Мы поговорим о двух сказках из первого сборника Андерсена – «Дорожный товарищ» и «Огниво». Дабы заголовок «Подземные жители» не вводил читателя в заблуждение, должен сразу предупредить, что всестороннее исследование родословной эльфов (альвов, аульвов) проводиться не будет. В отличие от троллей эти существа водятся далеко за пределами Скандинавии, а если мы отправимся, к примеру, в Шотландию, то застрянем там надолго. К тому же речь пойдет не только об эльфах – ведь под землей живут и другие персонажи скандинавских сказок.

 

Невидимка на балу духов

Начало сказки «Дорожный товарищ», имеющее косвенное отношение к главному сюжету, мы опустим. Странствующий юноша по имени Йоханнес приобретает в товарищи ангела (благодарного мертвеца). На постоялом дворе Йоханнес узнает о красавице принцессе – «злой ведьме», которая задает три загадки сватающимся принцам, а потом организует их казнь. Придя во дворец, Йоханнес знакомится с королем-отцом и посещает жуткий сад принцессы: «На каждом дереве висело по три, по четыре принца, которые когда-то сватались за принцессу, но не сумели отгадать того, что она задумала. Стоило подуть ветерку, и кости громко стучали одна о другую, пугая птиц, которые не смели даже заглянуть в этот сад. Колышками для цветов там служили человечьи кости, в цветочных горшках торчали черепа с оскаленными зубами – вот так сад был у принцессы!»

Король показывает Йоханнесу сад принцессы

С этого момента роль Йоханнеса сводится к правильным ответам на вопросы принцессы. Ночная слежка за ведьмой ложится на плечи его товарища, умеющего делаться невидимым. Он летит за принцессой к высокой горе, хлещет ее розгами, проникает в горные недра, видит все происходящее на балу у тролля и слышит подготовленные им загадки. Тролль заранее уверен в победе и велит своей подопечной принести глаза казненного юноши, чтобы их съесть. Утром Йоханнес отгадывает загадку, и принцесса начинает беспокоиться, что «ей нельзя будет больше прилетать в гору и колдовать». На третью ночь тролль предлагает загадать о своей голове. Как только принцесса улетает, ангел хватает тролля «за длинную черную бороду» и срубает его «гадкую голову» попавшейся под руку саблей. Туловище ангел сбрасывает в озеро, а мертвую голову окунает в воду и укутывает в платок.

Явившись во дворец с узлом, в котором лежит голова тролля, Йоханнес производит фурор. Однако принцесса по-прежнему к нему не расположена. Тогда по совету товарища юноша проводит обряд снятия колдовских чар, трижды погружая принцессу в чан с водой. После ряда зооморфных перевоплощений девушка принимает нормальный вид и бросается на шею к своему спасителю.

Ранний Андерсен неплохо разбирался в фольклоре! Болезнь героини наверняка напомнила вам проделки черной принцессы, а образ ангела-помощника, отсутствующий в большинстве сказок этого типа, явно навеян Книгой Товита. Вода применяется для обезвреживания трупа и изгнания беса. Ночной демон неравнодушен к человеческим глазам. Неподражаем колдовской сад, украшенный мертвыми головами в горшках, а отклик на него – отрубленная голова тролля. Так и должны обрабатываться народные сказки – ярко, смело, с опорой на летописные источники.

Дорожный товарищ. Иллюстрация Х. Тегнера (1900). Демонстрация отрубленной головы – тема, полюбившаяся иллюстраторам. Удивляет каждый раз хладнокровная реакция принцессы

Но таково лишь первое впечатление. К сюжету о принцессе и тролле Андерсен обратился еще в 1830 г. в сборнике «Стихотворения», куда вошла одна-единственная сказка «Мертвец», легшая в основу «Дорожного товарища» (чтобы не напугать детей, автор изменил название и сделал покойника похожим на ангела). Оба варианта наполнены лишними психологическими и бытовыми деталями – например, переживаниями короля-отца, одетого в просторный домашний халат и шлепанцы, – и испорчены салонным описанием царства тролля, не позволяющим идентифицировать ни самого злодея, ни его окружение. По признанию автора, он подражал Музеусу, одному из ведущих авторитетов салонного творчества, и потому ввел в свое повествование сатирический гротеск, впрочем, довольно безобидный. В свиту тролля угодили важные надутые лягушки, смахивающие на подвыпивших музыкантов, пляшущие комары, играющие в пятнашки блуждающие огни, куски дерева, оживленные магией хозяина. Позднее их сменили кузнечики, мухи, светлячки, летучие мыши, сова, палки с капустными кочанами вместо голов и т. п. Андерсен неудержимо отдался фантазии. «Вот был концерт!» – восклицает он по поводу колдовской феерии. Схожим восклицанием завершилось описание сада из костяшек и черепов. Юмором это не назовешь…

Гора была избрана Андерсеном по той же причине, что и в сказке «Волшебный холм»: в Дании нечисть обычно живет в холмах. Тролль присутствует почти во всех датских сказках на подобный сюжет. Грундтвиг использовал для своей версии 27 народных вариантов под названиями «Три марки», «Труп бедняка» и т. д. Но в типе АТ 306 («Ночные пляски»), к которому они относятся, обычно нет помогающего мертвеца (ангела) и горы.

В сказке с острова Борнхольм «Принцесса и двенадцать пар золоченых туфелек» героиня изнашивает за ночь двенадцать пар обуви. Покои, где она ночует, король-отец собственноручно запирает на ключ, но отгадать секрет дочери он не может. По дороге в королевский замок юный герой встречает старика, преподносящего ему волшебные предметы, важнейший из которых – шапка-невидимка. У Андерсена ангел использовал хворостины, которыми сек принцессу, и лебединые крылья, чтобы угнаться за ней, но невидимость была заложена в его природе.

Дорожный товарищ. Иллюстрация А. Матиесена (1928)

Юноша караулит запертую в спальне принцессу. В полночь она поворачивает на пальце золотой наперсток, пол в комнате раздвигается (вариант – кровать опускается), и снизу появляется девушка в белом. Приятный сюрприз! Сразу вспоминаем сказку о подмененной жене, которая тоже выходила из-под пола и которую держал на цепи подземный тролль. Девушка уводит принцессу за собой под землю, а юноша, надев чудесную шапку, невидимкой следует за ними. Они минуют поочередно сады с золотыми, серебряными, бриллиантовыми (возможны варианты) листьями, а юноша отламывает по веточке. Потом он продемонстрирует их королю в качестве вещественных доказательств. Тролль ожидает принцессу в замке, путь к которому преграждает водоем. Принцесса и девушка в белом плывут на лодке, в которую успел вскочить их преследователь. Треск сломанных веток в садах и шевеление пустой лодки настораживает беглянок, но они быстро успокаиваются. На балу тролль двенадцать раз танцует с гостьей, и после каждого танца она меняет туфельки. Изобличив на следующий день принцессу, герой отнимает у нее наперсток, открывает люк в полу, врывается к троллю и убивает его, а потом расколдовывает людей, превращенных им в садовые деревья. Сказка завершается свадьбой юноши и выздоровевшей принцессы.

В норвежской сказке принцесса отправляется к троллю верхом на козле (намек на ее занятия ведовством). Чтобы достичь владений тролля, юноше необходимо одолеть трех ведьм и перекинуть мост через реку. Как и в сказке Андерсена, герой отгадывает загадки (точнее – задумки) принцессы о трех предметах, последний из которых – голова тролля. Юношу сопровождает благодарный мертвец. Он нужен для процедуры исцеления девушки, во время которой ее купают в молоке и секут заранее припасенными прутьями (вот откуда взял Андерсен ночную порку), пока, наконец, с нее не сходит кожа ведьмы. Если принцессу не выпороть, она может растерзать своего мужа. Параллель с типом «Принцесса, встающая из гроба» (кстати, он соседствует номерами с «Ночными плясками») тянется дальше. Юноша обещал отдать помощнику половину того, что приобретет. Когда принцесса рожает сына, мертвец является испытать героя и просит разрубить ребенка пополам. Рука юноши тянется к топору, но мертвец останавливает его и, пропев гимн дружбе, исчезает навеки.

Рассмотрим образцы сказок типа 306 за пределами Скандинавии, а затем отправимся в Исландию, чьи сказки расходятся с общепринятым сюжетом.

Древнейшим письменным вариантом этого типа считается сказка Базиле «Принц Верде Прато». В ней, однако, принцесса Нелла по ночам никуда не бегает – ее любовник приходит к ней сам. Это принц-волшебник из страны Верде Прато («зеленый луг»). Специально устроенная хрустальная галерея соединяет дворец принца с опочивальней Неллы. Об их свиданиях узнают завистливые сестры принцессы. Ночью, когда голый принц мчится по галерее, весело скользя и подпрыгивая, подлые девицы разбивают хрупкое стекло. Вместо объятий красавицы бедняга попадает в кучу осколков, больно ранящих его тело. Помочь искалеченному принцу может только сало из тела огра. Подслушав случайно разговор огра с женой, Нелла выбирает подходящий момент и всаживает нож в тушу опьяневшего людоеда. Наскребя полную кадушку сала, она спешит во дворец, излечивает принца и выходит за него замуж.

При желании из этой сказки можно извлечь несколько мотивов. Неизвестно, где в точности проложена галерея, но ведет она непосредственно к кровати принцессы, куда принц может влезать, минуя наружные двери. Отметим также мотив исцеления героя (не принцессы), мотив подслушивания (аналог невидимости), мотив убийства чудовища, которое, правда, в основном сюжете не участвует, и мотив сбора в емкость частички его тела. Но мне эти аналогии кажутся произвольными. Важно только одно – ночные свидания с принцем. Принц в сказке Базиле занял место чудовища из исходной версии, которую мы попытаемся восстановить.

Идиллия царит во французской сказке «Двенадцать танцующих принцесс», являющейся переработкой салонной версии Мадам д’Онуа. Из семени, подаренного феей, королевский садовник выращивает лавровое дерево. Цветок лавра, воткнутый в петлицу, делает своего обладателя невидимым. Юноша выслеживает двенадцать принцесс, снашивающих туфли за ночь. Число 12 – сказочное; в Дании одна-единственная принцесса стаптывала двенадцать туфель. Приумножение девушек благоприятствует психологизации сюжета. Младшая принцесса питает к садовнику нежные чувства. Она самая чуткая из сестер – слышит, как ломаются ветки в саду, замечает, как покачивается лодка. Ночной спуск в потайной люк завершается танцем с принцами в замке на озере. Наутро садовник беседует с младшей принцессой, грозя разоблачением. Она пытается подкупить юношу, потом открывается сестрам, те хотят отравить шантажиста, влюбленная принцесса защищает его, грозится сама пойти к отцу и т. п. Это пьеса, а не сказка. В конце концов, истина обнаруживается, подземный замок рушится, но его хозяева поднимаются наверх и женятся на принцессах. Надо полагать, принцев было не больше одиннадцати, ведь двенадцатая принцесса назначена в жены садовнику. Чтобы волшебный лавр не препятствовал семейному счастью, его срубают под восторженные крики новобрачных.

