I

У дверей в апартаменты принцессы топтались королевские гвардейцы, сновали перепуганные слуги и фрейлины. Все пытались говорить шепотом, но гвалт стоял, как на базаре субботним утром.

Завидев кутерьму у покоев миледи, Серена смекнула – хозяйка вернулась. Девушка приготовилась снести очередную трепку за то, что не оказалась вовремя под рукой: раздеть госпожу, снять дорожную маску, приготовить ванну.

Никто не замечал маленькую служанку. Мэтр Готель пронесся мимо аки взмыленный жеребец, следом – две фрейлины, из числа особо зловредных. Тяжелые юбки едва не сбили Серену с ног, но сами фрейлины даже не взглянули на девочку. Неужели кто-то другой снял принцессе дорожную маску? А может, миледи и всей челяди сейчас не до маски?.. Два стражника басовито перешептывались:

– Всю дорогу без сознания?

– Всю. Полевой врач залатал его прямо во время боя. А он до сих пор не оклемался. Так и кормят жидицей из трубочки. Ее Высочество хотели сразу в столицу везти, да нельзя было, пока ребра не заживут. Как чуть-чуть подправился, так они его тут же – в повозку и долой с фронта.

Сердце Серены чуть не остановилось. О ком они говорят?! Может, с Абби, лакеем миледи, приключилась беда…

– Серена, привет! – окликнул мальчишеский голос.

– Абби! Миледи приехала?

– Ага. Она в Лекарских Палатах. Ты поторопилась бы туда.

– Она… она нездорова?

– Не она, граф де Мон. Снаряд взорвался в трех метрах от него.

О Создатель. Это она пожелала, чтобы он навсегда остался на войне! Чтобы не возвращался с поля брани, не терзал ей сердце! И бесы услышали ее желание…

Абби рассказывал, пока они бегом неслись в Лекарские:

– Бесову прорву осколков из него вытащили. Череп повредил, несколько ребер, вывихнул локоть, коленку, и в живот ранен. Кровищи вытекло из нашего доблестного маршала, что вина из королевских подвалов в День Нея. А врачи говорят, ему повезло. Но какой герой, Серена! Видела бы ты, как он мчался впереди войска на своем гнедом Аспере! Он единственный маршал, кто сам вел армию в бой, представляешь? Все полководцы засели в штабных шатрах, а он скакал впереди солдат! А солдаты – настоящие, живые, не «Медведи». Наши дворяне!

– Ах, лучше бы он тоже засел в шатре!

– Ничего ты не понимаешь в воинской доблести, – высокомерно заявил Абби. – Тише, мы рядом. Сейчас направо. Вот и его палата. Давай, заходи первой.

Серена толкнула дверь дрожащей рукой. Перебинтованное, загипсованное тело на кушетке могло принадлежать кому угодно, но не прекрасному храбрецу Люсу Ашеру. Кушетку окружали аппараты искусственного питания: стеклянные емкости с питательной суспензией – жидицей. Принцесса, в лекарском халате поверх дорожного платья, горько плакала. Рядом стоял незнакомый молодой человек – широкоплечий, светловолосый и голубоглазый. Он тоже был в халате, из-под которого виднелась военная форма.

– Сколько он будет таким, Гораций?!

– Люди проводят в коме долгие годы, миледи, – печально ответил голубоглазый блондин. – Человек может умереть от старости неподвижным.

– За что, Гораций?! Как Создатель мог допустить такое?! Самый доблестный полководец беспомощен как кукла!

– Я предлагал выход, миледи, – мягко проговорил блондин по имени Гораций. – Всю дорогу я твердил, что маг может вернуть графу сознание. Надо обратиться к магу.

– Замолчи! Не желаю слышать об этом! Все маги – выкормыши Кэрдана. А Кэрдан ненавидит Ашеров. Любой маг убьет Люса одним прикосновением!

– Не все маги подчиняются Кэрдану, миледи. Его Академия существует полвека, а магия – тысячелетия. Как, по-вашему, изучали магическое искусство до создания Академии? Оно передавалась из рук в руки, от учителя к ученику в отшельническом уединении. Сам Кэрдан обучался так. Можно найти мага-одиночку из его поколения. Или старше – настоящего Старого Мага.

– А Болотник просто купит его!

– Не так легко купить Старого Мага, миледи. Тем более Кэрдану. Он уничтожил смысл отшельнического бытия, отнял учеников и Старых Магов. Раньше, во время до создания Магической Академии, самые знатные и влиятельные люди ходили к отшельникам на поклон, чтобы их одаренных детей приняли в ученики. Ведь другого способа освоить магическое искусство не было. Но Готор VII, ваш покойный дед, учредил королевским указом Магическую Академию – по инициативе Кэрдана. Старые порядки опрокинулись. Отшельники прозябают в нищете и безвестности. Кто пойдет на поклон к угрюмым колдунам, кто польстится на затворничество и аскезу, когда есть Академия с высокими стипендиями, карьерой при дворе и высоким статусом? Старые Маги ненавидят и проклинают Кэрдана.

– И как мы найдем их? Ты знаешь, где они прячутся?

Гораций собрался ответить, но не успел.

– Отшельница Тинтари, – пискнула Серена.

Гретана и Гораций мигом повернулись к ней. Серена залилась багрянцем от собственной дерзости. Но жизнь Люса висит на волоске, стесняться и трусить некогда.

– К югу от столицы, в лесу Тинтари, живет отшельница-магичка… Слуги рассказывают, мол, она заделалась отшельницей, потому что не любила Кэрдана… То есть, ей не нравилось, что он завел эту Академию, что вытворяет с магией всяческие непотребства. Говорят, она Старый Маг.

– Тинтари… Несколько десятков миль от Южных ворот… И как ее найти, Серена?

На этот раз Гораций ответил вместо служанки:

– Никак, миледи. Отшельники налагают чары на свои жилища, чтобы смертные не могли их найти. Можно лишь приблизиться к тому месту, где может находиться Старый Маг, и сосредоточиться на своей нужде. Тогда он позволит пройти к нему – если пожелает сию нужду удовлетворить.

– Пусть только не пожелает, – угрожающе молвила Гретана. – Будь она хоть трижды отшельница, я вытащу ее и заставлю исцелить Люса. А ты, друг Гораций, подозрительно хорошо разбираешься в магии для армейского лейтенанта. Не стакнулся ли ты сам с волшебничками?

Лейтенант по имени Гораций горько усмехнулся.

– Миледи почти угадала. Я был студентом Академии. Всего два семестра. Меня отчислили в первую же пробную сессию. Лично Придворный Маг. Мне не посчастливилось: он зашел в нашу экзаменационную аудиторию во время моего ответа. Сперва я обрадовался возможности блеснуть знаниями и подготовкой перед самим великим Кэрданом. Я очень старательно занимался, миледи. Я выучил теоретический материал в полном объеме, и даже сверх того, что требовала программа. Он выслушал мой ответ… задал дополнительные вопросы. Я отвечал блестяще. И тогда он дал мне практическое задание. Приказал сотворить иллюзию – «псевдореальность», как говорят в Академии. Это было против правил. Мы сдавали только теорию – практика предстояла в следующую сессию. Я исчерпывающе ответил на свой билет и все дополнительные вопросы. Я готовился усерднее, чем солдат молится Создателю перед боем. Но я не смог сотворить ни тени, ни контура, ни фрагмента заданного предмета. Мои магические способности были совсем невелики. Я надеялся развить их в Академии. Но тщетно. Кэрдан обратился к членам комиссии: «Кто обеспечил этому бездарному юноше десять месяцев Академической Стипендии?» Он дознался, что я поступил по протекции давнего друга нашей семьи. Моего благодетеля выгнали. Моя семья очень бедна, миледи. Родовое поместье разрушается на глазах. Академия была для меня даром судьбы. Когда меня отчислили, я не мог даже пойти в ученичество к отшельнику, более милосердному, чем Придворный Маг. Мне пришлось идти на военную службу, хотя видит Создатель, не было в моей жизни желания большего, чем познать магическое искусство! Я тренировался с детских лет. Мои способности малы, но я был готов заниматься, и я учился, как про клятый! За эти десять месяцев я прочитал столько, сколько одаренные лоботрясы не прочитывают за годы обучения! Я умолял Придворного Мага дать мне шанс. Я мог бы взрастить свои способности, подключившись к источнику маны. Он мог дать мне еще один год. Я же дворянин, бес подери, как и он! Простолюдин, какими бы способностями он ни обладал, никогда не станет заниматься так, как я.

Гретана хлопнула лейтенанта по плечу.

– Не расстраивайся, дружище Гораций. Скажи спасибо Созателю, что не попал ты в свору Болотного Герцога. Чем бы ты тогда занимался, зомбировал «Медведей»? Маг-то из тебя вышел бы, сам признаешь, хреноватенький. А военный – хоть куда!

Лицо лейтенанта перекосила гримаса боли. Сколько раз ему доводилось слышать в разных выражениях, что ему не суждено преуспеть на любимом поприще! Принцесса продолжала, не замечая эмоций лейтенанта:

– Что бы без тебя делал твой маршал? Адъютантом ты ему послужил на славу, а сейчас станешь за ним присматривать. Ты и Серена будете дежурить у постели Люса круглые сутки, сменяя друг друга. Будете сами заполнять кормильный аппарат, стерилизовать, пробовать каждую партию жидицы, каждый бачок. Слышишь, Серена? Тебя тоже касается! Пробуй жидицу в каждом бачке, который принесут лекари. И не пытайся увиливать! Стражники будут следить за тобой!

– Я буду пробовать все, даже если они отвернутся, – твердо сказала Серена. Могла ли она мечтать, что милостивый Создатель дозволит искупить вину? Ухаживать за Люсом и отвечать собственной жизнью за его жизнь – что может быть прекраснее?

– И поедешь со мной в Тинтари, – прибавила Гретана. – Не знаю, что ты сделаешь, чтобы не блевать, но если изгадишь мне платье, вышвырну прямо в лесу.

– Я сяду на козлы, миледи. Там укачивает меньше, а если меня и стошнит, так на землю, а не на пол кареты.

– Давно бы так, – буркнула принцесса и обратилась к адьютанту Люса: – Гораций, когда явится канцлер Ашер – ему ни слова. Старый лис еще подозрительнее, чем я. Он может не поверить в нашу затею со Старыми Магами и забрать сына в Ашер-холл. Не хочу, чтобы он помешал мне спасти Люса.

Гретана склонилась над безжизненным телом Люса и поцеловала перебинтованный лоб.

– Я вытащу тебя, мой храбрец. Верь своей принцессе.

Серена силилась сдержать подступившие слезы. Своей принцессе… Живой ли, мертвый, Люс принадлежит Гретане. Пускай. Лишь бы он жил, лишь бы улыбался. Ей достаточно просто слышать его голос – пусть обращенный к миледи Гретане, а не ее жалкой, навек несчастной служанке.

* * *

Пакота разбудила Эдеру до рассвета. Вломилась в спальню, грохнула на стол чаплажку с кашей.

– Хозяин тебя зовет. Чеши патлы и лопай живее.

Эдера привела себя в порядок и, не притронувшись к завтраку, поднялась в библиотеку. Маг молча предложил ей руку и повел вниз.

Выйдя из башни, они утонули в утреннем тумане. Сегодня он казался еще гуще, чем обычно. Они обошли башню кругом. Девушка подняла голову и увидела окно библиотеки.

– Надеюсь, сегодня ты в последний раз спустилась на землю по этой лестнице.

Эдера невольно отступила на шаг.

– Это не угроза, – засмеялся Кэрдан. – Ты просто научишься передвигаться другим способом. Ступай за мной след в след.

Он повел ее дальше на восток, навстречу невидимому, скрытому серой пеленой солнцу. Квакали лягушки, хлюпала болотная жижа под ногами. Эдера старательно смотрела на сапоги Кэрдана, понимая: оступись она, Проклятая Топь утянет ее в свое поганое чрево. Если милорд не изволит вызволить неуклюжую ученицу.

Они прошли с полмили. Кэрдан остановился на узком островке твердой земли, покрытом сероватой травой с холодными каплями утренней росы.

– Я познакомлю тебя с искусством оборотничества. Бесполезное умение с точки зрения прикладной магии. Его почти не изучают в Академии. Оно не пригодится на практике. Маги прошлого сражались и шпионили в обличье животных. Сейчас для этого существуют более тонкие, дистантные способы. Но я владею оборотничеством и требую этого умения от своих учеников. Почему?

– Почему, милорд?

Некоторые приемы Кэрдана раздражали Эдеру – вроде риторических вопросов. К ним прибегали некоторые наставницы в Обители – мать Иотана к их числу не относилась. Считалось, что периодические вопросы поддерживают внимание ученика, не дают утратить бдительность. Но интеллект Эдеры не нуждался в таких уловках. Она и без того внимала прилежно и сосредоточенно, столько времени, сколько длился урок. Новая информация вливалась в нее легко и свободно, тут же усваивалась и укладывалась в целостную систему. Говорить Кэрдану, что в уловках нет необходимости, она не пыталась.

– Потому что сущность зверя раскрепощает дух, – пояснил маг вкрадчиво. – Ты можешь сбросить оковы человеческой морали. Позволить себе поддаться инстинктам, слепым и необузданным влечениям.

Эдера скорчила скептическую гримасу.

– А это нужно? Забывать о морали и уподобляться зверю, терять человечность – какой в этом смысл?

– Мана, Эдера. Помнишь книгу о подключении к источнику маны? Ты ведь жаждешь почувствовать его? Так вот, для животного эта связь проста и естественна. Человеку приходится обретать ее заново. Многие искусственно ломают перегородки, отъединяющие их от магии, и называют это «подключением». Есть более короткий путь – не для всех. Но тебе повезло.

– Я должна перевоплотиться в грифа?

– Ни в коем случае, – ухмыльнулся Кэрдан. – Мне не нужны подражатели. Найдешь «свое» животное. Еще не забыла определение «псевдореальности»? Сегодня тебе доведется применить его на практике.

Это оказалось предупреждением – Кэрдан не сделал ни одного движения, но мир вокруг Эдеры изменился. Очертания и формы не расплылись, не преобразились; просто в одно мгновение поменялась картинка. Как если бы она грезила с закрытыми глазами, а тут открыла их и увидела реальный мир. Этот мир наполняли несметные полчища животных существ, от мириад крошечных букашек до стаи гигантских дельфинов, чья пасть могла заглотить подросшего слоненка.

«Это чересчур! – воскликнула Эдера. – Неужели кто-то пожелает перевоплотиться в гразиозавра или мохноногого термита?»

«Это тебя не касается. Твоя задача – отыскать собственную сущность, моя – предоставить тебе максимально широкий спектр. Лишние вопросы затянут твое пребывание в этом пространстве».

– Хорошенькое дело, – буркнула она под нос. – Отыскать свою будущую личину среди этих… Неужели нельзя было капельку сузить спектр, отфильтровать… ну, хотя бы насекомых. Ведь их в несколько сотен раз больше, чем всех остальных видов. Хотя некоторые виды млекопитающих тоже не мешало бы отсеять, – она покосилась на гигантский пруд с дельфинами. – Или вымерших животных. Да уж, биллион водяных, кто не спрятался, я не виновата!

Она воздела очи горе, демонстрируя невидимому учителю свое отчаяние. Взгляд ее упал на стройный клин элеутерий – грациозных птиц, нечто среднее между журавлем и лебедем, но мельче, изящнее, проворнее тех и других. Клин рассекал оранжевое, но бессолнечное небо, двигаясь навстречу влюбленной парочке птеродактилей. Девушка завороженно любовалась слаженным движением стаи, точеными очертаниями и сияющей белизной птичьих тел. Очарованная дивным зрелищем, она не заметила, как оранжевое небо и белые птицы оказались не над головой, а вокруг. Трава исчезла из-под ног. Единственной связующей нитью между нею и землей остался восхищенный взгляд маленького человечка далеко внизу, в золотистом ореоле длинных пушистых волос. (Элеутерия еще помнила, что этот ореол называется у людей «волосы», но с трудом представляла, почему они облекают не всю поверхность тела, как перья, а лишь часть ее, до пояса, как у фигурки внизу.) Вскоре она забыла о человечке, отдаваясь наслаждению полета, такому естественному и привычному, такому упоительному.

Опьяненная блаженством, птица забыла о стае, выбилась из клина и взмыла к облакам. Она быстро набирала высоту, петляя в движениях дивного птичьего танца. От стремительного рывка и резкой смены высоты у нее участилось сердцебиение и перехватило дыхание. Птица закружилась на месте, а потом камнем рухнула вниз. Она даже не поняла, что с ней происходит. Стая удалялась, как ни в чем не бывало следуя своим путем. Никто не собирался спасать ее. Жизнь Эдеры висела на волоске. За пару дюймов от каменистого утеса ее остановила невидимая преграда, и птица зависла над землей, как в невесомости. Она успела отметить, что спасительная преграда мягкая, теплая и гладкая… На мгновение сознание помутилось, затем она пришла в себя в человеческом теле и в реальном мире, на маленьком островке посреди болотной жижи. Кэрдан поддерживал ее под мышки. В прикосновении его рук она узнала невидимую мягкую преграду, остановившую ее перед падением. Она быстро отпрянула от него.

– Элеутерия… Закономерный выбор. Ты не находишь занятным, что мы оба – ты и я – предпочли птичий облик? Жажда полета роднит нас с тобой!

В его тоне Эдере послышался злой сарказм. Интересно, над чем милорд изволил ирониировать на этот раз? Его непрестанная язвительность надоедала Эдере так же, как риторические приемчики.

– Ты блестяще ориентировалась в псевдореальности. Посмотрим, что у тебя получится в материальном мире. Как ты себя чувствуешь? – Эдера коротко кивнула: пульс и дыхание были в норме. – Тогда начинай перевоплощаться. Вспомни ощущения в теле элеутерии. Вспомни полет, небо и воздух, вспомни землю внизу, под крыльями. Когда будешь готова, я брошу тебе заклинание. Начинай.

Легко сказать – вспомни небо вокруг и землю под крыльями. Там было другое небо, золотисто-оранжевое, яркое. А здесь – хмурое, сизое, с бледными пролысинами солнечного света… Под крыльями стелется туман и неприятно холодит брюшко. Но все равно полет прекрасен! Радость переполнила крошечное птичье сердце. Элеутерия перекувыркнулась в воздухе. И, заворачивая петлю, увидела огромный черный силуэт, следующий за ней вплотную.

Кэрдан не предупредил Эдеру, что перевоплотится вместе с ней. Да птица и не вспомнила бы его предупреждение. Враг. Исконный враг птичьего рода; хищник, не брезгующий мертвым мясом. Но мертвечина тем вкуснее, чем раньше она испустила дух – желательно в его когтях. Охваченная ужасом, элеутерия, неопытная в полете, рванула наутек по прямой сразу из «мертвой петли» и потеряла равновесие. Она снова рухнула вниз, и здесь, в материальном мире, неоткуда было взяться невидимой преграде, чтобы затормозить падение…

Ей чудом удалось выровнять крылья и спланировать прямо на грани туманной пелены. Синий гриф нагонял ее. Элеутерию накрыла его тень. «Туман. Он не увидит меня в тумане». Она рисковала не заметить в тумане камни или опуститься слишком близко к земле, но враг снижался. Элеутерия спикировала и погрузилась в туман. Почти сразу же когти грифа сомкнулись на шелковистой грациозной шейке, но не спешили вонзиться в нежную плоть, раскромсать ее и сломать тонкие косточки. Хищник просто обхватил лапой шею жертвы и спокойно полетел над нею, управляя ее движением.

Он опускался ниже и ниже, вел элеутерию к земле. Птица покорно следовала навязанной траектории: предчувствие агонии парализовало ее волю. Она ощутила снизу холодные капли росы и стебли травы, сверху – перья врага, не отпускавшего и не сжимавшего когти. Рассудок отказывал ей, черные перья сливались в плотную сплошную ткань… ткань черного плаща. Когти разжались – нет, уже не когти, человеческие пальцы… Кэрдан медленно убрал руку с шеи Эдеры, распластавшейся на траве, и протянул ей эту руку, помогая подняться. Он улыбался.

– Ты умеешь красиво запороть урок, Эдера Кедар. Что случилось? Почему ты ринулась вниз, как топор, и впала в ступор, когда я пытался восстановить твою координацию? Мне казалось, ты хорошо перенесла высоту в псевдореальности. А твой глупый трюк с мертвой петлей должен научить тебя не повторять его снова. Неужели я ошибся и полет опасен для тебя?

Полет? Он издевается над ней? Или действительно не понял, что с ней произошло?

– Дело не в полете, а в вас. Я боюсь вас. То есть, моя птица боится. Мне было бы легче перекинуться одной.

– И снова наделать бед? Как я смогу следить за птицей, оставаясь человеком? А если ты опять сорвешься и пустишься навстречу настоящему хищнику? Ты не сможешь перекинуться обратно. Если мое обличье для тебя – проблема, тебе придется сталкиваться с ней лицом к лицу, пока ты не одолеешь ее. Тебе страшно, когда я рядом? Прекрасно – я все время буду рядом! Пусть тебе становится страшнее и страшнее, пока ты не начнешь больше бояться своего страха, чем меня. Это хороший урок.

Сперва Эдера слушала Кэрдана с чувством вины и сожаления. Но к концу его речи в ней бурлила злость. Он же наслаждается ее беспомощностью! Она вдруг увидела свой полет со стороны. С каким удовольствием он зажал ее шею когтями! Урок, как бы не так! Ладно, сейчас она устроит ему урок! Никто не смеет безнаказанно дергать Эдеру Кедар, как марионетку, то за ручку, то за ножку.

– Простите, – процедила она сквозь зубы, намеренно избегая смиренно-покаянного тона – маг в два счета раскусил бы ее. Надо изобразить внутреннюю борьбу. – Я бы хотела попробовать еще раз. Если вы согласны заниматься с такой строптивой тупицей.

– Не вижу иного способа сделать из тебя послушную умницу.

– Я хотела бы сама произнести заклинание. Возможно, это поможет моей птице чувствовать себя более уверенно и независимо.

Маг взглянул на нее с удивлением, но без подозрения.

– Хорошо, попытайся. Самолюбивому ученику стоит чаще разрешать работать самостоятельно. Точнее, делать вид, будто работает самостоятельно.

Эдера послушно развела руки, готовя их к превращению в птичьи крылья. Сконцентрировалась на образе элеутерии и приступила к заклинанию. На мгновение она увидела свой собственный клюв и удовлетворенный кивок Кэрдана. Убедившись, что у нее получается, маг перекинулся за долю секунды. В тот же момент Эдера прекратила превращение, подбежала к грифу, вцепилась в черное крыло и со всей силой встряхнула птицу.

До сих пор она не могла понять, как гриф извернулся, чтобы клюнуть ее в грудь. Затем девушку швырнуло оземь ударной волной. Кэрдан стоял на прежнем месте и сверху вниз смотрел на Эдеру, изумленно озирающую кончики теплой шали. С них стекала струйка крови.

– Инфантильная, упрямая, безответственная девчонка. Может, вернуть тебя в монастырь? Дать время повзрослеть?

У Эдеры екнуло сердце. Пожалуйста… Ну пожалуйста. Каждый день она тосковала по всем в Обители – от Матушки, сестры Орделии, Розали до Осточтимой Келарши и сестры Динии… Статус ученицы Придворного Мага Кэрдана не давал ей больше радости, чем утраченная жизнь среди подруг и наставниц.

Кэрдан прищурился.

– Ты ведь хочешь этого, Эдера? Запороть обучение и вернуться в монастырь?

Будь он проклят. Неужели у нее все на лице написано? Он шагнул к ней, Эдера отшатнулась, но он схватил ее за руку жесткими, костлявыми пальцами – точно так же, как когти грифа сжимали шею элеутерии.

– Ты никогда туда не вернешься, – прошептал он почти на ухо ей. – Отныне твое место здесь, подле меня, нравится тебе или нет.

А потом случилось то, чего Эдера не могла помыслить даже в горячечном бреду, даже в самом извращенном ночном кошмаре. Кэрдан привлек ее к себе вплотную, наклонился к ее лицу – и ей вдруг стало не хватать воздуха. Он душит меня?! – промелькнула мысль. Хочет избавиться?.. Но Придворный Маг не душил нерадивую ученицу. Он ее целовал.

