От автора

Живем мы с тобой в России, а это знаешь, какая страна? Большущая! Если ее всю обходить, жизни не хватит. Одних Англий или там Франций у нас вообще уместится штук миллион. Оно понятно, конечно, что главное – не количество, а качество. Но ничего. Когда-нибудь из одного выйдет другое.

Так вот, где-то в серединке России есть городок под названием Пенза. Название вроде бы дурацкое и похоже на пемзу, которой в ванной пятки трут, но это только с первого взгляда. С древних языков (а племен тут в свое время множество прошло) Пенза переводится… а Бог его знает, как именно. То ли вода. То ли болото. А скорее всего – счастье.

Городок этот старый, утопающий в зелени. На центральной улице – Московской – можно увидеть и роскошные дворцы современных буржуинов, и старые лачуги, подпертые бревнами, чтобы не развалились. Вот рядом с этой улицей стоит школа, выкрашенная в красный цвет. Строили ее еще в XIX веке, сперва это была усадьба местного дворянина, после его смерти она была реальным училищем, потом общеобразовательной школой, а сейчас это гимназия. Но внутренний интерьер дворянского дома прекрасно сохранился: высокие потолки, огромные залы, переходы с тяжелыми литыми лестницами.

В этой школе учился я, автор этой книги. Здесь училась моя мама, работала учителем бабушка, проходил практику отец. Как и почти все ученики этой школы, мои родители отдали меня учиться в свою альма-матер. Многое я увидел за десять школьных лет: учителей, молодых и старых, школяров, жестоких, запуганных и добрых. Были школьные друзья, превращавшиеся со временем во врагов, равнодушных лентяев и творческих соперников. Хоронил я преподавательниц, что юными практикантками учили мою маму.

Все повести, что ты прочитаешь, были написаны мной и моими друзьями в десятом классе. Потом что-то потерялось напрочь, что-то осталось в глубине моего шкафа. Я вырос, переехал в Москву и стал писателем. Но как-то нашел забытые рукописи, написанные разными почерками. Мне не хотелось, чтобы наш юношеский труд пропал без следа, я кое-что переписал, переместил главных героев из девяностых в 2014 год, чтобы было интереснее читать современному читателю, и отдал рукопись в издательство.

Так что можно сказать, что книгу помимо меня написали Андрей Масляев, Артем Павлихин и Валера Мазуренко. За что им огромное спасибо, здоровья и счастья им, их родителям, женам и детям.

В школе № 4 царила обычная школьная жизнь. Ребята и девчонки там учились тоже вроде бы самые обычные. Но это только на первый взгляд. Ведь на самом деле во всем простом таится что-то неожиданное и таинственное.

Ну что, начинаем?

 

Глава 1

Интервью с каким-то стариком наконец закончилось, и на экране телевизора появился главный ведущий с озабоченным лицом. Он нахмурился и строго сказал:

«Внимание! Послушайте сообщение чрезвычайной важности. По данным УВД области, в городе обострилась криминогенная обстановка. Участились случаи пропаж без вести несовершеннолетних. Граждане! Будьте предельно бдительны!»

– Япона мама! – вскричал Виталий Алексеевич Личун, учитель химии и биологии средней школы № 4. – Ну совсем уже заврались. На прошлой неделе в Ахунском лесу стоянку инопланетян нашли, в прошлом месяце дурачок какой-то президенту письмо написал, мол, не надо больше на лыжах ездить, чтоб не расшибиться. Совсем уже стыд потеряли! – Учитель жил один в маленькой квартирке недалеко от вокзала. Но иногда ему становилось скучно, и он с удовольствием разговаривал с приятным и внимательным собеседником – самим собой.

Весной светало рано, и Личун, выключив босым пальцем ноги телевизор, наскоро собрался и помчался в школу.

Проезжая свой путь, он сам с изумлением ощущал перемену своего настроения. Сперва мысли напоминали терзания заключенного, которого палач везет на каторгу: ну еще немного потерпим, а там, глядишь, и выживем. Но когда уже вылез из маршрутки и, тяжело дыша от лишнего веса, засеменил вверх по улице Володарского, вид на величественное здание школы в очередной раз наполнил душу силой и светом. В маленький вестибюль Личун вошел уже приосанившись, с мудрым и справедливым выражением на лице, которое, впрочем, могло измениться на злобный оскал, если под ноги ему попадался шкодливый ученик.

За этот день он провел пять уроков: три биологии, одну химию, одну географию – заменил больную Анну Федоровну, классный час на тему опасности наркотической чумы, проконтролировал, как дежурные уберут класс и польют цветы. После чего немного проверил тетради, но когда почувствовал, что ему надоело, стал собираться домой. В коридоре поругался со школьным сантехником и завхозом Кузьмичом, который чинил батарею и устроил наводнение, а потом еще раз с преподавателем ОБЖ, бывшим военруком подполковником в отставке Виктором Григорьевичем Горбуновым, принявшимся нудеть про бдительность и исчезновения детей.

– Бред! Бред и еще раз бред! – заорал Личун и чуть ли не бегом побежал от сумасшедшего Горбунова, а про себя подумал: не зря тонко подмечающие все школьники дали военруку кличку – Контуженый.

На календаре было 25-е число, но ясно было и ежу, что зарплату опять не дадут. Хотя чудеса все же иногда случаются. Вдруг каким-то странным образом деньги поступили в кассу как раз сейчас, после обеда?

Личун нетвердой походкой отправился в бухгалтерию. Там его обсмеяли, и более того, он встретился с директрисой Натальей Викторовной Клочковой, получил выволочку. За то, что не занимается подготовкой КВН и праздника 8 Марта, за то, что команда школы позорно проиграла на городской олимпиаде, а самое страшное – что он плохо ведет журналы. Пришлось идти в учительскую и там в присутствии Клочковой, как первокласснику, открывать классные журналы и заполнять запущенные страницы, где стояла его фамилия.

Так что ничего удивительного, что проходящий день никакого оптимизма в Личуна не вдохнул. Настроение, и без того неважное, было испорчено окончательно. Вспомнился предпоследний урок у 10-го «А». Класс был неудачный для любого учителя, а для него почему-то особенно. Как раз в этом учебном году соединили два класса: «А» и «Б». В «А» были ребята поумнее, а в «Б» – похулиганистее. И вот это соединение дало какую-то удивительную и гремучую смесь. Так что к ученикам нельзя было придраться по успеваемости, учились вроде все неплохо, имелось даже несколько круглых отличников, зато хулиганили все: начиная от этих самых отличников и кончая твердыми троечниками, каждый по-своему. У того, кто учился похуже, и проказы были попроще, а у тех, кто получше, – поизящнее. Так что нередко после уроков 10-го класса учителя, которые не смогли найти с ними общий язык, прибегали в учительскую, держась за голову, и говорили: «Ну и класс, ну и класс, никогда в нашей школе такого не было!»

Самыми заводилами были Роман Волкогонов и Андрей Масляев, два друга – неразлейвода. Учились они легко, с должной ленцой, чтобы не прослыть «ботаниками».

Зато уж проказничали от души, словно талант у них какой-то был находить приключения на свою и чужие головы. Притом Виталий Алексеевич был уверен, что он у них «самый любимый» учитель из всех – доставалось ему преизрядно, хотя поймать Масляева и Волкогонова не удавалось ни разу. Кто подпилил ножки стула преподавателя так, что, взгромоздившись на него своим тучным телом, он грохнулся на пол под общий хохот класса? Кто натер доску воском, чтобы на ней мелом писать нельзя было? Кто?… А, к черту! Если начать припоминать все эти гадости, никакого дня не хватит, не говоря уже о нервах.

Личун передернулся от неприятных воспоминаний и неосознанно потер ушибленный копчик – очень уж он неудачно приземлился на поломанном стуле.

Хотя надо сказать, что были в десятом классе, параллельном волкогоновскому, и почище персонажи. Тоже, кстати, парочка – Мухин и Кабанов, в своем кругу именуемые просто – Жора и Кабан. Вот уж по ком тюрьма рыдает горючими слезами! Эти не размениваются на подпиливание ножек учительских стульев. Курят на переменах, почти не прячась от педагогов, хамят в открытую, ходят слухи, что обирают младшеклассников, да и стибрят, что плохо лежит, – глазом не моргнут. Водят дружбу с настоящими уголовниками, несколько раз угоняли машины, да только им удалось не попасть в колонию благодаря каким-то покровителям.

И постоянно воюют с Волкогоновым и Масляевым. Прямо настоящие боевые действия ведут, с засадами и периодическими драками. Да ну! Надо о чем-то другом думать начать – на этих мелких кровососов нервов не напасешься, – одернул себя Виталий Алексеевич и заспешил домой, поеживаясь от все еще пробирающего мартовского ветра. Неожиданно в голове кольнула неприятная мысль: что-то слишком долго болеет Мазуренко из десятого. Может, прав Горбунов? Может, в самом деле дети куда-то пропадают?

 

Глава 2

А в то время, когда преподаватель биологии старался отделаться от мыслей о неблагодарных учениках, эти самые «неблагодарные» вели военный совет во дворе дома Романа Волкогонова, выгуливая его бедлингтон-терьершу по имени Лемми. Собака с интересом бегала по двору и обнюхивала мусорные баки, пока двое закадычных друзей сидели на лавке, жевали арахис из пакетика и обсуждали, как спасти город он надвигающейся опасности.

На вид мальчишки были как мальчишки. Андрей пониже и поплотнее, что называется, «тяжелая кость». Вихрастый брюнет, с вечно чуть прищуренными, словно в постоянной ухмылке, карими глазами. В свои шестнадцать он уже давно избавился от юношеских прыщей, голос «сломался» и звучал совсем по-взрослому. Он занимался конькобежным спортом, много читал и видел себя в будущем бренд-менеджером в крупной транснациональной корпорации типа «Кока-колы».

Роман же Волкогонов был почти на голову выше, зеленоглазый и русоволосый (длинные волосы были собраны в тоненькую косичку), с более острыми чертами лица. Но благодаря своему черному пальто и тонким длинным пальцам производил впечатление музыканта или художника (кстати, это было недалеко от истины – парень играл на гитаре в блэк-метал-группе «Трясина», писал стихи, а также увлекался 3D-моделированием и собирался учиться на гейм-дизайнера).

– Вот, кстати, Валера Мазуренко тоже уже неделю в школе не показывается, – продолжил список Андрей, отправляя в рот новую пригоршню орехов и притопывая ногой от избытка энергии. – Куда делся? Я звонил ему домой вчера. Трубку какой-то мужик взял. По голосу точно не его отец – что я дядю Колю не узнаю, что ли? Так вот взял трубку. Я говорю: здрасьте, позовите Валеру, пожалуйста. А голос мне: а кто его спрашивает, по какому поводу? Я говорю: Андрей Масляев спрашивает, классный руководитель попросила узнать, может, Валера заболел и ему задания надо принести? А голос мне: Валеры нет, он уехал по семейным обстоятельствам. Как ваша фамилия? Прикинь! Фамилия моя как? Ну я быстро сказал «спасибо» и трубку повесил.

– Не, Андрюха, ничего тут нет особенного, мало ли что там у Мазуренки за дела семейные. Может, дядя или дедушка приехал. Нельзя его просто так в список пропавших определить. Вот мы его туда сунем, а потом окажется, что он к бабушке в Саратов укатил.

Иногда Роман был в их дуэте голосом разума, а Андрей – движущей энергией, а иногда и наоборот: Роману приходила в голову самая сумасшедшая идея, Андрей ее критиковал, разбивал в пух и прах, а из обломков они вместе собирали новый план, который всегда срабатывал на пять.

Сейчас у ребят была новая задача – вычислить тех, кто «пропал без вести». За последние пару месяцев только в их школе установили три случая. Ну как «установили»? Никто точно ничего не знал, но, прослышав об «участившихся случаях пропаж без вести подростков» (это сообщение по местному радио уже неделю крутили и утром и вечером), Масляев и Волкогонов решили, что надо самим заняться этим делом. А то, во-первых, в последнее время что-то скучно, а покопаться в такой жуткой истории может быть весьма увлекательно, и, во-вторых, если такое действительно происходит, то надо же как-то бороться и обороняться?

Как бороться и обороняться, друзья пока не придумали, зато, проверив списки учащихся школы (это оказалось проще, чем вы думаете: надо было просто прокрасться в учительскую, пролистать журналы и выявить, у кого из учеников в графе оценок одна длинная череда «н») и проведя разведывательные действия, Роман и Андрей выяснили, что трое ребят действительно пропали. Если подтвердится, что и Валера Мазуренко не уехал к бабушке в Саратов, значит, пропавших будет уже четверо. И это становится совсем не смешно.

– Ага, в Саратов! Ты за кого меня принимаешь, Роман? – вызывающе вскинул голову Андрей, самодовольно ухмыляясь. – Я же не вчера родился, все проверил в лучшем виде.

– Ну-ну, – с ленцой отозвался Волкогонов, стрельнув в закадычного друга заинтересованным взглядом (его всегда впечатляла бурная деловитость товарища). – Лемми, фу! Куда тебя понесло? Ко мне!

Парень вскочил со скамейки и пристегнул на поводок собаку, нацелившуюся выбежать со двора на дорогу, по которой нет-нет да проезжали машины.

– Вот же, дурында, – досадливо добавил он, снова усаживаясь и поправляя ремень. – Давай, чего ты там накопал?

– Короче. Поговорил я по телефону с этим странным чуваком и подумал: надо бы сходить к Валере во двор, поглядеть, что там творится. Может, даже в гости зайти. Прикинусь каким-нибудь собирателем подписей за… ну, не знаю… за обустройство клумбы или снос детской площадки, погляжу, кто дверь откроет, как, чего… В общем, сориентируюсь.

Ну и пошел. Дом я его знаю. Пришел. Во дворе вроде тихо, детей нет, а под подъездом стоит – внимание! – машинка с государственными номерами. Что ей там делать? Дом-то у Валеры самый обыкновенный, хрущевка, и райончик так себе, никого там такого не живет, чтобы службы заинтересовать. Подхожу, значит, к тетке, ну, может, ее знаешь, сумасшедшая кошатница такая. Она постоянно во дворе тусуется со своими кошками. Здрасьте, говорю. Как котики ваши? Она мне: «Да вот болеет Анфиска, что-то глаза мутные, не кушает ничего, надо бы к ветеринару свозить, да где ж денег взять?!» Ну и все в таком духе. Я слушаю-слушаю, а потом спрашиваю, а что это за гости пожаловали с казенными номерами? Тетка зырк на дверь парадного, на машину, придвинулась ко мне (ох, и несет же от нее котами, Роман, думал, задохнусь). Так вот, придвинулась и так полушепотом мне: «Это к Мазуренкам приехали. Вроде Валера пропал, говорят. Так выясняют». Я круглые глаза сделал и только рот раскрыл, чтобы еще пару вопросов задать, а тут дверь открылась, и из мазуренкиного подъезда двое мужиков вышли. В штатском, но понятно, что или полицейские, или вообще эфэсбэшники. Рожи кирпичом, а за ними мама Валеры и отец. И мама вся зареванная. Дядя Коля ее за плечи держит и говорит что-то. По сторонам не посмотрели, сели в машину вместе с двумя этими «мордами» и укатили.

Вот так вот, Ромео, а ты говоришь: в Саратов. Фиг там! Валерьяна тоже можно в список пропавших определить. И это уже не шутки, потому что, я уверен, не только в нашей школе такие случаи есть.

Волкогонов задумчиво кивнул, сосредоточенно пережевывая арахис и неотрывно глядя на бегающую по двору собаку.

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – медленно проговорил он (водилась за Романом такая особенность – впадая в задумчивость, цитировать фразы из разных фильмов и книг) и повернулся к товарищу. – Ладно, значит, вместе с Валерой у нас получается четверо: Ковтун, Родионова, Шалимов и теперь еще Мазуренко… Ну? И что делать будем? Есть идеи?

– Ну что-что? Надо выяснить, что это за ерунда!

– Легко сказать. С чего начинать-то? Кто первый исчез из нашей четверки?

– Родионова вроде.

– Угу. К родителям ее соваться без толку…

Масляев угрюмо кивнул, высыпая на ладонь остатки орехов и отправляя их в рот.

– Да уж. Я думал, ее мама мне глаза выцарапает. Хотя оно и понятно, конечно, – дочке пятнадцать, и куда делась – не ясно… Короче! Родителей не трогаем, тогда кого? В ментовке тоже нам ничего не скажут. Еще и хвосты прищемят, если сильно высовываться будем.

– Угу. Значит, надо начинать с друзей-подружек, со всяких слухов и домыслов. Как говорится, попробуем построить дело на ерунде.

– А это откуда? – удивился Андрей: сообразить, из какого источника цитата, не получилось.

– Что? А, нет, это из личного изобретения, – усмехнулся в ответ Роман, встал со скамейки и сделал пару шагов вперед. – Надо выяснить, с кем в классе Родионова дружила. С этих персонажей и начать. Логично?

– Логично-то логично, но… – Масляев тоже поднялся на ноги и напряженно замер, глядя на арку подворотни, откуда выходили двое подростков в похожих болоньевых дутых куртках и спортивных штанах. Вообще, со спины этих двоих вполне можно было бы принять за близнецов, если бы еще и прически были одинаковыми, но у одного бугая голова была брита налысо, а у второго топорщился короткий рыжий ежик. Правда, сейчас эти детали увидеть не представлялось возможным – их скрывали вязаные шапочки, только у одного на ней были три адидасовские полоски, а у другого – найковская галочка.

– Черт! – ругнулся Волкогонов, засовывая руки в карманы.

– Оба-на! Гляди-ка, Кабанчик, что у нас тут за флора столпилась.

– Ты хоть знаешь, что такое флора? – Роман быстро глянул на товарища и, получив в ответ такой же сосредоточенный взгляд, снова перевел глаза на парочку извечных врагов, с которыми они воевали чуть ли не с первого класса.

– Ты не гони, Волкогонов, я знаю, что такое флора. И, может, даже получше тебя.

Жорик (а говорил именно он, Кабан пока только гыгыкал, помахивая полиэтиленовым кульком, в котором звенели бутылки) заговорщицки подмигнул и заржал.

– Вы бы валили отсюда, красавчики (снова гогот Кабана), взрослые люди хотят расслабиться, посидеть спокойненько на лавочке, чтоб перед ними не мельтешили всякие членистоногие. Членистоногие, понял? – обернулся Жорик к своему корешу, и оба заржали так, что аж собака Романа оглянулась, отвлекшись от обнюхивания старого тополя, который служил местом встречи местных дворняжек.

Масляев подошел к другу и встал рядом. Выяснять отношения с этими придурками сейчас совершенно не хотелось – были дела поважнее, но и просто сбежать было бы проявлением трусости. Они, конечно, побаивались своих одноклассников, но не настолько, чтобы безмолвно ретироваться. Волкогонов и не собирался отмалчиваться.

– Так валите в свой двор, там и расслабляйтесь. Нечего у меня под окнами гадюшник устраивать.

Желваки у него так и заходили ходуном – хулиганье всегда действовало на интеллигентного Романа как красная тряпка на быка, и остановить его бывало так же тяжело, как несущийся локомотив. Андрей понял, что если сейчас не случится что-то экстраординарное, драки не избежать. Вот, черт! Было жалко новые джинсы, но тут уж ничего не попишешь – надо, так надо.

Но тут в пикировку вмешалась Лемми. Сорвавшись с места, она рванула с диким лаем в сторону незваных гостей. И хотя размеры у терьера были весьма скромные и один хороший пинок мог отправить ее через весь двор, но людям свойственно пугаться резких звуков, да и не отличались Кабан с Жориком особой смелостью – они попятились.

– Эй! Забери свою шавку, Волкогонов, а то от нее ща мокрое место останется!

– Только дернись, Кабан, и мокрое место останется от тебя! – запальчиво отозвался Роман, подхватывая с земли словно специально положенный сюда грязный обрезок металлической трубы. Андрей понял, что запахло совсем жареным: если оскорбление в свой адрес его друг мог еще пропустить мимо ушей, то обидеть свою любимицу не даст никому, тут у него крыша моментом съезжала. Старший Волкогонов, сам майор полиции, потом еле урегулировал этот вопрос. Так что делать нечего – не бросать же товарища. Вздохнув про себя, Масляев тоже подобрал кусок кирпича, которых во дворе валялось достаточно – каменная стенка, окружавшая двор Волкогонова, потихоньку разваливалась, заваливая горбатый асфальт кусками кладки.

– Ну ладно, пацанчики. В другой раз мы тоже с «аргументами» будем. Тогда и договорим.

И незваные гости быстро ретировались, одарив друзей на прощание всем известными жестами – выставленными вперед средними пальцами.

– Вот уроды, – выдохнул Волкогонов, швыряя на землю трубу и вытирая испачканную руку об штанину. – Иди сюда, Лемми. Ух ты моя защитница!

Парень присел на корточки и нежно потрепал собаку по холке.

– Ну что? Сейчас я ее заведу домой и выйду.

– Не, мне надо еще тоже домой забежать – похавать и домашку сделать, а то мама снова начнет мозги парафинить. Давай уже завтра в школе разузнаем, че-как с подружками Родионовой, и посмотрим, что дальше делать.

– О’кей. Кстати, после домашки, может, в «Контру» побегаем или в «Старкрафт»?

– Мысль. Ну все, я погнал. До скорого.

– Ага.

 

Глава 3

Утро следующего дня в школе было ничем не примечательным – те же лица одноклассников, те же учителя, те же уроки: иногда скучные, иногда интересные. Только какое-то все это сегодня было тошнотворно серое, неприятное. Ни Масляев, ни Волкогонов не смогли бы объяснить гнетущую атмосферу, воцарившуюся в школе. Хотя, может, это из-за того, что всю ночь дрянь какая-то снилась: руки светящиеся, открывающийся металлический кокон, наполненный черным дымом, в котором проступал силуэт человека… Почему-то последняя метаморфоза была самой страшной – от нее оба друга проснулись с криком. Правда, тогда они еще не знали, что им обоим приснилось одно и то же, но по дороге в школу поделиться успели. Обнаруженное сходство удивило, но не произвело особо сильного впечатления – в конце концов они дружили уже почти десять лет (для 16-летнего человека это целая вечность) и к тому же верили в разные теории о телепатической настройке разума. До чтения мыслей, конечно, еще далеко, но мозговые волны со временем, если много общаться, синхронизируются, люди подсознательно обмениваются образами, эмоциональным состоянием. Видимо, именно это с ними произошло. Правда, почему такая пакость снилась – все равно непонятно.

Но сегодня друзьям совершенно некогда было ломать голову над странными снами. На первой же перемене они выяснили, какой урок у 9-го «Б», класса, в котором учится Зоя Родионова. Именно напротив ее фамилии в журнале красовалась длиннющая череда «н». Именно «н», а не «б». То есть не было звонков от родителей, что Зоя заболела. Просто «нет», и все. Девочка отсутствовала почти месяц.

Друзья отправились к кабинету на первом этаже, где проходили уроки рисования. Девчонки стояли в коридоре стайками, что-то оживленно обсуждали и хихикали, кто-то из ребят срочно списывал домашку на подоконнике, кто-то скользил по натертому паркету, изображая хоккеиста. Дети, что с них возьмешь, снисходительно переглянулись друзья и направились к ближайшей стайке девочек, которые тут же зашушукались, уставившись на двух парней блестящими круглыми глазами.

«Ну, блин!» – подумал Андрей, нервно кашлянув. Роман, наоборот, будто и не заметил ничего, деловито поздоровался и задал вопрос:

– Привет. В вашем классе учится Зоя Родионова?

– Да, только ее нет, – кивнула низенькая кудрявая девятиклассница с малюсеньким курносым носом, обсыпанным веснушками. Остальные девчонки дружно закивали.

– А где она?

– К родственникам уехала.

– За два месяца до каникул?

Стайка одновременно пожала плечами. «Прямо атака клонов», – промелькнуло в голове у Андрея, и он тут же чуть вздрогнул и сразу отвел глаза, встретившись с любопытным взглядом одной из девочек. Но взгляд взглядом – девчонки, конечно, пялиться умеют, но и Масляев считал себя не лыком шитым, только в какое-то мгновение парню показалось, что в светлых глазах девятиклашки внезапно пробежали самые настоящие искры, и зрачки стали совершенно черными. Создалось ощущение, что она своими широко открытыми смоляными гляделками считывает его мысли. Тьфу! Видение как нахлынуло мгновенно, так же и пропало – перед Андреем стояла совершенно обычная школьница. Однако неприятное «послевкусие» никуда не делось, засев в голове противной занозой.

Волкогонов тем временем продолжал допрос:

– А подруги у Зои есть в классе?

– А тебе зачем? Что это ты ею так интересуешься? – вступила в беседу уже другая девочка – высокая и с толстой русой косой до пояса. – Влюбился?

Вся кучка снова совершенно синхронно захихикала.

– Допустим, – даже не повел бровью Роман, и Масляев жутко загордился другом в этот момент. У него-то у самого душа в пятки ушла при заданном вопросе, словно он действительно втюрился в Родионову. Хотя, по правде сказать, даже не вспомнил бы, как она выглядит, если бы они с Ромкой недавно не нашли фотки с какого-то школьного капустника, где Зоя была ведущей.

Но пока все эти страхи-воспоминания проносились в голове смятенного товарища, Роман героически продолжал гнуть свою линию:

– Так с кем она дружила… дружит? Мне поговорить надо с ее самой близкой подругой.

Девочки переглянулись и, не сговариваясь, посмотрели налево – там у подоконника стояла маленькая симпатичная девчушка с электронной книжкой в руках и что-то увлеченно читала.

– Надька Ушакова – ее подружка. Они с ней обе «читательницы».

Последнее слово курносая одноклассница произнесла так, словно подруг застукали за чем-то малоприличным, и теперь общество их осуждает. За фразой снова последовало общее кивание и неодобрительное хмыканье.

Волкогонов снисходительно-презрительно позволил себе глянуть на школьниц – сам-то он читал много. И часто такие книги, которые, скажем, Масляеву прочесть даже в голову бы не пришло. Ну какой смысл, например, в сравнительных жизнеописаниях древних царей всяких и императоров? Скукота же. Но Роман считал иначе и мог часами разливаться соловьем на тему, как в древности было организовано общество и какой это отпечаток наложило на современность. О роли личности в развитии цивилизации и о недостоверности истории, которую нам в школах преподают. Андрей честно пытался его иногда даже слушать и поддерживать разговор, но быстро уставал и отвлекался на что-то более материальное и, с его точки зрения, интересное. В общем-то он и сам не прочь был почитать, только вещи действительно стоящие, типа «Ведьмака» или «Пути меча», но там-то все иначе, чем в этих замшелых исторических опусах, в которые вчитывался его друг. Настоящие герои, драконы, невероятные способности (вот себе бы такие! Никакие бы светящиеся глаза не сбили его с толку. Хотя они, скорее всего, привиделись после ночных кошмаров). Впрочем, у каждого свои недостатки и интересы…

Размышляя таким манером, Масляев и не заметил, что Роман уже разговаривает с Надей Ушаковой.

