Вампир древности

ы явились свидетелями многовековой тяги различных существ к крови — загадочной субстанции, наделенной мощнейшим потенциалом. Охочи до крови и духи, обитающие на горних высотах, в подземных глубинах, на грешной земле, и люди, поклоняющиеся, прислуживающие духам, защищающиеся от них или погруженные в заботы о себе самих. Триста лет назад в пеструю компанию кровопийц затесалось существо, окрещенное упырем (вампиром), чья неуемная жажда крови постепенно вознесла его над всеми. Оно успело побывать в роли живого духа и мертвого человека, пока, наконец, в наши дни не заняло место среди граждан цивилизованного мира.

Мы будем пользоваться собранной информацией о крови и кровопийцах и уделим пристальное внимание остальным свойствам упыря. Их немало выявилось за три минувших столетия, и они затмили само питие крови. Одному из этих свойств даже пришлось посвятить четвертый раздел.

Такой заголовок не совсем корректен. Кем был русский упырь, неизвестно, а вампира обозвали вампиром в XVIII в. Но ряд кровососущих монстров мы вправе считать предками восточноевропейского персонажа, и именно в ранге таковых они описаны в литературе о вампирах. Это не люди и не животные, а духи, которым не воздавались божественные почести и не приносились жертвы, как древним богам и русским упырям, но которые сами нападали на человека, чтобы заполучить его кровь.

Царица ночи. Месопотамский рельеф из Британского музея (1800–1750 до н. э.). По одной из версий, на нем изображена Лилит.

Древний Вавилон, Китай, Индия, Древняя Греция и Рим — все они знали о демонических существах, пьющих кровь. Шумерам были знакомы эдимму — бестелесные призраки, высасывающие жизнь из спящего человека, и кровососущие акшары, которые скитались в темноте, убивали новорожденных младенцев и беременных женщин. Их позднейшими аналогами стали духи Лилу, Лилиту и Ардат Лили, давшие имя злому женскому демону Лилит, чей образ был усвоен иудейской демонологией.

Наведение порчи на младенцев, питие их крови и высасывание мозга из костей — древнейшее из занятий Лилит, описанной в Талмуде как волосатое (Эрубин 18б) и крылатое (Нидда 24б) существо. Большое значение иудеи придавали каббалистическим заговорам для рожениц, защищающим их от нападения демона. Один из популярнейших заговоров рассказывал о святом, заставившем Лилит назвать все свои девять имен и поклясться, что она не повредит роженице и младенцу, если увидит эти имена в доме (в форме амулета или письменного заклинания).

Лилит подозревалась также в охоте за мужчинами, чью кровь она, однако, не пила, а совокуплялась с ними, чтобы родить от них детей. Впоследствии получила развитие легенда о первой жене Адама по имени Лилит, и демон обрел облик прекрасной, соблазнительной женщины. В эпоху Возрождения популярностью пользовались многочисленные рассказы о любовных похождениях Лилит. Она соблазнила бедняка из Вормса, прикинувшись царицей Савской, и заморочила голову каббалисту Иосифу делла Рейна.

Древнекитайские цзян ши («окостеневшие, неподвижные трупы»), демоны-мертвецы, пожирающие людей, угодили в число кровопийц недавно. Мариньи возводит их к VI в. до н. э., но Де Гроот, заслуживающий большего доверия, говорит, что до XVIII в. ни один китайский текст не упоминает о цзян ши как об охотниках за человеческой кровью. Ученый приводит случай из сборника «Цзы бу юй». Описанный в нем цзян ши выбирается из могилы, летает по воздуху, похищает и съедает маленьких детей. Звон колоколов, не прерывающийся ни на минуту, заставляет демона кружиться вокруг своей могилы. С наступлением утра он падает на землю обессиленный, а крестьяне подбирают его и сжигают. Цзян ши наделены способностью превращаться в волков.

Апологеты теории заимствований вампиров не изучали, но в наши дни многие думают, что кровососущие чудовища родились не в Европе, а в Индии. В пестрой индуистской демонологии запутаться недолго. Многие тамошние монстры — веталы, живущие в деревьях и на кладбищах и способные вселяться в мертвые тела; пишачи, вредоносные демоны, насылающие болезни; ракшасы, бывшие грешники или ночные оборотни, принимающие облик птиц, — действительно пьют человеческую кровь, но это не главная составляющая их рациона питания (ракшасы так прямо зовутся каннибалами). Образы демонов женского рода — чепиди и чурелы, выпивающие кровь из спящих мужчин, — испытали влияние более древней (Лилит) или собственной (богиня Кали, в чью свиту входит чурела) традиции и на европейского вампира повлиять не могли.

Древние греки знали о склонности демонов к кровавым трапезам, и в их мифах много персонажей, не равнодушных к человеческой крови. Однако ни змееволосые горгоны, дочери титана Форкия, разрывающие людей на части, ни керы, дети богини Никты, кидающиеся на раненых в пылу сражения, в прямом смысле слова кровососами не являются. Они могут быть отнесены к той же категории людоедов-призраков, что и эдимму, акшары, веталы, пишачи, ракшасы.

Греческие ипостаси Лилит — эмпуса (дневной демон) и ламия (ночной демон). Эмпуса, привидение из свиты богини Гекаты, похищало младенцев и преследовало юношей. Оно появлялось главным образом в полдень в слепящем свете солнца и, согласно Аристофану (комедия «Лягушки»), могло менять обличье: бык, мул, прелестная женщина, страшный пес, чудовище с пылающим лицом и медной ногой. Ламия, в отличие от Лилит, высасывала кровь не только детей, но и юношей. Поначалу жертвы ламии представлялись спящими, но в Средние века ее, как и Лилит, наделили сексуальным аппетитом: кровожадные ведьмы «подстрекают молодых людей вступать с ними в телесное общение, и после того как эти юноши истощат силы в распутстве, они пожирают их».

Ближайшей античной родственницей восточноевропейского упыря выступает, пожалуй, стрига (лат. strix, strigis; греч.), давшая имя румынскому (стригой) и силезскому (стржига) кровососам. Этот демон в обличье птицы имел общее имя с совой-сипухой, с которой его путали греки и римляне. Впервые слово strix использовал Плавт в комедии «Псевдол» (191 г. до н. э.), обозначив им отвратительную приправу к блюду. У Горация «перья мрачных филинов (strix)» — ингредиент приворотного зелья (Эподы 5: 20), а Сенека поселяет этих существ в Тартар (Геркулес в безумье 687). Овидий пытается отделить сипух от маскирующихся под них ведьм:

Гарпия. Рельеф собора в Фиденце (Италия, XII в.). Близкая родственница средневековой стриги.

Антонин Либерал в «Метаморфозах» вновь смешивает демона и птицу. Боги превращают в филина несчастную Полифонту, которую Афродита лишила разума и которая родила от медведя двоих сыновей-людоедов: «Полифонта стала филином (strix), кричащим по ночам и живущим без еды и без питья; голову он опускает вниз, а лапы держит высоко вверх и служит для людей вестником войны и смуты» (21: 5). О любви филина к крови ничего не сказано.

Имя стриги, как и ламии, вошло в лексикон средневековой демонологии. Термин striga (stria) был знаком франкам и лангобардам, чьи церковные проповедники осуждали народные верования в таких ведьм, готовящих в котле варево и пожирающих внутренности человека. Против верующих в стриг и ламий направлены эдикт короля лангобардов Ротара (643) и капитулярий императора франков Карла Великого (787). Бурхард Вормский писал о женщинах, которые в определенные ночи отправляются на свои сборища верхом на животных: «Народная глупость именует такую ведьму (striga) Хольдой». Пико делла Мирандола в XV в. использовал слово strega для именования ведьм, в частности сосущих кровь у детей.

Кровососущая женщина-демон, именуемая Стрия (в переводах часто используется слово estrie), присутствует в сборнике Сефер Хасидим («Книга благочестивых»), составленном в Германии в XII–XIII вв. несколькими поколениями раввинов, прежде всего Иегудой из Регенсбурга (1140–1217), и впервые опубликованном в 1538 г. Стрия была создана в «сумерках» (в канун первой субботы Творения). Находясь в комнате с двумя женщинами, заболевшая Стрия хотела напасть на ту, что спала («распустила волосы и хотела взлететь, и высосать желала кровь спящей»), но была вовремя остановлена ее бодрствующей подругой. «Поскольку не сумела она нанести вред другой, умерла Стрия, так как надобно той, что происходит от крови, глотать кровь из плоти». Интересно указание на происхождение Стрии от крови. Получается, евреи приписывали его демону, а не человеку. Может, поэтому автор Книги Бытия устранил кровь из описания процесса сотворения Адама?

Следом говорится о Стрии, явившейся одному еврею под видом кошки. А в оксфордском манускрипте (MS Oxford 1567), автором большинства текстов которого считается Иегуда, описана процедура обезвреживания лежащей в могиле Стрии: «И нет иного средства, кроме как вогнать кол ей в рот и в землю. Тогда не станет она более чинить вред. И по этой причине надобно наполнить ее рот камнями».

Авторы «Молота ведьм» называли веру в стриг и ламий «бредом одураченных дьяволом отдельных безумцев». Стрига ассоциировалась исключительно с ведьмой — главным вампиром Средневековья, а служители Церкви и власть имущие на Западе уже тогда не желали признавать факт вампиризма.

В среде инквизиторов родился и первый «бунт против крови». Оказывается, крови лишали не только вампира, но и самого дьявола! «Как это может быть, чтобы дьявол, дух, не нуждающийся в питании и поддержке, желал чужой крови? — задавался вопросом знаменитый Мэтью Хопкинс и отвечал: — Он не ищет их (ведьм. — А.В.)крови, поскольку может жить без этой поддержки, но приходит к ним и берет у них кровь, чтобы усугубить проклятие ведьмы и не дать ей забыть о заключенном договоре». А чем же в таком случае занимаются фамильяры? Поскольку в их тела вселился дьявол, они сосут кровь ведьмы и, надо думать, принимают ее в себя, раз дьяволу она не нужна. Хопкинс превратил-таки бедных зверушек в кровопийц!

Авторы, лучше Хопкинса осведомленные о древней «кормежке», понимали, насколько для дьявола важна кровь и заключенная в ней душа ведьмы, над которой он получал власть. А специалисты вроде Генри Холлиуэлла, магистра искусств Кембриджского университета, предпринимали забавные попытки осмыслить «кормежку» в свете современных им (1681) научных данных. По словам Холлиуэлла, демоны «настолько распутны, что при продолжительном выделении частиц могут исчезнуть и, следовательно, нуждаются в питании, чтобы восстановить часть исчезнувших атомов, что и делается путем сосания крови и жизненных сил этих несчастных… И нет никакого сомнения в том, что этим нечестивым демонам доставляет одинаковое удовольствие высасывать теплую кровь людей и животных, как бывает приятен для здорового и бодрого телосложения глоток чистого и свежего воздуха».

 

Вампир Восточной Европы

О месте крови в вампирских преданиях Восточной Европы мы достаточно сказали во вступительной части. Осталось невыясненным, зачем вампиру кровь в таком количестве, что она превращает его в раздутый мешок и вытекает из трупа. Мы знаем, что кровью постоянно кормятся боги, демоны и мертвецы, которые нуждаются в «жизни» своих жертв или в их душах. Пьющие кровь живые люди ею лечатся и с ее помощью достигают кровного сродства. Они могут, как ведьмы, выступать посредниками между жертвой и демоном, искать единства с богами (питие крови животных), с Богом (Евхаристия), преследовать любовные (питие менструальной крови) и неясные ритуальные (средневековые евреи) цели. Наконец, они могут возбуждать себя (питие крови врага) или терять разум от жестокости (тираны, маньяки).

Какие из этих побуждений усвоил вампир? «Жизнь» ему необходима. Возможно, он даже охотится за душами. Но кое в чем вампир отличается от богов, насыщавшихся кровавыми жертвами. Он не пьет кровь мертвеца. Эта кровь безвредна для духов и для их служителей, но опасна для человека. То, что вампир нападает только на живых и высасывает кровь постепенно, чтобы жертва не сразу умерла, говорит о его сходстве с кровопийцами из мира людей.

Фольклорный вампир не ищет ни с кем единства и вообще не религиозен (в массовой культуре он обретет эти черты), он не дает пить свою кровь духам. Он не жалуется на свое здоровье, но предпочитает кровь здоровых людей: маленькие дети, молодожены, молодежь брачного возраста, женщины. Кровь не гарантирует сродство вампира с жертвой. Жертва становится вампиром, но не испытывает симпатии к виновнику этой метаморфозы, да и своей кровью вампир в фольклоре никого не поит.

Правда, вампир привязан к земным родичам, чью кровь он употребляет, чем и сводит их в могилу. Один из корреспондентов Кальме писал, что «эти кровопийцы стараются истреблять людей только своей фамилии». Кашубы делят вампиров на тех, кто преследует только своих кровных родственников («вещие»), и на тех, кто нападает на чужих людей. Связь с бывшей семьей дала путевку в жизнь вампиру, помогающему по хозяйству или ухаживающему за скотиной, который, впрочем, попадается нечасто. По заключению Виноградовой, репутацию помощника по дому вампир унаследовал у «доброго» покойника (умершего родственника).

За своими врагами, бывшими и существующими, вампир целенаправленно не гоняется, но страстность убийцы ему присуща, как, впрочем, и всем демонам. Менструальная кровь вампиру не по вкусу (и эта черточка роднит его с человеком), но в любовных историях он участвует.

Итак, безудержный аппетит вампира свидетельствует о его принадлежности к миру мертвых и даже к миру духов, но вкусы и пристрастия позволяют считать его неумершим человеком. К сожалению, ни исторические, ни фольклорные данные о вампирах ситуацию не проясняют.

Двоедушник. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010).

«Тела упырей в могилах не разлагаются, не гниют, — уверенно пишет Зеленин, — это мнение нужно признать общераспространенным там, где только знают об упырях». Фромбальд в своем отчете подчеркивает, что из могилы Плогойовица «ни в малейшей степени не исходил зловонный запах, обыкновенно присущий мертвым». Кальме, признавая нетленность тела вампира, говорит тем не менее об отвратительном запахе, исходящем из его гроба. Леон Алаччи, описывая в своем трактате De quorundam Graecorum Opinationibus (1645) греческого предшественника вампира под названием burculacas (от слов «дурная черная грязь» и «сточная канава»), тоже обращает внимание на сопровождающий его запах нечистот. В какой же стадии умирания пребывает этот, с позволения сказать, покойник?

Теперь сведения о призрачности вампира. В статье Е.Е. Левкиевской говорится, что вампир южных славян «в первые сорок дней после похорон невидим или показывается в виде тени, ветра, имеющих очертания животного или человека». Сербский этнолог Т. Вуканович рассказывает о верованиях цыган из Косова. Цыганский вампир (мулло) невидим для большинства людей. При определенных условиях его могут заметить только близнецы — брат и сестра. В трактате Кальме многие пострадавшие от посещения вампира жалуются на белое привидение, везде следующее за ними. О присутствии вампира часто сигнализирует синеватый огонек.

Призрачность вампиру к лицу — она объясняет его ловкость и скрытность, но плохо сочетается с избытком выпитой крови. Каким образом наполненная кровью масса незаметно проникает в дом? Из быличек о колдунах заимствовано следующее объяснение: внутри человеческой кожи нет костей, а только забравшийся туда дьявол. Поэтому вампир легко пролезает в маленькие отверстия, например в замочную скважину. Ну а кровь куда девается? Остается признать, что дьявол — именно он! — ее поглощает.

Злой дух вселился в тело человека еще при жизни, но в ту пору человек был не вампиром (кровь не пил), а колдуном, вором, убийцей, блудником, пьяницей и т. д. Этот грешник мог родиться с двумя душами (двоедушник) — человеческой и демонической. После его смерти вторая душа не умирает, поэтому двое душник становится вампиром и в течение сорока дней (варианты: девять дней, три месяца, год) бродит по ночам, пьет кровь людей и скота. А дальше — внимание! — «от выпитой крови оставшаяся в живых нечистая душа двоедушника набирает силу и материализуется». В данном контексте кровь ассоциируется не с душой, а с плотью! Вначале душа бесплотна (призрак), а затем, напившись крови, обрастает плотью и у нее даже появляются кости («ходячий» покойник). Вампир делается видимым. Непонятно лишь, куда исчезла первая душа (разве она смертна?) и что сталось с умершим телом.

В Польше и на Украине вторая душа может временно покидать тело двоедушника еще при жизни и вредить людям. Так возникла вера в живых упырей. Но они не кровопийцы! Кровь им не нужна, поэтому они лишь занимаются всякими гадостями. Такой живой упырь может таскать на плечах своего покойного коллегу — того самого, чья не умершая душа мается в гробу. В Подольской губернии мертвый упырь не вредил людям, так как не мог ходить без помощи живого упыря, и даже приносил им пользу различными предсказаниями. «Такой упырь, собственно говоря, никогда не умирает; когда его похоронят, он появляется в другом месте и начинает вновь предсказывать будущее». Интересно, как ему удается не умирать без крови?

