После прорыва прошла примерно неделя. В небе ярко светило солнце, но даже это было не способно поднять кому-то настроение, потому что из приятного провинциального городка Куратовск превратился в кладбище. Зараженные, заполонив почти каждый угол, слонялись в крупных и мелких продуктовых магазинах. В центральном торговом центре Куратовска толпились мертвецы, сталкиваясь друг с другом, и недовольно рыча при этом. Солнце било сквозь стеклянную крышу, заливая торговые залы светом.

Зараженный в продуктовом гипермаркете «Карусель», шаркая ботинками по полу, и окидывал окружение безразличным взглядом. Зараженный, обходя стороной пустые полки, пытался отыскать для себя еды, но не преуспел в этом, как и остальные его сородичи. Живых вскоре совсем не стало, охотиться было не за кем, потому голод лишь становился сильнее, от чего внутри копилась агрессия, которую некуда было выпустить.

Сделав очередной шаг, зараженный зацепил ступней пустую банку с консервами, отправив ее в поездку через зал. Она с металлическим грохотом катилась по кафелю, затем врезавшись в перевернутую тележку. Зараженный провожал баночку взглядом, надеясь, что оттуда выскочить хотя бы мышь, но этого не произошло.

В голове зараженного иногда всплывали человеческие воспоминания, но они не вызывали в нем никаких эмоций, ведь у того даже не было понимания, что воспоминания принадлежали ему, что были из прошлой жизни. Он вспомнил, что как только произошла вспышка инфекции, и никто еще ничего не понял, люди, особо сообразительные, схватили тележки, забив их до отказа.

Как только появилась угроза жизни, люди сразу забыли про всякую этику и мораль, смело прокатывая неоплаченный товар через кассы, грубо отталкивая кассиров, преграждающих им путь. Охранники выходили ворам на встречу, но ни полиции, ни тем более охране не было под силу остановить напуганную инфекцией толпу. Охранник вцепился руками в тележку, которую катил мясистый мужчина, любивший носить нож у себя в кармане.

— Куда покатили? Верните, что взяли! Правительство выдаст вам помощь, а это — собственность «Карусели». Хотите что-то взять — оплатите!

Мясистый мужчина хмуро посмотрел на препятствие. Да, для него охранник был уже не человеком, а именно препятствием, которое нужно было устранить для того, чтобы достичь желаемого.

— Уйди с дороги, и я позволю тебе жить, — уверенно заявил мужик.

Крепкий охранник, с усмешкой взглянув на оппонента, не воспринял его слова в серьез. — Верни то, что взял. Не грабь людей. Не одному тебе надо, — скомандовал охранник.

Рывком мужик толкнул тележку, попав охраннику углом прямо в пах, и охранник согнулся пополам, вскрикнув. Мужик подскочил к нему, схватив за шиворот увесистой ладонью, и с разгона швырнул его в стекло фасада. Раздался треск, и по стеклу зазмеилась длинная трещина, оставленная лицом охранника. Подскочив к охраннику сзади, мужик достал из кармана перочинный нож, и вогнал лезвие жертве под ребра. Охранник скривился от боли, закричав, но мужик не остановился на этом. Он прижал жертву к стеклу, став раз за разом вонзать клинок в спину врагу, вопившему в предсмертной агонии.

— Я тебе предлагал уйти по-хорошему, сука, — сердито шепнул мужик.

К брошенной тележке мужика, стуча каблуками, подбежала женщина, схватившись за ручку, и помчалась к выходу, уводя ворованное добро.

— Стой, паскуда! — свирепо заорал мужик, бросив охранника, и побежав за воровкой. — Я тебе уши отрежу, сучка!

От этого крика девушка дрогнула, почувствовав леденящий ужас, охватывающий ее душу. Сердце билось очень сильно, а адреналин наполнял кровь, придавая сил для побега. Она подбежала к автоматическим дверям магазина, но те реагировали слишком медленно, вяло отползая в сторону, что позволило толстяку нагнать девчонку.

Толстяк схватил ее за волосы, с легкостью оттянул от тележки, как игрушечную, и девушка завизжала, сразу завалившись на зад и больно стукнувшись о пол тазом.

— Пусти, мне детей дома кормить нечем! Пожалуйста! — кричала девушка, дергая ногами, и пытаясь вырваться. Она, сморщившись, отчаянно старалась удержать рвущиеся волосы. Было такое ощущение, что у нее вот-вот оторвется скальп.

К ее горлу подступил ком, а по щекам заскользили слезы, размазывая тушь. Девушка ревела, а грудь вздымалась в такт глубоким, паническим вздохам.

— Да мне насрать на твоих личинок! Я тебя убью нахер, и их убью, за то, что их шлюха мать — воровка! — орал он ей прямо в лицо, покраснев от злобы, и та чувствовала, как брызги слюны попадают ей на щеки.

В ответ она провизжала, и яростно впилась ногтями в кисть толстяка, что заставило того неистово закричать. Испытав сильнейший приступ ярости, толстяк резко дернул девушку за волосы, разжав ладонь. По инерции девушка врезалась затылком в пол, увидев перед глазами яркую белую вспышку. С диким воплем толстяк вонзил нож жертве в лоб. Девушка уставилась в потолок безразличный взглядом, безвольно свесив челюсть, и больше не издала ни единого звука.

