I

Маршал Гораций сделал знак посетителю, чтобы тот понизил голос, и пригласил его на балкон. Сторонние звуки глушили разговоры: стук молотов, визг пилы, сочные матюки рабочих-ремонтников, не стеснявшихся высокородных лордов, сановников, принца и самой королевы. Но мнительный Гораций не терял бдительности. Казалось бы, кто осмелится прослушивать покои самого маршала Горация? Однако Серена осмеливалась подслушивать самого Придворного Мага. А Гораций прекрасно сознавал, что ему рано тягаться в могуществе с бывшим временщиком.

Заняв покои, маршал первым делом приказал обследовать все прилегающие подземные коммуникации – вентиляционные шахты и стоки канализации. Он не побрезговал самолично спуститься под землю и проинспектировать установку заграждений. Тем не менее, предстоящий разговор был слишком значимым и щекотливым, чтобы довериться даже столь тщательным предосторожностям.

На балконе маршал спросил визитера полушепотом:

– До меня доходят слухи, что бывший король не вполне здоров?

– Не все слухи ложны, высокородный милорд маршал. Состояние Его Вели… лорда Отона Неида ухудшается с каждым часом. Откровенно говоря, я опасаюсь вернуться в Солмиг и не застать его в живых.

– Неужели болезнь настолько серьезна? – неподдельно изумился Гораций. – Все мы считали его недомогание скорее душевной хворью, чем подлинным заболеванием.

Посланник из Солмига – крепости, где содержался свергнутый король – с энтузиазмом поддакнул маршалу:

– Все мы так полагали. Но порою душевная хворь сокрушает быстрее хвори телесной.

– Ваша правда, мэтр Анвик. Ее Величество будет глубоко опечалена. Слабый разум отца подвиг ее на отчаянное решение занять трон прежде срока. Но вам, как и мне, как и всем подданным королевства Неидов, известно, что ее сердце исполнено дочерней любви и почтительности как до, так и после отречения государя. Его смерть нанесла бы неисцелимые раны ее сердцу.

Посланник склонил голову.

– Мы скорбим с Ее Величеством и еще больше скорбим о скорби Ее Величества.

– Надеюсь всем сердцем, что Создатель продлит годы бывшего государя. Но если прискорбное событие, коего мы столь опасаемся, произойдет, в Солмиге должны быть готовы к нему. Ни одного лишнего слова не должно просочиться за пределы резиденции. Понимаете меня?

– Безусловно, высокородный лорд. Всегда найдутся злопыхатели, готовые раздуть скандал из монаршей трагедии.

– Никто не должен иметь повод усомниться, что смерть лорда Отона произошла от естественных причин. Исполнены ли мои распоряжения касательно охранного персонала Солмига?

– Только офицеры и члены наемной гвардии Архипелага. Никаких солдат-простолюдинов. Каждый офицер проходил собеседование у лорда Гозара. Его Превосходительство отбирал людей здравомыслящих, сдержанных на язык, без страсти к питию. Репутация наймитов Островной Лиги вам известна. Эти люди не нуждаются в дополнительных проверках. Они исполнят любое задание нанимателя и по окончании немедленно забудут о нем. Их невозможно перекупить или споить.

Гораций ритмично постукивал пальцами по балюстраде в такт речи посланника.

– Учтите на будущее, друг мой Анвик: в дополнительной проверке нуждаются все . Передайте лорду Гозару мое пожелание. В близком контакте с бывшим королем должны пребывать лишь люди Островной Лиги. Когда надобность в них отпадет, предложить им вознаграждение, эквивалентное двухлетнему жалованию, и по тысяче золотых сверх того. Настойчиво посоветуйте им возвратиться на Архипелаг. Проследите, чтобы в ближайшем порту они сели на корабль, следующий на остров Габоса.

– Будет исполнено, милорд.

– Касательно прислуги. Во избежание ненужных слухов весь обслуживающий персонал должен покинуть Солмиг в полном здравии. Необходимо, чтобы какое-то время после отбытия из резиденции они также были живы и здоровы. Вы все поняли, Анвик?

– Все и даже сверх того, высокородный лорд.

– Если вы действительно понимаете меня, то ни вам, ни Гозару уже не придется беспокоиться о том, чтобы прокормить семью и обеспечить старость.

– Щедрость милорда маршала общеизвестна.

– Очень жаль. Я не хочу становиться общеизвестной персоной, каковой являлся Придворный Маг Кэрдан.

Мэтр Анвик сделал пальцами охранный знак.

– Ох, не поминайте, милорд маршал! Поскорее бы покончить навеки с этим злодеем!

– Ее Величество не будет оттягивать расправу, это я вам обещаю.

Гораций спустился с балкона в залу, посланник следом. Он откланялся и удалился, а Гораций направился в королевские апартаменты, доложить о визите посланника и обсудить дела насущные.

* * *

День ото дня весеннее солнце светило ярче, грело теплее, дольше задерживалось на высоком, ясном небосклоне. Новый год вступал в свои права. Медленно оседали, стаивали снежные сугробы между домами, на обочинах дорог, в полях и на лесных тропах. Все чаще чернели прогалины на вершинах и склонах холмов. Но густой снежный покров холма Распет оставался нетронутым. Будто весеннее солнце обходило стороной угрюмую крепость. Инеистый налет намертво примерз к стенам замка и не становился тоньше. Словно зима, сдавая позицию за позицией, избрала Распет последней цитаделью, накрепко засела в мрачной крепости. Дух зимы царил в комнатах и коридорах замка.

Распет в очередной раз поменял владельцев. Третий раз за полвека – ничтожный срок для тысячелетней крепости. С помощью присягнувших магов Ионах с Эйдасом обратили и взяли под контроль магическую защиту Распета. Каждое замыкающее заклятье они скрепили собственным волшебством, не доверяя помощникам из молодых магов. У них не было средства проверить искренность каждого присягнувшего; к тому же, единожды ренегат способен отступить и дважды, и трижды.

Эйдас и Фелион ступали по роскошным коврам, устилавшим коридоры верхних этажей, проходили мимо картин великих мастеров прошлого и современности. Но ни роскошь, ни величие не услаждали их взоры. За внешними изысками волшебники видели боль и страдание, наполнявшие Распет. Дух мучений следовал из подземелий сюда, за палачами, которые вместе с исследователями и практикантами отдыхали наверху от «трудов праведных».

– Немедленно увезем ее отсюда, как только она поправится, – говорил Эйдас. – Ее нашли в предкоматозном состоянии от жажды и стресса. На ней не было следов пыток… Не знаю, что они с нею творили. Она отказывается разговаривать с людьми. Только плачет и зовет дочь.

– Что с ее дочерью?

– Неизвестно. Мужа зомбировали. Но куда Кэрдан дел ребенка? Никто из присягнувших магов не знает, что происходило с детьми плененных фей. Вся надежда на захваченного Экзекутора. Он достаточно приближен к Кэрдану, чтобы знать о судьбе детей.

– Он по своей воле указал, как найти ее?

– Это первое и единственное, что он произнес, когда его схватили. Больше Вартах не добился от него ни слова. Это он поймал мерзавца в Патрефе, когда тот пытался сесть на корабль. Негодяи понимают, что единственный шанс спастись – укрыться на Меркане или продаться пиратам Архипелага. Ни один из Тайных Экзекуторов не сдался добровольно. Ни один не пытался присягнуть. Кэрдан знал, кому поручать такую работу.

– Им не спрятаться ни на Меркане, ни в ином мире, – прошипела Фелион. – Рано или поздно мы достанем их… и заставим расплатиться за все. Вместе с хозяином.

Эйдас отворил дверь бывшей баронской опочивальни. Он пропустил Фелион, сам остался снаружи, прикрыв за ней дверь. Навстречу волшебнице поднялась темноволосая девушка. Ни болезненная худоба, ни изможденное лицо со впалыми скулами и потемневшими веками не уничтожили ее красоты. Это к ней в темницу вошел Кэрдан, когда явился в Распет расследовать смерть феи. Это над ней он назначил «дублирующий эксперимент».

Она попыталась улыбнуться гостье. Но ее глаза навсегда утратили способность улыбаться.

– Фаэлон… – проговорила она слабым голосом.

– Маэлад, – прошептала волшебница. – Могу ли я поделиться с тобой своим теплом, сестра?

Со слезами на глазах фея кивнула. Волшебница заключила в объятья почти невесомое тело. Девушка зарыдала у нее на плече. Фелион усадила ее в кресло.

– Ты хочешь рассказать, что с тобой делали, сестра? – спросила Фелион на языке фей – маги называли его Незыблемая Руника.

– Да, сестра. Но сначала ответь, что с моим мужем и дочерью? Они живы? Добрый волшебник обещал отправить гонцов в мой город…

– Сестра, милая сестра… Прости за недобрые вести… Придворный Маг зомбировал твоего мужа. Те зомби, которые не погибли в сражениях, разбежались по королевству. Их ищут, чтобы вернуть им сознание. Как только мы найдем твоего мужа, мы привезем его к тебе…

Фелион осеклась. Фея качала головой.

– Ты не хочешь того?! – изумилась волшебница.

– Сестра Фаэлон, я больше не принадлежу своему мужу. Я… я принадлежу не только ему…

– Что?! Как?! Это невозможно! Черта защищает фею!

– Значит, они сумели переступить Черту, сестра. Наверно, я скоро умру. Или мое сознание повредится. Я ощущаю, как рассудок покидает меня… Ты – Фаэлон, ты не фея. Понимаешь ли ты Пустоту?

– Понимаю, Маэлад. Я видела сестер, одержимых Ею.

– Тогда вообрази Пустоту не по одному мужчине, но по многим. Представь, каково помнить муки, причиненные ими, и тосковать… по тем, кто сначала рвал мою плоть на куски, а затем ласкал ее. По тем, кого я не выбирала.

– Сколько, сестра? Сколько их было?

– Шестеро, сестра.

– Ты помнишь их? Хотя о чем я спрашиваю… Разве фея может забыть?..

– Не всех помню по лицам. Иногда мне завязывали глаза. Я видела лишь двоих. Но я узнаю голос каждого.

– Есть одно средство спасти тебя от Пустоты, – твердо сказала Фелион. – Убить всех, кто насиловал тебя. В подвале один из экзекуторов. Мы можем провести тебя к нему, устроить очную ставку. Он знает тебя. Он должен быть одним из тех, кто пытал тебя. – Увидев, как фея дрогнула, волшебница добавила: – Если тебе тягостно спускаться в подземелья, мы приведем его сюда. Он бессилен причинить тебе вред.

Фея покачала головой.

– Какая разница, сестра Фаэлон? Тягость не там, а здесь, – она коснулась своего лба. – Я не хочу смотреть на этого человека. Не хочу быть причиной его смерти.

Фелион вздохнула. Феи не приемлют кровопролития. Скрепя сердце, она прибегла к хитрости. Феи никогда не лгут друг другу. Маэлад считает ее «сестрой». Она не ожидает лжи от волшебницы.

– Но мы не собираемся убивать его, сестра. Многие секреты Распета ведомы ему. Он нужен нам. Пока он не указал нам, как найти тебя, мы не подозревали, что в Распете осталась живая фея. Ты должна взглянуть на него и сказать, приходил ли он к тебе. Сделай это ради меня, не ради убийства. Нам нужно убедиться, что он – Экзекутор, а не ассистент. С его помощью мы раскроем колдовство Кэрдана там, где сами бессильны.

– Прости, сестра. Ты – Фаэлон. Ты не сделаешь меня причастной к кровопролитию. Я пойду с тобой.

С камнем на сердце Фелион повела девушку к выходу. Эйдас ждал ее в коридоре.

– Проводим Маэлад к пленнику, на очную ставку.

Она прибавила мысленное послание: «Ее насиловали. Шестеро. Убить всех, чтобы спасти ее рассудок. Ничего не говори при ней».

Эйдас спросил фею предельно мягко и учтиво:

– Позволишь ли обратиться к тебе, Маэлад? Я знаю, маги причинили тебе боль и тебе сейчас тяжело говорить с любым из нас…

Фея покачала головой.

– Я знаю, что ты не таков. Иначе Лораин не избрала бы тебя.

– О ней я и хочу спросить тебя, Маэлад… Что ты слышала о ее участи в Мире?

– Ничего… Перворожденная покинула Элезеум раньше, чем я. В Мире наши пути не пересекались. И я не видела других сестер уже много лет. Я молю о каждой ушедшей в Мир сестре, чтобы она избежала моей участи…

В скорбном молчании оба волшебника и фея спустились в подземелья. В казематах караулили два присягнувших мага. По старой традиции они приветствовали новых начальников, приложив руки к груди. У преподавателей было принято еще и закрывать при этом глаза. Этот жест символизировал как доверие к собеседнику, так и уверенность в собственной силе. Он означал: собеседник не настолько сильнее тебя, чтобы причинить тебе вред, даже если твои глаза закрыты. Жест приветствия равным равного.

Охранники открыли низкую дверь. Эйдас взял за руки женщин, чтобы провести через магический барьер. Фея дрожала от ужасных воспоминаний, но решительно шагнула вслед за волшебником.

Пленник встретил магов равнодушным взглядом. Но увидев фею, вскочил с лежанки и метнулся ей навстречу. Эйдас мгновенно выставил заградительный барьер. Экзекутор врезался в невидимую стену и отлетел на пол.

– Маэльда! – воскликнул он. – Ты жива! Ты здесь. Они не смогли отправить тебя в Элезеум? – Он повернулся к магам. – Вы должны убить ее! Сделайте это. Или прикажите мне сделать это за вас.

Маги изумленно переглянулись. Пленник спятил?

– Ты узнаешь его, Маэлад? – спросил Эйдас.

Фея кивнула и отвернулась, закрыв лицо руками. Фелион схватила ее за плечи и вывела из узилища – Эйдас едва успел раздвинуть барьер. Охранники закрыли за ними дверь. Эйдас повернулся к пленнику с нескрываемым отвращением.

– Ее насиловали шестеро. Назови имена остальных.

Экзекутор перечислил пять имен.

– Это не поможет вам. Все уплыли. Я один остался в Патрефе, замести следы.

– Сколько фей вы замучили и убили?

– При мне замучили тридцать две. Маэльда тридцать третья. Убили – ни одной.

– Лжешь. Тогда где остальные?

– В Элезеуме.

– Что?! Ты бредишь!

– Проверь Дознающими. Я не оправдываюсь. Придворный Маг научил нас никогда не оправдывать своих действий. Мы не убивали фей не потому, что не пытались. Убить фею было нашей целью. Но ни разу не достигали ее. Их всегда забирал Элезеум.

– Как?

– Они исчезали. В последнюю минуту – стоило поднести нож к горлу, или затянуть удавку, или разжечь костер. Пуфф – и в руках воздух. Милорд Артан говорил, что их забирает Элезеум.

Дверь камеры открылась.

– Выйди! – рявкнул Эйдас.

Фелион ступила под голубое свечение и закрыла дверь.

– Опусти барьер, Эйдас.

– Уходи!

– Я останусь и услышу все, что он скажет. Не пытайся заглушить разговор. Ты же не хочешь драться со мной на глазах у врага.

Маг тяжело вздохнул.

– Проходи. Ты пожалеешь, что слышала это.

– Меня это касается так же, как тебя. Ты – муж одной из фей, а я – Фаэлон, сестра всех детей Элезеума.

Эйдас повернулся к Экзекутору.

– Где дочь Маэльды? Где дети других фей? Что вы с ними делали?

– Ничего. Детей никто не видел. Их забирали лорд Артан и Придворный Маг.

– Для чего?! – воскликнули Эйдас и Фелион в один голос.

– Не знаю. Никто не знал, кроме них.

Фелион и Эйдас не пытались скрыть ужас. С трудом они взяли себя в руки, чтобы продолжать допрос. Фелион перехватила инициативу:

– Кэрдан приказывал вам насиловать фей?

– Да, монна.

– Как это было возможно?! Почему Черта не защищала их?

– Придворный Маг разработал Отторгающее Касание. Он прикасался к каждой фее, чтобы подготовить ее для эксперимента. После этого Черта делала ее открытой для… для нас.

– Как оно действует?!

