Глава 11. Последний путь?
Во второй половине дня мы были на Лубянке. Шталенков пригласил нас в кабинет самого Карамзина со словами: "Да, ребятки, пришлось же мне вас отрекламировать Карамзину. Если бы не ваша успешная вылазка под Самару в июле, ну ни за что бы он не пошёл на то, чтобы вам доверить такое дело. Огромную роль, конечно, сыграло и Антохино знание шведского; переводчики сейчас на вес золота. Короче говоря, готовьтесь стать героями!" — улыбнулся Шталенков. "Надеюсь, при жизни?!" — улыбнулся я в ответ. "Отставить разговорчики… При жизни, при жизни!" — Шталенков шутливо намекнул на то, чтобы подобных мыслей мы в голове не держали. "Задача у вас одна — приехать обратно и начать писать историю государства Российского заново, ясно?" — с этими словами Шталенков обернулся и посмотрел на висящего над его рабочим столом двуглавого орла. "Есть отставить разговорчики!" — отчеканил я и приложил правую ладонь к виску…
— Так, так, так… Вот наши корреспонденты, — протянув "р" в слове "корреспонденты" негромко произнёс Карамзин, человек преклонного возраста в кителе, после того, как мы вошли в его кабинет вслед за Шталенковым. — Карамзин Ильдар Игнатьевич. — представился он. Мы поздоровались с ним. Шталенков представил ему нас. В кабинете уже сидели Клоп и четыре бойца из его отряда. Нас познакомили с ними. Это были внушительные детины, все в возрасте сорок пяти- пятидесяти лет, очевидно тоже воевавшие в Афганистане — настоящие военные гуру.
— Шталенков меня убедил своими доводами, что вы должны ехать в Норвегию, и я с ним согласился. Надеюсь, я не ошибся?
— Ни в коем случае, Ильдар Игнатьевич! — ответил Андрей, который в отличие от меня и, тем более, Даши знал Карамзина. Знал потому, что в последнее время, да и раньше, часто выполнял важные поручения Шталенкова и, зачастую, Шталенков брал его с собой на отчёты перед Карамзиным, где и характеризовал Андрея со всех его положительных сторон. Андрей продолжал:
— Антон — первоклассный водитель, хорошо знает трассы Скандинавии…
— Знаю-знаю, слышал, Андрюша, — перебил его Карамзин. — Знаю. А девушка? — Карамзин посмотрел на Дашу, которая от чувства значимости Карамзина растерялась и потупила глаза. — Она кто? Она тоже, что ли, ехать собирается?
— Ильдар Игнатьевич, — вступил в разговор Шталенков, — поймите, она не может тут оставаться. Это девушка Антона, почти жена. Она не помешает.
— Ясно… Да я не против, ради Бога! — махнул рукой Карамзин. — Ну, так давайте к делу…
Затем нам выдали металлический мини-сейф с кодовым замкам, в котором находилась бумажная версия засекреченного материала. Точно такой же мини-сейф должен был ехать и в Фольксвагене. Сказали код, который мы запомнили и, на всякий случай, записали. Бумажку с кодом положили в воздушный фильтр машины, чтобы никто, кроме нас, её в жизни не отыскал. Сейф мы разместили под двойным дном багажника, там, где должна быть запаска, а саму запаску положили в Фольксваген. Дали нам и флэш-карты, которые также были запаролены аналогичным кодом. Электронные носители мы должны были везти на шеях на шнурочках, будто кулоны, дабы не расставаться с ними на протяжении всего пути. Мало ли, что может приключиться с машиной! От нас флэшку повесил на себя Андрей, а от отряда Клопа, собственно, сам Клоп.
Из канистр залили баки обеих машин под завязку. Дали обоим экипажам по рации и по три комплекта батареек к ним. Обговорили со Шталенковым и Карамзиным и то, что делать дальше, после того, как доедем до Норвегии. Было решено, что по результатам переговоров с тамошними силовиками, Клоп со своими ребятами выедет в сторону Питера, чтобы доложить о результатах операции. Нам же велено оставаться в Норвегии столько, сколько потребуется для перевода требующейся информации и улаживания прочих технических моментов; в идеале — до включения тарелки и удостоверения в её успешном функционировании. Итак, всё было готово к отъезду. На часах девятнадцать двадцать семь и уже темным-темно. Расселись по машинам. Шталенков и Карамзин пожелали нам успехов. Дядя Дима сжал ладонь в кулак и, победно вскинув его на уровне лица, крикнул нам в след: "Ждём только с победой! Бывайте!"
Таким важным, как в этот раз, я себя не ощущал больше никогда. Я вёл машину крайне внимательно и был собран как никогда раньше. Мы выехали на Сретенку. За нами ехал вооружённый до зубов Фольксваген. Во всё происходящее верилось с трудом и, скажи мне кто-нибудь пару лет назад, что мне предстоит быть звеном такой архиважной миссии, я бы ни за что не поверил, а только бы посмеялся. Я всегда считал себя самым обычным, ничем не выдающимся человеком. До "Конца" света я работал инженером-программистом, увлекался автомобильными путешествиями и велосипедными прогулками. И я даже представить не мог, что когда-либо я буду удостоен чести принимать участие в делах секретного ведомства. Но стечение обстоятельств сделало своё дело: сперва Андрей познакомился со Шталенковым и устроился к нему журналистом. Потом он познакомил с Дмитрием Юрьевичем и меня. Дальше дело случая: то да сё, "Конец" света, конец "Света", меня привлекали к делам, я завоевал уважение, всегда исправно выполняя поручения, и вот… Я еду спасать Россию. Нет, вру, континент. В багажнике моей машины не просто запчасти для генераторов, а мини-сейф со знаниями, с помощью которых и только них население континента может рассчитывать на выживание. Одним словом, чувство — непередаваемое.
Мы свернули на пустое Садовое кольцо. С обеих сторон по обочинам стояли брошенные автомобили, большинство из которых были с разбитыми стёклами и приоткрытыми дверями. Среди них виднелись также обгоревшие остовы некогда престижных иномарок. Народу на улицах было на удивление немало; хоть времени и было уже почти восемь вечера, но в центре города было гораздо спокойнее, чем в спальных районах. Свет от фар наших двух автомобилей был для прохожих явно в диковинку и даже многих пугал. Некоторые шарахались в сторону от мощного светового пучка, потому что большинство людей отвыкло уже от столь обильного света в тёмное время суток и как-то по-животному его побаивалось. Движущиеся по дорогам машины были теперь явлением крайне редким, разве что изредка по городу проезжали служебные автомобили силовых ведомств и патрульные машины.
Даша словно прилипла к окну и с настороженным выражением лица всматривалась в непривычный вид вечерней Москвы, освещаемой лишь слабым светом занимающей своё место на небе луны. Хотя, кое-где горели тусклым светом фонари — непозволительная для спальных районов роскошь, доступная лишь на крупнейших улицах центра города; и то зажигали их лишь до десяти часов вечера. После же — лунный свет был единственным источником освещения некогда тонущего в ярких огнях мегаполиса. Мне же, напротив, картина за окном была более чем привычна и дорога от Лубянки до дома и наоборот казалась самой что ни на есть обыденной… В отличие от Даши, которая в вечернее, тёмное время суток уже много месяцев со мной никуда не ездила, и поэтому на её лице читалось явное волнение от гнетущего пейзажа.
С Садового кольца мы свернули на улицу Новослободская, затем выехали на Дмитровское шоссе и взяли курс на МКАД. Ещё в середине Дмитровки мы обогнали колонну, состоящую из ЗИЛов и БТР, движущуюся в попутном направлении. Андрей предположил, что это ничто иное, как стягивание сил ко МКАДу, о котором рассказывал Шталенков. С целью опробовать радиосвязь Андрей взял рацию и, нажав нужную кнопку, деловито пробурчал "Приём, приём". "Приём" — ответил по рации Клоп. "Дядя Серёж, что за БТРы мы сейчас обогнали?" — поинтересовался Андрей. Клоп подтвердил Андрюхину догадку.
Километра за полтора до МКАД мы заметили, что, действительно, работы кипели вовсю: вдоль дороги рабочие прокладывали кабели, что-то копали. Вскоре мы увидели и свет на горизонте — это был МКАД и там вовсю шла работа по возведению баррикад и установке ультрафиолетовых прожекторов. В этом мы воочию убедились, когда вплотную подъехали к Московской Кольцевой Автомагистрали. Что меня удивило, так это то, что шоссе, по которому мы ехали, прямо под МКАД было перекрыто огромными металлическими ежами, такими, которые использовались во Вторую Мировую. Для проезда была оставлена только узкая, аккурат в ширину кузова небольшого грузовика, дорожка. Таким образом, была сооружена как бы пробка, закупоривающая въезд в город и выезд из него. Совсем недавно я её тут не видел. В очередной раз по коже пробежал морозец от одной только мысли о том, что тут, на этих укрепляемых рубежах начнется вот уже совсем скоро.
Поперёк оставленного между ежами проезда стоял "Бобик" цвета хаки; на таких по городу курсировал военный патруль. Завидев наше приближение из "Бобика" вышел военный, одетый в ватный тулуп, с висевшим на плече автоматом Калашникова. Жестом руки военный приказал нам остановиться. Мы остановились, и я открыл окно.
— Кто такие и куда едем? — очень по-хамски спросил он меня.
— Ф-С-Б! — надменно и неторопливо выговорил Клоп, вышедший из-за пассажирского сиденья Фольксвагена. Он слышал, в какой манере начал разговор со мной военный, и ему это явно очень не понравилось. Клоп протянул развёрнутое удостоверение военному. Тот посветил в него фонариком, потом поглядел на лицо Сергея.
— Прошу прощения за неподобающий тон, товарищ подполковник, — отчеканил вытянувшийся по струнке военный, отдав Клопу честь. — Времена сейчас такие, что дезертиров много, мы их тут и отлавливаем. Они обычно по ночам пытаются город покинуть. — Проезжайте, пожалуйста.
Клоп сел в машину. Военный отогнал "Бобик" с проезда и мы выехали на МКАД.
— В смысле дезертиров много? — поинтересовалась Даша.
— Ну, скоро тут каша начнётся, — начал было Андрей, вполоборота развернувшийся к сидевшей на заднем сиденье Даше. Я гримасой дал ему понять, что не надо ни о какой "каше" Дашке рассказывать, ведь я не хотел её сильно пугать. — Ну, то есть, вероятно, — сменил тон Андрей, — что афганцы могут до Москвы добраться со временем, и несмелые военные стали из Москвы на север бежать, угоняя служебные машины. Вот их тут и отлавливают, а то некому будет город защищать в случае чего.
— А зачем тут рабочие какие-то, огни горят? — любопытствовала Дарья. — Чего тут делают-то?
Я начал перебирать в голове варианты возможных ответов. Но тут Андрей не растерялся.
— Да прокладкой электрических кабелей занимаются! Может быть скоро снова начнут понемногу свет в город подавать!
То ли Даша удовлетворилась этим ответом, то ли поняла, что ей не хотят говорить правду, но она больше на эту тему вопросов не задавала, а только глядела по сторонам. Но она явно не подозревала о том, насколько уже близко находятся афганцы от Москвы и о том, что вот-вот и начнётся судный день крупнейшего российского города.
По МКАДу мы проехали небольшой отрезок до Ленинградского шоссе, на которое и свернули, оставив позади аналогичный предыдущему контрольно-пропускной пункт. Хотя едва ли его можно назвать аналогичным. По северному направлению, коим является Ленинградское шоссе, ежедневно сотни жителей Москвы, те, кто хотели, но ещё не успели покинуть город, устремляются в сторону Петербурга в надежде на лучшую жизнь там. Посему и КПП на пересечении МКАД и Ленинградки был гораздо более серьёзно оборудован и укреплён. Ежей и патрульных машин было значительно больше, равно как и дежуривших военных. Очевидно, что через несколько дней при приближении афганцев на критически близкое к Москве расстояние, КПП вдоль всего МКАДА закроются для выезда из города, а будут только принимать отступающие силы с фронтов, после чего все КПП закроют и укреплённое кольцо вокруг Москвы перейдёт в оборонительный режим. Тогда уже не останется ни единой лазейки для выезда из города и те, кто останется в городе, будут молиться на МКАД — кольцо оцепления вокруг Москвы, которое ночью будет походить на чистилище, а днём восстанавливать силы и готовиться к леденящим душу ночным боям…
Итак, мы выехали за пределы Москвы. Учитывая, что было уже достаточно поздно, на трассе не было ни души. Я ехал не очень быстро, порядка восемьдесят-девяносто км/ч, ведь состояние трассы было плачевным и ехать по ней в кромешной темноте, освещая путь перед собой лишь фарами, было не очень комфортно и безопасно. К тому же на дороге местами встречался конкретный лёд и можно было запросто улететь в кювет, если разогнаться чуть побыстрее. Андрей тут же накинулся на музыку, которую очень любил слушать, оказываясь в моей машине. Даша, положив голову на стекло, начала кимарить. Мы проехали поворот Шереметьево II, потом Зеленоград, в окнах домов которого можно было заметить еле уловимый свет свечей. "Бедные люди, — думал я. — Совсем скоро их постигнет безжалостное ужасное истребление и им не заказан вход в Москву. А ещё раньше та же участь постигнет жителей южных пригородов. А скольких уже постигла?!". К горлу подкатил комок от этих мыслей. Я сжал руль изо всех сил от злости и от накатившего в очередной раз чувства какой-то безысходности…
Когда на часах было без малого десять, мы проехали город Клин. Я сбавил скорость до семидесяти, ведь ехать по разбитой, заледеневшей и тёмной дороге стало уже совсем страшно. Андрей спросил по рации Клопа, ничего ли страшного, что будем ехать так небыстро. Тот ответил, что, безусловно, так и надо: "Тише едешь — дальше будешь!". Ещё немного погодя, мы оставили позади Тверь, потом Торжок. Начал падать снежок, из-за чего ехать стало ещё труднее, потому что он отражался в свете фар, и видимость трассы упала до пятидесяти-семидесяти метров, не более. Андрей поставил диск с классической музыкой, кажется, в тот момент звучала "Лунная соната". За окном монотонно проплывали один за другим столбы, за ними — покрытые тонким слоем снега поля и… Кромешная тьма. Поскольку небо было затянуто облаками и не видно было луны, мы могли видеть за окнами лишь то, что освещалось светом фар: те самые столбы и краешек полей. Даша дремала, Андрей, судя по его виду, размышлял о чём-то, глядя в боковое окно и постукивая пальцами по подлокотнику в такт музыке…
Как вдруг в свете фар я увидел человеческую фигуру. До неё было метров восемьдесят. Сперва подумал, что показалось, но через секунду убедился, что нет: прямо на дороге, посередине трассы, метрах уже в пятидесяти впереди в свете фар стоял человек и размахивал руками. Я моментально вдавил педаль тормоза в пол. Не пристёгнутый Андрей грудью ударился о бардачок, едва не расшибив об него нос. Даша же довольно сильно врезалась головой в подголовник переднего сиденья и вскрикнула от неожиданности. Я успел увидеть в зеркале заднего вида как водитель Фольксвагена, ехавший на дистанции метров сто позади нас, видимо, не ожидая столь резкого с моей стороны торможения, поздно отреагировал и уже юзом летел прямо на нас. Масса их машины была куда больше нашей и от этого её тормозной путь, по всей очевидности, также раза в полтора был длиннее нашего. И когда до столкновения с нами оставалось уже метров пятнадцать-двадцать, полоска света их фар, перестав бить прямо в моё зеркало заднего вида, резко ушла влево и осветила поле. Водитель Транспортёра дёрнул руль влево, пытаясь уйти от столкновения, затем, уже объехав нас, чтобы выровнять траекторию движения — снова вправо…
Тем временем человек, махавший руками и спровоцировавший сложившуюся ситуацию, одним прыжком отпрыгнул с трассы на обочину и, поскользнувшись, упал. Микроавтобус завилял, его заднюю часть потащило влево, переднюю — вправо, затем его развернуло так, что свет ксеноновых фар на мгновенье ослепил нас, и он едва не улетел в правый по ходу движения кювет и каким-то чудом остался на проезжей части.