— Э, ты че творишь?! — крикнул мужчина, стоявший во главе взволнованной толпы, в которой люди с ужасом глядели на сцену убийства. Почувствовав неладное, мясистый мужик решил оставить нож прямо во лбу жертвы, и, схватившись за ручки тележки, выскочил в проем уже открывшихся автоматических дверей.

— Куда пошел?! А ну стоять! — крикнул мужчина, поведя за собой толпу, однако. Ему и без того было, где геройствовать.

Боковым зрением он уловил суету, и как только огляделся, волосы на голове встали дыбом от удивления. Аналогичные картины убийств и драк за припасы наблюдались по всей территории «Карусели!». Люди избивали друг друга, пинали, и многие из них уже бездыханно лежали на земле. Спасать было некого, потому что теперь люди стали действовать исключительно в собственных интересах.

В подъезде было душно. Толстяк тащил украденную тележку с едой по лестнице, натужно кряхтя и ругаясь матом. От напряжения он покраснел, а вены у него на висках вздулись, пропуская через себя литры крови. Открыв дверь, мужик закатил награбленное внутрь, и навстречу ему тут же выбежала маленькая девочка, с удивлением посмотрев на тележку, а затем на отца.

— Папа! А что это? И что такое красное у тебя на ладони? — Встревоженно спросила девочка, и мужик, улыбнувшись в ответ, спрятал ладонь в карман.

С кухни выглянула стройна девушка, блондинка с острыми чертами лица, похожая на ту, какую мужик убил в «Карусели». Увидев собственную супругу, он передернул плечами, удивившись их сходству, и ему стало не по себе. Только сейчас до него дошло, что он вообще натворил, но сознание тут же рационализировало этот поступок, оправдывая его правом сильного и предстоящей катастрофой.

— Ты зачем тележку притащил? — нахмурилась девушка. — Что случилось? Нюрочка, иди в гостиную, поиграй.

Девочка убежала в другую комнату, и улыбка тут же пропала с лица мужика.

— Скоро будет карантин, а инфекция уничтожит Куратовск. Нас не выпустят отсюда, Галь. Мы тут застрянем.

Подобным образом поступил не только мужик. Тысячи людей по всему городу испачкали руки в крови ради чужих припасов, а потом, без каких-либо угрызений совести, доставили еду в свои дома.

Любящий семьянин может быть таким не только в хорошем смысле этого слова. В плохом смысле он готов пренебречь чужими жизнями и чужим благом, чтобы обезопасить собственный домашний очаг, и многих удивляло то, что подобная логика мышления есть в человеке, ведь он же, как говорят, социален.

Практика показала обратное.

Скоро зараженные заполонили улицы, и, по иронии судьбы, выжить удалось только тем, кто в самом начале подумал лишь о себе и своих семьях. У них не было необходимости выходить за припасами, потому что они сразу ими запаслись, а те же, кто стремился помочь другим, быстро простились с жизнями.

Артур сидел на подоконнике в своей квартире, разглядывая пустующую улицу, и слушал жутковатое карьканье ворон, прислонившись лбом к холодному стеклу. Впрочем, что до улицы, что до ворон Артуру не было никакого дела. Со стороны его взгляд казался остекленевшим, и опустошенным, не выражающим совершенно никаких эмоций. Перед мысленным взором он видел ряд жутких воспоминаний, в которых смотрел на то, как Оля погибает, и на то, как он устраивает в квартире Иры кровавую бойню. Похороны Оли, как ни крути, все равно сказались на его психике.

Каждое утро Артур просыпался в одиночестве, переворачивался на другой бок, и пытался обнять Олю, но ее место пустовало. Это вызывало чувство диссонанса, которое заставляло Артура минутами бессмысленно смотреть в одну точку.

Вставая, Артур одевался один, завтракал один, и в одиночестве делал все то, что ему приходилось делать вместе с Олей. От тоски хотелось выть волком, а разрываемое досадой сердце неприятно ныло. Причем, чем ближе были место или вещь, напоминающие об Оле, тем больнее становилось.

Так же и сейчас Артур испытывал боль в сердце, обратив взор на свою скомканную постель, и не увидев там любимую. Конечно, он не ждал чудес, и понимал, что Олю уже не вернешь, как ни старайся. К сожалению, ей не удалось даже уродливо реинкарнировать в зараженного, как это происходило с большинством людей в Куратовске.

«Мне больше нечего терять», — решил Артур. В нынешних реалиях нисколько не могло волновать то, что было с тобой в прошлом, а решать нужно было лишь насущные вопросы, вроде еды и воды. Был ли смысл в такой жизни?

Тупое выживание. Без любви, без радости, без семейного счастья. Какой же в этом мог быть смысл? Артур покачал головой, окончательно соглашаясь с мыслью, что за подобную жизнь вообще не стоит цепляться. Он представлял, как его убивает людоед, пырнув в живот, как убивает военный, выстрелив ему в голову, и картины собственной смерти вызывали в душе приятные ощущения, а в груди — тепло.

Свести счеты с жизнью — самое простое решение.

Однако, людоеды были не настолько слабовольными.

Их убежище было расположено в огромном брошенном коллекторе, более-менее благоустроенном для проживания. В нем сходились почти все канализационные тоннели, относящиеся к старой системе подземных коммуникаций, и расположенных ниже, чем новая канализация. Потому внутри было сухо, и не стояло посторонних запахов. Лишь иногда трудно становилось дышать из-за проблем с проветриванием.

