В этот день Клементия по просьбе Рудина пришла на работу, несмотря на то, что была суббота. У «комиссара Мэгре», как за глаза называла она полковника Рудина, было плохое настроение и скверный клиент, который требовал отложить все дела и заняться только его персоной. По кислой физиономии «комиссара» Клементия видела, что ему страсть как не хочется браться за это дело. Дело же было наверняка проигрышным – найти сбежавшую девицу, которая к тому же еще и прихватила с собой часть очень ценных или суперважных бумаг. И теперь без этих бумаг клиент не мог ни спать спокойно, ни есть с аппетитом.

– И что же вы раньше не вспомнили об этих бумагах? – Задал вопрос «комиссар». – Уж не один год прошел.

– Да как-то мне и в голову не приходила мысль, связывать их исчезновение с увольнением рядовых сотрудников. Самых рядовых и самых незаметных. – Зачем-то подчеркнул он.

– А что же теперь изменилось? Что-то случилось?

– Нет. – Очень поспешно произнес клиент – мужчина неопределенного возраста в дорогом длинном темном плаще, наглухо застегнутом до самого ворота. У него были массивные темные очки, в руках – черная папка из тонкой кожи на молнии, которой он все время вертел, чем сильно раздражал Клементию. – Нет и нет. Ничего не случилось, просто я вдруг вспомнил о тех бумагах – они мне срочно понадобились.

– А почему вы не хотите обратиться в органы – официально? У них ведь больше возможностей. Я ведь занимаюсь несколько иными делами и это не сыск. Частный сыщик – это, знаете ли, ограниченные возможности. Да у меня и в уставе написано «консультационные услуги населению», а не частное расследование.

– Но ведь вы заниматесь сыском? У меня такие о вас данные, да и связи у вас остались, по сообщению… – тут посетитель запнулся, – некоторых осведомленных лиц, вы все еще поддерживаете эти связи, несмотря на то, что вы на пенсии. И к тому же – дело деликатное, и, возможно, я в своих домыслах ошибаюсь…

– Мне понятна ваша деликатность, но все-таки, я служил несколько другому ведомству – военному, а не Министерству внутренних дел, и связи у меня в этих кругах совсем незначительные. Ведь после выхода на военную пенсию, я всего пять лет работал в органах.

– Да, но каких лет! – Воскликнул посетитель, желая взять «комиссара» на комплимент. – Я ведь не с улицы к вам пришел, – продолжал мужчина, – вас порекомендовали мне очень известные люди.

– Вы представляете себе, как я буду разыскивать женщину, не имея выхода к информационной сети, к тому же – брачного возраста, которая, может быть, уже с пяток фамилий поменяла за годы. Она могла умереть, могла сесть в тюрьму, могла просто уехать зарубеж.

При слове «зарубеж» клиент переменил позу, что по понятиям Клементии, означало – ему стало интересно.

– Зарубеж, говорите? Вот об этом я как-то не подумал. Хотя, грешен, лгу. Думал я и об этом. И совсем недавно. А что? Все может быть, – пробормотал он и даже, как показалось Клементии, заерзал на стуле. – Хотя вряд ли, она не говорила ни на одном языке, кроме русского. Я не назвал бы ее способной к изучению языков. Вряд ли, – сам себя успокоил он и действительно внешне стал совершенно спокойным. – Но если быть откровенным, то я не знаю какой она кончала институт, может быть даже гуманитарный… – Совсем неуверенно пробормотал он. – Она, знаете ли, была такой темной лошадкой. Да, она всегда была себе на уме. – Уже уверенно добавил он.

– Так как мы порешим с вашим делом? – Спросил «комиссар». – Оставьте сведения о себе и контактный телефон, а я вам через пару дней перезвоню.

– Станислав. Станислав Круглов. – Спешно произнес посетитель и зачем-то записал свое имя на визитке, которую он держал в руке, но все еще не подал «комиссару», а потом машинально сунул в карман своего плаща. – Телефона у меня сейчас нет, вернее, я не буду сидеть у телефона, лучше я сам вам позвоню через два дня. А сведения о моих сотрудниках, точнее, а двух сотрудницах, мною подозреваемых, я вам привезу завтра же. – Так их уже двое? Вы же только что говорили об одной? – Брови «комиссара» поползли вверх.

– Да. Это две женщины и обе могут взять эти бумаги. Сначала я думал об одной, а теперь совершенно очевидно, что их двое.

Клементии не нравился посетитель, он был красив какой-то северной красотой – холодной и неживой. У него были светлые брови и такие же светлые волосы. Ей никогда не нравились блондины, да еще с голубыми глазами – она считала таких людей поверхностными и лживыми, не способными на большие чувства. Клементия была молода и ни разу не была влюблена. Но она твердо знала, что не позволит кому бы то ни было унижать ее светлые чувства. Она еще раз посмотрела на посетителя, оценив его высокий рост и стройную фигуру, но еще раз мысленно сказала себе строгое «нет». Нет, у нее будет не такой возлюбленный. Он будет стройный, красивый, но не такой холодный, холеный и надменный. Клементия любила людей душевных, вот таких, хотя бы, как «комиссар». Еще она любила таких же душевных героев романов, да и героинь – тоже, ну таких как эта женщина из женского романа, название которого она так и не удосужилась спросить у подруги Лильки.