Клоп выскочил из машины и поспешил к упавшему человеку. Мы с Андреем тоже поспешили выбежать на помощь бедолаге.
— Ты чего творишь? — орал Клоп. Мужичок деревенского вида прикрыл лицо рукой, испугавшись, что его могут начать бить.
— Сергей Валерьич, не кипятитесь! — успокаивал я Клопа. — Что случилось, чего вы руками размахивали? — спросил я перепуганного мужика. На вид ему было немногим за шестьдесят. Очень худой, не бритый, одет он был в какие-то нелепые шаровары, ватный тулуп и валенки. На лице видны были следы побоев и кровоподтёки.
— Помогите… — вполголоса произнёс мужик. — Умоляю, помогите ради Бога.
— Да что, что произошло? — переспросил мужика Андрей. Клоп помог ему подняться и отряхнуть снег с тулупа.
— К нам разбойники в дом ворвались, принялись нас с сыном бить, и даже жену. Жена с сыном без сознания от побоев в сенях лежат, а мерзавцы эти всё в доме вверх дном переворачивают. Чего ищут-то, но мы бедные и нет у нас ничего почти, из ценного — коровка только… — тараторил мужик, едва переводя дыхание. — Я вот сумел убежать и тут же завидел свет ваших фар. Скорее, пожалуйста, скорее… Вчетвером мы с ними сладим! — мужик имел в виду нас с Андреем, Клопа и себя. — Чем угодно отблагодарю, — лопотал мужик и на его глазах навернулись слёзы, — коровку вам отдам… Умоляю, спасите нас!
По словам Шталенкова — лучшего друга Клопа, Клоп был человеком очень добрым и отзывчивым. Хотя человеку, впервые его увидевшему, конечно показалось бы, что он не способен к проявлению хоть каких-то человеческих чувств, потому что лицо его было непроницаемо каменным. Но каменным оно было от того, что Клоп был ветераном двух войн — афганской и первой чеченской и повидал в жизни своей немало видов. Шталенков рассказывал, что больше всего в жизни Клоп ненавидел насилья над невинными. Ещё дядя Дима как-то рассказал нам, что именно Клоп вытащил его раненого на себе, рискуя собственной жизнью, из той ужасной бойни в Афганистане, в которой его и контузило. Поэтому и сейчас, видя беззащитного с круглыми от страха глазами слабого мужичонка, он не мог махнуть рукой и не помочь.
— Ладно, мужик, выдохни. — Сказал Клоп, подошёл к открытой двери микроавтобуса и взял свой автомат. — Где твой дом? — обратился он к трясущемуся мужику.
— Спасибо Вам, добрый человек. Там! — мужик показал на еле видневшийся метрах в двухстах от нас силуэт одноэтажного деревянного домика, стоящего метрах в пятидесяти вглубь от трассы. — Пойдёмте, пойдёмте скорее.
— Подожди, а сколько их там? — спросил Клоп несчастного.
— Двое. Безоружны, но здоровые и пьяные в стельку! — неровным голосом ответил мужичок. — Но вчетвером мы им дадим жару, пойдёмте, пойдёмте.
Клоп показал жестом Даше и Валере, водителю Фольксвагена, чтобы те ждали нас в машинах, и мы быстрым шагом последовали за мужиком. Клоп скомандовал нам с Андреем, чтобы мы не лезли в дом. Сказал, что он сам справится и вышвырнет оттуда преступников. Когда мы подошли к дому несчастного крестьянина совсем близко, то заметили, что в окнах бледнеет свет то ли от лучин, то ли от свечей. Замечу, что дом его стоял не особняком, а был третьим в ряду из семи — девяти подобных домишек, в окнах ни одного из которых света больше не было.
— Соседи есть? — шёпотом спросил Клоп мужика в тулупе.
— Нет, — чуть слышно ответил тот, — все давно разъехались или померли, одни мы тут остались.
Крадучись мы все подошли к дверям неприметного деревянного домика, внутри которого находились пьяные отморозки. Это был самый обыкновенный брусчатый дом с покосившейся крышей; но его состояние по сравнению с соседними домами было очень даже неплохим. Мужик показал пальцем на входную дверь и жестом дал Клопу знак, что открывается она от себя. Клоп приложил указательный палец правой руки к губам, дав тем самым, знак не подавать никаких звуков. Мы кивнули. Тогда Клоп чуть слышно щёлкнул затвором автомата Калашникова, сняв его с плеча, и взял его в правую руку. Левой рукой он легонько толкнул дверь. Давно не смазывающиеся дверные петли предательски заскрипели. В сенях было настолько темно, что даже матёрый военнослужащий Сергей Валерьич не стал делать необдуманного поступка и входить в дом. Он ловко вытащил из кармана левой штанины своих камуфляжных штанов фонарик и посветил внутрь сеней. Мы же стояли у него за спиной в полной уверенности, что наша помощь больше формальна, нежели действительно будет ему нужна. Этот человек, как нам казалось, да и как отзывался о нём Шталенков, мог голыми руками уложить троих своей же комплекции… А комплекция у него была — будь здоров! Он был просто сущей громадиной, минимум два таких как я в плечах, ростом порядка метра девяносто двух — девяноста пяти сантиметров. Плюс ко всему он ещё являлся и горой мышц; в ведомстве ему не было равных по АРМ-реслингу. Всё это вселяло в нас чувство безопасности, когда Клоп был рядом. Поэтому, даже сейчас, когда нам предстояло помочь беззащитному крестьянину и его семье и вышвырнуть из дома двух здоровых дебоширов, страшно не было совсем: Клоп, да ещё и с АКМом идёт первым, а значит и опасаться нечего. "Ну, — злорадствовал я, — сейчас вам головы-то проломят прикладом!" — мысленно обращался я к беспринципным жлобам, не гнушающимся избивать даже женщин.
Убедившись, что сени пусты, Клоп очень осторожно сделал несколько шагов во внутрь… И тут он замер как вкопанный…
— Не дрыгаться, ясно?! — прозвучало мерзким голосом из-за двери, которая будучи открытой внутрь дома, послужила укрытием для кого-то. Но кого?
— Автомат на пол кинул! Живо! — рявкнул тот, кто прятался за дверью. Клоп стоял не шевелясь. Очевидно, к его виску был приставлен ствол пистолета, скрываемый от наших взоров густой пеленой тьмы. Клоп кинул автомат на пол. У меня перехватило дыхание. Я не знал, что делать: стоять ли на месте либо кинуться бежать назад и звать на подмогу ещё трёх вооружённых до зубов бойцов; двое ехали в салоне Транспортёра, да плюс Валерка — водитель. Но я стоял как вкопанный, равно как и Андрей, и почему-то боялся даже пошевелиться. Тут плавно приоткрылась дверь, ведущая в комнату, и полоска тусклого света разлилась по полу. В двери появился силуэт. Он неспешно сделал два шага из комнаты в сени, и в силуэте теперь можно было увидеть здорового мужика с автоматом в руках. Дуло автомата смотрело в нашу сторону, палец мужика лежал на спусковом крючке.
— Так, ни звука, ни шороха, — пробасил человек с автоматом в руках. — Актёр, иди сюда. Мужичонка, семь минут назад так слёзно умолявший о помощи, мигом скользнул в комнату.
— Вы двое! — скомандовал здоровенный мужик нам с Андреем, — руки за головы, не то пристрелю как псов, ясно?
Мы с Андреем покорно заложили руки за головы.
— Гоги, обыскать их! — по-прежнему командовал верзила.
Из комнаты вышел мужчина с кавказскими чертами лица. Он был вооружён пистолетом. Гоги ловко ощупал с ног до головы Клопа и с лёгким кавказским акцентом отрапортовал: "Чистый!". Затем обыскал и нас с Андреем и, не найдя у нас никакого оружия, отошёл от нас на несколько шагов в глубь сеней.
— Актёр, слышь? — крикнул тот, что с автоматом, в сторону приоткрытой двери в комнату. — Сколько их там всего? В дверном проёме появился этот актёр, заманивший нас в западню, и ответил: "Там ещё девка и водитель микроавтобуса".
— Что везёте, откуда и куда едете, отвечать! — очень мерзким и скрипучим голосом протянул последнее слово бандит, чей пистолет был приложен к виску Клопа из-за входной двери.
— Молодежь — гражданские, — с невообразимым для меня спокойствием отвечал бандитам Клоп, — я — бывший военный, их сопровождаю из Москвы в Питер. — Клоп на ходу придумал историю как можно более подчёркивающую, что кроме Клопа никто и ничем бандитам не угрожает. Я сразу смекнул, зачем он так придумал: заикнись мы о том, что в машине нас ждут ещё три матёрых бойца — нас тут же расстреляли бы, почувствовав опасность. А так, разоружив единственного вооружённого Клопа, бандиты убедились в своём преимуществе, и у нас появился шанс на более благоприятное развитие событий, нежели моментальный расстрел…
— Водитель ваш вооружён? — поинтересовался бандит с басовым голосом.
— Нет, он просто водитель. Единственный охранник — я, — отвечал Клоп и, судя по всему, своей невозмутимой интонацией удивлял не только нас с Андреем, но и наших возможных палачей.
— Так, хлопцы, — скомандовал своим товарищам их, как нам показалось, главный, разговаривающий утробным басом, — сейчас идём дружно, раскулачим товарищей, а потом, если себя нормально вести будут, тут и оставим, а плохо если — в поле расстреляем к чертям, ясно? — все утвердительно хмыкнули. — А вы, — обратился он к нам, — чтоб ни звука, ни шороха, понятно? А то пулю в голову без разговоров, врубились?