В следующую секунду разум вернулся к Эдере, она собрала силы и отшвырнула Кэрдана. Он отлетел кубарем. Весной она точно так же отфутболила браконьера, поймавшего в яму беременную лосиху. Он был почти такого же роста, как Кэрдан, и гораздо шире в плечах, но от ее пинка отлетел на несколько метров, как гнилой чурбан, и вырубился. Кэрдан тоже грохнулся бы навзничь, если бы не магия. Воздух за его спиной моментально сгустился, пелена спружинила под ним, как батут. Маг снова был на ногах. Он изумленно смотрел на Эдеру, удиравшую по болоту прочь. Она отбросила его без всякой магии, одной физической силой.

Эдера неслась по болоту, спотыкалась, вязла в трясине, выбиралась на кочку и снова бежала. Вслед ей несся хохот, похожий на хриплый клекот стервятника. Она добежала до черной башни, ворвалась внутрь, взметнулась по скрипучей лестнице на второй этаж, заскочила в свою комнату, задвинула щеколду, подтащила к двери стол, на стол водрузила тумбочку. Затем нырнула в постель и натянула одеяло с головой, будто зарываясь в норку.

 

II

Серена с трудом сдерживала тошноту. «Еще чуть-чуть. Четверть мили. Полчетверти». Ага, а потом другая повозка, и еще двадцать миль. «Там я поеду на козлах», – возразила она себе. Наконец карета остановилась. Девочку чуть не вывернуло на платье госпожи.

– Вылезай уж, горемычная, – фыркнула Гретана. Дважды просить Серену не пришлось: она вывалилась на дорогу, как тюфяк. Карета стояла на развилке. Одна дорога вела дальше на запад, к резиденции Каспедра. Другая сворачивала на юг, в лес Тинтари. Принцесса бросила вознице звенящий мешочек.

– Не распускай язык, не то отрежу.

Так принцесса напутствовала верных слуг. Она пересела в повозку, что прислал канцлер Ашер. Серена, пошатываясь, забралась на козлы.

– Не сползи на землю, – проворчал возница. – И на меня не заваливайся. Вожжи не удержу, лошади понесут, спины переломаем.

Воздух Тинтари был таким свежим, что Серену перестало мутить. Она с любопытством озиралась по сторонам. Зима приближалась с каждым днем, некоторые деревья уже опадали. Но в этом лесу листья даже не пожелтели.

– Они сбрасывают листья только с первым снегом, – прошептал возница – боялся потревожить то ли принцессу, то ли лес. – Красота, как в раю. И не веришь, что Создатель выпустил такое диво из райских кущей на землю.

Серена даже забыла считать мили, как в первые минуты дороги. Не верилось, что совсем рядом, несколькими милями севернее – столица с ее жестокими обитателями и Проклятая Полоса Топей. Серена захотела поселиться в этом лесу, как отшельница, к которой они ехали.

Чем дальше, тем у же становилась дорога. Вскоре возница остановился.

– Дальше повозка не проедет, миледи. Вам во-он по той тропке, если вы ищете отшельницу. Я буду ждать вас здесь.

– Что? Я должна идти пешком, по сучкам и корягам?

– Я бы с радостью довез, Ваше Высочество, так ведь деревья гляньте как стоят! Не пролезет повозка, если на щепки ее не расколотить. Колдунью все так ищут – напролом в эту рощу, а там как повезет.

Гретана возмущенно фыркнула, но вылезла из кареты.

– И многим везло?

– Я – так никого не знаю.

– Если бы я хоть обула сапоги! – прошипела она.

Серена пошла впереди, убирая с пути госпожи разлапистые ветки, раздвигая колючие кусты. Она разодрала руки до крови. Туфельки у девушки были еще легче, чем у принцессы. Ноги окоченели. Она испугалась, что вот-вот свалится наземь, а принцесса вернется назад, бросит ее в лесу. А Люс останется без помощи волшебницы. Эта мысль подстегивала и даже согревала. Девушка отчаянно лезла дальше в гущу леса, обдирая лицо и ладони.

Они шли и шли, а чаще, казалось, не будет конца. С каждым шагом страх Серены нарастал. Сердце колотилось все сильнее. И когда грудь уже разрывало бешеным стуком, а разум почти обуяла паника – лес расступился. Серена, следом принцесса, вышли на небольшую прогалину. Посреди прогалины стоял крошечный бревенчатый сруб.

– Наконец-то, слава Создателю! – простонала Гретана.

Дверца домика открылась. И принцесса, и Серена ожидали увидеть древнюю старуху, согбенную и седую. Навстречу вышла женщина не первой молодости, но вовсе не старая – довольно привлекательная, опрятно одетая и аккуратно причесанная. Словно обитала не в лесной хижине, а в доме добропорядочного горожанина, где к ее услугам были ванна и личная горничная. Пристальный взгляд отшельницы остановился на лице и руках Серены, истерзанных сухими колючими ветками.

– Ко мне пожаловали необычные гости. Непрошеных гостей я отваживаю… Но вы обе стоите внимания.

Принцесса задрала подбородок.

– Ну еще бы! Я наследная принцесса королевства, Гретана Неид.

– А девочка?

– Моя служанка.

– У служанки есть имя?

– Серена. Почтенная волшебница, ты должна немедленно ехать со мной! Сын государственного канцлера ранен в битве и не может очнуться больше месяца. Исцели его и приведи в сознание! Это доблестный герой. Он нужен королевству. И дорог мне.

– А девочке Серене?

– Конечно, – раздраженно бросила принцесса. – Ей дорого все, что дорого мне.

– Позволь ей самой сказать, принцесса.

– Что? Как ты… – Гретана осеклась. Жизнь Люса висит на волоске, и ей не стоит давать волю гневу, если она хочет помощи этой невежественной грубиянки.

– Ты пришла не одна, принцесса. У твоей спутницы может быть просьба, отличная от твоей. Дай ей высказаться.

Далась ей Серена.

– Я ей дам высказаться, – мрачно пообещала принцесса. – А потом догоню и еще дам. Говори, Серена, ты хочешь спасти Люса?

– Всей душой молю вас, почтенная волшебница: помогите моей госпоже! Спасите маршала!

– У тебя есть собственное желание, которое я могла бы исполнить?

– У меня только одно желание – чтобы маршал Люс Ашер очнулся, встал на ноги и был жив-здоров, как до того проклятого сражения! Ничего другого мне не надо, Создатель свидетель!

Серена говорила так пылко и страстно, что принцесса удивленно нахмурила брови.

– Жив – это несложно. Здоров – вот тут придется потрудиться. Одним волшебством не помочь. Волшебство способно вывести из комы вашего героя, но поставить на ноги и вернуть радость жизни может только забота. Я вижу, заботы на его долю достанет?

– Верно видишь, волшебница. Ты поможешь нам?

– Следуйте за мной.

Отшельница обогнула избушку и завернула в густые заросли на задах. Принцесса и Серена пошли за ней, раздвигая ветки.

– Куда ты нас ведешь?

– К вашей повозке. Ты просила немедленно поехать с тобой.

– Но карета в другой стороне.

– Вы добирались окольным путем. Я выведу вас напрямик. Вы обе замерзли, особенно девочка. Еще немного – и она превратится в снежинку. Скорее в повозку!

Пригнувшись под нависшей веткой, женщины внезапно оказались на дороге перед каретой.

– Это колдовство?

– Напротив, – усмехнулась отшельница. – Распутывание колдовства. Забирайтесь-ка поживее. Эй, отчего ты полезла на козлы? Неужели твоя госпожа не пустит тебя внутрь, полуобмороженную?

– Ее мутит, – пояснила принцесса.

– Со мной не замутит. Ну-ка дуй в карету!

Гретана оторопела.

– Ты командуешь в карете наследной принцессы?!

– Я командую, когда люди просят моей помощи, но не умеют принять ее, – отрезала отшельница. Она впихнула Серену внутрь повозки и сама уселась напротив. Гретана растерянно смотрела на них. Возница слез с козел и неловко подставил руку, чтобы принцесса оперлась на нее.

– Пошел прочь, мужичье! – гаркнула Гретана и влезла в карету сама.

– Разуйся, – велела отшельница Серене.

Она взяла ступни девочки и принялась легонько растирать их. Холода как не бывало. И тошноты.

– Спасибо, госпожа… прости, не знаю твоего имени…

– Фелион. Люди звали меня Фелион.

* * *

Широкие двери апартаментов Магической Канцелярии были зеркально-черными. На обеих створках красовался личный герб Придворного Мага: безлицая голова, пересеченная огненным мечом. Язычки пламени шевелились, как настоящие, и обслуга Чиновых Палат старалась петлять в обход зловещего коридора. А если миновать его никак не получалось, то курьеры и уборщики бочком продвигались мимо черных дверей, отворачивались от страшных голов, пальцами творили охранный знак. Иначе эти головы представали слугам вместо собственных лиц, на их собственных плечах в отражении зеркальной поверхности. Ох как не завидовали тем, кому выпадала сомнительная честь подавать обед лордам и мэтрам волшебникам!

То ли дело дверь личного кабинета Кэрдана в апартаментах – неприметная, без всяких опознавательных знаков, на углах даже чуть-чуть обшарпанная. Если временщик и страдал манией величия, то на окружающей обстановке это не отражалось…

Интерьер кабинета был сугубо функционален – ни малейшего отпечатка личности, индивидуальности, характера хозяина. Стены – абсолютно голые, если не считать стеллажей до потолка, забитых трактатами по естественным и политико-экономическим наукам. Пол выстлан блекло-серым паркетом, в тон стенам. Ящики в небольшом рабочем столе запечатаны смертельными заклятьями. За этим столом Придворный Маг сейчас принимал посетителя – темноволосого мужчину лет тридцати в запыленном дорожном камзоле.

Он был высок и худощав, густые угольные брови нависали над острым взглядом черных глаз. Глаза и брови могли бы придать мужчине угрожающий вид, если бы не взъерошенная копна волос. Казалось, на голове у него свила гнездо ворона. С такой прической он походил на безалаберного студента. Но когда молодой человек заговорил, оба впечатления рассеивались – и устрашающего колдуна, и юноши-разгильдяя. Тембр его голоса был низким и глубоким, тон – спокойным и почтительным.

– Милорд, присутствие фей улавливается в лесах Элезеума лишь тонкой нитью. В столице пятнадцатилетней давности оно ощущалось сильнее. Если вы позволите высказать предположение – либо феи предвидели наш приход и скрылись, либо…

Посетитель замешкался, пытаясь сформулировать продолжение фразы, и Кэрдан договорил за него:

– Либо феи никогда не обитали в лесах к востоку от Кситлании?

Младший маг кивнул.

– Да. Только проходили сквозь Элезеум. Но эти леса напитаны некой силой. Совершенно чуждой и неузнаваемой.

– Сквозь лес, который мы привыкли называть Элезеумом, – поправил Придворный Маг. – Как я и предполагал. Магия фей рождается не на землях Ремидеи. Элезеум не принадлежит нашему миру. Лес за Восточными Столбами – лишь перевалочный пункт. Врата, через которые Элезеум входит в наш мир. Чуждая сила, смутившая вас – сила портала, перекрестка миров. Я должен овладеть этой силой, даже если для этого мне придется отбыть в Кситланию.

– Оставить столицу, милорд? Академию, Канцелярию – все, созданное вашими трудами? Уехать в провинцию?

Кэрдан рассмеялся.

– Артан, Артан! Вы совершили невероятное открытие, но так и не осознали его мощь? Так называемая «столица» окажется заштатной провинцией в империи, которую я воздвигну. Ибо сердце моей империи будет в Кситлании, вблизи портала, чтобы питаться его энергией и мощью.

Артан скептически покачал головой.

– Неужели ради этой империи, еще не созданной, вы готовы бросить уже достигнутое? Если сейчас вы оставите королевство, все рухнет. Слишком много желающих уничтожить влияние магов в королевстве. Вы пожертвуете институтами магической власти, которые созидали годами?

– Ребенок ломает ветку клена, зажимает между колен и воображает, что скачет на лошади. А другой веткой размахивает, как мечом. Он доволен игрой – и пусть его! Тот ребенок, кто отвернется, если ему подведут боевого коня, дадут полное облачение и настоящий меч. Он не расстанется с кленовыми ветками, не променяет свою игру на подлинную силу. Все ныне достигнутое, Артан, весь институт магической власти – ветка клена по сравнению с порталом и силой иных миров, разлитой в псевдо-Элезеуме.

Артан осмелился возразить:

– Ребенок ломает ветку, затем бросает ее. Как же быть «ветке»? Как быть с моими товарищами? Преподаватели и старшекурсники смогут постоять за себя, а как же юные студенты? Кто защитит их?

Кэрдан улыбнулся.

– Быть может, новый Придворный Маг? Ученик, способный читать мораль учителю, способен занять его место.

Артан опешил. Лицо не дрогнуло, зато магическая аура всколыхнулась оранжевым – знак предельного изумления.

– Предлагаю вам самому сделать выбор между кленовой веткой и боевым снаряжением. Подумайте на досуге, Артан, что вы предпочтете – отправиться со мной в Кситланию или остаться в столице в качестве Придворного Мага.

Кэрдан встал из-за стола и вышел из кабинета, оставив ученика биться над дилеммой. Он направился прямиком в королевские апартаменты. Стража почтительно расступилась перед ним: временщик был единственным человеком во дворце, кто высочайшим дозволением мог входить к государю в любое время суток без предупреждения. Разумеется, Кэрдан не злоупотреблял дозволением в ночные часы или пока государь изволил одаривать вниманием многочисленных фавориток.

Сейчас Его Величество завтракал. Король Отон азартно глодал огромный индюшиный окорок и запивал прямо из пивного жбана. Он не поднял головы, когда советник вошел. Советник, в свою очередь, расположился в кресле напротив, закинув ногу за ногу, в пренебрежение всех норм этикета.

– Чего надо на сей раз? – буркнул Его Величество с набитым ртом.

– Решить статус Зандуса и Кситлании.

Кэрдан не прибавил почтительного «сир», а тон его был таким же, каким он разговаривал еще с наследным принцем Отоном, в пору, когда дофин трясся перед могущественным царедворцем отца точно так же, как сейчас тряслись от страха его собственные сыновья.

Король рыгнул, оторвался от пивного жбана и вытер губы меховой оторочкой рукава.

– А чего ты от меня-то хочешь? Я же сказал, решайте сами, с маршалами, канцлером, бес знает с кем еще. Мне-то что за дело? Чем хочешь, тем и подпишу эти земли. Хочешь – департаментами, хочешь – наместными княжествами.

– И вице-королевствами?

– Да хоть вице-королевствами. Только для того надобно, чтобы кто-то из принцев крови возглавил вице-королевство. Не думается мне, что мои кобельи сыночки выберутся из-под столичных шлюх ради этих Мухосраний».

– Кроме сыновей у тебя есть дочь.

– О-о, эта с радостью рванула бы в Мухосранию, если бы ее новый хахаль махал там мечом да гнал в атаку твоих зомби. Только мне птички на хвосте принесли, что махать ему отныне только костылями в Лекарских Палатах. А значит, доченьку мою тоже из дворца пенделями не выпинешь.

– У нее не будет выбора, если к границе отправится ее муж.

– Какой еще муж, мать Создателеву так-разэдак?!

– Твой покорный слуга.

– Чё?

– Будем считать, что я со всеми церемониями попросил у тебя руки принцессы Гретаны. Мне не трудно совершить эти церемонии, если будешь настаивать, но это чересчур утомительно. Свидетели тому – только ты и я, ничто не мешает нам объявить, что я проделал весь этот цирк.

Кое-как король водрузил нижнюю челюсть на место.

– Ты, братец, кажись, малость приборзел? Она кто? Принцесса короны, мать-перемать! Потомок великого Нея, Создатель помилуй его душу! А ты кто? Болотный герцог! Ну ты и…

Кэрдан невозмутимо ждал, пока государь перечислит все эпитеты, накопленные бранным красноречием со времен великого Нея, Создатель помилуй его душу.

– Я тоже потомок Нея, – сказал он, когда король наконец замолчал. – Я должен стать официальным вице-королем Кситлании и Зандуса, с королевскими полномочиями. Вице-королем может стать лишь принц крови. Значит, меня должно приравнять по статусу к принцу крови. К нашему обоюдному сожалению, твой предок Ратон VI издал один неудобный указ. Если мужчина женится на даме выше себя по происхождению, его статус навсегда останется ниже статуса высокородной супруги. Так мой отец женился на дочери герцога и потерял возможность заслужить герцогство. Чтобы мне был присвоен статус принца крови, я могу жениться только на принцессе короны.

– За чем дело стало, я отменю этот дурацкий закон! И женись на любой моей кузине, хоть на красотке Келитане! Мне для тебя ничего не жалко!

– Особенно чужих дочерей, – усмехнулся Кэрдан. – Есть нюанс. Отмена монаршего указа наследником вступает в силу через три года после ее объявления. Я не намерен ждать. И, Отон, на твоем месте я обрадовался бы браку Гретаны.

– С чего бы?

– Вокруг нее собирается слишком много честолюбивых придворных. Она неразлучна с канцлером Ашером с тех пор, как вернулась с фронта.

– А кому еще им гориться над юным маршалом, как не друг другу. Чего ты знаешь о полюбовной страсти, черствый сухарь!

– То, что мятеж Фрондариев начался со страсти твоего дяди Ровара к дочери барона Распета. Если бы бунтовщикам повезло чуть больше, твой отец Готор был бы низложен, и сейчас на троне сидел бы его брат Ровар, а не сын Отон. Полагаешь, канцлер Ашер меньше желает увидеть сына консортом королевы, нежели барон Распет желал видеть леди Гераду супругой короля? Брак Гретаны положит конец его амбициям.

Отон поскреб затылок.

– Значит так. Сразу дать согласие я не могу. Не по королевской чести то! Думать буду, понял?

– Думай, Отон. Думай старательно и не ошибись в решении.

Кэрдан вышел из королевских покоев.

* * *

Возвращалась во дворец принцесса открыто, не таясь. Она заполучила волшебницу – она торжествовала. Враги, подлинные или мнимые, опоздали.

Фелион шагала за принцессой, не оглядываясь по сторонам. Дворцовая роскошь не прельщала ее. Но стоило им переступить порог Лекарских Палат, как взгляд ее сосредоточился. Ни одна деталь не осталась без внимания. Удалившись от мира, отшельница не утратила интерес к спасению людей.

Грозная стража у палаты Люса расступилась перед принцессой. Серена по-мышиному неслышно проскользнула перед госпожой, распахнула и придержала дверь. Принцесса шагнула в палату, волшебница следом. Не медля, она прошла к ложу Люса, возложила руку на его лоб и прислушалась.

– Мне нужно, чтобы все, кроме девочки, вышли.

Гретана замялась, но кивнула. Стражники и лейтенант Гораций удалились.

– Ты тоже, принцесса.

– То, что может видеть моя служанка, могу видеть и я.

– Она будет не смотреть, глупая гордячка, а работать. Мне нужна помощница. Ты собираешься выполнять работу обычной сиделки?

Тут принцесса не удержала вскипевшего гнева:

– Ты оскорбляешь принцессу короны. Я сделаю так, как ты хочешь. Но единственной наградой за твою работу станет твоя жизнь и свобода. Если ты не исцелишь Люса, я прикажу бросить тебя в темницу.

– Вот как ты заговорила? Не я, а ты явилась с просьбой. Условия ставлю я. И награду устанавливаю сама. Иначе никто не помешает мне выйти отсюда – разве что Придворный Маг. Позови его задержать меня, а затем исцелить твоего молодого человека. Он охотно повинуется – ему по чину положено говорить с тобой вежливо, как лакею.

Принцесса вспыхнула и закусила губу.

– Чего ты хочешь?

– Чтобы ты отпускала Серену ко мне. Мне стало скучно никого не учить. А твоя девочка сама пришла ко мне. Я хочу обучать ее магии.

– Серена должна ухаживать за Люсом. Когда ему станет лучше, я обещаю отпускать ее к тебе. Это все?

– Все, принцесса. Оставь нас.

Гретана развернулась и вышла. Волшебница посмотрела на Серену с мягкой улыбкой и коснулась ее руки.

– Ты беспокоишься за этого юношу не только потому, что он ранен и беспомощен? Не тревожься. Рано или поздно ты получишь все, чего желаешь, каким бы недосягаемым ни казалось желание сейчас.

Серена чуть не подпрыгнула на месте, как кошка, застигнутая на кухонном столе. Отшельница проникла в ее сокровенные помыслы, которые она прятала даже от себя самой. Фелион подтолкнула ее к кушетке Люса.

– Приступим.

* * *

В день, когда Кэрдан попытался «научить» Эдеру оборотничеству, она так и не вышла из комнаты. Под вечер Пакота рявкнула под дверью:

– Хозяин велели передать тебе, что ужин подан в библятеке.

– Почему не здесь, как обычно?

– Хозяин приказали накрывать тебе токмо в библятеке. Хошь, спроси его сама, почему так.

Удаляющиеся шаги прошлепали по лестнице. Пакота сама любезность. Абалям и не снилась такая почтительность к хозяевам. Хотя какая Эдера ей хозяйка – так, жалкая игрушка милорда Кэрдана. Еще не постельная, но похоже, маг вел к тому. Эдера и подумать не могла, что встретится здесь с тем же, что подстерегало ее пару раз в окрестностях монастыря, прежде чем она приучила всю деревню ходить перед нею по струнке. Выходит, Придворный Маг Кэрдан в этом отношении мало чем отличается от деревенских парней.

Эдера голодала весь тот день и следующий, прежде чем решилась наконец подняться в библиотеку. Стоило выяснить, что он задумал. Взять ее измором? Она скорее умрет. Чем зарывать голову в песок, лучше расставить точки над черточками, раз и навсегда. А если он повторит попытку, она снова применит силу.

Кэрдана в библиотеке не было. Но чутье подсказывало, что он близко. Лучше дождаться его и покончить с этим. Эдера вздохнула и подошла к камину.

– Здравствуйте, мои хорошие.

Тоненький язычок высунулся из общей кучки, словно вытянул шейку, упрашивая погладить. Эдера покачала головой. Огонек жалобно затрепетал. Она махнула рукой.

– А, гори оно все… Вот прямо и гори! Хуже не будет. Так, мои золотые?

Она сунула руку за каминную решетку, боязливо провела по макушке огненной змейки. Ладонь охватило густое оранжевое мерцание, кожу защипало. Эдера погладила змееныша. Тот робко трепетал под ее рукой, словно не веря своему счастью. Еще с десяток язычков сбилось в кучку подле ее ладони. Она просунула сквозь витье решетки вторую руку.

– Не стесняйтесь, малыши. Славные малыши… Вы-то не сожрете меня с потрохами, не то что ваш безумный хозяин… Как мне теперь с ним быть, не подскажете, хорошие?

Опаньки. Хлопнули крылья. Эдера ощутила на себе тяжелый взгляд. Кажется, вопрос уже можно адресовать лично «безумному хозяину». Эдера не отняла рук и не повернулась. В кои-то веки кто-то решился приласкать малюток. Ожог ей обеспечен так или иначе. Так зачем лишать малышей удовольствия?

– Рад, что вы подружились. Почему-то я не сомневался, что вы найдете общий язык. Прости, что помешал.

В его голосе прозвучали странные, непривычно теплые интонации. Эдера повернулась. Взгляд его тоже потеплел и смягчился, обращенный на огонь в камине. Не на нее.

– Похоже, это единственные разумные существа в этом доме. Вы можете обещать мне, что вчерашнее не повторится?

Кэрдан подошел к ней. Она стиснула зубы и заставила себя не отдернуться, когда он взял ее руку. Он подвел ее к узкой нише между книжными стеллажами. Пустая и темная, ниша заискрилась темно-синим свечением. Перед Эдерой выросло зеркало, похожее на то, что висело в ее комнате на втором этаже, только в четыре раз больше. Маг подтолкнул ее ближе, чтобы она увидела свое отражение.

