавшимися, определительно заканчивающимися, — «империя», историю которой «изображал» Карамзин, «разрабатывал» Соловьев, законы которой кодифицировал Сперанский. И есть другая — «Святая Русь», «матушка Русь», которой законов никто не знает, с неясными формами, неопределенными течениями, конец которых непредвидим, начало безвестно: Россия существенностей, живой крови, непочатой веры, где каждый факт держится не искусственным сцеплением с другим, но силой собственного бытия, в него вложенного. На эту потаенную, прикрытую первою, Русь — взглянули Буслаев, Тихонравов и еще ряд людей, имена которых не имеют никакой «знаменитости», но которые все обладали даром внутреннего глубокого зрения».

(В.В. Розанов)

Основа фигуры — суждение: «есть Россия и Россия» и «Россия не есть Россия», на основе которого автор, вводя параллельные конструкции с повторяющимися и противопоставленными элементами содержания, разводит различные значения слова «Россия», которые оказываются противоположными по смыслу.

Различение состоит в последовательном противопоставлении слов, которые тем самым получают, соответственно, синонимические и антонимические значения и образуют смысловые ряды. Используется различение в основном в определениях, построенных от противного.

«Миф не гипотетическая, но фактическая реальность, не функция, но результат, вещь, не возможность, но действительность, и притом жизненно и конкретно ощущаемая, творимая и существующая».

(А.Ф. Лосев)

Разделение — развертывание родового понятия (которое может быть не представлено в явном виде) в ряд видовых таким образом, что каждое из них снабжается характеристикой. Эти характеристики образуют параллельные конструкции, которые в свою очередь могут сравниваться, противопоставляться или использоваться для выделения и определения слов, в них включенных.

«Торможение, как мы уже говорили, следует различать внутреннее и внешнее. Первое обнаруживается вместе с повторением раздражений, а также при действии общих причин, нарушающих течение сочетательно-рефлекторной деятельности (как, например, сон, влияние наркотиков и т. п.). Внешнее торможение сочетательно-рефлекторной деятельности обусловливается воздействием со стороны того или иного стороннего раздражения».

(В.М. Бехтерев)

Эпитет — характеристика выделяемого слова посредством слов или оборотов, уточняющих его значение или раскрывающих свойства. Эпитеты могут быть обязательными и факультативными. Первые выражают существенные признаки определяемого и без них невозможно понять содержание фразы. Вторые обозначают привходящие свойства и потому используются как дополнительные характеристики.

«Одним из самых знаменательных последствий всей этой морально-нигилистической установки является то своеобразное практическое миронеприятие, которое служит для «не-противляющегося» последним и самым надежным убежищем и прикрытием»

(И.А. Ильин)

Слова «знаменательный», «своеобразное» — факультативные эпитеты. Слова «морально-нигилистический», «практический», «последний» — обязательные эпитеты, без которых смысл фразы становится непонятным или искажается.

Плеоназм — избыточное употребление слов в речи. Плеоназм иногда рассматривается как стилистическая погрешность, что справедливо, если смысловая избыточность нецелесообразна. Но если плеоназм используется намеренно, он становится риторической фигурой, смысл которой в выделении значимого слова или оттенка значения.

«То же бывает и с хорошими портретами; мы лучше понимаем даже свое собственное лицо, когда оно изображено неизменно и удачно, хотя бы на хорошей, искусной фотографии, не говоря уже о прекрасной акварели или талантливом полотне…»

(К.Н. Леонтьев)

Плеоназм «свое собственное» используется для усиления значения, а плеоназм «хорошей, искусной фотографии» — чтобы уточнить эпитет «хороший» применительно к слову «фотография» в противоположность словам «акварель» и «полотно», для которых понятие «хороший» автор связывает с другими качествами.

Перифраз — замена слова характеристикой, раскрывающей свойство предмета, которое автор стремится выделить. Перифраз является одновременно наименованием предмета и эпитетом. Как замена слова он близок к тропам, а как повтор — к эпимоне.

«Прошло несколько месяцев с тех пор, как Грозный бросил Курбскому горделивую фразу о вольном российском «самодержстве». Теперь наступил жалкий финал. Самодержец и помазанник Божий был «изгнан» от своего достояния своими холопами боярами».