– А ты не знаешь, куда она уехала?

Голубые глаза Зоиной подруги пытливо всматривались в лица молодых людей, и Андрей снова почувствовал себя не в своей тарелке. Только теперь это ощущение было еще сильнее, будто он обещал что-то, а сейчас должен свое обещание выполнить. Только он никак не мог понять, что, кому, когда и по какому поводу он обещал. В общем, он снова отвернулся, чтобы не встречаться больше с Надей глазами, и стал слушать, как развивается беседа.

– Нет, не знаю. Она мне ничего не говорила. Даже про то, что в принципе куда-то собирается. А когда я ей домой звонила, тетя Таня – мама ее – мне наврала. Сказала, что Зоя к бабушке уехала, хотя обе бабушки у нее уже умерли.

Девочка говорила совершенно спокойно и во вранье обвинила взрослую женщину без тени сомнения. Андрей даже подумал, что она бы и в глаза «тете Тане» то же самое сказала, не запнувшись. В душе возникло невольное уважение. Тем временем Надя продолжила:

– А когда я ей напомнила, что бабушек у Зои нету, она на меня накричала, сказала, что Зоя к двоюродной бабушке уехала и чтобы я занялась своими делами. Когда ее дочка вернется, она сама со мной свяжется.

– Тебе это странным показалось? – очень заинтересованно спросил Волкогонов, буравя девятиклассницу не менее пристальным взглядом, чем она своих собеседников.

– Конечно. Во-первых, Зоя никогда не говорила про двоюродных или других юродных бабушек. Во-вторых, она бы не уехала, ничего мне не сказав – хотя бы ВКонтакте да написала или эсэмэску скинула. Тем более что мы с ней как раз собирались в кино сходить. А она пропала без звука. Ну и мама ее слишком странно на мой звонок отреагировала – чересчур эмоционально. Я подумала, что здесь что-то не так. Но как до правды докопаться?… Кстати, а вам зачем все это? – внезапно сменила тему Надя и уставилась прямо в глаза Роману, словно хотела увидеть заднюю стенку его черепной коробки.

Но ответить Волкогонов ничего не успел, хотя уже даже рот открыл, сзади раздался ненавистный голос учителя биологии – Личуна. Ох, и противный же мужик был – просто труба! И на уроках придирался – друзья считали, что к ним он питает особую ненависть, потому платили ему той же монетой, регулярно устраивая всякие диверсии и довольно злые розыгрыши. Получите-распишитесь! Как говорится, как аукнется, так и откликнется.

А сейчас биолог появился ну вообще некстати… Как, впрочем, и обычно. И понеслось:

– Волкогонов, Масляев! Вы что, пристаете к девятиклассницам?!

«Вот же идиот!» – досадливо подумал Роман, поворачиваясь к учителю. Личун, как всегда, был потный и какой-то весь нахохленный, что и неудивительно, при его-то феноменальной жирности. Под мышкой преподаватель сжимал классный журнал, а в руке держал пакет с пирожками (видимо, из столовой. И как он только не лопнет – с самого утра трескать?).

– Ни к кому мы не пристаем, Виталий Алексеевич. Просто разговариваем.

– Знаю я эти разговоры. Тем более когда в них участвуют такие персонажи, как вы, – злорадно покивал Личун.

У Андрея от злости и возмущения аж челюсть непроизвольно вбок сместилась – захотелось наподдать толстяку, чтобы не возводил напраслину на честных людей. Вот же принесла его нелегкая! Как раз на самом интересном месте!

– Идите на урок. Тут рисование, а оно, насколько мне известно, в десятом классе не преподается. Давайте-давайте! Скоро звонок.

И ребятам пришлось отправиться восвояси. Роман только и успел, что кивнуть Ушаковой и сказать:

– Увидимся.

– Как школу кончите – будете «видеться», – не преминул вставить свои пять копеек проклятый биолог. – И вообще нечего к девочкам клеиться, если одноклассницы вам от ворот поворот дают…

– Никто ни к кому не клеится. И вообще!..

Было видно, что Волкогонов еле сдерживается и цедит слова сквозь зубы. Поймав взгляд товарища, Андрей понял, что скоро Личуну снова достанется стул с подпиленными ножками или еще чего получше.

– Не огрызайся, Волкогонов!

– Не огрызаюсь я!

В класс все трое вошли вместе со звонком. Во время урока Личун не преминул вызвать Романа к доске и устроить допрос с пристрастием по домашнему заданию. Но тут его ждало горькое разочарование – тот был готов на все сто процентов, да и тема была его любимой, рассказал про происхождение жизни на Земле. Получил свою законную «четверку» и гордо отправился на место, скорчив смешную рожу в адрес учителя (чтобы тот не видел, конечно), зато класс прыснул.

На следующей перемене заняться делом у друзей не получилось – нужно было спускаться в спортивный зал, где у них проходили занятия по ОБЖ. Вел их Горбунов Виктор Григорьевич. Его ребята тоже недолюбливали – солдафон до мозга костей. Разговаривает, будто постоянно команды отдает на плацу, регулярно придирается к внешнему виду (то воротники застегните, то волосы постригите. Что они, в армии, что ли?!) и любит за любую провинность заставлять отжиматься. Наверняка в своей армии дедовщину распространял и заставлял солдатиков дачи строить. Этого ребята, конечно, не могли знать, но были непоколебимо уверены, что правы.

Несмотря на то что ОБЖ – основы безопасности жизнедеятельности – предмет абсолютно мирный и, по сути, должен учить, как себя вести при чрезвычайных ситуациях, Горбунов учил вовсе не по новому учебнику, а как это делал двадцать лет назад, преподавая начальную военную подготовку, да и себя просил называть не «обэжистом», а «военруком».

– Построились! На кого вы похожи? Стадо баранов… Полковницкий, что ты пузо вывалил? Тебе сколько лет? А ну подтянись! Как станешь полковником, так и будешь не по уставу стоять! Спину выпрямить, равняйсь! Взгляд направлен на грудь четвертого от вас бойца! Смирно! Вольно! Желудки! Лодыри! Разгильдяи! Кончайте это!

Может, «Основы подготовки к военной службе» и заинтересовали часть мужского населения 10-го «А» класса, но манера преподавания у Виктора Григорьевича была, мягко говоря, на любителя. Никому в классе она не нравилась.

Сам же военрук также не блистал внешними данными. Среднего роста, сухощавый и весь какой-то жилистый и сморщенный. Притом даже лицо у него было словно все свитое из тонких веревочек, которые умудрялись на каждом изгибе топорщиться острыми углами. Седые волосы ежиком, вечно заложенные за спину руки и дурацкая привычка непрерывно вышагивать, когда что-то рассказывает или объясняет. Впрочем, иногда Горбунов и останавливался. Обычно чтобы распекать очередного «охламона» или «олуха царя небесного». Короче говоря, любви и симпатии он не вызывал. Нисколечко. Ни у кого.

Единственное, на что рассчитывали Масляев и Волкогонов, да и многие другие ребята, судя по отзывам в классе, так это на военно-полевые сборы, которые военрук обещал им после летних экзаменов. Казалось здоровским уехать дней на пять подальше от дома, от родных и почувствовать себя настоящими спецназовцами. Хотя придирчивый учитель обещал, что легко не будет. И словам его вполне можно было верить, судя по плотоядному огоньку, который загорался в этот момент в глазах Виктора Григорьевича.

Кое-как отбыв свою «воинскую повинность», Роман с Андреем снова занялись расследованием. За оставшиеся перемены они успели поговорить с одноклассниками прочих «пропавших» учеников. Ну а так как Валера Мазуренко учился в их собственном классе, то о нем они уже знали все, что требовалось.

Картина вырисовывалась не радужная – везде повторялось одно и то же. Дети исчезали, никого не предупреждая, и не выходили на связь после отъезда. Толику Шалимову из 9-го «Б» его подружка (ребята во время беседы с интересом разглядывали симпатичную пухленькую шатенку по имени Валя, которая чуть не плакала, делясь сведениями о пропаже своего парня) названивала на мобильный по десять раз на дню, и эсэмэски слала, и во всех соцсетях писала, но ответа никакого не получила. «Абонент вне зоны действия сети», а по всем интернет-каналам просто гробовое молчание. Родители же на все вопросы отвечали одно и то же: уехал к родственникам.

В самом финале расследования, когда детективы, как могли, утешали ревущую навзрыд Валю, они были пойманы Личуном, который, как видно, счел своим долгом за ними присматривать.

– Жду вас после шестого урока в моем кабинете. А вообще, я думаю, надо идти к директору. Или в детскую комнату полиции вас тащить, пусть там разбираются.

По окончании последнего урока друзья понуро поплелись в кабинет биологии, и предчувствия у них были самые пасмурные.

Личун восседал за своим столом, и было даже заметно, как в его глазах прыгают злорадные огоньки.

– Ну-с, объяснитесь, господа хорошие, кто это вас научил хамить преподавателям? – начал он, сложив свои толстые ручки на невероятных размеров пузе.

– Не хамили мы, – вяло отозвался Роман. Боевой запал уже прошел, а наживать себе такого врага, как преподаватель биологии, да еще в конце учебного года совершенно не хотелось.

– Вы с каждым моим словом препираетесь, ведете себя вызывающе, никакого уважения к педагогам не проявляете. Это как называется? Слоняетесь по школе без дела, к девочкам цепляетесь. До слез доводите! Вы понимаете, чем это пахнет?

– Ничего подобного! – Здесь уже и Андрей не выдержал. – Мы по делу разговаривали.

– И по какому же, хотелось бы знать, такому делу вам понадобилось с девятиклассницами разговаривать? Все эти слухи про пропажи детей вот с таких разговоров и начинаются. Так вот поговорят-поговорят, наобещают с три короба, котенка, например, или приставку игровую, или айфон, а потом пригласят куда-нибудь…

Мальчики угрюмо молчали под пытливым взглядом биолога.

– А Валере Мазуренко мы котенка наобещали? Или айфон? – наконец спросил Роман.

– Мазуренко уехал в Саратов, и вы это прекрасно знаете. Ладно. Раз так, то я просто вызову ваших родителей в школу – при них и расскажете, что вы там и кому обещали. Давайте дневники.

– Мы как раз по поводу пропавших детей разговаривали. В том классе Зоя Родионова исчезла, вот мы и… – скороговоркой выпалил Волкогонов, поняв, что отступать уже некуда.

– Что-что? – брови Виталия Алексеевича поползли вверх.

Тут ему ребята все и выложили о своих подозрениях и страхах, а заодно и поделились выводами, которые у них появились за время расследования.

– Да вы с ума, что ли, посходили? – спросил Личун, когда повествование было закончено. – Детективов обсмотрелись? Во-первых, если бы хоть часть из того, что вы тут наговорили, была правдой, вы что же думаете, полиция бы этим не занялась? Или вы самые умные? Да все, что вы насочиняли, шито белыми нитками. Смешно же! Родионова уехала к бабушке двоюродной! Если кто-то там где-то и пропадает, то точно не в нашей школе!

– Виталий Алексеевич!..

– Все. Хватит, хватит. Это бред и чепуха, которыми вы еще и головы младшим ученикам забиваете. Горбунов выдумал ерунду, а вы повторяете.

– Но ведь мы видели родителей Валеры и другим звонили…

– Перестаньте! У вас обоих просто слишком бурное воображение. Лучше начните книжки писать вместо того, чтобы мутить в школе воду и с учителями препираться… Идите, на этот раз я закрою глаза на ваше поведение. А вы займитесь чем-то полезным. Все-все, идите, у меня еще куча дел.

Мальчики понуро вышли из кабинета.

– Так и знал, что никто не поверит, – процедил Роман, закидывая на плечо рюкзак.

Даже если раньше у них могли возникнуть какие-то сомнения насчет реальности подозрений, то теперь ситуация уже никаких подозрений не вызывала – было совершенно ясно, что с «уехавшими» школьниками что-то случилось. Взрослые это скрывают, а значит, надо предпринимать активные действия собственными силами. Придя к такому серьезному выводу, неразлучная парочка Масляев-Волкогонов вышла со школьного двора, направляясь домой.

 

Глава 4

После того как Масляев и Волкогонов ушли, Виталий Алексеевич не принялся за свою «кучу дел», хотя их было действительно немало, а продолжал сидеть в задумчивости, барабаня пальцами по крышке стола.

Рассказанная ребятами история звучала, конечно, совершенно безумно, а подозрения строились практически на пустом месте, но что-то не давало преподавателю покоя, какая-то навязчивая мысль крутилась в голове, только никак не хотела оформляться. Биолог смотрел невидящим взглядом в противоположную стену и постукивал по столешнице пальцами. Внезапно ему показалось, что на Пензу рухнула ночь, и прямо перед ним со скрипом распахнулась обшарпанная дверь в класс с новым, блестящим еще замком (почему он заметил замок, Виталий Алексеевич ни за что бы объяснить не смог), и из дверного проема к нему рванулась бесформенная черная масса, по которой бегали багровые всполохи. Личун вскрикнул и вскочил со стула, но все уже исчезло – в классе было все так же светло, в солнечных лучах, падающих через окна на пол, плясали привычные пылинки.

Постояв пару секунд и пытаясь избавиться от ощущения панического ужаса, которое охватило его в момент, когда черное «нечто» приблизилось к нему, Виталий Алексеевич понял, что нужно проветриться. Лучше будет вернуться в школу вечером, когда уже все разойдутся, и спокойно поработать. Домой он не любил таскать рабочие материалы – там его всегда в сон клонило, а в своем кабинете в тишине можно было продуктивно заниматься делами.

Приняв такое решение, Личун грузно выполз из-за стола, оделся и пошел в пасмурный мартовский день, все еще периодически поеживаясь от пережитого страха. Привидится же такое! И вообще скорее бы уже настоящая весна, нет никаких сил ждать, пока кончится слякоть и постоянный туман.

К прогулкам погода не особенно располагала, потому учитель биологии зашел в небольшую забегаловку неподалеку от школы и заказал себе четыре порции хинкали. Сколько раз собирался сесть на диету, но благие намерения так намерениями и оставались. А сейчас ему нужно было подумать, поймать эту неуловимую мысль, которая занозой застряла в голове. На витринах кафе оседала влага, стекая по не очень чистым стеклам тонкими струйками. Личун медленно насаживал хинкали на вилку и отправлял их в рот, думая над историей с пропавшими детьми. До разговора с Волкогоновым и Масляевым ему даже в голову не приходило, что она может затронуть его собственный мирок – школу, детей, которых он учит. По сути, кроме работы, в его жизни мало что было, а тут такое…

Уже под вечер Личуну позвонила директриса и поставила перед неприятным фактом: завтра ему назначили открытый урок, на который придет инспекция из гороно. Значило это одно: надо было возвращаться в школу и срочно проверять тетради с самостоятельной работой. Гороно – это гороно, а на прошлом открытом уроке ему уже вставили пистон за неаккуратность и забывчивость.

К зданию школы Виталий Алексеевич подходил, когда уже совсем стемнело. Часы показывали половину десятого, и это было не очень хорошо, теперь точно придется сидеть полночи, разгребая дневные завалы. Черт!

К центральным дверям школы Личун даже не стал подходить – их всегда запирали после того, как уходили дети и учителя продленных групп. Зато у учителя биологии был ключ от черного хода – двери в торце здания, где располагались кабинет ОБЖ, медицинский кабинет, разные подсобки, столовая и хозяйственные помещения. Поежившись от пронизывающего, еще по-зимнему холодного ветра, Виталий Алексеевич направился к задней стене школьного здания.

Сначала он даже не обратил внимания, что через одно из окошек, выходивших в школьный двор, пробивается свет. Стекло было чем-то занавешено (и это вызывало еще больше подозрений), но тем не менее, стоя перед дверью черного хода, не заметить желтые полосы на стене было невозможно.

– Что за?… – тихо пошептал себе под нос Личун. Внутри как-то все напряглось, хотя вроде бы явных поводов для беспокойства не было. Ну, мало ли, кто-то тоже задержался после рабочего дня. Только зачем окно занавешивать?

Пытаясь себя успокоить какими-то логическими объяснениями, Виталий Алексеевич тихо вставил ключ в замочную скважину и аккуратно его повернул, стараясь, чтобы замок не щелкнул. Получилось. Петли на двери были хорошо смазаны, так что учитель биологии проник в темный коридор почти как привидение – без звука. Аккуратно прикрыв входную дверь, он медленно и осторожно сделал несколько шагов, выглянул за угол. Здесь горела только одна пыльная лампочка («Прямо как застенки гестапо», – некстати пронеслась мысль в голове у учителя), зато из-под одной двери явственно пробивался свет. Подойдя к этой двери, Личун замер и прислушался. Было тихо, но Виталию Алексеевичу показалось, что он уловил какое-то слабое шуршание. Тихонько приоткрыв дверь, он заглянул внутрь. Перед ним предстала подсобка, где преподаватель ОБЖ хранил ученическое обмундирование, макеты автоматов, пневматические винтовки, противогазы, рентгенметры, плакаты по гражданской обороне и другую ерунду.

Осмелев, Личун вошел внутрь, осмотрелся. Да нет, вроде все выглядело совершенно тривиально. Видимо, Горбунов просто забыл выключить свет перед уходом. Облегченно вздохнув, биолог уже собрался уходить, когда откуда-то из угла донесся странный звук. Конечно, стонать в маленькой подсобке было некому, но звук сильно напоминал сдавленный стон. Виталий Алексеевич моментально вспотел, ноги сделались ватными. Сделав еще несколько шагов, он снова замер, напряженно прислушиваясь.

– Что вы здесь делаете? – внезапно раздалось из-за спины, и Личун буквально подскочил на месте. Быстро развернувшись, насколько позволяла его тучная комплекция, он оказался лицом к лицу со школьным военруком.

– Я спрашиваю: что вы здесь делаете? – делая шаг вперед и практически вплотную подходя к биологу, повторил Горбунов. И хотя он был с Виталием Алексеевичем примерно одного роста, учителю биологии показалось, что этот солдафон навис над ним, как занесенный для удара топор. В голове моментально пронеслись все мысли по поводу пропавших детей, которые Личун передумал за сегодняшний день. И внезапно озарило – мысль, которая никак не хотела оформляться, наконец-то вышла на первый план. Он вспомнил, что видел, как в подсобку рядом с кабинетом ОБЖ заходили, по крайней мере, двое детей, которых Волкогонов и Масляев назвали пропавшими. И это можно было бы назвать обычным совпадением: многие дети посещали патриотический кружок «Витязь», который вел военрук. Но и Зоя Родионова, и Толик Шалимов пришли к Горбунову вечером, а продленку они не посещали… Сжавшись в комок, Виталий Алексеевич собрал все душевные силы и выпалил в лицо военруку:

– А вы сами что здесь делаете? – его голос сорвался почти на визг. – Где дети, товарищ Горбунов?!

В лице бывшего военного что-то дернулось, но тут же снова отвердело, еще больше заострив черты.

– Дети? – тихо повторил он, будто эхо. – Сейчас покажу.

Вцепившись в предплечье биолога железными пальцами, военрук потащил его в коридор. Виталий Алексеевич даже не подумал сопротивляться. Как только Горбунов его коснулся, все силы покинули биолога, а в голове воцарилось что-то странное – думать Личун мог, а вот реагировать на мысли – нет. Они просто текли в голове ленивым потоком, и в этом потоке то и дело проскакивало недоуменное: «Наверное, Контуженый вколол мне что-то». Другого логического объяснения рационалист, преподаватель химии и биологии, да и просто вполне здравомыслящий человек Виталий Алексеевич Личун придумать не мог даже в своем текущем, далеком от нормального состоянии.

Но на этом его злоключения не окончились. Военрук тащил Личуна по коридору, пока не остановился перед обшарпанной дверью с блеснувшим в свете неяркой лампочки замком. «Новый замок. Новый!» – взорвалось что-то в мозгу Виталия Алексеевича. Он уже знал, что ожидает его за этой дверью, он уже видел… Всю рациональность и здравомыслие человека, живущего в двадцать первом веке, как рукой сняло. Колени биолога подогнулись, и он бы, несомненно, грохнулся на пол, если бы не железная хватка Горбунова. («Наверное, потом на руке будет гигантский синяк от клешней Контуженого, – вяло подумал Личун, поморщившись от боли. – А впрочем, какая разница, все равно всему конец».) Но до конца было еще далеко.

Военрук, не выпуская болтающегося, как набитая ватой тряпичная кукла, биолога, вставил в блестящую замочную скважину и быстро повернул ключ. Как только раздался характерный щелчок, он резко распахнул дверь, и несчастный Виталий Алексеевич, даже пребывая в состоянии болезненного безволия, отшатнулся с хриплым вскриком. Перед учителями была лестница в подвал, а ниже ее начала – ступенек на десять – клубилось то самое ужасное черное марево с багровыми вспышками, которое учитель биологии уже сегодня видел. Только тогда это был всего лишь неприятный фантом, а сейчас черный туман дышал жизнью, энергией, ненавистью и какой-то всепоглощающей жаждой. Но страшнее всего было даже не то, что его кошмар обрел плоть, и не то, что в происходящем не было ни крупицы от рационального привычного мира, и не то, что он сам был не в состоянии пошевелиться, чтобы убежать или просто упасть в обморок, самым страшным для Виталия Алексеевича было то, что в середине черного тумана покачивалась фигура девочки. Глаза ее были широко открыты, но казались совершенно стеклянными, руки и ноги безвольно висели, как у марионетки. Все тело ученицы (а Личун знал, что это одна из учащихся школы, более того, он вел в ее классе и химию, и биологию) то погружалось в клубы черного дыма, то снова возникало на поверхности, будто покачиваясь в воде. И очерчивая ее силуэт, беспрерывно мерцали темно-красные вспышки, будто удары сердца.

«Как же ее зовут? Как зовут?» – беспрерывно крутилось в голове биолога, будто только этот вопрос мог исправить ситуацию и развеять длящийся уже целую вечность кошмар.

– Это… кто это? – еле выдавил из себя он, все еще пребывая в каком-то предобморочном состоянии.

– Я бы спросил – что, а не кто, – подал голос военрук.

В эту секунду темное марево рванулось вперед, и Личун увидел, как раскрылся рот девочки в беззвучном крике, а ее стеклянные глаза вдруг наполнились жизнью и болью. Темные клубы уже коснулись лица учителя биологии, когда Горбунов резко захлопнул дверь и снова щелкнул замком. Железные пальцы разжались, и Виталий Алексеевич был готов осесть на пол от ощущения полного своего бессилия перед происходящим, но тело и здесь подвело его, оставшись стоять, как ни в чем не бывало. А на коже, где до него дотронулось это черное нечто, сохранилось невероятно омерзительное ощущение прикосновения, которое было каким-то ни на что не похожим, но от одного воспоминания о котором все волоски на голове и руках биолога вставали дыбом. Военрук тем временем обернулся к своему коллеге. В его лице не было ни тени улыбки, злорадства или издевки. Вообще никакого выражения не было на лице Горбунова – оно было пустым и мертвым.

«Сейчас он меня убьет», – подумалось Личуну, но он даже не сделал попытки убежать, просто стоял и смотрел на бывшего артиллериста, будто от этого взгляда зависела жизнь. И, скорее всего, это так и было. Зоя Родионова. Он вспомнил, как зовут эту хрупкую, похожую больше на ученицу начальных классов девочку. Именно про нее утром говорили Волкогонов и Масляев. А теперь все подтверждается, да еще таким кошмарным образом. Только сегодня утром… Из ступора его снова вывел военрук.

– Идемте, Виталий Алексеевич. Думаю, нам надо поговорить.

Как сомнамбула, Личун повернулся и поплелся на ватных ногах по коридору. Там все так же тускло светила одинокая лампочка, и теперь ее свет нагонял на биолога гораздо больший ужас, чем раньше. Мир вокруг казался ненастоящим, подернутым какой-то дымкой, а из недр земли словно шла еле уловимая вибрация, было похоже, что там работает гигантская машина. Но биолог знал, что это пульсирует черный туман за дверью подвала. Он заполоняет все школьные катакомбы. А когда он вырвется из заключения, не только Зоя будет беззвучно молить о помощи. Туман пожрет всех. ВСЕХ! В момент, когда у него уже начиналась истерика, Виталий Алексеевич больно ударился о притолоку. Оказалось, пока в голове роились эти апокалиптические мысли, он успел доковылять до кабинета ОБЖ, и военрук, похлопав его по спине, заставил его войти в это помещение, погруженное в кромешный мрак. Но темно было всего секунду, рядом прогремели шаги, и на учительском столе зажглась настольная лампа. Горбунов стоял, уперев кулаки в столешницу, и смотрел на своего незваного гостя.

– Проходите, Виталий Алексеевич. Присаживайтесь… И не бойтесь вы так, То, что вы видели, еще не самое страшное. Поверьте.

Не поверив ни на йоту и вообще почти не слушая собеседника, Личун тем не менее сделал несколько шагов и сел сбоку от стола преподавателя ОБЖ. А тот тем временем, как радушный хозяин, включил электрочайник, достал две чашки из шкафчика, побросал туда чайные пакетики, не спрашивая, насыпал сахар. А когда он переставлял чашки на стол, ту, что досталась биологу, он взял прямо за края, будто и не чувствуя горячего пара, поднимающегося от напитка. В эту секунду жидкость резко устремилась вверх, просачиваясь между пальцами мужчины, но, не пролившись ни единой каплей, резко остановилась, приняв форму причудливого цветка, и снова вернулась в чашку. Правда, этого Виталий Алексеевич не видел, уставившись воспаленными глазами на свои руки, безвольно лежащие на коленях.

– Вы меня, наверное, за какого-то экстрасенса приняли, да? – осведомился Горбунов, ставя чашку перед гостем. – Это очень далеко от истины. Я сейчас вам все расскажу… Да вы пейте чай, на вас лица нет.

Голос у военрука был ровный и спокойный, он по своей всегдашней привычке не сел за стол, а начал расхаживать по кабинету, заложив за спину руки. От этого спокойствия Личуну становилось еще страшнее. Следя за каждым движением военрука, он бездумно поднял чашку и отхлебнул слишком сладкий и слишком горячий напиток. В желудок будто огненный ком рухнул. Поперхнувшись, учитель биологии поставил трясущимися руками чашку назад, пролил горячий чай на брюки и зашипел от боли. Однако это дало и положительный результат: пламя внутри живота и тройная доза сахара словно встряхнули Виталия Алексеевича. Он пошевелил пальцами ноги и понял, что к нему вернулся контроль над телом – хотя неизвестно, надолго ли. Надо бежать!

– Какой вы неловкий, – покачал головой хозяин. – Сейчас я салфетку вам дам.

Как только Горбунов отвернулся к шкафу, Личуна будто пружиной подкинуло. Сорвавшись с места, он ринулся к двери, натыкаясь на парты и стулья. Дверь в кабинет осталась приоткрытой, и преподаватель биологии вылетел в коридор. Он не видел, как за его спиной военрук взмахнул рукой, и только почувствовал, как внутри словно лопнула какая-то очень важная струнка.