Посетитель уже уходил, когда зазвонил телефон. «Комиссар» сам схватил трубку и Клементия поняла, что он уже страшно взвинчен, поэтому она нисколько его не осудила за то, что он нагрубил кому-то в трубке. Ничего, один раз может нагрубить и «комиссар», решила Клементия, не все же ему быть душевным.

Интересно, подумала Клементия, почему он не дал комиссару номер своего мобильного? У него же телефон из кармана торчал… Неприятный типчик, хоть надо отдать должное красив собой…

После ухода обоих Клементия, сделав несколько упражнений по системе йогов, которых она, впрочем, не очень уж и уважала, придвинула к себе книжку, которую она все это время прятала под стопкой бумаг.

Клементия опять принялась читать книгу.

СУББОТА

Когда в первый раз он пришел ко мне домой, мы долго говорили. О взглядах на жизнь, на любовь. Он пробыл у меня тогда два дня.

– Мне нравится у тебя – чистая постель и умная женщина. Пожалуй, из всех женщин, встреченных мной в жизни с учеными степенями и без них, ты – самая умная.

В другой раз он удивил меня высказыванием другого рода.

– Ты хочешь, чтобы я стал академиком?

– Да, хочу. Но тогда мы расстанемся?

– Не думаю. Думаю, что мы будем с тобой знакомы долгие годы. А может быть, всю жизнь.

Ради таких слов я и терпела все унижения?.. Да, для меня эти слова были похожи на драгоценности в глыбе пустой породы. Но потом оказалось, что это всего лишь блестки кварца – песка…

Он был большой знаток человеческой подлости. И однажды он сказал, что общаясь с ним, я стану намного хуже. Я промолчала, потому что не верила. (Верила я со всей своей наивностью, что общаясь со мной он сам станет лучше.)

ВОСКРЕСЕНЬЕ. Утро

Ему было плохо. Он пришел опустошенный и молчащий. Впервые за наше знакомство он стал говорить о своей душевной муке. И я жалела его и гладила по голове, совсем как ребенка:

– Ты еще будешь счастлив, ты полюбишь молодую красивую женщину и она полюбит тебя.

Именно эти слова он и ждал от меня.

– Ты хочешь со мной расстаться? – Спросила я.

– Что ты, мне и в голову не приходило. Я возле тебя хоть отогреюсь…

С самого первого дня нашего знакомства он довольно жестко обозначил границы наших отношений: никакой любви.

– Вот где она у меня, – резанул он по горлу ребром ладони.

И пока я не переступала эту обозначенную границу, сохраняя дружеские отношения без какого-либо намека на любовь, то все было нормально – он был доброжелателен и учтив. Но как только его доброжелательность я воспринимала как проявление любви – он тотчас же сверепел.

– Я свободен! – Орал он. – Не смей за мной шпионить! Я выберу ту, которую сам выберу! Имей гордость – не вешайся на шею человеку, который тебя не любит. Мы только друзья…

Вот тут-то он ошибался: я не вешалась ему на шею. Никогда. И никогда не разыскивала его и не звонила ему сама. Позвонит – я рада. Не позвонит – жду звонка.

Вообще-то, это для меня была какая-то кабала. Я считала себя человеком с характером, потому что всегда имела собственное мнение и ко мне приходили люди решать свои проблемы, но тут… мистика какая-то. Против своей воли я становилась безвольной. Он мог позвонить поздно вечером и назначить свидание в совершенно неподходящее для меня время. И что же делала я – женщина с характером? Безропотно шла на его зов. Как кролик в пасть к удаву. (Потом я, правда, напишу об этом статью под названием «Пользователь». Это как раз о таком рабстве, но в тот момент я еще не научилась отфутболивать от себя подобного «пользователя».)

Вообще-то, мы часто ссорились. После таких ссор я бурно переживала. И обязательно плакала. Нет, не при нем. При нем же молча уходила. И как считала – навсегда. И вот именно после этого я где-то в укромном уголке разряжалась горючими слезами. После этого еще какое-то – весьма долгое – время я убеждала себя, что это очень хорошо – ссора. И что я – сильная женщина, потому что у меня хватило сил, наконец-то, его бросить. Все. Он был в прошлом. Так я считала. И он не напоминал о себе все это время. И вот как раз в тот момент, когда я чувствовала себя свободной и счастливой, появлялся он. Он мог просто позвонить и молчать. Он мог просто приехать и тоже молчать. И никаких объяснений или извинений.