Братья Гримм воспользовались поздней версией типа 306, однако, испытывая неприязнь к салонной приторности, изменили финал. Солдат из сказки «Истоптанные в танцах башмаки» надевает плащ-невидимку, подаренный незнакомой старухой. Старшая из двенадцати принцесс подает знак, стуча по кровати, после чего в полу открывается люк. Девушки минуют три чудесных аллеи. Невидимый следопыт довольно неуклюж, как и полагается простолюдину. Он кряхтит, сопит, с гулким треском ломает ветки и наступает младшей принцессе на платье, вызывая непродолжительное замешательство. Двенадцать принцев поджидают своих партнерш в лодках. Солдат бухается в лодку с младшей принцессой и ее кавалером. Кавалер гребет, обливаясь потом, жалуется на тяжесть в лодке и с подозрением косится на принцессу, а та жеманно вздыхает: «Отчего бы это могло быть? Разве от жаркой погоды? И мне тоже как-то не по себе сегодня».

Как разрешится сей любовный треугольник? Никак! Влюбленные пары танцуют в освещенном тысячью огней зале. Солдат тоже пускается в пляс, и невозможно понять, с кем он там пляшет. «Принцессы протоптали свои башмаки с двенадцатью принцами во время пляски в подземном замке», – докладывает солдат королю, вываливает на пол обломки веток и женится на… старшей сестре (видно, он проникся подозрениями гребца). А что же принцы? Оброненная в саду фраза свидетельствует о благих намерениях принцесс: они мечтали расколдовать своих возлюбленных. Тем не менее принцам пришлось «оставаться под землей в заколдованном замке ровно столько лишних дней, сколько они ночей с принцессами проплясали». То есть сутки, проведенные в беспутстве, зачтены не были.

Дорожный товарищ. Иллюстрация А. Шайнера (1930)

Итак, у Базиле принц умеет колдовать, а у братьев Гримм (и надо думать, у д’Онуа) принцы сами являются жертвами колдовства. Но почему братья Гримм их не расколдовали? А потому, что принцы отнюдь не невинны. В другой немецкой сказке шесть дочерей короля, выведенные на чистую воду крестьянином, подвергаются допросу с пристрастием. Пять старших ни в чем не сознаются отцу, и тот приказывает отрубить им головы! Младшая же кается в содеянном: в течение пяти лет они с сестрами еженощно танцевали с подземными принцами. Если бы миновал шестой год, с принцев спало бы заклятье, и они смогли бы выйти на землю. То же самое произошло бы, если бы головы всех шести принцесс слетели с плеч.

Мотив казни героинь не эпизодичен. В немецкоязычной версии из Венгрии нацепивший волшебный плащ пастух летит за принцессами по воздуху. Девушек увлекает за собой некий дух, снабдивший их крыльями. Они останавливаются в Медном, Серебряном и Золотом лесу для совершения обрядовых действий, в частности питья из двенадцати чаш. Далее на горизонте вырастает скала, дух ударяет по ней, и принцессы спускаются глубоко в ее недра, где танцуют с красивыми юношами. После разоблачения одиннадцать упорствующих сестер сжигают на костре как ведьм, а младшая раскаивается и остается в живых.

Истоптанные в танцах башмаки. Иллюстрация Ф. Грот-Иоганна (1900)

Теперь ясно, что девушки из сказок о принцах тоже очарованы ими, как скандинавская героиня – троллем. С помощью обманутых принцесс подземные жители хотят выбраться на свет Божий.

Шотландская сказка «Кэт-Щелкунчик» усложнена мотивами из типа АТ 711 («Сестры-близнецы»). В результате смешения двух типов сюжет значительно смягчился и приобрел литературные черты. Героиня по имени Кэт, чья сестра околдована и носит на плечах овечью голову, нанимается присматривать за принцем, который бледнеет и чахнет день ото дня. Кэт выслеживает юношу, не прибегая к предметам-невидимкам. Больной не в состоянии заметить сидящую позади него на лошади девушку. Но почему ее не видят феи, к которым прискакал принц? Она, понимаете ли, спряталась за дверью зала и оттуда наблюдала за принцем!

Естественно, феи живут в холме. Они побуждают юношу танцевать, пока тот не валится с ног от изнеможения. Кэт ухитряется целых три ночи просидеть за дверью и услышать разговоры фей. Одна из них любезно поясняет своей подруге, как именно следует лечить сестру Кэт. Для полного исцеления нужна серебряная палочка, а палочкой играет присутствующий на балу малютка-эльф. И тут начинаются подробности, заставляющие вспомнить уморительный «концерт» из сказки Андерсена. Кэт приманивает эльфа орехами, сорванными ею в лесу по дороге к холму. «Малютка-эльф бросил серебряную палочку и стал собирать орешки. И ничего удивительного в этом нет: ведь не каждый день удается малюткам-эльфам грызть орешки, а серебряных палочек у них сколько угодно!» Тем же способом – посредством болтливой феи и любителя орехов – Кэт добывает птичку, исцеляющую принца. Столь забавные детали позволяют забыть о том, что феи едва не уморили человека, высосав из него жизненные соки.

Цыганская сказка, напротив, сгущает краски ввиду слияния с упоминавшимся нами типом АТ 307. Она тоже поздняя. В ней действуют бесы, а три принцессы спускаются прямиком в ад. Вообще сказочные бесы любят танцевать, а в этой сказке они еще и спят с девушками с их полного согласия. Точнее, соглашаются только две старших, а младшая блюдет свою невинность, ограничившись танцами. Двум ее сестрам беспощадный отец вспарывает животы и изгоняет оттуда бесенят. Ну а потом герой идет в церковь охранять их гробы со всеми вытекающими последствиями.

Кэт-Щелкунчик. Иллюстрация Д. Джекобса (1892)

В португальской сказке «Семь железных тапочек» солдат, преследующий принцессу, вооружен не только шапкой-невидимкой, но и сапогами-скороходами, помогающими нагнать карету беглянки. Дело происходит не под землей, а на море, где находится остров великанов.

Арабская сказка подтверждает выявленную нами параллель с троллями, вылезающими из-под пола. Маг-любовник проживает в подвале, расположенном под спальней принцессы Зенобии. Она каждую ночь спускается к нему потанцевать и имеет от него двоих детей-монстров. После того как герой раскрывает тайну Зенобии, султан приказывает убить дочь и внуков.

В индийской и пакистанской сказках мотив связи с чудовищем размыт. Героиня летает на стуле во дворец Индры и услаждает его пляской. Принц выслеживает ее благодаря порошку-невидимке, взятому у старого садовника. Поговорив по душам с девушкой, он обещает ее не преследовать. Выпросив в подарок у Индры сладкозвучную лютню, героиня вызывает недовольство царя богов, и больше во дворец ее не приглашают.

В сборнике Афанасьева приведены два варианта «Ночных плясок». В первом за двенадцатью королевнами следит бедный дворянин в шапке-невидимке, полученной из рук доброй старушки. Вход в подземное царство к заклятому царю расположен под кроватью старшей королевны. Узнав о похождениях дочерей, король-отец приказывает засыпать туннель и женит дворянина на младшей королевне. Во втором варианте солдат достает волшебные предметы, обманув двух дерущихся из-за них мужиков. Царевна и ее служанка выходят в сад, перебрасывают через яблоню три яблока, и земля расступается перед ними. Под землей их ждет подземный царь. Он меняется с царевной обручальными кольцами и портретами. Концовка сказки скомкана: «Солдат утащил оба кольца и портреты и на другой день уличил царевну».

Ничего нового в русских сказках мы не нашли, а недоговоренностей полным-полно. Удивляться не стоит – сюжет, судя по всему, оформился в Западной Европе.

А с учетом переизбытка датских и исландских версий, возможно, и на Севере. На одном исландском хуторе каждую рождественскую ночь умирает нанятый на работу пастух (сказка «Хильдур – королева аульвов»). Желающих работать больше не находится, к тому же всех отпугивает экономка хозяина – суровая, молчаливая женщина по имени Хильдур. Наконец, один парень не робкого десятка приходит на хутор и ночует там в сочельник. Хильдур, по-прежнему не произнося ни слова, взнуздывает беднягу и скачет на нем к расщелине в скале. Спрыгнув с «коня», она ныряет под землю. Изловчившись, пастух стаскивает с шеи удила, зажимает в руке невесть откуда взявшийся камешек, делающий его невидимым, и бежит за ведьмой.

Хильдур – королева аульвов. Иллюстрация Д. Пирсона (1864). Парень, бегущий за Хильдур, виден нам, но не ей

Во дворце королеву встречают ее муж и дети. Младший сын играет колечком матери и роняет его на пол, а пастух незаметно подбирает. На балу присутствует злорадно ухмыляющаяся свекровь, околдовавшая Хильдур. Старухе не понравилась невестка сына, и она обрекла ее на земную юдоль и на ежегодные визиты под землю, за которые нужно расплачиваться жизнями «коней». Несмотря на уговоры сына, мать остается непреклонной, и печальная королева возвращается на хутор. Утром пастух демонстрирует всем колечко, а Хильдур на радостях признается в своих преступлениях. Почему она радуется? Оказывается, заклятье свекрови перестало действовать! Оно автоматически снимается, если человек осмелится последовать за Хильдур в царство аульвов. Антиколдовской рецепт явно высосан из пальца, но что остается делать рассказчику? Королеву аульвов ни вылечить, ни наказать никто не возьмется. Она без помех удаляется в свое царство.

Ночная скачка и мальчик, теряющий ценную вещицу, угодили затем в шотландскую сказку. Но главный мотив у исландцев перевернут с ног на голову. Волшебное существо живет не под землей, желая выбраться наружу, а на земле, желая уйти под землю. А вина за смерть людей возложена, весьма неубедительно, на второстепенный персонаж. Если бы от злой колдуньи что-либо зависело, иноязычные сказки непременно о ней упомянули бы, обвинив в наложенных на принцев чарах. Так обычно происходит в сказках с заколдованными принцами. Но только не в типе 306. Следовательно, зло исходит от самих принцев.

Для полной реабилитации королевы аульвов следовало бы оживить умерщвленных ею пастухов или вообще их не умерщвлять, как в сказке «Аульва Ульвхильдур». Поселившаяся на хуторе женщина вызывает подозрения только тем, что не посещает на Рождество храм. Первого же шпика-добровольца ждет удача – Ульвхильдур перекидывает мост через реку, приходит к королю, их сынишка теряет колечко и т. д. К странному условию о снятии чар добавляется не менее странное о судьбе того, кто их наложил. Это посторонняя старуха, которая даже свекровью не является. Поэтому королева, получив свою порцию проклятий, с чистым сердцем проклинает изрекшую их колдунью, чтобы та умерла, когда проклятия будут сняты с ее жертвы. Настоящий парад проклятий!