В описании внешности вампира преобладают антропоморфные черты «ходячего» покойника, чье тело не подверглось тлению. Поэтому в былинках его зачастую трудно отличить от живого человека. Выходец с кладбища нагоняет идущего или едущего мужика и запросто навязывается ему в попутчики. Он носит одежду, в которой его похоронили, а саван оставляет возле могилы. В Болгарии ходящие по домам вампиры по- свойски бранятся, плюются и устраивают беспорядки. Обнаруженный в могиле вампир сохраняет земные привычки — издевается над собравшимися, гримасничает, курит трубку.

Для распознания вампира существует ряд примет. Важнейшая из них — красное от выпитой крови лицо и красные глаза. О человеке с красным от опьянения лицом кашубы и сербы выражаются: «Красный как вампир». Краснота — не специфически вампирская черта. Красные глаза имеет сказочная ведьма и другие обитатели мира мертвых. Шотландский гоблин Красная Шапка (Красный Колпак), низкорослый коренастый старик, специально пропитывает свой головной убор человеческой кровью. Кровь далеко не всегда окрашивает вампира в красное. Например, умершая принцесса из сказок не теряет своей черноты, хотя и пьет кровь часовых, охраняющих ее гроб (польская сказка «Королевна-упырь»). Отлученный от Церкви греческим епископом «черен лицом» (рукопись из храма Святой Софии в Фессалониках), а ведь он — верный кандидат в вампиры.

Южные славяне думают, что вампир не отбрасывает тени, но болгары, дежурившие по ночам в ожидании нападения вампиров, видели, как «самые активные из них отбрасывали свои тени на стены той комнаты, в которой сидели умиравшие от страха крестьяне». Остальные приметы — огромный рост, крупная голова, небольшой хвост, нарост под коленом, провалившийся нос, отсутствие бровей и т. п. — варьируются в зависимости от местности, где обитают вампиры. Полая спина — признак множества демонических существ мирового фольклора, в том числе кровососущих — албасты и убыра.

Можно ли считать визитной карточкой вампира удлиненные клыки? Наверное, нет. Зубы у него крепкие, стальные, как у «ходячего» покойника, но ранки на теле жертвы он оставляет не только ими, но и длинным заостренным языком. Будущего вампира, лежащего в колыбельке, можно распознать по двойному ряду зубов или просто по развитым зубам (например, силезского демона стржигу), однако зубы свидетельствуют о его двоедушии, а не об умении кусаться.

Вампир может выглядеть как призрак (существо иного мира, не обязательно аморфное), а не как человек — носить свою голову под мышкой, иметь на плечах голый череп, в котором горит огонь, или походить на гибрид человека и зверя. Много обличий у сербского, македонского и болгарского караконджула (греческий калликанзарос), кровососущего родича вампира, предстающего в виде получеловека-полуконя черного цвета, чудовища на белом коне, одноглазого и одноногого мужчины с рогами и хвостом, водянистой субстанции, карлика, старухи с железными зубами и длинными ногтями, животного, невидимой силы — ветра или голоса. Румынский стригой имеет длинные когти, покрытое волосами туловище, мохнатый хвост, а иногда — конские копыта, волосатые руки и звериную пасть.

В поверьях сербов, болгар и румын вампир принимает облик животного, которое перескочило через его тело перед погребением, — кошки, собаки, курицы, реже — коровы, белого коня, ягненка, жабы и др., но к родственникам он приходит в облике человека. Крестьяне Киевской губернии полагали, что вампир может оборачиваться мышью или ящерицей и покидать свою могилу через маленькое отверстие. Но, как правило, вампир показывается под видом птицы, волка, а в поздних верованиях — летучей мыши. Все три образа заимствованы: птица — у ведьмы, волк — у оборотня, летучая мышь — у самой летучей мыши, которую сочли вампиром.

Крылатость и умение летать были присущи кровососам древности (Лилит, цзян ши, индийские и греческие призраки, стрига), поэтому мы можем допустить, что вампир унаследовал их оттуда транзитом через ведьму. Поляки, по свидетельству Ржачински, представляли женщину-упыря крылатой или покрытой перьями. Русские упыри летали по воздуху, а украинские даже перевозили на себе ведьм на шабаш. Болгарские нави (наваци) описываются в виде огромных голых птиц. Они летают по ночам в бурю и дождь, «на злых ветрах», пищат и кричат, сосут кровь беременных женщин и детей.

Стржига. Современная интерпретация.

Силезцы вслед за греками и римлянами совместили стригу (стржигу) с совой, которая обитает в темных лесах, убивает одиноких путников, высасывает их кровь и поедает внутренности.

Устойчивость ассоциации «вампир — птица» доказывает наличие ряда летающих кровососов у других народов мира. Особенно славятся ими Филиппины и Малайзия. Здешняя колдунья асванг (мананангал) в обличье крупной птицы садится на крышу дома и высовывает язык с острым концом. Им она прокалывает яремную вену жертвы, а кровь высасывает через трубчатые полости языка. Демон женского рода лангсуяр, пьющий кровь у детей, умеет перелетать с дерева на дерево. Злой дух пенанг-галан, представляющий собой отделенную от тела женскую голову со свисающими внутренностями, перелетает от дома к дому, издает высокие резкие звуки, пытается подобраться к новорожденному ребенку и его матери, чтобы высосать их кровь.

Оборотень и вампир. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010). Тень волка-оборотня похожа на человека, вампир не отбрасывает тени. Но эти правила действуют не всегда.

Восточноевропейский волк-оборотень, размножившись, приобрел кучу наименований, часть из которых была присвоена вампиру. Настоящие волки (или овладевший их телом демон) редко пьют кровь, но кто этим занимается — оборотень в своей волчьей ипостаси или вампир, обернувшийся волком, — определить невозможно. Приведу далеко не полный список имен восточноевропейских оборотней, схожих с вампирами: волколак, варколак, вовкулак, вриколак, вирколак, виколак, вуколак, вукодлак, вурвулак. Неудивительно, что А.С. Пушкин ввел в обиход свой вариант для обозначения упыря — вурдалак (искаженное сербохорватское «вукодлак»). Сербы называют вукодлаком именно вампира, а болгары под волколаком понимают и вампира, и человека — оборотня. Поскольку большинство украинских упырей начальствуют над ведьмами, а не рыщут в поисках крови, здешний кровопийца вовкулак, атакующий скотину, обернувшись волком, собакой или кошкой, может считаться оборотнем.

А вот занимающийся тем же самым румынский приколич уже относится к «роду упыря» (Потебня), поскольку в Румынии много кровососов.

На первый взгляд имеется одна черта, позволяющая отличить вампира от оборотня. Вампир лежит в гробу, оборотень живет в деревне. В связи с этим у славян даже возникло поверье, что человек, который при жизни был оборотнем, после смерти станет вампиром. Но поскольку вампира извлекли из могилы и отправили в мир, а оборотню продлили жизнь за гробом, из которого он тоже может вылезать, путаница возобновилась с удвоенной силой. Саммерс, исследуя этимологию греческого слова vrykolakas, выяснил, что в древности им обозначали оборотня, позднее — вампира, а новые греки называют так воскресший труп. В общем, как гласит украинское поверье, волколак сожительствует с ведьмой, и у них рождается упырь. Чтобы не вникать в эту генеалогию (хватит с нас гибрида зомби с привидением!), забудем о вампире в обличье животного.

Чем еще занимается вампир, кроме сосания крови? Восточнославянские упыри едят человечье мясо. Эту черточку они унаследовали у «ходячего» покойника или у кого-нибудь из древних людоедов. На Руси великаны не водились, но в Западной Европе они потребляли не только мясо, но и кровь (по Афанасьеву, скандинавский йотун — это «пожиратель», а турс — «опивала»). Питием детской крови изредка занимался гуль — персонаж доисламского фольклора, пожиравший трупы. Гагаузский кровопийца обур, или хобур (от турецкого слова «обжора»), обязан своим происхождением именно гулю.

С легкой руки Гесиода в число кровососов, нападающих на ратников, включили саму Смерть. Эту репутацию она сохранила за собой и на Руси. В тексте лубочной картины Аника дразнит ее бабою: «Что ты за баба, что за пьяница (намек на высасывание крови)! Аз тебя не боюсь и кривой твоей косы и оружия твоего не страшусь». В русской быличке к мужику, нашедшему деньги на кладбище, является Смерть и требует вернуть их: «Отдай мои деньги, а не то я тебя съем!» Но деньги уплачены попу за похороны жены. «Смерть схватила мужика и понесла на кладбище к яме и там начала грызть его. Тотчас сбежалось к ней много других (!) смертей, и все набросились на мужика и ну грызть его» (ср. с кладбищенским пожиранием трупа в новелле Э.Т.А. Гофмана «Вампиризм», 1821).

Гуль. Современная интерпретация.

Умерший саамский колдун приходит на дом к двум своим дочерям, съедает поданное ему угощение, а потом и самих хозяек. Петрухин называет его равком, «саамским вампиром», но, по верному замечанию Михайловой, вампиры не питаются тем, что едят люди. А вот у коми упыри выслеживают пьяниц и втихаря сосут у них кровь.

Аналог саамского равна — греческий vrykolakas, худой, истощенный, изнемогающий от голода. Он не гнушается ни яйцами, ни домашней птицей. Его коллега с Кипра sarkomenos — законченный каннибал, его имя означает «объевшийся плотью». Саммерс, поведавший об этих монстрах, при всей своей неразборчивости не решился назвать их «настоящими вампирами». Оно и понятно: людоедство — не вампирская привилегия.

С питием крови конкурируют удушение человека, его придавливание по ночам и вызывание у него болезней. Эти свойства глубоко укоренены и в устной традиции, и в письменных источниках. О давлении на грудь и остановке дыхания жертвы писал Фромбальд, о жалобах на одышку, лихорадку и ломоту в конечностях — Глазер, об удушении — Флюкингер и его комиссия. Славяне вручили лавры ночного душителя домовому, отняв их у мары — более древнего существа, которое, в отличие от домового, еще и сосет кровь из сердца.

Родословной мары я коснулся в «Страшных немецких сказках», там же мы выяснили, что мара охотится за душой спящего, так что его (ее) интерес к крови оправдан. Мара оборачивается птицей и кровососущим насекомым, после его (ее) укуса всегда остается кровавая ранка.

Вообще мара — самое загадочное чудовище древности, чей образ с течением времени расплылся и чьи свойства оказались унаследованы домовым, ведьмой и упырем. Украинцы называют марой ведьму, чехи, тяготеющие, как и вся Центральная и Западная Европа, к мужскому образу мары (карлик), смешивают его с вампиром, к этому же склонны поляки (змора). Лишь румыны внесли новизну в образ своего мороя. В полном расхождении с данными мифологии они решили, что тезка и преемник мары — незаконнорожденный сын, плод греховной связи или в позднейшей вариации — живой вампир, в отличие от стригоя — вампира мертвого. Однако в румынском фольклоре уцелела и архаическая трактовка мороя как призрака.

Одновременно с вампиром свойства мары переняла южнославянская вештица, больше похожая на ведьму. Когда живая вештица спит, ее душа летает в виде бабочки или мухи, душит людей и пьет их кровь, питается мертвечиной, поедает сердца, вынутые из спящих детей, похищает плод из материнской утробы или из чрева коровы. Как и любая ведьма, вештица обожает ребятишек. Черногорцы думали, что желающая стать вештицей должна была прежде скушать своего ребенка, а затем уже могла поедать чужих детей.

Живительно, но процесс усвоения вампиром (или ведьмой) статуса ночного демона свершился и в фольклоре татар. Их албаста может насылать болезни и ночные кошмары, она «наваливается на татарина и давит его во время сна… пьет при этом кровь из сердца».

Ночные похождения вампира не только лишают здоровья его жертв, но и вызывают эпидемии, стихийные бедствия, засухи, неурожаи и т. п. В Польше вампир названивает в колокол и выкрикивает имена крестьян: кто его услышит — умирает. Эти повадки были издавна присущи и маре, и «ходячему» покойнику, и ведьме. Болезни же чаще других приносили с собой сестры-лихорадки. Проглоченные человеком, они пили его кровь изнутри. Женщины-лихорадки, персонифицирующие озноб, ломоту, судороги, «по миру ходят, отбивают ото сна, от еды, сосут кровь, тянут жилы, как червь…». Не исключено, что питие крови, которое медики прописывали больному, было призвано утолить жажду лихорадки. Напившись крови, она покидала исстрадавшееся тело.

В славянских заговорах упоминается некий демон Гилло, повелевающий двенадцатью (число варьируется) лихорадками. Одесский, ссылаясь на Веселовского, возводит это существо к мифам Древней Греции и считает его женщиной-вампиром, угодившей затем в известный роман М.А. Булгакова под именем Гелла. Прислужницами Гилло, возможно, являлись древнерусские берегини, три сестры, названные вместе с упырем среди тех, кому язычники поклонялись и «клали требу». Гипотеза интересная — она дает путевку в жизнь кровососущему персонажу женского рода, независящему от ведьмы (стриги), — но дело в том, что летописные берегини соседствуют не с одним упырем.

Караконджул. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010).

В Софийском сборнике «погании» поклоняются также «огневи и камению и рекам, и источником, и берегынам, и в дрова». Эта компания подходит скорее природному духу, чем вампиру.

Вампир обладает сугубо ведьмовскими навыками: вредит домашним животным — не только пьет их кровь, но и гоняет по ночам лошадей, портит молоко у коров. Подобно домовому он разбрасывает по дому вещи, путает нитки в ткацком станке, разливает воду. Подобно водяному он затаскивает людей в омут. В Закарпатье функции отсутствующего в местных поверьях водяного исполняет некий двойник обычного упыря, а в Сербии и Черногории прослеживается тесная связь с водой караконджула. Трудно представить восточноевропейского кровососа, сидящего в воде, но в других регионах он и вправду там сидит. Кроме албасты, можно упомянуть речных духов Северной Англии — Пег Поулер и Дженни Зеленые Зубы с их неутолимой жаждой человеческой крови, а также японского Каппу (известен с XVIII в.), уносящего свою жертву под воду, съедающего ее внутренности и выпивающего кровь.

Подобно «прыгунам», обитающим на лесных тропинках, на перекрестках, около кладбищ и мостов (см. «Страшные немецкие сказки»), украинский упырь наскакивает на человека сзади. Прыгучесть свойственна и караконджулу, под тяжестью которого человек уходит в землю. В свою очередь некоторые «прыгуны», например германский Ауфхокер, могут высасывать из жертвы кровь.

Но самое, пожалуй, непривычное для вампира занятие — нападение на солнце и луну. У южных славян и украинцев вампиры организуют солнечные и лунные затмения. Они попросту съедают небесные светила, или, как говорится в сербском памятнике 1262 г., «егда убо погибнеть луна или слнце, глють влькодлаци луну изьдоше или слнце». Румынский варколак, чье имя упоминается в труде «Семь таинств церковных» (1645) Варлаама, митрополита Молдавского, не столько кушает луну, сколько пьет ее кровь. «Краснота — это кровь луны, которая течет из ртов варколаков и растекается по луне», — пишет Г.Ф. Чаушану в «Народных суевериях в Румынии».

О луне, превратившейся в кровь, неоднократно говорится в библейских и апокрифических источниках (Иоиль 2: 31; Вознесение Моисея 10: 4; Деян. 2: 20; Откр. 6: 12). В народных поверьях красный цвет луны объясняется тем, что она приняла в себя кровь Авеля (по другой версии, луна — это голова Авеля), то есть варколак, по сути, повторяет преступление Каина-кровопийцы.

Вукодлак. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010).

Откуда взялась кровь на луне, установить невозможно, как и происхождение многочисленных лунных жителей (см. «Ужасы французской Бретани»). Предположительно ненависть к светилам вукодлак и варколак переняли у змея или дракона (чувашский вабур тоже поедает луну). Однако вампир имеет больше оснований не любить солнце и луну. В отличие от змея он зависит от смены дня и ночи.

Зависимость эта — отголосок призрачного бытия вампира. Средневековые призраки разлетались по своим гробам с криком петуха. Вампир не может удаляться от кладбища, от могилы, куда он обязан возвращаться, и поэтому терроризирует лишь близлежащие деревни. Петушиный крик заставляет его исчезать или повергает на землю в бесчувствии. Вампир южных славян может преодолевать большие расстояния после того, как у него отрастают кости, то есть когда он делается «ходячим» покойником.

В абсолютном большинстве случаев вампирами становятся бывшие люди. Даже если под видом человека является злой дух, ему необходимо человеческое тело, чтобы воспользоваться им. Оно остается без изменений или принимает уродливые черты. Сомнения вызывает лишь новое тело двоедушника, образовавшееся благодаря выпитой крови, но и оно выполнено «под оригинал». По какой же причине человек превращается в вампира или отдает свое тело в распоряжение злого духа?

Вампиризм в фольклоре бывает врожденным, приобретенным и инфекционным. С существованием последнего согласны не все исследователи. Урожденный вампир может проявить свои наклонности при жизни (редко встречающийся живой кровопийца) или после смерти (двоедушник, силезская стржига, болгарский устрель). Он появляется на свет в результате прелюбодейной связи, несвоевременного зачатия, неправильного поведения при беременности, инфернального секса (ведьма и волколак, ведьма и черт). Вампирское будущее грозит младенцу, родившемуся в «сорочке» или «рубашке». Так в народе называют амниотическую оболочку, окружающую тело новорожденного.

