Ночь Виктор провел у Ани в квартире. Она постелила ему на диване в гостиной.
На утро Виктор отправился в редакцию журнала «Искусство для искусства» — его адрес и выходные данные были указаны мелким шрифтом на обратной стороне Аниной изуродованной фотографии.
Ане не стала его отговаривать. Пока Виктор узнает в редакции, кто бы мог запечатать в конверт картинку, она увидится с этим человеком сама. Ей хотелось съездить на дачу к великому художнику одной.
В сердце ее бушевала ярость. Как посмел этот мальчишка направлять ей подобные послания? Да что он воображает о себе — великий художник!
Аня позвонила Наташе и поинтересовалась, как идут дела. Дела, по словам подруги, шли отлично. Алик изучает проспекты туристических агентств.
— Как мне разыскать твоего приятеля Женю?
— Какого Женю? — Наташа отвечала откуда-то из-за облаков.
— Фотохудожника.
— Ах, этого Женю. Постой, так он же сам тебя разыскивал. Сказал, что ты что-то у него забыла. Ну да, с неделю назад он позвонил и потребовал твой адрес.
— И ты дала?
— Зачем это? Домашнего не дала. Но он так настаивал, что я упомянула о твоей аптеке. А он разве к тебе не заезжал?
— Мне ничего не передавали.
— Странно, очень-очень странно, — произнесла Наташа мечтательным голосом.
— Наташа, дорогая моя. Я очень рада, что дела у тебя идут отлично. А вот у меня не очень. Поэтому, пожалуйста, спустись на минутку ко мне на землю и скажи, где я могу найти Женю.
— А при чем здесь этот Женя?
— Где он?
— И ты мне ничего не расскажешь? — в голосе Наташи послышалась детская обида.
— Нет, — отрезала Аня.
— Вообще-то у меня есть его телефон. Можешь записать. Но работает он обычно на даче. Адрес ты знаешь. — Наташа обиделась.
Записав телефон, Аня с досадой повесила трубку. На примере Наташи она имела возможность лишний раз убедиться, как счастье оглупляет людей.
По означенному номеру Ане вкрадчивым и нежным голосом Жени пропел автоответчик:
— Привет, крошка. Подойти никак не могу, у меня полно работы. Если тебе не с кем поболтать, дождись длинного гудка.
Аня еще раз хлопнула трубкой по корпусу телефонного аппарата. Тот жалобно звякнул. Сначала Наташино праздное любопытство, потом механическая фамильярность автоответчика вывели Аню из себя.
Из дому она выбралась во второй половине дня. Езда по мокрой дороге заставила ее успокоиться и сосредоточиться. Она не могла не признать, что Женя имел все основания отомстить ей — ведь она сожгла его негативы, его работы. Между прочим, если она их сожгла, откуда же взялась эта фотография?
Когда Аня въехала на территорию небольшого дачного поселка, повалили хлопья снега. Ее ветровое стекло мгновенно залепило, дворники почти не справлялись с мокрыми белыми комьями. Аня сбавила скорость и до боли в глазах всматривалась в снежную пелену. Впору было пожалеть о своей горячности. Лучше бы ей сидеть дома, в тепле и попытаться простить Женину мальчишескую выходку.
В окнах домов, мимо которых она проезжала, свет не горел. Ни одной живой души по дороге ей не встретилось. Аня ощутила себя затерянной среди снежной бури.
Точно так же никаких признаков жизни не было заметно в деревянном доме, где она провела последнюю солнечную неделю осени. Где она словно впала в странную дремоту и где у нее появилось впечатление, что крови в ее теле все меньше и меньше.
Аня остановилась у калитки. Та была распахнута и скрипела на ветру.
Ане стало не по себе. Когда цель ее была уже почти достигнута, ей внезапно расхотелось пожинать плоды своих усилий.
Ну что такое она может сказать Жене, чтобы это его поразило? Кажется, внешний мир совсем не заботит его, проявления реальности — только материал для его черно-белых картинок. Тем более что сделанного не воротишь. Фотография напечатана, а глупую выходку с проколотыми глазами можно простить. И потом, разве она сама нисколько не виновата? Пора научиться нести ответственность за собственные поступки.
