Не смотря на кажущийся крупным масштаб вторжения живых мертвецов, город был довольно пустынным. Артур, не стесняясь, брёл по самым широким проспектам, еле сдерживаясь от того, чтобы не повалиться с косящихся от усталости ног. Всё тело заливала неприятная, ноющая боль, от которой мышцы становились будто ватные.

Поход дал время для размышлений.

Из-за чего именно в Куратовске, а не где-то ещё (хотя это было пока неизвестно), появились живые мертвецы? Каков характер угрозы? Связано ли это с чем-то мистическим, или имеет научный подтекст? Что плодит живых мертвецов?

Сначала Артур думал, что это вирус, но, тем не менее, Оля ведь не обратилась. Значит, эту версию, пока, можно поставить под сомнение. А может, и нет. Было совершенно неизвестно, какой у вируса инкубационный период, и как быстро умерший человек обращался.

На несколько минут Артуром завладело любопытство. Ему вспомнилось, что по прилёту им с Олей была сделана инъекция. Может, это реально вирус? Причём, не просто вирус, который витает где-то в воздухе, а вирус, который был подсажен людям правительством. Взгляда в сторону стены, возведённой вокруг города, было вполне достаточно для понимания того, что возведена она была, скорее всего, не для защиты города от окружения, а для защиты от города окружающего мира.

Военные сделали из Куратовска загон.

От волнения сердце стало стучать быстрее. Трудно было поверить в то, что военные, и правительство, допустили такое происшествие. Да не только допустили, они его спровоцировали, ведь об этом говорили все факты. Карантин, неожиданное массовое заражение, куча военных в городе, стена. Нужно было быть дураком, чтобы не догадаться, но, тем не менее, Артур всё-таки нашёл то, что можно поставить в противовес своим догадкам. Если обращение в мертвецов произошло массово, из живых в мёртвых, то почему Артур до сих пор оставался человеком?

Тогда можно допустить то, что вирус начинает действовать после того, как человек умер. Вспомнились фрагменты, в которых Артур видел орду мертвецов, подходивших к дому. Их там было реально немало. Откуда они взялись? Поднялись из могил, или кто-то специально убил столько людей, чтобы дать заражению старт?

Впрочем, важно ли это? Это могло быть что угодно. Вирус, чёрная магия, или вообще деятельность инопланетной цивилизации. Какое это имело значение?

Город заполнен мертвецами. Где-то прячутся Дети Сатурна, а потому, их надо найти, всех до одного, и убить. Стало ясно, что покойники для Артура вообще никакой угрозы не представляли, и трогать их имело смысл лишь ради получения удовольствия. Ещё, неприкосновенность давала пару любопытных преимуществ.

Во-первых, он мог шумом привлекать мертвецов в нужные ему места, и получать от них поддержку.

Ему представилась ситуация, где он оказался в окружении боящихся громких звуков людей, и умышленно стал шуметь, заставив мертвецов поспособствовать его освобождению. Немного сомнительный пример, но он хотя бы указывал на приблизительную область применения данного преимущества.

Во-вторых — полная незаметность. Можно было спокойно делать вылазки в город, собирать еду, данные, и выполнять массу других полезных задач, которые необходимы для выживания. Единственные, кого стоило опасаться, это люди. Но и их Артур боялся меньше всего. Гипотетически, угрозу представляли военные, а потому, надо было максимально очеловечить свой образ, чтобы не получить пулю. Хотя не было уверенности, что военные не станут стрелять в обычного человека. Может, перед ними поставлена четкая задача — палить по всем без разбора, кроме своих сослуживцев. Тут уж невидимость Артура перед мертвецами была бесполезна.

Вторые, кого можно опасаться — Дети Сатурна, но первое боестолкновение с ними произвело двойственное впечатление. Они, ну, или, по крайней мере, некоторые из них, явно не имели специальной подготовки, становясь в бою легким противником. Но неподготовленность компенсировали их сумасшествие и вера. Вера в догмы, устанавливаемые правилами и идеалами культа, превращающие сектантов в очень страшное оружие. Если Денису с его дружком хватило духа обезглавить Костю, и обглодать его голову, то на что они ещё могли быть способны?

Никто не знал, но догадки были самые разнообразные.

С одной стороны не страшно, потому что Дети Сатурна вряд ли способны устроить организованное сопротивление или атаку. Но с другой стороны, они фанатичны, они безумны, а это, в свою очередь, делало их крайне опасными, непредсказуемыми. Ведь возможно, сектанту в бою будет совершенно наплевать, что у Артура, например, в руках самурайский меч. Здоровый человек поймёт, что у кухонного ножа или лома против меча немного шансов, но вот сектант так вряд ли поступит. Сектант спокойно прыгнет на клинок, во имя какого-нибудь там бога, и даст время своим дружкам зайти со спины.

Безумство, которое обязательно стоило учитывать.

Нужно было как-то найти их. Но как? Ира говорила, что у них представительства по всей России, а значит, возможно, имелась система убежишь, расположенных по стране. Но так ли это? Организация вполне могла функционировать по принципу сетевого маркетинга, и, имея минимум представительств, засесть в головах. Но даже если в Куратовске не было официального представительства, и даже если главы организации не строили тут убежища для своих людей, то люди, относящиеся к той или иной общественной группировке, склонны сами устраивать для себя штабы и убежища, для координации действий и фокусировки усилий.

Но как этот штаб найти? У Артура появилась уверенность, что военные точно не ради Детей Сатурна оказались в этом городе. Возможно, у них имелась какая-то информация по этому поводу, но было совсем непонятно, каким образом эту информацию добыть. Вломиться прямо к ним на базу? Попробовать взять штурмом стену, что вообще трудно представить, и забрать связанные с учениями документы? Оба варианта отпали сразу же. Во-первых, совершенно неизвестно, где именно могли содержаться данные о Детях Сатурна, если они были, во-вторых, даже если это удастся узнать, то как добыть?

Военные — не полудохлые сгнившие мешки с мясом, которые тебя не видят. Зрение у них распрекрасное, стреляют они, как правило, метко, и тут уже тактика боя, как с мертвецами, не прокатит. Это только в кино с одним ножом можно вырезать военную базу, а в жизни же, это невозможно, причём по ряду причин. Во всяком случае, именно в данной ситуации. Даже с оружием Артур не смог бы организовать штурм военной базы.

Но что тогда делать? Растерявшись, Артур нахмурился.

Ничего было непонятно. Но скоро вопрос отпал сам собой. Артур, задумавшись, совсем не заметил, как добрался до стены. Она стояла высоким бетонным ограждением с сетчатым забором наверху, в котором были проделаны бойницы специально для огневых позиций. Её размеры давили. Тяжело было представить, каким образом на неё вообще возможно было забраться, и это казалось невероятным.

Однако, мертвецам удалось это сделать.

Гора неподвижных покойников, залитых кровью и разорванных на куски, высилась до самого верха стены. Кругом, в стенах и асфальте, виднелись пулевые отверстия, кратеры от взрывов ракет, и валявшиеся кусочки стенного покрытия, отколотого осколками гранат. Запах подгоревшей гнили смешался со жгучим запахом пороха, от чего Артур моментально испытал неприятный спазм в желудке, кое-как задержав подступивший к горлу рвотный ком в себе. Покойники даже не пытались проломить препятствие. Они, вероятнее всего, просто ломились вперед, позволяя воякам себя отстреливать, и затем, взобравшись по груде тел мёртвых товарищей, смогли взять ограждение штурмом.

Присмотревшись, Артур с ужасом заметил, что решетчатое ограждение вверху было измазано кровью во многих местах по всей своей протяжённости, тут и дам виднелись повисшие на нём тела обезображенных солдат, вызывающих в теле дрожь одним своим видом. В воздухе неистово жужжали десятки тысяч мух, которые облаком летали над грудой трупов, предвкушая трапезу.

От этой картины волосы на голове стали дыбом, а кровь застыла в жилах. Мертвецам удалось взять стену за тот срок, который понадобился Артуру, чтобы зачистить дом Иры? Отчётливо помня, что ведение огня кончилось так же быстро, как и началось, Артур сглотнул. Конечно, это сильно упрощало задачу по добыче информации и оружия, но не поразить это просто не могло, а уж тем более обрадовать.

Артур вдруг почувствовал себя настоящим повелителем мёртвых, потому что из всех людей в этом городе, возможно, он один был способен жить рядом с тем, чему не под силу противостоять вообще никому. Даже военные, со всем своим современным и тяжёлым вооружением, не смогли оказать сопротивление толпе сгнивших трупов, которых-то умными язык назвать не повернулся бы. Появилось сильнейшее чувство обречённости, и всё стало ещё более запутанным.

Разве у человечества были какие-то шансы? Казалось, что нет. Даже высокоорганизованные войска были разбиты за несколько часов, и что уж говорить о каких-нибудь выживших или партизанах.

Впрочем, неважно. Главное, что теперь к военным можно было пройти, а затем собрать полезную информацию. Возник соблазн сейчас воспользоваться лестницей из трупов, но Артуру показалось, что это будет немного поспешным решением. Нужно было отдохнуть, прийти в себя, снарядиться, и оценить то, сколько запасов еды в распоряжении было.

Артур ушёл от стены, и направился к дому. Сначала он хотел пойти длинным путём, пройдя изолированное городское кладбище, но потом передумал. Слишком велика была степень усталости, тратить лишние силы на изучение города не хотелось, потому было решено пойти домой коротким путём.

Вернуться удалось привычным маршрутом. Тем, по какому обычно Артур возвращался домой из офиса агентства по недвижимости, в котором работал. Войдя в подъезд, Артур на всякий случай, аккуратно и тихо извлёк вакидзаши. Едва уловимый слухом звон донёсся до его ушей, но к счастью, он был достаточно слабым, и не ушел далеко. Внутри было темно, осветить путь было нечем, потому приходилось двигаться на ощупь.

В помещении стоял трупный запах, и стало понятно, что кого-то тут либо сожрали, либо в подъезде были враги. Артур не планировал их трогать, ему лишь хотелось попасть домой. Нащупав в кармане ключ (который забрал у Оли, прежде чем её похоронил), он сжал его в кулаке, а затем поднялся на площадку своего этажа. В окно подъезда вливался тусклый свет, освещавший лестничную площадку.

Мертвецы в доме уже действительно были. Их стоны доносились из некоторых квартир, обозначая то, что Артуру предстоит с ними странное соседство. «Не вскрываемые» двери соседских квартир были выбиты. Нельзя было наверняка сказать, кем, напуганными людьми, или покойниками, но факт оставался фактом — двери ещё как можно разрушить. Артур взглянул на свою дверь, обнаружив на ней высохшие кровавые пятна, застывшие на идеально ровной поверхности. Кто бы не пытался вломиться внутрь, он не смог оставить даже вмятины, не говоря уже о более серьёзных повреждениях.

Впервые Артур поблагодарил себя за то, что купился на соблазнительную прочность двери, когда выбрал её из всех возможных вариантов.

Теперь, благодаря этому выбору, у него в распоряжении было если не самое прочное убежище в городе, то, как минимум, одно из самых безопасных жилищ.

Он вошёл в квартиру, плотно закрыв за собой, и защёлкнул замок. Неожиданно из воспоминаний раздался ласковый голос Оли: «Туря, помоги мне, пожалуйста! Я не Шварцнеггер такие сумки таскать!», от чего больно защемило в груди, но Артур сдержал эмоции. «Не до этого сейчас» — подумал он хмуро.

Разувшись, стянув с себя пропитанные кровью носки, Артур вошёл в ванную, заглянув в зеркало. От собственного вида его дыхание перехватило. В зеркале он увидел себя, с ног до головы покрытого кровью и ошмётками плоти. Этого, конечно, можно было ожидать, но он не подозревал, что всё запущено до такой степени.

Скинув с себя окровавленную одежду, Артур положил вакидзаши на бочок унитаза, затем попробовав открыть кран. К счастью, воду не отключили, как и отопление, потому, можно было с комфортом помыться. Артур закинул все, что на нём было, в стиральную машину, достав книгу из ветровки, и положив её на край раковины. Сделал он это рефлекторно. Сейчас в стирке этих вещей не было никакого смысла. Одежду определённо предстояло сменить, потому что необходимость скрытого ношения оружия отсутствовала. Можно было найти что-то более лёгкое, более просторное. Армейский масхалат, например, который остался у Артура ещё со времён службы.

Найти бы его.

Осторожно встав в ванную, чтобы не поскользнуться, Артур поднял рычаг крана, и тут же взялся за душ, направив струю горячей воды на себя. По всему телу поползли мурашки, и пробрала мелкая, блаженная дрожь, от которой в груди тут же стало тепло. Удовольствие было почти ни с чем несравнимое, что даже заставило Артура закрыть глаза. Со временем, кровавые наслоения сползли с кожи, смешавшись водой, и водоворотом уйдя в слив.

Прекращать приём душа не хотелось, необходимости тоже не было, потому что, скорее всего, по счетам платить уже некому, но, тем не менее, долго мыться было нельзя. Вода, рано или поздно, отключится, а значит, надо было иметь её запас. Причём, чем больше, тем лучше. Закончив мыться, Артур вымыл после себя окровавленный пол, затем закрыв слив в ванной, и став наполнять её холодной водой. С раковиной он поступил точно так же. Зубы чистить теперь не нужно, ни к чему, а вот как емкость раковина еще могла послужить.

Наполнив раковину и ванную водой, Артур прошёлся по соседним квартирам, найдя немало бутылок. Вскоре ими была заставлена вся кухня, и емкостей было в общей сложности на семнадцать литров. Артур поставил последнюю наполненную бутылку на кухонный стол, к остальным, и занимавшим его почти полностью. Открыл холодильник, пробежался взглядом по полочкам, и, перебарывая приступ лени, принялся считать имеющиеся в распоряжении запасы.

«Не густо» — заключил Артур, ставя на полочку последнюю учтённую банку с консервами. Скоропортящихся продуктов в холодильнике было ровно половина, и с учётом того, что электроэнергии теперь не было, испортятся они быстро. Можно, конечно, найти какой-то водоём, или колодец, который вполне сойдёт за холодильную камеру, но заморачиваться этим не хотелось. Чем дольше Оли не было рядом, тем сильнее становилась апатия.

Банок с консервами ровно на неделю, и рыпаться нужно лишь тогда, когда они кончатся.

Конечно, по логике, необходимо было сразу же после вспышки инфекции бежать в супермаркеты и магазины, потому что пока люди в панике, пока мертвецы патрулируют город в поисках еды, пока не сформировались группы выживших, ещё можно было чего-то набрать. Но как только инфицированные расползутся по городу, а люди захотят есть, припасов не станет молниеносно.

Но было всё равно.

Артур хлопнул дверцей холодильника, и отправился к себе в комнату. Вакидзаши тоже пришлось отмывать, но не для того, чтобы ставить на место. Клинок очень хорошо себя проявил, явно намекая на то, что обычная дайто катана будет в разы эффективнее своего короткого собрата. Артур твердо решил, что найдет пояс для ножен, подаренный ему после победы на соревнованиях по Японскому фехтованию.

В комнате было темно, и она, не смотря на наличие в ней предметов интерьера и мебели, казалась опустошенной. Тут стало не хватать чего-то важного, но, впрочем, теперь от этой квартиры не требовалось ничего, кроме функции убежища. После смерти Оли всё потеряло надуманный смысл, вроде семейного гнезда, уютного места, в которое всегда можно вернуться и где тебе всегда будут рады. Просто четыре стены, отгораживающие тебя от снега и дождя, не более.

Скинув с себя всю одежду, Артур улегся в постель. За один день с ним произошел такой круговорот событий, который запомнится на всю жизнь. Мозг считал, что прошла целая вечность, хотя на самом деле, с момента смерти Оли, истекло всего три-четыре часа. Слишком много происшествий умялось в короткий срок, что ускоряло восприятие времени.

В груди защемило, и вновь голову заполнили видения, в которых Артур безжалостно убил Дениса с его другом. Он осознал, только теперь действительно осознал, что убил живого человека. О чём-то думавшего, чего-то хотевшего, к чему-то стремившемуся, какими бы эти стремления не были.

Еще утром Денис, наверное, встретился со своими друзьями, они попили пива, потом пошли домой, и, включив музыку на всю катушку, стали развлекаться. Им было весело. Кто-то писал им в социальных сетях, а может, и до сих пор пишет, кто-то собирался или собирается им позвонить, даже не подозревая, что их теперь нет в живых, что их линия жизни была оборвана рукой Артура. Они, как Денис выразился, «колбасились», хотя, это точно были не танцы. Похоже, музыка была одновременно фоном и заглушкой, чтобы не было слышно воплей Кости, которому они отрезали голову. Только сейчас стало понятно, для чего действительно нужна была музыка.

