Утро выдалось суматошное.

Опять сидели с оружием наготове, ожидая нападения. И снова обошлось.

Таинственный твари, которых так странно называли старожилы — «руберы», «прыгуны», «жруны» и ещё как–то, все прошли мимо в сторону Черновки.

Скорый огорчился:

— Представляю, какой там сейчас кошмар творится.

На что Бабка ответила:

— В Черновке уже всё закончилось. Там рядом ещё один кластер сегодня перезагрузился. Часть Дмитриевки. Народа там мало — сплошь частный сектор, но твари рады любому свежему мясу.

— А ты откуда знаешь? Про кластер.

Она вздохнула.

— Я — сенс.

Уловила скорбный Пашкин взгляд.

— Вот так и живём, Скорый. Курносая вечно за спиной. Тут сдохнуть, как чихнуть.

Потом Пашка пошел к Беде и полечил её ещё маленько. Этого хватило, чтобы окончательно поднять девушку на ноги. Когда размотали бинты, на правом боку осталось только пятно блестящей молодой кожицы.

Поднявшаяся следом Бабка внесла ясность:

— Это уже само через день исчезнет. У нас у всех регенерация повышенная. Никто не болеет. Представляете? Даже насморк невозможно подхватить. Так что, с «больничными» тут — ой, как туго.

Потом скомандовала Беде:

— А тебе, девушка, хватит валяться. Вставай, давай. Поможешь мне.

Беда медленно, осторожно села на кровати. Пошевелила плечами, приподняла руки.

— Вроде, нормально…

Бабка подала ей футболку.

— Прикройся, звезда. Не свети персями перед мужиком.

Беда покраснела и быстро натянула футболку, спрятав свои мелкие сокровища.

— Так, Скорый. Тут сейчас полный стриптиз будет. Так что — иди вниз. Там, за домом — сарай. В нём ручной насос на скважине. Накачай в бак воды. А я — на чердак. Крикну, когда хватит.

Пашка пошёл качать воду.

В гостиной, рядом с кучей трофейного шмутья, сидел Шило и прощупывал одёжку.

— Есть что? — спросила сверху Бабка.

— Четыре чёрные и три красные. Плюс кисет с горохом, плюс споранов почти десяток.

— Неплохо, неплохо.

— И это, я только начал.

— А где Короткий?

— В гараже, прицеп перетрясает. Там дрон что–то пробил.

Спустилась одетая и причесанная Беда. Поздоровалась. Пошла на кухню.

Начался очередной день.

Скорый накачал воды, пока Бабка не крикнула из чердачного окна.

— Всё, Скорый! Полный бак.

Зашёл в гостиную. Сверху спустилась глава «банды».

Из кухни выглянула Беда.

— Бабка, а что в большой кастрюле варится?

— Это выварка.

— И что в ней?

— Камуфляж и обувь… Да не смотри ты так. Я не собираюсь вас ботинками кормить. Просто дезинфицирую.

Скорый пошёл в гараж, поближе к технике.

У закрытых ворот гаража стоял генератор с самодельным, большим, бочкообразным глушителем и тихо шелестел.

Внутри под потолком висела лампочка, а Короткий, в сварочной маске, искрил на прицепе электродом.

Пашка подождал пока тот закончит и спросил:

— Может помочь чего?

— Нет. Я уже всё… Дроны. Покалечили переднее колесо.

Скорый поинтересовался:

— А зачем колесо на дышле? Тем более, оно грунта не касается.

Короткий пошел к багги. Скомандовал:

— Подёргай фаркоп.

Пашка подёргал.

— Ну, и что?

Короткий дёрнул за рычаг под сиденьем.

— А теперь.

Пашка потянул и легко извлёк всю полуметровую железяку. Догадался:

— Так это же — аварийный сброс!

— Ну, да. Жизнь дороже, чем груз. Мы уже раз десять так уходили. Четыре прицепа потеряли.

— А почему четыре? А остальные — что?

— Остальные забрали, когда вернулись. Мы, когда потеряли первый… То прицеп стали минировать.

У Скорого челюсть отвисла.

— Так мы что?… Мину с собой возим?

— Ай, не волнуйся. Там вполне надёжная схема. Трёхступенчатая система безопасности.

— И как оно? Помогает?

