Внутри конторы стоял грохот. Палили длинными очередями, патронов не жалели.

Скорый вошел с кувырком в салон. Помещение пустовало. Бой шел где–то на складе обмундирования. Поочерёдно, прикрывая друг друга, Пашка и Аркаша пошли вперёд. Глянули через стекляные дверные филёнки в ангар, там творилось чёрти–что.

Несколько стеллажей повалили и использовали их как баррикады. За этим укрытием, спинами к двери, присели четыре мужика. Судя по разномастному одеянию и оружию — явно бандюганы. За неповаленными стеллажами справа и слева затаились ещё по два. Где–то наверно засели и ещё.

Сразу, за дверью, валялась пара трупов с прострелянными головами. И один живой громко стонал, корчась и кашляя кровью.

Гоги, оказывается, не простой продавец бижутерии. Может кое–что предложить оппонентам.

Короткий приоткрыл дверь, таясь за стенкой, а Пашка, с двух рук, положил четверых баррикадников, продырявив им черепушки.

Крикнул.

— Гоги! Ты живой?!

— Ещё тебя переживу! — кричал в ответ грузин.

Пашка, внёс в расклад некоторую ясность:

— Эй! Бандюганы! Я Скорый! Жить хотите — выходите с поднятыми руками!

— Да пошел ты на х**! — Один резкий мужик выскочил из–за стеллажа и выстрелил в сторону Скорого из помповика. Тот ожидал такой реакции и уже отшагнул за стену.

И Гоги тоже не дремал. Моментально среагировал. Смелый мужик, с перебитым позвоночником, рухнул на пол. Матерясь и скребя доски руками, он пытался уползти за укрытие, но Пашка не позволил — расхреначил ему балду.

— Гоги! Сколько их там осталось?!

— А сколько ты убил, генацвале?!

— Вот с этим последним — пятерых!

Налётчики затаились. Видимо оценивали ситуацию.

— Ну, тогда!… — отвечал управляющий лавочкой… — Погоди, сейчас посчитаю!… Это тебе не спораны!…

— Трое осталось! — посчитал наконец Гоги.

— Слышали. Бандиты! Вы зажаты с двух сторон, деваться вам некуда!

Тишина.

— Парни! А чего это вы на Гоги набросились? Что он вам плохого сделал?

— Он Батона грохнул! Другана моего! — ответили фальцетом из сумерек склада.

— Какого ещё Батона?!

— Друган! Батон! С Гвоздём сюда приезжал, а этот пидар его грохнул!

— Это тот, который с усиками?

— Да!

— Так это не Гоги. Это я его приголубил.

— Ах, ты сучёк вонючий!… За что ты его?! За что?!

— Он моего шефа собирался убить.

— Он только посоветовал Гвоздю! И всё!

— Ну, и нахрен мне нужны такие советчики?!

У писклявого началась истерика:

— А давай — выйдем! Давай! Один на один! Только я и ты! Что?! Ссышь, фраер?!

— Ну почему сразу — «ссышь»? Давай. На счёт «три»!… Раз… Два… Три!

Из–за стеллажа вылетел… Точнее «вылетела» женщина, в стиле милитари.

Пашка, конечно же, не собирался играть в дикий запад. Из–за стеночки он выстрелил ей в плечо и в колено. Дама выронила калаш, некрасиво рухнула на подломившейся ноге лицом в пол и тоскливо закричала от боли.

— Ну что, горе–бойцы?! Как мыслите?!

Гоги прокомментировал горько:

— Ой, Скорый, нехорошо получило–о–ось! Нехорошо мужчине с женщиной воевать!

— А женщине с мужчиной как?! Нормально?! — задал встречный вопрос Пашка.

Гоги молчал. Видимо размышлял над этим глубоко философским вопросом.

Из темноты сказали:

— Ладно. Мы выходим. Не стреляй.

Один справа и один слева, на середину прохода вышли оставшиеся два мужика. Руки подняли, автоматы бросили на пол.

