Все изменилось как-то. Событием стало любое переодевание, настоящим испытанием – мойка головы, невероятно сложное мероприятие – хождение – превратилось в перенесение себя с места на место. «Давай-ка назад. А ну, ходи», – говорю себе. И постепенно хожу. Еда стала предельным сосредоточением на том, как ты пережевываешь пищу. Чем-то немножко героическим. К глотку готовишься несколько секунд. Вопрос на засыпку: зачем человеку великий и свободный язык? Вы ответите, что же тут думать? Чтобы говорить, конечно!!! Тогда вопросик: зачем он животным, которые говорят, в основном, звуками? А ведь он выполняет важнейшую функцию, необходимую нам я жизни. Не для поцелуев, не угадали! И не для того, чтобы всем показать язык. А для того, чтобы растирать пищу. На одном жевании далеко не уедешь, поверьте… Про пережевывание картошки я могу написать приключенческий роман: как я напрягаю язык, как пытаюсь пододвинуть ее к зубам, как она соскальзывает, не растирается, застревает где-то за щекой, а потом слабым прожектором моего языка каким-то чудом идентифицируется, вынимается краешком языка, подталкивается к зубам и, наконец, победа! Я откусил!
Чувствую себя каким-то догом: слюни текут водопадом. Но собака – это хорошо. Я их люблю. Ладно, хоть так приобщусь. Артикуляция деградировала от ненавязчивой картавости Ленина к полному безобразию Брежнева. Гуляю и понимаю, что любая сосновая шишка под ногой может кардинально изменить мои планы и передвинуть небо на 90 градусов. Прокладываю себе траекторию: это кресло… Так. Обойдем его слева. Проход удачный. А вот задача посложнее – стол. Его величество стол. У него углы. Имею в виду. Просто имею в виду. А вот тут, внимание! – поворот. И мотор ревет! Так, рукой цепляемся за стену и – вуаля! Могу повернуть даже второй раз, третий. А вы так можете? Вот сейчас спрошу у мамы: «Что у нас на ужин?» «Какая улица?» – переспрашивает мама. Я пытаюсь проговорить: «Ужин!». «Путин?» – удивляется мама. Я не могу от смеха произнести, показываю жестами, что хочу есть. А хочу я есть всегда. Гормоны… Но мне нравится есть. Очень нравится. Больше всего мечтаю о пицце. Уже год. Но это так прекрасно – мечтать о пицце, что ладно уж… Пусть остается мечтой. Почему все онкобольные больше всего мечтают о пицце? Что такое пицца, в сущности? Хорошее начало для философского трактата! Так вот: пицца – мало того, что это божественно вкусно! Ну, ооооочень вкусно! Это еще и символ счастья общения с друзьями (нет ничего лучше, чем в два ночи заказать пиццу!); символ той солнечной недели, которую я провел в Италии, когда перепробовал все пиццы отельного ресторана, а их было не мало. Пицца – это «Ниндзя-черепашки» наконец! «Юные таланты!
Хо-хо!» (специалисты по мультику поймут меня). Самый дурацкий и самый мой любимый мультик в возрасте пяти лет. А еще пицца – это ТАКОЙ сыр, и он так тянется до бесконечности! Два раза я видел пиццу во сне. Я бы просто купил горячую пиццу и смотрел бы на нее часами! Подогревал бы и смотрел. Как говорили древние, смотреть бесконечно можно на три вещи на огонь, на воду… на горячую пиццу.
Вот сейчас возьму полстакана чая и отнесу его на кухню, не пролив ни капли! Это я сам дал себе такое задание. Делаю вид, что помогаю маме. Черт, все-таки расплескал! Потому что на пути стол и поворот, и ступенька! У меня есть три оправдания! Пойду, вытру…
Я люблю есть. Люблю пиццу. И не люблю кипятильник. Очень. Зеленый такой чайник, безобидный на вид. Но я знаю его подлую сущность! Он для меня красный! И в нем кипяток. А я ничего быстро сделать не могу, если что! Даже сказать: «Ай!» – и отдернуть руку. Рефлексы хреновые. И «Ай» скажу шепотом. Какое же это «Ай»? Нельзя говорить «Ай» несколько секунд. А если кипяток будет не просто «Ай», а «А-я-я-я-й»? Нет, кипятильник кипятит кипяток. Это его работа. Если я на него завалюсь, то он здесь не виноват… Так что каждому свое. Он кипятит. Я его обхожу. Он говорит со мной о чем-то, по-стариковски ворча. Брызжет слюной. Его никто не понимает. У него мало функций. Короче, мы с ним чем-то схожи.
Но я лучше кипятильника. Во-первых, кипятильник не пишет книгу про свою кипятильническую жизнь, а я пишу. Хотя было бы интересно его послушать: «Я родился в далеком Китае. Генеалогически я восхожу к самовару, нашему русскому предку. Мама назвала меня на французский манер «Теффаль»». Во-вторых, я умею смотреть телевизор, слушать музыку и люблю собак. Может, и кипятильник их любит, но как-то не очень неактивно. В-третьих, у него одна ручка, а у меня две. И у него всего два режима (вкл/выкл). А я вполне себе вкл. Кто думает, что я выкл, уйдите из френдов, плиз! У меня вообще режимов до фига – гуляю, сплю, мою посуду, спорю о политике и т. д. А еще у него нет таких друзей, как у меня. Ну что у него за друзья! Блюдца, чашки, ложки, тарелки – мелкая шушера. А у меня! Да одни мои чудесные одноклассницы одним махом перекроют все его чайные сервизы! Нет, я лучше чайника! Но и его нужно пожалеть: стоит одинокий, пыхтит на всех… А чего пыхтит, и сам не знает. Сколько я по жизни таких видел! И многих жалко. Но все равно, чайник буду обходить стороной! Вот микроволновка – другое дело: добрая, ласковая. Сама все приготовит, ругаться не будет. Да еще позовет тебя, когда все сделает! Прямо как моя мама! В общем, такая замечательная печь! Какое классное слово: ПЕЧЬ! Теплое, родное, из мультика или из сказки. Ассоциируется со словом «пирожки», с былинным чем-то, таким вкусным-вкусным! Сказал «ПЕЧЬ» – и чем-то пахнуло из детства. Микроволновке, конечно, до печи, как «Теффалю» до самовара. Скоро и вовсе переведутся… Ну и ладно. Такие нынче печи. И на том спасибо!