– В твоем монастыре не держат больших зеркал. Берегут воспитанниц от тщеславия. Может, поэтому ты не понимаешь, о чем просишь. Я повесил в твоей спальне зеркало, но ты завесила его полотенцем. Ты равнодушна к своей красоте, Эдера, и до сих пор не осознаешь, как она действует на мужчин. И на некоторых женщин. Из-за тебя настоятельница едва не лишилась рассудка. Она была готова выцарапать мне глаза, когда я сказал, что забираю тебя. Я мог слышать, как остатки здравого смысла боролись с ее одержимостью. С нее сталось бы запереть тебя в подвале, объявить мне, что ты утонула во время ночной вылазки, а затем расхлебывать все, что натворила. А худая монахиня, которая рыдала на твоих торжественных проводах? А монахиня с выбитым зубом, похожая на буйвола? Ты считаешь, что она ненавидела тебя. Но не все так просто. Для других лучилась и сияла твоя красота, а к ней ты была обращена силой и стальной волей, которую она ничем не могла сокрушить. Она хотела твоей любви и не могла ее получить, поэтому ненавидела тебя.

– Вы говорите о сестре Динии? – Эдера подивилась холодному спокойствию собственного голоса. – Зря вы ей льстите. Красота ничего не значит для нее. А Матушка и сестра Орделия любят меня, потому что я люблю их уроки. И лучше всех соображаю.

Эдера отбросила притворную скромность – какая уж тут скромность перед этим человеком?

– Твоя Матушка в тебя влюблена, Эдера. Она ревновала тебя к сестре Орделии. И хотела обладать тобой безраздельно. Как сейчас хочу я.

Он сделал шаг. Эдера резко отпрыгнула в сторону и отбежала к противоположной стене. Кэрдан метнулся за ней. У стены Эдера выпрямилась и повернулась к нему лицом. Маг был в двух шагах от нее; когда он протянул руку, его отбросило назад.

– Вы не пройдете.

Перед Эдерой от пола до потолка пробежали нити голубоватых искорок, создавая заслон между ней и Кэрданом.

– Вижу, что не пройду. Ты бесовски способная ученица. Я мог бы снести твой щит… но только ценой твоего рассудка. Ты ведь будешь сопротивляться до последнего, не так ли?

– Так.

– Ты достаточно сильна, чтобы я не смог сломить твою защиту. Но я всегда могу направить на твой щит удар такой силы, что он испепелит тебя вместе со щитом.

– Это еще бабушка надвое сказала – кто кого испепелит, – угрюмо пообещала Эдера.

– Хочешь бороться?

По лицу мага пробежала ухмылка. Угроза Эдеры явно воодушевила его.

– Даже жаль, что ты пока не можешь стать мне достойным противником. Я тоже не против побороться с тобой. Получить тебя, сломив сопротивление. Увы – силы слишком неравны. Даже если я не могу сломать твой магический барьер, не угробив тебя, у меня в арсенале много способов укротить строптивую девчонку. Тебе же проще, если ты сдашься без борьбы. Но если хочешь повеселить меня – полный вперед. Я буду наслаждаться спектаклем, который ты мне покажешь.

Ухмылка на его лице отразила целую гамму чувств. Злорадное удовлетворение беспомощностью девушки и полной властью над ней, затаенный азарт и предвкушение какой-никакой, а борьбы, удовольствие от чужого унижения и страдания. Эдера смотрела на него со смесью отвращения и недоумения – как она могла угодить в такой переплет?! Она, всеобщая любимица, всегда окруженная вниманием и заботой от снисходительных к ее шалостям взрослых! Этот взрослый не собирался оказывать ей ни снисхождения, ни заботы. Он хотел надругаться, унизить и растоптать ее. А она – что она могла сделать? Сопротивляться самому могущественному колдуну королевства, всей Ремидеи? Бежать – когда по его велению все солдаты и светские инквизиторы встанут на ее след? Но будь она проклята, если уступит ему! Лучше умереть. Если сбежать от него можно лишь в смерть, она сделает это.

– Скорее меня получит могила, чем вы, – выплюнула она ему в лицо и бросилась вон из библиотеки, окруженная голубыми нитями магического барьера, будто праздничной гирляндой.

 

III

Фелион предупредила, что Люс не сразу придет в себя: он будет шевелиться, но не сможет говорить и узнавать людей. Прошло восемь дней со дня визита волшебницы во дворец. По-прежнему за раненым маршалом ухаживали, кормили жидицей. Только что привезли очередную порцию раствора, и Серена, выпроводив санитаров-носильщиков, распаковывала контейнеры. Вдруг раздался слабый стон. Серена обернулась, не веря ушам. Рука Люса оттянула вниз одеяло, он снова застонал и открыл глаза.

– Милорд! Вы… вы…

– Серена?.. Как ты сюда попала? Ты же не приезжала с миледи? Или приезжала? Мысли путаются… Я контужен? Создатель, та проклятая пушка!.. Тертас погиб… Гораций… Гораций упал с коня… А я оглох… и боль… ничего не помню…

– Вы в столице, милорд. Миледи перевезла вас, пока вы были без сознания. Вы лежали в коме больше месяца. Миледи привела волшебницу. Это Фелион вывела вас из комы. – Серена вспомнила, что она давно должна сделать, и повернулась к стражникам. – Скорее скажите миледи, что граф очнулся! И канцлеру Ашеру тоже.

– Мы выиграли эту битву?

– Наверное, милорд. По-моему, мы еще ни разу не проиграли… я не слышала.

– Кто назначен командующим фронта вместо меня? Хотя откуда тебе знать, ты же не выезжала из дворца… Опять забываю, что мы в столице… Кситланцы умеют сопротивляться… Это не Зандус, привыкший к миру. Они постоянно отбиваются от варваров с восточной границы… Они знают, что такое война. Мы не победили бы их, если бы не берсеркеры… Что ты делаешь, Серена? Что это у тебя?

Серена наливала воду из графина: сначала в большой стакан, из него отлила чуть-чуть в стаканчик поменьше, выпила ее, выждала пару минут и поднесла стакан Люсу.

– Вам надо попить обычной воды, не жидицы. Сейчас принесут и еду…

– Спасибо. – Граф залпом осушил стакан. – Но ты пробовала эту воду, как ординарец, проверяющий, не отравлено ли питье.

– Так и есть, милорд. У вашего семейства много врагов. Милорд канцлер еле согласился оставить вас во дворце. Миледи обещала, что вас будут охранять и пробовать пищу.

– Для этого есть ординарцы! Или лакеи, если мы не на войне. Ты можешь пробовать пищу госпожи, но не мою. Дворянин не может прикрываться женщиной, даже если эта женщина… – он осекся.

– Даже если эта женщина не дворянка? – грустно улыбнулась Серена.

– Люс!! – раздался пронзительный возглас, и Гретана ворвалась в палату, аки стихийное бедствие. Она подлетела к постели возлюбленного, опрокинув контейнер с жидицей. Мутная суспензия залила белоснежный пол.

– Люс, любовь моя, ты очнулся! Колдунья не обманула! Ты опять со мной! Вон отсюда все!

Принцесса обняла смущенного маршала, не обращая внимания на стражников и Серену. Солдаты покинули палату и сгрудились в коридоре перед дверью. Серена печально взглянула на Люса с госпожой и тоже вышла. Она здесь лишняя… Но во дворце есть тот, кому она нужна куда больше, чем обласканному маршалу Ашеру. Серену охватило раскаяние.

Ухаживая за Люсом, она совсем забросила узника дворцовых подземелий. Не носила еду, не разговаривала, не согревала теплом дружеского участия. Даже не вспомнила о нем – все затмил раненый граф. А ведь у «Алеаса», в отличие от Люса, нет никого, кроме Серены. Какой же эгоисткой она была! Ей даже не пришло в голову, что Фелион может помочь узнику! Она не любила Придворного Мага, Алеас был его пленником… Быть может, она сможет и захочет освободить Алеаса?!

Мэтр Иштри, главный королевский повар, удивился, когда Серена прибежала к нему за бутербродами. Обычно он подкармливал девочку, когда принцесса была в отъезде и бедняжке приходилось бегать от охламонов Хэгета и Шегета. Но сейчас принцесса была во дворце, и Серена неотлучно находилась при ней.

Мэтр не подозревал, что Серена берет еду не для себя. Даже единственному другу во дворце девочка не рассказывала о пленнике дворцовых подземелий. Впрочем, он быстро нашел объяснение.

– Твоя стерва-хозяюшка совсем тебя загоняла. И поесть-то некогда. Сама ни разу не забыла насытить царственное брюхо. Не теряет аппетита из-за своего красавчика.

Серена побросала снедь в мешок и побежала к укромному входу в подземелья. Она кралась по холодным туннелям, прислушиваясь к малейшему шороху. Возле вентиляционной решетки камеры Алеаса, она останновилась и прислушалась еще тщательнее. Каждый раз она склонялась над решеткой, затаив дыхание. За то время, что она не навещала Алеаса, могло произойти что угодно.

Хвала Создателю! Алеас, как обычно, лежал на охапке соломы, вперившись взглядом в голую стену напротив. О чем он думал в такие минуты? Вспоминал жизнь, отнятую Придворным Магом, семью, друзей? Сокрушался о былом могуществе? Проклинал врага? Или грезил о дне, когда наконец вырвется из ненавистной темницы, вернет силу и отплатит врагу за его злодеяние? Но нет. Взгляд узника полнился лишь страданием и безысходностью. У Алеаса не осталось ни сил, ни надежды, чтобы грезить о мести. У Серены сладко защемило сердце: сегодня она принесла отчаявшемуся другу надежду. Но сперва – накормить.

– Алеас!

Узник радостно улыбнулся во весь рот, услышав ее.

– Прости меня. Я не могла приходить к тебе все эти дни. Столько всего случилось… На, поешь, – она раскрошила бутерброд и принялась кидать куски через узкие дырки решетки. Алеас подбирал их и ел. Только после того как он съедал один кусок, Серена кидала другой: в любую минуту мог зайти тюремщик и увидеть еду. Насытившись, Алеас сметал в горсть все крошки и съедал даже их, вперемешку с грязью на полу, чтобы не оставлять следов.

– Столько всего случилось, – рассказывала она, пока узник благодарно уписывал харчи. – Люса… господина маршала ранили в битве. Он лежал без сознания, и миледи приказала мне и лейтенанту Горацию ухаживать за ним. А потом лорд Гораций сказал, что Люса может спасти маг.

Узник перестал жевать и поднял голову, насторожившись.

– Старый Маг, – прибавила Серена. – И миледи поехала в лес Тинтари. Там живет отшельница из Старых Магов. Миледи попросила ее приехать во дворец, исцелить Люса. – Серена не стала уточнять, что принцесса скорее не попросила, а попыталась грубо приказать колдунье. – И ее колдовство подействовало, Алеас! Люс очнулся и разговаривал со мной… – На мгновенье девушка смолкла, переживая заново упоительные минуты, когда граф ласково говорил с ней и даже беспокоился о ее жизни… Но сейчас важнее было другое. – Она и тебе может помочь, Алеас! Настоящему Старому Магу под силу одолеть чары Кэрдана, правда ведь? Фелион совсем его не боится. Она сильнее!.. Алеас… Что с тобой?!

Алеас выронил изо рта бутерброд, завалился на бок и стал кататься по полу в беззвучных судорогах. Так бывало с ним, когда он пытался поведать девочке историю своего заключения и вражды с Придворным Магом.

– Алеас, миленький, не хочу ничего знать, честно-честно! – приговаривала Серена в таких случаях. – Успокойся! Главное, что я могу приходить к тебе, приносить еду, говорить с тобой. Бес с ним, с Кэрданом! Что было, то было, и пусть Создатель воздаст ему по заслугам!

В душе Серена совсем не была уверена, что Создатель рано или поздно поступит по справедливости с Алеасом и Придворным Магом. Вот только сейчас речь не об истории Алеаса и Кэрдана. Серена говорила о Фелион… Девочку охватил ужас. Она поняла, что приступ судорог вызвало имя Фелион. Значит ли это, что волшебница…

– Алеас, милый, я все поняла! Не бойся, я никогда не расскажу про тебя этой ведьме! Ох, помилуй Создатель, я ведь чуть не поведала ей о тебе! Она была так добра, так ласкова со мной! Я ей поверила! Конец бы нам обоим, тебе и мне, если бы я призналась! Но теперь не бойся, я ничего не скажу ей, и Придворный Маг не узнает, что я нашла твою темницу.

Голова узника отчаянно моталась из стороны в сторону. Страшный приступ не проходил. Он пытался сообщить что-то девочке хотя бы взглядом, но могущественное заклятье мешало даже взглянуть на нее.

– Создатель! Она и миледи запродаст, ведьма проклятая! – дошло до Серены. – Вотрется в доверие, чтобы госпожа открылась ей во всем, и запродаст ее Кэрдану! Спаси нас всех Создатель…

Девочка понурила голову. Нелегко было ей проститься с надеждой на добрую колдунью. Слишком крепко она уверила себя, что лесная отшельница спасет Алеаса… и ее, Серену. Слишком глубоко в душу запало обещание колдуньи, что сбудутся рано или поздно все ее желания, даже самые немыслимые. На эту удочку магичка крепко подцепила сердце девочки.

Алеас кое-как угомонился, улегся на солому, тяжело дыша. Серена ласково говорила с ним, пока он не уснул. Крошки остались на полу, но тут уж ничего не поделать. Алеас не в силах собрать их, Серене внутрь не пробраться. Оставалось надеяться, что тюремщик не станет приглядываться к грязному полу тюрьмы. Серене поднялась и пошла обратно.

Когда она подходила к апартаментам принцессы, стражник придержал ее за локоть. Серена, напряженная, как струнка, отпрянула было, но хватка у дворцовой стражи была крепкой.

– Пошто дрыгаешься, будто я тебя снасильничаю прямо на посту? Хотел сказать, чтоб ты там осторожнее: миледи будто бы на взводе. Лучше бы тебе затаиться, пока с нее не схлынет. Ну, ты ее знаешь…

– Спасибо, Лагги. Постараюсь не попадаться…

Серена прошмыгнула в апартаменты. Не успев отворить дверь, она наткнулась на принцессу. Лицо у той изошло багровыми пятнами, глаза полыхали безудержным бешенством.

– Ты где шлялась, вшивая потаскушка?!!

Серена сгорбилась, прижала руки к груди, приготовилась защищать голову. С одного взгляда она поняла, что затрещиной не обойдется.

– Чего молчишь? Отвечай, прошмандоска, знаешь, где твое место? Почему я должна доискиваться тебя, погань болотная?! Язык проглотила? Отвечай, где шлындаешь?!

Принцесса набросилась на беззащитную девочку, сшибла ее наземь, в ярости принялась пинать под равнодушными взглядами фрейлин. Большинство из них терпеть не могли Серену, ревнуя к ней принцессу. Эта нищенка была приближена к «телу госпожи» поболее любой из них. Пара добросердечных женщин сочувствовали ей, но и они облегченно вздохнули, когда принцесса обратила злость на нее. У некоторых фрейлин красовались синяки и подтеки на лице – Гретана принялась буйствовать задолго до появления Серены. Если бы не девочка, весь гнев разъяренной принцессы достался бы им.

– Шмара, залупа, потаскуха! Забыла, кто твоя хозяйка?!

Серена уже потеряла сознание, а принцесса все не могла остановиться, продолжала избивать бесчувственное тело. Наконец она выпустила ее и вынеслась в коридор. Суровая муштра и долгий опыт удержали стражу на местах – но даже у мускулистых детин сердце ушло в пятки при виде принцессы. Фрейлины, трепеща, перевели дыхание. Ни одна не осмелилась подойти к окровавленной Серене. Девочка осталась лежать у порога, без сознания, истекая кровью.

Гретана помчалась в Лекарские Палаты. Час назад ее увел оттуда лакей короля Отона, не дав вдоволь намиловаться с возлюбленным. Одно это разозлило Гретану. Разговор с отцом и подавно привел в ярость. А уж когда она не обнаружила на месте служанку, это стало последней каплей…

Возле ложа Люса сидел его отец. Завидев принцессу, канцлер встал и поклонился.

– Счастлив приветствовать Ваше Высочество. С сожалением оставляю тебя, Люс. Десятки неотложных дел вынуждают…

– Останьтесь, – перебила принцесса. – Вы должны это слышать.

Люсу не потребовалась проницательность возлюбленного, а канцлеру – нюх придворного, чтобы учуять ураганную бурю в сердце принцессы.

– Миледи?

– Жду поздравлений, лорды – меня выдают замуж! Прямо выпихивают! Тащат в петле! Папаша наконец-то избавляется от постылой дочурки, отправляет в ссылку к дальним рубежам в компании муженька из преисподней!

Канцлер наморщил лоб.

– Его Величество намерен породниться с поверженными династиями? У правителя Зандуса два женатых сына и три дочери. Здесь стоит ожидать брака наследных принцев с принцессами Зандуса. У князя Кситлании только один сын, и он еще дитя. Гнев Вашего Высочества вызван тем, что вас сосватали малолетнему принцу?

– Ах, если бы! Малолетний муж для меня – подарок судьбы! Я мечтаю, чтобы меня обручили с каким-нибудь новорожденным дофином! Но женишок, которого мне прочит папочка – или сам он прочится, не спрашивая папочку, – еще какой взрослый! Сдается мне, он так и вылез в этот грешный мир взрослым, потому что ни одно женское чрево не выносило бы его! Пеленки на нем горели бы, как труха в преисподней!

Принцесса с ненавистью выплюнула имя того, кому отец ее просватал.

– Это исключено, – сказал канцлер. – Не только потому, что вы много выше Кэрдана по происхождению. Его родословная, как ни прискорбно, заслуживает уважения. Печально, что такие мерзавцы рождаются в высокородных семействах. Такой брак невозможен, поскольку Кэрдан – маг. Маги живут много дольше обычных смертных. Потому если и вступают в брак, то лишь между собой.

– Значит, я бессмертная, – огрызнулась Гретана. – Ибо день торжественного обручения уже назначен. Со мной не согласовали даже дату! Они все решили за меня.

– Я вызову его на дуэль! – ослабшим голосом проговорил Люс. – Этот подлец посмел оскорбить мою принцессу недостойным предложением! Мое право верноподданного – проучить его оружием.

– Любимый, будь реалистом. Тебе сейчас только дуэли не хватало. Да еще с Кэрданом, который просто превратит тебя в суслика и размозжит череп твоей же шпагой.

Канцлер промолвил:

– Чтобы с такой легкостью отдать свое чадо выскочке, обитающему в крошечной башне на болотах, Его Величество должен быть либо скверным отцом, либо околдованным зомби.

– Отон и то, и другое, – раздраженно бросила принцесса. – Думайте, лорды, как мне отвертеться от титула Болотной Герцогини. Иначе ты, Люс, не увидишь меня… разве что загубишь молодость в какой-нибудь Мухосрании.

Гретана вылетела из палаты и помчалась к себе, чтобы успокоиться в тишине. На пороге будуара она чуть не споткнулась о Серену, без сознания лежавшую на полу.

– Бедное дитя, зачем я ее так?! Будто она виновата в интригах этого злодея! Создатель, да она вся в крови!

Принцесса дернула шнурок колокольчика, вызывая слуг.

– Вот до чего ты меня довел, мерзавец! – потрясла она кулаком перед носом воображаемого Придворного Мага. – Погоди, ты ответишь и за это, когда я доберусь до тебя!

Будто это Кэрдан околдовал принцессу, чтобы она избивала невинных служанок по любому поводу.

* * *

Прошло почти десять дней с «урока» на болоте. Распоряжение Кэрдана подавать еду для Эдеры только в библиотеке, рядом с ним, оставалось в силе. Эдера не могла покинуть башню – двери и окна были зачарованы. Она не поднялась в библиотеку ни разу, объявив голодовку. Последние три дня она перестала ощущать резь в животе. Стало проще, когда она решила не вставать с кровати. Ее уже не донимала мысль, что голодная смерть – самая мучительная. У нее вообще не осталось мыслей.

Пакота поднесла к ее пересохшим губам фляжку с холодной водой. Драгоценная влага оросила горящее нёбо, тело затрепетало от нечаянной радости, от надежды на жизнь. Эдера вытолкнула воду воспаленным языком, сомкнула губы. От сухого трения на губах выступила кровь. Вода стекла по подбородку на подушку. Эдера не проглотила ни капли. Главное – сказать «нет» в первый раз. Раз за разом становится легче – «нет», «нет», «нет», и уже забываешь, как говорить «да». Она не сомневалась, что победит. Победит ценой своей жизни, но это неважно. Главное – не отступать.

Впрочем, ей было уже все равно. Она не вспоминала о борьбе – просто умирала по инерции, почти забыв, зачем убивает себя, чего хочет добиться. Жажда, горящий язык, сухое и горькое нёбо, боль, слабость – все слилось воедино, затуманило мутной пеленой ее рассудок. Еще вчера собственное тело ненавидело ее, ныло и стенало, молило о пощаде. Сегодня оно приготовилось умереть. Сегодня они заодно – Эдера и ее тело.

– Вчерась все туё же, – глухо, как из бочки, донесся опостылевший говор Пакоты. – Я ее давай поить, она давай плеваться. Ничегось, хозяин, это просто у нее брюхо покедова не опустело. Вот как жрать захочет, вскочеть как миленькая, вот поглядите, вскочеть!

– Не вскочит, Пакота. Она уже умирает. У нее не осталось сил даже захотеть встать.

– Дык и бес с ней! Нехай дохнет, хлопот от нее не будет! Схоронить токмо, и побоку! Утомилась я с ней, хозяин! Ужо дрянная девчонка, скажу вам!

Смех. Даже сейчас, на грани беспамятства, Эдера содрогнулась от этого смеха.

– Согласен. Дрянная. Тем не менее, хоронить ее мы не будем. Пока.

Под затылок Эдеры скользнула рука, неожиданно мягкая и бережная, осторожно надавила на кость. Мгновенно исчезли тяжесть и жжение, пелена рассеялась. Звуки вновь стали громкими и звонкими, мысли обрели ясность. А затем вернулась боль, которую девушка уж было перестала воспринимать. Зрение стало отчетливым, и она увидела лицо Кэрдана, склонившегося над ней. Эдера закрыла глаза.

– А это я оставлю тебе, в награду за твою несгибаемость, – прозвучал его голос так близко, так ясно, так ненавистно. Его рука еще придерживала ей затылок, так ласково по контрасту с насмешливым тоном. – Ты убедилась, что здесь не так просто умереть. А вот чувствовать боль – сколько угодно.

Он убрал руку – ее голова упала на подушку.

– Пусть поужинает, и приведи ее наверх, – велел он Пакоте и вышел.

– Слухала что ли? Жри и топай к хозяину. Да не телись. А то влетит тебе по самые не могусь, – сладострастно и мечтательно пообещала ей Пакота. Она вся изнывала, ожидая, когда же наконец Эдере влетит «по самые не могусь». Эдере еще не хватало сил повернуть голову, чтобы увидеть ее, но девочка уже обоняла ее вонь – неизменную вонь дыма и горелого жира. Она огрызнулась ослабшим голосом:

– Самой тебе влетит по самые не могуси. Вон из моей комнаты.

– Щас! – осклабилась Пакота. – Хозяин велел вести тебя к нему, как потрескаешь.

– Потрескаю – поведешь. Пока что не потрескала, так что дрищи давай отсюда простоквашкой!

Пакота выкатилась. Эдера кое-как приподнялась с кровати. Желудок снова донимал ее изнуряющими стонами. На столе стояла маленькая миска с жидкой, горячей похлебкой. Рядом – ложка и краюха ржаного хлеба. Ароматный пар бил в ноздри, удесятеряя муки голода. Эдера плюхнулась обратно на кровать, чтобы не видеть еды, но искушение было непереносимо. «Бес с ним», – махнула она и сползла с постели. Придерживаясь рукой стены, она доплелась до стола, упала на стул, схватила ложку, зачерпнула супу, вцепилась зубами в горбушку. «Раз умориться голодом до смерти он не даст, придется стоять до последнего. Значит, нужны силы», – оправдывалась перед собой Эдера, уплетая суп.

Суп, на вид скудный и непитательный, наверняка был заколдован. Когда Пакота явилась через полчаса, Эдера не просто твердо стояла на ногах – ее переполнял прилив сил и бодрости.