В стенах зияли проходы канализационных тоннелей, которые вели почти во все части города, и были плотно закрыты у выходов герметичными шлюзами, что пусть и затрудняло циркуляцию воздуха, но зато препятствовало проникновению зараженных на территорию убежища. Под потолком раскинулась паутина из электропроводов, с которой свисали обычный лампочки комнатного освещения, но, не смотря на маленькую мощность, их было достаточно, чтобы коллектор могло залить тусклым светом.

Внизу, вокруг большого люка, было расставлено множество палаток, в которых жили и отдыхали адепты Детей Сатурна. Сейчас в убежище было очень тихо, потому что большинство людей отправились на поиски добычи, чем воспользовался лидер группировки Саша для оценки запасов ритуальной провизии.

Саша был одет в тряпье, исколот странными татуировками по всему телу, и внешностью очень напоминал туземца, будучи совершенно лысым. Впрочем, так же теперь выглядели и остальные прихожане Детей Сатурна, в корне изменившие свой дресс-код после объявления о начале апокалипсиса. Так было предписано кодексом Детей Сатурна, а он незыблем, и соблюдать его нужно свято. Правда, это не мешало духовным лидерам переделывать его по своему усмотрению.

Рядом с Сашей стоял крепкий парень по имени Коля. Большой центральный люк коллектора в полу был открыт, и мужчины смотрели в него, оценивая объемы оставшихся в морозильной камере запасов. Обычная еда, конечно, там была, и башенками высилась около стен, но это было не то, что нужно. Для поддержания воодушевления и власти требовался другой ресурс.

— Дела плохи, — заключил Коля. — Жратвы нет. И найти ее теперь очень сложно.

— Совсем плохо? — хмуро спросил Саша. — Ты с разведчиками общался?

— Да, — кивнул Коля. — Вылазок теперь требуется больше, а ритуальной пищи мало. Но я не вижу в этом проблемы. У нас ведь есть обычная еда. Разве людям ее не хватит?

— Хватит, — кивнул Саша. — Но тогда, Коля, братья начнут сомневаться в самой идее, которая обеспечивает существование Детей Сатурна. Ты ведь знаешь, что придает нам силу, и делает полубогами?

— Человеческая плоть, — ответил Коля заученной фразой. — Но раз уж так ситуация сложилась…

— Не раз уж так ситуация сложилась, Коля, — сердито прошипел Саша, и, почувствовав смену настроений, Коля оцепенел. Вспыльчивый нрав Саши был прекрасно известен ему, и если попасть под горячую руку, то можно было в прямом смысле слова остаться без яиц. Вообразив прошлые жертвы подобной казни, которых видел не раз, Коля громко сглотнул. — Ты, как подготовленная замена лидера, должен понимать, о чем я говорю. Давай-ка освежим память. Что задает толпе направление? От чего зависит то, куда толпа повернет?

— Идея, — сказал Коля, быстро найдя ответ у себя в памяти. — Толпой управляет идея.

— А в чем идея Детей Сатурна?

— В том, что ты ешь мясо человека под руководством более мудрых братьев, и становишься новым божеством, возносящимся на свой трон после смерти.

— Верно. Чтобы стать божеством, нужно две вещи: человеческое мясо, и чуткое руководство посланников Сатурна. Пока эти вещи у людей есть, они управляемые, они понимают, к чему стремятся, а что получится, если они лишатся этих вещей?

— Пропадет идея, — кивнул Коля. — Толпа распадется на личности, которые станут неуправляемыми.

— Потому я и выбрал тебя из большинства адептов, — довольно улыбнулся Саша, искренне гордясь сообразительностью ученика. — Они мыслят локально, а ты — глобально. Молодец.

— Что ты предлагаешь? — спросил Коля, скрестив руки на груди. — Внедрять каннибализм среди своих?

— Вот тут ты совершенно неправ! — Саша назидательно поднял палец. — Тут тебе еще надо учиться. С тактической точки зрения такой ход может показаться верным, ведь он действительно решает насущную проблему, но загляни немножечко дальше сегодняшнего дня, а затем масштабируй. В стратегическом плане подобное решение может оказаться тотально провальным, ведь через определенное время нам будет некем командовать. Раньше — да. Прирост адептов был стабильный, и даже если бы мы заставили их жрать друг друга, то ничего бы особо не изменилось, но в данной ситуации на счету каждый человек. Никем нельзя пренебрегать. Но в одном ты прав — меры нужны радикальные, но с не столь пагубными последствиями, как в твоем варианте. Ситуация у нас тяжелая, а потому легко из нее выкрутиться ну никак не получится.

— И что ты предлагаешь делать? — спросил Коля, почувствовав дрожь, прошедшую по телу.

— Нам пора открыто выходить на улице города, и брать свое, а не таскать заблудившихся туристов и алкашей.

— Но мы же так вообще всех потерять рискуем. Там зараженных тьма.

— По-другому нам не выжить, — парировал Саша. — Твой способ кажется наиболее безопасным по сравнению с моим, но по сути это далеко не так. Твой похож на раковую опухоль, которая медленно убивает организм, и исход при такой болезни один. Он очевиден. Ремиссия невозможна в нашем случае. А вот при использовании моего способа у нас хотя бы появляется шанс найти кого-то на улицах, или отыскать убежища с людьми, которых можно захватить и сожрать. В моем случае варианта два, либо смерть, либо еда, а вот в твоем случае вариант только один — медленное самоуничтожение.