По спине поползли мурашки, заставив поежиться.

Стоило ли жалеть об убийстве таких людей? Да нихрена. С чего их жалеть? Эти твари бы учинили столько разрухи, посеяли бы столько смерти, что настоящее преступление не убить их, а оставить в живых. Отчетливо зафиксировав это в своей голове, отбросив сожаления прочь, Артур решил, что не пожалеет ни одного посвященного сектанта. Хотя, как понять, посвящен сектант, или нет?

Вспомнив книжку, Артур встал, пошел в ванную, забрал книгу, а затем, найдя в доме карманный фонарь, снова улегся в постель. Артур направил овал света на страницы, открыв книгу. Он нашел главу с обрядом посвящения, прочитав то, что прочла Оля, прежде, чем ее убили.

Бросил книжку в сторону, и она стукнулась о стену, затем повалившись на пол. «Уроды! — думал Артур. — Они на это еще и осознанно делают, руководствуясь инструкциями своих наставничков». Вот теперь ему точно ни разу не было жаль о содеянном. О чем жалеть? Об убийстве ублюдка, который мало того угрожал жизни Артура, так еще и убил его жену?

Плевать. К лишению жизни этого человека можно было отнестись со спокойной душой.

Артур закрыл глаза, попытавшись уснуть, но ему не удавалось. Нет, он не переживал насчет пережитых событий, а думал, стоит ли ему двигаться дальше. Оли больше не было, стремиться не к чему, а умереть от рук мертвецов нереально. Он попал в вольер с бешенными псами, которые вообще его не видят, а потому автоматически становятся гарантией безопасности. До тех пор, по крайней мере, пока псов не решат отравить, и сбросить на них ядерную бомбу. А если и сбросят, то какая разница? Был ли смысл жить дальше? Казалось, никакого.

Так Артур и уснул, погрузившись с этими мыслями в черную пучину сновидений.

Одновременно с началом схватки Артура с зомби, во всём городе тоже началось настоящее побоище.

Небо было затянуто серыми тучами. Пограничная зона, протянувшаяся чуть подальше от городской черты, освещалась прожекторами, светившими со стены, и выхватывающими из темноты человеческие силуэты. Основные осветительные мощности овалами света были сосредоточены на центральном проезде, заставленном автомобилями напуганных горожан. В городе нарастало беспокойство. Люди стягивались к стене, и толпились внизу, на асфальтированной дороге, обрывающейся прямо у толстых стальных ворот. Барыгин стоял перед решетчатым ограждением рядом с небольшой бойницей, ощущая на плечах груз тяжелого бронежилета, и крепко сжимая в руках автомат. Над головой, в сторону центра города, гулко пролетело несколько истребителей, преломивших звуковой барьер, и оставляющих за собой белый конусообразный след. От рева турбин заложило уши, что заставило Барыгина сморщиться, сильнее вцепившись в автомат.

По спине струился холодный пот. Гражданские были напуганы. Внизу стояли дети, стояли матери, с годовалыми младенцами на руках, и отцы. Целые семьи. Барыгин вспомнил, как оказался на этом посту, и уже проклинал белый свет за это событие.

Их построили на плацу полевой военной базы, возведенной под стеной, огораживающей Куратовск. Майор Котов шагал перед строем, формулируя мысль, а бойцы терпеливо смотрели на него, ожидая указаний. Остановившись, Котов сказал:

— У вашего взвода сегодня особая боевая задача. Сразу скажу, что ее выполнение не будет легким делом. У вас будет четкая установка — в случае проявления признаков инфекции стрелять по всем без разбора, для того, чтобы пресечь распространение заразы. Вопросы?

— Товарищ майор, — сказал Леонов, сосед Барыгина. — Разрешите обратиться.

Котов кивнул.

— Детей, женщин, стариков? Всех в расход?

— Верно. Вы будете первым эшелоном наземной защиты, и в случае чего, основная масса нагрузки ляжет именно на вас. Потому, стреляйте без промаха, иначе умрете. И смерть, поверьте, будет страшная.

Барыгин до последнего надеялся, что ответ будет отрицательным, и как только майор согласился, в груди защемило до боли. Вот он, патриотизм, вот она, защита родины и земли Русской. Причём, не возразишь же. Отправят в штрафники, или того хуже, в дисбат с расстрелом. Сам давал присягу, сам клялся в верности правительству, вот теперь расхлебывай. Причем. Толком было и непонятно, что к чему, потому что основной массив информации был упущен Барыгиным из-за его пребывания в медсанчасти после драки с товарищем, который дал ему подзатыльник на плацу.

Понятно было лишь то, что в городе разгуливала страшная инфекция. До сих пор, времени рассказать Барыгину, в деталях, ни у кого не было.

Только тут, на стене, он понял, во что ввязался. Хрипнула рация в кармашке бронежилета, вырывая Барыгина из воспоминаний.

— Внимание, повторяю! — вещал громкоговоритель. — Вам приказано покинуть территорию, прилегающую к стене, и разойтись по домам! Сотрудникам полиции — пройти к открытым пунктам боепитания, сдать оружие, а затем вернуться в город, перейдя в режим ожидания дальнейших указаний! По нарушителям будет открыт огонь! Внимание, повторяю….

— Выпустите нас! — донесся до ушей скрипучий старческий голос, пришедший снизу. — Мы вам что, бараны, чтобы вы нас тут держали? Это возмутительно!

Барыгин вгляделся, и увидел, что это возмущалась женщина преклонного возраста, смело шагнувшая вперед из толпы обеспокоенных людей.

— Оружие наизготовку! — раздалась команда в рации. — Дослать патрон в патронник! Сначала дать предупредительный, затем убить!

«Больные, что ли?! Да как же так?!» — пронеслось в голове Барыгина. От вида старушки в сердце неприятно заныло, а руки пробрала мелкая дрожь. Взяв себя под контроль, Барыгин унял тремор, но холодный пот остановить не удалось. Солдат дернул затвор, и с щелчком дослал патрон в патронник, но автомат пока не вскинул. Барыгин ошарашенно глядел на пожилую женщину, и затем обменялся с Леоновым, стоявшим у соседней бойницы, обеспокоенным взглядом. На бойцах были противогазы, скрывавшие лица, но без дураков было понятно, что все переживали. Атмосфера была крайне напряжённая. Автоматы никто так и не вскинул.

— Ну вот! Есть же совесть! — сказала бабушка. — Откройте, мальчики! Выпустите людей! Мы же не бараны на убой! Мы живем в свободной стране, налоги платим…

Крики старушки превратились в невнятное бормотание, которое неожиданно перекричал вопль, раздавшийся в рации:

— Сука! Немедленно вскинули автоматы, и открыли предупредительный огонь! Вы что, хотите под трибунал?! Хотите, чтобы ваши семьи стали жертвами инфекции?! Вам отдан приказ! Выполнять! Отогнать людей от стены!

Угроза сработала. С сомнением, но солдаты вскинули оружие, сняв его с предохранителей, и хором выстрелили в небо. Барыгин тоже поднял ствол вверх, и тоже нажал на спуск, заставив автомат с грохотом выпустить пулю. Эхом по улицам пронеслись громыхнувшие выстрелы, а от ствола к небу устремилось прозрачное лёгкое облачко. Старушка дрогнула, но всё же, смело, не отводя взгляда, продолжала смотреть на солдат. Толпа неожиданно стихла, громкоговоритель так же заглох, все будто застыло. Ноздри заполнил запах ружейного пороха.

— Отойти от стены! — дрожащим голосом крикнул Барыгин, нацелившись на старушку. — Немедленно вернитесь в толпу! Все — разворачивайтесь, и идите домой! Иначе мы будем вынуждены открыть огонь!

«Пожалуйста!» — хотел добавить Барыгин, но с трудом сдержал себя, чтобы не терять авторитета и внушительности в глазах людей. Боец был на грани срыва. Сердце колотилось, как отбойный молоток, пульс зашкаливал, отдавая в висках стуком, но на службе Барыгина хорошо научили себя контролировать.

— Я блокаду Ленинграда прошла, сынок! Я видела смерть, и теряла на войне близких! Что тут смерть, — старушка указала на стену, — что там смерть, — она махнула рукой назад. — Съедят нас там! Так какая разница, где помирать?! Ты меня не пугай своей пукалкой, пуганая! Быстро откройте двери!

«В каком смысле съедят?» — удивился Барыгин, поразившись отваге старушки. В глубине души она его даже восхитила.

— Да ты рехнулась! — крикнул кто-то из толпы. — Иди назад! Пошли домой! Не выпустят нас!

— Нет! — на глазах старушки проступили слёзы. Она повернулась к толпе. — Мы рождены свободными людьми, — всхлипнула она, — равными друг перед другом! Нас не должны держать тут, и пасти, как скот! Понимаете?! Военные должны служить и защищать, а не пресмыкаться перед богатеями, и убивать невинных! Там людоеды в городе! Там ненормальные в городе! Там ненормальные! Вот по ним надо стрелять!

— Вас никто не собирается убивать, — крикнули из толпы. — Если вы не будете нарушать правил!

— Она права! — из толпы шагнул крепкий мужчина в сером камуфляже. — Меня чуть знакомый, вернувшийся из патруля, не сожрал! Он на проспекте Шурыгина с пацанами задержал дебила, так тот его за плечо укусил! Потом сам психованный стал, и пришел с проломленной башкой! Уходить из города надо, но не так тупо! Не нужно под пули лезть!

— Нет! — топнула ногой старушка. — Нет, и нет! — она повернулась к стене, стиснув кулаки. — Это мой город! Я в нём родилась! И если я не могу выехать по этой дороге, как и въехать, то лучше вообще не жить! Немедленно откройте!

Сначала она сделала неуверенный шаг вперед, и бойцы тут же лязгнули автоматами. Нацелились те, кто мешкал. Старушка смогла преодолеть заполняющий ее душу холодный ужас, и смело зашагала вперед.

— Остановитесь! Хватит! Или я… — продолжил Барыгин.

— Огонь! Открыть огонь, сука! Или мы сейчас вас самих расстреляем! — снова стала надрываться рация голосом командира.

Барыгину впервые приходилось стрелять по человеку. Он онемел от страха, видя в разрезе мушки центр массы пожилой женщины, и через силу заставил себя надавить на спуск. Ряд автоматных очередей разорвал устоявшуюся тишину, автомат дернулся, больно ударив в плечо, и старушку моментально сбило с ног врезавшимися в ее торс пулями. Она вскрикнула, повалившись на спину, и под ней стала быстро расползаться лужица крови.

Одна из пуль попала в голову, поразив мозг, и подарив старушке безболезненную смерть. Пуля прошла навылет.

В толпе кто-то завизжал. Наступила гнетущая, давящая тишина, и Барыгину резко стало не по себе. Мужчины внизу подняли на военных разгневанные взгляды, и реакция толпы обманула бы ожидания любого здравомыслящего человека, а такими на стене были все, без исключения.

— Убить мразей! Ай-да! На ворота! Гасите всех! — крикнул кто-то разъяренно.

— Идиоты, — сдавленно прошептал Барыгин. К горлу подступил ком. — Это же самоубийство! Идите домой! Идиоты! — он сорвался на крик, крепко сдавив автомат. — Домой!

Ему было страшно не за себя. Ограждение было невозможно взять пешим штурмом, не имея лестниц, крюков-кошек, и тяжелого осадного вооружения. Если толпа сейчас попрет на стену, то это будет кровавое побоище, и отнюдь не в пользу гражданских. По толпе прошлась волна возмущений. Женщины отступили назад, а многочисленные мужчины полезли в машины, доставая лежавшее в бардачках травматическое и боевое оружие. Остальные, с разъяренными воплями бросились к стене, по пути поднимая камни, бутылки, и любые тяжелые предметы, которые попадались под руку.

Решетка стала содрогаться и греметь от попадавших в нее метательных снарядов. Разгневанная толпа становилась все ближе. Они бежали уверенно, без оглядки, и с полной готовностью отдать свою жизнь. Их сознания будто слились воедино, и целью этого единства была свобода. Людей загнали в угол, они не увидели другого выхода, кроме сражения. Убийство старушки стало последней каплей.

Неожиданно, несколько человек в толпе споткнулись и упали. Их затоптали насмерть, а затем они встали, оглядывая окрестности раскрасневшиеся от гнева глазами. Зараженные, с безумным ревом, и брызгая пеной изо рта, яростно бросились на ближайших людей, вцепившись зубами в их плоть, и став разрывать её. Из появившихся после укусов ран стала сочиться кровь, и люди, которые недавно казались миролюбивыми гражданами, превратились в окровавленных животных, жадно бросающихся на беззащитных жертв. Раздались вопли, но толпа по-прежнему была едина, будто бы ничего не случилось.

— О-открыть огонь! — запнулся командир. — Обнаружены признаки инфекции!

Скрепя зубами, и выбрав целью первого попавшегося в разрез мушки полного мужчину в рубашке, Барыгин надавил спуск. Раздался хлопок выстрела, и пуля, влетев в грудь цели, разорвала рубашку, которую тут же забрызгало кровью. Застрекотали автоматы, и бойцы вели огонь в режиме автоматического огня, не жалея боеприпасов. Люди падали замертво один за другим. К всеобщему удивлению, убитые вставали, преображаясь на глазах.

Они вскакивали, завидев жертв, и с дикими воплями бросались на всех подряд. Совсем скоро картина боя разительно переменилась, и из отстрела беззащитных гражданских стала похожа на отстрел душевнобольных, которые, на вид, были куда опаснее, чем их предшественники. Совсем скоро людей в толпе стало намного меньше, что заставило их сначала рассредоточиться, а потом и вовсе бросится прочь, спасая себя от съедения заживо.

Но военным от этого становилось не легче. Зараженные быстро настигали тех, кто пытался бежать, и моментально обращали их в свои ряды. Совсем скоро под стеной было настоящее столпотворение, в которое солдаты выпускали град пуль. Барыгин перезарядил оружие, снова став стрелять, но заметил, что попадания по конечностям не очень результативны.

— В голову палите! — крикнул он. — Фильмов не смотрели, что ли!

Бойцы, решив прислушаться, стали бить на поражение. Совсем скоро трупы стали складываться в слои, позволяя следующим волнам атакующих подниматься всё выше и выше. Бегство гражданских прекратилось.

Обратившаяся мамаша стояла, держа на руках младенца, который не отстал от матери, и противно визжал, как монстр, рассматривая мать бесцветными глазами. Его кожа посерела, приобрела мертвенный, подгнивший вид, из-за чего умиления он уже не вызывал. Теперь, миловидный когда-то ребенок, стал настоящим чудовищем, от лика которого слабонервного человека могло вывернуть наизнанку. Ему хотелось есть, но обычного материнского молока ему явно было уже недостаточно, потому, не видя другого выхода, и выбрав грудь матери целью, он вцепился в нее быстро прорезавшимися зубами. Сначала мать рефлекторно ухватила младенца за голову, чтобы ему было удобнее, но потом она поступила совсем не по-матерински.

Такая мамаша не стала терпеть детского паразитизма, и, вообще без каких либо колебаний, кинула истошно орущего младенца в сторону, затем с воплем бросившись к толпе у стены. Она хотела есть не меньше, из-за чего просто не могла тянуть на себе младенца, а даже если бы могла, то не стала бы, потому что единственной ее заботой теперь было человеческое мясо, которым она ни с кем не собиралась делиться. Даже с любимым ребенком, которого утром холила, лелеяла, щекотала, с которым играла.

— Ты смотри! — удивленно крикнул Леонов, поражаясь растущей под воротами горе трупов. — Они друг на друга лезут! Жесть!

— У нас тут обстоятельства! Угроза прорыва! — Барыгин в панике кричал в рацию, даже не зная, как толком сформулировать доклад. Руки стали неистово дрожать. Ему вспомнились картины, где зараженные пожирали гражданских, и разделить их участь очень не хотелось. — Они друг на друга залезают! Необходимо тяжелое вооружение! Тут жопа!

— Понял! — ответил командир. — Используйте гранаты! Направляю к вам взвод гранатомётчиков! Держитесь!

Барыгин крикнул:

— Леонов! Гранату в толпу!

Зараженные орали, вскарабкиваясь друг на друга, и пытаясь дотянуться до военных, которыми овладевал испуг.

— Осколки! — крикнул Леонов, достав из разгрузки гранату, выдернул чеку, а затем бросил гранату вниз, прямо на головы зараженных. Со щелчком отлетел рычажок предохранителя, и было секунды три на то, чтобы спрятаться.

Солдаты синхронно отскочили от ограды, и присели. Громыхнул взрыв. От силы ударной волны земля пол ногами слегка содрогнулась, и ряд болезненных стонов подтвердил успех применения данного оборонительного решения. Сверху сыпались небольшие кусочки мяса и ошметки разорванной одежды, которые были подброшены взрывом. Зазвенело в ушах.