Мы кивнули. Затем нам приказали с заложенными за голову руками идти по направлению к машинам, а сами бандиты шли шагов в пятнадцати позади нас. Всего их было четверо: главный, Гоги, тот, что первым приложил пистолет к виску Клопа из-за двери и треклятый Актёр, заманивший нас в западню. Главный держал нас на прицеле своего автомата, Гоги взвёл трофейный автомат Клопа и тоже держал нас на мушке, а остальные двое шагали за нами с пистолетами в руках. Мне до этого никогда не приходилось быть под прицелом как, очевидно, и Андрею. Мне было безумно страшно. Руки, заложенные за голову, тряслись, во рту пересохло. Хотелось со всех ног просто побежать куда-нибудь, но какой-то оставшийся не заглушённым чувством животного страха кусочек моего мозга предостерегал меня от такой глупости. Мысли вертелись в голове со скоростью света: за те полпути от домика до наших машин, которые мы успели пройти за пару минут, я мысленно проиграл в мозгу множество вероятных сценариев развития событий. Первым, и наиболее, как мне казалось, реалистичным сценарием, был самый плачевный для нас. Я думал: "Почему нас не расстреляли? Ну почему? Времена сейчас такие, что твори беспредел — не хочу! Всё, совсем скоро, вероятно, наступит конец нам всем как саранче на полях, после облёта их самолётом, распыляющим ядохимикаты. Поэтому ни тебе уголовных дел, ни тюрьмы. Да ничего тебе не будет за расстрелянных посреди безлюдной трассы людей. Даже искать никого никто не станет. К тому же бандюги эти со своим актёром наверняка не первых нас таких тут заловили, а у них это на потоке, да трасса какая: Москва — Петербург… Ну явно они нас не расстреляли ещё только по одной причине: хотят убедиться, что мы их не обманули в том, что больше в микроавтобусе никого, кроме водителя, нет, и ведут нас в качестве заложников на крайний случай. И ведь, если бы никого с нами больше не было, убедившись в этом, моментально расстреляли бы. Но сейчас они подойдут к Транспортёру, дёрнут ручку двери, а в салоне двое военных. Что будет? Нами прикроются как живыми щитами, затащат нас в машину, отвезут и расстреляют через два километра? Или успеют уложить ничего не подозревающих бойцов до того, как те успеют пикнуть? Но и в таком случае нас непременно расстреляют — это как пить дать. Мало того, что как-то не вызывают доверия слова "Если себя нормально вести будут, тут и оставим…" таких профессиональных преступников, какими казались эти четверо, так Клоп их ещё и обманул, что с нами нет больше никого. Не-ет, точно пошли последние минуты наших жизней. Явно этим гадам не нужны живые свидетели. Да и место у них тут, видимо, хлебное. Расстреляют, зароют в поле, а завтра ночью снова Актёра на работу отправят — света фар ждать, машины тормозить и умолять очередных жертв "помочь" несчастным жене и сыну…". Примерно так выглядел первый вариант развития событий, который пришёл мне в голову. Второй вариант был более обнадёживающим… По второму варианту, который я мог себе представить, каким-то чудом мы — трое пленных — должны были избежать вражеских пуль, в то время как трое бойцов, ожидающих нашего возвращения, должны были вступить в бой с противником и одолеть его. Мне очень хотелось надеяться именно на второй сценарий, но внутренний голос отрезвляюще шептал: "Каким образом ты планируешь выскочить из-под носа у матёрых и вооружённых уголовников, в нескольких шагах за твоей спиной ведущих тебя на прицеле? А как, по-твоему, бойцы, сидящие в микроавтобусе, догадаются, что вы придёте под дулами автоматов, и нужно будет исхитриться и оперативно нейтрализовать врага?". Внизу живота у меня как-то неприятно заныло, как бывает обычно перед лицом чего-то страшного. И вот до машин нам осталось пройти метров пятьдесят. Водитель Транспортёра уже развернул машину, и теперь она стояла к нам "лицом". Свет фар Фольксвагена, стоящего на несколько метров по ходу нашего движения ближе, чем Хонда, слепил нас, но в этом и был расчет бандитов: если бы с нами были представляющие им угрозу люди, то они могли чётко видеть, что нами прикрываются, как живым щитом. А такие люди были, и они, действительно, видели, что мы идём и идём не одни.
Главный бандит подошёл к водительскому месту Транспортёра, а Гоги с Петруччо (так наши недруги называли в разговоре между собой того, который первым встретил Клопа и гнусавил из-за двери), прикрывшись нами с Андреем и держа пистолеты у наших висков, остановились метрах в двух позади. Актёр стоял за ними с перевешанным через плечо автоматом Клопа.
— Где водила? — зло и нервозно вскрикнул главный, обнаружив, что водительское место машины пусто.
Может в салоне, там еда есть… — по-прежнему с поразительным спокойствием отозвался Клоп, но достаточно громко. Видимо, чтобы уж точно его голос услышали бойцы, сидящие в салоне. Там же, по моим предположениям, сидел и водитель. Может он, завидев нас, ведомых под дулами автоматов, воспользовался включенными ксеноновыми фарами, слепящими нас и бандитов, и быстро перелез в салон? В любом случае, сам факт того, что водителя не было на месте, как-то подбодрил меня; я подумал, что экипаж Клопа — гуру военного дела и, скорее всего, они что-то придумают, если уже не придумали, и для нас может быть ещё не всё потеряно.
— Ты, амбал, — скомандовал Клопу басоголосый, — подошёл к двери! — бандит махнул дулом автомата в сторону двери салона Транспортёра.
После этой команды главный из гадов пропустил Клопа вперёд и ткнул дуло автомата ему под рёбра. Оба подошли к правому боку микроавтобуса.
— Теперь пла-авненько открываем дверь… — велел Клопу бандит и взор его уставился на дверь микроавтобуса. Клоп медленно взял ручку, щёлкнул ей и плавно потянул дверь влево. Мы с Андреем сглотнули, подумав: "Всё, сейчас каюк нам всем настанет". Я же боялся больше всего за Дашу, сидевшую в Хонде, наблюдающую за всем происходящим и совершенно беспомощную. Если нас сейчас всех расстреляют, то, что будет с ней? Этот вопрос промелькнул у меня в голове, после чего мне сделалось совсем невыносимо. Что же произойдёт в ближайшие секунды? Бойцы в Фольксвагене попытаются нейтрализовать угрожающего Клопу верзилу? Но он скорее прихлопнет Клопа, прежде чем те успеют пошевелиться…
Когда дверь полностью открылась, и мы уже ждали чего-то страшного, к огромному нашему удивлению ничего не произошло. Бандит, взяв по-прежнему приставленный к боку Клопа автомат в правую руку, левой шустро вытащил из кармана куртки бывший фонарик Клопа и посветил в салон Транспортёра.
— Ух ты! — присвистнул главный разбойник, — У них тут пулемет… Представляете, парни?
— Ну нихрена ж себе! — противным голосом брякнул Петруччо.
Вдруг, в ту же секунду, басоголосый внезапно повалился на землю и, падая, несколько раз пальнул из автомата одиночными. Пули прошлись рядом с головой Клопа, но никакого вреда ему не нанесли, а улетели в воздух. От неожиданности, да и от испуга, я, что было сил рванул назад, одновременно стараясь упасть на землю и подсечь стоящего у меня за спиной Петруччо. Андрей же, как я заметил краем глаза, резко развернувшись, попытался схватить за руку державшего его на прицеле Гоги. Затем я лишь только услышал два пистолетных выстрела, но не видел, что произошло. У меня получилось сбить с ног гнусавого бандита, после чего я вскочил и побежал к Фольксвагену. Актёр, моментально щёлкнув затвором автомата, несколько раз пальнул в мою сторону, но, к счастью, я успел забежать за Транспортёр. Одновременно с тем, как я скользнул за машину, из-за неё выскочили два бойца в бронежилетах, присели на корточки по обоим бокам микроавтобуса и начали стрелять по бандитам. Тут я понял, почему упал главный бандит: Валерий лежал под машиной и резко дёрнул негодяя за ноги, от чего тот повалился на землю.
— Там Андрей! — орал я что есть мочи сквозь писк в ушах, вызванный оглушающими выстрелами всего в нескольких метрах от меня. Спустя секунды две я выглянул из-за левого угла машины и увидел лежащего на спине бойца; на его лбу была видна небольшая красная точечка. Лужа крови растекалась по припорошенной снежком дороге. Я поднял глаза выше и увидел, как Актёр, отстреливаясь, сиганул в кювет. Петруччо я не увидел вообще, а Гоги и Андрей лежали и не шевелились. Тогда я резко метнулся и осторожно выглянул из-за машины уже справа. Там валялся бездыханный бандит, который прикрывался Клопом, но был повален рывком за ноги из-под машины, а Клоп сидел на корточках со своим автоматом в руках.
— Не высовывайся! — крикнул мне Клоп. Сам же он медленно переместился к переднему краю машины и оглядел освещаемое фарами пространство спереди. Похоже, он видел, что Актёр соскочил в кювет, и поэтому очень-очень плавно, крадучись начал двигаться в его сторону. Валерий, тем временем, вылез из-под микроавтобуса, достал из кобуры пистолет и также на корточках очень осторожно начал перемещаться к месту, где лежали Андрей и бандит-кавказец. Только я решил одним мощным рывком добежать до Хонды, стоявшей метрах в пятнадцати позади Транспортёра и проверить, цела ли Даша, как вдруг услышал её визг через едва приоткрытое окно. Но кроме ослепляющего света фар Хонды я не мог видеть, почему она кричит. Через секунду Хонда резко дёрнулась с места и на высочайших оборотах пронеслась мимо Фольксвагена, едва не наехав на Андрея с Гоги, и понеслась вперёд по трассе. В этот же миг я услышал очередь оглушительных выстрелов из Калашникова справа.
— Этого завалил! — через долю секунды после выстрелов прокричал из кювета Гоша, четвёртый боец из Клоповского экипажа. Он, по всей видимости, при приближении бандитов, ведших нас под дулами автоматов, занял позицию в пожухлой траве кювета.
Я вскочил, выбежал из своего укрытия и увидел Клопа, стоящего у кромки кювета. Подбежав чуть ближе, я заметил внизу распластавшегося Актёра. Все бандиты были нейтрализованы… Все, кроме одного!
— Сергей Валерьич, там Дашка!.. — отчаянно завопил я Клопу, когда моя машина уже достаточно далеко уехала вперёд.
— В машину! Быстро! — крикнул нам водитель Валера, запрыгивая на своё место. Мы с Клопом запрыгнули на передние сиденья. Валера вытащил из кармана штанов ключ, ловко вставил его в замок зажигания и повернул… Но ничего не произошло. Мы не услышали даже щелчка стартёра. "Б*я, ну что такое…", — нервничал Валерий и судорожно вертел ключом туда-сюда. Затем он мигом выскочил из-за руля и подбежал к капоту машины, открыл его, но уже через несколько секунд вернулся:
— Чёрт бы побрал этих уродов, — негодовал Валера, — пробили движок. Всё, теперь мы обездвижены…
— Неет, неееет! — завопил я. — Что делать, там Дашка, Дашка в машине…
— Антоха! — Клоп положил мне руку на плечо, — Соблюдай спокойствие. Ничего они ей не сделают, догоним. Сейчас дождёмся сейчас машину какую-нибудь и догоним.
Меня всего трясло. Мы вышли из машины и подбежали к Андрею. Я боялся, что Андрея убили, но очень обрадовался, насколько тогда вообще можно было радоваться, что Андрей был живой, но держался обеими руками за правую ногу и тихонько стонал.
— Друг, ты как? — спросил его я.
— Жить буду! — отозвался Андрей.
Гоги был мёртв. Андрей рассказал, что когда я резко дёрнулся назад, чтобы повалить Петруччо, Андрей моментально предпринял почти то же самое и, резко развернувшись, подсёк стоящего за ним Гоги, и они вместе повалились на землю. Упав, Гоги успел выстрелить и прострелил Андрею правую ногу чуть выше колена, но Андрей ухитрился вырвать у него из руки пистолет и пристрелить мерзавца. Вроде бы кость у Андрея не была повреждена, а пуля прошла на вылет через мягкие ткани. Убедившись, что друг мой жив и ничего ему не угрожает, я продолжал полудрожащим голосом требовать у Клопа ответа:
— Сергей Валерьич, что делать? Что? — без намёка на хоть какое-то хладнокровие, коим обладал Клоп, лопотал я.
Клоп же был поразительно спокоен и рассудителен. Видя его хладнокровие и трезвость в оценке происходящего даже после боя, закончившегося пять минут назад, невольно я сам начал брать себя в руки. Сергей Валерьевич предложил сперва похоронить Саню — погибшего защищая нас бойца из экипажа Клопа, — затем дождаться попутки на Питер и нам с Клопом и Гошей поехать вперед по трассе и отыскать Дашу. Валере же он отдал распоряжение, также дождавшись какой-нибудь машины ехать с Андреем назад, в Москву, иначе последнему может грозить ампутация. Конечно, было сложно даже представить себе машину на этой трассе, которая бы ехала в сторону Москвы. Посему, скорее всего, Валере предстояло дождаться машины, также едущей в сторону Санкт-Петербурга и, пользуясь как служебным положением, так и имеющимися в Транспортёре материальными ценностями, постараться по-хорошему развернуть машину в обратном направлении. Главное то, что у нас был бензин, несколько канистр бензина! По нынешним временам бензин дороже любого золота, особенно для желающих укатить подальше от приближающегося пекла. Но прежде всего, необходимо было убрать с дороги тела убитых бандитов и, самое главное, оттолкать в укромное место Фольксваген, ведь в нем был целый арсенал оружия, которое теперь уже никак было не взять с собой в полном объеме.
Сапёрской лопаткой за час выкопали недалеко от дороги в ещё не успевшей сильно промёрзнуть земле неглубокую могилку для Саши. Похоронили. Бандитов же просто оттащили с дороги и положили среди высохших колосьев на поле, чтобы с трассы их не было видно. Когда мы вернулись к Транспортёру, обнаружили, что Андрею стало значительно хуже: болевой шок, закончившийся уже достаточно давно, теперь не спасал Андрея от мучительной боли и он еле-еле, стиснув зубы, постанывал лёжа на продольном сиденье в кузове машины. Туго затянутый выше колена бинт был весь алый от крови, но, к счастью, кровотечение уже остановилось. К слову сказать, перевязывал Андрею ногу Валера, а он умел делать это очень хорошо, ведь служил он в Афганистане сперва в медицинском батальоне, где и приобрёл бесценные навыки оказания первой помощи серьёзно раненым.
С трудом мы вчетвером, — Клоп, Гоша, Валера и я, — оттолкали транспортёр как раз к тем домикам, в одном из которых и устроили нам засаду бандиты. Всего метров двести, как я уже упоминал ранее. Затолкали машину во двор одного из них на место, которое, по всей видимости, раньше и использовалось в качестве стояночного для автомобиля жильца того домишки. Таким образом, транспортёр стоял перпендикулярно трассе. Было решено часть оружия: пулемёт и несколько ящиков патронов, как к нему, так и к автоматам, спрятать где-нибудь в укромном месте, потому что это было куда легче сделать, чем скрыть из виду Транспортёр. Где-то в километре вглубь от трассы, на опушке леса, Клоп разглядел в бинокль ночного видения кирпичный двухэтажный особнячок, который, видимо, уже давно никем не обитаем: почти все стёкла в нём были выбиты; никаких следов, которые бы могли свидетельствовать о хоть изредка заглядывающих в него людях, Клоп также не заметил. Но это и логично: кто же будет жить сейчас в таком гиблом месте, да ещё по соседству с околачивающимися в округе бандитами? Жители крохотных деревушек с тех пор, как на большей территории страны воцарилась анархия, не переставали быть жертвами озверевших от голода и безысходности преступников и негодяев наподобие тех, что были застрелены недавно. Поэтому люди старались сбиваться в группы, образовывая из множества маленьких, состоящих из пяти-восьми домишек, территориально удалённых друг от друга посёлочков, более или менее плотно населённые деревушки. Мы же сейчас находились как раз в одном из таких крохотных заброшенных посёлочков, ставшим пристанищем тем четверым, что прервали штатное выполнение нашей наиважнейшей миссии и оставили нас среди ночи в этом гиблом месте.