Не останавливаясь и не разбирая дороги (благо коридор был прямой), он понесся к лестнице и, плохо соображая, что делает, побежал вверх. Почему-то ему казалось, что в своем кабинете он будет в безопасности. Ведь это была его территория, он был там хозяином, он всегда прятался там от мира. Это было единственное место на свете, где он чувствовал себя спокойно. Даже не дома, а именно в своем рабочем кабинете. В классе, где все было организовано так, как ему хотелось. Там был единственный островок нормальности во всем происходящем безумии. Никогда, никогда в своей жизни грузный Виталий Алексеевич так не бегал. Он немного успокоился, только захлопнув за собой дверь кабинета. Прижавшись к ней спиной и тяжело переведя дух, повернув щеколду замка. Потом кое-как Личун добрался до своего рабочего стола и рухнул на стул. Мысли метались взад-вперед, пока вдруг на первый план не вырвалась какая-то абсурдная мыслишка: завтра же придет комиссия из гороно! Надо срочно проверять тетради. Личун схватил тетради из стопки, начал размашисто перечеркивать неаккуратные строчки.

– Грязь, грязь, – шептал он. Дыхание уже пришло в норму, но комната перед глазами начала расплываться.

Виталию Алексеевичу становилось все хуже. Перед глазами висело черное марево с искореженной фигуркой Зои Родионовой.

– Умираю… – прорвалась единственная четкая мысль сквозь пелену ужаса и дурноты. Тогда учитель схватил листок бумаги и, уже проваливаясь в забытье, трясущейся рукой нацарапал пару строчек, затем сунул записку в первую попавшуюся тетрадь. Скоро свет в его голове погас совсем.

 

Глава 5

Следующее утро в школе ознаменовалось какой-то повышенной нервозностью, хотя день выдался довольно солнечным, и в воздухе уже явно чувствовались весенние ароматы. Учителя прятали глаза, шушукались, и общая атмосфера в коридорах пензенской школы № 4 была гнетущая. Даже вечно рвущиеся к активным действиям ученики вели себя тихо, многие были бледными и осунувшимися, будто недавно переболели и еще не до конца оправились. Волкогонов и Масляев после вчерашнего разговора с Личуном ходили как в воду опущенные, вся энергия и желание что-либо предпринимать сменились апатией. Какая разница, если им все равно никто не поверит. Да и снилось им снова одно и то же, да еще и похлеще вчерашнего кошмара – теперь им всю ночь виделась Зоя Родионова, которую засасывало в какой-то странный черный туман, а она кричала и пыталась вырваться. Объяснить подобные ассоциации было уже сложно, а то, что одно и то же снилось обоим, начало порядком раздражать и даже немного пугать. Короче, выспаться не удалось, что не прибавляло никакой радости.

Оба так и проваландались в пасмурном настроении до третьего урока, который должен был как раз вести Личун. На задних партах расположились проверяющие из гороно, а вот Виталий Алексеевич, как всегда, задерживался.

– Уже прозвенел звонок, – скрипучим голосом проговорила сухопарая тетка в огромных очках и поставила закорючку в своей тетради. Учителя мальчики ждали с ощущением холодной и липкой неприязни, как будто это он был виноват во всех бедах, которые приключались с Андреем и Романом. Однако неожиданно для всех в класс вместо Личуна вошла Гелла Ивановна, пожилая лаборантка, которая помогала учителям химии, физики и биологии с экспонатами и которой побаивались почти все ученики. В общем-то это было и неудивительно, Гелла Иванова походила на классическую Бабу-ягу, даже бородавка на носу имелась. Волкогонов и Масляев поняли, что ненавистный биолог не придет.

– Здравствуйте, класс, – поздоровалась Гелла Ивановна с нескрываемой улыбкой, кладя на стол стопку тетрадок: вести урок ей доверяли крайне редко. – Виталий Алексеевич приболел, так что я его сегодня заменю. И начнем с того, что я раздам тетради с вашими лабораторными. А потом немного позанимаемся.

– Ему, похоже, от жира совсем плохо стало, – шепотом отвесил замечание Артем Павлихин. Его иногда подвозил отец на машине по пути на работу, и приезжавший раньше всех в школу парень от нечего делать болтал с вахтером, а значит, первым узнавал все школьные новости. – С утра Василий Платонович кабинеты обходил и нашел Личуна. Пришлось «Скорую» вызывать. Но говорят, ничего серьезного. Скоро опять начнет нашу кровушку пить.

Неизвестно, кто был лучше – Личун или Гелла Ивановна, но замены такого рода обычно приводили только к плохому. Вызвав двух активистов с первых парт, лаборантка вручила им тетради, которые те быстро раздали владельцам. Роман открыл свою, равнодушно глянул на пять с минусом (и минус, скорее всего, толстый боров поставил только из вредности, вяло пронеслось в голове) и закрыл ее, уставившись в окно. Однако через пару секунд Андрей толкнул его локтем, притом как-то так энергично, что Волкогонов развернулся к нему с широко открытыми глазами, собираясь вспылить. Но когда он встретился с другом взглядом, все раздражение исчезло, и парень посмотрел туда, куда этот взгляд ему указал. В тетради Масляева лежала развернутая бумажка, криво исписанная прерывистым и нетвердым почерком, в котором тем не менее без труда угадывался почерк Личуна. Нагнувшись, Роман прочел:

«Из подвалов приходит зло. Зло пожирает нашу школу…»

– Что за бред? – шепотом спросил он у Андрея. Тот пожал плечами, но видно было, что его мысли уже сбросили с себя угнетающий налет безысходности и вовсю понеслись вслед за новой информацией.

После окончания урока мальчики зашли в мужской туалет и устроились на подоконнике, разложив перед собой записку биолога.

– Ну, что думаешь? – спросил Масляев, в десятый раз перечитывая непонятные строчки.

– Честно говоря, даже не знаю, что и думать, – отозвался Роман, засунув руки в карманы джинсов. – Звучит это все, как горячечный бред сумасшедшего. При чем тут вообще подвалы? Какие подвалы?

– Ну, наверное, наши, школьные какие-то.

– Да какие там у нас могут быть суперподвалы? Да еще из которых «приходит зло». Что за ересь?

Тут беседу друзей прервало хлопанье двери и тяжелые шаркающие шаги. Ребята оглянулись. К умывальникам направлялся пожилой мужчина в брезентовом халате с большим ящиком инструментов. Это был сантехник Кузьмич, местная знаменитость. Дед обладал почти неисчерпаемыми знаниями по истории Пензы и, в частности, этой школы. Поговаривали даже, что когда-то он был преподавателем истории, а потом запил, и карьера его покатилась по наклонной. Жил Кузьмич, в отличие от всех учителей, в небольшой каморке в подвальных помещениях школы, по соседству со столовой и тиром. Хотя ему не раз предлагали выделить комнату в общежитии, странный сантехник почему-то остервенело держался за свою грязную комнатушку.

Поставив на кафельный пол свой ящик с инструментами, он с кряхтеньем присел на корточки и стал разглядывать трубы под раковинами, что-то щупать там и подкручивать. Масляев свернул записку и сунул ее в карман. Не сговариваясь, друзья направились к выходу, но Роман решил перед уходом вымыть руки – все же туалет не самое стерильное место. Но когда он собрался открутить кран одного из умывальников, сантехник его остановил:

– Эй-эй, не трогай!

– А что такое?

– Да с водопроводом сегодня нелады. Ржавая вода фигачит с самого утра. И я никак не могу понять, с чего бы. Конечно, тут трубы столетней давности – школа-то старая. И не удивлюсь, если водопровод со времен господ Червяковых еще не меняли. Но все равно не ясно, что стряслось. А в здешних катакомбах сам черт ногу сломит. Надо, наверное, мне разведку боем сделать по подвалам, трубы поглядеть…

– А не боитесь? – спросил Роман.

Сантехник тяжело выпрямился, похрустев суставами, и чуть насмешливо уставился на товарищей.

– А вы, молодое поколение, интересуетесь червяковскими подвалами?

Волкогонов и Масляев переглянулись.

– Ну, не то, чтобы интересуемся…

– Ха! – Старик вытер руки о штаны и покачал головой. – А стоило бы! Я в ваши годы… Хотя без карты туда и соваться опасно… Да и с картой, пожалуй, тоже.

– А у вас карта есть? – в один голос выпалили друзья, во все глаза уставившись на сантехника.

– Эх, молодежь. Диггеры-спелеологи… – Снова покачал головой пожилой мужчина, поигрывая газовым ключом.

– Нет, Кузьмич, мы серьезно. Мы давно хотим… – начал Роман.

Сантехник опустился на одно колено и принялся что-то откручивать под крайней раковиной.

– Нечего вам там делать! – кряхтя и отдуваясь, отрезал Кузьмич. По туалету растекался густой перегарный дух. – Говорю же, там лабиринты почище, чем у царя Миноса и его Минотавра. Да и бог знает, кто или что там поселилось за столько-то лет. Всякое рассказывают…

– Ну можно мы к вам после уроков зайдем? Вы хоть покажите… Мы же знаем, что у вас много старых документов, а нам интересно.

И тут грянул звонок, отмечающий начало следующего урока. Сантехник махнул ребятам рукой, они так и не поняли, согласие это или знак, чтобы они отстали. Но выяснять времени не было, сейчас начиналась алгебра, а за опоздание математичка по прозвищу Жужа могла и в пифагоровы штаны скрутить, так что ребята рванули на занятия.

После занятий, не откладывая в долгий ящик, они отправились к каморке сантехника. Располагалась она в тупике полуподвала, почти напротив тира, но дверь оказалась заперта. Андрей постучал, однако ответа не последовало.

– А где вообще тут вход в подвал-то? – задал вопрос Роман и огляделся по сторонам. Дверей в коридоре было довольно много. Но похоже, что все были заперты, кроме столовой, откуда слышались голоса младшеклашек с продленки.

Для очистки совести ребята проверили каждую дверь, но открытой оказалась только та, что вела в тир. Военрук сидел за столом, положив руки на столешницу и постукивая указательным пальцем. Впечатление эта картина производила странное – подергивающаяся рука в желтом кругу света от настольной лампы, а вся остальная фигура военрука была практически не видна в тенях неосвещенного помещения. Когда Волкогонов и Масляев заглянули, Виктор Григорьевич поднял голову, и свет лампы блеснул в его глазах красным.

– Извините, – Роман резко захлопнул дверь, внутренне сжавшись.

Конечно, этот отблеск мог ему и привидеться, но парень готов был дать руку на отсечение, что Контуженый посмотрел на него красными светящимися глазами и лампа тут ни при чем. Однако делиться своим странным наблюдением с Андреем Роман пока не стал – еще решит, что у товарища чердак начал протекать.

Но тем не менее вход в подвал друзья нашли. Он располагался прямо напротив входной двери черного хода и тоже был заперт, но из щелей ощутимо тянуло холодным сырым воздухом. И это, кстати, было странно, ведь по логике вещей там должны проходить отопительные системы, а школа пока еще вовсю обогревается: в марте было холодно.

Не сговариваясь, Роман и Андрей припали ушами к двери, стараясь хоть что-нибудь расслышать за ней. Конечно, они ничего не услышали, а попытки заглянуть в замочную скважину успехом не увенчались – она была слишком узкая, под современные ключи. Замок, судя по всему, меняли достаточно недавно, он еще даже блестел, резко выделяясь на фоне потускневшей и местами облупившейся краски.

– Ладно, пора двигать баржу, – подвел неутешительные итоги Волкогонов, потирая руки, будто хотел стереть с них местную пыль. – Завтра Кузьмича разыщем… Блин, ну и грязища тут.

Когда друзья направились к лестнице, ведущей из полуподвальных помещений, двери в тир резко открылись, и у мальчиков на пути оказался военрук. Взгляд у него был какой-то затуманенный, зато поза свидетельствовала о сильном напряжении.

– Волкогонов, а ну-ка… – начал Виктор Григорьевич, но не закончил фразу, натолкнувшись взглядом на Андрея, который остановился в полушаге от товарища. – А, ты тут не один… Идите домой, уроки давно кончились. Нечего слоняться…

Снова оборвав самого себя, Горбунов резко скрылся в кабинете и дверь захлопнул. Ребята услышали резкий щелчок ключа в замке. Недоуменно переглянувшись (Волкогонов очень, просто очень-очень был рад в эту секунду, что друг рядом), они направились в гардероб за вещами.

Василий Платонович в школе был по совместительству и охранником, и вахтером. Многие его недолюбливали, а Масляеву с Волкогоновым удалось найти к старичку подход, они узнали, что он большой любитель «дамских романов» (и как только можно читать эти сопли в сахаре, поражались оба парня). Они стали снабжать его «новейшими изданиями», которые мама Андрея закупала и штудировала целыми стопками. Зачастую именно от Василия Платоновича друзья узнавали последние школьные сплетни, слухи и другие ценные сведения.

– Вы к Виталию Алексеевичу-то в больницу зайти собираетесь? А то, говорят, он совсем плохой, можно и не успеть, того, проведать… – проскрипел вахтер, поднимаясь из-за своего стола.

– В смысле? – удивился Андрей, натягивая свою куртку. – Как это «плохой»? Нам сказали, что ничего страшного!

– А, ну… – Василий Платонович замялся, сообразив, что по всему выходит, что сболтнул лишнего, но отступать уже было поздно.

– Так что с ним? Конечно, мы сходим, – усилил напор еще и Роман.

– Ну, это… в коме он. Я когда его в кабинете нашел, чуть со страху не помер. Лежит, глаза закатились… Тут с утра такая суматоха была! Я «Скорую» вызывать, они его несут, носилки оборвались, мы к Горбунову – у него попрочнее носилки, военные… ооох…

– Ого! Ничего себе!

Друзья действительно были в шоке. Посмотрев друг на друга, они сразу же поняли, что думают об одном и том же – записка. Странное послание от Виталия Алексеевича, которое они сперва приняли за какой-то бред или шутку, теперь приобретало совсем другое, гораздо более зловещее значение. А что если кома биолога связана совсем не с его весом? Что если ситуация, которая и так не предвещает ничего хорошего, в итоге оказалась еще более страшной и опасной? Уж слишком невероятным казалось ребятам совпадение, что Личун впал в кому на следующий день после того, как они поделились с ним своими подозрениями. Вся ситуация просто кричала о своей связи с делом о пропавших учениках. Что если биолог только сделал вид, что не поверил им, а сам сунулся куда-то, из-за чего теперь и оказался в коме. «…Зло пожирает нашу школу…» Становилось понятно, что теперь это дело никак бросать нельзя. Даже если оно опасно, да к тому же еще и ощутимо начинает отдавать какой-то чертовщиной. Друзья теперь чувствовали ответственность перед своим таким нелюбимым, но, похоже, гораздо более умным, чем они сами, учителем. Ведь не расскажи они ему о своем расследовании, вполне вероятно, что с Личуном ничего бы и не произошло. Но получается, он понял что-то такое, что натолкнуло его на верные выводы… которые, впрочем, привели к плачевным последствиям. Только их-то двое, есть кому прикрыть спину, помочь и поддержать. Остается только выяснить, что же такое узнал биолог? Что заставило его написать эту странную записку и привело к больничной койке?

Теперь Волкогонов и Масляев были совершенно уверены, что им надо проникнуть в подвал. Оставалась небольшая загвоздка: узнать, где хранится ключ, и получить его «во временное пользование». Это позволит провести разведку на месте, посмотреть, что же такое скрыто в подвалах пензенской школы № 4.

 

Глава 6

На улице уже темнело. Однако холодно, как ни странно, не было. И промозглый сырой ветер, который так доставал последние дни, сейчас тоже улегся. В воздухе пахло сырой землей и недавно растаявшим снегом. Весна как-то особо не ощущалась. Скорее, погода больше походила на осеннюю.

Настроение у друзей было странное, немного встрепанное, растерянное, но боевое. Роман даже подумал, что так, наверное, себя чувствуют солдаты перед решающей битвой с превосходящими силами противника. Только пока было не ясно, с кем эта битва должна состояться. Или с чем… Сначала «зло приходит из подвалов школы…», а потом еще этот багровый взгляд военрука. Чертовщина какая-то. Может, все-таки показалось?

Не сговариваясь, Андрей и Роман остановились, спустившись с крыльца, и посмотрели по сторонам. Вокруг было тихо, не долетали даже обычные звуки города, хотя рядом со школой шла дорога, а по ней обычно ездило много машин. Но именно сейчас почему-то она была пуста. Да и вообще вокруг царила непонятная атмосфера, от которой по спине пробегал неприятный холодок. Масляев сразу вспомнил все перечитанные им мистические романы, где из самых обычных составляющих внезапно складывались чудовища и разные кошмарные твари. Тьфу ты!

Невеселые раздумья товарищей внезапно прервал девчоночий голос, разбив окружающую тишину на тысячу осколков:

– Отдайте сумку! Не трогайте!

Голос показался смутно знакомым, да и его интонация не предвещала ничего хорошего. Оглядевшись по сторонам, Волкогонов и Масляев поняли, что в школьном дворе, кроме них, никого нету – все остальные дети разбежались по домам (продленка не в счет).

– Пусти, урод! – еще громче и тоньше зазвучал голос из-за угла школьного здания.

– Гы-гы. Молчи, сопля. Отдала бы деньги сама, давно бы уже к мамочке топала.

Ну этот-то противный гнусавый рык закадычные друзья не спутали бы ни с каким другим – Кабан. Тут уж отпадали все сомнения, и стоять на месте или просто уйти шансов не было – необходимо было вмешиваться и спасать девчонку, угодившую в загребущие лапы ненавистной пары хулиганов.

Парни пристроили свои рюкзаки так, чтобы их легко было сбросить на землю (потому что дело, скорее всего, закончится рукопашной) и направились на звук голосов.

Когда они завернули за угол, перед ними предстала уже не раз виденная картина: Кабан держит жертву, Жорик роется в сумке. Сегодня эти гады поймали Надю Ушакову (вот почему голос девочки показался знакомым).

– Эй! У вас совсем чердак потек, что ли? Уже девчонок обираете? А ну, верните вещи! – без разбега вступил Волкогонов, глянув на бледное личико Нади, готовой вот-вот разреветься. От утреннего спокойствия и рассудительности не осталось и следа.

– Ты гляди-ка, кого принесло, – поднял голову Жорик и противно осклабился. – Она тебе что, невеста? Валите отсюда, пока рожи целые.

– Отпустите девочку. И вещи ей отдай, Мухин…

– Или что?

– Или зубами будешь плеваться. А новые зубы вставлять обойдется дороже, чем все ее бабки.

Роман неотрывно смотрел в глаза своего врага и даже не моргнул ни разу. Андрей медленно спустил на землю рюкзак с плеча и пару раз сжал и разжал кулаки, чтобы кровь быстрее забегала. Хотя она и так уже вовсю бурлила.

– Поумничать зашел, Волкогонов? – неприязненно отозвался Жорик. – Ну давай, посмотрим, какой ты герой.

Он бросил Надину сумку на землю и выпрямился, ухмыляясь. Ростом Мухин был почти на голову выше Романа, да и телосложением природа его не обидела. В общем-то оба – и Кабан, и Жорик – были внушительных габаритов. Андрею с ними еще можно было бы потягаться (тяжелая кость), но у Романа, казалось, не было шансов. Однако рыцарь и не подумал отступать. Он тоже освободился от своего рюкзака и бросился на Жорика.

Противник сильный, опыта в драках у него, безусловно, больше. Да и бить он будет без жалости и интеллигентских колебаний. Значит, нужно захватить инициативу сразу, потому что «потом» может уже и не наступить.

Тут Волкогонов заметил, что Жорик сунул руку в карман и его ухмылка стала еще кривее и гаже. Какое-то оружие. Не важно, что там, кастет, нож или свинчатка – такое преимущество может слишком дорого обойтись. Ну, значит, тем более нет времени на раздумья. И, рванув с места, выставив вперед руки и прилагая массу сил, чтобы не зажмуриться, Роман лягнул соперника в голень своим тяжелым ботинком с титановым «стаканом» в носке. Расчет был простой: бить руками Жорика бесполезно – маловато сил, а он здоровенный шкаф. Это только если в лицо, но здесь Волкогонов был не совсем уверен, что сможет так уж легко звездануть другого человека, ни на секунду не задумавшись, а промедление, как известно, в такие моменты смерти подобно. Вот он и вспомнил о куче просмотренных боевиков и прочитанных инструкций по самообороне.

Мухин тут же присел, взвыв и схватившись за поврежденную ногу. Рядом об асфальт звякнул какой-то металлический предмет. Глянув на него мельком, Рома увидел тусклый свинцовый отблеск, но рассматривать подробнее не стал – какая теперь разница? Дальше события стали разворачиваться с умопомрачительной скоростью. Или Волкогонову так только казалось, потому что в ушах продолжала стучать кровь, а дрожь отдавалась по всему телу (посмотрев на руки, он понял, что ему не кажется – они трясутся). Но что-то в этом состоянии было невероятно приятное. Победа! Настоящая победа физической силы! Надо же, он никогда бы не подумал, что может выйти из такого состязания чемпионом, в споре – да, но в драке? Роман был горд собой, но на размышления время не тратил, а продолжал действовать.

Быстро обежав поверженного врага, парень подобрал портфель Ушаковой и развернулся к Кабану, ошалело выпучившему глаза на скрючившегося кореша. Но времени поразглядывать Жорика у него не оказалось, потому что Масляев уже был тут как тут, преодолев все расстояние, разделявшее его и хулигана, чуть ли не в один прыжок.

– Отпусти девочку, – тихо сказал он, сдавив толстую лапу Кабана своей немаленькой пятерней. Кабанов почему-то даже не подумал спорить и разжал захват. Надя тут же рванулась и побежала к выходу со школьного двора. Друзья переглянулись, бросили прощальный взгляд на арену своего триумфа и тоже припустили за ней, подхватив на ходу брошенные рюкзаки.

– Я тебя еще поймаю, гад! – донесся им вслед надрывный голос Жорика. – Ножичка моего попробуешь!

Друзья на бегу переглянулись – сомневаться в подлинности угрозы особо не приходилось.

А впереди бежала, не оглядываясь, Надя, и казалось, что останавливаться она и не собирается.

– Эй! Постой!

– Надя! Эй!

Не сговариваясь, крикнули ей в спину друзья.

– Да подожди! Ты же сумку забыла!

Девочка пробежала еще десяток шагов, потом затормозила шаг и обернулась.

Вид у нее был, как у маленькой птички, которую хорошенько потрепало сильным ветром – волосы выбились из косички и торчат во все стороны, на щеках лихорадочный румянец, в глазах все еще плавает какой-то потусторонний ужас, дутое пальтишко как-то все перекрутилось и сбилось. В общем, вид разжалобил бы и каменную статую. И выглядела она лет на тринадцать, особенно сейчас: маленькая, худенькая, напуганная.

– Ты сумку забери, – усмехнулся Волкогонов, подойдя к Наде поближе и протянув руку с сумкой.

И тут девочка плюхнулась на землю и разрыдалась.

– Эй! Ты чего? Перестань, кончилось же уже все. Чего ты?

Ребята стояли над ней совершенно растерянные и абсолютно не представляли, что делать. Ни у одного, ни у второго сестер не было, подружек тоже, так что, как справляться с подобными нештатными ситуациями, они понятия не имели.

– Земля же холодная, слушай. Ну поднимайся.

Роман тоже присел.

– Ну хватит плакать. Все цело? Ничего не забрали?

Надя, не прекращая рыдать, заглянула в сумку. Перебрала учебники и тетрадки. Вытащила свою электронную книгу, проверила, цел ли экран (с ним все было в порядке). Потом заглянула в карманчик, где хранились пенал и всякая мелочовка, – мобильник тоже был на месте (судя по всему, Жорик с Кабаном просто не успели добраться до этого отделения, так как оно было застегнуто на молнию).

– Все на месте? – переспросил Масляев.

Девочка кивнула, утирая с лица слезы, и встала на ноги.

– Спа… спасибо, – все еще всхлипывая, произнесла она тоненьким голосом.

– Да не за что. Ты где живешь? Давай мы тебя проводим, что ли?

Роман вопросительно посмотрел на друга, но тот вполне поддерживал его намерение. Не бросать же ее прямо сейчас – зареванную и все еще перепуганную.

– Не… не обязательно. Я тут… мне рядом… пять минут от школы…

– Ну тогда тем более. Раз рядом, то нам несложно, а на душе будет спокойнее.

Надя кивнула, еще раз громко всхлипнула, вытерла глаза, поправила пальто и закинула лямку сумки на плечо.

– Мне туда.

Несколько минут они шли молча: девочка брела с опущенной головой, а друзья вышагивали рядом, периодически переглядываясь. Было как-то неловко, хотя и непонятно почему.

Вдруг Надя нарушила молчание и, не поворачивая головы, сказала:

– А вы ведь так и не ответили, зачем вам сведения про Зою.

– Ну…

– Мы думаем, что ее похитили, – выпалил Андрей, которого напряжение последней половины часа и дневные головоломки порядком измотали. Девятиклассница стрельнула в него глазами, плотно сжав губы, и кивнула.

– У меня тоже появилась такая мысль после того, как я с ее мамой поговорила. – Девочка помолчала секунду. – Подумала, что ей полиция запретила сообщать кому-либо о случившемся. Ну там слухи чтобы не поползли, паника не началась.

– Ага, – вступил Роман. – Зато в школе все время крутят предупреждение про пропавших без вести ребят. Спокойствия добавляют.

– Ну да, глупо. Но мне не хотелось связывать Зою и это объявление… Да и всего один случай, мало ли…

– Не один. – Волкогонов помолчал чуть-чуть, сомневаясь, говорить уже все до конца или нет, но, посмотрев на сосредоточенное лицо Нади, которая буквально впилась в него взглядом, закончил: – Только в нашей школе уже четверо.

– Ничего себе!

Голос Ушаковой был тихий и какой-то ватный. Она явно о чем-то размышляла, видимо, анализировала полученную информацию. Внезапно девочка остановилась перед деревянной, крашенной бордовой краской дверью.

– Я тут живу…

Ребята кивнули. Пора было прощаться, но Надя явно что-то не договорила, и все трое медлили, глядя в разные стороны. Тут девочка вздохнула, видимо, приняв какое-то решение, и произнесла:

– Вы, может, зайдете? Мама с папой на работе еще, так что сможем все обсудить… Ну и я чай там сделаю, бутеры…

Щеки девятиклассницы порозовели, но взгляд остался таким же сосредоточенным и спокойным – теперь она в упор смотрела на обоих друзей даже с каким-то вызовом: давайте, мол, мальчишки. Хватит героизма зайти к девочке в гости?

– Ну… можно, наверное. – Роман посмотрел на товарища.