— Согласен, — ответил Коля, сочтя доводы Саши логичными.

В тоннелях канализаций послышались шаги. Саша и Коля, переглянувшись, быстро закрыли морозильную камеру, не желая демонстрировать воцарившееся там отсутствие человеческой плоти. В проеме тоннелей вскоре показались силуэты охотников, возвращавшихся с абсолютно пустыми руками и явно испорченным настроением. Они брели, перебрасываясь короткими фразами, и, добравшись до входа в коллектор, вошли, совсем скоро взяв в окружение Сашу и Колю.

— Высокодуховный, — вышел вперед низкорослый охотник, обращаясь к Саше. — Мы не смогли никого найти, но священная трапеза должна произойти уже сегодня. Нужно извлечь тело из морозилки, не пополняя запасов?

У Саши в животе похолодело, но мимических признаков испуга он не показал, взяв эмоции под контроль, и отпустив тревожные мысли. Ему было прекрасно известно, о чем сейчас пойдет речь, ведь он совсем забыл о том, что сегодня действительно важный день. Раз в неделю Дети Сатурна устраивали священную трапезу, доставая тело из морозильной камеры, размораживая его, а затем поедая, чтобы набраться божественных сил на предстоящие дни. Но проблема в том, что есть сейчас было некого, и как раз тут решение Коли с каннибализмом среди своих людей могло очень пригодиться.

Саша выдержал короткую паузу, обдумывая услышанное, и предполагая, что можно в этом случае сделать. Пока еды не было, — что автоматически лишало лидера основного средства контроля над группой, — появилась необходимость использовать альтернативный инструмент управления. Не желудок, как это происходило обычно, а страх. Саша улыбнулся, в его голове созрел неплохой план, который он тут же захотел воплотить в жизнь.

— Братья мои! — воскликнул Саша, церемониально подняв руки к верху. — Да, он прав! Сегодня нам предстоит священная трапеза, только будет она не совсем обычной.

— Что случилось, высокодуховный? — нахмурился низкорослый охотник, заподозрив неладное. — Неужели у нас нет еды?

— Еда есть! — осадил его Саша, соврав. — Но Сатурн разгневан. В этот раз он лицезрел, как кто-то из братьев, в прошлые несколько дней, проявил на охоте трусость! А кто помнит, чем карается трусость?

— Отсутствием права на божественный престол! — хором ответили адепты.

— Думаю, — начал Саша, явно довольный произведенным эффектом, — все вы прекрасно знаете, кто трус, да? Поверьте, не стоит от меня это скрывать. Если вы выдадите его, то Сатурн снизойдет до жалости к вам, и не будет карать, как подельников грешника.

Саша сердито смотрел в толпу, обжигая взглядом любого, кто осмеливался глядеть ему в глаза. В душе он испытывал чувство удовлетворения, потому что, так или иначе, из толпы кого-то выкинут. Наверняка на охоте кто-то проявлял трусость, не желая гнаться за жертвой, или бить ее, что пусть и не было следствием испуга, но именно им казалось со стороны. Ведомые идеей адепты не боялись Сашу, который на самом деле был для них настоящей угрозой, они боялись лишиться права взойти на трон и стать божеством, а это было исключительно важно для каждого. Именно страх лишиться этой иллюзии должен был заставить людей найти того, кто проявил во время охоты хоть малую долю сомнений, и выдать его.

Толпа явно оживилась, и в ее глубине раздались крики:

— Да что вы! Да я всего лишь слишком много на себе нес! Вы совсем что ли! Я не трус! — возражал охотник, которого десятки товарищей схватили, и силой сорвали с места.

Он стал упираться ногами, и пытался сопротивляться, дергаясь, стараясь вырваться из захвата. Но толпа тащила его подобно реке, собравшейся выбросить бревно на берег. Стало страшно. Мышцы от напряжения вспухли, а пот струился тонкими потоками по оголенному торсу. Испуг, смешавшийся со злобой, возникшей из-за несправедливого обвинения, заставил беднягу покраснеть. Сердце стучало так сильно, что грудь подскакивала в такт каждому удару. Кровь моментально заполнилась адреналином.

Но никаких сил не хватало на то, чтобы сопротивляться толпе.

Общество нашло опасный для себя элемент, представлявший угрозу для их общих, далеко идущих планов, решив моментально избавиться от дефекта. Идея, двигавшая ими, была настолько сильна, что вине несчастного охотника не требовалось никаких доказательств.

Они вытолкнули охотника к Саше, и он, резко развернувшись, попытался вклиниться обратно в толпу, но его тут же грубо отпихнули, заставив повалиться на копчик. Мир дрогнул перед глазами, и охотник случайно до боли прикусил язык, затем ощутив во рту соленый привкус крови. Смертник ошарашенно уставился на тех, кого недавно называл братьями. Он понимал, что его ждет, и все это понимали, но смотрели на приговоренного презрительными взглядами.

Он встал на колени.

— Пацаны, вы чё? — взмолился он, жалобно вскинув брови, и став приближаться к толпе перебирая коленями. — Мы же с вами апокалипсис вместе пережили! Мы же друзья! Вы че?!

— Какой ты нам друг?! — крикнул тощий мужик из толпы, и плюнул охотнику прямо в лицо. — Ты трус! А трусы — не друзья!

— Да какой я трус?! Я в жизни не боялся! — оправдывался охотник, приложив руки к груди, и не обращая внимания на плевок никакого внимания.