– Никто из нас не знал. Милорд применял его сам. Он рассказывал, что несколько лет назад ему удалось с помощью Отторгающего Касания сделать фею человеком. Но та фея была младенцем. На взрослую фею в то время заклятие не действовало.

– Серена, – прошептала Фелион. – Вот как он сделал ее человеком…

Эйдас прошелся по камере из угла в угол, запустив в волосы обе руки. Когда он поравнялся с Фелион, она остановила его, положив руку на плечо. Пленник продолжал:

– С тех пор милорд работал над его усовершенствованием. Он практиковал Отторгающее Касание в Распете и добивался разных результатов. Одиим из них стала возможность… обладать феей против ее воли.

Фелион сжала кулаки. Она едва сдерживала себя, чтобы не уничтожить негодяя немедленно.

– Сколько их было? Вы насиловали все три десятка перед тем, как убивать?!

Экзекутор покачал головой.

– Отторгающее Касание начало снимать Черту совсем недавно. Лишь три феи оставались в Распете на тот момент.

Фелион почувствовала, что желудок начинает выворачивать. Магией она подавила тошноту.

– Где еще две?!

– Первую было приказано убить. Она пребывала на грани помешательства. Возможно, Маэльда рассказывала вам о своих ощущениях. Они называют это Пустотой.

– Что стало с ней, когда вы убили ее?

Экзекутор пожал плечами.

– Исчезла. Так же, как остальные.

– Вторая?

– Ее убивать не приказывали. Она умерла сама. Ее безумие прогрессировало, но нам запретили вмешиваться. Только ждать и наблюдать. Она уже ничего не видела. Не узнавала нас, называла «сестрами», обнималась и плакала; говорила, что скоро «уйдет». Мы ожидали, что Элезеум возьмет ее. Понимаете, мы привыкли, что они исчезали, как только угроза жизни становилась неотвратимой. Искалеченные телом исчезали. Мы полагали, искалеченные разумом тоже исчезнут. Но однажды Эшри принес ей молоко, а она лежала на полу. Мертвая. Первая мертвая фея в Распете.

Голос Экзекутора срывался. Руки мелко дрожали. Эйдас и Фелион снова переглянулись в изумлении. Аура пленника отливала фиолетовым и трепетала. Боль. Палачу было больно вспоминать то, что происходило с его жертвой.

– Что сделал Кэрдан? – спросил Эйдас. – Как звали ту фею?

– Элиэн… Мы называли ее Алиенна… Милорд решил, что в ее организме произошла трансформа. Он назначил дублирующий эксперимент… над Маэльдой. За ней собирались следить неотлучно, передавать фрагменты тканей ее тела мэтру Келику, исследователю-медику…

– Где он? – перебила Фелион. – Поехал с вами в Патреф?

– Нет. Я не видел его после осады Распета и нашего бегства.

Наступила тишина. Лицо Фелион застыло отрешенно и потерянно. Эйдас молчал, остерегаясь далее задавать вопросы при ней. Внезапно Экзекутор заговорил сам. В его голосе звучала неприкрытая боль.

– Моя участь радует меня одним. Вы успели найти Маэльду, прежде чем она умерла от своей Пустоты, как Алиенна. Может, вы все-таки сможете поднять на нее руку, чтобы отправить в Элезеум. Вряд ли она успеет добраться туда обычным путем…

– Ты понимаешь, что сотворил твой хозяин? – прошипела Фелион. – Не с феями. С вами. Вы все сойдете с ума. Те пятеро, они все равно что покойники. Если бы можно было оставить вас в живых, чтобы вы жили и страдали. За то, что слушались его. Шли за ним. Учиняли зверства. Я убью вас всех только ради нее. Ради Маэлад. И вы будете умолять меня. Каждый из вас будет на коленях умолять о смерти.

Фелион выскочила из камеры. Эйдас вышел следом, запечатал магический барьер и запер дверь. В полном молчании волшебники покинули Распет и сели в закрытую карету. С повозок в спешном порядке удалили безлицые гербы, но горожане все равно узнавали кареты и по привычке жались к домам.

– Лорейна жива, – нарушил молчание маг. – Кэрдан пытался убить ее, но она исчезла. И тогда он положил начало истязаниям. Он хотел выяснить, как это происходит. Ты знаешь Кэрдана. В первую очередь его интересует – «как».

Фелион передернуло. Встреча с Маэльдой и допрос Экзекутора надломили волшебницу. Прежде спокойная и уверенная, непоколебимая как скала, она никак не могла унять дрожь.

– Эйдас… Больше всего на свете я хочу верить в это. Но мы не знаем, что происходило с феями, когда они исчезали. Подонок говорит – их забирал Элезеум. Но как он может знать? Что они могут знать об Элезеуме?!

– Вязь, Фаэлон… Я чувствую ее. Чувствовал все эти годы. Там, в заключении. Я думал… думал, это потому, что она умерла первой. Так не бывает, мужчина всегда уходит вперед феи. Он не знает одиночества. А я узнал, благодаря родному сыну. Так я полагал. Я думал, так будет всю жизнь. Но теперь я понимаю. Это Вязь. Лорейна жива. Я чувствую ее.

– О Создатель! Молюсь, чтобы ты был прав! Но как это возможно?! Шестнадцать лет Пустоты! Ты сохранил здравый рассудок.

Эйдас пожал плечами.

– Полагаю, благодаря Кэрдану. Его заклятье ограничивало мои умственные возможности. Видимо, зона мозга, воспринимающая Пустоту, оказалась выключена заклятьем. Сам того не зная, он оказал мне услугу.

Фелион передернуло.

– А я еще верила, что он мог измениться… Нет прощения злодеяниям, что он сотворил, сначала с матерью, потом с тобой! За что?! Вы были достойными родителями и никогда не притесняли его! Откуда столько ненависти?!

– Фаэлон… Сей разговор уже был между нами однажды, шестьдесят лет назад. И тогда я ответил тебе ровно тоже, что могу ответить сейчас. Иртана слишком любила его. А я был слишком слаб, чтобы пресечь ее губительную любовь. Мы оба жестоко поплатились за свои ошибки. Она – за слепую любовь, развратившую Кэрдана. Я – за слабость и нерешительность. И слепую любовь к ней.

– Я помню тот разговор, Эйдас. «Из недолюбленных детей вырастают страдальцы, из перелюбленных – чудовища». Но я не верю, что любовь, даже столь безрассудная, как любовь Иртаны, может превратить человека в чудовище. Поселить в нем такую жестокость, такую жажду власти, слепую и неуёмную… Откуда в нем это взялось?! Вы оба – достойные люди. Вы могли подать ему достойный пример. Я не просто учила его магии, но доносила, что есть зло и что есть благо. И он слушал. Отвечал мне. Я слышала понимание в его словах. Все было ложью. Он рассуждал со мной о нравственности, доброте, этике магов… А потом уезжал в Арейнат и творил бесчинства. Неужели Создатель сотворил его таким?!

Фелион забыла, как некогда поучала Эдеру, что божественная логика неподвластна человеческому уму. Когда бесчеловечность высших сил пролегает слишком близко, поучения оказываются бессмысленны. Эйдас тихо произнес:

– Sometimes shit just happens.

Волшебница вздохнула и склонила голову. Каждый маг знал эту древнеремидейскую формулу смирения и покорности перед могуществом непостижимой, слепой судьбы, которой человек, как ни пытайся, не в силах руководить.

* * *

Семейству Кедар королева отвела свои бывшие апартаменты, предоставив новым обитателям самим разбираться с последствиями пожара. Эйдас убрал разрушения с помощью магии, а прислуга навела порядок; однако былой роскоши как не бывало. Ничто не напоминало о том, что прежде здесь обитала дочь короля.

Серена с трудом осваивалась в качестве полноправной хозяйки. Она то и дело норовила прошмыгнуть в свой чуланчик – и запоздало соображала, что может разлечься прямо на хозяйской кровати с книжкой в руках. Теперь она могла спокойно читать роскошные тома из дворцовой библиотеки, не из-под полы, не опасаясь, что мэтр Готель схватит ее за шкирку и отлупцует.

Мэтр Готель ушел в управители к одному из принцев крови, троюродному кузену королевы. И, нечаянно встречаясь с бывшей служанкой в коридоре, подобострастно кланялся ей. Серена кивала, как изредка делали высокородные дамы в ответ на приветствие прислуги, а уши горели, словно мэтр только что оттаскал за уши нерадивую служанку.

Что до чулана, то его заняла сестра. С первого дня Эдера добровольно заточила себя туда и отказывалась покидать чулан под любым предлогом. Ежедневно ей привозили на тележке дюжину книг из Королевской Библиотеки и забирали дюжину, оставшуюся со вчерашнего дня. Вот и сейчас библиотечный служитель подкатил к двери чулана очередную тележку. Из-за двери высунулась рука, похватала книги одну за другой, затем вывалила стопку прочитанных книг на порог.

Служитель собрал книги с пола, сложил на тележку и подвез к Серене. Обычно она оставляла себе книжку потоньше да полегче. Но сейчас девушка мотнула головой – ей было не до чтения. Полчаса назад курьер в ливрее дома Ашеров известил ее, что граф де Мон просит леди Кедар принять его. Ошеломленная сей торжественностью, Серена поднялась было, чтобы постучать в чулан к «леди Кедар». В следующую секунду до нее дошло, что леди Кедар – это она.

Библиотекарь поклонился и вывез тележку из апартаментов. А Серена с нетерпением ожидала возлюбленного, гадая, к чему так церемонно оповещать ее о своем визите. Он ведь знает, что апартаменты ее семьи всегда открыты ему, как и ее сердце…

Дворецкий возвестил:

– Граф де Мон к миледи!

Серена вздрогнула. Слишком хорошо она помнила эту фразу… Снова пришлось напоминать себе, что «миледи» – это она и есть. Это к ней граф де Мон…

Она вскочила навстречу любимому. И прянула, увидев его лицо. Никогда он не смотрел на нее так отстраненно, когда она была служанкой…

– Я уезжаю в Кситланию, Серена. Князь Ришани просит подмоги, чтобы сдерживать натиск варваров пустыни. Гораций рекомендует Ее Величеству назначить меня главнокомандующим на юго-восточном фронте.

– Ты возьмешь меня с собой? – прошептала Серена без надежды. Она предчувствовала ответ.

– Забудь меня, Серена. Ты законнорожденная дворянка, дочь королевского советника. Много знатных юношей пожелают посвататься к тебе. Я – тот, кто любит тебя – единственный, кто не может просить твоей руки.

Серена прошептала:

– Потому что ты знал меня служанкой? Служанкой твоей прежней возлюбленной?

– Серена, милая Серена! Если бы это могло быть причиной… Если бы только это было причиной, с какой радостью, с какой легкостью я переступил бы через пустую гордыню! Во имя Создателя, лучше бы ты так и осталась служанкой…

– Но почему?..

– Потому что ты носишь фамилию Кедар. Фамилию того, кто погубил мою мать, дом и родных. Ты не виновна в его злодеяниях. Но кровь есть кровь. Женись я на тебе – мне пришлось бы смотреть на нашего сына и помнить, что в его жилах – кровь убийцы моей матери. Я люблю тебя. Но я не вынесу сего пятна на моем наследнике. Лучше я принесу обет безбрачия и останусь без наследника, передам имя и фамильное достояние – все, что от него осталось! – кузенам. Ибо уже не полюблю другой женщины, кроме тебя. Прощай, любимая. Забудь обо мне и будь счастлива.

Люс поклонился и вышел, спешно, без оглядки. Он направился в тронную залу. Гораций уже поджидал его у дверей. Бывший адъютант и новоиспеченный маршал предпочел дождаться бывшего командира, чтобы сопровождать его и ходатайствовать за назначение на фронт. Новый фаворит Гретаны не пытался притеснять предшественника, хотя возможностей было предостаточно.

По пути Люс натыкался на презрительные, изредка жалостливые взгляды придворных. Преданный поклонник униженной принцессы – и опальный враг всемогущей самодержицы. Он мог обладать неограниченной властью, но променял ее на объятья низкородной девчонки. Такая глупость не прощалась при дворе.

А вот маршал Гораций удостоился завистливого восхищения придворных. Он ловко подхватил то, что выронил бывший командир. С начала переворота Гораций стал неизменным спутником мятежной принцессы. И когда сердце ее, опустошенное легкомысленным изменником Ашером, потребовало заполнить пустоту, долго выбирать ей не пришлось.

Полномочия маршала были столь широки, что злые языки предлагали ввести новую должность – Придворного Мага-недоучки. (Весть о том, что маршал Гораций проучился целый курс в Магической Академии, распространилась быстро.) Те, для кого главной переменой стало изгнание Придворного Мага, встревожились. Как и прежний, новый фаворит ведал и военными, и финансовыми делами, и внешней, и внутренней политикой. Он принял под личный патронаж Магическую Академию. Хотя в данном акте не стоило усматривать политическую подоплеку – просто Гораций осуществил недосягаемую мечту любого бесталанного студента: помыкать бывшими преподавателями и более успешными сокурсниками!

– Ну, готов? – спросил Гораций. Люс кивнул. Стража почтительно расступилась перед королевским фаворитом. Он единственный имел право войти к королеве без доклада. Никто из соратников Гретаны не получил такой привилегии.

Они вступили в залу. Гретана сидела на троне в окружении неизменной пятерки донов-телохранителей. Гораций и Люс склонились перед троном.

– Дозвольте приветствовать Ваше Величество, – промолвил Гораций. Гретана надменно кивнула ему, не взглянув на Люса. – Вчера я имел беседу с прибывшим послом Кситлании. Князь Ришани просит подмоги, чтобы сдерживать натиск пустынных варваров. Граф де Мон выразил желание возглавить отряд подкрепления и провести боевые действия на юго-востоке.

– И где он возьмет этот отряд? У нас и так не было армии – одни зомби! А теперь зомби воюют против нас! Где я наберу подкрепление для Кситлании, если мне нечем защищать собственную землю от псов Болотника?

– Миледи, не стоит делить королевство на свое и не свое. Князь Ришани недоволен, что по-прежнему вынужден оборонять восточную границу лишь собственными силами. Он напоминает Вашему Величеству, что теперь границы Кситлании – границы вашего королевства. Солдаты его армии пали в сражениях с нашими войсками, а теперь уцелевшим приходится защищать границы чужого государства. Кситлания – ваша земля, как Митарель, как Аревая, как Фарсан, как столица. Покажите Ришани, что вы заботитесь о его княжестве, как о родной земле. Помните, что вы скрепите его верноподданическую клятву брачными узами с принцем.

– Ох уж эти узы, – буркнула королева. – Ладно, набирайте подкрепление, где хотите, и езжайте на ваш бесов фронт! Кстати, ты, граф де Мон, никак повезешь на фронт молодую жену? Или будешь томить ее, пока не разгромишь дикарей пустыни?

Люс сдержанно поклонился королеве.

– С позволения государыни, ваш покорный слуга не собирается вступать в брак ни до, ни после марша на восток.

Гретана с любопытством взглянула на него. Маршал склонился в ожидании, когда государыня отпустит его.

– Ты не собираешься жениться на Серене?

– Нет, Ваше Величество. Дозволит ли государыня приступить к подготовке военного марша?

– Давай, вали отсюда, наглец! И лучше бы тебе застрять в своей Кситлании! Предупреждаю, Люс, ничего хорошего тебя при дворе не ждет! Так что молись, чтобы война длилась вечно!

– Война и без того длится вечно, государыня. Война с самим собой.

С этими словами Люс отсалютовал королеве и вышел. Гретана сверлила испепеляющим взглядом закрывшуюся за ним дверь, будто желала прожечь ее и добраться до упрямого маршала. Вкрадчивый голос Горация вернул ее к делам насущным:

– Князя Ришани так же беспокоит, в каком городе миледи планирует помолвку. Кажется, он опасается, что его сына могут отравить. Он настаивает на церемонии в его столице… бывшей столице.

– Какого беса?! А если он сам собирается отравить меня?

– Нужно найти компромисс. Каждая сторона должна быть уверена в своей безопасности.

– Где это возможно?

– В Лимасе, миледи.

– В Лимасе так в Лимасе. Делай так, как считаешь нужным. Готовь бракосочетание в Лимасе. Раз уж мы никак не отвяжемся от темы брачных уз, поведай, что говорит король Зандуса?..