Младенец, «в сорочке» как будущий вампир. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010).

В «Начальной летописи» за 1044 г. записано, что полоцкий князь Всеслав был зачат с помощью волхвований и рожден с «язвеном» (по-видимому, «сорочкой») на голове. По совету волхвов князь всю жизнь носил свой «чепчик», чем объяснялась его кровожадность и умение обращаться в волка и лютого зверя («Слово о полку Иго- реве»). В.Ф. Райан предположил, что летописец имел в виду именно упыря. Кашубский «вещий» рождался с точно таким же «чепчиком», а румынский стригой, повзрослев, натягивал свою «рубашку» на голову, чтобы стать невидимым. Если же родители желали избавить свое чадо от участи вампира, они должны были оповестить о «сорочке» всех соседей, а лучше сжечь ее и впоследствии дать ребенку выпить пепел, растворенный в святой воде.

По всей Европе (и на Востоке тоже) плодная оболочка воспринималась, во-первых, как знак удачи и счастья, ожидающего младенца, во-вторых, как указание на его сверхъестественный дар. Ее засушивали, хранили в виде амулета и даже приносили в церковь к священнику с просьбой поместить на престол. «Стоглав» (глава 41, вопрос и ответ 26) не разрешал священникам заниматься этим под угрозой запрета в служении. Я не вижу здесь противоречия с верой в вампиров. Славяне всегда благоговели перед магическими способностями ближнего своего (колдун, знахарь, упырь) и спохватывались, когда ближний оказывался чересчур агрессивным. Обладатель «рубашки» предсказывал судьбу, видел духов, дружил с вилами и русалками, искал подземные клады, защищал себя и других от пуль, баловался любовной магией. Ну а после смерти приходил глотнуть кровушки облагодетельствованных им сельчан.

В обширнейшем списке кандидатов в вампиры нет ничего для нас оригинального. Он знаком нам из книг о привидениях. Это всякого рода грешники, умершие неестественной смертью, жертвы неправильного, несвоевременного погребения и казусов, случившихся на похоронах, — что-то уронили, кто-то пробежал или проскакал, кому-то отдавили ногу и прочая чепуха.

Гораздо важнее понять, может ли стать вампиром укушенный (зараженный) этой тварью человек. При положительном ответе вампир обретает черту, не свойственную ни привидению, ни зомби, ни ведьме, ни маре, ни кровососам древности. Фольклорные данные о вампирских эпидемиях крайне скудны. Михайлова предположила, что заражение посредством укуса — явление «относительно позднее и кристаллизовалось уже во времена странной эпидемии вампиризма в Европе в XVIII веке». Но разве существуют более ранние сведения о вредителях, именуемых вампирами? Ничего нет, кроме таинственного упыря и тех, кого можно счесть вампирами лишь потому, что они похожи на вампиров XVIII в.

Ученые исходят, как правило, из следующей аксиомы: если в современном деревенском фольклоре или фольклоре столетней давности нет информации об эпидемиях, значит, ее не было и раньше. Неужели австрийцы выдумали эпидемию? Или сербские крестьяне, которых они опрашивали, в дальнейшем отказались от веры в заразительность вампирского укуса?

Милица, героиня рапорта Глазера, колдуньей не была, «не верила в дьявольщину и не занималась ею», следовательно, не могла сама превратиться в вампира. Заразилась она, отведав у турок мясо двух овец, умерщвленных вампирами. Другая женщина Станно «однажды намазала себя кровью одного вампира и потому, сказывала, по смерти станет вампиром». Арнонд Паоле (протокол комиссии Флюкингера) уверял, что его мучил (кусал, душил?) один вампир из Госсова (турецкая Сербия). Жители Медведжи говорили, «что все, кого мучили и умертвили вампиры, сами должны стать вампирами», равно как и те, кто ел мясо животных, кровь которых сосал покойный Паоле.

Но почему-то в книгах и статьях по фольклору XIX–XX вв. случаев заражений мало, особенно по сравнению с художественными произведениями и кинофильмами о вампирах. Караджич, а вслед за ним Афанасьев пишут об инфекционном укусе вукодлака. В карпатском регионе младенец, вымазанный кровью человека, улегшегося спать не перекрестившись, становится опиром (упырем), но укус другого вампира тут совершенно ни при чем. А из всех разновидностей восточноевропейского кровососа способностью заражать свою жертву обладает только стржига.

Разрешение этой загадки может быть следующее. Ввиду запретов властей на эксгумацию трупов слухи об эпидемиях постепенно угасли. Для любой деревни важным событием, за которое тоже по головке не погладят, стало обезвреживание одного-единственного упыря. Его боялись и подозревали при жизни, ему приписывали посмертные визиты, с ним, наконец, расправлялись (да и то редко). Где уж там бороться с эпидемией! Об этом крестьяне старались не думать. Ведь тогда бы пришлось допустить, что кладбища переполнены вампирами.

Попробуем осмыслить феномен заражения в свете тех данных, что мы собрали о крови и кровопийцах. Употребление вампиром и человеком мяса (и крови) одного животного, вероятно, восходит к совместной «кормежке» при жертвоприношениях. Если бы сербы следовали примеру евреев и сливали бы кровь животных, идущих в пищу, заражения могло бы не произойти. Сложнее понять заражение от укуса. Вампир (дьявол в его теле), выпивая кровь человека, лишает его жизни и обретает власть над его душой. Тело жертвы становится доступным дьяволу, но представляет ли оно интерес для него? Ведь крови в нем не осталось — не разумнее ли вселиться в свежий труп? Определенный смысл может иметь мотив договора. Как ведьма, отдавшая свою кровь дьяволу, охотится за кровью детей, так жертва вампира — за кровью новых жертв. Но ведьма — живой человек, полный сил и не связанный могилой. А откуда взять силы обескровленному трупу?

Позднее в литературе эта проблема разрешилась через кровное сродство: вампир стал сознательно обмениваться кровью с жертвой, причем жертва не всегда умирала. В фольклоре больной, намазываясь кровью вампира, напротив, заботился о своем излечении (об этом способе знал Мериме). Но это в теории, основанной на поздних рекомендациях по борьбе с ведьмой. На практике же Станно и Арнонд Паоле, мазнув себя кровью вампира, вполне закономерно сделались вампирами. Поэтому крестьяне, толпящиеся около трупа, протыкаемого колом, внимательно следили, чтобы на них не брызнула его кровь.

Средства защиты от вампира можно условно поделить на домашние, похоронные и кладбищенские. Чтобы защититься от вампира в домашних условиях, необходимо осенить двери и окна крестным знамением (в быличках упыри шатаются от хаты к хате в поисках подходящей), благословить детей на ночь, увешать дом чесноком или натереться им (он также защищает от вештиц), заткнуть щели терновником или боярышником, окурить помещение тимьяном и т. д. К уникальным способам относится помазание ребенка (взрослый на это не согласится) его собственным калом или калом свиньи, обкладывание его груди конским навозом.

О похоронных средствах мы распространяться не будем — они те же, что у привидений и «ходячих» покойников: четкое соблюдение ритуала, перетаскивание гроба с места на место, издевательства над трупом, загробная бухгалтерия — от рассыпания зернышек до разбрасывания женского белья (в том случае, если вампир погнался за девицей). Из всех травм, наносимых трупу, для нас интересно только его прокалывание иглой или веретеном. Продырявленный труп утратит дееспособность, поскольку выпитая им кровь будет вытекать из дырки.

Прежде чем прибегнуть к кладбищенским мерам борьбы с вампиром, нужно обнаружить его могилу. Если личность ночного кровопийцы не установлена, рекомендуют привести на кладбище вороного жеребца, который непременно остановится перед могилой вампира, не в силах ее перешагнуть (Кальме, Караджич). Когда могила найдена, можно выкапывать труп.

Повсеместно принятый способ уничтожения откопанного вампира — вбивание заостренного кола в его тело. Об этом говорят Фромбальд, Флюкингер, автор «Путешествий трех английских джентльменов» и все без исключения фольклористы. Кол вбивается в сердце, грудь, живот, спину одним ударом; иногда вбивается несколько колов. Та же расправа может ожидать и умершую ведьму с колдуном, но ассоциируется кол именно с вампиром. При ударе из трупа брызжет кровь, а вампир издает стон или звериный крик.

В основном кол вырезают из осины, реже — из терна, боярышника, дуба, можжевельника. Осина приняла в себя кровь Иуды, была проклята Христом или Богородицей. В сказках на осину вешают или придавливают ее корнями Бабу Ягу, Змея Горыныча, Смерть и болезни. Такие магические операции, по мнению ТА. Агапкиной, «как бы возвращают хтонический персонаж в его „мир“ и тем самым избавляют от него людей». Вероятно, та же судьба уготована вампиру, точнее — вселившемуся в его труп дьяволу. Но я бы не исключил и мотив «состязания» между духом дерева и духом кровопийцы. Правда, на эту роль годится скорее дерево благословенное, чем проклятое (ср. с происхождением чеснока).

Мотив «состязания» не исключен еще в двух случаях. В рот трупа вкладывают камень. Он лишает вампира возможности сосать кровь. Если помните, кол и камень упоминаются в Сефер Хасидиме, где их рекомендовано всунуть в открытый рот лежащей в могиле Стрии. В другом случае пострадавший кушает землю с могилы вампира. Так поступал, в частности, Паоле. «Надо бы мне поесть землицы с его могилы, а не то наверняка погибну», — озабочен герой рассказа Мериме «Ивко» (пушкинский «Вурдалак»). Надежда на помощь земли мне понятна, но зачем ее брать именно с могилы?

Прочие способы расправы с лежащим на кладбище вампиром ничем не отличаются от расправ над трупами беспокойных мертвецов: сожжение дотла (после того, как вбит кол), перезахоронение, отрубание головы, расчленение, обливание водой, выбрасывание в воду и т. д. В Болгарии, по уверению Саммерса, вампира заманивают в бутылку, но потом ее все-таки сжигают.

Скелет вампира в музее города Созополя (Болгария). Обнаружен в 2012 г. Многие восприняли его скептически, поскольку вместе с ним был найден скелет русалки.

В трактате Кальме описан весьма необычный способ обезвреживания, который взял на вооружение первый профессиональный борец с вампирами по прозвищу Венгерец. Будучи приглашен в одну чешскую деревню, Венгерец подкараулил вылезающего из могилы вампира, а затем украл и сжег оставленный им саван. Вернувшийся вампир полез за храбрецом на колокольню, но не смог его настичь и получил топором по лбу. Удара топора хватило, чтобы покончить с вампиром!

Ле Фаню, пересказавший этот эпизод в повести «Кармилла», счел удар по черепушке не слишком действенным. Похитивший саван «знатный господин из Моравии» поражает вампира мечом, но затем скатившемуся с колокольни чудовищу отсекают голову, вбивают в него кол и сжигают.

Перед тем как перейти к рассмотрению образа вампира в литературе и кинематографе, обратимся к недавним свидетельствам о вампирах. Их совсем немного. С привидением человек может общаться в дружеской обстановке, но встреча с вампиром предполагает, во-первых, нанесение кровавых ран, во-вторых, визит на кладбище с колом в руках. Запрет на подобные визиты и свел на нет веру в кровососущих мертвецов у славян и румын.

В середине XX в. собиратель фольклора Я. Мьяртан сообщал, что эта вера еще жива в Чехословакии. Относительно недавно в селе Челаковицы под Прагой было найдено кладбище, на котором покоились 11 мужчин в возрасте от 20 до 60 лет, чьи тела явно испытали на себе удары колом, ножом и другими орудиями (отделенная от туловища голова, сломанные кости, камень во рту). В селе Кисилево, родине Петра Плогойовица, ходят слухи о нападении на людей женщины-вампира по имени Ружа Жапуница. Зимой она завлекает припозднившихся мужчин на лед, выпивает их кровь, а затем топит трупы в проруби. В румынском жудеце (уезде) Долж были зарегистрированы пять случаев вампиризма — в 1927, 1938, 1995, 2002, 2004 гг., причем в четырех из них не обошлось без расправы над трупом.

Новая волна увлечения вампиризмом не миновала и Россию. Слово «вампир» (даже не «упырь», к возмущению Толстого) гораздо популярнее слова «привидение», хотя байки о кровососах варьируют порой западноевропейские предания о призраках. Приведу несколько примеров из книг И. Шлионской и Николаева.

После войны дети Поволжья жаловались на ночные визиты людей в немецком обмундировании (солдаты, погибшие в Сталинграде?), сосущих их кровь. Похоже, немецкая форма приглянулась не только вампиру из рассказа Форчун.

В 1958 г. на Сахалине два напарника, трудившиеся в лесничестве, присели выпить и закусить в удалении от мирской суеты. Один нечаянно порезал руку, а другой, привлеченный запахом крови, откусил собутыльнику ухо и нос. Вряд ли отыщется более красноречивое подтверждение мощи, заключенной в крови. Предпочесть кровь водке!

В 1985 г. некий дух, нуждающийся в человеческой крови, выбрался из валяющейся у реки дубовой колоды и напал на сельского школьника. Мальчик бесследно исчез — то ли дух скушал его целиком, то ли упрятал куда- нибудь в полено, на радость папе Карло.

Летом 1997 г. подводник, спустившийся на дно Финского залива, вскрыл емкость с почивавшим в ней вампиром и вынужден был обороняться от него перфоратором. Вампир укусил подводника за руку, которую затем пришлось ампутировать. Ни емкость, ни саму тварь обнаружить не удалось. Случай из разряда «концы в воду».

 

Эволюция вампира

Отгремели вампирские баталии в Сербии, улеглись придворные страсти по вампиру, и просвещенная Европа вздохнула с облегчением — с восточным «суеверием» покончено! Но торжество разума длилось недолго. Ему вновь грозил сон, а новые чудовища, популярностью стократ превзошедшие старых, зарождались не в умах и сердцах крестьян Востока, а в воображении романтиков Запада, не оставшихся равнодушными к выходцу из деревенской глуши.

Сначала мы выясним, какими внешними атрибутами и особенностями поведения наделяли вампира писатели и кинематографисты, а затем рассмотрим процесс внедрения фольклорного монстра в цивилизованное сообщество.

Литературные опыты XVIII в. посвящались в большей степени кровососам древности, а не героям минувшей эпидемии. Ватек, герой одноименной повести (1782) Уильяма Бекфорда, спознается с неким Индийцем — гяуром (кафир, неверный), пришельцем с того света, который требует плату за свои магические услуги: «Знай, что меня пожирает жажда, и я не могу открыть тебе, пока не утолю ее. Мне нужна кровь пятидесяти детей… Иначе ни моя жажда, ни твое любопытство не будут удовлетворены». Далее автор описывает жертвоприношение духу-кровопийце, привычное для ведьмы и сатаниста, но не для вампира, избегающего участия в религиозных и колдовских ритуалах.

И.В. Гете в «Коринфской невесте» (1797) романтически переосмысляет рассказ Флегонта из Траллеса о призрачной невесте, придав ей черты вампира, высосавшего кровь из юноши. Среди прочего поэт отмечает, что героиня «как снег бледна», «как лед хладна». Холодным телом обладает македонский вампир, а вот бледный вид можно считать первым штампом, которым наградили литературного кровопийцу. Настоящий вампир (условимся называть так персонаж фольклора) имеет красное, а не бледное лицо. Правда, бледность свойственна трупу, оживленному колдуньей Эрихто при помощи крови («Фарсалия»), но вообще она — прерогатива привидения. Ле Фаню, внимательно изучивший свидетельства о вампирах, имел повод заметить: «Мертвенная бледность, приписываемая этим выходцам с того света, не более чем мелодраматическая выдумка». Стокер же, как ни в чем не бывало, наделяет графа Дракулу «необыкновенной бледностью лица». Понятно, что с красной физиономией простолюдина за девушками не угонишься, а именно этим занимается большинство литературных вампиров.

Береника. Иллюстрация Г. Кларка (1916).

Румынский поэт Ион Будай-Деляну в поэме «Цыганиада» (1812) представил читателю стригоя, чей вид традиционно ужасен. Стая, пролетающая над залитыми лунным светом горами, состоит из существ «с черными крыльями, белыми лицами, алыми губами, жадных до крови». В этом описании возобладал тип вампира- призрака, напоминающий индийских и греческих чудовищ. Не обошлось без стригоек (румынских ламий) — «прекрасных дам, ломающих в своих ночных прогулках людские кости».

Лорд Рутвен из рассказа «Вампир» (1819) Джона Полидори — первый в чреде знаменитостей вампирского мира, лишивших восточноевропейский оригинал всей его уродливости. Никакой красноты и черноты! Никаких черепов, хвостов, дырявых спин, мерзких запахов и погребальных одежд! Внешний лоск, аристократичность манер, романтическая таинственность, притягательная задумчивость («задумчивый Вампир», по Пушкину). От мертвеца в нем только «мертвенный взгляд серых глаз» (даже не красных!). Родственников он не имеет, охотится за всеми подряд и показывается днем, хотя склонен к ночному образу жизни. Его жертвы умирают, но не становятся вампирами (о сербской эпидемии в Европе успели позабыть). Ну а кровь он высасывает, пуская в ход зубы: «Шея и грудь были залиты кровью, и на горле виднелись следы зубов, прокусивших вену. „Вампир, вампир!“ — с ужасом воскликнули все, указывая на отметину». Не может же столь галантный кавалер иметь змеиное жало! И язык как орудие укуса полностью уступает место зубам.

