События следующих дней пролетали мимо, как пейзаж за окном несущегося поезда. Год подходил к концу, навалилась подготовка к экзаменам, и вот, между заучиванием топиков по английскому и решением тестов по остальным предметам, мы бродили по городу нашей небольшой компанией – все, кроме Ромки. У него мама решала какие-то вопросы с документами, и он два дня даже в школу не ходил, сидел у Лены в больнице.
– Я ничего-ничего-ничего не успеваю, – ныла Танечка, – и экзамены сдам на двойки.
Виталик только ухмылялся: у него-то точно с учебой проблем не было. Он готовился к финалу литературного конкурса: в пятницу надвигалась Библионочь, на которую должны съехаться участники со всей области. Они будут читать свои стихи и рассказы со сцены, а Яков Семенович и еще человек пять жюри будут все это оценивать. Виталик, конечно, не сомневался в победе; и хотя Гилман его рассказ разгромил, в жюри было еще четыре эксперта, уж им-то он наверняка понравится.
Даня после уроков бежал домой доделывать свою диораму. Соня над ним только подсмеивалась. По ее словам, скоро Даня сам станет частью диорамы, потому что у него вся комната – сплошная стройка, а сам он спит в обнимку с моделями домиков.
Яков Семенович тоже был занят. Я пару раз заглядывала в библиотеку, но он на меня даже не посмотрел: сидел, обложенный бумагами, что-то заполнял.
– Погнали после уроков смотреть на дом Старцева, – предложил среди всей этой суматохи Гришка. – Близнецы говорили, что у водокачки.
– Ага, – согласилась Соня, – там еще река поворот делает. Пошли.
Я в этой части города почти не бываю, да и что тут делать – это уже самая окраина и не город вовсе, а деревня, примыкающая к нему. Тут у многих были огороды и сараи, чтобы грабли-лопаты держать. Но стояло и несколько жилых домов, еще со времен войны. Вот среди них и прятался дом Старцева. Наверное, раньше он считался неплохим, но сейчас от него мало что осталось – забор и тот почти повалился. Не знаю, кто тут теперь жил, но дом точно не пустовал: на веревках сушилось белье, в окнах трепыхался сероватый тюль. Я попробовала представить, как Старцев уходил отсюда на работу в школу, как бегал с сыном на речку, учил его кататься на велосипеде, как обнимал после работы жену. А потом отсюда же ходил в фашистский штаб переводить фашистские призывы. Никак у меня в воображении эти картинки не вязались друг с другом.
Мы обошли дом. Там, где раньше, наверное, был огород, теперь все заросло высокой травой; только узенькая дорожка была вытоптана от дома к деревянному туалету, дверь которого кое-как висела на одной петле.
– Наверное, старуха какая-то живет, – сказал Гришка. – У моего деда дом тут рядом, он говорит, в этой дыре одни старики остались, которые и за порог-то не выходят.
– Смотрите! – крикнула вдруг Танечка. Она сидела на корточках у крыльца и прижимала что-то к груди. Мы подошли поближе и увидели трехцветную кошку с котятами. Один за другим они вылезали из подвала на весеннее солнышко.
– Какие хорошенькие, – Соня тоже схватила котенка.
– Смотрите не затискайте, – поморщился Виталик.
А Гришка лег на живот и что-то высматривал под домом.
– Стаська, у тебя фонарик есть?
– Был где-то. – Я пошарила в кармане и вытащила ключи с фонариком на брелоке.
– А подвал-то приличный, – после паузы заявил Гришка, – прям жить можно. Там у них и диван, и ковер на полу.
Я тоже пристроилась рядом с Гришкой и заглянула в узкую щель под домом. Да, хорошая жилая комната, даже не скажешь, что сверху такая развалюха времен войны. Интересно, при Старцеве она тоже была?
– Дома сейчас, по ходу, нет никого, – сказал Даня, – на двери замок.
– А пошли к деду заскочим? Он тут через дорогу и точно дома. Может, он знает, кто тут теперь живет. Только вы, это… не обращайте внимания, он может быть не совсем трезвым.
Честно говоря, мне не очень хотелось идти к Гришкиному деду, но отказываться было неудобно.
Грунтовая дорога шла вдоль реки и повторяла ее контуры. Как раз напротив дома Старцева река делала крутой поворот, и дорога резко изгибалась вслед за ней. За поворотом через два дома дорога расходилась на две, будто раскидывала в стороны узкие руки: одна удалялась в центр города и одевалась для приличия в асфальт, а вторая терялась где-то в полях. Мы перешли одно из ответвлений дороги и оказались перед низкой калиткой. Гришка перегнулся через нее и повернул изнутри щеколду.