Барыгин вскочил, прыгнул к краю, и бегло выглянул через него. Картина, развернувшаяся внизу, не могла порадовать. Взрыв гранаты превратил гору мертвецов в кровавое месиво, однако, это почти не затрудняло их сородичам подъем. Они лишь поскальзывались на кусках плоти и оторванных конечностях, иногда падая на багровую гущу. Это слегка замедляло их ход, но до поры до времени.

— Где гранатометчики?! — заорал Барыгин.

Вновь застрекотали автоматы, больно ударив по слуху, до звона. Барыгин, не обратив на дискомфорт никакого внимания, вкинул оружие, присоединившись к ружейному хору остальных. Он простреливал противникам головы, целясь в них одного за другим, но они продолжали набегать с дороги и переулков. Казалось, их нескончаемое количество, и было очевидно, что заражению подвержены уже очень многие.

Неужели уже весь город пал жертвой инфекции?

Гранатометчики поднялись по трапу, одному из нескольких, возведенных на скорую руку. С облегчением Барыгин разглядел в руках солдат шестиствольные гранатометы. Они заняли позиции у бойниц, вскинув оружие, и стали стрелять. Гранатометы с хлопками выплевали разрывные снаряды, оставляющие за собой дымный след. Снаряды падали прямо на пути зараженных, и с грохотом детонировали, либо сразу разрывая цели, либо лишая их физической возможности двигаться, отрывая руки и ноги.

Улицу заполнило сизым дымом. Воронки от разорвавшихся гранат вскоре занимали почти всю площадь дороги, но мертвецы продолжали и продолжали идти. Им не было конца, с каждой минутой их прибывало все больше, от чего они совсем скоро достигли центра стены по высоте.

Барыгин снова вцепился в рацию:

— Товарищ майор! Это Барыга! Гранатометчики не помогают. Целей становится все больше! Нам нужна поддержка воздушной и наземной техники! Угроза прорыва, товарищ майор! — отрапортовал Барыгин.

Майор находился в штабной палатке, расположенной в пятидесяти метрах от стены. Тускло светили лампы, стоявшие на длинных подставках, и выхватывали из темноты компьютеры, стол с тактической картой, а так же слегка приоткрытый вход. Снаружи бегали солдаты, спеша к стене, и стояла войсковая суета. Услышав сообщение Барыгина, Котов нахмурился. Решение нужно было принимать быстро, и мешкать нельзя, потому что промедление будет стоить жизни ему, его бойцам, а затем и всему миру, если вдруг зараза вырвется за пределы города. Котов глянул на карту, оценив дистанцию от Воробьиных гор, где были расположены самоходные артиллерийские установки, до Главных ворот, через которые сейчас пытались прорваться.

Дистанция приемлемая, и более того, САУ могли покрыть в два раза большую площадь огня, чем было доступно. К счастью, город был не совсем крупный. Так же в небе было звено истребителей, и около десятка вертолетов. Было с чем разгуляться, оставался лишь вопрос — где? На ум просилось одно — бомбить город. Если сейчас дать сконцентрированный, да и даже периодический залп по области стены, то на такой дистанции погрешность в точности составит двадцать пять, а то и пятьдесят метров. То есть, прямо в кучу под стеной ударить не получится. Разве что по чистой случайности, а случайностям в данной ситуации не место. Снаряд может угодить в стену, снаряд может угодить в ворота, и тогда сдержать прорыв из города будет нельзя.

Конечно, можно было предпринять попытку, но риск был слишком велик.

На ум пришла нехорошая идея, которая, в глубине души, заставила Котова погрустнеть. Внешне он оставался невозмутим, однако, веко, всё-таки дрогнуло, и Котов чуть не стиснул зубы от появившегося отчаяния. Ему представились залпы САУ, и накрытие Куратовска огнем артиллерии. Так же резонной была мысль и о воздушном ударе. Гнать танки с соседних районов — дело слишком долгое, потому что меры надо было принимать уже сейчас. С минуты на минуту. А танк, полным ходом, из одного конца Куратовска в другой, будет идти минут десять. Да и способны ли помочь танки в этой ситуации? Вполне вероятным было и то, что мертвецы накроют бронетехнику массой, как накрывали стену.

— Штуренков, — буркнул Котов радисту, сидящему за компьютерами. — Запрашивай артиллерийский удар по этим квадратам. После артиллерии сразу пускай в ход авиацию.

Котов назвал радисту координаты, и тот ошарашенно взглянул на командира.

— Товарищ майор, вы уверены? Это же весь город накроет… Там же ад будет…

— Пасть закрой и передавай координаты, боец! Тебе вопросы задавать не разрешали! — Рявкнул Котов.

Радист от испуга вжал голову в плечи, и быстро вернулся к компьютерам, доставая рацию, которая была настроена на зашифрованный канал связи с артиллерией и авиацией.

Котов тяжело вздохнул. Было нелегко принимать такое решение, но Котова просто вынудили устроить бомбардировку города из всего, что только возможно. Стену надо было спасать. Да, было очевидно, что во время обстрела неизбежно пострадают невинные люди, но это малая жертва, которая поможет избежать большой беды. Из двух зол Котов выбрал меньшее, как и поступил бы любой другой командир на его месте. Даже если у Главных ворот нападение удастся предотвратить, то не исключено, что таким же образом покойники попробуют прорваться через другой участок ограждения.

Воробьиные Горы были окружены лесом. Они и назывались Воробьиными потому, что при изучении со спутника были похожи на свитое птичье гнездо, в котором лежала пара увесистых яиц. Артиллерийские установки расположились у подножия холма, чтобы снизить риск обнаружения, и, в случае чего, быстро отступить в лес. Окапывать не стали, поэтому они просто бесшумно стояли, скрытые ночной темнотой. В кабине САУ было тесно, и жара стояла неимоверная. Глава механизированного взвода артиллерии получил распоряжения от Штуренкова. Как только он передал бойцам координаты, машины тут же ожили, взревев двигателями.

Тяжелые башни повернулись, орудия поднялись выше, — наводчик скорректировал положение и наклон пушки, — и дело было за малым. Зазвенела подающая лента. Заряжающий извлек из люльки увесистую головку ста пятидесяти миллиметрового снаряда, погрузив ее в механизм досылания боеприпаса, и как только снаряд ушел в пушку, заряжающий погрузил следом заряд в виде большой гильзы.

Как только досылающий механизм отправил её на место, пушка была готова к стрельбе.

— Пошел! — крикнул заряжающий.

Громыхнул выстрел, и пол качнулся под ногами бойцов. По телу прошлась мощная вибрация, длившаяся около секунды. Если бы не толщина брони, не звукоизолирующие материалы, и не шлемы с толстыми наушниками, у членов экипажа могли бы лопнуть перепонки. Даже не смотря на все эшелоны звуковой защиты, слух пропал на пару секунд.

Снаружи всё выглядело куда более эффектно. У конца ствола, несмотря на установленный пламегаситель, полыхнула яркая вспышка. Ударной волной вокруг машины было поднято облако пыли, а сама самоходка качнулась, не в силах противиться мощи выстрела. Грохот раздался такой силы, эхом помчавшись по лесу, что напуганные птицы в ужасе слетели с веток, и черным облаком ринулись прочь.

Правда, они тут же подверглись нападению ворон, явно большего размера, типичного для этих особей. Вороны бросались на них, и когтями разрывали на части.

Снаряды упали на город, вспыхнув вдали тусклыми вспышками. Хлопки взрывов были не менее слабыми, чем рокот выстрела, и отзвук пришёл с самого Куратовска, дойдя до Воробьиных Гор троекратным эхо. Процесс перезарядки орудия был весьма быстрым, и уже спустя какие-то секунды оно было готово к повторному залпу.

Однако, артиллеристам не удалось долго вести огонь. Из леса, свирепо рыча, выбрело несколько зараженных, но были они явно не простыми, как остальные. Вид у них был ужасающий, и у любого, даже самого волевого человека, подкосились бы ноги. Изменения в их телах произошли колоссальных масштабов. Из кожи, блестя на тусклом лунном свете, торчали поражающей остроты лезвия, похожие на крючья. Они срослись с костями, став неотъемлемой частью зараженных. Причем, лезвия были рассыпаны везде, выглядывая даже из глазных проемов.

Мутанты, покачиваясь, перемещались на четырех ногах-мечах, подобно паукам, а торс был обращён к верху, держась на конечностях безвольной тушей. Будто бы настоящие демоны ада вырвались на свободу из преисподней. Было трудно представить, какая мутация должна была произойти в теле человека, что бы он обратился в такое ужасное чудовище.

Члены экипажа даже не успели отреагировать. Мутанты молниеносно бросились к установкам, запрыгнув на них с воплем, и вонзив конечности в броню. Первым же выпадом мутанту удалось поразить члена экипажа. Пронзив броню как раскаленный нож масло, клинок воткнулся в торс заряжающего, и тот безвольно повис на нем, как марионетка, вскрикнув. Из его рук вывалился тяжелый снаряд, и последнее, что успели сделать ошарашенные артиллеристы, это взглянуть на него.

Снаряд взорвался. Ударной волной мутантов швырнуло, как тряпичных, отбросив их метров на двадцать от позиций машин.

Сдетонировал боеуклад, и вся разрушительная мощь, которую САУ могла обрушить на голову несчастного врага одиночными порциями, проявила себя во всей своей красе в одном месте и в одно время. Раздался взрыв такой ужасающей силы, что башню установки разорвало на мелкие кусочки. Броня соседствующих машин с легкостью выдержала попадание разлетевшихся на многие сотни метров вокруг осколков, но солдат погубило другое. Еще до попадания осколков бойцов кинуло ударной волной, да так, что те, не выдержав резкой перегрузки, умерли.

Мутантам тоже не удалось уцелеть. Однако, им на смену быстро пришли другие, бросившись к технике, разрезав броню как консервную банку, и став доставать оттуда мертвых членов экипажей.

Котов стоял у стола, сложив руки на груди, и вслушиваясь в звуки взрывов. Сначала бомбили исправно, но потом взрывы неожиданно стихли, и больше не возникали. Обеспокоившись, Котов взял рацию со стола, и скомандовал радисту:

— Выясни, почему обстрел прекращён.

— Есть, — отозвался радист, тут же принявшись за работу.

— Барыга, доложить, — сказал Котов в рацию.

— Товарищ майор! Легче стало! Прут меньше, но не останавливаются! — ответил Барыгин после хрипа динамика. — Ещё бы бомбить, товарищ майор!

Барыгин, повесив рацию на место, снова бросился к бойнице, и с отчаянным криком стал стрелять по врагам внизу. Они лезли и лезли, сокращая дистанцию до вершины, и Барыгин сделал вывод, что оборона, такими темпами, совсем скоро рухнет. Зараженные неистово вопили, руками цепляясь за стену, и обламывая об нее ногти. После их ладоней на бетоне оставались жуткие кровавые следы. От этого вида и их криков душа ушла в пятки.

— Что там? — спросил Котов нетерпеливо.

— М… — начал Штуренков, но запнулся, боясь взглянуть на командира. — Молчат, товарищ майор!

— Твою мать! — прошипел Котов. — Авиацию гони! Пусть хреначат из всего, что есть!

— Есть!

Радовало, что под облаками не было осадков. По небу летело пять истребителей. Лидер эскадры «Викинг» вел свой самолет во главе строя, огибая город по широкой дуге, и оценивал обстановку внизу. Ревел реактивный двигатель. После недавнего артобстрела по всему Куратовску были видны столбы дыма, тянувшиеся к небесам от мест попаданий снарядов. К счастью, приборы ночного видения на шлемах пилотов позволяли все разглядеть, что было особенно важно на высоте птичьего полета. Кабина тускло освещалась приборами, но в ней было достаточно темно, от чего светящиеся зеленые окуляры ПНВ, делали летчиков похожими на жутковатых монстров, рыскавшими глазами в поисках жертвы. Рация в шлеме Викинга 0 зашипела.

— Викинг, это Земля. Принимай квадраты для бомбардировки. Крыть всем, что есть, о гражданских жертвах не думать.

— Есть, — ответил Викинг 0.

Майор назвал квадраты, и Викинг 0 передал распоряжение командования всем в эскадре. Они летели слажено, будто бы единое целое, почти не отклоняясь от заданной траектории, от чего производили сильное впечатление. Мертвецы на Земле реагировали с большим интересом, когда самолеты с ревом проносились над их головами.

— Викинги, всем всё ясно? — спросил Викинг 0.

— Так точно, — хором ответили бойцы.

— Серьёзно? — недоуменно спросил Викинг 1. — Они что, гонят? Сначала обстреляли гражданских из артиллерии, а теперь требуют, чтобы мы разбомбили их? Что в штабе происходит?

— Приказы не обсуждают, Викинг 1. Что сказано, то делаем, куда нацелили, туда бомбим. Вопросы есть? — спокойно спросил Викинг 0.

— Никак нет, — недовольно отозвался Викинг 1.

— Вопросы есть?! — с нажимом крикнул Викинг 0, так, чтобы слышали все.

— Никак нет! — бодро ответили пилоты.

— Супер! Снижаем скорость до дозвукового барьера, заходим на траекторию бомбежки, и сбрасываем груз в указанных квадратах. На втором заходе даем ракетные залпы, затем работаем пушками.

— Есть, — хором отозвались пилоты.

Снова описав широкую дугу, эскадра направилась к указанным квадратам. Над нужным местом пилоты сбросили противопехотные бомбы, которые со щелчком отстегнулись от брюх, и со свистом полетели вниз, устремившись к дорогам. Обеспокоенные зараженные мчались по улицам и проспектам, направляясь к стене, и совсем не ожидали неприятного сюрприза в виде взрывчатки.

Между домов раздалась цепочка взрывов огромной мощности. К небу от мест разрыва бомб моментально устремились фонтаны из раскрошенного асфальта и пыли. Ударная волна была такой силы, что вышибла окна в радиусе сотни метров, и сбила зазевавшихся мертвецов с ног. Тех, кто оказался ближе к эпицентру поражения, моментально разорвало на куски многочисленными осколками.

Истребители резко накренились на 180 градусов и плавно развернулись, кончиками крыльев вырисовывая белый инерционный след, который снизу выглядел довольно красиво. Викинг 0 сосчитал количество взрывов, и не досчитался одного, сразу догадавшись, кто не сбросил бомбу.

— Викинг 1! Ты что ли чудишь?! Почему бомбу не сбросил?! Совсем оборзел!? — сердито кричал Викинг 0, чувствуя клокочущую внутри злобу.

Викинг 1 стиснул зубы. Он глядел на оседающую после бомбардировки пыль, воображая, сколько гражданских в жилых домах и на улице могло пострадать. Сейчас его пытались заставить обстреливать своих же граждан, в Русском городе на Русской земле, и это никак не могло быть принято его сознанием. Какая же тут, к черту, защита родины?

— Викинг 1! Если ты не выпустишь ракеты при повторном заходе, то пойдешь под трибунал! Сейчас считай, что я этого не видел, — рявкнул Викинг 0.

— Но товарищ лейтенант! — попытался возмутиться Викинг 1. — Там же, вашу мать, люди есть! Люди!

— Это необходимые жертвы, пойми! Ты хочешь, что бы такая хрень по всей стране творилась?! Хочешь, чтобы инфекция наружу выбралась?! Всё! Этих людей уже не спасти! Ты же сам понимаешь, что вспышка инфекции неожиданно себя проявила, и вообще скажи спасибо, что я тебе что-то объясняю! Штраф и выговор ты заработал!

— А вы когда-нибудь ставили приказы под сомнение? — уверенно спросил Викинг 1. — Вам не кажется подозрительным то, что маленький город, ни с того ни с сего, вообще не способный быть интересным хоть в каком-то плане, вдруг стал объектом для проведения массовых учений? Это же бред!

— Никогда не ставил! — закричал Викинг 0. — Именно поэтому я сейчас лейтенант, а ты до сих пор прапорщик! Есть угроза распространения инфекции, и мы должны ее устранить, всё! Мене разрушительные средства, к сожалению, исчерпаны!

Викинг 1 хмуро глянул в сторону самолета Викинга 0, и осознал, что не мог с ним поспорить. Из-за низкой степени покорности и лояльности русской армии Викинг 1 до сих пор не мог получить повышения, что стало для него настоящей проблемой. Но с другой стороны, стоило ли повышение сотен гражданских жертв? Стоило ли повышение выполнения приказов, которые изначально отданы для лоббирования интересов, о которых солдату нельзя даже думать?