«Острыми зубами» скрежетал кровопийца в поэме Джорджа Байрона «Гяур» (1813). В новелле Эдгара По «Береника» (1833) «длинные, узкие, ослепительно-белые» зубы умершей девушки становятся объектом болезненной мании героя, усматривающего в них потенциальную угрозу для своей жизни (о вампирской сущности Береники не сказано). У чудовища из английского бульварного романа «Вампир Варни» (1847) зубы «выглядят устрашающе и выступают вперед, как у дикого зверя, ужасающе, ослепительно-белые, похожие на клыки».

Титульный лист первого издания романа «Вампир Варни» (1847).

В романе Стокера заостряющиеся зубы — верный признак начавшейся трансформации человека в вампира. В рассказе Ф. Кроуфорда «Ибо кровь есть жизнь» (1905) у вампира видны «два блестящих зуба», на которых сверкают капли крови.

Горло жертвы становится главным объектом внимания кровопийцы. Правда, Кларимонда из повести Теофиля Готье «Любовь мертвой красавицы» (1836) пьет кровь из пальца и руки юноши. Грудь, заключающая в себе элемент интимности, будет реабилитирована в XX в. Хрестоматией эпизод из рассказа Ф.И. Коулса «Вампир из Кальденштайна» (1938), в котором три кровососа спорят, откуда кому пить кровь — из горла, груди или ног жертвы.

Титульный лист первого издания повести А.К. Толстого «Упырь» (1841).

Шарль Нодье в прозаической поэме «Смарра, или Ночные демоны» (1821) попытался без особого успеха вернуться к образу античного кровопийцы с его ярко выраженным птичьим обликом. Злой дух Смарра «раскрывает диковинно изрезанные крылья, взмывает вверх, падает вниз, раздувается, съеживается и, вновь сделавшись мерзким карликом, сияющим от радости, вонзает мне в сердце тонкие стальные когти, с коварством пиявки пьет мою кровь, разбухает, поднимает огромную голову и хохочет». Ряд черт Смарры заимствован из южнославянского фольклора, в частности из поверий о летучих мышах — например, длинный хоботок, которым он прикасается к кровоточащему человеческому сердцу, «дабы хоть на мгновение утолить мучившую его нестерпимую жажду».

В своем победном шествии по Европе антропоморфный вампир сохранит умение летать. Но оборачиваясь летучей мышью, к людям он будет подступаться в обличье человека с острыми зубами, а не птицеобразного карлика с когтями и хоботком. Толстой в повести «Упырь» припоминает и ламию, и эмпусу, которые могут «принимать всевозможные виды». Однако бабушка Даши, подозреваемая в вампиризме, эти виды уже не принимает, зато на гербе ее рода красуется черная летучая мышь.

Летучая мышь, притаившаяся в темной комнате, пугает героя рассказа Д. Готорна «Тайна Кена» (1883) и прилетает отведать крови в рассказе Д.Х. Нисбета «Девушка-вампир» (1890): «Мне пригрезилась уродливая летучая мышь с лицом и локонами Ариадны, влетевшая в распахнутое окно и припавшая своими белыми зубами и алыми губами к моей руке. Я пытался прогнать этот кошмар, но не мог, ибо я, похоже, был связан и, кроме того, испытывал смутное удовольствие оттого, что тварь с отвратительным упоением пьет мою кровь». В рассказе Г.Б. Марриота Уотсона «Каменный склеп» (1899) летучая мышь оставляет на шее девушки красное пятно, а сведущий в зоологии герой утешает себя мыслью, что кровососущие зверьки водятся в жарких странах, а не в Британии.

Проспер Мериме, создавая мистификацию «Гузла, или Сборник иллирийских песен, записанных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине» (1827), опирался на трактат Кальме. Поэтому многие его фантазии, переложенные Пушкиным в «Песни западных славян» (1835), имеют под собой историческую почву. В очерке «О вампиризме», включенном в сборник, Мериме с уверенностью утверждает, что выходящий из могилы вампир «высасывает кровь из шеи» (но не из груди) или душит свою жертву. Достоверны сведения о причинах появления вампира, о нападении им на родичей, о трупах в гробах и т. д. Но, отдавшись художественному творчеству, Мериме не избежал вольностей.

Кадр из фильма «Жребий» (1974), экранизации романа С. Кинга.

В «Храбрых гайдуках» отец и два сына, осажденные врагом в горном ущелье, изнывают от голода. Старший сын плотоядно глядит на труп своей матери, а младший, угадав его намерения, спешно протыкает себе руку: «Выпей моей крови, Христич, только не совершай преступления. Когда все мы умрем с голоду, будем выходить из могилы и сосать кровь наших врагов». Что это за философия? В безумца и людоеда может превратить человека кровь, выпитая у мертвеца или у самого себя, в вампира — кровь, выпитая у вампира (да и то не в славянских поверьях). Но кровь брата может лишь придать ему силы и вампиром ни при жизни, ни после смерти не сделает.

Кармилла и Лора в парке. Иллюстрация М. Фицджеральда (1872).

В очерке «О вампиризме» мертвец, напавший на девушку, влезает в дом через окно, куда будет влезать в большинстве последующих произведений о вампирах. Старик Горча из толстовской «Семьи вурдалака» льнет снаружи к стеклу и не сводит с маркиза д’Юрфе страшных глаз. В другой раз маркиз снова видит его «мертвенное лицо, прижавшееся к окну». Взор жертвы из «Вампира Варни» прикован к окну, которое пытается открыть снаружи высокая худая фигура, стучащая по стеклу ногтями. Когда жертва впадает в ступор (автор намекает на возможность гипноза), стекло лопается, щеколда откидывается, и вампир проникает в комнату.

Кармилла в спальне Лоры. Иллюстрация Д.Г. Фристона (1872).

Первоначально окно было избрано из-за наглядности самого описания, позднее — ради близкого контакта между вампиром и жертвой (гипнотический взгляд, приглашение войти). Напомню, что настоящий вампир ищет не раскрытое окно, а маленькое отверстие (замочную скважину), через которое попадает внутрь. Но в окна любит заглядывать караконджул, пугающий детей и указывающий на того члена семьи, которому предстоит умереть в следующем году.

Кармилла из одноименной повести (1871) Дж. Шеридана Ле Фаню в окна не лазает, а как настоящий вампир преодолевает запертые двери. Автор привязывает ее к свинцовому гробу, затопленному кровью, где она почивает по утрам и где ее настигает расплата. Однако днем она расхаживает по дому и по парку, ничем не напоминая обитателя могилы, и даже употребляет в небольших количествах человеческую пищу. В семью жертвы она попадает по специальному приглашению. Приглашение будет возведено в канон Стокером, чей вампир «не может войти ни в один дом, пока кто-нибудь из домочадцев не позовет его».

Как и всем светским вампирам, Кармилле присуще гипнотическое обаяние. Вампир в состоянии загипнотизировать человека даже с портрета: «На меня были устремлены бездонно глубокие и гипнотически завораживающие глаза. Они были совершенно темными, но, казалось, вбирали в себя мою душу, а с ними жизнь и силу; беззащитный перед их взглядом, я был не в силах сдвинуться с места, и, в конце концов, меня одолел сон» (Нисбет. «Старинный портрет», 1890). Прием, использованный Нисбетом, позволяет предположить, что гипнотические способности вампир перенял у привидения, часто воздействующего на человека через портрет. С портрета взирает на свою жертву графиня Эльга из рассказа Ф. Хартмана «Подлинная история о вампире» (1909), больше напоминающая привидение (во всяком случае, до пития крови дело не доходит).

В романе Стокера взор василиска, коим наделен «дремлющий» в гробу Дракула, останавливает руку Джонатана Харкера. Графиня-вампир из рассказа Ф.Д. Лоринга «Могила Сары» (1900) очаровывает своих убийц с помощью голоса: «Иди ко мне! — шептал призрак. — Иди! Я дам тебе сон и покой… сон и покой… сон и покой».

Лежа в гробу, Кармилла сжимает будто бы в тиски запястье генерала, замахнувшегося на нее топором. Физическая сила и ловкость были присущи и лорду Рутвену. Все эти качества наряду с быстротой и стремительностью будут популяризованы Стокером, чей Дракула ловко спускается по вертикальной стене, прыгает с высоты и носится по комнате в пылу схватки с врагом. В фольклоре эти качества вампира не на виду, но ими сполна обладает «ходячий» покойник.

Ни в коей мере не усомнившись в значимости романа Брэма Стокера «Дракула» (1897), заметим, что она выразилась преимущественно в образе самого валашского господаря, которого автор извлек из многовекового забытья и окрестил графом. Примерно до середины XX столетия кровопийца с гордостью носил имя Дракулы, но затем граф был уравнен в правах с другими вампирами.

Процесс ломки фольклорного образа шел полным ходом, и, конечно, ирландский литератор не мог его остановить. Да он и не желал этого, поскольку ориентировался на вкусы викторианской публики, выискивающей в любом, даже в мистическом произведении героическое начало и любовную интригу.

Но и революционером Стокер не был. Он лишь систематизировал известные западному миру сведения о вампирах. Чеснок, распятие, святая вода и прочие средства защиты в литературе уже встречались, равно как и проникновение вампира в запертые помещения, изменение в размерах, умение ориентироваться в темноте, превращение в животных, наличие женщин, легко подпадающих под его обаяние, и мужчин, последовательно ему противостоящих (Ван Хельсинг). Из ограничений, мешающих полноценному существованию вампира, Стокер составил «вампирский этикет» (так он обозначен в романе «Леди в саване», 1909): вход по приглашению, отказ от угощения, неприязнь к церковным святыням, уход перед рассветом или с криком петуха.

Влад Дракула. Иллюстрация Г. Боргмана (1974).

Отсутствие у вампира тени не выдумано Стокером, но до него никто из писателей не обратил внимания на эту деталь. А вот отсутствие зеркального отражения лежит на совести ирландца. Знал ли он о затемнении зеркала кровью из глаза, о гипотезе Альберта Великого или ориентировался на бездушность самого кровопийцы? Или это плод ни на чем не основанной фантазии? Ведь Стокер собирался лишить вампира музыкального слуха и возможности быть нарисованным на бумаге, но потом опустил эти подробности. Между тем последняя из них была впоследствии переосмыслена авторами, решившими, что вампир не отображается на фотографии.

Довольно неожиданный вывод, если учесть, что наличие привидения выявляет именно фотосъемка.

Летучая мышь у окна спальни. Иллюстрация Г. Боргмана (1974).

Стокер не мог лишить Дракулу респектабельности, но постарался придать ему несколько инфернальных черточек. Дракула повелевает волками, летучими мышами, крысами, насекомыми, знает тайну кладов, способен управлять ветром, дождем и туманом. В его внешнем облике а-ля лорд Рутвен присутствует небольшое уродство. При свете горящего камина белые тонкие руки представляются грубыми, мясистыми, с короткими толстыми пальцами и растущими в центре ладони волосами. Волосатые ладони сохранились у Гамильтона Дина, первого исполнителя роли Дракулы в театре, но ничем остальным этот моложавый, гладко выбритый, одетый с иголочки красавец не напоминал фольклорного монстра.

Вампиры Полидори и Толстого вращались в свете и не испытывали тяги к гробам. Кармилла почивала в гробу и на большие расстояния не перемещалась. Стокер совместил две эти традиции, создав вампиру массу неудобств. Путешествуя из Трансильвании в Англию и обратно, Дракула возит с собой гроб и вынужден каждый раз куда-то его пристраивать.

Важнейшим изобретением Стокера является обмен кровью между вампиром и жертвой. Дракула реализует мотив кровного сродства, придающий сил жертве и обращающий ее после смерти в вампира. Действует граф насильственно, как туземцы арунта: «Он распахнул рубашку и длинными ногтями вскрыл жилу на своей груди. Когда брызнула кровь, он… прижал мой рот к ране, так что я должна была задохнуться или проглотить немного».

По мнению Михайловой, обмен кровью с лицом противоположного пола, а также склонность вампира (Люси Вестенра) к детской крови блестяще разрешают парадокс народных верований. Поскольку укус вампира заразителен, а надлежащих мер по борьбе с ним не предпринимается, все люди рано или поздно станут вампирами. Стокер же поставил ряд препятствий вампиру: он должен напоить жертву своей кровью и, будучи мужчиной (Дракула), предпочитает женщин (Люси, Мина), а будучи женщиной (три вампирши, Люси) — мужчину (Харкер) или ребенка. Но настоящий вампир, тоже, кстати, обожающий молодежь и детей, скован куда более крепкими узами. Он не таскает гроб по городам и весям, а привязан к своей деревне, чьи жители в случае угрозы могут ее покинуть (об этом писали еще австрийцы). Как и всякая нечисть, вампир водится в нечистых местах, хорошо известных в Восточной Европе. Упразднив их, светская культура сама создала проблему мировой эпидемии.

Не думаю, что Стокер осознанно решал ее. Он просто отдавал дань чувствам. Описания встреч Дракулы с Миной в спальне и вампирш с Харкером в замке — самые чувственные в романе. Но что мешает вампиру переключиться на свой пол? Да он и переключился в XX столетии! Тогда же жертва сама согласилась пить кровь вампира.

Ван Хельсинг пытается лечить пострадавших женщин переливанием донорской крови. Помимо физиологического аспекта (с кровью уходит жизнь), здесь не исключен мотив «состязания» между кровью мужчин-доноров и кровью, зараженной вампиром. По меткому замечанию Одесского, Ван Хельсинг похож не на врача, а на мага, утилитарно использующего даже Тело Христово (подобные борцы с вампирами расплодятся в наши дни). Его манипуляции с кровью восходят к колдовской практике древности.

Хотя лорд Рутвен, Кармилла и Дракула наделены повадками привидения, это, прежде всего, «ходячие» покойники, чья внешность облагорожена, а манеры усовершенствованы. Однако в литературе Запада существовал менее известный российскому читателю тип вампира- призрака. Например, вампирский зародыш из мира невидимого, дожидающийся возможности обрести материальную форму. Она предоставляется ему после того, как распеленали мумию (Э. и X. Херон. «История поместья Бэлброу», 1898). Или едва заметная глазу тварь, высасывающая кровь изо рта младенца в колыбели (Л. Ка- пуана. «Случай мнимого вампиризма», 1904).

Или уже упоминавшаяся нами «серая тень» из рассказа Форчун, по поводу которой один из героев выстраивает теорию об астральном двойнике, перепевающую народную веру в двое душника. Астральное тело, в отличие от демонической души из народных поверий, не может само питаться кровью и нуждается в материальном посреднике.

Граф Орлок тает в лучах восходящего солнца. Кадр из фильма «Носферату. Симфония ужаса» (1922). Гениальная выдумка Ф.В. Мурнау.

Заражение происходит не через питие крови, а через «связь с подсознанием» жертвы. Тень не заинтересована в смерти того человека (валлийского капитана), чьей душой она завладела. Человек делается вампиром и подкармливает овладевшую им тень кровью (автор теории говорит «жизненная энергия», но капитан пьет именно кровь, что видно и из названия рассказа). Таким образом, жертва вампира может, не умирая, стать вампиром, но при этом быть излеченной!

Вампиру-паразиту выносится следующее определение: «Труп, умерший не до конца». «Неумерший» («носферату») — так назывался первый фильм о графе Дракуле, снятый Ф.В. Мурнау в 1922 г. Это слово употребил Стокер, взяв его из книги «Страна за лесами» (1888) Э. Джерард — шотландки, проживавшей некоторое время в Трансильвании.

Элегантный Дракула в исполнении Б. Лугоши. Кадр из фильма «Дракула» (1931).

Скорее всего, слово «носферату», неизвестное румынам, было искажением местного nefartalu — «лживый брат», обозначавшего дьявола (по другой версии, оно произошло от греч. «переносящий болезнь»). Оно на удивление метко характеризовало вампира, объединявшего в своем лице привидение и «ходячего» покойника.

Мурнау стал изобретателем штампа о вреде солнечных лучей. Именно взошедшее солнце убивает графа Орлока (Дракулу) — он тает в свете проникших в окно комнаты рассветных лучей. Настоящего вампира страшит наступление дня, но свою силу он теряет от крика петуха. Даже те литературные вампиры, что почивают в гробу, не сторонятся солнца — к примеру, стокеровский Дракула появляется днем на улице Лондона (в зоопарке у клетки с волками). А предполагаемая вампирша леди Дакейн из упомянутого нами рассказа греется на солнышке в углу балкона!

Действие немого фильма Мурнау разворачивается в городе, а не в деревне, поэтому режиссер заменил петуха солнцем в расчете на визуальный, а не звуковой эффект. Его находка оказалась удачной и эксплуатировалась вплоть до современных боевиков, где вампиры взрываются или рассыпаются на солнце.