Валера остался с Андреем в домике, где поджидали нас бандиты. Там была койка, на которой Андрею было значительно удобнее лежать, нежели в салоне автомобиля и, что самое главное, там было тепло от печи, которую топили бандиты. Даже несколько ещё не успевших догореть свечек делали временное пребывание там куда комфортнее в сравнении с тёмным и холодным микроавтобусом.
Минут сорок заняло у нас с Клопом и Гошей оттащить пулемёт с коробками патронов к тому кирпичному особнячку, убедиться, что он совершенно заброшен, и поднять боеприпасы на чердак. Также спрятали на чердаке и сейф с документами, отвезти которые в Норвегию и было нашей целью. Потом Клоп достал из рюкзачка цифровой фотоаппарат, казавшийся теперь чем-то фантастическим, и сделал несколько кадров местности вокруг и самого кирпичного домика. Сделал он это для того, чтобы Валера с другими бойцами смог вернуться сюда по кадрам распознав местность, забрать спрятанное, и продолжить движение в сторону Норвегии, ведь было совершенно непонятно, найдём ли мы Дашу, найдём ли угнанную машину, сможем ли мы вообще теперь добраться до Норвегии. Конечно же, сделать это мы должны были во что бы то ни стало, но нужны были гарантии. Клоп, уже когда мы вернулись в домик к Андрею с Валерой, передал тому фотоаппарат и озвучил необходимость вернуться сюда с подкреплением сразу же, как тот отвезёт Андрея в Москву (а сделать это надо было как можно раньше), забрать документы и оружие и двигаться в Питер, где, при лучшем стечении обстоятельств, уже должны были быть мы, если нам удастся быстро найти Дашу.
Часам к двум ночи, когда всё более или менее улеглось, нам даже удалось перекусить немножко хлеба с консервированной сайрой. Потом мы с Гошей вышли на улицу, сели на лавочку перед домиком так, чтобы просматривалась трасса, и стали вглядываться в темноту в ожидании какой-нибудь машины, чтобы попытаться её остановить и просить о помощи. Условились, что первыми при наличии машины, поедем мы с Клопом и с Гошей на поиски Дашки, а Валера с Андреем должны были ехать во вторую очередь.
У меня в голове творилось нечто: казалось, что всё пищало, грохотало. Очевидно, это было остаточным явлением от оглушительных выстрелов посреди мёртвой тишины. Мне слышались голоса бандитов, переговаривающихся между собой, а особенно мерзкий голос того гада с дурацкой кличкой "Петруччо", который увёз Дашку. Почему то перед глазами вырисовывался светящийся сверхмощными прожекторами МКАД; мерещились мне и шныряющие по полю вдоль трассы афганцы, от чего я то и дело вздрагивал. Одним словом, у меня в сознании был тогда полный каламбур — последствие наслоившихся друг на друга событий, произошедших сегодня, стресса, внутреннего и хорошо скрываемого чувства паники и неуверенности в том, что я когда-нибудь ещё увижу Дашу. Я заставил себя очистить голову от мыслей о том, что с ней могло произойти и где она сейчас, иначе я рисковал "съехать с катушек", представляя себе самые страшные варианты.
Мы сидели молча, я дрожал от холода, стучал зубами и что-то напевал про себя, вглядываясь в темноту. Минут через сорок, без малого в три часа ночи, Гоша вдруг толкнул меня в бок и вскочил:
— Смотри, машина!..
Два ярких пятна фар отчетливо вырисовались на тёмном горизонте. Почти синхронно мы с Гошей вскочили с мест. Я резко мотнул головой, чтобы окончательно стряхнуть ворох опутавших мое сознание бессмысленных и угнетающих образов, то и дело наслаивавшихся друг поверх друга и заставляющих чувствовать себя в отрыве от реального мира. Гоша зажёг фонарь, и мы выбежали на проезжую часть, размахивая руками также, как размахивал перед нами бандит, первоклассно сыгравший роль беззащитного деревенского мужика. Очевидно, что водитель автомобиля заметил нас только метров с трехсот, потому что примерно с этого расстояния он принялся моргать нам дальним светом и отчаянно дудеть клаксоном. Надо отметить, что мы, безусловно, были замечены водителем гораздо ранее, чем я увидел выбежавшего почти прямо под колеса Актера: снег уже не шёл, и видимость была в разы лучше, чем несколько часов назад. Когда до автомобиля оставалось метров сто пятьдесят, мы заметили, что машина несколько сбросила скорость, но останавливаться совсем не намеревалась. Гоша в определенной последовательности включал и выключал фонарь, воспроизводя сигнал SOS. Когда до машины оставалось уже метров тридцать, не больше, Гоша что есть мочи завопил:
— Стой, стрелять буду! — одним махом выхватив из кобуры пистолет, подсветил вытянутую вверх с пистолетом левую руку и выстрелил в воздух, после чего он рывком дёрнул остолбеневшего меня за куртку, и мы вместе оказались на самой обочине. Машина, проносясь мимо нас, резко затормозила, от чего её развернуло на пол-оборота, и встала как вкопанная метров в пятнадцати поодаль от нас.
— Не стреляйте, пожалуйста, — послышался несильный мужской голос из открывающегося окна, — у нас ничего нету, не стреляйте, — умолял дрожащим голосом кто-то из машины.
— Всё в порядке, ФСБ, — громко и уверенно сказал Гоша, но пистолет по-прежнему был в его руке в боеготовном состоянии. — Пожалуйста, выключите фары! — мягко, но при этом убедительно попросил Гоша водителя. Фары моментально погасли. Тогда военный посветил фонарем в сторону водительского места, которое после разворота машины было как раз напротив нас. Подойдя чуть-чуть ближе, мы разглядели сидящих на передних сиденьях двух мужчин. Тому, что был за рулем, было на вид немногим больше сорока, а пассажир был уже в преклонном возрасте, лет семидесяти-семидесятипяти. А вот на заднем сиденье сидели двое детей: мальчик и девочка, каждому не больше десяти лет. После того, как луч фонаря пробежался по испуганным детским лицам, Гоша убрал фонарь. Из бывшего домика бандитов выбежали Клоп и Валера, оба с Калашниковыми в руках и с фонарями и сразу окликнули нас, всё ли в порядке. От вида выскочивших из домика вооруженных людей, водитель — худощавый мужчина в очках и с овальным щетинистым лицом, — совсем перепугавшись, побледнел так, что цвет его лица ничем не отличался от цвета бледной луны, зловеще освещающей пустынные поля и домишки вдоль трассы.
Клоп подошёл к машине, поздоровался с сидящими в ней и успокоил их, объяснив вкратце, кто мы такие, что с нами произошло и зачем мы их остановили. Извинился он и за вынужденную стрельбу в воздух: "Иначе бы Вы ни за что в такое время да посреди трассы не остановились бы…". Мужчина, сидевший за рулем, представился Ярославом и представил своего отца, сидящего рядом — "Олег Иванович, мой папа". В двух словах, отвечая на вопрос Клопа, зачем те в такое время едут куда-то без сопровождения, объяснил, что один его хороший товарищ, работающий в ФСБ, велел ему с детьми эвакуироваться из города немедленно, потому что приближение к Москве афганцев ожидается уже совсем-совсем скоро.
— Кто Ваш приятель? — поинтересовался Клоп, — ну, тот, что из ФСБ?
— Полковник Шталенков Дмитрий Юрьевич!
Мы все невольно улыбнулись.
— Димка и наш хороший друг и товарищ, и мы сейчас как раз выполняем служебное задание, за выполнение которого он ответственен, так что, если поможете нам, поможете и ему… — окончательно расположил к нам Ярослава Клоп.
— …Да и многим миллионам людей ещё! — не сдержался и торжественно вставил я.
— Безусловно! — удивленный тем обстоятельством, что мы тоже знаем Шталенкова, ответил Ярослав. — Дети! — обратился он к сидящим сзади детишкам, — эти дяди поедут с нами, так что, Валя, сядь на колени к Пете. — попросил Ярослав своих отпрысков. Те послушно выполнили указание.
Я сбегал в дом и попрощался с Андреем. Пожелал ему скорее вылечиться. Я ни на секунду не допускал, что мы можем больше никогда не увидеться, и поэтому церемония прощания не была сколь-нибудь напыщенной. Андрей сказал мне напоследок: "Бороться, друг, бороться до последнего! Понял?!", и с этими словами я покинул домик, попрощавшись и с Валерой. Затем я сел на заднее сиденье старенькой легковушки, на которую теперь были все мои надежды. Насколько я разглядел, это была Шкода Фелиция выпуска конца девяностых. Клоп с Гошей быстро сбегали к Фольксвагену и принесли две двадцатилитровые канистры с бензином, которые с трудом уместились и в без того заполненный вещами багажник. Клоп попросил старика пересесть на заднее сиденье, мол, "так необходимо для безопасности". Тот послушно пересел, заняв место рядом с детьми у левого окна; я же сидел посередине, а Гоша стал втискиваться на оставшееся пространство у правого окна. При нём ещё был большой военный рюкзак, в котором, по всей видимости, находилось самое необходимое: продовольствие, боеприпасы, медикаменты, фонарь с батарейками и ещё куча всего, что нужно военному для выживания и обороны в полевых условиях. Я до этого не видел ни у кого из Клоповских бойцов подобных рюкзаков; очевидно, они везлись в салоне Транспортёра, откуда и были теперь забраны. Сергей Валерьевич тоже был с рюкзаком, только ещё большим, чем рюкзак Гоши. Когда Клоп сел на переднее сиденье и водрузил огроменный рюкзак себе на колени, в боковом кармане рюкзака я разглядел рацию, выдававшую себя торчащей наружу антенной… В ту же секунду меня словно осенило: "Рация! В Хонде же есть рация!.. Когда Андрей протестировал её на Дмитровском шоссе разговором с Клопом, он положил её в бардачок между водительским и пассажирским сиденьем, который после закрыл. Но выключена ли она или включена? Если тупой бандюга Петруччо ещё не обнаружил рацию в бардачке и не избавился от неё, то мы сможем вычислить местоположение Хонды по мощности сигнала, если будем в радиусе распространения радиосигнала!"…
— Ну, с Богом! — сказал Клоп и наш со Шталенковым общий худощавый водитель тронул машину с места.
— Сергей Валерьич! Рация… В Хонде осталась рация, но я не знаю, включена она или нет. Она там, в бардачке, думаю, она и сейчас оттуда никуда не делась.
— Слушай-ка, а ведь мысль-то хорошая! — Клоп повернулся в пол-оборота назад и несколько раз пошевелил указательным пальцем в знак одобрения. — Гош, в этой модели раций маячок обнаружения есть? — обратился он уже к Гоше.
— Да. Серёг, это СУлН-59, они без подзарядки девяносто суток в выключенном состоянии слабый сигнал генерируют, — начал рассказывать Гоша. Я почувствовал громадный прилив сил и энергии от его слов, потому что теперь мне, по крайней мере, стало примерно понятно, каким образом мы сможем обнаружить мою машину, а значит и Дашу. Гоша продолжал:
— Но если рация выключена, то радиус распространения сигнала маленький, порядка двух-трёх километров, не больше, и то на открытой местности. Если ж она включена, то аж за двадцать километров её "поймаем" в эфире. А Андрюха её выключил или оставил включённой? — поинтересовался у меня Гоша.
— Ой, если честно, без понятия, но, скорее всего, выключил… — ответил я.
В машине повисло напряжённое молчание: мужчины с детьми явно не очень хотели кататься неопределённое время по и без того очень неспокойной местности, да ещё и с риском нарваться на вооружённых бандитов. И мы трое это прекрасно понимали. Тогда Клоп их успокоил, объяснив, что мы только попросим их проехаться с нами вдоль трассы до какого-нибудь более или менее крупного населённого пункта, где бы мы смогли либо найти себе машину для дальнейших поисков, либо выведать хоть какую-нибудь информацию, которая поможет найти Дашу.