Карьера Викинга 1 висела на волоске. У него была куча проблем, в том числе с командованием, и он даже слышал, что его собрались убрать из эскадры, а то и вообще из армии. Как до такого могло дойти? Единственный грех, который совершил Викинг 1 — допущение собственных мыслей. Раз уж на то пошло, то проклятие можно было сделать привилегией.

— Идите вы все на хер! — крикнул Викинг 1. — Я не собираюсь убивать мирных людей!

Викинг 1 плавно потянул на себя штурвал, покидая строй эскадры, и невольно притянул к себе взгляды всех пилотов. Они хором стали упрашивать его вернуться: «Эй, да что ты творишь! Гена! Вернись в строй!», «А ну, живо назад! Тебя же посадят, идиот!», «Уволят нахрен, и будешь потом ходить всю жизнь, как неприкаянный!».

Но Викинг 1 не реагировал. Он твердо принял решение лететь обратно на аэродром. И без него найдутся люди, желающие измазать руки в крови невинных. Викинг 1 был готов убивать тех, кто реально угрожал жизни его сограждан, тех, кто был готов с оружием пойти на других, но в Куратовске таких не было. Лишь невинные люди, ставшие жертвой неизвестной инфекции, явно не заслуживающие смерти.

Неожиданно с домов поднялось черное облако крупных ворон. Они помчались к истребителям, как стремительные черные снаряды, махая огромными крыльями. Им удалось воспользоваться тем, что истребители летели не на сверхзвуковой скорости. Но даже так их было весьма не просто поймать. Единственный шанс подвернулся сейчас, когда самолеты заходили на траекторию ракетного удара. Можно было попытать счастья, бросившись самолетам на встречу, и выведя их из строя до тех пор, пока они снова не набрали скорость.

Даже не смотря на обильные мутации, увеличения размера и прочности костей, многократное усиление мускулатуры, вороны не могли тягаться по скорости с реактивными истребителями. Вороны выбрали весьма удачный момент для атаки, потому что увлеченные отходом товарища пилоты совсем их не заметили, но вот Викинг 1 оказался более внимательным.

Увидев приближающийся к эскадре рой птиц, он крикнул в рацию:

— Пацаны! 11 часов! В стороны!

Но зазевавшиеся пилоты ничего не успели сделать. Вороны моментально облепили их, и часть особей сразу же разбились в лепешку, забрызгав самолеты кровью. Обзорное окно кабины моментально покрылось останками птиц, и даже силы набегающего воздуха не хватало для того, чтобы их содрать. Однако погибли далеко не все вороны.

Многим удалось вцепиться когтями в стекла и корпуса истребителей. Птиц не сдувало лишь за счет того, что их мускулатура с костной системой были многократно укреплены мутациями в организме. Они стали со всей силы бить клювами в оболочку обзорного окна, и по стеклу моментально стала расползаться сетка трещин. Пилоты, растерявшись, совсем не понимали, как можно поступить в столь неординарной ситуации, а даже если бы знали, то среагировать не успели бы. Слишком внезапно произошло нападение, и на реакцию никакого времени бы не хватило.

Птицам удалось пробить защиту, протиснуться внутрь, и напасть на летчиков. Ворона, свирепо каркая, и распустив огромные крылья, загородила весь обзор. Она принялась жестоко кромсать Викинга 0 лапами и клевать его в голову. К счастью, шлем не дал сразу расправиться с жертвой, но все же, клюв пробивал его, как консервную банку, едва не доставая до головы. Птица когтями разодрала Викингу 0 руки и плечи, оставив на местах порезов кровоточащие рваные раны. Камуфляж пилота моментально пропитался кровью. Крикнувший от вспышки острой боли Викинг 0 потянулся за пистолетом, стремясь рефлекторно устранить возникшую в кабине угрозу.

Викинг 0 достал пистолет, нацелив на птицу, и именно в этот момент его самолет с грохотом врезался в асфальт. С колоссальной силой оторвавшееся от креплений кресло подбросило, и Викинг 0 врезался головой в стекло, моментально разбив его. Вспыхнув, как факел, истребитель взорвался. Инерцией после падения по земле тянуло уже горящую груду металла, оставляющую за собой огненный след из протекшего топлива. Спустя несколько секунд раздался хлопок взрыва, и взорвавшийся боезапас истребителя озарил ярчайшей вспышкой улицу почти по всей ее длине.

Викинг 2 попытался выполнить маневр уклонения, но несколько птиц залетели в двигатель, выведя его из строя. Они так же мигом заполнили кабину, но Викинг 2, в силу привычки, наработанной на тренировках, катапультировался. Птицы, почуяв легкую добычу, стаей бросились на Викинга 2, став рвать и терзать жертву. Они то атаковали друг друга, борясь за первенство, то кидались на кричащего в агонии пилота, который моментально покрылся порезами и кровью.

Он упал на асфальт и разбился из-за не успевшего открыться парашюта, сломав себе шею.

Викингу 3 и 4 повезло меньше. Они катапультировались, но парашюты удачно раскрылись, от чего пилоты стали плавно парить к земле, становясь простой мишенью. Воронье моментально облепило добычу, став терзать ее, чтобы умертвить, а затем съесть.

Не в силах смотреть на это, Викинг 1 совершил крутой разворот, и, нацелившись, зажал кнопку огня из пулемета. К двум черным комкам, состоявших из птиц, и висевших под парашютными куполами, устремилась длинная очередь снарядов, ярко трассирующих в темноте. К счастью, выстрел оказался метким, и, прорвавшись через гущу ворон, снаряды врезались в пилотов, подарив им быструю, безболезненную смерть.

Птицы рванули в разные стороны, но далеко не улетали, держа цели в своеобразной сфере, и как только опасность миновала, они вновь слетелись на уже убитых пилотов. Викинг 1 громко выругался, почувствовав огонь отчаяния, хватающий сердце. За несколько секунд не стало целой эскадрильи, и он один остался в живых. С одной стороны, если бы не его вольности, пилоты бы не отвлеклись, и могли успеть отреагировать на появившуюся угрозу, но с другой стороны, останься Викинг 1 в строю, он мог так же быть убитым вместе с остальными.

Радовало, что выжил, но казалось, что именно по его вине погибли товарищи.

— Ублюдские твари! — крикнул Викинг 1, брызгая слюной. — Мрази!

В ответ было слышно лишь молчание эфира. От досады свело зубы, тишина словно сдавливала грудь тисками, и Викинг 1 с трудом сдержал подкатившие к глазам слезы. Ему было очень больно от увиденного, очень больно от совершенного, но горевать сейчас было нельзя, потому что это могло стоить жизни. Взяв себя под контроль, Викинг 1 быстро увел самолет из опасной зоны, полетев в направлении аэродрома. Бегло глянув на улицы города, он понял, что бомбардировка была почти безрезультатной.

Мертвецов на улицах стало ещё больше, и они так же двигались в сторону Главных ворот, привлекаемые стоящей там стрельбой с шумом. Зараженные брели по дорогам, будто стадо загипнотизированных людей, а затем неожиданно ускорились, став напоминать бурную реку.

— Викинг 0, доложить обстановку, — раздался в наушниках голос Котова. — Почему я не могу связаться с тобой по зашифрованному каналу?

— Земля, это Викинг 1, — начал доклад последний из Викингов. От страха потяжелело в животе, и одна только мысль о том, что Викинга 1 обвинят в гибели эскадры, приводила его в ужас. — Эскадры больше нет. Я был вынужден отступить. Бомбардировка показала минимальную эффективность. Враг идет к Главным воротам. Мы сделали даже хуже. До удара покойников было намного меньше.

По спине майора прошелся холодок. Котов оценил потери, и сокрушенно покачал головой, осознавая, что помимо взвода артиллеристов потерял четверых пилотов. Ущерб оценивался в миллионы рублей, но деньги волновали Котова не больше, чем жизни ребят, которые сгорели в технике. К сердцу стали подступать ледяные путы ужаса, но Котов, как опытный командир, пока откинул сожаления прочь, успокоив себя мыслью: «Гибель одного солдата — трагедия. Гибель миллиона солдат — статистика».

— Эскадра подверглась нападению мутировавших птиц, — закончил доклад Викинг 1. — Какими будут дальнейшие указания?

Викинг 1 не хотел усугублять свое положение дальнейшим упрямством. Он понимал, что вполне резонно обвинить в гибели эскадры именно его, потому нужно было отвести от себя все возможные подозрения. Его могли выдать черные ящики, писавшие переговоры между пилотами, но повезло, что из-за полчищ мертвецов до них было не добраться. Это было подлым, а может, даже трусливым поступком, но Викинг 1 пообещал себе, что компенсирует все семьям погибших, отдав им заработанное состояние. Вроде бы и нельзя было сказать, что Викинг 1 во всем виноват, потому что пилотам не стоило отвлекаться на его уход, но он, от чего-то, испытывал жгучее чувство вины.

— Возвращайся на аэродром, — решительно скомандовал Котов.

Майор, почувствовав, как в груди вспыхнул гнев, ударил кулаком по столу, громко выругавшись матом. Он был близок к отчаянию, совсем не понимал, что делать. Лицо покраснело, вены на висках вспухли, а лоб покрылся испариной. Было жарко, хотелось выйти, подышать. Котов зашагал к выходу, захватив с собой рацию и кобуру со служебным пистолетом, ушел из душной палатки, затем вдохнув полной грудью.

Котов брел по грунтовой дороге, пролегающей перед палаткой, и вдали увидел длинные трапы, ведущие на стену. По ним забегали солдаты. Каждым шагом майор поднимал маленькие облачка пыли, и вдруг остановился, чтобы насладиться моментом. Воздух был свежий, летний. Пахло скошенной травой, и этот аромат стал ложкой меда в бочке дегтя, которую Котова заставили сегодня съесть.

Хоть что-то порадовало, разбавив череду бесконечных провалов, свалившихся на майора впервые за его долгую карьеру. Не рассчитал. Переоценил свои силы и силы своих бойцов, не знал, с какой угрозой столкнулся, пытался противостоять зараженным, как людям, но это изначально было бессмысленно. Зараженным плевать на огонь артиллерии — они смело бросались под снаряды, вообще ничего не боясь.

Им неведомо то, что чувствует обычный человек под артобстрелом. Они не испытывали желания живьем закопаться под землю тогда, когда рядом громыхали взрывы, а над головой свистели осколки. Обстрел не вызывал в них страха, не заставлял бросаться в норы, как напуганных мышей, а именно на этот рефлекс, обусловленный существованием инстинкта самосохранения, Котов рассчитывал. Он слишком очеловечил врагов, совсем забыв, что никакого инстинкта самосохранения у них нет. Тактика может, и была верна, как и стратегия, но годилось это все только в войне с людьми. «Ну, ничего, — подумал Котов. — Зато будет опыт для будущих стратегов».

Бомбардировка оказалась столь же не эффективной, как и обстрел. До чего же это было странным, никак не укладываясь в голове. Нормальный человек, при виде реактивного истребителя, заходящего на ударную траекторию, тут же наложит в штаны и кинется прочь, подальше от угрозы. А эти же, услышав взрывы бомб, напротив высыпали на улицу, испытав интерес к происходящему. Все у них как-то наоборот, все не как у людей, и даже не как у животных. Они абсолютно бесстрашны, и бесконечно голодны.

— Панцирь, прием, — Котов по рации попытался связаться с танковым батальоном, спрятанным в лесу. — Панцирь, как слышно меня?

В ответ динамик невнятно прошипел. Закрыв глаза, Кото кивнул, соглашаясь с мыслью, что им, наверное, тоже конец. И он не ошибся. Мутанты с лезвиями еще до атаки на позиции артиллерии расправились с ничего не подозревающими танкистами, излишне уверенными в крепости своей брони.

Они сидели на отведенных им местах, безвольно свесив руки, и уже давно не моргали бесцветными глазами. Форма танкистов была покрыта кровавыми пятнами. Покусаны они не были, но за то, в каждом из них были огромные дыры от лезвий-конечностей, которые мутанты оставили им, протыкая броню.

Извлечь и сожрать пораженных жертв мутанты не успели по причине того, что их внимание было привлечено залпами артиллерии, а подвижная добыча для зараженных казалась куда более привлекательной.

— Товарищ майор! Товарищ майор! — раздался в рации голос Барыгина, и майор даже вздрогнул от неожиданности. — Тут жопа, товарищ майор! Что делать?! Метр-другой, и все! Они прут и прут! Товарищ майор! Я не хочу умирать!

Майор нахмурился, понимая, что все. Это предел, и на большее оборона Стены не способна. Нужно было уводить людей, а не пускать их в расход, до последнего обороняя проигрышные позиции. И так слишком много славных ребят сегодня погибло, а дальнейших жертв Котов вовсе не хотел. Он не был зверем, и помнил, что под его командованием люди. Может, даже зря.

— Барыга, уходите со стены! Отступайте! Грузимся в броню и валим! Город обречен! Внимание! Стена, держитесь, скоро вам будет помощь! Все БМД, патрулирующие окрестности стены, забирайте ребят с позиций, и отходите в сторону резервного аэродрома! Забрать всех, кого возможно, немедленно отступить!

Котов продублировал сообщение на общей частоте несколько раз.

Бойцы попытались задержать зараженных остатками гранат. Ряд взрывов под стеной поднял столбы крови, и сверху посыпались куски оторванных конечностей с ошметками мяса. Солдаты стреляли по зараженным, но, не смотря на плотный заградительный огонь, мертвецам удавалось касаться решетчатого ограждения. Один из покойников схватился за решетку, резко подтянулся, уперся в нее ногами, повиснув, а затем, стал биться о преграду головой. Он отвратительно верещал, и резкий звук его воплей заставил сердце ухнуть, а душу уйти в пятки. Лицо было искажено гневом, изо рта во все стороны летела пена и кровь, а глаза напоминали два красных шара.

— Ну нахер! — крикнул Леонов, не выдержав подобного зрелища. — Я сваливаю!

Он бросил автомат со стены, и кинулся бежать со всех ног, напуганный скорым прорывом.

— Стоять! Стоять! — крикнул Барыгин, но разворачиваться, чтобы застрелить беглеца, не стал. Были цели поважнее.

На службе казалось, что Леонов всему голова. Барыгин вспомнил, насколько смелым тот был на словах, как он с легкостью вступал со всеми в драки и словесные разборки, как храбро он себя вел, но теперь его личность будто вывернулась наизнанку. Трусливый, вроде бы, Барыгин, переступая через страх ужасной смерти, оставался на позиции, и прикрывал отступление ребят, полностью осознавая, что от него, не меньше чем от остальных, зависел исход бегства.

Но Леонов просто струсил, боясь за свою шкуру, бросил товарищей, и убежал спасать себя любимого. Конечно, каждый боец трясся за себя, каждый боец хотел жить, но этот страх не должен был толкать на неразумные поступки. Ведь ясно же было, что если зараженные сейчас прорвутся, то Леонова скоро догонят и сожрут.

Зачем подкладывать свинью самому себе тогда, когда залогом твоего выживания была именно командная работа?

Бегство Леонова стало роковым, и погубило всех на Главных воротах. Через его позицию произошел прорыв. Зараженный ловко схватился за край, без труда перебросив себя через него силой рук, и оказавшись на стене. Зараженный свирепо зарычал, кинувшись на первого попавшегося солдата, и тот вскинул автомат, нажав на спуск вспотевшим от ужаса пальцем.

Прогремела очередь. Три пули прошили мертвеца на вылет, но ни одна не попала туда, куда надо. Одна из них, тяжело прожужжав, словно огромный шмель, вонзилась в ногу Барыгина, и тот взвизгнул от боли, прислонившись к ограде. Но автомат Барыгин не опустил, метко выстрелив прорвавшемуся покойнику в затылок, и тот сразу же повалился замертво. Пуля, к сожалению, прошла на вылет, и убила бойца, на которого напал мертвец. В пылу схватки Барыгин не обратил на это вимания, потому что прорывом одного противника всё не кончилось. Сердце бешено колотилось, а перед глазами поплыли жирные черные пятна, закружилась голова. Горячая кровь заливала бедро, и Барыгин корчился от боли, стреляя по продолжающим лезть мертвецам. Гремел выстрел за выстрелом, а затем послышался щелчок. Потянувшись за следующей обоймой, Барыгин понял, что боеприпаса больше не осталось. Он было хотел броситься к только что убитому товарищу, но не успел. Зараженный, подскочивший сзади, крепко вцепился Барыгину в плечо, и потащил его вниз.

Вскрикнув от испуга, Барыгин резко развернулся, животом уткнувшись в край бойницы, и вцепившись в решетку руками. Мертвец схватил его за хобот противогаза, и тот, не нагрузки, сполз с головы, больно цепляясь за волосы. Мертвец подпрыгнул, и, ухватившись за плечи Барыгин, зубами вырвал ему кусок глотки. Боец расширил глаза от ужаса, захрипев, и схватившись за шею. Он вскочил, стал перекатываться по решетке в предсмертной агонии, и вскоре умер от кровопотери, безвольно повиснув на ограде.