Гораций нахмурился.

– Эвару пока не присылал послов. Но агенты в Зандусе собирают слухи… тревожные слухи, моя повелительница.

– Создатель, не томи же! Что за слухи?

– Союз с Зандусом представляет проблему куда более сложную, чем добрые отношения с правителями Кситлании. Во-первых, князю Ришани мы предлагаем брак с монархом, а королю Эвару – всего лишь с братьями монарха. Единственное, на что он может надеяться, – что Ваше Величество, упаси Создатель, покинет этот мир бездетной. Тогда корона перейдет одному из ваших братьев и потомки Эвару станут наследниками династии Неидов. Вот тут-то и возникает вторая проблема для нас, миледи, – для вас и всех, кто любит вас и служит вам. Нужно остерегаться, как бы король Эвару не объединился с принцами Хэгетом и Шегетом и не приложил усилия к тому, чтобы миледи поскорее оставила этот мир, не успев родить наследника.

– То есть, как бы Эвару с моими братишками не задумали отравить меня?

– Это более вероятно, чем аналогичная опасность со стороны Ришани. Если вы умрете, прежде чем родите его внука, князь теряет все. А Эвару получает все. Но ему еще рано вынашивать такие планы. Прежде его дочери должны согласиться на брак с вашими братьями. А брак этот пока не слишком прельщает их – об этом и докладывают наши агенты в Зандусе. Дочери Эвару крайне капризны и своенравны, а ваши братья, да простит меня миледи, не отличаются ни умом, ни пригожестью – ничем, что могло бы пленить принцесс.

Гретана хохотнула.

– Не извиняйся. Понятно, что зандусские принцессы не хотят замуж за безмозглых уродов, которые еще и не дадут проходу их фрейлинам.

– Ваше Величество очень проницательны и умеете называть вещи своими именами. Слава о «талантах» ваших братьев ходит по всей Ремидее. Так что перед нашей дипломатией стоит двойная задача: убедить принцесс согласиться на этот брак, а затем отвращать короля Эвару от принцев, не давать им сблизиться. Делать все, чтобы Эвару предпочел иметь в соседях вас, а не одного из своих зятьев.

Гретана тягостно вздохнула.

– Ох нелегкая это работа – на болоте сгноить бегемота. Соскучилась я по своей опочивальне, друг Гораций… Когда же мы с тобой туда доберемся?.. Теперь я понимаю, почему папаша не любил государственные заботы! Резвиться с Опрой было веселее, чем вершить королевские дела в этой тоскливой зале! Что делается в Солмиге, кстати?

Гораций сделал знак телохранителям, и те отошли в край залы.

– Я только утром отпустил посланника, миледи. Они исполнили все мои распоряжения. Это сделают наймиты Лиги. Их сразу отправят на родину.

– А не…

Королева прочертила большим пальцем по горлу.

– Лучше не связываться с людьми Лиги, любовь моя. На их молчание можно положиться. Если же причинить вред одному из них, вся диаспора будет знать об этом и объявит нас кровными врагами. Нам придется туговато.

Королева неохотно кивнула. Прямолинейные Неиды испокон веков были убеждены, что надежнее всего положиться на молчание перерезанных глоток.

– Ну, на сегодня вельможные проблемы решены, милый мой друг? Пойдем в опочивальню!

Едва Гретана привстала с трона, как вошел герольд.

– Волшебница Фелион просит аудиенции у Ее Величества!

– Бес ее побери! Только этой карги мне сейчас не хватало! Пусть убирается!

Гораций жестом остановил герольда. Гретане не помешала бы крупица лишних мозгов. Ее зад пока недостаточно крепко приклеен к узурпированному трону, чтобы направо и налево унижать надежных соратников.

– Лучше принять ее, миледи. Маги защищают вас от Кэрдана. Пока не стоит пренебрегать ими…

– Пока, – буркнула королева. – Хотела бы я надеяться, что лишь пока. Пусть войдет! – приказала она герольду. – Ну, чего там у тебя? – недовольно спросила она, когда волшебница вошла.

– Приказ о казни Тайного Экзекутора, плененного в порту Патрефа. Мы допросили его и узнали все, что могли узнать. Больше он нам не нужен.

Фелион достала из-за пазухи сверток и поднесла королеве. Гретана небрежно подмахнула приказ, не потрудившись прочесть.

– Ты же позаботишься, чтобы палачу помогали маги? Вдруг этот негодяй сделает финт ушами? Кто знает, на что способны приспешники Болотника.

– Твоему штатному палачу ничто не угрожает. Я сама исполню обязанности палача.

– Вот как?

– Если бы ты прочла то, что подписала, то увидела бы, что назначаешь меня исполнителем казни.

– Пожалуй, я приду посмотреть на такое зрелище. Предупреди меня, когда будешь растягивать этого незадачливого мерзавца.

– Непременно. Благодарю тебя.

Фелион бесцеремонно повернулась спиной к трону и покинула Тронную Залу. Она сказала Эйдасу, ожидавшему в коридоре:

– Я начинаю думать, не промахнулись ли мы, променяв Отона на его дочь.

– Все Неиды таковы. Не разум, не дух, а сила животных инстинктов. На том стоит королевство. Потому весталейцы считают нас варварами.

Маги прошли в апартаменты Эйдаса. Там они увидели Серену, неподвижно стоявшую у окна. Девушка ссутулилась, как оплавленная свеча. Она даже не обернулась, когда отец и волшебница вошли.

– Что случилось, доченька?

– Люс уехал, отец. Он простился со мной. Нам не быть вместе.

Фелион воздела кулаки и прошипела сквозь зубы:

– Если это интриги твоей бывшей «хозяюшки», я вот этими руками сдеру с нее корону и отправлю в Солмиг, к папаше. Пусть пожрут друг друга, как пауки в банке!

Эйдас опустил руку на плечо разгневанной волшебницы.

– Причина в том, что Кэрдан – твой брат?

Серена попыталась ответить и не смогла. Каждое слово, каждое движение, каждый вздох причиняли ей такую боль, какой никогда не причиняла Гретана. Ни побоями, ни исступленными криками экстаза во время бурных ночей с Люсом… Эйдас обнял дочь.

– Прости, милая. Прости, что не сумел уберечь вас с сестрой.

– Отец, ты не виноват…

– Я поговорю с ним, родная. Найду способ остановить его. Он переменит решение.

Серена очень хотела верить отцу. Но она не могла забыть отчуждение в глазах Люса и металл в его голосе. Какие слова сумеет подобрать отец, чтобы отговорить гордого графа?

– Где твоя сестра?

Серена указала на дверь своего бывшего чулана.

– Как обычно. Утром я хотела заглянуть к ней, но дверь была заперта. Я постучалась, она ответила, что хочет побыть одна. Больше я не стучала к ней, а она не выходила, даже когда приносили обед. Только книги забрала у библиотекаря.

Эйдас сжал кулаки.

– Кэрдан ответит за все, что сотворил с нашей семьей. За то, что разобщил вас и лишил счастья…

Он постучал в дверь Эдеры.

– Чего тебе еще, Серена? – откликнулся раздраженный голос.

– Эдера, впусти нас, пожалуйста. Мы с Фаэлон хотим кое-что сообщить тебе и Серене.

После недолгой паузы дверь открылась.

– Здравствуй, отец. Привет, Фелион. Входите.

Волшебники вошли в добровольное узилище Эдеры. Груда привезенных книг была свалена на полу вокруг кровати. Постель неряшливо разбросана, в изголовье кровати тускло догорали свечи. Эдера не зажигала новых и читала в полумраке. Впустив гостей, она легла обратно на кровать и уткнулась в книгу.

Серена вошла за отцом и Фелион и встала поближе к двери. Она по-прежнему робела перед сестрой, будто все еще оставалась служанкой, а Эдера – знатной дамой.

– Сегодня мы с Фаэлон допрашивали беглого мага. Он был Тайным Экзекутором – одним из тех, кто пытал фей в Распете.

Эдера поджала губы.

– Я не хочу ничего знать. Пожалуйста, не заставляй меня слушать это. Я заткну уши.

– Дочка, я не для того рассказываю о нем, чтобы напомнить о злодействах Кэрдана. Благодаря пленному Экзекутору у нас появилась надежда, что ваша мать жива.

Сестры одновременно вскрикнули. Эдера подскочила и села на постель.

– Что он сказал?!

– Он поведал страшные вещи. Они мучили фей, пытаясь убить их. Феи всегда исчезали из их рук. Маги полагали, что их забирал Элезеум. Если так, то Лорейна тоже исчезла, прежде чем Кэрдан убил ее.

– Он сказал, что пламя добралось до ее мозга.

– Он мог лгать. Каждое его слово призвано заставить нас страдать. Ему нельзя верить.

– Возможно, Элезеум забирал тех несчастных фей лишь затем, чтобы они умерли на его земле.

– У нас есть один способ узнать это – отправиться в Элезеум. Только один из нас может пройти туда.

– Только один из нас – фея? – перевела Эдера. – Не беспокойся, отец. Я уйду в Элезеум, едва стает снег.

– Мы не хотели бы расставаться с тобой так рано. Мы любим тебя – я, Серена, Фаэлон…

– Я тоже люблю вас всех, – равнодушно сказала Эдера. – Но сейчас я хочу побыть одна. У меня кружится голова.

Она демонстративно приложила руку ко лбу. Эйдас беспомощно взглянул на Фелион. Серена тихо вышла из комнаты. Волшебница развела руками, и Эйдасу ничего не оставалось, как последовать за дочерью. Эдера взглянула на Фелион.

– А ты?

– Я хочу помочь тебе справиться с головной болью, если ты не против.

Эдера пожала плечами, снова уткнулась в книжку и громко зашуршала страницами. На нее было больно смотреть. Раньше Эдера сияла изнутри, даже если злилась, хмурилась или просто уходила в себя. Сейчас она лучилась не сиянием, а чернотой и отчаянием. Словно Кэрдан отравил кровосмесительной связью ее внутренний свет. Самая сердцевина Эдеры, ядро ее души почернело. «И за это он тоже заплатит», – мысленно пообещала волшебница.

– Ты все читаешь. Даже не бываешь на свежем воздухе. Это вредно, особенно для тебя.

– С чего это?

– Весна на дворе. Пробуждение природы наделяет фею силой. Ты пропускаешь эту силу. Это вредно для здоровья и рассудка феи.

– В Элезеуме наберусь силы. А с книгами там должна быть напряженка, верно?

– Верно. Знание Элезеума постигается не книгами.

– Значит, надо ловить момент. Когда еще у меня будет доступ в Королевскую Библиотеку?

– Эдера… Тебе нужно приготовиться к возможной задержке… Если ты родишь мальчика, ты не сможешь уйти. Элезеум не примет человека. Тебе нужно дождаться родов здесь.

– Будь он проклят! – яростно вскричала Эдера. – Будь они оба прокляты! Сначала он держал меня взаперти на привязи, а теперь его треклятый ребенок!

– Эдера, не смей! Кэрдан и только Кэрдан виновен в твоей беде. В нашей общей беде. А ребенок – невинное существо, которое страдает от материнской ненависти не меньше, чем ты страдаешь от Кэрдана! Ты можешь отказаться от него. Или от нее. Никто не посмеет тебя осудить. Эйдас примет младенца. Или я приму. А ты сможешь уйти в Элезеум. Но не отравляй плод ненавистью. Ребенок запоминает чувства матери с первого мгновения в ее чреве. Ты забыла, как говорила мне, что нет ничего отвратительнее, чем мучить беззащитное создание, лишенное выбора? Кто более беззащитен, чем зародыш в материнском чреве? Это существо не выбирало, как ему появиться на свет. Оно не по собственной воле оказалось в тебе, зачатое убийцей и кровосмесителем.

– По воле Создателя! А ты – Его сообщница! Ты знала, кто Кэрдан и кто я, знала, что он совершает кровосмешение, и молчала! Почему ты не предупредила меня в тот день, когда увидела меня?! Ты ведь сразу поняла, кто я и в каких отношениях с единокровным братом!

– Охолони. Сядь и дыши ровно. Что изменилось бы, скажи я тебе, опутанной Вязью с головы до ног? Ты страдала бы еще сильнее, зная, но не в силах уйти от него.

– А ты думала, я никогда не узнаю?! Думала, мы с ним будем жить долго и счастливо?!

– Дыши ровно, глупая девчонка. Я не знала, чего он добивался. Не подозревала, что он мог сотворить такое из мести… Я не знала, что он сделал с Эйдасом и Лораин. Верила, как и все, что твои родители погибли при пожаре. Не знала, насколько он чужд человеческой этике. Я учила его. Я видела, что он ненасытен в могуществе. Что жаждет управлять и подчинять. Видела, как рвется к власти. Но я и представить не могла, что он способен сотворить такое с Лораин, родным отцом и сестрами. Когда я увидела тебя и поняла, что между вами происходит, то подумала, что он просто желал обладать частичкой Лораин в тебе. Я… я надеялась, что он мог измениться. Что ты могла бы изменить его. Что Вязь могла изменить его. Любовь феи – обоюдоострое лезвие. Мужчина получает огромную власть над феей, но и сам становится зависим от нее. Любовь могла бы переродить его. Превратить мага, алчного до власти, в человека… То было бы нежданное благо для всей Ремидеи.

– Пусть тебя помилуют Древесные… Все маги стоят друг друга. Какое благо? Какая любовь? Я – его единокровная сестра! Он взял меня обманом и силой! Ты тоже хочешь эксперимента?! Какие новшества привнесет в наш мир Создательница Фелион? Ты мне отвратительна! Ты ничем не отличаешься от него.

Волшебница печально, без укора, смотрела на несчастную девушку.

– Послушай, дитя. Я даже не пытаюсь вообразить, что творится у тебя в душе. Я лишь молюсь, чтобы Элезеум исцелил тебя. Душа забывает страдания, когда окунается в его красоту. Ты знаешь, что над Элезеумом другие звезды? Их свет чище и ярче. Феи живут под открытым небом, потому что в Элезеуме не бывает зимы, не бывает снега. Там царит вечная весна. Дожди идут лишь при ясном солнце, поэтому в дождь всегда сияет радуга. Животные понимают человеческую речь и не убивают друг друга. Из хищников в Элезеуме живут несколько больших диких кошек, но они не охотятся на других животных, а питаются травой и оленьим молоком.

– Оленьим молоком, – хмыкнула Эдера. – Как же, интересно, оленихи кормят хищников молоком?

– Феи доят олених, а потом поят кошек из рук. Это намного проще, чем доить корову, потому что оленихи доверяют тебе. Это восхитительное чувство, когда лесное животное не боится твоих рук.

– Хищники, которые довольствуются молоком. Воистину дивное место. Не то, что здесь – каждый ведет свою игру, ставит свой эксперимент.

– Но самое дивное в Элезеуме – сны фей, – продолжала Фелион, пропустив мимо ушей сарказм озлобленной против всех Эдеры. – Порой мне казалось, что незыблемый Заповедный Лес – лишь бренное пристанище их хрупких тел. Подлинная жизнь начинается во сне. Мне так и не открылось, где странствует дух феи, пока она спит. А ты сможешь познать чудные сны Элезеума. Потому я заклинаю тебя – не погружайся в обиду и отчаяние. Думай об Элезеуме. Преставляй его благодать.

– Ты говоришь так, будто побывала в Элезеуме.

– Так и есть.

– Значит, смертный может проникнуть туда?

– Не может. Но я-то не простая смертная. Я – дочь феи.

– Что???