Есть ли у «взрыва» мифологические истоки? Есть, но очень смутные. Помните, как хан Кублай опасался проливать на солнце кровь своего дяди? В Вавилоне, Мемфисе, на Кипре выставить мертвое тело на солнце рассматривалось как величайшее оскорбление. Ашшурбанапал, забирая из гробниц кости царей Элама, лишает «их духов покоя, питья и пищи». Так же поступил иудейский царь Иосия с костями нечестивцев. «В то время, говорит Господь, выбросят кости царей Иуды, и кости князей его, и кости священников, и кости пророков, и кости жителей Иерусалима из гробов их; и раскидают их пред солнцем и луною и пред всем воинством небесным…» (Иер. 8: 1–2). Если солнце наносило вред умершим, могло ли оно повлиять на «неумершего»?

Граф Орлок в исполнении Макса Шрека, несомненно, находился на стадии умирания и жил в гробу. Он был лысым, уродливым, с заостренными ушами и длинными когтями. Однако «неумерший» Дракула недолго продержался на экранах.

В 1931 г. его сменил Дракула импозантный в исполнении Белы Лугоши, гораздо более отвечавший образу вампира Викторианской эпохи. Лугоши порхал по улицам Лондона, театрально взмахивая плащом, иронически улыбался, тщательно скрывая клыки, и ни разу не был показан выползающим из могилы, а лишь — вылезшим оттуда.

Зловещий Дракула в исполнении К. Ли. Кадр из фильма «Дракула» (1958).

Последующие экранизации романа Стокера американской компанией Universal снабдили Дракулу дочерью (в 1936 г.), сыном (в 1943 г.), невестами, многочисленными потомками, привнесшими в фильмы новые любовные коллизии, и без того там избыточествующие. Вампир заметно очеловечился, и статус мертвеца стал казаться многим неуместным и шокирующим. Дракула и теснившие его коллеги примеряли на себя маску сумасшедшего ученого («Дьявол-оборотень», 1940), доктора («Мертвецы могут двигаться», 1943; «Кровь вампира», 1938), мага-фокусника («Дикие привидения», 1941), африканца («Тень вампира», 1945), турка («Дракула из Стамбула», 1953), мексиканца («Вампир», 1959), агента коммунистов («Вкус крови», 1967) и др. В немецком сериале «Мунстры» (1960) вампир впервые выступил в роли комического персонажа наряду с Чудовищем Франкенштейна и оборотнями. Родословная «первого» вампира обогатилась в Новейшее время: вечный скиталец Иуда Искариот («Дракула 2000»), семь тамплиеров («Ночь вампиров», 2001) и др.

П. Кашинг в роли Ван Хельсинга. Кадр из фильма «Дракула» (1958).

Незначительная реакция на послевоенный сентиментализм наступила с 1958 г., когда британская компания Hammer Films открыла свою серию фильмов о Дракуле с участием Кристофера Ли. Кровь хлестала рекой, Питер Кашинг в роли Ван Хельсинга истово работал колом, но сам граф, хотя и приобрел длинные острые клыки и злодейскую внешность, по-прежнему выглядел красавцем мужчиной — высоким аристократом с седеющими висками и царственной осанкой.

Кашинг так увлекся, что принялся втыкать кол в местоблюстителей Дракулы («Невесты Дракулы», 1960), а затем и вовсе отделился от героя Стокера в роли Густава Вайля, руководителя братства по борьбе с ведьмами («Близнецы зла», 1971). В дальнейшем образ борца развивался параллельно образу самого вампира вплоть до негра Блэйда (комиксы 1970-х гг. и одноименный фильм 1998 г.), японца Ди (серия романов, начатая в 1983 г.) и американки Баффи (фильм 1992 г. и одноименный сериал).

Доктор Морбиус и его чудовищные компаньоны.

Свой вклад в формирование современного облика вампира внесли японцы, активно усваивавшие западную культуру. Поначалу они, как и европейские романтики, пытались ориентироваться на национальные традиции, например на легенду о кровососущей кошке из Нибешимы, которой были посвящены пьеса «Кошка-вампир» (1918) и одноименный фильм (1969). В легенде призрачная кошка вселяется в тело прекрасной девушки, как «серая тень» — в тело валлийца, но перед этим она убивает девушку. В фильме же убитые насильниками мать и дочь сами обращаются в черных кошек и пьют кровь убийц.

Злой вампир Лестат (Т. Круз) и добрый вампир Луи (Б. Питт). Кадр из фильма «Интервью с вампиром» (1994).

Американец Р. Мэтисон в книге «Я — легенда» (1954, впервые экранизирована в 1964 г.) не только предпринял попытку биологического анализа вампиризма, но и сделал важный шаг — постулировал факт прижизненного обращения в вампира. Переход от мертвеца к живому человеку осуществился благодаря научной фантастике, отвергающей мистицизм. Источником болезни сделался не демон, не дух, а… микроб, инфицирующий и живых, и мертвых. Главный герой Роберт Невилл приобрел иммунитет благодаря укусу летучей мыши, оставшись единственным на земле не заразившимся человеком.

В 1971 г. был снят запрет на изображение вампира в американских комиксах, и художники сразу же примкнули к кинематографистам. В результате научного эксперимента с участием кровососущих летучих мышей вампиром сделался доктор Майкл Морбиус, герой комиксов 1970-х гг. Он умел летать, гипнотизировал других людей, обладал сверхчеловеческой мощью, скоростью и повышенной чувствительностью.

Страдания доброго вампира. Кадр из фильма «Интервью с вампиром» (1994).

Впервые в одну кашу смешались несколько чудовищ (Человек-паук, Призрачный гонщик, Оборотень в ночи, Чудище), и кое-кому из них Морбиус противостоял. Нелепые баталии между вампиром и другими чудесными существами достигнут апогея в фильме «Лига выдающихся джентльменов» (2003), снятом по одноименной серии комиксов, фильме «Вампиры против зомби» (2004), мультфильме «Бэтмен против Дракулы» (2003) и т. п. На волне популярности этих нелюбок будет сочинена басня о древнем предании, согласно которому вампира может убить только оборотень — забавный вывод, если учесть, что в фольклоре их крайне сложно отделить друг от друга. От оборотня современный вампир, по-видимому, унаследовал боязнь серебра или серебряной пули.

Превратившись в живого человека, вампир неизбежно должен был усвоить его мораль, то есть сделаться добрым или злым. Наметившаяся прежде тенденция нашла завершение в серии романов Энн Райс «Вампирские хроники». Первый роман «Интервью с вампиром», опубликованный в 1976 г. и экранизированный в 1994 г, может считаться, как и стокеровский «Дракула», вампирской «библией» массовой культуры.

Райс подменила «неумершего» вампира бессмертным — тем, который мертвецом никогда не был. Только такой вампир — в полном смысле слова человек, без малейшего намека на призрачность, — мог занять центральное место в повествовании, стать героем психологической драмы, размышляющим, чувствующим, вызывающим симпатию или негодование читателя. Знаковую роль в книге Райс, по мнению С. Антонова, сыграл эпизод столкновения урбанизированных вампиров Луи и Клодии с их «культурным предком» — упырем восточноевропейского фольклора с «огромными глазами, выпирающими из голых глазниц, двумя маленькими отвратительными отверстиями вместо носа, разлагающейся кожей, обтягивающей череп, противными, гнилыми, толстыми от грязи, слизи и крови лохмотьями, висящими на скелете». Его легко убить, всадив камень в черепушку. Черепушка разлетается на куски, и вампир Старого Света окончательно умирает. Луи называет его «бессмысленным трупом». Действительно, труп тем и плох, что в него не вложишь никакого смысла, никакой морали, никакой психики.

Но как вампиру стать добрым или, по крайней мере, злодеем, испытывающим муки совести? Элементарно! Он должен перестать пить кровь людей, которых приходится истощать или убивать как свидетелей, и перейти на кровь, ну скажем, крыс или других малополезных животных. Эта кровь не очень вкусна, она не насыщает и не снимает усталость, но она позволяет вампиру жить и примиряет его, если он добрый, с самим собой. А древние вампиры могут годами обходиться без крови — они получили ее в избытке!

Райс отбрасывает за ненадобностью массу фольклорных деталей (чеснок, распятие, деревянный кол) и часть литературных (например, зеркало), но оставляет сон в гробу или склепе, ловко трактуя его не как привычку мертвеца, а как необходимость уберечься от солнечных лучей. В летучую мышь вампир не превращается, но он наделен даром левитации и прочими квазинаучными «штучками»: телепатией, пирокинезом и т. д. Он сохранил бледное лицо, которое может разрумяниться от выпитой крови. Еще один атрибут вампира Райс и всех его современных коллег — быстрые, неуловимые для глаза движения.

Проблема мировой эпидемии решается на уровне психологии. Укус вампира не ведет к заражению, а своей кровью вампир мало кого поит. Во-первых, процедура доставляет ему неприятные ощущения. Во-вторых, просто не хочется! Особенно не хочется доброму вампиру, знающему, как печальна участь бессмертных. Жертва же сама соглашается пить кровь и даже просит об этом.

Против употребления человеческой крови выступил и так называемый дампир, по совместительству — борец с вампирами. Предположительно его образ восходит к поверьям цыган, боснийцев и албанцев, согласно которым женщина может забеременеть от вампира (этой способности героя нашей книги будет посвящен четвертый раздел) и родить сына, чье имя происходит от албанских слов pirë («пить») и dhëmbë или dham («зубы»).

Блэйд, чернокожий герой популярных комиксов и фильмов, рожден на свет женщиной, укушенной вампирами. Из вампирских черт он сохранил только силу, быстроту, ловкость, дополненные на всякий случай солидным вооружением (речь о боевике, а не о романе с претензией на драматизм), но не бессмертие и не боязнь солнца и прочих неприятных вещей. Жажду крови он утоляет специальной сывороткой. Химические эксперименты с кровью продолжаются. В третьем фильме о Блэйде (2004) биологический вирус, соединенный с кровью «первого» вампира (Дракула под псевдонимом Дрейк), вызывает неожиданную реакцию. Не превращение людей в вампиров и не превращение вампиров в людей (это же боевик!), а бесповоротную смерть всех вампиров.

Мужественный борец со злом Блэйд (У. Снайпс), герой сериала (с 1998 г.).

Японский дампир Ди — еще один образчик доброго вампира, сопротивляющегося жажде крови и помогающего людям, несмотря на их неблагодарность. В романах С.В. Лукьяненко (публикуются с 1998 г.) добрые вампиры обходятся донорской кровью, а желающие достичь максимальной силы употребляют специальный коктейль — концентрат крови от 12 человек. Добывание человеческой крови строго регламентировано, а те, кто ее отдает, не испытывают ни боли, ни страха.

В серии фильмов «Другой мир» (выходят на киноэкраны с 2003 г.) вампиры, как правило, добрые, поскольку они воюют со алыми оборотнями (ликаны). Один из родоначальников вампиров категорически запретил им пить кровь людей. Сначала бедняги обходились кровью животных, потом перешли на синтезированную кровь, и, наконец, ученые создали для них клонированную кровь, наиболее приближенную к человеческой. Вместе с выпитой кровью вампир усваивает часть воспоминаний донора. Большинство укушенных людей бессмертными не становятся, а умирают мучительной смертью — так контролируется рост вампирской популяции.

В мультсериале «Время приключений с Финном и Джейком» (стартовал в 2010 г.) девушка-вампир Мар- селин настолько мила, что вообще не пьет кровь, а лишь высасывает красный цвет из предметов. Наконец, в фильме-антиутопии «Воины света» (2010) мировая эпидемия становится реальностью, и перед деградирующими кровососами встает проблема питания — доноров на всех не хватает. В условиях возросшего дефицита крови вампиры поневоле ищут ее искусственный заменитель и нарываются на вакцину, превращающую их обратно в людей. Вакцину разработали уцелевшие люди и благоразумные вампиры.

Марселин в кругу друзей. Кадр из мультсериала «Время приключений с Финном и Джейком» (с 2010 г.).

Психологическую инициативу Райс подхватили другие американские писательницы, и с 1990 г. серии вампирских романов и их последующие экранизации стали расти как на дрожжах. Естественно, в их эпицентре всегда любовная история, но ряд нововведений мы можем отметить.

Добрые вампиры из сериала «Сумерки» (с 2008 г.).

Серия «Дневники вампира» (публикуется Л.Д. Смит с 1991 г., сериал стартовал в 2009 г.) пополнила зоологический генофонд вампиров, изрядно захиревший за минувшее столетие. Разные вампиры могут оборачиваться вороном, волком, тигром, совой и даже котенком (вампир-девушка). Вампир не боится чеснока и святой воды, но не может пересечь воду движущуюся (река, ручей), опасается вербены и может быть убит колом, но не всегда. От солнечных ожогов он защищается с помощью чудесного кольца. Чтобы вампир не казался опасным — иначе как ему любить девушек? — его кровь наделена целительной силой.

Серия «Анита Блейк» (публикуется Л. Гамильтон с 1993 г.) знаменует собой небольшой уклон в традиционализм. Вампиры являются мертвецами, воскрешенными неведомой «силой». Они болезненно реагируют на огонь, распятие, святую воду, солнечный свет. Сильные особи могут бодрствовать и днем. Но эра чудовищ миновала, и эти персонажи не отстают от своих коллег из других серий в занятиях гипнозом и чтением чужих мыслей.

Злые вампиры из сериала «Сумерки» (с 2008 г.).

Серия «Вампирские тайны» (публикуется Ш. Харрис с 2001 г., сериал «Настоящая кровь» стартовал в 2008 г.) дает возможность вампирам пить искусственную кровь, еще более сближая их с людьми. Ограничения, накладываемые на вампира, примерно те же, что в серии Смит. Очень забавен ритуал превращения человека в вампира: надо не только обменяться кровью с вампиром, но и провести с ним ночь в могиле.

Серия «Сумерки» (публикуется С. Майер с 2005 г., кинофильмы снимались с 2008 г.) упраздняет практически весь «вампирский этикет»: чеснок, святая вода, религиозные символы, солнечный свет, серебро, зеркало, фотография и т. д. Вампир не спит в гробу и вообще никогда не спит! Феноменальные способности он сохранил. Физическая красота нужна ему для привлечения жертвы (ну и девушек тоже). Неожиданно всплыли красные глаза (в «Другом мире» они были ярко-голубые или желтые) — у злых вампиров, пьющих человеческую кровь. Вампир может кушать человеческую пищу, но должен потом вызвать у себя рвоту. Чтобы убить вампира, надо разорвать его тело на куски и сжечь, но человеку такое не под силу.

Еще одно ярко выраженное направление в современной литературе и кино — разделение вампиров на классы. О дампирах мы уже сказали. В японских комиксах (манга) «Хеллсинг», выпускаемых с 1997 г., действуют две разновидности кровососов — собственно вампиры и гули (в русскоязычной версии — упыри). Вампирами становятся девственники, укушенные истинным вампиром противоположного пола (отсылка к классике жанра), упырями — укушенные при несоблюдении этих условий или те, кого укусил неистинный, искусственно созданный вампир. Упыри многого не умеют и занимают низкое положение, прислуживая укусившему их вампиру, но размножаются они в геометрической прогрессии. Правила соблюдаются не всегда и вносят невероятную путаницу в комиксы.

В японских иллюстрированных романах (лайт-новел) «Кровь Триединства» (выходят с 2001 г., аниме-сериал вышел в 2005 г.) вампиры появляются в результате мутации, вызванной использованием ядерного оружия. Они научились обходиться искусственными источниками крови и называют себя не вампирами, а мафусаилами (по имени библейского долгожителя). За кровью самих мафусаилов охотятся легендарные крусники (колдуны, заклинатели).

Замысловатая классификация разработана авторами японской манги «Рыцарь-вампир» (публикуется с 2005 г., аниме-сериал вышел в 2008 г.). Она допускает существование вампиров, никогда не являвшихся людьми (человекообразные демоны?). Первую (высшую) категорию составляют те вампиры, чья кровь никогда не смешивалась с человеческой. Вторую — те, кто был рожден вампиром, но чья кровь изредка смешивалась с человеческой. В третьей группе пребывают обычные вампиры, регулярно смешивающие свою кровь с кровью человека. В четвертой — те вампиры, которые были когда-то людьми. В пятой — бывшие люди, утратившие рассудок после пития крови. Собственно, эти пятые и есть вампиры, известные нам из мифов и поверий. Может, поэтому все обращенные вампиры должны рано или поздно опуститься до низшего уровня? Шанс избежать этой участи имеет вампир-человек, отведавший крови укусившего его вампира. А у Стокера, придумавшего эту операцию, она, напротив, превращала человека в монстра.

В серии «Орудия смерти» (публикуется К. Клэр с 2007 г.) кроме полноценных вампиров, привычно враждующих с оборотнями, есть вампиры, не до конца обращенные, — те, кто вкусил крови другого вампира, но еще не умер и не выбрался из могилы (необходимый ритуал для обращения в вампира). Отличаются они, в частности, восприятием солнечного света.

Серия «Академия вампиров» (публикуется Р. Мид с 2007 г., первый кинофильм вышел в 2014 г.) оперирует — без какой-либо связи с оригиналом — именами румынских вампиров: морой (добрый) и стригой (злой) вкупе с вездесущим дампиром и очередным борцом (стражем). Бурная смесь экстрасенсорики и пантеизма усугубляется терминологической путаницей: каждый морой связан с одной из четырех стихий, но исходящий от него дух тоже назван стихией. Дух очень важен, обладающий им морой оказывает гуманитарную помощь нуждающимся в воскрешении («поцелованным тьмой»). Воскрешение устанавливает духовную связь между «поцелованным» и мороем, превращая последнего из убийцы в целителя, а из кровопийцы в некое подобие гуру.