– Ишь, сияет! – возмутилась служанка. – Ужо лучше бы валялась плетью, как с утра. Зря хозяин тебя подъял, ох зря!

– Это тебя он «подъял», причем из самой вонючей могилы, – жизнерадостно огрызнулась Эдера. – Твои кости небось воняли и разлагались еще до рождения Нея. То-то до сих пор трупный смрад не выветривается.

– Давай-давай, топай! Неча тут лясы точить. Сама вскореча завоняешь хлеще трупа, попомни мое слово. Ну, айда!

Она ухватила Эдеру за локоть, та отпихнула ее.

– Не смей меня лапать! Сама дойду, без тебя.

Пакота скорчила гримасу, но больше не трогала Эдеру.

– Иди-иди, да не телись. Давно тебя надо было пропаять, да так шоб не разгибалась!

Эдера, не оборачиваясь, выскочила в коридор. Пол безмолвствовал под ногами. Промелькнула шальная мыслишка: может, двинуться не вверх, а вниз, добежать до входной двери, открыть, а там – ищи-свищи ветра в поле?

Тихо, мышкой, она подкралась к лестнице. Едва она ступила на нижнюю ступеньку, раздался душераздирающий скрип. Гокнула дверь ее комнаты, Пакота вылетела в коридор, как пушечное ядро.

– Ты чего там выкобениваешься? Марш к хозяину!

Пакота не задержала бы девушку, но Эдера не сомневалась, что башня уже не выпустит ее. Предупрежден – вооружен. Вздохнув, она заковыляла наверх, медленно, словно надеясь, что Кэрдану тем временем вздумается перекинуться и улететь по делам. Дверь на четвертом этаже была приотворена. В узкой щелочке сияли красновато-оранжевые блики. Эдера толкнула ручку, дверь охотно подалась. Конечно, он был там. Не в кресле, как обычно, а стоял у окна. Внизу по земле стелился инеистый туман, а наверху, на темном, низком небе, ясно сияли осенние созвездия: Ясень, Морячка, Утиный Клюв, Лопата – и россыпи одиноких, безымянных серебристых точек. Эдера, несколько дней не видевшая неба, непроизвольно подалась к окну – и к Кэрдану. Тот рассмеялся.

– Бесовски приятно, что ты так рада видеть меня. Я тоже неописуемо счастлив, что вижу тебя на ногах и в здравом рассудке. Прими мое восхищение. Ты доказала, что у тебя железная воля. Теперь посмотрим, железное ли у тебя сердце. Если так, то мне остается только убить тебя или отступить.

Ох как не понравилось девушке такое вступление! От дурных предчувствий у нее сперло дыхание. Кэрдан протянул руку к камину, поманил змеек ладонью, будто пригласил выползти, посидеть у камелька за дружеской беседой. И змейки впрямь встрепенулись, подались наружу. Затем вытянулись по струнке во всю длину. Больше они не подрагивали, не извивались в танце; выпрямились и как будто вширь растеклись, в сплошную огненную стену. На стене появилось изображение. Письменный стол, на заднем фоне – серые стены с высокими книжными стеллажами. За столом в кресле сидел человек. Но было видно, что он сидит с обратной стороны стола, как посетитель. Хозяин стола оставался «за кадром», сам смотрел на изображение как зритель. Кэрдан пояснил:

– Мой кабинет в Магической Канцелярии. А это граф Делгар. Мы вместе учились в Академии Законоведов и Блюстителей. Мы были в хороших отношениях – по крайней мере, ни у кого из нас ни разу не возникло желания перерезать друг другу глотки на дуэли или в пьяной драке. При таких отношениях однокашники обычно сохраняют подобие уважения друг к другу, когда расходятся своими путями. Спросишь, тебе-то что до наших отношений? Смотри и поймешь.

Из-за кадра донесся голос Кэрдана:

– Леди Варна истово творит молитву Создателю… Я не отказался бы присутствовать при сем невероятном зрелище. Я помню, как на вечере памяти мастера Айлети она упоенно доказывала декану Илташу, что Создателя выдумали люди, измученные сознанием произвола языческих богов. Декан держался стойко, а вот меня она убедила, признаюсь тебе!

Лорд за столом улыбнулся и развел руками.

– Да, это забавно. Тем не менее, она обратилась в здравом уме. Она раскаивается и жаждет служить церкви, дабы загладить заблуждения былых лет. Но, хотя убеждения ее изменились, разум сохранил остроту и целеустремленность. Она справится с ответственной должностью, ручаюсь. Могу ли я рассчитывать, что ты похлопочешь за нее перед архиепископом?

– Конечно, Дел. Завтра же я встречусь с Танаром. Миледи Варна получит место, которого заслуживает.

– Я твой должник, Кэр. Она была хорошей матерью. Ровно настолько, чтобы не вмешиваться в жизнь детей и не впутывать их в собственные проблемы. А это лучшее, что могут сделать родители для детей. Я постараюсь достойно отблагодарить тебя. На днях прибывает груз с моего корабля, что причалил в Патрефе три недели назад. Отборные сорта мерканских пряностей, ткани тончайшей работы – все в твоем распоряжении. Все, что ни изволишь выбрать, будет доставлено тебе в тот же день.

Кэрдан погасил экран. Огненная стена всколыхнулась и распалась. В камине снова танцевали живые змейки, большие и маленькие, каждая сама по себе, в причудливой, занятной гармонии. Эдера еще ничего не понимала, но к сердцу подбиралась ледяная змея. Она чуяла, что ее загнали в угол.

– Итак, сделка между мной и Делгаром. Место настоятельницы для его рьяной матушки за сотню-другую ящиков с мерканскими деликатесами и тканями. Тебе преподавали курс ведения домашнего хозяйства, не так ли? Как по-твоему, во сколько ящичков ллерского шеченя стоит оценить Обитель Святой Устины? Придется поделиться с епископом Танаром. Все-таки у леди Иотаны неплохие связи, а ларгусский монастырь возглавляет перечень престижных мест. Делгар обожает матушку, несмотря на его легкомысленный тон. Думаю, он отдаст весь корабль с грузом и экипажем впридачу, если я выбью для леди Варны Обитель Святой Устины. Матери Иотане, не сомневаюсь, подберут достойное занятие взамен нынешнего поста настоятельницы. К примеру, почетная миссия в завоеванных землях. Приобщить диких горных варваров к религии Создателя – что может быть более достойным и богоугодным занятием?

Когда он замолчал, Эдера обнаружила, что не дышит уже минуту. Нечем было дышать. Сдавило грудь, в ушах звенело. Теперь она знала, как рождается ненависть. Из бессилия. Несколько дней назад, когда Кэрдан открыл ей свое желание, она почти пожалела его. Могущественный маг, всесильный царедворец не мог совладать с обычной похотью, как прыщавый юнец. Вот только в отличие от крестьянского подростка, временщик, бессильный перед похотью, имел неограниченные возможности, чтобы утолить ее. Упрямство и юношеское презрение к смерти давали Эдере силу не поддаваться физическим страданиям. Но угроза дорогому человеку не могла не сломить ее. Кэрдан изыскал безотказное средство, чтобы добиться своего.

Они смотрели друг на друга, маг – невозмутимо и выжидающе, Эдера – с бессильной яростью. Вдруг одежда Кэрдана вспыхнула огнем. И тут же погасла, а Эдеру швырнуло на пол невидимой волной. По лицу мага пробежала хищная усмешка.

– Ты сильна. Даже после нескольких дней изнуряющей голодовки в состоянии вызвать магический пожар. Сопротивляйся – ты нравишься мне такой. Но ты ведь поняла: так или иначе я получу тебя. Это неизбежно. Ты не победишь.

Эдера попыталась подняться с ковра, но волна магической отдачи пригвоздила ее к полу. Девушка не могла пошевелиться. Кэрдан медленно подошел, опустился рядом на колени, коснулся ее волос. Эдера сжалась в комочек. Он приподнял ее с пола, развернул лицом к себе. Что было мочи Эдера оттолкнула его, но на этот раз он был готов и устоял, компенсируя магией нечеловеческую силу удара девушки.

Он крепко стиснул ее запястья. Синяя магическая пелена окутывала его руки, помогая удерживать Эдеру. Она отчаянно вырывалась, не веря, что ее спасительная физическая сила сейчас совершенно беспомощна. Синие искры поползли вверх по ее рукам, парализуя сопротивление. Кэрдан произнес:

– Ты слишком уязвима, чтобы бороться. Есть те, кого ты любишь больше себя. Ради них ты пойдешь на все. Даже отдашься мне. Ты подавишь свою волю, свою гордость, но спасешь тех, кого любишь. Помни, что ты терпишь поражение ради них. Ты слишком самоотверженна, чтобы идти до конца. А я слишком сильно хочу тебя, чтобы быть милосердным.

С каждым его словом ее напряженное тело обмякало в его руках, и наконец безвольно прильнуло к нему, не в силах держать собственный вес. Кэрдан расстегнул воротник ее платья; всхлипывая, Эдера опустила стиснутые у груди кулачки, позволяя ему стянуть платье с плеч. Как тростинку, он придерживал ее обнаженное тело, пока снимал свою одежду.

 

IV

С раннего утра и до полудня городские улицы украшались гирляндами и знаменами, устилались цветами. Столица готовилась торжественно встретить героя – фельдмаршала Кристана. Герцог лично возглавил войско в последней, решающей битве на подступах к Кситлану, столице восточных горцев.

Четыре дня и три ночи не прекращались сражения у стен города. Мужественные, свободолюбивые, закаленные в боях кситланцы стояли насмерть. Они превосходили врагов и храбростью, и решительностью, и боевой выучкой. Численность войск была равной. Пусть государство захватчиков преобладало в размерах, но за Кситланию вышло народное ополчение – мужчины, женщины и подростки, способные держать в руках оружие.

С языческой древности эта многострадальная земля не знала столь кровопролитных боев. Армия Отона прорубала путь в глубь страны сквозь человеческие тела. Народ Кситлании вдоволь напоил кровью родную землю. Но земля ничего не дала взамен. Нечем было осилить «Королевских Медведей» и боевую магию захватчиков. Они продвигались почти без потерь, а горцы, отступая, усеивали землю своими трупами.

В напутственной речи перед последней битвой военачальница Кситлании воззвала к воинам: «Падите, но не дайте глазам вашим узреть падение родины!» Когда тараны пробили городские стены и армия Неидов хлынула в город, маршал Кситлании покинула полководческий шатер в полном боевом облачении. Она вскочила на коня и ринулась с гордым кличем в гущу сражения. Она выкрикивала имя Кристана, вызывая вражеского воеводу на поединок. Полтора десятка солдат положила отважная воительница, прежде чем оборвался на середине ее боевой клич. Сабля рядового берсеркера рассекла ей спину. Зомби не понимал, чего желал, о чем кричал этот враг. Он зарубил маршала Кситлании, как всякого другого солдата. Когда кситланские барды слагали песни о гибели последнего маршала, ее убийца остался безымянным.

Уличные бои шли еще ожесточеннее полевых, хоть войско защитников лишилось предводителя. Жители Кситлану следовали завету маршала: тела их падали под ноги врагам и глаза закрывались прежде, чем видели гибель державы. Когда армия Неидов наконец овладела всем городом, в нем не осталось ни одного невредимого кситланца. Шествие герцога Кристана спотыкалось о тела мертвых и раненых. Копыта лошадей и подошвы солдат утопали в крови.

Маршал вошел во дворец – принять капитуляцию у князя Ришани. Правитель Кситлании одиноко восседал на троне. Никто из придворных не встречал завоевателей вместе с поверженным государем. Те, кто не покинул столицу до подхода врага, сейчас лежали на ее улицах – знатные дворяне бок о бок с ремесленниками, землепашцами, слугами. Князь поднял понурую голову и увидел рядом с предводителем врагов свою жену и единственного сына, трехлетнего мальчика. Перед битвой за Кситлану князь приказал вывезти из города наследника и его мать. Он рассчитывал сохранить династию в изгнании. Сам Ришани доблестно готовился стерпеть пытки, принять смерть, но не отрекаться от трона. Маги выследили княгиню и принца. Теперь, откажись Ришани отречься, пытки придется терпеть им. Князь принес вассальную присягу Отону.

И вот Кристан спешил сложить княжеские регалии к трону своего государя. Герцог въехал в город по старинным, полузабытым традициям триумфального шествия. Стоя в открытом паланкине, он принимал восторги толпы. За много веков столичные мостовые успели забыть мерную поступь триумфальных паланкинов. Впереди шествовали глашатаи, возвещая на каждом перекрестке: «Приветствуйте героев, вернувшихся с победой! Возблагодарите Создателя, даровавшего победу!» Искони восхваление триумфаторов звучало иначе: «Приветствуйте героев и возблагодарите богов!» Но и его успели забыть за века.

За паланкином маршировала почетная свита триумфатора – офицеры, особо отличившиеся в битвах. Среди них вышагивали четверо магов. В парадных мундирах, в ногу с настоящими солдатами, они ничем не выделялись из шеренги. Маги страховали триумфатора от покушений. Хотя среди горожан вряд ли нашлись бы недруги маршала. Военное министерство рассеяло в толпе наемных запевал, но толпа и без них приветствовала героя бурно и восторженно. Ведь Кристан провел войско через две кампании практически без потерь. Четыре года назад, когда армия выступила в первый поход, те же горожане собрались в траурную процессию. От квартала к кварталу разлетался вой и плач матерей, детей, сестер, возлюбленных. Люди заведомо скорбели и хоронили близких.

Но под началом Кристана армия одерживала одну победу за другой, и лишь немногие семьи получали похоронки. На каждой улице, где мать горевала о сыне, проклинала Создателя и Придворного Мага, десяток матерей по соседству с ней не уставали благодарить Создателя за сыновей, вернувшихся целыми и невредимыми. Скорбь и гнев не выходили за пределы одного семейства, не перерастали в национальное горе. Люди ненавидели Придворного Мага, отправлявшего их детей на войну, и обожали Кристана, приводившего детей живыми.

За почетным караулом катились повозки, нагруженные трофеями, а следом шагали заложники. Шесть принцев и принцесс княжеского дома и двадцать пять отпрысков самых родовитых семей Кситлании, от пяти до пятнадцати лет, укрепляли вассальную присягу князя Ришани. Горожане вглядывались в них с беззлобным любопытством. У столичных жителей не было претензий к далеким соседям. Три четверти горожан вообще не знали, где находится Кситлания, кто обитает там, кто правит. Эта война была войной Придворного Мага, не их войной.

Дети-кситланцы, мальчики и девочки, все с прямыми спинами, плотно сжатыми губами, шагали, не выказывая ни усталости, ни сломленного духа. Старшие несли на руках самых маленьких, чтобы малыши не утомились долгим пешим переходом и не расплакались на глазах у врагов. Черные кудри, жгучие глаза, четкие очертания губ… Сердца многих девочек и парней в толпе, да и людей постарше, забились быстрее. Но пленные юноши и девушки гордо смотрели прямо, не глазели по сторонам, не выказывали ни страха, ни раболепия, ни даже ненависти или презрения к завоевателям. Горделивое безразличие сквозило в их взорах.

По прибытии во дворец заложникам разрешили разойтись по своим покоям и не присутствовать при церемонии награждения Кристана. Но пленники не собирались избегать публичной церемонии. Им были безразличны посторонние взгляды, они не боялись быть выставленными на всеобщее обозрение. Зато они стремились увидеть цвет знати, элиту своих врагов.

Покои для заложников отвели в разных частях дворца. Лорд Артан настоял, чтобы детей разделили и держали под неусыпным надзором. Подхлестнутые национальной гордостью и юношеской горячностью, подростки могли сговориться и покончить с собой, чтобы развязать руки знатным родителям. Если они убьют себя, ничто не удержит кситланскую знать от мятежа. В качестве слуг к ним приставили магов. Шпионы отменно владели кситланским языком – единственным на материке, отличным от общеремидейского наречия. Артан рассчитывал, что дети будут свободно общаться между собой, не подозревая, что «слуги» понимают их.

Артан успел неплохо изучить самобытные нравы горцев. Экспедиция за Восточные Столбы выступила до начала военной кампании. Проезжая через Кситланию, маги немного ознакомились с местными обычаями, характером, поведением будущих данников. Когда Артан завершил миссию, его группа рассеялась по княжеству. Маги приняли чужие обличья, чтобы шпионить. Когда войска Кристана перешли границу, они присоединились к нему. Артан был ушами и глазами Придворного Мага в этом походе. Это его люди выследили и схватили княгиню и принца; это была его идея – отобрать заложников среди знатных детей, чтобы гарантировать повиновение горцев-аристократов после капитуляции Кситлану и отречения Ришани. Он дал руководство, из каких семей отбирать заложников. Он же определял, кого из детей забрать у кситланского вельможи, которое чадо наиболее дорого родителю.

Сам Артан тоже присутствовал на торжественном приеме. Это был его дебют при королевском дворе. Кэрдан представил королю ученика. Оба были в черных бархатных одеяниях одинакового покроя. По совету учителя Артан зачесал волосы в точности на манер Кэрдана. Яркая внешность молодого мага – черные, как смоль, волосы, густые брови, резкие скулы, пронзительный взгляд – казалась людям еще более зловещей, чем хищный профиль и холодный сероглазый взгляд его начальника. Злые языки зашептались по Зале: мало нам было одного Придворного Мага, теперь и второго повесили на шеи! Этого Кэрдан и добивался – чтобы он и ученик стали неразделимы в сознании людей.

В иерархии Магической Академии, да и всего магического сообщества столицы. Артана давно признавали правой рукой Придворного Мага. Острословы втихомолку подшучивали: «Лорд Артан – второе лицо в королевстве. А король Отон – третье!» Кэрдан вознамерился донести сию мысль до прочих граждан королевства, помимо магов. Кое-кто догадался, что он готовит себе преемника. Многие из тех, кто уже знал о немыслимом сватовстве временщика к наследной принцессе, решили: раз Придворный Маг собирается стать королем – кто-то же должен быть Придворным Магом!

Ни Кэрдан, ни Артан не получили своей доли почестей в праздновании триумфатора. Еще до того, как Кэрдан потребовал брака с Гретаной, Отон в очередной раз предложил советнику земли и почести – за непобедимых «Медведей», за эффективную и сокрушительную стратегию военных действий. Отон как никто другой в королевстве понимал, чья война это была и чья победа.

Маг отклонил предложение и настоятельно рекомендовал монарху отдать все почести Кристану и военным. Кэрдана как нельзя более устраивало, что главной фигурой триумфов и побед станет фельдмаршал. Временщику была нужна лишь власть, а не почет и народное обожание.

В Зале Торжеств высшая знать, могущественные сановники, послы держав Мерканы и Весталеи обступили Кристана, чтобы поздравить с победой, а еще – поглазеть на Искру Белого Пламени. Государь Отон собственноручно приложил к груди маршала высочайшую награду королевства. Звезда была сгустком настоящего белого пламени. Маленькие язычки на ее поверхности шевелились, точно так же, как шевелился огненный герб Придворного Мага. Но эта звездочка была много старше магии Кэрдана.

Древние предания сказывали, что Искры произошли из крови богов. Владыки земли ремидейской даровали Нею девять Искр, девять капель своей крови, чтобы укрепить его силу и власть в новорожденном государстве. Король мог наградить девять избранных слуг. Награда была пожизненной, но не наследственной, и не по воле короля. По смерти владельца Искра чудесным образом вновь оказывалась в государственной сокровищнице. Там она поджидала следующего героя, преданно служившего отчизне и государю.

Предание о даре богов прочно изгладилось из народной памяти – как любые другие напоминания о языческом прошлом Ремидеи. Остались лишь сами Искры да их чудесные свойства.

Белое пламя только светило – не обжигало. Вручив маршалу награду, король приказал затушить в зале все свечи. Пока слуги гасили тысячи канделябров, гости вглядывались в чудесную звезду. Ее чистое сияние ласкало глаз. Но стоило воцариться темноте, как Искра вспыхнула с такой силой, что осветила всю Залу, вплоть до самых глухих закоулков. Гости изумленно ахнули в голос. Когда слуги начали вновь зажигать свечи, Королевский Лекарь обеспокоенно осмотрел маршала: как сказалась на нем эта вспышка невероятной силы? Герой-триумфатор с улыбкой отстранил врача. У него даже не сузились зрачки от яркого света. Искра не вредила владельцу.

– Поздравляю, герцог! – раздался за спиной маршала хриплый гортанный голос. – Поделитесь, каково это – прикоснуться к чуду? Впрочем, ваша доблесть и ваши подвиги стоят дюжины чудес!

Кристан обернулся и склонился ниже, чем склонялся перед королем.

– Сегодня я награжден вдвойне. Я слышал похвалу из ваших уст, и награда сия несравнимо ценнее всех чудес мира.

Герцогиня Ольтана Сарр протянула маршалу руку для поцелуя. Он коснулся ее с безмерным почтением и обожанием.

– Я желаю устроить собственное торжество в честь победителя, милорд, – проворковала герцогиня глухим скрипучим голосом, похожим на воронье карканье. Но маршал все равно вслушивался в ее неповторимый тембр с замирающим сердцем. – Не откажите в любезности, почтите меня визитом в день Святого Улизанда. Не обещаю столь же пышного приема и столь обильного числа желающих погреться в лучах вашей награды. Надеюсь прельстить вас щедрым застольем и теплой дружеской беседой.

– Даже если миледи посулит мне лишь хладный взгляд и сухие речи, я все равно явлюсь. Ибо насмешка из ваших уст для меня слаще чужих восторгов и возвышенной лести.

Герцогиня ласково кивнула поклоннику и растворилась среди гостей. Герцог низко склонился вслед даме своего сердца.

* * *

В Лекарских Палатах шел санитарный час. Ходячие больные отправились на террасу, дышать свежим морозным воздухом, лежачих перекатывали из одной палаты в другую. Серена с ее травмами и сотрясением мозга была «лежачей» только два дня, на третий вовсю помогала сиделкам ухаживать за другими пациентами. Во Втором Покое было гораздо меньше медперсонала, чем в Первом – дворянском. А работы им доставалось столько же и даже больше – физиология благородных ничем не отличается от физиологии слуг. Отличались только хвори: благородные чаще обращались с ранениями от холодного оружия, а слуг приносили с травмами, полученными от вспыльчивых господ, как в случае Серены. Были и одинаковые травмы: и те, и другие падали с лошадей или попадались диким зверям. Серена видела конюха принца Хэгета, раненого на охоте. Она усердно избегала попадаться ему на глаза. До сих пор ей везло, но сейчас их сгоняли на террасу, и там ей не спрятаться.

Улучив момент, Серена прошмыгнула в коридор. Бесшумно она просеменила к Первому Покою. Стражники исправно несли караул у палаты Люса, хотя он мог уже сам постоять за себя. Серена вжалась в стену и прокралась за их спинами на цыпочках. Она бесшумно отворила дверь – от прикосновений девушки вещи вели себя тихо, как кошки. Серена юркнула в палату и прикрыла дверь.

Звон шпаг и шумные крики оглушили ее. Она хотела закричать: «На помощь! Убивают!» – но в следующую секунду опомнилась. Граф фехтовал на шпагах с Горацием, и товарищеское сражение сопровождалось подбадривающими возгласами: «Давай! Наступай! Еще бодрее! Ты почти убил меня!» «А ты не поддавайся, друг Гораций! Я не столь немощен, чтобы церемониться со мной, как с новичком!»

Он крутанул шпагу вокруг кисти, держа вторую руку на бедре, подбросил в воздух, поймал, вонзил острием в пол.

– Я чувствую себя превосходно! Еще успею на торжественный прием в честь победы над Кситланией! Прикажи слугам подать мой парадный мундир!

– Лучше надень карнавальную маску! Тогда миледи не узнает тебя. В противном случае тебе изрядно достанется от нее! Вряд ли ей понравится, что ты тратишь силы на торжественные приемы, а не на нее! – хохотнул лейтенант. – Но, если ты все же настаиваешь, слуга стоит позади тебя.

Люс обернулся и увидел Серену.

– Милая Серена, как я рад видеть тебя! Твое славное личико как радуга в пасмурном небе, после седовласых сиделок!