…Мы ехали со скоростью не больше шестидесяти километров в час; старый и не особо мощный двигатель Шкоды напряжённо жужжал от существенной перегрузки машины, да и ехать быстрее было бы просто не разумно и опасно. Но даже осознание необходимости столь небыстрого перемещения не могло заставить меня не ощущать ход времени крайне медленным. Минуты тянулись как часы. Искажённое восприятие действительности, которое завладело мной не более часа назад, уступило место восприятию рациональному. Голова теперь начала переполняться всевозможными сценариями, вариантами относительно ближайшего часа, двух, трех… Ох, и ненавистное же это чувство, когда в воздухе витает дух беды, а ты бессилен знать что-либо наперёд, а только беспомощно играешься с кучкой жалких предположений, которые как бы ты их не выстраивал в одну связанную цепочку, в конце концов терпят крах, рушатся за несостоятельностью. Рушатся подобно пирамидке, выстраиваемой маленьким ребёнком из разноформенных фигурок; поставит конус на кубик — держится, поставит на конус шарик — падает. Так же и с фактами, которыми пытаешься оперировать, выстраивая, казалось бы, в логичную цепочку событий: увязываешь то с этим, это с тем, а в конечном счёте что-то решительно не увязывается одно с другим, и ты, будучи отброшенным на несколько "шагов" назад, пытаешься построить цепь заново и… Снова тщетно. Ох, как бы я хотел быть неподвластным этой напасти, но я был вдоль и поперек ей подвластен… И вот я гадал: будь я таким отморозком, коими являются типы наподобие этого Петруччо (что же за идиотская кличка?!), чтобы я делал, оставшись единственным уцелевшим из своей шайки, завладев машиной и умчавшись неизвестно куда с трофейной девушкой в салоне этой самой машины? Изнасиловал бы девушку, выкинул бы где-нибудь на трассе? Вряд ли бы стал вскоре насиловать — вдруг погоня?! Нее-ет, бандит явно не хотел попасться, и поэтому, скорее всего, гнал без оглядки. А могла ли Дашка сама выпрыгнуть на ходу? По идее, вполне могла… Но нет, вряд ли бы она стала это делать, ведь это же смертеподобно, к тому же выпрыгни она — бандиту ничего не стоило бы потратить двадцать секунд, сдать задним ходом и подобрать её, если он имеет на неё какие-то планы. "Да, она прекрасно это осознает и прыгать бы она не стала" — думал я. Но куда он мог её везти, да и вообще, куда бы он сам поехал, если бы Даши не оказалось в салоне? Эти и подобные этим вопросы заполонили мой рассудок. Я пытался включать логику: мол, скорее всего, Даша для Петруччо — не нужный груз, балласт. Тогда самым логичным является то предположение, что он высадил её где-нибудь километров через пять и направился уже один к какому-нибудь бандюжьему логову, дабы присоединиться к некоей шайке, подобно недавно ликвидированной. Да что я об этом? Мне было наплевать ровном счетом на всё, кроме одной мысли: что с Дашей? Где она? Где моя любимая, милая девочка, чья улыбка и выражение глаз уже давным-давно были для меня главным путеводным огоньком по жизни! Но более важно то, что я был для неё единственной в этом катящемся в тартарары Мире опорой. Грудь мою вдруг резко защемило от ощущения, что я, я виноват в том, что нежное, беспомощное создание невольно стало жертвой мерзкого подонка… "Я идиот, тварь я" — мысленно поносил я сам себя. "Ну как можно было допустить такое, как? Придурок ты, Антоха, придурок! Бежал бы сразу, с первыми выстрелами сваленного Валерой басоголосого жлоба, к Хонде, а не прятаться за Фольксваген" — корил я себя. Но ведь я и представить не мог, что подонок каким-то образом сумеет в суматохе проскользнуть незамеченным до Хонды… Скорее всего, когда Актёр прыгнул в правый кювет, Петруччо этот сиганул в левый. Да какая теперь уже разница?
Клоп о чём-то негромко беседовал с Ярославом, но я не вслушивался в их разговор, погруженный в свои мысли. Уловил только, что беседовали они про Шталенкова, потому что то и дело произносили его имя, подкрепляя каждый раз разговор фразами типа: "Да, как же тесен Мир". Минут через двадцать — тридцать вдалеке я заметил что-то, напоминающее свет фар. В конечном счетё, где-то метров в восьмистах спереди мы ясно увидели два светлых пятна. Это точно были фары.
— Ярослав, поморгай-ка им дальним и сбавь скорость, — попросил того Клоп. Ярослав трижды моргнул фарами и, по всей видимости, привлёк внимание водителя движущейся навстречу машины, потому что тот тоже трижды включил и выключил дальний свет. Мы сбавили скорость до скорости движения велосипеда, встречный водитель тоже замедлил движение. Когда машины поравнялись, Ярослав по просьбе Клопа жестами показал водителю встречной легковушки, что хочет чего-то спросить. Проехав чуть дальше и оставив нас метрах в тридцати позади, встречная машина остановилась у обочины. Из окна нервный мужской голос крикнул: "Чего надо?", но из машины по понятным причинам никто не вышел и двигатель не заглушил.
Выйдя из машины, Клоп издалека, чтобы не спугнуть нервничающего и испуганного водителя, представился и спросил, не видел ли тот проезжающую во встречном для него направлении Хонду. Мужик, услышав про ФСБ, пошёл-таки на контакт. Он извинился, сказал, что крайне спешит в соседнюю деревню по каким-то делам, и поэтому не став вдаваться в подробности, сообщил только, что ему за те семьдесят километров, что он успел проехать, встретились две машины, но он совершенно не помнит ни цвет, ни марку обеих. Зато он рассказал, что километрах в двадцати пяти отсюда, по ходу нашего движения, есть достаточно крупный по нынешним меркам населенный пункт, какой-то посёлок, располагающейся прямо вдоль трассы. Сказал, что там нам, возможно, смогут помочь. "Хотелось бы верить", — подумал я. "Но разве у нас есть варианты лучше?". Мы продолжили наш путь. Оставалось только рассчитывать на то, что в том посёлке кто-нибудь сможет дать нам хоть какую-нибудь наводку, потому что пока у нас не было решительно никаких зацепок и, соответственно, шансов найти Дашу… Мы находились на совершенно безлюдной дороге, окружаемые лишь жутковатыми лесами и полями; на несколько километров в округе — ни души. Когда мы продолжили движение, я всё подгонял Ярослава, каждые пять минут просил прибавить газу. Двадцать пять километров тянулись словно сто…
В тот населенный пункт мы въехали как-то незаметно; он располагался по обеим сторонам трассы и был достаточно широким, то есть углублялся и вправо, и влево, домов на десять с каждой стороны, но учитывая, что была глубокая ночь, он не выдал себя ни лучиком света, а был погружен в кромешный мрак. Правда, проехав метров двести среди плотно стоящими домами, мы поняли, что тут живут люди: снаружи слышалось мычание коров и блеяние коз, а в одном из домиков чуть в глубине я разглядел чуть заметный свет в окне. То был маленький, изрядно накренившийся бревенчатый дом. Из его трубы еле-еле поднимался дымок. Всего же, по моим прикидкам, он насчитывал с сотню домов, большинство из которых — одно- и двухэтажные деревянные лачуги, и всего штук пять кирпичных построек вроде "хрущёвок". Последние, совершенно нелепым образом нарушая общую деревенскую картину, были воткнуты в глубине, метрах в двухстах от трассы.
Я обратил внимание остальных на домик со светом и попросил Ярослава остановиться. Мы вышли из автомобиля. Вдалеке, из леса, слышался волчий вой, от которого у меня по коже пробежали мурашки. Я огляделся по сторонам — ничего необычного, обычный посёлок. Правда, метрах в двадцати от нас, на обочине дороги, валялся какой-то окровавленный, как мне показалось, комок. Вид его привёл меня в некоторое волнение: в памяти твёрдо стоял образ изрешеченного, превращённого практически в кусок сырого мяса под Колокольцевкой афганца. И, хотя то, что лежало у дороги, было совсем небольшим, окружающая обстановка провоцировала сознание на самые жуткие фантазии…
Сергей Валерьевич и Гоша, выйдя из машины, немедля сняли автоматы с предохранителей; Клоп приказал Гоше оставаться у машины и держать ухо востро, а сам пошёл в сторону домика, а я за ним. После недавней встречи с бандитами, побывав на волоске от смерти, мне было, откровенно признаться, жутко идти даже те метров семьдесят, что отделяли домик со светом от трассы. Стояла настолько гробовая тишина, что когда откуда-то издалека, в очередной раз, нарушая тишину, замычала корова, я аж подпрыгнул от испуга. Я никак не мог заставить себя поверить в то, что в этом, как мне казалось, гиблом месте живут люди, которые сейчас мирно спят в своих домишках, плотными рядами стоящих слева и справа. Но широченная спина Клопа всё же вселяла уверенность, хотя мы и не были застрахованы от того, что в домике нас могла ждать подобная предыдущей засада. Но всё равно делать ничего больше не оставалось, кроме как идти на подобный риск, ведь в лапах негодяя беззащитная девушка, моя Дашенька, и её нужно было найти, найти любой ценой. Бойцы это тоже прекрасно понимали и готовы были принять риск. Да что там говорить, они же — ветераны, ветераны нескольких войн, и на их счету не по одной спасённой жизни, и, дело понятное, не всегда обстоятельства для выполнения своего воинского и мужского долга благоволили и не сулили им верную погибель, но они выжили. Выжили, выживем и сейчас. Да что им, что нам эта горстка жалких подонков, шакалов, промышляющих разбоем тогда, когда почти настал судный день и люди как никогда беззащитны. От этих мыслей меня подстегнула недюжинная злость. Я сжал кулаки и почувствовал прилив сил. В тот момент я был бы готов накинуться с кулаками на любого негодяя, встреться бы он мне тогда, и мне было бы совершенно плевать, если б его силы хоть вдвое, хоть втрое превосходили бы мои. Наверняка каждый в какие-то моменты жизни испытывал подобные чувства, когда, чувствуя за собой справедливость и правду, готов зубами перегрызть глотки подлецам и мерзавцам.
Автомат Клопа издал уже знакомый мне звук. Это был щёлкнувший затвор, приведший оружие в боевую готовность. Мы чуть слышно переступали ногами, не издавая ни единого лишнего звука. Клоп жестом показал, чтобы я подошёл к окну, в котором как раз и виднелась тонкая полоска света. Я кивнул и, пригнувшись, пробежал вдоль стены и встал слева от окна, которое располагалось аккурат на уровне моей головы. Затем очень медленно, с застывшей в жилах кровью, вытянул шею так, чтобы телом оставаясь за стеной, смочь заглянуть в окно. Я хоть и не показывал виду, но очень сильно боялся, что вот-вот получу пулю в висок. Боялся, потому что что-то мне подсказывало, что нас видели, видели, как мы подъехали и шли к дому. Ну, а в том, что этот дом — ни что иное, как убежище бандитов, я был уверен на все сто. Но каково же было моё удивление, когда заглянув внутрь, я сразу же увидел профиль старухи, сидящей на табуретке у противоположной стены небольшой комнатки возле едва попрыгивающего в открытой печи пламени. Она сидела сгорбленная, в каком-то халате, а на голове её была косынка. Свет, что изначально нас привлёк, и был светом от пламени из печки.
— Там старушка у печки сидит — прошептал я.
Клоп кивнул, затем трижды постучал в дверь. Я наблюдал, как старушка, вздрогнув от неожиданности, поднялась с табуретки и неуклюжей походкой захромала к двери.
— Кто? — из-за двери раздался скрипучий старческий голос. — Кто там?
— Мы ищем похищенную девушку, — ответил Клоп, — не бойся, мать, мы — военные, мы ничего плохого не сделаем. Только спросим кое-чего. Хотите, я покажу в окно своё удостоверение?
Но вместо ответа к большому удивлению мы услышали щелчок открывшегося засова. Дверь приоткрылась. Cгорбленная бабушка с порога бегло осмотрела Клопа, затем и меня, когда я подошёл поближе. На удивление старушка нисколько не испугалась громадного Клопа, в чьей опущенной правой руке был автомат, а только пригласила нас в дом. Крошечные сени домика были завалены каким-то хламом: лопаты, грабли, тюки, тряпки, коробки. Но комната, куда пригласила нас хозяйка, была очень уютной, хоть и совсем крохотной. По углам, сверху, были расставлены образа, рядом с которыми стояли огарки свечей. На стене, что напротив входа в комнату, висели механические часы с кукушкой, на которых было уже четыре часа двадцать минут. В комнате было поразительно уютно и тепло, тепло от печи. Мы с Клопом встали в проходе, не зная куда нам проходить и проходить ли вообще, но старушка скомандовала: "Чего встали, проходите, садитесь!" и указала на крошечный столик у кровати, стоящей аккурат под окном, в которое я и заглядывал. Мы сели на стулья, стоящие у стола, а пожилая хозяйка села на кровать. Клоп залез в нагрудный карман, вытащил оттуда своё служебное удостоверение и, раскрыв его, показал старушке. Но та не стала всматриваться в документ, а, только улыбнувшись мягко, сказала: "Милок, я чувствую, вы хорошие люди. Убери ты свою бумажку, мне и так всё понятно". Мы с Клопом переглянулись, а я не выдержал и сказал: "Да, но времена сейчас, бабуль, такие… И как вы только дверь нам открыть не побоялись, бандиты же ведь кругом!". Старушка на это только улыбнулась и посмотрела на меня так проникновенно, что у меня на душе даже стало как-то легче.
Престарелой хозяйке на вид было не меньше восьмидесяти, но, скорее всего, даже больше. Она была невероятно маленькая по комплекции, ростом едва ли метр шестьдесят. Спина её от преклонного возраста была полукруглой. Лицо, руки её были все в морщинах. Белые как пепел волосы были забраны в пучок на макушке.
— Баба Зоя я, так меня и зовите, — улыбнулась беззубой улыбкой бабушка, — как вас кликать-то? — в каждом слове делая ударение на "о" поинтересовалась она.
— Я Сергей, — отозвался Клоп.
— Меня Антоном звать, — представился я. — У нас беда случилась, мы за помощью пришли, — понимая, что на промедление у нас нет ни времени, ни права, сразу же начал я. Затем я рассказал в трёх словах, куда и зачем мы направляемся, и что с нами произошло этой ночью.