– Дочь феи, родившаяся человеком. Кэрдан насильно отрешил твою сестру от ее сущности, а я родилась без этой сущности. Человеческие ученые называют это мутацией. Быть может, во мне было слишком много человеческой крови. Я – восьмое поколение от Перворожденной. Моя родовая линия – единственная, продлившаяся в Мире так долго. Только в нашей линии восемь поколений подряд рождались девочки, которые хотели оставаться в Мире и разделять свою судьбу со смертным. В других скоро рождался мальчик и прерывал линию. Либо девочка не проявляла интереса к жизни людей и навсегда оставалась в Элезеуме. А мои бабушки, видимо, интересовались смертными сильнее, чем это допустимо для фей… Наша линия копила не только человеческую кровь, но и человеческий дух. Пять моих предков-фей, включая маму и бабушку, вырастали среди людей, находили своих избранников и рожали дочерей, не побывав в Элезеуме. Они уходили от людей лишь после смерти мужей. Видимо, кровь моей Перворожденной пра-пра-пра-пра-прабабушки за все это время чересчур пропиталась смертной жизнью. На моей матери кровь и дух Элезеума иссякли. К тому же мой отец был незаконным сыном барона и его любовницы-крестьянки. Для фей не существует различий между дворянином или простолюдином, бастардом и законным сыном. Но бастарды-полукровки несут в себе ген мутации. Кто знает, как этот ген мог сказаться на фее. Быть может, сделать ее человеком…

Эдера внимала волшебнице, забыв собственную боль и обиду. Ни напускного равнодушия, ни раздраженного ехидства. Фелион продолжала:

– Когда я увидела Серену, перво-наперво мне на ум пришло: дочь Лораин родилась смертной, как и я. Но смертная дочь Перворожденной – немыслимо! Тогда я сочла ее двойником Лораин. Такое изредка случается. Сходство с феей, да еще Перворожденной, приносит девушке удачу и счастье. А затем я увидела тебя и окончательно растерялась. Я думала, что судьба ведет с вами неведомую игру. Теперь мы знаем, что за игру и кто вел…

– Так ты не знала, что мы – сестры?!

Фелион покачала головой.

– Нет. Я не общалась с твоей семьей. Я знала всех по отдельности. Лораин – в Элезеуме. Кэрдан был моим учеником. Когда он прекратил обучение шестьдесят лет назад, я поехала в Кедари – поговорить о нем с его родителями. Между учеником и учителем складывается близость – наподобие Вязи… Не такая неизбежная, но ее преждевременный разрыв причиняет сильную боль. Я была расстроена и встревожена… Мне требовалось понимание и успокоение. Тогда я и познакомилась с Эйдасом. После этого мы пересекались еще пару раз. Но каждый шел своим путем. Я стала отшельницей и удалилась от мира. До меня доходила молвь, что он вступил в союз с Перворожденной феей, что оба погибли на втором году брака… Ни слова о детях. Я думала, они погибли бездетными. Если бы я узнала, что у них оставались дети, то не оставила бы вас на попечение Кэрдана. Но он позаботился, чтобы слухи о детях не распространялись… Уже потом, когда я увидела Серену, я начала узнавать целенаправленно. И узнала только об одной дочери, отданной новым хозяином Кедари на воспитание в Обитель Святой Устины. А потом увидела тебя. Я не могла предположить, что было две дочери. Никогда у фей не рождались близнецы. Не иначе сами покровители атрейской земли, боги-близнецы Атр и Атре, желали вашего появления на свет, – попыталась пошутить волшебница. Эдера не улыбнулась.

– И ты не догадывалась, что могло стать с моей мамой? Тебя не удивило, что фея погибла от пожара?

– Эдера… Если бы на моем месте был кто-то другой, он мог бы усомниться. Мог заподозрить, начать искать доказательства. Черта не должна допустить пожара. Но я, Эдера, ходячее нарушение Черты. Я просто подумала, что Черта дала сбой. Опять. Что жизнь течет и меняется, даже Вечный Элезеум. Мне и в голову не могло прийти, что все обернулось так… Что смертный человек способен желать гибели феи. Я никогда не понимала Кэрдана до конца, не могла представить, на что он способен. И сейчас не могу понять и представить, что в живом человеке может быть столько ненависти, жажды власти и мщения.

Эдера сжала губы и перевела разговор.

– Как же ты смогла попасть в Элезеум?

– Никто не знает. Его воля неподвластна ни смертным, ни самим феям. Когда я родилась, мать не смогла определить мою стихию и дать мне имя. Она ушла в Элезеум, взяв меня с собой, младенцем. Она смогла пройти. Заповедный Лес пропустил ее вместе со мной. Я выросла в Элезеуме, меня обучали его магии, как фей. Некоторые вещи, недоступные людям, у меня получались. Но я оставалась человеком. Меня назвали Фаэлон – фееподобная, полуфея. Сестры посоветовали матери отдать меня в ученичество человеческому волшебнику, чтобы обучить человеческой магии… и продлить мой срок. Они не хотели допускать, чтобы дочь феи рано покинула мир, как смертные.

– Сколько же тебе лет?

– Триста двадцать восемь. За эти годы я четырежды пыталась вернуться в Заповедный Лес. Он не впустил меня. Я исходила восточные леса вдоль и поперек, вплоть до прибрежной пустыни, но Врата так и не открылись мне.

– У нас в монастыре распевали песенку, тайком… Про хоровод фей в волшебном лесу, про янтарные дворцы… И про королеву фей, которая не разрешает смертному остаться в дивном лесу… Уж не ты ли ее сочинила?

– Где весна не увядает во дворцах из янтаря? Да, я сочинила это в день своего семнадцатилетия, когда Светлая Иринел рекла, что я должна вернуться к смертным… То был мой последний день в Элезеуме… День моего изгнания. Они дарили мне тепло и ласку до последнего мига. Им было больно со мной расставаться. Но позволить мне остаться они не могли. Я частенько напевала песенку при Орделии… Она провела со мной достаточно времени, чтобы запомнить куплеты.

– Иринел… Так зовут королеву фей?

– Она не королева в том смысле, который мы привыкли вкладывать в этот титул. Не такая королева, как Гретана.

– Надеюсь, – фыркнула Эдера.

– Иринел – Светлая Элезеума. Средоточие его красоты, ясности и непорочности. Она проговаривает то, что остальные могут лишь чувствовать и переживать. Далеко не все феи способны облекать чувства и переживания в речь. Некоторые выходят в Мир как раз за тем, чтобы обрести это умение. Светлая способна передать словами все. Ни один импульс, ни одно движение души или инстинкта не останется для нее непроясненным. Можно сказать, что она всеведуща, всепроницающа. Если фея не понимает, что с ней происходит, она идет к Светлой. И та всегда находит ответ.

Эдера задумчиво слушала Фелион. Затем проговорила:

– Мы могли бы отправиться на восток вместе. Как знать, может, мне удастся провести тебя через Врата…

Фелион изумленно взглянула на девушку.

– Щедрое и великодушное предложение, учитывая, что ты сейчас озлоблена на меня. Я боюсь поддаться напрасным надеждам… Но я пойду с тобой. Это мой единственный шанс еще раз увидеть Дивный Лес… и свою мать…

Осторожный стук в дверь прервал Фелион. Эдера, смягчившись в разговоре об Элезеуме, сделала ей знак открыть. Вошел дворецкий.

– Нижайше прошу миледи простить за беспокойство. Капитан дворцовой стражи сообщает, что во дворец третий день пытается проникнуть нищенка. Она требует аудиенции у леди Эдеры или монны Фелион. Вряд ли она заслуживает вашего внимания, но капитан стражи осмелился потревожить вас, прежде чем вышвырнуть ее взашей. Нищенка прозывает себя Орделией…

Эдера и Фелион в голос ахнули. Эдера ящерицей взметнулась с постели и выскочила в холл.

– Немедленно приведите ее! И выдайте капитану награду в размере недельного жалования!

Через четверть часа дворецкий привел высокую худую женщину с осунувшимся лицом, запыленной одеждой и волосами. Эдера бросилась в объятья женщины, не смущаясь дорожной пыли.

– Как вы попали в столицу, сестра Орделия?! Почему вы покинули обитель?

– Чтобы найти тебя. Я денно и нощно караулила у дворцовых ворот, надеясь встретить тебя. Меня полагали юродивой, что отмаливает грехи королевы, кидали хлеб и милостыню. Учитель Фаэлон… – монахиня низко склонилась перед волшебницей. Та крепко обняла ее.

– Просто Фаэлон, милая Орделия. Или Фелион, как зовет меня Эдера. У тебя давно иной Учитель, и мне с Ним не тягаться.

– Но как Матушка отпустила вас в столицу, сестра? – повторила Эдера.

– Преподобная Настоятельница Габриэла не знала о моем намерении оставить обитель.

– Препо… Габриэла?! Сестра Габриэла стала настоятельницей?! А как же Матушка Иотана? Она… она…

– Она жива, – успокоила девочку монахиня. – Ее сместили с поста настоятельницы. Она несет схиму у Затворников Каннабиса.

– Почему?! Как они могли сместить ее?! Ханжи в епископате добились своего? Но разве сам монсеньор не говорил, что за последнее столетие монастырь не знал более разумной и благочестивой настоятельницы?!

Монахиня опустила голову.

– Когда государыня заняла трон и объявила Придворного Мага вне закона, лорд Нивар обнародовал записку… за личной подписью герцога Кэрдана. Записка гласила, что мать Иотана находится под протекцией герцога и ее смещение без согласования с ним запрещено. Милорд епископ немедленно вынес решение о смещении матушки… и назначил мать Габриэлу.

Несколько секунд Эдера окаменело смотрела на сестру Орделию, а потом разрыдалась. Орделия сочувственно обняла ее.

– Я тоже плакала. И гневалась. Я давно знала, что Нивар и Мавродис плетут интриги против Матушки. Но и подумать не могла, что они пойдут на подлог.

– Не подлог, – проговорила Эдера сквозь всхлипывания. – Он сдержал обещание. Я просила его. Я выкупила у него Матушку. Чтоб ему провалиться в преисподнюю. Чтоб мне провалиться в преисподнюю!

Сестра Орделия испуганно сделала охранный знак Создателя. Еще в монастыре речь любимой воспитанницы не всегда отличалась благочестием, но сейчас ее ругань и божба дышали темной яростью. Девочка совсем не берегла душу…

– Сколько горя я причинила своему дому, единственному дому, и единственной семье! Матушка загубила свое служение. Вас выгнали. И все из-за меня!

Монахиня покачала головой.

– Меня никто не выгонял. Я ушла по собственному выбору. Просто собрала узелок и тихо покинула обитель, в тот же день, когда Матушку увезли к Затворникам. Как еще я узнала бы о твоей судьбе?

– Но они не пустят вас обратно в обитель! А как же ваши травы, ваши ученики?

Сестра Орделия кротко улыбнулась.

– Что мне обитель? Травы растут не в обители. Ученики? Ты – моя ученица. Дешево стоит тот учитель, что не способен пожертвовать спокойствием и благополучием ради заблудшего ученика, сбившегося с пути.

Эдера поджала губы.

– Я не заблудилась, сестра. Меня сбили с пути. Теперь мне остался лишь путь в Элезеум.

Сестра Орделия кивнула.

– До меня доходили слухи под стенами дворца… Я подозревала в тебе фею. Мать… сестра Иотана, должно быть, тоже. Позволь мне проводить тебя. Я хочу убедиться, что ты доберешься благополучно… и обрадовать Иотану вестью… Ей тяжело без вестей о тебе.

– Все обойдется благополучно, сестра. Со мной отправится Фелион… Фаэлон. А вы возвращайтесь в Обитель. Еще не все потеряно. Фаэлон и отец напишут бумагу, что вас призвали ко двору тайным указом королевы. И о Матушке позаботятся, правда, Фелион? Ты сможешь упросить королеву, чтобы мать Иотану восстановили в должности?

Фелион сомневалась, что упрямая Гретана прислушается к ее просьбе, но не успела ответить Эдере. В покои вошли кухонные служки с яствами и принялись накрывать стол. Практичная волшебница распорядилась подать обед сразу, как дворецкий сообщил о гостье. Она сказала:

– Садись за стол, Орделия. Ты перенесла нелегкую дорогу и суровые испытания. Мы успеем поговорить. А сейчас отдохни и пообедай. Я прикажу отвести тебе покои и приготовить ванну с дороги. Мы поговорим о дальнейшей судьбе Обители.

 

II

На перекрестке стоял нищий в бурых лохмотьях, с темной повязкой на глазах. Он опирался на плечо двенадцатилетнего подростка. Мальчик протянул шапку упитанной купчихе, заныл жалобно:

– Подайте на пропитание, досточтимая монна! Подгорные бесы выжгли отцу глаза в шахтах Северной Гевазии! Некому кормить меня и двух сестренок! Одной семь лет, другой три года… Нашу матушку унесла ракитничная лихорадка, ибо нечем было нанять знахаря! Мы умираем с голоду! Подайте, добрая монна!

Купчиха даже не обернулась на причитания нищего. Подле нее роились полдюжины служанок. Пара из них сделали знак Создателя, услышав о подгорных бесах. Но никто не бросил монету. Мальчишка отскочил от слепого отца и уцепился за фартук купчихи.

– Пожалейте моих голодных сестренок, добрая монна!

– Уйди прочь, мерзкий вшивенок! – взвизгнула толстуха и стукнула его по пальцам полной корзиной. Мальчик с трудом удержался от соблазна выхватить эту корзину. Овчинка выделки не стоит. Они здесь попрошайничают, а не карманничают. Место хорошее, прикормленное. Глупо терять его из-за жадной коровы. Вот только Иркри, ослятина безмозглая…

«Слепой» нищий проворно нагнулся, поднял с земли камень и запулил в купчиху с меткостью снайпера.

– Жирная бочка! Чтоб тебе зарябеть, чтоб твоему сыну яйца отпилили по пьяни, а дочь принесла в подоле от холопа!

Визжащие девахи подхватили юбки и бросились наутек. Хозяйка вразвалочку покатилась за ними, осыпая проклятьями и нищебродское хамье, и неблагодарных трусих. Мальчишка вернулся к своему напарнику, сложившись пополам от хохота.

– Эка ты зарядил, Иркри! Не ждал от тебя такого зрелища! Аж вышел из роли! То всегда меня шпыняешь, а тут сам забыл, что слепой! Ха-ха-ха!

– Говенный день, мать-перемать, – сплюнул нищий. – Только шастают туда-сюда дебелые жадины да пропившиеся подмастерья. Не стоило сегодня с утра выходить. Хоть бы подвернулась какая девчонка вроде той ведьмы с двумя золотыми… Жалко, тогда я сам не подвизался к ней на дело, вместо этого кобельего сына Берага. Перепало бы поболе двух золотых.

– Ага, тогда ты сам свалил бы с ее деньгами, как Бераг, ха-ха-ха!

Нищий отрядил увесистую затрещину пареньку.

– Молчать, щусёныш! Уж я-то не предал бы стаю.

У поводыря имелось свое мнение на этот счет, но свежеобретенный синяк под глазом убедил его придержать таковое при себе. А через секунду паренек забыл о своем мнении и даже о синяке.

– Глянь, Иркри…

Вторая затрещина не заставила себя ждать.

– Чего еще за «глянь»? Сколько тебя учить?! Бес меня подери… Преисподняя!

Разинув рот, слепой Иркри уставился на ноги в солдатских сапогах, что прямо из воздуха вырастали перед ним на мостовой. За ногами появились таз и туловище, да руки с кривым, зазубренным ятаганом. Такими ятаганами Придворный Маг, пока еще был таковым, распорядился вооружить последние партии «Королевских Медведей» – для устрашения врагов. Иркри не успел поразмыслить над стратегическим хитроумием бывшего временщика, равно как и подивиться чуду. Рука на безголовом туловище размахнулась, и острие ятагана вонзилось Иркри в глаз, абсолютно здоровый, хоть и перетянутый засаленной повязкой. Нищий рухнул замертво, а мальчишка бросился наутек.

Голова наконец материализовалсь из воздуха – землисто-серое лицо, лишенное человеческого выражения. Пустые глаза без зрачков – глаза зомби-берсеркеров. Долю секунды убийца выбирал, за кем пуститься в погоню – за тощим подростком или за ватагой орущих женщин. Мальчишка улепетывал быстрее, и он был один. Женщин много, они путались в юбках, толкали друг друга в тесном переулке…

На перекрестке материализовалась еще дюжина зомби. Они бросились вдогонку купчихе и ее прислужницам. Очень скоро крики и визги смолкли… Только топот сапог и скрежет ятаганов слышались на улице. Новые и новые зомби приземлялись из воздуха на мостовую. Берсеркеры двинулись по столице, опустошая улицы, рубя по пути все, что шевелилось.

* * *

Вторжение оказалось внезапным. Даже почуяв ужас и мучения людей, Старые Маги не сразу поверили внутреннему зрению.

– Смерть на улицах города! – воскликнул Герт, Старый Маг. – Скорее наружу!