Аня шагнула за калитку во двор. Снег проваливался у нее под ногами, налипал на подошвы сапог. Ветер беспрестанно менял направление, снег валил как из ведра, падал Ане на лицо, забивался под воротник пальто.
То, что в окнах дома света нет, еще ничего не значит. Женя скорее всего в лаборатории, среди своих проявителей и закрепителей. У него же полно работы.
На стук никто не ответил. Из лаборатории стука скорее всего не слышно.
Аня отворила дверь и вошла в дом. Из-под двери лаборатории, куда вела крутая лестница вниз, видна была красная полоска света.
Еще не успев как следует испугаться при мысли, что осталась совершенно одна в безлюдном заснеженном дачном поселке, Аня вздохнула с облегчением при виде этого признака жизни.
— Женя! — позвала она, но никто не откликнулся. Ей не хотелось врываться в лабораторию без предупреждения, гнев ее сменился смущением.
Она постучала в дверь. За ней стояла тишина.
Может быть, Женя заснул, подумала Аня.
Спал он или нет, но ей ничего другого не оставалось делать, как войти в маленькую подвальную комнату, заполненную пленками, химикатами и прочими аксессуарами быта фотохудожника.
Резкий запах фиксажа ударил Ане в ноздри. В комнате царил беспорядок. Ванночки с растворами были опрокинуты, повсюду растеклись лужи.
Под беспорядочно сваленными в кучу фотографиями, скорчившись в неестественной из-за связанных рук позе, лежал Женя. Голова его была запрокинута, волосы падали на лицо. В безжизненных глазах отражался свет красной лампы. Великий художник был отчетливо мертв.
Машинально Аня попыталась разыскать пульс на хрупком запястье. Кожа была теплой, но пульс не прощупывался. Аня потрогала фотопленку, прикрепленную к веревке для просушки. Она была еще влажной.
На мгновение Аня потеряла ориентацию. Если пленка еще не высохла, значит, она разминулась с убийцей в несколько минут. А что, если убийца все еще в доме?
Аня задержала дыхание и прислушалась. В доме стояла гробовая тишина.
«В контейнере для мусора появилось еще кое-что, — понеслись Анины мысли со скоростью снежного вихря, — новые поступления. Сначала муж, теперь фотограф». Чего этот маньяк добивается от нее?
«Маньяк» — вот она и сказала это слово. А «маньяк» в первую очередь означает длинный список жертв. Кто следующий?
Снаружи громко хлопнула на ветру калитка.
Чувства внезапно вернулись к Ане, и с ними пришел страх, животный ужас перед покойником, принявшим насильственную смерть, перед пустым чужим домом, глухим темным поселком, перед миром, который оказался заснеженной пустыней.
Аня схватилась обеими руками за шею — воздух отказывался проходить в горло. Она застонала, делая усилия, чтобы вдохнуть. На полу стоял стакан с водой, не допитой покойником наполовину. Аня нагнулась, подхватила стакан и вылила воду в горло. По вкусу жидкость была похожа на выпустившую газ минералку. Легкие заработали. Еще минуту Аня пыталась отдышаться, делая судорожные вдохи. Сердце пульсировало на кончиках пальцев рук.
Она выбежала на улицу. Снегопад прекратился так же неожиданно, как и начался. В глаза светила луна. Аня бросилась к машине.
Ключ никак не желал попадать в нужное отверстие, мотор упрямо не заводился. Аня почувствовала, что продрогла, пальцы ее озябли от холода. Но главное — ужас сковывал ее движения.
Она пыталась завести машину и спиной чувствовала — что-то темное, необъяснимое надвигается на нее. Главное — не оглядываться, говорила она себе, пока не потеряла смысл этих слов.
Она стукнула в отчаянии по рулю, и одинокий тоскливый рев клаксона огласил пустынные, залитые светом луны окрестности. Двигателю словно этого и надо было, он завелся с пол-оборота, все в машине ожило, загудело и завибрировало, и Аня рванула с места. Страх покинул ее, вместо него пришло осознание дела, которое нужно сделать — исчезнуть из этого места.
