Что дало мне силу? Я понял, что мне не хватает коммуникации и творчества. Стал активным пользователем Фейсбука. Это уже кое-что. Я стал обдумывать посты, кидался в дискуссии. Но гораздо важнее, что у меня появился постоянный волшебный друг, с которым я общался почти каждый день «ВКонтакте». Ее зовут Света. Не знаю, сколько получится томов, если опубликовать всю нашу переписку, но думаю, что больше пяти. О чем мы только не говорили! Мы спорили о литературе, о Бродском и Блоке, Михалкове, китайской и японской поэзии, о Пушкине, Толстом, Чехове, о функции литературы в нашей жизни. Говорили о языках, о возможностях репрезентации в слове и в образе, о возможностях рекламы.

Мы рассуждали о кино, о любимых фильмах и актерах, размышляли о судьбах филологии, о науке, о гуманитарной мысли. Мы думали о здоровье, спорте, йоге, схлестывались по поводу Путина, Украины, Ксении Собчак и Познера.

Мне было безумно интересно. Света познакомила меня с прекрасными людьми. С ней невероятно тепло. Я называю это – светотерапия и прописываю ее всем. Среди километров нашей переписки мы, кажется, не говорили только о наших болячках. Может, чуть-чуть. Как о чем-то постороннем. Маме меня поддразнивала: «Иди, пиши своей Свете!»

КОММУНИКАЦИЯ – ВАЖНЕЙШЕЕ СРЕДСТВО БОРЬБЫ С БОЛЕЗНЬЮ

Она отвлекает. Коммуникация вернулась, но я все равно хандрил. И вот однажды я задумал пародийную пьесу на «Один день из жизни гения». Я всегда пишу на всех пародии, и на себя в том числе. Не могу иначе. Сюжетец годится для капустника. Автор пишет о Пушкине, а затем меняется с ним местами. Пушкин идет к пушкинистам, влюбляется в девушку, а Автор едет на бал. Такова исходная диспозиция. Я стал обдумывать, улыбался про себя, оттачивал сцены. Мне было дико смешно. Я засыпал и сочинял, ел и сочинял, смотрел телевизор и думал, я постоянно глупо улыбался. Творчество налетело на меня, как весенний порыв ветра, сбило с ног, повалило, взбудоражило и осчастливило. Ну и вот получилось в таком роде:

Первая сцена

Автор: В ночь на 8 сентября 1826 года в Михайловское прибыл фельдъегерь, который без сна проскакал 393 километра за два дня для того, чтобы доставить Александру Сергеевичу Пушкину письмо от генерала-фельдмаршала Ивана Ивановича Дибича.

(Михайловское, 6 сентября 1826 года, 6 часов утра, сеновал, сумерки; в стогу Пушкин и крестьянка; входит фельдъегерь)

Пушкин (приветствуя фельдъегеря): Ты ли это, брат Пущин?! Как ты разжирел! Да, в Лицее ты был другим! Моя первый друг, мой друг бесценный, И я судьбу благословил, Когда мой дом уединенный, Печальным снегом занесенный… Занесенный. Что там дальше? Блин!

Входит Арина: Твой колокольчик огласил. Это программа 8 класса, Саша.

Пушкин: Дожили… Себя забывать начал. Слышал бы Пущин!

Арина: Да какой же это Пущин! Это фельдъегерь и, судя по всему, с секретным предписанием.

Фельдъегерь: Находящемуся в псковской губернии чиновнику 10-го класса Александру Пушкину всемилостивейше позволяют отправиться в Москву на аудиенцию с Императором.

Пушкин: Лопни моя бакенбарда! Неужели? Закончена моя псковская ссылка, наконец-то завершен период романтизма, а реализм получит свое уверенное и благополучное оформление, в обрамлении народности и историзма! Взглянем на трагедию взглядом Шекспира! Через 5 лет я напишу «Евгения Онегина», лучшую лирику, «Я вас любил…», что там дальше по программе? В общем, лучшие свои вещи. А там и Болдинская осень не за горами, женитьба, четверо детей… Если так пойдет, то через 200 лет меня сыграет сам Сергей Безруков…

Арина: Ты что, белены объелся! Забыл, что в Москве тебя ждет дуэль с Толстым-Американцем. У него все тело в татуировках и 8 ходок на счету, он 12 человек на поединке прихлопнул… А ты?! Швабра кучерявая…

Пушкин: Замолчи, Арина! А то я выдумаю тебе нелепое отчество и создам биографическую легенду, что ты была никому не нужной няней, «голубкой дряхлой моей»!

Арина: Дряхлой? Да мне 34 года! Ах ты, недоносок африканский!

Пушкин (объясняя фельдъегерю): Из Африки мы…

Арина: Это всем известно! Все читали Тынянова!

Фельдъегерь (виновато): Я не читал.