Скорый напрягся и своим Даром внимательно осмотрел помещение. На пятьдесят метров он уже мог увидеть живое существо, хоть и расплывчато. Ничего подозрительного не обнаружил.

— Прикрой, Короткий.

И вошёл в ангар.

Тем двоим, что сдались, он выстрелил каждому в правый глаз. Это уже фирменное.

— Гоги! Выходи, дружище!

Тот вышел из–за дальнего стеллажа.

Пашка спросил:

— А что же ты с Гвоздём так не поступил? — он кивнул на валяющиеся трупы.

— Я думал, что те покупатели… А с этими… Я уже к такому готов был…

— А вот скажи мне, где ты так красиво научился воевать?

Гоги помялся, опустил голову, стрельнул глазами из подлобья.

— Французский легион…

Скорый и Короткий глаза вытаращили.

— Ну, нихрена себе… А как тут оказался?

— К отцу в Кисловодск ехал.

Аркаша поинтересовался.

— Ты эту даму знаешь?

— Да, знаю. Она у Гвоздя… это… работает.

Пашка подошёл к валяющейся женщине, присел перед ней.

— Как тебя зовут?

— Не твоё сучье дело…

Скорый отошёл, принёс табурет и уселся перед лежащей дамой.

— У меня вопрос. Тебя сразу пристрелить, или мы сначала обсудим дальнейшие действия?

— А чё судить?… Ты Кисту и Прохора пришил. Хоть они и сдались… Я‑то чем лучше?…

Короткий стоял рядом, держал пистолет наготове и внимательно следил за руками раненой.

— Ты — другое дело. Ты женщина. Для Улья — большая ценность.

— Ха–ха–ха, — закатилась та. И тут же застонала от боли. — Ну, так трахни меня! Извращенец!

— То есть, разговора у нас не вышло… Я правильно понимаю?

Он вытащил ствол.

— Погоди!… Погоди!… Чего ты хочешь?

— Как тебя зовут?

— Киса…

— А по–настоящему?

— Галей…

— Галя. Я в смятении… Тебя, по идее, надо убить. Но и убивать тебя мне сильно не хочется.

Грузин, судорожно вздохнул:

— Женщина…

Раненый у двери опять закашлял, заматерился. Пашка повернулся и выстрелил тому в голову. Объяснил Гоги.

— Мешает разговаривать. Ну, Киса, твоё предложение?

— Убей… Я всё равно буду… Мстить…

— Господи! За кого там мстить?! За этого усатенького дрища?!… За этого клоуна?!… Что, других мужиков в Полисе нет?

Тут, Галина начала терять сознание от потери крови.

— Э! Э! Э!…

Короткий достал шприц и вколол в плечо раненой.

А Пашка импульсом привёл её в сознание. Наполнил энергией. Срастил повреждённые сосуды в плече. Даже не прикасаясь. Похлопал по щеке.

— Ну, как? Полегчало?

— Спек?

— Да, спек… Так, это… Галя, что мне делать?

Галя попыталась сесть, но ничего не вышло. Со стоном опять опустила голову на пол.

— Не знаю, Скорый… Понимаешь… Я ведь его даже не любила…

— А зачем прибежала мстить?

— Такие правила,… — покривилась Киса

Пашка вспылил:

— Какие нахрен «правила»?! Правила для тебя это жить, выйти замуж, наплодить детей, нянчиться с внуками. Вот это — правила! А то, про что ты говоришь, это говно! «Правила» у неё, вишь–ли!

Пашка сидел и думал с минуту. Все терпеливо ждали.

Наконец Скорый поднял голову на управляющего:

— Гоги, она тебе нравится?

— Ну… — замялся тот, — она красивая.

— Будешь за неё отвечать? Будешь с ней жить?

— А она не захочет.

Пашка психанул:

— А её я и спрашивать не буду!… Тебе ведь нужна женщина? Вот — подходящий случай.

И Короткий и Гоги не понимали, к чему Скорый ведёт разговор. Галя — тем более.