– Ну да. Давай, чего уж…

Ушакова кивнула и открыла старую тяжелую дверь, из-за которой пахнуло словно навеки впитавшимися в стены подъезда запахами еды, плесени и сырой штукатурки. Дом был старый, трехэтажный, покрашенный облупившейся желтой краской. «Дореволюционный, наверное», – подумал Роман, делая шаг в подъезд.

 

Глава 7

Квартира у семьи Ушаковых была маленькая. Надя не повела гостей в комнаты, а пригласила на кухню, попросив предварительно разуться. Стаскивая ботинки – высокие берцы, и не какой-нибудь фуфельный «Камелот», а настоящие «Доктор Мартенс», Роман вертел головой и осматривался. Обстановка в прихожей была не бог весть какая, но все чистенько, аккуратно, каждая вещь на своем месте.

Надя быстро достала хлеб, масло из холодильника и колбасу, поставила на огонь чайник. Пока она все это делала, в помещении царила тишина, только изредка у ребят вырывались какие-то внезапные покашливания. Все-таки очень неловко было сидеть у девчонки дома. Но девчонки, они всегда девчонки, какими бы умными и хладнокровными ни казались. Вот заревет снова, как тогда на улице, и что с ней делать?

Но реветь Ушакова, слава богу, не собиралась. Она быстро расставила чашки на столе, положила в каждую по пакетику чая и посредине водрузила сахарницу. Друзья даже не заметили, когда она успела бутерброды настрогать. И тут оба почувствовали, что жутко проголодались. У Андрея даже неприлично заурчало в животе.

– Чайник сейчас закипит, но можно его и не ждать, – деловито сообщила хозяйка и взяла бутерброд. Парни последовали ее примеру. – Ну так кто остальные?

– Есть еще трое ребят. Ковтун и Шалимов. Один из 8-го «А», второй из 9-го «Б». И Валерка Мазуренко – из нашего класса, – начал Роман. – Толик Шалимов ходил с Андрюхой в одну секцию по конькобежному спорту. Про Ковтуна, его Олегом зовут… Так вот, про Ковтуна мы случайно узнали, Личун пару дней назад жаловался военруку, что этот самый Ковтун бойкотирует его уроки. Мол, с утра его в школе видели, а к нему на пару он не явился, и остальные в классе отказываются говорить, где он. Мол, никто ничего не знает. Военрук сказал, что Олег уехал к бабушке, типа она заболела, и они всей семьей и уехали. Вроде бы завуча известили. Странно, что она ничего не сказала биологу.

Дальше продолжил Андрей, чтобы дать возможность товарищу подкрепиться:

– Ну мы из любопытства раздобыли Ковтуна телефон, позвонили ему в общем, и оказалось, что мама-то его дома, а вот Олег действительно уехал к бабушке. И забавно то, что совершенно то же самое нам и родители Валерки Мазуренко сказали. Это были уже двое. Совпадение? Ну мы и подумали: ладно, мало ли, может, и вправду уехали к родственникам. А потом на 8 Марта увидели, что Родионовой нет, она же всегда выступала со стихами. Спросили у вашей классухи, и оказалось, что и Зоя к бабушке уехала. Ну вот. Так что такие пироги.

Надя задумчиво кивнула и уставилась в свою чашку с чаем, явно над чем-то размышляя.

– А ты не была с Родионовой? Ну в смысле в день, после которого она не появилась? – прервал это затишье Роман, озвучив явно только что посетившую его идею.

– Да вот я и пытаюсь вспомнить. То есть я была, но день был как день. Обычные уроки. Зойка такая же, как всегда. Мы с ней договорились в кино сходить на следующий день, а то у нас должна была быть контрошка по ОБЖ… Стоп!

Девочка резко подскочила и уставилась блестящими глазами на Волкогонова. В них даже искорки какие-то заплясали, да так лихо, что он невольно подумал, что Ушакова очень даже симпатичная, хоть и какая-то маленькая…

Тем временем Надя быстро заговорила:

– Я вспомнила, что в этот день было странного! Зоя после уроков, когда мы уже собрались уходить, пошла к нашему военруку, хотела у него с контрольной отпроситься, потому что у нее была как раз репетиция в «Заре», ну в танцевальной секции нашей. Ей мама даже записку написала по этому поводу или с танцев справку дали – не помню точно. Короче, она к Виктору Григорьевичу зашла, но через минуту вышла и сказала, что он попросил подойти попозже, потому что очень занят. Ну и она подумала, что заглянет к нему вечером. Вот… и больше я ее не видела.

Закончила свою речь девочка тихо, вертя тонкими пальчиками опустевшую чашку.

– Я думаю, завтра надо будет поспрашивать и остальных, может, кто-то тоже вспомнит какую-то странность… Ну или мало ли что-то, за что можно будет зацепиться.

Волкогонов посмотрел на Андрея, и тот согласно кивнул, вполне поддерживая план друга. Надя тоже встретилась с Романом глазами и внезапно сказала:

– Я тоже хочу участвовать. – И, видя скептические взгляды обоих мальчишек, упрямо продолжила: – Я могу помочь, могу с кем-то поговорить… Ну и еще, может, какая-то помощь понадобится.

– Ладно, – согласился Волкогонов. – Тогда мы завтра в своем классе с народом поговорим и в классе Шалимова, а ты можешь к Ковтуну наведаться.

– Хорошо.

Выработав на завтра план действий и договорившись встретиться на большой перемене в школьной столовой, друзья почувствовали, что пора прощаться. Да и времени было уже прилично. Хотя если совсем честно, может, троица бы еще сидела и обсуждала великие планы, но Роману позвонила мама, узнать, где это он запропастился и когда его ждать домой. Уроки не сделаны, на носу контрольные. Мог бы и предупредить, что задержится.

– Прогресс – зло, – глубокомысленно изрек Волкогонов, пряча мобильник в карман, поднимаясь из-за стола и отправляя грязную чашку с блюдцем в раковину. По правде говоря, домой идти не хотелось – было удивительно приятно и как-то спокойно сидеть вот так с друзьями и обсуждать стратегические планы раскрытия преступления (а что они расследуют серьезное преступление, Роман не сомневался). Да и ведь это куда важнее какой-то домашки!

Парень даже не заметил, что записал в друзья девочку, с которой вчера утром еще не был знаком. Однако у всегда скрупулезного и внимательного Ромки не мелькнуло подобной мысли – все казалось очень правильным и закономерным.

– Что думаешь о ней? – деловито поинтересовался Масляев, когда товарищи вышли из парадного на улицу.

Волкогонов пожал плечами:

– Да ничего не думаю. Она вроде довольно сообразительная, так что вполне может пригодиться. К тому же быстрее будем двигаться, раз нас теперь трое.

– Как бы она не проболталась, девчонка же, у них всегда язык как помело.

– Да нет, не должна. К тому же с классом у нее отношения явно не самые теплые.

– Ну это да…

Слова друга Андрея не убедили, но он решил, что спорить пока ни с чем. Посмотрим, как Ушакова завтра себя проявит. В конце концов, может, и среди девочек бывают исключения.

Ребята попрощались у дома новой подруги и разошлись в разные стороны: Масляев пошел к себе домой пешком, а Волкогонов решил доехать на автобусе, так будет быстрее, а то мама что-то очень сильно напряглась. Он бежал чуть ли не вприпрыжку, обдумывая все случившееся и внимательно глядя по сторонам, столкнуться с Кабаном и Жориком в одиночку совсем не улыбалось. Но, пробегая мимо школы, Роман заметил не двоих хулиганов, а знакомую фигуру военрука. Не узнать его было сложно, Виктор Григорьевич отличался своеобразной какой-то дерганой походкой. Но шел он не из школы, а наоборот, в школу. По идее, даже продленка уже должна была закончиться через каких-нибудь минут сорок, а военрук не вел продленных групп. В голове всплыли все обсуждавшиеся сегодня факты…

Стараясь держаться в тени домов и деревьев, Волкогонов, не раздумывая, двинулся за учителем. Когда тот скрылся в здании школы, мальчик рысью припустил за ним, и, остановившись у двери, слегка приоткрыл ее, заглядывая внутрь и молясь, чтобы старые петли и пружины не заскрипели.

– …да забыл тетради в тире, а надо до утра проверить, – сказал вахтеру военрук, забирая протянутый ему ключ. – Через пять минут верну.

Роман тихонько прикрыл дверь и рванул к задней стене школы, где был спуск в подвальные помещения. Сам вход в подвал, конечно, был закрыт на сто замков, но зато там имелись окошки, через которые можно было заглянуть в тир, если немного исхитриться.

В тире зажегся свет, и в дверях показалась фигура Виктора Григорьевича. В окно он не глянул, даже головы в его сторону не повернул – сразу прошел к своему столу, нагнулся и достал из-под него ученический рюкзачок. То, что это вещь кого-то из школьников, становилось понятно по нескольким ярким наклейкам на крышке. Волкогонов так и прикипел взглядом к этой сумке, уж очень она походила на ту, с которой таскался Валера Мазуренко.

Поразглядывав с каким-то недовольством рюкзак, Горбунов оторвал наклейки, вынул из кармана связку ключей, открыл дверь углового шкафа, сунул портфель туда и снова запер. Роман неотрывно следил за всеми его манипуляциями, потому и успел оперативно соскользнуть вниз, когда военрук повернулся к окну и даже направился в его сторону. Скорчившись под карнизом, Роман радовался только одному, что на улице уже почти совсем стемнело – март все-таки, и его сложно будет заметить, даже если выглянуть в окно. Но окна никто открывать не стал. Через долгую минуту парень услышал, как в кабинете хлопнула дверь, и свет, падавший из окна на стену, погас.

 

Глава 8

Утром Волкогонов рассказал о своем вечернем приключении Андрею, о красных газах все-таки умолчав (то, что он видел, уже начало у него вызывать серьезные сомнения – может, и правда, просто лампа так блеснула?). У друга буквально челюсть отпала от этих сведений. Спали оба снова плохо, и Масляев сказал, что мама его сегодня тоже чуть на работу не проспала, хотя с ней никогда такого раньше не бывало. А утром готовила завтрак ему и отцу с таким видом, будто привидение увидела. На вопрос что стряслось, ответила, что голова всю ночь болела – спать не давала. Только сын ей не поверил, потому что, отвечая, она глаза спрятала – верный признак обмана. Врать Андрюхина мама никогда не умела.

Когда Волкогонов, запыхавшись от быстрого шага, рассказал, как шел за Горбуновым от школы, Андрей мрачно произнес:

– Ну теперь не остается сомнений, что военрук тут замешан.

– Похоже на то. И уже точно нужно будет слазить в аудиторию ОБЖ и проверить, что это за рюкзачок. А заодно посмотреть, что наш доблестный вояка еще прячет в своем шкафу.

– А как мы шкаф-то откроем? Ломать – слишком палевно.

– Посмотрим по обстоятельствам, – отмахнулся Роман. – Если там что-то суперинтересное, то и сломать не грех. Тем более что это паршивая ДСП, раскрошится от хорошего тычка. Главное – в кабинет попасть, а там на месте сориентируемся.

– И когда устроим вылазку?

– Сегодня, понятное дело. Откладывать нельзя, мало ли, вдруг Горбунов перепрячет улики, тогда ищи свищи их.

– Через вахтера пойдем?

– Нет, лишние свидетели ни к чему. В девчачьем туалете на втором этаже на той неделе стекла меняли и решетки на место еще не поставили, так что можно через него. Там труба рядом и куски пожарной лестницы – взобраться будет нетрудно.

– Что, стекло разобьем? – удивился и даже немного испугался Масляев. Бить стекла в школе ему совершенно не хотелось, это могло вылиться в кучу проблем.

– Не смеши. Надю попросим оставить одну раму приоткрытой. Так, чтобы не было видно, что она открыта, и уборщица ее не заперла.

– А если она – Ушакова в смысле – вместе с нами захочет пойти?

– Ну… – Роман задумался. – Оставим ее на шухере стоять. Может, даже пригодится.

– Не нравится мне это, Ромео. Это, знаешь, напоминает «баба на корабле – к несчастью».

– Ой, да перестань. Что за старомодные суеверия? К тому же, может, она еще и не станет напрашиваться. В столовке увидимся, там и поглядим.

Однако слова друга Масляева не успокоили. Настроение у всегда позитивного Андрея было пасмурное, а на душе скребли кошки от плохих предчувствий. В подобном состоянии ему казалось, ходить на такие рискованные мероприятия, как проникновение в кабинет и взлом учительского шкафа, не стоит, потому что опасно и чревато разными нехорошими последствиями. Но с другой стороны, Роман прав – откладывать нельзя. Эх! Придется рисковать. А пока время «Ч» не наступило, надо еще раз поговорить с одноклассниками Шалимова и с Костиком Корниловым.

Чтобы убить сразу двух зайцев, друзья разделились – Волкогонов отправился в 9-й «Б», а Масляев отвел в сторонку Корнилова (этот круглолицый, похожий на Купидона парнишка недолюбливал Волкогонова и считал его высокомерным выпендрежником. Впрочем, тот ему платил примерно такой же монетой).

– Костик, ты не помнишь, Валерка к военруку не заходил в последний день перед тем, как уехал?

Купидон подозрительно посмотрел на Андрея:

– А что такое?

– Ты тут в детские игры не играй – вопросом на вопрос не отвечай. Спрашиваю, значит, надо, – чуть вспылил Масляев, но тут же выдохнул и сменил тактику. – Да Горбунов мне сегодня утром сказал, что Валера ватно-марлевую повязку не сдал после предпоследнего занятия, а я помню, что тот ходил в кабинет ОБЖ в тот день… Так занес же, наверное. Но я уже не уверен, думаю, может, приснилось…

– Не приснилось. Он ходил. Правда, я не помню, чтобы с повязкой. Просто сказал, что ему надо с военруком поговорить насчет зачета. Что-то там по поводу оценки, я не помню точно. Но у Горбунова он точно был, так что если респиратор не сдал сразу, то, скорее всего, вернул потом.

– А ты с ним не заходил?

– Не, мне сеструху тогда из детсада забрать надо было, так что я сразу после уроков свалил.

– Понятно. Ладно, спасибо. Пойду. Скажу Горбунову, чтобы у себя повязку искал. А то выходит, если я за военку ответственный, так можно мне весь мозг изжевать.

– Ага, давай. Гуд лак.

Масляев сделал вид, что пошел к лестнице, по которой можно было спуститься в школьный подвал, но между пролетами его уже поджидал Роман.

– Ну? – выпалил он нетерпеливо.

– Все четко. Ходил Мазуренко к Горбунову после уроков, стопудово.

– Ну тогда у нас уже три совпадения. Потому что шалимовский друган тоже вспомнил, что Толик что-то там хотел выяснить у препода ОБЖ. И мало того, Горбунов через минуты три выглянул из кабинета и погнал друга на фиг. Сказал, что у них с Шалимовым разговор долгий и нечего болтаться под дверями. Ну пацан говорит, что еще минут двадцать подождал Толика у школы, а потом плюнул и домой пошел…

– То есть даже неизвестно, вышел ли Шалимов из кабинета ОБЖ или нет, – протянул Андрей, глядя на друга завороженным взглядом.

– Вот именно! А может, от него и Родионова с Мазуренко тоже не вышли – никто же их не ждал, никто ничего не видел. Если и у Нади такая же картина…

– Тогда однозначно нельзя откладывать рейд, – закончил за товарища мысль Андрей и вздрогнул, потому что над головами учеников грянул звонок.

Урок истории тянулся катастрофически медленно, друзья титаническим усилием воли заставляли себя сидеть на месте. Голова была занята другим настолько, что когда Волкогонова вызвали к доске и учительница истории начала задавать ему вопросы, наверное, впервые в жизни Роман нес совершенно бессмысленную околесицу, за что получил трояк, и то исключительно потому, что Татьяна Николаевна, похоже, и сама была в шоке от такого вопиющего поведения. А ведь один из любимых учеников, который никогда не подводил ее и всегда был примером для одноклассников. Вернувшись на место, Волкогонов усиленно потер лоб, будто отгоняя дурные мысли.

– Ты чего? – шепотом спросил Масляев.

– Да хрень какая-то… Ты ничего не видел?

– Что именно?

– У Тани (так Роман покровительственно звал историчку) с глазами все ОК было, пока я отвечал?

– В смысле? – Андрей недоуменно округлил глаза и еще пристальнее уставился на друга.

– Да понимаешь… мне в какой-то момент показалось, что у нее в глазах черное что-то клубится, с красными отблесками… Фигня, короче. Спать больше надо, – сам себя оборвал Волкогонов и уставился в учебник.

Масляев внутренне похолодел, вспомнив странную одноклассницу Родионовой, в глазах которой ему тоже что-то привиделось, хотел еще что-то спросить у товарища, но тут уже его самого вызвали к доске.

В общем, до большой перемены друзья дотянули с трудом. И как только прозвенел звонок, тут же сорвались и, сопровождаемые удивленными взглядами учительницы и одноклассников, побежали в столовую.

У входа в столовую Нади еще не было. Мальчишки заняли очередь за пирожками и неотрывно таращились на входную дверь, дергаясь каждый раз, как она открывалась. А так как это была большая перемена, когда половина школы ринулась перекусить, то можно себе представить, сколько нервов они израсходовали за те минуты, которые простояли в ожидании. Но наконец-то в дверном проеме появилась маленькая нахохленная фигурка с косичкой.

Друзья замахали ей руками, и девочка подошла к ним под неодобрительное ворчание учеников, построившихся за неугомонной парочкой, которая внезапно стала троицей.

– Привет. Пока ничего не рассказывай, сейчас сядем где-нибудь, все обсудим. Нам есть чем поделиться, – выпалил, как из пулемета, Роман, лишь только Ушакова открыла рот.

– Ладно. Привет.

Больше не было сказано ни слова, пока ребята со своими пирожками и чаем не устроились за самым дальним столиком.

– Короче, все подтверждается, – начал Масляев, откусывая сразу половину пирожка с повидлом и запивая все это чаем.

– Да, я вчера случайно наткнулся на военрука по дороге домой, – подхватил Роман и пересказал Наде все свои приключения, присовокупив еще и добытую сегодня информацию.

Девочка слушала молча, не перебивая, потихоньку отщипывая кусочки булочки с корицей и запивая их мелкими глотками яблочного сока.

«Прямо не верится, что ей пятнадцать», – подумал в какой-то момент Масляев, отвлекаясь от рассказа друга. Надя была серьезной и сосредоточенной. Если не знать, что она девятиклассница, то из-за ее хлипкого телосложения ей можно было бы вполне дать и двенадцать. Но глаза такие, прямо…

– Я то же самое узнала, – сказала она, когда Волкогонов смолк. – Ковтун тоже после уроков пошел к военруку. Так что получается, все четверо пропали после того, как с ним встретились.

Над столом повисла неприятная тишина. Каждый думал о чем-то своем.

– Мы сегодня вечером хотим заглянуть к нему в класс, – негромко сообщил Роман, нагнувшись поближе к собеседникам. – Надо, чтобы ты оставила открытым окно в женском туалете на втором этаже. У нас в мужском – решетки.

– Хорошо. Зайду туда после уроков. Но на продленке может кто-то его закрыть… Хотя малыши обычно на второй этаж не ходят. А во сколько вы собираетесь пойти?

– Часов в семь, наверное. Как раз стемнеет, и можно будет забраться незаметно по трубе и пожарке. А посмотрим в классе, надо спуститься в подвал, где у него каморка рядом с тиром. Я как раз там рюкзак увидел.

– А мне с вами можно?

Мальчишки с сомнением помолчали.

– Ну я не говорю, что вместе с вами полезу. Но могу постоять на шухере или еще что.

– Ладно. Тогда давай без пятнадцати семь у спуска к подвалу встретимся, – немного нехотя согласился Волкогонов. – И номер телефона свой дай на всякий случай. Только поставь мобилу на виброрежим, когда из дому выйдешь, чтобы она не заверещала в самый неподходящий момент.

– Конечно. Я могу даже раньше прийти.

– Раньше не надо.

– Надо бы еще придумать, как в подвал попасть, – озвучил свои мысли Волкогонов, ни к кому конкретно не обращаясь, – но об этом подумаем позже. Сначала надо в кабинете ОБЖ ситуацию прояснить.

Вроде бы говорить было больше не о чем, да и звонок скоро должен был уже прозвенеть, но Надя продолжала сидеть, сосредоточенно глядя в опустевший стакан, и ребята выжидательно на нее смотрели.

– А вам, – тихо заговорила девочка, – ничего странного не виделось?

Оба друга напряглись.

– Чего странного? – чуть севшим от внезапного предчувствия голосом переспросил Андрей, бросив быстрый взгляд на Романа.

– Да это, наверное, не важно. Просто мне снится всякое последнее время, а сегодня вот помогала первоклашке вещи собрать – он ранец открытый уронил, а у него…

Надя помолчала, подняла голову и глянула на парней своим не по-детски твердым взглядом.

– …а у него глаза черные. Полностью. Без белков. И в них красные молнии. Как в кино, – совсем тихо закончила она.

– Значит, я не сбрендил, – кивнул Роман. – Я похожее у исторички нашей как раз на уроке наблюдал.

– А я у твоей одноклассницы, – подхватил Масляев.

– И не сказал ничего?

– Да я же думал, показалось.

– Ладно, – подвел итог Волкогонов и поднялся. – Мы об этом вечером поговорим, при встрече, сейчас уже звонок будет. Одно понятно, творится в нашей школе какая-то фигня необъяснимая, и это кроме того, что дети пропадают.

– Так, может, это связано? – подала голос девятиклассница.

– Да уж, наверное.

Обменявшись номерами телефонов, заговорщики разошлись по классам.

До назначенного времени часы тянулись очень медленно. Роман уже и Лемми выгулял, и домашку сделал, и даже успел поприпираться с мамой по поводу уборки в комнате, и на гитаре поиграть, а часовая стрелка все никак не хотела подходить к шести. Наконец она достигла самого нижнего деления циферблата, и парень стал быстро собираться, хотя до школы ему было всего 15 минут черепашьим шагом.

– Ма, я к Андрюхе сбегаю! Буду не поздно!

– Лучше бы ты в шкафу порядок навел. И гитару убери!

– Потом. Пока!

До места встречи Волкогонов добрался раньше всех. В половине седьмого уже был во внутреннем дворике рядом с пожарной лестницей. И тут произошло очень неприятное открытие – в окне кабинета ОБЖ на первом этаже горел свет. Забраться на карниз и подпрыгнуть до лестницы так, чтобы Горбунов его не услышал, Роман не мог, а потому он как ужаленный бегал у лестницы и постоянно смотрел на часы. Через пять минут не выдержал и набрал Масляева, чуть ли не подпрыгивая на месте. Из-за угла школы раздался залихватский рэп, который стоял на звонке его друга. Чертыхнувшись, Роман бросился туда, радуясь, что додумался надеть кроссовки, в которых ступал почти неслышно, и проклиная глупость товарища, не вырубившего звук у телефона.

Свернув за угол, он с размаху влетел в грудную клетку Андрея, тот резко выдохнул и выронил телефон.

– Ты сдурел, что ли?! – зашипел на него Роман. – Чего звук не отключил?!

– Сорри, забыл, – виновато пожал плечами Масляев, вырубил на телефоне звук и сунул трубу в карман.

– В кабинете у Контуженого свет до сих пор, – тем временем оповестил его нетерпеливый друг и потащил вниз по лестнице. – Подсади-ка меня, я погляжу, что там делается.

Андрей сбросил куртку прямо на землю, вывернув ее наизнанку, присел, а Роман быстро вскочил ему на плечи и, придерживаясь за стену, поехал вверх, будто на лифте, когда товарищ, слегка покряхтывая, стал выпрямлять ноги. Такой способ добраться до окна был не в пример удобнее, тише и безопаснее вчерашних кульбитов. И, как только его голова оказалась на уровне окна, он чуть отклонился влево, чтобы не оказаться прямо по центру стекла и не привлечь к себе лишнего внимания, если кто-то в это самое окно посмотрит.

Но как только глаза привыкли и стали нормально различать предметы внутри ярко освещенного помещения, Роман чуть не грохнулся на землю: в кабинете военрука за учительским столом сидел сам хозяин класса и… Надя Ушакова.

– Какого фига? – сдавленно выдавил Волкогонов, во все глаза наблюдая за этой невероятной сценой.

– Что там? – раздалось снизу. Роман вздрогнул – на какой-то миг он и забыл, что стоит на плечах у друга.

– Там Горбунов и Надя.

– Что?! А она там откуда? Ну девки! Так и знал, что нельзя им доверять. Вот же подставщица!

– Да тихо ты! Непонятно, что она там делает вообще.

– Что-что? Настучать на нас пришла, выслужиться решила, маленькая паршивка!

– Да ладно тебе…

– Ну еще бы, – буркнул Андрей и сердито уставился в кирпичи стены перед носом.

Тем временем Роман увидел странную картину. Военрук зашел за спину Нади и резко махнул рукой в ее сторону. Девочка что-то говорила, но явно все медленнее и как-то сонно. Да и вся ее поза становилась все более расслабленной. Через минуту девочка начала сползать со стула, военрук тут же отставил чашку, аккуратно взмахнул руками… и Ушакова поднялась в воздух! Военрук махнул руками так же уверенно, как учил отдавать честь, и тельце Нади вылетело из кабинета. Горбунов проследовал за ним. Свет в кабинете погас.

 

Глава 9

Роман буквально рухнул на землю. Видимо, выражение лица у него было крайне странное, потому что его друг аж попятился.

– Чего там было? Что стряслось?

– Он… он… – Волкогонов, все так же в полускрюченном состоянии, в каком оказался, спрыгнув с плеч друга, ткнул пальцем в сторону окна. – Он… а, не поверишь все равно…

Последние слова парень чуть ли не прокричал, но Масляев вовремя его схватил и встряхнул, буквально вышибив воздух из легких Романа.

– Надя там, и она как будто мертвая… – теперь Волкогонов шептал, не останавливаясь. – И у военрука глаза красным светятся. Я вчера видел, когда мы заглядывали… Заглядывали в тир…

– Я понял, понял, – закивал Андрей, еще раз встряхивая друга за плечи. Он понял, что Роман что-то не договаривает, но решил пока не давить.

– Все р-равно не поверишь…

У Романа зуб на зуб не попадал, но у Масляева голова уже начала работать в каком-то автоматическом режиме – с ним бывало такое, когда он сильно нервничал. А сегодня было из-за чего волноваться.

– Тогда нам надо спасать Надю, чувак. Срочно надо. Если наш военрук нелюдь и это он детей ворует, то его же надо остановить, правильно? Давай же, парень, выдыхай. Ты можешь. Приходи в себя, Ромео!

Слова друга подействовали на Волкогонова не сразу, но через пару секунд он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, распрямился, с лица сошло паническое выражение.

– Ты прав, Андрюха, надо ее спасать. Паниковать буду потом.

Сильно шлепнув себя по щекам, Роман кивнул какой-то своей мысли и, бросив:

– Полезли, – рванул к пожарной лестнице, на ходу расстегивая пальто.