— Ты еще и лжец! — возразили ему. — Прими смерть достойно, как подобает Детям Сатурна!

Саша довольно улыбнулся. Он отчетливо ощутил единство толпы в желании убить провинившегося охотника. Этого грамотный лидер и добивался, чтобы отвлечь внимание людей от проблемы, которая действительно нуждалась в решении. Все с гневом смотрели на приговоренного, трясущегося от страха. Он побледнел, а дыхание его стало глубоким, прерывистым.

— Вот! Ещё говоришь, что не трус! А сам боишься! Сатурн таких не любит! И карает тех, кто находится рядом с трусами!

— Братья мои! Схватить его! — скомандовал Саша, пальцем указав на жертву.

Коля протянул Саше церемониальный кинжал, который по цепочки передали в толпе, и Саша взял его, сжав ладонь на шершавой золотистой рукоятке.

К приговоренному тут же подскочило четыре человека, схватив его за конечности, и подняв над полом. Охотник выкручивался, извивался, кричал, пытаясь выскользнуть, но ничего не выходило. Адепты крепко сжали цепкие кисти на запястьях и щиколотках, до боли скрутив кожу, раздвигая конечности как можно сильнее. Суставы моментально порвались от нагрузки, отзываясь адским жжением, это заставило охотника закричать громче. В ушах зазвенело.

— Снять с него набедренную повязку! — велел Саша. Еще один охотник выбежал из толпы. Он схватился за пояс повязки приговоренного, и с треском разорвал ее, оголив гениталии жертвы. — На этой неделе, — Саша вытянул церемониальный кинжал, обведя им толпу, как указкой, — мы искупим свои грехи и грехи труса! Трус искупит вину, пережив кастрацию и пожирание заживо, а вы искупите вину за подельничество!

Саша выглядел угрожающе и величественно. Разогревшаяся толпа стала издавать одобрительные возгласы. Они мысленно представляли, как за спиной лидера высился могучий силуэт Сатурна, и как они искупают перед ним грех адской трапезой, возвращая себе право взойти на трон. Они верили Саше безоговорочно, потому что считали, будто бы он отправлен на землю Сатурном, чтобы помочь им попасть на небеса.

— После сегодняшней трапезы, дабы полностью искупить совершенный грех, нужно будет открыто выйти на улицы, стараясь не привлечь внимание зараженных, и найти нам еще еды!

— Да! — одобрительно взревели адепты в толпе. — Искупим наши грехи!

Они кричали, раскрасневшись от возбуждения, подпрыгивая и дергаясь, желая собственноручно убить приговоренного к казни. Адепты брызгали слюной в крике, яростно раздували ноздри, и били себя кулаками в грудь. Люди были полны энтузиазма, который валил через край, заставляя их сердца радостно сжиматься. Но в тоже время, они были в дичайшем напряжении от злости, будучи готовыми разорвать труса, посягнувшего на их божественное право, живьем. Не выдержав столь тяжелых взглядов, охотник взмолился о пощаде:

— Пожалуйста! Братья! Пожалуйста, не надо! — в носу защипало от навернувшихся на глаза слез, сердце ухнуло.

Большинству людей в толпе данное действие, в глубине души, казалось аморальным. На самом деле энтузиазм, который их заполнял, был альтернативой затаившемуся внутри страху. Мысль о том, что кому-то из них придется оказаться на месте приговоренного, вгоняла в тоску и вызывала в теле нескрываемую дрожь.

Стоило вообразить, как тебе самому отрезают гениталии, и спина тут же холодела от ужаса.

Потому все в толпе делали вид, что им нравилось зрелище, и убеждали себя в том, что попадут на небеса за участие в казни. Более того, они в это верили, но на самом деле всем было просто страшно.

Саша подошел к извивавшейся жертве, прицелился, и точным взмахом кинжала отрезал охотнику гениталии с половым членом. Со свистом лезвие рассекло воздух, затем без труда разрезав податливую плоть, и отделив плюхнувшиеся на пол половые органы от тела. Из обрубка брызнула кровь, охотник испытал в паху настолько ужасную боль, что изогнулся, взревев нечеловеческим воем. Он покраснел, а глаза от напряжения полезли из орбит, чуть ли не вываливаясь из глазниц. Вопль его мигом разнесся по коллектору, затем отправившись путешествовать по канализациям троекратным эхом.

В толпе моментально воцарилась тишина, и лишь кастрированный охотник кричал теперь больше от испуга, потому что шокированный потерей организм мигом притупил сенсорные ощущения. Почувствовав их сомнения, Саша уверенно поднял вверх окровавленный кинжал:

— Сатурн усмирил свой гнев, довольный нашей решимостью и моим поступком! Возрадуйтесь, или каждый из вас окажется на месте приговоренного!

Толпа тут же разорвалась в радостном и неистовом крике.

— Жрать! — крикнул Саша.

И, как только державшие кастрата охотники отскочили в стороны, разъяренные адепты бросились на несчастного, нисколько его не жалея.

Артур стоял посреди комнаты, прислонив к шее лезвие самурайского меча. Он воображал себе эту картину множество раз, считая, что с легкостью сможет полоснуть себя по артерии, но как же Артур заблуждался. Стоило дойти до дела, как руки тут же начинали боязливо дрожать, организм отказывался двигаться из-за парализующего ужаса. Все попытки сдвинуть лезвие хотя бы на сантиметр проваливались.