Наверное, вам очень интересно, почему баба Зоя не спала в столь поздний час и почему она вообще открыла нам дверь, когда, казалось бы, ни один нормальный человек не открыл бы теперь дверь незнакомцам среди ночи? У нас с ней завязался разговор, пусть и не очень долгий, — медлить было нельзя, — но после которого всё встало на свои места. Покойный уже сын бабы Зои до "Конца" света ещё связался с нехорошей компанией в их деревне, был не раз судим. Потом он стал безусловным лидером, авторитетом, не только среди местных уголовников, но и даже в недалекой Туле, Ростове… Баба Зоя много слёз пролила над тем, во что превратился её сын, и отреклась от него. Но тот, несмотря на все страдания и упрёки матери, уже не в силах был завязать с преступностью. Но он любил свою мать и всячески оберегал её, обеспечивал и защищал. В конце концов, случилось то, что должно было рано или поздно случиться: с год назад её сына застрелили во время очередного разбойного нападения на какую-то автомобильную колонну. Как же баба Зоя плакала и причитала, когда услышала нашу историю; она узнала в описанных мною подонках своего сына, кляла их, молила Бога о прощении души своего сына, Ивана. После гибели Ивана, лидерство над преступным сообществом взял на себя его лучший друг, который при жизни Ивана был правой его рукой. По иронии судьбы баба Зоя была лучшей подругой матери нового преступного главаря, которая совсем недавно померла. Именно поэтому баба Зоя и могла спокойно доживать свой век в её лачуге, не опасаясь преступников, которые по воле влиятельного друга её сына обходили этот дом стороной. Но самым главным было, конечно же, не то, что мы оказались на "островке безопасности", конечно нет. Главной удачей было то, что баба Зоя могла дать нам какую-нибудь наводку, хоть какую-то зацепку, где искать или кого спрашивать про дислокацию бандитского логова, что помогло бы нам в поисках Даши.
А не спала баба Зоя потому, что несколько часов назад она услышала тревожные звуки за окном: резкий свист покрышек, неожиданно нарушивший ночную тишину и привычное редкое мычание коров, который мгновенно затих. Старушка выбежала из домика, выскочили и несколько соседей. Ничего необычного они не обнаружили, только сбитую собачку, валявшуюся у дороги. Соседи разошлись по домам, поматерившись на нерадивого водителя, а баба Зоя уснуть уже не смогла: "Дурной это был знак, дурной. Я почувствовала, что что-то нехорошее произошло, и чувствовала сердцем, что ко мне сегодня придут за помощью. Вот вы и пришли" — рассказала хозяюшка дома.
— Баба Зой, как Вы думаете, где можно начать поиски моей Дашеньки? Или, может, подскажете, хотя бы, кто бы мог нам подсобить в этом? — спросил я после того, как баба Зоя излила мне душу. Клоп же пошёл к машине, чтобы дать знать остальным, что всё в порядке.
— Милок, — баба Зоя посмотрела на меня настолько сочувствующим и понимающим взглядом, что я понял — она точно поможет, — вам надо в "Перепахово" — сказала она почти шёпотом, несколько наклонившись в мою сторону, чтобы я точно расслышал. — Это деревня такая, километров пятнадцать отсюда… — с ударением на второй слог в слове "километров" продолжала старушка, глаза которой то и дело бегали в глубоких морщинистых глазницах, словно высматривая, не подслушивает ли нас кто-нибудь. Но кроме нас с ней в доме никого не было. Я понял, почему она так волновалась: друг покойного Ивана, — её сына, — фактически опекал её, позволяя спокойно дожить старость в нынешние неспокойные, предапокалиптические времена. Рассказывая нам про своего сына, его преемника и про покровительство со стороны последнего, баба Зоя обмолвилась, что новый главарь очень любит её и уважает, и даже регулярно снабжает её продуктами питания, дровами и одеждой. А теперь, рассказывая мне, как нам можно выйти на преступников, она фактически предавала лучшего друга своего сына и хорошее, можно даже сказать, трепетное отношение к ней влиятельного человека, вдобавок кормящего её Было видно, как тяжело ей было "сдавать" преступника… Кто будет её кормить? Кто обеспечит её безопасность, случись чего с ним? В тот момент я чуть не прослезился, видя как старенькая, беспомощная бабушка, практически обрубает себе последнюю возможность спокойного, сытого и тёплого существования ради справедливости. Но, с другой стороны, баба Зоя была, как можно было убедиться, человеком набожным, добрым и справедливым, и поэтому она не могла нам не помочь в поисках похищенной девушки. А что я мог ей предложить взамен? Что мог пообещать? Безусловно, начнись какая-нибудь заварушка, Клоп прибьёт любого гада, как собаку, и этим гадом может стать и главный среди местных преступников — кормилец бабы Зои… И что тогда? Старушка не протянет долго без опеки. Я вдруг глубоко задумался над тем, как бы помочь бабе Зое, чтобы для неё такого сделать…
— Там кирпичный особняк на опушке стоит, — продолжала старушка, — это вот Артура.
Я догадался, что Артуром звали друга её покойного сына.
— Вы как-нибудь осторожненько туда поезжайте, там много мерзавцев этих… — баба Зоя заплакала, понимая, что жива она благодаря большому криминальному авторитету и всем его прихвостням, грабящим и убивающим невинных людей. — Чтоб им пусто было, гадам, чтоб им… — она зарыдала уже в голос. — Я от Артура больше ни хлебной крошки не возьму, катись он к чертям, — причитала она. — Не буду я больше есть этот хлеб, "кровавый" хлеб! — воскликнула баба Зоя и перекрестилась. Я нежно взял её худую, скрученную ладонь в свою руку.
— Баба Зоя, Господь с Вами! Я Вам обещаю, слышите, обещаю, всё будет хорошо.
Затем я сбегал к машине и взял у Гоши несколько банок тушёнки, пять батонов хлеба (практически всё, что было у того в рюкзаке), несколько упаковок спичек, и отнёс всё это бабе Зое в знак благодарности за посильную нам помощь, и просто из желания хоть как-то ей помочь материально. Потом я рассказал Клопу, что нам нужно ехать в это "Перепахово", и что там, вероятно, много отъявленных бандитов. Тогда мы, посовещавшись совместно с Ярославом и Олегом Ивановичем, попросили бабу Зою приютить у себя на время отца Ярослава с детьми, а сами решили очень осторожно пробраться в деревеньку "Перепахово" и "послушать" в тех краях вероятный сигнал рации, оставшейся в Хонде. Та была не против, и дети с дедушкой отправились в домик.
С Клопом и Гошей мы посмотрели на карте расположение деревни "Перепахово". До неё, действительно, езды было километров пятнадцать-двадцать. Нам нужно было проехать ещё около трёх километров вперёд по трассе, а затем свернуть налево и по дороге, отмеченной на карте как грунтовая, ехать оставшееся расстояние, удаляясь от трассы.
Было около пяти часов утра, когда мы вчетвером: Клоп, Гоша, Ярослав и я выехали в сторону "Перепахово". С трудом отыскав нужную дорогу, мы свернули с трассы и начали углубляться в сторону дремучего чёрного леса, куда и вела та грунтовая, ужасно разбитая дорога. Мы ехали, естественно, с выключенными фарами и очень-очень тихо, то и дело заглушая мотор и прислушиваясь к окружающим звукам. Вокруг стояла гробовая тишина, и только изредка вдалеке можно было услышать волчий вой и чуть ближе "угукание" сов. Можно сказать, нам немного повезло от того, что на улице был морозец, порядка трёх-пяти градусов, и мы относительно легко, хоть и крайне осторожно, продвигались вперёд. Если бы на дворе был, скажем, сентябрь или октябрь, мы бы абсолютно точно не проехали бы и двух километров, а увязли бы по уши в дорожной грязи. Теперь же грязь и глубокая колея были прихвачены морозом, и почва под колёсами была достаточно твёрдой. Хотя пару раз приходилось выходить из машины и толкать её, когда та, всё же, проваливалась колесом в не успевшие как следует промёрзнуть грязевые ямы. Таким образом, минут за сорок пять мы преодолели километров восемь. Оставалось совсем немного до "Перепахово", если, конечно, мы каким-нибудь образом не сбились с пути и ничего не перепутали.
— Дальше ехать опасно, услышат — изрешетят. — заключил Клоп. — Значит так, — продолжал он, — мы с Гошей на разведку, а вы тут сидите, — обратился он к нам с Ярославом, — только машину сейчас с дороги уберём, а то мало ли чего, кто поедет из этих, тогда копец.
— Правильно! — полностью согласился с ним я. Ярослав тоже был за.
Тогда мы втроём вышли из машины, чтобы максимально её облегчить, а Ярослав потихонечку между деревьев начал отгонять машину в укромное, недоступное для обнаружения с дороги место. Маскировка машины путём углубления её в лес метров на сто-сто пятьдесят от дороги заняло у нас не менее получаса, потому что машина намертво зарывалась в слой гниющих листьев, сучьев и прочего лесного хлама. Наконец, машина была надёжно "припаркована" между двумя пышными елями так, что с дороги увидеть её было невозможно.
Мы отряхнулись от грязи. Клоп сказал нам, чтобы мы ждали их тут, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам. Сверили часы. Условились, что если они не вернутся до десяти часов утра, то мы с Ярославом должны были попытаться самостоятельно вытолкать машину и ехать обратно к бабе Зое, а, если не получится на машине, идти туда пешком. Но я не хотел даже и представлять себе, что будет, если с бойцами что-то случится. Я был на все сто процентов уверен, что они-то знают своё дело и будут предельно внимательными, к тому же у них есть огромный опыт ведения разведывательных и боевых действий, в том числе и в лесной местности. На этот раз бандиты не смогут быть ни хитрее, ни умнее двух матёрых военных.
И они ушли во тьму, а мы с Ярославом остались сидеть в машине. Ещё раз я выразил ему свою невероятную благодарность за то, что он согласился помочь нам, хотя мог бы сослаться и на детей, и на опасность обстановки и отказать. Ещё немного поговорили за жизнь. Уже начинало понемногу светлеть. Минут через двадцать я незаметно начал погружаться в сон.
Откинув по примеру Ярослава спинку пассажирского сиденья назад до почти горизонтального положения, я задремал. Снов никаких я не видел, а погрузился в глубочайший сон; это и понятно, ведь столько произошло за сегодняшнюю ночь… А мы не Афганцы — простые смертные, и невероятный стресс плюс физическая нагрузка отправили организм в глубокий нокдаун.
…Я резко подскочил от какого-то стука, да так, что сильно ударился головой о подлокотник на двери. За окном было уже совсем светло, и я сразу же, хоть и спросонья, разглядел за стеклом Клопа с Гошей. Но они были не одни: с двух сторон держа за заломленные за спину руки, они привели с собой какого-то мужика славянской внешности, достаточно крепкого телосложения, на вид которому было немногим за тридцать. В его рту был вставлен кляп, наскоро смастерённый из какого-то тряпья. Ярослав тоже проснулся и поспешил открыть двери.
— Быстро, быстро заводи машину, поехали скорее! — едва приоткрыв дверь, велел Клоп. — Антон, выходи, будете с Гошей машину выталкивать.
Я мгновенно вышел из машины, после чего Клоп усадил незнакомца на заднее сиденье, а сам сел рядом, держа у виска пленного пистолет. Ярослав же завёл машину и начал сдавать назад. Машина несколько раз застревала в грязи, но мы с Гошей помогали ей выкарабкаться. Довольно скоро из нашего укрытия мы выехали на основную грунтовую дорогу, по которой и ехали порядка восьми километров, свернув с Ленинградской трассы.
— Теперь давай к Ленинградке, а там в сторону от Москвы потом, — обратился Клоп к побледневшему от хода развития событий Ярославу, — до вечера нам надо залечь на дно где-нибудь в лесу, неподалёку.
— А что такое? Кто это? — поинтересовался я у Клопа, кивнув в сторону сидящего по правую руку от меня и зло разглядывающего окружающих мужика с кляпом во рту.
— Да вот, выловили с Гошей птичку в лесу. Птичку с недержанием, — и оба бойца хрипло загоготали. — Вышли на опушку, значит, дом тот увидели (Клоп имел в виду дом Артура, описанный бабой Зоей; бандитское логово). Ну, сели в кустах с биноклем, понаблюдали — ничего интересного, окна занавешены, не видать ни зги, — продолжал Сергей Валерьевич. — Думали, как поступить, а пока думали, глядим, дверь парадная открывается и птичка наша, пошатываясь, идёт прямо к нашему кусту нужду малую справлять. Всё, думаем, кабздец: обоссыт сейчас и фамилии не спросит! — на этой фразе все сидящие в машине, кроме пленного, засмеялись. — Так вот. Такого мы допустить не могли и его, так сказать, повязали немножко. Пообщались чуток — птичка ценная, один из этих аспидов, — Клоп презрительно мотнул головой, имея в виду бандитов, которых недавно нам удалось нейтрализовать. После этих слов он попросил меня развязать кляп на затылке у пленного, но сам при этом не опустил нацеленный на него пистолет. Я развязал кляп.
— Спасибо… — злобно прошипел мужик. — Тьфу, падлы, бля, — чуть слышно брякнул он и потупил он глаза в пол.
— Но-но, повежливее тут, окей?! — Клоп повертел стволом у виска "птички". — Давайка нам про Петруччо вашего поподробней расскажи: что за овощ такой и с чем его едят? И что за кличка идиотская? И когда последний раз его видел? — Внушительно "попросил" Клоп бандита.
— Петруччо? Хех… — скользко ухмыльнулся тот. — Отморозок — вот он кто. Видел его позавчера. Кличка такая, потому, что мексиканец.
— Прямо-таки мексиканец? — крайне удивленно спросил с переднего сиденья Гоша. На лице Клопа тоже было заметно некоторое удивление: мол, откуда в российской, можно сказать, глубинке, да ещё и в нынешние-то времена мексиканцу взяться? Я и сам с трудом поверил услышанному.
— На половину! — отреагировал пленник. — Мать русская, отец мексиканец. Отец его в Москве в ресторане мексиканском поваром работал до Конца света. — Расставил всё по своим местам бандюга.
— А-аа, — протянул Клоп, — понятно тогда. А почему "отморозок?"
— Да потому что у него головы нет; говна кусок вместо головы! — буркнул мужик. — Никаких понятий, никаких принципов, короче, конченный типок! — улыбнулся, оголив несколько золотых зубов, мерзкой улыбкой мой нетрезвый ещё сосед.