– Сколько их? – спросил Ионах.

– Несметные легионы! Все зомби здесь!

– Сколько магов, осёл! Сколько их с Кэрданом?

– Он один! Чувствую только его ауру!

– Как они подошли незамеченными?

– Трансгрессировал через псевдореальность? – предположил Герт.

– Даже этот сукин сын не может быть настолько силен, чтобы трансгрессировать разом столько живой массы… – в голосе Ионаха не слышалось особой уверенности. – Ладно, уже неважно! Будем драться! Собираемся в Тронной Зале, ставим линию обороны!

– В линию! – рявкнул Герт. – Эй, щенки-ренегаты, слышали? Марш в линию! Глядишь, на сей раз докажете, что стоите дороже, чем куль дерьма!

– Герт! – одернул его Ионах. Он сам обратился к молодым магам, чтобы загладить грубость товарища:

– Ребята, все – в Тронную Залу! Строим оборону от Кэрдана! Ответственная – Лассира!

Та быстро кивнула и повела молодых волшебников в Залу.

Разинув рот, Гретана смотрела, как маги выстраиваются кругом по периметру Залы.

– Вы будете колдовать прямо здесь?!

– Прямо здесь, Ваше Величество, – бросила через плечо Лассира, не поворачиваясь лицом к королеве. Гретана, подобрав юбки, соскочила с трона и поспешила к дверям; телохранители за нею.

Ионах вошел навстречу. Он покачал головой, жестом предложил королеве развернуться обратно.

– Безопаснее остаться здесь, Ваше Величество.

– Вас будет крошить Болотник, а я должна остаться?! Во что вы ставите голову государыни?

– Выше всех наших голов, миледи. Безопаснее находиться в эпицентре магической драки. Даже если Кэрдан обрушит дворец, мы сможем окутать Вас магическим коконом.

Гретана оглянулась на телохранителей. Дон Винченце кивнул. Она развернулась и зашагала обратно на трон. В последнее время королева доверяла островитянам больше, чем любому соотечественнику.

Дверь тронной залы снова распахнулась, да так и осталась настежь. Маги, все как один, нацелили атакующие заклятья, чуя вражескую магию. Огонь был готов сорваться с пальцев, но Ионах зычным окликом удержал молодых.

В проеме появилась тень, и блеклая скрюченная фигура ступила через порог. Маленький сгорбленный человечек – если это существо могло быть человеком! – с длинными руками, свисавшими до колен, ковылял прямиком к трону. Доны шагнули на ступеньку ниже и скрестили мечи перед госпожой. Человечек остановился и воздел обезьяньи руки к потолку.

Островитяне слегка разогнули указательные пальцы и стукнули по рукоятям мечей. Зеленоватые серповидные лучи сорвались с трех лезвий и полетели к незваному гостю, но разбились о заслон из голубых искр, который внезапно вырос перед уродцем. Меж узловатых пальцев заклубилось сизо-пепельное свечение. Над сводами зала разнесся насмешливый голос, знакомый всем.

– Приветствую властительную невесту! Итак, моя обворожительная возлюбленная, я решил поторопить срок нашего сочетания! Свадебный кортеж прибыл в столицу. Лучшие воины вашей победоносной армии, отборные войска, непревзойденные «Медведи» рвутся отдать почести своей повелительнице. Милостивую и справедливую госпожу не слишком потревожит, если в чрезмерном усердии доблестные воины потопчут сотню-другую верноподданных горожан? Чего стоит обрюзгший мещанин рядом с бесстрашным воителем, не так ли? И еще, нежный цветок моего сердца! Осмелюсь рекомендовать вам тщательно выбирать почетных гостей. Иногда какие-то восемь человек могут оказаться лишними. Нежеланные гости на свадьбе – не к добру.

Свечение над приплюснутой макушкой погасло. В ладонях обезьяноподобного создания остался обычный дым. Глисс удерживал ладони над головой; сизые сгустки вились вокруг его пальцев. И тогда он обратился к королеве, издав первые и единственные членораздельные фразы в своей жизни:

– Если не хочешь становиться женой моему господину, пошли вместо себя Эдеру Кедар. Отдай ее – и оставь себе узурпированный трон. Только такой ценой ты сохранишь себе свободу и корону, а своим людям – жизнь…

Сиюминутный дар речи покинул Глисса. Он жалобно, протестующе замычал, а его поднятые ладони медленно опустились на макушку. Сизый дым коснулся жидких засаленных волос и охватил Глисса с головы до пят. Королева, маги и телохранители в оцепенении уставились на горстку пепла, осевшую на пол там, где мгновение назад стоял немой слуга Кэрдана.

Первым опомнился Ионах.

– Хватит таращиться, олухи! Ставьте щиты из Отражающих, Ограждающих и Усмиряющих! Враг уже здесь, и мы готовы его встретить! Есть смельчаки в первую шеренгу, со мной?

Дюжина молодых магов выступила вперед.

– Честь и хвала вам, ребята! Принимайте линию по одному, передавайте следующему по силе. И не старайтесь польстить друг другу – вы передаете право погибнуть первыми!

Третьим линию принял Молас. И бросил хвост энергетической цепочки маркизу Долану, который не вызвался добровольцем. Ионах резко обернулся.

– Мэтр?

– Вообще-то мне следует принять цепочку от маркиза, а не ему от меня. По cправедливости, маркиз должен стоять сразу после вас. Он был лучшим на курсе.

– Я вызывал добровольцев, мэтр Молас. Каждый решал за себя, а не вы за всех. Ясно, мэтр?

– Оставим недостойное пререкание, досточтимые господа, – сухо вмешался Долан. – Я принял линию. Передаю ее леди Азалии.

– Он пришел! – воскликнула Фелион. – Он здесь, у дворца! И зомби, тысячи зомби!

Как саранча, зомби пронеслись по городу, убивая и разрушая все на пути. Их целью был дворец. В опустошенных мозгах звучала команда: «Жгите, рубите, стреляйте, двигайтесь к дворцу!» Магия Кэрдана обрушила парадные ворота дворца и многочисленные черные ходы. Зомби хлынули во дворец из всех дыр, как сточные воды в канализацию.

Королевская гвардия под командованием Горация преградила им путь. Часть магов, студентов-младшекурсников, отрядили в подмогу против берсеркеров. Еле-еле солдаты сдерживали дикий натиск зомби. Гвардейцы сами дрались, как берсеркеры. Раненые не бросали оружия и не отходили назад. Маг утишал боль, и солдат продолжал биться.

На парапет въездных ворот опустился иссиня-черный стервятник. Через мгновение на его месте выросла фигура в темном плаще. Маги во дворце почувствовали ауру врага. Прогремел голос Кэрдана, будто просачиваясь сквозь стены:

– Эй, возлюбленная невеста! Как вам нравятся гости, ваши преданные воины? Я вижу, вы уже приготовили посаженную мать? Как это похвально, мастер Фаэлон, не бросить ученика в столь важный для него день! Да и посаженный отец найдется – мудрец Ионах! Мудрила Ионах, я бы сказал! Соскучился сидеть в норе, захотелось порезвиться? Что ж, наслаждайся! Сегодня ты не заскучаешь! А мне посаженный отец не понадобится – родной на месте! Ты рад, батюшка, женить родного сына? Не все же самому жениться!

– Чего мы ждем?! – гаркнул один из Старых. – Вмазать по нему, пока он там токует, аки тетерев на суку…

– Вот и вмажь, – мрачно посоветовала волшебница Лассира. – Только отойди подальше. А то нас тоже размажет по стенке, заодно с тобой. Мы пустим все ресурсы на защиту. Если достанет сил – перейдем в нападение. Но бросаться на него сейчас, не видя его активированного резерва, равносильно самоубийству.

Кэрдан продолжал:

– Вы обдумали мое предложение, возлюбленная? Отдайте Эдеру Кедар – и я уйду, не тронув вас. Выкупите жизнь и трон моей сестрой и ребенком.

Кэрдану ответил отец:

– Ты обращаешься не по адресу. В нашей стране нет рабства. Королева не расплачивается людьми. Обратись к Эдере. Если она согласится вернуться к тебе – никто не станет ее удерживать. Равно как и принуждать, если она откажется.

Золотистая коса ударила Эйдаса по локтю – Эдера стремительно вырвалась вперед. Она выскочила на балкон Тронной Залы. Ненависть искажала ее лицо.

– Тебе нужна я, Кэрдан Кедар ? – выкрикнула она, словно изрыгая из себя ненавистное имя. – Тебе нужен твой ребенок, твой богомерзкий ублюдок? Их нет – ни дуры, которую ты мучил, ни твоего ублюдка! Они мертвы! Я убила обоих! Ты – следующий! Клянусь сделать все, чтобы на исходе битвы от тебя остался лишь пепел! Хочу втоптать его в землю! А пока ты еще жив – вот тебе!

Она плюнула с балкона в его сторону.

– Ионах, Гретана? – прозвучал голос Кэрдана. – Вы принимаете ее решение? Обрекаете своих людей на бойню?

Гретана на троне облизнула губы сухим языком. Ее маленькие глазки бегали из стороны в сторону, но натыкались на непреклонные взгляды магов. Ионах ответил Кэрдану, глядя в переносицу Гретаны:

– Ты слышал ответ Эдеры. Нам нечего прибавить.

Фигура на изгибе парадной арки воздела руки. Черный плащ замкнулся вокруг силуэта мага в круг и начал разрастаться, словно надувался гигантский шар багрово-черного пламени. На поверхности шара завихрились сполохи, скручиваясь в крупные протуберанцы. Град огненных метеоров обрушился на дворец. Маги ответили заготовленным набором из Отражающих заклятий. Метеоры сплющились между силой, что гнала их к дворцу, и силой, что толкала обратно.

Тем временем сполохи помельче беспрепятственно оседали на крыше дворца и оплывали по стенам, прочерчивая огненные следы – точь-в-точь меч, пересекающий безлицый овал герба Придворного Мага. Змеистые язычки заползли в окна и тихонько, минуя Тронную Залу, потянулись туда, где солдаты обороняли дворец от зомби. Огоньки незаметно проползли между ногами берсеркеров, не задевая их, и охватили ноги королевских солдат. Магический пожар объял гвардейцев прежде, чем страхующие студенты успели почуять приближение вражеского колдовства. Вопли людей смешались с ревом берсеркеров. Те прорвали заслон и ринулись в глубь дворца, сметая солдат и обессиленных магов.

Зомби носились по дворцу, вырезая всех, кто попадался под руку. Только в Тронную Залу ходу еще не было. Старые Маги и самые сильные из ренегатов изолировали Залу силовым полем. Пробить его Кэрдан пока не мог. Он швырял в окно электрические молнии, сноп за снопом. Старые гасили их, расходуя силы с каждым ударом. Резерв не безграничен. А у их противника?..

– Когда-нибудь он должен иссякнуть?! – воскликнула Лассира. – Он не бездонный колодец!

– Он напился из бездонного колодца, – буркнула в ответ Фелион, латая очередную брешь в ограждающем поле. – Он выкачивал силу из этой земли десятилетиями. И наконец нашел ей применение. Сомневаюсь, что он иссякнет раньше нас.

Казалось, что Кэрдан решил взять их измором. Что не предпримет ничего, кроме бесконечных молний, кроме грубого, изматывающего давления силы. И вдруг по цепочке прокатилось колебание. Черные и серые потоки пронизали ауры магов в шеренге. Мэтр Молас вскрикнул и выпустил звено, скинул на стоящего следом – на маркиза Долана. Тот не дрогнул, не отступил. Он принял на себя двойной удар – за себя и за предшественника. Кровь хлынула у него из ушей и носа. Он рухнул на пол, но так и не выпустил цепочку.

К нему подскочила Эдера. Перед боем она подоспела в Залу, когда линия уже выстроилась. Она рвала и метала, что ей досталось место в хвосте. Сейчас она бросилась в первую шеренгу, будто на монастырскую кухню за добавочным десертом. Девушка заткнула собой прореху сразу в два звена. Ее охватили холодный ужас и дрожь – чувства, неведомые ей доселе Запах горелой древесины заполнил ее сознание. Она стиснула кулаки; ногти до крови впились в ладони. «Врешь, не возьмешь!»

Только трое Старых – Ионах, Эйдас и Фелион – поняли, что происходит. Большинство молодых магов-ренегатов заваливались набок, увлекая за руки соседей по линии. Глаза пораженных наливались кровью, вздулись жилы на руках и шее.

– Субментальный удар! – прокричала Фелион.

Субментальному удару и защите от него в Академии не учили. Некоторые стажеры из Распета удостаивались такой практики у лорда Придворного Мага или его заместителя. Но ни одного из таковых не было среди ренегатов. Субментальный удар требовал предела силы и мастерства. Нужно было знать уязвимые места в психике жертвы, чтобы вернуть ее в раннее детство и парализовать волю. Страх перед отцовским гневом, боязнь закрытого пространства, неловкость перед женщинами, ужас перед змеями, крысами, пауками… Удар наносился не образом, но ощущением. Жертва не видела разъяренного отца, темный тесный чулан или гремучую змею. Но тело реагировало как у беспомощного ребенка много лет назад, и ощущения усиливались магией. Пронизывала дрожь, подкашивались коленки, сосало под ложечкой. Ужас нарастал и заглатывал человека целиком.

В Академии проводилось немало тренингов на отработку уязвимых мест психики. Студентов вроде бы учили защищаться. Придворный Маг не жалел времени, чтобы наблюдать тайком. Невидимый, он следовал за участниками в псевдореальность. Он запечатлевал в памяти все эпизоды, все слабости, которые умелые мастера извлекали из подсознания студентов. Подчас открывались страхи, которых испытуемые сами не осознавали. Страхи, о которых они успели забыть. Придворный Маг не забывал ничего. Он хранил в памяти каждое лицо, каждый страх, хотя бы единожды это лицо исказивший. Сейчас он обрушил на бывших студентов лавину их собственных кошмаров, усилил их. И то, что раньше было легким неудобством, превратилось в нестерпимую боль. Линия магической обороны делала сознания открытыми, и люди транслировали друг другу свои страхи и мучения.

Лопались плиты в дворцовом полу; из щелей выплескивались огненные гейзеры. Дворец превратился в вулкан. По стенам ползали ибрисы – чудовища мерканских джунглей, хищные кровопийцы. Они набрасывались на людей сверху, выдирали глаза твердыми, как камень, когтями, прокусывали артерии длинными зазубренными клыками, пробивали затылок и выскребали мозг из-под черепной коробки. Несколько дюжин монстров сорвались со стен и атаковали солдат и придворных. Маги испепеляли их, но взамен одного уничтоженного нарождалась новая дюжина.

Кресла, столы, люстры, ковры, гобелены метались по воздуху и обрушивались на людей. Пятеро телохранителей-островитян сосредоточенно отбивали клинками королеву от монстров и мебели. Их стараниями на Гретане не было ни царапины. Но вот ее свите не поздоровилось. Тронный зал наполнился стонами. Искалеченные ибрисами люди корчились в предсмертной агонии.

– Мы не выстоим против него! – закричал Старый Маг Вартах. – Надо положить этому конец! Отдайте ему девчонку!

Словно эхо его призыва, раненая служанка рухнула на грудь Ионаху. Лоскуты кожи свисали с шеи, но несчастная была еще жива, еле слышно хрипела от боли. Ионах быстро провел рукой по ее лицу. Женщина умолкла и замертво рухнула на пол.

– Ты мог ее исцелить! – воскликнул Старый.

– Ибрис выцарапал ей мозг. Она осталась бы парализованным овощем. Ты умеешь выращивать мозговые клетки, Вартах? Я – нет. Это был единственный выход.

– Надо поговорить с Эйдасом! Пусть выдаст ему дочь.

– Ни к чему говорить с Эйдасом. Говори с Эдерой. Мы никого не выдаем. Мы никем не владеем. Если она примет решение уйти с Кэрданом – да будет так. Если нет – будем драться дальше.

Вартах отбежал от товарища. Он искал глазами Эдеру в месиве покалеченной плоти. Девушка вылетела из линии и сейчас металась по залу от одного раненого к другому, отгоняя ибрисов, пытаясь залечивать ужасные раны.