Сердце Артура стало бешено биться, и он, вскрикнув, бросил катану в сторону. Она со звоном повалилась на пол, и подкатилась к стенке, стукнувшись об неё. В груди Артура бушевал самый настоящий пожар из неприятных эмоций, что заставило его стиснуть кулаки, и прошипеть сквозь зубы:

— Почему я?! — вопросил он. К горлу подступил ком, а по щекам заскользили слезы. — Сука! Почему я должен страдать, а какие-то мудаки нет?! Что я плохого сделал?! Если ты у меня всё отнял, ублюдок, то дай хотя бы сил убить себя!

Артур, ранее считавший себя атеистом, взмолился божеству, которого даже не знал. Ему никогда не приходилось обращаться к кому-то, кроме себя, но теперь было просто не к кому. Он рухнул на колени, стукнувшись ими о пол, обреченно опустил руки, и заплакал. Он вздрагивал, глотая воздух и соленые слезы, затем ощутив, как его постанывания резонировали с болью, возникшей в израненном сердце.

Но вдруг что-то случилось, и в голове будто бы щёлкнул неведомый тумблер. Переживания никуда не пропали, но Артур отстранился от них. Он лишь видел их в мыслях тусклыми образами, но тело никак на них не реагировало. «В твоем мозге, — вспомнились Артуру слова Учителя, — всегда, причем естественным образом, могут возникать мысли. Но ты не подавляй их, — Учитель назидательно поднял палец. — Просто дыши, как я тебя учил, и позволяй возникающим мыслям проплыть мимо, как облакам. Со временем твой ум станет спокойным, а ты перестанешь реагировать на что-то кроме того, что есть в действительности, или того, на чем ты сфокусирован». Может, именно это и случилось с Артуром?

Он постиг то, чему учил его учитель? Оказалось, нет. Просто неожиданно произошла смена мыслительного полюса с одного знака на другой. Теперь, вместо смерти жены, Артур видел расправу над сектантами. К нему вернулась чувствительность, а от фантазий с убийствами Детей Сатурна внутри проснулись гнев и жажда крови. Дыхание Артура участилось, и он покраснел, гневно раздувая ноздри.

— Почему я, или еще кто-то, должен страдать из-за этих мразей? Почему из-за их идей должны умирать люди?

Артур гневно блеснул глазами в сторону лежавшей на полу катаны. У него в голове уже проскальзывали мысли о мести, но ему не хватало лишь одного для их реализации, а именно — решимости. Но теперь что-то поменялось внутри, лишив Артура сомнений и жалости. Теперь был только пропитанный гневом разум, тело, как смертоносный инструмент, и цель, которой нужно было достигнуть.

Подняв катану с пола, Артур погрузил ее в ножны. Затем он оделся в легкий армейский маскхалат, и повесил мечи на пояс, используя для этого специальную экипировку. Попробовав подвигаться, Артур ощущал себя весьма комфортно и свободно, думая, что это очень поможет ему в бою.

Решив подкрепиться, Артур прошел на кухню, но открыв холодильник обнаружил, что припасов почти не осталось. Там, как говорится, повесилась мышь. Лишь две баночки с консервами сиротливо стояли на краю пустовавшей полки, и помимо них вообще ничего не было. При таких обстоятельствах точно придется покинуть квартиру, что надо будет сделать именно сегодня, ведь консервов хватить лишь на два прима пиши, да и то неполноценных.

Нужно было отправляться в город и искать припасы. Отлично. Заодно можно и сектантов поискать, чтобы сразу начать их истребление.

Артур покинул квартиру, выйдя в подъезд. Зараженных тут было столько же, сколько и неделю назад. Было такое ощущение, что в отсутствии жертв они могли неделями пребывать в статичном состоянии, что нисколько не выматывало их. Один, покачиваясь, прислонился плечом к стенке около лестницы, и дергался, иногда постанывая. Артур подошел к нему, и без стеснения дал пинка под зад, спустив бедолагу с лестницы. Тот с воем закувыркался, ударяясь головой о ступеньки, а в конце пути сильно повредил череп, врезавшись в стену.

Зараженный лишь безразлично двигал глазами, пытаясь найти угрозу, но безуспешно. Артур спокойно прошел мимо него, вспоминая, где располагались ближайшие продуктовые магазины и магазины с охотничьим оружием. Мысленно проложив маршрут, Артур спустился на первый этаж, увидев, что перед выходом столпились мертвецы. Артур на треть оголил клинок, поддаваясь желанию устроить бойню, но потом оно быстро улетучилось. Смысла резать не было.

Он просто вклинился в толпу зараженных, став грубо расталкивать их руками, и отшвыривая мертвецов в разные стороны. Они выли, ударяясь об стены, и неуклюже падая, будто пьяницы. Со стороны это выглядело довольно забавно, но вот Артуру так совсем не казалось.

— С дороги, кретины! — кричал Артур.

Он вышел из дома, оказавшись во дворе, прямо под палящим солнцем. Вдохнув полной грудью, Артур схватился за шею, ведь запах гнили стоял настолько сильный, что заслезились глаза, заставив мир размыться. «Твою же мать!» — думал он, унимая рвотный спазмы. Но совсем скоро к запаху удалось привыкнуть. Пусть и в маленьких концентрациях, но он проникал в квартиру Артура, заставляя организм адаптироваться к вони.