Подбежав к лестнице, висящей над землей где-то на расстоянии двух метров, Роман, не глядя, швырнул пальто на землю и подпрыгнул как можно выше. Ухватившись за нижнюю перекладину, он напрягся, подтянулся вверх, перехватил рукой следующий металлический брус, потом следующий, когда поднялся на несколько ступеней вверх, извернулся и поставил ногу в ботинке на нижнюю ступеньку лестницы – подъем сразу пошел быстрее и проще.

Пожарная лестница сильно дернулась и заскрипела – Масляев повис на ней, повторяя действия товарища. На землю посыпалась пыль и мелкая крошка. Роману показалось, что старая конструкция сейчас не выдержит и обвалится, а вместе с ней и они. И некому будет спасать Надю. Но нет, пожарка хоть и была древняя, но все еще крепко держалась.

Добравшись до окон женского туалета на втором этаже, Волкогонов толкнул раму. Никакого эффекта. Окно было закрыто.

– Ах ты, черт! – в сердцах выругался парень, лихорадочно соображая, как же попасть внутрь. Через вахтера? Так не факт еще, что получится. Раздумывая над этим вопросом и все больше сатанея, Роман еще пару раз с силой саданул оконную раму, аж стекла зазвенели. Но, к счастью, эти усилия не остались без вознаграждения – окно резко распахнулось.

Масляев уже взобрался по лестнице и замер, задрав голову и встревоженно глядя на друга, который в этот момент переставил ногу на карниз и схватился рукой за стену. Аккуратно перебравшись на подоконник, Волкогонов спрыгнул на пол и огляделся. Вокруг было тепло и тихо, пахло хлоркой, из какого-то крана капала в раковину вода. Следом спрыгнул Масляев.

– Окно прикрой, – бросил Роман через плечо и, приоткрыв дверь, выглянул в коридор.

В школе царила гробовая тишина. Свет на этажах был выключен, только откуда-то снизу пробивался еле-еле заметный свет. Видимо, на первом этаже горели несколько больших ламп, которые всегда оставляли на ночь. Стараясь не шуметь и прислушиваясь, ребята двинулись к лестнице, ведущей вниз. Глаза постепенно привыкали к темноте, и очертания знакомого коридора, перил, лестниц и ступенек стали уже вполне различимы.

Перепрыгивая через несколько ступенек, Волкогонов и Масляев быстро спустились на первый этаж. Внезапно из-за поворота послышались шаркающие шаги.

– Есть кто? – раздался хриплый голос сторожа. – А ну! Кто там? Сейчас в полицию позвоню.

Друзья прижались спинами к стене и даже перестали дышать. Только выяснений с Василием Платоновичем сейчас не хватало. Время неумолимо убегало прочь, а вместе с ним все мрачнее становились мысли о судьбе Нади Ушаковой. Роман беззвучно скрежетал зубами, проклиная и тяжелые ботинки Андрея, и острый слух сторожа.

Тем временем шаги приближались. По торцевой стене заметался луч фонаря. Замер. Мальчишки не шевелились. Несколько невероятно долгих секунд желтый круг на стене тоже не шевелился, а потом пропал. До них донеслось:

– Вот же… будь оно неладно. Послышалось или что?… – шаркающая поступь стала удаляться в противоположную сторону.

Одновременно вдохнув, Масляев и Волкогонов выждали еще несколько убийственно длинных секунд и с еще большей осторожностью прошли мимо фонтанчика с питьевой водой, опустились на пролет вниз, прошли мимо библиотеки уже без прыжков, ступая так тихо, как только было возможно. Наконец они подошли к кабинету ОБЖ. На полуподвальном этаже царила кромешная тьма. Только словно из глубины стен доносился странный вибрирующий звук. Ребята замерли, прислушиваясь. Но никаких других звуков больше слышно не было. Свет включать, безусловно, было нельзя, хотя Андрей даже нащупал выключатель на стене. Мало ли, где сейчас был военрук и что он делал, предупреждать его о своем приближении друзья не собирались.

Странная вибрация тем временем, казалось, уже распространилась по телу. Ощущение было ужасно неприятное, хотелось сбросить его поскорее.

– Я пойду, проверю, – шепнул Роман.

– Вместе пойдем. Ты по этой стене, я по той.

Разделившись, парни встали поближе к стенкам коридора, и, ведя по ним руками, стали, не торопясь, продвигаться в сторону вибрирующего звука. Пальцы скользили по шероховатой поверхности стен и дверей. Пошарив рукой в пространстве, Роман нащупал панель двери – вход в какой-то из кабинетов или подсобок был открыт. Чертыхнувшись про себя, парень сделал шаг в дверной проем.

– Андрюха, – шепотом позвал он Масляева.

Когда рука товарища легла ему на плечо, Роман еще чуть прошел вперед и огляделся. Глаза уже привыкли к темноте, а из небольших окошек под потолком сочился слабый-слабый свет, потому очертания помещения можно было рассмотреть. Это оказался кабинет ОБЖ.

Исследовать его у ребят не было времени, да и, судя по всему, кабинет был пуст. Решив, что сюда можно заглянуть и на обратном пути, Волкогонов снова вернулся в коридор, и они с Андреем опять направились в сторону непонятной вибрации. Они снова прошли библиотеку, гул усилился прямо перед дверью вниз, в подвалы, где находились раздевалки и слесарные мастерские. Роман первый распахнул тяжелую дверь, и товарищи сделали двадцать шагов вниз по старой лестнице.

– Отсюда, – услышал Роман из темноты шепот товарища. Сделав несколько шагов, он оказался с ним рядом. Здесь вибрация ощущалась уже достаточно отчетливо.

Андрей шарил рукой по какой-то поверхности. Внезапно что-то звякнуло и с оглушительным, как показалось ребятам, звуком упало на пол. Парни снова замерли, ожидая, что сейчас раздадутся шаги вахтера и свет фонаря выхватит их из темноты. Но кругом продолжала царить вибрирующая тишина.

Присев на корточки, Волкогонов поводил по полу рукой и нащупал металлический предмет. Ключ. С деревянной биркой, какие вешались на все школьные ключи. Обычно на них были выжжены номера кабинетов. Но сейчас прочесть, что на бирке написано, не представлялось возможным. Да и Роман почему-то был уверен, что это ключ от подвала и вибрация распространяется именно оттуда. Он нащупал безымянную дверь, которая обычно была заперта и забаррикадирована сломанными партами и стульями.

– Дверь открыта? – шепнул он Масляеву.

– Ага, – прозвучало в ответ. И в лица друзьям дохнуло теплым влажным воздухом, а вибрация уже переросла в какой-то еле различимый далекий гул. Вместе с потоком воздуха пришел и слабый свет. Но после полного мрака коридора друзьям показалось, что свет ужасно яркий, и в первую секунду они даже зажмурились.

С внутренней стороны по периметру на дверное полотно были набиты металлические рейки, выступавшие за края. Когда дверь закрывалась, с обратной стороны все щели прикрывались полосками металла. Сама дверь была тяжелая и толстая, словно вход в бомбоубежище.

Под потолком впереди тускло светила грязная запыленная лампочка в абажуре из металлической проволоки. После кучи парт и стульев, которую преодолеть оказалось легче, чем думалось, начинался спуск вниз, провалившийся в никуда черной ямой. Пол был весь щербатый. Когда-то его, видимо, заливали цементом, но теперь он раскрошился и потрескался.

Роман посмотрел на ключ, зажатый в руке. На бирке была выжжена заглавная буква «П» и больше ничего. Он сунул находку в карман джинсов и, глянув на спутника, пошел к ведущей под школу лестнице. Ступени тоже были когда-то каменные, а теперь пребывали не в лучшем состоянии, чем весь остальной пол. Плотно прикрыв двери, Масляев направился за другом, придерживаясь рукой за стену, так как перил у здешней лестницы не было, а скатиться с нее труда никакого не составляло.

Спускались ребята несколько минут, и в какой-то момент начало казаться, что конца этим полуразрушенным ступеням не будет. Кроме звука их шагов, шороха от осыпающихся кусочков цемента и навязчивого еле слышного гула, других звуков не было. Это одновременно и угнетало, и радовало. В какую-то секунду Роману даже показалось, что все происходящее – это странный сон, в котором ты идешь-идешь, но конечной цели никак достигнуть не можешь. Начинала кружиться голова. Не то от вибрации, не то от монотонности действий, не то от недостатка чистого воздуха, потому что все пространство кругом пропахло пылью и еще чем-то чуть сладковатым и мерзким. Но определить природу запаха не представлялось возможным, так как он был какой-то не оформившийся, на грани восприятия. К горлу подкатил легкий приступ тошноты. Но когда Волкогонов закрыл и снова открыл глаза, внизу стала видна плоская площадка – конец спуска.

Добравшись до подножия лестницы, друзья остановились и осмотрелись. В три стороны от площадки отходили коридоры, и в какой из них стоило пойти, было совершенно не ясно.

– Ну? Что делать будем? – задал резонный вопрос Андрей, неодобрительно рассматривая помещение. В каждом из проходов горела такая же древняя тусклая лампочка, как и наверху.

Роман сделал по нескольку шагов в каждый из коридоров. Они были совершенно одинаковыми. Попытка прислушаться и определить источник гула тоже ничего не дала – звук, казалось, шел отовсюду.

– Так. Какие у нас есть варианты? – спросил, адресуясь, похоже, к самому себе, Волкогонов.

– Ну мы можем пойти наобум, заблудиться и откинуть коньки. Можем вернуться и сдохнуть от угрызений совести, что ничего не сделали, чтобы спасти эту малявку…

– А можем найти Кузьмича и вытрясти из него план подвала, – закончил Роман задумчиво.

– Хм… Да, это тоже вариант. Только где мы его искать будем? Да и ночь уже на дворе.

– Ну можно хотя бы сейчас проверить, что сможем, а завтра тогда…

Откладывать спасательную экспедицию на завтра (да и на завтра ли) Волкогонову совершенно не хотелось. В первую очередь потому, что за это время с Надей могло случиться все что угодно. Конечно, оставался вариант обвинить Горбунова, устроить прилюдные разбирательства, но проблема была в том, что доказательств-то у друзей против военрука не имелось. В летающее тело, в красные и черные глаза никто не поверит, Роман и сам бы подобные россказни приписал слишком буйному воображению рассказчика, если не хуже.

– Слушай-ка, Андрей, – обратился Волкогонов к товарищу. – Раз мы уже здесь, давай поступим так: я пойду по левому проходу, ты по правому. Через десять минут, если не найдем ничего интересного, возвращаемся. Если найдем, тоже возвращаемся. Ни в какие развилки не сворачиваем, приключений не ищем. Потом вместе пройдем также по центральному коридору. Идет?

Масляев кивнул. Вытащил из кармана мобильник, посмотрел, есть ли сеть. Само собой, связи не было. Он покачал головой и направился в выбранном направлении. Роман сделал то же самое.

Через несколько десятков метров Волкогонов увидел деревянную дверь. Подошел поближе, прислушался. Звуков никаких оттуда не доносилось, а на самой двери висела облупившаяся табличка с надписью «Электрощитовая». Роман потянул дверь на себя, она со скрипом приоткрылась. Внутри обнаружилось маленькое помещение, на стенах которого висели какие-то счетчики с тумблерами, и все это было перевито массой проводов. Часть из которых основательно заросла паутиной, а часть кто-то, судя по всему, недавно почистил. Ничего интересного. Прикрыв хлипкую дверь, парень пошел дальше.

Вибрация, наполняющая помещение, неприятно отдавалась в зубах, звук собственных шагов начал раздражать монотонностью, и Роман попытался ускорять и замедлять шаг, чтобы сбить этот укачивающий ритм. Временами ему казалось, что то впереди, то сзади слышатся еще чьи-то шаги, но останавливаясь, он оказывался в полной тишине. Это заставляло напрягаться еще больше. В конце концов у него создалось впечатление, что прошло гораздо больше десяти минут. Он достал мобильный и взглянул на электронные цифры – оказалось, что не минуло и шести с момента, как он вошел в коридор. На парня в такт вездесущему вибрированию и еле слышимому гулу накатывали то злость, то страх, то какое-то полусонное состояние. Идти становилось труднее – ноги наполняла свинцовая тяжесть, хотелось разуться…

Внезапно в тусклом свете очередной запыленной лампочки на полу впереди что-то блеснуло. Волкогонов наклонился, чтобы получше рассмотреть предмет, и увидел сережку, одиноко валяющуюся среди грязи и осколков цемента. Подняв ее, парень внимательно рассмотрел находку. Обычная серебряная сережка с английским замочком и маленьким зеленым камушком в розетке металлического цветка. И тут Роман оцепенел – точно такие же сережки были у Нади Ушаковой. Он видел их еще сегодня днем. Вот оно – доказательство! С усилием вдохнув воздух, парень зажал украшение в руке и прошел еще десяток шагов вперед.

 

Глава 10

С Андреем, который пошел в противоположную сторону, творилось почти то же самое, что и с Волкогоновым. Он шел, зажав в руке мобильный телефон, и постоянно поглядывал на часы, поражаясь тому, как медленно ползет время. Он мог бы поклясться, что бредет в этом подземелье не меньше часа, а цифры на дисплее отмерили всего восемь минут. Очень хотелось развернуться и пойти назад. Если бы парню было не стыдно признаться самому себе, он бы сказал, что даже не пойти, а побежать. Было в этом подвале, в этом сером, облупленном коридоре, в этом выматывающем тихом гудении что-то такое отвратительное, от чего хотелось броситься наутек. Но гордость и ответственность перед товарищем удерживали от такого малодушного поступка.

За время путешествия по коридору Масляеву встретилось три двери. Правда, толку от этого было чуть – две из них оказались заперты и без каких-либо отличительных знаков. Звуков оттуда никаких не слышалось, а третья дверь вообще открылась просто в стену (зачем ее сделали, осталось загадкой). Вот справа замаячил еще один вход куда-то (или в никуда). Андрей подошел к нему и остановился, внимательно рассматривая неновую, но вполне приличного вида дверь, обитую черным кожзамом. Тут же располагалась табличка «Сантехник», чисто вытертая и посверкивающая медными гвоздиками.

Не успев особо ни о чем подумать, парень взялся за ручку и потянул дверь на себя. Она неожиданно легко поддалась и открылась без единого звука, легко повернувшись на хорошо смазанных петлях. Перед Андреем открылась небольшая грязная комната со столом и старым диваном под дальней стенкой. Слева от двери был умывальник, рядом с которым висели полотенце и старое радио – из него доносились еле слышная музыка и голос диктора, только слов разобрать было нельзя. Под одной из стен размещался объемистый стеллаж, на полках которого громоздились какие-то запчасти, куски труб, шланги и тому подобное. Над умывальником разливал белый свет круглый плафон, все остальное помещение было в полумраке. Но судя по всему, совсем недавно здесь кто-то был, так как пахло едой, а на столе напротив двери стояли тарелка и стакан.

Осторожно ступая (пол здесь, не в пример раздолбаному камню коридора, был ровный), Масляев приблизился к обеденному столу и заглянул за него – на диван. Там, положив руку под голову, мирно посапывал Кузьмич, смешно раздувая ноздри, все в том же брезентовом халате и беретке с пупочкой. Прикусив губы, чтобы не взвизгнуть от радости, Масляев быстро, но все так же тихо, ретировался из каморки сантехника и рванул по коридору назад, молясь, чтобы Роман уже вернулся к месту встречи.

Добежал Андрей до развилки не в пример быстрее, чем брел в обратную сторону. «Ух, ты! Прямо на сверхсветовой!» – возгордился он собой, глянув на цифры на экране телефона. Судя по всему, весь обратный путь он проделал минуты за две, если не меньше.

Романа в условленном месте не оказалось. Масляев постоял на месте, померял шагами квадратную площадку перед лестницей, даже сходил недалеко в тот коридор, по которому ушел товарищ, снова постоял (на этот раз прислонился спиной к серой пыльной стене).

Когда он посмотрел на часы в очередной раз, у Андрея зашевелились волосы на голове. Часы показывали почти десять. То есть с момента проникновения в школу прошло уже три часа и два с половиной, как они с Волкогоновым спустились в подвал. Что за черт? Значит, с Романом что-то случилось, иначе он бы уже давно был здесь. Они же условились через десять минут…

Не раздумывая больше ни секунды, Масляев кинулся в левый коридор спасать друга. Бежал он, сначала даже не глядя по сторонам, просто несся, как бешеный носорог, по узкому проходу, стараясь ни о чем не думать. Но мысли неумолимо возвращались к десятичасовой отметке. Как же он сам-то не заметил, что прошло столько времени? Заснул, что ли? Но Андрей был уверен, что не спал ни минуты. Как же тогда подобное могло произойти? Да что за чертовщина здесь творится?!

Внезапно он затормозил и встал как вкопанный, уставившись на синюю табличку с золотыми буквами, которая медными гвоздиками крепилась к той же самой двери из черного кожзама. «Сантехник». Парень толкнул дверь, уже не стараясь сохранять тишину или вообще как бы то ни было осторожничать. Беззвучно, как и в первый раз, дверь распахнулась, и на Андрея потекло невнятное бормотание из кромешной темноты. В первое мгновение парню даже показалось, что окружающая вибрация обрела голос, сложившись в этот непонятный, потрескивающий между неясными словами звук. Холодный пот прошиб Масляева с головы до пят, но в следующее мгновение он понял, что это то же самое, что он уже слышал (тремя часами ранее?!) в каморке Кузьмича. Только сейчас в комнате было беспросветно темно, пахло перегаром, ржавым металлом и машинным маслом.

Внутренне содрогаясь, Андрей пошарил по стене каморки и нащупал старый (советский еще, наверное) выключатель. Щелчок. В комнате загорелся свет. Все было так же, как парень видел и в первый раз, только теперь на столе не стояло посуды.

– Кузьмич, – негромко позвал Масляев, делая неуверенный шаг внутрь и по-птичьи вытягивая шею, чтобы рассмотреть – спит все еще сантехник на диване или… Но с его стратегической позиции рассмотреть это не удалось, так что Андрей был вынужден подойти к обеденному столу почти вплотную.

Диван был пуст.

В первую секунду парень не поверил своим глазам. Как же так? Куда Кузьмич мог деться? Нет, конечно, в этих катакомбах может быть и другой выход, но тогда ведь он должен был бы услышать какие-то звуки… Ну да, особенно если вспомнить, что голоса Романа в коридоре Масляев тоже не слышал, а эта комната, в которой он сейчас стоит, находится в противоположном коридоре. Надо отсюда убираться. Убираться и срочно искать Волкогонова, потом что… почему именно это надо делать, парень додумывать не стал, так как благородные мысли о спасении товарища постоянно прерывал настойчивый голос паники. Одному из этого подвала не выбраться. Одному ни за что не выбраться. Надо бежать.

Сдерживая поток быстро нарастающего ужаса, Андрей повернулся к двери лицом. Проем в обрамлении черных, тоже обитых кожзамом, наличников дверной коробки казался шире, чем был на самом деле. А непроглядная аспидная темнота по ту сторону производила впечатление нарисованной, плоской. Тряхнув головой, чтобы отогнать панические мысли (какая нарисованная? В коридоре просто темно. Темно? Но там же горела лампочка?…), Масляев набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, как его учил тренер по конькобежке. Успокоиться. Просто успокоиться. Тогда будет проще думать и можно будет здраво рассмотреть ситуацию.

На этой мысли в глазах у мальчика потемнело, потому что дверь перед ним тихо закрылась, а в замке с обратной стороны отчетливо щелкнул ключ. Если бы Андрей мог, он бы упал в обморок. И, наверное, для него самого это было бы наилучшим выходом, потому что парню показалось, что все волосы на теле встали дыбом, и вдохнуть, как он ни старался, не выходило. Подойдя на ватных ногах к закрытой двери, Масляев медленно и осторожно взялся за ручку, потянул дверь на себя. Он ожидал, что она не шелохнется, но все оказалось еще хуже. Все так же беззвучно дверь открылась без единого усилия. Парню даже показалось, что она сама следует за его рукой. Не он открывает дверь, а она зовет его внутрь, притворяясь, что его слушается.

Внезапно раздался громкий треск радиопомех, от которого Андрей подпрыгнул на месте и инстинктивно снова захлопнул дверь. Потом запикали сигналы точного времени и прямо над ухом оцепеневшего от животного ужаса подростка голос диктора громко и четко произнес:

– В Пензе полночь.

Рванув на себя дверь, Андрей бросился в темный коридор, собираясь бежать куда глаза глядят, лишь бы из этой проклятой комнаты. Но далеко убежать ему не удалось, он с размаху врезался в каменную стену и все-таки потерял сознание, растянувшись на полу каморки сантехника.

За дверью была старая кирпичная кладка, неаккуратно промазанная раствором. Судя по слою пыли и редкой паутине, свисавшей лохмотьями тут и там, а местами даже прилипавшей к внешней стороне двери и, собственно, табличке «Сантехник», стену сложили еще лет пятьдесят назад, если не семьдесят. Однако этих подробностей Масляев уже не увидел. В его глазах, закатившихся под полуприкрытые веки, царствовала абсолютная чернота. Радио еще раз что-то прошипело и умолкло. Свет в комнате погас.

 

Глава 11

Роман снова глянул на часы. Электронные цифры наконец-то показали, что с момента, как он отправился на разведку, прошли установленные десять минут. Кроме Надиной сережки, больше ничего интересного парню не встретилось. Непонятно, кто и зачем строил эти подвалы, но с мозгами у архитектора были явные нелады. Длиннющий коридор с единственной дверью в электрощитовую, конца-краю которому не было видно до сих пор, наводил на мысль, что проектировали его не для каких-то определенных целей, а из совершенно непонятной прихоти, маразма или сумасшествия. Оставалось надеяться, что Андрею повезло больше и его коридор оказался более информативным.

Сжимая в одной руке мобильник, а в другой драгоценное доказательство того, что именно по этому коридору военрук унес Надю, Роман на минуту замер, пристально всматриваясь вперед. Но никаких ориентиров, за которые можно было бы зацепиться взгляду, не просматривалось. Вдаль уходила все та же серая цементно-каменная кишка, тускло освещаемая одинаковыми лампочками. Вздохнув и чертыхнувшись про себя, парень быстрым шагом заспешил назад. Время шло, а они так и не продвинулись в своем расследовании. Судьба Нади Ушаковой, а вместе с ней и других ребят представлялась во все более мрачных красках.

От постоянной почти незаметной вибрации, которой исходила, казалось, каждая пылинка этого проклятого коридора, у Волкогонова ломило зубы. Не сильно, но очень неприятно, будто сотня малюсеньких бормашинок всверливалось в каждую кость челюстей. Сжимая и разжимая зубы, парень пытался нейтрализовать отвратительное воздействие, но становилось только хуже, словно с каждым усилием мышечные волокна и сосуды головы приобретали все большую чувствительность.

Незаметно для себя Роман перешел почти на бег. Было невнятное предчувствие, что, если добежать до места встречи (где уже будет Андрей и хорошие новости), боль пройдет и эта жуткая вибрация отступит. Но коридор почему-то все не заканчивался. Волкогонов уже несся изо всех сил, как никогда не бегал даже… Нет, он просто никогда так не бегал: легкие обжигало при каждом вдохе, в висках и ушах стучала басовыми барабанами кровь. Зато благодаря всему этому сводящие с ума ощущения в зубах притупились и даже отступили. «Да что происходит с расстоянием и временем, черт возьми?» – крутилось в голове парня. Но он бежал, не сбавляя скорости, до боли сжав в руке сережку хрупкой красивой девятиклассницы, которая где-то там, в недрах этих безумных катакомб ждала его помощи.

На площадку у лестницы Роман вылетел, как арбалетная стрела. Затормозить получилось, только упершись руками в противоположную стену. Опустив голову и закрыв глаза, он чуть ли не минуту пытался отдышаться. Когда легкие перестали гореть, парень выпрямился и осмотрелся. И оцепенел. Под противоположной стеной, как раз со стороны прохода, из которого Волкогонов выбежал, на полу распростерся Андрей Масляев. Ни звука, ни движения.

Роман с трудом заставил себя выпрямиться и сделал несколько шагов в сторону друга, пытаясь как-то осознать и уложить в голове эту дикую и совершенно нереальную ситуацию. Внутри все перевернулось, сжавшись в тяжелый ледяной ком. Подойдя к распростертому телу друга, парень опустился на колени, пощупал пульс, положил руку ему на грудь, чтобы удостовериться, и чуть не заплакал от облегчения – Андрей дышал, и его сердце билось медленными, но ровными толчками.

– Андрюха… – негромко позвал он, слегка тряхнув Масляева. – Эй!

 

Глава 12

В ответ раздался приглушенный стон. Глаза, лежащего на полу парня открылись и невидяще зашарили по пространству, остановившись на встревоженном лице Волкогонова.

– Романыч, – хрипло выдавил Андрей. – Ты откуда тут? А где Кузьмич?

– Кузьмич? Я не знаю. Что случилось? Ты как?

Масляев с трудом сел, потирая гудящую голову. Удивленно осмотрелся:

– А где… Дверь же была… – бормотал он, поднимаясь при помощи Романа на ноги. – Там еще радио играло. Полночь.

– Какая полночь, Андрей? Сейчас только полдевятого. Ты в порядке?

Масляев пощупал свой лоб, который немилосердно ныл, словно собирался разломиться пополам, сморщился, однако нашел в себе силы выпрямиться и более-менее твердо встать на ноги, опираясь рукой о стену.

– В порядке. Только я не пойму… А, на фиг… Я там нашел подсобку Кузьмича.

Андрей махнул рукой в сторону правого коридора и с явным усилием отлепился от стены.

– Идти-то сможешь? – обеспокоенно поинтересовался Волкогонов, инстинктивно вскинув руку, чтобы поддержать товарища, если тот не устоит на ногах.

– Смогу… Черт, голова раскалывается!

– Да что с тобой стряслось?

– Ты не поверишь, Ромео. Я и сам не верю, потому что тогда может быть только два вывода, и ни один мне не нравится. Или здесь творится какая-то чертовщина мистическая, или я спятил и у меня жесткие глюки.

– А конкретнее?

И пока друзья шли, Масляев пересказал все приключившееся с ним сверхъестественное путешествие во времени и пространстве. Роман слушал, не перебивая, и только временами широко открывал глаза. Словам товарища он, скорее всего, верил, но в голове эта история укладывалась плохо. Впрочем, чем хуже его собственная пробежка по коридору, которая по его ощущениям длилась никак не меньше часа, хотя, если верить часам на телефоне, и нескольких минут не прошло? Или летящее тело Ушаковой? Подобного просто не бывает и быть не может. Это в книжках и фильмах… но в реальной жизни, с ним самим, с его другом, с Надей… Мысль о маленькой девятикласснице вытеснила все удивление, вызванное невероятными событиями последнего получаса. Боже, всего полчаса прошло, а кажется, что они носятся по этим подвалам уже несколько часов. В этот момент перед друзьями предстала черная дверь с табличкой «Сантехник».