Датские тролли походят на эльфов, эльфы тоже умеют колдовать, принцев и красивых юношей можно принять за эльфов, христиане сравнивали эльфов с бесами, наконец, в Шотландии и Исландии персонажами сказок типа 306 являются эльфы. Не им ли посвящалась исходная версия? «В скандинавских народных верованиях эльф (по-датски elv, по-шведски älv, по-норвежски alv, по-исландски álfur) – это сверхъестественное существо мужского или женского пола, внешне ничем не отличающееся от человека, – дает определение Стеблин-Каменский. – Эльфы живут где-то рядом с миром людей, обычно – в горе. Они водят ночью хороводы в лесу, заманивают к себе людей, нередко вступают с людьми в любовные связи, но нередко бывают причиной внезапной болезни или сумасшествия».

Не потому ли болеют ночные посетители подземного мира? Живущие под землей «темные эльфы» (нижние альвы, свартальфы) из Эдд, иногда принимаемые за карликов, угрюмы и враждебны людям. Коварство немецких принцев может объясняться чрезмерной злокозненностью тамошних эльфов (немецкое слово alp означает «кошмар»).

Стеблин-Каменский возмущается не только троллями-карликами, но и эльфами-малютками. Обычный человеческий рост, привлекательная внешность позволяют эльфам без помех заигрывать с противоположным полом. Эльфы-юноши мечтают жениться на красавицах из мира людей и похищают девушек, ночующих на горных пастбищах.

В норвежской балладе «Маленькая Керсти» обыгрывается следующее поверье: если что-нибудь выпить или съесть в гостях у эльфов, назад к людям уже не вернуться. Соблазнивший Керсти король эльфов вручает ей дорогие подарки, а когда она признается во всем матери, увозит в свой горный дворец, где преподносит напиток забвения:

Так называемых «скрытых жителей» (исл. huldufólk) могут увидеть только ясновидящие или те, чьи глаза смазаны специальной мазью. Не отсюда ли взялись предметы-невидимки? И кому еще танцевать по ночам, как не эльфам? Они умеют играть на музыкальных инструментах так, что люди не могут усидеть на месте и пускаются в пляс подобно солдату из сказки братьев Гримм. И подобно шотландскому принцу жертвы эльфов могут доплясаться до смерти.

Олав Святой и подземный народ. Иллюстрация Д. Пирсона (1871)

Вне всякого сомнения, волшебные сады из сказок обязаны своим происхождением садам скандинавских эльфов. Случайно угодившие туда люди бродят под деревьями неописуемой красоты, пробуют экзотические фрукты, любуются яркими цветами, но, когда позднее пытаются вернуться в дивный сад, оказываются в голом поле или в дремучем лесу.

Остается необъясненным главный мотив сказок типа 306. Зачем эльфам рваться на землю и очаровывать девушек до такой степени, что тех приходится лечить или казнить? Можно счесть тактику любовника Керсти разновидностью колдовства, но эльф не пользуется девушкой в корыстных целях и не отсылает ее назад, а оставляет у себя. Эльфы довольны жизнью под землей и стараются держаться от людей подальше.

Правда, в скандинавском фольклоре есть незначительный намек на страдания эльфов, чьи предки были детьми самой Евы (по другой версии – Асмавы, или Лилит, демонической жены Адама). Захлопотавшись по дому, праматерь не успела помыть и причесать двух или трех детишек, а Бог тем временем решил устроить детский утренник. Ева укрыла от лица Божия чумазых отроков – благо потомства у них с Адамом было предостаточно. И тогда всевидящий Господь изрек свою волю: «То, чему должно быть скрытым от Меня, да будет скрыто и от людей». Пришлось неумытым ребятишкам прятаться по горам и холмам, влезать под землю. Однако они помнят о кровном сродстве с людьми и до сих пор хотят попасть на утренник, чтобы восславить Творца.

Под землей скрытый народ возводит церкви, воспевает божественные гимны и даже названивает в колокола, доводя до исступления своих соседей-троллей. Об эльфах писал апостол Павел: «Дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних» (Фил. 2: 10). Слово «преисподние», по мнению поклонников скрытого народа, обозначает не грешников в аду и не мертвецов на кладбищах, а тех волшебных существ, что обитают в земных и горных недрах.

Любопытное толкование. И оно, как ни странно, не противоречит мнению христианских экзегетов. Небесное колено – это ангелы, земное – люди. Об эльфах у толкователей ничего не сказано, но сказано о демонах (Иоанн Златоуст, Феофилакт Болгарский), которые, впрочем, поклонятся Христу не по доброй воле, а так же, как бесы, исповедовавшие Его Богом в Евангелии. Ефрем Сирин и Феодорит Кирский разумеют под «преисподней» мертвецов, а сторонники апокатастасиса и конечности адских мук (Климент Александрийский, Ориген) – грешников.

Наклонность к благочестию была приписана эльфам относительно недавно, но, даже если мы примем эту версию, на поставленный выше вопрос она ответа не даст. Благочестие плохо согласуется с коварными планами подземных жителей. Непонятно также, почему в фольклоре Исландии, изобилующем сказками об аульвах, они не заманивают девушек к себе, а сами наведываются к ним.

В трогательной сказке «Аульв и крестьянская девушка» юноша-аульв приходит на хутор и просит у дочери фермера молока для своей больной матери. Девушка выполняет его просьбу. Матери пришлось по вкусу молоко, и вскоре девушка забеременела и родила сына, которого отправили к подземной бабушке. За девушку посватался богатый крестьянин, и отец убедил ее выйти за него замуж. Тут бы и начать раскручивать знакомый нам сюжет. Жена убегает по ночам под землю к своему ребенку и его отцу, муж за ней следит и т. д. Но нет! Аульв заявляется на хутор, держа за руку сына, рыдает в объятиях любовницы, а потом они оба умирают от горя, нанеся душевную травму осиротевшему мальчику и обманутому мужу.

Какие еще источники, кроме сказаний об эльфах, могли повлиять на формирование типа 306? Любовный треугольник наличествует в греческом романе «История Аполлония, царя Тирского», предположительно созданном во II в. и известном всей средневековой Европе. Его англосаксонские и старофранцузские переводы появились в XI–XII вв., а затем он был включен в знаменитый сборник «Римские деяния» (XIII в.).

Роман открывается историей царя Антиоха, состоящего в преступной связи со своей дочерью. Антиох преследует всех претендентов на руку царевны, предлагая им трудноразрешимую загадку, и беспощадно казнит неудачников. Загадка описывает в иносказательной форме совершенный царем инцест. Антиох играет своим грехом, как тролль своей головой. Молодому царю Тира Аполлонию удается посрамить нечестивца, однако разгневанный Антиох не только не выполняет обещания, но и грозит герою смертью. Тирский царь вынужден скрываться.

Не меньшей известностью пользовался цикл рассказов о семи мудрецах, распространенный и на Руси. Относящийся к нему французский «Роман о Кассидоре» (XIII в.) повествует о византийском императоре, ищущем себе подругу жизни. Поискам препятствуют двенадцать принцев, которые, согласно пророчеству мудрецов, умрут сразу после женитьбы своего господина. Столь же бессодержательные пророчества изрекались в исландских сказках. Кассидор готов отправиться в гости к юной девушке Элькане, привидевшейся ему во сне, а принцы стараются его задержать, рассказывая какую-либо новеллу-притчу от своего имени или прикинувшись торговцем, паломником, нищим и т. п. В конце концов, император женится на Элькане, а принцев действительно казнят за их интриги против новой госпожи.

В русской «Повести о семи мудрецах» (XVII в.), напротив, интригует жена императора, планирующая погубить своего пасынка Диоклетиана. В защиту юноши выступают семь мудрецов. Происходит обмен притчами и загадками, и в итоге Диоклетиан обвиняет мачеху в клевете, чуть не приведшей к его смерти, и в измене мужу. Под видом одной из служанок она скрывала в своих покоях (но не в подвале) любовника.

Пропп, видевший в загробном мире объект для инициации, в своей трактовке загадок принцессы делал акцент на испытаниях героя, позволяющих ему приобщиться, во-первых, к мертвым предкам, во-вторых, к тайне рода будущей жены. В испытаниях герою помогает волшебный помощник (благодарный мертвец, старушка и т. п.), волшебный предмет, в первую очередь – предмет-невидимка (невидимость и прятки – знак пребывания среди мертвых). Пропп учел тип 306, в котором присутствует наставник или любовник, интригующий за спиной принцессы, но для него важнее другие сказки, в которых загадки предлагает ее отец, ведающий тайнами рода. Сказочного отца легко отыскать в жизни туземцев. Так, у индейцев квакиутль за церемонию посвящения жениха платил не его отец, а отец невесты.

Разница между тестем и любовником, на мой взгляд, немаловажна. Отец принцессы, равно как и Антиох, совмещающий в себе отца и любовника, двенадцать византийских принцев, любовник мачехи Диоклетиана и схожие персонажи рыцарских романов живут в дворцовых покоях. Наставник же пребывает в царстве мертвых, один из устойчивых атрибутов которого – вода, преграждающая туда путь. В сказке Андерсена вода помогает обезвредить труп наставника, но это лишь эпизод, в отличие от операций, производимых с телом принцессы.

Допустим, наставник символизирует предка невесты и в этом ранге преподает жениху родовую мудрость. Предок, согласно Проппу, научил людей пляскам. Поэтому герой отплясывает в чертогах предка, доказывая, что он достоин руки представительницы рода. Выходит, скандинавский тролль древнее подземных принцев, которые, хотя и горазды плясать, загадки не загадывают и ждут своего освобождения. Наличие любовников, стремящихся в мир живых, и метаморфозы, происходящие с самой невестой (она-то для чего приобщается к мертвым?), не позволяют принять гипотезу Проппа в приложении к «Ночным пляскам».

Существуют сказки под общим названием «Сказки об убитом возлюбленном», в которых вопросы задаются не кандидату в женихи, а мужу! Царица, скорбящая об умершем или погибшем любовнике, жаждет извести ненавистного супруга. Она клянется убить его, если он не отгадает загадку: «Я на милом сижу, я из милого пью, я милого вместо пояса ношу». Царь расстроен до слез. Откуда у жены столько милых в непосредственной близости к телу? Ему невдомек, что милый один-единственный, но разделенный на части, пошедшие на выделку скамьи, чаши и пояса. Мудрая девушка, живущая в лесной хижине, открывает глаза царю, тот решает ребус, казнит жену и женится на своей спасительнице.

Загадки о частях тела возлюбленного перекликаются с загадкой о голове тролля. В балладах, известных по всей Скандинавии, отец допрашивает дочь (или брат – сестру) о ее тайных свиданиях. Девушка отпирается до тех пор, пока ей не демонстрируют отрубленную руку и голову любовника:

Думаю, эти заимствования и привели к возникновению мотива загадок о мертвой голове в сказках типа 306. Ни обрядового, ни магического значения они не имеют. Магия мертвой головы в скандинавских странах развита слабо. Ничего подобного кельтскому культу голов здесь нет. В сагах отрубленные головы врагов используются только для доказательств их смерти или напоминаний о таковой. Публичная демонстрация голов случается нечасто и, как правило, вызывает неодобрение: «Незачем вам еще бередить людские чувства таким напоминанием» (Сага о Греттире, 84). Олав Святой, узнав, что Торарин возит повсюду голову убитого Торгейра, восклицает в гневе: «Людей убивают часто. Но не доводилось слышать, чтобы убийцы так поступали» (Прядь о Торарине Дерзком).