Совсем скоро взор прояснился, и, не смотря на стоявший в воздухе «аромат», дышать было возможно, пусть с трудом. По крайней мере, уже не было рвотных позывов, что не могло не радовать. Артур вышел на главный проспект в Куратовске, а именно — проспект Шурыгина.

По дороге были беспорядочно разбросаны автомобили. Явно покинутые наспех, они выставляли салоны на показ, зияя ими через проемы открытых дверей. Немало машин были попросту разбиты, став жертвами страшных ДТП. Многие выбросило на тротуар в помятом виде, и перевернуло на крышу. «Настоящая свалка», — подумал Артур, отметив про себя жуткое зрелище.

Вдоль проспекта тянулись здания магазинов, соседствующие с небольшими павильонами. Окна, в большинстве из них, были выбиты, а пороги, как и подступы к зданиями, блестели от многочисленных осколков стекол. Внутри магазинов царило настоящее опустение. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — припасов тут совсем не осталось, и отыскать что-то можно было только по счастливой случайности.

Проходя мимо магазинов и ларьков, Артур заглядывал внутрь, осматривая залитые солнечным светом торговые ряды, и видел пустовавшие полки. Во многих местах полы и стены были измазаны кровью, повествуя горестное прошлое, когда-то бывшее жутким событием в этих зданиях. Тел видно не было, что поразило Артура, ведь он был совершенно уверен в обратном. На противоположной стороне улицы, причем, недалеко друг от друга, Артур увидел два магазина.

Один назывался «Черное & Розовое», и черно-розовая вывеска, висевшая над входом, полностью соответствовала названию. Смутно вспоминался товар, который там продавали, и, вроде бы, это был алкоголь. Была ли сейчас в нем нужда? В легком — нет. Никакой. Пиво и коктейли, которые продавались в розничных сетях и небольших магазинах, годились только на травлю мышей, насекомых, и людей. С последним пунктом напитки справлялись особенно прекрасно.

Но вот крепкий алкоголь — совсем другое дело. На худой конец его можно пить не удовольствия ради, а как болеутоляющее. Еще как средство для обеззараживания ран, а это, в условиях дефицита медикаментов, — который непременно появится в ситуации краха цивилизации, — было очень важным.

Второй магазин был сделан на манер охотничьего домика, так же имея соответствующее название: «Дом охоты». На вид он был прочнее, чем окружавшие его хлипкие здания, и как-то выделялся. Над длинным черным козырьком виднелось окно, открытое вверх, и подпертое палкой. Там наверняка можно было отыскать оружие, если его не разобрали. Оно, в данный момент, по важности, было на втором месте после припасов, и необходимость в нем, увы, не отпала.

Мертвецов, конечно, можно было без проблем кромсать катанами, но вот с людьми было совсем другое.

Окна домика были тонированы, на удивление целы, а так же защищались черными решетками. Запертая дверь казалось очень прочной, и Артур, попытавшись открыть ее, лишь убедился в этом. Он со всей силы тянул за ручку, скрепя зубами, и даже упираясь в стену ногой, но ничего не вышло. Сделав шаг назад, он рассмотрел оконце над козырьком, прикинув, что вполне способен туда пролезть.

«Ладно, — махнул рукой Артур. — Первым делом — припасы». В алкомаркете вполне могли быть чипсы, шоколадки, и прочие вещи, которые явно будут недооценены обычными людьми. Чипсы, разумеется, были самым паршивым вариантом, но лучше это, чем ничего. Особенным пунктом в списке были шоколадные батончики. На четырех шоколадках в день знакомые Артура воевали в Чечне. В горах, и в условиях постоянных боестолкновений, отсутствовала возможность что-то себе приготовить. Потому, самым питательным, дешевым, быстрым, и практичным вариантом были шоколадки. Чтобы съесть, достаточно вскрыть, и обед готов.

«Черное & Розовое», к счастью, был открыт. Артур толкнул дверь, и она с легкостью поддалась, даже не скрипнув. Картина, увиденная внутри, разочаровала. На полках не было почти ничего, и большая часть элитного алкоголя, составлявшая основную массу товара в магазине, была на полу, в разбитом виде. По кафелю были разлиты прозрачные водочные пятна, и коричневые лужи коньяка, из которых, как шипы, торчали осколки бутылок.

Войдя внутрь, Артур осмотрелся. Вдруг у него неожиданно возникло желание выпить, и более того, он не увидел причин себе отказывать. Пожав плечами, он глянул на пред кассовую зону, увидев на прилавке стойку с жвачками и шоколадками, которая была на удивление целой. Как и следовало ожидать — кондитерские изделия в тяжелых условиях очень недооцененный ресурс. Подойдя к стойке, Артур взял оттуда батончик «Сникерс», и, вскрыв упаковку, вдохнул аромат шоколада, сразу почувствовав пробудившийся аппетит.

Откусив кусочек, Артур ощутил сладкий вкус карамели, от чего рот моментально наполнился слюной. Артур проглотил лакомство, не разжевывая, пусть и пытался сознательно подавить такое желание. Доев шоколадку, и бросив обертку в сторону, Артур шагнул за прилавок. Касса была открыта.