Андрей остановился в нерешительности и посмотрел на ручку двери, как на ядовитую змею, которая в любой момент может его укусить и только прикидывается безобидным скобяным изделием.

– Я тут был уже раз сто, – прошептал он.

Заметив колебания товарища, Роман, не раздумывая, рванул дверь на себя, ожидая за ней увидеть все что угодно.

Внутри все так же горел светильник над умывальником, тихо булькало радио, только хозяин не спал, а хлопал сонными глазами, пытаясь понять, что произошло, и оценить ситуацию.

– Кузьмич, простите, что без приглашения, – начал, будто в омут нырнул, Волкогонов, заходя в комнату, – но дело срочное и на вежливые экивоки времени нет.

– Вы что, молодежь, совсем совесть потеряли? – удивленно спросил осипшим со сна голосом сантехник. Потом его взгляд, уже обретший привычную цепкость, скользнул в сторону дверного проема (дверь за собой незваные гости не закрыли), и брови его нахмурились.

Друзья с удивлением отметили, что привычное насмешливо-разбитное выражение, свойственное сантехнику, куда-то испарилось, уступив место озабоченности.

Он с кряхтеньем выбрался из-за стола, прошаркал мимо недоуменно наблюдающей за ним пары друзей, тщательно прикрыл дверь и подкрутил радио – комната наполнилась отчетливым шипением, звуками музыки, а вот голоса дикторов почему-то так и остались невнятным бормотанием, только слышались теперь гораздо громче.

Совершив эти загадочные манипуляции, сантехник открыл кран, отфыркиваясь, несколько раз плеснул в лицо водой, потер его полотенцем, сделал пару шумных глотков из чайника, свисающего с потолка на веревке, и повернулся к Волкогонову и Масляеву. Теперь они видели перед собой вполне привычного Кузьмича, какого они миллион раз лицезрели в школьных коридорах, классах и туалетах.

– Ну? Что у вас там за срочность приключилась? – деловито поинтересовался он, водружая чайник на электроплитку. Внешне Кузьмич казался прежним, но сквозила в его тоне какая-то замаскированная напряженность, еле заметная, но Роман дал бы руку на отсечение, что старик чем-то встревожен. Интересно.

Но на вопрос надо было отвечать, и от этого ответа зависело многое, потому, переглянувшись, ребята молча приняли обоюдное решение – нужно рассказывать правду, как бы дико и странно она ни звучала, а там – будь что будет. Почему-то оба были уверены, что Кузьмич не станет смеяться над их страхами.

Пока гостеприимный хозяин расставлял на столе чашки, сахарницу (даже мисочку с печеньем и плошку с засахаренным вареньем достал), Волкогонов пересказал события последних дней, извлек из кармана записку Личуна и положил ее на стол. Сантехник, казалось, этого даже не заметил, раскладывая по чашкам заварку. Но через секунду записка была уже у него в руках, и Кузьмич весьма внимательно ее несколько раз прочитал, все больше мрачнея.

– Мы, по правде говоря, сначала подумали, что это ересь какая-то и Личуну нашему башню снесло от ожирения, но потом… – Парень запнулся, однако отступать было уже некуда. – Но потом я военрука увидел вечером возле школы и проследил за ним…

– Ишь ты, – басисто крякнул старик, глянув из-под кустистых бровей на смутившегося Романа, и улыбнулся. – Штирлицы прямо.

– В общем, я у него видел рюкзак Валеры Мазуренко… ну или очень похожий. Вы ж знаете Валеру, с круглой головой такой… А сегодня мы хотели проверить. Ну мало ли, вдруг мне показалось или я вообще ошибся, и Горбунов в шкаф прятал какую-то другую сумку. Короче, мы пришли…

– Хотели к учителю в кабинет залезть и взломать его шкаф, – констатировал сантехник, усаживаясь на табуретку возле стола и посматривая на закипающий чайник. Осуждения в его голосе в общем-то не было, он просто констатировал факт, не очень-то приятный, хотя – что ж тут поделаешь? – совершенно правдивый.

– Хотели. – Волкогонов помолчал, посмотрел на Андрея – тот стоял бледный, опершись о стеллаж с деталями и инструментом. – Только у него свет в кабинете горел, так что мы внутрь заглянули… А там Надя. И он… и она…

– Вот мы и решили проследить, – подал голос Масляев, – и попали сюда. А тут какая-то чертовщина творится.

– Чертовщина, говоришь? – Кузьмич, казалось, разговаривал сам с собой и ответ его не очень-то интересовал. В этот момент как раз и чайник подоспел. Сантехник поднялся и в полном молчании разлил по чашкам кипяток.

– Садитесь-ка, – указал он ребятам на продавленный старый диван.

– Она, наверное, раньше времени приперлась к школе… Мы ж сказали – не надо… А Контуженый ее увидел из окна, вышел и потащил к себе, типа отругать за то, что она одна у школы шляется… А доказательство есть! Он сюда ее потом потащил! – запальчиво начал Волкогонов, которому показалось, что слишком долго они беседуют, да еще и чай тут пить собрались, а ведь где-то там, в недрах этих катакомб, Надя ждет помощи. В конце концов именно из-за них она оказалась в опасности, если бы они не взяли ее с собой…

Он разжал кулак, который все это время судорожно сжимал, и протянул на ладони Кузьмичу Надину сережку.

– Я ее в том коридоре нашел. Который влево от лестницы идет.

Масляев подошел поближе, чтобы тоже рассмотреть находку товарища, то же самое сделал и сантехник. Они молча уставились на раскрытую ладонь.

– Хм… – протянул Кузьмич и взглянул на Волкогонова.

Там лежал крохотный камушек, которых по полу подвала было несметное количество.

У Романа внутри все оборвалось.

– Кузьмич, честное слово… Я не знаю, как это… Черт! Да я поклясться могу, что нашел Надину сережку. Я руку специально не разжимал, чтобы не потерять… – В голосе парня слышались чуть ли не слезы. От злости и беспомощности хотелось схватить табуретку и швырнуть ее об стену. Теперь никто ему не поверит. Никто не захочет помогать в поисках Нади. Никто не выведет на чистую воду военрука. Волкогонов со злостью швырнул камушек на пол.

– Тихо-тихо. Не кипятись так, парень. Я тебе верю, – неожиданно пробасил Кузьмич, поднимая камешек.

– Да вы не понимаете!..

– Верю, говорю. Садитесь, потолкуем.

– Но время не ждет!

– Спешка хороша при ловле блох. Да и все равно нельзя вам на ночь глядя в катакомбы идти. Придется утра дождаться.

– Как утра? Там же Надя!

– Отставить панику! – оборвал переживания Романа сантехник и нахмурился. – Я все получше вашего понимаю, но ночью в катакомбы идти нельзя. Точка. Иначе вы не только Надю не найдете, а и сами там останетесь.

– Ну вот, мы и хотели карту попросить…

– Карта вам не поможет! Ночью тут ничего не поможет, – тихо закончил Кузьмич и снова сел, замолчав на долгую минуту. Он о чем-то сосредоточенно думал, рассматривая цветочки на клеенке, покрывающей стол. Ребята ему не мешали. Они сидели на диване, оба поникшие и растерянные, не представляя, как же быть дальше и как дожидаться утра, если действовать хочется прямо сейчас. Однако молодой организм брал свое и, посидев немного в прострации, мальчишки потянулись к миске с печеньем и дружно захрустели поджаристыми сушками с маком. Чай у Кузьмича был что надо: черный, ароматный, крепкий, аж глаза на лоб лезли.

Выпив полчашки, Масляев вдруг посмотрел на закрытую дверь, которая отделяла комнату сантехника от коридора. Секунду поколебавшись, он решил, что его рассказ про происшествия в этой же комнате тоже будет не лишним, и вкратце пересказал все сантехнику, тут же вышедшему из задумчивого оцепенения.

– Ну вот… А потом Роман нашел меня в отключке на полу у лестницы. И как я там оказался, убейте меня, я даже не представляю. Вот.

– Везучий ты, парень, – Кузьмич внимательно посмотрел сначала на Андрея, потом на Романа. – Мог бы очнуться и в гораздо менее приятном месте. Но, видать, друг твой здорово за тебя беспокоился… Да уж.

Старик снова поднялся с табуретки и подошел к шкафу, покрытие которого было уже изрядно поцарапано, потерто, а местами отсутствовало вовсе. И вообще он производил впечатление повидавшего виды. Много видов.

Кузьмич некоторое время возился с замком, что-то бормоча себе под нос (бормотание странным образом сплеталось со все еще доносящимися из радио непонятными звуками), затем наконец открыл его и достал из-под горы бумаг большую потертую коробку из коричневой кожи с посеребренной застежкой на торце и такими же посеребренными уголками.

Друзья как зачарованные следили за манипуляциями Кузьмича. Поставив чашку на блюдце, Роман про себя отметил, что, как ни странно, в этой комнате совершенно не ощущается та отвратительная вибрация, которая заполоняет все пространство подвалов. Каморка сантехника представилась парню островком привычного мира в море загадок, притаившихся за дверью. Впрочем, и сам Кузьмич вызывал множество вопросов.

Вслед за коробкой старик бережно достал пожелтевший лист старинной бумаги, сложенный вчетверо и, подвинув опустевшие чашки и другую посуду, развернул его на столе. Это оказалась карта. Все пометки были сделаны чернилами (уже довольно выцветшими, но все еще читаемыми). Да и сама схема школьных подвалов (а Волкогонов и Масляев были уверены, что это именно она) была начерчена чем-то красным.

 

Глава 13

– Значит, так, – начал Кузьмич, – это план катакомб под нашей школой. На самом деле они тянутся гораздо дальше и глубже, но будем надеяться, что хватит и этого. Думаю, вы знаете, что раньше здесь стояла усадьба Червяковых. (Мальчики дружно закивали.) Но мало кто знает, что последний владелец – Владислав Сергеевич, – будучи человеком образованным, почти всю жизнь посвятил науке. Поговаривают, что в здешних подвалах у него были лаборатории, где он проводил разнообразные опыты и эксперименты. В некоторых старых документах значится, что Червяков стремился «улучшить человека», но никакой достоверной информации о том, что именно он здесь делал, к сожалению, нет. Знаю только, что слухи об этом месте ходили разные и в основном нехорошие. Люди пропадали, заболевали, ну и всякое такое. Как он кого улучшал и кого во что превращал – никому не ведомо.

Карту эту составил когда-то по заказу самого Червякова мой дед, его садовник. Предполагалось, что она будет в единственном экземпляре, но дед был человеком основательным и осторожным. А зная о репутации своего хозяина… В общем, это второй экземпляр, который он оставил в нашем семейном архиве. Более точной карты здешних подвалов не существует. Вот здесь, – палец сантехника указал на один из участков на схеме, где было больше всего пометок, – располагались основные лаборатории. Думаю, что они на месте до сих пор – никто никогда особо не интересовался местными подземельями, так что они, можно сказать, сохранились в первозданном виде. Ну разве что тут масштабную электрификацию провели, отец говорил, советское правительство собиралось не школу тут открывать, а какой-то исследовательский центр, но что-то не заладилось у них или министры сменились… В общем, теперь у нас здесь четвертая школа, а в катакомбах есть свет, лампочки и розетки. Но это к делу не относится пока…

Это я все к чему? Уж не знаю, что за опыты проводил здесь старый владелец, только живет в этих катакомбах какая-то дрянь. И ночью с ней встречаться я бы и врагу не посоветовал. К тому же влияет на людей местная атмосфера тоже по-разному, особенно в последнее время… да вы уже, думаю, поняли. В общем, я к чему веду? Карту я вам дам, но только если вы пообещаете, что пойдете в подвалы завтра, а не на ночь глядя. И еще кое-что… Я, конечно, со своей стороны тоже предприму некоторые шаги, однако хочу, чтобы вы себе уяснили такую вещь: разделяться вам в катакомбах ни в коем случае нельзя. То, что ты Андрея нашел, – чудо, все могло бы закончиться гораздо хуже. Так что идите только вместе. А лучше еще и животное какое-нибудь с собой прихватите – они хорошо чуют местные аномалии, смогут предупредить в случае чего.

Теперь насчет сережки. Это обманка, ложный след. Не думаю, что такой фортель военрук выкинул, хотя, конечно, кто его знает – я и не в курсе был, что он ходит сюда, а это весьма странно. Слышал только, что активничать начали здешние твари, да еще вибрация эта. Я сам думал проверить… но это уже не важно. Раз ты нашел серьгу в том коридоре, можно смело туда больше не ходить. По моему коридору всякая нечисть гулять опасается, так что и этот коридор можно отмести. Так что остается только одно направление – центральное. И именно оно и ведет к червяковским лабораториям. Думаю, вам именно туда, – закончил свое повествование Кузьмич, но в конце негромко прибавил:

– А я уж постараюсь, чтобы завтра вас здесь поменьше сюрпризов ожидало…

Мальчики слушали слова старика с таким вниманием, с каким никого и никогда не слушали. Ждать до завтра, безусловно, им не хотелось, но и игнорировать предупреждение Кузьмича было глупо. Никто не выиграет (и уж тем более, не будет спасен), если и с ними что-то приключится. Так что, конечно, они пообещали. Друзья справедливо рассудили, что эта отсрочка даже кстати – она позволит им подготовиться и собраться в свой «крестовый поход».

Убрав со стола, старик оделся, и все трое вышли из комнаты. Притом Кузьмич не только не выключил свое странное радио, но и дверь в подсобку закрывать не стал. Однако выяснять причины такого поведения Волкогонов и Масляев не стали – все происходящее уже само по себе было крайне странным, а странные обстоятельства, судя по всему, и действий требуют соответствующих.

Троица покинула школу через выход, ведущий во внутренний школьный двор. Заперев за собой дверь, сантехник отдал ключ ребятам со словами:

– Вернете, когда нужен не будет.

Роман сгонял за оставленными под пожарной лестницей вещами, и ребята отправились по домам, согласовав примерный список нужных вещей. Отправляться в катакомбы они решили утром, но сначала следовало в обычное время прийти в школу, чтобы не вызывать дома лишних вопросов.

Спали мальчишки в эту ночь еще хуже, чем в предыдущие, можно сказать, совсем не спали. Волкогонов втихаря, чтобы не разбудить родителей (он еще и выволочку получил от мамы за то, что вернулся в начале двенадцатого, и она вся испереживалась, потому что не могла ему дозвониться на мобильный), пошарил в холодильнике, собирая еду в дорогу, а потом совершил набег на отцовское туристическое снаряжение. Сейчас Роман был особенно доволен, что его предки – люди активные, любящие выбираться на природу.

Телефоны друзья решили оставить дома, чтобы если кто-то из родителей начнет названивать, было оправдание. Сколько времени займет их поход, друзья не представляли, как, собственно, и того, что будет, если они пропадут из дому на несколько дней. Но сейчас их мало волновали такие мелочи – где-то там, в сердце цементных коридоров, ждала их помощи Надя Ушакова, а может быть, и не она одна.

Утром, наскоро проглотив завтрак и отбиваясь от настойчивых расспросов родителей, Масляев и Волкогонов отправились в школу, где их ждало самое ответственное предприятие в жизни. Но, как говорится, не все складывается так, как хотелось бы.

В катакомбы друзья решили идти через закрытую дверь рядом с раздевалками, а не через школьный двор, где их могли увидеть вахтер и другие ученики. Но, как выяснилось позже, это было не самое удачное решение.

В гардеробе они столкнулись с Кабаном и Жориком. По закону подлости именно в эту минуту там больше никого не оказалось, и когда друзья, запыхавшись, туда влетели, отступать было уже поздно.

– Ты гляди-ка, наши «ботаники», – расплылся в гнусной улыбке Жорик.

– Пошел к черту, Мухин, – огрызнулся Роман, быстро стягивая пальто и вешая его на крючок.

– Как невежливо. Тебя, Волкогонов, мама разве не учила, что грубить нехорошо?

– Отвяньте, умники. Не до вас сейчас, – вступил в разговор Масляев, также пристроив свою куртку на вешалку.

– Ах, как жаль, – с притворным сожалением прогнусавил Жорик, а Кабан загоготал чуть ли не во весь голос. Было очень странно, что в гардероб не заходит никто, обычно по утрам здесь толпились десятки учеников, сдавая верхнюю одежду. Но сегодня почему-то никто не тревожил четырех заклятых врагов.

– А нам как раз до вас, – продолжал между тем Мухин, подходя к любимому пальто Романа и поглаживая его своими грязными пальцами с обкусанными ногтями. Волкогонова аж передернуло от омерзения, и он почувствовал, как знакомая волна гнева, которую он называл священной яростью берсерка, начинает заливать его с головы до пят.

– Может быть, так будет интереснее?

Задав свой вопрос, Жорик протянул руку и резко дернул. Само собой, петелька не выдержала, и любимое Романово пальто свалилось на грязный пол.

– Ах ты, гад!

Волкогонов уже готов был броситься на врага с кулаками, но кто-то жестко ухватил его за локоть, удерживая на месте. В ярости парень дернулся, разворачиваясь к новому обидчику, но натолкнулся на выразительный взгляд Андрея Масляева, и в голове моментально прояснилось.

– Да подавись ты! – буркнул вспыльчивый Роман и пулей вылетел из гардероба, боясь, что, если Жорик сейчас еще что-нибудь сделает или скажет, здравомыслия не хватит и он таки вцепится ему в глотку. А времени на это сейчас не было совершенно – впереди их ждала куда более ответственная миссия, чем разборки с парой хулиганов. Вот после возвращения… Волкогонов даже не стал додумывать эту мысль – успеется. Вернутся, тогда уж наверстают все упущенное.

Когда Роман с Андреем ушли, в гардеробе наступила минутная гробовая тишина, потому что и Кабан, и Жорик были по-настоящему поражены поведением «ботаников». Раньше за ними не водилось привычки убегать с поля боя. Недоуменно переглянувшись, хулиганы двинулись следом, пройдясь грязными ногами по пальто Волкогонова – в таком мелком удовольствии они просто не могли себе отказать.

Тем временем по полуподвальному коридору «ботаники» старались передвигаться с обычной скоростью, так как попали в толпу младшеклассников, которую вел в свои пенаты трудовик Алексей Николаевич Рыбаков. Парни держались: они не подумали о том, что до начала урока перед кабинетом будут толпиться ребята. Чтобы не вызывать вопросов и не привлекать лишнего внимания, друзьям пришлось вернуться на первый этаж. Мимо носились первоклашки, вопя и размахивая конечностями, а преподаватели пытались утихомирить неуемную детскую энергию, прямо с утра хлеставшую через край.

Роман с Андреем стояли на первых ступеньках лестницы и с нетерпением ждали, когда же раздастся спасительный звонок. Еще очень хотелось заглянуть в класс ОБЖ и посмотреть на военрука. Зачем? Друзьям было бы сложно ответить на этот вопрос. Наверное, чтобы убедиться, что он на месте и у него не отросли за ночь щупальца или дьявольские рога, подтверждающие его злодейскую сущность. Но рисковать из-за подобного желания не стоило, и ребята, внутренне дрожа от нетерпения, продолжали спокойно стоять на лестнице, всеми силами изображая собой беззаботных школьников.

Наконец по коридорам прокатилась долгожданная трель звонка. Школьники оперативно утрамбовывались в классы, двери кабинетов закрывались, и наконец-то друзья смогли беспрепятственно спуститься ко входу в подвал. Андрей заметно нервничал – все-таки вчерашняя чертовщина не прошла даром, – но отступать у парня даже и в мыслях не было. «Отважен не тот, кто не испытывает страха, а тот, кто может его преодолеть», – всплыло откуда-то из задворков памяти. Что это за фраза и чья она, Масляев не помнил, но полностью был с ней солидарен и даже приосанился, когда Роман распахнул дверь, ведущую на знакомую уже площадку с потрескавшимся полом.

Войдя внутрь, мальчики прикрыли за собой дверь, прошли через завалы старых парт, достали карту, включили плееры, каждый воткнул в ухо по наушнику – расчет был простой, сбить ритм местной непонятной вибрации. Идея пришла в голову Роману буквально перед самым выходом из дома, так что он на всякий случай захватил с собой еще и свой старый плеер, который теперь покоился в кармане у Андрея.

Вдохнув, друзья начали спуск по узкому коридору. Сегодня идти было намного легче. Вероятно, в первую очередь потому, что вибрация, которая вчера так угнетающе на них действовала, сегодня почти совсем не ощущалась. Периодически у друзей даже возникало сомнение, есть ли она вообще, или это им мерещится по старой памяти. В любом случае настроение было боевое и собранное.

До низа коридора Волкогонов и Масляев добрались довольно быстро и, не останавливаясь, двинулись дальше – по центральному проходу. Судя по карте, до первых помещений, в которых некогда располагались червяковские лаборатории, идти было не так уж далеко. Зато боковых проходов в этом коридоре было довольно много. Они соединяли множество других больших и малых переходиков, и заблудиться в этом хитросплетении без карты, конечно, было бы проще простого, тем более что свет горел только в том проходе, по которому они шли. Но друзья решили, что первым делом доберутся до лабораторий, а уж если там ничего не найдут, тогда примутся за исследования других помещений катакомб.

Идти было легко. Пол хоть и был разбитый, но оставался относительно ровным – цементная крошка, раздробленная на меленькие осколки, образовывала практически единообразный слой. Заметно более тяжелые, чем обычно, рюкзаки пока что не напрягали, из наушников звучала любимая музыка. Так что минут через двадцать мальчики немного расслабились и завели негромкую беседу о компьютерных игрушках, в которые оба много играли. Но в какой-то момент Роман посмотрел на часы и заметил, что время снова выкидывает какие-то непонятные фортели. Ощущения внятно говорили, что двигаются ребята уже не первый час, в то время как циферблат наручного хронометра (механического, «Стрела», доставшегося в наследство от деда) показывал, что сейчас только 9.15, то есть с момента, как Волкогонов и Масляев спустились по подвальной лестнице, прошло не больше пяти, ну, может быть, семи минут.

 

Глава 14

– Снова начинается, – констатировал Роман, оглядываясь по сторонам. – Давай-ка, Андрей, пробежимся. Вчера оно вроде сработало, может, и сегодня поможет.

И парни понеслись по коридору изо всех сил. Конечно, долго бежать в таком темпе было сложно, так что вскоре они замедлились и еще через несколько минут вообще остановились, тяжело дыша. Но эффект был налицо – вправо уходил первый тоннель, отмеченный на карте Кузьмича. А значит, они проделали довольно неплохой путь. Хотя уверенно сказать, какое расстояние осталось позади, друзьям было сложно – никто из них не увлекался картографией и правильно соотнести масштаб они не могли. Но теперь хотя бы можно было с уверенностью сказать, что они продвигались вперед – и одно это уже было отрадно.

Попив воды, Масляев и Волкогонов, приободренные, собрались двинуться дальше, как вдруг из прохода донеслись шаги и голоса. Мальчики переглянулись, и Андрей вытащил из рюкзака охотничий нож в кожаном чехле, а Роман туристический топорик с каучуковой рукояткой. Опустив рюкзаки на землю, друзья стали ждать, прислушиваясь к приближающимся звукам и надеясь на то, что их импровизированное оружие сможет помочь, если из коридора выберется что-то потустороннее. По позвоночникам мальчишек начали бегать колючие мурашки, но отступать было некуда и бежать тоже, так что оставался только один выход – принять бой.

Голоса и звук шагов становились ближе, и через пару долгих минут из тени узкого прохода вынырнули две вполне материальные фигуры. И мало того что материальные, так еще и более чем знакомые – Жорик и Кабан.

– Ты гляди-ка, Кабанчик, вот и наши умники, – как всегда, подал голос Жорик, огибая пару друзей по широкой дуге. – А куда это вы, умники, собрались, а? Научную экспедицию затеяли? Похвально, похвально. А мы тут с Кабанчиком решили вас догнать и немного поучить вежливости. Потому что вы очень невоспитанные люди – сбежали, не попрощавшись. Ну кто так делает? И это я еще не вспоминаю о том, что вы полезли малолетку защищать, когда вас никто об этом не просил…

– Жорик, у них оружие, – вмешался в монолог дружка Кабан и кивнул на нож и топорик.

– Ух, ты! Ну что ж… Мы тоже не лыком шиты, да, Кабанчик?

Задавая вопрос Кабанову, Мухин сунул руку в карман – совсем так же, как он делал это позавчера. Внезапно деланая улыбка с его лица пропала, и Жорик, глядя ненавидящими глазами на Романа и Андрея, процедил сквозь зубы:

– Тут мы вас и закопаем. И никто даже костей ваших не найдет в этом подвале.

В руке его был огромный пистолет-ракетница, который Жорик, скорее всего, стащил у отца, как и военрук, служившего в артиллерийских войсках.

И Масляеву, и Волкогонову было совершенно ясно, что шутки кончились и эта драка может действительно стать последней. Они одновременно сделали небольшой шаг назад, чтобы стоящий все еще в проходе бокового коридора Кабанов и движущийся прямо им в лоб Мухин оказались в поле зрения, и поудобнее перехватили свое оружие (хотя каждый очень сомневался, что сможет пустить его в ход – какими бы ни были отвратительными гадами Кабан с Жориком, но ведь они все-таки были людьми, одноклассниками).

Сейчас должен был наступить решающий момент. Воздух между противниками буквально искрился от напряжения. И когда все четверо уже готовы были броситься друг на друга, пространство коридора наполнилось чернотой.

Она вырвалась из того самого бокового прохода, по которому пришли Жорик с Кабаном. Это была не просто темнота, это была какая-то непроглядная клубящаяся мгла, чуть влажная, пахнущая кровью и машинным маслом. Между стенами что-то заметалось с бешеной скоростью, поднимая вихрь из каменной крошки. Во мраке раздался короткий приглушенный всхрип, такой жуткий, что от страха у Романа перехватило горло. Больше ни единого звука не было. А через секунду марево рассеялось – в цементной кишке остались только двое друзей. Мухин и Кабанов исчезли. Не осталось даже следа их пребывания здесь.

Масляев выронил нож на пол, и тот приглушенно звякнул рукояткой о каменное крошево. Правда, в гробовой тишине, установившейся в помещении, этот звук показался почти оглушительным.

– Что за… – еле слышно проговорил Андрей осипшим голосом.

Роман сделал шаг вперед и осторожно заглянул в боковой коридор, откуда налетело это черное нечто, – свет там был включен. Ничего особенного, коридор как коридор: все те же серые стены, та же пыльная лампочка под потолком, как и в центральном проходе. Пребывая в состоянии полнейшей прострации, парень надел рюкзак, а топорик класть на место не стал. Если уж придется столкнуться еще с какой-нибудь дрянью (а теперь он был в этом уверен практически на сто процентов), то легко сдаваться Волкогонов не собирался.

Масляев тоже надел рюкзак, подобрал оброненный нож и, внимательно посмотрев на пепельное лицо друга, встал с ним рядом.

– Ну что? – тихо спросил тот. – Пошли?