(Р.Г. Скрынников)

Оксюморон — соединение слов с противоположным значением в словосочетание, которое принимает оттого новое значение. Такое сочетание антонимов становится возможным потому, что слово имеет несколько значений, и при столкновении омонимов выделяется то из них, которое не является антонимичным («южный север» и «северный юг»).

«Со временем все страсти в нем перегорели, душевные силы истощились; все действия его были без намерения; он сделался человеком обыкновенным; люди простые почитали его даже добродетельным, потому что он не творил зла. — Но он живой был уже убит и ничем не мог наполнить пустоту души».

(Д.В. Веневитинов)

Градация — постановка ряда однородных по смыслу слов, оборотов, предложений, которые расположены по нарастанию какого-либо смыслового признака (восходящая градация), по убыванию признака (нисходящая градация), либо как повтор признака (аккумуляция, плеоназм).

«Не только гимназисты, но и все почтенные ученые не замечают, что мир их физики и астрономии есть довольно-таки скучное, порою отвратительное, порою же просто безумное марево, та самая дыра, которую ведь можно тоже любить и почитать. Дыромоляи, говорят, еще и сейчас не перевелись в глухой Сибири. А я, по грехам своим, никак не могу взять в толк: как это земля может двигаться? Учебники читал, когда-то сам хотел быть астрономом, даже женился на астрономке. Но вот до сих пор никак не могу себя убедить, что земля движется и что неба никакого нет. Какие-то там маятники да отклонения от чего-то куда-то, какие-то параллаксы… Неубедительно. Просто жидковато как-то. Тут вопрос о целой земле идет, а вы какие-то маятники качаете. А главное, все тут как-то неуютно, все какое-то неродное, злое, жестокое. То я был на земле, под родным небом, слушал о вселенной, «яже не подвижется»… А то вдруг ничего нет, ни земли, ни неба, ни «яже не подвижется». Куда-то выгнали в шею, в какую-то пустоту, да еще вслед матерщину пустили. «Вот-де твоя родина, — наплевать и размазать!» Читая учебник астрономии, чувствую, что кто-то палкой выгоняет меня из собственного дома и еще готов плюнуть в физиономию. А за что?».

(А.Ф. Лосев)

Антитеза — фигура, состоящая в противопоставлении двух мыслей, которые обычно строятся как параллельные обороты речи. Некоторые рассмотренные риторические фигуры могут использоваться как приемы построения антитезы, точнее, антитетических высказываний. Но как фигура антитеза характерна тем, что противопоставление выражено в ней лексическими средствами и параллелизмом конструкций.

«Я, как будто, не знаю, где я и что со мною. Безмерное и безвременное водворилось под сводами, между узких стен нашей комнаты. А за стенами приходят люди, говорят, рассказывают новости, читают газеты, потом уходят, снова приходят — вечно. Опять кричат глубоким контральто далекие паровозы. Вечный покой здесь — вечное движение там».

(о. П. Флоренский)

Этимология — риторическая фигура, состоящая в раскрытии значения слова через его происхождение или состав. Как риторическая фигура этимология не обязательно совпадает с научной этимологией — само сближение значений частей часто строится как авторская метафора.

«Каков же истинный путь, называемый в Писании «узким путем в жизнь», «путем мира», «путем спасения» и «путем Господним», «путем истины» и «путем прямым»?

Это целомудрие. И само слово-то цело-мудрие… по своему этимологическому составу указывает на цельность, здравость, неповрежденность, единство и вообще нормальное состояние внутренней жизни, нераздробленность и крепость личности, свежесть духовных сил, духовную устроенность внутреннего человека».

(о. П. Флоренский)

Соответствие — смысловая пропорция, представляет собой постановку слов с сопоставляемым значением в соположенные сходно построенные конструкции, которые противопоставляются и сопоставляются через антонимию и синонимию, образующуюся вследствие аналогии слов.

«Народы дикие любят независимость, народы мудрые любят порядок; а нет порядка без власти самодержавной».

(Н.М.Карамзин)

«Но как ни безумно то, чем я занят тут, наверху: это все-таки лучше, чем сидеть там, внизу, — торжественным, пожелтевшим и позеленевшим от ожидания…»

(Ф. Ницше)

Интерпретация — использование вводного оборота или придаточного предложения с модально-оценочным значением для объяснения или оценки содержания фразы.

«Проснувшись утром и поглядев в вагонное окно, я почувствовал к природе отвращение: земля белая, деревья покрыты инеем и за поездом гонится настоящая метелица. Ну не возмутительно ли? Не сукины ли сыны?»