Произошел прорыв. С дикими воплями зараженные заполнили стену, взбираясь на неё по лестнице из трупов, созданной военными. Мертвецы кинулись пожирать убитых солдат и добивать оставшихся. Из-за бегства Леонова захлебнулось отступление. Вышел из строя один винтик, следом за которым в негодность пришли остальные. Если бы Леонов не убежал, зараженный не проник бы, и не напал бы на солдат. Тогда, быть может, БМД и успели бы доехать вовремя.

Толпа была подобна воде, вскоре заполнив все видимое пространство за стеной. Зараженные разбежались по базе, став настигать тех, кто убежал ранее.

— Товарищ майор! Это отделение БМД! Мы будем на месте через минуту! Держитесь! Или бегите в нашу сторону! Сколько вас?!

Покойники бежали к Котову, завидев добычу. Он поднес рацию ко рту, и произнес спокойно, с трудом скрывая дрожь в голосе:

— У Главных ворот не останавливайтесь. Оборона прорвана. Езжайте вдоль стены, заберите, кого увидите, если получится, и валите прочь.

— Но товарищ майор!..

Дальше Котов спорить не стал, выбросив рацию в сторону. Он достал служебный пистолет из кобуры, и пытался понять, что ему делать. Мертвецы мчались к нему с огромной скоростью, в крике показывая широко открытие пасти, прямо как в фильмах ужасов о призраках. Майор было понятно, что бегство тут ничем не поможет. Куда бы Котов не рванул, эти твари догнали бы его. И догнали бы даже в том случае, убеги он минуть пять назад. Они были быстры, наверняка бесконечно выносливы, и могли мчаться так хоть сутки напролет.

Майор дернул затвор, дослав патрон в патронник, и прислонил холодное дуло к виску. К горлу подступил ком, а от ужаса спина покрылась ледяным потом, который затем мигом проступил по всему телу. Руки неистово дрожали, даже не смотря на то, что самоубийство пулей в висок — участь гораздо более приятная, чем поедание живьем.

«Нет!» — твердо решил майор. Он не хотел подыхать, как трусливая баба, и загорелся желанием продать душу подороже. В нем моментально вспыхнула злоба, мигом унявшая дрожь, и наделившая майора уверенностью в своих силах. Котов сделал выбор — драться, и организм, согласившись с ним, тут же наделил хозяина мощью для этого. Никогда до этого Котов не проявлял себя как трус.

Он ходил по минным полям, он ползал под пулями, он часами сидел в окопах под артобстрелами, он убивал людей, и множество раз рисковал оказаться в жестоком плену. Ему всегда удавалось преодолевать страх перед подобными трудностями, так что было иначе в этот раз? Такая же боевая ситуация, требующая от Котова волевого, мужского решения. Он хотел умереть так, как умирают настоящие воины, а не так, как дохнут трусливые эмоциональные подростки, пасующие перед трудностями жизни.

— Херов вам, как дров, сукины дети!

Громко закричав, надрывая голосовые связки до боли, майор схватился за рукоятку пистолета двумя руками, и стал вести по мертвецам прицельный огонь. Восемь выстрелов. Восемь пробитых голов. Восемь трупов.

Но Котову это не помогло.

Зараженные бросились на Котова. Мир резко рванул вниз, и Котов врезался лопатками в землю, от чего воздух выбило из легких, как из пушки. Мертвецы стали терзать майора зубами. От мест укусов, появившихся по всему телу, разносились жгучие волны боли, но, к счастью, чувствовать долго ее не пришлось. От Котова отрывали куски мяса, брызгая кровью, и со стороны расправа казалась особенно жестокой.

Температура тела поднялась до небывалых высот. Пот струился по коже, смешиваясь с сочившейся из ран кровью. Сердце билось очень быстро, так, как не стучало еще никогда. Боль была адская, и, после очередной волны укусов, Майор взвыл от ужаса. Перед глазами полыхнула красная вспышка, а потом возникло ощущение, будто бы мир погрузился в кровавый аквариум.

Вскоре тело майора парализовало болевым шоком.

Он перестал что либо чувствовать. К счастью, мир перед глазами постепенно угасал, и вопли мертвецов доносились до слуха более тусклыми. Совсем скоро перед глазами потемнело, и майор больше не пришел в себя, приняв смерть, достойную самых храбрых бойцов. Мало бы кто на его месте отважился подвергнуть себя такой же участи.

* * *

Президент стоял в своем кабинете, нетерпеливо глядя в окно, и наблюдая за далекими вспышками взрывов у главных ворот.

Президент ожидал эвакуации.

В дверь постучались.

— Войдите, — буркнул президент.

Вошел Олег, и произнес:

— Владимир Анатольевич, к сожалению, вертолета не будет.

— Это еще почему? — хмуро спросил президент. — Я, между прочим, глава государства, и твоя задача — моя безопасность.

— Я в курсе, — кивнул Олег, нисколько не испугавшись агрессивного тона старика.

Олегу было прекрасно известно, что в зависимом положении сейчас был не он, телохранитель, способный выжить в любых условиях, а президент, не умеющий делать ничего, кроме публичных выступлений. Олег мог спокойно позволить президенту умереть, выбраться из города, и ничего бы ему за это не сделали, потому что невозможно гарантировать сохранность клиента в настолько непредсказуемых обстоятельствах.

— Напомню вам, что вы приняли самостоятельное решение выполнять ремонт машины по менее дорогостоящему и более трудоемкому пути. Механик у нас хороший, но невозможного он сделать не способен.

— Да, — кивнул президент. — Согласен. Как выбраться?

— Т-90 все еще на ходу. На нем мы можем добраться до аэропорта, и уйти самолетом. Хотелось бы, конечно, вертушкой забрать вас прямо из дома, так было бы комфортнее, и безопаснее, но это нереально. Резервный аэродром далеко, а времени….

— Что на Главных воротах?

— На ГВ прорыв, — доложил Олег, вздохнув. — И его не избежать. Он однозначно произойдет, но ребята делают, что могут.

— Я понял, — нахмурился Владимир Анатольевич. — Готовьте машину к выезду.

Олег кивнул, и вышел из кабинета. Владимир Анатольевич подошел к своему столу, и провел ладонью по шершавой поверхности. Он вспомнил, как в молодости, еще в начале своего правления, этот стол подарил ему Министр Обороны Маршалл Троянов. Славное было время. Тогда они были не так стары, и не так беспомощны, имели множество амбициозных планов, и оба разделяли, помимо всего прочего, один единственный страх — страх смерти. Только к старости Владимир Анатольевич, наступив одной ногой в могилу, понял этот страх, приняв и осознав его.

Достав из ящика стола спутниковый телефон, Владимир Анатольевич набрал нужный номер, и прислонил динамик к уху, вслушиваясь в длинные гудки. За окном вспыхивали взрывы, и отражались в глазах президента.

— Маршалл Троянов, — ответил Троянов. — Я тебя слушаю, Володь.

— Что ты планируешь предпринять? Думаю, ты уже в курсе, что инфекция вырвется на свободу.

— Ядерный удар я нанести не могу, по известным тебе причинам. Твой бункер не рассчитан на удар ядерной боеголовки.

— Да, — согласился Владимир Анатольевич. — Мы сделали всё, что могли.

Пугала даже не сама смерть, а прекращение состояния самосознания, и неизвестность.

— Владимир Анатольевич! — Олег постучал в кабинет кулаком. Неожиданно на улице раздались автоматные выстрелы, от чего президент испуганно вздрогнул, почувствовав, как похолодела спина.

— Я перезвоню, — быстро сказал президент, нажав на кнопку отбоя. — Входи!

— Они уже здесь, Владимир Анатольевич!

Старик испуганно взглянул в окно, и увидел, как у забора стопились зараженные, с любопытством смотрящие во двор. Очередной раскат автоматной очереди побеспокоил их, и они помчались в сторону звука. Сердце пропустило пару ударов, захотелось провалиться сквозь землю, или как минимум убраться отсюда подальше. Владимир Анатольевич перевел взгляд на Олега.

— Что предлагаешь делать? — спросил президент.

— Двери и стены довольно прочные. Они смогут выдержать натиск зараженных. Можно пересидеть здесь, пока все не уляжется. Припасов у нас хватит на долгое время.

— Нет! — решительно сказал президент.

Слишком рискованной показалась ему эта идея. Движение — жизнь. Пугала перспектива быть съеденным заживо. Стоило ему представить, как от него вживую отрывают куски мяса, как душа тут же уходила в пятки. Все факты склоняли президента к решению уехать, не собирая вещей.

— Стены прочнее танковой брони?

Олег покачал головой.

— Тогда едем. На аэродром. Оттуда выберемся самолетом.

— Как скажете, — согласился Олег. — Но разумнее было бы пересидеть….

— Я сказал — едем! — рявкнул президент, и Олег не стал с ним спорить.

Они спустились в гараж, и президент вдохнул воздух, пропитанный запахом солярки и машинного масла. Танк стоял в центре помещения, а на него падал свет длинных потолочных ламп. К танку прицепили закрытый гусеничный прицеп с бронекапсулой, предназначенной для комфортабельной перевозки высокопоставленных лиц. Экипаж возился над танком, подготавливая машину к выезду, и как только работы подошли к концу, мотор машины взревел. Из выхлопных труб повалили струи густого черного дыма.

— Полезайте в капсулу, Владимир Анатольевич. Через минуту мы будем готовы.

Не раздумывая президент подчинился, и, сев на диван, установленный в капсуле, закрыл за собой дверь. Олег, с остальными телохранителями, расположился в десантном отделе, который был менее защищен, чем президентский люкс, но, все же, не смотря на это, был довольно прочен.

Створки ворот поползли вверх. Танк тронулся, и плавно выехал во двор, потянув за собой прицеп. Из-за углов тут же посыпали покойники, с неистовыми воплями бросаясь на броню, но они лишь разбивали руки и головы о прочный панцирь машины, не достигая в попытках вскрытия никакого успеха.

Олег взял рацию, и нажал на кнопку связи:

— Вышка 1, вышка 2, как обстановка, прием? Президент будет эвакуирован. Ваша задача — отвлечь на себя внимание противника.

Но никто не ответил. Выглянув в бойницу, Олег сразу понял, почему это было так. Бойцы, оставленные на вышках для охраны, обламывали зубы о броню Т-90, желая полакомиться членами экипажа. «Приехали» — скривился Олег. Впрочем, их гибель была не так страшна, и главную задачу — отвлечение внимания на себя, они выполнили безукоризненно. Благодаря им появилось время на эвакуацию главы государства.

Мысленно Олег обрадовался, что он был не на их месте, и ему не пришлось умирать. Перед зараженными он испытывал животный страх, который с трудом удавалось обуздать. Убивал он их так же, без жалости, ведь речь шла о спасении его собственной жизни.

На президента, честно признаться, ему было глубоко плевать. Особенно с недавних пор. Как только в поведении Владимирова стало прослеживаться пренебрежительное отношение к жизни собственных людей, Олег затаил на него обиду, инстинктивно став желать смерти потенциальной угрозе, которой и был президент. Это из-за него они сидели в тесном десантном отсеке, рискуя жизнью, пока тот потягивал мартини, отдыхая в почти неуничтожимой бронекапсуле. Олег взглянул сначала на дверь отсека президента, а потом посмотрел на ребят.

— Короче, пацаны, из-за этого козла не подставляйтесь, ясно? Если вдруг возникнет риск его смерти, конечно, помогайте, но в разумных пределах. Если возникнет необходимость отдать свою жизнь за него — пусть дохнет, лучше.

— Но Олег, — возразил лысый амбал, едва умещающийся в своем кресле. — Он вообще-то нам бабки за риск платит, и немалые.

— Ты видишь, что он натворил? — прошипел Олег, указав на бойницу.

Двигатель танка натужно ревел, позволяя беседовать в полный голос. Об оболочку прицепа бились мертвецы с металлическим стуком, и создавалось такое впечатление, что снаружи броню обкидывали камнями.

Экипаж вел Т-90 прямо через гущу мертвецов, и боевая машина практически не замечала их присутствия, нисколько не теряя в скорости передвижения, и прорубаясь сквозь толпу. Мертвецы ревели, бросаясь прямо на встречу танку, но им удавалось лишь беспомощно свиснуть с брони, затем угодив под гусеницы. Танк давил их, как клопов, оставляя за собой кровавую дорожку, состоящую из мясных туш покойников и ошметков их одежды. Черепа хрустели под гусеницами, и совсем скоро Т-90 превратился в машину из ночных кошмаров.

Он был забрызган кровью почти по самую башню.

— Теперь тут невозможно жить! Город уничтожен, люди дохнут, как мухи! Зараза скоро за стену вырвется, и мы из-за такого говна должны умирать?! — крикнул Олег. — Не смеши. Я отдаю не приказ, а рекомендацию. Если хочешь подставляться ради этой обезьяны — подставляйся, но не забывай, что у тебя есть семья.

Лысый амбал задумался. У него была собственная семья. Жена, с которой спит, ребенок, который станет отцу заменой, и терять их как-то не хотелось. Ради кого терять? Ради человека, который платил зарплату? Это само по себе смешно. При обычных обстоятельствах это было совершенно нормальным. Пусть даже президент и устроил заварушку государственного масштаба, из-за которой погибнут миллионы людей — амбалу, как и всем остальным в десантном отсеке, было далеко фиолетово, что произойдет с кем-то, кто для них не родной. Да и не большую часть родственников было класть.

Судьбы посторонних личностей вообще не волновали телохранителей в данных обстоятельствах. Президент тоже был посторонней личностью, но он платил им, а потому им по работе было до него дело. Но теперь, когда появилась перспектива тотальной деградации общества, даже не смотря на свои деньги, президент растерял интерес в глазах ребят. Каждый принял четкое решение — спасать на аэродроме только свою жизнь.

— Что предлагаешь делать? — амбал наклонился к Олегу, и его примеру последовали остальные.

— Мы попытаемся эвакуировать президента. Да. Однако, делать мы это будем с учетов своих интересов.

— А если не получится эвакуировать? Мы же могли остаться в доме, и спокойно пересидеть катастрофу там.

— Верно, — кивнул Олег. — Но я считаю, что лучше быть подальше от зараженных. Стоит попытаться улететь вместе с этим, — Олег кивнул в сторону бронекапсулы. — Потом забрать свои семьи, и свалить куда-нибудь на северный полюс. На крайний случай — у вояк на аэродроме куча боезапаса с оружием. В бункере президента тоже есть чем поживиться. Еще на аэродроме построено убежище. Нам будет, где спрятаться, в этом я уверен.

— И насколько надежны, по-твоему, укрытия? Если по городу боеголовкой хернут, то что тогда?

— Тогда мы подохнем, — без обиняков констатировал Олег. — Но это только в том случае, если мы не сможем выбраться. К тому же, не уверен, что они сбросят боеголовки на Куратовск.

— С чего вдруг?

— Думаешь, зачем они вояк сюда стянули? У них тут что-то есть. Даже если Владимиров сдохнет, Троянов не позволит город боеголовкой снести. Потому что тут имеется нечто важное и для него, — Олег сразу ответил на возможный вопрос. — Слышал, что тут, в лесах Воробьиных Гор, они ставили на людях какие-то эксперименты, но я не узнал, с какой целью. Эти вещи как-то связаны.

До аэродрома удалось добраться быстро. Военные там, худо-бедно, но держали оборону за счет бронетехники и крупнокалиберных орудий. Танк подъехал к сетчатым воротам, разрезая темноту прожекторами, но открывать пока никто не спешил. Вдоль забора высились вышки с крупнокалиберными пулеметами, а так же вышки, на которых расположились бойцы с реактивными гранатометами.

Олег взял рацию, и сказал:

— Аэродром, в Т-90 с прицепом персона ВИП. Немедленно пропустить нас. Мы везем главу государства.

— Нам насрать, какая у вас персона, — грубо ответил командир базы. — Пока за вами хвост — прохода нет. Ждите.

За танком мчались зараженные. Они, увидев яркие огни базы аэродрома, тут же решили сменить направление, забыв про танк, и побежали к забору. На вышках зарокотали пулеметы, и пулеметчики метко отстреливали зараженных короткими очередями. Крупные пули 50-ого калибра в миг разделывались с жертвами, но, необходимость прямого попадания в голову не пропадала все равно. Пули, трассируя, врезались врагам в головы, и от попаданий черепа лопались, словно арбузы. Покойники падали один за другим.

Президент в своей бронекапсуле вздрагивал при каждом выстреле, жутко пугаясь пулеметного рокота. Привстал, и сказал в рупор, висевший на стене:

— Олег! Что происходит?! Почему мы остановились!