Короткий усмехнулся.

— Первый раз, с миной, мы уходили от банды «Холода». Прицеп отстегнули, глушак открыли, по педалям и оторвались. Я назад в бинокль смотрю — эти чудики обрадовались. Окружили нашу «неваляшку», брезент отстегнули. Тут и сработало.

— И хорошо сработало?

— Две трети банды погибло. Больше двадцати человек. Остальные покалеченные. Мы вернулись, почти всех добили. Троим дали убежать. Специально.

— Информация для народа?

— Ну, да. Второй раз такая же история с мурами. Там ещё смешнее. Они прицеп подкатили к колонне. И там начали его распаковывать… БМП и штуки три самодельных броневика превратились в хлам. Нас, после этого, надолго в покое оставили.

— А третий раз?

— А третий раз тоже муры. Расстреляли сброшенный прицеп из пулемета. Но взрывчатка, само собой, не сработала. Они отправили одного посмотреть. Раба, наверно. Ну и садануло. Мы в тот раз полный кузов тушёнки везли. Ты когда–нибудь видел дождь из тушёнки? Вот… А мне довелось.

— Понятно, — покивал Скорый. — А третье колесо для устойчивости?

— Да. Так меньше вероятности опрокидывания.

— Слушай, Короткий, а ты кем был до… Ну… До того.

— Педагогом. Преподавателем математики.

— А покажи–ка глушитель.

— Смотри, — пожал печами Короткий.

Пашка спустился в смотровую яму.

— И как тут?

Короткий опять подошёл к месту штурмана и потянул за что–то. Вдоль по газоотводу скользнул длинный, на полметра, хомут, открывая сектор с отверстиями.

Пашка вылез из ямы, отряхнул ладони.

— Умно, умно. Надеюсь, про педали ты говорил иносказательно.

Короткий хохотнул.

— Вовсе нет. Пошли.

Извлёк из–под сиденья редуктор с гидравлическими шлангами. И, главное, с педалями, как у велосипеда, только мощнее. Вставил штифтами в тройку углублений в днище.

— Видишь? Настоящие педали.

— Это… В расчёте на вашу с Шилом мощь?

— Конечно. Я приседаю со штангой триста восемьдесят кило. А Шило за четыреста. Не знаю, сколько точно. Тяжелее штанги не нашли. Это около тридцати лошадей добавляет.

— И это всё твои задумки?

— Ну не Шила же, — усмехнулся Короткий.

— У меня, кстати, тут мысль появилась, — заинтриговал Скорый, — насчет снайперки твоей. Кстати, а что это за зверь?

— Аэсвэкашка. Двенадцать и семь. А что за мысль?

— А насчёт отдачи.

— Да… — покивал Короткий, — бьёт, как лошадь копытом.

— Давай изобретем дульный тормоз поэффективней. Бумага тут есть? Вот смотри, что я придумал.

И они полезли в технические дебри.

Дверка гаража открылась и Машка–Беда позвала.

— Парни, пошли завтракать.

В гостиной разливался аромат жареной колбасы.

Беда выкатила сервировочный столик с большой кастрюлей и со сковородником. Разложила всем толчёной картошки и обжаренной копчёной колбаски.

Шило понюхал, попробовал и попросил у Бабки:

— Бабуль, давай её сагитируем в команду.

— Попозже, — ответила Бабка. — Месяца через два, когда у неё организм заматереет — тогда можно будет попробовать.

Шило огорчился:

— Это долго… — и, с совершенно серьёзной физиономией, предложил:

— Слушай, Беда, выходи за меня.

Машка царственно вздёрнула конопатый носик, приподняла бровки, и вальяжно ответила:

— Мне надо подумать.

Все прыснули.

— А где картошки взяла? — поинтересовался Короткий.

— В подвале. Она там почти вся подрябла. Но выбрать немного удалось.

 

* * *

И тут Бабка снова насторожилась:

— Суки. Пожрать не дадут…

— Что? — выдохнули одновременно мужики.

— Вроде рубер. А может и элитник. Здоровый.

— Может мимо пройдёт? — понадеялся Шило.

— Нет, мальчики, он сюда прёт, тварь безмозглая. С кухонными ароматами мы явно переборщили.

— Сколько их? — снова уточнил Шило.