Девочка неуклюже присела в реверансе: больничный халат сковывал движения.

– Как вы себя чувствуете, милорд?

– Так хорошо, что миледи, похоже, уже не считает нужным отправлять тебя ко мне. Я уже не ожидал увидеть тебя… – Он вдруг запнулся и смущенно отвел глаза. Серена поняла, в чем дело: под ее больничным халатом, не слишком плотным, не было другой одежды. Она залилась краской до кончиков ушей. Догадливый Гораций выручил боевого товарища:

– Похоже, Люс, Серена в таком же положении, что и ты. Она не ухаживает за тобой, потому что сама нуждается в уходе.

– Ты заболела, Серена?!

– Пустяки, милорд, легкая простуда. Миледи была так добра, что отправила меня во Второй Покой. Я вот-вот выйду.

– О да, она ангел доброты! Поскорее поправляйся, милая Серена. Миледи должно быть очень трудно без тебя.

Она снова поклонилась и выскользнула в коридор. Прикрывая дверь, она услышала своим обостренным слухом:

– Кажется, девочка неравнодушна к тебе.

– Боюсь, я тоже, друг мой. Не безумие ли – тебе дарит любовь принцесса короны, а ты не можешь выбросить из головы ее служанку?

Больше Серена ничего не слышала: сердце забилось так, что стук отдавался в ушах и заглушал прочие звуки. Стражники увидели ее выходящей из палаты, но ничего не сказали – видимо, решили, что она дежурила там еще с прошлой караульной смены.

* * *

Принцесса не пошла на торжественный прием в честь триумфатора. Завоевав Кситланию, куда ей предстояло отправиться вместе с ненавистным супругом, Кристан завоевал впридачу немилость Гретаны.

– Миледи, у ворот стоит женщина, – осторожно сообщил дворецкий. – Она требует пропустить ее к вам или в Лекарские Палаты. Она утверждает, что лечит графа де Мона.

– Зачем она пришла?

– Посмотреть, как самочувствие милорда графа, и передать ему лекарство.

– Проводите ее в Лекарские. Я сейчас подойду.

Через четверть часа Гретана и Фелион вместе любовались Люсом, который твердо стоял на ногах и изящно кланялся обеим гостьям.

– Вот теперь на тебя приятно смотреть, граф, – заулыбалась отшельница. – У меня даже язык не повернется описать, на что ты был похож, когда я пришла сюда в прошлый раз.

– И не стоит, добрая женщина, – улыбнулся в ответ Люс. – Не хочу знать. Как мне отблагодарить тебя?

– Твоя принцесса уже обещала награду. Вот только отчего-то задерживается с обещанным. Ну, миледи, неужели королевское слово нынче не в цене? Ты не пускаешь ко мне свою служанку, как уговорились?

Гретана неловко отвела глаза.

– Серена неважно чувствует себя, почтенная Фелион. Она здесь же, в Лекарских Палатах. Если ты можешь исцелить ее, как Люса, я буду тебе признательна.

– Что с ней случилось?

– Она упала.

– Упала…

Отшельница взглянула на принцессу так, словно просверлила ее мозг до затылка.

– Проводи меня к ней. Я сделаю все, что смогу, и не буду ожидать твоей признательности. А ты, милорд граф, не пренебрегай снадобьем. Через несколько дней забудешь, как выглядят эти стены.

– Я твой должник, почтенная Фелион. Я исполню все, о чем ты попросишь меня.

В коридоре отшельница остановила принцессу.

– Я сама найду дорогу к девочке. Просто послушай меня. С этого дня ты ее пальцем не тронешь. Каждый раз, когда ты ударишь ее, я буду знать. Я умею не только исцелять.

– Ты смеешь угрожать мне?!

– Я понимаю, ты не хочешь ей зла. Но это дитя не должно страдать оттого, что ты не умеешь держать себя в руках. Вспоминай обо мне каждый раз, когда твоя рука замахнется, чтобы ударить ее. Я слежу за тобой. И я так же опасна, как твой будущий муж.

Сжатые кулаки Гретаны медленно поднимались, словно она собралась ударить вместо Серены саму отшельницу.

– Я не забываю угроз, колдунья. Я многим обязана тебе, но ты играешь с огнем.

Принцесса повернулась и зашагала прочь по коридору Лекарских Палат. А волшебница безошибочно направилась во Второй Покой, будто каждый день здесь разгуливала.

Серена притворилась, что спит, когда дверь палаты скрипнула. Она откуда-то знала, что это магичка Фелион пришла навестить ее. Девочка надеялась, что колдунья не станет беспокоить спящую. Но Фелион тронула ее за плечо.

– Это всего лишь я, малышка. Не нужно притворяться.

Серена с трудом подавила желание натянуть больничное одеяло на голову. Она сделала вид, что потягивается спросонья.

– Вечер добрый, монна. Спасибо, что зашли проведать.

– Что-то ты не слишком рада… Принцесса что-то сказала насчет меня? Ежели так, то не бойся. Обещаю, больше она тебя не тронет.

– Что вы, монна, моя госпожа – сама доброта.

– Вижу ее доброту.

Волшебница присела на кровать Серены. Она возложила руки на лицо девочки и зашептала заклинание. Замолчав, она тихонько дунула на нее.

– Завтра ты будешь совсем здорова… Да что с тобой? Ты ведь боишься не госпожу… Меня.

Фелион уставилась ей в глаза. При этом взгляд самой волшебницы стал прозрачным, рассредоточенным. А затем ее вдруг откинуло в сторону невидимой волной. Она чуть не упала с кровати Серены.

– Ого! Да ты по-настоящему сильна! Значит ли, что и сходство ваше не случайно… – Она осеклась. – Хотела бы я заполучить тебя в ученицы. Что так напугало тебя во мне? Может, хочешь рассказать? Вместе мы разберемся наверняка.

– Я не понимаю, о чем вы, монна. Вы так добры ко мне. Но я сейчас вас не понимаю. Так голова болит. Может, когда мне станет лучше, и голова станет пояснее, тогда я пойму. Вы так добры, монна.

Фелион не сводила с нее глаз.

– Как бы я хотела знать, что с тобой происходит. Что ж, пока мне сие не под силу. Пожалуй, и впрямь попробую заглянуть к тебе, когда ты встанешь на ноги. Не так долго осталось ждать. Отдыхай, славная девочка.

Колдунья наклонилась к ней и поцеловала в лоб. Серена вздрогнула. Печально вздохнув, Фелион поднялась. Когда она закрыла за собой дверь палаты, Серена принялась усердно тереть лоб краем простыни, словно оттирая колдовскую отметину.

* * *

Прошел месяц с тех пор, как Кэрдан впервые принудил Эдеру к близости, и почти два с половиной – с ее отъезда из монастыря. Шел последний осенний месяц ремидейского календаря, но здесь, на севере королевства, вовсю властвовала зима. Эдера могла наблюдать ее буйство лишь из окна своей комнатушки. Покинуть башню она не могла – незримый магический барьер не выпускал наружу пленницу башни.

Каждый вечер, незадолго до полуночи, Эдера поднималась в библиотеку. Иногда хозяин отправлял ее назад – и она в лицо сердечно благодарила его. Но чаще оставлял в библиотеке или уводил в спальню на пятом этаже. Спальня оказалась совсем маленькой, меньше Эдериной.

«Остальной этаж занимает лаборатория, – пояснил Кэрдан. – Когда-то я проводил там по двадцать часов в сутки, но больше не нуждаюсь в ней. – Он ухмыльнулся. – Теперь есть лаборатория и лаборанты в Распете».

Спальня казалась необжитой – только большой гардероб стоял сбоку от двери, да кровать, не шире, чем у Эдеры. Поэтому всю ночь приходилось проводить буквально в объятьях друг друга. Когда Эдера в первый раз попыталась выбраться из постели и уйти, Кэрдан удержал ее:

«Я не отпускал тебя».

Позже Эдера усвоила: если они оставались в библиотеке, он отпускал ее на остаток ночи к себе. Если же уводил на пятый этаж, ей предстояло остаться с ним до утра. В аду, которым обернулась ее жизнь, эта пытка была самой нестерпимой: бессонное бодрствование в объятиях своего мучителя, ночь напролет.

Он был искусным любовником. После нескольких болезненных и унизительных ночей ее тело начало откликаться на его ласки. Хотя разум продолжал ненавидеть, а душа – отвергать. Эдера не сразу разобрала, что Кэрдан применял изощренную магию, чтобы тонко и неразделимо переплетать в ее сознании импульсы боли и удовольствия. Он гасил ее волю, подчинял ее тело, но рассудок девушки оставался ясным. В постели с ним ее будто расщепляло на две половинки. Одна захлебывалась в исступленном наслаждении и кричала во весь голос от боли и упоения. Вторая проклинала первую за предательство, за постыдный союз с насильником.

Когда он позволял ей вернуться на ночь в комнатку на втором этаже, Эдера могла хотя бы выплакать беспомощность. Слезы приносили облегчение. На тесной койке пятого этажа, с ровным, абсолютно спокойным дыханием Кэрдана над ухом, ей оставалось лишь сухое отчаяние.

Этим вечером Эдера сидела на кровати, привычно глядя на стрелку часов. Ей ничего не стоило остановить ее одним взглядом. Если бы при этом остановилось время… Когда стрелка почти сравнялась с полуночью, девушка вздохнула и вышла из комнаты. В тот единственный раз, когда она проигнорировала положенный час и осталась в спальне, он пришел сам и овладел ею на ее кровати. После той ночи Эдера не допускала промедления и всегда поднималась в библиотеку вовремя. Ей не хотелось веселить Пакоту за стенкой своими криками. А главное, Кэрдан пообещал ни разу не переступать порог ее спальни, если она сама будет приходить к нему в назначенное время. Девушке хотелось сохранить островок личного неприкосновенного пространства в башне, где она была узницей.

Дверь библиотеки привычно распахнулась перед ней. О чудо! – кресло перед камином пустовало! Она с трудом подавила желание сбежать по ступенькам, запереться в комнате и сплясать джеригу. А смысл? Он все равно вернется – раньше или позже. И, не найдя ее здесь, спустится за ней в спальню.

С тягостным вздохом Эдера шагнула через порог, дверь захлопнулась. Раз уж она одна в этой комнате, можно поиграть с огненными змейками. Она совсем забросила своих горячих поклонников. Когда Эдера подошла к камину, все, от мала до велика, дружно потянулись к ней: взрослые – медленно и аккуратно, дабы ненароком не ожечь, маленькие – задорно и радостно.

– Скучали, малыши? Я тоже. Поиграем?

Она вытащила из-за стеллажа тросточку из огнеупорного стекла, которую на досуге отрыла в кладовой еще в то время, когда была просто ученицей Кэрдана. Змейки-детки тут же принялись за старую игру: подныривали под трость, обвивали ее кольцами и дружно скатывались от одного конца к другому. Взрослые мерно покачивались, наблюдая за игрой.

Хлопнули крылья. Эдера обернулась и в последний миг успела увидеть птицу, только крылья грифа соскользнули и остались на подоконнике, словно ему стало жарко. В следующую секунду она видела уже не крылья, а черный плащ Кэрдана.

– Рад, что без меня вы не теряете время и веселитесь. Не рассчитывал, что ты дождешься меня.

– Я боялась уйти, чтобы вы сами не пришли за мной, – коротко и честно пояснила Эдера.

– В другое время непременно пришел бы, – ухмыльнулся он. – Успеваю соскучиться за день по твоей соблазнительной ярости. Ты слишком вкусно ненавидишь меня. Но сегодня я был занят – демонстрировал двору своего заместителя. Надо ковать железо, пока горячо. Придворные слишком потрясены моим предстоящим браком с дочерью короля. Они приготовились к радикальным переменам, и я не прочь оправдать их ожидания.

– Вы женитесь на принцессе? – флегматично уточнила девушка. – Значит, меня вы отпустите?

– Почему ты так думаешь?

– Зачем я нужна вам, если вы женитесь? Да еще на принцессе короны.

Он расхохотался.

– Знаю, что женская логика – особый феномен, и поражаюсь каждый раз, когда сталкиваюсь с ним. Мой брак и ты – абсолютно разные вещи. Принцесса – лишь путь к власти.

– А я?

– Ты тоже путь.

– К чему?

– Не могу сказать. Еще недавно я знал ответ. А теперь уже не так уверен. Многое будет зависеть от тебя.

– А вот вы для меня – тупик.

Кэрдан издал короткий смешок.

– Не сомневался, что ты выдашь нечто в таком духе. Тут тоже многое зависит от тебя. Если тебе угодно видеть тупик, ни один путь не откроется перед тобой.

– Сегодня мне уйти? – сухо спросила Эдера.

– Сегодня – нет. Сегодня останься. – Эдера села у камина, опустив бедра на икры и пятки, сложила руки на коленях – монастырская поза послушника. – Но прежде я должен подумать… Принцесса легко не уступит… Она, как и ты, упряма и своенравна. Я запугивал короля, будто вокруг Гретаны группируются его враги. Я лукавил. Враги эти – мои и только мои… И они считают себя достаточно хитрыми и могущественными, чтобы противостоять мне. Они обязательно сделают ход. Продуманный или безрассудный – вот вопрос.

Он говорил, расхаживая вдоль стены, заложив руки за спину, чуть наклонившись вперед, как ходят канцелярские клерки. В глазах полыхал блеск азарта. Эдера уже знала это выражение на его хищном лице. Оно вспыхивало каждый раз, когда Кэрдан натыкался на ее протест, попытку отстоять себя. Он любил встречать сопротивление и ломать его. Сейчас он точно так же радостно встрепенулся, натолкнувшись на сопротивление Гретаны и придворных.

Эдера поймала себя на том, что впервые за долгое время просто смотрит на него. Не захлебывается бессильной злостью, не напоминает себе, что этот человек присвоил ее судьбу, попрал ее свободу, волю, выбор; шантажировал чувствами и привязанностями, чтобы уложить в постель; обманывал тело и сознание, увлекая в бездну темных страстей. Странное ощущение – не проклинать и ненавидеть, а просто наблюдать…

Высокий и худощавый, с хищными, но довольно правильными чертами лица. Короткие темные волосы с проседью. Сколько ему лет – сорок, пятьдесят, сто? Больше? Он знал ее отца и деда. А может, и прадеда? Кем он приходился лорду Эйдасу – или даже лорду Мэлдану – добрым другом или старшим товарищем, умудренным уже тогда наставником?

Кэрдан неожиданно повернулся и встретил ее взгляд. Он резко подошел к ней, взял за руку, развернул ладонью вверх и накрыл своей ладонью. Эдеру с головы до ног пронизал ток незримой мощи – и то была их совместная мощь. Она отпрянула было назад, но ток сковал их накрепко. В следующее мгновенье она уже не желала разъединять рук.

– Когда отпускаешь ненависть, возвращается сила. Мы могли бы попробовать возобновить твое обучение.

– Разве вы собираетесь учить меня магии? Мне казалось, вам нужно мое тело, а не магические способности… если они у меня есть.

Он засмеялся.

– Если? Ты сумела поставить щит и остановить меня. Я не мог обойти выставленную тобой преграду, только уничтожить вместе с тобой. Я не потому прервал обучение, что хотел лишь твоего тела. Твоя ненависть стала препятствием между тобой и магией. Теперь ты, кажется, созрела, чтобы возобновить обучение.

– Разве может учитель обладать учеником?

– Бедная моя девочка, это неизбежно, если учитель и ученик разного пола. Когда мужчина обучает женщину, он глубоко погружается в ее женскую энергию. Столь плотное соприкосновение с женственностью не тронет разве что евнуха. Учителю остается либо предаться любви с ученицей, либо потратить дополнительную силу, чтобы подавить желание. Я из тех учителей, кто предпочитает первый вариант.

– Значит… вы предлагали мне изучать магию и уже тогда знали, как обойдетесь со мной?!

– Знал уже тогда, когда увидел тебя на берегу Ларга. Какая тебе разница? Ты все равно принадлежишь и будешь принадлежать мне. Выбирай – хочешь ли ты при этом заниматься магией. Я могу многое дать тебе – и в любви, и в магии – но ты упорно отталкиваешь меня. Этим ты наказываешь себя, а не меня. Я остаюсь при своем.

Эдера колебалась. Медленно и неохотно она кивнула.

– Я хотела бы снова заниматься магией. Не знаю, получится ли у меня… при том, что происходит между нами. Но я очень хочу учиться.

– Завтра утром мы возобновим занятия. Тогда и посмотрим, перевесит ли твоя любовь к учебе ненависть ко мне. А сейчас пойдем наверх.

Он предложил ей руку, улыбаясь в предвкушении. Эдера стиснула зубы. Теперь она поняла. Это очередное истязание, очередное извращенное удовольствие – максимально осложнить ей выбор между учебой и ненавистью. Он и впрямь не упускает своего.

 

V

В назначенный день Кристан явился в Саррену, загородную резиденцию герцогини Ольтаны, как на королевский прием: в парадном облачении, с чудесной звездой на груди. Герцогиня протянула руку для поцелуя.

– Столица встретила вас ошеломительными вестями, друг мой. Один из ваших маршалов – фаворит принцессы короны. А саму принцессу отдают в жены фавориту короля, этому богомерзкому чернокнижнику.

– Верно, сиятельная госпожа. Это и впрямь самая удручающая весть со времен мятежа фрондариев. Как мог государь устроить сей мезальянс?

– Устроить? – сиятельная фыркнула. – Мой полоумный кузен давно не в состоянии ничего устроить, кроме похотливых игрищ. Проклятый де Глисса пожирает королевскую власть кусок за куском. Отон рад скормить злодею своих детей, весь королевский род и все королевство впридачу. Лишь бы Придворный Маг и дальше брал на себя королевские заботы, а кузен мог беззаботно предаваться мерзейшему разврату, коего чурается распоследняя чернь. Вы слышали, что за постыдное приспособление де Глисса предложил Отону? Колдовской штамп с августейшей подписью. Теперь королю не придется отвлекаться даже на просмотр документов. Его доверенному лицу, «Хранителю Королевского Факсимиле» – одно слово чего стоит! – достаточно шлепнуть на документ сию поддельную подпись. Раньше король мог хотя бы ненароком узнать, что творится в его королевстве, бросив случайный взгляд на бумаги, которые требовали его подписи. Теперь любого – вас, меня – можно подвести под плаху королевским указом, и король даже не узнает, кого казнят его именем. Знаете, кого назначили «Хранителем Королевского Факсимиле»? Этого худородного Артана! Вчера о нем слыхом не слыхали, сегодня ему кланяются принцы крови! Ибо в его руках воля государя, он распоряжается жизнью и смертью! Лишь потому, что на нем такие же штаны, как у его проклятого хозяина!

Тут и тугодум маршал не мог не встревожиться.

– Это и впрямь неприятно, сиятельная госпожа. Полномочия лорда Придворного Мага и его людей ширятся день ото дня. Мой наставник граф де Лаш, земля будь ему пухом, любил поговаривать: у армии должен быть лишь один полководец. Но сосредотачивать в одних руках гражданскую власть – ошибка, которая может стоить королевства. Боюсь, Его Величество допускает сию ошибку…

– Друг мой, все чаще я склоняюсь к крамольной мысли… Так ли уж ошиблись фрондарии, восстав против растущего единоличия монаршей власти?

Это было чересчур для Кристана.

– Сие чревато ересью, госпожа моя. Монаршая власть от Создателя. Сие непререкаемо. Создатель даровал государю полноту власти…

– …Чтобы государь мудро распоряжался ею, – перебила Ольтана. – Вы видите мудрость в нашем государе? Разве мудро уступить дарованную Создателем власть с ее обязанностями и заботами временщику, наглому выскочке и колдуну, а самому осквернять королевский дворец непристойными забавами? Создатель поручил государю вершить правый суд над подданными, а как назвать «правым» суд Отона? Двух моих лакеев он обрек стать зомби за ничтожный пустяк! Не за провинность, а за чрезмерное рвение при исполнении моего поручения! Так он хотел унизить меня! Да еще его ждала в покоях эта шлюха де Фаллис! Перед любовными играми кузену хотелось разогреть кровь людскими страданиями! А что ответил мне де Глисса, когда я имела глупость попросить его за своих людей? «В армии больше нужны два солдата, чем во дворце – два бездельника». Вот к чему мы пришли – в королевском дворце худородные выскочки унижают принцесс крови!

– Ваше сиятельство, почему вы сразу не поведали мне сию историю? Я немедленно отдам приказ, чтобы ваших слуг нашли и вернули в столицу! Даже люди Магической Канцелярии не ослушаются приказа фельдмаршала.

– Буду признательна вам, герцог. У вас есть достоинство истинного дворянина, в отличие от мелких выскочек и самого короля.

* * *

Элеутерия держала крылья ровно и уверенно. Больше ее не посещала безумная идея совершить заверт с мертвой петлей или вертикально спланировать, чтобы у самой кромки тумана резко взмыть к небу. Хотя на сей раз опыта и мастерства достало бы на любой трюк.

Тень хищника накрывала белую птаху, отражая траекторию ее полета. Смешанные, противоречивые чувства теснились в маленьком птичьем мозгу. Смертельно опасный враг защищал ее – от других хищников, от любых опасностей, что подстерегают одинокую элеутерию в этом бессолнечном, промозглом краю.

Птица помнила, что он причинил ей много страданий – в другом теле, в другой жизни, но это были их тела и их жизнь. И страдания крепко связали их друг с другом. Между грифом и элеутерией словно протянулась нить, которая делала их особенными, единственными друг для друга. Тень неотступно следовала за птицей, обозначая эту нить, не давая забыть о ней.

Гриф снизился и вырулил вперед. Теперь его крупное темное тело очерчивало для элеутерии новую траекторию полета. Птица послушно пошла по его следу. Гриф набирал скорость. Его силуэт становился все меньше и меньше. В элеутерии взыграл азарт: размах крыльев у нее мельче, но энергия полета переполняет ее! Можно разогнаться так, что обгонишь и не такую громадину. Она пошла на разгон.

Туман внизу проносился с такой скоростью, что элеутерии казалось, она парит в одной точке. Хвост грифа маячил совсем близко, еще чуть-чуть – и она могла бы клюнуть этот хвост! Ха, почему бы нет? В элеутерии горело страстное желание разорвать тягостную нить между ней и грифом, выразить протест противоестественной связи.

Отчаянная пташка ускорила полет. Гриф резко остановился. Просто завис в воздухе, будто стоял на земле. Для такого трюка, с виду простенького, но на практике почти невыполнимого, элеутерии не хватило искусности. Она с разгону вписалась в большую птицу. Гриф перекувыркнулся, элеутерия ткнулась клювом в белое оперение на его груди. Тут бы ей и рухнуть на землю, как пару раз до этого полета, но лапы грифа обхватили ее за бока и удержали в воздухе. Он осторожно спускался к земле, не выпуская «добычу». Вот уже не хищник, а человек держит за плечи девушку, а не птицу.

– Еще одно свойство приобретают оборотни, – проговорил он иронично-менторским тоном, – свободу в реализации самых безумных и бессмысленных желаний. Абсолютно нецелесообразных, но раскрепощающих дух. Зачем сдерживать то, от чего можно получить удовольствие? Признайся, ты была счастлива в попытке отомстить?

– Была бы, если б успела вас клюнуть.

Он усмехнулся.

– У тебя будет шанс, когда ты научишься лучше управлять полетом.

Эдеру пробрал озноб: она перекинулась в теплой библиотеке и мерзла в легком платьице на промороженном воздухе. Кэрдан обнял ее, окутав плащом. Она невольно прильнула к нему и запоздало вспомнила … Отступать было поздно: он крепко держал ее за плечи, тело девушки утонуло в складках огромного плаща. Лицо мага склонилось над нею. Странно – он как будто помолодел, вернувшись в человеческое обличье из птичьего. Словно потемнела седина в волосах.

– Вы обманывали меня. «Лорд Делгар», которого вы мне показали, не мог учиться вместе с вами. Все, кто с вами учился, давно мертвы. Вы показали иллюзию.

– Не совсем. Делгар не иллюзия. Он действительно учился со мной. И просил о протекции для матери, обратившейся в лоно церкви. Сцена, которую ты наблюдала в камине, действительно имела место. Примерно сорок лет назад, при короле Готоре. Это что-то меняет сейчас?