Дорога назад была тяжелее и опаснее из-за снежных заносов. Пока Аня выбиралась из поселка, ни одна машина не попалась ей навстречу и ни одна не обогнала.
Спустя десять минут после выезда с проселочной дороги на шоссе в зеркале заднего вида блеснули фары следующей за Аней машины. Машина быстро приближалась, но сигналов на обгон не подавала.
— Это еще кто такой? — спросила Аня вслух саму себя.
Не снижая скорости, она перебралась ближе к обочине, чтобы уступить дорогу бесстрашному водителю, который гнал по снегу со скоростью, превышающей Анину раза в полтора.
— Да обгоняй ты на здоровье!
Бесстрашный рванул вперед, поравнялся с Аней, и в ту же секунду Анину машину тряхнуло от сильного удара. Затем еще от одного.
Никаких панических мыслей вроде «что он делает!» не посетило Аню. Она четко поняла, что ее пытаются столкнуть с дороги.
Шоссе было по-прежнему пустынным. Сквозь замерзшее боковое стекло Аня не могла ничего разглядеть, кроме темного силуэта, зловещей тени. Руль рвало из ее рук.
Не отрывая взгляда от дороги, Аня увеличила скорость. Если она рухнет сейчас в кювет, машину будет вертеть не меньше километра. Может быть, у нее и есть шансы выжить в этом случае, но подсчитывать их Ане не хотелось.
Стрелка спидометра, подрожав на ста двадцати, отправилась дальше, к ста сорока. Сердце Ани восторженно замирало, когда колеса отрывало от скользкой дороги и машина неслась по воздуху, словно собираясь взлететь.
Сняв правую руку с руля, Аня включила радио и поискала что-нибудь бодрящее. Американская группа «Дорз» — «Давай, детка, зажги во мне огонь!». Аня принялась подпевать во все горло. Безудержное веселье захлестнуло ее. Она твердо знала, что победит в этой гонке, придет к финишу первой. Вот она несется на крыльях своего отчаянного бесстрашия, несется, не разбирая дороги, и весь мир стелется ей под колеса. Собственно, для того он и создан.
Дорога изменилась, начала забирать круто вверх, прямо в небеса, закручиваться свитком. В безумном упоении Аня неслась прямо в центр этого свитка, где ее разорвет на множество ликующих частей.
Удары прекратились. В зеркало заднего вида Аня заметила, как замелькали в беспорядочном вращении фары преследовавшей ее машины, потом машина плюхнулась на спину и беспомощно замерла, словно большой железный жук.
— Да! — выкрикнула Аня. — Получай!
Она с визгом затормозила и вышла из машины. Медленно, на цыпочках, зажимая рот, чтобы не рассмеяться, она подкралась к перевернутому железному жуку, который все еще перебирал лапками.
Боковое стекло со стороны пассажира пересекала трещина. Аня ударила по трещине ногой, и стекло, не рассыпаясь, провалилось в салон. Она заглянула внутрь.
Лицо водителя было облеплено маской. Приглядевшись, Аня поняла, что это завязанная на затылке узлом майка, какие носят подростки, с портретом Джима Моррисона. Вместо глаз у портрета были дыры, сквозь которые Аня увидела зажмуренные от боли глаза водителя.
— Ну что, детка? Что ты мне на это скажешь? — тихо спросила Аня. — «Угощай или напугаю»? Ты перепутал дату, дружок. Хэллоуин был месяц назад.
Ткань импровизированной маски быстро напитывалась черной кровью. Водитель слабо застонал. Вслед за его стоном Аня услышала сирену приближающегося автомобиля Государственной автоинспекции. Аня попятилась к своей машине.
«Он, наверное, решил, что это будет веселая предновогодняя шутка», — подумала Аня со смешанным чувством удовлетворения и досады. Если, конечно, не догонял ее от самого Жениного дома. Если он не тот человек, который побывал в доме сразу перед Аней. А если так, то у Ани есть все основания принять на себя обязанности духа мести.