— Не волнуйтесь, Владимир Анатольевич! Наши с вышек отстреливают хвост, который увязался за танком. Как только очистят — впустят сразу же.

— А разве они шумом новых уродов не привлекут? — нахмурился амбал, выглядывая в бойницу.

Мертвецы мчались на забор даже не смотря на сдерживающий огонь, и как только в них попадали пули, они с воплями падали, кувыркаясь по земле, разбрызгивая кровь.

Последний зараженный, который был в зоне видимости, повалился замертво. Прожектора освещали всю площадь перед базой, выхватывая из темноты изувеченные трупы, валяющиеся на асфальте. Олег и остальные смотрели в бойницы, желая убедиться, что все кругом чисто. Президент вслушивался в воцарившуюся тишину, искренне надеясь, что стрельба не возникнет снова. Лишь издалека доносились отдаленные вопли зараженных, отставших от танка, но стремящихся его догнать.

К сетчатым воротам подбежали двое бойцов, и, сняв замки, быстро потянули воротины в разные стороны. Механик-водитель дал газу, мотор тяжело взревел, вновь заставляя машину изрыгать черный дым, и загнал танк на территорию базы. Солдаты в спешке закрыли ворота, и сделали это очень вовремя, потому что вскоре в поле зрения попала очередная волна зараженных. Снова послышались раскаты пулеметов, и предсмертные крики мертвецов. В воздухе повис резкий запах пороха.

Из глубины базы, вскинув автоматы, и нацелившись на танк, бежали бойцы, получившие приказ встретить посетителей.

— Окружить, с прицелов не снимать! — крикнул Костенко, командир взвода.

— Есть! — хором ответили бойцы.

Они взяли танк в полукруг, обойдя его сзади, и попадая в мертвую зону пулеметов и орудия. В знак примирения танкисты заглушили двигатель, но должного эффекта это не возымело, и прибывшие бойцы все равно глядели на танк сквозь разрезы мушек.

— Идиоты, — кивнул Олег. — Было бы желание, мы бы уже давно стреляли через бойницы.

— Откройте десантный отсек, и выходите по одному, не делая резких движений! У меня приказ — в случае опасности стрелять на поражение!

Олег осторожно открыл дверь отсека, аккуратно толкнув ее в сторону, и показавшись в дверном проемы с поднятыми руками. Даже не смотря на свой боевой опыт, Олег испытывал легкий страх, потому что в таких условиях бойцы, тем более зеленые, очень нервничали, от чего у кого-то мог случайно сжаться палец на спусковом крючке. Олег глубоко вдохнул, выдохнул, успокоив нервы, и сделал шаг вперед.

— Руки выше! И не дергайся!

— Окей, окей, — пожал плечами Олег, выполнив распоряжение.

— По одному выходите!

Следом за Олегом вышли остальные телохранители. Костенко, стоявший во главе отряда, пальцем указал в сторону забора, не опуская оружия.

— У забора стройтесь!

— Йесть, тащ главный-камандир, — с иронией подчинился лысый амбал, зашагав к указанному месту, и заслужив хмурый взгляд Костенко.

Люк танка открылся, и оттуда, по одному, вылезали члены экипажа, которые затем, построились рядом с телохранителями. Перед ними, на дистанции примерно пяти метров, стояли бойцы, державшие их на прицеле. Танкисты были не стрелянными, от чего вид оружия, направленного в их стороны, вызывал в теле дрожь, которую те пока не умели скрывать.

— Вы нас что, убьете? — дрожащим голосом спросил наводчик. — Мы же люди! Свои!

— Не ссы, — сказал один из бойцов. — Убедимся, что вы не заражены и не укушены, и все будет нормально.

Бойцы взвода ощущали могущество и превосходство, которое им обеспечивало оружие. Они могли в доли секунды оборвать жизнь любого человека, стоявшего перед ними. Подобная власть могла спокойно вскружить голову, потому что влияния, оказываемого оружием на окружающую среду, трудно не бояться. Бойцы знали, что если им вдруг кто-то не подчинится, то они будут вправе прострелить бунтарю голову, что не так уж сильно их удручало.

Олег же думал, что с удовольствием бы запихнул автоматы смельчакам в глотки, и сделать он это мог без особо друга, если бы находился в наименее затруднительном положении. Он терпеть не мог, когда ему угрожали, и тем более, когда на него наставляли оружие. Во-первых, это на инстинктивном уровне побуждало его к агрессии, во-вторых, в нем просыпались воинские рефлексы. Но сейчас был совершенно неудобный момент для сопротивления.

Президент вышел из прицепа последним, находясь под прицелом другой части отряда, и его сопровождали особо тщательно, будто бы специально выводя из себя.

— И? Вам разве не видно, что я человек? Немедленно опустить оружие! Я глава государства!

— Пока что, — возразил осмелевший Костенко, — ты глава своей головы, и у тебя есть перспектива без нее остаться, если станешь лишний раз выделываться.

Президент опешил от подобной наглости, сразу побагровев, и став гневно раздувать ноздри. Но автомат, нацеленный на него, говорил красноречивее всех слов, что лучше не выражать недовольств. Возражать Владимир Анатольевич не стал, в ответ на что Костенко довольно ухмыльнулся. Не каждый день предоставлялась возможность заткнуть за пояс самого президента России. От этой мысли даже голова пошла кругом.

Владимиров же гневно решил: «Ну, падла, я все свои связи использую, чтобы тебя прикончили потом, под забором, как шавку».

— А как твоя фамилия, боец? — решил поинтересоваться президент. — Впрочем, неважно. Твоя судьба уже предрешена.

— Боец Буратино. Заткни пасть, и живо встань к остальным в строй! — взревел Костенко. — Пока ты не президент, а потенциальная угроза!

Президент блеснул глазами в сторону Костенко. Кровь в жилах будто закипела, и у президента защемило в груди от возмущения. Вот бы с командиром базы ему поговорить. Тогда-то уж все точно получат по заслугам. Президент обвел бойцов презрительным взглядом, поняв, что система уставных взаимоотношений не так совершенна, как казалась, и занял свое место в строю.

Солдаты встали перед строем, не опуская автоматы.

Командир встал перед гостями, опустил автомат, сложил на нем руки, и, оглядев подопечных, скомандовал:

— Раздеться! Стянуть с себя все, вплоть до нижнего белья! Чтоб я видел перед собой ряд писек, и ничего больше!

— Ты это серьезно, мужик? Пидор, что ли? Или этот, активный гомосексуалист? — Олег вскинул брови от удивления, расстегивая пуговицу на верхней одежде.

— Пидором ты станешь, если я тебе калаш в жопу засуну, понял? Живо раздевайтесь! Мне на ваши пиструны смотреть вообще не хочется. Я лишь должен убедиться, что вы не покусаны!

Вопросов больше не возникало. Лишь лысый пробурчал: «Ага, ведь за хер тоже цапнуть могли». Вскоре все стояли раздетые догола. Некоторые отводили в сторону смущенные взгляды. Казалось очень неприличным быть раздетым тогда, когда на тебя кто-то смотрит, но сейчас было как-то не до рамок приличия. Костенко прошелся вдоль строя, без капли застенчивости рассматривая мужчин с ног до головы. Когда он проходил мимо, Олег столкнулся с ним взглядом, и Костенко широко улыбнулся, подмигнув.

Трудно было по лицу сказать, испытывал ли Костенко эстетическое удовольствие от того, что видел. Но голые мужчины явно его не отвращали, что наводило на определенные мысли. Ему даже иногда казалось, что вид мужского тела вызывал у него чувство легкого возбуждения, от которого учащался пульс. У телохранителей были красивые, рельефные торсы, которые Костенко не мог оставить без внимания, и ему было трудно скрыть влечение, с которым он их разглядывал. В своем воображении он видел их связанными по рукам и ногам, беспомощными, в красивой комнате, заполненной ароматами расслабляющих благовоний. Мужчины были мокрыми, и свет блестел в капельках воды, стекающих по выпуклым мышцам.

— Пидрило, — буркнул Олег, будто почувствовав его фантазии.

Олегу подобное было чуждо. Он вообще никогда не думал о гомосексуалах, даже при встречах не обращая на них внимания. О женщинах он тоже особо не говорил на людях, не пытаясь доказать всем вокруг, что он мужик. Самооценка его была в полном порядке, а уровень тестостерона был довольно высок, что лишало его необходимости в таком поведении. Однако, стоило ему попасть под прицел представителя людей с необычными сексуальными предпочтениями, то тут же возникло желание сломать ему нахрен шею. Олег бы ни за что не позволил пристроиться к себе какому-то мужику, и при попытке, без угрызений совести убил бы пидораса, не пожалев ни его самого, ни близких, которые его лишаться. Вот вам и толерантность.

Задний проход чисто биологически предназначен для другой задачи, и никак не касается полового акта, при котором надо применять совершенно другие органы.

— Кругом! — скомандовал Костенко.

Нехотя, но все подчинились, испытывая при этом дичайший дискомфорт, и давление страха в груди.

— Теперь наклонитесь, и раздвиньте ягодицы, — с улыбкой произнес Костенко.

Бойцы, державшие строй на прицелах, с удивлением переглянулись. Честно сказать, подобное поведение Костенко немного напугало их, породив в душе фобию перед участью сексуальной жертвы. Никому не хотелось стать любимчиком комвзвода, а он был неплох в рукопашной схватке, от чего перечить ему было непросто.

— Слышь, пидрило! А ты не охерел ли? — возмутился лысый. — Все! Видно же, что мы не покусаны! Хорош свой гомо-досмотр тут устраивать!

— Это процедура, прописанная протоколом… — начал Костенко.

В диспетчерской вышке кипела работа, но не активная, а, скорее, созидательная. Бойцы, поставленные в смену, смотрели в небо, изучая его на предмет наличия опасностей. Тускло светились радары, но на них не было видно ни одной точки, что говорило о полнейшей чистоте неба от авиации. Руденко поднялся по железной лестнице, сцепив руки за спиной, и посмотрел в окно. Помимо неба с диспетчерской вышки было хорошо видно почти всю авиабазу.

Руденко был широкоплечим, крепким мужчиной, невысокого роста. Седоволосый, с квадратной челюстью, и мужественным взглядом. Увидев в окно построенных у забора людей, да еще и нагишом, Руденко расширил глаза от удивления. Его поразило то, что даже сам президент был раздет догола.

— Охренеть! — ошарашенно проговорил Руденко. — Да он Владимирова раздел! На людях! Вот сука!

Один из бойцов прыснул, затем сделав вид, что ничего не было. Впрочем, самому Руденко эта ситуация тоже казалась забавной, но забавным это было до тех пор, пока президент был здесь. Как только все кончится, тот точно отыграется на батальоне за доставленные ему неудобства. Руденко достал рацию из нагрудного кармана кителя, нажав на кнопку связи:

— Костенко! Ты что, придурок, вытворяешь?! Это во время процедуры дезинфекции происходит, а не на улице! Живо гони людей в медблок, и там уже все просматривай! И не вздумай лишнего себе позволять!

Бойцы Костенко расступились, открывая проход вглубь базы, и Костенко, недовольно скривившись из-за прерванного развлечения, повел гостей в сторону медблока.

— Борь, — Олег шепнул на ухо лысому амбалу. — Ты этого козла, если что, первым вали, ладно?

Боря кивнул.

Руденко покачал головой.

— Товарищ Полковник, а разрешите обратиться? — спросил один из бойцов, сидящий с самого края.

— Говори, — кивнул Руденко.

— Почему у нас в батальоне пидор служит? — спросил боец без обиняков. — Ведь если к мальчикам тянет, то на службу, ну, нельзя, как бы. Это ведь отклонение психическое.

— Согласен. Правильно, что вещи своими именами называешь. Хвалю. Но взятки у нас в стране никто не отменил, и решение медкомиссии зависит от толщины твоего кошелька, — начал Полковник. — Во-вторых, у Костенко папик — генерал, сидит в генштабе, и оттуда дергает за ниточки. Я бы этого мудака первым делом из личного состава вышвырнул, но не могу. Да и боец он тоже неплохой. Лишнего себе не позволяет. Пока что.

— Жесть, товарищ Полковник, — заключил боец.

— Да не говори, — скривил губу Руденко. — Самому противно. Ладно, бдите.

— Есть! — ответили бойцы.

Костенко закончил осмотр в медблоке, к счастью, больше не позволяя себе вольностей. Строй вошел в дезинфекционную камеру, и там они прошли небольшую процедуру обеззараживания. Из сопл в стенах ударили струи пара, которые издавали крайне неприятный запах, но он быстро выветрился.

Все, включая президента, оделись в выданные комплекты военной формы, в которой они выглядели нелепо. Кому-то она была слишком мала. Например, Боре, мощная грудь которого едва не разрывала маленький китель. Олегу же форма, напротив, была слишком большой, но увы, опять же слишком маленькой для Бори. Каптер виновато посмотрел на ребят:

— Извините, парни. Но у меня другого нет. Что осталось.

— Да ничего, — улыбнулся Боря, оглянувшись. Каптерка была своеобразной прихожей после камеры дезинфекции. — Часто у вас тут народ ходит?

— Почти всегда, — кивнул каптер.

Вскоре Руденко собрал их у себя в кабинете. Руденко сидел за небольшим деревянным столом, которые обычно стоят в ученических классах. Специально для президента принесли мягкий офисный стул, а вот остальным пришлось стоять, что не совсем их расстроило. От жестких кресел десантного отсека затекла спина, потому постоять было удовольствием. Из приоткрытого окна дул легкий сквозняк, нагло пробирающийся под штанины, и гуляя затем по коже холодным ветром.

— Владимир Анатольевич, я прошу принять мои извинения за бойца Костенко. Сам не знаю, что с ним делать.

— Плевать, — ответил президент, на самом деле затаив злобу на Костенко. — Мне хочется поскорее покинуть город. Как вы готовы этому поспособствовать?

Руденко задумался, но Олег уже давно все продумал, и сказал:

— У вас стоят самолеты.

— Верно, — согласился Руденко. — Но использовать мы их не можем.

— Почему? — хмуро спросил Олег.

— В небе сейчас совсем неспокойно. Стоит кому-то взлететь, и чертовы птицы тут же налетят, выведя технику из строя.

— Какие еще птицы? — недоуменно спросил Олег.

— Ворона размером с собаку, — сказал Руденко, скрестив руки на груди. — Они сбили звено Викингов над Куратовском.

— Охренеть, — покачал головой Олег. — А как Главные ворота?

— На ГВ прорыв, — нахмурился Руденко, сложив руки на столе.

— Так! Прорыв, или нет, как вы будете меня отсюда вытаскивать?! — взорвался президент, чувствуя, что разговор явно ушел из интересующего его диапазона. — Я, между прочим, пока при исполнении! И моя жизнь важнее остальных!

Олег и Руденко переглянулись. Наверняка у обоих возникло идентичное желание — дать старику затрещину, и заставить заткнуться. Он, очевидно, переживал только за свою жизнь, не беря в расчет еще кого-то. Даже собственный народ. Его стране угрожала глобальная катастрофа, а он относился к этому совсем безразлично, волнуясь только за собственную задницу.

— Единственный способ, Владимир Анатольевич, по земле. Бронетехники у нас не осталось совсем, и разве что можно применить ваш…

— Т-90, — заключил Владимиров. — Так готовьте машину! Не вижу причин сидеть тут больше и минуты!

— Может, вы задержитесь на пару часов? Я соберу людей, и вы произнесете перед ними речь. Им сейчас очень не хватает воодушевления, а если им его даст глава государства, то они станут работать в разы эффективнее, — улыбнулся Руденко.

— Нет! — рявкнул президент, и криком стер улыбку с лица Полковника, заставив того сразу помрачнеть.

Владимиров сжал кулаки от злости, стиснув зубы. В груди защемило. Его безумно раздражало то, что от него, человека номер один в стране, постоянно что-то требовали. Владимиру Анатольевичу казалось, что сейчас ни у кого не должно быть никаких забот, кроме спасения президентской жизни. Хотелось пользоваться правами президента, но при этом, не выполнять его обязанностей. С чего вдруг он должен воодушевлять каких-то щенков, которые все равно умрут? Ему было совершенно плевать на кого-то, кроме себя, и он, как президент, по его разумению, имел полное на это право в данных обстоятельствах. Он — главная забота всех окружающих.

Олегу же, как и полковнику Руденко, Владимиров казался раздражающим, капризным, и эгоистичным ребенком. Впрочем, у них обоих были на него специфические планы, которые могли реализоваться при определенных обстоятельствах.