— Один, как ни странно… Прихрамывает. Беда, быстро в спальню. И сиди там тихо. Поняла?

Броню одевать не стали. Короткий и Шило присели с оружием у приоткрытых окон гостиной. Скорый с АСВК собрался подняться на второй этаж к коридорному окну.

Вниз по лестнице скатилась Машка–Беда. Глаза выпучены. Рот открыт. Дышит напугано–тяжело.

— Там… Там крокодил… На ножках… Здоровенный.

— Я тебе сказала — наверх! — рявкнула Бабка. Беда тут же исчезла в спальне.

Павел поднялся на второй этаж, осторожно выглянул из окна.

Метрах в двухстах, по полю не спеша приближался монстр. Чудовище. Голова примерно на уровне второго этажа. Вытянутая морда и правда походила на крокодилью, но было в ней что–то человеческое. Глаза, посаженые близко, смотрели вперёд из углублений костяного шлема, придавая этой харе осмысленное выражение. Между глаз чернело носовое отверстие, как на человеческом черепе. А челюсти, безобразно вытянутые вперёд, были усеяны не вмещающимися в пасть, акульими зубами.

Гипертрофировано мускулистое тело, укрывалось за броневыми пластинами. Правда — неплотно прилегающими. Правая лапа заканчивалась чем–то вроде клешни с заострёнными концами, явно колюще–режущими. Левая, оснащённая мощными когтями, свисала ниже колен, иногда касаясь травы.

Монстр шел на задних лапах, похожих на обмускуленые куриные, припадая на одну. На ней, сзади, чуть ниже колена, был выдран большой кусок мяса.

— Господи! Это кто же на «такое» отважился напасть? Что, бывают твари, ещё страшнее этой? — подумал Скорый. Чуть оттянул затвор и убедился что патрон в казённике.

— Ну, в глаз, так в глаз, — пробормотал он.

Открыл оконную створку. Плотно прижал приклад к плечу. Поймал в перекрестие черную точку внутри глазницы. Выдохнул:

— Поехали.

И нажал на спуск. Гулко ахнуло. Загуляло эхо.

Зверюга резко остановилась, дёрнув головой назад. Опустилась не четвереньки, постояла так, покачиваясь, и шумно рухнула набок.

— Всё, что ли? — спросил удивлённо Пашка сам себя.

И, со стволом на плече, спустился вниз.

Бабка, бледная как полотно, сказала.

— Так. Сидим, ждём. Сопровождения у него нет. Но даже тяжело раненный, он опасен.

Павел подошел к приоткрытому окну, забрал у Короткого АКМ, перещёлкнул на одиночные, приложился и всадил пулю во второй глаз страшилища. Тот даже не дёрнулся.

— Остыл, — торжественно объявил Скорый.

Все долго молчали. Павел ждал какой–то команды, но, так и не дождавшись, спросил:

— А их едят?

Бабка сорвалась, и метнулась в туалет.

Шило возмутился:

— Скорый! Ты, бля, находишься в приличном, мать твою, обществе! Мы тут все — культурные, сука, люди! Это ладно, что ты Новик… Но больше такой хреновины никогда, нигде не спрашивай! Никогда! И нигде!

Скорый удивился:

— А что такого–то. Крокодилов, и тех едят.

Со второго этажа спустилась Беда.

— Ну, что? Всё?

— Да, золотце, всё, — успокоил Пашка.

Шило возмущенно открывал и закрывал рот. Слов не находил.

Короткий уточнил:

— Ты понимаешь, что это, — он ткнул за окно, — бывший человек?

До Скорого дошло.

— Да… Ну, ладно… Извините…

Из сортира вернулась зеленоватая Бабка.

Тут Беда посетовала:

— Завтракать остывшим придётся.

Все оценили двусмысленность этой реплики. Особенно Бабка. Она снова умчалась в клозет.

Беда испуганно посмотрела вслед.

— Я что–то не то сказала?

— Да нет. Всё нормально, — лицемерно успокоили её.

— Ну, так пошли, поедим. Пока не совсем остыло.

И они, вдвоём со Скорым, пошли завтракать.

Пашка не чувствовал каких–то неудобств от того, что чуть не съел бывшего человека. Охота, она и есть охота. А что трофей — несъедобен… Ну, так чего огорчаться?