– Велком! – Гришка прошел вперед и придержал дверь.
– Гриш, ты, что ль? – послышался из дома пьяный голос. – Принес чего от мамани?
Мы топтались на крыльце, не очень понимая, что тут делаем, а Гришка просочился в дом, только бросил нам:
– Тут ждите.
Через пять минут Гришка высунулся из окна и махнул нам: заходите, мол. Он провел нас в дальнюю комнату и остановился перед лестницей на чердак.
– Давайте по одному. Не бойтесь, дед получил от мамы выпивку, больше ему ничего не надо.
Я, Виталик, Танечка, близнецы – все поднялись по перекладинам лестницы и оказались на темном чердаке, который очень давно никто не убирал: с потолка лохмотьями свисала паутина, на пол было неприятно наступать из-за липкой грязи и скомканной туалетной бумаги по углам. Вдоль стены стоял рядок пустых бутылок из-под водки. Противно пахло затхлостью. Мы сбились в кучку на свободном от грязи пятачке, а Виталик вообще зажал нос двумя пальцами и брезгливо вертел головой:
– Чего мы тут забыли?
– Да я деда спросил про дом Старцева, он сказал, что жильцов не знает и что дома на этой улице все одинаковые, только вот подвалов ни в одном доме нет, кроме того самого. Тогда я про прадеда спросил, осталось ли чего из вещей. Он говорит, чтоб на чердаке глянул. Тут коробка какая-то должна быть, куда он все вещи запихал.
– А можно я тут ничего трогать не буду? – захныкала Танечка и отступила поближе к Виталику.
Мне, по правде сказать, тоже не хотелось шарить по старым коробкам, но надо же показать, что я не какая-то там неженка.
– Где искать?
– Вон тот угол, за бутылками, там старое барахло складывали.
Близнецы тоже присоединились.
– Вода в колодце есть, я посмотрела, отмоемся, – сказала Соня.
В коробку сваливали, похоже, весь мусор: консервные банки, старые носки, рамки от фотографий. И вот из-под всего этого Даня вытянул замусоленный конверт.
Я сунула в него руку и нащупала сложенные бумажки.
– Бойцова опять на что-то ценное наткнулась? – хмыкнул Виталик.
Я аккуратно разогнула серые от времени и грязи листки, но ничего не могла на них разобрать. Писали карандашом, мелким непонятным почерком.
– Только отдельные слова понимаю: «буханка», «оружие», вот это вот точно «Тихая Сосна». А еще цифры сверху стоят: 14.10.42. Похоже на дневник твоего прадеда, Гриш.
– Дай-ка сюда, – Гришка рванул бумажки у меня из рук, да так резко, что все посыпалось на пол. Близнецы ринулись собирать.
– Эй, смотрите, – вдруг воскликнула Соня, – а на этой совсем другой почерк. Тут вот все понятно.
Мы сгрудились вокруг бумажки в Сониной руке.
– Что-то я опять ничего не могу понять, – сказал Виталик. – Ну да, слова разборчивые, но что за белиберда? Послушайте: «Магда решила срочно выйти замуж, надо было спасти любимую сестру от разорения и краха. На брата не было никакой надежды по известным причинам. Она в последний раз отправилась к реке. Другого выхода у нее нет, думала Магда. Сегодня она станет женой нелюбимого человека. Такое у нее испытание. Такая проверка. Жаль, что дядя Коля не дожил».
– Твой прадед сочинял сказки? – спросила Танечка.
– Откуда я знаю? Я его вообще не видел никогда.
– Слушайте, но это совсем другой почерк. Если дневник – прадеда, то это писал кто-то другой.
У меня в голове крутилась какая-то догадка.
– Гришка, мы же с тобой видели грамоту твоего прадеда! Сергея Савельева, так?
– Ну?
– Ну и вот, а подписана она была Старцевым, так?
– И че?
– А то, что Сергей учился у Старцева и, вполне возможно, тоже знал систему шифрования. Я думаю, это шифровка.
– Вот эта абракадабра про Магду?
– Смотрите, – я достала телефон и нашла фотку с запиской про королеву и гвардейца. – А вот такой штукой (я переключила следующий кадр) ее можно расшифровать. И получается задание по немецкому.
– Откуда?..
Я не дала договорить:
– Потом расскажу, это долго.
– Хочешь сказать, это тоже уроки прадед записывал?
– Не знаю, но знаю, как проверить. Дай-ка мне эту бумажку, я дома распечатаю дешифратор, вырежу его и проверю.