Быстрыми, резкими, жадными толчками он вколачивался в нее, будто хотел заполнить ее изнутри собой без остатка. Не оставить ей шанса вытравить его из тела и души.

Лисия мечтала, чтобы в ней пробудился ведьмовской дар и разорвал насильника на ошметки. Но дар не пробуждался, зато ее тело принимало его с восторгом и благодарностью. С каждым толчком внутри росло ощущение наполненности. Как будто так и должно быть. Мышцы лона то сжимались, то расслаблялись, даря удовольствие и ей, и Вергану — судя по отрывистым стонам, вырывавшимся из его груди.

Вскоре она забыла о ненависти к магу. Он и его движения сделались частью Лисии. Если она и ненавидела — то лишь себя. За то, что не могла удержаться от восхитительно-блаженного слияния. Не могла остановить экстаз собственного тела, которое не желало ей повиноваться.

Еще несколько его толчков — самых ярких, мощных и пронзительных — и Лисия провалилась в бездну без мыслей, без упреков, без обид и требований. Только захлестывающее, всепоглощающее упоение.

Она кричала, извивалась в его руках, как одержимая. Лоно неистово пульсировало, стискивая могучий стержень, будто жаждало задержать его в себе, никогда не выпускать.

Верган замедлился на несколько секунд… а потом Лисия ощутила, как в нее извергается горячий поток — словно вулкан с обжигающей лавой. Мужчина замер, крепко удерживая девушку бедра… а ее саму продолжало скручивать в экстатических конвульсиях.

Наконец с резким выдохом Верган отстранился и вышел из нее. А Лисия так и билась в волнах оргазма, накрывающих ее одна за другой.

Верховный Маг постепенно выравнивал дыхание и удовлетворенно смотрел на содрогающуюся на его столе девушку. А именно, на ее восхитительно круглую попку.

Это аппетитное зрелище будоражило его, несмотря на только что утоленное вожделение. Похоже, не пройдет и пары минут, как он вновь захочет обладать Лисией.

Но нет. Не сегодня. Он использовал магию, чтобы обезболить ей лишение девственности… Но не стоит злоупотреблять радостями соития. Ее телу требуется отдых. Она получит его… первый и последний раз. Потом Верган не станет останавливать себя, когда захочет ее снова и снова.

Уже завтра он возьмет Лисию столько раз, сколько пожелает. И пусть глупышка верещит, умоляя его остановиться и отпустить. Чем больше умоляет, тем чаще он станет овладевать ею. Тем больше оргазмов подарит ей. Пока она наконец не устанет сопротивляться — ему и себе самой.

Экстатические конвульсии постепенно затихали. Обмякшее тело Лисии начало скатываться вниз. Девушка кулем рухнула бы на пол, если бы Верган не подхватил ее. Она слабо дернулась, пытаясь вырваться. Маг крепче стиснул ее и поднял на руки.

Близость обнаженного девичьего тела не на шутку взбудоражила. Нет, надо отнести ее в спальню, позволить запереться, забиться в уголок и вдоволь нареветься над своей горькой долюшкой.

Верган как мог оттягивал тот миг, когда овладеет Лисией. Ведь тогда она окончательно будет считать его насильником, который взял ее через жесткое принуждение. Не просто шантажом и угрозой настоятельнице, а еще и простой силой мужчины.

Разумеется, его это ничуть не беспокоило и не вызывало никаких моральных терзаний. Он мог бы трахнуть Лисию еще в коридоре Обители, как тот глупый толстяк трахнул еще более глупую наставницу.

Он мог бы сделать это посреди торжественного зала — на глазах всех гостей-мужчин, юных ведьмочек и старых ведьм-наставниц. Без малейших угрызений совести. Хоть под личиной, хоть под собственным именем. Ему было плевать, кто что скажет. Никто не смог бы и не посмел его остановить.

Еще меньше его тревожило отношение девчонки к нему. Ее чувства, симпатия, привязанность, хотя бы уважение — на все на это Верховному Магу было плевать. Он мог бы завоевать ее расположение долгими ухаживаниями, привязать к себе ласками, умильно-приторным обхождением…

Но одна только мысль об этом вызывала в нем скуку. Она была его вещью, его игрушкой. И ведьмой. Дочерью высокомерной суки Файлин.

Пусть пока ее глаза были невинны и чисты, пусть ни толики злого умысла не отражалось в них. Лишь прямая, незамутненная ненависть к нему. Девчонке не хватало ведьмовского лукавства и двуличия, чтобы скрывать ее.

Но Верган прекрасно понимал, что женская натура однажды поднимется и расцветет. От нее никуда не деться, никак не утаить, никак не задавить. Обманчивое сходство с Лоран — лишь ловушка. Иллюзия, игра.

Да и как знать, что всплыло бы в натуре самой Лоран, останься она жива. Порой Верган ловил себя на том, что он слишком идеализирует погибшую возлюбленную. Помнит лишь свет и чистоту ее глаз, но забывает о капризах и ссорах, которые неизменно случались между ними.

Никто не ведает, какой она стала бы сейчас. Не уподобилась бы своей жестокой и коварной сестре. У всех женщин одинаковая сердцевина, какой бы нежной и соблазнительной ни была наружность.

Этого Верган и хотел добиться. Чтобы Лисия шаг за шагом обнаруживала собственную лживость и двуличие. Сначала — в телесных ласках и удовольствиях. Чтобы с неумолимой неизбежностью признавала, что никакая ненависть не мешает ей наслаждаться его прикосновениями.

Ну а затем раскрыла бы, что ее душа такая же грязная и развратная, как тело. Что ею правят не принципы, не стойкость моральных убеждений, а похоть и алчность. Верган мечтал насладиться тем мигом, когда Лисия наконец поймет это о себе. Когда даже его личность, его поступки, его давление и насилие не будут застилать эту истину.