Он с улыбкой смотрел на нее. Эдера вспомнила чувства элеутерии, ниточку, протянувшуюся между ней и грифом. Он прав. Нравится ей или нет, сейчас никто в целом мире – ни сестра Орделия, ни Розали, ни Матушка, ни Лаэтана – не ближе ей, чем этот безжалостный колдун, который так любит ее боль. То, что он делал с ней, открывало перед ним сокровенную сторону ее души. И наоборот, его сторону – перед ней. Эдера не хотела, не искала этого сближения и раскрытия. Но оно свершилось, по принуждению, и теперь отменить его реальность невозможно.

Ощущение особенности Кэрдана, неразрывной близости, спаянности с ним вдруг хлынуло в сердце обжигающим потоком. На мгновение девушка испугалась, что это снова его магия. Но нет, ощущения вырастали изнутри, а не повиновались чужому колдовству. Да и не было в мире такой силы, которая могла наколодовать чувство, а не просто физическое возбуждение. А еще она увидела смятение на лице Кэрдана – незнакомое, непривычное выражение по сравнению с неизменной хищной насмешливостью. Эдера осознала, что жгучая волна хлынула и в его сердце тоже. И это переживание было столь неожиданным для мага, что вышибло почву из-под ног.

Он провел ладонью по лицу Эдеры. Жесткая и костлявая, будто лапа стервятника, ладонь была неожиданно теплой. Он склонился ниже, поцеловал ее висок, затем губы. Мягко и бережно, без прежней властности. Девушка не отстранилась, а приоткрыла губы навстречу его губам и запрокинула голову.

– Сейчас согрейся заклинанием, – шепнул он, неохотно отрываясь от нее.

Эдера кивнула и сосредоточилась. Кэрдан развел руки, отстегнул плащ и расстелил на земле. Опустился на покрытую землю, увлекая девушку за собой. Платье легко соскользнуло с плеч, оставив Эдеру обнаженной. На маленьком островке среди болотной жижи, покрытом туманом, они впервые занялись любовью не ночью, а в полдень; не в башне, а под открытым небом. Впервые Кэрдан не посылал в мозг Эдеры излюбленных болевых импульсов, а ее сознание впервые не раздиралось на две половинки, ненавидящие его и друг друга. Она впервые чувствовала себя цельной в его объятиях.

* * *

Несколько дней спустя герцогиня Ольтана снова собрала в Саррене мужское общество. Даже удивительно, какой популярностью у мужчин пользовалась эта некрасивая сухощавая женщина. Поклонников в этот раз явилось сразу два. Вот только оба уступали маршалу Кристану в пылкости чувств. Тон и содержание беседы мало напоминали романтическое ухаживание. Первый поклонник был канцлером Ашером, а второй – казначеем Альтусом, которого Кэрдан в глаза и за глаза попрекал расхищением казны. Альтус задумчиво проговорил:

– По здравому размышлении, брак сей нам на руку. Если Кэрдан уберется в Кситланию, у нас есть шанс вздохнуть спокойно. Его преемник, Артан… Стоит попытаться установить с ним дружеские отношения. Если не получится – справиться с ним легче… В любом случае, хуже, чем при Кэрдане, не будет.

Канцлер Ашер метнул на Альтуса сердитый взгляд. Его сын был в фаворе у Гретаны, и он не собирался терять выгоды от этой связи, если принцесса покинет двор. Его выручила хозяйка, отрезав непреклонно:

– Не время думать о выгоде, когда на кону участь государства! Этого брака нельзя допустить. Сие есть бесчестье королевского рода, лорд Альтус!

Казначей смиренно склонил голову в знак извинения.

– Как же его не допустить, сиятельная герцогиня? Его величество прислушивается ко всем советам Придворного Мага. Ни один из нас не имеет равного веса…

– В том то и беда, лорды. Рыба гниет с головы. Придворный Маг заполучил неслыханную власть, потому ему позволили короли. Готор Седьмой совершил страшную ошибку, когда ввел специально для де Глиссы должность Придворного Мага. Ну а его сынок, мой слабоумный кузен Отон, просто вручил королевскую власть негодяю. Его сила зиждется на бессилии монаршей власти! Если мы хотим изменить нынешнюю ситуацию, перво-наперво придется менять тронное господство. Иначе правление ускользнет из рук династии Неидов, лорды, и сие не страшная легенда.

Герцогиня с вызовом взглянула на внимавших ей мужчин. Альтус выпучил глаза.

– Крамольные речи, сиятельная герцогиня! Власть государя от Создателя, а мудрость Его непрекословна. Государь может неосторожно отдать в руки советника чрезмерно большую власть, а советник может злоупотреблять сим доверием. Но божественная воля непререкаема…

Герцогиня высокомерно обрезала собеседника:

– Нам известно, что храбрость не входит в число ваших достоинств, лорд казначей. Все мы знаем, что нужно говорить, чтобы не попасть в опалу или в «Королевские Медведи». Однако вы можете не притворяться и не лицемерить здесь, в Саррене. Не стоит опасаться ушей де Глиссы. Он бесчестный, гнусный злодей. Но в уме и хитрости ему не откажешь. Он понимает, что при его могуществе врагов надо искать не среди явных недругов, а тех, кто снаружи пресмыкается, а внутри ждет возможности вцепиться в глотку. Я слишком откровенно не переношу его, чтобы считать меня серьезным противником. Он не будет тратить шпионов на мой дом. Так что избавьте нас от церемонного пустословия, милорд. И признайтесь откровенно – какие еще способы остановить де Глиссу вы можете предложить? Как пошатнуть его власть, если эта власть получена из рук короля? Что останется от его власти, если на трон сядет другой монарх? А главное, что станет с монархией, если Придворный Маг Кэрдан женится на наследной принцессе? И что станет с нами, с нашими родами, если он наденет корону Нея, на долгие века своей чародейской жизни?

Оба мужчины содрогнулись, представив нарисованную Ольтаной картину.

* * *

У Эдеры и Кэрдана настало время странных и сложных отношений. Нить, которая протянулась между ними на болоте, день ото дня крепла и уплотнялась. И почти ничего не меняла. Маг определял ее жизнь от основ до мелочей – быт, занятость, распорядок дня, словно она вернулась в монастырь. Наплыв нежности и мягкости больше не повторялся. Кэрдан по-прежнему принуждал Эдеру ложиться с ним в постель тогда, когда сам хотел того, не считаясь с ее собственным желанием. Он не перестал применять магию для стимуляции ее болевых ощущений. И Эдера начала привыкать, перестала сопротивляться боли и постыдному удовольствию. Ненависть и ярость бессилия иссякли. Казалось, она смирилась, приучилась воспринимать зависимое и подчиненное положение как данность.

Возобновление учебы сверкнуло радугой в пасмурном небе и возместило бесправие и неволю. Восторг новых знаний, совершенствование магических умений, переживание потока маны в теле, пребывание в псевдореальности – все это дарило Эдере запредельное блаженство. Она не скрывала радости и даже благодарила Кэрдана за занятия. Он не преминул съязвить, как именно она может выказать благодарность, но на деле стремительный успех девушки воодушевлял его. Он был талантливым и увлеченным педагогом, Эдера – сверходаренной ученицей. Она понимала его с полуслова и полужеста, продвигалась вперед с такой скоростью и эффективностью, которой позавидовали бы лучшие студенты Академии, включая Артана. Обучение было искренней страстью Кэрдана, наравне с жестокими любовными играми. Лишь одно удовольствие он ценил выше, чем оба этих увлечения, – власть.

Самым яркую и глубокую радость Эдере приносил полет. За дивный, восхитительный дар оборачиваться элеутерией девушка чувствовала благодарность к Кэрдану вопреки его изуверству с ней за рамками обучения. В ее жизни не было ничего прекраснее свободного парения в воздухе, когда ветер ласково щекотал перья элеутерии, а земля стелилась внизу, словно бескрайняя мозаичная фреска на полу гигантского собора.

Когда Эдера впервые решилась попробовать полет сама, без Кэрдана, обнаружила, что башня по-прежнему не выпускает ее наружу. Удивлению и обиде не было предела. Она оставалась пленницей Кэрдана. Вечером она высказала возмущение:

– Я ведь прекрасно летала утром! Я чувствую себя уверенно, высота больше не пугает меня, я контролирую тело, даже могу применять магию в птичьем обличье! Почему ты не отпускаешь меня?

– Я пока не уверен, что могу доверять тебе, Эдера.

– Ты?! Доверять мне?! В чем?!

– Что ты не направишь крылья в сторону Ларгуса. У меня нет времени догонять тебя и драться с тобой в воздухе, чтобы вернуть обратно. Я предпочитаю избавить себя от хлопот.

Эдера задержала дыхание и сосчитала до десяти. Попробуй она кричать и возмущаться дальше, добьется только насмешек и изнасилования. Нужно заговорить на языке, который Кэрдан понимает и уважает. Должен же такой язык существовать.

– Что я могу сделать, чтобы ты стал мне доверять? – тихо спросила она. – Я могу дать слово дворянки. Могу разъяснить, как ясно представляю, что ни один маг на Ремидее не даст мне того, что даешь ты. Никто не научил бы меня превращаться в птицу. Ты самый сильный и умелый маг. Я не хочу сбегать и терять возможность учиться у тебя.

Кэрдан слушал, пристально глядя ей в глаза, слегка наклонив голову. Эдера не пыталась подольстить – она констатировала факт. Лесть не впечатлила бы Придворного Мага и не убедила бы его. А вот холодная спокойная резонность и признание, что Эдера не откажется от обучения, убеждала. Под конец девушка все-таки сорвалась:

– Как еще я могу убедить тебя, что буду возвращаться в твой дом, если он перестанет быть мне тюрьмой?! – выпалила она. – Что я должна сделать, чтобы ты поверил? Ты научил меня летать и держишь в клетке!

Эдера не стала упоминать еще один довод, который Кэрдан не мог не учесть. Она была не в силах разорвать невидимую ниточку, спаявшую их. Ни она, ни Кэрдан ни разу не заводили разговор об этом тягучем ощущении привязи. Жгучая волна близости и единения, охватившая их на болоте, накатывала еще пару раз с той поры, и Эдера безошибочно чувствовала, что переживание было взаимным. Но Кэрдан больше не проявлял ни смятения, ни растерянности в такие мгновения. Ни внезапного, спонтанного тепла. Как ни в чем не бывало, он продолжал делать с ней то, что делал. У Эдеры не осталось сомнений, что маг отлично контролировал свои эмоциональные вспышки и физиологические состояния – когда считал нужным. Его насилие над ней было не следствием внезапной похоти, а продуманным, спланированным расчетом. С внезапной похотью он прекрасно справился бы, как справлялся сейчас с ненужным, нежеланным ощущением душевной близости с Эдерой. Это переживание было не из тех, что доставляли ему удовлетворение.

– Ты почти убедила меня. Я подумаю. А пока проверю домашнее задание. Если ты справилась с ним, твои шансы на самостоятельный полет возрастут.

– Серьезно?! Я могу заработать полет домашними заданиями?! Ты же знаешь, я сделаю сотню домашних заданий, если это убедит тебя выпускать меня на свободу!

– Как ты самоуверена! Эдера, я знаю, что с твоей феноменальной памятью ты запоминаешь большие объемы информации. Одаренность – не твоя заслуга. Я засчитываю тебе задания, где кроме памяти требуется сильное логическое мышление. Как в последнем. Итак, твои гипотезы: почему столица нашего королевства – единственный город на Ремидее, не имеющий названия?

Эдера испытала жжение азарта. Логическое мышление, значит? Сейчас она ему покажет! Уж логика у нее была не хуже памяти, матушка Иотана подтвердила бы!

– Чтобы выдвинуть гипотезу, я обратилась к системе топонимики на нашем материке. В древние языческие времена народы юга и запада Ремидеи поклонялись той реке, в чьем бассейне селились. Их этнонимы происходили от имен богов. Ларг – Ларгия. Близнецы Атры – Атрея. Кром – Кромла. Слав – Славия. Занд – Занду. Гес – Гесия, Патрена – Патрида. Кситлания, север материка и степные племена не поклонялись речным богам. Гвират, Олбар, Сагарн, Арвиг, Мореха – в этих землях нет рек с похожими именами. И нравилось ли это богине Иртел – самой широкой и протяженной реке Ремидеи? Как Она относилась к тому, что в честь более мелких рек называли города и страны, а Она, несомненно, более могущественная, не имела земли, названной в Ее честь?

– Поясни, почему ты называешь Иртел самой широкой и протяженной рекой Ремидеи? Она протекает под Восточными Столбами несколько сот миль и впадает в Ледовитый Океан. Далеко не самая протяженная.

Эдера торжествующе ухмыльнулась. Вот сейчас она достанет туза из рукава!

– Это сейчас так. Тысячу лет назад, до катаклизма, Ее русло пролегало через всю северную Ремидею, четыре раза изгибалось с севера на юг и наоборот. Иртел впадала в океан с Сагарнского полуострова. Того, что сейчас отсечен от Ремидеи и называется Ледовый Остров.

– И откуда ты знаешь сие?

– Видела на древних картах.

– Где? Не припомню, чтобы я хранил у себя карты времен до катаклизма. И неужели они хранятся в Обители Святой Устины, запрещенные церковью Создателя?

Эдера прикусила губу. Как же она попалась… Никаких карт, само собой, в обители не хранилось. О реке Иртел она услышала от сестры Орделии, монастырской целительницы и любимой наставницы. Сказать об этом Кэрдану она не могла, чтобы не подставить Орделию. Как знать, что сделает Придворный Маг с монахиней, которая распространяет среди послушниц ересь о языческих богах…

– Врать мне – худшее, что ты могла сделать, Эдера. Даю тебе последнюю возможность признаться.

– Я нашла тайник! Он был старый и запыленный. Уверена, никто в монастыре знать о нем не знал. Я взломала его. И нашла там древнюю карту Ремидеи.

Кэрдан нехорошо смотрел на нее.

– Взломала, говоришь? Покажи, как ты это сделала.

– В смысле?..

– В смысле, дай картинку из памяти. Я хочу посмотреть, как ты взламываешь древние тайники, медвежатница.

– Я не умею…

– Не умеешь взламывать? Солгала мне?

– Не умею показывать.

– Просто вспомни. Я сам увижу.

– Я не хочу, чтобы ты лазил у меня в голове!

– Придется потерпеть, милая.

Кэрдан шагнул к ней, толкнул в грудь. Эдера плюхнулась на ковер. Он наклонился, опрокинул ее на спину, уселся сверху на ее бедрах, развел ее руки в стороны и прижал ладони к полу. Взгляд пригвоздил Эдеру к полу, парализовал тело и волю. Она почувствовала, как неприятный холодок прокрадывается внутрь черепа, но не могла ни пошевелиться, ни закричать. Пара минут абсолютной беспомощности – и Кэрдан отпустил магическую хватку. Он слез с нее, возвратил подвижность и невозмутимо сказал:

– Еще одна влюбленная в тебя монашка. Ты разбила сердце всей Обители. Можешь не переживать за свою Орделию. Я не охранитель религии Создателя и не караю еретические речи, которые мне доводится услышать. Я и сам в некотором роде еретик.

– Ты?! – вырвалось у Эдеры, пока она вставала с пола и отряхивалась. Вот зачем нужно было так с ней обращаться, чтобы выцепить разговор с Орделией из ее сознания?! Девушка точно знала, что Кэрдан мог наложить заклятье, не распиная ее на полу. Он просто наслаждался ее унижением.

– Конечно. Я не верю в Создателя. Точнее, знаю, что Его измыслили тысячу лет назад, после катаклизма, который ты упомянула.

– Зачем?!

– Это твое следующее домашнее задание. Не сомневаюсь, ты с ним справишься, припомнив еще несколько рассказов своей монахини-еретички.

– Сестра Орделия не еретичка! Она верит в Создателя.

– Еще бы, раз постриглась в монахини. Тем не менее, из ее рассказов ты сможешь сделать собственные выводы. А сейчас вернемся к нынешнему заданию. Так почему наша столица не имеет имени?

Эдера села на пол в свою любимую позу – на коленях, подвернув под себя лодыжки. Кэрдану тоже нравилось наблюдать ее в этой позе – ученической, как он выражался.

– Я остановилась на том, что Иртел была самой могучей рекой на Ремидее. Протекала через Мореху, Арвиг, Олбар и Сагарн, но не имела земли, названной в Ее честь. Вряд ли Ей сие нравилось. И Она решила изменить такое положение дел. С помощью Нея. Я полагаю, Ней стал поклоняться Иртел. Четвертая Эпоха Ремидейских Войн проходила во имя сей богини. Когда наш первый король объединил завоеванные земли, он назвал новую страну Иртелия, а столицу – Иртелас или что-то в этом роде. Во всех концах этой страны поклонялись северной богине. Пятьсот лет спустя случился катаклизм, и на Ремидее внедрилась религия Создателя. Когда память о древних богах искоренялась, страна и столица лишились имени. Вот почему наше королевство с тех пор называется по имени потомков Нея – Неидов. А столица так и осталась безымянной.

– Браво, Эдера. Задание зачтено. Все было почти так, как в твоем рассказе. Даже имя древней столицы ты угадала – это говорит о твоей способности к языкам.

– Значит, я смогу летать, когда ты занят во дворце?!

Он посмотрел ей в глаза, долго и тяжело, как она успела возненавидеть.

– Не так быстро, моя девочка. Я обещал всего лишь подумать. И ты ведь не надеешься остаться безнаказанной за обман?

– Зная тебя, не надеюсь, – бросила Эдера с дерзостью отчаяния. Она уже знала, что Кэрдан страстно любил «наказывать». И постоянно находил поводы.

– Предоставляю тебе решить самой, хочешь ты быть наказанной здесь и сейчас, или сохранить магический барьер башни на неделю дольше, чем я планировал.

– Откуда я знаю, как ты планировал?! Ты можешь сказать мне что угодно.

Он ухмыльнулся.

– Могу. И скажу. От тебя зависит лишь, прибавится ли к тому, что я скажу, еще неделя.

– Ты все равно сделаешь так, как хотел, – молвила Эдера тихо и безнадежно. – Так делай, только выпусти меня на воздух. Я задыхаюсь в этой башне.

– Так что ты выбираешь, Эдера? Здесь и сейчас?

– Здесь и сейчас, – сказала она почти шепотом.

Он подошел к ней, расстегнул застежку воротника, медленно снял с Эдеры платье.

– А может, ты не выбираешь? Может, ты уже сама хочешь этого? Ты научилась получать удовольствие от боли, Эдера?

– Если я скажу, что нет, тебя это остановит?

Он тихо засмеялся, проводя ладонями по обнаженным плечам девушки.

– Наоборот, я продолжу учить тебя удовольствию особенной любви. Рано или поздно ты распробуешь ее вкус…

Проснувшись на следующее утро, Эдера обнаружила прямо на одеяле записку: «Высунь руку в окно». Почерк, хорошо знакомый ей по частым пометкам на полях книг из библиотеки Кэрдана. Она вскочила, распахнула окно, впустив в спальню морозный воздух, протянула руку. Раньше магический барьер всегда останавливал ее. Сейчас рука свободно подставилась падающему снегу. Эдера подпрыгнула с восторженным визгом, тут же перекинулась элеутерией и выпорхнула, оставив окно открытым, не беспокоясь, что спальню завалит снегом. Здравствуй, долгожданная свобода!

Топи Проклятой Полосы услужливо расстилали просторы к северу и востоку. Ну уж нет! Это Кэрдан любит болота, а с нее хватит! В первый одиночный полет ей хотелось оказаться как можно дальше от учителя-мучителя, вообще не вспоминать о нем! Она полетит… да чего думать, на юго-запад, куда глаза глядят. В сторону Кедари и благословенного Ларгуса. Нет, она не собиралась нарушать обещание и сбегать в монастырь. Просто к юго-западу от столицы должен быть лес. Эдера истосковалась по деревьям, жаждала обнять живой ствол, поговорить с Духом. Без общения с Древесными Духами она усохнет.

Элеутерия летела над рощей, только-только начавшей осыпаться. Словно вернулась в Ларгус, где некоторые деревья сбрасывали кроны лишь к зимнему солнцестоянию. Она любовалась высокими дубами, не четой чахлым и мрачным обитателям болот. Деревья на болоте стояли голыми еще до осеннего равноденствия.

Элеутерия заметила впереди прогалину. Золотистые кроны расступались. Она свернула туда и приготовилась снижаться. И чуть не свалилась от удивления. На прогалине стояла избушка. Неужели настоящая избушка на петушиных ножках? Сверху не видно. Элеутерия закружилась над домиком, стараясь углядеть петушиные ножки. Снижаться не хотелось: мало ли кто обитает в избе! Еще как наддаст, да не петушиной ножкой, а пращей. А то и заклинанием «Кура-кура-курощуп, опускайся-ка в мой суп!» Пока птица нарезала круги, обитатель дома вышел на поляну. Прикрывая глаза ладонью, он – точнее, она – посмотрела прямо на элеутерию. И сказала:

– Чего кружишься? Спускайся, становись человеком, поговорим.

От удивления Эдера не придумала ничего лучше, чем последовать приглашению. Она снизилась, перекинулась и поклонилась хозяйке избушки.

– Желаю здравствовать и процветать, добрая женщина. Вы должны сами владеть искусством перевоплощения, чтобы так легко распознавать его.

– Владеть владею, да не пользуюсь. Заходи, чай только что вскипел. Знакомство без чая – дурное знакомство. Всегда говорила: человеку, не умеющему заваривать хороший чай, лучше жить в одиночестве. Иначе покатится по дурной дорожке с дурными знакомствами. Ты не подумай только, что у меня или чай плохой, или дорожка со мной дурная. У меня были свои причины выбрать одиночество.

– Отлично вас понимаю, монна. Я, например, завариваю неплохой чай – не буду скромничать. А со знакомствами что-то туго – и с хорошими, и с дурными. Хотя с дурными еще как посмотреть… Не принимайте на свой счет, ладно?

– Да тебе палец в рот не клади, – усмехнулась хозяйка. За разговором они вошли в избушку. Петушиных ножек Эдера не разглядела, густой покров мха обволакивал фундамент дома. Может, избушка просто присела на корточки?

Внутри было тепло и уютно. У дальней стены стояла маленькая печурка, на ней сидел черный кот.

– Познакомься – Лапка, – серьезно отрекомендовала женщина. – Видишь, какие у нее подушечки? Потому и Лапка.

Кошка сидела на печке, вытянув передние лапы. Подушечки и впрямь были белее самой печки. Эдера прыснула, взяла кошку за белую лапку и слегка потрясла, как при рукопожатии. Кошка недовольно клацнула пастью на ее руку.

– Приятно познакомиться, Лапка. Я Эдера.

– А меня зовут Фелион, – представилась отшельница. – Вот и познакомились, вот и чудесно. Теперь можно и чай подавать.

Она взяла ухват, извлекла из печки маленький чистенький котелок. В центре деревянного стола лежала узорная подставка. Хозяйка водрузила на нее котелок. Варево пахло хвоей, мать-и-мачехой, иван-чаем и десятком тончайших ароматов, но Эдера легко различила их все: уроки сестры Орделии – это вам не превращения в птицу! На ее удивление, кошка вспрыгнула на самую высокую табуретку и чинно уселась за столом. Фелион поставила перед ней плошку с низкими краями и плеснула туда половник варева.

– Осторожно, милая. Дождись, пока остынет.

Кошка облизнулась, но не притронулась к питью. Только не отрывала расширенных зрачков от миски. Вот они какие, лесные ведьмы! – восхищенно подумала Эдера. Вот бы стать лесной ведьмой, завести избушку с печкой, кошку, отрастить избушке петушиные ножки!.. И чтоб ни души на десятки миль вокруг. Никаких колдунов-извращенцев поблизости. Лишь деревья, травы, цветы, птицы да звери.

Фелион разлила чай в две глиняные кружки и сунулась в угол за печкой.

– Не обессудь, лепешки вчерашнего дня. Сегодня с утра чай готовила, а чтобы чего-нибудь к чаю состряпать – руки не дошли.