Сели за стол, ждали остальных.

— Ну, чего они?! — обиделась Беда. Встала, чтобы подогнать опаздывающих.

— Не надо, Машенька. Давай без них начинать. У них там дела. Кушай.

И они заметали картошку с колбасой.

Вот аппетит тут у всех был отменный. Ели все за троих. Куда только всё уходило — непонятно.

Подтянулись оставшиеся.

Бабка покашляла, положила локти на стол. Тяжко вздохнула.

— Я думала, что только сама умею пошло шутить.

— Да ладно вам, ребята. Ну что вы. Я же не знал. Ну, прости Бабка. Ты же сама понимаешь, что я не со зла. Прости.

— Да ладно, — вздохнула та. — Жрать–то всё равно хочется. Живот подвело.

И застучала ложкой. Ела и говорила.

— Ты ведь в одну секунду для меня героем стал… С одного выстрела упокоить элиту, и немаленькую, это знаешь ли… А потом такое брякнул, что весь героизм сразу… Мда…

— Да зачем мне этот героизм? Местечко тут у вас… то есть, у нас, страшненькое. Тут главное — выжить. А без героизма, это легче удаётся.

Короткий покивал.

— Это точно.

Закончили завтрак и бабка приказала:

— Пошли добычу потрошить. Кстати, Беда, тебя это тоже касается. Посуду потом помоешь. Пустую кастрюльку возьми.

Вышли во двор. Шило нёс тесак, с локоть. Мачете. Бабка сощурилась. Посмотрела на тушу.

— Да. Готов.

Крепыш Шило подошел к «элите» с затылка и засунул нож между пластин. Скрипнуло железо по кости. Беда поморщилась, отвернулась. Короткий уцепился за затылочную броню и потянул на себя, а Шило подчикивал её снизу, увеличивая площадь разреза.

Отодранную пластину отбросили. Шило полоснул по затылку ещё раз, там, где виднелись две доли нароста, похожего на крупные дольки апельсина.

Бабка ещё раз сказала Беде.

— Смотри, девочка, тебе это может очень пригодиться.

Шило засунул руку в рану и прищурив один глаз что–то там сосредоточенно нащупывал.

Потянул. Вынул горсть серого вещества с контрастными черными и белыми прожилками, высыпал это в подставленную кастрюлю. Полез ещё. И так четыре раза подряд. В конце концов трёхлитровая кастрюлька наполнилась почти доверху.

— Всё, — объявил Шило. — Пусто. А остальное стерво куда девать будем?

— Переднюю часть взвалим на прицеп. Задница пусть волоком. И отвезём вон туда. Там овражек. — предложил Короткий.

Скорый полюбопытствовал, ткнув в кастрюльку:

— А это что?

— Сейчас посмотрим — что там, — ответила Бабка. Распорядилась:

— Давайте, займитесь дохлятиной. А мы с Бедой отсортируем. Ты, Беда, как?

— Вроде, нормально… — ответила слегка растерянная Маша. — Я как–то… Не воспринимаю «это», как живое.

И все занялись делом. Каждый своим.

Короткий выгнал машину с прицепом, поставил рядом с трупом.

Они вдвоём с Шилом, закинули тварь грудиной в кузов. Ну, и Пашка немного помог. Хотя, какой из него помощник этим двум подъёмным кранам.

Ехали потихоньку. Шило спросил:

— А вы обратили внимание — выходного–то отверстия нет. Пуля изнутри затылочную кость не пробила. Отрикошетила. Погуляла в черепушке. Наверно все мозги, бля, в кашу.

Все очень мудро, со знанием дела, покивали.

Когда свалили тушу в овраг, Пашка поинтересовался.

— А вот эта броня на нём… Она крепкая?

Короткий ответил.

— Пока тварь живая — очень крепкая.

Шило добавил.

— На живых тварях эти пластины и из «крупняка» иногда не пробивает. Я видел, как в элиту, — глянул оценивающе на дно оврага, — раза в два крупнее этой, танковый снаряд попал. С ног, правда, нахрен смело. Но ведь живая осталась, скотина! Опять вскочила, и пушку у танка в узел завязала.

Пашка–Скорый охренел.

— Что, прямо в узел?!