– Девочка, брось это! Так ты никого не спасешь! Но ты можешь прекратить все разом! За тобой он пришел сюда, и он остановится, если ты выйдешь к нему! Хочешь спасти их – позволь ему забрать тебя.

Эдера застыла, как вкопанная. Эйдас услышал товарища.

– Вартах!!

– Что, Эйдас? Разве мы не вправе требовать от нее этого? Если у нее есть честь и мудрость, она сделает это. Как еще остановить его?! Или ты знаешь, как справиться с сыночком? Тогда поторопись! Он вот-вот сотрет в порошок нас, дворец и весь город! И тогда ему уже никто не помешает забрать девчонку! Лучше пожертвовать ею сейчас, пока есть ради чего! Убеди ее, Эйдас! Дольше ждать нельзя!

– Дольше ждать нельзя… – пробормотал Эйдас. – Ты прав, Вартах.

Он плавно выпустил соседние звенья цепочки и соединил их между собой. А затем направился к балкону. Фелион крикнула Ионаху:

– Эйдас вышел из линии! Он что-то замыслил!

– Давно пора. Вартах верно говорит. Нам не выстоять против него. Если кто здесь и может одолеть его, то лишь отец. Но какой ценой?..

* * *

Маг в синем плаще стоял на балконе, объятый сапфировым блеском. Кэрдан не мог не заметить его. Смертоносный сноп молний метнулся к балкону. Эйдас вытянул руки и ухватил молнии на подлете, швырнул обратно творцу.

Кэрдан не замедлил с ответом. Громадный пылевой червь вздыбился из-под земли. Разинутая пасть стремительно неслась на Эйдаса. Маг материализовал над монстром грозовую тучу. В то же мгновение на червя обрушился магический ливень. Частички пыли потяжелели и осели на землю. Монстр рассеялся.

– Напрашиваешься на поединок? – громыхнул голос Кэрдана. – Окреп на дворцовых харчах? А может, ждешь, когда во мне проснется сыновняя благодарность? Не стоит, батюшка!

– Я давно ничего не жду от тебя, Кэрдан. Хватит разговоров. Только поединок. До последнего вздоха.

В небе взорвался громовой раскат хохота. Над Эйдасом заплясала молния. Она нарисовала элегантный человеческий силуэт, который издевательски поклонился Эйдасу. Затем сложилась в искрящийся кулачок, шаловливо щелкнула мага в лоб и отлетела. Эйдас подпрыгнул высоко, словно акробат на батуте, и ухватился за ее кончик. Синий плащ развевался в чистом весеннем небе. Эйдас летел вслед за молнией к ее творцу.

– Ты смешон, батюшка! Вся ваша свора приблудных псов не одолела меня. А ты выходишь в одиночку.

Эйдас приближался. Его сын покачал головой.

– Упрямый дурак. Получай же!

Из желтой молния окрасилась в багрово-черную – цвета ярости и ненависти. Цвета гибели. Час пробил. Долгие годы Кэрдан шаг за шагом неуклонно поднимался на вершину. Он наслаждался всем, что приобрел: неограниченная власть, тысячи солдат, сотни магов, десятки высших чиновников, повинующихся каждому его слову. И вот он рухнул. Безвольные марионетки обратились против кукловода. Ни армия, ни Академия, ни огромная государственная машина больше не поддерживали его. Он стоял один против тысяч врагов. И это был самый счастливый день в его жизни. Даже осада Распета, когда верные ученики сражались плечом к плечу, не доставила ему такого удовольствия. Тогда он оборонялся. Защищал то, что еще принадлежало ему. Сейчас он атаковал. Нечего защищать. Не за что сражаться. Зато какой простор, чтобы убивать и рушить! Слишком долго он обуздывал жажду разрушать, прятал ее под личиной созидания. Довольно. Пришла пора отпустить зверя на волю.

Впереди всех противников, точно вражеский флагман, выступал отец. Двойное удовольствие. Уничтожить его сейчас, пропустить через него разрушительную силу, а затем обрушить ее на врагов – что может быть слаще! Кэрдан не стал придерживать силу, посылать волну за волной. Он выплеснулся сплошным потоком, выбросил из недр магического источника все. Активировал резерв до конца.

Багрово-черный смерч захлестнул Эйдаса. С балкона Фелион с ужасом смотрела, как ее товарища тянет вверх к парапету. Черная фигура наверху медленно отводила на себя простертые руки, притягивая смерч. А потом тело Эйдаса, подхваченное кровавым вихрем, пронзил темно-синий луч. Оно стало прозрачным – бесплотная газовая субстанция вокруг сверкающего стержня. Стержень испускал все оттенки синего, и тело переливалось фиолетовым цветом, голубым, лазурным, индиго, морской волны – как осколок стекла в калейдоскопе. Шум битвы и гудение вихря перекрылись протяжным выдохом Эйдаса:

– Сыыыын!!!

Фелион отчаянно закричала. Дыхание Мага. Эйдас призвал Дыхание Мага. Запретное, смертноносное заклятье, открывавшее неисчерпаемый резерв ценой жизни. Заклятье-самоубийство.

Всю силу, что открылась ему, Эйдас направил в другое заклинание древности – Родовую Правь. Простейшее, почти не требующее мастерства заклятье применяли предки ремидейцев в те времена, когда еще не было ни королевств, ни княжеств. Когда племена жили родовыми общинами, а социальный порядок был прост и неукоснителен: отец над сыном, дед над отцом, прадед над дедом. Старший брат над младшим. Дядя над племянником. Кто старше в роду, тот и устанавливает порядок. Тот принимает решение, дает дозволение или налагает запрет. Простенькое заклятье Родовой Прави гармонизировало жизнь общины. Старших наделяло ясностью видения, помогало избегать ошибочных решений. В младших укрощало излишнюю строптивость.

Усиленная Дыханием Мага, Родовая Правь дала Эйдасу безграничную власть над сыном, восстанавливая извечный порядок рода. В мучительной предсмертной агонии отец вбирал в себя силу сына, чтобы умереть вместе с нею.

Кэрдан отчаянно пытался стряхнуть кроваво-грязный поток с рук, но тщетно. Уже не он, а Эйдас тянул смертоносный вихрь на себя, Эйдас держал сына. Старший вел, младший подчинялся. Синий луч разорвал пасть вихря и устремился вглубь, прошивая ненасытную утробу навылет, как игла. Смерч обрел сердцевину, которая принялась расти и утолщаться. Ослепительная голубизна поглощала черноту и багрянец. Кэрдан бессильно зарычал. Сила вытекала из него, как из решета. Не отдать, любой ценой удержать клубы багрового вихря! Последними силами вытянуть из-под власти всепожирающего луча… Потому что вслед за вихрем Дыхание Мага поглотит его жизнь.

Багрянец и синева вступили в разрушительную схватку. Освободить кроваво-огненную лавину, вырваться из-под отцовской власти Кэрдан мог лишь одним способом – призвав собственное Дыхание Мага.

Он бросил бесплодные попытки освободиться, стал просто отдирать багровую плоть от голубой кости. Он отщипывал и швырял огненные комья прочь, за пределы досягаемости голубого сияния. Разрушительная сила зажила собственной жизнью, отдельно от него.

Комья огня покатились в разные стороны от дворца. Напитанные Дыханием Мага, они множились и разрастались, застилали небо. Мириады черных солнц сжигали на пути все живое и искусственное. Дома, деревья, люди, животные даже не горели, а вспыхивали и оседали на землю горсткой раскаленной золы. За несколько минут огненные облака прошли сотни миль. На сотни миль дворец окружила серая пустыня пепла. Проклятая Полоса Топей перестала быть Топью, превратившись в голую равнину. Мерзлоты северного побережья за считанные мгновения стаяли в Ледовитый Океан. Наводнения обрушились на западные селения королевства и на ничейные земли восточного берега Ремидеи. Сокрушительные валы докатились до южных берегов Зандуса. Но наводнения, в отличие от огненного ливня, оставляли живым шанс спастись. Под магическим огнем гибло все, не успевая почуять гибель.

Эдера согнулась пополам от нестерпимой муки. Во время субментального удара ее постиг самый страшный кошмар фей – лесной пожар. Она никогда не видела его. Но слышала и читала, и сама горела снаружи, а изнутри цепенела от холода. Обычный лесной пожар гнал зверей и птиц, уничтожал их норы и гнезда. Но у них имелись быстрые ноги и крылья. Они могли убежать от огненной гибели, построить новые жилища. Деревьям бежать некуда. Деревья были обречены.

И вот кошмар случился наяву. Пожар объял север Ремидеи, и в нем были обречены все. Ни звери, ни птицы не могли обогнать его. Огонь проносился со скоростью звука, испепелял все на своем пути. Умирает одно дерево – из его семени прорастут другие деревья. Выгорает клочок леса – и лес заполнит его жизнью. Но сейчас сгорел десяток лесов, сотни тысяч людей и животных. Целый кусочек мира, единственный и неповторимый, сгинул в считанные мгновенья.

На сотни миль вокруг протянулась безжизненная равнинная пустошь. Лишь дворец уцелел. Да Распет, да Магическая Академия, да дворянские особняки, где хозяева держали личных магов, либо сами были магами, сумели возвести защитный кокон. И еще Черная Башня. Тучи пепла застилали горизонт. Но когда они осядут на землю, маленький усеченный конус будет виден прямо из дворца.

Эйдас уже не видел, что творилось вокруг. Его глаза застилала предсмертная пелена. Его тело соскользнуло на землю по голубому лучу, как по канату. Огненные облака расступались вокруг него. Он принадлежал Дыханию Мага. Иная смерть не могла посягнуть на него. Рядом присела Фелион, приподняла окровавленную голову, уложила себе на колени. Разбитые губы Эйдаса прошептали еле слышно:

– Он… мертв?

Фелион подняла беспомощный взор к парапету арки. Вместо крепостной стены дворец огораживала невысокая гряда оплавленного камня. Лишь арка, где стоял враг, уцелела. В разгар схватки Фелион видела в туче пепла над аркой объятые пламенем черные крылья, слышала истошное карканье раненого стервятника. Мертв?.. Она прошептала:

– Ты не должен… не должен был…

Из-за слез волшебница не видела лица мага, лишь сплошную кровавую массу. Эйдас шевелил губами, пытаясь сказать что-то. Она склонилась к умирающему товарищу.

– Вязь, Фаэлон… Все эти годы она страдала… от Пустоты… Все закончилось… Прошу… отправь Эдеру к ней… скорее… пусть передаст… я видел ее лицо… сейчас…

Он стих на коленях волшебницы. Глаза закатились. Голубой луч стаивал, пока его смертоносная сила обращалась на города и села, леса и реки, на деревья и животных. Вокруг луча вились ошметки кровавых протуберанцев. Фелион упала на грудь мертвого Эйдаса и зарыдала.

Она пришла в себя, почуяв рядом вымораживающее чужое присутствие. Его холод резко контрастировал с раскаленной землей под ногами, но причинял не меньшую боль. Эдера. Она смотрела на труп отца пустыми, стеклянными глазами.

– Это я убила его. Я убила их всех. Они все погибли из-за меня.

Она развернулась и поплелась прочь, сгорбившись и спотыкаясь, как марионетка в руках неумелого кукловода. Фелион бросилась следом.

– Нет, Эдера, Эйдас сам! Он сам сделал это! Он хотел убить Кэрдана! Ты ни в чем не виновата.

Девушка обернулась.

– Это ничего не меняет. Я могла остановить его. Он предлагал мир. Я могла выйти к нему. Но я отказалась, потому что слишком горда. Они все погибли из-за моей гордыни.

Она отвернулась и побрела на север, по щиколотку в сером прахе. Мертвенный холод исходил от нее, а магическая аура была такой же серой, как пепел, заполонивший пространство. Фелион не достало ни духу, ни сил остановить ее. Она осталась оплакивать товарища, который хотел принести последнюю жертву этому миру… но принес гибель. Слезы мешались с пеплом и золой, оседавшими с черного неба.

 

III

Распет одиноко возвышался посреди пепельной пустоши. Заклятья, наложенные прежним хозяином, уберегли замок от огня. Сейчас щиты и запоры не действовали. Охраны тоже не было. Все выжившие маги, Старые и молодые, собрались во дворце. Лишь одна хрупкая фигурка медленно шла по коридорам крепости.

Шаг за шагом, преодолевая тяжесть воспоминаний, фея Маэлад спустилась в подземелья. В суматохе про нее забыли, и она не старалась напомнить о себе. В Распете, помимо нее, оставалась еще одна живая душа. Маэлад помнила об этом каждую минуту. Она не могла забыть, не могла перестать чувствовать эту душу…

Затхлый воздух сдавливал грудь. Фея заставила себя идти вперед, хотя аура подземелий душила ее – смертью и отчаянием. Она остановилась перед единственной не пустой камерой. Дверь легко поддалась.

– Маэльда! – воскликнул пленный Экзекутор. – Как ты прошла через барьер?

– Барьера больше нет. Волшебник Эйдас погиб. Его магия угасла… Некому сосстановить ее. Твой господин сжег столицу… и другие города. Много городов и много земли сожжены. Снаружи нет ничего, черные холмы и равнины, да ветер носит пепел по воздуху.

Маг на секунду замер, проверяя барьер. Во время битвы камера еще была изолирована заклятьями, и он не слышал и не чувствовал ничего, что творилось снаружи. Он вновь повернулся к фее.

– Ты спустилась сюда, чтобы сказать мне? Почему тебя оставили в Распете? Почему ты не ушла в Элезеум?

– Потому что ты здесь, – просто ответила фея. – Я не могу уйти. Если ты выйдешь отсюда, мне придется идти с тобой. Я не смогу быть далеко.

Экзекутор отшатнулся назад, как от удара, поскользнулся и упал на соломенную подстилку. Поднимаясь с пола, он глядел, как фея достает из складок платья кинжал и удавку.

– Возьми. Я взяла это из комнаты, где хранились свидетельства против тебя. Если кто-то увидит тебя… нас… попытается тебя остановить, ты можешь сказать им, что убьешь меня, и тебя пропустят.

– Маэльда… Ты предлагаешь себя в заложники? Зачем…

– Я и так заложница. Заложница своей судьбы, как любая фея. Я принадлежу тебе. Ты взял меня без моего выбора, но это ничего не меняет. Я могу быть только рядом с тобой.

Маг переводил взгляд с бледного лица девушки на оружие в ее руках.

– Это бессмысленно. Ты фея. Никто не поверит, что я убью тебя.

Маэлад горько улыбнулась.

– Я видела себя в зеркале. Никто уже не признает во мне фею. Возьми же.

Она протянула ему кинжал. Маг взял его дрожащими руками. Больше не говоря ни слова, он проследовал за феей к выходу.

* * *

В опустевших апартаментах Серена перебирала порубленную, покромсанную берсеркерами одежду. Заплечная котомка лежала на полу. Серена кинула в нее то, что уцелело. Потом она пойдет в бывшую вотчину мэтра Иштри, растерзанного берсеркерами. Может, осталось что-то из продуктов. С одеждой и провизией Серена сможет отправиться в путь.

Над землей кружил удушающий пепел, но Фелион научила Серену магическому щиту против огня и пепла. После бойни, которую с чьей-то легкой руки окрестили Сожжением, волшебница смогла уделить Серене лишь несколько минут. Она сообщила девушке, что ее отец погиб, а сестра исчезла, что магическая битва Эйдаса и Кэрдана, подобно извержению гигантского вулкана, уничтожила все живое и неживое в радиусе трехсот миль от Столицы. Ни Столицы, ни окрестных городов больше не существует. Лишь сожженная земля.

«Я не смогу быть рядом и оберегать тебя. Поэтому научу тебя заклятью щита, чтобы ты могла сама воздвигнуть его, защититься, если нас еще раз атакуют. Он достаточно прост, а ты достаточно способна, чтобы освоить и применять его. Соберись в дорогу и ступай в Кедари. Теперь ты его хозяйка. Единственный Кедар, оставшийся на Ремидее. Наконец у тебя появится дом».

Серена усвоила заклятье с первого раза. Она знала, что делать, до того, как задала вопрос. Она послушается волшебницу. Соберет котомку и уйдет, покинет Соженную Землю. Но путь ее лежит не в Кедари. На восток. Она отыщет Люса. Ее возлюбленный должен оказаться за пределами круга Сожжения, цел и невредим. Создатель должен хотя бы однажды проявить к ней милость и справедливость.