Сложнее разобраться с предметом-невидимкой. О смысле пряток от врага мы упомянули в «Страшных немецких сказках» в форме вывода, принятого почти всеми фольклористами: невидимость свидетельствует о приобщении к миру мертвых, причем живые слепы относительно мертвых, а мертвые – относительно живых. Конечно, скандинавские поверья о ясновидящих и о волшебной мази, помогающей видеть эльфов, феномен сказочного невидимки не объясняют. Нам ведь надо понять не только почему герой видит подземных жителей, но и почему те его не видят.

Древнегреческий Аид (греч. aides – «невидный»), повелитель подземного царства, владеет медным шлемом, делающим его невидимым. Шлемом Аида пользуются Гермес, Афина и Персей, добывающий голову Медузы. Первый из этой троицы сильно напоминает героя интересующих нас сказок с его хитростью, проницательностью и практичностью. Гермес находит путь в темноте, провожает души умерших, передвигаясь со скоростью молнии и становясь невидимым, а в эллинский период олицетворяет магию и оккультные знания. Однако шлем-невидимку герой сказок добывает подобно Персею, облагодетельствованному нимфами или, в другой версии, граями, отдавшими ему шлем в качестве выкупа за свой глаз.

Платон в «Государстве» приводит замечательный рассказ о пастухе Гиге, сыне Лида, который спускается в трещину, образовавшуюся после землетрясения, и видит огромного мертвеца с золотым перстнем на руке. Гиг беспрепятственно снимает перстень и надевает себе на руку. Повернув случайно перстень камнем к ладони, он делается невидимым. Добившись с помощью чудесного перстня доступа ко двору царя Лидии, пастух совращает царицу, убивает ее мужа и захватывает власть.

В Средневековье мотив предмета-невидимки обрел бешеную популярность. Он обыгрывался в мифах, в романах и даже в повседневной жизни, например в экипировке рыцаря, чей шлем с нашлемником был призван защитить своего носителя и физически, и сверхъестественным образом – чтобы он мог видеть сам, но быть невидимым для других.

Волшебными предметами владели «земляки» Аида и платоновского мертвеца – подземные карлики (альвы). В Песне о Нибелунгах Зигфрид отбирает плащ-невидимку у Альбериха. В цикле сказаний «Роговой Зигфрид» король цвергов Эгвальд надевает на героя шапку-невидимку, чтобы помочь ему справиться с великаном, однако в решающий момент Зигфрид срывает ее с себя и побеждает врага в честном бою. Ральф Коггешелл в «Английской хронике» поведал историю одной девочки, украденной подземными жителями и прожившей у них семь лет. Среди прочего, девочка носила шапочку, скрывавшую ее от людей.

Право обладания предметами-невидимками постепенно распространилось на всех выходцев из инобытия. Ивейн, герой романа Кретьена де Труа «Рыцарь со львом», получает кольцо-невидимку от Люнеты, служанки дамы источника. Ёкулю, как мы помним, вручила кольцо великанша Гнипа. В шведской быличке солдат вытребовал шапку-невидимку у горного тролля с целью выяснить, кто съедает всю еду за праздничным столом. Думаю, не нужно уточнять, кто это делал. В данном случае шапка не столько скрывает надевшего ее, сколько позволяет ему видеть троллей-невидимок, то есть наделяет даром Бондеветте.

На Руси шапку-невидимку добывают у банника, ею же активно пользуется домовой. Пережитком давно забытых преданий можно считать поверье о свече-невидимке, которая изготовляется из жира, собранного с покоящегося на кладбище трупа. Отметим следующую деталь: пришедший в баню должен положить нательный крест и нож в левый сапог, сесть лицом к стене и изрыгнуть богохульства, а получив от банника шапку, может сам научиться колдовать. Следовательно, приобретение предмета-невидимки может зависеть от колдовского ритуала, а не только от милости волшебного существа. Эта линия получила развитие в Скандинавии.

В древнеисландской прозе слово huliðshjalmr («потайной шлем») обозначает магическую процедуру для сокрытия людей или вещей, вероятно, восходящую к туману мертвецов из рода Нифлунгов (Нибелунгов). Эйвинд Болото, чье прозвище выдает сношения с нечистой силой, наколдовал своим воинам шлемы-невидимки и туман настолько густой, что конунг Олав и его люди не должны были их увидеть. Однако на Пасху колдовство возымело обратную силу, и зрения лишились сами колдуны, схваченные людьми Олава (Круг Земной, Сага об Олаве сыне Трюггви, 63).

Колдунья Грима накрывает Кольбака невидимым шлемом, как Эгвальд – Зигфрида (не потому ли немецкий герой сбросил проклятую шапку?), и Берси не может его найти, хотя тот сидит напротив (Сага о названых братьях, 10).

В норвежской быличке, произведшей сильное впечатление на Асбьёрнсена, бедный крестьянин подобрал на дороге решето, оказавшееся шапкой-невидимкой ведьмы, напялил его на голову и шокировал гостей на деревенской свадьбе, а затем и невесту с женихом, уединившихся в брачном алькове.

В местечке Гьёрдинг около города Рибе (Дания) жил один парень, который вырезал однажды кусок дерна с травой, водрузил на голову и, возомнив себя невидимкой, отправился на ведьмовской шабаш. Неизвестно, был ли он на самом деле невидим, или ведьмы притворялись слепыми, не возражая против его присутствия. Так или иначе, парень повел себя непочтительно. Он вторгся в хоровод и начал выделывать такие коленца, что даже опытные плясуньи отшатывались в ужасе. Дерн слетел с головы безумца. Лишь тогда он опомнился и бросился наутек. Ведьмы гнались за ним, свистя и улюлюкая, пока местный священник не открыл ему ворота храма. Едва отдышавшись, парень поблагодарил своего спасителя и собрался уходить, как вдруг заметил на лице пастора немой вопрос. «Это были ведьмы, а не тролли, – виновато промямлил парень и протянул священнику дерн. – Возьмите, в огороде пригодится».

Некий датский господин по имени Эске Брок, бредущий в сопровождении слуги через поле, был атакован осой. Обороняясь от назойливого насекомого, Брок взмахнул палкой, и к его ногам упала черная широкополая шляпа. Рядом кто-то ахнул, трава зашуршала, и послышались торопливые шаги, удаляющиеся в направлении соседнего холма. Удивленный Брок поднял шляпу и надел себе на голову. Теперь ахнул его слуга. Брок снял шляпу и надел на слугу. Слуга исчез, но тут же появился со шляпой в руке. Броку понравилось это развлечение не меньше, чем ослику Иа-Иа эксперимент с пустым горшком и лопнувшим шариком. Он надевал шляпу на многих своих знакомых, а те, побыв с минуту невидимками, возвращали ее со смущенной улыбкой. Благому начинанию положил конец прогрессивно мыслящий подросток, который, примерив шляпу, исчез и больше нигде не появился. Брок в отчаянии бегал по полям и махал палкой направо и налево. Он искалечил пару-тройку незримых троллей, но шляпу так и не вернул.

Исследуя мотив пряток от нечистой силы, в частности от умершей принцессы из сказок типа 307, Пропп говорил о нарушении взаимной невидимости мертвых и живых. Нарушается она при условии колдовства с обеих сторон. Принцесса умерла и не может видеть живых, но, будучи ведьмой и улегшись в гроб, она видела предшественников героя и поедала их. Героя же она либо видит, либо не видит. Дело в том, что он тоже колдун и своим колдовством отвечает на колдовство принцессы.

Таким образом, линия с колдовством становится для нас определяющей. В сказках типа 306 затушеван сам момент получения волшебного предмета, а роль дарителя крайне невелика. Важен сам процесс пребывания невидимки среди подземных жителей и их гостей. Блудная принцесса, хотя и является ведьмой, не видит героя-колдуна. Так и должно быть, ведь она, в отличие от героини, лежащей в гробу, живая и на нее действует обычная магия невидимости, с примерами которой мы только что ознакомились. Если бы принцесса умерла нераскаявшейся ведьмой и в таком состоянии встретилась под землей герою, она могла бы его заметить. Но почему не видят героя хозяева подземных чертогов?

Тут возможно только одно объяснение: они из мира духов, и колдунами в земной жизни не были. Вот отчего возникла путаница с наименованиями: то их называют волшебниками, то они сами оказываются заколдованными. Гипотезу о духах подтверждает мотив убийства принцессой женихов. Она их убивает не для гастрономических нужд, как ведьма из гроба. Зачем живой ведьме понадобились жизни людей? Для принесения в жертву духу! И тролль неспроста выпрашивает у принцессы глаза Йоханнеса. Костяной сад принцессы представляет собой жертвенник.

В исходной версии дух требовал жертвоприношений и одновременно жаждал воплотиться (кристальная мечта всех духов). От этой версии уцелели казни женихов, манипуляции с телом принцессы, проникновение мага-невидимки в мир духов. Параллельно развивался сюжет о двух мирах с участием эльфов, любивших танцевать и имевших сношения с земными девушками. В Исландии возобладал сюжет с эльфами с совершенно ненужным там мотивом невидимости. В других регионах осуществился гармоничный синтез сюжетов с традиционным привнесением куртуазных мотиваций – любовный треугольник, тайный любовник и т. п., а также загадок о частях тела.

Вода в «Ночных плясках» указывает на путешествие в другой мир, чье подземное или подпольное местоположение могло оформиться благодаря эльфам, которых ни мертвецами, ни бесплотными духами не назовешь. Но в скандинавской традиции случались не менее захватывающие спуски под землю, с эльфами не связанные.

 

Как с умом влезть под землю

Сказка Андерсена «Огниво» относится к типу АТ 562, в котором действуют именно духи (он даже назван «Дух в голубом свете»), а также не встречавшийся нам доселе Железный человек.

Однако в самом «Огниве» нет ни духа, ни Железного человека. Ведьма посылает солдата в подземелье, доступ к которому открывается через дупло старого дерева. За каждой из трех дверей находится по сундуку. На сундуках сидят злые собаки с глазами как чайные чашки, как мельничные колеса и как круглые башни соответственно. Солдат снимает чудовищ с сундуков и сажает на клетчатый передник ведьмы. Они мгновенно успокаиваются. Солдат без помех набивает карманы медью, серебром, золотом и прихватывает огниво для ведьмы. Затем он поднимается наверх и препирается с ведьмой. Та отказывается сообщить, для чего ей понадобилось огниво. Рассерженный солдат отрубает старухе голову и забирает огниво себе.

Совершенно случайно выясняется, что огниво волшебное: «Ударишь по кремню раз – является собака, которая сидела на сундуке с медными деньгами; ударишь два – является та, которая сидела на серебре; ударишь три – прибегает собака, что сидела на золоте».