Она прищурилась:

— Ты, Скорый, не много… Ох… На себя берёшь?… Я свободный человек.

— Замолчи, женщина, — ответил тот и уставился на грузина:

— Ну?

— Я не пойму — чего ты от меня хочешь.

— Давай я объясню подробно. У неё, — Скорый ткнул пальцем, — два выхода. Первый — смерть. Второй — обработка и получение статуса твоей женщины. Выбирай.

— Подожди, Скорый, какая обработка?

— Ладно. Проехали…

Пашка снова достал АПС. И Гоги, и Галя закричали:

— Погоди! Постой!…

— Слушай, генацвале, объясни — чего ты будешь делать?

— Тьфу ты… Ты её берёшь? Или не берёшь?

— А,… — махнул ругой Гоги, — беру!

— Ну и отлично. А теперь поднимай и отнеси её туда, где можно удобно положить.

Гоги, с помощью Короткого, осторожно поднял женщину и отнёс в магазин, положил там на прилавок.

Пашка усыпил «мстительницу» и, при помощи принесённого грузином пинцета, извлёк из коленки пулю испачкавшись в крови. Потом срастил мягкие ткани. Кость не стал лечить. Дело тяжёлое и долгое. Пусть сама срастается. В плече пуля прошла насквозь, скользом через мягкие ткани, не задев плечевой кости.

Обезболил организм. Разбудил пациентку. Причём, всё это он сделал, не прикасаясь к её телу. До такой степени уже развился его дар. Да и процедуры были мелочные, не требующие больших затрат энергии.

Галя очнулась и попыталась сесть.

— Лежи.

Она послушно снова легла на прилавок.

В дверь затарабанили. Гоги выбежал на секундочку и снова вернулся. С двумя подчинёнными Фукса.

Один строго спросил:

— Гоги! Что у тебя тут за стрельба? Соседи жалуются. Нет, говорят, покоя.

Гоги развёл руками:

— Дэвущка, купила автамат, нажала на окурок. Руку свело. Долго стреляла… Ни в кого не попала. Только в себя попала. Вот, Скорый, слава Иисусу, помог.

Лейтенант посмотрел на Галю, которую Скорый усердно бинтовал найденными в аптечке бинтами.

— Её к знахарю надо.

— Обойдусь, — отмахнулась больная, — и не в таких переделках была.

— Так это же Киса!… Киса, как тебя угораздило?

— Ну… Судорогой пальцы свело. У меня так бывает.

Полиция потопталась, похмыкала и отправилась восвояси.

А Пашка попросил:

— Короткий, загони–ка луноход в ангар… Гоги, там оружие в прицепе. Это на продажу.

— Так. Теперь с тобой.

Он начал разматывать бесполезные декоративные бинты. Галя настороженно на него смотрела.

Пашка потрогал плечо, пощупал коленку.

— Что чувствуешь.

— Ничего не чувствую.

— Отлично. Приступим.

И он вогнал женщину в ступор. Глаза её остекленели, всё тело расслабилось, лицо приняло спокойное выражение. И правда — Галя красивая баба. Когда не злится.

Скорый повернулся к Гоги:

— Симпатичная, правда?

Тот удивлённо покивал.

Пашка сел на прилавок около головы пациентки и зашептал, вслед за словами формируя образы.

Сначала он представил Гвоздя и тех бандюков, которые были с ним здесь в конторе. И начал формировать у загипнотизированной чувство недовольства такой жизнью. Потом усилил его до чувства презрения и постепенно довёл до полного отвращения.

Тот кусочек мозга, который налился цветом, Скорый зафиксировал в таком положении.

— Взрослые люди, — внушал он Гале, — а ведут себя как дети. Нет, чтобы пережениться, настрогать детишек, построить себе приличные дома. Жить по человеческий!… А они всё в Робин Гудов играют.

Потом вспомнил лицо Батона. С острым носом, маленькими глазками, гитлеровскими усиками и прыщами на щеках. Добавил ощущение брезгливости и даже гадливости. Поднял вопрос — как она могла? Как она, красивая, умная женщина, могла спутаться с таким ничтожеством? Добавил стыда за содеянное.