Она отыщет Люса. Скажет, что он отмщен. Люс не мог простить ей, что Кэрдан убил его мать и сжег дом. Теперь он убил ее и своего отца, сгубил сестру, сжег север Ремидеи и сам пал в битве. Отныне ничто не стоит между Сереной и Люсом. Кроме сотен миль пепла на Сожженной Земле. Но они преодолимы. Непреодолим только холод в сердце любимого человека.

* * *

Пепел кружился над землей. Закрываясь магическим щитом, Эдера медленно брела к Черной – теперь серой, как все вокруг, – Башне. Ее золотистые волосы тоже стали серыми. Толчок под ногами… Еще… Земля содрогалась. Уже скоро… Лишь бы успеть, лишь бы дойти до Башни. Она должна оказаться там раньше, чем начнется…

Дверь Башни распахнулась, стоило Эдере коснуться ручки. Девушка оглядела пустой холл. Прежде здесь не было ни соринки. Теперь углы и потолок застилали тенета паутины, винтовую лестницу покрывал слой пыли толщиной в палец. Эдера так и не разобралась, магия Кэрдана поддерживала чистоту в башне или усердие слуг, так и оставшееся невидимым для нее. Где Пакота? Затаилась? Погибла?

Эдера ступила на лестницу. Ступени безмолвствовали. Сегодня она была не чужачкой, как в день приезда, а желанной и нечаянной гостьей.

Дверь библиотеки была открыта. Сквозняком потянуло запах гари и крови. Эдера обошла усыпанное пеплом кресло, взглянула в изможденное лицо Кэрдана.

– Ты здесь. Ты все-таки пришла. Это привело тебя ко мне. Ты не можешь уйти от меня, как и я от тебя.

Эдера молча села напротив камина. Подтянула колени к подбородку, обхватила руками лодыжки и уставилась в огонь. Малыши-змейки притихли и пожухли, а взрослые понуро клонились к каминной решетке. Не танцевали, но бессильно припадали к опоре, как их немощный хозяин, беспомощный в своем кресле и умирающий.

– Я был глупцом. Считал себя сильнее Вязи. И вот я умираю, но единственное, что сейчас для меня важно, что ты пришла. Если бы я мог развернуть время, переиграть… я бы повторил все заново, зная, что в конце ты придешь ко мне. Останешься рядом, пока я буду умирать. Эдера…

– Что ты сделал с моей матерью? – перебила она.

– Пытался убить. Не сжечь. Перерезать горло. Она исчезла из моих рук.

– После этого ты начал мучить другнх фей? В надежде убить хотя бы одну?

– В надежде постичь Черту. Понять, чем вы отличаетесь от нас. И убрать это отличие. Уничтожить вашу власть над смертными. Я потерпел поражение. Эта власть непреодолима. Ты непреодолима.

Кэрдан смолк. Выжидающе смотрел на нее, а не дождавшись ответа, перевел взгляд на камин. Эдера невольно отметила, что в его глазах вновь промелькнуло непривычно теплое выражение. Не первый раз она ловила это выражение, когда Кэрдан смотрел на огонь в камине. Что за память хранили змейки, столь теплую и дорогую даже для этого бессердечного человека? Его губы шевельнулись, словно произнося некое слово из трех слогов… Имя?..

* * *

Два стрижа летели к пепелищу, бывшему некогда Фарсаном, небольшим городком в семидесяти милях к югу от столицы. Городок служил форпостом королевской армии против зомби. После дворцового переворота, когда зомби не подчинились новому командованию и стали нападать на жителей, люди начали покидать Фарсан. В первые минуты Сожжения между оплавками и огромными кучами пепла лежали маленькие горстки: некоторые горожане только-только успели вывезти свой скарб из домов. Ветер и дождь сгладили пепельный рельеф, и теперь никто не смог бы сказать, где стояла Ратуша, где – дом судьи, где тюрьма, лечебница, родильный дом. Весь Фарсан смешался в один сплошной слой грязи.

Острые птичьи глаза издали углядели темный плащ волшебника, замызганный грязью. Беглый маг неподвижно сидел на островке подсохшей, затвердевшей земли, не пытаясь бежать. Рядом с ним лежало мертвое тело. Стрижиха желала испепелить человека в сей же миг, с воздуха. Но могла применить магию только в человеческом облике. Экзекутор не поднимал лица, пока стриж-оборотень опускался на землю, окружив себя защитной сетью. Неподвижность позы и странное колыхание ауры заставили Фелион повременить с расправой. Она подошла ближе. Ионах остался поодаль. Это было личным делом Фаэлон. Ему не следовало вмешиваться – лишь подстраховать на крайний случай.

Голова Маэльды лежала на коленях Экзекутора. Горло пересекала кровавая полоса. Правая рука мага сжимала кинжал с бурыми пятнами на лезвии, а левая гладила еще теплый лоб мертвой феи. Наконец он поднял голову, глядя пустыми глазами сквозь Фелион.

– Элезеум не взял ее. Я хотел дать ей свободу – в обмен на свободу, которую она дала мне. Она предложила мне себя в заложники… а я мог предложить ей только удар ножа. Я хотел отправить ее в Элезеум… но Элезеум не принял ее. Милорд Придворный Маг был бы мной доволен… Я – единственный, кому удалось убить фею…

Он уронил голову и зарыдал. Поток его боли подхватил Фелион. Она не успела отгородиться; ее собственные мысли и чувства суматошно кружились, цеплялись одно за другое, пока она пыталась собраться с собой. Она опустила руки, занесенные для атакующего заклинания, повернулась и пошла к Ионаху.

– Куда ты? – окликнул слабый голос Экзекутора. – Ты обещала убить меня. Ты говорила, я буду умолять тебя о смерти. Я умоляю. Не уходи, не оставляй меня живым.

Фелион обернулась. Молча глядя в глаза мага, она хлестнула его пучком смертоносной энергии. Палач повалился на тело Маэльды. Увязая ногами в пепле, волшебники побрели прочь от обоих трупов.

* * *

Эдера и Кэрдан молча наблюдали за вялым, унылым танцем огненных змеек. Тяжелое, прерывистое дыхание бывшего мага постепенно разгладилось, стало мерным и почти неслышным. В холодном безмолвии скрипнули ступени. Кэрдан повернул голову к двери, не слишком настороженно. Все равно у него не хватило бы сил защищаться. Эдера тоже глянула на дверь, ожидая увидеть Пакоту. Вместо коренастой фигуры служанки через порог шагнула длинная и сухопарая, в темном плаще, покрытом вездесущим пеплом.

– Вы живы! – воскликнула Эдера, утратив холодное равнодушие. – Хвала Древесным! Но зачем пришли сюда?! Уходите, пока не поздно!

– А ты, дитя? Я шла за тобой, и уйти хочу отсюда с тобой.

Эдера отвернулась к камину.

– Не получится, сестра Орделия. Мой путь заканчивается здесь. А вы уходите.

– Зачем же так, Эдера, – проговорил Кэрдан. – Где твои манеры воспитанницы лучшей школы в королевстве? Желаю здравствовать и процветать, сестра Орделия. Не обращайте внимания на негостеприимство вашей ученицы. Мой дом в вашем распоряжении на тот короткий срок, что ему осталось простоять на земле. Не стесняйтесь составить компанию умирающему злодею. Как знать, вдруг Эдера захочет выплакаться, когда я испущу дух. Говорят, с феями такое случается. Вам предоставится отличная возможность утешить ее. Вы ведь давно мечтали об этом, не так ли?

В угасающем голосе звучал сарказм.

– Не слушайте его, сестра Орделия. Просто поворачивайтесь и уходите. Времени почти не осталось. Скоро начнется… И тогда никто не выберется отсюда. Поторопитесь. Я могу превратить вас в птицу, чтобы вы успели спастись. Доберитесь до Фелион. Она узнает вас и расколдует.

Монахиня покачала головой

– Я не уйду без тебя, Эдера. Давай перекинемся вместе и уйдем. Если хочешь, можем забрать и лорда Кэрдана.

– Дельная мысль, – слабо усмехнулся умирающий маг. – Не могу передать, как мне нравится ваша идея, сестра. Если бы я имел силы помочь вам убедить Эдеру!

– Ты отсюда не уйдешь, – холодно отрезала Эдера. – И я не уйду. Имей смелость принять плоды, которые взрастил. Я пришла не спасать тебя, а умереть вместе с тобой. Ты заслужил смерти, и ты должен умереть. Системный баланс! – ее губы искривила ехидно-горькая гримаса. – Каждое деяние несет последствия, за которые кто-то должен отвечать. И я буду отвечать вместе с тобой. Я тоже должна умереть, потому что я – это ты. Я могу проклинать тебя, биться головой о камень, но моя судьба принадлежит тебе. Ты взял ее. Я предназначалась не тебе. Лесу и Древесным принадлежала моя жизнь, не тебе и не другому смертному. Я чувствовала свою судьбу, как любая фея. Смертному человеку, мужчине, не было в ней места. Если бы ты оставил в покое моих родителей, Лораин отвела бы меня в Элезеум. И я осталась бы там. Никогда не вернулась бы в этот мир. Такова была моя судьба. Я должна быть Элезеуме, не в смертном мире, не со смертным мужчиной! Но ты взял меня шантажом и обманом, перечеркнул мою судьбу, как судьбу моей матери, как судьбы тех, кого мучил в Распете. Ты связал мою жизнь со своей. Значит, и моя смерть будет связана с твоей. Я не сделаю ничего, чтобы спасти тебя. Я лишь умру вместе с тобой.

– И как же? – иронично поинтересовался Кэрдан. – Покончишь с собой? Фея-самоубийца?

– Нет необходимости. Нас прикончит вода. Всех, кто выжил в огне, добьет вода.

– Вода?

– Разве ты не слышишь? И вы тоже, сестра? Вы же ученица Фелион! Слышите подземный клекот? Это река. Скоро она доберется сюда.

– Так вот что случилось с Распетом, – пробормотал Кэрдан. – Она восстала… И теперь возвращается.

– Не знаю, что случилось с Распетом, но Она возвращается, – подтвердила Эдера. – И это возвращение убьет тебя, меня – всех, кто попадется Ей на пути. Так что уходите, сестра Орделия, – предложила она в третий раз. – Вы нужны Обители. Нужны девочкам. Вам незачем умирать. Ваша судьба не сломана, как моя. Вам еще многое предстоит.

– Я уйду только с тобой, Эдера, – в третий раз отказалась монахиня. – Я говорила тебе, ты – моя ученица. Место учителя подле ученика.

– Кажется, сестра Орделия тоже решила умереть вместе с тобой, – снова язвительно вмешался Кэрдан. – Не отговаривай ее. Ты хочешь умереть с тем, кого ненавидишь, а сестра Орделия – с тем, кого любит. Одно ничем не хуже другого. Смерть все равно одинакова. Вот только ее жертва пропадет зря. Ты фея, Эдера. Элезеум забирает фей, когда они в смертельной опасности. Он забрал твою мать. Он забирал фей из Распета. Заберет и тебя. Так что среднее звено цепочки благородных самопожертвований выпадает, и в итоге сестра Орделия благородно погибнет за меня, – иронично резюмировал он.

– Элезеум забирал не всех. Ты добился своего – преодолел Черту. Феи начали умирать. Наслаждайся достигнутым.

Она резко отвернулась и положила руку на каминную решетку. Маленький язычок огня выпрыгнул наружу и лизнул ей пальцы. Прикосновение было чуть теплым. Эдера погладила малыша и не обожглась. Тогда она погладила других змеек.

– Вот кого мне по-настоящему жаль, – прошептала она. – Им не за кого умирать… Ледяная Владычица не пощадит созданий огня, детей враждебной стихии…

* * *

– The inner side of Stockholm Syndrome… – пробормотала Фелион на древнем магическом языке.

– Как ты сказала? – удивился Ионах. – Изнанка… склад… а дальше? Не слышал такого…

– Стокхолм, – повторила волшебница. – Заклятье черных магов древности. Они искали много гнусных способов увеличить ману. Стокхолм некоторое время был одним из таких средств. Заклятье привязывало к магу другого человека так, что мана жертвы переходила к колдуну. Это продолжалось годы, пока сила жертвы не иссякала и она не умирала. Жертва всецело зависела от колдуна. Она не мыслила жизни без него. Это сродни влюбленности, но гораздо мощнее. Личность жертвы полностью растворялась в личности заклинателя. Она не просто позволяла все, что он с ней вытворял. Она испытывала сильнейшее удовольствие, когда он брал ее силу или чинил иные непотребства. Она не могла помыслить существования без связи, которая истощала и убивала ее.

– Stockholm Syndrome… – повторил Ионах. – Почему мне не попадалось этого?… Век живи, век учись. Но ты сказала – inner side? У этого заклятья есть изнанка?

– Да. Когда жертва умирала, маг испытывал сильнейшее душевное страдание. Заклятье работало в обе стороны. Связующий сам оказывался связан. Он впадал в сильнейшую зависимость от жертвы и не мыслил существования без нее.

Ионах покачал головой.

– Понятно, почему я не наткнулся на сие в своих штудиях. Такое заклятье не стало популярным. Чернокнижники древности быстро отказались от него.

– Не все. Некоторые продолжили его использовать, но стали бережнее относиться к жертвам. Особенно те, кто состоял в связи Стокхолма на момент, когда открылась его изнанка. Были даже те, кто в итоге отказался от чернокнижия и ограничил себя только светлой магией.

– Лерин Болхар?.. Он был ведущим чернокнижником при дворе тана Реграна. А в зените славы покинул двор и Сагарот, и стал странствующим целителем. Он был неразлучен с женщиной по имени Галата. Когда она состарилась, всячески пытался продлить ее век. А после ее смерти бесследно исчез.

Фелион кивнула.

– Это он описал Стокхолм. Я наткнулась на его тетрадь в Славимской библиотеке. Каким-то образом она оказалась отдельно от его прочих трудов, что хранятся в книгохранилище Атрейна. Поэтому сейчас почти никто не знает об этом заклятье и его эффекте. Поэтому Кэрдан в своем невежестве не побоялся насильно привязать к себе Эдеру.

– Ты считаешь, он воспользовался Стокхолмом?! Так он связывал фей и проклятых Экзекуторов?

– Нет, Ионах. Фея привязывается к смертному мужу без заклятия. И он к ней. Так работает Вязь. Но это всегда добровольно. Фея сама выбирает мужчину, сама принимает решение отдаться и позволить Вязи соединить их. Вязь соединила Эдеру и Кэрдана, Маэлад, Элиэн и их палачей. Но то, как Кэрдан это сделал, больше похоже на Стокхолм. Он их вынуждал. Не они принимали решение. Сие противно природе и Создателю. Фея должна сама делать выбор – так задано, так устроено. Кэрдан не оставил ей выбора. Он изнасиловал ее. Он намеревался обесчестить ее, втоптать в грязь, измарать ее душу. Но порезался об это лезвие о двух концах. Он добился своего – душа Эдеры раздавлена. Но и его мучает Пустота. Он заложник собственной игры. Если он жив, то опять придет к ней. Он угодил в свою же ловушку, навек обрек себя идти к ней. Искать ее. И она тоже обречена. Теперь их может разлучить только смерть…

* * *

Собрав силы, Кэрдан поднял голову и посмотрел на правую кисть монахини.

– Вижу, перстень при вас, сестра Орделия?

– Перстень? – она машинально поднесла руку к лицу. – Да, я остаюсь монахиней обители Святой Устины. Меня не успели исключить. Им придется ждать год, чтобы сделать это заочно.

– Вы обладаете правом заключать браки. Я прошу вас поженить нас с Эдерой.

– Что-о-о?! – взвилась Эдера.

– Ты можешь родить мальчика. Ему придется вернуться в мир: Элезеум не потерпит смертного. Он должен быть законнорожденным, чтобы обеспечить себе будущее в мире.

– Это смешно! Мы – единокровные брат и сестра! Такой брак не будет законным!

– Забавно, но закона, запрещающего подобные браки, не существует. Закон оговаривает, что браки не могут заключаться между кузенами ближе пятого поколения дворян и третьего поколения простолюдинов. А про родных или единокровных братьев и сестер нет ни слова. Таковы парадоксы нашего законодательства.