Огниво. Иллюстрация А. Андерсон (1920-е гг.). Художница объединила ведьму с подземельем, но для собаки и ее глаз места почти не осталось

Собаки исполняют любое желание владельца огнива. Довольный солдат выряжается щеголем, заводит дружков, пьет и пирует – в общем, поступает как всякий самовлюбленный мужлан, на здоровье не жалующийся. Для полноты счастья ему недостает честной женщины, а не тех девок, о которых Андерсен умалчивает (писателя и так отругали за эту сказку), но которые, конечно же, участвуют в пирушках. И вот по ночам собаки привозят из дворца спящую дочку короля, а герой, будучи «настоящим солдатом», с нею целуется (эпизод, вызвавший шквал невротических откликов). Собаки тщательно заметают следы ночных эскапад, но истина выходит-таки наружу.

Финал сказки любим всеми борцами за народные права. Героя собираются казнить в присутствии короля, но в последний момент ему удается воспользоваться огнивом. Прибежавшие собаки устраивают кровавую бойню. «И собаки бросились на судей и на весь королевский совет: того за ноги, того за нос да кверху на несколько сажен, и все падали и разбивались вдребезги!» Та же участь ждет молящего о пощаде самодержца. На первых в истории страны королевских выборах побеждает солдат. Он женится на принцессе, невозмутимой, как великанша, сошедшаяся с убийцей отца.

Читатель, тебе не показалась знакомой эта история? Совсем недавно мы слышали ее из уст великого грека. Вместо соблазненной царицы – принцесса, вместо кольца-невидимки – огниво с секретом, вместо собак… Стоп! Не будем забегать вперед, а исследуем сначала тип 562.

Андерсен опирался на датскую народную сказку «Дух свечи», услышанную им «в прядильне и во время сбора хмеля», а также на сказку из «Тысячи и одной ночи», популяризованную Эленшлегером в философско-лирической комедии «Аладдин, или Волшебная лампа» (1805).

В сказке из Дании солдат влезает под землю и застает там охраняющего сокровища тролля. Охранник сладко спит, и солдат, решив не лезть на рожон, не бьет в барабан и не трубит в горн, а тихо берет сокровища и волшебную свечу и выбирается наружу. После расправы с ведьмой солдат зажигает свечу, и ему является… нет, не тролль – тролль по-прежнему спит, – а Железный человек, неведомое существо, к моему немалому огорчению, не описанное подробно. Дальнейший ход событий повторяется у Андерсена за исключением того, что революция вершится «сверху» – солдат становится зятем короля.

Огниво. Иллюстрация А. Матиесена (1928). Такому псу не зазорно отдать честь!

Из переработанной сказки об Аладдине, прочитанной ему в детстве отцом, Андерсен почерпнул три комнаты, в которых сидят чудовище, две змеи и миловидная старушка, чьи объятия ломают человеку кости. На место арабских пугал Андерсен усадил собак, со вкусом описав их глаза. С чашками и колесами все ясно, а Круглая башня (диаметром 36 метров) до сих пор стоит в Копенгагене. Потешные глаза собак смягчают впечатление от пролитой ими крови. На свадьбе хозяина они сидят за столом и «таращат глаза», выражая незыблемость власти, уполномоченной народом.

Собаки помогают герою немецкой сказки «Три собаки», но, похоже, ее собиратели подпали под обаяние датского сказочника, поскольку в остальных версиях типа 562 к герою приходят дух, карлик или Железный человек.

В сказке братьев Гримм «Синяя свеча» ведьма отправляет солдата в старый колодец: «В него упала моя свечка, горит там голубым огоньком и не потухает. Вот ее-то мне и достань оттуда». Сокровищ в колодце нет. Пререкания с ведьмой заканчиваются падением солдата и свечи обратно в колодец. Ведьма уносит веревку, а солдат пытается закурить трубку от горящей свечи и удостаивается визита «маленького черненького человечка». Человечек отсылает ведьму в суд (то есть на костер) и помогает солдату «отомстить» царю, выгнавшему его со службы. В чем, по-вашему, состоит месть? Правильно. В доставке на дом принцессы. Но мы не в Дании, а в Германии. «Настоящий» немецкий солдат думает не о каких-то там глупостях, а о чистоте и порядке. Он не целуется с принцессой, а командует ей: «Изволь-ка сейчас же приниматься за работу! Ступай принеси сюда половую щетку и вымети комнату!» Девушка попалась исполнительная, поэтому солдат взял ее в жены, чуть не доведя до инфаркта тестя и отлупив дубиной членов королевского суда.

В немецкой сказке «Железный человек» заблудившийся в лесу солдат встречает добытчика древесного угля и просится переночевать в его хижину. В качестве платы за ночлег угольщик велит спуститься в дыру в каменоломне.

Огниво. Иллюстрация А. Шайнера (1930). Сложная для иллюстратора задача – понять, как солдат пересаживал собаку на передник ведьмы

Внизу служивый обнаруживает восседающего на троне Железного человека, три сундука с сокровищами и интересующую угольщика свечу. Человек не двигается с места, но смотрит на солдата так, что у того мурашки бегут по коже. Поспешно убравшись из шахты, солдат отдает свечу заказчику, ночует в хижине, а утром находит ее хозяина мертвым. Прихватив свечу, он отыскивает дорогу из леса. На огонек свечи является Железный человек собственной персоной. Далее действие развивается по сценарию братьев Гримм. Вот только принцесса оказалась нерадивой, и будущему мужу пришлось попотчевать ее плеткой. Козлом отпущения на суде выступает палач, которому Железный человек проламывает голову дубиной. Поигрывая ею, чудовище направляется к дрожащему королю, но солдат вовремя задувает свечу. Однако, поселившись во дворце, наследник престола спроваживает тестя на тот свет регулярным напоминанием: «А вдруг Железный человек придет?» Заняв трон, солдат успешно правит страной, выигрывает войны, а после его смерти свеча куда-то пропадает.

Шведская сказка «Ларс, мой мальчик!» представляет собой позднейшую обработку. В ней нет спуска под землю. Бедный герцог, блуждая в дремучем лесу, наткнулся на полуразрушенную хижину. В хижине не было ничего, кроме огромного сундука. Внутри сундук был организован по принципу матрешки. Вне себя от волнения, герцог вынимал сундучок за сундучком, пока не добрался до самого крошечного, в котором хранилась замусоленная бумажка с надписью, вынесенной в заглавие. Раздосадованный герцог прочитал ее вслух, сопроводив замысловатым ругательством, и невидимка Ларс моментально откликнулся. Оценив обстановку, герцог заказал вкусный ужин, теплую постель, а наутро приступил к возведению роскошного дворца и формированию войска. Принцессу он получил мирным путем, без ночных лобзаний и воспитательных работ. Достаточно было продемонстрировать королю дворец и войско.

Огниво. Иллюстрация Г. Струба (1956). Вот они – настоящие собаки Андерсена! Центральная фигура здесь, несомненно, палач, на которого устремлены их взоры. «Неужели Судный день настал?!»

Почему герои предыдущих сказок не строили дворцы и не собирали ополчение? Не хватало стратегического мышления? Нет, просто в шведскую сказку вторглись мотивы из литературных произведений о волшебных предметах (чаще всего – о кольцах). В них подземелья полностью исчезают, зато возникает психологический мотив ссоры хозяина и помощника, мужа и жены, завершающейся кражей предмета. Когда герцог женился на принцессе и поселился с ней во дворце, Ларс попросился на заслуженный отдых, но в ответ получил только ругань. Однажды ночью он стащил заветную бумажку, и герцог с герцогиней пробудились голыми, лежа на сундуке в хижине. В финале прозвучал старый мотив. Перед казнью опозоренного герцога Ларс сжалился над ним и пришел сам под видом уродливого старичка в серой хламиде и красном колпаке. Он вернул герцогу все нажитое непосильным трудом. Бумажку сожгли, пепел развеяли по ветру при скорбном молчании присутствующих.

В Восточную Азию сказки типа 562 были занесены позднее. Так, в индийской версии преобладает комический элемент и присутствует вампир! Подземелья, естественно, нет. Тигрица, защемившая лапу в дереве и освобожденная героем, дарит ему коробочку с длиннобородым старичком, который только и делает, что кривляется и покатывается со смеху. С усмешкой он добывает герою еду, с прибаутками похищает царевну, с хохотом разгоняет царскую стражу. Женившись на царевне, герой отпускает старичка на волю и тут же попадает в лапы брахмана-вампира. Старичок, иронически улыбаясь, приходит на выручку и побеждает брахмана в состязаниях.

Русские сказки повторяют европейский сюжет. Волшебным предметом обычно служит светильник, на огонек заходит дух, а похищаться могут не одна, а три царевны в течение трех ночей.

Можно было бы признать европейские корни сюжета, если бы не загадочная сказка об Аладдине. Загадочно ее происхождение. Востоковед Антуан Галлан (1646–1715), опубликовавший первый европейский перевод «Тысячи и одной ночи», утверждал в своем дневнике, что слышал «Историю об Аладдине, сыне портного, и приключениях, выпавших на его долю по вине африканского колдуна и посредством лампы» от маронитского ученого по имени Юхенна (Ханна) Диаб, привезенного из Алеппо в Париж. В начале 1711 г. Галлан закончил перевод арабского подлинника на французский язык, однако подлинник этот не был обнаружен в архиве переводчика. Более того, сказки об Аладдине нет ни в одном из арабских рукописных или печатных изданий «Тысячи и одной ночи», известных к моменту выхода в свет «Аладдина» в составе одиннадцатого тома сборника Галлана.

Скептики, не сговариваясь, обвинили Галлана в фальсификации – они не знали лишь, сколько в точности сказок он придумал, пользуясь своим знанием жизни на арабском Востоке. Однако «Аладдина» ученый выдумать не мог по той причине, что в Германии и Скандинавии уже существовали сказки типа 562. Они были плохо известны во Франции, чем, возможно, и воспользовался Галлан. Арабского сказочника он наверняка слышал – факт встречи с Ханной подтверждают дневниковые записи ученого, – но совместил его версию с европейской.

Аладдин (Ала ад-Дин) – не меньший бездельник и проходимец, чем датский и немецкий солдаты. Юношу использует в своих целях колдун «магрибинской породы», то есть родом из Магриба («там, где закат»), области, расположенной к западу от Египта. Интересно, что магрибинец применяет и огниво, и свечу, и коробочку! «Колдун вынул из-за пазухи кремень и огниво и запалил бывшую при нем серную лучинку. Потом он вынул из-за пазухи свечу и зажег ее, а Ала ад-Дин пододвинул к нему собранную им кучку хвороста, и магрибинец разжег в ней огонь. Он подождал, пока хворост перестал пылать, сунул руку за пазуху, вынул коробочку, открыл ее, взял оттуда немного порошку и бросил его в огонь, и из огня пошел дым, а магрибинец начал колдовать, произносить заклинания и говорить непонятные слова. А когда земля разверзлась, из-под нее показался мраморный камень, в котором было кольцо из меди».