— Ну, не в галстук бабочкой конечно, но скрутила, как пластилиновую.

Короткий подтверждающе покивал.

Шило продолжал:

— А вот с дохлых снимать бронь бесполезно. Я же понимаю, зачем ты спросил.

Короткий добавил.

— Все свойства теряются.

И они поехали к коттеджу.

Павел, в отличие от старожилов, не чувствовал страха от встречи с опасным зверем, так же, как и какого–то восторга от победы над ним. Как корову завалил. Ну, может так, небольшое удовлетворение от точного выстрела. Но никакой эйфории. Поэтому его несколько смущали настороженные взгляды членов бригады.

Как только вошёл в помещение, Бабка его спросила:

— Ты как?

Тот пожал плечами.

— Нормально.

Шило предположил:

— Новик ещё. Он нихрена не понял — в кого стрелял. Вот пооботрётся, тогда… Я лично чуть в камуфляж не наклал.

Пашка только недоумённо пожал плечами. А что он мог сказать?

На полировке большого стола, стоящего посреди гостиной, лежало шесть кучек шариков разного размера и цвета.

— Беда, Скорый, идите сюда, — позвала Бабка.

Все сгрудились вокруг неё.

— Лекция? — спросил Шило.

— Да… Вот. Смотрите, новички. Вот это, — она указала на три кучки крупных катышей, — Жемчуг. Смотрите и запоминайте. Из убитого элитника нам досталось,… — подумала, и, кивнув на Пашку, исправилась — тебе досталось… одиннадцать чёрных жемчужин, четыре красных и две зелёных. Очень удачный элитник.

Пашка по прежнему недоуменно смотрел на это «богатство».

— И что?

Бабка продолжила:

— Красный жемчуг, при приёме внутрь, часто… примерно в каждом пятом случае, даёт новый дар. И всегда… Всегда, усиливает тот, что уже есть. Черный жемчуг… это русская рулетка. Свойства — такие же как и у красной, даже помощнее, но есть большая вероятность, что скушав это сокровище, станешь квазом. Кваз, это то же самое, что тварь, но не потерявшая… Э-э…

— Личности, — подсказал Короткий.

— Да. Если встретишь тварь, прилично одетую и вооружённую. Это — Кваз. Не стреляй. Квазы никогда не работают на Муров и, тем более, на Внешников. За много лет тут был только один кваз, который состоял в банде. Да и ту он сам организовал. Некоторые сознательно становятся квазами. Они намного сильнее, быстрее… И дар у них намного мощнее, чем у людей. Так проще выжить. Понятно?

Новички кивнули.

Бабка завернула жемчуг в бинт, подала Пашке.

— Спрячь.

— А от красных никаких последствий? — спросила Машка–Беда.

— Особенных — никаких. Слабость, сонливость на час–два и всё. Идём дальше. Зелёная жемчужина, очень редкая и поэтому дорогая. Она… Она каким–то образом объединяет человека и Улей. Ну, когда её съешь, конечно. Простой человек, становится сенсом. Тот, кто уже сенс, увеличивает дальность…

— Обзора, — подсказал Короткий.

— Да, верно. И начинает видеть лучше мелкое. Я лично уже съела четыре таких, и потому вижу… чувствую… примерно на километр. Или чуть больше.

Пашка спросил:

— То есть, если я проглочу эту, брр, какашку, я стану сенсом?

— Да.

— А если ты проглотишь, то что?

— То круг видимости увеличится примерно метров… на полкилометра.

— В радиусе, — уточнил Короткий.

— И начну различать детали ещё точнее.

Пашка предложил:

— Тогда давай так — тебе одну, и мне одну. Их же две.

Бабка нахмурилась.

— Ты не представляешь, что предлагаешь. «Зеленка» — огромная ценность. За неё можно пару танков купить.

— Три, — поправил Короткий.

Шило взвился.

— Бабка! Не дури! Ешь, бля, пока дают!

Все замолчали, глядя на Скорого.

— А чего вы уставились? Я не передумаю. Это же рационально. В группе будет один сенс мощный и один на подхвате.

— Ты всё равно уйдёшь из группы, — вздохнула Бабка.

— Господи! Ну, что вы все заладили — «уйдёшь», «уйдёшь»! А если я не хочу уходить?