– Да что вы, Фелион, я уверена, это самые вкусные лепешки в моей жизни!

– Не шути так о своей жизни, деточка. Судьба любит подслушивать опрометчивые речи и ловить остряков на слове. Можешь говорить мне «ты». Даже в королевском дворце выкают только слуги господам. Чем мы хуже государей?

– А вы… ты была при дворе, Фелион?

Эдера вытащила самую поджаристую лепешку и захрустела, не удержавшись от восхищенного вздоха.

– Гляди-ка, и впрямь понравилось. Кушай на здоровье. Как хорошо, что моя стряпня полюбилась кому-то кроме меня самой. Да, мне случилось побывать при королевском дворе. Кое-кто там даже обещал заглядывать ко мне, да пока не смог сдержать обещание. Вместо него ты вот объявилась.

Отшельница хитро прищурилась. Лапка тем временем решилась понюхать вожделенную плошку и тут же принялась лакать. Фелион покрошила туда лепешку.

– Вот так, славная, кушай…

– Фелион, ты волшебница? Ты сразу узнала, что я не птица, а оборотень. Ты учуяла меня и вышла навстречу.

– Конечно, волшебница. Ты думала, все волшебники расхаживают по дворцу в черных мантиях да заседают в Магической Академии, трижды будь она неладна?

Эдера поперхнулась.

– Чем тебе не угодила Магическая Академия?

– Как ты считаешь, кому она нужна? Кому выгодна? Испокон веков магии обучались в одиночку или в ученичестве у опытного мага. Существовала в столице Гильдия Магов и Знахарей, но вступали в нее не истинно могучие волшебники, а посредственные колдунишки, чьих сил хватало, чтобы утишить зубную боль. Даже не исцелить причину боли – только утишить. Оттого и хирела Гильдия, что подлинные маги избегали ее. Ничтожества объединялись, чтобы легче было заработать на роскошь. Деньги, не магия интересовали их. А потом вожжи подхватил Придворный Маг Кэрдан. Он убедил короля Готора присвоить хирой Гильдии статус Академии. Академия – компромисс с совестью для гордецов. Теперь тот, кто вступал в магическое сообщество, не приравнивался к мастеровым и торгашам. Он становился ученым, студентом, профессором. Тут тебе и слава, и почет, и богатство. Кэрдан ввел высокие стипендии. Теперь представь себе: молодой человек из бедной семьи обнаруживает магический дар. Станет ли он, как прежде, уединяться в глуши, чтобы познать сокровища магии собственным неторным путем? За него это сделает толпа учителей, да при этом ему пожалуют стипендию. Если не леность, то чувство долга перед семьей погонит его в стены Академии. Он сможет содержать и родителей, и братьев-сестер, а если тех немного, то и родительских братьев-сестер. И нет больше учеников у старых мастеров. Зато доносится до них молва о столичной Академии. Приезжают они посмотреть на это чудо и видят, что их там ждут и желают, что приготовили для них и деньги, и почет. Так поглощает Академия и молодые таланты, и опытных магов.

– Что плохого, если молодые талантливые волшебники могут кормить семьи, а опытные мастера – обучать не одного ученика, а многих? И у каждого ученика не один учитель, а несколько? За многими истинами своя дорога заметнее, чем за одной истиной одного учителя. А еще в Академии учат не только волшебству, но и другим наукам. Человеку это на пользу, маг он или обычный смертный.

– Это что же за польза, просвети меня? Превращать людей в зомби да убивать мирных соседей? Воистину великая польза академического учения! Пока я не вижу, на что иное способны питомцы вашей Академии. Все они на виду у лорда Придворного Мага – вот ее единственная польза! Каждый талант подконтролен ему. И если у кого талант особенно ярок, а воля особенно сильна, то милорд герцог де Глисса вовремя уберет будущего соперника. Обработает так, чтобы бедолага не помышлял действовать без указки мастера. А кому достанет умишки и воли сопротивляться – в болото! Строптивцам нет места под одной луной с Придворным Магом.

– Фелион… ты говоришь это ученице Кэрдана.

– Не просто ученице, – усмехнулась отшельница.

– Как ты догадалась?

Ухмылка Фелион стала шире.

– Унюхала. Обычно от ученика пахнет магией учителя лишь в момент колдовства. Но ты при мне не применяла магию. Если запах постоянный, значит, оба проводят ночи в одной постели.

– Ты знала и все равно говорила, как относишься к Кэрдану?

– Я никак не отношусь к нему, девочка. Я объяснила тебе, как он пытается сосредоточить в руках всю магию нашей земли. Такой маг не заводит учеников без тайной цели. Если он стал учить тебя магии, да при этом еще уложил к себе в постель… Есть над чем задуматься.

– Если бы у меня был выбор.

Фелион вздохнула.

– Так я и знала. Он тебя принудил. Как ты думаешь, может такой человек создать нечто по-настоящему хорошее и полезное?

Эдера промолчала. Как бы она ни относилась к Кэрдану, все связанное с обучением магии она считала безоговорочно хорошим и полезным. Академия казалась девушке благим начинанием. Но слова отшельницы заставили ее задуматься. Фелион продолжала:

– Везет мне в последнее время на учеников. Одна не хочет меня видеть, вторая занята другим учителем, да еще каким. Да, мне нечего ловить, коли у тебя под рукой первый маг королевства. То есть ты у него под рукой. И под пятой заодно.

– Ты хочешь учить меня, Фелион?

– Очень хочу, девочка. А главное, тебе очень нужен порядочный учитель. Представляю, чего ты набралась от своего нынешнего мастера.

– Ха! Например, что учителя имеют привычку спать с учениками!

– Далеко не все, даже если они противоположного пола. Что и требовалось доказать – после общения с таким учителем тебе требуется изрядная коррекция представлений о магии и обучении ей.

– Если я соглашусь, тебе придется в первую очередь научить меня парочке ментальных щитов. Кэрдан читает мои мысли как распахнутую книгу. Вряд ли ему понравится, что я занимаюсь с тобой. Ему повсюду видятся враги.

– Верно видятся. У него нет истинных союзников даже в стенах его Академии. Значит, он частенько залезает в твои мысли?

– И в мысли, и в нервные рецепторы, – усмехнулась она невесело.

– А ну рассказывай! – потребовала Фелион.

И Эдера рассказала. Она продемонстрировала сплетение боли и с удовольствием, которое применял к ней Кэрдан. Волшебница побагровела от гнева.

– Будь он проклят. Влечение душ должно вызывать возбуждение плоти. Никак не магическое вмешательство! Для него нет ничего святого в этом мире! Нельзя подменять магией то, что происходит между двумя любящими людьми!

Фелион так и полыхала. Эдера перебила ее возлияния:

– От этого можно защититься?

– Сейчас посмотрю… Покажи еще раз, как он делает это с тобой.

Преодолевая неловкость, Эдера наложила сама на себя то плетение, которым Кэрдан любил опутывать ее.

– Нет, это не преодолеть, – буркнула Фелион почти себе под нос.

У Эдеры упало сердце, но колдунья продолжала:

– Техника работы другая. Такое плетение не преодолевается. Оно рассеивается. Я не могу передать тебе заклятье рассеивания, потому что тогда твой учитель почувствует, что ты получила его от другого мага. Унюхает меня, как я унюхала его в тебе. Но ты можешь сама открыть его. Наложи это плетение на меня.

Эдера смутилась.

– Не бойся, ты не влюбишься в меня и даже не воспылаешь желанием, как твой учитель пылает желанием при виде чужой боли. Наложи и смотри, как я буду его рассеивать. А потом попробуешь сама.

Через десять минут практики Эдера умела рассеивать ненавистное заклятье. Она применила его в ту же ночь, когда Кэрдан по излюбленной привычке потянул ее в паутину переживаний, столь милых его сердцу. Когда он понял, что заклятье не действует на жертву, сначала остолбенел от изумления, а затем впал в ярость. Он даже попытался применить к Эдере обыкновенную физическую силу, за невозможностью магического воздействия, но тут они были на равных, у Эдеры даже фора. По окончанию драки синяков на Кэрдане осталось гораздо больше.

Он начал допытываться, как она научилась заклятью. Эдера гордо продемонстрировала, как проводит его магические импульсы от головного мозга по нервным окончаниям и дальше, сквозь поверхность кожи, выводя их из тела и растворяя в воздухе. Конечно же, она присвоила себе изобретение Фелион и хвастливо заявила, что сама нашла способ рассеивать заклятье.

В кои-то веки Кэрдан не порадовался успеху сверхспособной ученицы. Он долго не мог смириться с разочарованием. Боль Эдеры доставляла ему львиную долю удовольствия в постели. Поначалу он даже охладел к ней и перестал вызывать в библиотеку по ночам. Но девушка радовалась недолго. Вызовы скоро возобновились, и в его арсенале хватало запаса иных средств воздействия, помимо магических.

Эдера регулярно навещала Фелион и училась магии у нее. Волшебница оказалась не такой экспансивной в преподавании, как Кэрдан. Его стремительный темп обучения – выдача колоссального объема информации с огромной скоростью – как нельзя лучше соответствовал таланту девушки. Фелион учила медленнее, вдумчивее, скрупулезнее. Заставляла дольше задерживаться на мелочах и шлифовать детали.

– Не спеши. Я понимаю, тебе нужна новая информация. Много новой информации. Но попробуй задержаться на уже известном. Открыть неизведанные грани того, что кажется знакомым. Остановись, задержи взгляд. Порой новизна может прятаться в привычном и обыденном.

Подход Фелион напомнил девушке дотошную сестру Гатту. Но волшебница видела шире и объемнее, чем упертая монахиня. Очень скоро Эдера научилась смотреть так, чтобы обнаруживать новизну в привычном. Это умение она усвоила так же быстро, как и любое другое.

Эдера радовалась до чертиков, что у нее появилась тайна от Кэрдана. Для нее это было еще одним островком неприкосновенности и независимости в ее подневольном существовании. Магичка то и дело поминала Кэрдана недобрым словом, по поводу и без. А однажды она спросила:

– Ты ведь знаешь, что он обручается с принцессой Гретаной? Он не приглашал тебя полюбоваться торжественной помолвкой? Мой тебе совет – напросись вместе с ним во дворец. Или выберись туда тайком от него. То должно быть захватывающее зрелище для молодой дворянки, не бывавшей при королевском дворе. Для меня-то там нет ничего интересного, а вот ты – как знать, что там разглядишь…

Кэрдан хохотал, как чумовой, над ее просьбой.

– И как ты себе представляешь: я обручаюсь с наследной принцессой и привожу на торжественную церемонию во дворец свою любовницу? Я не раб так называемых приличий, но это чересчур смелый афронт даже для меня!

– Вообще-то ты мой опекун. Так, между делом. Что особенного – представить ко двору свою воспитанницу? Об остальном никто не узнает, пока ты сам не скажешь. Я-то уж точно не скажу, – вздохнула Эдера.

Отсмеявшись, Кэрдан махнул рукой.

– Да возьму я тебя, возьму. Будешь торжественно представлена ко двору Его монаршего Величества милостивого и справедливого государя Отона IV, володетеля почти всея Ремидеи. Надеюсь, тебя не разочарует этот гигант духа и тела. Представлю тебя как свою родственницу, если не возражаешь. Это все же надежнее, чем подопечная. Вряд ли кто купится на эту легенду, но хотя бы внешне приличия будут соблюдены. В самом деле, что может быть естественнее, чем представить свою родню семейству невесты?

Он снова расхохотался.

 

VI

Эдера и Пакота стояли у входа в лавку портного.

– Я тебя умоляю! Если не можешь не хамить хотя бы при чужих, просто молчи, не раскрывай рта, хорошо?

– Хозяин велели тебя караулить, а не любезничать с городскими обормотами.

– Ой-ой-ой, караульщица выискалась! Да если мне приспичит удрать от твоего хозяина, ты-то меня точно не удержишь!

– Ню-ню, – осклабилась Пакота.

– Значит, так. Либо ты клянешься не раскрывать рта, либо остаешься под дверью, на улице. Я срамиться не собираюсь.

– Да буду я молчать, не боись. А пустить тебя одну хучь в публичный толчок – ни-ни.

Эдера вздохнула. Кэрдан упорно не доверял ей. Не без оснований, конечно. Но какой смысл отправлять с ней толстую, глупую, неповоротливую Пакоту? Эдера находила лишь один ответ – очередное издевательство лорда Придворного Мага. Такая своеобразная месть за лишение постельных радостей: заставить Эдеру краснеть и смущаться за вульгарность служанки.

Ей предстояло несколько тягостных походов к портному в сопровождении вредной и неотесанной хамки. Результат стоил перенесенных мучений. В вечер торжественной помолвки Ее Высочества Гретаны и герцога де Глиссы Эдера вертелась перед огромным синим зеркалом в библиотеке. Оправляла белоснежные кружевные оборки на легчайшем зеленом шифоне, критически оглядывала высокую прическу – творение придворного парикмахера. С верхнего этажа спустился Кэрдан. Он не надел ни парадного парика, ни драгоценностей. Только черный камзол с позолотой вместо неизменного плаща, лежавшего сейчас на спинке кресла.

Эдера на шаг отступила от зеркала, оценивая общий вид. Кэрдан встал у нее за плечом.

– Ее Королевскому Высочеству придется доказать, что принцесса и моя невеста – она, а не ты. Небольшой штрих к общему великолепию…

Мгновение – и на Эдеру из зеркала смотрело чужое лицо. Очень похожее на ее собственное, но более взрослое и менее подвижное. Любознательный блеск в глазах сменился высокомерным безразличием, вокруг рта образовались неприятные властные складки. Нос стал чуть крупнее и хищно изогнулся. Брови стали тоньше и длиннее. Фигура и волосы остались прежними.

– Зачем ты это сделал?!

– Я придал тебе сходство с самим собой, если ты заметила. Ты все-таки моя кузина, не забывай. Так придворным сплетникам будет легче поверить в нашу легенду. Жаль, фокус отнял львиную долю твоей красоты. Считай, что я слишком ревнив и жаден, чтобы делиться этой красотой с прочим миром.

– Ужас-то какой. Надеюсь, мне не придется жить похожей на тебя все оставшиеся годы. Чистой воды кошмарик, – проворчала она.

– Недурная идея – навечно превратить тебя в собственное отражение! Сделать тебя частью себя самого – что может более потакать моим собственническим инстинктам?

– Тогда я точно сбегу, – мрачно пообещала Эдера.

Кэрдан ущипнул ее за ухо, осторожно, стараясь не задеть прическу.

– Беги, кролик, беги. В догонялки мы еще не играли – это должно быть захватывающе! Ничего не забыла?

Он развернул перед ней легкую, просторную, но очень теплую шубку из лисьего меха.

– Почему нельзя перекинуться и долететь до дворца? – захныкала Эдера. – Как же я не люблю зиму!

– Ну-ну, тебе не на что жаловаться. В этом году снег и так припозднился. Не иначе, тебя пожалел.

– Припозднился?! По-твоему, это поздно? В Ларгусе снег только-только выпадает к зимнему солнцестоянию, а через полтора месяца стаивает начисто! Ну почему всемогущий Придворный Маг не может жить в местечке повеселее этого болота?!

– В Ларгусе, например, – усмехнулся Кэрдан. – Чтобы ты могла каждый день убегать в монастырь к своим ненаглядным сестрам и подружкам.

– Хотя бы каждый месяц. Из Кедари по прямой на птичьих крыльях – это же как две буквы написать! А отсюда… Ты бы отпускал меня хотя бы раз в год?

– Даже не мечтай. Ни раз в месяц, ни раз в год, ни раз в жизнь. Ты принадлежишь мне и только мне, Эдера. Я не намерен делить тебя с твоими монашками.

Эдера не ждала другого ответа, но все равно скривила гримасу, как нельзя лучше подходившую ее новой физиономии.

– Наверно, скучно быть жадным и ревнивым собственником.

– Скучно кому? Собственности – возможно. А мне вполне весело! – Он поднял плащ со спинки кресла и набросил поверх камзола. – Прибавь темп, уроженка солнечного Кедари. Во дворце уже все собрались и ждут только нас и монаршее семейство. Я пока не готов настолько пренебречь придворным этикетом, чтобы появиться после короля и принцессы.

Карета с гербом Придворного Мага стояла у подножия башни, возница трясся от благоговейного ужаса и вдыхал болотные испарения. Обычно козлы повозок Магической Академии были пусты – пассажир сам управлял лошадьми с помощью волшебства. По торжественному поводу Кэрдан решил сделать исключение.

* * *

На дворцовой площади было шумно и светло: перед крупным торжеством площадь окружили полторы сотни факельщиков. Некоторым экипажам не хватило места в дворцовом ангаре. Их возницы и грумы толклись у ворот, дожидались, пока лакеи передадут им чарочку «для сугреву». Зеваки караулили парадные процессии принцев крови и высокопоставленных сановников, живущих не во дворце.

По толпе пронесся и тут же стих гомон: «Едет! Едет!» Толпа расступилась и вжалась в стены. В темноте огненный меч на гербе пылал, как сигнальный фонарь. Дворцовая решетка поднялась немедленно, не задерживая важного гостя.

Дворцовый фасад сверкал тысячей огней. В высоких окнах мелькали силуэты женщин в пышных юбках, с высокими прическами, и мужчин в камзолах. Возница направил коней напрямик к дворцовому подъезду, но Кэрдан опустил переднее стекло повозки и сказал:

– Сначала в ангар, друг мой. Хочу убедиться, что Хранитель найдет место под крышей для моей повозки. – И пояснил Эдере: – В дни праздников и торжеств в ангаре не хватает мест. Многим приходится оставлять повозки на открытом воздухе. Так что нужно проследить, чтобы какого-нибудь бедолагу выставили из-под крыши и освободили место для нас.

Они объехали дворец и оказались перед длинным плоским строением. Стены украшала лепнина – более роскошная, чем в иных благородных домах. Ворота ангара не раскрылись перед ними. Кэрдан вышел и вывел Эдеру. Легкий морозец защипал нежное лицо девушки, непривычной к жесткому климату столицы. Навстречу из калитки выскочил слуга с любезным, но непреклонным лицом. Он собирался учтиво сообщить, что милорд, увы, прибыл слишком поздно, мест в ангаре нет. Но его взгляд упал на герб, и непреклонность с физиономии как ветром сдуло. Слуга подобострастно согнулся.

– Счастлив служить милорду герцогу…

– Будь добр, друг мой, позаботься о повозке. К сожалению, у меня нет парковочного абонемента. Надеюсь, ты найдешь свободное место под крышей.

– Будет исполнено, милорд герцог!

Хранитель зашептал мальчику, который выбежал следом и таращился на Эдеру: «Живо выведи повозку барона Ратена».

Кэрдан бросил ему золотую монету и взял Эдеру под руку. Хранитель склонился до земли и не разгибался, пока они не скрылись из глаз. Кэрдан привел девушку к дворцовому фасаду, они поднялись по широким ступеням. Стража у дверей раздвинула алебарды и взяла на караул. Кэрдан прошел в Гардеробную Залу, заполненную беломраморными статуями в дорогих шубах.

Эдера ощутила себя в заколдованном замке, где злые чары остановили время. Прекрасные и благородные обитатели неподвижно застыли в своих роскошных одеяниях. Хранитель Гардероба с поклоном принял шубу Эдеры и бережно повесил на близстоящую статую. Девушку покоробило, словно она сама присоединилась к бескровным, мертвенным фигурам. Затем Хранитель протянул руки к плащу Кэрдана, не в силах утаить страх в глазах. Маг отстранил его и сам повесил плащ на позолоченные оленьи рога на стене. Слуга облегченно вздохнул – он отнюдь не жаждал прикоснуться к плащу волшебника.

В коридорах было неожиданно тихо. Все придворные уже поджидали в Зале Торжеств, а слуги караулили в подсобных помещениях, чтобы вовремя успеть на господский зов. Только кошки с высокомерным безразличием шествовали по ковровым дорожкам. Эдера принюхалась, но характерного запаха не почуяла.

– Ты накладывал заклятье на котов, чтобы они не гадили и не метили во дворце? – шепотом спросила она Кэрдана. Тот хохотнул.

– Ну что ты, в таких вопросах я полный профан. Это компетенция мэтра Петри.

– Так вот кто настоящий Придворный Маг!

– Разумеется. Я так, погулять вышел.

– Ни беса себе прогулочки, – буркнула Эдера как будто под нос, но Кэрдан прекрасно расслышал и больно ущипнул ее за обнаженный локоть. Она тут же ткнула его этим локтем в бок; он заломил ей руку и попытался повторить, но Эдера со всей силы пнула его. Оба посмотрели друг на друга, затем по сторонам, и расхохотались. Они стояли прямо перед дубовыми дверями Залы Торжеств, и седой герольд взирал на них с укоризной. Он чинно поклонился, словно демонстрируя, как нужно себя вести во дворце.

– Милорд герцог, примите мои приветствия и поздравления! Как представить леди?

– Благодарю, герольд Фейвар. Леди Эдера Кедар.

Герольд распахнул двери и возвестил:

– Лорд Придворный Маг герцог де Глисса! Леди Эдера Кедар!

Кэрдан направился к возвышению с королевским троном, все еще пустым. Придворные, высочайшие сановники, принцы крови, послы государств с континентов Меркана и Весталея подобострастно расступались перед ним. Эдера чувствовала на себе взгляды придворных и радовалась, что Кэрдан изменил ее внешность. В личине оказалось проще принимать любопытство людей, смешанное с брезгливостью. Сам Кэрдан откровенно забавлялся страхом и раболепием.

– Ее Высочество миледи Гретана! Лорд Королевский Маршал граф де Мон!

Кэрдан шепнул Эдере:

– Кажется, я напрасно беспокоился о своей целомудренной репутации. Принцесса не постеснялась открыто выйти со своим любовником. Его зовут Люс Ашер. Его отец, Государственный Канцлер, почему-то считает меня врагом. Сколь ни стараюсь, не могу припомнить, чем досадил ему.

Эдера кивнула. Имя канцлера Ашера было ей известно из уроков истории – как имена других влиятельных сановников, включая Придворного Мага. Мать Иотана уделяла не меньше внимания современной политике, чем древней.

Симпатичный маршал понравился Эдере. Понятно, почему принцесса не рвется замуж за немолодого Придворного Мага, когда рядом такой красавчик. А вот сама принцесса не впечатлила. Некрасивая, как все Неиды, с мясистыми чертами лица, резкими жестами и движениями, она источала надменность и себялюбие. Она напомнила Эдере сестру Динию, такую же грубую и неприятную персону. Не хотелось верить, что такой симпатичный молодой человек стал ее любовником из честолюбия.

– Его Величество государь Отон, милостивый и справедливый! – наконец возвестил герольд. Галдеж придворных стих.

«Колобок с лапками», – подумала Эдера. Так они с подружками хулиганили на уроках кулинарии: стоило кому-нибудь из девочек отойти от своей стряпни, как Эдера и ее подружки хватали беспризорный пирог и мгновенно вылепляли из него звероподобное существо, даже если в пироге была липкая начинка. Сестра Матильда предупреждала новеньких: на кухне не зевать, не то шайка Кедар живо превратит ваш труд в колобка с лапками, и начнете готовить ужин сначала. (В дни уроков кулинарии девочки не получали ужин, а ели то, что приготовили сами.)

Король крякнул, усаживаясь на трон.

– Ну, готовы молодые? Что-то епископа не видно.

– Он здесь, Ваше Величество.

Архиепископ Танар, светский лев, невероятно элегантный в сутане цвета морской волны, выступил из-за колонны.

– Я в полном распоряжении Ее Высочества и милорда Придворного Мага.

– А Кэрдан? Не вижу…

– Я здесь, Ваше Величество.

Он подошел вместе с Эдерой к трибуне и склонился ниже, чем кланялись самому Кэрдану. Прилюдно он не фамильярничал и не тыкал королю, аки собутыльнику.

– Государь, дозвольте представить вам и моей высочайшей невесте мою родственницу, леди Эдеру Кедар.

Он отступил в сторону, оставляя Эдеру перед королем. Она сделала реверанс, представляя лапчатого колобка на монастырской кухне.

– Желаю здравствовать и процветать Вашему Величеству, – брякнула она, прежде чем сообразила, что по правилам этикета не должна первой заговаривать с монархом.