— В любом случае, сейчас вам надо отдохнуть, у нас есть убежище…

— Нет! Я сказал — нет! Вы меня слушаете, тупые солдафоны?! — закричал президент, надрывая заболевшие от нагрузки голосовые связки. — Я хочу немедленной эвакуации! — он стукнул кулаком по подлокотнику. — Сейчас же! Заправьте танк, и вывозите меня прочь из города! Я не хочу, чтобы меня сожрали! Мне насрать на вас и на ваших бойцов! А если вы вздумаете выделываться — то Троянов лично займется вами и вашим батальоном!

Он закончил реплику, потрусив указательным пальцем в воздухе. Страх смерти был в президенте настолько сильным, и так глубоко укоренился в его сознании, что он был готов пренебречь любой этикой обращения с подчиненными. Руки его ощутимо дрожали, да и сам он трясся так, будто бы пару минут назад поднимал большой вес.

У Олега от фразы «тупые солдафоны» неприятно заныло сердце, и он взглянул на президента сердитым взглядом. Руденко хотел возразить, побагровев от клокочущего внутри гнева, но кое-как сдержал свой пыл. Имя Троянова прекрасно было известно всем присутствующим, и он действительно мог сделать так, что судьбы солдат сложатся не самым лучшим образом. Они с Владимиром Анатольевичем были очень близкими друзьями.

До боли сжав кулак, Руденко проговорил сдавлено:

— Как скажете, Владимир Анатольевич.

Достав рацию из нагрудного кармана, Руденко нажал на кнопку связи, и при этом неотрывно смотрел на президента гневным взглядом. У того даже затряслись колени, но он отлично понимал, что пока ему никто ничего не сделает.

— Ангар, вы танк еще не убрали с проезда?

— Никак нет, товарищ полковник, — прохрипел динамик голосом дневального.

— Значит, проведите туда экипаж, заправьте полный бак, и ожидайте особо ценный груз, — слово «груз» Руденко произнес с нажимом, намекая Владимирову на то, что тот не человек. Слова «особо ценный» нивелировали эффект, однако, это все равно показалось президенту обидным.

В ангаре стоял гул из многочисленных голосов. Яркие лампы ночного освещения гудели под потолком, освещая ящики с боеприпасами, на которых сидели бойцы.

— Как скажете, — отозвался дневальный в рацию. — Еще приказания будут?

— Никак нет, — ответил Руденко.

Дневальный поставил рацию на тумбу, а затем пронзительно свистнул, крикнув:

— Э! Танкисты! Идите к вашей машине! Ща будем вас заправлять, поедите!

Не без энтузиазма танкисты вскочили с ящиков, и живо засеменили к выходу. База эта им очень не нравилась, от чего их не пришлось долго упрашивать. Обстановка тут казалась им тревожной, и было невозможно смотреть по сторонам, оставаясь при этом спокойным. Причем, непонятно было, откуда придут неприятности — от людей, или от зараженных.

Как только танк заправили, члены экипажа заняли свои места. Переведя в состояние «вкл» все нужные тумблеры, механик-водитель услышал нарастающий свист турбины, став наблюдать за приборами. Лишь после того, как двигатель набрал достаточное количество воздуха, водитель нажал на кнопку «пуск». Двигатель взревел, машина дрогнула, и наводчик, прислонив руку к приборной панели, ощутил ладонью легкую вибрацию.

— Что ты делаешь? — удивленно спросил командир танка.

— У меня такое ощущение, что машина беспокоится, — наводчик был очень суеверным, и проговорил это с искренней тревогой.

Командир танка хрипло усмехнулся, повернувшись к механику-водителю.

— Ты движок проверял? — спросил командир.

— Ясен хрен. Четко все.

— Все техосмотры провел? — уточнил командир, хмуро взглянув на подчиненного. Казалось ему, будто что-то не так.

— Ну, нет, не все, — стал оправдываться механик-водитель, почувствовав давление со стороны командира, и стараясь не смотреть ему в глаза. — Но танк стоял на ремонте, тут, на этой базе. Ремонтировало его местное дарование из гражданских механиков, пока мы арматы на полигоне обкатывали. Но пацан свое дело знает. Ему лично президент доверился. Когда он возвращал машину мне, то сказал, что все нормально.

— Какой же ты идиот, Лавренчук! Это же твой танк! — покачал головой командир. — А если дарование это тут дел наворотило?

— Да все нормально! Не глохнем же! Видите! — механик-водитель два раза нажал на акселератор, добавив оборотов двигателю, и тот взревел еще суровее, в такт движениям ступни. — Нормально работает!

Танк стоял перед воротами. Вспыхнули ходовые прожектора на борту, и два луча осветили пространство впереди. Из темноты в свет осторожно выходили зараженные, подобно демонам, пересекавшим границу добра и зла. Они покачивались, бессмысленными взглядами окидывая периметр защиты. Пулеметчики тяжело потянули шнуры затворов, наведя оружие на цели, но мертвецы пока не решались нападать.

— Не стреляйте, пока не попрут! — скомандовал пулеметчикам голос из нагрудных раций. — Боезапас не бесконечный! Если стоят — пусть себе стоят.

— Есть, — хором отозвались те, держась за ручки пулеметов вспотевшими от страха ладонями, и чувствуя, как холодеет спина.

В каптерке было душно. Около шкафчиков с вещами стояла длинная вешалка. Каптер Васильков сидел за столом, и заполнял журнал, на который светила тусклая настольная лампа. Неожиданно щелкнула дверь, и каптер вздрогнул, увидев в дверном проеме Костенко, растянувшего губы в довольной улыбке. Участилось сердцебиение Василькова, одновременно испытавшего стыд и отвращение, ведь Костенко — последний, кого он хотел у себя видеть. Он вернул смущенный взгляд к журналу, продолжил его заполнение.

Костенко вошел, закрыл за собой дверь, щелкнув замком, и затем, пригладил растрепанные волосы. Он подошел к герметичному шлюзу, ведущему в секцию обеззараживания, через которую прошли президент с телохранителями. Рядом со шлюзом висела панель электронного замка на которой горела зеленая лампочка. Костенко, ставший мелко дрожать от возбуждения, вообразил себе предстоящие утехи. Сегодня был самый спокойный день на базе. В этот час никто не проходил процедуру обеззараживания, и выходили все через обычный служебный выход.

Тут проходят только те, кто входит, и рискует принести вирус на базу.

Для Костенко этот час был золотым. От волнения даже перехватывало дыхание.

— Зайка, а нам никто не помешает? — ласково произнес Костенко, снимая с пояса кобуру со служебным пистолетом, и вешая ее на вешалку.

— Могут войти, — соврал Васильков, надеясь, что это прогонит Костенко. — Сегодня же президент на базе.

— О, — игриво произнес Костенко, встав перед столом, и положив на него ладони. — Тебя разве не возбуждает риск быть пойманным? Войти… Как двусмысленно звучит…

— Как-то не очень… — замялся Васильков.

— Да ладно тебе, — вздохнул Костенко, обдав лицо Василькова горячим воздухом.

Костенко нежно коснулся ладонью щеки каптера, и тот, почувствовав прикосновение мозолистых пальцев, зажмурился. Ему было страшно. Челюсть Василькова дрожала, как при сорокаградусном морозе, и он зубами отбивал барабанную дробь. Сердце до боли сжалось, а в животе от страха похолодело. Васильков представил себе, как вскочил, ударил Костенко по лицу, и вышвырнул его из каптерки, как щенка, но в реальности это было невозможно. Астенический ужас парализовал Василькова, не давая ему двинуться, и заставляя выдерживать позор.

Костенко был бойцом, по праву сильного владеющим несчастным Васильковым, и тот совсем не мог ему ничего противопоставить. Васильков ненавидел Костенко, и в груди пылала ненависть при воспоминаниях о пережитых сексуальных издевательствах, но ненависть эта была бессильна.

Костенко со всего размаху ударил Василькова по лицу, и у того из глаз посыпались искры, а в ушах зазвенело.

— Когда я тебя трогаю, паскуда, ты обязан изображать удовольствие, понял меня?! — сердито кричал Костенко, расстегивая ширинку. Он подошел к шлюзу, и ввел специальную комбинацию, выпытанную когда-то у Василькова. Лампочка на замке вспыхнула красным, и дверь с щелчком заблокировалась.

— Живо снял штаны, и упал раком на стол, мразь! — прошипел Костенко сквозь зубы. — Обычно я с тобой ласков, но сегодня, за испорченный аппетит, тебя ждет особая программа!

Васильков дрожащими руками потянулся к ремню. Он испуганно и прерывисто дышал, а по лицу струился ледяной пот. Костенко смотрел на него с презрением, и ему было мерзко от того, что Васильков вел себя хуже бабы. Васильков был готов позволить себя изнасиловать, лишь бы не быть избитым, и это отвращало до той степени, что возбуждало Костенко, который любил отвратительные вещи, и брал свое, используя силу.

В кабинет Руденко заливался свет наружного освещения базы. Боря с остальными повели Владимира Анатольевича к прицепу. Олег остался с Руденко наедине. Руденко задумчиво стоял у окна, глядя на подъезжающий к воротам Т-90.

— Мудак редкостный, — спокойно произнес Руденко. — Из-за таких вот сук и гибнут хорошие ребята. Из-за их прихотей и приказов.

— Согласен, — кивнул Олег. — Кстати, на случай, если вдруг понадобится спрятаться здесь, мне нужен доступ в убежище.

Руденко, взглянув на Олега, явно о чем-то задумался, а затем сказал:

— Да ради бога. Там ничего, кроме еды, и мы ее оставим тут. На сборы времени нет. Как только свалит президент, будем выбираться сами.

— Это вы так решили? — Олег удивленно вскинул брови.

Руденко достал из кармана лист бумаги, ручку, и записал код от двери в убежище.

— Нет, это распоряжение Троянова, — полковник положил лист перед Олегом. — Технику бросать, все бросать, и перемещаться на главную базу под Ростовом на Дону. Технический резерв туда стянули.

— Ясно, а где убежище? — спросил Олег.

Руденко разъяснил ему, как туда добраться.

— Спасибо, — Олег благодарно кивнул. — Я пошел к своим ребятам.

Они с Руденко распрощались, и вскоре Олег занял свое место в десантном отсеке на жестком кресле, закрыв президента в бронекапсуле. Мысли в голове Олега были самые разные, но все до одной — с неприятным оттенком. Искренне хотелось гибели президента после его слов. Олег обменялся с телохранителями хмурыми взглядами, и все пришли к молчаливому согласию в том, что в случае чего — рисковать ради Владимирова не станут.

В бойницах иногда мелькали тени пробегавших мимо солдат. Двое бойцов подбежали к воротам, и быстро открыли их, сняв замки. Танк тяжело взревел, тронувшись с места, и как только машина достигла проема ворот, двигатель стал странно работать, теряя обороты. Движок словно задыхался, прерывисто покашливая, и совсем скоро заглох.

— Вот тебе и дарование, твою-то мать! — крикнул командир танка.

Механик-водитель ничего не ответил, лишь с ужасом глядя на приборы. Танк остановился в самом неудобном месте из всех тех, в которых мог остановиться. Он выехал за пределы базы ровно на половину корпуса, от чего закрыть ворота не представлялось возможным. Бойцы, дежурившие на входе, запрыгнули на танк, и стали бить по люку с криками:

— Идиоты! Вы чего встали?! Уберите свое корыто отсюда!

Зараженные оживились, синхронно устремив взоры на вход. Увидев, что ворота открыты, и что танк не позволяет их закрыть, они громко взревели, будто оповещая об этом всех остальных. Вопль пронесся по окрестностям, и был настолько душераздирающим, что заставил людей окаменеть на несколько секунд. Повисла мертвенная тишина, и все застыли, будто боясь шумом побеспокоить древнее зло, которое находилось в глубоком сне, но могло проснуться от любого шороха.

Каптер, полураздетый, в одних штанах и майке, сидел, прислонившись к шкафчикам, и безразлично глядел прямо. Даже услышанный крик зараженных не смог вызвать в нем каких-либо эмоций. Для него жизнь уже давно перестала что-то значить, и, как ему казалось, лишиться её он вовсе не боялся. Костенко же, застегивая штаны, вслушивался.

— Зайка, это что, зараженные были, или ты от удовольствия закричал?

— Н-не знаю, — запнулся Васильков.

Ответный вопль был не менее ужасающим. Стоило зараженным его услышать, как они будто с цепи сорвались. Если раньше их сдерживал забор, в который они врезались, и от этого становились легкой мишенью для стрелков в периметре базы, то теперь они спокойно могли проникнуть внутрь через ворота. Пулеметчики без раздумий открыли огонь, и пока успешно справлялись с зараженными, сыпавшими из темноты один за другим. Они мчались к воротам с бешеной скоростью, и чуть ли не прыжками, от чего попадание патрона пятидесятого калибра подбрасывало их, резко сбивая с ног. Пули разрывали плоть зараженных, заставляя кровавые брызги разлетаться в разные стороны, и орошать землю.

Механик-водитель рванулся к люку, но командир танка схватил его за плечо, силой усадив на место:

— Стоять! Вспомогательная силовая установка еще работает! Надо помочь нашим!

Сердце колотилось от испуга, и механик-водитель понимал, что высока вероятность эту атаку не пережить. Но вот командир был уверен в крепости машины на все сто процентов, и даже если произойдет прорыв, ему казалось, что добраться до них не получится. Панцирь состоящий из толстой брони, по мнению командира, просто не позволил бы даже сильным зараженным добраться до людей под ним.

Экипажу удалось привести башню танка в движение. Они навелись на ближайших врагов, направив на них длинное орудие. Раздался первый оглушительный залп. Земля около танка дрогнула от ударной волны. Перед стволом полыхнула яркая вспышка, и из темноты дула, с грохотом и на огромной скорости, вылетел снаряд, взорвавшись метрах в пятистах от танка. На месте детонации заряда прогремел взрыв, взметнувший к небу килограммы чернозема и огромный столб пыли. Ближайших мертвецов отбросило ударной волной, от чего те моментально погибли, испытав колоссальные перегрузки. Тех же, кто оказался подальше, изрешетило осколками, многие из которых попали в головы, заставив покойников безвольно повалиться замертво.

Президент, став учащенно дышать, будто бы пробежал десятикилометровый марафон, ощутил боль в сердце. Очередной танковый залп напугал его до той степени, что волосы на голове встали дыбом. Вскочив с дивана, он схватился за рычаг шлюза, и, открыв замок, с кряхтением толкнул тяжелую дверь. Высунувшись, президент направил вопросительный взгляд на Олега. Тот жестом остановил своих подрывающихся с мест товарищей.

— Олег! Где убежище, о котором говорил полковник?! Отведи меня туда! Там есть еда, а тут не безопасно!

— Сидите здесь, Владимир Анатольевич, — спокойно произнес Олег. — Тут сейчас безопаснее всего. И Руденко не сказал мне, где можно спрятаться. Не успел, — соврал Олег.

Конечно, Олег врал. Он хотел взять товарищей, пока президент отсиживался в капсуле, и переместиться с ними в убежище. Сначала ему хотелось просто уехать из Куратовска вместе с президентом, но из-за нападения планы эти рухнули. Оставалось лишь убежище. Олег четко понимал, что даже если волну атакующих удастся сдержать, то из города без танка не выбраться. Значит, задача максимум — вытащить членов экипажа, потому что кроме них танком управлять никто не умел, и удрать с ними в убежище, а задача минимум — выбраться самому, а потом придумать способ спастись.

— Бесполезный! — рявкнул президент. — Все вы бесполезные! Отведите меня к Руденко!

— Протоколом запрещено, — твердо сказал Олег.

— Ай! — президент махнул рукой.

Он открыл дверь, и Боря было хотел вскочить, чтобы остановить его, но Олег усмирил телохранителя взглядом, мол: «Пусть валит». Владимиров засеменил к выходу, открыл десантный отсек, и раздался еще один танковый залп. Владимир Анатольевич вжал голову в плечи, почувствовав тяжесть в животе и теряя равновесие, но это не остановило его.

Президент выскочил из десантного отсека, и, с удивительной для старика прытью, помчался в сторону медблока. Из подсознания донесся голос Руденко: «В любом случае, сейчас вам надо отдохнуть, у нас есть убежище». Значит, Руденко мог провести Владимирова туда, на что тот и надеялся. Бег был для президента в тягость, но страх и холодный ужас, возникающие при мысли о жестокой гибели, толкали президента вперед с невероятной силой, помогая преодолеть физические недомогания.

Суставы ломило острой болью, а мышцы ног совсем скоро стали тяжелыми и непослушными, заливаясь неприятным жжением. Дышать стало очень сложно, организм явно испытывал недостаток кислорода, с трудом находя энергию для активных действий, которых президент не предпринимал уже очень давно. Но он все равно бежал вперед, не обращая внимания на усталость.