Огниво. Иллюстрация Х. Тегнера (1900). В этих собаках ничего волшебного нет

Под камнем расположен вход в подземелье с лестницей в двенадцать ступенек. В подземелье находится не три, как у Андерсена, а четыре помещения с четырьмя кувшинами с червонным золотом, серебром, золотыми слитками и другими драгоценностями. Колдун не прельщает Аладдина сокровищами, он даже велит к ним не прикасаться. Надо признать, совет магрибинца разумнее глупых указаний ведьмы – подземные сокровища обязан кто-то охранять, и этот кто-то бодрствует, а не почивает, как датский тролль. Магрибинец так напуган, что, не переставая, твердит Аладдину: «Берегись и еще раз берегись, дитя мое, и не давай твоей одежде коснуться чего-нибудь в этом помещении».

Далее следует описание места, где хранится волшебная лампа, вероятно, присочиненное Галланом, – оно смазывает первоначальное впечатление от катакомб. В четвертом помещении расположена дверь в прекрасный сад, посреди которого возвышается портик с зажженной лампой. До поры до времени герою запрещено срывать плоды с деревьев. Не хватает только гурий, соблазняющих его на пути к цели! Но вот лампа добыта, и теперь можно брать в саду и сокровищнице все, что душе угодно.

Чем вызвана эта перемена? Очевидно, тот, кто охранял сокровища, угодил под власть хозяина лампы и причинить ему вред не может. Хранитель сокровищ и «раб лампы» (джинн, который скоро из нее вылезет) – одно и то же лицо. Три собаки и Железный человек охраняли сокровища и одновременно являлись по вызову, да и тролль так поступил бы, если бы не спал непробудным сном.

К сожалению, в арабской сказке возникает путаница из-за наличия второго волшебного предмета. Это перстень, который магрибинец всучил Аладдину перед его погружением под землю: «Перстень вызволит тебя из всякой беды, в которую ты попадешь». Колдун хотел перестраховаться – жизнь юноши ему дорога, ведь согласно пророчествам только он один способен украсть лампу. Но тогда надо держать себя в руках! Магрибинца же охватывает необъяснимый психоз, как до него – ведьму. Потеряв рассудок, он замуровывает упрямого Аладдина в подземелье, и в распоряжении юноши оказываются и перстень, и лампа!

Аладдин и марид. Иллюстрация В. Планка (1930-е гг.)

Случайно потерев перстень, Аладдин вызывает «марида, одного из рабов господина нашего Сулеймана». Марид (малик) – джинн воды, разумное создание, слабейшее из всех джиннов. «Раб перстня» помогает юноше выбраться на землю. «Раба лампы» (ифрита – могущественнейшего из джиннов, повелевающего огнем) впервые обнаруживает мать Аладдина. Она протирает лампу песком, и перед ней вырастает чудовище «огромного роста, грозного и страшного вида, с перевернутым лицом». «Какой приятный сюрприз! – восклицает смелая женщина. – Значит, джинны и вправду являются к потомкам Адама!» Заботясь о читателе, мать с сыном вступают в диалог, предназначенный расставить джиннов по местам: марида – к перстню, ифрита – к лампе.

На первых порах Аладдин осторожничает – он не крадет царевну Будур, а посылает мать к султану с официальным предложением руки и сердца. Однако интригующему визирю удается обмануть султана и женить на царевне своего сына. И тогда герой прибегает к испытанному средству – ночному похищению. Обращение Аладдина с царевной, явно подкорректированное Галланом, можно назвать идеальным и поставить на вид наглецам-солдатам. «О моя возлюбленная, – успокаивает он насмерть перепуганную девушку, – я велел принести тебя сюда не для того, чтобы унизить твою честь, но чтобы не позволить другому насладиться тобой!» «Другой», то есть сын визиря, отправляется спать в нужник, а новоиспеченный рыцарь кладет обнаженный меч (зачем сыну портного меч?!), отделяя себя от Будур.

Литературные мотивы берут верх. Аладдин наряжается принцем, украшает себя драгоценностями, швыряет золото нищим, выстраивает дворец, выигрывает войны и, в конце концов, добивается царевны. В европейских сказках заказчики волшебного предмета выбывают из строя, лишившись головы или скоропостижно скончавшись, но магрибинец остался в живых и по закону жанра должен объявиться вновь.

Аладдин, его мать и ифрит. Иллюстрация К. П. Марилье (1785)

Он и объявляется, выменяв у недогадливой жены Аладдина старую лампу на новую и приказав ифриту унести дворец и царевну. Неожиданно за кулисами звучит андерсеновский «Интернационал» – узнав о готовящейся казни Аладдина, обласканные им горожане «взволновались и заперли ворота дворца, и некоторые полезли на дворцовые стены, а другие начали ломать двери и бить окна, чтобы войти туда и убить султана». Народный гнев укротили. Претенденту на трон не до революций – он лишился и жены, и резиденции.

Аладдин хватается за перстень, вторично позабытый магрибинцем, но вызванный им марид вздыхает и сетует на недостаток сил: он не в состоянии вернуть хозяину дворец и царевну. Тогда Аладдин просит доставить себя к стенам похищенного дворца. Вместе с Будур они усыпляют магрибинца и наконец-то отрубают ему голову.

Но затянувшаяся сказка не думает завершаться! Как черт из табакерки, выпрыгивает брат покойного колдуна, дипломированный провокатор, который, переодевшись старухой, внушает Будур мечту о «большом яйце птицы рухх». Каприз супруги – закон для Аладдина, и он требует, чтобы ифрит принес диковинное яйцо. У ифрита связаны с яйцом лирические воспоминания, поэтому он смертельно оскорбляется. Грядет ссора хозяина и помощника, сулящая новые приключения. Однако автор милует читателя. Упрекнув неблагодарного Аладдина и ностальгически прослезившись, ифрит обрушивается с проклятиями на брата магрибинца. За провокатором гонятся всем дворцом и втыкают в него кинжал. Вопрос о яйце благополучно замят.

Уф, тяжело пересказывать сказки «Тысячи и одной ночи»! Но мне пришлось это сделать, дабы убедиться во вторичности «Аладдина». Для первоисточника он чересчур переполнен хитросплетениями, но главный сюжет вычленяется без проблем: спуск в подземную сокровищницу, добывание волшебного предмета, встреча с подземным жителем, исполнение желаний. Не пострадала от обработки Галлана та часть арабской сказки, где описан колдовской ритуал, открывающий доступ к подземелью, а также само подземелье.

Давайте начнем с ведьмы, собак и огнива из сказки Андерсена. В «Страшных немецких сказках» мы ознакомились со списком хранителей кладов из народных преданий. Он настолько внушителен, что проще перечислить тех, кто клады не охраняет. Ведьмы. Да и колдуны не входят в число рьяных охранников, если только они не умерли и не озабочены припрятанными при жизни сокровищами. Может, поэтому ведьма и колдун сыграли роль заказчика?

Воля звезд, избравших Аладдина, в европейских сказках не действует. Заказчик выбирает исполнителя из сугубо меркантильных соображений – сам он боится лезть вниз. Ведьма братьев Гримм уверяет, что уронила свечу в колодец. Делать в колодце нечего – сокровища там не хранятся. Наверное, ведьма не врет. На путешествие в другой мир спуск в колодец не тянет, равно как и влезание в дупло дерева у Андерсена. При желании можно счесть ведьму и колдуна проводниками в царство мертвых и даже руководителями обряда, но, думаю, их роль формальна, поэтому они ведут себя неестественно – провоцируют ссору и быстро исчезают. Просто наверху должен кто-нибудь быть, пока герой сидит под землей. Угольщик из немецкой сказки – единственный, чей заказ выполнен. Но он умер, обретя долгожданную свечу.

Черные собаки наряду с черными кошками – традиционные хранители кладов по всей Европе. Все детали, касающиеся собак, кроме их глаз, Андерсен почерпнул из датских быличек о кладах.

Голштинец, пришедший в местечко Саллингхерред, копал яму, ориентируясь на горящий внизу огонек, пока не наткнулся на медный котел, полный золота. На золоте возлежал крупный черный пудель с кольцом вокруг шеи. Кладоискатель осторожно поднял собаку и переложил ее на свое дырявое пальто, расстеленное на земле. Набив карманы монетами, голштинец расплатился с помогавшими ему крестьянами и отбыл на родину. Черный пес вскоре очнулся и, нащупав под собой тряпку вместо золота, принялся бегать по окрестностям и горестно завывать.

Аладдин, его мать и ифрит. Иллюстрация Э. Дюлака (1915)

Три жителя прихода Буур отправились с кирками и лопатами к соседней горе, в которой, по слухам, хранились сокровища тролля. Тролль не возражал против увлечения кладами, но, будучи страстным поклонником тишины, выдвинул условие: те, кто придет в гору, не должны издавать ни звука. Крестьяне молча вырыли туннель, молча ввалились в каменные покои, где стоял котел с золотыми монетами, молча стащили с него собаку и водрузили ее на куртку. Но вот беда – на куртке имел обыкновение почивать кот – любимец ее владельца, и она пропиталась кошачьим запахом. Собака повела носом и оскалила зубы. Хозяин кота понял свою ошибку и решил вынуть куртку из-под обеспокоенного пса. Но не тут-то было! Улегшись на куртку, собака сделалась неподъемной. Бедняга дергал куртку за полы, а собака недовольно ворчала. В таких случаях в Скандинавии принято действовать по принципу «Репки». Второй крестьянин схватился за своего товарища, третий схватился за второго, а за третьего схватился четвертый. Общими усилиями удалось сдвинуть куртку с места. Вдруг третий сообразил, что четвертого с ними не было, и истошно завопил. Золото, собака, покои исчезли, а крестьяне очутились у подножия горы с обрывком куртки.

Сейчас невозможно сказать, откуда берет начало обычай укладывать псов-охранников на человеческую одежду. Наверное, таким способом черную собаку приобщают к миру живых, внося покой в ее душу. Сама собака – мертвец. Призраки умерших людей носятся по Скандинавии под видом демонических псов. Хрестоматийную историю о черном псе рассказала Лагерлёф в «Записках ребенка».

После смерти одного грубоватого фермера во двор его усадьбы прибежала большущая черная собака с огненно-красной пастью. Она просилась в дом, топталась на крыльце, тявкала и подвывала, но никто не осмелился ее впустить. Побледневшая вдова пришла на кухню, где собралась вся челядь, и начала стыдить трясущихся от страха мужчин. Тогда старший работник взял печные щипцы, выхватил из топки горящую головню, приоткрыл дверь и ткнул головню в собачью морду. Пес обиженно взвыл, развернулся и помчался прочь, разбрасывая вокруг себя искры. А как бы он среагировал на выкинутую за дверь куртку покойного хозяина?

Свеча и огниво могли попасть в сказки типа 562 из арсенала восточного мага, охотящегося за сокровищами. Свеча могла зародиться и из огоньков, отмечающих в ночной тьме места, где лежат сокровища. В «Аладдине» находящаяся в саду лампа тоже зажжена. В лампах и бутылках обычно замурованы джинны, свеча же применяется для вызывания духов, например во время гадания перед зеркалом. По сведениям Афанасьева, лужичане и чехи советуют бросать огниво на то место, где горит огонек, сигнализирующий о кладе, и думают, что в таком случае подземные богатства не уйдут из рук кладоискателя.