– А ничего не произошло. – Мог сказать он. И я опять попадала к нему в зависимость. В кабалу. До следующей крупной ссоры. Например, из-за ревности…

Меня просто раздирала жгучая ревность. Я ревновала его ко всем женщинам. Трудно было предугадать – понравится ли ему эта женщина или нет. Мне казалось, что ему нравятся все. В какой-то мере так оно и было.

Он же никогда меня не жалел и мог звонить любой из своих подруг при мне, а часто просто с моего телефона. Подруги были у него в разных городах, а уж в Москве…

– Это деловая встреча, – говорил он, ухмыляясь. – Твоя ревность мне мешает. Преврати свою любовь в спорт. А избавиться от ревности тебе поможет замужество. Выходи замуж за старого и богатого. А любить будешь меня.

– А как же ты?

– Я тоже женюсь.

– Но как только ты женишься, а ты ведь женишься по любви, мы перестанем встречаться?

– Почему же, ну может быть, месяца два я и буду увлечен, но не больше – я слишком занят. Ты мне нужна всегда. Ты мне нужна всегда, но… молодая. – Добавлял он без всяких комментариев. – Ты настоящая женщина – добрая и умная. Мне с тобой хорошо… Знаешь, мне в жизни везет. Вот бывают у меня ситуации, когда ясно, что нет никакого выхода. Но вдруг… неожиданный поворот, почти как выигрышный билет в проигрышной лотерее. Ты – такой билет. Я иногда думаю, что ты мне послана свыше… Ты мой лучший друг. Таких у меня не было никогда… Да, и лучшая любовница тоже ты…

СРЕДА

Мы в очередной раз выясняли отношения. Он говорил: «Ну что тебе еще надо, я с тобой сплю почти регулярно, я считаю тебя идеальной любовницей, но не более. У нас партнерские отношения».

Он был совершенно нелогичен, потому что не далее, как вчера он же говорил: «Я иногда думаю, что не смогу жить без тебя – ты такая надежная.»

Но для меня такое признание прозвучало так, будто мне сообщили о моих пороках – о прочности, надежности, доброте, нежности, жалости, любви. Это все были мои пороки. В глазах многих мужчин – так утверждал он – эти качества не имеют ценности. Цену имеет лишь молодость и красота.

Иногда мне казалось, что он не сможет жить в семье – он был сама ненадежность. Ему никогда нельзя было верить. Да он и сам путался в своей лжи. Так что же я любила в нем?

Когда-то в самом начале нашего знакомства – не романа, уж это наверняка – он спросил меня: «Скажи, а за что ты меня любишь?»

Вот это-то и я не знала. Потом я подумала и сказала: «Когда я смогу проанализировать наши отношения и сказать, за что люблю, то это будет означать одно – конец любви.»

А потом добавила: «По твоим же меркам – любить тебя не за что.» Он засмеялся.

У меня в то время был выбор, но меня как будто зациклило на нем. Он был из какой-то недосягаемой мне среды. Сама то я – провинциалка, даже жизнь в столице не сделала из меня настоящую горожанку. Ну разве что, одета я была по-городскому: модная стрижка, оправа дорогих очков, элегантный макияж. Но я не научилась как столичная жительница суетиться, спешить, безразлично относиться к своим соседям, коллегам и друзьям – я была слишком искренна с ними и участлива. И в какой-то мере я стыдилась своимх простых чувств к людям и ко всему, что меня окружало. А он был моим антиподом. Вообще-то, он был моим Божьим наказанием. И однажды я сказала ему об этом. Он же сразу как-то помрачнел и после долгой паузы с грустью сказал: «Дура ты. Тебе дана любовь. Мне бы вот так кого-нибудь любить…» После этого он выгнал меня из кабинета и долго сидел в одиночестве… Да, я к тому времени работала у него в институте.

… Работа в институте была для него большим понижением. Ушел он из академии после большого скандала, связанного с какой-то научной работой, которую он, якобы, присвоил. От него многие отвернулись, и он потерял почти всех своих друзей. Почти. Потому что этой должностью в институте он был обязан одному из своих друзей – из числа его учеников. Разумеется, это было понижением, даже не понижением, а падением. Вот тогда он и уехал из своего научного подмосковного городка, а снял комнату в самой Москве, чтобы избежать столкновений или встреч со старыми друзьями. Но Москва – она не такая уж большая, как оказалось… Вот тогда он и остался без семьи.

В этом же институте ему дали возможность создать крошечную лабораторию, правда, денег дали не сразу. Но он сам подобрал себе бескорыстных сотрудников – так у него оказалась и я…

Что же касается финансирования его научных исследований, то деньги он в конце концов нашел – работы его были перспективные. И мог продолжить свои исследования на широкую ногу. Деньги нашлись не в министерстве науки и образования, а совсем в другом месте…

Клементия закрыла книгу, обозвав героиню дурой, что по ее мнению было вообще-то справедливо.