Позже, пятьдесят лет спустя, Наталья Николаевна Трушкова, вспоминая свой медовый месяц, напишет: «Свадьбы у нас не было, но были свадебные визиты» — и назовет тех, кого они, молодожены, навестили сразу же после женитьбы.

Все, кому они сделали визиты,— институтские друзья Юрия Билибина. И не только друзья, но и члены Сибирской секции геологического кружка Ленинградского горного института. Этот кружок возник в конце прошлого века, действовал он и после революции. А Сибирская секция при нем была организована студентом Билибиным и его друзьями, и он, Юрий Билибин, все годы, пока учился, был ее душой и бессменным председателем. Они называли свою секцию хотя и не очень благозвучно, но кратко — Сибсек, а себя — сибсековцами.

Сибсековцы, как будет позже вспоминать Юрий Александрович, «со всей горячностью и легкомыслием молодости поклялись» закрыть все белые пятна на карте Сибири и Дальнего Востока и там, в труднодоступных местах, где никогда не ступала нога геолога, открыть все минеральные богатства, открыть и поставить их на службу трудовому народу. Сибсековцы «делили» всю Сибирь и весь советский Дальний Восток на свои «вотчины». Каждый брал себе, что хотел: Таймыр, Камчатку, Чукотку, Якутию, Колыму... Сначала в Сибсеке было не более десяти членов, «вотчин» на всех хватало, а на каждой «вотчине» просторно разместится не одно европейское государство, да еще с той разницей, что в европейских государствах все давным-давно известно и открыто, а тут на каждом шагу ждут тебя великие открытия и несметные богатства.

Сибсек вырос до полутора десятка членов, и для всех хватало неизведанных земель в Сибири. Сибсековцы хотели знать о своих «вотчинах» все. Копались в книгах, в архивах, в геофондах, вылавливали все, что попадалось, делились между собой своими «уловами», зачитывали и обсуждали рефераты. На свои заседания, которые проводились то в пустующей аудитории, то у кого-нибудь на квартире, приглашали заезжих сибиряков и тех, кто там живал и работал: геологов, учителей, врачей, бывших полит-ссыльных... А когда наступала практика, норовили попасть в экспедицию поближе к своим «вотчинам».

И вот миновало четыре года, как председатель этой секции закончил институт. За это время он, горный инженер Билибин, сохраняя верность клятве сибсековцев, кое-что сделал, кое-что открыл на Алдане и на Колыме. Ну, а как другие?

Об этой цели визитов Юрии Александрович даже Наташе ничего не сказал: просто навещал друзей студенческих лет и знакомил ее с ними.

Чтобы никого не обидеть, начал по алфавиту — с Бобина. Закончить визиты намеревался Серпуховым и Цареградским.

Наташе же показалось, что с Бобина начали потому, что он — лучший друг Юрия. Сам Юрий частенько обращался к нему, как Пушкин к Пущину: «Мой первый друг, мой друг бесценный». И Бобин к нему с этими же словами. Правда, произносили они это с добродушной усмешечкой и вообще нередко друг над другом подтрунивали, но, несомненно, они, Юрий Билибин и Евгений Бобин, были друзьями. Вместе не только учились, но и жили коммуной, укрывались одной шинелью, ели из одного котелка, голодали, вместе подрабатывали на разгрузке в порту.

Говорили весело. Вспоминали первые геологические походы. Наташа подумала, что ни одна профессия не приносит человеку столько интересного, как профессия геолога, путешественника. Ей стало завидно, она начала жалеть, что поступила учиться на физико-математический факультет, а не пошла, как брат, по стопам своего отца, в Горный институт. Закончила бы, например, Ленинградский горный. Стала бы работать вместе со своим мужем в неведомых краях.

— А помнишь, Юра, как ради хлеба насущного мостили булыжную мостовую? — И Евгений Бобин, обращаясь к женщинам, начал рассказывать о своем друге: — Мастер он камни бить! Бывало, зажмет валунчик коленками, прицелится и хвать молоточком! Один удар и готово!

Юрий Александрович не возражал, лишь скромно вставил:

— Н-да, на булыжной мостовой я и познавал петрографию, науку о камнях, в поле это мне очень пригодилось.

— Бывало,— продолжал Евгений,— бородатые мостильщики, в лаптях, в холщовых фартуках, уставятся на него как на чудо! Учились. И сам он с такой же бородищей... Это для того, чтоб от барышень свое лицо спрятать, стыдно было юноше на мостовой камни тесать...

— И вовсе не поэтому...— попытался возразить Билибин.

— А посмотрите, какие у него руки! Какие утолщенные кончики пальцев! Какие крепкие ногти! Да с такими граблями не только камни на булыжной мостовой бить, но и на большую дорогу можно выходить!

Женщины взглянули на руки Юрия Александровича. Он не на шутку смутился и спрятал их за спину:

— Послушай, первый друг, ты лучше о себе расскажи.

— Догадываюсь, для чего пришел и что тебе от меня надо. Хочешь спросить, не забыл ли я нашу горячую клятву и свою вотчину Камчатку? Не забыл. Хочешь пригласить на Колыму? Приглашай. Поеду вместе с женой. Поедем, Наталья Константиновна?

— Поедем! — не задумываясь, ответила Наталья Константиновна, только что закончившая Московскую горную академию, и обратилась к своей тезке: — И вы, конечно, поедете, Наталья Николаевна?

Наташа не ожидала такого вопроса.

— Мы об этом как-то еще не говорили...— взглянула она на своего мужа,— да и какой из меня геолог?.. Я учусь...

— О! — весело воскликнул Евгений Бобин.— Геологами не рождаются, геологами становятся. А под руководством Юры...

— Но-о...— вступил тут Юрий Александрович,— как бы мне выразиться, чтоб не унизить женщин... Видите ли, верховья Колымы хотя и находятся южнее Полярного круга, но Южная Колыма все же весьма суровее Северного Кавказа... И участники нашей Первой Колымской экспедиции, исключительно одни мужчины, пришли к такому выводу, можно сказать, даже уговору, что слабый пол... надо жалеть...

— Чего ты тянешь? Это на тебя не похоже! Решили не брать? Так и скажи. Наталья Николаевна, за кого вы вышли замуж? Бросит, а сам уедет. Нет, так не пойдет... Берите, Наталья Николаевна, этого Наполеона в свои ручки и командуйте им как Жозефина! Но меня-то с женой он возьмет как миленький!

Наташе очень понравились Бобины, и сам Евгений Сергеевич, и его жена Наталья Константиновна, почти такая же молодая, как Наташа, а уже горный инженер и может вместе с мужем работать наравне там, где и он, им разлучаться не нужно.

Позавидовала Наташа своей тезке и еще раз пожалела, что не поступила учиться в Горный, хотя и папа, и дядюшка, профессор этого же института, палеонтолог Яковлев, чуть ли не тащили ее туда.

Но то ли потому, что среди студентов Горного девушек почти не было, то ли оттого, что «университет» звучит посолиднее «института», а может, характер не позволил учиться там, где профессорами — ее отец и дядя (будут смотреть на нее как на профессорскую дочку и профессорскую племянницу, а она ни в каких поблажках не нуждается) — словом, не поступила в Ленинградский горный институт, а теперь ей очень жаль.