Аня не заметила, как преодолела расстояние до дома. Она выбралась из машины и весело хлопнула дверцей. На дверцах, на крыле, на всей левой поверхности машины не было ни одной вмятины. Аня отошла подальше, пытаясь разыскать повреждения при помощи слабого света уличного фонаря. Потом провела рукой. Поверхность была абсолютно гладкой. Обошла автомобиль кругом и вернулась к исходной позиции. Машина была как новенькая. Аня заперла дверцу.
Уличный фонарь погас.
Одновременно кто-то словно нажал на кнопку выключателя внутри Ани. Улыбка сползла с ее лица. Коленки ослабели. Липкая рука страха принялась медленно и с наслаждением перебирать Анины внутренности.
Она огляделась. Из темных окон за ней следили тысячи глаз.
Аня бросилась домой. Ее охватила такая паника, будто она узрела самого бога Пана.
Из дома она анонимно сообщила по телефону о дорожно-транспортном происшествии на Дмитровском шоссе и перевела дух. Только что Аню чуть было не отправили следом за Женей туда же, куда Орфей спускался за Эвридикой. Ее хотели убить.
Ане необходимо придерживаться этой версии хотя бы для себя, иначе она сойдет с ума.
А отсутствие следов покушения на ее собственной машине как-нибудь само объяснится. Она просто не разглядела их от ужаса. Завтра навестит автосервис.
Ей нужно было срочно связаться с Виктором. Только он один мог теперь привести ее в чувство, вернуть ощущение реальности.
Набирая номер Виктора и стараясь не прислушиваться к собственным чувствам, Аня несколько раз ошиблась, какой-то мужик ей нахамил, но нахамил интеллигентно, обращаясь к ней «любезная».
Наконец она услышала знакомый спокойный голос.
— Добрый вечер. Как поживаете? А я как раз собирался вам звонить, — сообщил Виктор. — Я побывал в очень любопытном месте, в журнале, который издают настоящие художники. Хотите расскажу?
— Приезжайте, пожалуйста.
— У вас измученный голос, — встревожился Виктор. — Что-нибудь случилось?
— Да. Я жду вас, — выдохнула Аня. «Вы нужны мне», — хотелось ей сказать.
— Буду минут через пятнадцать.
Аню знобило. Чтобы согреться, она натянула на себя два теплых свитера и сверху укрылась толстым пледом, но это не помогло.
Виктор приехал раньше, чем обещал. Он взглянул на свою клиентку пристальным взглядом:
— Вы заболели?
— Нет. То есть да.
Аню трясло как в лихорадке.
— Вы на себя не похожи. Я думаю, вам надо лечь. Где у вас градусник?
Аня видела, что Виктор растерян и не знает, как ему следует себя вести. Лечить клиента, поить его горячим чаем с малиной, изучать показания градусника — разве это не превышение служебных полномочий? Но Ане было все равно. Пусть выкручивается как хочет.
С градусником под мышкой и чашкой горячего чая в руках Аня слушала его отчет об утренней работе.
В журнале «Искусство для искусства» Виктор представился фотохудожником.
Главный редактор, похожий на бывшего инструктора райкома комсомола, давно вышедшего из комсомольского возраста, с гордостью поведал Виктору, что журнал предназначен для настоящих ценителей искусства.
Выходит «Искусство для искусства» элитарным тиражом девяносто девять экземпляров, из которых девяносто рассылаются за границу по библиотекам и музеям, а остальные девять остаются здесь, на внутренние нужды редакции. Как выразился главный редактор — распространяются по подписке и между авторами журнала.
Редактор дал понять, что издается «Искусство для искусства» на средства мецената, одного из крупных государственных чиновников.
Виктор пролистал подшивку за весь год и составил о журнале весьма определенное мнение. Это издание было явно из жанра «продукция для секс-шопов». Развеселые картинки, рассказы о сексуальной жизни знаменитостей, садомазохистские комиксы.
Тем не менее журнал не поступал в продажу, так как настоящее искусство собой не торгует. А если попросту, таково было условие мецената, его скромная прихоть.
Список подписчиков журнала лежал на столе у секретарши Ирочки.