(А.П. Чехов)

«Из толчеи униженных и оскорбленных, от слабых сердец и прохарченских бунтов, от конурочной мечты и подпольной злобы писатель выходит в сферу — или, может быть, тоже толчею? — высших нравственных проблем».

(И.Ф. Анненский)

Перемещение — зеркально-симметричный повтор в параллельных конструкциях определяющего и определяемого слов так, что их взаимные отношения обращаются: «Мы едим, чтобы жить, а не живем, чтобы есть».

«Верить можно только тогда, когда знаешь, во что нужно верить, и знать можно только тогда, когда веруешь, что объект знания действительно существует».

(А.Ф. Лосев)

Фигуры диалогизма

Особенность фигур диалогизта в том, что они являются не способами выражения, а риторическими приемами, и применительно к ним само наименование «фигура» условно.

Эта группа риторических фигур используется для создания эффекта диалога в монологической речи. Ритор упреждает критическую оценку аргумента или усиливает согласие представлением позиции аудитории или авторитетного источника. В ораторской прозе, в гомилетике, в исторической и философской литературе диалог изображается. Вместе с тем фигура диалогизма организует не фразу или период, но аргумент, а часто и часть речи. Поскольку диалогический фрагмент композиционно завершен, он может быть амплифицирован сколь угодно широко и иногда представляет собою высказывание в высказывании: в его пределах возникают самостоятельные в отношении к тексту в целом дейктические, предметно-содержательные и образные отношения.

Диалог как риторический прием не обязательно строится в виде прямой речи, но может сочетать прямую, косвенную и авторскую речь.

«Что такое искусство? Как, что такое искусство? — Искусство — это архитектура, ваяние, живопись, музыка, поэзия во всех ее видах», — ответит обыкновенно средний человек, любитель искусства или даже сам художник, предполагая, что дело, о котором он говорит, совершено ясно и одинаково понимается всеми людьми. Но в архитектуре, спросите вы, бывают постройки простые, которые не составляют предмета искусства, и, кроме того, постройки, имеющие претензии на то, чтобы быть предметами искусства, постройки неудачные, уродливые и которые поэтому не могут быть предметами искусства. В чем же признак искусства?»

(Л.Н. Толстой)

Из всех фигур диалогизма диалог наиболее сильно ограничивает критическую оценку аргументации, поскольку суждения за читателя уже сделаны, причем в форме, наиболее близкой к его ответу, и найти альтернативу возражению трудно.

Предупреждение — намеренное выдвижение ритором контраргумента и ответ на него. Используя эту фигуру, ритор находит возражения, на которые он в состоянии ответить.

«Что ты говоришь? От войны, начатой беглыми рабами, Сицилия была избавлена благодаря твоей доблести? Великая это заслуга и делающая тебе честь речь! Но все-таки — от какой же это войны? Ведь, насколько нам известно, после той войны, которую завершил Марк Аквилий, в Сицилии войны с беглыми рабами не было. — Но в Италии такая война была. — Знаю, и притом большая и ожесточенная. И ты пытаешься хотя бы часть успехов, достигнутых во время этой войны, приписать себе? И ты хочешь разделить славу той победы с Марком Крассом и Гнеем Помпеем? Да, пожалуй у тебя хватит наглости даже и на подобное заявление».

(Цицерон)

Ответствование — постановка вопроса от лица аудитории и ответ от лица ритора. Фигура ответствования упреждает нежелательный вопрос или возражение, ответ на которое затруднителен.

«Вы спросите, в чем различие интуитивизма от субъективизма? Не правда ли, это заслуживает внимания. И вот в чем дело. Интуитивизм утверждает, что интуитивное знание дает предмет целиком сразу, тогда как рассудочный анализ имеет дело с частями предмета, из которых слагается целое; далее, интуитивное знание дает содержание самой вещи и ее действительной сущности и, следовательно, имеет абсолютный характер, тогда как рассудочный анализ оперирует с символами, имея, следовательно, относительный характер».

(В.М. Бехтерев)

Сообщение — вопрос, обращенный ритором к аудитории или авторитету, и ответ от аудитории или третьего лица, который часто дополняется комментарием или возражением.