У меня по коже пробежал привычный уже, мерзкий и не предвещающий ничего хорошего холодок. В голову стремительно начала въедаться тлетворная и ненавистная тревога: "Что с Дашей?" — приняв ещё более стремительный оборот, закрутилось у меня в мозгу. Я представлял себе, что может быть в голове у описанного непредсказуемым и "отмороженным на всю голову" Петруччо, и от этого занервничал с новой силой, да так, что за считанные секунды до крови расковырял себе большие пальцы на руках.
— Сергей Валерьич, — не выдержал я и полез к тому с вопросами, — что значит "залечь на дно в лесу?" Зачем? Что мы будем делать?
— Товарищ наш любезный, — Клоп кивнул на пленника, — поделился с нами информацией ценной: по четвергам Петруччо ихний с товарищами своими традиционно охотится в лесу неподалеку. Под вечер обычно, да? — "да" Клоп рявкнул так, что я аж вздрогнул, а бандиту перехотелось разговаривать в надменном тоне. Он лишь кротко кивнул в знак подтверждения. — Так вот, — снова невозмутимо спокойным голосом продолжал Клоп, — посидим в укромном месте часов до пяти, а там рацию включим, покатаемся по окрестностям, послушаем, вдруг на Хонде твоей приедет.
— А почему вы ему поверили? Может Петруччо в доме том, у нас под боком, по сути? — нисколько не сомневаясь в правильности действий Клопа, удовлетворял я своё любопытство.
— Антох, — улыбнулся Клоп, — многолетний опыт работы… В том числе и в части допросов. У меня уже в ушах самый лучший детектор лжи; этот правду сказал, что Петруччо сегодня не видел.
— Понятно. — Успокоился я. — А если он и приедет на охоту несмотря на произошедшее, но без Хонды? Как же мы его найдем? Они же могут быть в плюс-минус — дцати километрах…
— Ежели так, то останется надеяться на то, что услышим выстрелы. Как-то так… — в голосе Клопа я уловил некоторую неуверенность, что заставило меня нервничать ещё сильнее. Поиски Даши представлялись мне крайне туманными: кругом анархия, нет ни телефонов, нет ни милиции, которая в прежние времена искала пропавших или похищенных людей. Есть только редкие патрули, дежурящие близ относительно крупных городов, но они не будут заниматься поисками человека, когда вокруг хаос, постоянные разбои и убийства. Только бы выйти на Петруччо. Это самый верный и почти единственный способ разыскать Дашу… Если нам не удастся разыскать Петруччо, то поиски наши будут напоминать поиск иголки в стоге сена. А времени-то, времени у нас в самый обрез — афганцы скоро опустошат всё вокруг. "Тогда конец… Нет, это точно конец! Без Дашеньки, без моей милой девочки я никуда не поеду. Да плевать мне на всё! Конец так конец. Клоп если откажется искать Дашу или решит продолжать путь один, я здесь останусь. Пусть меня афганец разорвёт на куски, плевать!", — думалось мне. "Нет, что это я? Отставить панику, челове-еек!", — мысленно обращался я сам к себе. "Чего, вот прям сейчас нюни распустишь и голову в песок? Нет! Найдешь Дашу и спасёшь Мир!", — и я улыбнулся, поблагодарив внутренний голос за задорный нрав последней фразы.
— Найдем Петруччо, я чую, найдем, — вопреки нотке неуверенности в голосе Клопа, уверенно заключил я. — А с ним и Дашу найдем, и, думаю, край — завтра вечером будем уже в Питере.
— Хотелось бы верить!.. — произнес Гоша.
Тем временем мы подъехали к съезду на Ленинградское шоссе и повернули налево, в сторону Санкт-Петербурга. Вернуться к дому бабы Зои было бы чересчур рискованно: там же дети и отец Ярослава, и навлечь на них уголовников, которые, скорее всего, через какое-то время спохватятся и поедут разыскивать своего, было недопустимым.
Отъехав на километра три-четыре от того перекрёстка, Клоп попросил Ярослава, который уже заметно нервничал и то и дело оглядывался по сторонам, свернуть направо, на какую-то грунтовую дорожку, по всей очевидности не видавшую автомобильного колеса уже несколько лет. Заехали в лесной массив, замаскировали машину. Бойцы по очереди держали под прицелом пленного, а остальные тем временем спали.
…Часа в четыре, когда пробивавшееся целый день сквозь густые ветви здоровенных дубов солнце начало медленно скатываться к горизонту на западе, все, кроме нашего заложника, поели тушёнку с хлебом и запили водой из канистры, которые наличествовали в багажнике машины. Пора было выдвигаться на поиски места традиционной охоты Петруччо и компании. Пленник примерно обозначил область поиска, указав на карте границу зоны, контролируемой их преступной группировкой, а также наиболее излюбленные места охоты их шатии-братии. И вскоре мы выехали на параллельную Ленинградскому шоссе дорогу, пролегающую вдоль лесополосы, и начали наши несколькочасовые прочёсывания окрестностей в надежде услышать либо что-то обнадёживающее из рации, либо выстрелы охотников, на которых охотились мы. Проехали сначала километров семь в одну сторону, затем столько же в другую. Катались и вдоль Ленинградской трассы, и вглубь от неё, помечая на карте места, где мы уже побывали. В половине шестого уже окончательно стемнело. Радовало то, что занимающая своё место на небе луна была полной и светила очень ярко, а на небе не было ни облачка. Поэтому, от греха подальше, мы ехали с выключенными фарами.
…Гоша то и дело крутил регулятор частот на рации, чтобы попытаться на различных диапазонах уловить хоть какой-нибудь сигнал, но там лишь тихонечко шипела без единого намёка на присутствие в эфире каких-либо посторонних сигналов… Как вдруг Гоша выкрикнул "Стоп" и попросил заглушить мотор. Когда в машине стало совсем тихо, Гоша с минуту покрутил регулятор, после чего сквозь монотонное шипение до наших ушей донёсся какой-то слабо уловимый гул. Или, лучше сказать, пищание, похожее на звук, издаваемый телевизором, настроенным на ничего не транслирующий в данный момент канал, а показывающий лишь калибровочное цветное изображение. Почему-то звук из рации вызвал у меня ассоциацию именно с тем звуком, сопровождающим пёструю непонятную картинку, и который я зачастую слышал в детстве из нашего телевизора, если включал какой-то канал рано утром в выходной день, когда тот ещё не начал свою работу. "Поймал!" — радостно воскликнул Гоша, когда настроил рацию на такую частоту, что сигнал стал очень отчётливым и достаточно мощным.
— А Вы уверены, что это моя рация ловится? — засомневался я.
— Девяносто пять процентов из ста! — убеждал меня Гоша. — Если, конечно, у кого-то неподалёку нету похожей модели. Частота, на которой мы слышим этот сигнал — из диапазона наших, ведомственных. Так что, похоже, мы близко к цели! — улыбнулся Гоша.
Пленному бандиту вновь повязали кляп, чтобы не наделал шума ненароком. Когда уловленный сигнал стал уже совсем сильным, Ярослав заглушил двигатель, и мы все несколько минут сидели, не произнося ни звука, в полной тишине вечернего леса, прислушиваясь и ожидая услышать ружейные выстрелы. Но никаких выстрелов мы так и не услышали. Клоп не выдержал и снял кляп бандиту:
— Они охотятся обычно или водку пьют? — серьезным тоном спросил он злобно сопящего носом мужика.
— Сначала водку пьют, потом, как совсем стемнеет, идут зайцев или кабанов стрелять, — сквозь зубы выдавил тот.
— Вот, бля, экстремалы туевы, — хмыкнул Гоша, — нажрутся и впотьмах приключений на жопу ищут… На фронт бы их. Там как раз любители ночной охоты ох как нужны, а они тут по трассе машины шмоняют, твари! — с непередаваемым презрением бросил Гоша.
— Точно! — Добавил Клоп.
В этот момент где-то относительно недалеко грохотнуло так, что от неожиданности я аж подпрыгнул на месте; стаи ворон резко сорвались с ветвей и взмыли в небо. Клоп в ту же секунду накинул и туго завязал на затылке узника кляп.
— Есть, голубчики, нашлись. — Радостно сказал Клоп. — Гоша, Антон, идём все втроём. Гоша, ты этого на мушке держи, — выходя из машины, Клоп передал пленного Гоше. — Ярослав, жди тут, мы скоро.
Клоп вытащил из рюкзака, который он впоследствии оставил на заднем сиденье, обрезанный автомат Калашникова, а мне отдал свой пистолет с глушителем, который и усмирял на протяжении всего дня нашего информатора. Как с ним обращаться я знал; перед нашим нынешним заданием Шталенков провёл для меня вводный инструктаж по обращению с подобными этой моделями пистолетов 9 калибра. Гоша велел пленнику идти перед собой, а сам держал его на прицеле своего АКМ. Клоп сразу же начал огромным охотничьим ножом, который извлёк из чехла на правой ноге, делать засечки с обратной относительно направления нашего движения стороне стволов деревьев. Я понял, что это было необходимо для того, чтобы найти потом место, где ждал нас Ярослав.
— Как в поле зрения нам черти эти попадут, я дам тебе знак — сядешь в укромное место, где-нибудь за деревом. Это, что называется, на шухер. Будешь нас подстраховывать, а то вдруг с тыла из ихних кто-то врасплох нас застанет. Понял задачу? — обратился ко мне Клоп, когда мы уже немного отошли от машины.
— Понял Сергей Валерьич! — отозвался я.
— Хорошо. А так, следи за моими или Гошиными знаками, сориентируешься в случае чего. Задача наша постараться выйти на контакт с гражданами бандитами, а этот, — Клоп ткнул дулом в спину заложнику, — наша гарантия, что они, по крайней, сразу палить по нам не начнут. Ну, а дальше по обстоятельствам сориентируемся.
Неожиданно, как гром на голову, тишину леса вновь нарушил оглушительный выстрел. На сколько я мог судить, примерное расстояние до стрелявшего от нас было метров четыреста — шестьсот, может меньше, а может и больше. Трудно было судить, когда не слышно было больше вообще никаких посторонних звуков. Только изредка потрескивали колыхаемые лёгким ветерком уже сбросившие листву деревья, и шуршала под ногами листва. Вдруг издалека донёсся нечёткий, но похожий на истошный вопль, звук.
— Стоп! — приказал вполголоса Клоп.
Все остановились и замерли. Клоп стоял, приложив указательный палец левой руки к губам, показывая, чтобы мы не произносили ни звука. В правой руке он держал поднятый стволом кверху взведённый АКМ. C минуту мы простояли не шевелясь. Затем Клоп жестом дал знак, что мы продолжаем движение вперёд, но только очень тихо. И все медленно двинулись, стараясь даже не шуршать обильно наваленной под ногами листвой. Пройдя метров сто, мы снова услышали выстрел, но не один… Сразу за ним последовали ещё два. Мы остановились. Через несколько секунд кто-то уже значительно ближе, чем прежде, истошно завопил. Мурашки пробежали у меня по коже, а глаза нервно задергались в изучении окружающего нас пространства, но всё было обычно: лес как лес…
— Мать чесна! — прошептал Клоп, — На медведя, что ли, напоролись, или на кабана, может, огромного.
— М-да, если подранок кило на триста, то не завидую я товарищам, не завидую… — вполголоса ответил Гоша.
Клоп продолжил движение вперёд, мы же последовали за ним. Я всё прислушивался к ночной тишине, пытаясь услышать издалека что-то похожее на хрюканье, но ничего подобного слышно не было. Мы потихоньку шли в ту сторону, откуда и слышали ужасный человеческий вопль и выстрелы. Видимость была почти нулевая, и можно было рассмотреть что-либо не более, чем метрах в пяти, максимум десяти, от себя. Но через ещё минут пять продвижения вперёд, мы увидели впереди светлую полосу, стелящуюся по земле: это был выход на опушку, озарённую лунным светом. Ещё немного продвинувшись вперед, мы оказались на окраине небольшой опушки. Клоп велел всем остановиться и стоять молча в тени деревьев, а сам не издавая ни звука, несмотря на то, что на нём были громадные военные ботфорты, также не выходя из тени деревьев, проскользил вперёд.
— Матерь Божья! — донёсся чуть издалека голос Клопа. — Сюда идите. — Обратился он к нам. Гоша несильно толкнул пленного в спину, и мы вслед за Клопом, стоящим теперь аккурат посередине залитой лунным светом дорожке, зашагали к опушке.
Выйдя на опушку, я сразу же увидел знакомый силуэт своей машины и очень обрадовался. "Есть! Петруччо тут, это точно, а, значит, и Дашу сейчас найдем!" — пронеслось у меня в голове, но моё внимание тут же отвлёк Клоп… Он сделал несколько шагов вперёд, а я всё никак не мог разглядеть то, что так его удивило. Когда мы подошли поближе, я увидел нечто страшное, лежащее прямо перед ногами Клопа, который освещал "это" фонариком. Я разглядел в лежащей на земле бесформенной груде мяса какие-то черты человека, но больше оно было похоже на расчленённую тушу свинины (такие висят на крюках в мясных лавках). Из человеческого можно было увидеть, во-первых, клоки одежды, а во-вторых, фрагменты тела: увидел окровавленную кисть руки, волосы, скорее всего, затылочной части головы и также залитые кровью. Меня всего передёрнуло, а пленник что-то замычал сквозь кляп, и глаза его встревожено забегали по сторонам. Несколько секунд все простояли молча, затем Клоп начал:
— Чего-чего, но такого я ещё не видел на своём веку. Кабан, даже самый здоровый, на такое не способен.
— Какое там кабан, — процедил Гоша, — тут, похоже, сам дьявол его так отделал…
Клоп подсветил лежащую в трёх метрах от ужасной находки военного окраса куртку. Потом он встал, подошёл к куртке и обшарил карманы. В одном из карманов он, судя по всему, нашёл что-то интересное, достал это, а потом произнёс: "Чёрт, да это же Петруччо, мать его!".
— Что? — с недоумением переспросил я и подошёл поближе к Клопу. У него в руках были ключи от Хонды. Он протянул их мне.