 

Враг общества или добропорядочный гражданин?

К общественной жизни вампира привлекли задолго до его внедрения в массовую культуру. И даже задолго до эпидемии XVIII столетия. В древности термин «вампир», конечно, не использовался. Нехорошего человека называли кровопийцей, не имея в виду буквальное питие крови. Три примера из Библии. Кровопийцей назван Семей, сын Геры, злословивший царя Давида в пору его изгнания (2 Цар. 16: 8). И тот, кто обижает бедняков: «Хлеб нуждающихся есть жизнь бедных: отнимающий его есть кровопийца» (Сир. 34: 21). А блудницу вавилонскую, упившуюся «кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых» (Откр. 17: 6), мы уже вправе подозревать в насыщении кровью ввиду аллегоричности ее образа.

Мы не знаем, ругали или хвалили древнерусского писца Упыря Лихого, но вот Иван Грозный, направляя послание в Кирилло-Белозерский монастырь (издано в 1841 г., сохранилось несколько списков не ранее XVII в.), явно не благоволил ни к «злобесному ради псу» Василию Собакину, ни к «бесову сыну» Ивану Шереметеву, ни к «дураку и упирю» Хабарову. В.И. Даль имел основания трактовать слово «упырь», среди прочего, как «злой и упрямый, упорный, строптивый человек».

Отрицательная характеристика выносилась английским купцам, вкладывавшим деньги в экономику зарубежных стран, — «вампиры общества и расточители королевства». Она взята из книги «Наблюдения о революции 1688 года», впервые опубликованной в Англии в 1741 г. Новомодное словечко угодило туда именно при публикации. Оливер Голдсмит в «Гражданине мира» (1760–1762) наделил корыстного судью умением «сосать кровь, как вампир».

Ну а Вольтер, вдоволь посмеявшись над «суевериями» в «Философском словаре» (1764), объяснил, наконец, бестолковому читателю, кто на самом деле сосет его кровь: «Я признаю, в этих городах есть биржевые игроки, трактирщики, деловые люди, которые средь бела дня пьют кровь народа; они, конечно, испорченные, но не мертвые. И проживают эти настоящие кровососы отнюдь не на кладбищах, а в очень удобных дворцах». Однако звания вампиров заслужили не они и даже не короли, снисходительные к шалостям господина Вольтера, а «монахи, которые едят за счет королей и народа».

Лендлорд-вампир из Сан-Франциско. Политическая карикатура 1882 г.

Слово «вампир» полюбилось обличителям язв общества и до сего дня входит в их лексикон. В XIX в. своя «вавилонская блудница» появилась у основоположника марксизма. Это капитал, «мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живет тем полнее, чем больше живого труда он поглощает». «Мертвое и зоркое око, подземный, могильный глаз упыря» пристально следил за Л.Н. Толстым (А.А. Блок. «Солнце над Россией», 1908). Это реакционная бюрократия, с головой погруженная в «вездесущий, всевидящий, всеслышаший, всепроникающий, всеотравляющий туман кровососной власти» (А.В. Амфитеатров).

«Ирландский» вампир. Карикатура из лондонского журнала «Панч» (1885).

С бюрократией и царизмом покончено, но вампир бессмертен! На исходе 1917 г. Д.С. Мережковский писал: «Когда убивают колдуна, то из могилы его выходит упырь, чтобы сосать кровь живых. Из убитого самодержавия Романовского вышел упырь — самодержавие Ленинское». Для А. А. Богданова вампир все-таки остался порождением старого мира, но замаскировавшимся под реалии нового. Имя ему — «абсолютный марксизм». «Товарищей, попавших во власть злого призрака, мы пожалеем и постараемся вылечить, хотя бы суровыми средствами, если нельзя иначе. А с вампиром поступим так, как со всякими вампирами поступать полагается: голову долой и осиновый кол в сердце!» К сожалению, не всех товарищей удалось вылечить, но ведь и в фольклоре, и в литературе вылечивали далеко не каждого. Вампиры старого мира чрезвычайно ядовиты. Пришлось зараженным товарищам разделить судьбу чудовищ.

Карьера военного не заставила себя ждать. В.И. Лебедев-Кумач в связи с победой над Японией окрестил последнюю драконом, а поразмыслив — и вампиром:

Для Адольфа Гитлера, Н.С. Хрущева и Фиделя Кастро вампирами были плутократы, банкиры с Уолл-стрит и колониалисты. Позднее Гитлеру припомнили выкрикиваемые им оскорбления. Немецкий фильм «Джонатан» (1970) использовал вампиризм как метафору для обозначения подъема фашизма, а в одном из американских боевиков («Бладрейн 3: Третий рейх», 2010) героическая девица-дампир посрамила нацистов, которые заполучили ее кровь, чтобы сделать фюрера сверхсильным и бессмертным вампиром.

В 1993 г., во время распада Югославии, на сербском телевидении выступал некий специалист. Он доказывал, что вампиры (вукодлаки?) поднимутся из могил, чтобы разбить врагов Сербии, и призывал соотечественников запастись на всякий случай чесноком. Небезызвестный Ю.Д. Петухов включил в пеструю вампирскую компанию «осатанелые иудеобольшевистские полчища», «бесноватого Ильича», который при своем выходе из Мавзолея обретет ранг Вампира № 1, и его наследников — демократов: «Россия превращена в резервацию для вампиров. Русский народ — это „жертвенный скот“ для упырей, которые высасывают из него и кровь, и все соки».

Вампир. Иллюстрация Э.М. Лилиена (1903) к поэме М. Розенфельда. Богатый хозяин сосет кровь из шеи бедного портного.

Примеры политического словоблудия можно множить и дальше, но нас интересует не аллегорическая фигура, а существо, действительно пьющее кровь. Нашлось ли ему место в обществе смертных?

Сербский телеведущий был не так уж далек от истины. Фольклорному кровососу случалось выступать на защиту своей родины. Например, армянский Даханавар (Дашнавар) долгие годы не давал врагам преодолеть горное ущелье Ултиш Альто-тэм и захватить Армению: он нападал на них в ночное время, убивал и выпивал кровь. В упомянутой нами поэме «Цыганиада» стригои представляют собой не защитников, а захватчиков из Трансильвании, а сражается с ними альянс цыган и ангелов во главе с самим Владом Цепешем. По сведениям Элиаде, стригои устраивали ночные побоища, используя в качестве оружия топоры, косы и другие предметы крестьянского обихода. Битва завершалась рыданиями, всеобщим примирением и возвращением в могилы. Как видим, у инфернальных столкновений нашей эпохи имелись романтические аналоги.

Обложка петербургского художественно-сатирического журнала (1906).

Поклонники вампира стремились, прежде всего, сломать перегородки, отделяющие чудовище от цивилизованного мира, вытащить его с кладбища, переселить из деревни в город. С этой задачей культура XIX–XXI вв. успешно справилась, и первоначальный вампир уцелел только в мелких литературных произведениях и фильмах ужасов, причем в фильмы он угодил на позднем этапе эволюции, растеряв свои фольклорные черты. Кое-где уцелели прежние нечистые места (склеп, замок, лес и т. п.), но большинство современных вампиров от них не зависят, а нужные им гробы благополучно кочуют с континента на континент.

Постер фильма «Последний человек на Земле» (1964), экранизации романа Р. Мэтисона.

Первым в высшей степени социализированным вампиром является лорд Рутвен, выгодно отличающийся и от витающего в облаках привидения, и от озверевшего мертвеца. Кармилла же не просто нуждается в обществе, она активно ему противостоит как убийца, преследуемая в уголовном порядке. В интерпретации литературоведов граф Дракула стремится к приумножению числа своих подданных (не совсем понятно, как это стремление согласуется с его сосредоточенностью на английских девушках) и к войне с Богом и цивилизацией. Поэтому борцы с ним, возглавляемые белым магом Ван Хельсингом, ликвидируют не вредоносного кровопийцу, а «эсхатологическую угрозу» всему миру.

Вампиры всех стран, соединяйтесь! Кадр из фильма «Интервью с вампиром» (1994).

Яркий образец вампира новой формации, кровожадная миссис Эмворт из рассказа Бенсона, устраивает вечеринки, поет под фортепьяно, ухаживает за садом. «Она всегда была весела и жизнерадостна, знала толк в музицировании, садоводстве и всевозможных играх. Она всем нравилась, общение с нею для каждого из нас было подобно свету солнечного дня». В фильме Р. Полански «Бал вампиров» (1967) вампир Фон Кролок возглавляет светский бал, на который стекаются мертвецы из могил. Этот прием был повторен С. Соммерсом в фильме «Ван Хельсинг» (2004), где Дракула организует маскарадные балы в принадлежащем ему дворце в Будапеште.

В книге Мэтисона часть инфицированных вампиров пытаются организовать на зараженной планете общественное устройство, но они по-прежнему враждебны людям, точнее — единственному выжившему человеку Невиллу. Долгое время Невилл боролся с ними и — о, ужас! — уничтожал всех подряд, не разбирая, где хищник, а где новый, цивилизованный вампир. В конце концов, герой осознает (не без помощи женщины-вампира) правоту своих врагов, разделяет их скорбь по погибшим сородичам и… добровольно принимает пилюлю с ядом. Послевоенная идеология реабилитирует выходца из могилы, а предсмертная философия Невилла таит в себе зародыш будущего примирения вампира и человека.

По мере развития постмодернизма, размывающего границы между ангелом и бесом, вампир обретает все больше черт, привлекательных для массового читателя и зрителя: сострадательность, эмоциональность, неравнодушие к чужим нуждам, погруженность в будничные заботы. Вампиры Райс не только живут среди людей в особняках и отелях, плавают на пароходах и посещают оперу, но и занимаются поисками близких по духу… даже не знаю, как выразиться… существ, что ли? То есть других вампиров. Вместе они решают, как взаимодействовать с людьми, обмениваются психологическими наблюдениями (иногда без слов), устраивают философские диспуты о вечности.

Жизнь в вампирском сообществе регулируется сводом правил. Главное из них — запрет на уничтожение себе подобных, которое, однако, допускается в законодательном порядке (нарушителя выставляют на солнце). Добрые вампиры формулируют для себя новые правила, в первую очередь — запрет на уничтожение людей. Тем самым они делаются еще человечнее. Но и злые вампиры не отстают от них, ведь эмоции злых — жадность, зависть, ревность — также не имеют отношения к прежнему чудовищу. В мюзикле «Лестат» (2005), созданном на основе «Вампирских хроник», бывший злодей признает себя воплощением зла и молит Бога о прощении.

В непривычной обстановке приходится работать современным «монстрам». Кадр из фильма «От заката до рассвета» (1996).

Психологизация вампира, начатая книгой Райс, были продолжена романом Л. Абрузеса «Анемия» (1984), главный герой которого, будучи человеком, постепенно приходит к осознанию своей вампирской сущности, и романом Б. Хэмбли «Те, кто охотится в ночи» (1988), где затрагиваются различные аспекты восприятия реальности вампиром, обретшим бессмертие, но не стареющим и не меняющимся физически.

В фильме А. Феррары «Зависимость» (1995) девушка, укушенная вампиром, заметно превосходит по своему интеллекту обычного человека. Впав в зависимость от крови, она становится восприимчивее к проблеме насилия, которой столь озабочен современный мир. В результате героиня сама превращается в ходячую проблему — вампирский интеллект не препятствует ее низведению до животного уровня. Тема жестокости вампира, настойчиво изживающего в себе все человеческое, была продолжена в психологическом триллере «Жажда» (2009), снятом корейским режиссером.

В.О. Пелевин в романе «Empire „V“» (2006) заставил молодых вампиров осваивать две главные науки — гламур и дискурс, дающие возможность контролировать общество и нормально питаться. Целиком интегрированы в повседневность герои и героини американских книжных серий и сериалов. Они скрывают свои наклонности и маскируются под честных граждан. Те же, кто утратил всякую антипатию к людям, искренне мучаются из-за непонимания со стороны общества, не доросшего до толерантности.

Реакцией на психологическое направление в вампирской культуре стали фильмы, снятые в жанре фантастики и боевика под общим лозунгом «Бей гадов!». В романе англичанина К. Уилсона «Космические вампиры» (1976), экранизированном в 1985 г. под названием «Жизненная сила», вампиры попадают на Землю из космоса. Именно инопланетным существам, по мысли автора, посвящались старинные легенды. Удивляться этому не стоит — ко времени создания романа просторы Вселенной успели освоить наши легендарные предки и даже сами боги. Человечеству приходится мобилизовать все свои ресурсы, чтобы противостоять заразным пришельцам. Диалог ведется не на дипломатическом уровне, поскольку эра добрых инопланетян еще не наступила.

Японцы и китайцы тоже не церемонились с вампирами. В их фильмах с чудовищами расправлялись знатоки боевых искусств («Вампир Кунг-фу», 1972; «Легенда о семи позолоченных вампирах»), да и сами вампиры были не прочь попрыгать и помахать ногами («Мистер вампир», «Сногсшибательный вампир — кунг-фу», 1985).

Как раз в ту пору, когда Феррара вздыхал над девицей, склоняющейся к насилию, герои фильмов Р. Родригеса («От заката до рассвета», 1996) и Д. Карпентера («Вампиры», 1998) десятками отстреливали таких девиц и их компаньонов. К. Тарантино, сотрудничавший с Родригесом, так сформулировал идею вампирских боевиков: «Там нет никаких стенаний о муках вечной жизни, для поддержания которой нужна человеческая кровь, и всего этого ревизионистского вампирского бреда. Они просто стая монстров, и ты должен убить их как можно больше потому, что они хотят убить тебя».

Старший вампир (Б. Найи) и его воины. Кадр из сериала «Другой мир» (с 2003 г.).

Объявление войны вампирам было чем угодно, но только не возвратом к фольклорным истокам. Вампиры- «монстры» в не меньшей степени, чем вампиры-«душки», приобщены к благам цивилизации. К примеру, в фильме Родригеса они содержат… стрип-бар, где потребляют кровь проезжих дальнобойщиков и байкеров. Борцы Карпентера — шумная ватага «крутых» парней, священников и проституток — рыщут за вампирами по мотелям, заброшенным домам и тюрьмам Дикого Запада. Ну а вампиры Уилсона даже в космос улетели.

Плод фантазии Райс и ее единомышленников — организованные сообщества вампиров — пожалуй, самый устойчивый элемент современной вампирской культуры, в равной мере присущий драмам, боевикам, утопиям и фэнтези. В австралийском фильме «Жажда» (1979) приводится точная цифра — 170 тысяч членов братства вампиров, разбросанных по всему миру. Особенно много кровососов среди студентов. В студенческие братства могут вступить только избранные, их возглавляют харизматические лидеры (фильм «Братство вампиров», 2001), внутри братств царит строгая иерархичность («Рыцарь- вампир»).

Линкольн-вампир. Карикатура М. Моргана из газеты «Комик Ньюс» (1864). В фильме 2012 г. американский президент, напротив, борется с вампирами.

Сложнейшую по форме организацию вампиров придумали создатели «Другого мира». Она существует на протяжении столетий, и на ее поддержание направлено даже питие крови. Три лидера вампирского совета (ковена) сменяют друг друга по истечении каждых ста лет. Пока правит один из них, остальные двое пребывают в спячке (анабиозе). Уходящий на покой правитель поит кровью своего преемника. Вместе с кровью пробудившийся вампир усваивает информацию обо всех происшедших за минувшие годы событиях. У первичного ковена, основанного в Европе, есть штаб-квартира в замке вблизи Будапешта, а также заокеанский филиал. В распоряжении лидеров — некое подобие воинской элиты (Дельцы смерти), используемое для войны с ликанами. Главы ковена составили свод законов, по которым живут все вампиры, среди них — закон, запрещающий пить человеческую кровь.

Вампиры не остались в стороне от политики. Правда, отдельно взятую страну они редко защищают — не для того их извлекали с деревенского кладбища! — но выражают какие-то общественные или антиобщественные идеалы. Мы помним обеспокоенность Форчун по поводу варварских «теней» из стран, враждующих с Великобританией. Мариньи думает, что Дракула в исполнении венгра Лугоши был в свое время для американцев «символическим представителем ненавистного чужестранца, виновного во всех бедах общества», воплощал в себе разом и большевизм, и нацизм.

В упоминавшейся нами японской серии «Ди, охотник на вампиров» люди, находящиеся на положении рабов и источника пищи, мужественно восстают против своих господ — вампиров, побеждают их и после долгих тысячелетий рабства обретают свободу. В цикле романов Д. Манфреда «Последние вампиры» (1987) выжившие чудовища признаются в своем участии в важнейших исторических событиях, например в лютеранской Реформации.

«Вампиры» в Вашингтоне. Фото М. Осборна (2005). Представлены «особи» разного пола, расы и комплекции.