Он поступил опрометчиво, потому что Олег был единственным человеком, кто мог сохранить ему жизнь. Однако, Владимиров настолько уверовал в свою важность и неприкосновенность, что совсем забыл о том, кто и на что был способен. Он плевать хотел на то, умрут ли телохранители. Он был уверен, что мертвецы погонятся в первую очередь за ними, потому что сам президент был чересчур особенным, чтобы умирать первым.

Страх заставил его сознание сформировать столь причудливую цепочку нелогичных рассуждений, но даже понимание этого не могло принудить президента к тому, чтобы вернуться назад. Он врезался в дверь медблока, открыв ее с грохотом, и вбежал в секцию обеззараживания, тяжело дыша. Пот струился по всему телу, делая одежду мокрой и липкой, президент устало припал к стене, глядя на шлюз, за которым была каптерка. В окне шлюза он увидел Костенко, удивленно смотревшего на происходящее.

— Открой, немедленно! — скомандовал президент, в ответ на что Костенко с улыбкой нажал на кнопку панели блокировки. Со щелчком замок открылся, и президент поспешил к входу.

— Пацаны, сейчас, что есть мочи, со все ног, валите вот туда, — Олег высунулся из отсека, указывая в направлении убежища. — Ясно?

— Там ворота, и код.

— Какой?

Олег произнес код, и все кивнули, давая знать, что запомнили.

Солдаты со всей базы сбегались к забору, и, по привычке рассредоточившись за доступными укрытиями, в виде бочек, ящиков, и самодельных баррикад, стали вести прицельный огонь по зараженным. Тех становилось все больше с каждой минутой. Грохот выстрелов был оглушительным, и у многих от этого звенело в ушах, от чего полагаться приходилось лишь на зрение. Если сначала казалось, что отбиться получится с легкостью, то теперь была уверенность, что шансы сравнялись. Интуитивно бойцы полагали, что зараженных со временем станет только больше, но бежать было некуда.

Танк, стоявший в проеме ворот, придавал людям уверенности в победе.

Олег выскочил из десантного отсека первым, и, не оглядываясь, помчался к убежищу. Его примеру последовали остальные, побежав за Олегом, не жалея сил.

Исход боя переломили не новые орды зараженных, а внезапно появившиеся мутанты, которые уничтожили танки и САУ на Воробьиных горах. Сначала из темноты показались конечности-лезвия, вонзившиеся в землю, и блеснувшие в свете прожекторов. Затем, подобно адским гончим, твари с невиданной скоростью рванули в сторону забора, целиком показав свои изуродованные тела и по пути случайно разрезая на куски попадавшихся под ноги разраженных.

Противостояние закончилось моментально. Двое мутантов бросились в сторону танка, с силой оттолкнувшись задними конечностями, и убить удалось лишь одного из них. Экипаж, удачно наведя оружие на монстра, находившегося в полете, дал залп. Прогремел выстрел, и тяжелая болванка снаряда проделала в чудовище огромную дыру, высвободив повалившиеся наружу внутренние органы. Труп чудовища со шлепком врезался в прочный корпус машины, разбросав по ней свои останки и разбрызгав кровь.

Но второму монстру повезло больше. Он, стремясь устранить опасный объект, махнул лезвием, оставляя в воздухе стальной росчерк, и моментально ополовинил ствол орудия. Враг бросился на танк, став колющими выпадами дырявить панцирь, не способный выдержать остроты конечностей. Командир танка открыл люк на башне, высунулся, схватился за пулемет, приведенный в боеготовность, и, направив оружие на монстра, нажал на спусковой крючок.

Оглушительный каскад выстрелов вызвал звон в ушах. Воздух заполнился резким запахом ружейного пороха, а ствол пулемета без устали плевался пулями, то рикошетом отскакивавшими от лезвий, то вонзавшимися в плоть чудища. Оружие усмирило врага довольно быстро, не смотря на то, что тот казался неуязвимым.

Три пули вывели его из строя. Две на вылет прошили торс, а третья, со свистом, расколола твари череп, заставив ту безжизненно застыть. Командир, на миг испытав блаженное чувство победы, нервно усмехнулся, и собрался лезть обратно в танк, но, увы, не успел этого сделать. Очередная тварь с лезвиями молниеносно прыгнула на корпус машины, и вонзила клинок командиру в грудь, пробивая того насквозь. Грудная клетка командира раскололась, как кусок гнилой доски, в который с размаху вонзили двуручный меч. С дикой болью захрустели кости, ставшие рвать мышечные ткани, и командир сморщился, прыснув изо рта кровью. Он беспомощно обвис, стараясь схватиться за лезвие, и как только он коснулся острого края, то тут же обрубил себе пальцы, из которых стала фонтанировать кровь. В ушах зазвенело, перед глазами поплыли черные жирные пятна, а ощущения были настолько ужасающими и болезненными, что командир сорвал глотку в крике.

С остатками экипажа тварь разделалась так же быстро. Механик-водитель, стремясь поскорее убежать из изувеченной машины, высунул голову наружу, чтобы осмотреться, и чудище тут же отсекло ее, пользуясь случаем. Лезвие пронзительно свистнуло, без труда рассекая шейный отдел позвоночника, и механик-водитель повалился прямо на напуганного наводчика, все еще сидевшего внутри. Следом упала голова, свалившись в ноги наводчику, и тот испуганно пнул ее, увидев искореженно ужасом лицо. Все еще сокращающееся сердце выбивало из шеи механика-водителя струи крови, моментально залившей приборы в тесном пространстве рубки танка.

— Господи! Не убивайте! Не убивайте! Пожалуйста! Не убивайте! — запищал наводчик, закрыв голову руками. Он обмочился, и теплая влага стала разливаться по бедрам, пропитывая одежду. Тварь заглянула в проем люка, удивленно наклонив голову.

Медленно наводчик опустил руки. Его сердце будто перестало стучать, кожа побледнела, и он видел перед собой лишь изуродованный лик монстра.

— Ты меня не убьешь? — спросил он дрожащим голосом.

В ответ чудовище сделало колющий выпад лезвием в проем люка, воткнув клинок наводчику прямо рот, разрезав пищевод и достав до кишечника. Внутренние органы моментально превратились в кашу, смешавшись друг с другом, и перестав функционировать. Наводчик моментально закатил глаза, задергавшись в конвульсиях, и, издавая неприятный булькающий звук, захлебнулся.

Солдатам пришлось отступать вглубь базы, на ходу отстреливаясь. Зараженные стали толпиться в воротах, начав перелезать через танк, и заполоняя аэродром. Они были очень быстры, и даже скромная дистанция в пару метров могла решить многое. Олег бежал так быстро, как не бежал еще никогда, тело его ломило от нагрузки, но, к счастью, благодаря тренированности, он смог выстоять. Отстававшие на пару метров телохранители стали жертвами зараженных. Мутанты бросились на них, быстро начав рвать на куски, и лишь Олегу с Борей удалось выжить. За ними бежало пять зараженных.

Олег обернулся, с ужасом увидев, что Боря остановился. Он крикнул:

— Олежа! Канай отсюда! Не ссы! Я их приторможу! — он достал пистолет, и, быстро передернув затвор, стал стрелять в зараженных.

Пистолет выбрасывал гильзы. Боря крепко сжимал рукоять двумя руками, оскалив зубы, и крича сквозь них. Он без устали нажимал на спуск, отсчитывая патроны до щелчка, и прекрасно понимая, что уже не успеет спастись.

Он отключился от мира, доверившись телу, и стараясь себе ничего не воображать. В крови бушевал адреналин, и страх пытался завладеть рассудком Бори, принудив его к побегу, но тот сознательно давил картинки ужасающей гибели, заставляя себя оставаться на месте, чтобы выручить товарища.

Олег, ни о чем не думая, и не давая душевной боли завладеть собой, не успел вовремя остановиться, врезавшись в дверь убежища. Он моментально потянулся к панели ввода пароля, забил короткий и заученный наизусть код, заставив убежище открыться. Он схватился за ручку, потянул тяжелую дверь на себя, используя вспухшие от напряжения мышцы, и скакнул в образовавшийся зазор, закрыв за собой. Олег спиной прислонился к двери, пытаясь отдышаться. Тут же раздался крик Бори, и, услышав его, Олег схватился за голову, зажмурившись.

Владимир Анатольевич коснулся двери. Перед глазами, на шлюзе, мелькали жуткие тени ворвавшихся в медблок зараженных, и от этого вида лоб президента покрылся испариной. Пока зараженные никого не обнаружили, замерев, и осматривая помещение, но им определенно казалось, что жертва поблизости. Они вели себя подобно животным. Один из них запрыгнул на хирургический стол, став громко вдыхать пропитанный медицинским запахом воздух, и клацнул челюстью.

Владимиров потянул на себя ручку, но тяжелый шлюз не поддавался, доводя до предела и без того возбужденные нервы старика. Вопросительно посмотрев на Костенко, который как-то недобро улыбался, Владимир Анатольевич прошептал:

— Открой, кретин! Почему ты стоишь истуканом? Перед тобой глава государства!

— Что ты сказал? — сощурился Костенко. — Громче давай.

Костенко знал, что президент не спасется.

Более того, Костенко был тем, кто мог вершить его судьбу. От смерти Владимирова отделяло одно нажатие кнопки. Костенко хорошо запомнил, как президент говорил с ним в повелительном тоне во время досмотра у забора, и это оставило неприятные воспоминания. Костенко хотел расквитаться.

— Ты мне попку не захотел показывать, — улыбнулся Костенко, — и умрешь за это.

Президент расширил глаза от удивления, и стиснул зубы, ощутив нарастающее в груди давление.

— Что ты несешь, гомосятина?! Живо помоги мне открыть дверь!

— Нет, — Костенко скорчил грустную гримасу, и, не без удовольствия, нажал на кнопку блокировки замка.

Услышав щелчок, зараженные вскрикнули синхронно, устремив взгляды к секции обеззараживания. Они сорвались с мест, мигом ворвавшись в помещение, и президент, став хватать ртом воздух, прижался спиной к шлюзу. Сердце пронзила острая вспышка боли, президент побледнел от ужаса, крикнув:

— Уходите, ублюдки! Меня нельзя жрать! Валите!

Зараженные, не поняв и слова, кинулись на президента, став рвать его и терзать. Они вцепились в него, кусая, и руками рвали на нем одежду вместе с кожей. Ужасающий вопль президента эхом разнесся по всему медблоку. Совсем скоро сознание жертвы стало угасать, и, умерев, к счастью, от инфаркта, она ничего больше не почувствовала.

Костенко с улыбкой наблюдал за тем, как смотровое окно в шлюзе забрызгивало капельками крови.

Васильков подкрался к нему сзади, и прислонил к затылку холодное дуло пистолета, что моментально стерло улыбку с лица Костенко. Пока Костенко наблюдал за смертью президента, Васильков незаметно достал пистолет из кобуры, оставленной на вешалке. Пульс участился, даже не смотря на то, что Васильков с оружием выглядел не угрожающе и даже смешно. Причин выстрелить у него был миллион, что Костенко отчетливо понимал. Руки Василькова дрожали от волнения, и это очень хорошо чувствовалось, ибо сомнения в нем были сильны.

— Ты, мразь, не хочешь передо мной извиниться, прежде чем подохнешь? — проговорил Васильков, но при том таким пораженческим тоном, что это ничуть не напугало Костенко.

— А у тебя яиц хватит, пидор? — с нажимом спросил Костенко, практически не теряя уверенности в себе. — Ты же только в жопу давать можешь, куда тебе по людям стрелять?

Костенко смело развернулся, и лбом прислонился к дулу. Испуг, сковав сердце ледяными цепями, полностью завладел Васильковым. Сильнее сжав шершавую рукоять пистолета, Васильков крепче придавил дуло ко лбу Костенко, от чего тот поморщился:

— Ну, давай, пидор. Стреляй, — оскалился Костенко. — Если ты этого не сделаешь, я тебя так отодру, что не встанешь. А потом тебя трахнет ствол, и когда он спустит, в твоих кишках появится дыра!

— Ты что, во мне сомневаешься?! — крикнул Васильков, брызгая слюной, и поддавшись вспышке возникшей злости.

Впервые за многие годы Васильков не был парализован ужасом, будучи способным что-то сделать, и стало ясно — такую возможность упускать нельзя. Впервые он предпринимал активные действия, но самоуверенный Костенко не разглядел угрозы, все так же относясь к Василькову с презрительным снисхождением. Костенко схватил пистолет за дуло, с силой дернул его на себя, оружие выскользнуло из рук Василькова. Костенко выжидать не стал, ударив каптера рукояткой в лоб.

Перед глазами посыпались искры, а мозг кольнуло неприятной болевой вспышкой. Мощь удара выбила Василькова из равновесия, и он чуть не упал, врезавшись в шкафчики и сильно ударившись о дерево лопатками. Столкновение вытолкнуло воздух из легких. Сразу же стало обидно, ведь когда Васильков брал пистолет, то имел твердое намерение выстрелить, но не смог, в очередной раз. Как сквозь слой ваты слышался крик Костенко:

— Пидрила беспомощная! Да тебя даже трахать стремно уже! Настолько ты меня бесишь!

Все, или ничего. Или ты, или тебя. Третьего в данной ситуации просто не было, и наконец-то, за годы издевательств, Васильков смог осознать этот факт. Свирепо закричав, Васильков использовал злость, копившуюся в нем все эти годы, оттолкнулся от шкафчиков, на ходу схватил ручку, которой заполнял вахтенный журнал, и воткнул ее в шею оторопевшему от удивления Костенко.

Попадание пришлось в артерию, потому оттуда тут же стала брызгать кровь, пульсируя в такт ударам сердца. Шокированный Костенко расширил глаза от ужаса, пытаясь выговорить: «Вызывай медиков», и, схватившись за шею, чувствовал приближающуюся смерть. Но Васильков только начал акт возмездия. С грохотом пистолет свалился на пол, и Васильков, не давая противнику опомниться, схватил оружие, а затем ударил по ручке, торчавшей из шеи Костенко.

Та вошла внутрь еще глубже, заставив Костенко захрипеть от боли. Васильков схватил его за воротник, почувствовав брызгавшую на ладонь кровь, и швырнул на пол, как тряпичного. Оседлав Костенко, Васильков сдавил ему коленями бока. Сначала каптер хотел гуманно разделаться со своим обидчиком, но как только вспомнились все поступки Костенко, от гуманности не осталось и следа.

— Ты подохнешь как сука! Понял меня?! — прошипел Васильков, упиваясь беспомощностью жертвы, и предвкушая кару.

Василькова всю жизнь гнобили, еще со школы. Он всегда был аутсайдером, потому в нем, из-за непонимания преимуществ жизни отшельника, развился комплекс неполноценности, который, вступив в симбиоз с окончательно растоптанным чувством мужского достоинства, искорежил психику Василькова до полнейшего снятия любых моральных ограничений. Он размахнулся, а затем обрушил рукоять на глаз Костенко, и солдат взвыл от боли, перейдя на фальцет. Глаз выбило моментально, и Костенко зажмурился, стараясь спасти второй, но Васильков не унимался.

В нем проснулся инстинкт убийцы, а травмированная психика требовала устроить для жертвы как можно более жуткую смерть.

Васильков с большой амплитудой лупил Костенко рукоятью по лицу, целясь в нос, глаза, и места, попадание в которые вызовет наиболее болезненные ощущения. Визг стоял на всю каптерку. Кровь из открывшихся ран брызгала на Василькова, и вид ее заставлял каптера безумно улыбаться. Вскоре голова Костенко превратилась в обезображенную груду из перемолотых костей и мяса, вогнувшуюся внутрь. Крови было так много, что Васильков в жизни не видел такое ее количество.

Сняв пистолет с предохранителя, Васильков разрядил почти всю обойму в лицо убитого. Гремели выстрелы, резонируя друг с другом в узком пространстве комнаты, и больно ударяя по ушным перепонкам, но Васильков не моргнул и глазом, с наслаждением вдыхая запах пороха. Пули вонзались в кашу, оставшуюся от головы Костенко, и от неё во все стороны летели кровавые брызги. Последний патрон Васильков оставил для себя.

Каптер полностью лишился рассудка, подсознательно боясь нести ответственность за содеянное, от чего он видел лишь один выход из сложившийся ситуации. Сначала он рассмеялся, а затем, вставив пистолет себе в рот, надавил на спуск. Прогремел выстрел, и пуля с пустым сердечником раскрылась в голове подобно цветку, разорвав черепную коробку Василькова. На стену брызнула кровь с кусочками мозга.

База быстро пала. Вскоре, кроме зараженных, на ней совершенно никого не было, и лишь Олег, один единственный, выжил, спрятавшись в убежище.