Вдруг за своей спиной я услышал отчаянное мычание пленника, и моментально обернулся. Мужик в тот же миг что было мочи рванул вперёд, в сторону чащи.
— Стой, сука, куда? — заорал Гоша тому вдогонку. Но тут же все мы замерли от увиденного: из темноты, совсем недалеко от нас, показался человеческий силуэт. Затем он издал жуткий то ли крик, то ли рёв, до костей пронзивший меня холодом и страхом, и с неистовой, нечеловеческой скоростью бросился наперерез бегущему с завязанными за спиной руками пленнику. Я замер от оцепенения. Клоп в секунду выкрикнул: "Антон, Гоша! В машину, встретимся где Ярослав!", после чего вскочил сам и ринулся назад, к лесу, откуда мы и вышли по залитой лунным светом тропинке на эту опушку. Я не успел даже понять, что происходит, как Гоша дёрнул меня за руку, и мы в три секунды, как-будто одним длиннющим шагом, очутились у машины. За спиной я услышал крик, после которого ни один нормальный человек ни за что не смог бы уснуть ещё неделю: предсмертно завопил раздираемый афганцем на куски бедолага-пленник, завопил истошно и ужасно. У меня затряслись руки, пересохло во рту. Немыслимый страх. Страх, в сто крат сильнее того, что я испытал при первой встрече с афганцем под Колокольцевкой, но тогда-то мы были готовы к встрече с ним, и дюжина вооружённых до зубов бойцов, минные растяжки и снайперы как-то вселяли уверенность в безопасность происходящего, теперь же ситуация была более, чем неожиданная, и от того я почти потерял дар речи. Трясущимися от страха руками я кое-как, по памяти, нажал на кнопку открытия дверей на брелке сигнализации, и мы запрыгнули в машину и заперли двери. Я собрал волю в кулак и сумел почти сразу попасть ключом зажигания в личинку замка, благо последняя имела подсветку, и судорожно искать впотьмах, куда же вставить ключ, слава Богу, не пришлось. Я повернул ключ зажигания. Оглушительный звук ударил по ушам так сильно и неожиданно, что я в буквальном смысле подпрыгнул на месте. Из колонок на всю громкость захрипел Высоцкий. Это Петруччо, по всей видимости, оставил рукоять регулятора громкости в положении "максимум". Я ругнулся с испуга, а тем временем мотор приятно заклокотал, я врубил дальний свет и, что было сил, надавил на педаль газа. Машина, стоящая передом по направлению к просёлочной дороге, с буксами рванула с места и через пару секунд мы уже удалялись прочь от ужасной опушки. Но нужно было вернуться к тому месту, где нас ожидал Ярослав. Так скомандовал Клоп, да и совесть скомандовала бы точно также. Интуитивно я понимал, что нам надо левее и назад; тогда, по моим расчётам, мы обогнули бы этот участок лесополосы так, что выскочили бы на ту дорожку, на которой и ждал нас Ярослав. Я выключил магнитолу, сменил дальний свет на ближний и каждую секунду нервно поглядывал в зеркало заднего вида. Мы оба с Гошей прислушивались к тишине леса, нарушаемой лишь монотонным урчаньем двигателя. Было тихо. Подозрительно тихо. Необузданный страх пожирал моё сознание. Мне казалось, что вот-вот в свете фар прямо перед капотом откуда-нибудь из кустов выскочит чудовище, живой мертвец с бронзоватым цветом кожи и звериным оскалом. В те минуты я совершенно не думал и не хотел о том, откуда вообще они тут могут взяться и о том, откуда появился то афганец, изорвавший и обглодавший Петруччо и пленника… От напряжения ноги мои дрожали, нет, не дрожали, а тряслись так, что я едва мог равномерно жать на педаль газа. У меня бывало так раньше, когда я сильно волновался, но, как и раньше, я ничего не мог поделать с ходившими ходуном мышцами.
— Налево! — выкрикнул Гоша, завидев едва различимую за кустарниками дорожку, резко уходящую влево от той грунтовки, по которой мчались мы. Я ударил по тормозам так, что Гоша чуть не расшиб лоб о консоль. Я немного проскочил нужную нам дорожку, что пришлось сдать назад метров двадцать. Внезапно из тишины леса мы услышали длиннющую серию автоматных выстрелов, а затем карканье взмывших в небо перепуганных ворон.
— Господи, Клоп! — вырвалось у меня, хотя я никогда ни при ком не называл Сергея Валерьевича Клопом. Гоша перекрестился, чему я сначала не придал значения, а потом всё время с удивлением вспоминал…
Мы молча ехали по этой, невероятно размытой дождями и заваленной какими-то корягами дороге. "Что с Клопом? Афганец одолел его?" — единожды промелькнуло у меня в голове, а потом только страх: "что будет, если мы сейчас застрянем, забуксуем?", целиком взял под контроль мой мозг и завладел им безраздельно…
— Бл**ь, ну давай же! — истерил я, изо всех сил топя педаль газа в пол. Двигатель неистово верещал, выдавая максимально возможное количество оборотов в минуту. Ошмётки грязи веснушками облепляли боковые стёкла; мы застряли в какой-то полузамёрзшей, очень плотной жиже, и, несмотря на все мои отчаянные старания, машина не двигалась с места. Секунд десять, казавшиеся тогда бесконечно долгими, я в панике пытался сдвинуть буксующий автомобиль с места. Но тщетно. "Боже, нет, ну пожалуйста!", — в полубреду бормотал я, не желая верить, что случилось то, чего я больше всего опасался. Афганцу нужно было бы каких-нибудь пять минут, чтобы добежать до нас и изорвать на куски. Но Гоша-то был с автоматом и, скажем, с одним афганцем он ещё справился бы, но никто не знал, сколько этих тварей может бродить в этом лесу. Да их и вообще здесь пока не должно было быть! Да, по всем прикидкам они должны были при самых худших раскладах появиться тут не раньше, чем через неделю! "Чёрт, чё-ёёрт, ну давай же", — тараторил я, а Гоша уже приготовился выходить и толкать машину.
22.01.2007, понедельник.
…Мы недавно познакомились с Дашей. Андрей нас познакомил. Помню, мы тогда втроём поехали на какой-то московский каток, покататься на коньках. Была сильная вьюга, можно сказать буран. После катка, когда мы с Андрюхой отвезли Дашку домой, мы ещё сильно застряли на моих тогдашних Жигулях шестой модели прямо возле Дашиного дома. Как ни пытался я "в раскачку" заставить беднягу шестёрку, по уши увязшую в снегу, выехать из снежной каши, всё было впустую: машина лишь жалобно ревела на шести тысячах оборотах двигателя, но колёса беспомощно прокручивались в снежной колыбели. Потом Андрюха вышел толкать машину. Минут десять мы с ним безуспешно пробовали вытолкать шестёрочку то вперёд, то назад, пока, наконец, не подошла к нам компания молодых людей, в поздний час возвращавшихся откуда-то, и не помогла, наконец-таки, "откопаться". Тогда я начал мечтать о машине с полным приводом. Через полтора года я сумел скопить нужную сумму и купить Хонду, обладающую помимо прочего и подключаемым полным приводом. Ещё тогда, до "Конца" света, я был более чем уверен, что рано или поздно мне придётся ни раз поклониться в колёса своей машине за то, что в решающий, критический момент, когда моя судьба или даже жизнь будет зависеть от неё, она вытащит меня из беды. И я был прав тогда.
— Не выходите! — встревоженным голосом окликнул я Гошу. Я вдруг вспомнил про кнопку блокировки дифференциала, которая имелась левее от руля специально на случай, если машина завязла в грязи. Говоря по-простому, эта кнопка служит для включения того самого полного привода, который сейчас был так необходим. Я моментально нащупал заветную кнопку и изо всех сил на пять секунд утопил её как можно было глубже. Послышался звук "пи", и на приборной панели загорелся индикатор в виде жёлтого треугольника с заключённым в него восклицательным знаком, ознаменовавший активацию блокировки дифференциала. Я снова утопил почти до отказа педаль газа. Двигатель надсадно завыл, но машина по чуть-чуть начала ползти вперед.
— Давай, миленькая, выручай же! — молил я машину. И не напрасно: ещё несколько секунд она плевала жижей уже из-под всех четырёх колес, пока, наконец, не вырвалась из грязевого плена. Мы вновь ехали по твёрдой поверхности. Вскоре мы увидели впереди достаточно широкую (гораздо шире, чем та, по которой мы ехали) дорогу и свернули налево. Насколько оба мы понимали, это уже была та дорога, у которой в полутора километрах впереди ждал нас несчастный Ярослав, и куда наперерез нам устремился Клоп. "Клоп! Что там с ним?" — меня аж передёрнуло от этой мысли. Буквально через несколько секунд откуда-то спереди снова послышались выстрелы. "Это он!".
— Быстрее, быстрее давай! — крикнул Гоша, после чего я разогнался до немыслимых семидесяти кмилометров в час по разбитой грунтовой дороге. Выстрелы грохотали. Вот уже вдали были отчётливо различимы вспышки вырывающегося из ствола АКМа пламени. Через мгновенье мы уже "подлетали" к эпицентру событий. Поравнялись со стреляющим одиночными куда-то во тьму Клопом, стоявшим за Ярославовой Шкодой. Сам Ярослав сидел, заткнув уши, на корточках у заднего колеса машины. Увидев нас, подъехавших, Клоп со скоростью пули одной рукой схватил зажмурившего глаза отца двоих детей и одним длиннющим шагом подскочил к нам. Открыв дверь и затолкав внутрь ничего не понимающего от страха Ярослава, Клоп сам запрыгнул на заднее сиденье и проорал: "Вперед!". Я рванул с места, и вот мы уже удалялись от того ужасного места, оставив позади машину Ярослава, и как потом выяснилось, афганца с полуразможжённой головой, от которого отчаянно отстреливался Клоп.
— А я думал хана уже нам, — признался Клоп тяжело дыша. — Я в эту нехристь почти обойму всадил, несколько пуль прямо в голову, а он ещё даже и ползти в мою сторону умудрялся, тварь! Я так со времен Афгана ещё не бегал, — рассказывал он, — афганец как заложника нашего разодрал, так тут же за мной побежал. Убегать от него было бы бесполезно, всё равно бы настиг… Я за деревом спрятался, и когда он был метрах в двадцати уже, высунулся и пол-обоймы в него всадил! Ну и снова бежать… Добежал до машины (он имел в виду Шкоду), а скотина эта, гляжу, уже, конечно, не так резво, но ковыляет из леса… Но, кажись, добил я его; в обойме только вот не более пяти патронов осталось… М-да! — выдохнул Клоп и на радостях блаженно запрокинул голову… Жив ведь остался!
Тем временем, Ярослав понемногу начал приходить в себя. Я тоже потихоньку стал переводить дух…
— Серёга, ты чего в Хонду с нами не прыгнул? — по большей части для того, чтобы удовлетворить бесспорно имеющийся у меня интерес о причине столь неожиданного поступка Клопа, спросил того Гоша, сам, безусловно, прекрасно зная ответ.
— От погони всегда нужно уходить в разные стороны. Кучковаться — повышать шанс на погибель. А вдруг бы на вашем пути штук пять тварей бы выскочило, а мы там все вместе — изодрали бы… Разделились — ополовинили вероятность печального исхода событий. — рассказывал Клоп, но я, вопреки предположению Гоши о моём огромном интересе о поступке ветерана, его даже не слушал. Меня волновало в тот момент явно не военное мастерство бойцов, а совсем другое.
— Сергей Валерьич, что дальше? — с нотой какой-то досады и безвыходности спросил я, по-прежнему окидывая взглядом зеркала заднего вида и будучи готовым в любую минуту увидеть там афганца.
— Ну и вопросики… — как-то недобро огрызнулся Клоп. Я понимал, что Клоп так или иначе испытывал некоторое недовольство от того, что приходиться затягивать выполнение нашей архиважной задачи из-за вынужденных поисков Даши, к тому же теперь и рискуя жизнями всех, тем самым и вовсе ставя под угрозу доставку документов в Норвегию. — Откуда ж я знаю? — продолжал он. — Надо дождаться утра и обсудить… Но одно могу сказать точно: в полном или не полном составе, но, как только рассветёт, поедем в Питер, а то ещё день-два и эта "нежить" сюда толпами нахлынет и тогда — пиши пропало! Нам нужно прорваться, пока не поздно. Прорваться любой ценой…
После этих слов Клопа мне стало так плохо на душе, что и передать невозможно! Не оставляли меня в покое и мысли о том, что, вероятно, Дашки уже может и не быть в живых. "Тогда, — подумал я, — болт мне класть на эту грёбаную страну и весь мир вместе с ней. Может оно и к лучшему, что весь этот дрянной народец (я имею в виду таких, как шайка бандитов, с которой нам пришлось столкнуться) вымрет к чертовой бабушке? Сукины сыны! — мысленно материл я покойного Актёра, Петруччо и всю их братию, — тут беда всеобщая, на носу конец "Света", капец всем скоро, на фронте тысячи тысяч гибнут, а они на трассе беженцев шмонают, да по охотам катаются!". Я вспомнил изодранную тушу Петруччо и даже как-то зло, остервенело, улыбнулся…
— Ладно, — спустя несколько секунд после прозвучавшего ответа, ответил я Клопу. Через пару минут мы увидели впереди Ленинградскую трассу. Все прекрасно понимали, что сейчас нам нужно к бабе Зое. То есть, свернуть надо было в сторону Питера, так как мы порядком удалились назад, катаясь в поисках зловещей опушки. До самого домика бабы Зои все ехали молча, напряжённо глядя в окна на пустынные, залитые лунным светом, поля, пытаясь разглядеть, нет ли там во тьме какого-нибудь движения: нет ли поблизости афганцев. Скоро на горизонте показались тусклые огни деревушки…