Короткий посмотрел на Бабку, на Пашку…

— Если ты останешься в команде… Тогда рациональней обе Бабке скормить.

Пашка подумал.

— А что. Это мне кажется правильным.

Шило затолкал Бабку в бок:

— Давай, ешь быстро. Глотай, давай. Давай, ешь, тебе говорю.

— Да отстань ты! — Рявкнула Бабка. Потом Пашке — Ты хорошо подумал.

— Ну, так — сама прикинь… Это же действительно — рационально.

— Я про то, что ты остаёшься с нами…

— Ну… Мне тут, пока, нравится. Ваше отношение к жизни и к людям мне нравится… Как ты думаешь, Беда, мы с ними останемся, или как?

— Я бы осталась.

— Ну, значит решено.

Шило опять затряс Бабку:

— Ешь давай. Если обе дают — глотай обе. Быстро.

— Отстань! Две сразу нельзя. Я же сутки валяться буду.

Пашка молча пододвинул по полировке зелёные катышки к Бабке.

Та вздохнула:

— Шило, принеси воды.

Стакан воды, как по волшебству, оказался перед ней.

Бабка взяла одну жемчужину, подержала на ладони, закинула в рот и отпила из стакана.

Все внимательно смотрели. А Шило встал у неё за спиной.

Женщина постояла, закрыв глаза, покачнулась, опёрлась на подставленную Шилом руку. Тряхнула головой.

— Всё.

— Ну? И как? — глядел во все глаза Пашка.

— Результат — через пару часов, — просветила Бабка.

Вторую зелёную жемчужину она завернула в бинтик и положила в нагрудный карман.

— Ну, давайте дальше. Рассказывайте, — попросила Беда. — Так интересно!

Бабка вернулась к лекции:

— Вот это, — она указала на серые шарики, — спораны. Это наше всё. Это наша жизнь. То, что мы все пьём из фляжки, это вот — они. Без живца человек живет в Улье три дня. Потом ещё три дня — существует. Потом — конец. Понятно?

— А?.. — протянула вопросительно Мария.

— Сейчас покажу. У меня в рюкзаке водка. Сейчас принесу.

Пашка остановил:

— У меня два литра во фляге. И две полторашки спирта.

Отошел к своему сидору и достал флягу с водярой.

— Учитесь, ветераны, как надо запасаться, — усмехнулась Бабка.

Она принесла две литровые кружки. Налила в одну водки, бросила четыре серых шарика. Спораны мгновенно растворились. Раствор помутнел.

Накрыв вторую кружку тампоном, свернутым из ваты и марли, она перелила раствор в чистую посуду. Комментировала:

— На литр водки, четыре спорана. Понятно? Цедить осторожно. Вот это, — она ткнула пальцем в хлопья на марле, — яд. Потом живец можно разбавить, но мы пьём так. Спиртное на организм иммунных действует слабо. Зато этот…

— Эффект, — подсказал Короткий.

— Да. Эффект круче.

Взяла со стола пакетик, отсыпала из него в кружку щепоть белого порошка.

— Ванильный сахар. Чтобы было не так противно. Гадость, блин, несусветная.

Когда закончили пополнять запасы живца и разливать его по фляжкам, использовав и Пашкину добычу, и ту, что нашёл в одежде Шило, лекция продолжилась.

— Вот это — горох.

— Похоже, — потрогала жёлто–коричневые мелкие шарики, Беда.

— Эти можно растворять в спирте, в водке и ещё в уксусе. Потом уксус гасят содой и пьют. Раствор тоже надо обязательно отцеживать.

— А что они дают? — спросил Скорый.

— Это — чистое развитие дара. Ты пьёшь раствор гороха, — дар усиливается… Беда, деточка, помой кружечки.

Машка быстренько убежала на кухню, погремела в раковине и вернулась.

— Рецепт — тот же самый. Только на литр водки кладём уже десяток горошин. У нас тут четырнадцать, поэтому…

Шило остановил:

— У нас ещё есть.

Вытащил из своего рюкзака пластиковый контейнер, выгреб горсть катышей.

Бабка начала химичить.

Когда закончила, перелила часть раствора в Пашкину флягу из–под воды.

— Это тебе… Дар Знахаря — это серьёзно. Будешь развивать. В день три раза по глотку. Небольших. Перед едой. И пару глотков в день живца. Не больше. Это, как ни крути, всё же — яд.