Галя горько застонала, покраснела, слегка помотала головой.

Закрепил в Галиных мозгах и это.

Продолжал:

— Сколько лет жизни вбухала в этого придурка. И что? Никакой благодарности. Как кобель. Сунул — вынул — ушёл… Слова ласкового не услышишь.

У Гали из глаза потекла слезинка.

— Надо всё это прекращать. Надо начинать жить нормально. Вон мужик стоит.

Он мысленно указал на Гоги.

— Красивый, высокий, кучерявый, горячий кавказец. Мощный, как бульдозер. А как грузины умеют любить! Уж этот приласкает, так приласкает. Такой один раз приголубит, век будешь вспоминать. Задохнёшься от счастья. И подарки, и нежные слова, и надёжная защита, и прочная семья. Он ещё и богатый, и щедрый.

Гоги слушал шёпот Пашки и глаза у него всё больше налезали на лоб от такой похвальбы. Он остановил Дугина:

— Скорый, скажи ещё, что я её вах… На руках буду носить.

— Слышала? Вот кого надо любить. Чувствуешь, как тебя к нему тянет. Тебе хочется быть вот с этим, настоящим мужчиной, а не с теми «друганами», прости Господи. Посмотри на него.

Галя повернула голову, посмотрела на Гоги сонным взглядом и так хорошо улыбнулась, совершенно как обычная женщина, а не как член банды гопников.

Ещё один участок мозга попал под закрепление состояния.

— Чувствуешь, как сердце быстрее бьётся от одного его взгляда. Тебе так хочется, чтобы он тебя обнял. Ты уже его любишь. Ты без него теперь жить не сможешь. Вот он — твой единственный. Твоя половинка. Ты, предназначена Богом для него, он для тебя. С ним ты будешь чувствовать себя любимой, желанной, защищённой. Одна досада. Как же ты раньше его не встретила. Ну, уж теперь–то всё. Теперь ты от него никуда.

Павел поманил грузина, прошептал:

— Гоги, обними её. Обними ласково, как любимую женщину.

Гоги поджал губы, подошел, потоптался. Но потом решился. Осторожно приподнял Кису, и так же осторожно прижал к себе.

— Видишь, как нежно он к тебе относится. Ответь же ему. Покажи свои чувства.

Галя, блаженно охнула, прильнула к мужику, потёрлась щекой о его грудь, обхватила его за шею и скромно поцеловала того в подбородок.

В глубине Галиного серого вещества, заполыхало два довольно больших участка активности. И они были тоже закреплены.

— А теперь спи. Проснёшься, и всю жизнь будешь его любить. Вот оно где — твоё счастье. Теперь ты его не упустишь. Спи… Спи…

Галя расслабилась и глубоко, спокойно задышала.

— Тут есть, где устроить спящую женщину?

Гоги стоял как истукан.

— Она…. Меня… Поцеловала…

— Эй! Эй! Гоги-и! Позаботься о ней. Её надо где–то устроить, чтобы она спокойно поспала. Как проснётся — ты ей кофе в постель, и конфеты, и печенье. Короче, — ты понял. Эффект надо сразу закрепить. Чтобы она резко оказалась в другой жизни. И поняла всю ущербность прежней.

— Скорый, ты колдун?… Нет, я понимаю, что это гипноз. Но так…

— Соберись, джигит. Теперь у тебя есть женщина. Большая ценность. Теперь тебе есть о ком заботиться. Думай — как её защитить. Потому, что в покое её не оставят. И, в случае чего, обращайся сразу к нам. Самодеятельность не устраивай. Понял?

Гоги поднял спящую женщину на руки, отнёс её в комнату персонала, положил на диван, подложил под голову подушку, накрыл пледом, подставил пару стульев, чтобы не упала с узкого ложа. Сказал Пашке:

— Дом куплю. Или построю. Как она захочет…

Скорый усмехнулся:

— Ты лучше подумай, куда трупы денешь. И бардак на складе устрани. Где твой помощник кваз?