Огниво помогает в колдовстве и защищает от него. По немецким поверьям, если бросить в оборотня огниво, чары рассеются, а колдун или ведьма предстанут в своем настоящем виде. Из освященного огнива высекают огонь, поджигают трут, насаживают его на стрелу и выстреливают из лука в неуязвимого для оружия волшебника, который сразу же падает мертвый (Круг Земной, Сага о Магнусе Слепом и Харальде Гилли, 11). В хлевах держат огниво, предохраняя домашний скот от болезней и порчи; огниво, положенное в колыбель младенца, защищает его от злого очарования.

В русских сказках огниво – важнейшее средство для вызова помощника. В сказке «Елена Премудрая» герой ударяет в кремень огнивом, высекает огонек и прижигает ковыль-траву – прилетает сизокрылый орел или пускает огонек в синее море – приплывает щука-рыба огромная. В сказке «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре» герой ударяет огнивом о кремень – тотчас выскакивают топор и дубинка (в другом варианте – молодец) и, как водится, строят дворец. В белорусской сказке герой находит в лесной избушке кисет, в котором нет табаку, но есть «кремешок и мысатик». «Сиканул он мысатиком по кремешку – выскакивают двенадцать молодцов».

Пропп старался увязать все случаи вызова помощника посредством огня (огниво, свеча, лампа) с ведическим ритуалом добывания огненного коня, служащего воплощением бога Агни – того Агни, «которого новорожденным произвели путем трения две палочки» (Ригведа). В сказках палочки сменились огнивом, кремнем и кресалом. Функции Агни совпадают с функциями коня, он – бог-посредник («вестник») между двумя мирами, в огне отвозящий умерших в поднебесье. Перспектива заманчивая: тут тебе и дух из обряда инициации, и всеми любимый тотем. Но, во-первых, кони не превалируют среди являющихся на огонек помощников, как хотелось бы Проппу (кони нам ни разу не встретились); во-вторых, в сказках типа 562 помощники не с неба слетают, а из земли вылезают, да и удовлетворяют сугубо земные нужды.

Что сказать о джинне и Железном человеке? С джинном мы встречались в «Страшных немецких сказках», разбирая тип АТ 331 («Дух в бутылке»), который, в отличие от типа 562, напрямую заимствован из «Тысячи и одной ночи» (братья Гримм привнесли туда лес и дерево). Джинны облюбовали различные емкости не по своей воле, а потому, что их засадил туда царь Соломон.

Пребывание джиннов под землей для арабского фольклора редкое явление. Его нельзя объяснить генетической связью этих чудовищ с огнем и с Иблисом (Сатаной). Связь с дьяволом возникла поздно – джинны очень древние твари, и когда-то им поклонялись как богам: «Они установили родство между Ним [Аллахом] и джиннами, но джинны знают, что они будут собраны [для наказания]» (Коран, 37: 158).

Тем не менее ряд черт роднит джиннов с подземными жителями, прежде всего с эльфами. Название «джинн» происходит от арабского слова «скрытый». Они невидимы для людей, подражают им в повседневной жизни – употребляют человеческую еду, женятся, заводят детей, умирают, имеют царей и судей, справляют свадьбы и всевозможные ритуалы. Джинн влюбляется в человека, женщины-джинны (джинири) заманивают и похищают мужчин-людей. В палестинском мифе джинны происходят от уродливых сыновей Евы, изгнанных ею из дома. Джиннам дарована надежда на спасение, подкрепленная соответствующим отрывком из Корана: «Я сотворил джиннов и людей только для того, чтобы они поклонялись Мне» (51: 56).

Подобно троллю джинн склонен к магии, хотя сам колдует редко, а в основном эксплуатируется магами. Он может питаться навозом, а в случае нарушения границ обитания и попытки взобраться на небо ему грозит сожжение от небесной звезды. Джинн входит в разноликую компанию хранителей сокровищ, которыми он искушает правоверных аскетов.

Другая версия происхождения имени джинна (от лат. genius – «дух») связывает его с духом, равно как и умение летать, вселяться в человека, принимать множество атавистических и зооморфных обличий. Пожирание мертвечины (трупы ест гуль, разновидность джинна) и некоторые меры по борьбе с джинном (иголка, втыкаемая в его тело) указывают на родство с мертвецом.

В качестве кого из перечисленных субъектов джинн угодил в «Аладдина»? В лампе он сидит как дух, да и человеку помогают преимущественно духи – и помощь эта весьма подозрительна. Но сосуд с джинном в подземной сокровищнице представляется нелепицей. Если джинн охраняет сокровища, зачем его заключили в сосуд? Если он нарочно загнан в сосуд, на кой ему сдались сокровища?

Эльфы и тролли изредка помогают человеку, но не служат мальчиками на побегушках. Поэтому тролль спит, а карлик у братьев Гримм выглядит неестественно (ведь он и сам колдун). И только мертвецом при определенных условиях можно управлять. Но мертвец не живет в сосуде.

Железный человек – сказочный персонаж, которого сложно с кем-либо сравнить. Он столь же исключителен, как, например, Кощей Бессмертный, но обладает минимальным набором свойств. Известно лишь, что он состоит из железа и физически очень силен. Что он делает под землей, в окружении сокровищ?

В финно-угорских мифах железо добывают из земли в виде болотной руды. В «Калевале» оно образовалось при падении разноцветных молочных капель из грудей трех девиц. Из земных недр его вынул Ильмаринен, и с тех пор оно не может ранить человека: ведь он – брат железа, такой же ребенок матери-земли. Русский заговор на железо гласит: «Мать сыра земля, ты мать всякому железу, а ты, железо, поди в свою матерь землю…»

В XII в., если судить по «Деяниям английских королей» Вильяма Малмсберийского, железо отгоняло дьявола (история ведьмы из Беркли). «Антипатия духов к металлу дает в руки человека оружие, которое он может при случае обратить против них, – пишет Фрэзер. – А так как неприязнь духов к железу столь велика, что они не решаются даже приблизиться к вещам и лицам, защищенным этим отвратительным металлом, железо можно использовать в качестве магического средства для отпугивания привидений и других опасных духов». Ученый приводит несколько случаев из практики шотландских горцев, когда железный предмет отпугивал эльфов и фей (а сталь – троллей).

Не нарушается ли тем самым принцип земляного родства? Ведь подземный народец прочнее человека укоренен в земле. Очевидно, железо начало служить оберегом с момента соотнесения эльфов с бестелесными духами – существами, лишенными сотворенной из земли плоти. Следуя этой логике, надо признать бесполезность железа для защиты от «ходячих» мертвецов и вампиров, не только лежащих в земле, но и отличающихся повышенной телесностью.

Зато против них помогает дерево (деревянный кол), чьи благие свойства смягчают вредоносные свойства железа. В Средневековье дерево противопоставлялось железу, которое Фома из Кантимпрэ, автор труда «О природе вещей» (XIII в.), окрестил «коварнейшим». Деревянные черенки и рукоятки лопаты, плуга, топора укрощали металл и легитимировали его использование.

В легенде коми шаман, рискнувший отвезти беспокойного мертвеца на кладбище, увидел, что тот встает в погребальных санях, и пригрозил ему ножом. Он совершил грубейшую ошибку: следовало взять с собой деревянную дубину, а не железо. Мертвец послушался шамана и улегся обратно в сани, но зубы у него сделались железными. Шаман не стал дожидаться дальнейшего превращения и взобрался на ель. Мертвец подбежал к ней и, как вы догадались, принялся грызть ствол зубами.

Не будем удивляться отсутствию у шамана деревянного оберега. Шаманы любят железо – облачаются в костюм, увешанный посредством колец разными железными и медными кусками, изображениями птичьих, звериных и рыбьих фигур из железа и жести; на руки натягивают железные медвежьи рукавицы, на голову надевают подобие железного шлема с железными рогами. У сибирских шаманов во время инициации могли обновляться органы, а суставы делались железными – признак приобщения к миру мертвых.

Фольклористов вводит порой в заблуждение использование железа в целях защиты. Защита основана на правиле «подобное изгоняется подобным», ибо железо в силу своей хтонической природы – бесспорный атрибут нечистой силы. Забавна попытка психологически осмыслить страх эльфов и фей перед железом. Эти наделенные тонким чутьем создания якобы до дрожи боятся всего того, что происходит из ада, где их мучения либо начинались, либо предстоят им в дальнейшем. Ниже мы увидим, что ад действительно переполнен железом, тем не менее против дьявола оно помогает – неужели лукавому опротивела собственная резиденция?

Д. К. Зеленин, рассуждая о русалках с железной грудью и о лешачихах с железным гребнем, недоумевает, откуда взялись такие поверья, ведь «всякая нечистая сила не любит железа и даже боится его». Не иначе как эти черты – позднейшая инновация. Но собранные на местах сведения доказывают архаичность представлений о железной груди русалки. А демонов с железными частями тела полным-полно в мифах разных народов. Неужели этнограф о них позабыл?

Немало мы их повидали, скитаясь по миру неведомого. Мертвецы и ведьмы с железными зубами, железнозубый (лесной) еретик, Перхта с железным носом и грудью, обладатель железных рук из сказки «Храбрый Мерген», банник с железными руками, Вий с железным лицом. Добавим сюда кавказских чудовищ, известных под именами Рикирал Дак («топорогрудый»), Кылыч Теш («саблегрудый») и Темир Теш («железногрудый»). Между прочим, их можно заставить себе служить, вырвав клок шерсти из мягких частей тела.

Медведь Железная Шерсть и Железный волк – отрицательные персонажи многих восточнославянских сказок: «Царь велел сделать для своих детей Железного волка. Прошло ни много ни мало времени – ожил этот Железный волк и стал людей поедать…» Но Гедимину, заснувшему на Турьей горе над речкой Вильней, железный волк проревел новую столицу: «Волк железный знаменует город столечный тут будет, а што в нем оунутри ревет то слава его будет слынути на вес свът».

В стимфалийских болотах обитали разогнанные Гераклом прожорливые птицы с железными перьями, заостренными, как стрелы. Немцы ночного ворона называли железной птицей; народное поверье давало ему железные или медные крылья, ударом которых он убивал до смерти. При этом в заговорах призывалась на помощь птица с железным носом и медными когтями.

Железными тварями населена преисподняя. В «Видении Тнугдала» (XII в.) упоминается извергающее пламя чудовище с железным клювом и железными когтями; сидя на замерзшем болоте, заглатывает оно души грешников, переваривает их и извергает в виде помета на лед. В «Сутре основных обетов», приписываемой Кшитигарбхе, описывается ад, окруженный железной стеной: «От основания стены поднимается пламя, а по ее гребню бегают изрыгающие огонь железные собаки и змеи. Раскаленное железное ложе необъятных размеров ожидает грешников… Сотни тысяч злобных демонов с зубами как сабли и медными когтями, вооруженные алебардами, терзают грешников. Железные коршуны вырывают злодеям глаза, а железные змеи обвиваются вокруг их шей… Голодных там кормят железными яствами, жаждущим вливают в рот расплавленный металл».