— Теперь вот это красота.

На столе осталась горсть переливающихся янтарных бусинок, нанизанных на хрустальную паутинку.

— Как тебе, Беда?

— Красивые… Из них украшения делают?

— Нет, Беда. Из них делают Спек.

Ветераны заулыбались, одобрительно закивали.

— Спек, это вещь. Спек это… Ммм, — заблажил Шило.

— Спек, — перебила Бабка, — это наркотик. Раствор «янтаря». Доза спека, вколотая внутримышечно, делает иммунного — сверх–человеком. Сила, скорость реакции, скорость передвижения, скорость… Ээ…

— Обработки информации, — снова подсказал Короткий.

— Да. Один иммунный, под «спеком», может биться против двух десятков обычных. Короткий, у нас шприцы где?

— Сейчас принесу.

Он притащил медицинский саквояж. В металлическом контейнере лежали два ряда пустых инсулиновых шприцов по кубику. Штук двадцать.

Бабка взяла шприц.

— Вот. Один кубик такой дряни может спасти умирающего. Под спеком, можно прожить сутки даже без внутренних органов. Ну, конечно, кроме сердца и лёгких. Но эта гадость вызывает привыкание. Увы. Так что…

Шило встрял:

— Я один раз в полной жопе оказался. Если бы не это, — он кивнул на янтарь, — то уже отдыхал бы на том свете. Помнишь, Бабка?

— Даже и вспоминать не хочу.

— Ей тоже тогда досталось, — объяснил Шило. — На спеке и выбрались.

— А как его растворять? Тоже в водке? — спросила Беда.

— Да. Лучше всего в водке. Но можно и просто в дистиллированной воде. Можно и просто так есть, но эффект раз в пять ниже. Ну что, — повернулась к Скорому, — делаем раствор?

— А что ты у меня спрашиваешь?

— Это твой янтарь.

— Давай по–другому, — раздражённо остановил Пашка, — это наш янтарь. Мы же вроде договорились, а ты снова…

— Ну, ну. Не кипятись. Согласна — мы договорились. Работаем.

Шило потёр руки.

— А неплохо мы прибарахлились. С такой–то, бля, командой мы… О–го–го.

Каждый из группы достал из–за пазухи пластмассовый пенальчик, подвешанный на шнурке на шею, и вложил туда наполненный шприц. А Короткий вынул из своего рюкзака ещё пару пеналов и отдал новичкам.

— Это на совсем–совсем крайний случай, — объяснила Бабка.

Беда спросила:

— А теперь что?

Бабка опять решительно закомандовала:

— Так. Шило, Короткий, отожмите бельё… Только не так, как прошлый раз! Беда, развесишь всё на чердаке. Ботинки над бойлером повесь. Я бойлер затопила, сегодня вечером все нормально помоемся. После белья, переберём трофейное оружие, почистим. Проверим броники, каски. Завтра с утра определимся, кому что. Перетрясём прицеп.

Шило перебил:

— Там налокотников и наколенников куча.

— Всё это проверим. У муров всегда есть ночники. У наших усопших друзей были?

— О-о! Да! Четыре штуки, — радостно отрапортовал Шило.

— Получается — всем, кроме Беды. Чёрт! Можно ведь будет и ночью ездить… Ну, ладно. Завтра с утра одеваем высохшую трофейную камуфляжку. Там, кстати, у них один мелкий засранец был, как раз под размер Беды… Ближе к полудню — выдвигаемся на чёрный остров. Всё. За дело.

Короткий подозвал Пашку.

— Шило там сам с бельём управится. Стволы они с Бабкой и Бедой почистят. А нам надо где–то пятого в машине устроить.

— Беду, что ли?

— Посмотрим. Да, кстати, подожди здесь, я сейчас.

Он вернулся через пару минут с рулеткой. Пошел на кухню, где Беда с Шилом занимались бельём.

— Беда, повернись спиной.

Короткий приложил рулетку к девушке сзади, пониже спины.

Беда подскочила, как ужаленная. Повернулась покрасневшая.

— Вы чего?! С ума сошли?!

— Не дёргайся, дай я тебя замерю, — приказал Короткий. — Поворачивайся.