Одним из подписчиков оказался сам главный редактор, другим — его секретарша. Оба их экземпляра хранились в редакции и были целыми. В Ирочкином номере даже страницы остались нерасклеенными.
Третий номер ушел к таинственному меценату по адресу мэрии.
На вопрос Виктора, не боится ли меценат скомпрометировать себя в глазах своих подчиненных такой рискованной почтой, главный редактор обиделся. А потом смягчился и объяснил, что журналы рассылаются в запечатанных пластиковых пакетах. Обложка журнала не содержит никаких намеков на его содержание. Строгие черные буквы по белому глянцу — «Искусство для искусства».
Четвертый экземпляр журнала для подлинных ценителей искусства отправился к фотографу — одному из авторов иллюстраций этого номера, некоему Евгению Рыкову. По его телефонному номеру приглашает поболтать весьма игривый автоответчик. Но когда-нибудь Евгений должен появиться дома.
Аню била дрожь. Она не решалась перебить Виктора и сообщить ему, что хлопоты его были напрасны. Что картинку ей прислал фотограф Евгений Рыков из глупой мальчишеской жестокости. И что дома Женя уже не появится никогда.
А Виктор между тем рассказывал, куда подевались остальные журналы.
Пятый экземпляр взял полистать местный участковый милиционер, который регулярно навещает все предприятия и организации, расположенные на вверенной ему территории. Шестой экземпляр участковый прихватил в подарок своему племяннику и отослал ему на Дальний Восток, где племянник служит в рядах Вооруженных Сил.
Журнал самого участкового Виктор не видел, зато видел портрет девушки с внутренней стороны задней обложки, который милиционер как подлинный ценитель настоящего искусства приклеил скотчем к стене в своем кабинете. Удивительная свобода нравов царит в некоторых участках.
Три оставшихся экземпляра вчера вечером с грандиозным скандалом были изъяты помощником директора одной из поп-звезд, цветные фотографии которой в неглиже оказались опубликованы на страницах журнала по ее личной инициативе, но без согласования с директором. Журналы были сожжены на глазах у изумленной редакции. Запах жженой бумаги до сих пор полностью не выветрился.
Все это Виктору удалось узнать, как только он выпросил чашку кофе у общительной секретарши Ирочки, намекнул ей, как она привлекательна, и выдумал несколько историй из своей неудачной личной жизни. Метод примитивный, но он всегда срабатывает.
Пока Виктор задушевно болтал с девушкой, главный редактор оделся и покинул кабинет.
— Теперь, надеюсь, вы представляете себе, — сказал редактор на прощание, — нашу небольшую, но благодарную аудиторию. Приносите ваши работы, посмотрим, что можно для вас сделать.
После чего главный редактор журнала, в котором Виктор не согласился бы работать ни за какие пряники, сослался на назначенную встречу и откланялся.
Непроверенными остались два номера — меценатовский и Евгения Рыкова.
Добраться до мецената оказалось не так уж сложно, если воспользоваться рассеянностью и доверчивостью все той же Ирочки.
Большого человека звали Василий Петрович, и телефон его Виктор запомнил наизусть. Заодно Виктор прихватил Ирочкин экземпляр журнала.
Ирочка, видимо, не была подлинной ценительницей искусства, и журнал, в котором она работала, ее не интересовал. Под стеклом у Ирочки была выставлена целая галерея портретов, сделанных бытовыми фотоаппаратами в разгар каких-то домашних вечеринок. На фотографиях вполне одетая Ирочка восседала на коленях у самых разных, но всегда одетых молодых людей и улыбалась с этих фотографий счастливо. Интересы Ирочки не предполагали такой изощренности, которая царила на страницах журнала «Искусство для искусства».
— Вы говорите Василий Петрович, — перебила Аня Виктора на этом месте. — Фамилия его не Матросов?
— Матросов. А вы знакомы с ним?
— О да, Василий Петрович Матросов — мой куратор по проекту «Ночная аптека». Очень ответственный, жертвенный чиновник. Сгорает на работе, не делая границы между служебной и личной жизнью.