— Сейчас пойду, вызову его.

Короткий уже разложил все стволы на полу ангара. Спросил:

— Ну что там?

— Привязал эту Галю к Гоги. Короче, у Гоги теперь персональная женщина.

— Ну а что. Разумно… Поехали. Скоро наши из Отрадного вернутся.

 

* * *

«Наши» пригнали девятнадцать автобусов. Шесть из них большие, междугородние. Восемь больших рейсовых. И ещё — пять пазиков. Посчитали по местам. Вроде должно хватить. Загнали на территорию Векселевской усадьбы.

Ванесса объясняла, что могли пригнать и больше, но народу не хватило. За руль некого садить.

Народ в Полисе видимо уже понимал, что готовится нечто грандиозное.

Миномётная стрельба прямо на территории столицы и показательная казнь Векселя.

Развал гильдии наёмников и последующая грызня между бывшими участниками, вплоть до летального исхода.

Глобальная чистка рядов администрации и взрыв дома правительства.

И всё это за неполную декаду.

А теперь вот кавалькада разномастных автобусов, въехавшая вечером в Полис.

Всё это, наверняка, и вполне естественно, наводило на определённые мысли.

Ну, что тут поделаешь. Маленький мир. Всё на виду.

Главное, что никто вопросов не задавал — не принято.

И вообще, интересная ситуация, — думал Пашка.

Группа людей, и, надо сказать, достаточно большая группа, оказалась в нестандартных, и даже удивительных условиях.

Вокруг странный, нелепый и опасный мир. И люди, те, что выжили вследствие своей иммунности, наделены странными, иногда нелепыми, а иногда и опасными качествами и способностями.

И что? Кто–то тут пытается построить новое общество? Опираясь на сотрудничество и взаимовыгодные отношения? Опираясь на приобретённые, удивительные таланты?

Нет! И тут, все пытаются жить по старой схеме. Пытаются приспособить часть этого мира к себе. Закрываются от действительности традиционными стенами, защищаются от неё традиционным оружием и строят традиционные взаимоотношения. Карабкаются на вершину человеческой пирамиды по головам окружающих.

Увы. Человеческая закоснелость непобедима. Мерзкая человеческая природа вечно превращает общество в грызущееся стадо павианов. А боязнь и отторжение всего нового не позволяют посмотреть на ситуацию свежим взглядом. Взглядом исследователя и изобретателя…

Впрочем, Бог с ними, с философскими вопросами.

Надо планировать операцию по захвату фермы, спасению огромного количества людей, превращённых в инкубаторы для органов, и уничтожению проходов в этот мир.

В гостиной стало тесно.

Четыре гостя, четыре здоровенных мужика, заполнили собой всё свободное пространство.

Расстелили на столе карту кластера. На листе тщательно прорисованы все складки местности и сама крепость.

Первым делом Пашка спросил:

— Опыт боевого планирования у кого–нибудь есть?

Все молчали.

— Мда… Печально… Тогда следите и ищите ошибки.

Он зачертил пальцем по бумаге.

— Заходим отсюда… все автобусы, и… другое, для людей, оставляем вот тут.

Минуты три объяснял план подхода к ферме и расположение миномётов. Один из гостей пробасил.

— Всё равно нас обнаружат. Такая колонна… Очень заметна, пусть даже и ночью.

— Ты предлагаешь пойти напролом?

Тот пожал плечами.

— Не знаю. Ты у нас стратег.

— Любая предосторожность уменьшает шанс провала.

Выяснили, что на фермерских стенах мало миномётов. Внешники готовились отражать лобовую атаку. Либо тварей, либо людей. Но совершенно не готовы к артиллерийской дуэли не прямой наводкой..

Ещё Скорый объяснил о предварительной обработке внутреннего гарнизона ментатом.