Безусловно, обоих ребят посетила мысль развернуться и рвануть отсюда куда глаза глядят, но разве это было бы по-мужски? Вперед идти было страшно, а возвращаться назад – стыдно. Страх пережить проще, решили мальчики и пошли дальше, до ломоты в пальцах сжимая свое оружие.

Волкогонов регулярно посматривал на часы, сверяя движение стрелок с внутренними ощущениями. Пока что вроде бы все совпадало. Судя по карте, впереди их ждали два боковых ответвления, расходящихся из центрального коридора в разные стороны. Приблизившись к ним, друзья остановились в нерешительности. Возникла мысль, что если они сейчас сделают еще несколько шагов вперед и окажутся на одной прямой с этими проходами, оттуда снова вылетит черное облако и… что будет дальше, даже не хотелось додумывать. Запах крови и машинного масла не предвещал ничего хорошего.

Однако и стоять на одном месте тоже было глупо.

– Давай знаешь, что сделаем? – подал голос Масляев, глядя на кусок пола между двумя коридорами так, будто там находилась яма с чудовищами. – Давай перепрыгнем. Разбежимся и сиганем… Может, тогда оно не успеет…

Конечно, мысль была не самая лучшая, но что еще можно было придумать в такой ситуации? Ведь мальчишки совершенно не представляли, с чем столкнулись и что их может ждать дальше.

– Я первый, – согласился Роман, потуже затягивая лямки рюкзака.

– Нет, прыгнем вместе. Один я здесь не останусь.

Голос Андрея прозвучал так, что Волкогонов понял: спорить с другом бесполезно.

– Ладно. Вместе веселее. Давай с разбегу.

Отойдя шагов на десять назад, парни приготовились и рванули с места так, что, наверное, побили бы все мировые рекорды, если бы сдавали стометровку. Подбежав к линии, где от их коридора расходились в обе стороны новые проходы, Волкогонов и Масляев изо всех сил оттолкнулись и перелетели опасный участок, приземлившись на другой стороне. Оба не устояли на ногах и по инерции завалились вперед, упершись в пол руками и коленями.

И тут на друзей накатил знакомый уже гул, только во много раз усилившийся, а вибрация заставила пол и стены заходить ходуном. В теле у обоих ребят возникло ощущение, что сейчас каждый их сосудик лопнет и они разорвутся на мелкие ошметки. Роман схватился за голову, зажав ладонями уши, закрыл глаза и уперся лбом в землю. Андрей сцепил зубы и попробовал опереться рукой о стену, но она так вибрировала, что он тут же отдернул руку.

Продолжалась эта невыносимая пытка не больше нескольких секунд, но они показались друзьям вечностью. Оборвались звук и вибрация так же резко, как и накатили. Поднимаясь на ноги и отряхиваясь, Масляев и Волкогонов осмотрели себя, потом друг друга. Вроде бы все было в порядке, только у Андрея пошла из носа кровь. Он чертыхнулся и полез в карман за салфетками. Несколько капель, упавших на пол, зашипели и моментально всосались в каменную крошку, испустив едва заметный дымок.

– Ты прямо как Чужой с кислотной кровью, – нервно хихикнул Роман, присаживаясь на корточки и аккуратно дотрагиваясь пальцами до места, где должны были быть капли крови.

– Пошел ты, Ромео.

Масляев вытер салфеткой нос и внимательно посмотрел на красные пятна. Кровь была самая обычная: на цвет, запах и на ощупь ничем не отличалась от крови, которую Андрею довелось пролить за свою недолгую жизнь немало. Волкогонов тоже полюбопытствовал, а потом подумал и плюнул на пол. Эффект получился такой же – жидкость тут же впиталась, шипя и испуская дымок.

– Да мы оба – Чужие, – констатировал Масляев.

– Ну тогда пошли порабощать враждебный мир, – кивнул в ответ Роман и еще раз плюнул на пол.

Случившееся каким-то странным образом заметно снизило напряжение, накопившееся в ребятах за прошедший час-полтора. Не то воспоминание о любимом фильме так подействовало, не то просто закончился запас изумления и ужаса, но мальчики приободрились и двинулись вперед уже более уверенно и спокойно.

Навязчивые гул и вибрация затихли полностью. Было даже как-то странно слушать эту неожиданную тишину, которую нарушал только шум их собственных шагов и дыхания.

– А было бы круто иметь суперспособности, – заговорил Андрей, комкая в руке окровавленную салфетку, которую он почему-то все не решался выбросить.

– Ага. Мы бы тогда пронеслись на сверхсветовой по всему этому чертовому лабиринту и всех бы спасли одной левой.

– Я бы не прочь стать человеком-пауком или Суперменом.

– Но тебе бы больше пошло быть Халком.

– Да ну тебя на фиг.

– Напрасно. Халк крут. Ты бы просто взял и прошел сквозь все стены, и не надо было бы здесь круги наматывать.

– А ты бы кем хотел быть?

И тут оба замолчали – вниз уходила лестница, хотя дальше коридор, по которому шли Масляев и Волкогонов, вроде бы продолжался. Только до другой стороны лестничного провала явно было не допрыгнуть, даже если разбежаться изо всех сил. С противоположной стороны также вниз вели ступеньки, но было непонятно, соединяются они где-то внизу или нет.

Заглянув в лестничный пролет, друзья поняли, что света там нет. На карте этот спуск был не отмечен. Вернее, там был закрашен квадратик с пометкой «люк», но никакого люка ребята не увидели. Впрочем, карта, как и катакомбы, была старая, может, люк уже давно сняли.

– Что делать будем? – подал голос Андрей.

– А разве есть выбор? – вопросом на вопрос ответил Роман и посмотрел на друга. – Я тут налобники походные с собой захватил. Не знаю, насколько там батареек хватит, но будем надеяться на лучшее.

– У меня тоже фонарик есть.

– Ну, значит, живем. – Волкогонов кривовато улыбнулся, пошарил в рюкзаке и вытащил на свет два небольших фонарика на резинке. Масляев достал и свой фонарь тоже, но включать не стал, просто повесил на руку, чтобы можно было воспользоваться, как только потребуется.

Мальчики надели на головы налобники и начали спускаться вниз, внимательно глядя под ноги.

– Как шахтеры прямо, – заметил Андрей, вертя головой и глядя, как по стенам заплясал белый свет.

– Да уж.

Сверху раздался скрежет. Бросившись назад, друзья только успели заметить, как просвет, в который они спустились из коридора, исчез. Поднявшись еще на пару ступеней вверх, Роман нащупал металлический щит, перекрывший проход.

– А вот и люк.

Теперь уже ничего другого не оставалось, как идти вниз.

Лестница была неширокая и, как показалось мальчикам, книзу сужалась еще больше. Через пару минут они в этом убедились – рядом идти уже не получалось, пришлось выстроиться гуськом. Воздух вокруг был какой-то застоявшийся, теплый и неприятный. Волкогонов почувствовал, как по лбу стекают капли пота. Никакого соединения со второй лестницей пока не встретилось. Сколько еще предстояло спускаться, ребята не представляли, но упрямо продолжали путь. Впрочем, и выбор у них был невелик. Но настроение пока было боевое, а топорик и нож придавали хоть какую-то уверенность. Хотя вряд ли это снаряжение поможет, если в этом узком закрытом пространстве налетит черный смерч, который унес Кабана и Жорика. Но о возможных опасностях и их последствиях сейчас думать совсем не хотелось, и Роман переключился мыслями на военрука. Вот же гад!

 

Глава 15

Идти становилось труднее. Казалось, что в воздухе не хватает кислорода, и кровь надсадно стучала в висках и ушах. Временами друзья резко отдергивали руки от стен, за которые держались, потому что возникало чувство, что они шевелятся, дышат вместе с идущими вниз людьми, обретают мясистую плоть. Это было отвратительно и жутко. Но при свете фонарей никаких аномалий не обнаруживалось. Темнота угнетала, рождая в сознании мириады отвратительных образов. Роман пытался даже посмеяться над собой, думая, что похож сейчас на трехлетнего ребенка, который боится, что из шкафа вылезет привидение. Правда, такие подбадривания не особо работали, а желудок продолжал скручиваться в тяжелый тугой комок.

Когда друзьям уже начало казаться, что сейчас они с воплем побегут или даже покатятся по лестнице кубарем, снизу пахнуло холодом и знакомым запахом машинного масла вперемешку с кровью. Как ни странно, но этот запах подействовал отрезвляюще, или, может, холодный воздух остудил воспаленное воображение, только мальчики остановились и перевели дух, сбрасывая с себя липкие паутинки страха.

Но только они избавились от неясного и неоформившегося ужаса, как стало понятно, что внизу их, судя по всему, ожидает то самое черное марево, в котором пропадают люди. То есть ситуация безвыходная – вверху железный люк перекрывает выход, а внизу их поджидает что-то, чему нет названия и что вряд ли предвещает хоть что-то хорошее.

Волкогонов повернулся к товарищу и посмотрел ему в лицо. Сразу стало ясно, что Андрея посетили совершенно такие же мысли. Роман приподнял брови, словно задавая очевидный вопрос: вверх или вниз? Масляев на это пожал плечами и сделал шаг вперед. Собственно, и выбора-то никакого не существовало – возвращаться назад было некуда.

Пройдя еще несколько ступеней и выглянув за очередной поворот лестницы, друзья увидели, что свет их фонарей тонет в клубах непроглядного мрака, который тут же метнулся в их сторону, как только белые кружки света тронули его края. Роман и Андрей с непроизвольно вырвавшимся воплем отскочили назад. Чернота лизнула стену рядом с ними и откатилась. Послышался звук яростного ветра, будто за поворотом рождался смерч.

«Нам кранты», – пронеслось в голове Волкогонова. Но, видимо, сегодня Вселенная была добра к юным смельчакам или им просто невероятно везло, потому что вслед за мыслью Романа откуда-то сбоку ударил широкий луч золотистого света.

– Прочь! – раздалась громкая команда, похожая на удар хлыста. Вой ветра стих.

Еще секунду ребята сидели в своем укрытии, не решаясь пошевелиться, но деятельная натура и любопытство взяли свое. Стараясь не шуметь, друзья выглянули из-за угла лестничного пролета, выключив налобники, чтобы не привлекать лишнего внимания – мало ли, кто там.

– Выходите, вам ничего не угрожает, – послышался знакомый голос, вслед за которым раздался звук твердых шагов.

Непроизвольно Волкогонов сжал челюсти, борясь с противоречивыми чувствами внутри. Конечно, он был рад спасению, но тот, кто их спас, вызывал бесконтрольный прилив злости и ужаса. И на одно короткое мгновение мальчик даже подумал, что лучше бы было попасть в утробу черного смерча, чем быть спасенным этим… этим… Однако дальше прятаться за стеной было глупо, следовало выйти и встретиться лицом к лицу с виновником всех произошедших за последние дни событий.

Стащив с себя налобные фонари, друзья спустились по последнему пролету лестницы, который упирался в площадку, очень похожую на ту, что была в самом начале лабиринта, – от нее тоже в три стороны расходились коридоры, а на потолке горела старая лампочка. Раньше света было не видно, вероятно, из-за клубов черного тумана, теперь же пространство худо-бедно освещалось. И прямо в центре площадки стоял Горбунов. Виктор Григорьевич. Школьный военрук. Подполковник в отставке. Колдун и похититель детей. А возможно, и убийца.

Мальчишки встали перед ним и угрюмо уставились на учителя. В эту минуту ничего детского в их лицах не было. Казалось, сделай Горбунов неверное движение, и они набросятся на него. Им даже хотелось, чтобы он это неверное движение сделал. Пережившим столько ужаса за последние сутки мальчикам не терпелось расквитаться с тем, кого они винили во всем случившемся. Отомстить за Надю Ушакову, за Валеру Мазуренко, за других ребят, за ночные кошмары, за нарушение законов физики, за этот чертов подвал с призраками и вихрем, уносящим людей в неизвестность, за все!

Виктор Григорьевич смотрел на своих учеников не менее пристально, правда, выражение глаз у него было совсем другое. Стыд? Вина? Боль? Что-то было в его взгляде такое, что удерживало друзей на месте, хотя они еще крепче сжимали в руках свое оружие – туристический топорик и сувенирный нож.

– Не дергайтесь, ничего я вам не сделаю, – сказал наконец военрук. – Зачем вы вообще сюда полезли? Старый идиот Кузьмич надоумил?

– Где Надя, Валера и другие? – игнорируя заданные вопросы, спросил Волкогонов, глядя на Горбунова исподлобья.

– Аааа… вот в чем дело. К сожалению… – Виктор Григорьевич запнулся. – Думаю, им вы уже вряд ли поможете.

Ребята аж задохнулись от возмущения, ярости и чувства собственного бессилия.

– Убийца… – тихо прошипел Андрей и, забыв, что сжимает в руке зачехленный нож, пошел на военрука. В этот момент обоих парней полностью покинул страх и какие-либо другие эмоции, кроме желания вцепиться в этого человека, которому они доверяли – пусть не любили, но доверяли, как своему учителю, к чьим словам прислушивались, кого уважали.

Горбунов не шелохнулся, только воздух распорол его командирский голос, снова напомнив удар хлыста:

– Отставить истерику! Никого я не убивал! – последние слова военрук произнес тихо и с какой-то запредельной скорбью в голосе. Мальчики замерли, все еще с недоверием глядя на прямую, угловатую фигуру преподавателя.

– А где тогда все?! Куда вы их дели?

– Тихо! – прервал поток обвинений Горбунов и к чему-то прислушался. Из левого коридора донесся тихий шелестящий звук, будто большая змея сворачивала кольца. – Быстро! Назад, вверх по лестнице!

– Но…

– Быстро!!!

Загнав на минуту растерявшихся парней снова за угол лестничного пролета, военрук остановился у самого угла стены. «Прикрывает нас?» – немного удивленно подумал Роман. Было в поведении Виктора Григорьевича что-то странное, не согласующееся с представлением спасателей о поведении злодея. Что же тут творится-то на самом деле?

Тем временем шелест нарастал, и через минуту или две по стене, на которую лампочка отбрасывала свет, метнулась гигантская бесформенная тень. Горбунов выбросил руку назад, преграждая друзьям путь, если они вдруг вздумают высунуться. А через мгновение площадка внизу снова была пуста.

– Не учуял. Слава богу, – выдохнул преподаватель и обернулся к Масляеву с Волкогоновым. – Поднимайтесь, нечего тут торчать.

– Никуда мы не пойдем! Что все это значит? – в один голос возмутились друзья.

Виктор Григорьевич тяжело вздохнул и провел пятерней по лицу, словно стирая с него что-то липкое.

– Ладно… Поднимайтесь, – и, прерывая готовые снова вырваться протесты, быстро добавил: – Я все расскажу. Только не здесь. Выйдем наверх, тогда…

– Не выйдем, там железный люк, – перебил его Андрей.

– Не проблема, – отмахнулся Горбунов. – Марш-марш.

Наверх путь был малоприятным, но отвратительных эффектов вроде дышащих стен в этот раз не наблюдалось. Вскоре свет из налобников уперся в металлическую плиту, закрывающую проход.

– Вот. Я же говорил, – констатировал Масляев, указывая на потолок.

– А ну-ка, посторонитесь.

Военрук поднялся на несколько ступенек, пошарил по стене и нажал на что-то. При этом обоим друзьям показалось, что от его ладони исходит легкое свечение, хотя ручаться за это они бы не стали – свет от налобников, общая темень, да и вообще атмосфера всего лабиринта мало располагали к адекватному восприятию реальности.

Металлическая плита отползла в сторону и проход открылся.

– Давайте, поднимайтесь, – скомандовал Горбунов, пропуская обескураженных Волкогонова и Масляева вперед. Когда они выбрались, он оглянулся, что-то прошептал себе под нос и тоже вылез на поверхность.

– Пошли к Кузьмичу, там нас никто не услышит, – бросил военрук и, не глядя, идут ли мальчики за ним, широким шагом двинулся к выходу.

– Какого черта? Кто услышит? – буркнул Роман, но тем не менее тоже пошел следом, а за ним и Андрей.

До каморки слесаря вся троица добралась удивительно быстро, будто расстояние в подвале сократилось раза в четыре. Ничего необычного тоже не произошло, хотя парни замедляли шаг перед боковыми ответвлениями, но военрук не обращал ни на что внимания и спокойно шел дальше.

Дверь в подсобку слесаря все так же была нараспашку, а из комнаты доносилось знакомое бормотание радио.

– Заходите.

Внутри было пусто.

Виктор Григорьевич тщательно закрыл за собой дверь и повернулся к застывшим посреди комнаты мальчикам.

– Рассказ будет долгий, так что лучше садитесь.

С неохотой ребята сняли рюкзаки и устроились на табуретках перед военруком, так и не выпустив из рук оружие. В каморке повисла долгая пауза, во время которой Роман с Андреем сверлили учителя настороженными и недоверчивыми взглядами. Горбунов постоял немного, потом заложил руки за спину и по своей извечной привычке начал расхаживать из стороны в сторону. Голос его звучал ровно, но как-то тише и бесцветнее, чем обычно.

– Как вы знаете, в подвальных помещениях еще мой предшественник устроил тир. Но в зальчике очень маленьком, каком-то бывшем складе. Это даже не соответствовало технике безопасности. Поэтому я решил найти помещение побольше. В общем, однажды, несколько недель назад, после уроков я спустился вниз. Было часов девять уже, наверное. Хотя это не важно. Если вы были в боковых проходах, то знаете, там длинные каменные коридоры и ни одного подходящего помещения. В общем, я пошел по тому же пути, который вы проделали сегодня, только продвинулся дальше. Мысли, что я могу заблудиться в этих катакомбах, у меня не возникло, чувство направления и память пока еще меня не подводят. В общем, я добрался до комнат, где раньше, судя по всему, были лаборатории Червякова.

Горбунов остановился и посмотрел на слушателей.

– Вы же в курсе, я думаю, что раньше здесь была дворянская усадьба? Я тоже был наслышан. Но слышать – это одно, а увидеть собственными глазами… в общем, я проявил неосмотрительность и слишком поддался любопытству. Судя по всему, до меня никто не исследовал эти помещения. Там много аппаратуры. Она странная, но я даже не мог предположить, что часть еще в рабочем состоянии – столько лет прошло. Такие огромные ржавые агрегаты вроде арифмометров или кассовых аппаратов.

Короче говоря, во мне взыграло любопытство. Я… в общем, я нажал несколько кнопок на этой рухляди… Кадровый офицер… – Виктор Григорьевич покраснел и горько усмехнулся. – Поначалу ничего не происходило, а потом что-то загудело внутри. Я пришел в восторг – это же надо, такое открытие! Работающий научный аппарат, которому уже лет сто пятьдесят, а то и все двести. Но радовался я недолго. Он появился неожиданно – просто возник у меня за спиной, как призрак…

– Кто? – спросил Волкогонов, но военрук, казалось, его даже не услышал.

– Собственно, это он и был… Я до сих пор не знаю, как его правильно называть: фантом, энергетический сгусток, неупокоенная душа… да это и не важно. Он сказал, что, судя по всему, за прошедшие годы человеческая порода нисколько не улучшилась, осталась все на том же примитивном уровне. Он нес какую-то ахинею насчет того, что только досадная случайность не дала ему закончить свои эксперименты. Зато теперь… Через некоторое время весь мир ахнет от его достижений, а цивилизация пойдет на свой новый виток, потому что человеку станет подвластно все.

Он говорил с такими интонациями, у него так горели глаза, что я понял – он… или «это», – не знаю, как назвать – нечто совершенно безумное. Я попытался снова нажать на те же кнопки и рычаги, но не смог даже пошевелиться. У меня возникло такое чувство, будто каждый сосуд в теле сейчас разорвется…

Роман с Андреем понимающе закивали, вспомнив свои ощущения в подвале. Но Виктор Григорьевич снова не заметил их реакции, погрузившись в воспоминания. Судя по всему, ему нужно было выговориться. И мальчики слушали.

– Тогда он и поставил ультиматум: или через несколько дней население всего города погибнет в страшных муках, а устроить это – раз плюнуть хоть сейчас, или я буду периодически приводить к нему по одному ребенку. И он сможет закончить свои исследования… опыты… Я не поверил. Конечно, это же бред сумасшедшего, но… Он просто тронул меня за руку. Не взял – всего лишь коснулся, и мне показалось, что я сейчас сдохну от боли. Рука за секунду съежилась и стала почти черной, как у мумии. Я не мог пошевелить пальцами – там просто нечем было шевелить – только кости, обтянутые старым пергаментом. А он рассмеялся и сказал, что это не единственный способ, и если я не подчинюсь, такая же участь ждет каждого жителя города.

Мальчики завороженно смотрели на правую руку военрука, которую он выставил вперед, на вид она была совершенно обычной.

– Я сказал, что лучше умру, чем стану водить к нему детей. А он ответил, что тогда найдется кто-нибудь еще, кто согласится. А вместе со мной умрет моя жена, сын с женой и внуки, мои ученики, сослуживцы, коллеги – так же истлев, как и моя рука, только в разы медленнее, чтобы они прочувствовали, как молекулы воды покидают их тела. И мне придется наблюдать за этим, потому что нельзя лишать человека подобного удовольствия. Особенно перед смертью. Под школой проходят подземные воды, впадающие в Сурское водохранилище, – сказал призрак, – и мне достаточно пустить поток черной энергии вниз, чтобы уничтожить всех.

Я не знаю, что было дальше – очнулся я у входной двери в подвал. Руки в порядке. Сначала подумал, что мне все привиделось, в обморок упал или еще что. Пришел домой, все спокойно. А под утро позвонила Марина, жена сына, и сказала, что Кирилл – младший мой внук – заболел, вызвали «Скорую», но врачи не знают, что с ним – обезвоживание, которое постепенно усиливается. У меня… Все рухнуло просто. Все. Весь другой мир перестал иметь значение… И я вернулся в подвал…

 

Глава 16

Виктор Григорьевич замолчал, уставившись невидящим взглядом куда-то в стену. Волкогонов и Масляев посмотрели туда же – мало ли, вдруг там появится таинственный «он», – но увидели просто потрескавшуюся штукатурку. Тогда их взгляды вернулись к замершему преподавателю. Какой Горбунов дал ответ на ультиматум, было уже очевидно, но мальчики не могли решить, было ли бы правильнее, если бы он сделал другой выбор. Да и был ли здесь верный выбор вообще.

– И сколько детей? – тихо спросил Роман, но Горбунов снова пропустил вопрос мимо ушей.

– Почему же вы никому ничего не сказали? Ведь можно было что-нибудь придумать, – взволнованно подал голос Андрей, которого, похоже, эта история очень тронула.

– А кто бы мне поверил?! Да и не мог я так рисковать. Если бы меня отстранили, упекли в психушку, уволили, он бы узнал. Он всегда все узнает! И что тогда? Вся бы моя семья умерла… Весь город бы умер!!! Столько бы людей погибло… Кирюшка до сих пор в больнице. Но живой!.. Как я мог?

– И вы молчали и водили к нему детей, которых потом убивали, – негромко проговорил Волкогонов, безжалостно глядя на военрука. Он не мог его простить и посочувствовать, как Андрей. Как бы ни был тяжел выбор, этот человек был виновен в том, что пострадали дети. Он был учителем и предал своих собственных учеников. Мог бы убить их своими руками – это было бы то же самое.

– Неправда! – выкрикнул Виктор Григорьевич, дернувшись, словно от удара в лицо. – Он не убивал… Он мне обещал… он обещал…

Мужчина резко отвернулся, и мальчикам показалось, что он утирает слезы. «Не таким уж железным оказался Феликс», – промелькнуло в голове у Волкогонова, но ему тут же стало стыдно. В конце концов этому человеку досталось за последнее время столько всего, что уважения заслуживало хотя бы то, что он продержался так долго.

– Да кто этот «он» в конце концов?! – не выдержал Масляев, вскочив с табуретки.

– Червяков. Владислав Сергеевич, – послышалось из-за входной двери. Она открылась, и на пороге показался Кузьмич в своей всегдашней замызганной робе и с ящиком инструментов в руке. Только сегодня вид у него был особенно помятый и утомленный.

– Привет, Виктор Григорьевич, – бросил он походя, поставил ящик на пол и направился к умывальнику. – Ну и натворил ты дел, товарищ военрук. Как теперь и расхлебать-то все?

В комнате повисла тишина – все трое гостей смотрели на сутулую спину сантехника, неторопливо моющего и вытирающего руки о полотенце. Когда он повернулся к ним лицом и посмотрел на каждого, мальчики потупились, – такой пытливый и сосредоточенный взгляд был у старика. Показалось, что он заглянул в души каждого.

– А что мы можем сделать? – тихо спросил Горбунов, явно не питая никаких надежд.

– Ну кое-что можем.

Кузьмич, как и вчера, водрузил на плитку чайник, расставил на столе чашки, сахарницу и миску с печеньем. Троица гостей терпеливо ждала, сбившись в кучку у стеллажа.

– Кстати, – как бы между прочим задал вопрос сантехник, – а ты почему этих-то архаровцев не сдал на опыты своему заказчику?

Мальчишки тут же напряглись и уперлись подозрительными взглядами в преподавателя ОБЖ. Тот посмотрел на них долгим взглядом, в котором было столько муки, что ребята даже глаза отвели.

– Не смог… Когда увидел их у лаборатории, все в душе оборвалось. Видимо, плохой из меня отец и дед, да и солдат неважный. Эти их рожи перепуганные… и потом, я подумал, мало ли, вдруг, если я не один буду, получится что-то придумать. Нет больше сил…

– Дурак ты, Виктор Григорьевич. Но тут уж ничем не поможешь. Один он, понимаешь… Ладно, что сделано, то сделано. Я тут тоже предпринял кое-какие действия, – заговорил старик, с кряхтеньем усаживаясь на табуретку и делая приглашающий жест мальчикам и Горбунову. Когда все расселись, он продолжил:

– Есть у нас шанс разобраться с господином Червяковым и упокоить наконец-то его грешную душу навсегда.

– Как? – подал голос Виктор Григорьевич. – Он же не человек. Это… это… оружие на него не подействует. Его даже связать не выйдет – он как туман или голограмма. Плюс он двигается с нечеловеческой быстротой.

– Это проблема, да, – согласно кивнул Кузьмич и посмотрел из-под бровей на военрука своим лукавым взглядом. – Но ведь вы нам рассказали не всю правду, не так ли, Виктор Григорьевич?

На военрука уставились три пары глаз, и он заерзал:

– О чем вы?

Кузьмич молчал, все так же угрюмо глядя на собеседника. Горбунов попытался отпить чаю из своей чашки, но, видимо, напиток был слишком горячим, потому что он зашипел, уронил чашку на блюдце и схватился пальцами за уши.