Закрыв денежный ящик, Артур сразу же увидел бутылку виски «Джек Дэниелс», стоявшую на полке. Внутри все будто застыло, и сознание вступило в противоречие с подсознанием. С одной стороны, пить сейчас было не лучшим решением, хотя очень хотелось, но с другой стороны, почему нет? В городе ни души, а горе, пережитое Артуром, так и осталось не утопленным в вине. «Не нужно, мужик, — бастовал внутренний голос. — Ты голоден, тебя развезет, натворишь дел!»

Но Артур к нему не прислушался. Взяв бутылку, и сев на холодный пол, он с силой откупорил скрипнувшую пробку, и выбросил ее в сторону. Да, глупо. Это было, пока что, единственное средство обеззараживания, найденное за сегодня, но Артур решил применить напиток именно для того, зачем он изначально изготавливался. Для приема внутрь.

Снова нахлынули горестные воспоминания. Крик Оли в туалете, Денис, вонзающий нож ей в живот, и резня в доме Иры. Все это закрутилось в голове Артура в ужасающий круговорот боли, от которого сердце неприятно заныло.

— Да гори оно все синим пламенем… — прошептал Артур.

Он прислонился губами к горлышку, и сделал большой глоток, тут же ощутив сильное жжение в горле. Далее жжение пошло в пищевод, постепенно опустилось до желудка, а затем теплом разнеслось по всему организму. Очень хотелось поморщиться, отведя от себя бутылку, но Артур лишь стиснул зубы.

Пары этилового спирта, вмешавшись в работу у мозга, стали моментально оказывать на организм воздействие. Мир перед глазами колыхнулся, сразу став чуть ярче в цвете, и слегка размывшись. Возникло легкое и приятное головокружение. К счастью, координация Артуру была не нужна. Вставать он пока не собирался, и тем более не думал, что сделает это ближайшие несколько часов.

Сначала настроение было очень хорошим. Горестное забылось, улетучилось, и пока для Артура существовала лишь откупоренная бутылка, являющаяся панацеей от всех бед. «Вот бы еще за комп сесть, музыку послушать».

Вскоре емкость была пуста уже наполовину.

— Да, — начал Артур, чуть не уронив голову на грудь. — Правду говорили, что в алкоголе горе утопить можно.

«Но ненадолго», — пронесся в голове Артура голос Оли, с которой он когда-то вел спор на эту тему.

Артур оцепенел от слуховой галлюцинации, побледнев.

— Заткнись! — с трудом выговаривая слоги, рявкнул он, и размахивал перед собой свободной рукой. — Закрой рот! Ты ушла! Я не хочу тебя слышать! Тебя нет!

Призраки прошлого атаковали внезапно. В голове заиграли аккорды самых грустных песен, которые Артур когда-то слышал, и вот теперь, как только слова, придуманные певцом, заимели плоть, они стали действовать на психику намного сильнее. Стоило Артуру отыскать в словах песни ассоциации с собственным горем, как к горлу тут же подступил ком.

Стали душить слезы. Артур прислонился к стенке, и не слышал ничего, кроме музыки, играющей в голове. Он подпевал вокалистке:

— В мое-е-ей душе-е-е-е-е-е-е… Остался т-во-о-о-ой с-л-е-е-е-д… Он будет ж-и-и-и-и-т-ь… А ты уже-е-е-е не-е-е-е-т… Но если б был хотя бы шанс… Хотя бы шанс… — запнулся он.

Неожиданно замолчав, Артур поставил бутылку рядом, и стал со всей силы бить себя ладонью в голове. Перед его мысленным взором мелькали картинки счастья. Он видел моменты, где они с Олей были вместе, он видел саму Олю, и чем больше образов виднелось, тем тяжелее становилось на душе. Казалось, что в груди возникла черная дыра, стремящаяся засосать в себя все внутренние органы. Давление внутри было ужасным, невыносимым.

— Оставь меня сука! Оставь! Я не люблю тебя! — Яростно кричал Артур, надрывая горло. Слезы текли по щекам ручьем, а шлепки от ударов по лбу разносились эхом по магазину. — Отвали! Я забыл тебя! Ты умерла! Ты прошлое! Тебя нет! Отвали-и-и-и! — взвыв, Артур завалился набок, а затем заревел, как маленький.

Он тяжело дышал, брызгая слюной, а потом неожиданно нахмурился. Скопившееся внутри горе нашло выход, и поток этот был многократно усилен воздействием алкоголя. Покраснев, как помидор, и снова сев, Артур взял бутылку. Он вытер со щек остатки слез, ненавистно хлюпнув носом, и глядел на янтарный напиток. Казалось, сейчас самое время остановиться, протрезветь, вернуться домой, но нет. Тормоза были сняты, башмаки вынуты из-под колес, и состав под названием «Алкогольное опьянение» мчался на полном ходу, требуя дозаправки.

Уже не обращая никакого внимания на жгучесть напитка, Артур пил его большими глотками, рискуя получить химический ожог. Но было плевать. Вскоре бутылка опустела, и неожиданно случился рвотный приступ. Артур вскочил, перегнулся через прилавок, и, опираясь в него руками, смотрел на пол.

Не удалось сдержать поток рвотных масс, мигом заполнивших ротовую полость, и вырвавшихся наружу. Мир потерял четкие очертания, из глаз полились слезы, но в этот раз не слезы горя. Заблевав кафель, и ощутив во рту отвратительный привкус переваренного завтрака вперемешку с желудочной кислотой, Артур свирепо прорычал, будто лев. Его охватил приступ ярости, и он, гневно глянув на улицу, решил пойти прогуляться.