— Когда ментат закончит, по моему сигналу,… А если я не смогу его подать, то по сигналу Ванессы Витольдовны,… Начинаем артподготовку. Распределите точки атаки, или как они там называются, я не артиллерист. Желательно покрыть всю площадь.

— Сделаем.

— На этом всё. На стены лезть, само собой, не станем. Нам нужны открытые ворота. Тут приходится полагаться на помощь изнутри.

Вступила Ванесса:

— После обстрела поверхности, в моём секторе поднимется восстание. Весь обслуживающий персонал моего сектора — наши люди. Мы создали неплохой запас оружия и брони. Практически полсотни вооружённых бойцов там будет. Остальные пятьдесят, это те, кто не успеет восстановиться после изъятия. Половина из них в лежачем состоянии. Остальные передвигаются с трудом и в атаке бесполезны.

— Пятьдесят бойцов это серьёзно. Главное, чтобы они ворота открыли. Потом последовательно уровень за уровнем, сектор за сектором, зачистим всю ферму. Постоянно предлагать сдаться. Пару–тройку мегафонов надо найти. И, желательно, женскими голосами, уговаривать сложить оружие, гарантировать неприкосновенность, гуманное обращение… Ну и всё такое… В любом случае, после зачистки выводим всех за стены, грузим в транспорт и отправляем в Полис. Я остаюсь на ферме для ликвидации портала. Всё.

Танечка подала голос:

— Я останусь с тобой. Тебе будет нужна помощь.

Пашка ухмыльнулся:

— Ты вообще не пойдёшь на операцию. Будешь заниматься подготовкой базы для приёма беженцев. За оставшееся время надо найти армейские кухни и сделать запас воды. В принципе, можно пить из Векселевского фонтана. Кто будет отвечать за размещение и обеспечение беженцев?

Худощавый поднял вверх палец:

— Я отвечаю.

— Тогда так. Берёшь вот этих двух женщин. Одна из которых, вот она, специалист по продовольствию, — он указал на Танечку. — А вторая профессиональный администратор. И полагаешься на их опыт.

Девчонки недоуменно переглянулись. Опыт?

А Пашка продолжал:

— Завтра, с утра, Бабка сведёт вас с главой МЧС. В час «икс» у него надо получить, палатки, походные кухни, одеяла и продовольствие из городского НЗ… Да и вообще, он многое может подсказать. Эмчеэсовских палаток не хватит, поэтому остальные заберёте у Гоги. Они уже подготовлены. Вот примерно так. Что дальше делать, как народ обустраивать, я не знаю.

— Главное, — сказала Мазур, — вытащить людей из этой клоаки. А если вы, Павел, сможете закрыть портал навсегда, то все будут вам благодарны.

Тут влезла Бабка:

— Тут у меня мысль… Точнее вопрос… У нас же ещё три фермы в Улье. Что станет с теми донорами?

Ванесса нахмурилась:

— У тебя есть какое–то предложение?

— Собственно — нет.

— А я думаю, там люди пусть сами разбираются. Дальше тянуть время нельзя. Если мы начнём подготовку по освобождению всех доноров в Улье, то уйдет ещё два года. Нам волокиту разводить нельзя. Никто нас не поймёт…

Помолчала.

— Да и не хочу я спасать турков и индийцев. Я не космополит и не глобалист. Остальных освобождать я отказываюсь. Нам бы со своими проблемами справиться.

— Так. Ладно… Всё? Обсуждения закончили?… Ну, тогда расходимся.

— Подождите, — подал голос Владимир, — я тоже хочу участвовать. Я могу поставить очень мощный щит. Я могу закрыть ментальным щитом очень большую площадь.

— Нет, — не одобрила Бабка, — ты остаёшься здесь и готовишь плацдарм для тяжёлобольных. Ещё вопросы есть? Расходимся.

Когда гости ушли и в гостиной остались одни бригадные, Бабка спросила:

— Так. Скорый. Я так понимаю, что мы с тобой будем глушить вражеские силы?

— Да, Мила. Сядем в броневике и усыпим как можно больше фермеров.