В фильме «Президент Линкольн: Охотник на вампиров» (2012), снятом по одноименной книге С. Грэма-Смита, будущий американский президент, чья семья пострадала от вампиров, неустанно борется с ними. Эти злодеи из числа плантаторов и работорговцев не только обижают маленьких негритят. Они задумали ни много ни мало превратить США в страну вампиров! Вампиры действуют традиционно — кусают родных и близких Линкольна. Но и сам борец с вампирами неоригинален. Он снабжает армию северян серебряными штыками, пулями и ядрами, и те выкашивают поголовно всю нечисть! Таким образом, находит воплощение метафора, столь полюбившаяся болтунам из мира политики.

После долголетнего муссирования в кино и литературе тема вампиризма неизбежно должна была завладеть подрастающим поколением. В 1987 г. фильм «Пропавшие ребята», способствовавший популяризации готической субкультуры, отводил вампирам роль обаятельных вредителей — банды байкеров. Затем к ним присоединились члены организации неформалов («Клан вампиров», 2002), участники рок-группы («Глоток», 2009) и т. п.

Искусство перенеслось в массы, и на свет родилась новая субкультура — собственно вампирская.

Приверженцы «вампирского стиля» ни мертвецами, ни призраками себя не считают. Загробная жизнь нынче не в моде, поэтому «вампиры», как и следовало ожидать, налаживают контакт с остальным миром или подчеркнуто от него дистанцируются. Одних привлекает вампирский антураж — все эти саваны, комья земли, гробы… ой, не то я говорю! — мрачные тона в одежде, худощавость, бледное чело, затуманенные глазки и т. п. Изо рта выглядывают накладные клыки, а тело сотрясается от конвульсий, если поблизости оказывается чеснок.

Другие бравируют своим «реализмом», то есть желанием пить кровь людей, которое в духе времени подменяется впитыванием их «энергии». Любители крови подыскивают себе добровольных доноров, прокалывают их кожу и аккуратно, памятуя об известном заболевании, передаваемом с кровью, выцеживают несколько капель для дегустации. «Вампиры» твердят о генетической предрасположенности, мечтают о бессмертии (в земной жизни), хвастаются умением контролировать мысли и чувства окружающих. Подтвердить его не менее сложно, чем «энергетическую» утечку. Почти все «вампиры» безоговорочно осуждают коллег, нападающих на людей и именуемых не иначе как психами. Тем самым они отрекаются и от своих агрессивных предков из Восточной Европы. Но к отречениям такого рода нашему современнику не привыкать.

 

Попытки объяснить вампира

Моя кристальная мечта — написать энциклопедию не самих «суеверий», а объяснений «суеверий» людьми, их не разделяющими. Она бы выявила несколько любопытных тенденций, несколько взаимоисключающих направлений, в свой черед заслуживших репутацию «суеверия». Я нарочно не касался, не считая мелочей, попыток объяснить феномен вампиризма теми авторитетами, кто не верит в настоящего (фольклорного) вампира. Сначала нужно было проследить за эволюцией нашего героя, вместе с которым эволюционировали и посвященные ему гипотезы. Теперь мы имеем возможность ознакомиться со всеми гипотезами, начиная с XVIII в. и заканчивая нашим временем.

Сообщения австрийцев производят гнетущее впечатление даже сейчас. Представляете, каково было читать их апологетам Просвещения? Скептики обязаны были напирать на естественный характер происходящего, не имея права усомниться в правдивости своих ученых коллег.

Михаэль Ранфт в трактате De masticatione mortuorum in tumulis (1728) обрушился с критикой на теорию Рора о дьяволе, завладевшем телом мертвеца. Дьявол на такое не способен, и крестьяне, атакованные призраком Плогойовица, на самом деле пали жертвой меланхолии. Родных Плогойовица его кончина обеспокоила и даже, скажем прямо, расстроила. Они заболели, стали видеть мучительные сны, а потом взяли да и умерли.

Такое объяснение никого не убедило. Герард ван Свитен в своем докладе специально разделил проблему на две составляющие. Ранфт коснулся одной из них — беспокойства, которое вампир доставляет живым. Человек просвещенный объяснял это беспокойство избитой ссылкой на невежество простолюдинов, на их нечувствительность и неумение описать симптомы своих заболеваний. Вот и Свитен упорно твердит о меланхоличном состоянии как причине эпидемии и при этом бессовестно перевирает показания крестьян. Якобы они не говорили о явлении мертвеца, а только об испытываемом ими гнете, тоске, сонливости. На них нападал страх, и болезнь развивалась в направлении, указанном Ранфтом: огорчение, худоба, бледность, плохой сон, мучения, смерть. Малокровие Свитен не упоминает, а удушье объясняет легочным недугом и трудностями с пищеварением, которые австрийцы выявили у крестьян.

Но существовал другой источник, занимавший скептиков, а именно — показания самих австрийцев о неразложившихся телах и наполненных кровью гробах. О крови Свитен тоже молчит, а сохранность трупа, по его мнению, вызвана состоянием почвы, глубоко промерзшей из-за стоявших в те зимы холодов. В качестве подтверждения он ссылается на аналогичный случай в Девоншире, где в 1750 г. в склепе был найден труп, почти не изменившийся за восемьдесят лет, истекшие с момента похорон. И опять придворный медик лукавит! Ведь Глазер и комиссия Флюкингера вскрывали не одну, а несколько могил. Если бы во всех могилах были обнаружены нетленные тела, это послужило бы, как ни странно, аргументом в пользу гипотезы Свитена. Но за редким исключением в «вампирическом состоянии» пребывали только тела людей, подозреваемых крестьянами, а остальные полностью разложились, несмотря на мороз и малый срок погребения. Об особенностях почвы писали и другие авторитеты, например Л.А. де Караччиоли («Письмо к Прославленной Умершей», 1771), объяснявший ими румяный вид и полноту трупов.

Самым добросовестным разоблачителем вампиров эпохи Просвещения был Кальме. Не будучи завзятым материалистом, он с большим вниманием отнесся к страхам крестьян, допуская не только обман чувств, но и Божественное вмешательство, и даже происки дьявола. Но аббат вынужден был считаться с мнением Римской церкви, которая, как мы помним, в лице своих инквизиторов не одобрила веру в кровопийц с того света.

На борьбу с вампиром. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010).

Кальме категорически отрицает телесность вампира — воскрешенное тело принадлежит только избраннику Божию. Явление призрака в обличье человека можно списать на дьявольскую иллюзию (хотя к тому времени Рим благословил значительную часть бестелесных духов, приходящих из чистилища), но может ли дух привести в движение тело, лежащее в гробу, да еще и заставить его вредить людям? Таков главный источник скептицизма Кальме. Он тот же, что у Бенедикта XIV, сомневающегося в реальности «тел усопших», но допускающего явление призрака: «Мне остается сильно сомневаться в том, что очевидцы наблюдали индивидуум (личность), т. е. того, в ком душа и тело слито в единое целое».

Заняв скептическую позицию, Кальме с чистым сердцем воспользовался данными науки в толковании увиденных в гробу чудес: «Очень возможно, чтобы в телах, погребенных даже несколько дней тому назад, была жидкая кровь. Если солнечный луч нагревает селитренные и серные части в почве, способной сохранять тело, то эти части, смешиваясь со свежепогребенным трупом, приводят в брожение сгустившуюся кровь и разжижают ее. Если вампиры издают крик, когда в их сердце вонзают кол, то в этом нет ничего неестественного. Заключенный в сердце воздух, быстро выдавленный, необходимо производит этот звук, когда проходит через горло». Если же в гробу очутится мнимо умерший человек, он может утратить рассудок и даже попытаться вылезти из могилы.

В общем, аббату «научная» составляющая гипотезы Свитена не казалась труднообъяснимой. Впоследствии к рассуждениям Кальме о крови и крике вампира добавились трактовки полноты и красноты трупа (распухание из-за газов и крови), отрастания волос, ногтей и зубов (посмертная потеря жидкости, сжимание кожи и десен), «движений» в гробу (еще одно следствие разложения) и т. д.

Вера не позволила Кальме отмахнуться от «суеверной» составляющей — от показаний крестьян. Каким образом человек выбирался наружу, не потревожив могилу, и почему он нападал на ближних своих вместо того, чтобы делиться с ними сладостными впечатлениями об ином мире по примеру мертвецов из чистилища? На эти вопросы, сформулированные Кальме, Церковь не ответила до сих пор. Вслед за аббатом она апеллирует к чарам, обольщениям и иллюзиям или в один голос с наукой осуждает темноту и невежество свидетелей.

Австрийский хирург Жорж Таллар, исследовавший в 1756 г. вампиризм в Тимишоаре (Румыния), отверг наивные домыслы о меланхолии и списал галлюцинации крестьян на неразборчивость в питании, скудном во время поста и обильном после него. «Вампиры — плоды бедности и скудоумия», — решил Таллар. Немцы и венгры, сытно и регулярно питающиеся, отвергшие аскетизм и одобрившие пиво, не фантазировали о вампирах. А вот православным сербам и румынам их пост аукнулся кровососами и душителями. Эта курьезная гипотеза уже знакома нам по книгам о привидениях. Напомню, что призраков ставили в зависимость и от сытного обеда, и от алкоголя, и от пустого желудка: «На голодный желудок спать — черти приснятся».

В XIX в. «суеверной» составляющей все чаще пренебрегают, а «научную» возводят к преждевременным погребениям. Саксонский врач Андреас Вольф, проведший несколько лет в Молдавии, возмущался здешним обычаем хоронить как можно скорее ипохондриков и истеричных женщин. Вольф склонен доверять крестьянам, слышавшим приглушенные крики и шум на кладбище. Сам труженик науки неоднократно порывался раскопать могилу со скальпелем в руке, чтобы диагностировать клиническую смерть, но каждый раз его бескорыстный порыв вызывал протест Церкви.

Доктор Герберт Майо в своем труде «Об истине, заключенной в народных суевериях» (1851) выражал уверенность, что вампирами столетней давности были люди, «которых погребли живыми и чья жизнь, если она еще продолжалась, была оборвана из-за невежества и варварства откапывавших их».

Вышеизложенные толкования перепевались на разные голоса в XX столетии. Например, Р. Вильнев указывает следующие истоки веры в вампиров: «тоска, ипохондрия и кошмары», создающие «атмосферу коллективного ужаса»; «чудесное» сохранение трупов «в недоступных для воздуха местах или в богатой мышьяком почве»; шизофрения, жертвы которой «испытывали периоды голода и обращали вспять цикл дня и ночи»; чувство вины у живых за самоубийства их близких; избыток преждевременных похорон «в результате каталептических явлений или эпидемий высокозаразных заболеваний».

Вырабатывались и новые гипотезы, согласующиеся с направлениями эволюционного развития вампира: психологизация, социализация, превращение в живого человека.

Вампир. Капитель крипты собора в Витории (Испания), построенной в 1907–1911 гг.

По мнению Ф. Арьеса, в XVII–XVIII вв. человек испытывал повышенную неуверенность «в отношении жизни, смерти и их пределов». Умы будоражили живые трупы и не до конца умершие люди, а в сердцах просыпалось желание соприкоснуться с могилой или панический страх перед ней. Распространившаяся в век Просвещения практика анатомирования, чрезмерная любознательность и цинизм медиков подпитывали тафофобию (боязнь прижизненного погребения), некрофагию (поедание мертвых тел), некросадизм (повреждение, расчленение трупа), некрофилию (совокупление с трупом, мастурбация около него). Психически неуравновешенные люди составили основную массу вампиров и их убийц.

Г. Кланицай в работе «Закат ведьм и восход вампиров» связал возникновение вампиров с настроениями общества, утратившего интерес к ведовским процессам.

Смутное восприятие невидимых, необъяснимых способностей ведьм сменилось «захватывающими фантазиями» о телах умерших, нуждающихся в питании, а вина за колдовство перекладывалась с живых вредителей на мертвых. Вампир по многим параметрам действительно наследовал ведьме, но не будем забывать, что ведьма, несмотря на свою таинственность, питалась кровью при жизни, а вампирами становились умершие ведьмы и колдуны.

Если Дракула у Стокера противостоял человечеству, то вампир в целом, по гипотезе М.Э. Юэ, представлял собой дьявольскую пародию на Христа. Извращая христианские представления о нетленности мощей (Кальме недаром беспокоился), вампир восстает из мертвых, обзаводится учениками, организует лже-Церковь. Заметим, что речь идет уже не о фольклорном вампире.

Гипотеза Юэ — пример негативного восприятия новой вампирской религии. А вот пример позитивного. Одна из любимейших идей школы К.Г. Юнга — вытеснение в сферу бессознательного полезных верований древности. О.Л. Монд думает, что такое случилось и с «представлениями о смерти и возрождении Солнца в точке зимнего солнцестояния». В Средние века этот сакральный сюжет раздвоился: историческая канва прихода Спасителя осталась в Церкви, а магическая сторона была оттеснена на периферию и приобрела зловещий характер. Ее воплощение — бессмертный вампир. Ну а нынешнюю симпатию к чудовищу надлежит, вероятно, расценивать как восстановление утраченной связи.

Главное направление в современной «науке о вампирах» призвано обосновать их принадлежность к роду смертных, возведенную в догмат массовой культурой. «Ничего астрального и нематериального в вампирах нет, — пишет один из таких „ученых“ (А. Бауэр). — Они более чем материальны и осязаемы и наносят материальный и осязаемый вред. Вампиры — живые существа, выносливые и долгоживущие, но отнюдь не бессмертные».

Одна из популярных теорий характеризует вампиров как живых людей, страдающих от редчайшего заболевания — эритропоэтической порфирии (болезнь Гюнтера). Из-за дефицита кислорода и железа в крови больного происходит нарушение пигментного обмена и под воздействием солнечного ультрафиолетового излучения или ультрафиолетовых лучей начинается распад гемоглобина. Его небелковая часть (гем) превращается в токсичное вещество, которое разъедает подкожные ткани. В результате деформируются сухожилия, кожа приобретает коричневатый оттенок и лопается на солнце, покрываясь волдырями и язвами. Нос и уши искривляются, пальцы скручиваются, кожа вокруг губ и десен высыхает, резцы обнажаются, белки глаз, а иногда и радужки приобретают красноватый цвет. Больной становится неприятен на вид, свет солнца доставляет ему мучения. Днем он ощущает упадок сил и вялость, а ночью к его суставам возвращается подвижность. Среди прочего, больной не ест чеснок, так как выделяемая им кислота способствует обострению заболевания.

Британский врач А. Иллис, исследовавший эту болезнь в 1963 г., с гордостью заявил, что загадка вампиризма решена. Оказывается, порфирия нередко встречается у балканских народов, а в Средние века была широко распространена в Трансильвании. Вероятно, в условиях тогдашней дремучести больных поили свежей кровью, которая помочь им не могла (для облегчения необходима инъекция гема). Ну и конечно, бедняг всячески травили злые церковники и невежественные сограждане.

Я, наверное, не открою Америки, признавшись в нехватке познаний в естественных науках. Но для анализа вышеизложенной чепухи, которая, сильно подозреваю, вызывает гримасу и у серьезных ученых, эти познания не требуются. Беглого ознакомления с перечнем симптомов довольно, чтобы понять, как именно он составлялся. Составители переиначили часть реальных симптомов (скажем, краснота перешла с зубов на глаза) и напихали в перечень все, что им известно о вампирах, не разобравшись, когда и кем добыты эти сведения.

Средневековая медицина практиковала питие крови, но при болезнях, не имевших ни малейшего касательства к порфирии. Можно допустить, что Мурнау вдохновлялся порфирией, когда разрабатывал образ графа Орлока, но при чем здесь вампиры XVIII столетия? Никто из уродцев, кроме скандинавских троллей и карликов, не страдал от солнечных лучей, да и те не сгорают и не тают, а окаменевают (изредка взрываются). Ночной образ жизни ведет вся нечисть. Неужели она тоже неизлечимо больна?

Нашего современника порфирия уже не удовлетворяет. Он догадывается о недавнем происхождении смерти от солнца. Его настораживает отсутствие у больного порфирией жажды крови, физической мощи и других необычных способностей. Недавно «медицинская» гипотеза была скорректирована С. Капланом, ученым из Нью- Йорка. Но открытому им заболеванию в еще большей степени недостает авторитетности (порфирия, по крайней мере, признана наукой).

Некоторые люди испытывают, по Каплану, потребность в питии крови. Их организм не вырабатывает часть клеток, участвующих в кровообразовании. Без потребления крови самочувствие ухудшается, появляются бледность и головные боли, усиливается агрессивность. Психические отклонения не наблюдаются — ученый пошел дальше представителей субкультуры, осуждающих своих кровососущих братьев, — тем не менее, пытаясь утолить жажду, больные могут нападать на людей. В пригородах Нью-Йорка с 1995 по 2011 г. было зарегистрировано 35 случаев такого нападения. Часть кровопийц задержали и доставили к Каплану для изучения природы патологического влечения к крови.

С медицинской точки зрения трудно объяснить, каким образом выпитая, а не введенная внутривенно кровь улучшает самочувствие больного. Разве что она оказывает успокоительное действие. Но тогда следует усомниться в нормальности психики пьющего. Однако Каплана это не смущает. Он даже ухитрился обнаружить у жаждущих крови дар читать мысли других людей, угадывать их страх и беспокойство, подчинять волю собеседника. Ученый рекомендовал больным употреблять в пищу кровь овец, коров и свиней и сформулировал 16 вопросов, позволяющих каждому выявить у себя симптомы «вампирской» болезни. С вашего позволения я их приведу, поскольку они дают цельное представление о современном вампире-человеке:

1. У вас худое, жилистое телосложение?