— Что это вы так сердиты на него? — заинтересовался Виктор.
— Нет, не сердита. Но ужинать с ним у меня никогда не появится желания. А он из тех людей, которые не в состоянии поверить, когда им говорят «нет», и совершают все новые и новые попытки.
— Начальник-зануда — это целая социальная проблема. — Виктор понимающе усмехнулся. — Так, значит, он ухаживает за вами.
— К несчастью. Не ожидала, что у него есть подобное тайное увлечение — порнографический журнал. Не так прост оказался господин Матросов.
— Не порнографический, а эротический, скажет он вам. — Виктор важно надул щеки и заговорил сановным басом, изображая Василия Петровича.
Аня рассмеялась:
— А вы можете объяснить, в чем разница между двумя этими понятиями? Разве они не служат одной и той же цели — разжигать похоть?
— О, дорогая Анна, да вы молодая ханжа, — продолжал свою игру Виктор, нахмурив брови и внушительно грозя Ане пальцем.
— А вы, дорогой Василий Петрович, старый дурак!
Они засмеялись оба. После взрыва смеха Аню покинули душившие ее тревога и стыд.
Ей стало легко, как бывает в детстве, после того как температура под сорок держится несколько часов, а потом вдруг спадает. Кожа влажная и холодная, в голове ясно и хочется взлететь от переполняющей тебя пустоты. Болезнь ушла. «Кризис миновал», — говорит доктор и уходит, унося в страшном железном чемоданчике острые шприцы, горькие микстуры и холодный стетоскоп.
— Хотите, я расскажу вам, как развивались события дальше? — предложила Аня.
— С удовольствием вас послушаю, — согласился Виктор.
Аня поставила пустую чашку на пол, откинулась на подушки и заговорила:
— Покинув редакцию, молодой частный детектив Виктор набрал номер мецената в ближайшем телефоне-автомате и представился его секретарше сотрудником редакции.
— Не так уж он и молод, — поправил Виктор.
— Не перебивайте меня. Вы ведь знаете, что больных нужно баловать.
— Не буду, — пообещал Виктор, и Аня продолжила:
— «Читал ли Василий Петрович наш журнал?» — спросил молодой детектив. «Еще нет, — пропищала секретарша, — номер лежит у меня на столе».
Голос секретарши показался Виктору точной копией голоса Ирочки.
— «Это просто здорово, — с энтузиазмом произнес молодой детектив Виктор. — Тогда я сейчас приеду». «Зачем?» — удивилась секретарша. «Произошло ужасное недоразумение, — соврал находчивый детектив. — Только вы можете нас спасти. В номере, который мы выслали Василию Петровичу, брак. Часть страниц выпала, а другие в двойном экземпляре». Или что-нибудь в этом роде. Ой-ой-ой, ай-ай-ай. «Пожалуйста, разрешите мне приехать и заменить журнал. Василий Петрович рассердится, и плакал наш журнал». Здесь Виктор подпустил слезу в голос и с блеском изобразил бестолкового, что-то напутавшего и запуганного работника.
Секретарша милостиво согласилась, потому что мало кто упустит возможность продемонстрировать свое секретарское могущество.
Минут через двадцать отважный детектив Виктор уже был в приемной большого поклонника муз Матросова, ловко заменил один экземпляр журнала на другой, точно такой же, украденный у секретарши Ирочки.
Затем он рассыпался в благодарностях секретарше, которая, несмотря на девичий голос, оказалась дамой преклонного возраста. Задняя обложка в номере Василия Петровича оказалась на месте. Все верно?
— Почти… — раздумывая, ответил Виктор.
— Просто вы ревнуете, не хотите признавать за одинокой приболевшей женщиной способностей детектива. — Аня притворно надулась.
Сочиняя историю о приключениях Виктора, Аня все откладывала рассказ о своих собственных леденящих душу приключениях на потом.
Когда Виктор на минуту вышел из комнаты, страх снова было толкнулся в ее сердце. Она начала проваливаться, скользить вниз по зловонному жестяному контейнеру для мусора, и он был без дна. Но тут Аня быстренько уснула.