— И ты решил кольнуться спеком, для этого дела?

— Да. Чем больше я успокою этих… Которые за стеной и на стене, тем меньше мы понесём потерь.

— Ты рискуешь, Паша…

— Знаю… Теперь вопрос касающийся фугаса. Владимир, иди сюда. Ты видел портал?

— Ну, да, видел.

— А вы, Игла?

— И я видела.

— Опишите, что он из себя представляет.

— Ну, это такое кольцо…

— Стоп. Про кольцо я знаю. Как выглядит помещение, в котором оно стоит?

Владимир доложил:

— Это комната… ангар примерно пять на семь. Из неё два выхода. Один в кабинет куратора. Второй в складской ангар. Это даже не дверь, это ворота. Оттуда погрузчик заезжает. И ещё рельсы к кольцу портала.

— Зачем?

— Раз в восемнадцать дней вагонетка нагружается контейнерами с органами и отправляется в портал. А оттуда она возвращается с оружием, с патронами, с приборами… С тем, что заказывали в прошлый раз. Иногда приходят специалисты…

— Понятно. Вагонетка большая?

— Это… Это такая платформа с низкими бортами. Она примерно размером полтора на два.

— Так. С этим понятно. Теперь вопрос. Когда следующее включение портала?

Владимир задумался на секундочку:

— Через пять дней.

— По времени, когда открывается окно?

— Обычно ночью. Где–то часа в два. Там, на той стороне, как раз утро.

— Отлично. Значит, надо будет управиться до этого дня. Или в тот же день, но до двух часов ночи. Ладно. Всё. Давайте ужинать, и я пойду отдыхать.

Он устал за день как собака. Раздевался, уже засыпая на ходу.

Подошёл к койке, Танечка подвинулась к стенке, освобождая ему место.

Скорый улёгся и сразу же начал задрёмывать. Но Танечка спросила такое…

— Паша… Я тебе надоела?

Сон, как рукой сняло.

— Таня… Ты… Я не понял…

— Уже дней пять… А то и больше… Ты относишься ко мне без эмоций. Я тебя не чувствую… А сегодня проснулась, а ты на моей койке, отдельно спишь…

— Танечка, зайчик мой… Да ты моя радость… Я просто не стал тебя будить. Ты заняла всю койку, разбросалась… Будить человека нехорошо.

Таня пробормотала:

— Ну, слава Богу. Прорезалось. Теперь чувствую.

— Что чувствуешь?

— Как ты ко мне относишься, чувствую… Паша, ты наверно сильно устаёшь.

— Конечно устаю, солнышко. Особенно после того, как Дар поэксплуатирую. Прямо с ног валюсь.

— Тебе надо полноценно отдыхать. Хоть раз в декаду устраивать выходной…

Тут дверь тихонько открылась и вошла Бабка.

— Паша, ты спишь?

— Нет, Мила, не сплю.

Бабка села на край кровати. Таня поинтересовалась:

— Ты его заберёшь?

— Нет… — горько ответила Бабка. — Мне бы к нему прижаться разок. Я, Паша, по тебе скучаю. Таня, ты не обижайся… Скорый, обними меня.

— Погоди, — остановила её Тьма.

Она перелезла через Дугина, пошла, сняла со своей кровати у окна матрас, вместе с постельным бельём, и положила его на пол. Потом подошла к Пашкиной койке.

— Встань–ка. А ты, — она обратилась к Милке, — принеси свою постель сюда.

Бабка поняла задумку. Быстренько сходила в свою каюту и приволокла свой матрас и всё прилагающееся. Они на пару с Тьмой организовали большое ложе.

— Всё. Иди, ложись посредине.

Дугин улёгся. Справа, повернувшись спиной, головой на его руке, притиснулась Тьма. Слева, обняла его Бабка. Прошептала ему на ухо.

— Надюшку усыпи, как следует. А то она ночью иногда просыпается и плачет. Приходится успокаивать.

Он усыпил.

Всех.

И себя.