А еще я ощущаю себя как бы в центре шахматной доски. Все, кто играл в шахматы, знают, что она как бы окрашена в силовые, такие энергетические цвета. Один неточный ход – и ты попадешь под узкие копья пешек, тебя срубит слон, растерзает ладья! Да еще ферзь-матершинник, с которым лучше не связываться, кони, которые могут затоптать… Нет, уж лучше никуда не лезть, тихо рокироваться и сидеть в кустах до удобного случая. Ну, я и не лезу. Пытаюсь меньше слушать радио, не смотреть вранье на Первом или НТВ, которое кто-то называет «новостями» и «объективными репортажами». Один «распятый мальчик» чего стоит! Неужели кто-то поверил?
А НТВ? Десять секунд просмотра портит настроение на минуту, минута НТВ длится отвратительным послевкусием целый час. Пять минут НТВ становятся приговором, плавно переходящим в диагноз. А какой был канал! Закрыли. Разогнали, сволочи! Делать нечего, смотрю «Уральские пельмени». Мы живем на даче у маминых друзей. Ко мне прибегает соседская собака Кора, лабрадор («лабродобр», как я ее называю). Два раза совсем близко подходила белка. Видимо, одна и та же. Надо бы ей придумать имя. Может, Джульетта? Как вам? Мы видели ежика у крыльца. Дали ему молока, но он испугался и убежал.
Напротив меня два часа сидел кузнечик. Мы играли в гляделки. По-моему, он выиграл. Я уж думал: умер, что ли? Нет, смотрю – я встал, и он упрыгал по своим зеленым делам. А вот «мышка» компьютерная сдохла. Я, видит бог, как мог, боролся за ее жизнь. Занимался два раза трансплантацией органов. Менял аккумуляторы. Я устроил ей пышные похороны. Прощай, мышь! Ты на многое мне указывала: Путь в этом веб-пространстве. Я привык к твоей шершавонежной спинке. Пусть ей коврик будет прахом. Аминь. Вот так мы живем помаленьку. Сейчас мама что-то жарит на мангале. Мне жареное нельзя, а тушеная пища за полтора года так надоела! А на даче есть мангал, и мама часто готовит мне на нем мясо-рыбу. Это очень вкусно, и мне можно есть. Только что принес маме пластиковый стул. Вот! Так что я еще ого-го.
Пойду зарядку делать.
Комментарии мамы
ЙЕС!
Спасибо всем за сжатые кулачки, молитвы, лучи добра и поддержку! Вы все большие молодцы!
Мы оправдали ваши надежды. Итак:
– опухоль не накапливает контраст. Совсем! Мы, в общем, догадывались, и все же… Для тех, кто понимает: индекс накопления (показатель злокачественности) сегодня 1, 69 (в ноябре 2013 был 2,64);
– площадь опухоли, вычисленная мной путем тупого перемножения параметров, по сравнению с ноябрем снизилась почти вдвое;
– как сказано в заключении ПЭТ, «наблюдается снижение метаболической активности глиомы» (в ноябре был «локальный продолженный рост» в виде нарастания этой самой активности);
– в составе опухоли появилось «обызвествление» – природа же не терпит пустоты, и на место атипичных клеток пришла вот эта штука – наплевать и забыть!
Понятно, что последнее слово за Кобяковым, он будет смотреть диск. Но, насколько я понимаю… Конечно, работа еще предстоит большая и долгая. Но мы идем в нужном направлении, и это главное! Я вас люблю!
Комментарии мамы
На ПЭТ познакомилась с двумя мальчиками. Сначала подумала, что они братья: оба смуглые, темноглазые, бритые наголо. Только у одного волосы отрастают на затылке и спереди, а у другого – только на висках, а через всю голову послеоперационный шрам. И у каждого по три огромных лысинки – последствия лучевой…
Потом узнала, что дети познакомились в гостинице, что один приехал из Симферополя, а другой – из Петрозаводска. И оба после Питера едут в Москву, на консультацию в Бурденко. Младшему, Добрыне, пять лет. Он расспрашивает маму, что будут делать на ПЭТ.
– Тебе сделают укол в руку, а потом будут смотреть, как на МРТ.
– А если не найдут вену?
– Тогда выпьешь таблетку, и тебя посмотрят после таблетки.
– А, тогда хорошо!
Добрыня, как любой ребенок, боялся укола в вену. Но еще больше его пугало, что врачи эту вену не найдут…
Потом я показала ему рыбок в аквариуме зимнего сада, рассказала все, что знаю о рыбках. А Добрыня забросал меня вопросами:
– У тебя такие длинные волосы… Ты сколько лет болеешь? А химия сколько раз была?
Я ответила, что болеет мой сын. Мальчик сразу погрустнел, погладил меня по голове и сказал:
– Ты только не плачь! Мамы всегда плачут, когда сыночки болеют… Но мы же скоро выздоровеем, и твой сыночек тоже. И волосы у нас отрастут…
Очень взрослые дети на ПЭТ.