2. Ваше лицо чаще всего имеет бледный оттенок?

3. Вы любите носить солнцезащитные очки?

4. Вы хорошо относитесь к искусственному освещению свечами и керосиновыми лампами?

5. Вы хорошо переносите резкую смену погоды?

6. Вы часто моргаете?

7. Можете ли вы долго и неподвижно смотреть на собеседника?

8. Вы очень молодо выглядите относительно своего возраста?

9. Вы отличаетесь отменным здоровьем?

10. Вы одобряете употребление алкоголя и наркотических препаратов?

11. Вы чувствуете прилив сил с наступлением сумерек?

12. Вы часто испытываете влечение к противоположному полу?

13. Вы часто употребляете в пищу блюда из сырого мяса?

14. Увлекаетесь ли вы спиритизмом и мистическими учениями?

15. В вашей одежде преобладают темные оттенки?

16. Вы испытываете удовольствие от наблюдения насилия?

Из этого списка к настоящему вампиру относятся только пункты 8 и 9 (если молодость и здоровье поменять на свежесть тела), 11, 13 (вампир-людоед). Остальные почерпнуты из литературы и кино: 1 (настоящий вампир раздут, наполнен кровью), 2 (его лицо красное), 3 и 4 (последствия выдумки Мурнау), 7 (гипноз из литературы XIX столетия), 12 (см. следующий раздел), 14 (последствие социализации), 15 (черный плащ графа Дракулы), 16 (последствие психологизации). Происхождение пунктов 5 и 6 мне не совсем понятно, пункт 10 — явно недавнего изобретения (у Лукьяненко вампиры, напротив, чураются алкоголя).

Из списка удален гроб — слабый отголосок кладбищенского бытия. Нет там и некоторых примет литературного происхождения. Соответствующие вопросы могли бы звучать так:

17. Вы зеваете при виде пустого гроба?

18. Вас тянет заглянуть в чужое окно?

19. Вы не любите ходить в гости без приглашения?

20. Вам хочется запустить стулом в зеркало?

В области медицины фантазировать можно и дальше — например, о вирусе, передаваемом вместе с кровью. В связи с вирусом возрастает значение выдумки Стокера: вампир, поящий своей кровью жертву.

Цель «медицинских» инсинуаций — не только объяснить вампира, но и найти ему оправдание в глазах либерально-демократической общественности. Питие крови, редко встречающееся у живых людей (даже в субкультуре оно не общепринято), примыкает к тем извращениям (в основном из половой сферы), что признаны ныне вполне естественными. В 2000 г. в желтой прессе промелькнуло сообщение об археологических раскопках, проводимых немцем Г. Кайхером в румынской крепости Поенари. Археолог откопал череп Влада Цепеша и по форме его зубов определил, что валашский господарь страдал редким заболеванием (гибрид порфирии и болезни Каплана), вызывающим неодолимое пристрастие к крови. Любовь Дракулы к крови отнюдь не доказана, но уже диагностирована!

Вампир. Иллюстрация Ф. Берн-Джонса (1897) к стихотворению Р. Киплинга.

В рамках «бунта против крови» осуществился перевод вампира в область «энергетики». Так называемый энергетический вампиризм — еще одна попытка очеловечить вампира, найти ему место в цивилизованном мире.

Это изобретение имеет свои литературные корни. Поначалу такой вампир пребывал в мире духов или астральных тел. В повести Ги де Мопассана «Орля» (1886) он лишает свою жертву энергии, мужества, самоконтроля, «малейшей способности проявить собственную волю». Герой повести уверен, что человек, предчувствуя и боясь появления такого рода существа, «ощущая его превосходство, но не умея ответить на вопрос, каков же этот новый владыка, придумал, замирая от ужаса, небывалое племя потусторонних тварей, неясных призраков, детищ страха».

Мысль о смутном страхе разделяли и спириты, и все те, кто не был осведомлен о мифологическом и фольклорном разнообразии «потусторонних тварей». В итоге они придумали свою тварь, которая отвечала нуждам общества, переключившегося с древних чудовищ, ощутимых для людей, умерщвлявших их и наносивших им травмы, на безликое нечто, порабощающее волю, иссушающее душу, портящее настроение и т. п. Видимую кровь сменила невидимая энергия, и вампир перекочевал в область психики.

Жизненные силы выкачивали из человека поэтапно материализующаяся желеобразная масса (С. Баринг-Гоулд. «Мертвый палец», 1904), бесплодный земельный участок (Э. Блэквуд. «Превращение», 1911). Эти вампиры, описанные знатоками старинных преданий, по крайней мере, имели аналоги в фольклоре (материализация двое душника, нечистое место). Наконец, был поставлен вопрос не о духе, а о живом человеке: «Есть определенные люди… они способны влиять на других и забирать у них энергию. Разумеется, это происходит бессознательно, но те, кто оказывается рядом с такими людьми, чувствуют упадок сил» (Э. и К. Эскью. «Эйлмер Вэнс и вампир», 1914).

К настоящему времени энергетический вампир прошел тот же путь, что и вампир кровавый. Он полностью очеловечился — о невидимых существах речь уже не идет. Герой Мопассана устарел, но мысль его живет: энергетический вампиризм, в псевдонаучных кругах считающийся разновидностью психопатологии, провозглашен первоисточником вампиризма народных поверий. Кровососы из могил — всего лишь плод страха перед энергетическими паразитами, питающимися негативными аффектами своих жертв.

Сей образ был бы неполон без вампира-«душки». По наблюдению Михайловой, далеко не всегда понятие «энергетический вампиризм» характеризует отрицательные явления. Например: «Будучи врожденным и талантливым артистом, он, как энергетический вампир, постоянно нуждался в отклике, похвале, поддержке, в сочувствии и понимании, что служило топливом для его самолюбия и тщеславия, равно как и для созидательных поступков».

Вампир настолько популярен, что я не в силах охватить все гипотезы, касающиеся его родословной. Как правило, их авторы, пользуясь благоговением читателя перед естествознанием, выносят оценку вампиру на основании научных и псевдонаучных открытий, приводят свидетельства своих близких, знакомых и пациентов и пренебрегают данными мифологии и фольклористики. Часто автор бьется над проблемой, впервые поставленной в романе Стокера, фильме Мурнау и т. д., а победив ее, думает, что раскрыл тайну, возникшую задолго до появления современной науки, кино и телевидения.

Случаются и курьезы. Деружинский, лишив вампира права на кровь — единственного, что отличало его от ночных монстров, вынужден был смешать его с полтергейстом, огненным змеем и т. п. Помянув «водяное» привидение, чей визит в дом сопровождается истечением воды со стен и потолков, он назвал клеточную жидкость носителем «жизненной энергии» организма, той самой, в которой нуждается вампир. Кровосос превратился в водохлёба. А голубоватое свечение над могилой вампира (и других покойников) Деружинский увязал с феноменом огненного змея, норовящего проникнуть в дом родни. Такой огонь служит «фокусом внимания вампира, реализуемым в нашем восприятии».

Не умеющий жонглировать научными формулировками Бауэр оказался зато наслышан о роли воды и огня в поверьях о вампирах. Но о водной и огненной преградах в мифах разных народов он, похоже, не знает (зачем эти бредни технически подкованному «ученому»?). Вампиры у него избегают погружения в воду, так как «вода испаряется с поверхности их кожи, температура тела настолько падает, что это становится опасно для пищеварения и удовольствия от переваривания крови». А удовольствие вампиры очень ценят. Получается, наши предки обливали покойников водой, чтобы у них кость (или кровь) в горле застряла.

Огня же вампиры боятся как символа смерти. И на том спасибо! Далее идет потрясающий пассаж: «Известно (изобретательным сценаристам? — А.В.), что во время войн между вампирскими сообществами вампиры поджигали дома или замки противника, чтобы уничтожить и само строение, и всех находящихся в нем врагов, но это происходило нечасто. Вам не придется встретить вампира, вооруженного огнестрельным оружием или чем-то еще более мощным…» Граждане, если к вам подойдет в потемках личность с автоматом в руках, вздохните с облегчением — это не вампир!

* * *

Подведение итогов по этому разделу может плавно перейти в заключение, чего мне делать не хотелось бы — куда же девать героя-любовника?

Нетрудно заметить, что популяризаторы и отрицатели вампира льют воду на одну мельницу, перемалывающую злого духа в доброго или злого человека. На первом этапе (до XVIII в.) кровь пьют и духи, и люди. Духи кормятся кровью при жертвоприношениях или сами отбирают ее у людей и животных. Все без исключения «вампиры» древности — духи. Вампирами они считаются из-за насильственного захвата крови. Богов, которым адресуется кровавая жертва, вампирами не называют, кроме непонятного случая с русским упырем из летописи. Кровь не только подпитывает духа, но и дает ему власть над душой жертвы.

Люди, пьющие кровь животных, приобщаются к богам. Таким людям не выносится негативная оценка ввиду религиозной значимости их действий. Не выносится она и тем, кто употребляет в незначительном количестве кровь ближнего во время обмена кровью, происходящего по обоюдному согласию. До эпохи Средневековья люди изредка пьют кровь мертвецов, но в целом такое питье считается мерзостью. Упивающегося вражеской кровью никто не обвиняет в преступлении, но ведьмы и другие «поставщики» духов, добывающие кровь убитых младенцев, вызывают подозрения и даже ассоциируются с духами (стрига, Стрия). Люди, проливающие кровь в избытке или лечащиеся ею, никаким духам не служат (Жиль де Рэ не в счет). Они тоже потребляют кровь мертвецов. Однако легенды об их любви к крови возникли уже после вампирской эпидемии XVIII в. Таким образом, «вампир» первого этапа — это злой дух, пьющий кровь сам или через посредство своего служителя.

На втором этапе (письменные источники XVIII в. и близкие им по смыслу фольклорные данные, которые вряд ли могли быть получены ранее) сформировался образ вампира, объединивший в себе черты «ходячего» покойника, привидения, мары, ведьмы, колдуна и других персонажей. Никто из них, кроме ведьмы и мары, целенаправленно кровь не пил — эту функцию вампир унаследовал от древних кровопийц.

Появление нового кровососа ознаменовалось усилением человеческого фактора. Вампир сохранил часть свойств духа, главное из которых — невозможность существовать без крови. Но он стал по-человечески разборчив — не пьет менструальную кровь и кровь мертвеца. В последнем он сильно расходится с ведьмой. Очевидно, вампир не передает власть над душой жертвы никакому духу, но обладает ли он ею сам? Если тело вампира приводит в движение дух, почему он не заинтересован в жертве? Это противоречие разъясняется поверьем о двоедушнике, которому кровь жертвы нужна не для власти над ее душой, а для обретения плоти. Иными словами, дух хочет вочеловечиться. Ему нужна не душа на том свете, а тело на этом.

Нарастает ли у духа новое тело или он пользуется старым, в любом случае он успешно маскируется под человека. И все же тело вампира несовершенно: оно может попахивать, выглядеть чудовищно, его можно сделать непригодным, проткнув иголкой, ряд примет выдает его сущность. Наконец, тело можно уничтожить традиционными способами и тем самым обезвредить дух. В теле заключена сила и слабость вампира.

В чем специфика вампирской жизни в теле? Раньше дух пользовался телом «ходячего» покойника, призрак человека тоже сохранял связь с телом. Но тела зомби и призраков оставались без изменений (или менялись к худшему), пока не уничтожались или не хоронились должным образом. А вампир? Наводит на размышления процесс пития крови, необходимый не умершему человеку, а бессмертному духу. Зачем вампиру кровь, если ни призрак, ни зомби в ней не нуждаются? Он преследует особую цель. Путем регулярной «кормежки», происходящей на земле, а не в инобытии, он совершенствует свое тело, превращаясь в человека. Начавшееся превращение духа в человека — таков итог второго этапа.

Легко предвидеть развитие событий на третьем этапе (с начала XIX в. до наших дней). Угодив в цивилизованный мир, давно разуверившийся в духах, вампир должен был окончательно утратить свою истинную суть и сделаться полноценным человеком — сначала бессмертным, а затем и смертным. Отметим несколько пунктов в его эволюции.

1) Были упразднены почти все свойства вампира, перенятые у выходцев с того света. Исчезли людоедство, удушение людей, вызывание у них болезней (осталось только энергетическое истощение, имеющее косвенное отношение к прежнему вампиру), поедание солнца и луны, приверженность к телам грешников и т. д.

Сохранилось качество вампира, из-за которого началось его превращение, — неутолимая жажда крови. Казалось бы, человеку несвойственно пить кровь — грамотный читатель должен понять, откуда берется вампирская жажда. Но, как ни парадоксально, кровь сыграла огромную роль в очеловечении вампира. Благодаря крови родился на свет добрый вампир — тот, кто отказывается от нее, хотя по-прежнему испытывает жажду.

Феномен вампирской эпидемии не мог быть истолкован в фольклоре. Движущий вампиром дух, охотится ли он за душой жертвы или желает обрести плоть, не заинтересован в посмертной активности обескровленного им тела. Языческие боги пили кровь жертв, христианский Бог поил Кровью людей, люди пили кровь друг друга, но никогда духи и люди не обменивались кровью. Граф Дракула осуществил обмен не как дух, а как человек, стремящийся к кровному сродству с другим человеком.

Еще один пережиток замогильного существования — лежание в гробу — в настоящее время фактически упразднен. Уже в «Дракуле» гроб являлся не столько естественным местопребыванием вампира, сколько ложем для ночевки. Извлеченный с кладбища, он напоминал походную кровать, которую возит с собой человек, испытывающий потребность в ночном отдыхе.

2) Исчезли все нечеловеческие детали в облике вампира: раздутое тело, красные глаза (или чернота), длинный острый язык, полая спина и всевозможные уродства. Появились аристократическая бледность, худощавость, стройность, заостренные клыки (это нечеловеческое качество обуславливалось питием крови). Были усилены такие свойства «ходячего» покойника, как физическая мощь, прыгучесть, стремительность. Но они свидетельствовали не о принадлежности к иному миру, а об идеалах нашего, уважающего «крутизну».

3) Вампирами были названы живые люди, оставившие след в истории. Естественно, никто из них кровь не пил, но легенда заставила их пить кровь для того, чтобы доказать человеческую природу вампира. Первыми в этом списке были представители «мрачного» Средневековья. Затем он пополнился за счет политических деятелей, врагов прогресса, разрушителей государства и т. п. Большинство из них оцениваются метафорически, ведь нынче мало кто поверит, что Гитлер и Сталин, большевики и демократы практиковали питие крови, как Людовик XI и Влад Дракула, или купание в ней, как Елизавета Батори. Однако в рамках массовой культуры такое возможно (Гитлер-вампир, южане в североамериканской войне штатов).

4) Вампир усвоил человеческие чувства: любовь и ненависть, сострадательность и жестокость и т. д. Так как по ходу действия в вампира превращался не мертвец, а живой человек, он переживал свое превращение по-человечески и вопреки замыслу автора оставался человеком.

5) Вампир перенял у человека особенности его поведения: светский этикет, безупречные манеры, квазинаучные способности (гипноз, телепатия), принадлежность к определенной расе, нации, профессии.

6) Вслед за людьми вампиры начали объединяться в сообщества, разбиваться на классы, выбирать лидеров, принимать законы, основывать тайные кланы с четко выработанной структурой и, наконец, вести войны — с людьми, с подобными себе, с другими чудовищами.

Предпринимались безуспешные попытки остановить эволюцию вампира. Когда в конце XIX — начале XX в. в Западной Европе пробудился интерес к мистике, к вампиру вернулась часть свойств духа: невидимость (Мопассан, Баринг-Гоулд), призрачность (Херон, Капуана, Форчун), уродливость оживляемого им трупа (Мурнау). Но должного развития эти свойства не получили, и в современной культуре их роль невелика. Нынешние маньяки и оригиналы подражают живым кровопийцам, а не духам и мертвецам.

Согласно гипотезе Кланицая, в XVIII в. вина была переложена с живой ведьмы на мертвого вампира. В наши дни вампир стал живым, и вину с него сняли. Этому посодействовали толкователи вампиризма. Они уделили внимание, во-первых, жертве преждевременного погребения, обижаемой невежами; во-вторых, жертве редкого заболевания, нуждающейся в сочувствии окружающих; в-третьих, обладателю мощной «энергетики», ищущему признания в обществе.

Юэ верно уловила пародийное сходство между вампиром и Христом. Дьявол стремится повторить путь Бога, ставшего Человеком. Но организовать он ничего не способен, вампирская организация, этот плод массовой культуры, нужна ему для очередной маскировки. Ему необходимо сравняться с людьми, а через людей — с Богом. Стивен из «Улисса» (1922) Дж. Джойса в своем бунтарстве обращается к Богу: «Упырь! Гиена!», а в фильме Феррары зависимость вампира от крови сопоставляется с зависимостью человека от веры в Бога — обе, по мысли режиссера, весьма пагубны.

Главного премудрый дух уже добился — ему удалось выдать себя за человека. Теперь он может позволить себе назваться духом («Академия вампиров»), но в новом, очеловеченном смысле — не злым и отвратительным, а важным и полезным.