Существуют ли персонажи, целиком состоящие из железа? Конечно, существуют. И вот что удивительно – они подвластны магии и могут совершать действия, полезные людям!

Бронзовый человек Талос (Тал), герой критских легенд, охранял остров Крит, бросая в корабли чужестранцев огромные камни. Когда аргонавты подплыли к Криту, Медея своими чарами наслала на Талоса безумие и погубила его (по другой версии, его убил аргонавт Пеант).

В свадебном обереге, выписанном П. Е. Ефименко из старинной рукописи Холмогорского уезда, «железный муж» охраняет читающего от колдунов и ворожей: «Тот же железный муж обороняет меня, раба Божия, сторожа, князя и княгиню, тысяцкого, дружек и весь княжой прибор, бросает его, того же врага, как бы на нас не думал, броси его о сыру землю…» Вот и собаки, заменяющие Железного человека, побросали на землю всех тех, кто препятствовал свадьбе «раба Божия» с принцессой.

В немецкой сказке герой носит имя Железный Иоганн; отец его был кузнец и выковал себе сына из семи центнеров железа, а из трех центнеров приготовил для него бич, удары которого наводят ужас на весь ад. Железный человек действует в сказках типа АТ 1162, где не кто иной, как солдат, изготовив себе в кузнице помощника, привозит его во дворец и разгоняет бесчинствующих там чертей: «Ударил Железный человек кулаком одного, другого, третьего, черти и с ног долой, а как опомнились немного, давай бежать без оглядки!» (марийская сказка «Солдат-лекарь»).

Помощник героя из изученных нами сказок типа АТ 502 (см. «Ужасы французской Бретани») – лесной человек, который на Руси назван Медным Лбом, а в сказке братьев Гримм – Железным Гансом. Откуда взялись эти имена?

Медный Лоб, «масенжный дзядок», «мужичок руки железны, голова чугунна, сам медный», «железный вор», по мнению Проппа, никакой связи с металлами, кроме названия, не имеет. Ученый невнимателен: пойманного Медного Лба сажают в железный столб, выполняющий апотропеическую функцию. Изловленные сказочным царем враги (чаще всего в типе «Животные-зятья») сажаются в бочку, обитую тремя железными обручами (змей из сербской и болгарской сказок), или заковываются в железо (Кощей, Баш-Челик, огненный царь), а царевич выпускает их на волю, как и Медного Лба. В словацкой сказке в железных оковах сидит знакомый нам Железный мних (монахом он назван из-за черной одежды, указывающей на представителя мрака). В русской легенде Христос упрятывает Сатану в подземелье под скалой, заковывает в 12 железных цепей, запирает 12 железными дверями и 12 железными замками. Перед концом света Сатана разорвет эти цепи и выйдет на свободу.

В мифологии та же судьба постигла греческого титана Прометея, грузинского богатыря Амирани, армянского человека (или злого духа) Артавазда и скандинавского Локи, закованного в цепи богами. Ввиду сходства имен Локи и правителя Утгарда они были приняты Саксоном Грамматиком за одно лицо: «Отсюда пришельцы могут видеть мрачную, отталкивающего вида камеру, в глубине которой сидит Утгарда-Локи. Его руки и ноги скованы чудовищного размера цепями. Мощное зловоние почти сбивало с ног осмелившихся приблизиться». Есть предположение, что Саксон Грамматик опирался на более древний миф, чем Стурлусон, отделивший друг от друга Локи и его тезку-великана.

Утгарда-Локи в цепях. Иллюстрация Л. Му (1898)

Но вернемся к Медному Лбу. Афанасьев в своей трактовке его образа железный столб не учел, но отметил сходство эпитета «масенжный дзядок» с именем белорусского хранителя медных кладов. Где клады, там и подземелья.

Железный Ганс после поимки содержится в железной клетке. Но его имя могло быть просто заимствовано братьями Гримм у их предшественника А. Вульпиуса, автора сказки «Железный человек» (1791). В немецких городах Мюнстер, Кельн, Оснабрюк и их окрестностях рассказывают легенду о коллеге Железного Ганса – дикаре по имени Гринкеншмидт, живущем под землей, в глубокой яме, заросшей травой и кустарником, и держащем там кузницу.

Полученные данные не дают права вселить Железного человека в подземелье с сокровищами. Но он там и не нужен. В исходной версии типа 562 под землей находились другие существа, а джинн и Железный человек были внесены туда позднее как зарекомендовавшие себя помощники. Нам важно было продемонстрировать хтоническую сущность Железного человека и его беззащитность перед колдовскими манипуляциями. Образно выражаясь, джинну и Железному человеку легко накинуть на шею железный ошейник и повести за собой, как послушных собак.

Внимательный читатель давно догадался, к чему клонит автор, недаром сославшийся на Платона. Ну а знатоки исландских саг, прибереженных мною напоследок, прекрасно осведомлены, кто и куда лазает за сокровищами и с кем он там общается. Трех примеров будет довольно.

Аудун рассказывает Греттиру о кургане, в котором покоится Кар Старый, выходящий из могилы и пугающий окрестных жителей. Греттир берет с собой Аудуна и идет к кургану. Он копает без передышки и, наконец, вламывается в подземную гробницу. На полу валяются конские кости – все, что осталось от «вестника» Проппа, – а на седалище сидит мертвец, огромный, как все могильные жители. Но Греттир не ради острых ощущений туда спустился. «Там была сложена груда сокровищ – золото и серебро, а под ноги ему (мертвецу) поставлен ларец, полный серебра». Ни куртка, ни колыбельная Греттиру не помогут – Кар нападает на него сзади, но после упорной схватки герою удается свалить противника на землю «со страшным грохотом». Дежурящий снаружи у веревки Аудун, заслышав грохот, в страхе убегает. Греттир отрубает голову поверженному мертвецу и приставляет ее к ляжкам. С грехом пополам он выкарабкивается наверх и вытаскивает за собой сокровища (Сага о Греттире, 18).

Хёрд разрывает курган мрачного Соти, имевшего при жизни репутацию великана. Героя сопровождают несколько человек, и двое из них падают замертво от зловония, исходящего из вскрытой гробницы. Спускаться вниз никто не желает. «Я полезу в курган, – говорит Хёрд, – но только пусть будут моими три сокровища, которые я там выберу». И просит Гейра подержать веревку. В потемках Хёрд не находит сокровищ и зовет к себе Гейра с огнем (огнивом?) и восковой свечой. Хроар и Хельги остаются следить за веревкой. Совместными усилиями Хёрд и Гейр взламывают дверь в боковой склеп. В ноздри им бьет удушливый запах, а зажженный ими огонь гаснет. При слабом, сочащемся откуда-то свете они различают ладью с сокровищами и сидящего внутри мертвеца отвратительного вида. Когда Гейр прикасается к сокровищам, разъяренный Соти вскакивает и так сдавливает Хёрда, что тот едва не теряет сознание. Хёрд срочно велит Гейру «засветить свечу и посмотреть, что будет с Соти. И как только свет упал на Соти, он лишился силы и рухнул на землю». Хёрд срывает с руки обессиленного противника золотое запястье, а Соти изрекает пророчество: «Знай же, что это запястье принесет тебе смерть, тебе и всем тем, кто им завладеет, пока оно не достанется женщине». Кладоискатели донимают говорливого мертвеца светом свечи, и он забивается глубоко под землю. Кроме запястья, Хёрд присваивает себе меч и шлем Соти. Вдвоем с Гейром они выволакивают из кургана сундуки с драгоценностями, так как Хроар и Хельги, обезумев от страха, убежали (Сага о Хёрде и островитянах, 15).

Конунг Траин, «великий берсерк и могущественный волшебник, был похоронен в кургане с мечом, в доспехах, с большими сокровищами». По слухам, его зарыли живьем. Шесть суток команда кладоискателей раскапывает курган, пока их взорам не предстает мертвец на троне, «синий и толстый, весь в золотых сияющих одеяниях». Он яростно вопит и тушит ненавистный ему огонь. Оговорив свое право на три сокровища, Хромунд в одиночку залезает в курган. Траин безмолвствует, и тогда герой сам вызывает его на бой: «Я забрал твои сокровища, а ты сидишь тихо, мерзкий пес? Что с твоими глазами? Ты не видишь, как я взял этот меч, ожерелье и множество твоих драгоценностей?» Наевшись из котла, набитого мертвыми телами, призрак вступает с Хромундом в единоборство. Герой дразнит соперника, а тот превращается в тролля, запускает когти в затылок Хромунда и сдирает ему плоть с костей до поясницы. Однако герою удается выстоять, отрубить призраку голову и сжечь его тело на костре. Перед казнью Траин успевает немножко пофилософствовать: «Долго я жил в моем кургане, не расставаясь со своим богатством. Но сокровище не приносит добра, как думается». Хромунд берет себе чудесный меч, кольцо и ожерелье (Сага о Хромунде сыне Грипа, 4).

Стеблин-Каменский составляет схему подобных эпизодов в сагах: долгое раскапывание кургана; спуск в него на веревке; страшное зловоние в нем; схватка с могильным жителем, охраняющим клад; бегство того, кому было поручено охранять веревку. В рассказе о добывании клада из кургана ученый видит вторгшуюся в сагу волшебную сказку. Мне же он представляется былью, повлиявшей на волшебную сказку.

Черты будущей сказки легко угадываются. Находит, в частности, объяснение внезапная истерика заказчика. Его надо убрать из сказки – не может же он удрать, как стерегущие веревку люди! Три ценных предмета, возможно, аукнулись тремя сундуками в трех комнатах. Огня могильные жители чураются, а не прибегают на огонек как помощники. Но происшедшая с ними перемена оправданна: мертвец у Платона не реагировал на грабеж, мертвецы в сагах дерутся с грабителями, сказочные хранители клада приручаются ими. Поэтому в сказки введены собаки, джинн, Железный человек – они, хотя и связаны с подземным миром и даже с мертвецами, не враждебны, а исполнительны. Огонь заставляет их прислуживать человеку, а мертвецов огонь обезвреживал.

Сага в данном случае превзошла в мудрости сказку. Сокровища, добытые в кургане, за редким исключением, не идут на пользу своим владельцам – их всех ждут неприятности или гибель, как и охотников за золотом Нибелунгов. Герои сказок распоряжаются богатством с хитроумием и беззастенчивостью колдунов, управляющих темными силами.

Признаюсь, мне не по душе ни «Огниво», ни «Аладдин» – уж очень их удалые герои напоминают современных дельцов, выбившихся «из грязи в князи». В скандинавском народе бытовали иные представления о духах, обеспечивающих достаток.

Норвежская драгедокка привязывается к человеку в горах, приходит на хутор и начинает забрасывать его деньгами, продовольствием или приносить удачу. Пользование услугами драгедокки приравнивается к колдовству, и виновника могут даже побить камнями. Один хуторянин, нашедший в лесу куколку, принес ее в дом, и она стала одарять его серебряными монетами. Избавиться от нее удалось, только вернув на прежнее место. Вот и солдату следовало бы пойти к дуплу и кинуть вниз огниво, вызывающее глазастых собак, а не развлекаться подбрасыванием людей в воздух!