Пушкин: Как же вы так?! Пойдемте, я расскажу вам, откуда мы родом. Тынянов пишет, что наш род ведет свое начало от того славного момента, когда Абрам Петрович Ганнибал…

(уходят)…

Вот такая ахинея! На 50 страниц. В жанре «ржу-нимагу». Конец имеет двойной финал: сначала печальный (Варвара Леонова говорит, что даже плакала), а потом веселый. После пьесы идет подробная развернутая рецензия на пьесу, написанная мною же, но от 3-го лица.

Ох, как же я смеялся! Я просто дико ржал! Смех идет по возрастающей. И сейчас перечитываю – ржу. Доделываю ее.

СМЕХ – ЛУЧШЕЕ ОРУЖИЕ ПРОТИВ ХАНДРЫ

Какая хандра! О чем вы?! Я так смеялся, что от хандры не осталось и следа. Я почувствовал жажду творчества: написал на английском несколько лекций для студентки из Кембриджа о поэзии, «Один день из жизни гения» пошел сам собой, книга по Набокову писалась будто бы сама, плюс какие-то эссе и еще что-то. Не помню. Я летел. Я раскидывал фразы, сочинял метафоры, сплетал их.

Однажды Катя Кондратьева попросила переделать басню Крылова. Дело в том, что ее мама, учительница, хотела, чтобы ее класс 6 или 7 выступил с остроумной басней на тему «Лисица и Соловей». Я чего-чего, а басен с роду не писал. Для меня это был ад. Но получилось нормально вроде:

Поэт и депутат

Автор:

Однажды депутат поймал поэта, Да от него потребовал ответа: Поднял над полом, тряханул, взял за грудки…

Депутат:

Коль ты поэт, мне посвяти свои стихи! А я те дам «народного артиста» И уйму денег, тысяч где-то триста. Иль хоть четыреста! Спой, светик, не стыдись! Рифмуй давай, да слышь, не мелочись! Не бойся: я не съем тебя… Пока. А ты мне спой, да так, чтоб на века!.. Ну, сочини стихотворенье для меня, «Мороз и солнце!» там, ну эта вот фигня, «Бородино», «Белеет парус», все такое… Тогда оставлю я тебя в покое… Че, ямб заглох? Пропало вдохновенье? Ну, рэп прочти, давай, оставь понты: Я вспомнил чудное мгновенье In front of me явилась ты!

Автор:

Испуганный поэт пытался рифмовать, Но заикался лишь, и ямбов не сыскать. Поэзия – сложнейшая наука, И вдохновение, поэзия и ямб Разъехались, как лебедь рак и щука! За ляпом следует еще обидней ляп! «Пой, сволочь!» – тряханул он за грудки. На горле свел свои большие кулаки! Тут побледнел поэт, в зобу дыханье сперло, В глазах рябит, и еле дышит горло. И вдруг в мгновенье ока, право слово, Явились все, кто в баснях есть Крылова: Ворона и лисица, волк, зайчишка, Осел, козел и косолапый мишка, Мораль и совесть, две сестры вальяжных, И сам Крылов, осанистый и важный.

(появляются девочки с надписями «ворона» и «лисица» (с куском сыра), «волк», «зайчишка», «осел», «козел», «косолапый мишка», «Крылов»; разворачивают два плаката)

И все с плакатами: «Прочь руки от поэта!» «Не требуйте от лиры трафарета»

Депутат:

Вы нереальны, все из басен вы!

(Совести)

Вас я не знаю!

(всем остальным)

Вы вааще мертвы!

Крылов:

Да, мы из басен, нереальны мы! Да только мы – умны, а вы – увы! Прочь с наших глаз! Что может быть ужасней, Чем сделаться на миг героем басни!

(депутата уносят герои)

Крылов:

Мораль проста: не купишь вдохновенье! Свободный стих не купишь за рубли, Поэты прихотливые. Они Свободу любят, словно свет – растенья. Добро и зло вы выбирайте сами. Но помните: Крылов придет за вами!

Вот так я развлекался. Вот вы гадали, что же меня спасло от плохого настроения? Да я просто отвлекся, и все! Поэтому искренно не понимаю, когда мне говорят: «Отдыхай! Меньше работай! Не переутомляйся! Не пиши так много!» Да это же счастье! Какая работа? Это отдых!

После я понял, что такое хандра. Хандра – это не лень, когда работа есть, но неохота; это не блаженное ничегонеделанье, которое можно назвать философствованием, а именно отсутствие желания работать, это скука, противоположность творчеству Нельзя хандрить и творить. В принципе нельзя. Как только первый импульс к работе появился, значит, хандра прошла.

Я гуманитарий. Не могу не сочинять. Но что же делать не гуманитариям? Как превратить жизнь в игру? В творчество? В шутку?