– Ну хорошо-хорошо! – сдался военрук и уставился на свои ладони. – Когда я согласился с условиями Червякова, он сказал, что мне кое-что понадобится, чтобы выполнять миссию успешно и без проблем… Дальше снова был провал: я очнулся в каком-то железном коконе, внутри него все светилось, а я не мог пошевелиться. Через мгновение створки сверху разъехались, и я выбрался наружу – это был тот самый аппарат, который я случайно включил и из которого, судя по всему, и появился этот монстр. Червяков сказал, что теперь я гораздо совершеннее, чем прежде, и смогу приходить к нему без проблем. Другим же до лаборатории добраться будет очень непросто. Он как-то меня зарядил, мои руки, и я могу… ну немного изменять пространство, свойства материи, влиять на людей, если прикасаюсь.

– Как с Надей Ушаковой? – крикнул Роман, сжав кулаки.

– Значит, видели? Я как почувствовал, что кто-то смотрит, – улыбнулся Горбунов. – Но она сама виновата – нечего было по ночам у школы шляться. Трудно было удержаться – пришлось немного ослабить ее волю и повести в кабинет. Как и всех остальных. В общем, вот так…

Ладони военрука засветились знакомым золотистым светом, какой Волкогонов с Масляевым видели на лестнице, когда Горбунов прогнал черный туман. Мальчишки как завороженные смотрели на своего преподавателя и не верили собственным глазам.

– Ни фига себе, – выдохнул Андрей и потянулся к ладони военрука, но тот отдернул руку, а свечение выключил. – А что оно делает?

– Судя по всему, отгоняет тварей, которыми Червяков населил катакомбы, – ответил за Горбунова сантехник. – А ну дайте-ка мне руку, Виктор Григорьевич.

Мгновение поколебавшись, военрук протянул пятерню Кузьмичу, тот накрыл его ладонь сверху и снизу своими руками и закрыл глаза. Так просидели минуту, а может, и полторы. Мальчишки даже начали уже ерзать на табуретках, но проявлять свое нетерпение иначе постеснялись.

– Скажите, а вы не пробовали свою способность направить против самого Червякова?

Горбунов удивленно посмотрел на старика.

– Нет. Какой смысл?

– Ну ведь создания, которых наштамповал наш безумный ученый, отчасти сходны с ним по своей природе. А значит, можно предположить, что то, что действует на них, должно подействовать и на их создателя.

Лицо Виктора Григорьевича отразило сложную гамму чувств: от скепсиса, плавно перетекающего в осознание, до неприкрытой радости и облегчения.

– Топтать мою пилотку! – воскликнул он, запрокинув голову и хрипло хохотнув. Волкогонов и Масляев в изумлении следили за всеми этими метаморфозами. Никто из них даже предположить не мог, что деревянное лицо их зануды-военрука может отражать столько эмоций.

– Ну в такой ситуации сложно сохранять холодную голову. Однако… Не стоит рассчитывать на легкую победу, а потому подумаем над тем, как будем ее добиваться, – улыбнулся Кузьмич, с громким хлюпаньем отхлебывая горячий чай.

План операции был разработан достаточно быстро. Горбунов наконец-то продемонстрировал свой талант военного тактика и стратега, но ничего бы не вышло без Кузьмича, который, как оказалось, очень (прямо очень-очень) много знал и о самом Червякове, и о том, какими средствами можно с ним совладать. Откуда? Этот вопрос Андрей с Романом решили отложить на потом. Вот когда все кончится…

В предполагаемом рейде ребятам отводилась довольно пассивная и незначительная, как им казалось, роль, чему они были не рады – хотелось показать себя во всей красе. Но и серьезность ситуации они понимали, было совершенно ясно, что главным оружием станет тот, из-за кого, в сущности, все и случилось, – Виктор Григорьевич Горбунов. Военрук четвертой средней пензенской школы.

Когда четверка вышла из подсобки сантехника, часы показывали половину третьего. С начала спасательной экспедиции двух друзей прошло всего шесть часов, но им самим казалось, что они уже несколько дней варятся в этом котле невероятных и временами страшных событий.

И снова маленький отряд без приключений преодолел расстояние до идущей вниз лестницы. Волкогонов и Масляев заподозрили, что причина этого – военрук, хотя и Кузьмича нельзя было сбрасывать со счетов. Сантехник был вовсе не так прост, как представлялось ребятам всего каких-то пару дней назад. Старик нес под мышкой свое странное булькающее радио (сейчас-то оно, конечно, молчало) и тихонько бубнил себе под нос – совсем так же, как делал это постоянно. Только теперь на его лице было очень сосредоточенное выражение, а на лбу даже выступила испарина.

Свои рюкзаки, как и оружие, парням пришлось оставить в комнате сантехника (в этот раз он закрыл и даже запер дверь в свою каморку), так что они шагали легко, изредка оглядываясь по сторонам и следя за временем. Но все было спокойно и тихо. Вроде бы подвал как подвал. Большой, глубокий, но мало ли таких же? Однако ребята понимали, что спокойствие это обманчиво, а тишина – всего лишь затишье перед бурей.

Когда они подошли к спуску, Андрей ругнулся:

– Вот, блин. Налобники забыли. Там же темно, как в… Ну в смысле не видно же ничего. Еще сверзимся.

– Не переживай, Масляев, что-нибудь придумаем, – спокойно ответил Горбунов и начал спускаться по лестнице.

На лице Андрея было написано сильное сомнение, но, пожав плечами, он пошел за преподавателем. Следом начали спуск и Роман с Кузьмичом. Когда люк за ними закрылся, стало видно, что впереди движется золотистое сияние, а нагнав военрука, мальчишки увидели, что он держит руку поднятой над головой и она светится. Смотрелось это красиво и странно, а Волкогонов даже хмыкнул про себя: «Прямо герой Данко». Однако вместе с этим парень почувствовал, что нервозность снова начинает нарастать. Шутки кончились – впереди их ждало серьезное и опасное дело, которое вполне могло закончиться трагически. И не только для них четверых, но и для всей школы.

И снова до площадки с тремя выходами добрались без каких-либо осложнений. Дальше начиналась неизведанная территория. Горбунов опустил руку, свет померк. Но так как здесь под потолком светила лампа, освещения было достаточно, чтобы не натыкаться на стены и углы. Военрук уверенно свернул направо и пошел вперед, бросив:

– Не отставайте.

Но подстегивать Волкогонова и Масляева было не нужно – будь их воля, они бы побежали, а так приходилось идти, подстраиваясь под шаг Виктора Григорьевича. Впрочем, он тоже не медлил. И только сзади раздавались тяжкие вздохи между очередями приглушенного бормотания – возраст Кузьмича, похоже, давал о себе знать, идти так быстро старику было трудно.

Через какое-то время друзья совершенно утратили ориентацию в хитросплетении поворотов и коротких переходов, которыми вел их военрук. Оставалось полагаться только на то, что он знает, что делает и куда идет. Временами в соседних коридорах раздавались странные звуки, шорох, а в какой-то момент по всему лабиринту прокатился такой тоскливый вой или стон, что вся четверка застыла на месте. Андрей шумно вздохнул, когда вновь наступила тишина, а Роман нервно облизал губы, стараясь унять бешено колотившееся сердце.

Наконец-то впереди показался яркий квадрат – вход в хорошо освещенное помещение. Горбунов резко затормозил, повернулся к мальчикам и сантехнику.

– Пришли. Все помните? Готовы?

Все трое согласно кивнули. Вдохнув и выдохнув, Виктор Григорьевич направился к пятну света. Двое друзей не отставали, а вот Кузьмич все замедлял и замедлял шаг, так что, когда передовая троица оказалась в лаборатории Червякова, старик остался снаружи.

Дверной проем в логово сумасшедшего экспериментатора оказался как раз в торце коридора, от которого вправо и влево шли два ответвления. В обоих виднелись двери, некоторые из которых были приоткрыты. Подойдя к ближайшей, старик толкнул створку двери. Чуть скрипнув, она поддалась, и он вошел в темное помещение, поставил радио на пол и вытащил из кармана небольшой фонарик. Через мгновение пытливый лучик света уже шарил по стенам, пока не наткнулся на свиной пятачок розетки, которая оказалась прямо у дверной коробки. Довольно хмыкнув сквозь непрекращающееся бормотание, Кузьмич крутанул ручку громкости у радио до минимума и стал прислушиваться к тому, что происходит в лаборатории.

 

Глава 17

Лаборатория оказалась огромным запыленным помещением, вдоль стен которого было установлено множество непонятных приборов. Они больше были похожи на декорации черно-белого фантастического фильма, чем на настоящее научное оборудование. А в левом углу стоял гигантский аппарат, основная часть которого представляла собой металлическую капсулу. Вокруг нее бегали и переливались разноцветные огоньки, и на панели рядом их тоже была уйма, не считая нескольких рычагов и каких-то непонятных колес. Периодически по поверхности капсулы пробегали электрические разряды. Если бы не обстоятельства, Масляев и Волкогонов пришли бы в восторг от подобного фантастического антуража, напоминавшего романы Герберта Уэллса.

Друзья даже не сразу заметили человека, сидящего за простым деревянным столом и что-то пишущего. Он сидел к ним спиной, и лица видно не было. В принципе, ничего необычного в его фигуре или осанке не наблюдалось. До того момента, пока внезапно его не окутало затем исчезнувшее фиолетово-черное облако с какими-то белесыми искрами. Когда облако рассеялось, человек уже стоял прямо перед ними и пристально рассматривал мальчиков с каким-то странным плотоядно-изучающим выражением лица.

Он был худой и высокий. Черты лица своей резкостью могли бы посоперничать с угловатыми формами преподавателя ОБЖ. На вид Червякову (а это, без сомнения, был он) можно было дать лет сорок пять, но что-то во всем его облике сбивало с толку. Так происходит, когда смотришь на сумасшедших, возраст которых невозможно определить по внешности.

Темные волосы Владислава Сергеевича были аккуратно зачесаны, а глаза казались настолько черными, что в них даже не было видно зрачков. И ничто бы не выдало в нем нечеловека, если бы не сероватый болезненный оттенок кожи, который ассоциировался со смертельной болезнью, но плохо сочетался с понятием «живой человек». А больше всего в фигуре этого существа привлекали внимание руки – с тонкими изящными пальцами. Они больше подошли бы женщине. Эти руки пребывали в постоянном движении, будто Червяков не переставая перебирал струны невидимого музыкального инструмента. Как только он приблизился, на мальчиков пахнуло знакомым холодом и запахом крови с машинным маслом.

Ребята поежились и дружно посмотрели на военрука, тут же сделавшего шаг и вставшего между ними и хозяином лаборатории.

– Я смотрю, Виктор Григорьевич, вы совершенствуетесь, – зазвучал утробный голос с металлическими нотками. Самым странным и пугающим было в нем то, что Червяков не раскрывал рта, а звук доносился, казалось, из каждого кирпича стен помещения. В голосе слышались насмешливые и самодовольные нотки.

– Сразу двоих доставили, да еще и в сознании.

Ученый стал обходить гостей по кругу, неотрывно глядя на друзей, при этом в глубине его темных глаз зарождались какие-то бордовые сполохи.

– Они сами вызвались, – ответил военрук.

– Неужели герои? – хихикнули стены. – Как мило.

– Никакие мы не герои, – буркнул Андрей. – Виктор Григорьевич сказал, что вы можете наделить нас сверхспособностями.

Червяков остановился, и его тело «мигнуло», пропав и снова появившись. После этого какую-то долю секунды оно расплывалось, будто не решило, какую форму нужно принять.

– Как это раздражает, – досадливо скривился Владислав Сергеевич.

Он сделал еще один шаг и приблизил свое лицо к лицу Масляева, заглянув ему в глаза. Парню показалось, что смотрящие на него зрачки увеличиваются, растут, все больше наполняясь темно-алыми языками пламени, кожу лица начало жечь. И когда он уже собирался закричать, все пропало – Червяков отвернулся и продолжил, как ни в чем не бывало:

– А по поводу сверхспособностей… Исследования пока не закончены, но, если вы поможете мне в экспериментах, все возможно. В том числе и сверхспособности. И даже такие, о которых вы и не мечтали. Я вообще считаю, что человеку уготовано куда большее, чем тот мизер, который дала ему природа. Вы только посмотрите – человеческое тело несовершенно…

С этими словами Червяков оказался возле Романа и, схватив его за горло, приподнял над землей. Доступ воздуха в легкие парня прекратился, он захрипел и задергался, как рыба, лицо приобрело болезненно-пунцовый оттенок.

– Что вы делаете?! – гаркнул Масляев и попытался ударить сумасшедшего экспериментатора по руке, но его пятерня просто прошла насквозь, даже не почувствовав сопротивления, а Червяков тем временем продолжал сжимать горло Волкогонова и с каким-то отвратительным сладострастием смотреть, как тот бьется в его захвате.

– Прекратите! – скомандовал Горбунов, его ладони вспыхнули, но безумец уже разжал пальцы. Роман снова стоял на твердом полу, воздух со свистом вырывался из его легких, и он инстинктивно начал массировать пострадавшее горло.

– Ой, да перестаньте быть таким сентиментальным, господин Горбунов! Можно подумать, жизнь подопытного кролика чего-то стоит. На то он и подопытный, чтобы служить для развития науки. А все эти сопли ни к чему.

Когда генераторы моего трансмутатора перегорели и мне пришлось отлеживаться в его капсуле сто пятьдесят лет, поверьте, у меня было время подумать. Только это мне и оставалось. И я пришел к выводу, что все сказки о гуманизме и святости человеческой жизни – не более чем корм для безмозглого стада, чтобы оно не пожрало самое себя. Люди же, стоящие на несоизмеримо более высокой ступени интеллектуального развития, люди, двигающие прогресс и науку, не должны быть скованы этим ярмом. Ничего, кроме бесполезных метаний, оно не приносит.

Я собираюсь сделать человеческий род более совершенным, сильным, способным по-настоящему приблизиться к Богу. Больше не придется взывать к нему из церквей, не ведая, слышит ли он вас – вы будете говорить с ним на одном языке.

Владислав Сергеевич резко повернулся к слушателям – всю свою тираду он, казалось, адресовал не им, а своим машинам – и, посмотрев на каждого, закончил:

– Разве эта цель не стоит нескольких жизней?

Вся троица молчала – Виктор Григорьевич стоял по-военному, держа руки по швам, Масляев настороженно следил за хозяином лаборатории, а Волкогонов не сдержался и хмыкнул. Червяков криво улыбнулся.

– Впрочем, стоит ли метать бисер перед свиньями? Вы все равно не способны сейчас меня понять. Но уже не за горами тот день, когда я восстановлю генераторы и смогу перенастроить свой трансмутатор так, чтобы можно было полноценно проводить эксперименты. Я чувствую, что близок к прорыву, загвоздка только в том, что не хватает ресурса, и пока кроликов приходится использовать в качестве питания, а не по прямому назначению…

– Вы что, едите детей? – в ужасе выдохнул Андрей.

Червяков расхохотался, и по стенам побежали электрические разряды.

– Идея забавная, но нет.

Его тело снова «мигнуло», и ученый оказался перед металлической емкостью в виде цилиндра высотой в полтора человеческих роста, от которой отходило множество проводов и трубок. Повернув ручку и раскрыв створки, ученый отошел в сторону.

У парней по всему телу побежали мурашки: внутри лежали три человеческие фигурки. К их головам крепилось множество клемм и зажимов, от которых отходили пучки проводов. Глаза всех троих были закрыты, и понять, живы они или умерли, не представлялось возможным.

– О Господи, – вырвалось у Романа, и он непроизвольно сделал несколько шагов в сторону цилиндра с живыми «батарейками».

– Ни с места, Волкогонов, – сухим голосом вдруг вымолвил Горбунов.

– В смысле? – глупо спросил Масляев.

– В прямом, – у военрука заискрились ладони, и Романа потянуло к стенке. Вскоре туда же отволокло и Андрея.

– Я сдержал слово, господин Червяков! – громко и протяжно сказал Горбунов. – Они ваши. И я жду награды.

– Награда будет, мой дорогой Виктор Григорьевич. Вы сдержали слово. Сдержу его и я, – ответил искрящийся призрак.

– Предатель, – прошептал Масляев.

– Все верно, все верно, – шепотом засмеялся изобретатель. – Нет предательства, есть только чистая выгода. Господин Горбунов, быть может, вы хотите внедряться в сознание людей или самостоятельно левитировать, то есть летать? Что вы так смотрите, господин Кузьмич? Ваша дурацкая шипелка, – ткнул он пальцем в радиоприемник, – передатчик Попова, конечно, может глушить потоки темной энергии, но противостоять моей силе не может…

– Зато может вот что, – улыбнулся Кузьмич и вытащил из кармана ракетницу. Ту самую, которая выпала из руки Жорика.

– Что это? – просипел призрак. – Пистолет? Ха-ха, ну вы же старый уже человек, должны понимать, что я не совсем материален. Меня не берет пуля… Стоп, здесь нельзя стрелять! Тут бесценное оборудование!

Бабахнул выстрел, ослепительно сверкнула сигнальная ракета, и в самой большой проржавевшей машине что-то вспыхнуло, заискрило, а под конец повалил черный дым.

– Безумцы! – взвыл Червяков, безуспешно пытаясь погасить огонь. – Вы все погибнете!

И тут тело ученого окутал уже знакомый черно-фиолетовый туман. В следующую секунду Червяков материализовался прямо перед Горбуновым, только что не уткнувшись ему в лицо носом. Мальчиков, казалось, он даже не замечал.

– Горбунов, это вы подстроили? – зашипели стены и из них потек сизый дым, устремляясь к четырем фигурам в центре комнаты. – Взыграла бывшая офицерская честь и совесть? Так я научу вас субординации!

Он ударил военрука потоком света, и Горбунов обмяк, привалился к стене.

– Я уничтожу вас! – гремел подвал.

– Виктор Григорьевич, – прошептал Роман, – выбирайте, на чьей вы стороне… Неужели вы правда стали бывшим русским офицером?

– Бывших офицеров не бывает… – прошептал Горбунов и неожиданно для всех прыгнул на призрака и обхватил его своими светящимися руками. Что-то сверкнуло, словно не снаружи, а внутри головы всех свидетелей сцены. Как по команде натекший в помещение дым окутал непроницаемым покрывалом сплетенные в единое целое фигуры. Что происходит там внутри, Роман с Андреем не видели, только слышали, как оттуда доносятся звуки борьбы, хрип и вскрики. По всей поверхности дымного клубка бегали электрические разряды, становясь все больше и чаще. Воздух пропитался запахом озона.

И тут заработал приемник Кузьмича. Звук буквально затопил лабораторию. Неразборчивое бормотание, сопровождаемое музыкальными фрагментами, заметалось по всему пространству, вырвав парней из оцепенения.

Они бросились к приборам и стали обрывать провода, переключать тумблеры, нажимать кнопки, обесточивая червяковские аппараты. Из клубов дыма тем временем донесся совершенно нечеловеческий вой, электрические разряды с клубящейся поверхности пропали. Да и само облако, кажется, стало истончаться и опадать пепельными ошметками на пол. Внутри уже можно было рассмотреть две сцепившиеся фигуры, одна из которых постоянно меняла очертания, изо всех сил стараясь вырваться из стальных объятий. Только времени рассматривать эту битву не было.

Андрей кинулся к давешнему цилиндру и, открыв дверь, стал лихорадочно срывать клеммы и провода с детей. Кожа у всех троих была теплая и, находясь совсем рядом, парень почувствовал слабое дыхание. Пленники были живы.

Роман тем временем исследовал пустые участки стен – военрук говорил, что здесь есть дверь в комнату, где Червяков прячет похищенных. Чертыхаясь и поглядывая себе за спину – там Горбунов, уже теряя сознание, все так же умудрялся удерживать монстра, – Волкогонов внимательно шарил по серым стенам руками, всматриваясь в них до рези в глазах. Наконец-то он нащупал под пальцами какую-то шероховатость и нажал на нее. Часть стены уехала в сторону, и Роман оказался в темной каморке, на полу которой лежали на древних медицинских каталках похищенные дети. Сбоку прямо на полу валялись, словно мешки с картошкой, Кабан и Жорик. Картина производила гнетущее впечатление, но переживать было некогда – с потолка начала сыпаться каменная крошка, да и вся лаборатория заходила ходуном.

– Надя, вот она! – закричал Роман, бросаясь к девочке. Он положил руку ей на шею и почувствовал, как бьется жилка.

– Жива! А вот и Мазуренко! Он тоже дышит! Все живые!

– Надо вывозить их отсюда, – засуетился Андрей. – Становится дымно!

Тем временем, пока призрак безуспешно пытался вырваться из рук полностью обездвиженного военрука, Кузьмич заспешил к металлической капсуле. Старик подбежал к червяковскому трансмутатору и потянул самый большой рычаг, молясь про себя, чтобы это был именно тот, что ему нужен. И Вселенная услышала – створки капсулы раскрылись, отворяя нутро аппарата, которое светилось изнутри каким-то фосфоресцирующим маревом.

– Ребята, выручай! – крикнул Кузьмич, стараясь переорать радио, вой бьющегося в руках Виктора Григорьевича чудища, совершенно утратившего какую-либо схожесть с человеком, и грохот осыпающихся с потолка ошметков, поток которых все нарастал. – Тащите сюда господина Червякова!

Сразу догадавшись, чего хочет сантехник, Волкогонов и Масляев бросились к монстру, барахтающемуся в мертвой хватке Горбунова. Прикладывая невероятные усилия, чувствуя, что мышцы вот-вот не выдержат и просто разорвутся, они стали подтягивать сопротивляющегося призрака к трансмутатору.

В тот момент, когда совместными усилиями им удалось швырнуть чудовище в его собственное изобретение, Кузьмич пулей метнулся к пульту и рванул рычаг. Створки капсулы закрылись, и она заходила ходуном, а стены сотряслись от истошного воя. Но, не обращая внимания на все это, Кузьмич принялся обрывать провода, обесточивая трансмутатор. Ему немало помогали в этом и обломки камней, падающие на оборудование.

– Быстрее! Быстрее! Задерживаться нельзя! – снова донесся его зычный голос.

Андрей выкатил каталки в коридор и сцепил их одна с другой заржавевшими цепочками. Роман с грехом пополам растолкал Кабана и Жорика:

– Вывозите отсюда каталки!

Хулиганы с наполненными ужасом глазами и, кажется, ничего не соображая, покатили по коридору вереницу каталок с детьми. Масляев и Волкогонов с трудом положили тело потерявшего сознание Горбунова на свободную каталку и бросились за Кузьмичом. Они как можно быстрее уносились подальше от лаборатории, которая уже рассыпалась на части.

Как добрались до каморки сантехника, никто не заметил – все просто бежали, поднимались по лестничным пролетам и снова бежали. Мир вокруг шатался и осыпался каменным крошевом.

Когда лабиринт остался позади и пострадавших уложили у Кузьмича в комнате, где было тепло и тихо, все происшедшее показалось дурным сном.

Надя открыла глаза первой, и Роман был уверен, что это произошло оттого, что он держал ее за руку (Андрей и Кузьмич деликатно отвернулись в сторону и поднимали-опускали руки громко стонавшего Горбунова).

– Роман… – слабо прошептала она. – А мы где? Что это за подвал?

– Это… каморка Кузьмича, – ответил Волкогонов.

– А как я здесь оказалась?

– Кхм… – замялся Роман.

– А что ты помнишь? – проявил инициативу Масляев.

– Как мы у школы договорились встретиться. Но я решила пораньше прийти. Стояла во дворике. А дальше… Не помню…

– Ты зашла в подвал, наверное, чтобы спрятаться – начал импровизировать Волкогонов. – А тут…

– Голова кружится… И дышать тяжело… Я, может, газа надышалась?

– А то. Тут давно трубы пора менять, – кивнул Кузьмич, и эту версию друзья сразу выбрали для объяснения всего происшествия.

– Где я? – вторым очнулся Горбунов. – Владимир Кузьмич? Что мы тут делаем?

Дальше выяснилось, что никто ничего не помнит. У всех последним воспоминанием был звонок с урока, после которого они очутились тут: в странной компании, в странном месте.

– Как мы здесь оказались? Почему?

Масляев и Волкогонов переглянулись.

– Э-э-э, – ответил Роман, поскребывая затылок.

– Надышались, – улыбнулся Кузьмич.

– Чем? – военрук встал, покачиваясь. – СДЯВ?

– Какой еще здяв? – не понял Кузьмич.

– Сильнодействующие ядовитые вещества, – перевел Масляев.

– Это да. Технический газ. Трубы прорвало. А вы с ребятами первое занятие в кружке стрельбы проводили. Надышались, прямо там и рухнули. Хорошо у меня три противогаза было!

Масляев уже понял линию, которую гнет Кузьмич.

– А мы с Романом во дворе были. Кузьмич выбегает в противогазе, руками машет, мы к нему!

– Пока он трубы перекрывал, мы вас на каталках вытащили.

– Да… – Горбунов с шумом поскреб затылок. – Это я вроде бы помню…

Андрей улыбнулся, и сантехник незаметно толкнул его локтем.

– Погодите, но ведь дети-то чуть ли не две недели назад пропали! Они-то как тут оказались? – военрук недоуменно закрутил головой.

– Как оказались, как оказались, – сварливо ответил Роман, чувствуя, что их вот-вот загонят в ловушку. – Я-то откуда знаю? Лазали по подвалам, наверное, и заблудились!

– И что они тут делали две недели без пищи и воды? На них посмотреть – бледные, но не особо изможденные!

– Тут вот какое вышло дело, – с самым серьезным видом ответил Кузьмич, забирая ситуацию в свои натруженные руки. – Не мне вам рассказывать, что вся Пенза изрыта подземными ходами.

– Ну, это-то да, – отозвался Виктор Григорьевич.

– Тут и там, – замахал руками Кузьмич, – исторические катакомбы, вырытые еще древними монахами и казаками Емельяна Пугачева, подземные коллекторы реки Суры, старая дренажная система города. Школа находится в центре города, тут самая высокая концентрация подземных ходов, сюда выходят лазы и отдушины прямо из подвалов. Детишки, видать, по этим подвалам лазали. А состояние труб-то у нас везде какое? Аварийное. Вот и произошло смешение различных газов и их составляющих – метан, пропан, бутан, сероводород, окись углерода, которые достаточно вдохнуть…

– Понимаю! – закивал военрук. – Заблудившиеся в подвалах впали в летаргический сон. А еще и антероградная амнезия! Они же наверняка ничего не помнят, да надо признаться, я и сам тоже! Уникальный случай, МЧС должно исследовать состав получившейся газовой смеси. Была ведь совсем без запаха! Мне как специалисту это тоже очень интересно. Может, сам научную работу напишу. А вам, ребята, огромное спасибо! – и военрук пожал руки парням, а потом, немного подумав, и Кузьмичу.

– Это вам спасибо, – серьезно ответил Роман. – И вашим урокам.

Военрук улыбнулся.

– Давайте вызывать «Скорую» и бригаду службы газа. Надо тут все проверить.

Под шумок друзья решили улизнуть домой.

В дверях их задержал Кузьмич. Похлопал обоих по плечам и сказал, лукаво поблескивая глазами:

– Заходите ко мне завтра. Чайку попьем.

В ответ Роман с Андреем просияли, почуяв новые тайны и приключения. А что может быть лучше?