Машка терпеливо стояла, пока два мужика замеряли её корму. Короткий почесал переносицу.

— Тридцать два… Мда… Четыре сантиметра лишних. Посредине не войдёт.

Павел добавил:

— Так она со временем может ещё раздаться. Это тоже надо учитывать.

— Ничего я не могу раздаться! С чего вы взяли? — возмутилась Беда.

Мужики не отреагировали. Молча ушли в задумчивости.

В гараже Короткий сел на табуретку, в позе Роденовского мыслителя.

Скорый попросил:

— Опиши проблему.

— Смотри. У нас есть место только сзади. Потому что Шило сидит слева, за Бабкой. За спиной у него бронепластина. Так он прикрывает Бабку сзади. Водительское сиденье — это броневой полукокон. Я сижу справа, и с этой стороны прикрываю Бабку. У меня за спиной тоже броневая плита и за пассажирским ещё одна. В случае чего, я веду огонь вперёд и в правый сектор, Шило — в левый. Но в основном нас обстреливают сзади. Если посадить девочку сзади меня, то тебе место только в багажнике. Но я хотел бы, чтобы и ты мог подключиться к педалям. И кроме того…

Пашка ждал.

— Кроме того, я вот тот Корд, — он ткнул под днище прицепа, — хочу поставить на крышу. А ты у нас главный стрелок. Человек с таким талантом за Кордом, это… Это очень, очень серьёзно. Ну, пулемёт, это в будущем, когда на остров приедем. Мастерская у меня там. В то же время, Беду желательно посадить в салоне. В заднем отсеке слишком опасно. А отсек бронировать, это утяжелять конструкцию… Вот такая задача.

Пашка тоже задумался.

— А много ли я добавлю мощи на педалях?

— Не думаю, что много.

— Тогда меня в задний отсек, за спину Беде. А вращающееся пулемётное гнездо — надо мной… Или так — я сижу за Бедой, а пулемёт за Шилом. А когда надо стрелять, я перехожу на правое место. Кроме того там сиденья не нужно. С этой дуры лучше стрелять стоя.

— А что, — согласился Короткий, — это мысль.

— Слушай, Короткий, а вот этот… Корд, одиночными бьёт?

— Ещё как бьёт… — усмехнулся, — Оптика–то у него для чего? Но нужен навык. Нажал коротко и резко отпустил, вот тебе и одиночный.

— Да. Это хорошо. Это я отработаю.

— Ну ладно. Делаем, — продолжил Короткий. — Сейчас надо где–то пластиковое кресло найти. Или другое, но полегче.

— Пойдём, покажу, — предложил Пашка и повёл Короткого в кабинет.

— Это, что ли? — Короткий оглядел офисное вращающееся кресло.

— Ну.

— А что. Давай попробуем.

И поволок кресло в гараж. Рассуждая по дороге.

— Это получится что?… У нас с правой стороны ты и Беда. В случае чего, сзади ты с Кордом. Слева — держит сектор Шило. Впереди — я. А что! Неплохо получается! А ну, позови Беду.

Пашка привёл Марию, и они долго над ней экспериментировали, заставляли сидя на кресле — и пригибаться, и вскидывать АКМ вправо, и привставать. Наконец нашли нормальную высоту, наклон спинки, место для коленок и отпустили девушку.

К вечеру, сиденья были переделаны и забронированы со спины листами жести в несколько слоёв.

— Временно, — сказал Короткий.

Ещё Пашка разрезал свою шубу и сшил, применяя сапожное шило и суровые нитки, ворсистый чехол на Бабкино сиденье. Объяснил Короткому.

— А то обидится ещё женщина. Беде–то вон, какой комфорт создали. Так пусть и атаман тоже на мягком…

— Она не атаман. Она руководитель группы. Начальник. Шеф. Босс. Патрон. Но не «атаман». Ты её ещё «главарём» назови, — пристыдил Пашку Короткий.

Потом они набросали схему пулемётного гнезда и систему складывания самого пулемёта. Так, чтобы он не торчал на виду, как бельмо.

На сон грядущий Бабка заставила Скорого, как и всех, проглотить красную жемчужинку. Не разжёвывая, целиком. И запить раствором гороха. После этого Пашка напрочь отрубился на своём диване.