В зале наступила полная тишина. Придворные ожидали реакции монарха. Король заржал.

– Давненько мне не желали здравствовать и процветать! Берите пример, лорды и леди! Себе-то каждый день желаете, а? Думаете, королю меньше вас нужно здоровье и процветание? И тебе того же, красавица! Ну-ну, Кэрдан, где же ты прятал от нас этакое сокровище, аки дракон золото? В какой пещере ты томил такую прекрасную леди?

– В Ларгусе, сир. Леди Эдера воспитывалась в монастыре Святой Устины. Надеюсь, Ваше Величество по достоинству оценит его традиции обучения. Я представил вам леди Эдеру, как только она получила достаточное знание придворного этикета, чтобы пожелать Вашему Величеству здоровья и процветания.

– Велеречивая ехидна, – буркнул король под нос так, что расслышали только два немых телохранителя. – Ну, начинаем?

Король потер руки, предвкушая позабаву. Мягким жестом епископ поманил «молодых». Кэрдан взошел на высокую трибуну, предоставив Эдеру самой себе. Она отошла подальше и затерялась среди придворных. Принцесса сделала несколько шагов навстречу епископу. Придворные затаили дыхание. Во дворце не было человека, который не знал, как Гретана относится к Придворному Магу. Никто не верил, что она легко сдастся.

– Ваши руки, дети мои.

Принцесса брезгливо протянула руку лорду Танару, словно сам Кэрдан, а не глава церкви должен коснуться ее.

– Посмотри на этого мужчину, женщина. Готова ли ты вверить ему свое имущество, жизнь и душу? Поклянешься ли ты беречь его имущество, жизнь и душу? Нет ли препятствий твоей вечной любви, счастью и благоденствию рядом с ним? Тот ли это человек, с коим ты жаждешь соединиться перед небом и людьми, пока Создатель длит твой срок в этом мире?

Придворные вслушивались в текст обручальной церемонии и гадали: смирится ли принцесса с волей отца и «нареченного»? Не выкинет ли коленца, чтобы сорвать обручение?

И принцесса оправдала ожидания. Она слегка повернула голову в зал. Ее взгляд встретился с взглядом Люса Ашера, стоявшего у трибуны. На глазах жениха, отца, епископа и сотен придворных Гретана послала лучезарную улыбку возлюбленному и ответила согласно церемониальному ритуалу:

– Это он, святой отец.

Молодой маршал залился краской, придворные предвкушали реакцию жениха. Епископ с истинно светской выдержкой продолжил без заминки:

– Посмотри на эту женщину, мужчина. Готов ли ты вверить ей свое имущество, жизнь и душу?..

Эдера с ужасом заметила, что Кэрдан высматривает кого-то в зале. Не иначе, собирается отплатить принцессе той же монетой, обратиться к Эдере. Она-то знала зеленый юмор своего учителя!

Девушка вжала голову в плечи и бочком протиснулась к выходу, надеясь смыться раньше, чем маг отыщет ее взглядом, а епископ дочитает ритуальный вопрос. Она нахально улыбнулась герольду с ассистентами и скользнула за дверь.

– Та ли это женщина, с коей ты жаждешь соединиться перед небом и людьми, пока Создатель длит твой срок в этом мире?

– Это она, святой отец.

Эдера ошиблась, Кэрдан не собирался устраивать эксцессов. Отвечая на церемониальную формулу, он смотрел на принцессу долгим тяжелым взглядом, словно выпаривал ее легкомысленный, безрассудный апломб. Под его взглядом ее дерзость съежилась, как шерсть на мокром котенке.

Епископ соединил их ладони и набросил Униту – церемониальную перевязь.

– Отныне нарекаетесь вы женихом и невестой в смертном мире, и не возжелаешь ты, мужчина, иной женщины, а ты, женщина, другого мужчины, и не возжелает вас ни одна женщина и ни один мужчина. Отныне и вплоть до дня, когда наречетесь вы мужем и женой перед людьми и Создателем, когда принесете клятвы друг другу и Унита свяжет вас, учитесь любить и чтить друг друга. Учитесь и после венчания хранить ваш брак, пока Создатель длит ваш срок в этом мире.

Принцесса сбросила Униту.

– Церемония окончена, монсеньор? Я свободна?

Светский лев Танар не растерялся. Он сделал глубокомысленное лицо и подождал, пока за него ответит король:

– Тебе же сказали – ты отныне связана со своим женихом, и освободит тебя только Создатель, забрав из этого мира! И не забудь, что не можешь вожделеть другого мужчину, ха-ха-ха!

Гретана с кислой миной покинула трибуну. Она подошла прямо к Люсу, невзирая на внимательные взоры придворных. «Парню конец, – шепнул кто-то соседу. – Если не могила, то ссылка обеспечена». Все знали, что семейство Ашеров – заклятые враги Придворного Мага. Приглашенные не сомневались – дерзость принцессы обрекла графа на смерть.

– Клянусь Создателем и всеми бесами преисподней, – прошипела Гретана, – это последнее унижение, которое я вынесла от него! Он заплатит своей шкурой, не меньше!

Она с трудом перевела дыхание, задыхаясь от злости.

– Что еще за девицу он приволок? Держу пари, она такая же кузина ему, как я тебе!

Гретана уставилась в высокий позолоченный потолок с подозрительно отсутствующим видом. Люс, как и Серена, давно научился читать по ее лицу, когда она что-то замышляла.

– Кузина она ему или нет, кажется, я знаю, как отплатить ему! Заодно и отвадить от королевской крови…

Принцесса оттащила возлюбленного подальше от трибуны, где Кэрдан разговаривал с королем, и зашептала что-то на ухо.

* * *

У принцев Хэгета и Шегета были веселые и разгульные планы на вечер. Они явились на церемонию из робости перед Придворным Магом, уверенные, что его колдовской взгляд запечатлевает всех присутствующих. Тех, кто посмеет не прийти, ждет лютая кара.

Едва сестра сошла с трибуны, принцы сбежали из Залы Торжеств. Они топали по коридору, горланя в две глотки:

– Пятнадцать мертвецов в одном сундуке!

Йо-хо-хо! А в кадушке эль!

Они едва не врезались друг в друга на повороте, увидев знакомую девичью фигурку. Заложив руки за спину, девушка сосредоточенно изучала фреску великого Раваля.

– Эге-гей, кого я вижу! Разрядили воробушка в павлиньи перья, прямо не узнать! Неужели старушка Гретти вытащила ее на помолвку? С нее станется!

– Гляди, даже не убегает! Думает, вырядилась в благородное платье, так с ней разговаривать будут по-благородному!

Девушка не обернулась, даже когда принцы подошли вплотную. Гениальное творение живописца поглотило все ее внимание.

– У-тю-тю, лапуся! Наконец пощупаю твою розочку!

Принц Шегет грубо облапил, как ему показалось, Серену, а Хэгет попытался задрать ей подол. Шегету в печенку с размаху врезался острый локоток, а Хэгету в коленку – острый каблук.

– Ах, кобеленыш!

Шегет занес кулак, чтобы ударить девушку по голове, но ему самому двинул в челюсть хрупкий кулачок. Двинул с силой, достойной чемпиона рукопашного боя.

– Где я нахожусь, – прозвучал ледяной голос, – при королевском дворе или в каторжной кормильне? Среди оборванцев, годами не видевших женщин?

– Ну, сучка, я тебе задам! Хэг, ты чего?!

Принц Хэгет оттащил брата и прошептал:

– Это не она, олух! Извиняемся и валим отсюда! Это шлюха Кэрдана!

– Вот-вот, – насмешливо откликнулась лже-Серена. – Кэрдана, а не ваша.

* * *

Выслушав Гретану, Люс воскликнул в ужасе:

– …Но это безумие, миледи! Верная погибель для вас!

– Что еще мне остается? Ни от тебя, ни от твоего батюшки я не услышала дельной мысли, как мне отвертеться от этого брака! Вы ругаете и клянете его на все лады, только ваша брань не отвадит Болотника от меня! Приходится самой искать средство избавиться от него, вот я и нашла!

Люс вздохнул. Он понимал, когда спорить с возлюбленной бесполезно.

– Единственная просьба, миледи. Поручите мне самому осуществить дело. Наймиты могут нанести ей вред, и договориться с Кэрданом станет сложнее. Я прослежу, чтобы с ней обращались бережно.

– Но я не могу рисковать тобой, Люс!

– Вы рискуете мной, когда рискуете собой, любимая. Я до сих пор ничего не просил у вас, так не откажите в единственной просьбе – позвольте мне оберечь вас!

Принцесса разомлела.

– Делай, как считаешь нужным, любовь моя…

– Благодарю тебя, любовь моя. Я не подведу тебя.

Они заключили друг друга в объятия. Придворные вокруг начали перешептываться, но влюбленным не было дела до посторонних взглядов.

– Вы заметили, миледи, как она похожа на…

– На Болотника? Разве самую малость. Я все равно не верю, что они родственники.

– На Серену, Ваше Высочество.

– Вздор! Она же аристократка до мозгов костей, это видно за милю! Даже если верить, что она воспитывалась в Ларгусе – там и замарашек учат, как леди. Она дворянка, разве ты не видишь? Довольно милая, как ни странно. Он, наверно, заколдовал ее, чтобы она согласилась лечь с ним.

– Я говорю о внешнем сходстве…

– Да ничего общего, посмотри лучше! Что я, не знаю, как выглядит моя служанка?

* * *

Кэрдан сосредоточенно скользил взглядом по толпе. Люди испуганно опускали головы. Из-за спины Старшего Кравчего выскользнула Эдера, довольно улыбаясь.

– Поздравляю тебя! Оказывается, в этом дворце твои шлюхи – персоны неприкосновенные.

Он рассеянно кивнул, продолжая осматриваться по сторонам.

– Буду иметь в виду, когда надумаю привести их сюда. Кто тебя осведомил об этом?

– Два уродливых волосатых скунса. Они собрались меня изнасиловать, но испугались, узнав «шлюху Кэрдана».

– Наследные принцы Хэгет и Шегет. Они должны быть шокированы: женщина во дворце, которой они еще не раздвигали ноги.

– Ни беса себе наследные принцы! Не нравится мне здесь, – пожаловалась она. – Кого ты так усердно высматриваешь?

– Фельдмаршала Кристана, военного министра и народного героя. Не понимаю, почему его здесь нет.

– Может, он пурист и против неравных браков.

– Кристан – один из тех, на кого я могу до известной степени положиться. Он не мог пропустить мою помолвку без веской причины.

– Ух. Кто эта колоритная дама, которая сверлит тебя огненным взором?

– О! Герцогиня Ольтана Сарр, прошу оказать почтение! Принцесса крови, кузина Отона всего лишь в третьем поколении.

Кэрдан отвесил шутовской поклон герцогине, пышущей презрением.

– Почему она смотрит на тебя так, будто жаждет помножить на ноль? Ей тоже не нравится ваш брак с принцессой?

– Определенно не нравится. Я уверен, что она пуристка. Но у нее есть и личные причины не любить меня. Недавно она пополнила ряды моих заклятых врагов.

– Чем она тебе насолила?

– Не она, я. Отказался гонять через всю страну лошадей и посыльных, чтобы вернуть ее слуг из полка «Королевских Медведей».

– Ее слуг? Как они туда попали? Ты говорил, что зомбируют только преступников.

– Они и есть преступники – по дворцовым меркам. Чем-то не угодили королю, он судил их и приговорил к зомбированию.

– За что?

– Понятия не имею. Отон самолично вершил суд. Приговор осуществили, пока я ездил за тобой в Ларгус. Я услышал о тех молодцах от самой герцогини, когда она ходатайствовала за них.

– Постой-постой. Ты хочешь сказать, что даже не выяснил, в чем обвинили этих бедолаг? Это чучело пончика обрекло двух людей на безумие, а ты даже не потрудился выяснить, за что?!

– Ради чего, девочка моя? Это неразумно. Посмотри, сколько во дворце трутней. Для чего нужны еще два?

Эдера топнула ногой.

– У тебя ни сердца, ни совести, Кэрдан, герцог де Глисса. А если у несчастных были семьи? Если они были единственными кормильцами?

– Тогда герцогиня Ольтана позаботилась об их семьях. Наверно. Мне это безразлично. Для тебя открытие, что у меня нет совести?

Эдера развернулась и зашагала прочь. Маг выставил вперед ладонь и стал медленно отводить на себя, словно притягивая девушку. Эдера покачнулась, но удержалась на месте. Она завела руку за спину, рубанула ребром ладони по воздуху, отсекая невидимый трос, и пошла дальше. Пусть уходит, решил Кэрдан. Ей некуда идти.

* * *

Бушуя гневом и негодованием, герцогиня Сарр вернулась в свои апартаменты в королевском крыле. Она не питала симпатии к кузине Гретане; напротив, считала ее достойной наследницей отца, воплощением худших качеств Неидов – разврата, бесовской горячности, безбожия и дурных манер. Но Ольтана не собиралась злорадствовать над ее унижением. Гретана была принцессой короны. Придворный Маг низвергал вековые традиции дома Неидов, втаптывал королевскую фамилию в болотную жижу под его ногами.

Герцогиня была недовольна и своим адорантом, маршалом Кристаном. Какая неосторожность – проигнорировать помолвку Придворного Мага, когда тот считает фельдмаршала своим человеком! Герцог не отличается осмотрительностью. Герцогиня взяла перо и бумагу.

«Неразумной гордостью Вы ставите под удар себя и меня. Молю Вас воздержаться от любых проявлений неприязни к злодею. Слава о его коварстве и мстительности – не досужие вымыслы неграмотных простолюдинов».

Герцогиня запечатала письмо, не подписав, и позвонила. Прибежала горничная.

– Анна, мэтр Лефес еще не ушел?

– Собирается закрывать кабинет, миледи.

– Передай ему для Бокри, – она отдала служанке письмо. – Пусть доставит фельдмаршалу рано утром.

Горничная вышла. Герцогиня открыла секретер, где хранила корреспонденцию, перерыла стопку писем. Извлекла записку с потайного дна, чтобы перечитать в очередной раз.

«Сиятельная герцогиня!

Да будет Ее Сиятельству известно, что в подземных казематах томится могущественный маг, скованный заклятьем Придворного Мага Кэрдана. Местонахождение сие скрыто особыми предосторожностями, едиными для всех секретных узников. Но если сиятельная герцогиня потрудится разыскать и освободить злосчастного, он может расколдовать ее слуг, превращенных в зомби Придворным Магом. Если же будет слишком поздно или надобность в том отпадет, означенный узник может послужить орудием мести Придворному Магу, поскольку по силе равен Кэрдану, что и побудило того сковать узника заклятием беспомощности.

Недоброжелатель Придворного Мага».

«Рано или поздно я отыщу способ проверить это. Я положу конец бесчинству и беззаконию».

* * *

Кэрдан зашел в Гардеробную Залу, снял с оленьих рогов черный плащ. Лисьей шубы на статуе не было.

– Леди приходила за шубой?

– Изволила забрать, милорд Придворный Маг.

Он направился в ангар. Хранитель завидел его плащ издали и выскочил, услужливо расстилаясь перед ним.

– Вашу карету выведут сию же минуту, милорд…

– Не нужно, друг мой. Передай вознице, чтобы вернул ее во двор Магической Академии. И это, – он вложил в трепещущую руку служителя монеты. – Две возьми себе.

Итак, она ушла, перекинувшись. Кэрдан направился в парк. В преддверье зимы ледяной ветер разгуливал полновластным хозяином по голым аллеям. На всякий случай маг завернул за мраморную ротонду, и через три секунды в темное беззвездное небо взмыл гриф. Хищник закружился над заброшенным парком, высматривая в зимнем воздухе белую птицу. Странно: он не чуял присутствия другого оборотня в воздухе. Где она могла перекинуться, как не в безлюдном парке? Логики и здравого смысла ей хватало.

Тут гриф заметил на белом снегу меж темных стволов отпечатки крошечных лисьих лапок. Лисица в дворцовом парке? Он спустился ниже и уловил знакомую ауру. Умная девочка свернула с накатанной колеи и решила примерить лисью шкурку… Должно быть, шуба навеяла. Гриф спикировал. Едва крылья ударились о тонкий слой наста, как вместо птицы по снегу побежала мечта браконьера, чернобурка. Обернуться из одного животного другим без промежуточного возвращения в человеческое тело мог лишь очень искусный маг. Или такой, в ком было больше от зверя, чем от человека.

Лис побежал по следам маленьких лапок. Еще его вел запах самки, тонкий, но отчетливый и стойкий. Следы петляли среди деревьев, словно самочка учуяла погоню и старалась сбить с толку преследователя. Бесполезно – лис шел на запах. Не прошло и получаса, как он настиг ее. Оранжевое пятно больше не петляло меж оголенных древесных корней – лисичка знала, что преследователь видит ее, и бежала напрямик, не теряя надежды оторваться от чернобурки.

К концу погони самец почти забыл, для чего гнался за ней. Он лишь чуял ее умопомрачительный запах и желал утолить вожделение. Лис остановился и совершил головокружительный прыжок. Он налетел на рыжую сверху, обхватил лапками ее шею и вцепился зубами в загривок, осторожно, стараясь не прокусить под мехом кожу. Лисица тихо заскулила. И тут самца отшвырнуло ударной волной. На месте лисьей самочки стояла девушка. Элегантная прическа сбилась набок, шуба съехала с плеча. Эдера плюхнулась в снег и захохотала. Кэрдан перекинулся обратно, склонился над ней и поправил воротник шубы, открывшей ледяному ветру тонкую шею. Эдера посмотрела на него снизу вверх сквозь слезы.

– Прости, пожалуйста… но я… ой, мамочка! Я не могу… – Она согнулась от смеха и стукнулась лбом об колени. – Прости, но я не могу совокупляться, как животное. Просто не могу!

Он поднял ее за ворот, она обессилено упала ему на грудь, не переставая хохотать.

– Не можешь?

– Слишком… слишком смешно!

Смех был отличным способом отвлечь Кэрдана от похотливых замыслов.

– Тогда превращайся и летим домой, – шепнул он.

Эдера замерла. Знакомое возбуждение в его голосе, знакомый жадный блеск в глазах. Она решила использовать момент.

– Пожалуйста, обещай, что отыщешь этих бедолаг. Сделай это для меня. – Она отстранилась и посмотрела ему в глаза. Пребывание в зверином облике стерло личину надменной взрослой дамы. Невинно распахнутые глаза смотрели на мага с нежного, почти детского личика Эдеры. Она провела ладонью по его лицу, затем по груди.

– Так неприятно думать, что противный король портит жизнь невинным людям, а ты с ним заодно…

– И то верно. Я порчу жизнь гораздо лучше противного короля. – Он задержал ее кисть и крепко стиснул обеими руками. – Где ты научилась дешевым дамским штучкам? В самом деле веришь, что на меня это подействует? Я считал тебя умнее.

Он сорвал с Эдеры шубу, бросил в снег, сверху – свой плащ. Швырнул девушку на одежду лицом вниз. Затрещал шифон платья, зеленые с белым ошметки полетели на соседний куст. Эдера вскрикнула, но он зажал ей рот. Она попыталась оттолкнуть его, но он обрушил на нее магическую мощь, и девушка не смогла даже пошевелиться.

– Не можешь, как животное? Слишком смешно? Давай, смейся! Ну? Где же твой смех?

Он удерживал ее за волосы, прижимая лицом к земле. Если бы нечаянный зритель пробился сквозь магический заслон, поставленный Кэрданом, ему бы показалось, что в дворцовом парке и в самом деле совокупляются два животных, размером с людей, но на людей похожих мало. Одному для человечности не хватало «сердца и совести», второму – свободы выбора и воли.

Закончив, Кэрдан набросил на обнаженную и неподвижную Эдеру края плаща, сам сел рядом, прямо в снег. Лежа в складках огромного черного плаща, девушка ощущала, что ее здесь нет. То, что он сделал, вышло за пределы ее способности чувствовать и воспринимать. Он насиловал тело, но не ее. Ее в теле не было.

И в этом бесчувственном расщеплении Эдеру накрыл прилив знакомой обжигающей волны. Она не смотрела на Кэрдана, зарывшись лицом в его плащ. Но ей не надо было его видеть. Каждой клеточкой она осязала огромную пульсирующую точку, полыхающий жаром центр ее существования. Он, ее мучитель. От него к ее сердцу протягивалась уже не просто ниточка, а сеть, паутина нитей, горячих и прочных как металл.

Создатель, да как же это, да что это… Почему именно сейчас, после ТАКОГО. Откуда оно берется, что это, как совладать с этим… Зачем?! За что?! Из груди Эдеры вырвался сдавленный стон.

– Дай руку, – услышала она голос Кэрдана, приглушенный, словно из отдаления. Она не шевельнулась. Несколько минут царило молчание и неподвижность. Наконец Эдера резко высунула руку из-под плаща. Он взял ее, положил себе на колено и начал водить пальцем по ладони. Эдера задержала дыхание. Она вспомнила, что в такие моменты он тоже чувствует эту горячую паутину. Что с ними творится?! И что он делает сейчас?..

– Можешь смотреть, – он отпустил руку, сжав ее пальцы в кулачок.

От удивления и любопытства Эдера вскочила и села нагишом, края плаща упали на землю. Она разжала пальцы. На ладони светился оранжевый ромб.

– Ой. Это навсегда?

– Он появляется и исчезает по твоему желанию. Это знак моего личного допуска. Отныне ты можешь свободно проходить в Чиновые Палаты и Магическую Академию. Любой маг на государственной службе или чиновник Военного Архива обязан исполнять твои распоряжения, как мои собственные. Я слишком занят, так что можешь сама разобраться с этими трутнями. Выяснить, где дислоцирован их отряд и отправить депешу о демобилизации, если они еще живы.

Эдера подобрала края плаща и завернулась в них. Она сидела, подтянув колени к груди и положив подбородок на черную ткань поверх колен. Они с Кэрданом смотрели друг другу в глаза, невидимая паутина пламенных нитей колыхалась между ними. Эдера заговорила первой.

– Одного не могу понять в тебе. Зачем ты притворялся лордом Арденом? Я ведь верила, что ты – зануда и педант. Для чего тебе эта личина?

Кэрдан расхохотался. Обжигающая паутина дрогнула и рассеялась в воздухе – к облегчению обоих.

– Ни для чего. Помнишь, я как-то говорил тебе, что в обличье зверя раскрепощаются бессмысленные и нецелесообразные желания? Ты понимаешь, как это – делать что-то не для цели и результата, а лишь для удовольствия. Например, притворяться педантичным занудой.

– Или то, что ты сейчас сделал со мной? Лишь для удовольствия?

Он внезапно подсел к ней, обхватил за плечи и крепко прижал к себе.

– Теперь уже – исключительно для удовольствия.

Кэрдан выдернул из-под Эдеры лисью шубу и плотно укутал девушку.

– Перекидывайся и полетели домой, – прошептал он, касаясь губами ее уха. – Мне мало этого удовольствия. Но я не хочу заморозить и простудить тебя.

– Да ты сама забота! – воскликнула девушка с горьким сарказмом. – Не спрашиваешь, хочу ли я доставлять тебе удовольствие, но беспокоишься, как бы не простудить меня!

– Могу не беспокоиться, если тебе не по душе моя забота. Могу просто брать свое удовольствие. Тебе так будет легче, Эдера? Я уже говорил, что все равно получу то, что мне нужно. Что при этом будешь иметь ты – зависит лишь от тебя. Не хочешь возвращаться в башню?

Он рванул на себя воротник ее шубы, словно собираясь распахнуть его. Эдера обхватила его руки ладонями.

– Пожалуйста, Кэрдан… Не надо. Прости меня. Я правда ценю то, что ты делаешь для меня. Спасибо, что заботишься обо мне… когда насилуешь.

Он расхохотался.

– Маленькая язвочка! Злоязычная, почти как я сам. Летим домой, раз ты передумала мерзнуть!

Эдера обреченно вздохнула – и в небо взвилась белая элеутерия. Кэрдан поднял с земли свой плащ, набросил на плечи – и огромный гриф взметнулся ввысь и полетел вслед за изящной птицей на север, в логово на болоте.