«Или Даниил суеверен? Или вы хотите быть духовнее Даниила? — Нет! Надо признаться, что те, которые не посещают храма под предлогом молитвы духом, или совсем не радят о молитве, или совсем не понимают сего дела».

(св. Филарет Московский)

Заимословие — высказывание, представляющее позицию авторитетного лица, собирательного образа (например, народа), аудитории и т. д., включенное в высказывание и иногда сопровождаемое комментарием или возражениями, идущими из различных источников. Особенно часто фигура эта использовалась старинными историками, которые с помощью заимословия формулировали и обобщали замыслы исторических деятелей или политические программы.

«Исполняя волю отца, Мстислав явился во дворце киевском, сопровождаемый знатными новгородцами и боярами Мономаха. Когда Святополк посадил их, бояре говорили ему: «Мономах прислал к тебе Мстислава, чтобы ты отправил его княжить в Владимир, а своего сына в Новгород». «Нет! — сказали послы новгородские, — Объявляем торжественно, что сего не будет. Святополк! ты сам добровольно оставил нас, теперь уже не хотим ни тебя, ни сына твоего. Пусть едет в Новгород, ежели у него две головы! Мы сами воспитали Мстислава, данного нам еще Всеволодом». Великий князь долго спорил с ними, но, поставив на своем, они возвратились в Новгород с Мстиславом».

(Н.М. Карамзин)

Цитата отличается от заимословия тем, что в ней точно передаются слова конкретного лица, удостоверенные публикацией. Используется цитата различным образом: как подтверждение авторитетом, пример, иллюстрация, аргумент к человеку, довод в различных аргументах.

«Все недостатки и пороки капиталистического строя осуществляются в преувеличенных, чудовищных размерах, и притом сознательно и планомерно, со ссылкою на то, что «в рабочем государстве рабочим защищаться не от кого и не для чего». Таким образом, отмена частной собственности не только не дает людям освобождения, но отнимает у них всякую и последнюю свободу. «Прыжок из царства необходимости в царство свободы», предсказанный Марксом и Энгельсом, оказывается иллюзией или обманом».

(И.А. Ильин)

Аллюзия подобна цитате, но содержит намек на определенное лицо или произведение употреблением характерного слова, выражения или факта.

«И не в том главное, что Достоевский исповедует «почвенничество» как идеологию. Но именно в его художественном творчестве эта тема о «почве» и о «мечте» становится основною. И вопрос стоит для Достоевского не в плане быта. Его тревожит беспочвенность на большой глубине. Перед ним стоит пугающий призрак духовного отщепенца — роковой образ скитальца, скорее даже чем странника».

(Г.В. Флоровский)

Риторический вопрос — утвердительное высказывание в форме вопроса. Риторическое обращение (апостроф) — высказывание, непосредственно адресованное конкретному лицу и представляющее собою повеление, выраженное в форме утверждения или вопроса. Риторическое восклицание — высказывание в восклицательной форме, обращенное ритором как бы к себе самому.

«Сколько различных искусств, веществ, орудий употребляет разумный человек, чтобы насытить несмысленное свое чрево! Как унижается разум, когда истощается в изобретениях, чтобы дань, ежедневно требуемая чревом, как неумолимым владыкою, была ему приносима как можно в большем изяществе и была приемлема как можно в большем количестве! И как ругается над сим раболепствующим умом чрево, концом всех его забот о изяществе полагая нечистоту и смрад!

Восклонись, несчастный поклонник чрева, и если ты не можешь вдруг вознести выше себя твоих очей, стань прямо перед зеркалом и посмотри, не написан ли на тебе самом закон против раболепства чреву? — Не видишь ли ты, что выше чрева твоего есть грудь, в которой живет сердце, желающее добра, чувствующее любовь, что над нею еще возвышается глава, в которой царствует ум, созерцающий истину, разум, мыслящий о вероятностях, что под тою и другою, как бы под небом и землею ад, низвержено темное чрево не умеющее ни мыслить, ни желать? Много ли нужно проницания, чтобы приметить, что оно не владычествовать должно над высшими областями, но быть в служении, в презрении? Если, напротив, ты стараешься более и более угождать чреву в том, чего оно слепо требует, для него желаешь, для него помышляешь, то берегись, чтобы оно не сделалось у тебя сильнее и выше головы и своею безобразною тяжестию не стало стеснять благороднейших действий ума и сердца. Внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством».

(о. Филарет Московский)