– Да кто мог представить, что такое возможно! – выкрикнула Эдера. Ее сонное равнодушие как рукой сдуло. Она опять полыхала яростью.

– Успокойся. Это не для тебя и не для меня. Так надо для ребенка. Просто сделайте обе что я говорю.

Эдера собралась гневно выкрикнуть что-то еще, но сникла. Она вспомнила вопли людей, погибающих от магического огня, когтей ибрисов, субментального удара. Вспомнила пепел, оседающий с неба. Вспомнила мертвого отца на руках Фелион. В ушах звучало эхо от голоса Кэрдана: «Мне нужна Эдера. Отдайте ее – и я уйду, не тронув вас». Она могла предотвратить. Если бы не гордыня. Если бы не ее ненависть и отвращение.

– Ты всегда получаешь, что хочешь, не так ли? – хрипло спросила она. Чувство вины застряло в горле удушающим комом. – Сделайте то, о чем он просит, сестра Орделия. Мы сейчас умрем. И снаружи те, кто выжил, тоже умрут. И его ребенок тоже умрет. Из-за того, что я не ушла с ним из дворца, когда он позвал меня. Если бы он сразу получил меня, все остались бы живы. Пусть получит сейчас, прежде чем умереть.

– Я не могу… Я ни разу не совершала брачной церемонии… В монастыре бракосочетания возлагались на сестру Лаванду. Когда к нам обращались из деревни, или из Ларгуса, или бывшие воспитанницы, то всегда посылали ее. Для особо важных персон – лучших воспитанниц, благотворителей – Матушка сама совершала сочетание.

– Все когда-то бывает в первый раз, сестра, – успокоил Кэрдан. – Боюсь, ваша многоопытная коллега или Преподобная Настоятельница не успеют доехать до нас.

– Дело не в том, милорд. Просто я, стыдно признать, не помню текста церемонии.

– И только?

Кэрдан опустил руку под кресло, пошарил по полу и с торжествующей гримасой продемонстрировал пожелтевший лист бумаги.

– Как действительный член Коллегии Адвокатов, Нотариусов и Писарей я помню все официальные формулы, которые употребляются в нашем благословенном королевстве.

Он положил лист на широкий подлокотник и черкнул несколько строк пером, извлеченным оттуда же.

– Прочитаете это. Еще проблемы?

– Нужна Перевязь Сочетания. Из особой ткани…

Усмехнувшись, он выдрал клок из полы своего плаща.

– Подойдет? Вы же не станете отрицать, что плащ мага – особая ткань?

Сестра Орделия со вздохом пробежалась глазами по тексту церемонии.

– Я готова.

Кэрдан поманил Эдеру пальцем. Та угрюмо скривилась, но подошла к ним. Кэрдан вложил ее руку в ладонь монахини, сам взял сестру Орделию за другую руку.

– Приступайте.

– Женщина, доверишь ли ты мужчине, стоящему перед тобой, свое имущество, жизнь и душу? Клянешься ли ты оберегать его имущество, жизнь и душу, пока Создатель длит твой срок в этом мире?

– Клянусь, святая мать, – подсказал Кэрдан.

– Клянусь, святая мать, – без выражения повторила Эдера.

– Мужчина, доверишь ли ты женщине, стоящей перед тобой, свое имущество, жизнь и душу? Клянешься ли ты оберегать ее имущество, жизнь и душу, пока Создатель длит твой срок в этом мире?

– Клянусь, святая мать.

Сестра Орделия соединила их руки, обмотала клочком плаща и затянула на кончиках узел.

– Отныне вы – муж и жена перед миром и небесами, перед людьми и Создателем. Телом и душой принадлежите вы друг другу. Любите и чтите друг друга. Храните ваш брак, пока Создатель длит ваш срок в этом мире…

– То есть несколько минут, – оптимистично уточнил Кэрдан.

– Вам же нужно свидетельство! – охнула сестра Орделия. – На гербовой бумаге… Без него все бессмысленно.

– Ну нет, сестра, на попятный мы не пойдем.

Он осторожно освободил руку из «Перевязи Сочетания», снял скомканный моток с руки Эдеры. Быстро взглянув ей в глаза, он вложил черный клочок в ее ладонь. Затем снова сунул руку под кресло.

– Полюбуйтесь, – он помахал плотным листом бумаги.

– Герб Неидов, – благоговейно молвила сестра Орделия. – Вы храните гербовую бумагу на полу под креслом?

– Не храню. Я ее сделал. На такой пустяк меня хватит. Пишите, сестра, – он протянул ей перо и указал на подлокотник. – Сим удостоверяю, что в день восьмой второго месяца года тысяча четыреста девяносто шестого от коронации Нея мною, действительной монахиней Обители Святой Устины при Преподобной Настоятельнице Иотане…

– Габриэле, – поправила сестра Орделия.

– Вот как? Прости, Эдера, я не сумел защитить твою Матушку. Твоя благородная жертва оказалась напрасной. При Преподобной Настоятельнице Габриэле заключен брак между лордом Кэрданом Кедаром и леди Эдерой Кедар согласно восьмому подпараграфу двенадцатого параграфа законодательного свода номер тридцать шесть «О брачной церемонии и условиях бракосочетания». Да продлит Создатель срок Ее Величества милостивой и справедливой государыни Гретаны. Ваша подпись на последней трети следующей строки, ниже – отпечаток перстня. Сургуч, – он провел ладонью над бумагой. На листе появилась вязкая масса. Сестра Орделия проворчала, припечатывая перстень:

– Зачем вам я, если вы сами могли состряпать этот документ от начала до конца?

– Ну что вы! Я юрист и добропорядочный гражданин королевства. Подделка брачного акта – нарушение закона. Я чту закон и хочу, чтобы мой ребенок был законнорожденным, а не самозваным бастардом.

Он свернул свидетельство и протянул Эдере.

– Спрячь. Забавно. Если бы некий провидец сказал мне, что перед смертью я буду в первую очередь печься о сохранности какой-то бумажки, я не подпустил бы его на милю к занятиям в Магической Академии как бездаря и шарлатана.

Эдера машинально взяла документ из его рук и засунула за лиф платья. Кэрдан в изнеможении опустил голову на спинку кресла. Примитивное колдовство доконало некогда самого могущественного мага Ремидеи.

Подземные толчки раздавались чаще и чаще. Шум воды за окном нарастал.

– Она рядом, – прошептала Эдера. – Сейчас начнется.

– Уже началось, – невозмутимо констатировал Кэрдан. Он не дрогнул, лишь на секунду задержал дыхание. – Прощай, девочка моя. Ты позволишь мне?..

Он взял ее руку. Она не вырвалась, только кривая гримаса вновь исказила ее лицо. Сестра Орделия с болью смотрела на обоих.

* * *

Лишь серый сугроб виднелся там, где маги оставили лежать два тела. Казалось, с севера к нему ползет второй сугроб. Приблизившись, он оторвался от земли и вырос в человеческий рост. Ссохшиеся, костлявые руки жадно разгребли пепел, спихнули сверху тело мужчины…

Немощный, горбатый старикашка с легкостью перебросил через плечо тело женщины. Он заполучил то, чем не обладал ни один некромант за тысячелетия некромантского искусства – мертвую фею. Долгожданная добыча казалась ему легче перышка.

С трупом Маэльды мастер Игмухарасси засеменил на восток, в дебри Морехского леса, наполовину выжженного, наполовину живого, дремучего, непроходимого… Там он спокойно сможет заняться искусством своим, без глаз и ушей невежд… Плести тонкие чары, творить изысканные гримуары… Потоками крови, слез и боли, силой мастерства и воли подъять усопшее тело… сотворить неведомое доселе…

Исполненный мечтами и чаяниями, бормочущий некромант нес бесценную добычу на восток…

* * *

Снаружи послышался треск. Сперва за окном взметнулись комья грязи, а потом в окно хлынула вода.

– Создатель наш на небесах, – зашептала сестра Орделия, – да свершится воля Твоя на земле, как на небе… Оставь нам долги наши, как мы оставляем должникам нашим… Не введи во искушение, избави от беса лукавого… Ибо Твое есть царствие, и от Тебя сила, Тебе хвала и слава, отныне и присно, и во веки веков… Да будет так…

Стремительная волна накрыла Эдеру, и она уже не слышала мерного шепота бывшей наставницы. Она не стала повторять за ней молитву, в которой с ранних лет разуверилась. «Помилуйте нас, Древесные», – только и вымолвила она про себя, прежде чем ледяная вода захлестнула ее, хлынула в рот, нос и уши. Мир вокруг потерял очертания. Она ощутила себя в центре темного смерча, замедленного в десятки раз. В черноте мерцающие точки спиралью вились вокруг нее, словно звезды собрались в хоровод на ночном небе. А затем золотистая вспышка оглушила и ослепила ее.

Она не чувствовала, сколько времени прошло, прежде чем она обрела сознание и память. Она пока не ощущала собственного тела. Глаза не видели, уши не слышали, кожа не осязала, не воспринимались запахи. Эдера чувствовала себя прозрачным потоком золотистого света и блаженного звука – экстатического и окрыляющего пения.

Свет и музыка разливались по телу, чувства постепенно возвращались к ней. Горечь и боль скверны, мучившие ее последний месяц, истаяли, словно никогда не существовали. Сердце наполнилось радостью и благодатью.

Она увидела Элезеум так, словно слилась с ним в запредельной точке, где не было ни времени, ни пространства. Она сама стала Элезеумом – его огромными травоядными кошками, его теплыми мягкими днями и ясными ночами, сияющими звездами и радужными дождями.

Она увидела его прекрасных обитательниц, что двигались навстречу ей в причудливом танце. Увидела среди них лицо, поразительно похожее на ее собственное, но еще более дивное и прекрасное. Перворожденная фея Лораин протягивала к ней руки. Эдера встретила ее мягкий бездонный взгляд, очищенный Элезеумом от страданий смертного мира. Она обрела дом. Она обрела мать.

* * *

Волна схлынула так же внезапно, как накатила. Кэрдан с трудом поднялся с пола, отбросил со лба мокрые волосы, оперся спиной на стеллаж. Сестра Орделия не разжимала рук, сцепленных в молитве. Ей так хотелось верить, что волею Создателя свершилось чудо. Но она знала, что чудо сие не от Создателя… Воздух в библиотеке, морознее самой морозной зимы, холодел с каждой секундой. За окном стеной поднималась вода. Но ни капли не пролилось в башню.

Белый туман сгустился у камина. Огненные змейки больше не плясали. Язычки льда тянулись вверх, отливая голубизной. Но изнутри каждый язычок по-прежнему лучился оранжевым. Огненная сущность, замурованная льдом, жила.

Туман уплотнялся, принимая очертания женской фигуры. Одеяние женщины было прозрачным, как лед; кожа – белой, как снег; черты лица – правильными, пропорциональными, прекрасными. Головой она доставала до потолка. Волосы струились по плечам, как нити снежинок. Из глаз лучился слепящий белый свет. Безлицая фигура в подземном гроте Распета лишь скупо передавала ужас и великолепие этих черт, этих форм.

Она склонилась над Кэрданом, коснулась его лба ледяной рукой. Его лицо покрыл иней, а раны затянулись, оставив тонкие, прозрачные шрамы.

– Благодарю, Владычица… Чем я заслужил Твою милость?

Губы женщины остались неподвижны. Голос то ли проливался из воздуха, то ли звучал в сознании вопрошающего.

– Ты пробудил Меня. Ты отнял Мое убежище у изменников и трусов. Они обязались служить Мне дарами и подношениями в часы Моего сна. И обманули. Замуровали Меня. Ты казнил их и открыл Мое заточение. Ты пролил в мир силу, что исторгла Меня из забытия. Боги вознаграждают тех, кто служит. А ты послужил Мне так, как ни один смертный еще не услужил Богам. Ты вернул Богиню к жизни. Я знаю, чего жаждет твое сердце. Не в Моей власти провести тебя в Землю Вечной Весны. Но Я исцелила тебя. И Я могу пропустить тебя через восточные горы, если ты и дальше послужишь Мне.

– Что еще я могу сделать для Тебя, Владычица?

Богиня указала перстом на монахиню, в ужасе закрывшую голову руками.

– Накорми Меня. Мы привыкли питаться кровью и душами. Потомки жрецов изменили Мне. Я изголодалась за те часы, что они продержали Меня замурованной в темнице. Насыть Меня, и Я дам тебе силу взамен той, что ты утратил в схватке.

Кэрдан поднялся. Над камином висела коллекция клинков. Он снял тонкий кинжал, инкрустированный алмазами. Холодные прозрачные камни отразили сияние глаз голодной богини. Он подошел к Орделии.

– Без обид, сестра. Я признателен вам за обряд сочетания, но я должен последовать высшей воле. Как служитель другой высшей воли, вы поймете меня, не так ли? Прощайте, сестра.

Одним четким, уверенным движением он рассек ей артерию. Он придержал агонизирующее тело, пока богиня не перехватила его у Кэрдана. Она припала губами к пульсирующей ране. Она втягивала в себя кровь, и губы на белом лице наливались рубиновым соком. Напившись, богиня отшвырнула безжизненное, иссушенное тело.

– Теперь ступай. Ладья ждет тебя. Поднимайся по Моему руслу на восток. Не будет силы задержать тебя – ни стихийной, ни человеческой. Угождай и служи Мне – ты будешь вознагражден.

Кэрдан низко склонился.

– Моя жизнь и деяния всецело принадлежат Тебе, Владычица Иртел. Могу просить Тебя о милости – освободить сие пламя из-подо льда? – он указал рукой на камин. – Оно хранит память, ценную мне. Его гибель опечалит меня.

Богиня взмахнула рукой, и камин исчез, оставив в стене дыру.

– Я перенесла его в Мое жилище. Пусть услаждает тебя и дальше. И подогревает рвение в служении Мне.

В следующий миг Кэрдан стоял у подножия башни, на палубе маленькой белой галеры. Два ряда гребцов взмахнули веслами, и галера двинулась вверх по течению реки, которая не протекала здесь уже тысячу лет. Кэрдан оглядел диковинную команду. Некоторые существа уже сотни лет не высовывались из-за великих восточных гор, других и вовсе на Ремидее перестали видеть за века до рождения Нея. Коренастые цверги, козлоногие рогатые создания, сфинксы с львиным туловищем и крыльями, громадные гусеницы-сороконожки… Эти последние держали по четыре весла. В их лапки вместилось бы и больше, но тогда весла цепляли бы друг друга при гребле.

Глаза тех созданий, что обладали глазами, покрывала корка инея. Кэрдан знал, что меж его век тоже пролегает слой инея, хотя сам не ощущал того. Такова метка слуг Ледяной Богини. Что ж, Иртел исцелила его, избавила от неминуемой гибели, обещала провести к Элезеуму кратчайшим путем – через непроходимые Восточные Столбы. И она наделила его силой. Даже если бы иное чудо спасло его, он остался бы беспомощным щенком. А он по-прежнему полон силы. И еще Иртел даровала ему власть – власть служителя богини. Невысока цена – ледяная корка на зрачках. А ледяной коркой на душе он обладал с рождения.

Бывший маг повернулся к корме, бросил прощальный взгляд на башню. Теперь она высилась на берегу самой длинной, самой широкой, самой глубокой реки Ремидеи. Фигура Иртел соткалась из тумана, выросла выше башни. Богиня подняла руку, словно в прощальном напутствии. Пепел вокруг нее истаивал, небо вновь делалось голубым и прозрачным. Издалека сияли кроваво-рубиновые губы. Кэрдан поклонился хозяйке.

Она приподнялась на цыпочки и медленно повернулась вокруг с поднятыми руками, и еще раз, и еще. Богиня танцевала, празднуя свое возвращение на землю. Она росла и росла, и руки ее уже дотягивались до облаков, застилавших солнце. Взмахом ледяных пальцев она разогнала тучи. Солнечные лучи пролились на нее. Шум речного течения сложился в пение. И под пение реки огромная золотистая фигура танцевала на земле и в небе. Остатки серого пепла казались золотыми под солнечными лучами. После долгих веков сиротства земля приветствовала свою хозяйку, свою повелительницу, свою мать.

Конец